Распутин мое детство прошло в глухой ангарской деревне сочинение

Глава из книги Бориса Чиркова «Азорские острова»
(Издательство: «Советская Россия», Москва, 1972г., 228 стр.)
 

В этой книге народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино.

Конечно же, мы понимали, что стоим рангом выше ремесленников, учеников духовного училища и «козлов». Ну и соответственно задирали носы перед своими сверстниками до той поры, пока нам поодиночке не внушали, что не стоит себя ценить выше того, что ты стоишь на самом деле. И все-таки мы, первоклашки, считали себя сливками нолинского мальчишечьего поколения. Да и не мудрено: поглядели бы вы, когда все училище шествовало в церковь. Впереди вышагивала мелкота, все, как один, в шинелях не по росту, затем ученики средних классов, одетые уже нормально, и замыкали шествие старшеклассники, в лихо заломленных фуражках.

По бокам нашего отряда следовали педагоги, тоже в форменной одежде, а возглавлял колонну директор в темных очках и со шпагой, эфес которой торчал у него из кармана.

Здание, в котором мы обучались, самое новое, самое приметное в городе, двухэтажное, из красного кирпича и длиною в целый квартал. Училище занимало весь второй этаж. В одном конце был зал, где на молитву выстраивались сразу все реалисты. От зала, через все училище, тянулся коридор такой длинный, что даже Кнопка, наш инспектор, прозванный так за широченный, вздернутый нос, даже он не мог определить, кто из учеников вылетел из класса в дальнем конце коридора.

Реальное стояло посередине Главной улицы. Базарная площадь тоже выходит на нее. По воскресеньям весь базар заставлен розвальнями, и крестьяне, приехавшие порой верст за двадцать, торгуют тут мукой, маслом, кругами замороженного молока. Все они приоделись— кто в новых лаптях, а кто в светлых валенках, украшенных красными пятнышками. Говор, крики. Снег скрипит под ногами, фыркают заиндевевшие лошади, позванивают колокола на колокольне Успения…

В будние дни площадь пустеет, но Главная-то улица все равно оживлена. Все магазины города торгуют здесь. Вывески висят одна рядом с другой — «Колбасная братьев Лучниковых», «Железные товары Брызгалова», «Бакалея Маландиных», «Мануфактура Рудина», лавка Гонина — «Кожа», «Москательная торговля Кощеева». А на первом этаже реального училища самый большой, по-нынешнему — универсальный магазин братьев Небогатиковых. Чего тут только нет — и учебники, и ботинки фабрики «Скороход», и швейные машины, и удочки, и тьма-тьмущая всяких товаров.

А ведал магазином Михаил Михайлович Скрябин, сын Михаила Прохоровича, у которого в доме мы с матерью часто бывали.

По праздничным дням дома на Главной улице, а они все каменные и двухэтажные, украшаются трехцветными флагами, и улица становится еще наряднее. По ней проехал даже как-то вятский архиерей, когда ревизовал свою епархию. Проехал на тройке, в коляске и ночевал в доме Маландиных.

Сами видите, что улица не напрасно носила свое название.

В конце ее, если пройти длинную крытую соборную паперть, во дворе, в одноэтажном доме, размещались первые классы женской гимназии. В восемнадцатом году здесь была открыта Четвертая школа первой ступени. Памятна мне она особенно, потому как, кончив в девятнадцатом году реальное, послан я был сюда преподавателем естествознания. Вон туда, на обрыв над лугами, водил я своих учеников. Здесь будто бы стояла когда-то крепость, и, копаясь в красной глине, отыскивали мы в ней человеческие кости, тащили их в класс и под ворчание старухи сторожихи пробовали составить скелет для своих занятий.

Здесь начал я свою трудовую жизнь и, надо сказать, довольно неудачно. Дело в том, что из-за реорганизации женской гимназии в старшем классе моей школы оказалась целая группа девочек лет по четырнадцати-пятнадцати. Это была кара господняя для меня. Я был старше своих учениц года на три, но при стеснительном моем характере старшинство не создавало мне авторитета у моих воспитанниц. Быстро раскусив мою слабость — а я, правду сказать, просто побаивался их, — они стали развлекаться тем, что вопросами, не относившимися к моему предмету, заставляли меня краснеть. Незаметно передвигая парты, перекрывали мне выход из класса, и я оказывался арестованным на всю перемену. После уроков целой компанией бросались провожать меня до дома, что-то щебеча и хихикая. Я старался идти как можно быстрее, шагал, как только мог, шире, но спастись от преследовательниц удавалось очень редко.

Как же я их костерил в душе. Как тяготился своей первой профессией! Но лет через пятнадцать после этого, как был благодарен своей судьбе за то, что мне довелось поработать в школе.

Конечно, в фильме «Учитель», где я исполнял центральную роль, первый урок в школе был иным, чем мой, да и герой во многом отличался от меня. Но эти первые шаги в классе, где сидели мои ученики, их глаза, внимательно обращенные на меня, полные интереса и ожидания, мое волнение — сумею ли я вот именно сейчас сказать те слова, которые помогут нам понять друг друга, поверить друг другу. Это воспоминание о первой встрече, душевное это потрясение и понадобились мне, актеру, с ними-то я и вошел в кадр на съемках картины.

Впрочем, тут я перескочил на много лет вперед. Рассказ-то ведь я начал о первокласснике. С первого класса началась у меня с однокашниками новая полоса жизни. Дело не только во внешних ее переменах, а в том, что мы встретились с неожиданной для нас атмосферой училища. Все учителя, начиная с директора и кончая помощником инспектора, своим обращением с нами подчеркивали, что теперь мы уже взрослые люди, сознательно готовящиеся к будущей самостоятельной жизни. К нам, которые дома и на улице были еще мальчишками, в реальном уважительно обращались только на «вы».

— Блинов, пожалуйте к доске! Дайте ваш дневник, Репин… Чирков, выйдите из класса и останьтесь на два часа после уроков!..

И, надо сказать, эта форма обращения доходила и до ума и до сердца мальчишечьего. Раз ко мне относятся с таким уважением, стало быть, и я не должен ронять своего достоинства. И старались, старались мальчишки. По крайней мере первые год-два. Ну, а дальше… дальше шло у каждого по-разному.

У меня возникло неожиданное обстоятельство. Приехал из Санкт-Петербурга учитель пения. Столичный житель — усы закручены, узкие брюки, ботинки с широким вытянутым носом — прямо маленькие крокодилы. В класс приходил со скрипкой и проверял, у кого есть музыкальный слух. Я заслужил его одобрение. После этого он принялся выяснять — а есть ли голос. И в общем, я попал в новый школьный хор. Занятие было увлекательное. Надо было приходить в училище в неурочное время и в компании со старшеклассниками распевать незнакомые песни. Занимались мы с увлечением. Бывало даже, что пропускали очередное катанье на коньках.

Как только хор сладился, Анатолий Андреевич принялся разучивать с ним церковные напевы, сначала, чтобы петь общую для училища утреннюю молитву. А потом принялись за сложные музыкальные сочинения Архангельского, Бортнянского. И уж совсем неожиданно на одной из спевок появилась группа гимназисток и объединилась с нашим хором.

Это была выдумка нашего музыкального руководителя. По строго установленному правилу все ученики реального училища и все гимназистки обязаны были по воскресеньям приходить в церковь и слушать обедню. Анатолий Андреевич сговорился с нашим законоучителем отцом Михаилом, и с соизволения директора училища и начальницы гимназии в Успенской церкви наш батюшка стал служить обедню только для учеников, а на клиросе в эти дни пел наш объединенный хор.

Церковные эти службы получались совсем особого рода, вроде концертов. Отец Михаил был, видно, прирожденным актером: с таким темпераментом и искренностью вел богослужение, так увлеченно обращался то к господу богу, то к молящимся, что они, как зрители на спектакле, и сочувствовали ему и делили его волнение.

Особенно трогательными и увлекательными были его службы на седьмой неделе великого поста. Мы, ученики, обязаны были в эти дни говеть. То есть ежедневно ходить в церковь и готовить себя к исповеди и причащению. Подготовившись, поодиночке шли на клирос к отцу Михаилу. Он выспрашивал, в каких грехах повинны мы были за минувший год.

— Не лгал ли? — тихонько спрашивал священник.

— Грешен, батюшка, — шепчешь ему в ответ.

— Не воровал ли?

— Нет, батюшка.

— Не обижал ли родителей?

— Грешен, батюшка.

— Не нарушал ли законов божеских?.. Еще в чём грешен, сын мой?..

— Не помню, батюшка… — робко отвечаешь отцу Михаилу, так как кое-какие прегрешения имелись. конечно, за душою, но страшновато было в них признаваться.

Тогда священник покрывал твою голову епитрахилью — черной широкой лентой с золотым узором — и произносил, наконец, успокаивающие слова: «Прощаются и отпускаются тебе грехи, сын мой. Иди и не греши больше!»

С легким сердцем покидал исповедующийся место своего покаяния, а назавтра все мы, старательно вымытые, причесанные, в отглаженной форме, являлись на последнюю обедню — причащаться. Служба в этот день шла по-праздничному, в бодром темпе. В конце ее каждый, прошедший исповедание, подходил на амвоне к священнику, выпивал ложечку теплого кагора с кусочком просфоры и отходил, счастливый тем, что наконец-то безгрешен и что впереди целая праздничная неделя, когда каждый день можно будет играть в бабки, лазать звонить на колокольню, смотреть ледоход на Вое, да и мало ли какие еще занятия может изобрести человек, совершенно свободный от уроков.

В общем, церковные эти службы и обряды были для меня театром, который и будоражил мои чувства и приучал к лицедейству. Тут на первом месте стояла великопостная служба. Для каждой недели она была особой. С иными обрядами, молитвами и песнопениями. На всю жизнь, к примеру, запомнилась мне молитва Ефрема Сирина. Страстное, покаянное обращение к богу. Она-то и была лучшим монологом отца Михаила. Он становился перед царскими вратами, смиренно опускал голову и руки и тихим, проникновенным голосом начинал свое слово: «Господи! Владыко живота моего!..»

Батюшка излагал свои вины перед богом, каясь в них и прося помощи. Голос его крепнул, глаза подымались к иконе Вседержителя, руки воздымались горе, и, казалось, вся огромная туша священника сейчас взлетит к куполу церкви.

На своем веку много видел я хороших спектаклей, много талантливых актеров, вдохновенно игравших свои роли, и, по-моему, отца Михаила вполне можно поставить в ряд с этими исполнителями. В церкви устанавливалась совершенная тишина, и только всхлипывали растроганные старухи. После того как заканчивалась молитва, тихонько начинал петь хор… И так, на протяжении всего богослужения, чередовалось пение с драматическими отрывками, а в целом получалось музыкальное представление, очень популярное в городе. На наших обеднях были постоянно «полные сборы», а приходила публика не столько молиться, сколько посмотреть и послушать концерт.

Иногда и мне выпадала здесь кое-какая роль — то соло в хоре, а иногда и того больше. Ваня Тарараев, Саша Колупаев и я — мы становились перед амвоном, напротив царских врат, и я ударял но большому пальцу заветным камертоном Анатолия Андреевича, мурлыкал своим партнерам нужную ноту, и мы начинали петь чудесное сочинение Бортнянского — «Да исправится…».

Конечно, мы не могли тягаться с отцом Михаилом, но и наше пение принималось благожелательно. А уж мы-то сами считали себя чуть ли не главными фигурами в этих службах.

Успехи нашего хора сделали его таким знаменитым, что в один из праздников нас даже пригласили на гастроли — спеть в тюремной церкви. В этот раз мы услаждали своим пением ряды арестантов в серых одеждах, высматривая злодейские выражения на их физиономиях. Дебют прошел удачно, и по окончании службы каждому из нас вручили по серебряному рублю.

Это был первый в жизни «левый концерт» и первый в жизни заработок. Красный от гордости и радости, вручил я монету удивленной матери. Она спрятала се в коробочку и уложила в заветный сундук, где хранила свое приданое. Там этот рубль и содержался в течение долгих лет.

Анатолий Андреевич, уверившись в высоких достоинствах своего хора, выпросил у директора училища разрешение устроить концерт в нашем рекреационном зале. Были сооружены подмостки, повешен занавес, расставлены стулья для почетных гостей и скамейки для прочей публики.

Пел хор много и успешно. Сыграл несколько пьес струнный оркестр, созданный опять же Анатолием Андреевичем. Старшеклассник Ваня Кочергин, под аккомпанемент рояля, прочел стихотворение Бальмонта об умиравшем в камышах лебеде. А затем Кнопка, инспектор нашего училища, который вел концерт, объявил: «Романс Шуберта «Форели», споет ученик третьего класса Борис Чирков».

Я вышел на подмостки, волнуясь не больше, чем в классе, когда учитель вызывает к доске. Но трогательный и наивный романс мне нравился, я жалел неопытную рыбку и не любил хитрого рыбака, обманувшего бедняжку. И, вероятно, в силу моего возраста переживания мои были и искренними и трогательными. Я кончил петь, рояль замолчал, я повернулся, чтобы уйти со сцены, как вдруг раздались аплодисменты. Не сообразив, что случилось, я недоуменно глянул на Анатолия Андреевича, который стоял в кулисе. Он кивал головой, подмигивал и несколько раз ткнул пальцем в сторону зрительного зала. Не разобравшись в его сигнализации, я затоптался на месте, потом повернулся к зрителям. Аплодисменты продолжались. Кто-то что-то крикнул. Вот тут я заволновался. Перед глазами заколыхались чьи-то лица, незнакомые, нет знакомые… Вон дед Вани Палина, рядом с ним отец Михаил. Вон Самовар и Чайничек, за их спиной кто-то очень близкий — это же мама!.. А в первом ряду, между двух гимназисток, сам генерал Стрижев с внучками. Это один из самых важных людей в Нолинске. Настоящий генерал, хоть и в отставке. И он тоже хлопает, едва дотрагиваясь пальцами одной руки до другой. Хлопки у него совсем неслышные, но зато он негромко приговаривает:     «Бис… Б-ао… Б-ао… Бис… Б-ао… Б-ао…»

Справа от генерала сам директор училища, улыбаясь, поглядывает на соседей, потом смотрит на меня, и улыбка пропадает. Тогда я стремительно шагаю к кулисе. Но Анатолий Андреевич выталкивает меня опять к рампе. Совершенно потерянный, я стою у края помоста и слышу, что в зале не только хлопают, но и смеются. И вдруг к эстраде подбегает высокая, полная девушка, снимает со своего платья розовый шелковый цветок и прикалывает его к моей рубашке. Я поражен! Ведь это Леля Маландина. Та самая, что когда-то героически съела лягушку! Как же это понимать? Искусство выше геройства, значит? И я почувствовал, что нынче необыкновенный день моей жизни.

Впрочем, он же оказался и вершиной моей певческой карьеры. И не выпало больше случая мне так отличиться, а вскоре и отличаться-то стало нечем: начал ломаться голос. Из мальчишеского пошел перестраиваться на голос взрослого человека. Тут надо беречь голосовые связки, не напрягать их, но Анатолий Андреевич не хотел терять солиста хора, и я пел через силу, надрывая голос. Кончилось тем, что через пару лет, потеряв свой сильный дискант, я получил не то баритон, не то тенор, но уже только для домашнего употребления. В общем-то был, конечно, огорчен, так как, загадывая вперед, мечтал, что поеду учиться в консерваторию и стану оперным певцом.

Но горевал недолго. Пришла война. И хоть гремела она где-то «за горами, за морями», а все-таки стала сказываться и на нашей захолустной жизни. Как ни надежно спрятан был в вятских лесах наш городок, а и до него докатились ее раскаты. И на улицах и в семьях убавилось молодых, здоровых мужчин, а по вылезли на божий свет старики. И из деревень на базары стали приезжать только бабы с усталыми, озабоченными лицами. В Успенской церкви и в соборе постоянно служили панихиды «по убиенному рабу божьему…» имярек.

Через год-полтора появились в городе люди не в наших зеленоватых шинелях и несуразных фуражках — пленные. Под конвоем их водили иногда по улицам, а они изъяснялись между собою на непонятном языке. Сидя у ворот и глядя на них, старухи качали головами и причитали: «Надо же, ведь вроде бы и на нас похожи, а там, на войне, стреляли в русских-то солдат… У Леушиных отца убили, у Васильевых дядю и у Репина…»

Но прошло недолгое время, и попривыкли к ним горожане. Вон Телегин взял к себе одного из них за лошадьми смотреть. Кощеевы приняли здорового парня кули в лавке таскать… А там еще и еще поразобрали их по домам — работать вместо своих мужчин, ушедших на войну.

У нас в реальном в первую же военную осень не явился к занятиям Кнопка. Что с ним? Куда он девался? Никто не знал. А однажды зимою, во время большой перемены, он вдруг появился в зале, звеня шпорами, в новеньком офицерском кителе, с шашкой на боку. Он тут же преобразился на наших глазах — никому и в голову не пришло припомнить его прозвище: перед нами был будущий герой войны!

К весне прибыл на побывку Сережа Кадесников. Не доучившись в последнем классе, он уехал в Казанскую школу прапорщиков, а теперь прикатил из госпиталя показаться своим однокашникам. Уже подпоручик! Рука на черной перевязи, на груди Георгиевский крест! А всего год назад был еще малоуспевавшим реалистом! Вот судьба… И не мудрено, что вскоре после его отъезда строй наших старшеклассников поредел, но зато в Казанской школе прапорщиков появились новые воспитанники.

А война все настойчивее входила в нашу жизнь. Газеты писали о победах подо Львовом генерала Брусилова. В магазине канцелярских принадлежностей появились цветные литографии с изображением подвига казака Козьмы Крючкова. Усатый всадник в фуражке набекрень, с лихим чубом скачет на коне, а на пике у него болтаются одиннадцать немцев в островерхих железных касках.

На улицах Нолинска стали встречаться люди на костылях, с пустыми рукавами, с забинтованной головой. Они что-то говорили не о победах, ругали окопы, в которых мерзли и мокли, недоедали, мучились от грязи и насекомых. Кляли начальство за то, что не хватало снарядов и патронов. В их рассказах война была страшной и бессмысленной.

И жизнь многих нолинчан стала не такой спокойной. Хозяйки жаловались на дороговизну, трудно стало доставать сахар, мыло, молоко, не хватало керосину. В деревнях вместо ламп завели коптилки.

Пошли разговоры о неудачной войне, о глупом царе, которым вертит, как хочет, полуграмотный сибирский мужик Распутин. Да, даже в наших захолустных Нолях стали ждать: что-то должно случиться, какая-то должна прийти перемена жизни.

Она и пришла. Утром последнего дня февраля всех реалистов построили в актовом зале. Вошел директор, но вместо того, чтобы начать утреннюю молитву, наш строй повернули лицом к преподавателям, Дмитрий Николаевич водрузил на нос третью пару очков вместо двух, которые надевал обычно, и тихо, но внятно прочел по бумаге сообщение об отречении императора от престола и заявление Временного правительства, возглавившего правление страной.

Боюсь, что мы, ученики средних классов, не сразу уразумели все значение случившегося, зато старшеклассники загалдели, закричали «ура». Ваня Кочергин громко крикнул: «Вы жертвою пали!..» И сначала в несколько голосов, а потом все шире и сильнее зазвучала торжественная, печальная и сильная эта песня, в память погибших за революцию. Пели и те, кто знал ее слова, пели и наши ряды, подтягивая только мотив и подхватывая отдельные строчки. Кончив песню, опять закричали «ура». И двое семиклассников сорвали со стены портрет царя и бросили на пол. А затем всей школой, не надев даже шинелей, мы выскочили на Главную улицу и плотной толпой окружили полицейскую будку, что стояла напротив реального. Что там происходило, из задних рядов рассмотреть было невозможно. Мы увидели только полицейскую шашку, поднятую над головами. Тогда все двинулись обратно, а обезоруженный, длинноусый полицейский что-то неразборчивое говорил нам вслед и разводил руками.

Несколько дней училище не могло успокоиться. Но понемногу все вернулось «на круги своя». По-прежнему шла война, как и раньше, приходили с фронта горестные известия. Лавки торговали, правда, не так бойко — товаров становилось все меньше и меньше. Уроки шли по-старому, только отменили закон божий да перестали нас водить строем в церковь.

Осенью в городе стало беспокойнее и шумнее. Базары теперь не ограничивались куплей-продажей, а обязательно превращались в митинги. Спорили и на Успенской площади, и у собора, а особенно горячо около входа в наше реальное. В сухопутном Нолинске откуда-то появились вдруг матросы. Они были особенно упорными спорщиками, яростно поносили Временное правительство, громко кричали, что войну надо кончать: не нужна она ни нам, нолинчанам, ни всей остальной России. Рассказывали, что на фронте идет братание— и наши и немецкие солдаты вылезают из окопов, митингуют, отказываются стрелять друг в друга, требуют, чтобы их вернули домой.

Противниками этих солдатских и матросских ораторов чаще всего становились либо лавочники, либо бывшие чиновники бывшей земской управы. Первейшим златоустом этой стороны был наш Учитель истории Петр Ксавериевич Адамский. Он произносил язвительные речи о «доблести дезертиров», о «победах на Пермском и Казанском фронтах». А в этих городах шли как раз волнения заводских рабочих, железнодорожников, раненых из госпиталей, которые требовали окончания империалистической войны. Дело там доходило до вооруженных схваток с курсантами военных школ. В Казани был взорван огромный пороховой склад.

Но остроумие нашего учителя нравилось только меньшинству митингующих. И спор кончался единодушным решением: «Долой войну!»

Из деревень приезжали крестьяне, чтобы послушать, что делается на белом свете, запастись, коли удастся, керосином да солью и сообразить — надо ли торопиться со сдачей хлебного налога…

По Главной улице разгуливал в окружении почтительных мальчишек Володька Дьяконов. Бывший приказчик мелочной лавки, он где-то пропадал последние два года и теперь появился в новой кожаной куртке, в модных галифе, весь обвешанный оружием, как будто только что реквизировал губернский арсенал. Грудь его была перекрещена пулеметными лентами, за поясом торчали гранаты, по колену постукивал маузер в деревянной кобуре, на ремне висела сабля в никелированных ножнах, па низких сапогах звенели шпоры! И все это можно было потрогать, если, конечно, заслужишь Володькино расположение.

Вышагивая по улице, Володька громогласно объявлял себя анархистом и грозил, что как только его единомышленники заберут власть в Петрограде, они тут же прибудут в Нолинск и заведут здесь свой порядок.

— Какой порядок?

— Как какой? Никакого! Каждый делай, что хочешь… Не будет правительства ни белого, ни красного. Будут свободные люди!

— А работать или учиться?

— Это по желанию: твоя воля — твой закон!

— А вот у тебя кожанка… сабля… и мне бы…

— Ну и что? Раз захочешь — бери!

— Да у кого? Где?

— Не бойсь. У буржуазии всего наготовлено… Вот насчет оружия не знаю: недостает вам еще революционного опыта!

Это было заманчиво, только Володька вскоре прекратил свои гулянья и агитацию, так как вовсе пропал из городка. Поговаривали, что за дезертирство и за недозволенное хранение оружия его посадили в Вятскую тюрьму.

В конце октября 1917 года телеграф принес весть об аресте Временного правительства и победе революции. Потом пришли газеты. Они известили о решениях II съезда Советов, первых декретах Советской власти.

Порядок устанавливался не сразу. Не сразу прекратились споры и крики на базарной площади. То и дело собирались беспокойные крестьянские съезды, на которых бородатые, степенные мужики обращались к собравшимся с проникновенными словами:

— Это как же, господа-товарищи, стало быть, землю, которую я своим потом поливал, теперь ни за что ни про что соседу отдай? А он чем ее заслужил?.. Пока я в поле спину гнул, он в то время кверху пузом на лавке лежал!..

— Да не ты спину-то гнул, — насмешливо отвечали ему люди в солдатских шинелях и стоптанных сапогах, — не ты спину гнул, а сосед безлошадный на тебя старался. Небось у тебя амбар хлебом завален, а у него ребятишки гнилую картошку едят!

Счастливое мое любопытство вело меня на эти собрания, а увиденные мною люди и эпизоды отлеживались в памяти целые годы, но в нужное время воспоминания о них помогали немало и в кино, и в театре, когда мне как актеру доводилось изображать российских мужичков.

В общем, новостей было довольно, и в деревне, где делили землю, и в городе, где неведомые доселе комиссары выселили из земской управы и городской думы привычно и удобно сидевших там заправил уезда и города На почте, в учреждениях, в лавках появились новые управляющие и заведующие. На Главной улице с треском посрывали прежние железные вывески, а на их местах навесили плакаты из кумача, на которых мелом было написано — хлеб, бакалея, мануфактура… Самые яркие объявления гласили, что здесь разместились какие-то мудреные непонятные заведения — СОВДЕП, УКОМ, УСОВНАРХОЗ…

Но самое главное — поменялись повадки людей. Те, кто раньше топали по обочине, лишь бы не помешать «чистой публике», нынче уверенно шагали по середине тротуара. А прежние господа жизни стали держаться поближе к стенкам домов и охотно кланялись тем, кого когда-то и за людей не считали.

И в нашем реальном случились большие перемены. Мы стали теперь зваться школой второй ступени. Отменили отметки, к нашему удовольствию. Директор перестал носить шпагу, преподаватели поснимали свои погончики. Ученики пообломали золоченые гербы на фуражках.

А уж поскольку всюду⁴стали открываться союзы и комитеты, то и мы учредили свой «совет в защиту прав учащихся». Для чего он был нужен и какие именно ученические права призван отстаивать, было не очень ясно. Не смог он ни облегчить правописание, ни отменить тягостные для меня уроки математики. И единственное его достижение — право расписаться представителю совета на наших ученических аттестатах. Я до того возгордился своим выдающимся положением, что сгоряча расписался даже на собственном удостоверении. То есть лично подтвердил, что мною благополучно завершен полный курс Нолинской школы второй ступени.

Совет наш прожил недолгую жизнь. Зимой приехал из Вятского губкома комсомола Борис Вольский, юноша решительный и хороший оратор. На школьном собрании промыл нам мозги и убедил, что глупо оборонять себя от ученья, когда надо поскорее становиться хорошими инженерами, докторами, учителями, помогать растить то новое, к чему стремится молодое наше государство.

А вскоре после этого собрания в шестом классе школы появился новый ученик — Наум Майзлин, приехавший из голодающего Петрограда. Он и был зачинщиком того, что у нас появилась в городе первая комсомольская ячейка.

Было уже начало лета. Наш класс в последний раз уселся за свои парты, держа в руках твердые листы аттестатов об окончании школы. В последний раз смотрели ученики на своих преподавателей и друг на друга. Семь лет провели мы в этих стенах, часто тяготились ими, мечтали скорее их оставить. А вот в день расставания, в день, когда закрывалась дверь нашего отрочества, мы все, как один, испытывали горечь того, что кончается долгое наше товарищество и навсегда уходит беззаботность существования.

И мы уговорились устроить вечер прощания.

За длинные годы своей жизни не раз доводилось мне расставаться с теми, к кому привязался, с кем был в душевной близости, но эта первая разлука была и горше, но и веселее других.

Вы-то в наших местах не бывали, так вам, верно, странными кажутся названия — Чертаки, Чащино, Рябиновщина. А если еще и произнести их так, как говорят в вятских краях — Чашшино, Рябиновшшина — так, пожалуй, кое-кто подумает: и говор вроде какой-то не русский и слова чудные…

А мне мила эта протяжная, окающая речь и кажется музыкальной и полной особого значения.

Оттого ведь Чащино, что когда-то на месте этой деревни был не то густой лес, не то непролазные заросли кустарника. Ну, Рябиновщина уж, конечно, прозвана так из-за того, что около каждого ее дома насажены рябины. И в октябре среди буро-желтых, пожухлых полей лежит деревня, красная от ягод, как кумачовый платок, что позабыла на жнивье усталая жница…

Дальние наши края, северные, суровые, но красивые и просторные. Есть еще и такие места, что вовсе не тронуты людьми. Хотя человек существо беспокойное, деятельное, все время ищет пути одоления природы, все выдумывает новые к ней приспособления, изобретает машины для борьбы с ней.

Вот, к примеру, десятки прядильных станков в одном здании, и получается у него хлопчатобумажная фабрика, а оттого, что в Иванове завелась фабрика — в Костромской губернии меньше стало посиделок по вечерам. Для чего прясть хозяйке полотно, когда можно купить дешевый ситец…

Прошла, скажем, где-то невдалеке железная дорога, а старый тракт зарастает травою и кончается извоз. Ну, к чему везти товар обозом, когда скорее и выгоднее доставить его поездом.

От этих новшеств и жизнь людей меняется, и новые заводятся у них порядки.

А в наших краях ни фабрики не дымили, ни паровозы не громыхали, и жили вятичи больше по старым правилам, и крепче хранились у них обычаи и приметы давних лет. Свадьбы ли, праздники ли справлялись так, как при прадедах и прабабках наших. Гулянья ли, хороводы водились под те песни, что пели еще молодыми самые древние теперь старики и старухи. А песен у них много, и среди них есть такие, каких мне нигде больше слышать не доводилось.

Но не думайте, что земляки мои — народ отсталый, вялый, тиходумы. Вот уж нет так нет! Люди они смекалистые, живые, хитроватые, с юмором. И работники старательные, и умельцы ловкие. Скот их молочный по всей русской земле славился. Лен они добрый выращивали. И поделками из дерева известны были. Игрушки яркие, дымковские, по всему миру разбирают, как украшения. А грибники и ягодники они просто лихие!..

В то же время сами про себя навыдумывали мои земляки целую кучу насмешливых поговорок. Да ведь шутит над собою только тот, в ком сила есть, в ком и ума и таланта достаточно. Вот они и посмеиваются: «Вятский слепень наехал на пень, да и кричит — сворачивай!» — «Вяччкий народ хваччкий — семеро одного не бояччя!..»

А про жителей соседнего города целую байку сочинили. Будто те в половодье собрались на берегу Вятки. Увидели, что вода большущую корягу тащит, испугались, встали на колени и давай молиться: «Матушка кокора! Спаси нашу Котельничу! Отвороти на Кордакову мельничу!..

Так вот, собралась нас чертова дюжина — тринадцать вятских парней, только что окончивших школу. И радость каждого одолевала, что стал наконец взрослым и свободным, и раздумье брало — как своей жизнью теперь распорядиться?

Сидели мы в просторной горнице, с намытым добела некрашеным полом, в доме у Сереги Кадесникова, в Рябиновщине. Пили густое, душистое домашнее пиво и в последний раз вспоминали все вместе то, что было, а больше говорили о том, что ждет впереди. Маленько грустили о том, что прошло, а больше радовались тому, что будет…

А потом вышли на улицу. Ночь уже кончилась, но утро еще не пришло. Был промежуточный! час. Ветер еще не прилетел с реки. Деревья нахохлились, сонные листья торчали неподвижно. Трава погнулась от росы. Серое небо светлело на восходе и бледнело на заходе; летние ночи у нас короткие, заря с зарей почти сходятся…

Вывалились мы из дверей шумно, громко, но такая тишина стояла кругом, что и наши голоса мало-помалу утихли. Угомонившись, расселись мы на завалинке Серегиной избы. И тогда вдруг приметили, что домов через пять от нас, в конце деревни, у мельницы, на бревнах сидела компания девок.

Сидели они смирно, не двигаясь, потом что-то зашебаршились, зашептались. Одна засмеялась, другая ее одернула, третья нарочно громким голосом сказала: «А ну и что?..»

Затем разом все поднялись и ушли за угол мельницы. Через минуту появились оттуда и пошли в ряд, посредине улицы, в нашу сторону. Поначалу головы у всех вроде бы как от смущения были опущены, но не доходя одного дома до нас, девки распрямились, озорно глянули в нашу сторону, а средняя, видно, самая боевая, лихо затянула песню, которую тут же громко и заливисто подхватили ее подружки.

Песня не была веселой. Она предупреждала девушек, что в замужестве может им выпасть и тяжкая доля. И она советовала теперь, в девичестве, пользоваться своей свободой — может, это лучшая пора их жизни…

Но девушки пели, не боясь своей судьбы. В их голосах были и задор и уверенность. Видно, что они и не собираются покоряться той суровой участи, на которую обрекала ла их песня…

Мы, тринадцать парней, тринадцать будущих женихов, смирно сидели на завалинке, а мимо нас решительно шагали невесты. Они и шутили с нами, и заигрывали, и озорничали. А в то же время и предупреждали нас, что приходит новая пора жизни и новый ее порядок. И здесь, в вятских лесах, где казались так крепки, так постоянн старые обычаи, — и здесь меняется уклад жизни, и здесь пойдет она новыми дорогами…

Девушки прошли наш дом и завернули за рябиновую рощицу, что окружила крошечный прудик, тут же, около дороги. Голоса их умолкли, и опять тишина вернулась в деревню. Такие же молчаливые, черные окна глядели в небо. И небо было такое же серое, только на восходе вроде бы появился на нем нежно-розовый оттенок.

Песню эту я больше ни разу не слыхал. А уж потом как-то научили меня ей Серега и Ваня Тарараев.

Погуляйте-ка, девушки,
Пока молоды, на волюшке…
Эх-э-э-хохонюшки,
Пока молоды, на волюшке!

Пока молоды, на волюшке,
Выйдешь замуж поневолюшке…
Эх-э-э-хохонюшки,
Выйдешь замуж поневолюшке!..

Не ровен час, муж достанется
Либо деспот, либо пьяница…
Эх-э-э-хохонюшки,
Либо деспот, либо пьяница!

Либо деспот, либо пьяница,
Либо самая упрямица!
Эх-э-э-хохонюшки,
Либо самая упрямица!..

Так погуляйте-ка, девушки,
Пока молоды, на волюшке.
Эх-э-э-хохонюшки,
Пока молоды, на волюшке!..

Но нас-то девушкам опасаться было нечего. Мы еще не собирались обзаводиться семьями. А сейчас первая думка, первая забота у каждого была о том, чтобы определить свою дорогу в жизни. Хотя, впрочем, некоторым над этим задумываться не пришлось: едва прошли три-четыре дня после нашего прощания, как по приказу отдела народного образования четверым из нас пришлось вновь вернуться в тот самый класс, где проучились мы семь лет и по привычке уселись за свои же насиженные парты. Но только теперь нас уже именовали слушателями краткосрочных педагогических курсов. И, по-моему, ни один из нас не огорчился новым поворотом своей жизни. Было даже лестно из ученика почти сразу стать учителем. И стены школы казались иными, и все бывшие педагоги держались теперь с нами не как с мальчишками, которые того и гляди сотворят какую-нибудь каверзу на уроке, а как с товарищами по профессии. От этого одного мы повзрослели, как будто поднялись выше на одну жизненную ступеньку. И в том, что мы теперь узнавали на лекциях, был иной подход к предмету, мы учились видеть его не от урока к уроку, а каждая дисциплина представлялась нам частью того огромного мира, в котором живем.

Пожалуй, на первом месте была у нас астрономия — новый предмет. На вечерние занятия Петр Павлович Казанский, учитель бывшего реального, приносил из физического кабинета большую подзорную трубу. Мы спешили на площадь за училищем, усыпанную сухой травой и конским навозом, так как днем здесь шла торговля сеном. Выбрав местечко почище, Петр Павлович устанавливал трубу на треноге, и мы, теснясь и толкаясь, старались поскорее пробиться к примитивному телескопу, чтобы взглянуть на лунные горы, на красный Марс, на синеватые огоньки звезд, мигавшие в бездонных, черных провалах необъятного мира.

Конечно, и мы, и наш Нолинск были малютками в колоссальном мировом пространстве, но ведь и луна, и звезды виделись такими маленькими, что вполне примиряли нас с незначительностью нашего местечка. Мы ведь тоже занимали какое-то, хоть и крошечное пространство в бесконечной Вселенной, а в этих масштабах так ли уж велика была разница между Нолинском и Петроградом и так ли уж незначительны были нолинчане по сравнению со столичными жителями.

Хороши были эти летние месяцы. Все было еще неиспытанным и увлекательным. И новые отношения со старыми учителями, и вечерние занятия астрономией, а главное — начиналась наша самостоятельная жизнь. Ведь я теперь уже совсем взрослый человек, не нуждаюсь ни в чьей помощи, уже сам обеспечиваю себя. И чтобы еще ярче пережить свои новые качества, полнее испытать небывалую еще независимость, я после небольшой домашней войны перебрался в маленькое общежитие курсов, где поселились полдюжины моих школьных приятелей, проживавших постоянно в пригородных деревушках.

Начались наши занятия со вступительной речи заведующего отделом народного образования товарища Жулдыбина:

— Три месяца вам на ученье. Набирайтесь ума-разума, а с сентября сами станете учителями. Старайтесь, ребята, нужны вы нам до зарезу!..

Учились мы усердно и много. Едва успевали заскочить в общежитие днем на несколько минут—выпить кипятку с хлебом, а вечером возвращались к себе в просторную нашу спальню, сразу же валились на кровати и только с вожделением принюхивались к аромату шеи, что доносился к нам из кухни — владений тети Дуси-сторожихи. Сама-то она именовала себя комендантом и на этом основании командовала нами и следила за порядком в нашей половине.

Женщина она была крепкая, деятельная, смекалистая. И уже все годы войны одинокая. Понимала нас много лучше, чем мы ее, и пользовалась этим с выгодой для себя.

С едой у нас, как и по всей стране в те годы, было плоховато, А если принять во внимание молодые наши организмы и могучие аппетиты, то и вовсе станет ясно, что постоянно были мы полуголодными и неотступно горело в нас желание чего-нибудь где-нибудь перехватить.

Вдруг однажды Серега Кадесников объявляет:

— Ребята! Что я сообразил! У нас на чердаке здоровая стая голубей гнездится. Не меньше сотни их… Это же свой птичий двор!.. Тетя Дуся будет нам из них кашу варить, а?..

На следующий же деньмы приволокли нашему коменданту первую партию «дичи».

— Держи, тетя Дуся, вот тебе добыча. Дело за тобой, вари ее на всю нашу компанию!

— Да вы что, богохульники! Разве ж можно? Это ж голуби, святая птица!.. Их бить нельзя! Да и есть ни один православный человек не станет. Грех!.. Грех, что вы!..

Серега спас свою затею:

— Слушай, темная ты женщина. Да ты видела когда-нибудь голубей вблизи?.. Это ж куропатки. Смотри, перья у них какие? Серые! А у голубей сизые!

— Сизые! — загалдели мы.

— А жиру на них сколько. Разве ж голубь такой бывает? Станет разве святая птица так обжираться, чтобы салом обрасти, как свинья?

— Салом? — ласково удивилась тетя Дуся. — А ну, дай пощупать. Жирны… верно… Без масла жарить можно. Так куропатки, говорите?

— Господи ж боже мой! — завопили мы хором.

— Ну… если куропатки… — замурлыкала, сдаваясь, тетя Дуся.— Только глядите, грех на вас, если обманули бедную женщину…

— На нас, на нас! — дружно гаркнули мы.

В общем, дело пошло на лад. Стали мы помаленьку поправляться и округляться. От сытости у всех обитателей общежития начало поигрывать воображение. У нас-то оно направлялось больше на науку. А вот у тети Дуси дополнительная энергия пробудила дремавшие до сей поры лирические струны сердца. Мечтательность появилась в чертах ее решительной физиономии. По вечерам стала она задумываться, глядя в окошко. Вздыхать начала часто и глубоко.

Мы-то не замечали ни ее томного вида, ни вздохов, а нашелся посторонний человек, который понял женскую душу, разделил ее тоску и с готовностью пришел ей на помощь.

Окно нашей кухни выходило на соседний двор. А двор этот был одним из самых примечательных в нашем городе — там размещалась пожарная команда.

Прямо против ворот стояло кирпичное здание, переднюю стену которого занимали две широкие, постоянно открытые двери. Через них можно было разглядеть повозки с большущими бочками, выкрашенными в яркокрасный цвет, с такими же красными оглоблями, подвешенными на веревках, чтобы быстрее запрягать лошадей в случае тревоги. К этому зданию примыкала просторная конюшня с разномастными, но хорошо ухоженными лошадьми. В глубине двора были врыты столбы, к ним прислонялись длинные узкие лестницы. Сбоку стояли две стенки, собранные из досок. Здесь время от времени устраивались ученья, и тогда здоровенные, усатые мужики быстро лазали по лестницам, перепрыгивали через стенки, растаскивали тяжелые брезентовые шланги.

Днем чаще всего двор пустовал. Лишь у дверей сарая расхаживал дежурный. Но по вечерам калитка у наших соседей принималась громко и часто хлопать: пожарные по одному отправлялись в любовные рейды по городу.

В первые годы революции, когда, казалось, вся страна оделась в два цвета — серые солдатские шинели и зеленоватые гимнастерки, только одни пожарные сияли своей довоенной красой, щеголяя в медных касках, с надраенными до блеска пуговицами и пряжками.

И не одно женское сердце екало, когда такой нарядный молодец, громко постукивая подковками на сапогах, величаво проходил по тихим улочкам Нолинска. Да, да! И сердце тети Дуси, подкормившейся «куропатками», то же не выдержало. И вот по вечерам из кухни стал доноситься громкий, победительный голос мужчины.

Порции каши за нашими обедами уменьшились, зато вечерняя кухонная трапеза стала обильнее. А когда на стол выставлялась бутылка с мутной желтоватой самогонкой, тогда пиршество расцвечивалось еще и сольным пением того же надтреснутого, но сильного голоса.

Этот здоровенный, полный сил и желания мужчина очень похож был на самоуверенного, нарядного петуха, который красовался перед скромной курочкой, взиравшей на него с восхищением.

От жары, возбуждения и выпивки его лицо наливалось кровью, как кумач, и от пота лоснилось, как атлас. Белокурые усы топорщились еще задорнее. Темные глаза извергали нестерпимое пламя. Из-под расстегнутой куртки нежно мерцала голубая сатиновая рубаха. А венчала это великолепие умопомрачительно начищенная каска, с такой силой отражавшая свет лампы, что желтые зайчики беспокойно бегали по темным стенам кухни.

И вдобавок ко всему этот человек пел. Пел про мужскую доблесть, про женскую слабость, про любовь! Пел голосом, полным страсти, о какой-то заграничной красавице, со странным и завлекательным именем — Венерочка!.. Пел он о мужской смелости и настойчивости. О мужском желании, о женской нежности и прелести, о женской боязни и в конце концов о ее покорности… Это была романтическая история, которую выразительно передавала мелодия песни. Она была увлекательной и необычной для наших мест. И в самом деле, откуда этот провинциальный пожарный узнал о древнеримской богине красоты? Как долетел слух об этой южной красавице в далекий, глухой, холодный северный городишко? Может, пленные французы в восемьсот двенадцатом году занесли ее имя на русскую землю?

А кто этот безвестный сочинитель, кого заворожило певучее имя Венеры? Кто выдумал эту забавную и трогательную историю? Кто положил ее на музыку? Да откуда нам было это знать… Мы видели только, что кружится голова у нашего коменданта, когда ее вальяжный кавалер пел, широко раскрывая огромный рот. И тогда мы понимающе переглядывались и тихонько прикрывали кухонную дверь. Но и сквозь нее доносились до нас обольстительные слова песни:

В островах охотник
Целый день гуляет —
Ему неудача,
Сам себя ругает:
«Как же мне быть?
Чем же мне служить?., служить?..
Нельзя быть веселому.
Что зверь не бежит!..»

Поехал охотник
На теплые воды,
Где птицы летают
При ясной погоде.
На бережку
Он прилег вздохнуть, вздремнуть —
Охота сорвалася.
Гончих слышно чуть!..

Охотник не медлил,
На коня садился.
Зверю любопытно,
Как конь за ним стремился!
Он поскакал
В лес по тропе, тропе, тропе,
Где спала красавица
На мягкой траве..

Щечки ее алы
Прикрыты руками.
Груди ее белы —
Дарены судьбами!
Он задрожал.
Задрожал — с коня упал.
«Венера, Венерочка!» —
Тихонько сказал…

Венера проснулась,
Охотника видит:
«Молодой охотник,
Чем хотишь обидеть?
Ах ты, злодей!
Я в твоих руках-ногах!..»
Лежала красавица,
Ах, ах, ах, ах, ах!..

Мне не довелось изобразить этакого пожарного ни в кино, ни в театре. А все же знакомство с этим человеком обогатило меня знанием еще одной стороны мужского характера. Когда я увидел его, мне и в голову не приходило, что стану я когда-нибудь актером и припомнится он мне в моей работе. Но много лет спустя, снимаясь в роли Махно, а особенно репетируя порученную мне роль Распутина в спектакле «Заговор императрицы», очень и очень пригодилось мне знакомство с ухажером тети Дуси.

Немало встречал я за свою долгую жизнь людей примечательных, интересных, но никогда не предполагал и не старался показать их с фотографической точностью на сцене либо на экране. Просто любопытные мне люди хранились где-то в моей памяти. А воспоминания о них давали мне возможность внести какую-нибудь своеобразную деталь либо черту в характер, обличье и манеры нового моего героя. Всякий раз мои персонажи складывались из того, как описал их автор, из того, что думал я о людях, схожих с представляемым мною человеком, и обязательно из воспоминаний о моих знакомцах…
 

Н. Л. Головизнина

Историю своей жизни, своей науки, своего времени Эмилия Адриановна Штина, заслуженный деятель науки РСФСР, профессор, доктор биологических наук, кавалер ордена Ленина, почётный гражданин г. Кирова должна была написать сама. Никакое самое точное воспоминание, буквально записанное с её слов, не сравнимо с тем, что выходит из-под её собственного пера. Тем более что в своих воспоминаниях она опирается на дневники, письма, другие материалы богатейшего личного архива.

Но уже в преклонном возрасте, реально оценивая свои физические силы, она сделала выбор – вновь, в пользу науки. В преддверии XXI в. вышли не её мемуары, а уникальные книги: первая – «Флора водорослей бассейна реки Вятки» и вторая – посвящённая выдающемуся учёному-биологу М. М. Голлербаху.

Эмилии Адриановне не пришлось искать в себе примеси дворянской крови. По церковным книгам ГАКО она нашла запись, что 22 августа 1887 г. жители починка Чашниково Васильевской волости (ныне Ганино) Тимофей Федорович и Евдокия Егоровна Чашниковы крестили сына Адриана. Всего детей в семье было 18. До взрослого состояния дожили трое: Адриан, Мария, Вера. Семья жила хлебопашеством. Да ещё отец плёл тарантасы.

В 1904 г. Адриана отправили учиться в г. Вятку, в недавно открывшееся сельскохозяйственное техническое училище им. Александра II, которое он окончил в 1908 г. в звании агронома. Во время практики в г. Нолинске он познакомился с Юлией Трофимовной Бельтюковой. Её отец Трофим Кондратьевич в то время имел большую семью и полукаменный дом в три окошка. Был он родом из д. Больше-Глебовская Нолинского уезда. Считался достаточно грамотным. В Нолинске служил в каком-то учреждении. Его жена Неонилла Варфоломеевна вела хозяйство и растила детей. Из 13-ти родившихся выжили два сына Иван и Сергей и шесть дочерей.

Своих родителей Эмилия Адриановна относила к сословию мелкой интеллигенции, имеющей среднее образование, с высокой духовной культурой и низким уровнем материального достатка. Представители этого сословия совесть ценили абсолютно. Наряду с этим в шкале ценностей на первом месте – труд на пользу людей, культура, семья.

В семье Чашниковых 1 июля 1910 г. родилась дочь Эмилия. Её раннее детство прошло в г. Сарапуле: «Отец снимал квартиру – нижний этаж двухэтажного дома, 4 комнаты… Жили, по теперешним меркам, очень скромно… Лакомством были, например, черника с сахаром или сливками, фаршированная репа и, конечно, пироги и пельмени». Но не экономили деньги на книгах: «Когда я начала читать, не помню, то есть начала читать раньше, чем стала помнить. Выписывали детские журналы “Малютка” и “Светлячок”, покупали детские книги… Меня удивляло то, что в книгах, оказывается, пишут о том, как живут дети, что они чувствуют, то есть можно описать переживания настоящего человека. Из детских игр запомнилась только ёлка (рождественская, а не новогодняя), к которой готовились задолго, сами делали игрушки».

В Сарапуле семью Чашниковых застала Гражданская война. Не смотря на смену властей, отец много ездил в командировки, и по воле событий трагического 1919 г. оказался в зоне «белых». Юлия Трофимовна, не дождавшись мужа, решила ехать вместе с детьми искать его: «…Догнали мы отца, кажется, уже в Перми. Удивляюсь, как мы вообще его нашли в этой неразберихе гражданской войны, как не вернулась мама к своему дому, где, как она говорила, у нас всегда всё было. Наверное, уже боялась, что будут считать женой человека, бежавшего с “белыми”. Боялась и того, что при смене власти меняются и “близкие” люди, которые уже разграбили наш дом».

С отцом семья рассталась в Омске и поехала в Барнаул, к брату Юлии Трофимовны. «Ехали поездом, состоявшим из теплушек с нарами, набитых женщинами и детьми. На длительных и неопределённых остановках женщины разводили костры, грели в чём-то воду и мыли детей. Ели, что придётся». Отец к семье в Барнаул приехал в августе 1920 г., «…то ли самовольно уехал, то ли вообще колчаковцы разбежались из Омска».

Учиться в г. Барнауле Эмилии не пришлось, «водилась» с младшими сёстрами, помогала тёте по хозяйству, а по вечерам и даже ночью читала: «…Мои кузены – на 2–4 года старше меня, приносили “мальчишечьи” книги – разные приключения, особенно М. Рида, Ф. Купера, Ж. Верна и т.п. Не помню ни голод, ни зависть к бегавшим днем во дворе подружкам и сёстрам, но помню увлекательность этих книг, “запойное” чтение».

Но недолго жили Чашниковы «своей семьёй». В конце 1920 г. проходила перепись населения. Адриан Трофимович в ней принимал участие: «…Где-то налетела банда… он прятался в холодном сарае, перемёрз и вернулся больным. Врачи признали то ли скоротечную чахотку, то ли какую-то форму менингита. 20 января 1921 г. он умер в больнице в мучениях».
Юлия Трофимовна возвратилась с детьми в Нолинск, в семью своего отца. Здесь Эмилия заканчила школу I и II-й ступени. О школьной жизни, о педагогах она вспоминает много и вдохновенно, считая, что это время было «золотым» для учительства.

В школе II-й ступени начались эксперименты как по улучшению преподавания, так и по организации школьного коллектива. «В нашем захолустье не вводили Дальтон-план в полном объёме, но элементом его была так называемая “летняя школа” после I и II классов (групп). В течение двух месяцев (май – июнь) преподавание было сосредоточено на изучении окружающей природы и крестьянского хозяйства. Мы ходили в ближайшие деревни, например, Пугу, Сику, Муку и Перевоз, “изучали” особенности домов и хозяйственных построек, “одворицу” и поля, описывали, обмеряли, причём, крестьяне охотно всё показывали и рассказывали. Географ учил нас определять и описывать рельеф местности и протекающие речки. Биолог показывала растения, насекомых, учила даже определять растения, и я одна собрала и определила (без лупы) примерно 300 видов растений (получила на лето определитель). Соответственно были отчёты, расчёты, сочинения, всё закончилось выставкой в школе… Второй новинкой, проверенной на нашем потоке, было разделение классов “по уклонам”, чтобы по выходе из школы выпускник имел специальность. Было два уклона (по выбору): педагогический и сельскохозяйственно-кооперативный. Я сначала записалась на педагогический, но он оказался чисто женским, мне показалось скучным, и я перешла на сельскохозяйственный. После IV группы и в течение V – была практика по три недели, я проходила её в так называемых кредитных товариществах – в Сереговском товариществе около с. Швариха и в самом Нолинске. Считала “дебет” и “кредит”, быстро работала на счётах. Заслужила похвалу руководителей и получила запись в свидетельстве об окончании школы “имеет специальность счетовода”. Многие выпускники остались верны полученной профессии, проработав всю жизнь учителями или бухгалтерами. Повлияло ли отвлечение на подобное изучение сельского хозяйства и счетоводства на общую подготовку, в частности, в вузы? Трудно сказать, но литературу мы изучали не менее подробно от В. Шекспира до А. Фадеева («Разгром») и научились вполне грамотно писать. На вступительном экзамене в институт профессор К. В. Дрягин спросил меня: “Какую школу вы закончили? И в каком году? У вас необыкновенно грамотное сочинение”. Уроков русского языка в школе II-й ступени уже не было, грамотность мне пришлось приобретать на чтении и на многочисленных сочинениях, которые писали чуть не каждую неделю».

Большой заслугой школы, её директора и учителей был дух демократии, характерный для тех времён. Был избран ученический комитет, председатель которого входил в состав школьного педагогического совета. Эмилия несколько раз избиралась в состав учкома. После уроков шли домой, обедали и снова возвращались в школу, где действовал пионерский клуб, работали многочисленные кружки: от хорового до НОТ (научная организация труда). Постоянно велась подготовка к концертам или спектаклям. Хорошая память и дикция обусловили постоянное участие Эмилии во всех выступлениях.

Большую роль в жизни школы играла библиотека: «Ещё в школе 1 ступени я записалась в кружок содействия библиотечному делу, училась сначала – выдавать и принимать книги, потом – составлять карточки на книги по десятичной классификации. В кружке тоже проводили собрания и “литературные утра”. К 1925 г. я была уже допущена к фондам и читала все книги подряд».
После школы – поступление в Вятский педагогический институт, на химико-биологическое отделение. На одном из занятий Центральный институт труда провёл тестовое обследование студентов на способности, память, объём внимания, скорость психического мышления и суждения. Например, называли 12 цифр и их надо было написать в перечисленном порядке. Оценка Эмилии была лучшей: объём внимания большой, память абсолютная, но тугодум.

По словам Эмилии Адриановны, на первом курсе учили «нормально». Многие лекции, в их числе: педагогика и педология (П. В. Распопов, В. А. Трейтер), история рабочего движения в России, система народного образования в стране и т. д. читали всем студентам и всех отделений сразу. Много часов отводилось военному делу. Проходили учебную практику в учхозе пединститута (недалеко от с. Бахта), в Ботаническом саду и на машиностроительном заводе им. 1 Мая (для обеспечения «смычки» с рабочим классом). В Бахте Эмилия Адриановна не была: уехала в экспедицию в Вятскополянский район. Её руководителями были А. И. Шернин и Н. Н. Розонова. Обходили все луга, леса около г. Вятские Поляны. Редкой находкой стала ранее неизвестная лилия. Там же обнаружили ковыль – растение степное, для нашей местности не характерное.

Со второго курса учились «не нормально» – бригадно-лабораторным методом: отменили лекции, теорию готовили самостоятельно, шли только практические занятия. За всех отвечал один. Бригадно-лабораторный метод сочетался с мероприятиями: посылали на проведение коллективизации в Оричевский район, где мужикам рассказывали о преимуществах колхозов перед личным хозяйством. Что могли рассказать девочки, которые жизни не знали?

Третий курс. Педагогика, марксизм-ленинизм, история эпохи империализма, физика, химия, введение в биологию, ботаника, геология, методика естествознания… Проучилась лишь пять месяцев, как началась практика в школе колхозной молодежи. Там встретил Эмилию один-единственный человек – учитель истории. Все остальные предметы должна была вести она сама. Позднее и историю тоже. Осталась в школе с техничкой и учила всех и всему, да ещё по только что возникшему методу проектов: выдвигался хозяйственный проект, и вокруг него объединялись все учебные дисциплины. Так, проект «Весенний сев»: математик давал задачи на вычисление по организации посевных работ, словесник – сочинение на тему сева, географ и историк тоже – всё про весенний сев. Удачная практика повлияла на положительные оценки в зачётке, хотя ни лекций, ни других занятий прослушано не было.

На четвёртом курсе изучали генетику, эволюционное учение, почвоведение, растениеводство и так далее. Осваивали фотографию, которую мастерски вёл Сергей Александрович Лобовиков. Зачётным для Эмилии стал снимок здания, где располагалась редакция газеты «Вятская правда».

В стенах института Эмилия Чашникова приобщилась к общественно-политической работе. Она была активной комсомолкой. В то время шла борьба с троцкизмом. В углублении идеологической работы большую роль играли парни из совпартшколы. У них не было даже среднего образования, но они очень много занимались. Марксизм-ленинизм осваивали, глубоко вчитываясь в произведения Г. Гегеля, Э. Канта, К. Маркса, В. И. Ленина. Когда перешли к бригадному методу обучения, то своё звено они назвали «Сокол». Членом звена был будущий муж Эмилии Адриановны – Иван Дмитриевич Штин.

В 1929 г. состоялись выборы в Вятский городской Совет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. По пединститутскому округу, куда входил и НКВД, депутатом избрали студентку Эмилию Чашникову, которая вошла в состав комиссии по народному образованию и культуре. Институт пришлось закончить в три года вместо четырёх, так как в стране разворачивается движение: «Пятилетку в четыре года!»

После института, по настоянию мужа, Эмилия Адриановна стала работать учителем биологии в фабрично-заводской семилетке № 1 и одновременно выполняла обязанности старшего лаборанта кафедры ботаники Вятского педагогического института им. В. И. Ленина, преподавала биологию на рабфаке.

Иван Дмитриевич разделял увлечения жены ботаникой, понимал, что она не удовлетворена работой. Поэтому, увидев объявление о приёме в аспирантуру Московского государственного университета по специальности «ботаника», он, не смотря на то, что его собственная карьера советско-партийного работника требовала максимальной отдачи сил и уже была маленькая дочь, предложил жене ехать и поступать на специальность геоботаника. Но вместо геоботаники ей пришлось заняться наукой о водорослях – альгологией. Её научным руководителем стал выдающийся учёный, классик отечественной ботаники, профессор К. И. Мейер.

В аспирантуре она слушала лекции по генетике, альгологии, физиологии, геоботанике, естествознанию, философии, участвовала в практикумах по альгологии, цитологии, гидрохимии… Изучала работу учреждений, которые занимались водоснабжением г. Москвы (это было время активного строительства водохранилищ). В совершенстве освоила немецкий, английский, французский языки, латынь.

Между тем, уже шёл 1935 г. Расцвет культа личности И. В. Сталина. В столице превознесение вождя было особо заметно. Началась новая, ещё более широкая волна репрессий. Она связана с именем начальника НКВД Н. И. Ежова. Большинству обвиняемых выносилось обвинение в троцкизме. Пытками и моральным давлением из арестованных (большинство которых, будучи искренними коммунистами, были деморализованы самим фактом ареста) вытягивали не только признание «своей вины», но и имена «сподвижников». Сталинский террор не обошёл семью Штиных. По обвинению в антисоветской, троцкистской деятельности были арестованы все члены бригады «Сокол». Руководителем их был признан Иван Дмитриевич.

«За притупление бдительности к мужу-троцкисту» Эмилию Адриановну исключили из комсомола. С женой врага народа многие прекратили общение. В педагогическом институте не взяли даже на должность лаборанта. И вдруг (не без участия московских друзей) пришло приглашение, в котором предлагалась должность старшего научного сотрудника Камской биологической станции при Пермском университете им. А. М. Горького. Станция находилась в г. Оханске. В связи со строительством бумажного комбината и других предприятий необходимо было вести наблюдения за состоянием реки Камы.

«Взяла необходимые вещи и поехала туда с двумя детьми и нянькой, …попала совершенно в другую атмосферу. Кругом были доброжелательные люди. Оказалась, как в “тёплой ванне” после холода и грязи. Под жильё отвели большую комнату на нижнем этаже дома, где располагалась сама лаборатория. Для взятия проб постоянно отправлялись в экспедиции. Спускались на лодках-плоскодонках от Оханска до р. Белой (Башкирия). Грести было очень трудно, но именно такое суденышко не вертится. На скамейках можно установить приборы и делать анализы. Ночевали на берегу, в домиках бакенщиков. Неудобств – масса: в доме – клопы, на улице – комары. Подъём в 5 утра, плыли до 10 часов (до ветра). Потом спали на песочке. Когда ветер стихал, продолжали путь дальше. Пробы брали не только летом, но и зимой. На санях ставили домик, в котором скамейки, столик, а в центре прорубь, откуда доставали воду. “Домик” по льду перетаскивала лошадь».

Результатом напряжённого научного труда стала защита кандидатской диссертации «Флора водорослей среднего течения реки Вятки» (1939). «Впервые в подобных исследованиях был осуществлён количественный учёт водорослей с помощью нового, специально разработанного метода. Впоследствии он широко использовался в отечественных и зарубежных исследованиях, где давал возможность получать данные о биомассе водорослей и времени её оборота в почве» (В. Лузянин).

Но работа у Эмилии Адриановны всегда сочеталась с заботами о семье: «…Держала огород, даже поросёнка… К 8 Марта дали премию – 300 рублей. На эти деньги купила дочери пальто». И всё это время поддерживала мужа: «Посылала деньги, но они возвращались обратно. Помогала мама, связавшись с жёнами тех, кто сидел вместе с Иваном Дмитриевичем… После XVIII съезда партии появились проблески “потепления”. Начали выпускать из тюрем и перестали сажать новых. По совету московской приятельницы, у которой муж был юрист, перестала писать “в высокие инстанции” и стала просто ждать…»

28 июня 1939 г. получила телеграмму: «Трибуналом оправдан». Реабилитирован Иван Дмитриевич был полностью: «На допросах не сломался. На все вопросы отвечал, что он убеждённый коммунист и ни в чём не виноват. Не раз объявлял голодовку, вышвыривая пайку. Позднее же говорил, что самая вкусная еда – тюремная пайка. Он был очень горячий, мог дать сдачу».

В Оханске Ивана Дмитриевича назначили заведующим гороно, избрали депутатом городского Совета: «До начала 1940 года он жил в Оханске, потом ему осточертело». Уехал в Киров. В начале марта 1941 г. вернулась туда и Эмилия Адриановна с детьми. В то время она имела степень кандидата биологических наук и звание старшего научного сотрудника, которое приравнивалось к званию доцента.

Иван Дмитриевич 1 июля 1941 г. вместе с мужем сестры Елены подал в военкомат заявление: «Добровольцем – на фронт». Взяли обоих рядовыми политбойцами. «3 июля их отправили. Проводили на пристань. Оттуда их повезли в Вишкиль… Трудно. Сталин ничего не говорит. Только выступление Молотова. У населения отобрали все приёмники, чтобы информация шла только из “чёрных тарелок” и из газет. За все попытки узнать что-либо дополнительно из иностранного радио строго наказывали. Только сводки Совинформбюро!.. В Вишкиле учили мужчин военному делу. Жёнам разрешали их навещать. До Котельнича добирались поездом, затем до Вишкиля целую ночь шли пешком. День были с мужьями, а затем снова ночь – пешком. Чтобы успеть к поезду, надо идти по 6 километров в час… Шла и видела сны». Ивана Дмитриевича отправили в самое пекло – Калининский фронт. Затем были Сталинград, Харьков… и до Праги.

Эмилия Адриановна работала учителем биологии средней школы № 5 и по совместительству исполняла обязанности заведующей кафедрой ботаники Кировского зоотехническо-ветеринарного института. Жили впятером в комнате площадью 21 кв. м. Да ещё подселили двух девушек. Но они не очень осложняли быт, т. к. после 12-часовой смены приходили только спать. Очень скоро заявили о себе холод и голод. Зима 1941–1942 гг. была очень морозная. Уже в ноябре термометр показывал – 30°. Встала кочегарка. Отапливались только керосинкой. Спасало то, что два окна в комнате были на юг. Поэтому с февраля обогревались солнышком. На вторую зиму завели «буржуйку», в топке которой сожгли много книг.

От голода семью спасала картошка. Участки под неё дали в учхозе. Накапывали до 12 мешков. Хранили под столом, в чуланчике, под кроватью. Но и в условиях войны Эмилия Адриановна не прекращала исследование водорослей. Материал для экспериментов брала в прудах учхоза. В 1944 г. после длительного перерыва поехала в научную командировку в Москву. Война близилась к концу. В 1945 г. приехал Иван Дмитриевич, но только на побывку. Окончательно он вернулся в 1947 г. из Чехословакии.

Конец 1940-х – начало 1950-х гг. для Эмилии Адриановны – время, когда она сформировалась как учёный, нашла своё место в науке, свою главную тему – почвенные водоросли. В поисках интересного материала изучала водоемы Кировской области. «В 1947 году А. Д. Фокин дал двух мальчишек – юннатов. На поезде доехали до Омутнинска. Директор завода предоставил машину, гостиницу, лодку. От Белой до Чёрной Холуницы добирались на поезде по узкоколейке. Ехали мимо леса, где полно черники. Машинист останавливает поезд и командует: “10 минут собираем чернику!” В чёрнохолуницком пруду оказалась самая чистая вода. Собрала много интересного. Добавила материалы с уральских прудов и написала научный труд, где доказала, что по сравнению с новыми, старые пруды превращены в настоящие озера».

Для учёных страны 1947 г. – с особой «отметиной»: им резко повысили заработную плату. «Все научные работники (не уехала ещё Военно-морская академия из Кирова) собрались в Герценке и отмечали это событие. Зарплата учёного стала равна зарплате заместителя председателя облисполкома. Быстро появилась байка: “Кому на Руси жить хорошо? Научным работникам”. Это было сделано для того, чтобы учёные не уезжали за границу».

Наряду с научной Эмилия Адриановна активно занималась общественной деятельностью, была избрана депутатом Сталинского районного Совета депутатов трудящихся.

В 1948 г. страну захлестнула новая волна репрессий. Вновь заполнились тюрьмы, потянулись эшелоны с заключёнными на Север, в Сибирь, на Колыму. «Многие попадали просто за анекдоты… Пошуровали свободных на язык работников газеты “Кировская правда”. Много людей пострадало за пребывание в годы войны в плену». А для себя Эмилия Адриановна вывела золотое правило: «Никогда не говорю того, что не могла бы сказать при всех» – это ещё с ареста мужа. Исключение только для Ивана Дмитриевича.

Особенно остро было пережито «Дело академика Вавилова». Эмилия Адриановна ещё аспиранткой присутствовала на одной из серьёзных дискуссий между генетиками и соратниками Т. Д. Лысенко. «1948 г. вошёл в историю, как год “позорища” советской биологии. После сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук, на которой Т. Д. Лысенко смешал с грязью всех, “проработка” учёных дошла и до Кировского сельскохозяйственного института. Было предложено изучить решения сессии и сделать выводы, так как есть ещё преподаватели, которые говорят о генах и хромосомах как носителях генеалогии». У Эмилии Адриановны сомнений в данном вопросе не было: элементарное деление клетки она видела через микроскоп.

«Гонения» 50-х не коснулись кафедры ботаники, так как её деятельность вписывалась в сталинский план преобразования природы. Милостивой оказалась судьба и к научной работе Эмилии Адриановны. Тема исследования о почвенных водорослях хорошо вписалась в лысенковскую теорию. Начальство активно продвигало её в докторнатуру, освободило от учебной работы. Научным руководителем докторской диссертации стал Константин Игнатьевич Мейер. «Вчера говорила с Мейером, он направил меня на кафедру гидробиологии и там мне предложили ехать в экспедицию на трассу Калинин – Сталинград, над которой шефствует биофак МГУ во главе с Презентом. Туда направляются почти все работники кафедр. Но водорослятника у них нет… Мне очень хочется поехать. Во-первых, никогда больше не представится возможность поработать в настоящей экспедиции, где будут люди разных специальностей, у которых можно поучиться, а во-вторых, хочется раз и навсегда покончить разговор о “неактуальности” моей работы… Материала этой экспедиции хватит мне на много лет и, может быть, даже на диссертацию» (из письма мужу от 27.04.49 г.). Но участие в экспедицию пришлось отменить из-за поступления дочери в университет.

В 1954 г. состоялась первая поездка в г. Ленинград в Ботанический институт Академии наук, где работал профессор М. М. Голлербах. Он первым в Советском Союзе начал работу с почвенными водорослями. Блокаду жил в Ленинграде. Врачи его приговорили к смерти и предложили отдать хлебный паёк дочери. Его спасла жена. В 1943 г. в г. Казани, куда был эвакуирован институт, он защитил докторскую диссертацию. Был очень обрадован, что ведётся работа над второй докторской по почвенным водорослям. Познакомил со своими аспирантами. Эта поездка в Ленинград была интересной и переломной. Основные научные связи из Москвы перешли в Ленинград. «Просмотрела там много научной литературы. Посидела с микроскопом. Очень важно было общаться с единомышленниками, посоветоваться об увиденном и прочитанном».

Вернулась в Киров. Дочь закончила институт, решался вопрос распределения. В пединституте ей предложили аспирантуру. Она сказала, что работать, как мама, не может, а, значит, не стоит. Лето 1954 г. ушло на проведение экспериментов. Осенью поехала в Москву. Материалов было много. Жила в одной маленькой комнате, очень удобно – в блоке две комнаты, душ, туалет. В Москве посетила много интересных конференций. Докладов. Запомнились выступления ботаников, которые впервые после войны ездили в Париж, на Международный Ботанический конгресс.

В 1955 г. диссертация была завершена. «1 июля получила в типографии газеты “Правда” автореферат. Всего над диссертацией работала семь с половиной лет. Если учесть, что тема новая: кандидатская была по воде, а эта – по почве, то этот срок очень маленький». Стали искать оппонентов. В Москве нет. Надо ехать в Ленинград. Эмилия Адриановна поехала с докладом в Ботанический институт. После выступления на секции Ботанического общества её оппонентами согласились стать Полянский и Голлербах. Защита докторской диссертации «Водоросли дерново-подзолистых почв и их роль в почвенных процессах» и утверждение в учёной степени доктора биологических наук состоялись в 1956 г.

Не успела защитить докторскую, как началась эпоха освоения залежных и целинных земель. По мнению Эмилии Адриановны – целина была абсолютно не оправдана. «Целина даёт урожай первые 3–4 года. Поэтому казахи её не распахивали, использовали только под пастбище. Все начинания Хрущёва фантастические. Осваивали целину, а Нечёрноземную зону абсолютно забросили. Держалась последняя только на таланте и мастерстве отдельных руководителей. Сколько в это время хозяйств погибло! Сколько людей из деревни ушло! Целинные земли придуманы Хрущёвым, так как он оскандалился со своей продовольственной программой. Белого хлеба тогда в Кирове было не купить. Когда приезжала в Москву, то ела большие килограммовые батоны. Сколько золота за хлеб вывезли за границу! Хрущёв распустил МТС, а там была хорошая техника, специалисты. Запретил колхознику держать больше одной коровы – пусть покупают молоко на ферме. Даже в слободках, прилегающих к городу, у отдельных хозяев было до 6 коров: сена полно, детей в семье много. Сселил “неперспективные” деревни. Люди имели свой дом, своё поле, свою одворицу. И средний руководитель – простой мужик с хозяйственной жилкой – мог справиться, умело организовать и управлять хозяйством на такой основе. Во главе же вновь создаваемых колхозов и совхозов ставили вплоть до доцентов сельскохозяйственных институтов. А хрущёвская кукуруза! Увидел он её в Америке. И пошло: “Давайте кукурузу, кукурузу…” Выступил против травополья. А Кировская область животноводческая: овцы, коровы, лошади. На всё нужна трава. Возникло целое направление в науке – травопольные севообороты».

Но самое главное – Никита Сергеевич Хрущёв разоблачил культ личности Сталина. Когда вышел его доклад на XX съезде КПСС, Эмилия Адриановна уже знала его содержание: о нём рассказала преподавательница, которая была на съезде. Эмилия Адриановна читала стенограмму, и её потрясло, что в месте, где он критиковал Сталина во время войны, «в зале смех». Как можно смеяться над такими вещами? Это в ней вызвало недоумение и возмущение: «Можно все беды ликвидировать, не нарушая сложившейся привычки. Кто этого не знал, пусть и не знает. Кто знал, и так не забудет». Иван Дмитриевич хотя и сам пострадал, полностью разделял позицию жены.

1960 год – Эмилии Адриановне – 50 лет. Надо отмечать юбилей. И без согласования с ней коллеги по кафедре написали всем друзьям, учителям. Поздравлений было много. Так, К. И. Мейер написал: «Вы относитесь к числу тех учеников, которыми можно гордиться…»

Впереди одно из наиболее ярких, насыщенных десятилетий её жизни. Она читала лекции в Московском, Ленинградском и Киевском университетах, часто выезжала в качестве оппонента по кандидатским и докторским диссертациям. Совместно с М. М. Голлербахом готовила монографию о почвенных водорослях. Выступала на конференциях в МГУ, Казани и других городах Советского Союза. В Казани на конференции по геоботанике была поставлена проблема зарастания промышленных отвалов. Что делать с ними? Они дымили, пылили. Эмилия Адриановна с профессором из Свердловска взялась за интересную работу по этой теме. Получая материал с отвалов, определяла в них водоросли. Было установлено, что вслед за водорослями на них появлялись сорняки, наносилась пыль, складывалась почва.

Постепенно имя доктора биологических наук, профессора Штиной стало известно не только в нашей стране, но и в европейском сообществе альгологов. В 1960 г. она выступила с докладом на VII Международном конгрессе почвоведов в г. Мэдисон (США). Несмотря на то, что её доклад о географическом распространении водорослей был опубликован в «Ботаническом журнале», анкетные данные не вызывали нареканий и сомнений, до последнего момента не надеялась, что её вызовут на конгресс. «Пошла с лаборанткой собирать растения для гербария. Вернулась домой, а там телеграмма: “Завтра, в 10 часов должна быть в Москве”. Муж уже купил билет на поезд, снял деньги с книжки. Собралась быстро. Приехала в Москву, пошла в почвенный институт. Там посылают в гостиницу “Якорь”. Дают инструктаж. Прежде всего, надо ехать в ЦК партии, где дадут все указания, как вести себя за границей. А это было время, когда сбили американского летчика над Уралом. Предупреждали, чтобы в Америке были осторожнее. Желательно никуда не ходить одному. Многие плохо знали английский. На тридцать человек поехали два переводчика. Руководителем делегации назначен академик И. В. Тюрин. Поехал вместе с женой. В составе делегации был один академик из Армении, один из Казахстана, несколько украинцев и последним явился Гасан Алиевич Алиев. В качестве подарков разрешили взять пластинки нейтрального содержания, две бутылки водки, сигареты».

Специально для конгресса в университетском городке Мэдисон построили студенческое общежитие: «Жила в одном номере с профессором Ленинградского университета Александровой. Общежитие не шикарное. Места общего пользования общие. Завтрак, обед, ужин без официантов: подходишь к стойке и берёшь: утром яичница с ветчиной, молоко с кукурузными или рисовыми хлопьями и кофе. Обед в разных местах, там, где работали секции. На открытии конгресса было сделано несколько докладов, выступил и наш И. В. Тюрин. Очень хорошо сказал об успехах сельского хозяйства в Советском Союзе и о целине. Затем началась работа по секциям». На одной из них с докладом «Зональность в распространении сообществ почвенных водорослей» выступила Эмилия Адриановна. Читала на английском языке.

В программу работы конгресса входила большая экскурсия, продолжительностью 11 дней. «Разделились на две группы: первая поехала на запад Калифорнии, другая – по восточным штатам. Ехали в нескольких автобусах. Впереди и сзади полицейские машины. Автобусы все с закрывающимися окнами и дверями. Кондиционеры. Жара несусветная. Ехали по восточным, плодородным штатам: рис, табак, соя, кукуруза. Закончили экскурсию в Вашингтоне. Поездка очень интересная. Уже в автобусе увидела, что один из экскурсантов приобрёл книжечку-определитель деревьев и кустарников. Всё не наши. Как важно знать латинские названия: они едины для всего мира. Строго было запрещено брать пробы почв. Всех обещали обыскивать… Кормили в дороге во время экскурсии – курицы, курицы, курицы… давали по полкурицы. При закрытии конгресса был дан концерт в здании цирка. Очень хорошо выступали военные. Заключил программу индейский ансамбль. Так увидела настоящих индейцев, прямо как дрессированных животных. После концерта – банкет. Были поставлены столики. Подходишь. На бумажную тарелку получаешь – полкурицы, початок кукурузы, банку пива и мороженое. Очень примитивный фуршет. Европейцы роптали, что нигде не дают супа. Поэтому при посещении очередной фермы суп дали: соя, горох, что-то сладенькое – жиденькое… К русским интерес был особым, так как в Штатах только что отбывал Н. С. Хрущёв. Даже продавали мишку с лицом Никиты Сергеевича. Останавливались на заводах, где перерабатывали сельскохозяйственную продукцию. Посетили табачную фабрику, где увидели очень хорошие машины, никто из рабочих на нас даже не повернул головы. Встречала женщина-гид. В лаборатории увидели специальные, свежие журналы “Микробиология” – вот тебе и провинция».

Не успела Эмилия Адриановна вернуться в г. Киров, как позвонили из «серого дома» и попросили рассказать им о том, о чём нельзя говорить всем. А она не знала, что им рассказать. Да, русские эмигранты живут плохо. Понравились великолепные дороги, автоматические камеры хранения, домашняя техника. Позавидовать можно было и климату, так как северная граница США лежит на широте Харькова.

«Что вывезла из Штатов интересного? Был в делегации один профессор из института удобрений – Фёдор Васильевич Тургин. Он сказал, что в университете, где мы сейчас находимся, работает профессор, который занимается азотфиксирующими водорослями. Пойдите к нему в лабораторию. Это был профессор Баррис. Он доказывал, что сине-зеленые водоросли могут питаться молекулярным азотом. Баррис не только всё хорошо рассказал, но и подарил культуру этой водоросли. Но такой культурой в Кировском сельскохозяйственном институте никто не занимался, поэтому передала её коллеге из института микробиологии, которую эта водоросль интересовала. Но проблемой – фиксируют ли азот водоросли – заинтересовалась сама. Так что из Америки я привезла эту идею!»

В 1964 г. её пригласили с докладом на X Международный ботанический конгресс в Великобританию. Из 18 членов советской делегации – три ботаника (Петров, Хохряков, Штина) – все воспитанники А. Д.  Фокина. Их так и называли: «Вятские на Ботаническом конгрессе». В этом же году её доклад «Взаимодействие между почвенными водорослями и высшими растениями» прозвучал с трибуны VIII Международного конгресса почвоведов (Румыния). Позднее она стала участником научных форумов в Австралии, Болгарии, Франции и, конечно же, в СССР. Участвуя в научных конгрессах, Эмилия Адриановна приобрела большой опыт по их организации. Поэтому с предложением Ивана Дмитриевича по проведению всесоюзной конференции альгологов в г. Кирове поехала в Москву, в комитет по науке. Но там ответили отказом, так как такие конференции должна проводить только Академия наук. Просто конференцию – пожалуйста. Вернувшись в Киров, Эмилия Адриановна возглавила работу по подготовке конференции «Современное состояние и перспективы изучения почвенных водорослей в СССР». Киров – город  закрытый, поэтому запрещено приглашать иностранцев. Первое, что сделали – включились в план мероприятий обкома партии на 1966 г. Установили срок – 10 ноября. Заказали бронь в гостинице. Провели ревизию оборудования всех кафедр, состояния культур водорослей, научной картотеки. Проверили все эпидиаскопы, проекторы. Все сотрудники выполняли определённые обязанности, всем докладчикам даже ставили стакан с чаем. Продумали культурную программу: экскурсии по городу, продажа книг, вятских сувениров и выставка мод. Пришлось привести в порядок и квартиру, стулья обтянули новым материалом. Каждый день у Эмилии Адриановны было дома застолье. Для всех было необычным место проведения конференции – Киров, а не Москва и Ленинград. Гостей приехало человек сто. В оргкомитет ввели М. М. Голлербаха и главу почвенной микробиологии Мишустина. Приехал вместе с женой. Конференция прошла очень интересно. О ней писала «Кировская правда», передавало кировское радио и телевидение. Гости жили в гостинице «Центральной». Там же был и банкет. В резолюции конференции было отмечено, что наиболее целеустремленные и разнообразные исследования ведутся в Кировском сельскохозяйственном институте. И поэтому решено считать кафедру ботаники КСХИ координирующим центром по почвенной альгологии и просить профессора Штину регулярно проводить всесоюзные конференции. Ректор института был очень горд, что кафедра стала ведущей в стране в данной отрасли знаний.

1966 г. для Эмили Адриановны особо знаменателен, она была удостоена высокой награды – ордена Ленина, а через год стала депутатом парламента (Верховного Совета РСФСР). На первой сессии впервые была организована комиссия по охране природы. Эмилия Адриановна стала её секретарем. «Доктора наук Штину всегда волновали проблемы чистой воды, воздуха, земли. Своей деятельностью она стремилась сделать всё возможное для улучшения этих трёх составных жизни людей» (В. Лузянин).

Работу советского парламента очень хотел видеть Иван Дмитриевич, несмотря на то, что жил уже с «кислородной подушкой». «Муж перенёс поездку в Москву хорошо. Навестил там товарища по институту. Но дышал он тяжело. На обратной дороге остановились во Владимире, у сестры Ивана Дмитриевича. Вернулись домой 15 апреля. 17 апреля Ивана Дмитриевича не стало. Похоронили 21 апреля на Старом Макарье».

Эмилия Адриановна заболела. Что было, никто не мог сказать. Грипп? Приступ ревматизма? Высокая температура, руки не гнутся, хлеба не могла отрезать. Вызвали доктора на консультацию из областной больницы. Та сразу определила желтуху. Лето пролежала в больнице. А потом сразу же дали льготную путёвку на Чёрное море. Там лечилась, приходила в себя от перенесённой тяжёлой утраты… Потом началась новая жизнь… без Ивана Дмитриевича. Снова читала лекции в МГУ. Несколько раз ездила в Ленинград, проверяла корректуру книги «Почвенные водоросли», которую писала вместе с М. М. Голлербахом (вышла в издательстве «Наука» в 1969 г.) До сих пор это единственная монография по данной теме.

Много времени занимали депутатские обязанности. Её стараниям обязано появление нового корпуса КСХИ, общежития, дома для преподавателей. Для решения данного вопроса, по предложению Н. И. Паузина, Эмилия Адриановна встретилась с председателем Совета министров СССР А. Н. Косыгиным: «9 утра. Прохожу через Спасские ворота. Там проверяют по списку. Приглашают. Указывают, что надо идти в кабинет № 1. Длинный коридор и свет в одной комнате. Зашла туда. Ещё рано. Алексей Николаевич ещё не пришёл. Дожидалась в отдельной комнате. Зашёл ещё один дядечка. Его дежурный строго предупредил: “Здесь не курите. У нас дама”. Услышала, как Косыгин снимает плащ. Дежурный попросил в кабинет. А. Н. Косыгин встретил по середине комнаты, предложил сесть. Эмилия Адриановна изложила свою просьбу. Председатель Совета министров строительство разрешил на средства Министерства сельского хозяйства. Звонит Мацкевичу. Его нет. Ищут. Пока ищут, он задаёт вопрос: “Почему не помогают местные Советы?” Отвечаю: “Потому что очень много желающих. Жилье в Кирове обветшало. Нас не бомбили”. Второй вопрос: “Как идут дела в институте?” “Набор очень большой, но на ветфак мало, так как очень трудно работать в животноводстве. Корма везём с юга”. Нашли Мацкевича. Поблагодарила А. Н. Косыгина и поехала в Министерство сельского хозяйства. Над её просьбой уже работал зам. министра. Деньги нашли».

В 1973 г. Эмилии Адриановне было присвоено звание заслуженного деятеля науки РСФСР. Результатом её активной научной деятельности стало более 250 научных работ, в т. ч. 4 монографии. Весомым вкладом в науку Э. А. Штиной явилось изучение состава и закономерностей распределения водорослей в почвах различных районов и зон страны; доказательство существенной роли водорослей как деятельной составной части живого микромира почв; оценка влияния почвенных водорослей на высшие растения и разработка оригинальных приёмов практического использования водорослей как фактора, воздействующего на их рост; научное обоснование принципов практического использования почвенных водорослей в качестве биоиндикаторов изменения состояния почвы при воздействии на неё процессов интенсификации сельскохозяйственного производства.

Под руководством Э. А. Штиной была сформирована научная школа, признанная ведущим центром советской почвенной альгологии. По оценке специалистов, направление почвенной альгологии, возглавляемое Э. А. Штиной, по целеустремленности и многогранности проблематики не имеет себе равных в мировой науке.

Создательница сказок про северные народы Нина Коледнева (Беломестнова) стала победителем общероссийской литературной Премии им. В. К. Арсеньева (12+). Как признается писательница, сказки определили ее судьбу — в детстве, сидя у костра, фантастические истории оленщиков запали в ее душу настолько, что теперь это стало ее профессией. О победной «Золотой нити» (6+) и планах на будущую книгу в материале ИА PrimaMedia.

— Нина Васильевна, расскажите, что сподвигло вас начать писать сказки?

— Я родилась и выросла в эвенкийском селении Тунгокочен на севере Забайкалья. Мое детство и отрочество прошло среди сверстников-эвенков. У нас были общие учебники, общие игры и забавы. Оленщики с караваном оленей, случалось, делали крюк в тайге, чтобы заглянуть к нам в село, проведать своих детей, живущих в пришкольном интернате. И тогда у ночного костра звучали фантастические истории — об одноглазых людоедах-великанах и об отважных охотниках, сумевших победить злобных нелюдей; о волках, что могут перевоплощаться в людей; о медведях, отвечающих добром на людское добро. Эти сказки запали мне в душу. И, по сути, подсказали мне будущую профессию, определили мою судьбу.

— Чтобы создавать такие фантастические истории, необходимо где-то черпать вдохновение, искать зацепки, приключения. Как вы ищите свою сказочную музу?

— За эти годы исколесила на машинах, облетела на самолетах, исходила пешком полмира. Сплавлялась по Витиму. Встречалась со звероловами и старыми оленщиками в эвенкийских селениях на севере Забайкалья и республики Бурятия, записывала их истории об охоте на диких зверей, о том, что случалось с ними на перекочёвках, их загадки, верования, шаманские табу. Побывала на Аляске, гостила в резервациях индейцев племени Пуэбло и племени Навахо в Америке. Дышала живительным воздухом Амура. Посетила деревню китайских орочон на Малом Хингане.

Всё это стало питательной почвой для моих авторских сказок, герои которых — северяне, звероловы, оленщики и рыбаки. Они живут, согласуясь с циклами природы, и сами, по сути, ее часть. Они обитают на вечной мерзлоте, где, казалось бы, сложно выжить, но соорудили себе теплые чумы, пошили одежду из звериных шкур, и мороз им не страшен. Они умеют радоваться жизни — первому снегу, прилету птиц по весне, пению горного ручья. А чтобы не голодовать в зимнюю пору, когда не так-то просто добыть зверя, коренные северяне, эвенки, соблюдают нимат. Это неписанный закон звероловов, когда удачливый промысловик раздает часть своей добычи соплеменникам, тем, кому не повезло на охотничьей тропе. 

— Расскажите, как была создана книга сказок «Золотая нить», с которой вы стали победителем на Премии Арсеньева? 

— История уходит корнями в третью тунгусоведческую международную конференцию, что проходила в Благовещенске в 2018 году. Ученые-тунгусоведы из разных стран мира вместе с краеведами, журналистами, представителями северных коренных народов России искали наиболее действенные пути развития северного оленеводства. Печалились о том, что эвенки теряют свой родной язык (в наши дни общаются в быту на нем лишь старики), искали пути ревитализации языка. А самый эффективный способ дать второе дыхание языку, по мнению участников дискуссии, — через сказку.

Председатель родовой эвенкийской общины «Неут» Екатерина Шмонина из Хабаровского края загорелась идеей издать сказки о своем народе на эвенкийском языке. Я отозвалась на ее клич — у меня часть авторских сказок уже была издана, часть находилась в рукописи. Члены родовой общины «Неут» придирчиво прочитали сказки — в героях увидели себя и своих сородичей, узнали ушедших в мир иной предков, встретили своих эвенкийских богов. Они признали сказки — эвенкийскими, а после взялись за их перевод на родной язык.

В течение последующего года я, Екатерина Шмонина и эвенки — переводчики на эвенкийский язык, работали в тесном союзе: компоновали сборник сказок, привлекали к оформлению книги творчески одаренных детей. Иллюстрации к сказаниям готовили школьницы Диана Бондарь, жительница Забайкалья и старшеклассницы Наталья Волкова и Дарья Красинская из эвенкийского селения Тугур. 

И в начале 2021 г книга сказок  Нины Коледневой «Золотая нить», изданная на двух языках, увидела свет. Удалось также издать аудиоприложение к ней.

— А кому бы вы рекомендовали прочитать эти сказки?

— К сожалению, тираж книги небольшой — всего тысяча экземпляров. Все они разошлись по библиотекам Дальнего Востока и Восточной Сибири, в первую очередь северных сел, где живут аборигены. Сборник сказок «Золотая нить» мы подарили музеям, университетам и другим заведениям, где изучают эвенкийский язык. 

Книга послужит прекрасным учебным материалом для детей эвенков, которые изучают родную речь в школах. Материал можно будет использовать для театральных постановок. Хабаровские эвенки уже осуществили постановку сказки «Женщина-радуга» (6+) в своем национальном эвенкийском кукольном театре. Спектакль был впервые показан на телемосте трех регионов — Забайкальского и Хабаровского краев, а также Амурской области, где был презентован сборник сказок «Золотая нить» и принят зрителями на «Ура».

Но главное, сказка вхожа в каждый дом жителей северных селений, в каждый чум или палатку оленевода. И если зазвучит на родном языке потомков вечных кочевников, то поможет юным северянам понять и впитать ценности их предков, полюбить свой родной язык. 

— Ваша миссия по сохранению эвенкийского языка понятна, а что побудило вас принять участие в Премии?

— Этот литературный конкурс близок мне, как близок по духу путешественник, исследователь, писатель Владимир Арсеньев, как близок и его проводник в дебрях Уссурийской тайги Дерсу Узала… Я встречала немало таких людей среди наших забайкальских эвенков, охотников и следопытов, знающих северную тайгу как свои пять пальцев. А подавая заявку на участие в конкурсе, всегда в душе надеешься на победу.

— Вы же не собираетесь на этом останавливаться? Есть ли в планах идея для новой книги?

— Я буду продолжать писать о Севере и северянах, о первопроходцах Дальнего Востока. И у меня есть конкретные герои — это мои родители. Они были врачами. Первыми в истории эвенкийского народа — у нас, на севере Забайкальского края. Отец возглавлял районный отдел здравоохранения в Тунгокоченском районе, а мама была главным и единственным в военные годы врачом в этом районе, по площади равном трем Франциям.

Совсем еще девчонка, выпускница Омского мединститута, моталась по глухой тайге верхом на лошади — часто одна, без сопровождения, без ружья, лишь с саквояжем с лекарствами и шприцем. А до Калакана было пять суток езды в одну сторону, до других эвенкийских селений, где ждали ее помощи, — по трое суток. Врач-педиатр по специальности, но ей пришлось овладеть смежными направлениями: принимать роды, оперировать неотложных пациентов, помятых медведем и истекающих кровью, спасать эвенков от инфекционных болезней.

Я очень хочу, чтобы о ее подвиге, о ее самоотверженном труде узнали наши современники. Узнали о судьбе моего отца, попавшего на Дальний Восток в молодости, и прикипевшему к этому суровому краю.

Каждый осознает понятие родины по-своему. Часто оно неоднозначно и не определено. Так же люди относятся к родной земле. Одни питают к ней любовь, благодарность, преклоняются перед ней.

Другие – испытывают холодность, полное отсутствие положительных эмоций и мыслей.

Очень часто случается так, что под влиянием каких-то обстоятельств человек полностью меняет свое отношение к природе родного края.

Проблема

Какое же определение мы можем дать родине? Что значат для каждого из нас место, где мы родились, знакомые улочки, здания, где мы бывали раньше? От любви к родной природе зависит любовь к родине в целом.

Она может появиться в сердце человека не сразу, а расти вместе с ним годами и десятилетиями. Но благодаря какому-то событию все вдруг встает на свои места. В предложенном для анализа тексте К.Г.

Паустовский поднимает проблему любви к родине.

Комментарий

Аполлинарий Васнецов. Родина.

Автор раскрывает проблему на примере становления чувства любви к родине у художника Берга. Он совершенно не понимал, что значит слово «Родина» и насмехался над теми, кто говорил о родном крае с тоской и любовью. Для него не имело значения, где родился и вырос человек.

Товарищи не верили в отсутствие у Берга теплого отношения к родине и считали художника чудаком. Писатель отмечает, что его герою совсем не удавались пейзажи.

Скорее всего, это происходило именно из-за непонимания ценности природы, ее влияние на становление человеческой души. Позднее художнику довелось вместе с другом прожить месяц в тихом лесу на берегу озера вдали от городской суеты.

Тут он получил возможность насладиться красотой природы сполна, понять и принять ее окончательно. Он смог написать пейзаж – первый, который действительно удался.

Авторская позиция

Автор убежден, что любовь к родине проявляется только после близкого знакомства с ее невероятной природой. Она способна наполнить жизнь новыми красками, впечатлениями, способностью восхищаться и дарить свое творчество другим людям.

Своя позиция

Я полностью разделяю мнение автора. Связь с родной природой, землей является важной для каждого из нас. Ведь жизнь становится намного проще, когда на земле есть родное место, где ты родился, где тебя всегда поддержат и встретят с любовью. Вот почему так важно с детства прививать патриотические чувства к малой родине, любовь к природе.

Аргумент №1

В стихотворении М.Ю.

Лермонтова «Родина» поэт искренне заявляет о любви к Отчизне, которая не славится особо красивой природой или слишком приветливыми людьми: «Но я люблю — за что, не знаю сам — Её степей холодное молчанье, Её лесов безбрежных колыханье…» Для автора этих строк крайне важна связь родины с ее природной красотой.

Он с восторженной радостью воспевает тоску, возникающую в сердце от созерцания двух одиноких берез, стоящих среди полей. Стихотворение помогает понять, насколько прекрасна наша страна, как неповторимы ее необъятные просторы. Мы должны беречь ее и хранить  для будущих поколений.

Аргумент №2

Люди неразрывно связаны с природой. Об этом написано немало произведений. К примеру, в рассказе А.

Солженицына «Матренин двор» смыслом жизни главной героини становится не только ее дом, хозяйство, деревенька, но и природа родного края. Здесь она пережила войну, гибель детей и смерть мужа.

Матрена живет ради малой родины, и погибает она, пытаясь перенести свою избу через рельсы под колесами проезжающего поезда.

Заключение

Нельзя отвергать, предавать забвению место, где мы родились, где прошло наше детство. Малая родина откладывается в сердце с невероятными подробностями, потому что, будучи ребенком, человек долгое время изучал и исследовал все вокруг, знакомился с особенностями природы. Вот почему родной край так близок и привычен нашему взору.

Проблемы и аргументы к сочинению на ЕГЭ по русскому на тему: Патриотизм (таблица)

1. Н.А. Островский, «Как закалялась сталь». Павка Корчагин — главный герой автобиографического романа Николая Островского.

   Автор показывает его удивительно насыщенную жизнь, на протяжении которой он превращается из простого мальчишки, которого выгнали из школы за недостойный проступок, в мужественного, смелого, целеустремленного молодого человека. Всего себя Павка посвятил борьбе за справедливость.

   Нельзя не упомянуть о таких событиях, как его участие в гражданской войне и строительстве узкоколейки в рекордное время. Эти деяния раскрывают сущность патриотизма героя, не боящегося взглянуть в глаза трудностям. Павку можно смело назвать символом социалистической эпохи, в котором были отражены лучшие человеческие качества.

   Любовь к Родине, осознание того, что он является ее неотъемлемой частью, помогали герою произведения уверенно преодолевать все преграды, даже в период гражданской войны.

2. В.Л. Кондратьев, «Сашка».

   Что такое юность, проведенная на войне? Это ужасающие картины человеческой жестокости, голод и холод, бессонные ночи, погибшие товарищи. Это искренняя вера в то, что победный конец уже близко. Центральный персонаж повести «Сашка»- молодой парень, оказавшийся на передовой, под Ржевом.

   С первых страниц произведения он завоевывает симпатию читателя своей отзывчивостью, честностью, мужеством и готовностью делать поступки, которые без преувеличения можно назвать подвигами. Герой стремится защищать интересы Родины и своего народа, оставляя позади собственный страх. Стоит отметить, что сцена с пленением немца показывает Сашку как русского человека, которому свойственно чувство жалости и сострадания. Без этого на войне никуда, потому что в любых условиях человек, прежде всего, должен оставаться человеком.

Даешь российское производство

Отдельный класс лжепатриотов – те, кто призывает россиян отказаться от всех товаров иностранного производства «ибо они есть зло». Призыв к отказу от всего заграничного – одежды, техники, продуктов питания. То же самое распространяется на все нематериальное – фильмы, язык, песни, танцы.

Касаются даже использования заимствованных слов в лексиконе. Истинный патриотизм для таких людей означает использование только лишь отечественных товаров народного потребления. С одной стороны, поддержка собственного производства похвальна, а само его развитие необходимо. Это факт. Но всему есть разумный предел.

Полный отказ от импортных товаров невозможен просто физически. Потому как тогда, для полной справедливости предстоит признать, что многие необходимые вещи есть изобретения иностранных компаний.

Отказываемся от всего? Компьютеры, телефоны, бытовая техника, парфюмерия, косметика, бытовая химия, туалетная бумага – все это было придумано не нами. Готовы ли «патриоты» отказаться от всех этих благ?

Женский патриотизм

1. Ч.Т. Ай. Автор начинает описание событий со дня поминовения. Толгонай — главная героиня повести, приходит к полю, чтобы рассказать ему о всех тяготах своей жизни. Она жалуется ему на то, что война забрала у нее трех сыновей, что шансов на возвращение в отчий дом у них нет.

   Но, несмотря на это, Толгонай находит в себе силы жить дальше. В то время, как многие жители колхоза, где живет героиня, стали роптать на трудности простого народа в условиях войны, Толгонай сумела проявить стойкость и не позволить проблемам застать ее врасплох.

   Осознание того, что она работает для своей семьи, для окружающих, для нужд фронта и для родной земли, воодушевляет ее. Героиня рада «служить» отечеству и счастлива осознавать, что «пока жив народ , жива и она».

2. Б.Л. Васильев, «А зори здесь тихие».

   Говорят, что женщинам на войне не место, но прочитав повесть «А зори здесь тихие» читатель понимает, что это совсем не так. В произведении автор описывает непростой жизненный путь пяти девушек-зенитчиц, которые волей судьбы оказались на фронте.

   Однажды вместе со своим командиром девушки отправляются на рискованное задание, чтобы предотвратить появление немцев на стратегически важной территории. В итоге героиням удается уничтожить врага ценой собственной жизни, выживает только их командир.

   Героини осознавали, что это мог быть их последний поход, но стремление победить врага и быть полезными своей Отчизне стало для них важнее. Несомненно, девушки совершили настоящий подвиг, показав, что Великая победа была достигнута благодаря сотням и тысячам мужских и женских имен, навсегда оставшихся на страницах нашей истории.

Патриотизму – «да» – нацизму – «нет»

В отличие от других, этот пример просто ложный, но и еще опасный. Здесь мы говорим о том, чему так стараются научить нас с экранов ТВ, а чаще с наших мониторов – неприязни на национальной почве.

• Те, кто, изучая страницы социальных сетей, читает комментарии народа, не раз сталкивались с негативным высказыванием «гордых русских» в адрес других народов.
• «Все страны, которые не именуются «Россия» – враги, цель которых разрушить нашу Родину , а все остальные народы – некие недочеловеки, по уму, талантам и способностям явно уступающие великим русским» – вот примерный смысл диванных лжепатриотов.
• Патриотические игры в детском саду

Такие разговоры только кажутся глупыми и пустыми. На самом деле, на фоне таких вот оскорблений вспыхивают конфликты, которые постепенно набирают обороты. Надо ли уточнять, чему такие «патриоты» учат дома своих детей?

Патриотизм как сила, объединяющая народ

1. К.Д. Воробьев, «Это мы, Господи!». Константин Воробьев начинает свою повесть со сцены попадания главного персонажа, лейтенанта Сергея Кострова, в плен.

   После этого автор описывает ситуации, происходящие с героем и показывающие, что человечность, единство русского народа, готовность пожертвовать собой ради другого — основа отношений между людьми в период войны. Многие испытания выпали на тяжкую долю героя: нахождение в плену у немцев, бегство, выживание в концлагере.

   Но они указывают, насколько велика была жажда русского человека не сдаваться, бороться и идти до победного конца во имя любви к Родине и народу. Только благодаря взаимовыручке, совестливости и силе духа он неоднократно избегал смерти и мог двигаться вперед.

   Этим произведением автор хотел сказать, что суровые испытания на войне могут быть пройдены только при условии объединения людей для противостояния общему врагу.

2. А.Т. Твардовский, «Василий Теркин». Знаменитая поэма «Василий Теркин» также является наглядным примером того, как важно было единство народа в военный период.

   Безусловно, образ главного героя, Василия Теркина, стал примером для подражания, образцом для других военных. Герой идет навстречу своим страхам, совершая поступки, которые многих приводили в восторг. Непреодолимое желание служить своей родной земле подпитывало и воодушевляло его.

   Герой отмечал, что победа зависит от каждого участника войны, и поэтому всегда подбадривал и воодушевлял окружающих мудрым словом, невероятной историей или просто игрой на гармони. Теркин всегда считал, что в борьбе за свою Отчизну никто не имеет права сдаваться, опускать руки или бояться делать то, что в мыслях представляется невозможным. Поэт, будучи военным корреспондентом, точно знал, как была важна роль каждого человека на пути к Священной Победе.

Тезисы

• Патриотизм может быть как истинным, так и ложным
• Настоящий патриот не посмеет предать Родину даже под угрозой смерти
• Патриотизм проявляется в желании сделать родную страну лучше, чище, защитить ее от врага
• Огромное количество ярких примеров проявления патриотизма можно найти в военное время
• Патриот готов даже на самый безрассудный поступок, который хоть немного может приблизить людей к спасению страны
• Истинный патриот верен присяге и собственным моральным принципам

Ложный патриотизм

1. Л.Н. Толстой, «Война и мир». Автор смог удивительно точно подчеркнуть разницу между истинным и ложным патриотизмом. Так, говоря о войне 1812 года в произведении, Толстой сопоставляет эти понятия в лицах многих героев.

   К тем, кто не способен любить отчизну по-настоящему, писатель относит представителей высшего общества. Например, Анну Павловну Шерер , Элен или Анатоля Курагиных .Их «сопереживание» строится лишь на отказе от французской кухни и французского языка. Герои неспешно ведут, как им кажется, важные беседы, в то время как на поле боя гибнут люди.

   Такому высшему свету никогда не понять душевных порывов благородного человека, готового отдать свою жизнь за Родину. Таковыми персонажами являются Андрей Болконский, капитан Тушин, Платон Каратаев, Денис Давыдов и т.д. Слишком разняться их представления о том, что такое настоящая любовь к своему краю.

   Пока солдаты и простые крестьяне проливали кровь, защищая русскую землю, многие дворяне готовы были смириться с властью захватчика, лишь бы сохранились их привилегии.

2. В.Г. Распутин, «Живи и помни». Автор начинает повествование с внезапного возвращения героя домой в самый разгар войны.

   Андрей пришел к порогу родной избушки, но не потому, что был серьезно ранен или контужен, он просто дезертировал. Герой осознавал, что любящая жена догадается о его поступке и окажется в затруднительных обстоятельствах, но это не помешало его возвращению.

   На первых порах войны он честно участвовал в боях, помогал своим товарищам и никогда не давал слабину, но постепенно герой начал задумываться о том, почему именно он должен воевать и переживать, что каждый день может стать дня него последним.

   Трусость и эгоизм взяли верх над Андреем Гуськовым и вынудили его совершить непоправимую ошибку, навсегда изменившую ход его жизни. И, невзирая на то, что муки совести начали терзать героя, ему нет оправдания, потому что бросить Отчизну в трудное для нее время означало совершить непростительное преступление.

Дарья Борзенко Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Проблема патриотизма. Аргументы к сочинению

Большой толковый словарь даёт следующее определение патриотизма:

Патриотическое воспитание должно начинаться с самого раннего детства. Это любовь к своей малой Родине, к природе, изучение истории страны, знакомство с биографиями людей, которые своими именами прославили нашу Родину на весь мир. Так, известный врач Николай Иванович Пирогов в период Крымской войны (1853-1856 гг.

) просится отправить его в Севастополь, так как знает о тяжёлом положении гарнизона, который охраняет город. Врачу отказывают, говоря, что и в тылу для него найдется много работы. Но Пирогов проявляет настойчивость и добивается своего.

Позже он говорил, что просто не мог сидеть дома, зная, как нужна помощь опытного хирурга людям, пострадавшим во время обороны Севастополя.

По моему мнению, очень большая роль в воспитании патриотизма принадлежит культуре. Человек начинает лучше понимать, как велик и талантлив его народ, по-настоящему ценить достижения своей страны, когда знакомится с выдающимися творениями живописи, музыки, литературы, созданными его соотечественниками.

Пример удивительного патриотизма русского народа мы видим в

Так, капитан Тушин со своим отрядом, вопреки приказу отступать, несколько часов отбивался от врага и выстоял.

В этом неказистом, простом и даже грубоватом на первый взгляд человеке сочетаются простота и героизм, для Толстого в нём воплотился истинный дух русского народа: его умение в часы несчастья, забывая себя, противостоять врагу, его скромность, не требующая других наград, кроме свободы и мира. В семье Ростовых интересы государства ставятся выше личных.

Хотя младший сын Петя ещё почти ребенок, родители в конце концов дают согласие на его службу в действующей армии, так как ценят в сыне искренний порыв – встать на защиту Родины в трудный для неё момент. Андрей Болконский и Пьер Безухов также не остаются в стороне в тяжелый для страны момент.

Князь Андрей не принимает предложения стать адъютантом Кутузова и предпочитает быть в боевом строю, вместе со своими солдатами. Пьер на собственные деньги снаряжает целый полк. Совсем другой «патриотизм» показан Толстым в салонах Петербурга, где проводит время высшее общество.

Совет

Все заботы этих людей сводятся к тому, чтобы хлопотать о протекции в получении «тёплого» местечка в штабе, хорошей должности; здесь много говорят о политике, называют Наполеона «корсиканским чудовищем» и вводят запрет на французский язык. В салоне сочиняют листовки, где на смешном русском языке, подделанном под простонародный, призывают крестьян бороться с Наполеоном.

Таким образом, при помощи антитезы показывается карикатурность происходящего: описания салонов соседствуют с батальными сценами и духовными исканиями любимых героев Толстого.

Летописи древнегреческих историков донесли до нас рассказ о греческом атлете, отказавшемся принять участие в битве за Афины. Атлет отказался, мотивируя это тем, что ему необходимо готовиться к соревнованиям. Позже, когда спортсмен захотел принять участие в Олимпийских играх, афинские граждане отказали ему, заявив:

1. Ликвидация безграмотности плюс…
2. Литература – это новости, которые не устаревают
3. (Эзра Паунд)
4. Источник: https://literarus.ru/russkiy-yazyk/podgotovka-k-ege/problema-patriotizma/

( 1 оценка, среднее 5 из 5 )

Аргументы на тему: РОДИНА И ПАТРИОТИЗМ – ЕГЭтека

1

В выдающемся литературном памятнике ХІІ века «Слово о полку Игореве» современный читатель узнаёт о неудачном походе Новгород-Северского князя Игоря Святославича в 1185 году против половцев. Неизвестный автор доносит до нас главный мотив повествования – мотив единства Русской земли.  Писатель В.Чивилихин в романе-эссе «Память» так определил лейтмотив этого произведения: «Ни с чем не сравним пронзающий душу патриотизм «Слова о полку Игореве»!» Никогда не устареет мысль К.Маркса об идейном содержании «Слова…»: «Смысл поэмы – призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монголов…» 

Дополнительные сведения:  Лейтмоти́в – преобладающее настроение; главная тема; основной и эмоциональный тон произведения, творчества писателя, литературного направления; конкретный образ, проходящий сквозь творчество писателя или отдельное произведение.  Владимир Алексеевич Чивили́хин (1928-1984) – русский писатель.

  По воспоминаниям самого писателя, он любил книги и библиотеки. Случайно купил ещё довоенное издание «Слова о полку Игореве», которое стало его любимым чтением на многие годы. Этому древнерусскому литературному памятнику посвящено много страниц в его последней, крупной работе – книге «Память».  Награды: премия Ленинского комсомола, Государственная премия РСФСР имени М.

Горького, Государственная премия СССР.  Литературные произведения:  Документальная повесть «Живая сила»  Повести:  Про Клаву Иванову  Ёлки-моталки  Над уровнем моря  Пёстрый камень  По городам и весям  Серебряные рельсы  Публицистические очерки:  Месяц в Кедрограде  О чём шумят русские леса?  Земля в беде  Светлое око Сибири (о Байкале)  Роман-эссе «Память»  и др.

  Карл Маркс (1818-1883) —немецкий философ, экономист, общественный деятель. Его работы сформировали в философии диалектический и исторический материализм, в экономике – теорию прибавочной собственности, в политике – теорию классовой борьбы. Эти направления стали основой коммунистического и социалистического движения и идеологии, получив название «марксизм».

  Основные труды:  Манифест Коммунистической партии  Капитал (т.1-4)  и др. 

2

Стихотворение М.Ю.Лермонтова «Родина», написанное в 1841 году, по праву считается одним из значительнейших произведений лирики ХІХ века.  Это ответ поэта тем, кто подозревал его в отсутствии любви к Отчизне. Это размышления, в которых мысль о Родине нерасторжима с образами не официальной России, а русской деревни и природы. 

3

В романе «Война и мир» Л.Н.Толстой изобразил Отечественную войну 1812 года – три дня в Смоленске, Бородино, сдача и пожар Москвы, Тарутинский манёвр, партизанское движение. Главная цель писателя – показать героизм и патриотизм русского народа.  Андрей Болконский чувствует патриотический настрой русских войск. «Солдаты отказываются от водки», считая, что «не такой нынче день!»  Накануне Бородина, 25 августа, Пьер Безухов видит «работающих на поле сражения бородатых мужиков…» Один из солдат сказал, что «всем народом навалиться хотят, одно слово Москва. Один конец сделать хотят». Пьер «понял ту скрытую теплоту патриотизма, которая была во всех людях».  Жители Смоленска бегут вместе с войсками: не хотят оставаться под властью французов. Купец Ферапонтов сам запалил свою лавку, чтобы не досталась врагу. Для княжны Марьи Болконской «невыносима сама мысль оставаться на милость французам». Семья Ростовых – лучшая часть дворянства – с народом. Поведение этой семьи противопоставлено «ложному» патриотизму аристократии. Они по настоянию дочери отдают последние подводы для раненых.  Наполеон ждал ключи на Поклонной горе от жителей Москвы. А они оставили город.  Л.Н.Толстой описывает возникновение партизанского движения – отрядов Денисова и Долохова – признак всенародного патриотического подъёма, признак общенародного характера войны 1812 года. Писатель образно называет это явление – «дубина народной войны поднялась и гвоздила французов, пока не погибло всё нашествие». Образ Кутузова писатель даёт как выразителя патриотических идей и настроений целой России. 

• Пусть прочитанные вами события о достойных людях помогут вам задуматься над окружающей жизнью.
• Для расширения аргументационного поля в процессе подготовкик ЕГЭ рекомендуем посетить страницы:
• Обучение сочинению
• Форум — Аргументы к сочинению
• Надеемся на продолжение встреч!
• Для подготовки к ЕГЭ Вы можете воспользоваться учебным пособием «ПОЛУГОТОВЫЕ СОЧИНЕНИЯ ПО РУССКОМУ ЯЗЫКУ».
• Автор-составитель – учитель русского языка и литературы, автор-разработчик сайта «Егэтека» Помелова Галина Николаевна.

Смотрите ниже…

Назад в раздел

Проблема определения роли Родины в жизни человека. Сочинение ЕГЭ по тексту А.Н. Толстого

Для каждого человека понятие Родина наполнено определённым смыслом и у каждого он свой. Для кого-то она является местом, где ты родился и вырос, где живут твои родные и близкие. Связь человека и его отчизны возникает подсознательно, основывается эта связь на любви. В своём тексте А.Н.Толстой затрагивает проблему определения роли Родины в жизни человека.

Автор обращает внимание читателя на тот факт, что в мирное время люди не всегда задумываются над тем, какую роль в их жизни играет родина. Одни считают, что весь мир – его родина, другие высокомерно размышляют, что ничего хорошего отчизна не дала им. Но как только появляется угроза Родине, все люди объединяются, дабы сохранить своё отечество:

Гнездо наше, родина возобладала над всеми нашими чувствами. И всё, что мы видим вокруг, что раньше, быть может, мы не замечали … теперь пронзительно дорого нам.

Автор отмечает, что Родина дорога каждому по-своему. Это значит, что несмотря на то, что у человека к ней могут быть разные чувства, но как только появляется угроза отчизне, на первый план выходит любовь к родному месту, необходимость защитить ценное и дорогое – свой дом.

Далее автор размышляет над тем, как и когда сформировалось само понятие – Родина, как вечно отмирающий и вечно рождающийся поток людей, несущих свой язык, свою духовную и материальную культуру и непоколебимую веру в законность и нерушимость своего места на земле объединился под эгидой мощного источника добра и света, названного Родиной. Этот пример показывает, что Родина – это историческое прошлое народа, созданное многими поколениями. Она занимает особенное место в жизни каждого человека.

Оба примера, дополняя друг друга, дают ясно понять, что отчизна – это родное гнездо для каждого человека, которое нужно беречь. Автор убеждён, что на каждом человеке лежит ответственность за свою Родину, за сохранение наследия своего народа, сильного и свободолюбивого. В годы бедствий люди начинают больше ценить Родину, объединяются ради её спасения.

Они должны защищать её и искренне любить. Я согласна с мнением автора. Чувство родины сформировано поколениями и является базовым для любви к ней, к тому родному гнезду, где прошло наше детство и произошло много хорошего для каждого. Она важна для человека, так как является местом его рождения, местом, где живут его родственники и друзья. В романе Л.Н.

Толстого «Война и мир» описываются события Отечественной войны 1812 года. Огромное уважение вызывает общий подвиг всего народа, который победил врага, благодаря своей любви к ней, искреннему патриотизму. В то трудное время русский народ пошел на такой отчаянный шаг, как сожжение Москвы, дабы защитить остальную часть страны.

Каждый человек готов отдать всё, чтобы Родина жила вечно.

Думаю, Родина имеет огромное значение в жизни каждого человека, потому что она является местом рождения, а также историческим фундаментом, без которого невозможно дальнейшее благополучное развитие любого народа.

Сочинение ЕГЭ 2021 по реальному тексту К.Г. Паустовского: как человек должен относиться к Родине?

Сочинение ЕГЭ по тексту К.Г. Паустовского: “Базарный Сызган. Я запомнил эту станцию из-за одного пустого случая. Мы простояли на запасных путях в Сызгане всю ночь. Была вьюга…”Исходный текст

Как человек должен относиться к Родине? Именно эта проблема находится в центре внимания К.Г. Паустовского.

Чтобы раскрыть проблему, писатель делится с читателями своими воспоминаниями. Однажды он стал свидетелем необычной сцены: бездомный мальчик пел грустную песню и смотрел на дом.

В этом взгляде автор заметил тоску по дому, которого не было у мальчика, «по широким лавкам вдоль стен, по треснувшему и склеенному бумагой окошку, по запаху горячего ржаного хлеба с пригоревшими к донцу угольками». Эта сцена заставила писателя задуматься о том, что составляет счастье человека.

В мирное время человек часто не связывает счастье с чувством Родины. Однако война обостряет это чувство. В тяжелое время человек особенно остро ощущает любовь к родной земле.

Эта, как говорит автор, “неприметная сцена”, вызвала в душе рассказчика любовь к родному краю: к деревням, к бревенчатым стенам изб, к ключевой воде и невзрачным цветам. Автор вспомнил строки из стихотворения А.

Блока о России, особенно его тронуло сравнение, которое сделал поэт: « Мне избы серые твои, твои мне песни ветровые — как слезы первые любви!» Паустовский согласился с таким сравнением и дополнил его: «Нет ничего человечнее слез от любви, нет ничего, что бы так сильно и сладко разрывало сердце.

И нет ничего омерзительнее, чем равнодушие человека к своей стране, ее прошлому, настоящему и будущему, к ее языку, быту, к ее лесам и полям, к ее селениям и людям». В этих словах заключена жизненная позиция писателя. Благодаря этим строкам мы понимаем, что любовь к родной земле – это чувство, которое писатель считает главным в жизни.

Отношение к Родине автор считает главным признаком духовности, показателем человечности. И это чувство не способно разрушить ничто, даже трудности, которые выпадают на долю русского народа. Более того, автор считает «омерзительным» равнодушие человека к родному краю. Он не принимает и осуждает безразличие к Родине.

Проанализировав текст, я поняла позицию автора. К.Г. Паустовский считает, что к Родине нужно относиться к любовью и в горе и в радости. Любовь должна распространяться на все: на людей, которые живут рядом, на природу, на родной язык, на традиции и обычаи, на русские деревни и города.

Я не могу не согласиться с автором. Как можно не любить страну, с которой связана твоя жизнь? Мне кажется, что равнодушие человека к родной стране может быть связано с духовной слепотой человека. Я считаю, что каждый человек любит свою Родину, просто не каждый об этом знает.

Некоторым людям необходимо время, чтобы это чувство раскрылось. Некоторые люди любят Родину даже тогда, когда им приходится ее покинуть. Так, например, А.И. Куприн, будучи в эмиграции, писал И. Репину о том, что он очень скучает по Родине, что хотел бы всем сердцем жить на своем огороде.

Он с самого начала воспринимал вынужденную эмиграцию как личную трагедию. Произведения, написанные Куприным в эмиграции, пронизаны тоской по родной земле.

 Несмотря на то что другие эмигранты осуждали его возвращение в Россию, несмотря на двойственное отношение к политическому режиму, он был счастлив вернуться домой.

Проанализировав текст и реальный пример, я пришла к следующему выводу: человек тесно связан со своей Родиной, потому не может и не должен быть равнодушным к ней.

Человек может быть не согласен с властью, может быть опечален судьбой народа, трудностями, с которыми ему приходится сталкиваться, однако любовь к родной земле  является элементом духовной жизни человека, без которого он не может быть счастлив.

проблема проявления любви к малой родине Сочинение № 11602762

(1)Я очень плохо знаю деревенскую жизнь. (2)Точнее, я не знаю её совсем. (З)Хотя я наблюдал жизнь в деревне. (4)У моих родителей был дом в деревне, который мы называли «дача». (5)Но это не была дача в подмосковном смысле, и это не был летний домик. (6)Это был старый деревенский дом, сложенный из брёвен и с крытой досками крышей. (7)Такой настоящий сибирский дом.

(8)Дом этот стоял в середине деревни Колбиха, а Колбиха живописно расползлась своими сорока дворами по красивому и холмистому левому берегу реки Томи. (9)От города Кемерово до Колбихи было в аккурат 80 километров. (10)Мы владели этим домом в деревне около пятнадцати лет. (11)И около пятнадцати лет, когда я приезжал в Колбиху, мне удавалось наблюдать деревенскую жизнь.

(12)Наш дом (а мы все и всегда будем называть его «наш» дом) так и стоит по сей день в деревне. (13)Колбиха. (14)Если будете там, то без труда его найдёте. (15)Он довольно большой, стоит в самом центре деревни…

(16)Удивительное дело! (17)Я помню все лица и почти все имена жителей деревни Колбиха, хотя лично я там проводил не больше полутора месяцев в год.

(18)Я уже не могу вспомнить имён всех своих учителей или одноклассников. (19)Помню многих, но не всех. (20)Я не смогу вспомнить всех, с кем мне доводилось много лет работать.

(21)А вот жители Колбихи не забываются. (22)Там не было ни одного незаметного человека.

(23)А ещё — и это я знаю точно — жители Колбихи не считают свою деревню ни маленькой, ни большой. (24)Они об этом не думают. (25)Город для них был непостижимо велик. (26)Город им был непонятен как место, а главное, как способ жизни. (27)А Колбиха была их миром.

(28)А теперь я понимаю, что Колбиху-то я люблю. (29)Люблю сильно и преданно. (З0)Видимо, поэтому и не могу забыть ни одного лица, ни одного дома. (31)Пушкин писал: «Там русский дух, там Русью пахнет». (32)Не знаю, что он подразумевал, какой запах. (ЗЗ)Но для меня это запах Колбихи.

(34)Это запах сырого, холодного и страшноватого тумана, который вечером выползал из леса и накрывал деревню. (35)Это запах дыма из бани зимой, а баню топили мёрзлыми берёзовыми дровами. (З6)Это запах солярки, свежескошенной травы, сухого сена, пыли, что летит с дороги в наш двор и долго висит в воздухе…

(37)Много запахов.

(38) Я люблю Колбиху, понимаю это и чувствую всё сильнее и сильнее.

(39) Когда я вспоминаю Колбиху, меня охватывает неуёмное и очень тревожное желание что-то важное сохранить. (40)Но я понимаю в то же самое мгновение, что сохранить ничего нельзя.

(41)Жизнь не зафиксировать, не передать, не удержать! (42)Я не смогу передать или пересказать, как говорила наша соседка Клавдия Владимировна. (43)Не смогу передать её интонации, её обороты, её словечки, её истории.

(44)И даже если бы я сделал тысячи снимков, записал бы массу рассказов, всё равно эти записи и фотографии ничего не сохранят и не сберегут. (45)Даже для меня они будут только иллюстрациями к моим воспоминаниям, переживаниями к моей любви.

• (46)А любовь не нуждается в иллюстрациях, как жизнь не терпит остановок и неподвижности.
• (47)Я пытался рассказать что-то про то, что я видел, чего коснулся и что полюбил.
• (48)И вот я с ужасом и радостью понимаю, что у меня нет средств и возможностей передать словами то, что я видел, слышал, вдыхал и знал.

(49)Я же догадываюсь, даже точно знаю, что наша Колбиха ничем не особенная деревня. (50)Купили бы мы дом в другой деревне, были бы другие лица, другие истории, имена. (51)Но «наш» дом был в Колбихе. (52)У меня в моей жизни есть эта деревня, а не другая.

(53)А ещё я помню, когда мы после последней нашей зимы в Сибири приехали проститься с Колбихой, помню, как радостно нас встретила наша Бася — сиамская кошка не очень чистых кровей. (54)Бася явно собиралась с нами в город. (55)А мы ощущали себя предателями.

(56)Мы успокаивали себя, мол, будет трудный и далёкий переезд в другой далёкий город, а там неизвестно что. (57)Мы говорили друг другу, что нашей Басе в Колбихе только лучше. (58)Что в деревне свобода и простор. (59)И ещё мы знали, что Клавдия Владимировна Басю любит и в обиду не даст.

(60)Но ничего не помогало. (61)Мы всё равно чувствовали себя предателями. (62)Смогли бы мы остаться в деревне навсегда?! (6З)Прожили бы?

(64)Мы приезжали в деревню, дышали воздухом, слушали птиц, парились в бане, беседовали с деревенскими, но у нас был «обратный билет». (65)Вот и любили мы деревню-матушку. (66)Любили и любим до сих пор. (67)Я люблю, хотя совсем не знаю деревенской жизни. (68)Я её только видел. (69)Видел из окна нашего дома. (70)Но такого «нашего» у нас уже не будет. (71)Это ясно.

(72)Но я уверен, что в Колбихе до сих пор встречаются котята с тёмными острыми мордочками и необычным цветом глаз. (73)Они шустры и своенравны.

(74)Это следы диковинной сиамской породы, которая смешалась с деревенским густым кошачьим замесом. (75)Так мы смогли повлиять на колбихинскую жизнь. (76)Такова наша лепта.

(77)Неболыпая плата за любовь и такую серьёзную и глубокую грусть, которая позволяет мне без сомнений, запинки и обиняков говорить слово «Родина».

(По Е. В. Гришковцу)

* Евгений Валерьевич Гришковец (род. в 1967 г.) — российский писатель, драматург, театральный режиссёр.

Сочинение ЕГЭ на тему «Роль Родины в жизни человека»

Алексей Николаевич Толстой, великий русский писатель, в статье «Родина», написанной им во время Великой Отечественной войны, ставит проблему определения роли Родины в жизни человека. Это очень важная нравственная проблема, особенно в годы великих потрясений для страны.

Если в мирные годы человеку может казаться, что родина – это весь мир, он может поворчать на нее за невзгоды и трудности своей жизни, то в суровые военные годы он понимает, что нельзя спастись в одиночку, «надвинулась общая беда», «родина возобладала над всеми чувствами».

Родина – это «гнездо наше», история развития народа из древних времен к будущему, которое создают люди своим трудом.

Духовную и материальную культуру, родной язык оставили нам наши отцы и деды, вложив в них всю свою любовь к родной земле, уверенность в том, что никакие трудности и невзгоды не смогут согнать их и будущие поколения с родной земли.

«Ничего, мы сдюжим», – вот главный девиз нашего народа в самые суровые для него времена. И как наши предки были в этом уверены, так и поколение времени Великой Отечественной войны непоколебимо верит: «Ничего, мы сдюжим…».

Автор считает, что Родина важна для человека своим историческим прошлым, созданным многими поколениями. Родина – это основа жизни каждого человека, его родное гнездо, это обладающий своим местом на земле народ с его языком, культурой.

Не могу не согласиться с мнением писателя. Родина – это не только место, где ты родился. Это духовная связь человека с этой землей, с людьми, живыми и живущими на ней, с задушевным, могучим, богатым языком, с песнями и танцами, с литературой, которую создал народ.

Поколение за поколением жили на этой земле, сражались с врагами за ее свободу, трудились на ней, оставляя нам все созданное нами культурное и материальное богатство, которое заповедовали и нам сохранить и развивать. Это духовное единство сближает людей, делает их единым целым народом, особенно в трудные для Родины годы: и во время нашествия татаро – монголов, поляков, армии Наполеона.

Мы гордимся своими предками, гордимся своей историей, подвигами народа, его достижениями в культуре и науке. И тоже уверены, что «мы сдюжим». В наше время перед страной встает много проблем: и политические, и экономические, и экологические, и нравственные, – но народ с такой богатой историей, культурой, с непоколебимой верностью нравственным ценностям справится со всеми проблемами.

Просто невозможно поверить, что Родина может исчезнуть, расползтись, раствориться в течение времени. И я тоже уверен (а): «Мы сдюжим!»

Проблема любви к Родине. По В.А. Солоухину

Проблема любви к Родине (по тексту В. Солоухина). Сочинение по тексту из демоверсии ЕГЭ-2021 по русскому языку.

Что такое Родина? С чего она начинается? В чём заключается чувство любви к родной земле? Именно эти вопросы возникают при чтении текста русского советского писателя Владимира Солоухина.

Раскрывая проблему любви к Родине, автор опирается на собственные рассуждения, приводит яркие примеры. Размышляя о том, что человек со школьной скамьи, с раннего детства привыкает к словосочетанию «любовь к родине», но осознаёт эту любовь позже. Именно в зрелом возрасте начинаешь понимать, за что любишь свою страну. Желая подчеркнуть сложность и многогранность понятия патриотизма, писатель включает в него культуру, историю и природу.
Кроме того, автор отмечает, что чувство любви к родной природе и родной стране не является стихийным и не возникает само по себе, оно воспитывается литературой, живописью и музыкой. Именно деятели культуры передали свою любовь к стране потомкам.

Оба эти примера, дополняя друг друга, подводят читателей к мысли о том, что патриотизм – понятие сложное и многогранное.

Авторская позиция заключается в следующем: любовь к Родине связана с уважением к культуре, истории и природе родной страны. В этом чувстве сливаются воедино прошлое, настоящее и будущее родного края.
Невозможно не согласиться с мнением автора.

Действительно, любовь к Отечеству – всеобъемлющее чувство, которое включается в себя многие грани: природу, историю, культуру своего народа. В рассказе К. Г.

Паустовского «Бакенщик» старый бакенщик Семён в годы войны объясняет своим помощникам, юным пионерам, что любовь к родине проявляется не только тогда, когда человек идёт в бой, защищая родную землю, но и тогда, когда уделяет внимание каждому цветку и каждой травинке.

В заключение хочу подчеркнуть, что нужно уважать родную землю, понимать, какая красота заключена в её природе, ценить прошлое своей страны.

По тексту

(1)С детства, со школьной скамьи человек привыкает к сочетанию слов «любовь к родине». (2)Осознаёт он эту любовь гораздо позже, а разобраться в сложном чувстве любви к родине, то есть что именно и за что он любит, дано уже в зрелом возрасте.

(3)Чувство это действительно сложное. (4)Тут и родная культура, и родная история, всё прошлое и всё будущее народа, всё, что народ успел совершить на протяжении своей истории и что ему совершить ещё предстоит. (5)На одном из первых мест в сложном чувстве любви к родине находится любовь к родной природе.

(6)Для человека, родившегося в горах, ничего не может быть милее скал и горных потоков, белоснежных вершин и крутых склонов.

(7)Казалось бы, что любить в тундре? (8)Однообразная заболоченная земля с бесчисленными стёклышками озёр, поросшая лишайниками, однако ненец-оленевод не променяет свою тундру ни на какие там южные красоты.

(9)Одним словом, кому мила степь, кому – горы, кому – морское, пропахшее рыбой побережье, а кому – родная среднерусская природа, тихие красавицы реки с жёлтыми кувшинками и белыми лилиями, доброе, тихое солнышко маленького города… (10)И чтобы жаворонок пел над полем ржи, и чтобы скворечник– на берёзе перед крыльцом.

(11)Было бы бессмысленно перечислять все приметы русской природы. (12)Но из тысяч примет и признаков складывается то общее, что мы зовём нашей родной природой и что мы, любя, быть может, и море, и горы, любим всё же сильнее, чем что-либо иное на всём белом свете.

(13)Всё это так. (14)Но нужно сказать, что это чувство любви к родной природе в нас не стихийно, оно не только возникло само собой, поскольку мы родились и выросли среди природы, но и воспитано в нас литературой, живописью, музыкой, теми великими учителями нашими, которые жили прежде нас, тоже любили родную землю и передали свою любовь нам, потомкам.

(15)Разве не помним мы с детства наизусть лучшие строки о природе Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Алексея Толстого, Тютчева, Фета? (16)Разве оставляют нас равнодушными, разве не учат ничему описания природы у Тургенева, Аксакова, Льва Толстого, Пришвина, Леонова, Паустовского?..

(17)А живопись? (18)Шишкин и Левитан, Поленов и Саврасов, Нестеров и Пластов –  разве они не учили и не учат нас любить родную природу?

(19)В ряду этих славных учителей занимает достойное место имя замечательного русского писателя Ивана Сергеевича Соколова-Микитова. (20)Иван Сергеевич прожил долгую и богатую жизнь. (21)Он был моряком, путешественником, охотником, этнографом. (22)Но, главное, он был талантливым и ярким писателем.

(23)Последние двадцать лет жизни Соколова-Микитова были связаны с Карачаровом на Волге, где у Ивана Сергеевича в ста шагах от воды, на краю леса был простой бревенчатый домик. (24)Широкая гладь воды, перелески и деревеньки на том берегу, обилие цветов, лесных птиц, грибов – всё это ещё больше сближало писателя с родной природой.

(25)Из охотника, как это часто бывает с людьми под старость, он превратился во внимательного наблюдателя, и не только потому, что, скажем, ослабло зрение или рука, но и потому, что проснулось в душе бережное, любовное, воистину сыновнее отношение к русской природе.

(26)В эти годы Иван Сергеевич пишет лучшие свои страницы о родной русской природе, о деревьях и птицах, о цветах и зверях.

(27)Добрый и мудрый человек учит нас тому, что природа есть наше не только материальное, но и духовное богатство, знание природы и любовь к ней воспитывают чувство патриотизма, чувство человечности, доброты, развивают чувство прекрасного. (28)Поколения русских людей будут учиться этому у Ивана Сергеевича Соколова-Микитова, как они учатся у Тургенева и Аксакова, у Некрасова и Пришвина, у Паустовского и Леонова.

(По В.А. Солоухину)