Проект сказки у камина

— Иро, что это? Нас никто больше не удерживает? Ни страхом, ни чудесами?
— Да, моя госпожа. Похоже, мы достигли Заповедных пещер. Вы все еще хотите добраться до коконов?
— Больше, чем когда-либо. Я уже ощущаю отголоски мощи твоих богов.
— Никто не знает и не может знать, как изменились Неспящие за прошедшие тысячелетия. Может быть, заточение породило злобу и ненависть, и они просто уничтожат наш мир в порыве ярости. А может, им пришелся по вкусу покой, и они уничтожат тех, кто попытается его нарушить. Вы не задумывались над этим, госпожа? Даже если они остались прежними, их силы слишком опасны. Поэтому мы чтим наших богов, но никогда не беспокоим понапрасну. Память о том, что высшие иерархи света не смогли их уничтожить, заставляет несхитов трепетать! Кроме того, наши пророки утверждали, что их время вернется, поэтому надо лишь хранить память и ждать.
— Хватит разглагольствовать, Иро! Я не хочу ждать, потому что Властелин этого тоже не хочет. Пока позволяют Весы, я получу все, что возможно. Пойдем, мне уже надоело ползать по этим норам.
Дингра и несхит долго шли, то пробираясь между каменных глыб и обрушившихся сталактитов, то бегом пересекая гладкие, точно вылизанные языком, площадки, то протискиваясь в узкие щели. путь им освещали два созданных жрицей магических огонька — обычные факелы мгновенно гасли, и пришлось от них отказаться. Чем глубже они спускались, тем тяжелее было идти, хотя переходы стали заметно шире и почти не встречалось ощутимых препятствий. Неожиданно длинный и сырой коридор вывел их в обширный зал с низким нависающим потолком, увешанным гирляндами светящегося мха. Несмотря на непрерывно капающую сверху воду, там оказалось значительно теплее и чувствовалось довольно сильное движение воздуха. И маленький воин, и Дингра, отчетливо ощутили границу: все, дальше — смертельно опасно, дальше людям не место. Нечто давило на сознание, заставляло чувствовать себя ничтожными червяками, придавленными огромной толщей камня, абсолютно беспомощными и бесполезными.
— Госпожа, стоит нам сделать еще несколько шагов, демоны-охранники просто обрушат на нас потолок. Неспящие уже слишком близко, — предупредил несхит, с трудом унимая дрожь.
— А нельзя ли как-нибудь обойти или обмануть этих охранников? — Дингра, если и боялась, то очень умело скрывала это. Она заставила один из освещавших им путь огней разгореться как можно ярче и послала его вдоль стены, чтобы в подробностях рассмотреть пещеру.
— Я не знаю такого способа. Они слышат не шаги и не биение сердца, просто чувствуют чужих.
— Не для того мы так долго шли сюда, чтобы взять и все бросить! Смотри, вон там есть какое-то отверстие. Если мы постараемся и быстренько до него добежим… — всматриваясь в темноту обнаруженного в боковой стене проема, громким шепотом проговорила жрица.
— Какая разница, в какой щели умереть, госпожа. И там, и здесь нас завалят с одинаковым успехом, — криво усмехнулся Иро, — если только вы сможете удержать над нами падающий потолок?
— Во всяком случае, попробую, — пальцы женщины сжали запястье маленького воина, — бежим!
Низкий, почти не воспринимаемый человеческим ухом, но вызывающий животный ужас рев сотряс подземелье. Видимо, неведомые охранники здешних мест решили, наконец, избавиться от нарушителей вековечного покоя.
В подземном коридоре позади них градом посыпались камни, с оглушительным грохотом падали известковые натеки. Заросший мхом свод пещеры еще держался, и Дингре ничего не осталось, как тащить за собой несхита к боковому лазу. Едва они, согнувшись в три погибели, протиснулись в отнорок, как по зальному потолку пробежала широкая трещина, и огромный кусок гранита рухнул, перекрывая обратную дорогу.
— Теперь можно идти только вперед, госпожа, — слабым голосом проговорил Иро, — возможно, одна вы пройдете дальше.
— Что с тобой? Ты ранен? — обеспокоенно спросила жрица. Не хватало еще лишиться такого полезного спутника в двух шагах от цели!
— Нет… Я никогда не думал, что мне, впитавшему магию Неспящих вместе с молоком матери, свято соблюдающему всю жизнь древние заповеди, будет так тяжело рядом с их обиталищем. Я считал, что близость богов моего народа сделает меня сильнее и укрепит мой дух, но  ошибся.
— Пожалуйста, успокойся, и иди за мной. Твои Неспящие здесь ни при чем. Это обычный страх замкнутых пространств, такое бывает, а сейчас на тебя еще давит этот невыносимый рык. Потерпи, — попыталась успокоить его Дингра.
— Я вырос в пещерах, у меня не должно быть…
— В пещерах, а не в норах под невообразимой толщей камня. Подожди, я попробую кое-что сделать, — Верховная собрала все силы и сотворила вокруг себя и своего спутника непроницаемый кокон тишины. Конечно, дрожь скал под ними ощущалась, но все-таки стало значительно легче.
Какое-то время они ползли в полной темноте по узкой длинной норе, явно уходящей под уклон. Неожиданно впереди забрезжил тусклый свет, а стены заметно разошлись, давая двум отчаянным возможность сначала свободно вздохнуть, а потом и встать в полный рост. Ход закончился большим полукруглым отверстием в стене огромной пещеры, на высоте человеческого роста от ее дна. Внизу тек довольно широкий извилистый ручей ярко-оранжевой лавы, местами образовавший маленькие озерца с тускло-багровой коркой. В отдалении слышалось чье-то мощное дыхание, скрипы, шорохи, негромкое рычание.
— Это логово охранников, — несхит уже пришел в себя, и, осмелев, выглядывал из лаза наружу, придерживаясь за выступ скалы, — вон, посмотрите, один выполз!
Дингра послала в преисподнюю осторожность и зажгла яркий магический огонь, осветивший ближнюю к ним часть пещеры. Возле оранжевого ручья копошилась огромная бесформенная туша. Ног у нее не наблюдалось, она, скорее, перетекала с места на место. А вот руки, точнее щупальца, были — целых четыре штуки, снабженные цепкими когтями. Чуть выше располагалось некое подобие головы: крохотные отблескивающие алым глазки под массивным нависающим лбом, плоский нос с хищно вывернутыми ноздрями и длинный рубец огромного рта.
— Иро, посмотри, оно же еле двигается, — шепотом сказала верховная, — такое впечатление, что большинство в спячке, а бодрствуют одно-два, не более.
— Наверное, так и есть. Просидеть здесь столько времени, — пожал плечами маленький воин.
— Забери меня Тьма, я не вижу в них ничего демонического! Они очень древние, в них есть крохи какой-то изначальной магии, как и у многих первых жителей этого мира, но… Это не создания Властелина! — удивленно воскликнула Дингра.
Существо внизу подняло голову и обвело взглядом пещеру. На секунду несхита и жрицу накрыл мутный поток его примитивных мыслей и чувств: звериная тоска, дикий голод, ощущение собственной слабости. Удивительные обитатели Заповедных пещер были почти разумны, а их нехитрые мысли мог «слышать», наверное, любой — в свое время этим гигантам просто некого было бояться, они не имели соперников, и потому, наверное, и сохранились.
— Они чудовищно голодны, — сказал Иро, — Ведь этих хищников когда-то сюда загнали, потом они питались теми, кто искал в пещерах древние тайны и клады. А когда Неспящих поместили в коконы, и возникли охранные пояса, пищи практически не стало. Теперь бодрствуют только самые сильные из них.
— Вот так и развенчиваются древние мифы, — разочарованно скривила губы Дингра, —  знаменитые демоны глубин, ревущие Рудры, о которых упоминают далеко не только ваши легенды, оказались почти животными. Хотя… В этом есть свое преимущество, и немалое. Если их выманить на поверхность и привезти под стены Города, долго ли он устоит?
Иро не смог скрыть восхищения:
— Госпожа моя мыслит лучше всех стратегов современности! И ведь никакой магии не будет применено, чтобы рухнули городские стены! И Великие Весы останутся в прежнем положении, а может, мы получим еще большее преимущество, ведь горожане вряд ли смогут противопоставить нам что-то кроме магии.
— А потом нам уже ничто не сможет помешать. Как только мы войдем в Город, Сын Ночи пришлет на помощь своих детей.
— Но как мы сумеем заставить Рудр подняться на поверхность? — засомневался несхит.
— Раз мы слышим их мысли, значит можем заставить услышать наши. Я кое-чем владею, не забывай об этом, — усмехнулась жрица. — Я покажу им замечательную приманку: горы теплого человеческого мяса, что находятся за белыми стенами.
— А они не начнут свою трапезу прямо с нас или с наших жрецов там, за Полночными Вратами?
— Любой, помеченный Тьмой станет для Рудры запретным, разве не так? Иначе — немедленная смерть, — женщина мрачно улыбнулась, открыла висящую на шее маленькую коробочку и достала оттуда плоский, черный с зелеными искрами камень, — А сила вот этой реликвии поможет мне их в этом убедить.
— А выход?! Мы найдем выход?
— Полагаю, они сами его нам покажут, Иро.
Как хорошо, что не надо идти дальше! Несхит только кивнул в ответ и вздохнул с облегчением. Госпожа больше не хотела искать коконы Неспящих, чтобы вытащить их из полудремы и забвения. Он радовался скорому возвращению, как ребенок. Чутьем потомственного жреца маленький воин ощущал: его боги и без того близки к пробуждению. И это его пугало.
Они осторожно спустились вниз по предусмотрительно припасенной Иро веревке, уже нисколько не опасаясь ревунов. Даже единственный бодрствующий Рудра, видать, совершенно обессилел от собственного крика. Дингра нашла более-менее ровную площадку, встала, сложив руки как для молитвы и зажав между ладонями артефакт, и негромко запела низким гортанным голосом. От этого напева, в котором чередовалось всего несколько фраз, несхита била крупная дрожь. Он, конечно, оставался последним адептом древних богов, более того — богов темных, но его Тьма была чаще всего пассивна, а временами милостива и даже спасительна. То, что ему пришлось узнать и испытать на себе, вступив под знамена А’Деула, в корне отличалось от постулатов его веры. Тысячелетиями поклоняясь древнейшим сущностям, маленький народ превратил свою религию в точно сбалансированное учение с особой философией. Несхиты считали себя детьми Тьмы Изначальной, праматери всех сущих Сил, а потому не то, чтобы не признавали Царя Бездны, но считали его вторичным, а следовательно — неопасным. Теперь Иро понимал, что они недооценили возможность А’Деула копить силы, его всепоглощающее стремление получить власть над всем Сотворенным. Для Иро ритуалы и методы воздействия Дингры были противоестественно жестоки. Безусловно, он знал, на что шел, заключая с ней договор, и даже иногда восхищался тонким умом и прозорливостью своей хозяйки, но временами отвращение к происходящему едва не заставляло его бросить все и вернуться домой. Останавливало маленького воина только одно: в случае победы новых соратников (с каждым днем она казалась ему все более вероятной, а теперь и подавно), Дингра уничтожила бы не только самого Иро, как дезертира, но и весь его народ без остатка. Он видел, как Верховная поступила с правителем одного маленького государства на Материке, и этот печальный пример убеждал куда лучше любых слов.
Разбудить удалось лишь троих Рудр, один из которых был едва жив. Прочие пребывали в спячке, мало чем отличавшейся от смерти, и расшевелить их могла бы, разве что, гора свежего мяса. Тот ревун, что был наиболее силен, тяжко вздыхая, пополз куда-то в сторону, ведя за собой остальных. Вскоре и люди, и подземные чудовища вступили под низкие своды странного извилистого коридора, стены которого были частью изо льда, частью из плотно слежавшегося песка. Каким образом этот коридор пронизывал толщу камня так, что путь сократился втрое, несхит так и не понял. Довольно быстро они очутились у внешней границы первого охранного пояса.
Как ни странно, но чем ближе Иро и Верховная жрица подходили к Полночным вратам, тем тяжелее им становилось. Ревуны еле ползли, их то и дело приходилось успокаивать. Тот, что был совсем слаб, упал и остался недвижим у самого змеиного болотца. Дингра послала несхита вперед, чтобы предупредить ожидавших ее возвращения жрецов и подготовить для Рудр временные, но вполне надежные обиталища. Обычные узилища вряд ли смогли бы удержать существо, наделенное столь разрушительным голосом. Маленький воин очень кстати вспомнил рассказ шамана Зу Вона о сетях Нигу, что плетут его соотечественники из особых лиан и змеиных кож. Такая сеть вполне годилась для подземных чудищ. Кроме того, надо было рассадить по прочным глиняным сосудам обездвиженных заклинанием до поры, до времени болотных прыгунов.

В ночь с 24 на 25 декабря в Петербурге отметят Рождество католики и протестанты. Этот праздник, который «опережает» православное Рождество на две недели, словно даёт старт грядущим радостным дням, наполненным ожиданием волшебства и добра.

В нашей сегодняшней подборке — пять прекрасных храмов Петербурга и рассказ о том, как празднуют Рождество представители католичества и протестантства.

Почему Рождество отмечают в разные дни

В 1582 году европейские страны — одна за другой — начали переходить на новый григорианский календарь. Стала жить по нему и католическая церковь. Наша страна ещё долгое время продолжала жить по юлианскому календарю, а когда в 1918 году летоисчисление в России всё же поменялось, Русская православная церковь отказалась его признать. Поэтому сегодня католическая церковь живёт по григорианскому календарю, а Русская православная пользуется юлианским.

25 декабря отмечают Рождество католическая и протестантская церкви, а также Константинопольская, Элладская, Болгарская и несколько поместных православных церквей.

Рождественские традиции католиков

• Адвент предшествует католическому Рождеству. Он начинается за четыре воскресенья до праздника, и это настоящее время чудес: в этот период принято украшать дома, готовить подарки для близких, верующие ходят в храм и ограничивают себя в пище, хотя как такового рождественского поста у католиков и протестантов нет.

• Рождественские венки — одна из самых красочных традиций католического Рождества, которая довольно плотно вплелась и в современную новогоднюю культуру в целом. Венками принято украшать вход в дом, также их часто вешают на окна и над праздничным столом. Самые популярные элементы рождественского венка: хвойные ветви, свечи, яркие ленты и банты, шишки, яблоки, дольки цитрусов.

• Яркие носочки, развешанные по дому (а самый большой висит у камина!) — ещё один милый обычай. Санта Клаус, главный рождественский персонаж католиков, пробирается в дом по дымоходу. Пока самые маленькие члены семьи спят, он проникает в празднично украшенную гостиную и оставляет в развешанных носках подарки для всей семьи.

• Адвент-календарь. 28 окошек, кармашков или конвертиков на таком календаре отсчитывают дни до праздника. Изначально календари придумали для детей. Малыши получали адвент-календарь за четыре недели до Рождества, каждый день открывали кармашек и находили маленький подарок. Так дети всегда знали, сколько дней остаётся до любимого праздника, в который их ждет самый большой подарок. В последние годы адвент-календари стали популярны во всём мире. Вне зависимости от религиозной принадлежности люди в разных уголках мира покупают или готовят красочные календари для своих близких. Это прекрасная традиция делает ожидание праздника ещё более чудесным.

• Нарядная ёлка. Так получилось, что традиция рождественских деревьев пришла к нам из Германии. В Россию этот обычай «привёз» Пётр I, и прижился он не сразу. А вот немцам очень нравилось, как смотрятся на зелёных ветках румяные яблочки — именно они служили первыми украшениями. Позже настоящие яблоки стали заменять искусственными: их шили из старых носков, «лепили» из папье-маше. Не удивительно, что именно разноцветные шарики остаются главными ёлочными украшениями и сегодня! Также из первых праздничных украшений — настоящие шишки, завёрнутые в фольгу, и длинные цепи или бусы, которые клеили из подручных материалов, а в них вставляли маленькие свечки — прообраз современной гирлянды.

Где будут отмечать католическое Рождество 2021 в Петербурге

Базилика святой Екатерины Александрийской

Адрес: Невский просп., 32-34

Это монументальное здание на Невском проспекте — один из старейших католических храмов России, великолепный памятник архитектуры барокко.

Базилика св. Екатерины в 1830-х гг.

Базилика построена по проекту зодчего Доменико Трезини. Католический приход святой Екатерины Александрийской был основан ещё в 1716 году, но решение о постройке храма было принято лишь в 1738 году императрицей Анной Иоанновной. Строительство шло долго и трудно. Трезини, разработавший проект, в 1751 году вернулся в Италию, после чего базилика переходила «из рук в руки». В строительстве принимал участие Валлен-Делламот, позже — Минчиани и Ринальди. В 1783 году храм был, наконец, достроен и получил статус собора. Освящён в честь Екатерины Александрийской, святой покровительницы Екатерины II.

Сегодня это действующий Приход Святой Екатерины Римско-католической Церкви. В храме проходят регулярные богослужения. Также на базе прихода действует Культурный центр базилики Святой Екатерины: проходят творческие встречи и концерты классической музыки. Расписание доступно на сайте прихода.

Петрикирхе — лютеранская церковь Святых Петра и Павла

Адрес: Невский просп., 22-24

В декабре 1727 года Пётр II подарил немецкой лютеранской общине землю. Участок расположился на пустынной территории у Невской першпективы, между Большой и Малой Конюшенными улицами. Здание церкви было заложено в 1728 году, в день святых апостолов Петра и Павла, а спустя всего два года его торжественно освятили.

Фото: Александр Дроздов

Одна из главных достопримечательностей Петрикирхе — роскошный орган, который превращает церковь в одну из самых атмосферных концертных площадок города. История органа непроста и печальна. Изначально под сводами собора был установлен орган фирмы «Валькер» с более чем 40 регистрами. Он звучал в этом зале до 1937 года. В советское время орган был разобран, а сама церковь перестроена в бассейн. В 1992 году Петрикирхе вернулась к своему назначению: здесь стали проходить богослужения, а в зале вновь появился орган — маленький, ставший подарком от немецких друзей. И лишь в 2017 году в церкви вновь зазвучал большой орган, соответствующий размерам зала и долгой истории Петрикирхе.

В церкви регулярно проходят встречи, детские кружки и концерты. Календарь событий на декабрь доступен по ссылке.

Храм Лурдской Божией Матери

Адрес: Ковенский пер., 7

Один из самых молодых католических храмов Петербурга построен в начале XX века для нужд французской католической общины. Проект разработали зодчие Леонтий Бенуа и Мариан Перетяткович. Здание церкви смотрится весьма брутально: чёткие линие образуют четырёхгранную башню с колокольней и гранённым куполом. Фасад облицован грубоколотым гранитом. Свод — железобетонный.

Храм Лурдской Божией Матери

Внутреннее убранство выдержанно в спокойных оттенках, характерных для католических приходов, его сдержанность и элегантность подчёркнуты красивых паркетом и гранитными полуколоннами. В зале для богослужений установлен орган, храм также является концертной площадкой. Здесь проходят регулярные концерты органной духовной и классической музыки.

Посмотреть расписание встреч и богослужений можно на сайте прихода.

Собор Успения Пресвятой Девы Марии

Адрес: 1-ая Красноармейская ул., 11

Собор построен в 1870–1873 годах по проекту Василия Собольщикова и Евграфа Воротилова. После этого храм неоднократно перестраивался. Изначально он имел форму латинского креста с единственным нефом. Позже здание расширили, проведя несколько перестроек.

Собор Успения Девы Марии на 1-ой Красноармейской ул.

Как и многие церкви, в советские годы собор переживал непростые времена. В 1930 году он был закрыт, а после окончания войны здание, сильно пострадавшее от бомбёжек, приспособили под нужды конструкторского бюро.

В 1994 году собор вернулся к католической церкви. Сегодня здесь проходят регулярные богослужения, идёт активная культурная жизнь: дают концерты духовной музыки, издаётся приходская газета. Подробное расписание доступно на сайте храма.

Храм Святого Станислава

Адрес: ул. Союза Печатников, 22

Этот памятник архитектуры классицизма находится в Адмиралтейском районе. Храм построен по проекту Давида Висконти в 1823–1825 годах. Церковь была освящена во имя святого Станислава и стала вторым католическим храмом в Петербурге.

Храм Св. Станислава в наши дни

После революции назначение здания постоянно менялось: его использовали как склад, цех по производству противогазов, салон мод и даже цех кондитерской фабрики «Рот Фронт». Приход святого Станислава вновь вернулся сюда в 1992 году и действует и поныне.

В церкви открыта духовная библиотека, дают концерты органной музыки. Новости и объявления о богослужениях читайте на сайте храма.

Орган в Соборе Св. Станислава

24 и 25 декабря во всех действующих католических и протестантских храмах Петербурга состоятся праздничные мессы в честь Рождества 2021.

Обратите внимание! В связи с эпидемиологической ситуацией возможны изменения в афишах концертных залов и храмов.

Материал подготовлен редакцией портала «Культура Петербурга»

Этой зимой Виштынецкий эколого-исторический музей в Краснолесье будет работать бесплатно. Из-за коронавирусных ограничений он не смог заработать деньги на зарплату сотрудникам, налоги и соцотчисления, а потому вынужден отправить их в отпуск, чтобы не нарушать трудовое законодательство. При этом сотрудники останутся на местах в качестве волонтёров. «Новый Калининград» попытался разобраться, почему пандемия так больно ударила по некоммерческим культурным организациям и в силах ли государство им помочь.

Забронировать гостевой дом на востоке области в этом году было непросто — пока туристы оккупировали морское побережье, местные пытались найти уединение в Роминтенской пуще. К концу лета восток региона посетили более 200 тысяч человек — небывалый до сих пор результат. Долгое время Роминта оставалась белым пятном на туристической карте. «В начале 2000-х я работал в Калининградском университете [преподавателем на факультете биологии], колесил по всей области, случайно-неслучайно попал сюда и был потрясён увиденным, — вспоминает директора экомузея в Краснолесье Алексей Соколов. — Места притянули, ими захотелось поделиться, рассказать, что у нас есть природная жемчужина, которая достойна не только внимания, сохранения, но и развития». Тогда он задумал создать музей, посвящённый природе и истории Виштынецкой возвышенности. Сначала группа энтузиастов организовывала передвижные фотовыставки, просветительские мероприятия, экологические акции, научные экспедиции и детские познавательные лагеря.

Спустя десять лет плотной работы музей получил в безвозмездное пользование здание старой школы в Краснолесье. «Так как наше учреждение общественное, то оно создавалось и создаётся не только сотрудниками музея, но и всеми неравнодушными людьми, жителями посёлка в том числе. — рассказывает Алексей Соколов. — Множество экспонатов собраны местными, большая часть мебели, витрины — тоже их рук дело. И, конечно, вход для жителей всех окрестных посёлков бесплатный». В саду бывшей школы стали проводить Музейную ночь с концертами рок-групп, выступления Калининградского симфонического оркестра Аркадия Фельдмана, ежегодным стал фольклорный фестиваль «Соседи», на который съезжались гости из России, Литвы и Польши.

Всё это время юридически музей оставался общественным учреждением и находился на полном самофинансировании. Деньги удавалось заработать на билетах и занятиях со школьниками. «Осенью к нам всегда приезжают детские группы. Мы организуем экскурсии, познавательные выходы на природу. У нас много интерактивных занятий, самое популярное из которых — „Виштынецкие сокровища гномов“, где переплетены сказки, легенды, традиции обработки камня, рассказы о его использовании в хозяйственных нуждах — мощении дорог, строительстве домов. Всё это дети наблюдают во время прогулки по посёлку. Мы раскрываем тайны камня, рассказываем, как он может путешествовать, из каких минералов состоит, — говорит руководитель экомузея. — К сожалению, из-за ограничений мы не смогли принять в этом году ни одной детской группы, а это была одна из основных долей нашего дохода, которая позволяла пережить зимнее время, когда посетителей немного».

Алексей Соколов. Фото: Юлия Алексеева

По словам Алексея Соколова, заработанные музеем деньги не позволяют выплачивать официальную заработную плату сотрудникам и налоговые вычеты во внебюджетные фонды, что может привести к нарушению трудового законодательства. Поэтому было принято решение, что сотрудники (их всего двое) уйдут в неоплачиваемые отпуска, но останутся в музее в качестве волонтёров. «Этого требует здание — нужно поддерживать там тепло, заботиться о нём. Посетителей зимой будем принимать без входных билетов — понятное дело, когда все сотрудники официально находятся в отпусках, то и кассовый аппарат не может работать», — пояснил директор музея. Обо всём этом Алексей Соколов написал на своей странице в «Фейсбуке», многие тут же предложили организовать сбор средств, но руководство музея от этой идеи отказалось — системную проблему не решить разовой акцией.

«Большая статья расходов музея — коммунальные услуги. Это и электроэнергия, и водоснабжение, отопление, дрова, которые мы закупили. Была проблема с вывозом мусора (после „мусорной реформы“ в 2019 году плата за вывоз отходов из Виштынецкого экомузея выросла почти в сто раз — прим. „Нового Калининграда“), потому что у нас восемь печей, мы топим не все одновременно — в зависимости от температуры за окном. Это тоже особый пункт бюджета. Мы уже давно говорим о том, что, к сожалению, не предусмотрены какие-либо льготы даже по коммунальным платежам для таких социально направленных организаций, как наша. Мы работаем наряду с коммерческими, по тем же тарифам. Мы не отказываемся от оплаты коммунальных услуг, но, наверное, какие-то льготы, налоговые вычеты, должны быть предусмотрены», — отмечает Алексей Соколов.

В прошлом году экомузей обращался за компенсацией, которую региональное правительство обещало учреждениям культуры, пострадавшим от коронавирусных ограничений, но денег не получил — не прошёл по ОКВЭД (Общероссийскому классификатору видов экономической деятельности). «Оказалось, что компенсации предназначены только для сферы малого предпринимательства, а мы к ней не относимся», — говорит руководитель музея.

В региональном министерстве по культуре и туризму заверили, что считают наличие музея в Краснолесье очень важным. «Этот музей зарекомендовал себя очень хорошо, пользуется заслуженной популярностью не только у туристов, но и у жителей Калининградской области. Этот проект министерству очень нравится, — заявил „Новому Калининграду“ глава ведомства Андрей Ермак. — Мы всегда старались как-то его поддерживать, если к нам были соответствующие обращения. О [сегодняшней] ситуации мы знаем только из эмоциональных постов в „Фейсбуке“. К сожалению, к нам ни руководство музея, ни его многочисленные партнёры не обращались и ситуацию досконально, в деталях не рассказывали. [Не объясняли], какие проблемы возникли у музея и почему он не имеет возможности воспользоваться той финансовой помощью, которая сейчас предусмотрена. Если бы было такое обращение, конечно, можно было бы рассмотреть все варианты, включая внесение изменений в постановление [областного правительства], чтобы дополнить его теми ОКВЭДами, которые нужны музею для того, чтобы обратиться за финансовой помощью». По словам Андрея Ермака, министерство готово найти если не стандартную «коронавирусную» помощь, которая сейчас оказывается региональным правительством, то «помочь какими-то другими способами».

«Да, у нас были мысли и о закрытии музея, полном приостановлении работы, но в итоге мы решили, что приложим все силы, чтобы сохранить его, — говорит Алексей Соколов. — Мы создавали музей на общественных началах, во многом привыкли так работать, поэтому всё случившееся не является для нас большой трагедией. В декабре этого года музею исполняется 20 лет. Долгое время мы работали вообще без зарплат, у каждого была своя работа помимо музея. Очень много людей помогали нам организационно, транспортом, другие музеи принимали нас на своих площадках. Мы можем пережить и этот период, но речь немного о другом — об отношении государства к таким общественным организациям, как наша, которые выполняют важные социальные функции. Мне кажется, нужно обратить внимание на их жизнеспособность. Понять, что выполняя важные задачи, они находятся в очень и очень уязвимом положении».

Текст: Алина Белянина

Любимая песня неаполитанцев –– «Napule è» Пино Даниэле. Одновременно брутальный и сладковатый голос поет на местном языке (не диалекте, как многие ошибочно считают) о том, что Неаполь –– торжество цвета и вместилище всевозможных страхов; что солнце здесь беспощадно, а море вездесуще; что здесь повсюду грязь, какая-то мятая бумага, но никого это не заботит, каждый занят исключительно собой; что этот город видит сон о самом себе; что этот город известен во всем мире –– и не известен никому. А еще, поет Пино Даниэле, здесь тебя окружают голоса тысяч и тысяч детей, не спешащих вырастать, поэтому в Неаполе ты никогда не будешь одинок. Покидая Неаполь, главный герой «Руки Бога», безвременно выросший ребенок, которому невыносимо одиноко, ставит в плеере именно эту песню.

Любимый святой неаполитанцев –– Януарий Беневентский, он же Сан Дженнаро, раннехристианский мученик, небесный покровитель города. Второй по популярности святой –– Пий Пьетрельчинский, он же Падре Пио, самый известный капуцин ХХ века, небесный покровитель всех, кто помнит его имя. Стоит ли говорить, что оба имени здесь помнит каждый. И вместе с тем порой кажется, что для жителей этого города, который, по словам Жана Кокто, гораздо святее Рима, на самом деле нет ничего святого. В начале нового фильма Паоло Соррентино престарелый боргезе с сальными глазами, разъезжающий по городу на «роллс-ройсе», говорит отчаявшейся забеременеть и на этой почве выживающей из ума женщине, что он –– Сан Дженнаро, а когда она ему доверяется, ведет ее в заброшенный палаццо, где не только совершает некое «чудо», но и лапает ее за задницу. Ближе к концу фильма мы видим сцену, в которой мелкотравчатый каморрист принимает ванну, а на расстоянии вытянутой руки, в раковине, рядом с намыленной мочалкой, валяется статуэтка Падре Пио. Этот город и есть рука Бога. Его раскрытая ладонь. Но, как мы уже знаем, никого это не заботит, ведь каждый занят исключительно собой.

Любимый футбольный клуб неаполитанцев — «Наполи», в составе которого с 1984 по 1991 годы играл Диего Марадона. Наряду с Сан Дженнаро и Падре Пио Марадо́на почитается в этом городе как святой. В новом фильме Паоло Соррентино он совершает самое настоящее чудо. Спасает главному герою жизнь.

«Рука Бога» –– фильм про неаполитанцев. Про Неаполь. И про мальчика, которому этот город не подходил.

Старшеклассник Фабио (все называют его Фабьетто) живет в Вомеро — привилегированном районе Неаполя, стоящем на удаленном от центра холме. Подросток, растущий в Вомеро, зачастую не знает остального города. По словам Соррентино (он сам родом оттуда), свои вылазки на улицы Неаполя он начал как раз в юношеском возрасте. До этого его жизнь была в целом ограничена пределами родного двора — того самого, что детально показан в фильме. «Рука Бога» представляет собой, по сути, поэтизированный мемуар, а Фабьетто, мальчик с профилем фландреновского «Юноши на берегу моря» (эту картину режиссер косвенно процитирует в фильме), есть не что иное, как до определенной степени усеченное (персонаж покинет город примерно в 17 лет, автор окончательно выберется из Неаполя в 37) альтер эго самого Соррентино.

Мама жонглирует апельсинами во время большого семейного застолья. Любимая тетя (Фабьетто втайне ее вожделеет, впрочем, для тети это никакая не тайна) сидит в незапахнутой ночнушке, обнажив невообразимо прекрасную грудь. Отец насвистывает в телефонную трубку секретный джингл — так родители признаются друг другу в любви, не говоря ни слова, и мама, услышав сквозь помехи шесть знакомых нот, за все его прощает. Живущая этажом выше баронесса, попеременно напоминающая то фею-крестную из детских сказок, то бефану из святочных страшилок, каждым своим появлением сообщает обыденности атмосферу сказки. В поисках статистов для нового фильма Неаполь посещает Федерико Феллини. Неправдоподобные слухи оказываются правдой: клуб «Наполи» действительно покупает Диего Марадону. Трансляцию футбольного матча смотрят, расположившись на балконах, всем двором.

Первая половина фильма — последняя глава детства Фабьетто, и состоит она из не всегда связанных между собой вспышек счастья, способного унять любую боль, место которой никогда не пустует. А потом все заканчивается. Родители Фабьетто отправляются на пару дней в недавно достроенный загородный дом (мечта отца, осуществленная по его собственному проекту). В первый же вечер они засыпают, сидя у камина, и дело то ли в не до конца выдвинутой заслонке, то ли в ошибке печника — умирают от угарного газа. Фабьетто не поехал с ними. Остался в городе, чтобы посмотреть игру «Наполи». Тебя спас Марадона, скажут ему на похоронах. È stata la mano di Dio. Это была рука Бога.

Неаполь, очерченный пределами родного двора, пустеет. И Фабьетто выходит за его пределы, чтобы убедиться, что от трехтысячелетней истории для него там ничего не осталось. Это город его родителей, которых больше нет. Это город его детства, которое закончилось. А значит, нет больше и города. Есть пустышка, болванка, картинка на заднике.

Чтобы по-настоящему оценить «Руку Бога», вероятно, не стоит начинать знакомство с фильмографией Паоло Соррентино с этого фильма. Это своего рода эпилог к тому, что было до. Режиссер здесь отвечает — как своим постоянным зрителям, так и недоброжелателям, — почему все, что вы видели раньше, выглядело именно так, откуда все эти сквозные мотивы, повторяющиеся темы, бесконечные вариации. Вот и гадайте теперь, чего ждать от меня дальше, как бы говорит Соррентино, — возможно, нам, а возможно, самому себе. Открытый финал фильма совпадает с открытым финалом большого пласта биографии художника, находящегося на пике формы. «Знаете, что вас ждет, когда вы выйдете отсюда? — спрашивает героя в другом его фильме главный врач швейцарского санатория. — Нет. Что? — Молодость».

За финальными титрами, за наступившей темнотой, по ту сторону экрана история Фабьетто соединяется с историей другого мальчика, тоже рано потерявшего родителей и так же рано решившего, что хочет стать кинорежиссером. Потому что однажды он мельком видел Феллини. Потому что безответно влюбился в актрису. Потому что как-то раз присутствовал на съемках, а некоторое время спустя посмотрел, что из этого вышло: стал свидетелем того, как нелепо болтавшийся вниз головой человек, подвешенный на веревке к стеклянной крыше Галереи Умберто, одного из главных рукотворных чудес Неаполя, на экране обретает болезненную грацию, а его печаль, на съемках казавшаяся скукой, оказывается способна, пускай отчасти, утолить твою.

Фабьетто знает наперед: если ты хочешь снимать честные фильмы, то обречен снова и снова возвращаться к своей самой личной истории. Вот только для того, чтобы начать ее рассказывать, тебе необходимо заново ее обрести. И есть лишь одно место, во всяком случае, ему известно лишь одно, где история длится вечно, в том числе история Фабьетто, он же Джеппино, он же Ленни, он же Паолино (ну или Паоло, как все называют его теперь). Вечный город. Туда наш герой и отправится.

Он прощается с неаполитанцами, с теми, кого знал, заглянув напоследок в лицо каждому. С Неаполем он прощается не глядя — вместо этого, сев в поезд, идущий по маршруту «Наполи Чентрале — Рома Термини», он ставит в плеере песню Пино Даниэле: в ней есть все, что необходимо знать о его родном городе, все, что о нем следует помнить. Прислонившись к окну, Фабьетто закрывает глаза. Его ждет великая красота.