Против кого воевали казаки в рассказе тарас

1. Крымскотатарский активист Нариман Аметов рассказал, как его пытали электрическим током работники ФСБ в каком-то подвале, куда 17 декабря привезли с мешком на голове после обыска в доме: “Примотали ноги к ножкам стула, под уши подсунули какие-то тряпки и провода. И я понимаю, что меня будут бить током. Меня спросили, не передумал ли я? Я говорю: “Приведите адвоката”… и тут был первый разряд. Он был болючий. Я протерпел…. Он был секунды 2-3… Я сказал себе, что буду держаться. Но я понимал, что долго не продержусь. Следом прошел второй удар. Я тоже продержался. Но тут… получил третий удар. Такой, что я не могу объяснить, что со мной происходило. У меня мозги в тот момент поплыли. Я не контролировал ничего. Я прокричал: “Все, я сяду за аппарат!”. На что Максим (прим — так представился человек, который пытал Аметова) ответил: “Теперь я буду решать”… и продолжал наносить удары (током). Я думал, что уже не выйду из этого места”. После пыток крымчанин сказал ФСБшникам, что признается в чем-угодно и подпишет все, что они скажут. Затем гестаповцы дали ему ручку и бумаги, на которых Аметов расписался. Что было написано в этих бумагах, Аметов точно не помнит. Один из документов представлял собой отказ от претензий к ФСБ. Затем Нариман Аметов прошел тест на полиграфе, который показал, что он говорит правду о своей непричастности к несуществующей “диверсии на газопроводе”. После этого крымского татарина отвезли в Старый Крым, но до дома не довезли, высадив на другой улице

2. Рашисты уничтожают все украинское: всего семь приходов Православной церкви Украины и четыре священника на сегодняшний день остались в оккупированном россией Крыму

3. В оккупированном Крыму запрещены собрания и митинги. Давление испытывают даже жители Крыма, решившиеся на одиночные пикеты. Дадим слово ватникам: “На это неравноправие невыносимо смотреть, но этим людоедам, которые нами правят, наплевать на нас. Мне люди говорят: зачем я трачу свои нервы, укорачиваю себе жизнь, мол, пожалей себя. А я отвечаю, что если мы будем жалеть себя, то как тогда будут жить наши внуки? Ведь наши родители себя не жалели, когда дрались с Гитлером, поэтому мы и прожили чудесную и беззаботную жизнь. Всех активистов в зародыше уничтожают. Я пенсионерка, какой я могу причинить вред? За один видеоролик на меня уже возбуждалось уголовное дело. Два суда было, что я вроде бы кого-то из представителей власти назвала оскорбительным словом. А что касается «административок», то у меня уже их пять. Даже самой с бумажкой нельзя выйти постоять, вот только сидеть дома и не вякать”, — жалуется жительница Ялты Елена Гукова. Теперь дадим слово кизяку и владельцу медали за захват Крыма Сергею Акимову: “Нас просто давят. Во времена Украины такого не было, чтобы так казаков притесняли. У меня неоднократно, трижды, уже были обыски. К тому же обыски не только у меня дома, но и в магазине, в машине, в гараже. Приходили даже к тем людям, с которыми я просто общался. Я думал, что мне подбросят какие-нибудь патроны, но повезло. На сегодняшний день оппозиция или любые оппозиционеры, которые сейчас есть в россии, будут жестоко караться. Я уже сбился со счета, сколько у меня было административных дел и судов с 2016 года. По-видимому, около 20 процессов уже прошло. А оштрафовали меня где-то на 200 тысяч рублей. У меня до сих пор из-за этих штрафов 60 тысяч долга висит”. Но под прессингом оказываются и те, кто не выходит на митинги, например, защитник культурного наследия Эдем Дудаков: “Молчать очень сложно. Тем более, за 20 лет мы привыкли к свободе. А чем ниже опускается твоя спина, тем больше на нее будут давить”

Видео дня

4. Центр журналистских расследований рассказывает о “боевом дежурстве” военных рф на Донбассе и об уничтожении памятника национального значения — крепости Эски-Кермен в Бахчисарайском районе Крыма. Бывший регионал (теперь единорос) Михаил Шеремет оборудовал в пещерах гостиничные номера с унитазами и ТВ.

5. Никогда такого не было, и вот пять: ватники Алупки жалуются на уничтожение оккупантами парка, который отдали под застройку — все на благо понаехов.

6. С путинским энергомостом снова нелады: “Отключения света каждый день по графику — это суровая реальность в Севастополе 2021 года. Кто бы мог подумать, что мы скатимся во времена девяностых, когда свет вырубали по графику. Кто устроил блокаду части Нахимовского района? Почему губернатор не занимаемся решением проблем города?”

7. Ялта прекрасна. В маршрутках города объявлен день открытых дверей

8. ГОСТЫ рф — неизменно превосходный результат: “Дураки и дороги! В Алупке при ремонте дорог закопали ливнестоки или ничерта не убирают листву с обочин. Кучки наваляли, и всё это лежит уже месяц. А сегодня мороз, и что? Просто реки по дорогам. Алупка, Шоссе Свободы, ул. Ленина (но там просто яма) и земля с бугра, где построили частную гостиницу и зарыли огромную ливневку в землю. Вредители везде и всюду. Иноагенты”, — написала ватница

9. В Джанкое около села Победное обрушилась часть моста через обезвоженный Северо-Крымский канал. Больше двух недель назад местные жители просили оккупантов обратить внимание на мост, но это же не скрепа. Скрепа у них в проливе стоит… пока что

P.S. Жители Крыма прокомментировали статью Крым.Реалии “Нас просто душат: почему в Крыму запрещены митинги и протесты” из второго пункта сегодняшнего дайджеста: “Автор прав. Даже тем активистам, кто выступает за сохранение нашей природы, вешают ярлыки экстремистов и преследуют. Власть всеми силами борется против несогласных. Нам запрещено иметь собственное мнение. За 20 лет при Украине мы привыкли к свободе слова и свободным митингам и протестам, и тем сильнее виден контраст, как при россии все это душится”

Давно хотел написать этот пост, да всё руки не доходили) Анализируя причины того, почему те или иные люди так любят СССР и продолжают его любить, даже несмотря на то, что факты убеждают в обратном, я пришел к выводу, что причины этого кроются в раннем детстве.

Современные исследователи закрытых обществ часто пишут об импринтинге — таким словом называют впитанную в раннем детстве догматику, расстаться с которой очень сложно даже под влиянием рациональных аргументов. Подобное встречается и в радикально-религиозных обществах, и просто в закрытых диктатурах вроде советской или северокорейской — несмотря на декларируемый «светский» характер, изнутри там всё очень похоже на религию.

Видео дня

У меня дома большая библиотека, немало томов в которой занимают издания времён СССР. Для сегодняшнего поста я проанализировал две книги, школьный учебник и собрание стихотворений известного детского поэта, чтобы показать вам, как уже с самого раннего детства в СССР детям «промывали мозги» коммунистической пропагандой, пишет Максим Мирович в Facebook.

В общем, в сегодняшнем посте — рассказ о том, как промывали мозги советским детям.

01. Начнём, пожалуй, с учебника. Советские учебники русского языка для школьников в позднем СССР (где-то начиная с 1960-х годов) были похожи как две капли воды и имели абсолютно одинаковые разделы, реплицируемые из более ранних изданий в более поздние. Разделы были следующими — нейтральные рассказы про природу «(ой ты наша зимушка-зима!»), рассказы про жизнь октябрят и пионеров, рассказы про советскую армию, рассказы о разделе Второй мировой войны под названием «Великая Отечественная» и рассказы про Октябрьский переворот, именуемый Революцией. Ещё (опционально) мог быть отдельный раздел про жизнь Ильича, его жизнь в шалаше и хитромудрые уходы от царской охранки.

Отдельное обязательное место занимал раздел, рассказывающий про «бедную и несчастную» жизнь крестьян до революции. Там всегда присутствовали образы маленьких мальчиков, которые вместо школы пашут на конях, и рабочих с красным флагом, на которых нападают жандармы и казаки. Абсолютно везде лепили стихи Сергея Михалкова (о нём еще поговорим ниже) с такими строками:

«А если станет невтерпежь,

Когда их путь далёк.»

О том, что коммунистчиеские власти за подобные демонстрации вас не бросят в острог, а просто расстреляют, как в Новочеркасске в 1962 году или в Гданьске в 1970-м, в учебниках предпочитали как-то не упоминать.

02. Вообще, теме протестов против «угнетения прав рабочих» во времена дореволюционной России форсилась в этих книженциях достаточно активно, помню десятки рассказов вроде «Фонарик» или «Флаг забастовки», которые рассказывали о протестах бедных рабочих. Вот только о том, что на самом деле «бедные рабочие» в дореволюционные времена жили значительно богаче и свободнее советских, могли себе позволить квартиры и неплохую мебель, тоже как-то предпочитали молчать.

03. Примерно в брежневские годы зацементировалась «официальная картинка» Октябрьского переворота, одинаковые визуальные образы тех событий кочевали из книги в книгу — одетый в черную тройку Ленин на броневике, крейсер «Аврора», одетые в гражданское «красногвардейцы», матросы и солдаты, вооруженные винтовками-трехлинейками, пулемётами Максима и маузерами. Отступать от канона считалось чем-то сродни святотатству, как если бы в средние века на иконе вдруг нарисовали «неканоничный» посторонний предмет.

В общем, картинка «Октября» должна была выглядеть примерно вот так:

04. Картинка «царской России» тоже была весьма каноничной — никто не рисовал в книгах шикарные доходные дома начала XX века, красивые парки, вежливых и учтивых горожан. Нет, если речь шла о временах до октября 1917 года — то показать должны были обязательно какое-то низкое, маленькое и темное помещение, освещенное лучиной либо керосиновой лампой, в котором люди тяжело и много работают, а за окном обязательно должна была быть зимняя или осенняя дождливая ночь.

Ещё обязательно нужно было нарисовать «угнетателей трудового народа» — как правило, рисовали какого-нибудь помещика или домовладельца, или пожилую «хозяйку», на которых художники отрывались по полной — все были сплошь носатыми, пузатыми, страшными и толстыми. Ну, чтобы советскому школьнику было понятно, кого в 1917-м свергли. Упыри какие-то короче!

05. А ещё очень смешно показывали образы «буржуинов, западных рабовладельцев и всяких интервентов». На иллюстрации к гайдаровскому «Мальчишу-Кибальчишу» (рассказу из повести «Военная тайна») солдат «империалистических армий» рисовали во фраках, цилиндрах и лаковых туфлях — словом, во всём том, что было так ненавистно «трудовому народу») Вот вам смешно, а школьник в каком-нибудь Сургуте или Иркутске действительно верил, что всё так и было.

06. Помимо чисто школьной «обработки», на советского ребёнка наваливалась ещё и пропаганда из «обычных» книжек. Особенно в этом усердствовал Сергей Михалков, детский поэт и по совместительству ярый сталинист. Драматург Анатолий Мареингоф рассказывал, что на одном из обедов в Кремле Сергей Михалков, заикаясь (зная, что это нравится Сталину) выклянчил у последнего недоеденный чебурек — «Иосиф Виссарионович, это мне на память!»

О чём писал любитель сталинских объедков? У меня в библиотеке есть собрание его стихов, изданное в 1953 году. Там очень много всего интересного, что повыбрасывали из более поздних изданий, особенно после 1956 года.

Вот, например, стихотворение про использование детского труда на заводах во времена СССР. Следите за руками — то, что дети работали в царской России — это очень плохо и вообще против этого боролись большевики. А то, что те же дети вместо учебы работают и во времена СССР — это очень хорошо и вообще прогресс.

07. Вот тоже замечательное стихотворение, отражающее шпиономанию 1930-х годов — школьники отловили неизвестного прохожего и тут же сдали его «в органы». Разумеется, всем известно, что если ты гуляешь и не имеешь документов — то ты агент империалистической разведки. Стучи на всех, сдавай прохожих.

08. Ещё по таким книгам очень интересно наблюдать, как формировался и к 1940-50-м годам уже сформировался полностью культ личностей Ленина и Сталина. Бертран Рассел, Карл Поппер, а также более поздние исследователи тоталитарных идеологий XX века, воде Сэма Харриса, отмечали, что коммунистическая идеология была построена по образцу классичиеской авраамической религии — с догматикой, чудесами, пророками и даже «тем светом» — коммунизмом, в который мы все обязательно попадём.

Даже сам поход в музей Ленина напоминает поход в храм — музей представляет собой большой красивый красный дом, похожий на дворец, в который мальчика ведет в воскресенье старшая сестра.

09. В музее рассказывается про житие гражданина Ульянова, выслушивать про которое нужно с благоговейным трепетом, причём сакрально-духовное значение приобретает даже чайник Вождя, на который хочется смотреть и смотреть, не отрываясь.

10. В конце стихотворения про музей описана присяга «юных ленинцев», что очень напоминает религиозное причастие, тоже практикующееся во многих религиях. А на страничке справа размещен тоже очень интересный стишок под названием «Счастье», в котором автор признаётся в своей любви к Сталину, который «обнимал всех детей на свете», вы только вчитайтесь в эти строки:

«В день парада,

И племён…»

11. Или вот, например, стихотворение «Смена». Речь в нём идет про то, что в районе Красной площади остановились автомобили и пропускают через переход группу детей из детского сада.

12. Мысленно рассуждая о том, кем станут эти дети, пассажиры приходят к мнению, что дети обязательно станут «ленинцами, сталинцами и коммунистами». Это как если бы сейчас кто-то, глядя на пятилетних детей, всерьез рассуждал о том, что мол «вон идут будущие члены партии «Единая Россия»))

13. Не обошлось в пропагандистских стишках Михалкова и без «очернения запада», вот например стихотворение о советских детях, оставшихся после Второй мировой войны вне территории СССР. Флаг, который «полощется над ними», конечно же «чужой и надменный» (а каким еще может быть флаг Британии, в самом деле), а английским военным дети говорят «гутен таг». Зачем с англичанами здороваться по-немецки — автор не уточняет, и так сойдёт, иностранное слово же.

14. А наиболее смешно выглядят рассуждения Михалкова о том, кем вне СССР станет условный «малыш из-под Пскова», здесь автор перечисляет ровно то, что как раз ждало бы малыша в СССР — солдат, шпион, раб, безмолвный рабочий скот в колхозе за трудодни.

15. Помимо этого, в стихах Михалкова постоянно присутствует военная тематика, одного мальчика он обзывает «мимозой» за то, что тот не готов к тому, «чтоб стать пилотом, быть отважным моряком, чтоб лежать за пулемётом, управлять броневиком». Короче, не готов сгореть в танке за советскую бюрократию — ты не человек, а растение.

16. Или вот. Даже простой урок подаётся как какая-то «военная игра». И после этого вы ещё удивляетесь, почему все поклонники СССР такие воинственные. Да у них что ни день — то баталия:)

Такие дела. Как видите, промывать мозги и готовить к лояльности к советской власти в СССР начинали уже с самого детства. Расскажите об этом посте друзьям, пусть тоже почитают.

А вы помните какие-нибудь образцы советской пропаганды из детства?

Расскажите, интересно)

Более 75% россиян считает возможной войну между Россией и Украиной, 66% обвиняют в этом НАТО, США и Украину. Может ли война, проникшая из телевизора в головы, стать реальностью?

60 лет назад в 1961 году Марк Бернес впервые спел песню на стихи Евтушенко «Хотят ли русские войны». В конце названия песни нет знака вопроса, поскольку отрицательный ответ всегда считался сам собой разумеющимся. Конечно, нет. И никогда не хотели, повторяя «лишь бы не было войны». Только почему-то все время воевали. На чужих землях, не на своей. В Афганистане, в Грузии, в Украине, в Сирии…

Сегодня, когда Запад обсуждает угрозу российского вторжения в Украину, а российское начальство заявляет, что им это все приснилось и никакой угрозы нет, социологи Левады-центра решили спросить россиян, что они об этом думают.

Видео дня

На вопрос: «Как вы думаете, может ли напряжение на востоке Украины перерасти в войну между Россией и Украиной?» 77% ответили, что такая возможность существует. Совершенно исключили возможность войны только 15%, 3% считают войну неизбежной, 36% — вполне вероятной, 38% — маловероятной, но все же возможной и 8% затруднились с ответом.

От кого, по мнению россиян, исходит угроза войны? Половина (50%) опрошенных считает, что инициатором обострения ситуации на востоке Украины являются США и другие страны НАТО. 16% кажется, что инициатором эскалации была Украины, 3% — непризнанные республики «ДНР» и «ЛНР», 4% — Россия.

Две трети граждан России убеждены в том, что России угрожают НАТО, США и Украина. Откуда в их головах появилась такая уверенность? Более 70 процентов россиян не имеют загранпаспортов и никогда не были за границей, а представления о мире черпают исключительно из телевизора и других прокремлевских СМИ, постоянно воспроизводящих миф о коварном Западе, ненавидящем Россию и завидующим нашим богатствам.

Не так давно в интервью «Коммерсанту» глава Совбеза РФ Николай Патрушев, говоря о внешней угрозе, заявил, что США заинтересованы в полном уничтожении России. В подкрепление своего утверждения он сказал следующее: «Американцы считают, мы владеем ими (природными ресурсами) незаконно и незаслуженно, потому что, по их мнению, мы ими не пользуемся так, как должны пользоваться. Вы, наверное, помните высказывание экс-госсекретаря США Мадлен Олбрайт, что России не принадлежит ни Дальний Восток, ни Сибирь».

Все дело в том, что Мадлен Олбрайт никогда таких слов не произносила. Они почерпнуты из интервью «Российской газете» генерал-майора 9-го управления КГБ и Федеральной службы охраны Бориса Ратникова, которое тот давал в 2006 году. Он рассказал, что в 1999 году российские спецслужбы с помощью якобы существовавших технологий чтения мыслей «подключились к подсознанию» госсекретаря США Олбрайт:

«В мыслях мадам Олбрайт мы обнаружили патологическую ненависть к славянам. Ещё её возмущало то, что Россия обладает самыми большими в мире запасами полезных ископаемых. По её мнению, в будущем российскими запасами должна распоряжаться не одна страна, а всё человечество под присмотром, конечно же, США». Конец цитаты.

Весь этот бред постоянно циркулирует в российских СМИ и оттуда вползает в сознание россиян. Для придания этому бреду правдоподобности на Западе создаются или берутся под контроль медиа, которые транслируют российскую версию событий. Главное государственное информагентство РИА Новости с удовольствием цитирует статью из американского журнала National Interest: «Запад может нанести новый удар по России».

Автор статьи обозреватель Петер Сучиу пишет: «русские не зря опасаются, Запад может готовить вторжение в Россию».

Причины этих опасений, по мнению этого изумительного «эксперта» коренятся в истории, поскольку: «За последние несколько столетий западные державы многократно пытались бросить вызов России и захватить ее земли. США тоже вторглись на территорию страны во время Гражданской войны в 1918 году и приняли участие в боях против большевистских сил. Спустя всего два десятилетия нацистская Германия развязала против СССР кровопролитный конфликт с миллионами жертв» Конец цитаты.

Следуя логике этого изумительного «эксперта» Франция и Германия столетиями воевавшие друг с другом должны и сейчас точить друг на друга зубы, США и Британия должны вечно хранить память о войне между ними в 18 веке а вся Европа должна ненавидеть Скандинавские страны, откуда совершали свои набеги викинги, несущие смерть и разрушения.

Журнал National Interest, некогда приличное издание с некоторых пор был захвачен пророссийской агентурой. Издателем и главным исполнительным директором журнала стал Дмитрий Саймс, выходец из СССР, который не вылезает из шоу ненависти Соловьева и Скабеевой, куда его с удовольствием приглашают, поскольку он всегда транслирует прокремлевскую точку зрения. С сентября 2018 года Саймс вместе с депутатом Государственной думы от «Единой России» Вячеславом Никоновым ведёт общественно-политическое ток-шоу «Большая игра» на российском Первом канале.

Если РИА Новости сеет войну в мозгах «продвинутых» граждан, то для «глубинного народа» есть телевизор, в котором все просто и понятно. Во вчерашнем ток-шоу «60 минут» депутат Константин Затулин в два счета доказал, что черное – это белое, а Крым не Россия украла у Украины, а Украина у России. Причем Украина совершила это хищение дважды: в 1954 и в 1991 годах. А кроме того, объяснил депутат Затулин, Россия, оказывается никогда не гарантировала Украине неприкосновенность ее границ. Будапештский меморандум 1994 года о гарантиях безопасности Украины в связи с ее отказом от ядерного оружия? – Нет, не слышали.

Война прочно поселилась в головах россиян. Не в виде желания войны, в виде ее возможности и даже неизбежности. В виде убежденности в том, что если война случится, то она будет для России «справедливой», «освободительной», даже если она будет вестись на чужой территории и для всего мира будет вторжением.

Мы живем в вероятностном мире. Сегодня вероятность войны ничтожно мала. Но российские СМИ, особенно телевизор, в котором пропаганда войны составляет львиную долю контента, эту вероятность старательно увеличивают. Безумцы радостно поджигают занавески, находясь в комнате запертой изнутри…

В конце ноября – начале декабря Украина отмечает годовщину начала Революции Достоинства. Восемь лет назад граждане нашего государства вышли на улицы, чтобы отстоять наивысшие ценности любого цивилизованного общества: свободу и достоинство. Три месяца противостояния, тысячи пострадавших и более 100 погибших героев Небесной Сотни – такой стала цена, которую заплатили украинцы за право быть свободными.

Но завершилась ли Революция Достоинства после массовых убийств безоружных граждан в центре столицы Украины? Будут ли наказаны виновники смертей Небесной Сотни? Поддерживает ли государство семьи тех майдановцев, которые отдали за ценности Майдана собственные жизни? Об этом OBOZREVATEL поговорил с Юлией Цепун, вдовой героя Небесной Сотни Андрея Цепуна, которого до смерти забили неизвестные в ночь на 20 февраля 2014 года. После страшной потери Юлия взялась объединять семьи погибших на Майдане, стала соучредительницей ОО Семьи Небесной Сотни и посвятила жизнь поддержке как участников Революции Достоинства, так и воинов, защищающих Украину от российской агрессии в течение всех 8 лет после Майдана.

Видео дня

– Этой зимой исполнится уже 8 лет после массовых убийств участников Революции Достоинства. 8 лет после убийства вашего супруга. Время лечит?

– Нет, не лечит. Разве что приглушает боль. Ты уже год живешь более или менее спокойно. Работа, малый… Как-то отвлекаешься. Но когда подходят эти даты – начало Революции Достоинства, годовщина расстрелов – накрывает. А 20 февраля – это вообще ужас. Тем более, когда смотришь на малого. Он растет, ему уже 16, переходный возраст… Ему тяжело, когда рядом нет отца. Мы, конечно, говорим с ним на любые темы. Но это мальчик. Есть вещи, которые он не может сказать маме. Я вижу, что он где-то закрывается, не все мне говорит. Отца ему не хватает.

Потому – не лечит время. Конечно, это не сравнить с ощущениями 2014, 2015 года. Но каждый раз после того, как съезжу на кладбище – два дня ни разговаривать ни с кем, ничего не хочется…

И знаете: я не могу слышать фразу «Герои не умирают!». Какое «не умирают»? Посмотрите на Небесную Сотню. Расскажите о том, что герои не умирают, родителям, у которых убит единственный сын – а таких семей у нас много. Расскажите об этом женам, оставшимся сами с одной, двумя, тремя, четырьмя детьми… Как тогда – не умирают?

– До сих пор практически никто не наказан за эти смерти. Если бы наказание настигло виновных – стало бы семьям Небесной Сотни хоть немного легче?

– Я вообще не верю в то, что виновные будут наказаны.

– Почему?

– Потому что в первые годы оно хоть как-то продвигалось. Хотя когда отпустили Садовника (командир «Беркута», подозреваемого в расстреле 39 участников Евромайдана, был отпущен судьей Печерского райсуда Светланой Волковой под домашний арест 19 сентября 2014 года и сбежал в Россию. – Ред.) – для меня это был шок. Я никак не могла понять, как такое возможно вообще!

Но, несмотря на это, более-менее дела продвигались. В частности, по 20 февраля что-то там делают. Но с другой стороны, Зеленский в 2019 году отпустил «беркутню». Это как вообще? Есть обвиняемые. Дело направлено в суд. Всё рассматривается. И тут их отпускают.

Вы даже представить не можете боль мам после того, как их выпустили. Я со многими семьями Небесной Сотни общаюсь. Но ближе всего дружим с семьей Гуриков, с Ирой и Игорем. Малого их здесь, на Институтской, убили. Ромчик, кудрявенький наш… Так я думала, что Ира не выдержит!

Но там в первые годы хоть как-то двигалось. А потом сменилась власть, пришла генпрокурор-«100% наш человек» – и расследование практически остановилось. Я не говорю, что при Луценко все так хорошо продвигалось. Но хоть какие-то опросы были. Хоть что-нибудь.

Я понимаю, что подобные дела невозможно расследовать быстро. Что это требует времени. Потому что кроме наших погибших героев на Майдане было еще очень много раненых. По ним тоже есть дела, ведется расследование. И эти дела связаны, в том числе, и свидетелями. Но за 8 лет можно было хоть по кому-то уже вынести приговор?!

По событиям на Институтской – куча свидетелей, куча камер, куча фотографий. И – ничего! И уже два года как наложен арест на Аллею Героев Небесной Сотни, где должен находиться Мемориал. Накладывали его из-за того, что еще может потребоваться провести дополнительные следственные действия. Но за последний год было проведено 2 или 3 следственных действия. За год! Так о каком расследовании мы говорим вообще?

– Считаете, что арест нужно снять?

– Понимаете, время уходит. И активные участники Революции Достоинства, и семьи погибших, мамы героев Небесной Сотни – они не вечны. Многие уже умерли (по состоянию на 2019 год СМИ сообщали о смерти 17 родителей и мам героев Небесной Сотни. Сколько из них ушли из жизни после того, как неизвестно – Ред.). Они так и не дождались ни наказания для убийц, ни мемориала погибшим.

А мемориал нужен. И для семей Небесной Сотни, и, что самое главное – для будущего. Для наших будущих поколений. К тому же к нам очень много зарубежных делегаций приезжают. И все они идут куда? К часовенке, к кресту. К народному мемориалу. Это волонтеры установили крест, соорудили часовню, сделали фотографии героев Небесной Сотни. Это временный волонтерский мемориал. А создание мемориала государством не продвигается вообще.

– Но ведь и аргумент относительно того, что сооружение мемориала может сделать невозможным в дальнейшем проведение следственных действий – имеет право на жизнь, разве нет?

– Эта проблема, как говорят адвокаты, представляющие семьи героев Небесной Сотни, легко решается созданием 3D-моделей – с пулями, траекториями… Об этом не раз говорили, но до сих пор никто не сделал. Хотя предыдущий министр культуры, Бородянский, готов был профинансировать их создание, чтобы ускорить расследование. А потом его сняли, пришел Ткаченко. А ему, выглядит так – вообще фиолетово. Более того: при нем и Венедиктовой уже начались разговоры о том, чтобы заморозить строительство мемориала вообще.

– А с судами как? Тоже все остановилось?

– Заседания проходят. Правда, их переносят постоянно. И по-моему – это просто издевательство над людьми. Такое впечатление, что кто-то умышленно это делает, ждет, что люди ослабнут, сдадутся, перестанут приходить в суды. Если ты живешь в Киеве – ты еще можешь ходить. А из Львова, Ивано-Франковска, Харькова, Тернополя – очень ты накатаешься? Особенно, если они назначают заседание на завтра, родные берут билеты – а им в последний момент сообщают, что заседание переносится. Разве это не издевательство?

– Вы ходите на эти заседания?

– Вначале ходила. Но очень быстро поняла, что не могу. Меня просто не хватит на это… Спрашивала у «беркутовцев» тогда: ты смотрел в прицел. Ты же видел, в кого ты стреляешь. Почему ты не дал человеку шанса на жизнь? Ну, выстрели ты ему в ногу. Ну, выстрели ты в руку – этому ребенку. Ведь у нас же в Небесной Сотне столько детей – 17, 18, 19, 20 лет… Тот самый Гурик малый, тот же Голоднюк, тот же Войтович – это ведь дети! Почему ты в голову стрелял? Ты же не оставляешь никакого шанса на жизнь этому безоружному ребенку, безоружным людям… Этого я никогда не пойму: как можно быть такими скотами! Потому что это – не люди. Потому что это – не то, что сейчас происходит у нас на востоке. Там есть противник – и мы защищаемся, стреляем. Это верно. Так должно быть. Мы врага не пускаем в свой дом. А здесь, на Майдане? Какой же это мирный протест?

– Как продвигается расследование убийства вашего мужа? Есть хоть какие-то сдвиги вообще?

– По событиям в центре Киева 18-20 февраля, где есть и свидетели, и видео, и фотографии – даже там особого прогресса нет. А у нас 14 героев Небесной Сотни погибли не на Майдане, Грушевского или Институтской, а в других местах. Как мой Андрей. Он возвращался с блокпоста (вместе с другими активистами Андрей Цепун дежурил на въезде в Киев со стороны Гостомельской трассы, чтобы в столицу не прорвались «титушки» и подкрепления для «Беркута». – Ред.). По дороге его похитили – и забили до смерти. Он скончался от травм. Тот же Вербицкий, которого пытали. Царек, Бадера – это МВД. Гаджа, умерший от отравления газом и повреждений легких… 14 человек у нас таких. И с расследованием обстоятельств их смертей – вообще жесть происходит.

По делу Андрея я долго добивалась, чтобы хоть что-то начали делать. Дело сначала было в тогда еще милиции Оболонского района. Впоследствии с помощью Авакова мы его перевели в Киев. Еще два года мы с адвокатом добивались передачи дела в Генеральную прокуратуру… В ГПУ она пробыла 1,5 года – и вернулась снова в Оболонский район.

За эти годы я уже сбилась со счета, сколько было следователей. Первого мы с адвокатом уволили. Он вообще пальцем о палец не ударил за два месяца, пока должен был расследовать. И мы через суд добились его увольнения. Равно как и руководителя Оболонского райотдела милиции, который тормозил расследование.

И только после этого, через 3 или 4 месяца, в милиции вспомнили: о, это можно пойти видео с камер видеонаблюдения посмотреть. Их, камер, у нас там немало было. Вот только видеозаписи исчезли. Камеры же через определенный период пишут новое видео поверх старых записей.

Поэтому я сомневаюсь, что преступники будут наказаны. Не будет никаких наказаний. У нас в полиции огромная часть старых кадров оставалась. На недавних акциях под Офисом президента вон те же «беркутовцы» были (по сообщениям СМИ, еще в сентябре охраной общественного порядка во время акций, в частности, на Банковой, руководил бывший командир роты «Беркута» Руслан Цикалюк. – Ред.)

Осознавать это мне тяжело. И я даже не представляю, как тяжело это родителям. Мамам и папам.

– Это как будто их родных снова и снова убивают, да?

– Да. Я вижу, как тяжело, скажем, Инне Плехановой. Ее Саше 21 год был всего. И эти нервы, волнение – оно действительно убивает. Родные болеют. И умирают.

Папа моего Андрея пережил сына чуть меньше чем на год. Он всю эту боль в себе держал. Не показывал ни мне, ни своей жене, маме Андрея. Я несколько раз замечала, что ему очень плохо, но он всегда говорил: не трогай, я вообще не представляю, как ты живешь… Все внутри держал. В результате – инсульт. И человека нет.

– Вы до сих пор не знаете, кто убил вашего мужа?

– Нет. Знаю, что «титушки». У нас тогда по районам формировались «варты»: ребята собирались и на машинах патрулировали. Потому что «титушек» тогда навезли просто невероятное количество.

Когда Андрей не вернулся домой – я начала его искать. Забегала с фоткой, в частности, в кафе на парковке, где мы машину ставили. И парень, работавший там, сказал мне, что видел, как подъехал белый бус, оттуда выскочили четверо, затолкали Андрея в свою машину. Но он отказывался давать показания. Говорил: я ничего не скажу. А через пару дней уволился.

– Как свидетеля его никто не вызывал?

– Нет. Я бегала сама в Оболонскую милицию, просила следователя, чтобы они вызвали хотя бы ребят, которые были с Андреем на баррикадах. Слава богу, хоть свидетелей успели опросить. Потому что ребята пошли в АТО, и трое, что были там – уже погибли.

Я говорю: даже родные тех, кого убили в центре Киева 20 февраля, до сих пор не знают, кто конкретно убивал. Несмотря на весь массив информации, доказательств и показаний. Впрочем, я семьям Небесной Сотни еще в 2014 году говорила: ничего не будет. Они сами себя не посадят.

И знаете, после того, как на Ярослава Бондаренко, соорганизатора шествия на День достоинства и свободы в этом году, пытались открыть административное производство, после того, как полицейские по несколько раз приходили домой ко мне, к моей маме – среди ночи, утром – и искали Ярослава просто потому, что он кричал «Позор!», когда Зеленский возлагал цветы к народному мемориалу героям Небесной Сотни – я понимаю: мы возвращаемся в 2013 год.

И это ужасно. Потому что когда меня спрашивают: что дала ваша Революция Достоинства – я четко знаю, что она дала.

Если бы не Майдан – мы бы ничем ни отличались от сегодняшней Беларуси. Просто еще в 2013 году стали бы еще одним «федеральным округом России».

Хотя когда я смотрю на людей, которые приходят на акции, когда я увидела, сколько их собралось 21 ноября, чтобы вспомнить Майдан и погибших – я понимаю: нормальные люди, которые готовы бороться за свою свободу и достоинство, есть. Не так много, как хотелось бы, но они есть. Другое дело – что сейчас не до Майдана. У нас до сих пор половина тех, кто в высоких кабинетах сидит – с Россией связаны.

– Реванш, о котором так много говорили, вы лично видите, ощущаете?

– Скажу так: я никогда не скрывала, что поддерживаю предыдущую власть. У меня – куча вопросов в Порошенко. Как, наверное, и у каждого украинца. Но я поддерживаю направление, в котором он вел Украину. Столько, сколько Порошенко сделал за 5 лет президентства, не сделал больше никто. И когда некоторые начинают нивелировать, скажем, важность создания Православной Церкви Украины – то это нужно быть совсем бронелобым, чтобы не понимать, почему важно, что мы отошли от московитской церкви. То же самое – с борьбой за язык. Как это – «какая разница, на каком языке ты разговариваешь»? Есть государственный язык и ты должен его знать. Поезжай во Францию, Англию или Германию и там пошпрехай! Дома разговаривай, на каком хочешь. Изучай какой хочешь. Но государственный – должен знать!

За последние годы у нас украинский язык появился на телевидении. У нас появились украинские песни. А это уже не просто вопрос языка – это вопрос культуры. После 2014 вообще началось возрождение наших традиций, нашей культуры. А до этого что мы имели?

И все эти достижения уже третий год просто сливаются. И это больно. Особенно когда ты так или иначе к ним причастен. Потому что по Томосу – мы собирали письма от общественности к Вселенскому Патриарху, и Семен Кабакаев возил их потом в Константинополь…

А сейчас какое-то сепарье рассказывает, что Томос ему не нужен, потому что его «на хлеб не намажешь»? Так мажь вон масло – по 60 гривен пачка.

– Часто приходится слышать это «что ваш Майдан дал»?

– Да. И что «майданутые». И что герои Небесной сотни – не защитники Украины.

– А кто?

– «Участники мирного протеста». Защитники Украины – это у нас только атошники. Я с этим согласиться не могу – при всем моем безграничном уважении к ребятам, которые пошли защищать Украину, когда началась российская агрессия.

Знаете, я, пожалуй, только благодаря волонтерству не сошла с ума. И благодаря мамам – моей и Андрея. Они мне очень помогли. Потому что я год ничего вообще не могла делать. Полная апатия. И они прибегали поочередно – убирали, есть готовили. А мне все было безразлично. Где-то с полгода меня на этом свете даже малый не держал… Мы жили на 9 этаже – и я уже стояла на балконе однажды. Просто хотела скорее к нему, к Андрею… Не знаю, что меня тогда сняло с того балкона. Но я после этого села, подумала – и поняла: если это сделаю – Владик останется один. А ведь ему только 8 лет тогда было…

– Вы говорите, пережить потерю помогло волонтерство. Как и когда оно для вас начиналось?

– Весной 2014 года – с Фейсбука. Там постик, там постик. Потом с девчонками узнали, что к нам в Петровцы едет группа переселенцев – с детьми. Одна написала, что овощи привезет. Другая – кое-какую одежду пообещала. А я решила привезти какие-нибудь игрушки, фломастеры, карандаши. Ведь это дети, им нужно чем-то играть, мяч тот же погонять. А у них нет ничего… С этого началась помощь переселенцам.

Люди среди них разные встречались. Некоторые – откровенно «зажравшиеся»: продукты не такие, одежду плохую привезли (хотя продукты мы качественные покупали, и одежду новую, не из «секонда»), то сигареты он такие не курит – к «Парламенту» привык, а я ему «Винстон» привезла… А были и другие. Были люди, которые плакали от благодарности. Искренне плакали. И это подталкивало помогать дальше – ради таких людей.

А дальше началась война. В школе, где Владик учился, мы уже на 1 сентября 2014-го цветы учителям не дарили – я предложила вместо цветов поставить ящик и собирать помощь ребятам. И учителя, и директор эту идею поддержали. Мы тогда больше 27 тысяч гривен собрали, передали их одному из добробатов – и ребята смогли купить машину вместо той, которая у них взорвалась и сгорела. Ну и пошло-поехало… Там носки нужны. Там – термобелье наши уже разработали и шьют, дешевое и суперовское… Чего мы только не возили!

– Вы начинали с помощи ребятам с Майдана?

– Да, самообороновцам. Они же первыми пошли на фронт. «Донбасс», потом «Киев-2″… Знакомые часто обращались: мол, моего в армию забирают, а нет ничего… Я звонила девушкам-волонтеркам из Львова: девочки, кровь из носу нужна каска! И они шли на границу с Польшей, одевали на себя броники и каски – и так переносили… А что было делать? 2014 год, армия была голая и босая. Совершенно не такая, как сейчас. И ребятам сейчас еще и платят. А тогда сколько добробатов было, вспомните!

– К сожалению, люди забывают уже понемногу… Как думаете, ваш муж тоже ушел бы, если бы не погиб тогда, 20 февраля?

– Конечно! Он еще и ко всему был младшим лейтенантом… Мы как-то с его мамой говорили, если бы его не убили – это дало бы нам еще два-три месяца с ним. Потому что он однозначно был бы в первых рядах.

Кстати, мне повестки на его имя дважды приходили. В конце марта – начале апреля. Первую уборщица наша мне принесла. Она меня и Андрея хорошо знала: мы ее постоянно с Новым годом поздравляли: шампанское, конфеты, какую-то приятную безделушку… Она у нас очень хорошая была, труженица такая.

И вот ей дали повестку, сказали занести в такую-то квартиру. Она позвонила в дверь, а когда увидела меня, – онемела. Смотрит то на ту бумажку, то на меня, то на бумажку, то на меня… Говорит: а как же это?.. Я беру эту бумажку – а там: Цепун Андрей Михайлович, повестка, тогда-то и тогда-то прибыть в военкомат… Помню, позвонила по номеру, указанному в повестке – и спрашиваю: ты мне что предлагаешь? Поехать его раскопать и тебе привезти? А он в ответ: ой…

Вторую повестку бросили уже в почтовый ящик.

Я знаю, что Андрей был бы там. И я безгранично благодарна ребятам, которые воевали и воюют, потому что если бы не они – я не знаю, где бы мы сейчас были. И закончилось ли бы все только Крымом и частью Донбасса, которые сейчас оккупированы. Я их благодарю за то, что у нас здесь не стреляют. Что мой ребенок может спокойно спать в своей теплой кроватке. Но когда я слышу, что мой Андрей, другие ребята из Небесной сотни – не защитники Украины – это больно.

Мне приходилось слышать не раз, что «твой Майдан мне весь бизнес испортил». Что «я при Януковиче больше зарабатывал». Стараюсь на это не обращать внимания. И даже иногда удается – за эти годы внутри все как-то очерствело. Но иногда оно пробивает ту «броню». Когда такое тебе говорит отец или жена погибшего в АТО. Тогда это в твоей голове, в твоих мозгах вообще не укладывается.

– Потому что это свои. Потому и больно.

– Да. Потому что человек в 2014 году пошел защищать наше государство, нашу землю, Украину – и вдруг он говорит: если бы не твой Майдан – этого всего бы не было. Так говорю, зачем же ты поперся в АТО, если так думаешь? «Иначе они могли бы прийти ко мне домой». И человек даже не задумывается, что если бы не Майдан – они бы точно пришли. Просто гораздо быстрее.

Майдан – он, знаете, изрядно людей встряхнул. Я, например, не была ведь такой рьяной майдановкой. С Андреем ссорилась, чтобы он не ходил. Но когда избили студентов – мы начали медикаменты покупать. Я есть дома готовила, а Андрей машиной на Майдан увозил… Но я все равно мужа просила, чтобы он не уходил. Особенно мне страшно стало после того, как убили Жизневского, Нигояна… Когда было ясно, что это уже не мирный протест. Давила на то, что малому всего 8. Он у нас спортивно-бальными танцами уже тогда занимался, а это очень недешевое удовольствие. На выступления и конкурсы за границу мы ездили за свой счет. И я Андрею говорила: если тебя там убьют, я все это сама не потяну. Я не справлюсь. Ты обо мне думаешь вообще? А он говорил: хорошо. А когда Владик вырастет и спросит меня: а что ты делал? Что я ему отвечу? Что на диване валялся?

И Андрей продолжал ходить. Втайне от меня.

– И в ту, последнюю ночь было так же?

– Да. Он только спросил: тебе воды купить? Говорю: да… Уставшая после работы была… Тогда работала в агентстве недвижимости. Помню, в тот день начали распространяться слухи, что будут перекрывать Московский мост. Я когда это услышала – сразу давай Андрею звонить: лети бегом, забирай меня – чтобы мы домой добрались и в магазин успели забежать. Тогда паника такая поднялась – люди в магазинах все выгребали просто… Мост, кстати, так и не перекрыли. Но мы в магазине купили, что нам было нужно. Еще и на заправку заехали за бензином для «коктейлей Молотова», потому что говорили, что и заправки не будут работать…

И все… «Тебе водички взять?» – «Возьми»…

Мне потом многие девчонки говорили: ну как так можно – не дождаться его и уснуть? А я всегда такая была. Мы с Андреем 15 лет прожили. Я ему полностью доверяла. Почему я буду сидеть и в окошко выглядывать? Мне утром вставать – на работу собираться, ребенка в школу выпроваживать, завтрак готовить… Для чего мне сидеть полночи? Тем более он сказал, что там будет. И я не беспокоилась. Легла спать. Утром очнулась – а его нет.

И тогда мы с друзьями стали искать Андрея.

– Сколько искали?

– Весь день 21 февраля, это была пятница. А в субботу вечером я нашла его.

– Помните момент, когда появилось ощущение, что произошло непоправимое?

– Когда в церковь зашла в пятницу вечером, ставила свечу за здравие – а она упала. Тогда я поняла. И у меня уже была одна цель: просто найти его.

Нашла в морге на БСП (Больница скорой помощи. – Ред.). Мы с братом Андрея Олегом и друзьями поделились – и кто куда. 21-го обгоняли Майдан, Михайловский. Приметы его давали. Ездили в морг на Оранжерейную, куда всех с Майдана свозили. Там я видела три обгоревших трупа – вообще неузнаваемых. Но те ребята худощавые. А Андрей у меня коренастый был.

Бегала с фотографиями на блокпост. Ребята говорили: был, ушел где-то в 2 или 3 ночи. С фото бегала искала по Оболони. А потом меня чего-то потянуло в БСП. Хотя у нас в районе тоже есть морг, на улице Кондратюка. Но меня почему-то тянуло именно в БСП. Там я и нашла Андрея. Как неопознанного. И то мне в регистратуре говорили: у нас никого нет 35 лет. Один лежит, но ему лет 45. Я спрашиваю: а в каких вещах его привезли? Она описывает – и я понимаю, что это мои вещи…

А он действительно постарел. Когда мне его достали и показали – он реально выглядел, словно ему уже хорошо за 40…

Мне все еще больно об этом вспоминать. И когда я смотрю на то, что сейчас происходит в стране – в голове крутится одна-единственная мысль: а зачем все это было?

– Вы тоже считаете, что Революция Достоинства до сих пор не окончена?

— Конечно не окончена. Мы снова скатываемся к диктатуре. Когда за слово «позор» тебя могут закрыть. Когда у нас уничтожена свобода слова. Когда Путин диктует нам свои условия. Революция Достоинства закончится тогда, когда у нас будет власть, не зависящая от России, действительно проукраинская. Тогда мы сможем сказать, что Майдан победил.

Но это будет не скоро. Очень многие расслабились тогда, после 2014 года. Подумали: ну вот мы победили. А все только начиналось.

– Вы многое сделали для того, чтобы объединить семьи героев Небесной сотни. Когда началось это объединение?

– Осенью 2014 года, когда мы создали общественную организацию. Тогда оно все шло мощно. А сейчас как-то притихло. Я от первой организации уже отошла. С Гуриком и несколькими семьями мы создали отдельную организацию. Сейчас я преимущественно по семьям из Киева. Соцпакет в Киевсовете по «Турботі» полностью разработала… Многое сделано за эти годы на самом деле. Я не только взяла семьи майдановцев под опеку, опека – это, пожалуй, не то слово. Но… Понимаете, мы никому не нужны. Я посмотрела, что никто за нас ничего делать не будет – и в 2016-м мы уже по программе «Турбота» сами сделали соцпакет.

– Но вряд ли это было целью объединения.

– Главная и первая цель была – объединить семьи и познакомиться. Это было важно, чтобы наказать виновных в гибели Небесной Сотни. Мы добивались, ходили на встречи… И пусть те встречи были не столь результативны, как бы нам хотелось – но они были. Без вопросов. Верховная Рада, премьер-министр, ГПУ… Нам шли навстречу. Да, возможно надо было не так вопросы задавать. Возможно, нужно было быть настойчивее… Но тогда мы все еще отходили от потери. В мозгах реально «оливье» было. Это сейчас уже задним числом понимаешь, что тогда могли нажать, но не знали – как…

Но до сих пор то, что мы объединились – дает результаты. Реакция на письма общественной организации есть. Оно действует даже на уровне государства. А по Киеву – здесь у нас вообще сложностей нет. Виталий Кличко всегда идет навстречу. Я знаю, что его многие упрекают – и по застройке, и еще почему. Но я в этом не очень разбираюсь. Я вижу, что он делает для семей АТО, Небесной Сотни. А он делает многое.

За последние годы киевские городские власти может и не полностью, но основные проблемы как семей погибших, так и участников Революции Достоинства – решили. У нас есть живая связь.

Город выделил землю под Музей Революции Достоинства. Город готов приобщиться к установке памятника майдановцам на Оболони – надеюсь, что в следующем году он будет установлен. Это очень важно, особенно для мам героев Небесной Сотни. С Оболонского района на Майдане погибли семеро…

Я уже не говорю о более мелких вопросах. У мамы погибшего, живущего на 9 этаже, протекает крыша, а ЖЭК не реагирует – Кличко тут же звонит и вопрос решается. Другая семья из Святошинского района уже измучилась обращаться в свой ЖЭК и в райадминистрацию и получать отписки. Обращаемся к мэру – и все уже трубы поменяли, и счетчики тепла установили, хотя об этом даже не просил никто… Таких примеров – много.

Нас семьи из других городов даже порой упрекают в том, что такого социального пакета, как в Киеве – нет нигде в Украине. Дети получают ежемесячное пособие. Через три года мы добились такой же помощи для нетрудоспособных родителей и жен героев Небесной Сотни. Коммунальные платежи: кроме 50% скидки от государства мы имеем еще и 50% от местных властей. Та же карта киевлянина. Вроде бы 8 гривен за проезд – не так и много, но если я ежедневно должен кататься на метро и маршрутке – то для меня существенно, что я эти деньги не трачу.

Далеко не все мэры в Украине относятся к семьям участников Майдана и АТО, как Кличко. И именно поэтому в этом году 19 ноября мы вручили ему благодарность – уже от нашей организации. И я видела, как ему это было приятно.

– Время от времени возникает тема относительно того, насколько точны списки погибших на Майдане. И что, мол, среди реальных героев Небесной Сотни встречаются и случайные фамилии… Вы согласны с тем списком, который существует сегодня?

– Об этом не берусь ни говорить, ни судить. Этот список в 2014 году формировался после тщательной проверки, где были задействованы как Генпрокуратура, так и Администрация президента. Я не думаю, что у них были причины вписывать туда людей, не имеющих никакого отношения к Революции Достоинства.

– А насчет того, окончателен ли он? Допускаете ли, что список героев Небесной Сотни – неполный?

– Я точно знаю, что в Доме профсоюзов сгорел не один человек. Я своими глазами видела трех человек. И среди героев Небесной Сотни их нет. А 18 февраля Андрей звонил мне, чтобы я ехала подальше от правительственного квартала (я там по работе была тогда), потому что видел, как в «Газельку» грузят тела, из Мариинского парка их вывозили.

Поэтому – да, я думаю, список и сегодня неполный.

С другой стороны, возможно, многие меня осудят – но я против того, чтобы вносить в этот список участников Революции Достоинства, которые сейчас умирают от осложнений после Майдана. Для меня Небесная Сотня – это те события и люди, которые погибли во время событий на Майдане.

Но что список неполный – да, это может быть. К нам в организацию немало писали в 2015-16 году: вот мой муж/сын/брат тогда погиб – а вы не взялись, не расследовали. Но мы какое имеем к этому отношение? Мы ведь не определяли, кого признают героем Небесной Сотни, а кого нет. Я вообще впервые об этом услышала, когда попросила сестру поехать на кладбище и договориться, чтобы нам разрешили похоронить Андрея возле моего отца. А она перезвонила – и говорит: он – герой Небесной Сотни, он должен лежать в центральной части кладбища. Я даже не поняла сразу: какой герой Небесной Сотни? Потом мне сосед на компьютере нашел и показывал: Цепун, герой Небесной Сотни… А я тогда сколько успокаивающих пила – что даже не понимала, о чем он мне говорит.

Да и разве тогда об этом думалось? Какая там Небесная Сотня? Здесь бы понять, как тебе жить дальше!

Кроме тех ребят, которых убили тогда на Майдане, мы дали согласие на то, чтобы добавить к героям Небесной Сотни еще несколько человек. В частности, Владимира Рыбака, Юрия Дяковского, Юрия Поправку, замученных уже на Донбассе. Нас тогда спрашивали, не против ли мы. А почему мы должны быть против? АТО тогда еще не было. Поправка малый был на Майдане, в Правом секторе, а потом поехал дальше защищать. Рыбак тоже сражался и погиб за флаг, за Украину. И Дяковский…

Последним мы добавили еще Виктора Орленко. Он на Майдане получил тяжелое ранение, долго лечился, в частности, и за рубежом – и умер в 2015-м. И жена его, тетя Галя, говорила: мне ничего не нужно – ни льгот, ни денег. Мне только нужно, чтобы моего мужа признали героем Небесной Сотни.

Мы были не против, чтобы его добавили – но сказали, что на этом все. Потому что это будет бесконечно.

– Кстати, о выплатах. Вдовы и матери военных, погибших на Донбассе, иногда рассказывают, что им иногда заявляют: вам, мол, повезло. Потому что – деньги, жилье, земля… Вам такое говорят?

– Да. А чего повезло? «Тебе с неба упало». Выплаты, деньги, миллион целый… А я говорю всегда: давай поменяемся? Я готова хоть сейчас! Отдай мне моего Андрея, а это все забирай. Многим это говорила.

– Доходит хоть до кого-нибудь?

– Ступор у людей сразу. «Да нет, да что ты начинаешь!» Это очень легко – за спиной языками трепать. А что мне с неба упало? Мы не жили бедно. Я за границей не в 2014 году впервые побывала, когда нас волонтеры в Польшу пригласили. Мы отдыхали за границей и раньше, Владика на выступления и соревнования возили – преимущественно, правда, я с ним ездила, потому что Андрей говорил: а деньги кто будет зарабатывать? Мы не брали кредиты. У нас не было долгов. Мы жили в собственной, пусть и однокомнатной квартире. Собирали деньги на двухкомнатную, потому что Андрей очень хотел второго ребенка, а четырем нам в одной комнате было бы слишком тесно…

Мне эти квартиры, земли, деньги не нужны были. Мне муж был нужен, его совет, поддержка. Но те, кто рассказывает о «повезло» – видят только деньги. Они даже не представляют, что у нас внутри твориться. У мам, у жен, у детей… Я Владика два года по психологам таскала. Он начал по ночам ходить. Хотя раньше никогда такого не было. Однажды его ночью у самого лифта поймала. В одних трусиках. Зимой.

Гибель отца его психологически выбила просто. Для него Андрей был безоговорочным авторитетом. Они были очень близки. Все вместе делали. На рыбалку ездили, телевизор смотрели… Очень тесная связь была.

Я видела, насколько малому тяжело. Как и мне. Но свою боль я старалась ему не показывать. Когда накрывало – старалась выйти куда-нибудь. Ждала, пока он заснет – и ревела. Хорошо, что мама Андрея недалеко жила – забирала внука на выходные. И я могла выкричаться… Мне было очень важно не показывать ему, как мне больно. Понимала: если, кроме своего горя, он будет переживать еще и мое – может не выдержать психологически. Он же еще был ребенком…

Сейчас Владику уже 16. Он очень похож на отца. Уже многого добился в танцах. Я, бывает, думаю: вот малый в Англию полетел – вот бы Андрюха сейчас доволен был… А вот Владик победил на очередном турнире – да его разрывало от гордости за сына просто! Потому что мы для малого жили. У Андрея сын и я всегда были на первом месте. И когда друзья ему говорили, ты, мол, много денег на Юльку и малого тратишь – он всегда отвечал: жена – это мое лицо. Как выглядит моя жена – так выгляжу и я.

Так что – не лечит время. До сих пор тяжело. Очень тяжело. Но уже ничего не изменишь. Не вернешь. Да и если бы даже была возможность вернуться назад – вряд ли я смогла бы что-то изменить. Думаю, даже если бы я перед выходом легла – Андрюха бы переступил и пошел на Майдан все равно. Такой он был. И, наверное, если бы он меня беспрекословно слушался – я бы с таким, пожалуй, и не жила.