Пушкин свет мой зеркальце скажи как называется сказка

. , - ,
 

    áÌÅËÓÁÎÄÒ óÅÒÇÅÅ×ÉÞ ðÕÛËÉÎ. óËÁÚËÁ Ï ÍÅÒÔ×ÏÊ ÃÁÒÅ×ÎÅ É Ï ÓÅÍÉ ÂÏÇÁÔÙÒÑÈ

ãÁÒØ Ó ÃÁÒÉÃÅÀ ÐÒÏÓÔÉÌÓÑ,
÷ ÐÕÔØ-ÄÏÒÏÇÕ ÓÎÁÒÑÄÉÌÓÑ,
é ÃÁÒÉÃÁ Õ ÏËÎÁ
óÅÌÁ ÖÄÁÔØ ÅÇÏ ÏÄÎÁ.
öÄÅÔ ÐÏÖÄÅÔ Ó ÕÔÒÁ ÄÏ ÎÏÞÉ,
óÍÏÔÒÉÔ × ÐÏÌÅ, ÉÎÄÁ ÏÞÉ
òÁÚÂÏÌÅÌÉÓØ ÇÌÑÄÀÞÉ
ó ÂÅÌÏÊ ÚÏÒÉ ÄÏ ÎÏÞÉ;
îÅ ×ÉÄÁÔØ ÍÉÌÏÇÏ ÄÒÕÇÁ!
ôÏÌØËÏ ×ÉÄÉÔ: ×ØÅÔÓÑ ×ØÀÇÁ,
óÎÅÇ ×ÁÌÉÔÓÑ ÎÁ ÐÏÌÑ,
÷ÓÑ ÂÅÌÅÛÅÎØËÁ ÚÅÍÌÑ.
äÅ×ÑÔØ ÍÅÓÑÃÅ× ÐÒÏÈÏÄÉÔ,
ó ÐÏÌÑ ÇÌÁÚ ÏÎÁ ÎÅ Ó×ÏÄÉÔ.
÷ÏÔ × ÓÏÞÅÌØÎÉË × ÓÁÍÙÊ, × ÎÏÞØ
âÏÇ ÄÁÅÔ ÃÁÒÉÃÅ ÄÏÞØ.
òÁÎÏ ÕÔÒÏÍ ÇÏÓÔØ ÖÅÌÁÎÎÙÊ,
äÅÎØ É ÎÏÞØ ÔÁË ÄÏÌÇÏ ÖÄÁÎÎÙÊ,
éÚÄÁÌÅÞÁ ÎÁËÏÎÅÃ
÷ÏÒÏÔÉÌÓÑ ÃÁÒØ-ÏÔÅÃ.
îÁ ÎÅÇÏ ÏÎÁ ×ÚÇÌÑÎÕÌÁ,
ôÑÖÅÌÅÛÅÎØËÏ ×ÚÄÏÈÎÕÌÁ,
÷ÏÓÈÉÝÅÎØÑ ÎÅ ÓÎÅÓÌÁ
é Ë ÏÂÅÄÎÅ ÕÍÅÒÌÁ.

äÏÌÇÏ ÃÁÒØ ÂÙÌ ÎÅÕÔÅÛÅÎ,
îÏ ËÁË ÂÙÔØ? É ÏÎ ÂÙÌ ÇÒÅÛÅÎ;
çÏÄ ÐÒÏÛÅÌ, ËÁË ÓÏÎ ÐÕÓÔÏÊ,
ãÁÒØ ÖÅÎÉÌÓÑ ÎÁ ÄÒÕÇÏÊ.
ðÒÁ×ÄÕ ÍÏÌ×ÉÔØ, ÍÏÌÏÄÉÃÁ
õÖ É ×ÐÒÑÍØ ÂÙÌÁ ÃÁÒÉÃÁ:
÷ÙÓÏËÁ, ÓÔÒÏÊÎÁ, ÂÅÌÁ,
é ÕÍÏÍ É ×ÓÅÍ ×ÚÑÌÁ;
îÏ ÚÁÔÏ ÇÏÒÄÁ, ÌÏÍÌÉ×Á,
ó×ÏÅÎÒÁ×ÎÁ É ÒÅ×ÎÉ×Á.
åÊ × ÐÒÉÄÁÎÏÅ ÄÁÎÏ
âÙÌÏ ÚÅÒËÁÌØÃÅ ÏÄÎÏ:
ó×ÏÊÓÔ×Ï ÚÅÒËÁÌØÃÅ ÉÍÅÌÏ:
çÏ×ÏÒÉÔØ ÏÎÏ ÕÍÅÌÏ.
ó ÎÉÍ ÏÄÎÉÍ ÏÎÁ ÂÙÌÁ
äÏÂÒÏÄÕÛÎÁ, ×ÅÓÅÌÁ,
ó. ÎÉÍ ÐÒÉ×ÅÔÌÉ×Ï ÛÕÔÉÌÁ
é, ËÒÁÓÕÑÓØ, ÇÏ×ÏÒÉÌÁ:
«ó×ÅÔ ÍÏÉ, ÚÅÒËÁÌØÃÅ! ÓËÁÖÉ
äÁ ×ÓÀ ÐÒÁ×ÄÕ ÄÏÌÏÖÉ:
ñ ÌØ ÎÁ Ó×ÅÔÅ ×ÓÅÈ ÍÉÌÅÅ,
÷ÓÅÈ ÒÕÍÑÎÅÊ É ÂÅÌÅÅ?»
é ÅÊ ÚÅÒËÁÌØÃÅ × ÏÔ×ÅÔ:
«ôÙ, ËÏÎÅÞÎÏ, ÓÐÏÒÕ ÎÅÔ:
ôÙ, ÃÁÒÉÃÁ, ×ÓÅÈ ÍÉÌÅÅ,
÷ÓÅÈ ÒÕÍÑÎÅÊ É ÂÅÌÅÅ».
é ÃÁÒÉÃÁ ÈÏÈÏÔÁÔØ,
é ÐÌÅÞÁÍÉ ÐÏÖÉÍÁÔØ.
é ÐÏÄÍÉÇÉ×ÁÔØ ÇÌÁÚÁÍÉ,
é ÐÒÉÝÅÌËÉ×ÁÔØ ÐÅÒÓÔÁÍÉ,
é ×ÅÒÔÅÔØÓÑ ÐÏÄÂÏÞÁÓØ.
çÏÒÄÏ × ÚÅÒËÁÌØÃÅ ÇÌÑÄÑÓØ.

îÏ ÃÁÒÅ×ÎÁ ÍÏÌÏÄÁÑ,
ôÉÈÏÍÏÌËÏÍ ÒÁÓÃ×ÅÔÁÑ,
íÅÖÄÕ ÔÅÍ ÒÏÓÌÁ, ÒÏÓÌÁ.
ðÏÄÎÑÌÁÓØ — É ÒÁÓÃ×ÅÌÁ.
âÅÌÏÌÉÃÁ, ÞÅÒÎÏÂÒÏ×Á,
îÒÁ×Õ ËÒÏÔËÏÇÏ ÔÁËÏÇÏ.
é ÖÅÎÉÈ ÓÙÓËÁÌÓÑ ÅÊ,
ëÏÒÏÌÅ×ÉÞ åÌÉÓÅÉ.
ó×ÁÔ ÐÒÉÅÈÁÌ, ÃÁÒØ ÄÁÌ ÓÌÏ×Ï.
á ÐÒÉÄÁÎÏÅ ÇÏÔÏ×Ï:
óÅÍØ ÔÏÒÇÏ×ÙÈ ÇÏÒÏÄÏ×
äÁ ÓÔÏ ÓÏÒÏË ÔÅÒÅÍÏ×.

îÁ ÄÅ×ÉÞÎÉË ÓÏÂÉÒÁÑÓØ.
÷ÏÔ ÃÁÒÉÃÁ, ÎÁÒÑÖÁÑÓØ
ðÅÒÅÄ ÚÅÒËÁÌØÃÅÍ Ó×ÏÉÍ,
ðÅÒÅÍÏÌ×ÉÌÁÓÑ Ó ÎÉÍ:
«ñ ÌØ, ÓËÁÖÉ ÍÎÅ. ×ÓÅÈ ÍÉÌÅÅ.
÷ÓÅÈ ÒÕÍÑÎÅÊ É ÂÅÌÅÅ?»
þÔÏ ÖÅ ÚÅÒËÁÌØÃÅ × ÏÔ×ÅÔ?
«ôÙ ÐÒÅËÒÁÓÎÁ, ÓÐÏÒÕ ÎÅÔ;
îÏ ÃÁÒÅ×ÎÁ ×ÓÅÈ ÍÉÌÅÅ,
÷ÓÅÈ ÒÕÍÑÎÅÊ É ÂÅÌÅÅ».
ëÁË ÃÁÒÉÃÁ ÏÔÐÒÙÇÎÅÔ,
äÁ ËÁË ÒÕÞËÕ ÚÁÍÁÈÎÅÔ,
äÁ ÐÏ ÚÅÒËÁÌØÃÕ ËÁË ÈÌÏÐÎÅÔ,
ëÁÂÌÕÞËÏÍ-ÔÏ ËÁË ÐÒÉÔÏÐÎÅÔ!..
«áÈ ÔÙ, ÍÅÒÚËÏÅ ÓÔÅËÌÏ!
üÔÏ ×ÒÅÛØ ÔÙ ÍÎÅ ÎÁÚÌÏ.
ëÁË ÔÑÇÁÔØÓÑ ÅÊ ÓÏ ÍÎÏÀ?
ñ × ÎÅÊ ÄÕÒØ-ÔÏ ÕÓÐÏËÏÀ.
÷ÉÛØ ËÁËÁÑ ÐÏÄÒÏÓÌÁ!
é ÎÅ ÄÉ×Ï, ÞÔÏ ÂÅÌÁ:
íÁÔØ ÂÒÀÈÁÔÁÑ ÓÉÄÅÌÁ
äÁ ÎÁ ÓÎÅÇ ÌÉÛØ É ÇÌÑÄÅÌÁ!
îÏ ÓËÁÖÉ: ËÁË ÍÏÖÎÏ ÅÊ
âÙÔØ ×Ï ×ÓÅÍ ÍÅÎÑ ÍÉÌÅÊ?
ðÒÉÚÎÁ×ÁÊÓÑ: ×ÓÅÈ Ñ ËÒÁÛÅ.
ïÂÏÊÄÉ ×ÓÅ ÃÁÒÓÔ×Ï ÎÁÛÅ,
èÏÔØ ×ÅÓØ ÍÉÒ; ÍÎÅ ÒÏ×ÎÏÊ ÎÅÔ.
ôÁË ÌÉ?» úÅÒËÁÌØÃÅ × ÏÔ×ÅÔ:
«á ÃÁÒÅ×ÎÁ ×ÓÅ Ö ÍÉÌÅÅ,
÷ÓÅ Ö ÒÕÍÑÎÅÊ É ÂÅÌÅÅ».
äÅÌÁÔØ ÎÅÞÅÇÏ. ïÎÁ,
þÅÒÎÏÊ ÚÁ×ÉÓÔÉ ÐÏÌÎÁ,
âÒÏÓÉ× ÚÅÒËÁÌØÃÅ ÐÏÄ ÌÁ×ËÕ,
ðÏÚ×ÁÌÁ Ë ÓÅÂÅ þÅÒÎÁ×ËÕ
é ÎÁËÁÚÙ×ÁÅÔ ÅÊ,
óÅÎÎÏÊ ÄÅ×ÕÛËÅ Ó×ÏÅÊ,
÷ÅÓÔØ ÃÁÒÅ×ÎÕ × ÇÌÕÛØ ÌÅÓÎÕÀ
é, Ó×ÑÚÁ× ÅÅ, ÖÉ×ÕÀ
ðÏÄ ÓÏÓÎÏÊ ÏÓÔÁ×ÉÔØ ÔÁÍ
îÁ ÓßÅÄÅÎÉÅ ×ÏÌËÁÍ.

þÅÒÔ ÌÉ ÓÌÁÄÉÔ Ó ÂÁÂÏÊ ÇÎÅ×ÎÏÊ?
óÐÏÒÉÔØ ÎÅÞÅÇÏ. ó ÃÁÒÅ×ÎÏÊ
÷ÏÔ þÅÒÎÁ×ËÁ × ÌÅÓ ÐÏÛÌÁ
é × ÔÁËÕÀ ÄÁÌØ Ó×ÅÌÁ,
þÔÏ ÃÁÒÅ×ÎÁ ÄÏÇÁÄÁÌÁÓØ,
é ÄÏ ÓÍÅÒÔÉ ÉÓÐÕÇÁÌÁÓØ,
é ×ÚÍÏÌÉÌÁÓØ: «öÉÚÎØ ÍÏÑ!
÷ ÞÅÍ, ÓËÁÖÉ, ×ÉÎÏ×ÎÁ Ñ?
îÅ ÇÕÂÉ ÍÅÎÑ, ÄÅ×ÉÃÁ!
á ËÁË ÂÕÄÕ Ñ ÃÁÒÉÃÁ,
ñ ÐÏÖÁÌÕÀ ÔÅÂÑ».
ôÁ, × ÄÕÛÅ ÅÅ ÌÀÂÑ,
îÅ ÕÂÉÌÁ, ÎÅ Ó×ÑÚÁÌÁ,
ïÔÐÕÓÔÉÌÁ É ÓËÁÚÁÌÁ:
«îÅ ËÒÕÞÉÎØÓÑ, ÂÏÇ Ó ÔÏÂÏÊ».
á ÓÁÍÁ ÐÒÉÛÌÁ ÄÏÍÏÊ.
«þÔÏ? — ÓËÁÚÁÌÁ ÅÊ ÃÁÒÉÃÁ,—
çÄÅ ËÒÁÓÁ×ÉÃÁ-ÄÅ×ÉÃÁ?»
— «ôÁÍ, × ÌÅÓÕ, ÓÔÏÉÔ ÏÄÎÁ,—
ïÔ×ÅÞÁÅÔ ÅÊ ÏÎÁ,—
ëÒÅÐËÏ Ó×ÑÚÁÎÙ ÅÊ ÌÏËÔÉ;
ðÏÐÁÄÅÔÓÑ Ú×ÅÒÀ × ËÏÇÔÉ,
íÅÎØÛÅ ÂÕÄÅÔ ÅÊ ÔÅÒÐÅÔØ,
ìÅÇÞÅ ÂÕÄÅÔ ÕÍÅÒÅÔØ».

é ÍÏÌ×Á ÔÒÅÚ×ÏÎÉÔØ ÓÔÁÌÁ:
äÏÞËÁ ÃÁÒÓËÁÑ ÐÒÏÐÁÌÁ!
ôÕÖÉÔ ÂÅÄÎÙÊ ÃÁÒØ ÐÏ ÎÅÊ.
ëÏÒÏÌÅ×ÉÞ åÌÉÓÅÊ,
ðÏÍÏÌÑÓØ ÕÓÅÒÄÎÏ ÂÏÇÕ,
ïÔÐÒÁ×ÌÑÅÔÓÑ × ÄÏÒÏÇÕ
úÁ ËÒÁÓÁ×ÉÃÅÊ-ÄÕÛÏÊ,
úÁ ÎÅ×ÅÓÔÏÊ ÍÏÌÏÄÏÊ.

îÏ ÎÅ×ÅÓÔÁ ÍÏÌÏÄÁÑ,
äÏ ÚÁÒÉ × ÌÅÓÕ ÂÌÕÖÄÁÑ,
íÅÖÄÕ ÔÅÍ ×ÓÅ ÛÌÁ ÄÁ ÛÌÁ
é ÎÁ ÔÅÒÅÍ ÎÁÂÒÅÌÁ.
åÊ ÎÁ×ÓÔÒÅÞÕ ÐÅÓ, ÚÁÌÁÑ,
ðÒÉÂÅÖÁÌ É ÓÍÏÌË, ÉÇÒÁÑ;
÷ ×ÏÒÏÔÁ ×ÏÛÌÁ ÏÎÁ,
îÁ ÐÏÄ×ÏÒØÅ ÔÉÛÉÎÁ.
ðÅÓ ÂÅÖÉÔ ÚÁ ÎÅÊ, ÌÁÓËÁÑÓØ,
á ÃÁÒÅ×ÎÁ, ÐÏÄÂÉÒÁÑÓØ,
ðÏÄÎÑÌÁÓÑ ÎÁ ËÒÙÌØÃÏ
é ×ÚÑÌÁÓÑ ÚÁ ËÏÌØÃÏ;
ä×ÅÒØ ÔÉÈÏÎØËÏ ÏÔ×ÏÒÉÌÁÓØ.
é ÃÁÒÅ×ÎÁ ÏÞÕÔÉÌÁÓØ
÷ Ó×ÅÔÌÏÊ ÇÏÒÎÉÃÅ; ËÒÕÇÏÍ
ìÁ×ËÉ, ËÒÙÔÙÅ ËÏ×ÒÏÍ,
ðÏÄ Ó×ÑÔÙÍÉ ÓÔÏÌ ÄÕÂÏ×ÙÊ,
ðÅÞØ Ó ÌÅÖÁÎËÏÊ ÉÚÒÁÚÃÏ×ÏÊ.
÷ÉÄÉÔ ÄÅ×ÉÃÁ, ÞÔÏ ÔÕÔ
ìÀÄÉ ÄÏÂÒÙÅ ÖÉ×ÕÔ;
úÎÁÔØ, ÎÅ ÂÕÄÅÔ ÅÊ ÏÂÉÄÎÏ.
îÉËÏÇÏ ÍÅÖ ÔÅÍ ÎÅ ×ÉÄÎÏ.
äÏÍ ÃÁÒÅ×ÎÁ ÏÂÏÛÌÁ,
÷ÓÅ ÐÏÒÑÄËÏÍ ÕÂÒÁÌÁ,
úÁÓ×ÅÔÉÌÁ ÂÏÇÕ Ó×ÅÞËÕ,
úÁÔÏÐÉÌÁ ÖÁÒËÏ ÐÅÞËÕ,
îÁ ÐÏÌÁÔÉ ×ÚÏÂÒÁÌÁÓØ
é ÔÉÈÏÎØËÏ ÕÌÅÇÌÁÓØ.

þÁÓ ÏÂÅÄÁ ÐÒÉÂÌÉÖÁÌÓÑ,
ôÏÐÏÔ ÐÏ Ä×ÏÒÕ ÒÁÚÄÁÌÓÑ:
÷ÈÏÄÑÔ ÓÅÍØ ÂÏÇÁÔÙÒÅÊ,
óÅÍØ ÒÕÍÑÎÙÈ ÕÓÁÞÅÊ.
óÔÁÒÛÉÊ ÍÏÌ×ÉÌ: «þÔÏ ÚÁ ÄÉ×Ï!
÷ÓÅ ÔÁË ÞÉÓÔÏ É ËÒÁÓÉ×Ï.
ëÔÏ-ÔÏ ÔÅÒÅÍ ÐÒÉÂÉÒÁÌ
äÁ ÈÏÚÑÅ× ÐÏÄÖÉÄÁÌ.
ëÔÏ ÖÅ? ÷ÙÄØ É ÐÏËÁÖÉÓÑ,
ó ÎÁÍÉ ÞÅÓÔÎÏ ÐÏÄÒÕÖÉÓÑ.
ëÏÌØ ÔÙ ÓÔÁÒÙÊ ÞÅÌÏ×ÅË,
äÑÄÅÊ ÂÕÄÅÛØ ÎÁÍ ÎÁ×ÅË.
ëÏÌÉ ÐÁÒÅÎØ ÔÙ ÒÕÍÑÎÙÊ,
âÒÁÔÅà ÂÕÄÅÛØ ÎÁÍ ÎÁÚ×ÁÎÙÊ.
ëÏÌØ ÓÔÁÒÕÛËÁ, ÂÕÄØ ÎÁÍ ÍÁÔØ,
ôÁË É ÓÔÁÎÅÍ ×ÅÌÉÞÁÔØ.
ëÏÌÉ ËÒÁÓÎÁÑ ÄÅ×ÉÃÁ,
âÕÄØ ÎÁÍ ÍÉÌÁÑ ÓÅÓÔÒÉÃÁ».

é ÃÁÒÅ×ÎÁ Ë ÎÉÍ ÓÏÛÌÁ,
þÅÓÔØ ÈÏÚÑÑÍ ÏÔÄÁÌÁ,
÷ ÐÏÑÓ ÎÉÚËÏ ÐÏËÌÏÎÉÌÁÓØ;
úÁËÒÁÓÎÅ×ÛÉÓØ, ÉÚ×ÉÎÉÌÁÓØ,
þÔÏ-ÄÅ × ÇÏÓÔÉ Ë ÎÉÍ ÚÁÛÌÁ,
èÏÔØ Ú×ÁÎÁ É ÎÅ ÂÙÌÁ.
÷ÍÉÇ ÐÏ ÒÅÞÉ ÔÅ ÏÐÏÚÎÁÌÉ,
þÔÏ ÃÁÒÅ×ÎÕ ÐÒÉÎÉÍÁÌÉ;
õÓÁÄÉÌÉ × ÕÇÏÌÏË,
ðÏÄÎÏÓÉÌÉ ÐÉÒÏÖÏË,
òÀÍËÕ ÐÏÌÎÕ ÎÁÌÉ×ÁÌÉ,
îÁ ÐÏÄÎÏÓÅ ÐÏÄÁ×ÁÌÉ.
ïÔ ÚÅÌÅÎÏÇÏ ×ÉÎÁ
ïÔÒÅËÁÌÁÓÑ ÏÎÁ;
ðÉÒÏÖÏË ÌÉÛØ ÒÁÚÌÏÍÉÌÁ,
äÁ ËÕÓÏÞÅË ÐÒÉËÕÓÉÌÁ,
é Ó ÄÏÒÏÇÉ ÏÔÄÙÈÁÔØ
ïÔÐÒÏÓÉÌÁÓØ ÎÁ ËÒÏ×ÁÔØ.
ïÔ×ÅÌÉ ÏÎÉ ÄÅ×ÉÃÕ
÷×ÅÒÈ ×Ï Ó×ÅÔÌÕÀ Ó×ÅÔÌÉÃÕ
é ÏÓÔÁ×ÉÌÉ ÏÄÎÕ,
ïÔÈÏÄÑÝÕÀ ËÏ ÓÎÕ.

äÅÎØ ÚÁ ÄÎÅÍ ÉÄÅÔ, ÍÅÌØËÁÑ,
á ÃÁÒÅ×ÎÁ ÍÏÌÏÄÁÑ
÷ÓÅ × ÌÅÓÕ, ÎÅ ÓËÕÞÎÏ ÅÊ
õ ÓÅÍÉ ÂÏÇÁÔÙÒÅÊ.
ðÅÒÅÄ ÕÔÒÅÎÎÅÊ ÚÁÒÅÀ
âÒÁÔØÑ ÄÒÕÖÎÏÀ ÔÏÌÐÏÀ
÷ÙÅÚÖÁÀÔ ÐÏÇÕÌÑÔØ,
óÅÒÙÈ ÕÔÏË ÐÏÓÔÒÅÌÑÔØ,
òÕËÕ ÐÒÁ×ÕÀ ÐÏÔÅÛÉÔØ,
óÏÒÏÞÉÎÁ × ÐÏÌÅ ÓÐÅÛÉÔØ,
éÌØ ÂÁÛËÕ Ó ÛÉÒÏËÉÈ ÐÌÅÞ
õ ÔÁÔÁÒÉÎÁ ÏÔÓÅÞØ,
éÌÉ ×ÙÔÒÁ×ÉÔØ ÉÚ ÌÅÓÁ
ðÑÔÉÇÏÒÓËÏÇÏ ÞÅÒËÅÓÁ,
á ÈÏÚÑÀÛËÏÊ ÏÎÁ
÷ ÔÅÒÅÍÕ ÍÅÖ ÔÅÍ ÏÄÎÁ
ðÒÉÂÅÒÅÔ É ÐÒÉÇÏÔÏ×ÉÔ,
éÍ ÏÎÁ ÎÅ ÐÒÅËÏÓÌÏ×ÉÔ,
îÅ ÐÅÒÅÞÁÔ ÅÊ ÏÎÉ.
ôÁË ÉÄÕÔ ÚÁ ÄÎÑÍÉ ÄÎÉ.

âÒÁÔØÑ ÍÉÌÕÀ ÄÅ×ÉÃÕ
ðÏÌÀÂÉÌÉ. ë ÎÅÊ × Ó×ÅÔÌÉÃÕ
òÁÚ, ÌÉÛØ ÔÏÌØËÏ ÒÁÓÓ×ÅÌÏ,
÷ÓÅÈ ÉÈ ÓÅÍÅÒÏ ×ÏÛÌÏ.
óÔÁÒÛÉÊ ÍÏÌ×ÉÌ ÅÊ: «äÅ×ÉÃÁ,
úÎÁÅÛØ: ×ÓÅÍ ÔÙ ÎÁÍ ÓÅÓÔÒÉÃÁ,
÷ÓÅÈ ÎÁÓ ÓÅÍÅÒÏ, ÔÅÂÑ
÷ÓÅ ÍÙ ÌÀÂÉÍ, ÚÁ ÓÅÂÑ
÷ÚÑÔØ ÔÅÂÑ ÍÙ ×ÓÅ ÂÙ ÒÁÄÙ,
äÁ ÎÅÌØÚÑ, ÔÁË ÂÏÇÁ ÒÁÄÉ
ðÏÍÉÒÉ ÎÁÓ ËÁË-ÎÉÂÕÄØ:
ïÄÎÏÍÕ ÖÅÎÏÀ ÂÕÄØ,
ðÒÏÞÉÍ ÌÁÓËÏ×ÏÊ ÓÅÓÔÒÏÀ.
þÔÏ Ö ËÁÞÁÅÛØ ÇÏÌÏ×ÏÀ?
áÌØ ÏÔËÁÚÙ×ÁÅÛØ ÎÁÍ?
áÌØ ÔÏ×ÁÒ ÎÅ ÐÏ ËÕÐÃÁÍ?»

«ïÊ ×Ù, ÍÏÌÏÄÃÙ ÞÅÓÔÎÙÅ,
âÒÁÔÃÙ ×Ù ÍÏÉ ÒÏÄÎÙÅ,—
éÍ ÃÁÒÅ×ÎÁ ÇÏ×ÏÒÉÔ,—
ëÏÌÉ ÌÇÕ, ÐÕÓÔØ ÂÏÇ ×ÅÌÉÔ
îÅ ÓÏÊÔÉ ÖÉ×ÏÊ ÍÎÅ Ó ÍÅÓÔÁ.
ëÁË ÍÎÅ ÂÙÔØ? ×ÅÄØ Ñ ÎÅ×ÅÓÔÁ.
äÌÑ ÍÅÎÑ ×Ù ×ÓÅ ÒÁ×ÎÙ,
÷ÓÅ ÕÄÁÌÙ, ×ÓÅ ÕÍÎÙ,
÷ÓÅÈ Ñ ×ÁÓ ÌÀÂÌÀ ÓÅÒÄÅÞÎÏ;
îÏ ÄÒÕÇÏÍÕ Ñ ÎÁ×ÅÞÎÏ
ïÔÄÁÎÁ. íÎÅ ×ÓÅÈ ÍÉÌÅÊ
ëÏÒÏÌÅ×ÉÞ åÌÉÓÅÊ».

âÒÁÔØÑ ÍÏÌÞÁ ÐÏÓÔÏÑÌÉ
äÁ × ÚÁÔÙÌËÅ ÐÏÞÅÓÁÌÉ.
«óÐÒÏÓ ÎÅ ÇÒÅÈ. ðÒÏÓÔÉ ÔÙ ÎÁÓ,—
óÔÁÒÛÉÊ ÍÏÌ×ÉÌ ÐÏËÌÏÎÉÓØ,—
ëÏÌÉ ÔÁË, ÎÅ ÚÁÉËÎÕÓÑ
õÖ Ï ÔÏÍ».— «ñ ÎÅ ÓÅÒÖÕÓÑ,—
ôÉÈÏ ÍÏÌ×ÉÌÁ ÏÎÁ,—
é ÏÔËÁÚ ÍÏÊ ÎÅ ×ÉÎÁ».
öÅÎÉÈÉ ÅÊ ÐÏËÌÏÎÉÌÉÓØ,
ðÏÔÉÈÏÎØËÕ ÕÄÁÌÉÌÉÓØ,
é ÓÏÇÌÁÓÎÏ ×ÓÅ ÏÐÑÔØ
óÔÁÌÉ ÖÉÔØ ÄÁ ÐÏÖÉ×ÁÔØ.

íÅÖÄÕ ÔÅÍ ÃÁÒÉÃÁ ÚÌÁÑ,
ðÒÏ ÃÁÒÅ×ÎÕ ×ÓÐÏÍÉÎÁÑ,
îÅ ÍÏÇÌÁ ÐÒÏÓÔÉÔØ ÅÅ,
á ÎÁ ÚÅÒËÁÌØÃÅ Ó×ÏÅ
äÏÌÇÏ ÄÕÌÁÓØ É ÓÅÒÄÉÌÁÓØ;
îÁËÏÎÅà Ï ÎÅÍ È×ÁÔÉÌÁÓØ
é ÐÏÛÌÁ ÚÁ ÎÉÍ, É, ÓÅ×
ðÅÒÅÄ ÎÉÍ, ÚÁÂÙÌÁ ÇÎÅ×,
ëÒÁÓÏ×ÁÔØÓÑ ÓÎÏ×Á ÓÔÁÌÁ
é Ó ÕÌÙÂËÏÀ ÓËÁÚÁÌÁ:
«úÄÒÁ×ÓÔ×ÕÊ, ÚÅÒËÁÌØÃÅ! ÓËÁÖÉ
äÁ ×ÓÀ ÐÒÁ×ÄÕ ÄÏÌÏÖÉ:
ñ ÌØ ÎÁ Ó×ÅÔÅ ×ÓÅÈ ÍÉÌÅÅ,
÷ÓÅÈ ÒÕÍÑÎÅÊ É ÂÅÌÅÅ?»
é ÅÊ ÚÅÒËÁÌØÃÅ × ÏÔ×ÅÔ:
«ôÙ ÐÒÅËÒÁÓÎÁ, ÓÐÏÒÕ ÎÅÔ;
îÏ ÖÉ×ÅÔ ÂÅÚ ×ÓÑËÏÊ ÓÌÁ×Ù,
óÒÅÄØ ÚÅÌÅÎÙÑ ÄÕÂÒÁ×Ù,
õ ÓÅÍÉ ÂÏÇÁÔÙÒÅÊ
ôÁ, ÞÔÏ ×ÓÅ Ö ÔÅÂÑ ÍÉÌÅÊ».
é ÃÁÒÉÃÁ ÎÁÌÅÔÅÌÁ
îÁ þÅÒÎÁ×ËÕ: «ëÁË ÔÙ ÓÍÅÌÁ
ïÂÍÁÎÕÔØ ÍÅÎÑ? É × ÞÅÍ!..»
ôÁ ÐÒÉÚÎÁÌÁÓÑ ×Ï ×ÓÅÍ:
ôÁË É ÔÁË. ãÁÒÉÃÁ ÚÌÁÑ,
åÊ ÒÏÇÁÔËÏÊ ÕÇÒÏÖÁÑ,
ðÏÌÏÖÉÌÁ ÉÌØ ÎÅ ÖÉÔØ,
éÌØ ÃÁÒÅ×ÎÕ ÐÏÇÕÂÉÔØ.

òÁÚ ÃÁÒÅ×ÎÁ ÍÏÌÏÄÁÑ,
íÉÌÙÈ ÂÒÁÔØÅ× ÐÏÄÖÉÄÁÑ,
ðÒÑÌÁ, ÓÉÄÑ ÐÏÄ ÏËÎÏÍ.
÷ÄÒÕÇ ÓÅÒÄÉÔÏ ÐÏÄ ËÒÙÌØÃÏÍ
ðÅÓ ÚÁÌÁÑÌ, É ÄÅ×ÉÃÁ
÷ÉÄÉÔ: ÎÉÝÁÑ ÞÅÒÎÉÃÁ
èÏÄÉÔ ÐÏ Ä×ÏÒÕ, ËÌÀËÏÊ
ïÔÇÏÎÑÑ ÐÓÁ. «ðÏÓÔÏÊ,
âÁÂÕÛËÁ, ÐÏÓÔÏÊ ÎÅÍÎÏÖËÏ,—
åÊ ËÒÉÞÉÔ ÏÎÁ × ÏËÏÛËÏ,—
ðÒÉÇÒÏÖÕ ÓÁÍÁ Ñ ÐÓÕ
é ËÏÊ-ÞÔÏ ÔÅÂÅ ÓÎÅÓÕ».
ïÔ×ÅÞÁÅÔ ÅÊ ÞÅÒÎÉÃÁ:
«ïÈ ÔÙ, ÄÉÔÑÔËÏ ÄÅ×ÉÃÁ!
ðÅÓ ÐÒÏËÌÑÔÙÊ ÏÄÏÌÅÌ,
þÕÔØ ÄÏ ÓÍÅÒÔÉ ÎÅ ÚÁÅÌ.
ðÏÓÍÏÔÒÉ, ËÁË ÏÎ ÈÌÏÐÏÞÅÔ!
÷ÙÄØ ËÏ ÍÎÅ».— ãÁÒÅ×ÎÁ ÈÏÞÅÔ
÷ÙÊÔÉ Ë ÎÅÊ É ÈÌÅÂ ×ÚÑÌÁ,
îÏ Ó ËÒÙÌÅÞËÁ ÌÉÛØ ÓÏÛÌÁ,
ðÅÓ ÅÊ ÐÏÄ ÎÏÇÉ — É ÌÁÅÔ,
é Ë ÓÔÁÒÕÈÅ ÎÅ ÐÕÓËÁÅÔ;
ìÉÛØ ÐÏÊÄÅÔ ÓÔÁÒÕÈÁ Ë ÎÅÊ,
ïÎ, ÌÅÓÎÏÇÏ Ú×ÅÒÑ ÚÌÅÊ,
îÁ ÓÔÁÒÕÈÕ. «þÔÏ ÚÁ ÞÕÄÏ?
÷ÉÄÎÏ, ×ÙÓÐÁÌÓÑ ÏÎ ÈÕÄÏ,—
åÊ ÃÁÒÅ×ÎÁ ÇÏ×ÏÒÉÔ,—
îÁ Ö, ÌÏ×É!» — É ÈÌÅ ÌÅÔÉÔ.
óÔÁÒÕÛÏÎËÁ ÈÌÅÂ ÐÏÊÍÁÌÁ;
«âÌÁÇÏÄÁÒÓÔ×ÕÀ,— ÓËÁÚÁÌÁ.—
âÏÇ ÔÅÂÑ ÂÌÁÇÏÓÌÏ×É;
÷ÏÔ ÚÁ ÔÏ ÔÅÂÅ, ÌÏ×É!»
é Ë ÃÁÒÅ×ÎÅ ÎÁÌÉ×ÎÏÅ,
íÏÌÏÄÏÅ, ÚÏÌÏÔÏÅ
ðÒÑÍÏ ÑÂÌÏÞËÏ ÌÅÔÉÔ…
ðÅÓ ËÁË ÐÒÙÇÎÅÔ, ÚÁ×ÉÚÖÉÔ…
îÏ ÃÁÒÅ×ÎÁ × ÏÂÅ ÒÕËÉ
è×ÁÔØ — ÐÏÊÍÁÌÁ. «òÁÄÉ ÓËÕËÉ,
ëÕÛÁÊ ÑÂÌÏÞËÏ, ÍÏÊ Ó×ÅÔ.
âÌÁÇÏÄÁÒÓÔ×ÕÊ ÚÁ ÏÂÅÄ»,—
óÔÁÒÕÛÏÎÏÞËÁ ÓËÁÚÁÌÁ,
ðÏËÌÏÎÉÌÁÓØ É ÐÒÏÐÁÌÁ…
é Ó ÃÁÒÅ×ÎÏÊ ÎÁ ËÒÙÌØÃÏ
ðÅÓ ÂÅÖÉÔ É ÅÊ × ÌÉÃÏ
öÁÌËÏ ÓÍÏÔÒÉÔ, ÇÒÏÚÎÏ ×ÏÅÔ,
óÌÏ×ÎÏ ÓÅÒÄÃÅ ÐÅÓØÅ ÎÏÅÔ,
óÌÏ×ÎÏ ÈÏÞÅÔ ÅÊ ÓËÁÚÁÔØ:
âÒÏÓØ! — ïÎÁ ÅÇÏ ÌÁÓËÁÔØ,
ôÒÅÐÌÅÔ ÎÅÖÎÏÀ ÒÕËÏÀ;
«þÔÏ, óÏËÏÌËÏ, ÞÔÏ Ó ÔÏÂÏÀ?
ìÑÇ!» — É × ËÏÍÎÁÔÕ ×ÏÛÌÁ,
ä×ÅÒØ ÔÉÈÏÎØËÏ ÚÁÐÅÒÌÁ,
ðÏÄ ÏËÎÏ ÚÁ ÐÒÑÖÕ ÓÅÌÁ
öÄÁÔØ ÈÏÚÑÅ×, Á ÇÌÑÄÅÌÁ
÷ÓÅ ÎÁ ÑÂÌÏËÏ. ïÎÏ
óÏËÕ ÓÐÅÌÏÇÏ ÐÏÌÎÏ,
ôÁË Ó×ÅÖÏ É ÔÁË ÄÕÛÉÓÔÏ,
ôÁË ÒÕÍÑÎÏ-ÚÏÌÏÔÉÓÔÏ,
âÕÄÔÏ ÍÅÄÏÍ ÎÁÌÉÌÏÓØ!
÷ÉÄÎÙ ÓÅÍÅÞËÉ ÎÁÓË×ÏÚØ…
ðÏÄÏÖÄÁÔØ ÏÎÁ ÈÏÔÅÌÁ
äÏ ÏÂÅÄÁ, ÎÅ ÓÔÅÒÐÅÌÁ,
÷ ÒÕËÉ ÑÂÌÏÞËÏ ×ÚÑÌÁ,
ë ÁÌÙÍ ÇÕÂËÁÍ ÐÏÄÎÅÓÌÁ,
ðÏÔÉÈÏÎØËÕ ÐÒÏËÕÓÉÌÁ
é ËÕÓÏÞÅË ÐÒÏÇÌÏÔÉÌÁ…
÷ÄÒÕÇ ÏÎÁ, ÍÏÑ ÄÕÛÁ,
ðÏÛÁÔÎÕÌÁÓØ ÎÅ ÄÙÛÁ,
âÅÌÙ ÒÕËÉ ÏÐÕÓÔÉÌÁ,
ðÌÏÄ ÒÕÍÑÎÙÊ ÕÒÏÎÉÌÁ,
úÁËÁÔÉÌÉÓÑ ÇÌÁÚÁ,
é ÏÎÁ ÐÏÄ ÏÂÒÁÚÁ
çÏÌÏ×ÏÊ ÎÁ ÌÁ×ËÕ ÐÁÌÁ
é ÔÉÈÁ, ÎÅÄ×ÉÖÎÁ ÓÔÁÌÁ…

âÒÁÔØÑ × ÔÕ ÐÏÒÕ ÄÏÍÏÊ
÷ÏÚ×ÒÁÝÁÌÉÓÑ ÔÏÌÐÏÊ
ó ÍÏÌÏÄÅÃËÏÇÏ ÒÁÚÂÏÑ.
éÍ ÎÁ×ÓÔÒÅÞÕ, ÇÒÏÚÎÏ ×ÏÑ,
ðÅÓ ÂÅÖÉÔ É ËÏ Ä×ÏÒÕ
ðÕÔØ ÉÍ ËÁÖÅÔ. «îÅ Ë ÄÏÂÒÕ! —
âÒÁÔØÑ ÍÏÌ×ÉÌÉ,— ÐÅÞÁÌÉ
îÅ ÍÉÎÕÅÍ». ðÒÉÓËÁËÁÌÉ,
÷ÈÏÄÑÔ, ÁÈÎÕÌÉ. ÷ÂÅÖÁ×,
ðÅÓ ÎÁ ÑÂÌÏËÏ ÓÔÒÅÍÇÌÁ×
ó ÌÁÅÍ ËÉÎÕÌÓÑ, ÏÚÌÉÌÓÑ,
ðÒÏÇÌÏÔÉÌ ÅÇÏ, Ó×ÁÌÉÌÓÑ
é ÉÚÄÏÈ. îÁÐÏÅÎÏ
âÙÌÏ ÑÄÏÍ, ÚÎÁÔØ, ÏÎÏ.
ðÅÒÅÄ ÍÅÒÔ×ÏÀ ÃÁÒÅ×ÎÏÊ
âÒÁÔØÑ × ÇÏÒÅÓÔÉ ÄÕÛÅ×ÎÏÊ
÷ÓÅ ÐÏÎÉËÌÉ ÇÏÌÏ×ÏÊ
é Ó ÍÏÌÉÔ×ÏÀ Ó×ÑÔÏÊ
ó ÌÁ×ËÉ ÐÏÄÎÑÌÉ, ÏÄÅÌÉ,
èÏÒÏÎÉÔØ ÅÅ ÈÏÔÅÌÉ
é ÒÁÚÄÕÍÁÌÉ. ïÎÁ,
ëÁË ÐÏÄ ËÒÙÌÙÛËÏÍ Õ ÓÎÁ,
ôÁË ÔÉÈÁ, Ó×ÅÖÁ ÌÅÖÁÌÁ,
þÔÏ ÌÉÛØ ÔÏÌØËÏ ÎÅ ÄÙÛÁÌÁ.
öÄÁÌÉ ÔÒÉ ÄÎÑ, ÎÏ ÏÎÁ
îÅ ×ÏÓÓÔÁÌÁ ÏÔÏ ÓÎÁ.
óÏÔ×ÏÒÉ× ÏÂÒÑÄ ÐÅÞÁÌØÎÙÊ,
÷ÏÔ ÏÎÉ ×Ï ÇÒÏ ÈÒÕÓÔÁÌØÎÙÊ
ôÒÕÐ ÃÁÒÅ×ÎÙ ÍÏÌÏÄÏÊ
ðÏÌÏÖÉÌÉ — É ÔÏÌÐÏÊ
ðÏÎÅÓÌÉ × ÐÕÓÔÕÀ ÇÏÒÕ,
é × ÐÏÌÕÎÏÞÎÕÀ ÐÏÒÕ
çÒÏÂ ÅÅ Ë ÛÅÓÔÉ ÓÔÏÌÂÁÍ
îÁ ÃÅÐÑÈ ÞÕÇÕÎÎÙÈ ÔÁÍ
ïÓÔÏÒÏÖÎÏ ÐÒÉ×ÉÎÔÉÌÉ,
é ÒÅÛÅÔËÏÊ ÏÇÒÁÄÉÌÉ;
é, ÐÒÅÄ ÍÅÒÔ×ÏÀ ÓÅÓÔÒÏÊ
óÏÔ×ÏÒÉ× ÐÏËÌÏÎ ÚÅÍÎÏÊ,
óÔÁÒÛÉÊ ÍÏÌ×ÉÌ: «óÐÉ ×Ï ÇÒÏÂÅ.
÷ÄÒÕÇ ÐÏÇÁÓÌÁ, ÖÅÒÔ×ÏÊ ÚÌÏÂÅ,
îÁ ÚÅÍÌÅ Ô×ÏÑ ËÒÁÓÁ;
äÕÈ Ô×ÏÊ ÐÒÉÍÕÔ ÎÅÂÅÓÁ.
îÁÍÉ ÔÙ ÂÙÌÁ ÌÀÂÉÍÁ
é ÄÌÑ ÍÉÌÏÇÏ ÈÒÁÎÉÍÁ —
îÅ ÄÏÓÔÁÌÁÓØ ÎÉËÏÍÕ,
ôÏÌØËÏ ÇÒÏÂÕ ÏÄÎÏÍÕ».

÷ ÔÏÔ ÖÅ ÄÅÎØ ÃÁÒÉÃÁ ÚÌÁÑ,
äÏÂÒÏÊ ×ÅÓÔÉ ÏÖÉÄÁÑ,
÷ÔÁÊÎÅ ÚÅÒËÁÌØÃÅ ×ÚÑÌÁ
é ×ÏÐÒÏÓ Ó×ÏÊ ÚÁÄÁÌÁ:
«ñ ÌØ, ÓËÁÖÉ ÍÎÅ, ×ÓÅÈ ÍÉÌÅÅ,
÷ÓÅÈ ÒÕÍÑÎÅÊ É ÂÅÌÅÅ?»
é ÕÓÌÙÛÁÌÁ × ÏÔ×ÅÔ:
«ôÙ, ÃÁÒÉÃÁ, ÓÐÏÒÕ ÎÅÔ,
ôÙ ÎÁ Ó×ÅÔÅ ×ÓÅÈ ÍÉÌÅÅ,
÷ÓÅÈ ÒÕÍÑÎÅÊ É ÂÅÌÅÅ».

úÁ ÎÅ×ÅÓÔÏÀ Ó×ÏÅÊ
ëÏÒÏÌÅ×ÉÞ åÌÉÓÅÊ
íÅÖÄÕ ÔÅÍ ÐÏ Ó×ÅÔÕ ÓËÁÞÅÔ.
îÅÔ ËÁË ÎÅÔ! ïÎ ÇÏÒØËÏ ÐÌÁÞÅÔ,
é ËÏÇÏ ÎÉ ÓÐÒÏÓÉÔ ÏÎ,
÷ÓÅÍ ×ÏÐÒÏÓ ÅÇÏ ÍÕÄÒÅÎ;
ëÔÏ × ÇÌÁÚÁ ÅÍÕ ÓÍÅÅÔÓÑ,
ëÔÏ ÓËÏÒÅÅ ÏÔ×ÅÒÎÅÔÓÑ;
ë ËÒÁÓÎÕ ÓÏÌÎÃÕ ÎÁËÏÎÅÃ
ïÂÒÁÔÉÌÓÑ ÍÏÌÏÄÅÃ.
«ó×ÅÔ ÎÁÛ ÓÏÌÎÙÛËÏ! ÔÙ ÈÏÄÉÛØ
ëÒÕÇÌÙÊ ÇÏÄ ÐÏ ÎÅÂÕ, Ó×ÏÄÉÛØ
úÉÍÕ Ó ÔÅÐÌÏÀ ×ÅÓÎÏÊ,
÷ÓÅÈ ÎÁÓ ×ÉÄÉÛØ ÐÏÄ ÓÏÂÏÊ.
áÌØ ÏÔËÁÖÅÛØ ÍÎÅ × ÏÔ×ÅÔÅ?
îÅ ×ÉÄÁÌÏ ÌØ ÇÄÅ ÎÁ Ó×ÅÔÅ
ôÙ ÃÁÒÅ×ÎÙ ÍÏÌÏÄÏÊ?
ñ ÖÅÎÉÈ ÅÊ».— «ó×ÅÔ ÔÙ ÍÏÊ,—
ëÒÁÓÎÏ ÓÏÌÎÃÅ ÏÔ×ÅÞÁÌÏ,—
ñ ÃÁÒÅ×ÎÙ ÎÅ ×ÉÄÁÌÏ.
úÎÁÔØ, ÅÅ × ÖÉ×ÙÈ ÕÖ ÎÅÔ.
òÁÚ×Å ÍÅÓÑÃ, ÍÏÊ ÓÏÓÅÄ,
çÄÅ-ÎÉÂÕÄØ ÅÅ ÄÁ ×ÓÔÒÅÔÉÌ
éÌÉ ÓÌÅÄ ÅÅ ÚÁÍÅÔÉÌ».

ôÅÍÎÏÊ ÎÏÞËÉ åÌÉÓÅÊ
äÏÖÄÁÌÓÑ × ÔÏÓËÅ Ó×ÏÅÊ.
ôÏÌØËÏ ÍÅÓÑÃ ÐÏËÁÚÁÌÓÑ,
ïÎ ÚÁ ÎÉÍ Ó ÍÏÌØÂÏÊ ÐÏÇÎÁÌÓÑ.
«íÅÓÑÃ, ÍÅÓÑÃ, ÍÏÊ ÄÒÕÖÏË,
ðÏÚÏÌÏÞÅÎÎÙÊ ÒÏÖÏË!
ôÙ ×ÓÔÁÅÛØ ×Ï ÔØÍÅ ÇÌÕÂÏËÏÊ,
ëÒÕÇÌÏÌÉÃÙÊ, Ó×ÅÔÌÏÏËÉÊ,
é, ÏÂÙÞÁÊ Ô×ÏÊ ÌÀÂÑ,
ú×ÅÚÄÙ ÓÍÏÔÒÑÔ ÎÁ ÔÅÂÑ.
áÌØ ÏÔËÁÖÅÛØ ÍÎÅ × ÏÔ×ÅÔÅ?
îÅ ×ÉÄÁÌ ÌÉ ÇÄÅ ÎÁ Ó×ÅÔÅ
ôÙ ÃÁÒÅ×ÎÙ ÍÏÌÏÄÏÊ?
ñ ÖÅÎÉÈ ÅÊ».— «âÒÁÔÅÃ ÍÏÊ,—
ïÔ×ÅÞÁÅÔ ÍÅÓÑà ÑÓÎÙÊ,—
îÅ ×ÉÄÁÌ Ñ ÄÅ×Ù ËÒÁÓÎÏÊ.
îÁ ÓÔÏÒÏÖÅ Ñ ÓÔÏÀ
ôÏÌØËÏ × ÏÞÅÒÅÄØ ÍÏÀ.
âÅÚ ÍÅÎÑ ÃÁÒÅ×ÎÁ ×ÉÄÎÏ
ðÒÏÂÅÖÁÌÁ».— «ëÁË ÏÂÉÄÎÏ!» —
ëÏÒÏÌÅ×ÉÞ ÏÔ×ÅÞÁÌ.
ñÓÎÙÊ ÍÅÓÑÃ ÐÒÏÄÏÌÖÁÌ:
«ðÏÇÏÄÉ; Ï ÎÅÊ, ÂÙÔØ ÍÏÖÅÔ,
÷ÅÔÅÒ ÚÎÁÅÔ. ïÎ ÐÏÍÏÖÅÔ.
ôÙ Ë ÎÅÍÕ ÔÅÐÅÒØ ÓÔÕÐÁÊ,
îÅ ÐÅÞÁÌØÓÑ ÖÅ, ÐÒÏÝÁÊ».

åÌÉÓÅÊ, ÎÅ ÕÎÙ×ÁÑ,
ë ×ÅÔÒÕ ËÉÎÕÌÓÑ, ×ÚÙ×ÁÑ:
«÷ÅÔÅÒ, ×ÅÔÅÒ! ôÙ ÍÏÇÕÞ,
ôÙ ÇÏÎÑÅÛØ ÓÔÁÉ ÔÕÞ,
ôÙ ×ÏÌÎÕÅÛØ ÓÉÎÅ ÍÏÒÅ,
÷ÓÀÄÕ ×ÅÅÛØ ÎÁ ÐÒÏÓÔÏÒÅ.
îÅ ÂÏÉÛØÓÑ ÎÉËÏÇÏ,
ëÒÏÍÅ ÂÏÇÁ ÏÄÎÏÇÏ.
áÌØ ÏÔËÁÖÅÛØ ÍÎÅ × ÏÔ×ÅÔÅ?
îÅ ×ÉÄÁÌ ÌÉ ÇÄÅ ÎÁ Ó×ÅÔÅ
ôÙ ÃÁÒÅ×ÎÙ ÍÏÌÏÄÏÊ?
ñ ÖÅÎÉÈ ÅÅ».— «ðÏÓÔÏÊ,—
ïÔ×ÅÞÁÅÔ ×ÅÔÅÒ ÂÕÊÎÙÊ,—
ôÁÍ ÚÁ ÒÅÞËÏÊ ÔÉÈÏÓÔÒÕÊÎÏÊ
åÓÔØ ×ÙÓÏËÁÑ ÇÏÒÁ,
÷ ÎÏÊ ÇÌÕÂÏËÁÑ ÎÏÒÁ;
÷ ÔÏÊ ÎÏÒÅ, ×Ï ÔØÍÅ ÐÅÞÁÌØÎÏÊ,
çÒÏÂ ËÁÞÁÅÔÓÑ ÈÒÕÓÔÁÌØÎÙÊ
îÁ ÃÅÐÑÈ ÍÅÖÄÕ ÓÔÏÌÂÏ×.
îÅ ×ÉÄÁÔØ ÎÉÞØÉÈ ÓÌÅÄÏ×
÷ËÒÕÇ ÔÏÇÏ ÐÕÓÔÏÇÏ ÍÅÓÔÁ,
÷ ÔÏÍ ÇÒÏÂÕ Ô×ÏÑ ÎÅ×ÅÓÔÁ».

÷ÅÔÅÒ ÄÁÌÅ ÐÏÂÅÖÁÌ.
ëÏÒÏÌÅ×ÉÞ ÚÁÒÙÄÁÌ
é ÐÏÛÅÌ Ë ÐÕÓÔÏÍÕ ÍÅÓÔÕ
îÁ ÐÒÅËÒÁÓÎÕÀ ÎÅ×ÅÓÔÕ
ðÏÓÍÏÔÒÅÔØ ÅÝÅ ÈÏÔØ ÒÁÚ.
÷ÏÔ ÉÄÅÔ; É ÐÏÄÎÑÌÁÓØ
ðÅÒÅÄ ÎÉÍ ÇÏÒÁ ËÒÕÔÁÑ;
÷ËÒÕÇ ÎÅÅ ÓÔÒÁÎÁ ÐÕÓÔÁÑ;
ðÏÄ ÇÏÒÏÀ ÔÅÍÎÙÊ ×ÈÏÄ.
ïÎ ÔÕÄÁ ÓËÏÒÅÊ ÉÄÅÔ.
ðÅÒÅÄ ÎÉÍ, ×Ï ÍÇÌÅ ÐÅÞÁÌØÎÏÊ,
çÒÏÂ ËÁÞÁÅÔÓÑ ÈÒÕÓÔÁÌØÎÙÊ,
é × ÈÒÕÓÔÁÌØÎÏÍ ÇÒÏÂÅ ÔÏÍ
óÐÉÔ ÃÁÒÅ×ÎÁ ×ÅÞÎÙÍ ÓÎÏÍ.
é Ï ÇÒÏ ÎÅ×ÅÓÔÙ ÍÉÌÏÊ
ïÎ ÕÄÁÒÉÌÓÑ ×ÓÅÊ ÓÉÌÏÊ.
çÒÏ ÒÁÚÂÉÌÓÑ. äÅ×Á ×ÄÒÕÇ
ïÖÉÌÁ. çÌÑÄÉÔ ×ÏËÒÕÇ
éÚÕÍÌÅÎÎÙÍÉ ÇÌÁÚÁÍÉ,
é, ËÁÞÁÑÓØ ÎÁÄ ÃÅÐÑÍÉ,
ðÒÉ×ÚÄÏÈÎÕ×, ÐÒÏÉÚÎÅÓÌÁ:
«ëÁË ÖÅ ÄÏÌÇÏ Ñ ÓÐÁÌÁ!»
é ×ÓÔÁÅÔ ÏÎÁ ÉÚ ÇÒÏÂÁ…
áÈ!.. É ÚÁÒÙÄÁÌÉ ÏÂÁ.
÷ ÒÕËÉ ÏÎ ÅÅ ÂÅÒÅÔ
é ÎÁ Ó×ÅÔ ÉÚ ÔØÍÙ ÎÅÓÅÔ,
é, ÂÅÓÅÄÕÑ ÐÒÉÑÔÎÏ,
÷ ÐÕÔØ ÐÕÓËÁÀÔÓÑ ÏÂÒÁÔÎÏ,
é ÔÒÕÂÉÔ ÕÖÅ ÍÏÌ×Á:
äÏÞËÁ ÃÁÒÓËÁÑ ÖÉ×Á!

äÏÍÁ × ÔÕ ÐÏÒÕ ÂÅÚ ÄÅÌÁ
úÌÁÑ ÍÁÞÅÈÁ ÓÉÄÅÌÁ
ðÅÒÅÄ ÚÅÒËÁÌØÃÅÍ Ó×ÏÉÍ
é ÂÅÓÅÄÏ×ÁÌÁ Ó ÎÉÍ,
çÏ×ÏÒÑ: «ñ ÌØ-×ÓÅÈ ÍÉÌÅÅ,
÷ÓÅÈ ÒÕÍÑÎÅÊ É ÂÅÌÅÅ?»
é ÕÓÌÙÛÁÌÁ × ÏÔ×ÅÔ:
«ôÙ ÐÒÅËÒÁÓÎÁ, ÓÌÏ×Á ÎÅÔ,
îÏ ÃÁÒÅ×ÎÁ ×ÓÅ Ö ÍÉÌÅÅ,
÷ÓÅ ÒÕÍÑÎÅÊ É ÂÅÌÅÅ».
úÌÁÑ ÍÁÞÅÈÁ, ×ÓËÏÞÉ×,
ï ÐÏÌ ÚÅÒËÁÌØÃÅ ÒÁÚÂÉ×,
÷ Ä×ÅÒÉ ÐÒÑÍÏ ÐÏÂÅÖÁÌÁ
é ÃÁÒÅ×ÎÕ ÐÏ×ÓÔÒÅÞÁÌÁ.
ôÕÔ ÅÅ ÔÏÓËÁ ×ÚÑÌÁ,
é ÃÁÒÉÃÁ ÕÍÅÒÌÁ.
ìÉÛØ ÅÅ ÐÏÈÏÒÏÎÉÌÉ,
ó×ÁÄØÂÕ ÔÏÔÞÁÓ ÕÞÉÎÉÌÉ,
é Ó ÎÅ×ÅÓÔÏÀ Ó×ÏÅÊ
ïÂ×ÅÎÞÁÌÓÑ åÌÉÓÅÊ;
é ÎÉËÔÏ Ó ÎÁÞÁÌÁ ÍÉÒÁ
îÅ ×ÉÄÁÌ ÔÁËÏÇÏ ÐÉÒÁ;
ñ ÔÁÍ ÂÙÌ, ÍÅÄ, ÐÉ×Ï ÐÉÌ,
äÁ ÕÓÙ ÌÉÛØ ÏÂÍÏÞÉÌ.

1833


ðÏÐÕÌÑÒÎÏÓÔØ: 73, Last-modified: Wed, 27 Jun 2012 16:24:37 GMT

Сказки

А. С. Пушкин

Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях
Ждет-пождет с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьется вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белешенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог дает царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелешенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошел, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мой, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищелкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
Как царица отпрыгнет,
Да как ручку замахнет,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее».
Делать нечего. Она,
Черной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав ее, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась: «Жизнь моя!
В чем, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя».
Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей царица, —
Где красавица-девица?»
— «Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она, —
Крепко связаны ей локти;
Попадется зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть».

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей-душой,
За невестой молодой.

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пес, залая,
Прибежал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пес бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась.
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно.
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: «Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица».

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок,
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила,
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.

День за днем идет, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса,
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберет и приготовит,
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях

Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы рады,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?»

«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные,—
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей».

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Прости ты нас,
Старший молвил поклонясь, —
Коли так, не заикнуся
Уж о том». — «Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить ее,
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живет без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей».
И царица налетела
На Чернавку: «Как ты смела
Обмануть меня? и в чем!..»
Та призналася во всем:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях
Вдруг сердито под крыльцом
Пес залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».
Отвечает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пес проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне».— Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пес ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит,—
На ж, лови!» — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
«Благодарствую, — сказала. —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Молодое, золотое
Прямо яблочко летит…
Пес как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. «Ради скуки,
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед», —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пес бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце песье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда, не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пес бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру!
Братья молвили, — печали
Не минуем». Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мертвою царевной
Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить ее хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб ее к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили,
И решеткой оградили;
И, пред мертвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во гробе.
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».

Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях

В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее».

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрен;
Кто в глаза ему смеется,
Кто скорее отвернется;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
«Свет наш солнышко! ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, ее в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь ее да встретил
Или след ее заметил».

Темной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
«Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаешь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звезды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна видно
Пробежала». — «Как обидно!» —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
«Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе.
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ее». — «Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста».

Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту
На прекрасную невесту
Посмотреть еще хоть раз.
Вот идет; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг нее страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встает она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: «Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее».
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь ее похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.

1833

Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях

Другие сказки А. C. Пушкина

Стихи А. C. Пушкина

Биография А. C. Пушкина

1576235853977
Слушать:

«Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» — произведение А. С. Пушкина, которое дети любят и за интригующий сюжет, и за неповторимый поэтический язык. В произведении встречаются мотивы, характерные для сказок народов мира: перекликается она как с русской сказкой «Зеркальце», так и «Белоснежкой» братьев Гримм. Прочитайте или послушайте «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях» бесплатно на нашем сайте, погрузитесь вместе с ребенком в атмосферу волшебства, где любовь и добро побеждают ненависть и зло.

Смысл произведения

Жанр сказки отличается многоплановостью и неоднозначностью. Поэт размышляет не только о добре и зле, красоте внешней и внутренней, но и о долге, чести, верности, любви… Жестокость и злоба порождают ненависть, желание казаться лучше других. Внешне прекрасная мачеха не может допустить, чтобы кто-то был красивее ее. Мачеха стремится уничтожить падчерицу, которая была не только красива внешне, но и добра, кротка, умела хранить верность своему возлюбленному. Прекрасной царевне и Елисею пришлось многое пережить, прежде чем настоящая любовь победила все преграды и позволила им обрести счастье.

Чтение сказки и размышления о причинах тех или иных действий героев помогут осознать ребенку, что каждый поступок в реальной жизни определен конкретными причинами, а внешняя красота иногда далека от красоты истинной.

Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись, глядючи
С белой зори до ночи.
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
“Свет мой, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее”.
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.
1576235534463
Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
Что же зеркальце в ответ?
“Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее”.
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
“Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?” Зеркальце в ответ:
“А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее”.
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась
И до смерти испугалась
И взмолилась: “Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя”.
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
“Не кручинься, бог с тобой”.
А сама пришла домой.
“Что? — сказала ей царица. —
Где красавица девица?” —
“Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она.-
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть”.

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя.
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно! —
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: “Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица”.

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зелёного вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила
Да кусочек прикусила
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх, во светлую светлицу,
И оставили одну
Отходящую ко сну.

День за днём идёт, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу; не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарёю
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: “Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так, бога ради,
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?”

“Ой, вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей”.

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
“Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь. —
Коли так, не заикнуся
Уж о том”. — “Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина”.
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце своё
Долго дулась и сердилась:
Наконец об нём хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
“Здравствуй, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зелёныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей”.
И царица налетела
На Чернавку: “Как ты смела
Обмануть меня? и в чём!..”
Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. “Постой.
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу”.
Отвечает ей черница:
“Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне”. — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает
И к старухе не пускает;
Лишь пойдёт старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. Что за чудо?
“Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит. —
На ж, лови!” — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
“Благодарствую, — сказала, —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!”
И к царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пёс как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. “Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед…” —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою:
“Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!” — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто мёдом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. “Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем”. Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мёртвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решёткой оградили;
И, пред мёртвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: “Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному”.

В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее”.

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец:
“Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с тёплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил”.

Тёмной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
“Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала”. — “Как обидно!” —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
“Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай”.

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
“Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених её”. — “Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста”.
Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошёл к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
Вот идёт, и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою тёмный вход.
Он туда скорей идёт.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами;
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
“Как же долго я спала!”
И встаёт она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он её берёт
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: “Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее”.
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мёд, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.



star1 2


heart small 2

+2

Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись, глядючи
С белой зори до ночи.
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
“Свет мой, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее”.
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
Что же зеркальце в ответ?
“Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее”.
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
“Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?” Зеркальце в ответ:
“А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее”.
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась
И до смерти испугалась
И взмолилась: “Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя”.
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
“Не кручинься, бог с тобой”.
А сама пришла домой.
“Что? — сказала ей царица. —
Где красавица девица?” —
“Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она.-
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть”.

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя.
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно! —
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: “Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица”.

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зелёного вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила
Да кусочек прикусила
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх, во светлую светлицу,
И оставили одну
Отходящую ко сну.

День за днём идёт, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу; не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарёю
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: “Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так, бога ради,
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?”

“Ой, вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей”.

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
“Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь. —
Коли так, не заикнуся
Уж о том”. — “Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина”.
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце своё
Долго дулась и сердилась:
Наконец об нём хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
“Здравствуй, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зелёныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей”.
И царица налетела
На Чернавку: “Как ты смела
Обмануть меня? и в чём!..”
Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. “Постой.
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу”.
Отвечает ей черница:
“Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне”. — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает
И к старухе не пускает;
Лишь пойдёт старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. Что за чудо?
“Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит. —
На ж, лови!” — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
“Благодарствую, — сказала, —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!”
И к царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пёс как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. “Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед…” —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою:
“Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!” — ив комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто мёдом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. “Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем”. Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мёртвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решёткой оградили;
И, пред мёртвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: “Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному”.

В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее”.

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец:
“Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с тёплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил”.

Тёмной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
“Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала”. — “Как обидно!” —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
“Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай”.

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
“Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених её”. — “Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста”.

Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошёл к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
Вот идёт, и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою тёмный вход.
Он туда скорей идёт.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами;
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
“Как же долго я спала!”
И встаёт она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он её берёт
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: “Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее”.
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мёд, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.

А.С. Пушкин

Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись, глядючи
С белой зори до ночи.
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
“Свет мой, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее”.
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
Что же зеркальце в ответ?
“Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее”.
Как царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
“Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?” Зеркальце в ответ:
“А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее”.
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась
И до смерти испугалась
И взмолилась: “Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя”.
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
“Не кручинься, бог с тобой”.
А сама пришла домой.
“Что? — сказала ей царица. —
Где красавица девица?” —
“Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она.-
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть”.

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя.
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно! —
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: “Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица”.

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зелёного вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила
Да кусочек прикусила
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх, во светлую светлицу,
И оставили одну
Отходящую ко сну.

День за днём идёт, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу; не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарёю
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: “Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так, бога ради,
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?”

“Ой, вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей”.

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
“Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь. —
Коли так, не заикнуся
Уж о том”. — “Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина”.
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце своё
Долго дулась и сердилась:
Наконец об нём хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
“Здравствуй, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зелёныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей”.
И царица налетела
На Чернавку: “Как ты смела
Обмануть меня? и в чём!..”
Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. “Постой.
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу”.
Отвечает ей черница:
“Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне”. — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает
И к старухе не пускает;
Лишь пойдёт старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. Что за чудо?
“Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит. —
На ж, лови!” — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
“Благодарствую, — сказала, —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!”
И к царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пёс как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. “Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед…” —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою:
“Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!” — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто мёдом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. “Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем”. Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мёртвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решёткой оградили;
И, пред мёртвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: “Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному”.

В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее”.

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец:
“Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с тёплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил”.

Тёмной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
“Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей”. — “Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала”. — “Как обидно!” —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
“Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай”.

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
“Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених её”. — “Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста”.

Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошёл к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
Вот идёт, и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою тёмный вход.
Он туда скорей идёт.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами;
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
“Как же долго я спала!”
И встаёт она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он её берёт
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: “Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее”.
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мёд, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.


  • Пушкин сказка жених краткое содержание
  • Пушкин сказка жених текст
  • Пушкин рассказы белкина барышня крестьянка краткое содержание
  • Пушкин рассказы покойного белкина
  • Пушкин рассказ на английском 7 класс