Автор: Лушпынина Анна Николаевна
Организация: МБДОУ «Детский сад №45»
Населенный пункт: Нижегородская область, г. Арзамас
Сказки, вводят детей в круг необыкновенных событий, превращений, происходящих с их героями, выражают глубокие моральные идеи. Они учат доброму отношению к людям, показывают высокие чувства и стремления. К.И.Чуковский писал, что цель сказочника, и в первую очередь народного – «воспитать в ребенке человечность – эту дивную способность человека волноваться чужим несчастьям, радоваться радостям другого, переживать чужую судьбу, как свою».
Программное содержание:
Цель занятия: ознакомление детей с русскими народными сказками.
Задачи:
- Развивать интерес и любовь к сказкам, художественной литературе;
- Учить узнавать русские народные сказки и их героев;
- Воспитывать усидчивость, а также умение слушать;
- Развивать воображение, память, внимание;
- Развивать умение выполнять различные игровые задания.
Предварительная работа:
Чтение русских народных сказок, игры, показ кукольного театра, рассматривание иллюстраций к сказкам.
Ход занятия:
Воспитатель: (под звуки леса и птиц) Далеко-далеко, за высокими горами, за густыми лесами есть огромная волшебная страна, добраться до которой очень нелегко, но я думаю, что если мы все вместе захотим, то у нас с вами обязательно все получится!
(Взмахом палочки лесной феи у ног ребят появляется волшебная карта)
Воспитатель: Ребята, смотрите! Что это такое? Это же карта, которая поможет нам попасть в сказочную страну! Отправляемся в путешествие! Вы готовы? (Дети взявшись за руки идут по кругу )
Воспитатель: В круг скорее становитесь
Крепко за руки держитесь
Раз, два, три, четыре, пять
Сказку будем начинать!
(Звучит музыка «В гостях у сказки» и плавно переходит в звук журчания воды)
Воспитатель: Ребята, уже в самом начале пути нас настигло препятствие — волшебная река. Нам надо пройти через нее, как вы думаете, мы можем перейти через речку? Конечно же, нам потребуется мостик, а чтобы построить его, нам надо выполнить задание: сопоставить названия сказок с главным героем. (Дети сопоставляют карточки с помощью воспитателя)
(Взмахом волшебной палочки лесной феи позади ребят появляется мостик).
Воспитатель: Молодцы! Вот мы и построили волшебный мостик. Проходите осторожно! (Дети переходят реку) А мы продолжим путь. Давайте посмотрим на карту, куда ведет нас дорога дальше? Так это же волшебный лес!
(Фонограмма со звуками леса и птиц)
Воспитатель: Ребята, посмотрите какие здесь растут деревья с яблочками, а вон и сам Аленький цветочек прячется за камешком! Детки, мы попали в самую настоящую сказку! (дети движутся дальше за воспитателем)
Воспитатель: Ребята, посмотрите, да это сказочный домик. Давайте постучим, да узнаем, кто в домике живет. (Дети стучат, узнают, что там живет Лисичка-сестричка)
(Звучит песня «Я Лисичка, я сестричка»)
Воспитатель: Дети, лисичка-сестричка, известный герой многих сказок. Давайте вспомним, в каких сказках есть хитрая лисичка. (По иллюстрациями дети узнают сказки)
Воспитатель: Лисичка, а, лисичка, ты во всех сказках плохо себя вела, обманывала, обижала всех, а хочешь стать доброй и ласковой? А ребята тебе помогут в этом, правда ребята? Вставай в наш хоровод! (Звучит песня «Большой хоровод»)
Лисичка-сестричка: Ой, ребята, вы просто волшебники, спасибо вам огромное! Побегу-ка я творить добрые дела. (Лисичка-сестричка уходит за дверь, а ребята с воспитателем немного проходят вперед)
Воспитатель: Ребята, посмотрите, кто-то тут разбросал кубики, на них что то нарисовано. А давайте соберем их, и посмотрим, что у нас получится?! (Дети собирают кубики вместе с воспитателем)
Воспитатель: Дети, у нас получился фрагмент сказки «Гуси-лебеди», какие вы молодцы!
Воспитатель: Пойдемте дальше! (Звучат голоса птиц) Ах, какой свежий воздух в лесу, как поют птицы, ребята, а каких птиц вы знаете?
Физкультминутка «Маленькие птички» (под музыку)
Маленькие птички по лесу летают, песни распевают,
(Дети машут руками)
Буйный ветер налетел, птичек унести хотел,
(Машут руками над головами)
Птички спрятались в дупло, там уютно и тепло.
(Присели, руками закрыли голову)
Воспитатель: Ребята, а вон, совсем недалеко видна цветочная поляна, побежали туда. (Ребята пришли на поляну усыпанную цветами) Детки, а давайте ляжем, закроем глазки , может мы что то волшебное услышим…
(дети ложатся на поляне, закрывают глаза, звучит расслабляющая релаксационная музыка).
Воспитатель: Ребята, давайте посмотрим на карту нашего путешествия: к сожалению наш путь закончился и нам пора возвращаться в группу. А чтобы отправиться обратно, нам надо сказать вот такие волшебные слова:
Раз, два, три, четыре, пять,
Вместе мы в кругу опять,
Со сказкой мы прощаемся
В группу возвращаемся.
(Дети кружатся вокруг себя и становятся полукругом)
Воспитатель: Ребята, понравилось вам наше путешествие? Я уверена что мы еще не раз с вами посетим эту сказочную страну, и познакомимся с новыми сказочными персонажами.
Список использованной литературы:
- Корякина Л.В. «Веселые физкультминутки». // Дошкольное воспитание. 1996-№5
- Твоя первая библиотека «Русские народные сказки»- М.: «Планета детства», 2003.
- Карпухина Н.А. Конспекты занятий во второй младшей группе детского сада. Развитие речи и знакомство с художественной литературой. Практическое пособие для воспитателей и методистов ДОУ. – Воронеж: ЧП Лакоценин С.С.
- Савина Л. П. Пальчиковая гимнастика для развития речи дошкольников: Пособие для родителей и педагогов. — М.: ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1999. — 48 с.
Приложения:
- file0.docx.. 20,8 КБ
Опубликовано: 17.12.2021
 êîíöå 20-ãî âåêà â Ðîññèè íà÷àëèñü ïðåîáðàçîâàíèÿ, êîòîðûå ïðîäîëæàþòñÿ è ïîíûíå. Ñäâèãè â îáùåñòâåííîì ñîçíàíèè ïîâëèÿëè è íà õîä âñåãî ëèòåðàòóðíîãî ïðîöåññà. Ïðîèçîøëè èçìåíåíèÿ, ñâÿçàííûå è ñ äåòñêèì ÷òåíèåì. Èç íåãî èñêëþ÷åíû ïðîèçâåäåíèÿ, îðèåíòèðîâàííûå íà ñîâåòñêóþ èäåîëîãèþ è ÷àñòè÷íî âîçâðàùåíû íåçàñëóæåííî «çàáûòûå»: Íèêîëàé Âàãíåð, Äìèòðèé Ìèíàåâ, Ñàøà ×åðíûé, Îñèï Ìàíäåëüøòàì.
Ïðåäïðèíèìàþòñÿ ïîïûòêè ñîâðåìåííîãî ïðî÷òåíèÿ ïðîèçâåäåíèé äåòñêèõ ïèñàòåëåé ñîâåòñêîãî ïåðèîäà, âåñüìà ðàçíîðå÷èâûå è ñîâñåì íå áåññïîðíûå. Óòî÷íÿþòñÿ íåêîòîðûå àñïåêòû èñòîðèè ðóññêîé äåòñêîé ëèòåðàòóðû.
Ãëàâíûì îòêðûòèåì 20-ãî âåêà ñòàëî èçîáðàæåíèå âíóòðåííåé æèçíè ðåá¸íêà âî âñåé å¸ ñëîæíîñòè è ïîëíîòå. Íà ïðîòÿæåíèè âñåãî ñòîëåòèÿ óòâåðæäàëîñü ïðåäñòàâëåíèå î ðåá¸íêå êàê î ïîëíîöåííîé ñàìîñòîÿòåëüíîé ëè÷íîñòè. È äëÿ òâîð÷åñòâà ñîâðåìåííûõ àâòîðîâ òàêæå õàðàêòåðíà ïîïûòêà ðàçãëÿäåòü ëè÷íîñòü ìàëåíüêîãî ÷åëîâåêà. Ïðè ýòîì ðàçãîâîð ñ ÷èòàòåëåì èä¸ò íà ðàâíûõ.
Ïî-ïðåæíåìó îäíèì èç ïîïóëÿðíåéøèõ æàíðîâ îñòà¸òñÿ ëèòåðàòóðíàÿ ñêàçêà, â êîòîðîé îáûãðûâàþòñÿ ôîëüêëîðíûå ñþæåòû è îáðàçû. Ñîõðàíÿþòñÿ è òåìû, âîøåäøèå â äåòñêóþ ëèòåðàòóðó â 20-ì âåêå è ïðåæäå âñåãî, òåìà âçàèìîîòíîøåíèé äåòåé ñ âçðîñëûìè, è ñâåðñòíèêàìè.
Îäíàêî â íàøå âðåìÿ âîçíèêàåò óæå äðóãàÿ ïðîáëåìà — äåòè ïåðåñòàþò ÷èòàòü êíèãè, ïàäàåò êóëüòóðà ÷òåíèÿ. Ýòîìó ñïîñîáñòâóþò ðàçíûå ôàêòîðû, â òîì ÷èñëå è ðàçâèòèå íîâûõ èíôîðìàöèîííûõ òåõíîëîãèé, ðåâîëþöèÿ â òåëåêîììóíèêàöèÿõ.
Çàìåòíîå ñíèæåíèå èíòåðåñà ê ÷òåíèþ íå ìîãëî íå ïîâëèÿòü è íà ëèòåðàòóðíûé ïðîöåññ: îäíîé èç òåíäåíöèé ñòàíîâèòñÿ ïðåîáëàäàíèå çàíèìàòåëüíîñòè íàä âñåìè äðóãèìè äîñòîèíñòâàìè ïðîèçâåäåíèÿ. Óâåëè÷èâàåòñÿ ÷èñëî ãðóïï äåòåé, ïîäðîñòêîâ, þíîøåñòâà, ó êîòîðûõ âñå áîëåå ïîïóëÿðíûìè ñòàíîâÿòñÿ æóðíàëû. Íî è ïðè ðàçíîîáðàçèè êíèæíîé è æóðíàëüíîé ïðîäóêöèè, àäðåñîâàííîé ýòîé àóäèòîðèè, äàëåêî íå âñ¸ áëàãîïîëó÷íî. Ïîäðîñòêè îðèåíòèðóþòñÿ íå íà ëó÷øóþ, à íà «ìîäíóþ» â èõ ñðåäå ïðîäóêöèþ. Ðàñòåò ñïðîñ íà ïåðèîäèêó ñ áîëüøèì êîëè÷åñòâîì êàðòèíîê, íåñóùèõ èíôîðìàöèþ, â îñíîâíîì, ðàçâëåêàòåëüíîãî õàðàêòåðà.
Ó ìàëü÷èêîâ ñòàðøå 10 ëåò ïîïóëÿðíû «äèñíååâñêèå», òåõíè÷åñêèå, ïîçíàâàòåëüíûå è êîìïüþòåðíûå æóðíàëû, êîìèêñû è èçäàíèÿ, ñâÿçàííûå ñî ñïîðòîì, àâòîäåëîì. À äåâî÷êè èíòåðåñóþòñÿ ðàçëè÷íûìè êðàñî÷íûìè èçäàíèÿìè, îðèåíòèðîâàííûìè íà æåíñêóþ àóäèòîðèþ.
Ìàññîâûé, íåêîíòðîëèðóåìûé âûïóñê äåòñêèõ êíèã â ïîñëåäíèå ãîäû, ïðèâåë ê òîìó, ÷òî íà êíèæíîì ðûíêå ïîÿâèëîñü ìíîãî ëèòåðàòóðû, íå îáëàäàþùåé õîðîøèì õóäîæåñòâåííûì âêóñîì. Øèðîêîå ðàñïðîñòðàíåíèå ïîëó÷àþò òàêèå æàíðû, êàê äåòåêòèâû è òðèëëåðû. Ñòðåìÿñü ïðèâëå÷ü âíèìàíèå ÷èòàòåëÿ ëþáîé öåíîé, àâòîðû èñïîëüçóþò â ñâîèõ ïðîèçâåäåíèÿõ ñàìûå ðàçíûå ñðåäñòâà, â òîì ÷èñëå è ñîâñåì íå äåòñêèå. Ñïðîñîì ñåãîäíÿ ïîëüçóþòñÿ äåòåêòèâû ñåðèè «×¸ðíûé Êîò¸íîê», «óæàñòèêè» èç ñåðèè «Ñòðàøèëêè», ôýíòåçè èç ñåðèè «×àðîäåè».
Êàêèõ æå àâòîðîâ âûáèðàþò ñîâðåìåííûå äåòè ñåáå â äðóçüÿ è ñîáåñåäíèêè?
Ñðåäè ÷èòàåìûõ ñîâðåìåííûõ àâòîðîâ ìîæíî íàçâàòü Å. Íåêðàñîâà. Îí ïèøåò î òîì, êàê âìåñòå ñ ÷åëîâåêîì ðàñòóò åãî îòâàãà, ÷åñòü è æåëàíèå ñîïðîòèâëÿòüñÿ ðàçíîêàëèáåðíûì ãàäîñòÿì îêðóæàþùåãî ìèðà ïîä ëîçóíãîì: «Åñëè íå ÿ — òî êòî æå?!». À. Âåñåëîâ â ñâîèõ ïîâåñòÿõ ïîêàçûâàåò, êàê îáùåñòâî ïðåâðàùàåò â ìîðàëüíûõ óðîäîâ ìàëü÷èøåê è äåâ÷îíîê èç íèùèõ «ñïàëüíûõ ðàéîíîâ». Â. Ãóñåâ â ôàíòàñìàãîðè÷íî-âåñ¸ëûõ ïðîèçâåäåíèÿõ ïèøåò î òîì, êàê ìàëåíüêèå, íî óïîðíûå è ÷åñòíûå ëþäè âíîâü è âíîâü ðàçîáëà÷àþò âñå ïðîÿâëåíèÿ «ìèðîâîãî çëà» è ñ áåññòðàøíûì îçîðñòâîì áîðþòñÿ ñ âçðîñëûìè «õîçÿåâàìè æèçíè», âîçîìíèâøèìè ñåáÿ âñåñèëüíûìè. Ñ. Ñóõèíîâ ïîâåòñòâóåò î Ðûöàðÿõ Ñâåòà â äæèíñàõ è âåòðîâêàõ. Ñ. Ëóêüÿíåíêî ñòàë ïîïóëÿðåí áëàãîäàðÿ ñâîèì ïå÷àëüíûì, íî çàâîðàæèâàþùèì «äîçîðàì».
Ó÷åíèöû ìëàäøèõ è ñðåäíèõ êëàññîâ óâëåêàþòñÿ ðîìàíàìè Æ. Óèëñîí, êîòîðûå ïðåäñòàâëÿþò ñîáîé ñâîåîáðàçíûå «ýíöèêëîïåäèè æèçíè» äëÿ äåâ÷îíîê. À ñåðèÿ êíèã Ì. Áåðøàäñêîé «Áîëüøàÿ ìàëåíüêàÿ äåâî÷êà» ó÷àò èõ íàõîäèòü âûõîä èç ñëîæíûõ ñèòóàöèé. Äåòè ðàçíîãî âîçðàñòà ÷èòàþò êíèãè Äèíû Ñàáèòîâîé «Ãäå íåò çèìû», «Öèðê â øêàòóëêå», «Ñêàçêè äëÿ Ìàðòû».
Î÷åíü ïîïóëÿðíû ñòàëè êíèãè ñåðèé: «Äåòñêèé äåòåêòèâ» (Ê. Êèí, À.Õè÷êîê, Ý. Áëàéòîí è äð.), «Øêîëà â ëàñêîâîé äîëèíå» Ô. Ïàñêàëü. Ñ óäîâîëüñòâèåì ÷èòàþò ïðîèçâåäåíèÿ: «Âðåìÿ âñåãäà õîðîøåå», «ß õî÷ó â øêîëó!», «Ñìåðòü ìåðòâûì äóøàì» À. Æâàëåâñêîãî è Å. Ïàñòåðíàê, «Îáëà÷íûé ïîëê» Ý. Âåðêèíà, «Ïðèçðàê ñåòè», «Òåëåïàò», «Ïîòàïîâ, ê äîñêå!», «Êîñòÿ+Íèêà=», «Óçíèê çåðêàëà» Ò. Êðþêîâîé, «Êàùåé è ßãäà, èëè Íåáåñíûå ÿáëîêè» Ì. Âèøíåâåöêîé è äð.
Ïîäðîñòêàì è ñòàðøåêëàññíèêàì, êðîìå êíèã î Ãàððè Ïîòòåðå Äæ. Ðîóëèíã, íðàâÿòñÿ ïðîèçâåäåíèÿ Õ. Ìóðàêàìè, Ï. Êîýëüî, Ý. Ðàéñ, Í. Ãóìèëåâà, Ñ. Åñåíèíà, Ì. Áóëãàêîâà, Ð. Áåðíñà, ÿïîíñêàÿ ïîýçèÿ õîêêó, ýíöèêëîïåäèè è æèçíåîïèñàíèÿ çàìå÷àòåëüíûõ ëþäåé è äð.
Êðîìå ïðèçíàííûõ êëàññèêîâ ÷èòàþò è ñòèõè À. Óñà÷åâà, Ñ. Áåëîðóñåöà, Ì. ßñíîâà, Ñ. Ìèõîòèíà è äð.
È òîëüêî ìàëûøè ïî-ïðåæíåìó ÷èòàþò À. Ïóøêèíà, À. Âîëêîâà, Ã. Îñòåðà, Ý. Óñïåíñêîãî è äð.
Ëèòåðàòóðà ðàçâèâàåò ìíîãèå ñïîñîáíîñòè äåòåé: ó÷èò èñêàòü, ïîíèìàòü, ëþáèòü. Èìåííî êíèãè ôîðìèðóþò âíóòðåííèé ìèð ðåáåíêà. Áåç èíòåðåñíûõ óâëåêàòåëüíûõ êíèã íåâîçìîæíî ñåáå ïðåäñòàâèòü íàñòîÿùåãî äåòñòâà. Ïîýòîìó âñå ÷àùå ñîâðåìåííûå èçäàòåëüñòâà ïðåäïî÷èòàþò ïåðåèçäàâàòü ïðîèçâåäåíèÿ «ïðîøëûõ ëåò», íà êîòîðûõ âûðîñëî íåñêîëüêî ïîêîëåíèé. Ïî ðóññêèì íàðîäíûì ñêàçêàì è ñêàçêàì Ïóøêèíà, ñòèõîòâîðåíèÿì Òîêìàêîâîé, Áàðòî, Áëàãèíèíîé, Ìîðèö, ðàññêàçàì Äðàãóíñêîãî ó÷èëèñü æèòü, äóìàòü, ôàíòàçèðîâàòü.
È ðåçåðâû äëÿ äàëüíåéøåãî ïåðåèçäàíèÿ êëàññèêè åù¸ äàëåêî íå èñ÷åðïàíû: åñòü åùå íàöèîíàëüíàÿ ëèòåðàòóðà ÑÑÑÐ — Í. Äóìáàäçå, Ô. Èñêàíäåð, À. Áèê÷åíòàåâ, Í. Ìàòõàíîâà; ëèòåðàòóðà çàðóáåæüÿ — Áàóì, Äèêêåíñ, Ëüþèñ, Ïåððî, áðàòüÿ Ãðèìì è äð.
 ïîñëåäíèå ãîäû çàìåòíî óâåëè÷èâàåòñÿ âûïóñê äåòñêèõ êíèã, óëó÷øàåòñÿ èõ ñîäåðæàíèå, ðàñøèðÿåòñÿ òåìàòèêà, áîëåå ïðèâëåêàòåëüíûì ñòàíîâèòñÿ îôîðìëåíèå. Èäåò íàñûùåíèå ðûíêà ëèòåðàòóðîé.
 1990-2000-å ãîäû ïðîäîëæèëñÿ âûïóñê ïîïóëÿðíûõ æóðíàëîâ «Ìóðçèëêà», «Âåñ¸ëûå êàðòèíêè», ïîÿâèëèñü íîâûå ïåðèîäè÷åñêèå èçäàíèÿ äëÿ äåòåé: «Íåçíàéêà», «Æèëè-áûëè», «Ñâèðåëüêà», «×èòàåì, ó÷èìñÿ, èãðàåì», «Êíèæêè, íîòêè è èãðóøêè äëÿ Êàòþøêè è Àíäðþøêè», «Âåñ¸ëûå óðîêè».
Ïåðåèçäàþòñÿ ïðîèçâåäåíèÿ, ñòàâøèå êëàññèêîé äåòñêîãî ÷òåíèÿ: ñêàçêè Ê. È. ×óêîâñêîãî, ñòèõè Ñ. Ìàðøàêà, Â. Áåðåñòîâà, Â. Ëóíèíà, Ð. Ñåôà, Ë. ßêîâëåâà, Î. Ãðèãîðüåâà, Ã. Þäèíà, È. Èðòåíüåâà».
Íî, åñëè ìýòðîâ äåòñêîé ïîýçèè ñ òðóäîì, íî âñ¸, æå ïåðåèçäàþò, òî íîâè÷êàì î÷åíü òðóäíî ïðîáèòüñÿ íà êíèæíûé ðûíîê, êîòîðûé çàõëåñòíóëà ìàññîâàÿ ëèòåðàòóðà. Íà÷èíàþùèå ïîýòû íå èìåþò âîçìîæíîñòè ïóáëèêîâàòüñÿ, ïîòîìó ÷òî èçäàòåëüñòâà â íèõ íå çàèíòåðåñîâàíû.  ðåçóëüòàòå ìíîãèå ïåðåõîäÿò íà ïðîçó.
Äåòñêàÿ ïèñàòåëüíèöà èç Ñàíêò-Ïåòåðáóðãà, Å. Ìàòþøêèíà, îäíà èç àâòîðîâ ïîïóëÿðíîé êíèãè «Ëàïû ââåðõ!» íà÷èíàëà, êàê ïîýò, íî ïîòîì ïåðåêëþ÷èëàñü íà äåòñêóþ äåòåêòèâíóþ ïðîçó. Îáðàòèëèñü ê ïðîçå è ïîýòû Ò. Ñîáàêèí, Ë. ßêîâëåâ, Å. Ãðèãîðüåâà, Ì. Áîãîðîäèöêàÿ.
Ïî÷åìó æå ïîýçèÿ ñåãîäíÿ íå â ÷åñòè? Âî ìíîãîì âèíîâàòî, íàâåðíîå, íàøå âðåìÿ — ñëèøêîì óæ íåïîýòè÷åñêèì îíî ñòàëî. Âîçìîæíî, äåëî è â êîììåð÷åñêî-èçäàòåëüñêîé ñòîðîíå äåëà. Âåäü íè äëÿ êîãî íå ñåêðåò, ÷òî ñåãîäíÿ óñïåõ êíèãè íàïðÿìóþ çàâèñèò îò ÷èòàòåëüñêîãî ñïðîñà. È, íå âûäåðæèâàÿ ñîâðåìåííûõ óñëîâèé æèçíè, äåòñêàÿ ëèòåðàòóðà íåóìîëèìî âûòàëêèâàåò èç ñåáÿ òåõ, êòî ýòó ëèòåðàòóðó ñîçäà¸ò.
Òàê ïèñàòåëüíèöà Ã. Ùåðáàêîâà, ÷üè ïîâåñòè äëÿ ïîäðîñòêîâ è î ïîäðîñòêàõ «Îò÷àÿííàÿ îñåíü», «Âàì è íå ñíèëîñü », «Äâåðü â ÷óæóþ æèçíü» è äð., áûëè ïîïóëÿðíû â 1980-å ãîäû, ñåé÷àñ ïåðåêëþ÷èëàñü íà «âçðîñëóþ» ëèòåðàòóðó. Ðåæå äëÿ äåòåé ñòàëè ïèñàòü Ò. Ïîíîìàð¸âà, Á. Ìèíàåâ, Â. Äðóê, Ñ. Ãåîðãèåâ, À. Ìèëí, Ð. Ñåô. Óåõàëè èç Ðîññèè ïèñàòåëè Ä. Ðóáèíà, À. Àëåêñèí, Â. Ïîðóäîìèíñêèé, Ï. Ôðåíêåëü, È. Öåñàðñêèé. Óøëè èç æèçíè èçâåñòíûå äåòñêèå ïèñàòåëè Þ. Êîâàëü, Â. Áåðåñòîâ, Ñ. Èâàíîâ, Â. Ïðèõîäüêî è äð.
 öåëîì æå ñîâðåìåííàÿ äåòñêàÿ ëèòåðàòóðà ïðåäñòàâëÿåò ñîáîé ïîäâèæíîå ïðîòèâîðå÷èâîå ÿâëåíèå è ïîñòîÿííî íàõîäèòñÿ â ïðîöåññå ñòàíîâëåíèÿ.
Ïðîáëåìàìè äåòñêîãî ÷òåíèÿ è èçäàíèÿ ëèòåðàòóðû äëÿ äåòåé ñåãîäíÿ îçàáî÷åíû ìíîãèå. Íà îäíîì èç çàñåäàíèé êðóãëîãî ñòîëà «Äåòñêàÿ ïðåññà: ãîñóäàðñòâåííàÿ ïîëèòèêà, ðåàëèè, ïåðñïåêòèâû», îðãàíèçîâàííîì èñïîëêîìîì âûñòàâêè «ÏÐÅÑÑÀ», áûëà ïîñòàâëåíà öåëü: âûðàáîòàòü êîíêðåòíûå äåéñòâåííûå øàãè ïî ïðèâëå÷åíèþ âíèìàíèÿ ãîñóäàðñòâà è îáùåñòâà ê ïðîáëåìàì äåòñêèõ èçäàíèé, âîñïèòûâàþùèõ ó ðåáåíêà ëþáîâü ê ÷òåíèþ è ôîðìèðóþùèõ íðàâñòâåííûå îñíîâû ëè÷íîñòè. Ñðåäè ìíîãî÷èñëåííûõ ðåêîìåíäàöèé, âûñêàçàííûõ ïî èòîãàì êðóãëîãî ñòîëà, ïðîçâó÷àëè è òàêèå ïðåäëîæåíèÿ, êàê: ñäåëàòü èçäàíèå êíèã äëÿ äåòåé â êíèãîèçäàíèè ïðèîðèòåòíûì, âîçðîäèòü ãîñóäàðñòâåííûé çàêàç íà âûïóñê äåòñêîé ëèòåðàòóðû, ïîâûñèòü ñòàòóñ êîíêóðñîâ ñðåäè äåòñêèõ ïèñàòåëåé äëÿ îòáîðà ëó÷øèõ ïðîèçâåäåíèé.
Ïðåçèäåíò Â. Â. Ïóòèí â ñòàòüå «Ðîññèÿ: íàöèîíàëüíûé âîïðîñ» ïîä÷åðêíóë: «Íàøà íàöèÿ âñåãäà áûëà ÷èòàþùåé íàöèåé. Äàâàéòå ïðîâåäåì îïðîñ íàøèõ êóëüòóðíûõ àâòîðèòåòîâ è ñôîðìèðóåì ñïèñîê 100 êíèã, êîòîðûå äîëæåí áóäåò ïðî÷èòàòü êàæäûé âûïóñêíèê ðîññèéñêîé øêîëû. Íå âûçóáðèòü â øêîëå, à èìåííî ñàìîñòîÿòåëüíî ïðî÷èòàòü. È äàâàéòå ñäåëàåì âûïóñêíûì ýêçàìåíîì ñî÷èíåíèå íà òåìû ïðî÷èòàííîãî. Èëè, ïî êðàéíåé ìåðå, äàäèì ìîëîäûì ëþäÿì âîçìîæíîñòü ïðîÿâèòü ñâîè çíàíèÿ è ñâîå ìèðîâîççðåíèå íà îëèìïèàäàõ è êîíêóðñàõ».
Òàêîé ñïèñîê ïîä íàçâàíèåì «100 êíèã ïî èñòîðèè, êóëüòóðå è ëèòåðàòóðå íàðîäîâ Ðîññèè» áûë ñôîðìèðîâàí. Ãîòîâèëñÿ îí ñïåöèàëèñòàìè ìíîãèõ âåäîìñòâ. Íåïðîñòî áûëî èç ìîðÿ ëèòåðàòóðû âûáðàòü ñàìîå íåîáõîäèìîå. Â ñïèñîê âîøëè 87 ïðîèçâåäåíèé ðóññêèõ è ñîâåòñêèõ àâòîðîâ, à òàêæå ýïîñ, áûëèíû, ëåòîïèñè.
Êîíå÷íî, íå âñåì ïîíÿòíî, ïî÷åìó â ñïèñîê âîøëè èìåííî ýòè êíèãè. Íåêîòîðûå ïèñàòåëè ïðåäñòàâëåíû â íåì îäíèì èëè äâóìÿ ïðîèçâåäåíèÿìè, à òâîð÷åñòâî äðóãèõ ðåêîìåíäîâàíî ê èçó÷åíèþ ïîëíîñòüþ. Åñòü â ïåðå÷íå è äåòñêèå êíèãè («Êðîêîäèë Ãåíà è åãî äðóçüÿ» Ý. Óñïåíñêîãî), è î÷åíü ñåðüåçíûå («Îò Ðóñè ê Ðîññèè» Ë. Ãóìèëåâà), íî íåò, íè îäíîãî ïðîèçâåäåíèÿ èíîñòðàííûõ àâòîðîâ. Òåì íå ìåíåå, ñïèñîê «100 êíèã ïî èñòîðèè, êóëüòóðå è ëèòåðàòóðå íàðîäîâ Ðîññèè» ñîñòàâëåí, è Ìèíèñòåðñòâî îáðàçîâàíèÿ Ðîññèè ðåêîìåíäóåò åãî øêîëüíèêàì äëÿ ñàìîñòîÿòåëüíîãî ïðî÷òåíèÿ.
Êîíå÷íî, ñ ïîÿâëåíèåì äàííîãî ñïèñêà, ñîâðåìåííûå äåòè íå ñòàíóò ñðàçó æå êíèãî÷åÿìè. Íî â ëþáîì ñëó÷àå, õîðîøî, ÷òî ýòîò ñïèñîê ïîÿâèëñÿ, çíà÷èò, îðèåíòèðû äëÿ îáùåãî ðàçâèòèÿ çàäàíû.
1.Òþøèíà, Åêàòåðèíà Ïèñàòåëè íàøåãî äåòñòâà: îáçîð îòå÷åñòâåííîé ëèòåðàòóðû äëÿ þíûõ ÷èòàòåëåé // Áèáëèîòåêà. — 2015.- ¹ 2. Ñ. 31- 41.
‒ Павел, вы ведь не случайно оказались в жюри конкурса имени Чуковского и премии Успенского? Ваша научная и просветительская деятельность, кроме всего прочего, связана и с детской литературой, так ведь?
‒ Несколько лет назад главный редактор журнала «Новый мир» Андрей Василевский предложил мне вести проект «Детское чтение»: в жанре небольших эссе я периодически рассказывал о детских книгах, людях и событиях. И почти одновременно наш журнал начал два раза в год выпускать вкладку «Семинариум» (с латыни – «Детская комната»). Во вкладке публиковались статьи критиков, интервью с писателями и переводчиками, новые художественные тексты. Я вспоминаю об этих проектах с двойственным чувством – с благодарностью и с горечью. С благодарностью – потому, что этот проект участвовал в появлении нового силового поля, из-за которого и другие толстые литературные журналы выпустили специальные номера, посвященные детской литературе. И это стало новым доказательством тому, что детская литература – не подвид так называемой «большой литературы», а отдельное искусство: человеческая личность начинается со встречи с детской книгой… Ну а с горечью – оттого, что многие из тех, о ком я писал и с кем общался, – ушли из жизни: тот же Эдуард Успенский, Ина Гамазкова, мой дорогой друг – Михаил Яснов… Совсем недавно умерла высокоталантливая Ксения Драгунская… Этих людей и литераторов мне очень не хватает.
‒ В десятые годы раздавались голоса, что детской литературы – собственной национальной детской литературы – в постсоветской России – нет. Была советская детская литература – но она принадлежит ушедшему времени. А новой литературы так и не появилось. Отдельные произведения – даже удачные – нельзя считать «литературой» в полном смысле этого слова.
‒ Да, я помню такие разговоры. И мне врезалось в память, как на одном из первоапрельских собраний памяти Корнея Чуковского в его переделкинском Доме-музее, я цитировал любопытный отрывок из интервью одного крупного издателя детской литературы. На вопрос о том, чьи произведения возглавляют книжные рейтинги, он ответствовал: «К сожалению, книги Чуковского». И тут же бодро уточнил: «Видите ли, современные дети, которые с колыбели осваивают гаджеты и не понаслышке знакомы с виртуальностью, – вынуждены познавать мир через реалии “Мойдодыра”».
Я испытал жалость к этому человеку. Не ведаю, какие стихи и сказки родители читали ему в детстве, но, похоже, он так и не узнал, и не понимает пока, что на свете существует нестареющая литература для малышей. И что произведения Чуковского относятся к ней точно так же, как пьесы Шекспира к мировой словесности. Сегодня миллионы родителей продолжают читать детям стихотворные сказки Корнея Ивановича именно потому, что эти поэмы – универсальны и не подлежат коррозии времени. Тому есть строгое научное объяснение, и я с удовольствием отсылаю интересующихся к давно составленным Чуковским «заповедям для детских поэтов», прописанным в известной книге о детской психологии, то есть – в «От двух до пяти». Он по ним и работал.
‒ Вы даете оценку классике, и тут с вами трудно спорить. А мнение по поводу отсутствия в начале нашего века новой детской литературы вы разделяете?
‒ Только давайте ещё раз уточним: я говорил сейчас о самом первом «детском чтении», которое приходит к ребенку с родительского голоса. В вашем вопросе, думаю, спрятано размышление о той новой словесности, которую ребенок может читать уже сам. То есть о тех читателях, кого ещё принято называть «детьми», но «малышами» уже не назовёшь.
Мне трудно ответить на этот вопрос. Может потому, что я до сих пор отношусь к литературе, как к «штучному» «производству». Знаю, что хорошие книги для детей в те годы – писались и приходили к своему читателю. Но эти события нынче не принято относить к литературному процессу как таковому.
…Знаете, десять лет тому назад я брал интервью у Эдуарда Успенского для «Нового мира»: «Наша детская литература пока еще только начинается». Он как раз говорил о разреженном пространстве, о том, что у нас нет по-настоящему большой детской литературы – ни в количественном, ни в качественном смысле. Книги нескольких писателей, имена которых мы знаем, кардинально ничего не меняют.
‒ И литературная премия имени Корнея Чуковского, которая в то время появилась, была призвана эти имена назвать и причислить их к разряду живых классиков?
‒ Пожалуй, так. Учредил эту премию Союз писателей Москвы совместно с Государственным литературным музеем. Литературная премия имени Корнея Чуковского работала «в связке» с ежегодным фестивалем Чуковского («Чукфестом»), который создал поэт Сергей Белорусец. Премиальный фонд складывался из средств, выделяемых двумя департаментами Правительства Москвы.
А разрешение на использование имени Чуковского дала его внучка, ныне покойная Елена Цезаревна Чуковская. Премию получали как раз те самые «живые классики», включая самого Эдуарда Успенского, уже пожилого человека. Кстати, премия имени Чуковского оказалась, как это ни удивительно, его первой большой литературной премией… Но, кроме номинации за вклад в отечественную детскую литературу (вослед Чуковскому, мы делали акцент на поэзию), в той премии были еще три важных, на мой взгляд, «опции».
…Была номинация «За развитие новаторских традиций Корнея Чуковского в современной отечественной детской литературе». Ее в свое время получил Артур Гиваргизов. И еще одна номинация, отмечающая на этом поле просветителей: «За плодотворную деятельность, стимулирующую интерес детей к чтению, к отечественной детской литературе». Премию в этой номинации получили, скажем, радиоведущая и литературный критик Жанна Переляева – с одной стороны, и знаменитый писатель Андрей Усачев – с другой (мы в то время были совершенно заворожены его обучающими книгами). Получило, помню, и «Детское радио».
Наконец, у нас была совершенно особая номинация – «Золотой крокодил», победителей для которой выбирало детское жюри, состоящее из участников детских литературных студий. Первым лауреатом здесь была Марина Бородицкая. «Старую» премию Чуковского получал и Александр Кушнер – за свои давние детские стихи. (Он, кстати, разделил эту премию с Григорием Гладковым, который многие из этих стихов в разные годы положил на музыку. Помню, как ликовал зал, когда мы об этом объявили!)
Вот, казалось бы, ну что такое для Кушнера – премия по детской литературе? А ведь она упоминается во всех его биографических справках.
В общей сложности мы наградили 35 человек. И практически для всех это стало огромным событием.
Но к 2017 году эта премия себя исчерпала. Одна из причин – закончился очевидный список таких авторов, которых можно было с легким сердцем называть современными классиками. То есть, конечно, имена можно было множить и множить, но все понимали: главные – уже названы.
‒ Теперь премия возродилась в новом формате. Речь уже не идет о классиках – о чем-то другом. О чем? Это способ повлиять на современный литературный процесс?
‒ Да. Переформатированная премия, точнее, «Литературный конкурс имени Корнея Чуковского» – это инструмент для извлечения двух видов «музыки». С одной стороны, необходимо продолжать уже заложенные традиции, с другой – попытаться нащупать и понять нарождающуюся литературную реальность. Премия должна называть новые имена и новые книги, конечно. Ведь она рассматривает заявки на конкретные произведения, изданные в календарном году. Вместе с тем, организаторам премии важно понимать, что значит имя Чуковского для каждого из лауреатов. К моей радости, большинство из них относятся к нему неформально (с премией Успенского у лауреатов складываются похожие отношения). Анастасия Орлова была лауреатом «старой» премии Чуковского и получила «новую» премию. Спросите ее, что значит Корней Чуковский (лично для нее, для Орловой) – в литературном труде и в литературном процессе.
Полагаю, вы услышите чрезвычайно содержательный монолог.
Да, что касается нарождающейся детской отечественной литературы, то здесь пока еще не все понятно. Безусловно, в первом сезоне премию за хорошие книжки получили замечательные авторы. По отношению к некоторым ‒ например, к Алексею Зайцеву, автору книги «Физика Тузика», ‒ я даже ловил себя на мысли: «А я ведь и “старую” премию с удовольствием бы этому автору присудил!»
Мне очень хочется, чтобы появился кто-то совершенно новый, не похожий на прозаиков и поэтов предыдущего поколения. И при этом – такой, который ценит отечественные традиции детлита. Небывалый, новый автор! Который, как говорил Эдуард Николаевич Успенский, написал бы нашего «Гарри Поттера»…
‒ Так ведь «Гарри Поттер» уже написан. Написать его второй раз не получится.
‒ …Нам нужен писатель, мир которого мог бы подчинить себе не только подростков из школы «Интеллектуал», а еще и читателей за пределами Садового кольца.
‒ Но, возможно, такие произведения уже существуют. Правда, они относятся к тому, что мы называем «массовой литературой». И их авторы не особенно нуждаются в признании экспертов премии Чуковского.
‒ Наверное. Но я имею в виду другое. Будем честны: за последние два-три десятилетия у нас не появилось произведений, близких по уровню к «Недопеску» Юрия Коваля или к рассказам Виктора Голявкина. Мы как-то оказались у могилы Голявкина в Комарове вместе с Андреем Битовым. На мраморном надгробии увидели надпись – «Мой добрый папа». Битов заплакал и сказал мне сквозь слезы, чуть ли не со злостью: «Вот писатель, которого надо печатать и печатать в ваших журналах!» Есть произведения, которые уже взвешены на весах времени.
‒ Надо отдать должное издателям: за последние 5‒6 лет практически всю советскую классику переиздали.
‒ Да, взять хотя бы издания Ильи Бернштейна! Драгоценная работа, и «в долготу дней», как я надеюсь.
Нынешние переиздания – словно ответ на мои мечты как будущего деда, ‒ ведь достать книги, скажем, Олега Григорьева, Геннадия Снегирева, Кургузова и того же Голявкина – еще недавно было довольно трудно. Теперь эта ситуация изменилась.
‒ Это действительно замечательные книги. Для вас, для меня. И тем не менее, нет твердой уверенности, что они будут формировать читательский опыт нынешних подростков, как формировали в годы нашего детства и юности. Тут ничего не поделаешь: книги уходят из круга чтения, нет?
‒ Разве что-то так уж кардинально изменилось в психологии сегодняшних детей кроме того, что они живут среди новых технических достижений цивилизации и она влияет на их повседневный быт? Что может помешать им познакомиться с той литературой, которая зарекомендовала себя у их родителей?
‒ Думаю, то же, что в свое время мешало их родителям (точнее – их бабушкам и дедушкам) воспринимать детскую литературу конца позапрошлого века. Чуковский ведь ратовал за изменение именно характера литературы, ее интонаций, ее языка.
‒ Боюсь, Марина Семеновна, это дело вкуса и читательского опыта той или иной конкретной семьи. И, простите, я повторюсь: Чуковский ратовал за изменения в поэзии для малышей. Именно это волновало его в первую очередь.
Но я понимаю, о чем Вы говорите.
Кстати, если мы с вами перечитаем его критические разборы детских книг в начале 1920-х годов (в журнале «Русский современник»), или древнюю книжечку «Матерям о детских журналах» (1911; малый прообраз «От двух до пяти»)…
О, ручаюсь, что такой безжалостности не снискать многим нынешним критикам.
Когда же он громил авторов, пишущих на рубеже веков для подростков (ту же Лидию Чарскую, которую нынче вовсю переиздают), то давайте не будем забывать, что она была бешено популярна у девочек и мальчиков того времени. И даже у их родителей. А ведь писала-то, между нами говоря, совсем не мастерски.
Битва Чуковского с книгами милейшей Лидии Алексеевны подспудно работала на выработку вкуса у части читающего населения.
Но с другой стороны, мы знаем, что, когда некоторые поклонники Чарской выросли и стали талантливыми писателями (давно осознав, насколько слабенькой было ее письмо), то оказалось, что они сохранили к ней благодарное чувство.
Например, Л. Пантелеев, автор «Республики Шкид» и «Честного слова»… Значит, что-то в сахаринной прозе этой Чарской все-таки было – редкое и важное?..
Я вот сейчас думаю: не «чувства ли добрые», которые всегда в дефиците?
Однако и то, к чему вы ведете – к разговору о необходимости изменений – для меня очень важно, иначе бы я не стал работать в новой премии Чуковского и жить надеждой, что у отечественной детской литературы все впереди.
И мне невероятно интересно, как сложится судьба книг, награжденных в первом сезоне. Будут ли читать «Физику Тузика» через 5‒10 лет или забудут?
Какие-то книги-победители кажутся мне сейчас более долговечными, какие-то – нет.
‒ У вас есть какие-то критерии «нетленности»?
‒ Мне кажется, что, если детскую книжку, написанную для подростка, с интересом прочитает его родитель (трезво понимающий, что он принадлежит к совсем другому времени и поколению), – она будет жить. Но такая книжка не может вырасти в чистом поле. В литературу сейчас приходят хорошие молодые авторы. Но я с изумлением узнаю, что они почти не знают, кто такие Берестов и Сапгир, Козлов и Вольф, Шефнер и Матвеева… Есть даже и такие, которые не читали Носова и Драгунского!
Самое печальное, что с нами может случиться ‒ это беспамятство. Незаметное, ползучее, всепоглощающее беспамятство. Поэтому мне важно, как осознают себя новые писатели по отношению к тому, что было сделано до них. К тому, что в свое время сделал Чуковский.
Мне страшно интересно, как будут писать люди нового поколения.
И хотя, как и Успенский, я тоже не вижу пока устоявшихся новых Григорьевых, Ковалей и Заходеров, ‒ я все-таки отчаянно жду их появления. Литературный конкурс имени Корнея Чуковского я надеюсь, поможет выявить новые таланты и поощрить.
Беседу вела Марина Аромштам
Книги, авторы которых получили премию в первом сезоне Литературного конкурса им. К. Чуковского:
Акулиска Враг Редиски и другие истории о Лисе и Поросёнке »
Первое путешествие маленького чемоданчика »
Чарли превращается в курицу »
___________________________________________
Подробнее о книге Алексея Зайцева «Физика Тузика» можно прочитать в статье «Физика Тузика в действии»
Подробнее о книге Бьёрна Рёрвика «Акулиска Враг Редиски и другие истории о Лисе и Поросёнке» можно прочитать в статье «Поросенок и Лис»
Подробнее о книге Сэма Коупленда «Чарли превращается в курицу» можно прочитать в статье «Этот автор не боится взрослых!»
Интервью с автором книги «Лучше лети! Проект № 19» Асей Кравченко
Когда я росла в детстве, ни одно Рождество не обходилось без коричневых фломастеров, мелков и цветных карандашей, разбросанных по нашему кухонному столу на протяжении всех праздников. Задолго до того, как изобилие рождественских товаров стало обычным явлением, моя мама, как и многие чернокожие родители в 1980-х и 1990-х годах, всегда превращала рождественские фигурки с лицами цвета персика в зеркальное отражение нашей афроамериканской семьи, словно Ангус МакГайвер (герой сериала американского «МакГайвер», известный тем, что мог сделать почти что угодно из подручных средств — Прим. ИноСМИ). Мама заботливо раскрашивала коричневым маркером лица эльфов и ангелочков на елочных украшениях, детей, колядующих на рождественских открытках и, что наиболее важно, все разнообразные версии самого Санта-Клауса.
Наш Санта был чернокожим, но для меня маленькой он не был Черным Сантой. Он был просто Сантой, без прилагательного. Иногда мама говорила мне, что нам пришлось самим раскрасить его лицо из-за нехватки коричневой краски у торговцев и издателей. И я была достаточно наивна, чтобы верить в это неловкое оправдание, пока позже, когда мне исполнилось 10 лет, мне не пришло время увидеть зияющие «дыры» во всей этой истории с Санта-Клаусом.
В течение следующих двух десятилетий я мало думала о Санта-Клаусе, пока летом 2011 года не родила сына. На День Благодарения в том году нам подарили очаровательный детский костюм Санта-Клауса, и когда я засунула в него коренастое коричневое тельце моего сына, у меня кружилась голова от ностальгии по собственному детству. Готовая воссоздать ту же самую праздничную страну чудес, в которой я выросла, я пошла за рождественскими украшениями с открытым сердцем и кошельком. Оба быстро закрылись, когда стало очевидно, что, хотя со времени моего детства прошло 20 лет, образы Санты остались такими же однообразными, что и раньше.
Как и моя мама, я разрисовывала им лица коричневой краской. Но эта моя работа была сдобрена здоровой дозой негодования — той роскошью, которой была лишена моя мать, которая выросла в сельской местности штата Вирджиния, где правили законы Джима Кроу (законы Джима Кроу, Джимкроуизм — широко распространённое неофициальное название законов о расовой сегрегации в некоторых штатах США в период 1890-1964 годов — Прим. ИноСМИ). Мама росла в том же месте и в то же время, что и незаконно казненная «Мартинсвиллская Семерка» (семеро чернокожих мужчин, незаконно казненных в 1951 году за изнасилование белой женщины в городке Мартинсвилл, штат Вирджиния, и посмертно помилованных в 2021 году — Прим. ИноСМИ) и преподавала там же в сегрегированном первом классе начальной школы в день убийства Мартина Лютера Кинга-младшего. В той шкале расовых травм, пережитых ею в своей жизни, раскрашивание лица Санты коричневой краской было едва ли не самой малозначительной.
Но для меня отсутствие фигурок темнокожих Дедов Морозов показалась личной обидой, как будто выражалось пренебрежение всей моей семье. Как будто вместо #OscarsSoWhite (только «белая» премия Оскар) появился еще и #SantasSoWhite (только «белый» Санта-Клаус). И дело здесь было не только в том, что елочные игрушки оказались разочаровывающе однообразными. В фильмах, телешоу, книжках с картинками и во всех других средствах массовой информации — почти везде фигурируют только белые Деды Морозы. Причем эти серийно выпускаемые Деды Морозы совсем необязательно отражают реалии нашей жизни: актер с японскими корнями Джордж Такей (Джордж Хосато Такэй — американский актёр, известный благодаря роли Хикару Сулу в сериале «Звёздный путь — Прим. ИноСМИ)». незабываемо описал визит азиатского Санта-Клауса, когда он и его семья были насильственно и несправедливо заключены в лагерь для интернированных американцев японского происхождения.
Пройдут годы, прежде чем эти оторванные истории сойдутся в снежный ком движения за разнообразие Санты, которое ширится сейчас. Но 2011 год — год рождения моего сына, был временем, когда Instagram и Pinterest еще только зарождались, поэтому единственным источником в моем поиске темнокожих Дедов Морозов был Google. Я использовала этот поисковик, чтобы найти продавца на сайте Etsy (веб-сайт интенрнет-торговли, который специализируется на изделиях ручной работы, антиквариате и уникальных товарах ограниченного выпуска — Прим. ИноСМИ) а Атланте, который отправлял моему сыну персональные поздравления от Черного Санты. А на eBay я нашла дорогие, но изысканные самодельные украшения и одежду ручной работы.
Я часами говорила по телефону, обзванивая различные места в Лос-Анджелесе, пока наконец не нашла Лэнгстона Паттерсона, одного из немногих черных Дедов Морозов, которые работали в то время в американских торговых центрах. Сфотографировать моего сына с этим щеголеватым Санта-Клаусом было самым ярким событием нашего Рождества, и мы с нетерпением ждали этого каждый год, пока моя работа не заставила меня переехать с семьей в Нью-Йорк.
Я предполагала, что найти Черного Санта-Клауса в самом разношерстном городе мира, будет легче. Так оно и оказалось, но только потому, что исполнительным продюсером моего радио-шоу была щедрая черная мама, которая взяла меня под свое крыло и дала мне инсайдерскую информацию. Как Гарриет Табмен, которая водит людей по подземной железной дороге, (Гарриет Табмен — американская аболиционистка, борец против рабства в США в 19 веке. Сбежав из рабства, она организовала сеть активистов по борьбе с ним и убежища, известные как Подземная железная дорога — Прим. ИноСМИ) эта мама и ее дочь благосклонно сопровождали мою семью, чтобы найти секретного Черного Санту в универмаге Macy’s, которого там называют «Специальный Санта» и которого можно отыскать только с помощью «сарафанного радио».
В Macy’s мы двигались в медленной очереди к «традиционному» белому Санте, спрятанному в комнате в конце толпы людей, пока возле нас не появился настоящий «эльф». Моя мамочка-наставница наклонилась к заостренному уху эльфа и прошептала: «Мы ищем Специального Санту». Эльф кивнул и показал нам большой палец вверх. Вскоре после этого другой эльф проводил нас к другой, но такой же длинной очереди, где мы ждали, пока волшебным образом не появился веселый Черный Санта и поздравил моего двухлетнего сына с Рождеством, слегка ткнув его кулаком и попросив «дать пять».
Когда мы ехали на такси домой, а наш довольный сын спал в своем автокресле, мы с мужем размышляли над абсурдностью этого чрезвычайно необычного опыта, но я была слишком измотана, чтобы чувствовать что-либо, кроме гордости за то, что мы успешно сохранили любовь моего ребенка к Деду Морозу еще на один год.
Через два дня после нашего визита в Macy’s Аиша Харрис опубликовала в Slate веселое эссе, в котором выразила то, что я испытала на собственном опыте. «Америка становится все менее и менее белой, но белый Санта с дефицитом меланина остается обычным явлением в рекламе, кастингах в торговых центрах и фильмах, — написала она. — Не пора ли сделать так, чтобы наш образ Санты лучше служил всем детям, которых он радует каждое Рождество?»
На следующий день телеведущая Мегин Келли (известная американская тележурналистка, работала на Fox News и канале NBC. Дважды брала интервью у Владимира Путина — Прим. ИноСМИ) ответила печально известной тирадой, провозгласив, что Санта и Иисус — это белые люди. Она говорила прямо в камеру, чтобы уверить всех детей, смотрящих Fox News, что, несмотря на все, что они могли ранее слышать, Санта является абсолютно белым, и что любой, кто думает иначе, не только неправ, но и смешон.
Как мать я была в ярости. Как журналистка и радиоведущая, я была полна решимости доказать, что Мегин Келли и другие близкие ей по духу люди, которые думали, как она, неправы. И я была не одна. На протяжении многих лет я писала рукопись моей новой иллюстрированной книги «Настоящий Санта-Клаус», которая представляет собой рождественскую сказку о Черном Санта-Клаусе, которую я хотела впоследствии дать прочитать своим детям. Одновременно начали действовать некоторые редприниматели.
Теперь компания Black Santa Company бывшей звезды НБА Барона Дэвиса (известный американский профессиональный баскетболист, играл за команды «Лос-Анджелес Клипперс» и «Кливленд Кавальерс» — Прим. ИноСМИ), небольшая компания по производству подарочной упаковки с блестящим названием Wrappers Delight и другие предприятия, занятые в сфере рождественских развлечений, строят планы на будущее, в котором ни одному ребенку больше не придется раскрашивать рождественские украшения.
Наши усилия работают. Лично мое достижение — это одна из по крайней мере трех детских книжек с картинками цветных Санта-Клаусов, изданных в этом году. У всех нас очень разные взгляды на то, как он мог бы выглядеть Санта, но чем больше разнообразия, тем веселее.
Давайте отбросим представление о том, что есть только один образ Санта-Клауса, и перестанем спорить о том, чья интерпретация Новогоднего дедушки верна. Пора направить всю силу рождественской сказки на самое драгоценное и важное — собственное воображение ребенка.
__________________________________________________________________________________
Нэнси Редд — известная радио- и телеведущая, автор нескольких книг, в том числе «Перед сном» и «Настоящий Санта». Она также является обозревателем популярного сайта Wirecutter.
Комментарии читателей The New York Times
World
Довольно скоро у нас будет отдельно все для всех, так что все расы представлены-то будут, но общество окажется еще более сегрегированным. Детям было бы лучше, если бы Санта стал вообще пришельцем из космоса.
Suzan
Мои два племянника — единственные дети в нашей семье. Они выросли, отмечая Хануку и все другие еврейские праздники, вместе со своей мамой, моей сестрой. Но у них также бывало и Рождество — каждый декабрь они навещали семью своего отца. Но Санта никогда не играл в их жизни большой роли. Я всегда буду помнить тот год, когда мой младший племянник сказал моей сестре о Санта-Клаусе, как сильно он не хочет видеть «этого страшного красного клоуна»!
Curmudgeon51
Я только что проверил Amazon на предмет «Черного Санты», и там перечислены несколько сотен товаров, в том числе украшение в виде дерева «Black Santas Matter». Если общество и не согласно признать, что Санта-Клаус (и другие мифические персонажи) не являются исключительной прерогативой белых, то, по крайней мере, некоторые коммерческие предприятия признают, что это важно.
rose6
Много лет назад я водил своих детей на встречу с Санта-Клаусом в магазин Macy’s в Нью-Йорке. Когда мы вышли из лифта в зимнюю страну чудес, нас встретили указатели, направляющие к Санта-Клаусам в трех направлениях с пометками «Санта-Клаус Черный», «Санта-Клаус Белый» и «Санта-Клаус Латинос».
Dan Stackhouse
Забавно, что никто еще не догадался переосмыслить полностью выдуманного Санту и представить его как женщину или вообще бесполое существо. Ведь сегодня никто не ходит в торговые центры, чтобы навестить миссис Клаус, и на самом деле мы никогда не видим ее в торговых центрах, только эльфов.
Я думаю, что это когда-нибудь произойдет. Женщины-Санты будут вполне себе ничего, как и трансгендерные Деды Морозы. Чем больше разнообразия в этих мифологических конструкциях, тем больше людей принимает разнообразие в реальной жизни. Правда, трудно себе представить, чтобы фанаты Fox News когда-либо приняли что-либо, кроме белого расизма, гомофобии и женоненавистничества.
René
Созданный американцами, Санта — это король капитализма, великий покровитель бизнеса. У нас должны быть Деды Морозы всех цветов, чтобы максимально увеличить траты людей и вытянуть из них как можно больше денег.
Matt
Как бы там ни было, но похоже, что Америка вновь вводит и одобряет расовую сегрегацию.
Колледжи, в которых теперь есть общежития, места для учебы и мероприятий только для чернокожих. Есть попытки заблокировать расовое разнообразие.
Вы можете утверждать, что это нормально, когда так поступают меньшинства, но это не подает хороший пример остальным.
Mathilda
Неправильно. Цветным студентам нужны собственные пространства в университетах, особенно если большинство их однокашников белые. Я небелый преподаватель из рабочего класса. Все мои коллеги — представители высшего среднего класса и белые. Они понятия не имеют, что такое разнообразие на самом деле.
Сегрегация стала причиной выселения моей небелой семьи и соседей. Наш многоквартирный дом был снесен, а на его месте построен кондоминиум с дорогими квартирами.
Shawn Davis
Значит, у нас должны быть отдельные очереди в торговом центре, чтобы ждать Санта, который представляет в расовом отношении именно нас? Если у нас есть отдельные очереди для этого, почему бы не ввести расовые очереди и для других вещей? Это один из самых расистских аргументов, которые я слышал за последнее время. Национальные символы могут иметь значение только в том случае, если они соответствуют нашей расовой идентичности? Уродливо злой аргумент. Такая разнообразная нация, как наша, не сможет сохраниться, если все будут просто считать себя членами какой-то одной расовой группы, а не едиными американцами.
PL
Есть что-то тревожное в картине двух очередей, черной и белой, в универмаге, ожидающих встречи с Санта-Клаусом. Это и называется сегрегацией. Само-сегрегация, но тем не менее это сегрегация. Кредо антирасизма поставило либеральные идеалы с ног на голову. О чем говорит спрос на Дедов Морозов, врачей и других, которые «похожи на меня»? Это указывает на глубокое чувство обособленности от общества в целом, фундаментальное недоверие к белым как ни к чему иному, а только угнетателям: белые врачи не могут захотеть помочь черным людям предотвратить болезнь или вылечиться от нее; белый Санта не может порадовать черных детей. Вот чему вы учите своих детей. Универмаги могут нанимать Дедов Морозов, которые отражают национальный состав окружающих сообществ, но это обособление Дедов Морозов по этническому признаку подрывает любую надежду на единство в нашем обществе. Сейчас «разнообразию» придается такое большое значение, что страна просто разваливается на части. Это недоверие друг к другу не только усугубляет раскол, оно буквально убивает: сколько черных жизней было потеряно из-за пандемии коронавируса, потому что они недостаточно доверяли белому медицинскому персоналу для того, чтобы вакцинироваться у него?
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Книги отобрала и прокомментировала Анна Алымова, психолог, редактор блога о психотерапии, специалист сервиса по подбору психологов Alter
Саморазвитие и эффективность
Как работает наш мозг? Почему важно правильно понимать и выражать свои эмоции? Как лучше принимать решения: рационально или следуя интуиции? Ответы — в этих книгах.
Дэниэл Гоулман, «Эмоциональный интеллект»
IQ — формальный интеллект — это способность воспринимать, запоминать и обрабатывать информацию. Можно предположить, что успех в разных сферах зависит только от этого параметра. Но в поисках «ингредиента успешности» автор этой книги Дэниэл Гоулман пришел к другому выводу. Не менее важную роль играет то, как человек общается: умеет ли слушать и понимать других, правильно выражать свои эмоции, решать конфликты и строить отношения. А это связано уже с интеллектом эмоциональным.
Автор познакомит вас с важнейшими открытиями в области эмоциональной регуляции, расскажет о функциях эмоций и даст проверенные техники по развитию эмоционального интеллекта. Да, его можно развивать.
Роберт Сапольски, «Психология стресса»
Роберт Сапольски — профессор биологии и нейропсихолог. В этой книге он рассказывает о том, что такое стресс, как мы ведем себя в стрессовых ситуациях и почему. Чтобы объяснить это, он обращается к эволюционным механизмам и поведению животных.
Множество исследований показывают, что хронический стресс сказывается на человеке очень негативно. Поэтому контроль своих стрессовых реакций может спасти нас от множества болезней — как физических, так и ментальных. В конце книги есть несколько техник — в сочетании с пониманием собственного организма они помогут поймать дзен.
Даниэль Канеман, «Думай медленно, решай быстро»
Даниэль Канеман — нобелевский лауреат по экономике «за применение психологической методики в экономической науке, в особенности — при исследовании формирования суждений и принятия решений в условиях неопределенности». А условия неопределенности теперь с нами по жизни, согласны?
Мы часто принимаем нерациональные решения — под влиянием момента или из-за когнитивных ошибок. Канеман считает, что полагаться на интуицию, когда вокруг нет очевидных и стабильных закономерностей, — крайне недальновидно, поэтому учит отслеживать собственные ошибки в мышлении, рассуждать и принимать решения правильно.
Я и Другие
Тема человеческих отношений — настоящий склад заблуждений и разочарований. Но в ней можно разобраться и научиться строить такие отношения, которые будут давать ресурс и опору.
Хелен Фишер, «Почему мы любим»
Классическая литература и ромкомы сделали свое дело: нам кажется, что любовь — неземное, необъяснимое чувство, которое невозможно понять и хоть как-то контролировать. Хелен Фишер подошла к этой теме со всей научной строгостью: провела исследование, проанализировала массу экспериментов, а также литературу и историю — и создала «трактат о романтической любви».
Фишер пишет о влюбленности, а не о построении отношений и глубокой привязанности. Но на этапе влюбленности полезно понимать, что именно происходит с вами, чтобы если и «бросаться в омут с головой», то делать это осознанно.
Эрик Берн, «Игры, в которые играют люди»
Эрик Берн — основатель транзактного анализа. Это направление терапии основано на транзакциях — единицах коммуникации, которыми люди обмениваются друг с другом. Считается, что обмен происходит из трех эго-состояний: родителя, ребенка и взрослого.
Ребенок — состояние, в котором человек чувствует себя так же, как в детстве. Родитель — состояние, в котором человек чувствует и ведет себя так, как с ним вел себя его родитель или опекун. Взрослый — состояние, в котором человек наиболее рационален и не опирается на детский опыт.
Эрик Берн пишет о том, что мы можем обрести свободу и перестать руководствоваться по жизни своими детскими решениями, можем добиться в отношениях искренности и подлинности, отказавшись от дисфункциональных сценариев.
Людмила Петрановская, «Тайная опора»
Имя Людмилы Петрановской знакомо практически всем родителям. Она системный семейный психолог и специалист в области воспитания детей.
«Тайная опора» построена на теории привязанности. Согласно этой теории, детско-родительские связи влияют на то, как человек будет строить отношения во взрослом возрасте. Петрановская пишет о том, как поддержка и забота формируют в ребенке тайную опору — ту, которая поможет ему в будущем преодолевать сложности и быть счастливым. Особенно книга поможет тем родителям, которые считают своих детей «трудными», часто срываются на них и тяжело переживают родительство.
Карманная психотерапия
Не у всех есть время и деньги, чтобы ходить к психологу. С некоторыми проблемами можно попробовать справиться самостоятельно с помощью книг, написанных практикующими специалистами.
Хэррис Расс, «Ловушка счастья»
Что такое счастье и почему современному человеку так трудно быть счастливым? Кажется, у нас для этого есть все: уровень жизни с годами растет, медицина развивается, научные открытия дают доступ к новым знаниям о мире и о себе. И параллельно с этим растет процент людей, заболевших серьезными ментальными расстройствами и даже думающих о суициде.
Хэррис Расс убежден: в погоне за счастьем мы попадаем в ловушки, расставленные собственным разумом. Обойти эти ловушки или выбраться из них можно с помощью простых психологических техник. В книге есть чек-листы, тесты и много практических советов.
Джон Кабат-Зинн, «Куда бы ты ни шел — ты уже там»
Медитация и практики осознанности уже давно считаются не эзотерикой, а полезными психологическими техниками. Недавний метаанализ 200 исследований говорит о том, что регулярная осознанная медитация снижает уровень стресса и тревожности, помогает избавиться от вредных привычек и уменьшает риск депрессии.
Эта книга — гид по осознанной медитации. Джон Кабат-Зинн считает, что медитация нужна не только для того, чтобы сосредоточиться и успокоиться, — она помогает увидеть жизненный путь, по которому вы идете, и принять его.
Роберт Лихи, «Свобода от тревоги»
«Справься с тревогой, пока она не расправилась с тобой» — написано на обложке этой книги. Звучит жутковато, но справедливо: тревога — один из самых частых запросов к психотерапевту, и в тяжелой форме она приносит человеку много страданий.
Эта книга поможет работать не только с тревогой, но и с паническими атаками, фобиями, обсессивно-компульсивным расстройством и посттравматическим стрессовым расстройством. Роберт Лихи работает в направлении когнитивно-поведенческой терапии, которое признано золотым стандартом работы с тревожными состояниями. Он рассказывает о причинах тревоги и дает пошаговую инструкцию борьбы с ней.
Виктор Франкл, «Сказать жизни да!»
Эта книга не похожа на обычную психологическую литературу по саморазвитию и мотивации. Но, возможно, она окажет даже больший эффект. Это биографическая книга австрийского психотерапевта Виктора Франкла о его жизни в концлагерях. Именно там он разработал логотерапию — «терапию смыслом жизни». Франкл наблюдал за людьми, которые оказались в невыносимых обстоятельствах, и пришел к выводу: выживают те, кому есть ради чего жить.
