Прочитать рассказ джека лондона костер

Старый коскуш жадно прислушивался. его зрение давно угасло, но слух оставался по-прежнему острым, улавливая малейший звук, а мерцающее под высохшим

Старый Коскуш жадно прислушивался. Его зрение давно угасло, но слух оставался по-прежнему острым, улавливая малейший звук, а мерцающее под высохшим лбом сознание было безучастным к грядущему. А, это пронзительный голос Сит-Кум-То-Ха; она с криком бьет собак, надевая на них упряжь. Сит-Кум-То-Ха — дочь его дочери, но она слишком занята, чтобы попусту тратить время на дряхлого деда, одиноко сидящего на снегу, всеми забытого и беспомощного. Пора сниматься со стоянки. Предстоит далекий путь, а короткий день не хочет помедлить. Жизнь зовет ее, зовут работы, которых требует жизнь, а не смерть. А он так близок теперь к смерти.

Мысль эта на минуту ужаснула старика, и он протянул руку, нащупывая дрожащими пальцами небольшую кучку хвороста возле себя. Убедившись, что хворост здесь, он снова спрятал руку под износившийся мех и опять стал вслушиваться.

Сухое потрескивание полузамерзшей оленьей шкуры сказало ему, что вигвам вождя уже убран, и теперь его уминают в удобный тюк. Вождь приходился ему сыном, он был рослый и сильный, глава племени и могучий охотник. Вот его голос, понукающий медлительных женщин, которые собирают пожитки. Старый Коскуш напряг слух. В последний раз он слышит этот голос. Сложен вигвам Джиохоу и вигвам Тускена! Семь, восемь, десять… Остался, верно, только вигвам шамана, укладывавшего свой вигвам на нарты. Захныкал ребенок; женщина стала утешать его, напевая что-то тихим гортанным голосом. Это маленький Ку-Ти, подумал старик, капризный ребенок и слабый здоровьем. Может быть, он скоро умрет, и тогда в мерзлой земле тундры выжгут яму и набросают сверху камней для защиты от росомах. А впрочем, не все ли равно? В лучшем случае проживет еще несколько лет и будет ходить чаще с пустым желудком, чем с полным. А в конце концов смерть все равно дождется его — вечно голодная и самая голодная из всех.

Что там такое? А, это мужчины увязывают нарты и туго затягивают ремни. Он слушал, — он, который скоро ничего не будет слышать. Удары бича со свистом сыпались на собак. Слышишь, завыли! Как им ненавистен трудный путь! Уходят! Нарты за нартами медленно скользят в тишину. Ушли. Они исчезли из его жизни, и он один встретит последний тяжкий час. Нет, вот захрустел снег под мокасинами. Рядом стоял человек; на его голову тихо легла рука. Как добр к нему сын! Он вспомнил других стариков, их сыновья уходили вместе с племенем. Его сын не таков. Старик унесся мыслями в прошлое, но голос молодого человека вернул его к действительности.

— Тебе хорошо? — спросил сын.

И старик ответил:

— Да, мне хорошо.

— Около тебя есть хворост, — продолжал молодой, — костер горит ярко. Утро серое, мороз спадает. Скоро пойдет снег. Вот он уже идет.

— Да, он уже идет.

— Люди спешат. Их тюки тяжелы, а животы подтянуло от голода. Путь далек, и они идут быстро. Я ухожу. Тебе хорошо?

— Мне хорошо. Я словно осенний лист, который еле держится на ветке. Первое дуновение ветра — и я упаду. Мой голос стал как у старухи. Мои глаза больше не показывают дорогу ногам, а ноги отяжелели, и я устал. Все хорошо.

Довольный Коскуш склонил голову и сидел так, пока не замер вдали жалобный скрип снега; теперь он знал, что сын уже не слышит его призыва. И тогда рука его поспешно протянулась за хворостом. Только эта вязанка отделяла его от зияющей перед ним вечности. Охапка сухих сучьев была мерой его жизни. Один за другим сучья будут поддерживать огонь, и так же, шаг за шагом, будет подползать к нему смерть. Когда последняя ветка отдаст свое тепло, мороз примется за дело. Сперва сдадутся ноги, потом руки, под конец оцепенеет тело. Голова его упадет на колени, и он успокоится. Это легко. Умереть суждено всем.

Коскуш не жаловался. Такова жизнь, и она справедлива. Он родился и жил близко к земле, и ее закон для нее не нов. Это закон всех живых существ. Природа не милостива к отдельным живым существам. Ее внимание направлено на виды, расы. На большие обобщения примитивный ум старого Коскуша был не способен, но это он усвоил твердо. Примеры этому он видел повсюду в жизни. Дерево наливается соками, распускаются зеленые почки, падает желтый лист — и круг завершен. Но каждому живому существу природа ставит задачу. Не выполнив ее, оно умрет. Выполнит — все равно умрет. Природа безучастна: покорных ей много, но вечность суждена не покорным, а покорности. Племя Коскуша очень старо. Старики, которых он помнил, еще когда был мальчиком, помнили стариков до себя. Следовательно, племя живет, оно олицетворяет покорность всех своих предков, самые могилы которых давно забыты. Умершие не в счет; они только единицы. Они ушли, как тучи с неба. И он тоже уйдет. Природа безучастна. Она поставила жизни одну задачу, дала один закон. Задача жизни — продолжение рода, закон ее — смерть. Девушка — существо, на которое приятно посмотреть. Она сильная, у нее высокая грудь, упругая походка, блестящие глаза. Но задача этой девушки еще впереди. Блеск в ее глазах разгорается, походка становится быстрее, она то смела с юношами, то робка и заражает их своим беспокойством. И она хорошеет день ото дня; и, наконец, какой-нибудь охотник берет ее в свое жилище, чтобы она работала и стряпала на него и стала матерью его детей. Но с рождением первенца красота начинает покидать женщину, ее походка становится тяжелой и медленной, глаза тускнеют и меркнут, и одни лишь маленькие дети с радостью прижимаются к морщинистой щеке старухи, сидящей у костра. Ее задача выполнена. И при первой угрозе голода или при первом длинном переходе ее оставят, как оставили его, — на снегу, подле маленькой охапки хвороста. Таков закон жизни.

Коскуш осторожно положил в огонь сухую ветку и вернулся к своим размышлениям. Так бывает повсюду и во всем. Комары исчезают при первых заморозках. Маленькая белка уползает умирать в чащу. С годами заяц тяжелеет и не может с прежней быстротой ускакать от врага. Даже медведь слепнет к старости, становится неуклюжим и в конце концов свора визгливых собак одолевает его. Коскуш вспомнил, как он сам бросил своего отца в верховьях Клондайка, — это было той зимой, когда к ним пришел миссионер со своими молитвенниками и ящиком лекарств. Не раз облизывал Коскуш губы при воспоминании об этом ящике, но сейчас у него во рту уже не было слюны. В особенности вспоминался ему «болеутолитель». Но миссионер был обузой для племени, он не приносил дичи, а сам ел много, и охотники ворчали на него. В конце концов он простудился на реке около Мэйо, а потом собаки разбросали камни и подрались из-за его костей.

Коскуш снова подложил хворосту в костер и еще глубже погрузился в мысли о прошлом. Во время Великого Голода старики жались к огню и роняли с уст туманные предания старины о том, как Юкон целых три зимы мчался, свободный ото льда, а потом стоял замерзший три лета. В этот голод Коскуш потерял свою мать. Летом не было хода лосося, и племя с нетерпением дожидалось зимы и оленей. Зима наступила, но олени не пришли вместе с ней. Такое никогда не бывало даже на памяти стариков. Олени не пришли, и это был седьмой голодный год. Зайцы не плодились, а от собак остались только кожа да кости. И дети плакали и умирали в долгой зимней тьме, умирали женщины и старики, и из каждых десяти человек только один дожил до весны и возвращения солнца. Да, вот это был голод!

Но он видел и времена изобилия, когда мяса было столько, что оно портилось, и разжиревшие собаки совсем обленились, — времена, когда мужчины смотрели на убегающую дичь и не убивали ее, а женщины были плодовиты, и в вигвамах возились и ползали мальчики и девочки. Мужчины стали тогда заносчивы и чуть что вспоминали прежние ссоры. Они перевалили через горы на юг, чтобы истребить племя пелли, и на запад, чтобы полюбоваться на потухшие огни племени танана. Старик вспомнил, что еще мальчиком он видел в год изобилия, как волки задрали лося. Зинг-Ха лежал тогда вместе с ними на снегу, — Зинг-Ха, который стал потом искусным охотником и кончил тем, что провалился в полынью на Юконе. Ему удалось выбраться из нее только до половины — так его и нашли через месяц примерзшим ко льду.

Так вот — лось. Он и Зинг-Ха пошли в тот день поиграть в охоту, подражая своим отцам. На замерзшей реке они наткнулись на свежий след лося и на следы гнавшихся за ним волков.

— Старый, — сказал Зинг-Ха, умевший лучше разбирать следы. — Старый. Отбился от стада. Волки отрезали его от братьев и теперь не выпустят.

Так оно и было. Таков волчий обычай. Днем и ночью, без отдыха, они будут с рычаньем преследовать его по пятам, щелкать зубами у самой его морды и не отстанут от него до конца. Кровь закипела у обоих мальчиков. Конец охоты — на это стоит посмотреть.

Сгорая от нетерпения, они шли все дальше и дальше, и даже он, Коскуш, не обладавший острым зрением и навыками следопыта, мог бы идти вперед с закрытыми глазами — так четок был след. Он был совсем свежий, и они на каждом шагу читали только что написанную мрачную трагедию погони. Вот здесь лось остановился. Во все стороны на расстоянии в три человеческих роста снег был истоптан и взрыт. Посредине глубокие отпечатки разлатых копыт лося, а вокруг более легкие следы волков. Некоторые, пока их собратья бросались на жертву, видимо, отдыхали, лежа на снегу. Отпечатки их туловищ были так ясны, словно это происходило всего лишь минуту тому назад. Один волк попался под ноги обезумевшей жертве и был затоптан насмерть. Куча костей, чисто обглоданных, подтверждала это.

Они снова замедлили ход своих лыж. Вот здесь тоже происходила отчаянная борьба. Дважды опрокидывали лося наземь, — как свидетельствовал снег, — и дважды он сбрасывал своих противников и снова поднимался на ноги. Он давно выполнил свою задачу, но жизнь была дорога ему. Зинг-Ха сказал: «Никогда не бывало, чтобы раз опрокинутый лось снова встал на ноги». Но этот встал.

Когда потом они рассказывали об этом шаману, он счел это чудом и каким-то предзнаменованием.

Наконец, они подошли к тому месту, где лось хотел подняться на берег и скрыться в лесу. Но враги насели на него сзади, и он стал на дыбы и опрокинулся навзничь, придавив двух из них. Они так и остались лежать в снегу, не тронутые своими собратьями, ибо погоня близилась к концу. Еще два места битвы мелькнули мимо, одно вслед за другим. Теперь след покраснел от крови и плавный шаг крупного зверя стал неровным и спотыкающимся. И вот они услышали первые звуки битвы — не громогласный хор охоты, а короткий отрывистый лай, говоривший о близости волчьих зубов к бокам лося. Держась против ветра, Зинг-Ха полз на животе по снегу, а за ним полз Коскуш — тот, кому предстояло с годами стать вождем своего племени. Они отвели в сторону ветки молодой ели и выглянули из-за них. И увидели самый конец битвы.

Зрелище это, подобно всем впечатлениям юности, до сих пор было еще свежо в памяти Коскуша, и конец погони стал перед его потускневшим взором так же ярко, как в те далекие времена. Коскуш изумился этому, ибо в последующие дни, будучи вождем мужей и главой совета, он совершил много великих деяний — даже если не говорить о чужом белом человеке, которого он убил ножом в рукопашной схватке, — и имя его стало проклятием в устах людей племени пелли.

Долго еще Коскуш размышлял о днях своей юности, и, наконец, костер стал потухать, и мороз усилился. На этот раз он подбросил в огонь сразу две ветки, и теми, что остались, точно измерил свою власть над смертью. Если бы Сит-Кум-То-Ха подумала о деде и собрала охапку побольше, часы его жизни продлились бы. Разве это так трудно? Но ведь Сит-Кум-То-Ха всегда была беззаботная, а с тех пор как Бобр, сын Зинг-Ха, впервые бросил на нее взгляд, она совсем перестала чтить своих предков. А впрочем, не все ли равно? Разве он в дни своей резвой юности поступал по-иному?

С минуту Коскуш вслушивался в тишину. Может быть, сердце его сына смягчится и он вернется назад с собаками и возьмет своего старика отца вместе со всем племенем туда, где много оленей с тучными от жира боками.

Коскуш напряг слух, его мозг на мгновение приостановил свою напряженную работу. Ни звука — тишина. Посреди полного молчания слышно лишь его дыхание. Какое одиночество! Чу! Что это? Дрожь пошла у него по телу. Знакомый протяжный вой прорезал безмолвие. Он раздался где-то близко. И перед незрячими глазами Коскуша предстало видение: лось, старый самец, с истерзанными, окровавленными боками и взъерошенной гривой, гнет книзу большие ветвистые рога и отбивается ими из последних сил. Он видел мелькающие серые тела, горящие глаза, клыки, слюну, стекающую с языков. И он видел, как круг неумолимо сжимается все тесней и тесней, мало-помалу сливаясь в черное пятно посреди истоптанного снега.

Холодная морда ткнулась ему в щеку, и от этого прикосновения мысли его перенеслись в настоящее. Он протянул руку к огню и вытащил головешку. Уступая наследственному страху перед человеком, зверь отступил с протяжным воем, обращенным к собратьям. И они тут же ответили ему, и брызжущие слюной волчьи пасти кольцом сомкнулись вокруг костра. Старик прислушался, потом взмахнул головешкой и фырканье сразу перешло в рычанье; звери не хотели отступать. Вот один подался грудью вперед, подтягивая за туловищем и задние лапы, потом второй, третий; но ни один не отступил назад. Зачем цепляться за жизнь? — спросил Коскуш самого себя и уронил пылающую головню на снег. Она зашипела и потухла. Волки тревожно зарычали, но не двигались с места. Снова Коскуш увидел последнюю битву старого лося и тяжело опустил голову на колени. В конце концов не все ли равно? Разве не таков закон жизни?

Àëåêñàíäð Êóïðèí.
Çàìåòêà î Äæåêå Ëîíäîíå

   Êàê ýòî íè ñòðàííî, íî â Àìåðèêå, â ñòðàíå øòàìïà, äåëîâûõ ëþäåé è áåçäàðíîñòåé, ïîÿâèëñÿ íîâûé ïèñàòåëü — Äæåê Ëîíäîí. Ñóäÿ ïî åãî áèîãðàôèè, äîâîëüíî íåñâÿçíî ïåðåäàííîé ïåðåâîä÷èöåé, îí ñàì áûë ðàáî÷èì â ïðèïîëÿðíîì Êëîíäàéêå, ñòàëî áûòü, ðûë çåìëþ, äîáûâàë çîëîòî è äðóæèë èëè ññîðèëñÿ ñ âûìèðàþùèìè èíäåéñêèìè ïëåìåíàìè.

   È ýòèì áèîãðàôè÷åñêèì ÷åðòàì íåâîëüíî âåðèøü, êîãäà ÷èòàåøü ðàññêàçû òàëàíòëèâîãî ïèñàòåëÿ.  íèõ ÷óâñòâóåòñÿ æèâàÿ, íàñòîÿùàÿ êðîâü, ãðîìàäíûé ëè÷íûé îïûò, ñëåäû ïåðåíåñåííûõ â äåéñòâèòåëüíîñòè ñòðàäàíèé, òðóäîâ è íàáëþäåíèé. Ïîòîìó-òî ýêçîòè÷åñêèå ïîâåñòè Ëîíäîíà, îáëå÷åííûå âåÿíèåì èñêðåííîñòè è åñòåñòâåííîãî ïðàâäîïîäîáèÿ, ïðîèçâîäÿò òàêîå ÷àðóþùåå, íåîòðàçèìîå âïå÷àòëåíèå. Ýòîò àìåðèêàíåö ãîðàçäî âûøå Áðåò-Ãàðòà; îí ñòîèò íà îäíîì óðîâíå ñ Êèïëèíãîì — ýòèì óäèâèòåëüíûì áûòîïèñàòåëåì çíîéíîé Èíäèè. Åñòü ìåæäó íèìè, íå êàñàÿñü òîíà, ñòèëÿ è ìàíåðû èçëîæåíèÿ, è åùå ðàçíèöà: Ä. Ëîíäîí ãîðàçäî ïðîùå, è ýòà ðàçíèöà â åãî ïîëüçó.

   Ïîêàìåñò ó íàñ åñòü òîëüêî äâà òîìà åãî ðàññêàçîâ: «Áåëîå áåçìîëâèå» è «Çàêîí æèçíè». «Áåëîå áåçìîëâèå» — ýòî òðóäíî ñêàçàòü ÷òî: ïîâåñòü èëè ïîýìà èç æèçíè çîëîòîèñêàòåëåé â Êëîíäàéêå, ãäå ñîâåðøàþòñÿ ïåðååçäû â òûñÿ÷ó âåðñò íà ñîáàêàõ è íà îëåíÿõ, ïðè ìîðîçå â øåñòüäåñÿò ãðàäóñîâ, ãäå ÷åëîâå÷åñêàÿ æèçíü ïî÷òè íè âî ÷òî íå ñ÷èòàåòñÿ, ãäå äàæå ñëó÷àéíî ñêàçàííîå ñëîâî äåðæèòñÿ êðåïêî, êàê çàêîí.

   Îäèí èç ñàìûõ î÷àðîâàòåëüíûõ åãî ðàññêàçîâ çàêëþ÷àåòñÿ â ïðîñòîé, íåñëîæíîé è î÷åíü èçÿùíîé ôàáóëå: äâà çîëîòîèñêàòåëÿ — àíãëè÷àíèí è èðëàíäåö — ïîññîðèëèñü èç-çà ïóñòÿêîâ. Ðåøèëè ñòðåëÿòüñÿ. Íî ñòàðûé, îïûòíûé ÷åëîâåê, íà ðóêàõ êîòîðîãî, âåðîÿòíî, çàïåêëîñü ìíîãî ÷åëîâå÷åñêîé êðîâè, íå ïîçâîëÿåò òîâàðèùàì äåëàòü ýòîãî. È îí ïðèáåãàåò ê î÷åíü ïðîñòîìó è îñòðîóìíîìó ðåøåíèþ. Îí ãîâîðèò:

   — Ñòðåëÿéòåñü, íî êòî èç âàñ îñòàíåòñÿ æèâûì, òîãî ÿ çàñòðåëþ.

   À ñëîâî ýòîãî ÷åëîâåêà áûëî èçâåñòíî âî âñåé îáëàñòè íà ïðîòÿæåíèè äåñÿòêîâ òûñÿ÷ âåðñò è äàæå ñðåäè èíäåéñêèõ ïëåìåí. Ê ñ÷àñòüþ, èìïðîâèçèðîâàííàÿ äóýëü ðàçîøëàñü.

   Íî êîãäà òîâàðèù ýòîãî àðáèòðà ñïðîñèë åãî íà óõî: «À â ñàìîì äåëå, çàñòðåëèë áû òû åãî?» — òîò îòâåòèë: «Ïðàâî, ÿ ñàì íå çíàþ».

   ß âûáðàë íàóäà÷ó ïåðâûé ïîïàâøèéñÿ ðàññêàç Äæåêà Ëîíäîíà. Íî âcå îíè â òîì æå òîíå è â âåñåëîì, áåççàñòåí÷èâîì ñîäåðæàíèè.

   Ïðèâåäó âêðàòöå ñîäåðæàíèå è äðóãîãî ðàññêàçà èç ïåðâîãî òîìà — «Áåëîå áåçìîëâèå», ïî çàãëàâèþ êîòîðîãî íàçâàí è âåñü òîì. Äâà çîëîòîèñêàòåëÿ è æåíà îäíîãî èç íèõ, ìåòèñêà-ïîëóèíäèàíêà, ñîâåðøàþò ãåðîè÷åñêè òÿæåëûé ïóòü íà ñîáàêàõ ÷åðåç âåñü ìàòåðèê. Äî áëèæàéøåãî æèëüÿ íì îñòàëîñü íåñêîëüêî ñîòåí âåðñò. Ïðèïàñû íà èñõîäå, äà è òå ðàñõèùàþò ñîáàêè, äî òàêîé ñòåïåíè îçëîáëåííûå ãîëîäîì è íåïîñèëüíûì òðóäîì, ÷òî èõ ïðèõîäèòñÿ ïîä÷èíÿòü ñåáå, êàê äèêèõ çâåðåé. Âîêðóã ïóòíèêîâ ñíåã è òèøèíà— «áåëîå áåçìîëâèå». È âîò îäíîãî èç òîâàðèùåé— æåíàòîãî — ïîñòèãàåò ðîêîâîå íåñ÷àñòèå. Íà íåãî ïàäàåò ñòîëåòíÿÿ ñîñíà è ïðèäàâëèâàåò ê çåìëå, ðàçäðîáèâ åìó ïîçâîíî÷íèê. Íàïðàñíî îí óïðàøèâàåò ñâîèõ ñïóòíèêîâ îñòàâèòü åãî íà ïðîèçâîë ñóäüáû, ïîòîìó ÷òî ïðèïàñû èäóò ê êîíöó. Îíè îñòàþòñÿ ïðè íåì öåëûå ñóòêè, äî åãî ïîñëåäíåãî âçäîõà. Ñàìàÿ ñìåðòü åãî ïðîñòà, òðîãàòåëüíà è, íåñìîòðÿ íà ñòðàøíûå ìó÷åíèÿ, ãåðîè÷åñêè ñïîêîéíà. Äëÿ òîãî ÷òîáû âîëêè íå ñîæðàëè òðóïà, åãî òîâàðèù ïðèáåãàåò ê ñòàðîìó, íî íåîáû÷íîìó äëÿ íàñ ñïîñîáó ïîõîðîí. Îí ñâÿçûâàåò äâå âåðõóøêè äåðåâüåâ è ïðèêðåïëÿåò ê íèì òðóï ñâîåãî äðóãà. Çàòåì îí è æåíùèíà ïðîäîëæàþò ïóòü. «Çàêîí æèçíè» — ýòî èñòîðèÿ âûìèðàíèÿ èíäåéñêèõ ïëåìåí ïîä íàòèñêîì àìåðèêàíñêîé, èëè, âñå ðàâíî, êàê åå òàì íàçâàòü, åâðîïåéñêîé êóëüòóðû.

   Âñÿ äóøà è âñå ñåðäöå Ëîíäîíà íà ñòîðîíå ýòèõ âûìèðàþùèõ äèêàðåé — ãîñòåïðèèìíûõ, êðîòêèõ, âîèíñòâåííûõ, òåðïåëèâî ïåðåíîñÿùèõ âñÿêóþ áîëü, âåðíûõ â äðóæáå, íî íå ñòåñíÿþùèõñÿ ñúåñòü òðóï ñâîåãî îòöà.

   Íî ñïîêîéíûé óì åâðîïåéöà íåâîëüíî çàñòàâëÿåò åãî ñèìïàòèçèðîâàòü çàâîåâàòåëÿì ýòîé óäèâèòåëüíîé è ñîâñåì ñâîåîáðàçíîé ñòðàíû.

   Òóò-òî Ëîíäîí íà÷èíàåò äâîèòüñÿ: â íåì ÷óâñòâóåòñÿ ôàëüøü, èñõîäÿùàÿ íå èç ñåðäöà, à îò åâðîïåéñêîãî óñëóæëèâîãî óìà.

   È òåì íå ìåíåå â ýòîì òîìå åñòü ïðåêðàñíûå, ìóæåñòâåííî-æåñòîêèå, óäèâèòåëüíûå ðàññêàçû. «Çàêîí æèçíè», íåñîìíåííî, ëó÷øàÿ âåùü. È êàê îíà ïðîñòà ïî ñîäåðæàíèþ!

   Èíäåéñêîå ïëåìÿ óõîäèò íà íîâûå ìåñòà. Îñòàåòñÿ îäèí ëèøü äðÿõëûé ñòàðèê. Åãî íå áåðóò ñ ñîáîþ, îí áóäåò ïîìåõîé äëÿ îõîòíèêîâ è ëèøíèì ðòîì â ïëåìåíè. È âîò îí îñòàåòñÿ îäèí ñðåäè ñíåæíîé ïóñòûíè. Ó íåãî íåìíîãî ïèùè è êîñòåð, êîòîðûé âîò-âîò ïîãàñíåò, à êðóãîì óæå ñîáèðàþòñÿ âîëêè. Íî ó ñòàðèêà íåò íè ñòðàõà, íè çëîáû, íè ñîæàëåíèÿ. Ýòî çàêîí æèçíè,— ãîâîðèò îí. Òàê æå è îí ñàì, áóäó÷è êîãäà-òî âîæäåì, ïîñòóïàë ñ áîëüíûìè è ñòàðèêàìè. Çàêîí æèçíè! Ìåä- ëåííî, øàã çà øàãîì, ïåðåáèðàåò îí âñþ ñâîþ æèçíü… Íàêîíåö êîñòåð òóõíåò…

   Òàêîâ â áîëüøèíñòâå ðàññêàçîâ ýòîò îðèãèíàëüíûé è ÷ðåçâû÷àéíî òàëàíòëèâûé ïèñàòåëü, çàâîåâûâàþùèé ñåáå ìèðîâóþ èçâåñòíîñòü.  Ðîññèè îí ìàëî çíàêîì, ïîòîìó ÷òî åãî ìàëî èëè ëåíèâî ïåðåâîäÿò. Ãëàâíûå åãî äîñòîèíñòâà: ïðîñòîòà, ÿñíîñòü, äèêàÿ, ñâîåîáðàçíàÿ ïîýçèÿ, ìóæåñòâåííàÿ êðàñîòà èçëîæåíèÿ è êàêàÿ-òî îñîáåííàÿ, ñîáñòâåííàÿ óâëåêàòåëüíîñòü ñþæåòà.

——————————————————

   «Ñèíèé æóðíàë», 1911, 21 ìàÿ, No 22.

   

   

   

   

История создания

Рассказ «Костёр» (1908) был написан в период творческого расцвета Джека Лондона и напечатан в сборнике «Потерявший лицо».

Литературное направление и жанр

Джек Лондон – американский писатель реалистического направления. Рассказ «Костёр» развивает северную тематику в его творчестве. Описание противостояния человека и природы на суровом Севере требует определённой доли натурализма, но это не самоцель писателя. Для реалиста важны причинно-следственные связи, его интересуют психология героя, мотивы его поступков, внутренние источники сил для сопротивления.

Тема, основная мысль, проблематика

Тема рассказа – противостояние человека и суровой северной природы. Основная мысль не лежит на поверхности. В борьбе человек погибает, но погибает достойно, как сильный противник. Причина его гибели в том, что он переоценил свои человеческие возможности. Царя природы погубило противостояние с природой, к которой нужно было приспособиться. Важным образом для раскрытия этой идеи становится образ собаки, которая, будучи частью природы, не противостоит ей, да и человека воспринимает как одну из природных сил.

Проблема рассказа – это проблема физической и психологической выносливости человека. Джек Лондон поражается тому, что человек, слабое физически существо, на жизнь которого влияет понижение температуры на лишних 10 градусов, всё же рискует сразиться со «сплошной белизной» Севера.

Сюжет и композиция

Действие рассказа происходит в Заполярье в конце зимы. Это становится понятным, потому что герой знает, что через несколько дней солнце, которое давно уже не поднималось, впервые покажется за горизонтом. Автор подробно и географически точно описывает местность, где происходит событие, дорогу, проложенную по руслу реки Юкон.

Автор описывает один день из жизни героя, последний его день. Человек собирался пройти в обход тот путь, который его товарищи совершили через перевал. Поступок героя имел практический смысл: он должен был проверить, можно ли весной переправить сплавной лес с островов на реке.

Герой оказывается в поле зрения читателя в 9 утра. Он собирается дойти до лагеря к шести вечера, когда уже стемнеет. Человек не отклоняется от маршрута, делая 40 миль в час, по руслу ручья Гендерсона собирается дойти до развилины и позавтракать там припасёнными бутербродами.

И в тот момент, когда читатель почти успокаивается и надеется, что беспечный герой всё-таки дойдёт, для читателя открывается новая опасность: в насквозь промёрзшем ручье есть родники, так что вода перемежается со льдом, а под снегом родник незаметен. Но можно провалиться и промочить ноги, «а промочить ноги в такую стужу не только неприятно, но и опасно».

Герой несколько раз счастливо избегал ловушек, а однажды заставил идти вперёд собаку. Дойдя до развилины ручья, герой убедился, что коченеет. С помощью разведённого костра «он перехитрил мороз хотя бы на время».

После развилины «случилась беда»: человек провалился и промочил ноги. Сначала этот факт вызывает в нём только досаду: придётся опоздать на час, потому что в такой мороз нужно развести костёр и высушить ноги. Когда человеку удаётся развести костёр, он понимает, что спасён. Читатель вздыхает с облегчением. Но случается новая беда: костёр, разведённый под елью, засыпает снегом. С этого момента надежды для героя не остаётся: «Человеку стало страшно, словно он услышал свой смертный приговор».

Герой сразу смиряется с тем, что пальцы на ногах спасти уже не удастся. Сцена повторного разведения костра описана очень подробно. Автор вглядывается в каждую травинку, которую подкладывает в огонь герой. Но из-за потери чувствительности пальцев человеку не удаётся подержать зажжённое слабое пламя: «Податель огня не выполнил своей задачи».

Кульминационная сцена борьбы обезумевшего человека с собакой, которую он хотел убить, чтобы погреть руки в её тёплом теле, показывает, что собака как часть природы всё равно победит.

Человек решил бежать до лагеря, борясь с мыслями о смерти, но «мороз брал верх над ним». Смирившись, человек принял смерть достойно, «погрузился в такой сладостный и успокоительный сон, какого не знавал за всю свою жизнь».

Герои рассказа

У героя рассказа нет имени. Он называется просто «человек». Но это не значит, что человека читатель видит с точки зрения собаки. Рассказчик в рассказе скорее подобен высшей силе, наблюдающей за попытками человека достичь своей цели. От этого проницательного рассказчика не скрыты ни мысли, ни чувства, ни мотивы поступков героя. Он всё видит, но ни во что не вмешивается. От рассказчика читатель узнаёт, что настоящая температура – не 50, а 75 градусов ниже нуля.

Путешествие героя в одиночестве можно считать недалёким, глупым или дерзким поступком. Но причина такого поведения в том, что герой был новичком в этой стране и «на свою беду, не обладал воображением». Поэтому он и умер, что не смог себе представить, что мороз ниже 50 градусов делает с человеком, какая мучительная смерть его ждёт.

Такая особенность воображения героя не равнозначна его глупости. Наоборот, «он зорко видел и быстро схватывал явления жизни, но только явления, а не их внутренний смысл». Герой – человек рациональный, привыкший доверять только своему разуму и своим рассуждениям. Потому он и не пользуется своей интуицией, чутьём, которое дано вместо разума собаке. Его не пугают страшные погодные предзнаменования, то, что плевок замерзает не на снегу, а в воздухе. Следующим предупреждением становятся немеющие нос и скулы, которые человек машинально растирает всю дорогу.

Человека пугает не столько то, что его рука без рукавицы через минуту закоченела, сколько то, что он перестаёт чувствовать пальцы рук и ног, ведь это признак обморожения.

Смерть подкрадывается к герою постепенно, автор использует для приём градации, чтобы рассказать о постепенном обморожении. Вот человек уже не может владеть своими руками, они болтаются отдельно от него. А вот чувствует себя Меркурием, летящим над землёй, потому что ноги потеряли чувствительность.

Герой имел опыт переходов при морозе 50 и 55 градусов. Он рассчитал время перехода, скорость движения, он хорошо знал маршрут (движение по ручью Гендерсона, завтрак в развалинах).

Казалось, герой предвидел всё. Он взял с собой завтрак (пропитанные жиром лепёшки, переложенные толстыми ломтями поджаренного сала), спрятал его под рубашку, чтобы не замёрз. Герой защитился от мороза рукавицами, наушниками, мокасинами и толстыми носками, был одет в меховую куртку.

Чем большей опасности подвергается герой, тем чаще вспоминает старика с Серного ручья, который не советовал в морозы выходить в одиночестве. Герой убеждается в правоте старика: «Никогда не нужно быть слишком уверенным в себе».

Внешность героя описывается как бы между делом, позже, чем его одежда. У него густые усы и борода, широкие скулы. Внешность героя интересует рассказчика только с точки зрения пользы для борьбы с морозом. Она даётся в противопоставлении с собачьей приспособляемостью к суровым северным условиям. Если у собаки от дыхания морда покрыта инеем, то у человека появляется мешающий ему «намордник изо льда», «ледяная борода, плотная и жёлтая, как янтарь» — дань, которую платили «все, жующие табак».

Собака – полноценный герой рассказа. Рассказчик впервые упоминает о ней как бы между делом. Сам человек собаки будто не замечает.

Собака прекрасно приспособлена к морозу. Это собака местной породы, «рослая, с серой шерстью», очень похожая на волка и внешним видом, и повадками. Инстинкт предостерегал её от дальних переходов. Описание внешности животного говорит о том, что оно угнетено: она идёт за человеком понуро, потом покорно плетётся за человеком, опустив хвост. Автор раскрывает чувства, ощущения, желания собаки: её охватывает смутное чувство страха, она ждёт, что человек разведёт костёр, она жаждет огня или зарыться в снег и переждать лютый мороз.

Отношения человека и собаки нельзя назвать партнёрскими. Собака не друг человеку, да и человек ей не друг: «Она была его слугой, его рабом  и никогда не видела от него ласки». Крики человека напоминают ей удары бича. Человек пинками подгоняет животное на опасное место, чтобы проверить прочность льда. Но он же помогает собаке избавиться от льда между когтями передних лап, погрузившихся в воду. Для человека собака – всего лишь средство. Он не задумываясь собирается её убить, чтобы отогреть руки. В его бессильных объятьях символический смысл: природе нужно не противостоять, а приспосабливаться к ней, договариваться с ней.

По мере проигрыша морозу человек всё больше завидует собаке, «которой было тепло и надёжно в её шкуре». И всё-таки собака оказывается лучше человека. Она уходит к другим подателям корма и огня только после того, как чувствует запах смерти.

Художественные особенности

Рассказчик пристально наблюдает за своим героем. Он передаёт повторяющиеся, циклические мысли героя с помощью повторяющихся слов. Например, в первом предложении день дважды называется холодным и серым.

Противостояние человека и природы на протяжении рассказа подчёркивается мелкими деталями, которые показывают усиление этого противостояния (приём градации). Например, ледяной намордник, как будто надетый природой, чтобы обуздать человека, сначала не мешает ему, потом не даёт разговаривать, как бы лишая человеческой сущности, но в критической ситуации не позволяет взять зубами спичку.

Пейзаж рассказа апокалипсический при полной реалистичности: «Горб земного шара заслонял солнце от человека, который шёл, не отбрасывая тени». На фоне этого пейзажа события совершаются медленно, они монотонны. Таковы же и мысли героя. Это постоянно повторяющиеся мысли о пути, о морозе, о старике, предостерегавшем от дальних путешествий.

  • «Любовь к жизни», художественный анализ рассказа Джека Лондона

  • «Мартин Иден», художественный анализ романа Джека Лондона

  • «Любовь к жизни», краткое содержание рассказа Джека Лондона

  • «Мартин Иден», краткое содержание романа Джека Лондона

  • Джек Лондон, краткая биография

  • «Белый Клык», краткое содержание по главам повести Джека Лондона

  • «Белое Безмолвие», анализ рассказа Джека Лондона

  • «Белый Клык», анализ повести Джека Лондона

  • «Закон жизни», анализ рассказа Джека Лондона

  • «Бурый волк», анализ рассказа Джека Лондона

  • «Зов предков», анализ повести Лондона

  • «Зов предков», краткое содержание по главам повести Лондона

  • «Бурый волк», краткое содержание рассказа Джека Лондона

По писателю: Лондон Джек

Джек ЛОНДОН

КОСТЕР

Рассказ

Перевод с английского В. Топер

День едва занимался, холодный и серый — очень холодный и серый, когда человек свернул с тропы, проложенной по замерзшему Юкону, и стал подыматься на высокий берег, где едва заметная тропинка вела на восток сквозь густой ельник. Подъем был крутой, и, взобравшись наверх, он остановился перевести дух, а чтобы скрыть от самого себя эту слабость, деловито посмотрел на часы. Стрелки показывали девять. Солнца не было — ни намека на солнце в безоблачном небе, и поэтому, хотя день выдался ясный, все кругом казалось подернутым неуловимой дымкой, словно прозрачная мгла затемнила дневной свет. Но человека это не тревожило. Он привык к отсутствию солнца. Оно давно уже не показывалось, и человек знал, что пройдет еще несколько дней, прежде чем лучезарный диск на своем пути к югу подымется над горизонтом и мгновенно скроется из глаз.

Человек посмотрел через плечо в ту сторону, откуда пришел. Юкон, раскинувшись на милю в ширину, лежал под трехфутовым слоем льда. А лед был прикрыт такою же толстой пеленой снега. Девственно белый покров ложился волнистыми складками в местах ледяных заторов. К югу и к северу, насколько хватал глаз, была сплошная белизна; только очень тонкая темная линия, обогнув поросший ельником остров, извиваясь, уходила на юг и, так же извиваясь, уходила на север, где исчезала за другим поросшим ельником островом. Это была тропа, снежная тропа, проложенная по Юкону, которая тянулась на пятьсот миль к югу до Чилкутского перевала, Дайи и Соленой Воды, и на семьдесят миль к северу до Доусона, и еще на тысячу миль дальше до Нулато и до Сент-Майкла на Беринговом море — полторы тысячи миль снежного пути.

Но все это — таинственная, уходящая в бесконечную даль снежная тропа, чистое небо без солнца, трескучий мороз, необычайный и зловещий колорит пейзажа — не пугало человека. Не потому, что он к этому привык. Он был чечако, новичок в этой стране, и проводил здесь первую зиму. Просто он, на свою беду, не обладал воображением. Он зорко видел и быстро схватывал явления жизни, но только явления, а не их внутренний смысл. Пятьдесят градусов ниже нуля означало восемьдесят с лишним градусов мороза. Такой факт говорил ему, что в пути будет очень холодно и трудно, и больше ничего. Он не задумывался ни над своей уязвимостью, ни над уязвимостью человека вообще, способного жить только в узких температурных границах, и не пускался в догадки о возможном бессмертии или о месте человека во вселенной. Пятьдесят градусов ниже нуля предвещали жестокий холод, от которого нужно оградиться рукавицами, наушниками, мокасинами и толстыми носками. Пятьдесят градусов ниже нуля были для него просто пятьдесят градусов ниже нуля. Мысль о том, что это может означать нечто большее, никогда не приходила ему в голову.

Повернувшись лицом к тропинке, он задумчиво сплюнул длинным плевком. Раздался резкий внезапный треск, удививший его. Он еще раз сплюнул. И опять, еще в воздухе, раньше чем упасть на снег, слюна затрещала. Человек знал, что при пятидесяти градусах ниже нуля плевок трещит на снегу, но сейчас он затрещал в воздухе. Значит, мороз стал еще сильнее; насколько сильнее — определить трудно. Но это неважно. Цель его пути — знакомый участок на левом рукаве ручья Гендерсона, где его поджидают товарищи. Они пришли туда с берегов индейской реки, а он пошел в обход, чтобы посмотреть, можно ли будет весной переправить сплавной лес с островов на Юконе. Он доберется до лагеря к шести часам. Правда, к этому времени уже стемнеет, но там его будут ждать товарищи, ярко пылающий костер и горячий ужин. А завтрак здесь — он положил руку на сверток, оттопыривавший борт меховой куртки; завтрак был завернут в носовой платок и засунут под рубашку. Иначе лепешки замерзнут. Он улыбнулся про себя, с удовольствием думая о вкусном завтраке: лепешки были разрезаны вдоль и переложены толстыми ломтями поджаренного сала.

Он вошел в густой еловый лес. Тропинка была еле видна. Должно быть, здесь давно никто не проезжал — снегу намело на целый фут, и он радовался, что не взял нарт, а идет налегке и что вообще ничего при нем нет, кроме завтрака, завязанного в носовой платок. Очень скоро он почувствовал, что у него немеют нос и скулы. Мороз нешуточный, что и говорить, с удивлением думал он, растирая лицо рукавицей. Густые усы и борода предохраняли щеки и подбородок, но не защищали широкие скулы и большой нос, вызывающе выставленный навстречу морозу.

За человеком по пятам бежала ездовая собака местной породы, рослая, с серой шерстью, ни внешним видом, ни повадками не отличавшаяся от своего брата, дикого волка. Лютый мороз угнетал животное. Собака знала, что в такую стужу не годится быть в пути. Ее инстинкт вернее подсказывал ей истину, чем человеку его разум. Было не только больше пятидесяти градусов, было больше шестидесяти, больше семидесяти. Было ровно семьдесят пять градусов ниже нуля. Так как точка замерзания по Фаренгейту находится на тридцать втором градусе выше нуля, то было полных сто семь градусов мороза. Собака ничего не знала о термометрах. Вероятно, в ее мозгу отсутствовало ясное представление о сильном холоде — представление, которым обладает человеческий мозг. Но собаку предостерегал инстинкт. Ее охватывало смутное, но острое чувство страха; она понуро шла за человеком, ловя каждое его движение, словно ожидая, что он вернется в лагерь или укроется где-нибудь и разведет костер. Собака знала, что такое огонь, она жаждала огня, а если его нет — зарыться в снег и, свернувшись клубочком, сберечь свое тепло.

Пар от дыхания кристаллической пылью оседал на шерсти собаки; вся морда, вплоть до ресниц, была густо покрыта инеем. Рыжая борода и усы человека тоже замерзли, но их покрывал не иней, а плотная ледяная корка, и с каждым выдохом она утолщалась. К тому же он жевал табак, и намордник изо льда так крепко стягивал ему губы, что он не мог сплюнуть, и табачный сок примерзал к нижней губе. Ледяная борода, плотная и желтая, как янтарь, становилась все длинней; если он упадет, она, точно стеклянная, рассыплется мелкими осколками. Но этот привесок на подбородке не смущал его. Такую дань в этом краю платили все жующие табак, а ему уже дважды пришлось делать переходы в сильный мороз. Правда, не в такой сильный, как сегодня, однако спиртовой термометр на Шестидесятой Миле в первый раз показывал пятьдесят, а во второй — пятьдесят пять градусов ниже нуля.

Несколько миль он шел лесом по ровной местности, потом пересек поле и спустился к узкой замерзшей реке. Это и был ручей Гендерсона; отсюда до развилины оставалось десять миль. Он посмотрел на часы. Было ровно десять. Он делает четыре мили в час, значит, у развилины будет в половине первого. Он решил отпраздновать там это событие — сделать привал и позавтракать.

Собака, уныло опустив хвост, покорно поплелась за человеком, когда тот зашагал по замерзшему руслу. Тропа была ясно видна, но следы последних проехавших по ней нарт дюймов на десять занесло снегом. Видимо, целый месяц никто не проходил здесь ни вверх, ни вниз по течению. Человек уверенно шел вперед. Он не имел привычки предаваться размышлениям, и сейчас ему решительно не о чем было думать, кроме как о том, что, добравшись до развилины, он позавтракает, а в шесть часов будет в лагере среди товарищей. Разговаривать было не с кем, и все равно он не мог бы разжать губы, скованные ледяным намордником. Поэтому он продолжал молча жевать табак, и его янтарная борода становилась все длиннее.

Время от времени в его мозгу всплывала мысль, что мороз очень сильный, такой сильный, какого ему еще не приходилось переносить. На ходу он то и дело растирал рукавицей щеки и нос. Он делал это машинально, то одной рукой, то другой. Но стоило ему только опустить руку, и в ту же секунду щеки немели, а еще через одну секунду немел кончик носа. Щеки будут отморожены, он знал это и жалел, что не запасся повязкой для носа, вроде той, которую надевал Бэд, собираясь в дорогу. Такая повязка и щеки защищает от мороза. Но это, в сущности, не так важно. Ну, отморозит щеки, что ж тут такого? Поболят и перестанут, вот и все; от этого еще никто не умирал.

Хотя человек шел, ни о чем не думая, он зорко следил за дорогой, отмечая каждое отклонение русла, все изгибы, повороты, все заторы сплавного леса, и тщательно выбирал место, куда поставить ногу. Однажды, огибая поворот, он шарахнулся в сторону, как испугавшаяся лошадь, сделал крюк и вернулся обратно на тропу. Он знал, что ручей Гендерсона замерз до самого дна — ни один ручей не устоит перед арктической зимой, но он знал и то, что есть ключи, которые бьют из горных склонов и протекают под снегом, по ледяной поверхности ручья. Самый лютый мороз бессилен перед этими ключами, и он знал, какая опасность таится в них. Это были ловушки. Под снегом скоплялись озерца глубиной в три дюйма, а то и в три фута. Иногда их покрывала ледяная корка в полдюйма толщиной, а корку, в свою очередь, покрывал снег. Иногда ледяная корка и вода перемежались, так что если путник проваливался, он проваливался постепенно и, погружаясь все глубже и глубже, случалось, промокал до пояса.

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

Лучшие рассказы Джека Лондона на русском языке

Я бы рекомендовала Вам прочитать все рассказы Джека Лондона. Однако начать надо все же с лучших рассказов этого самого известного в России американского писателя. Ниже вы найдете их список и, стоит вам прочитать всего несколько строк, как вы поймете, что оторваться уже невозможно. Дорогие читатели, если я упустила какой-нибудь интересный рассказ, я надеюсь, вы поможете мне восполнить этот пробел, написав о нем в комментариях. Ведь Джек Лондон написал более 200 рассказов.

Содержание:

  1. Джек Лондон. Книги (список произведений по годам) СКОРО
  2. Северные рассказы Джека Лондона (читать)
    • Костер (1902)
    • Тысяча дюжин (1903)
    • Любовь к жизни (1903)
    • Тропой ложных солнц (1905)
    • Потерявший лицо (1910)
  3. Избранные рассказы Джека Лондона (читать)
    • Золотой мак (1902)
    • Отступник (1906)
    • Кусок мяса (1909)

* * *

Из цикла «Северные рассказы»:Стрелка вниз

1. Джек Лондон. Костер. (To Build a Fire, 1902)

День едва занимался, холодный и серый — очень холодный и серый, — когда человек свернул с тропы, проложенной по замерзшему Юкону, и стал подыматься на высокий берег, где едва заметная тропинка вела на восток сквозь густой ельник. Подъем был крутой, и, взобравшись наверх, он остановился перевести дух, а чтобы скрыть от самого себя эту слабость, деловито посмотрел на часы. Стрелки показывали девять. Солнца не было — ни намека на солнце в безоблачном небе, и поэтому, хотя день выдался ясный, все кругом казалось подернутым неуловимой дымкой, словно прозрачная мгла затемнила дневной свет. Но человека это не тревожило. Он привык к отсутствию солнца. …

Читать рассказ полностью на русском языке — Джек Лондон. Костер (1902 г)

* * *

2. Джек Лондон. Любовь к жизни (Love of Life, 1903)

 Прихрамывая, они спустились к речке, и один раз тот, что шел впереди, зашатался, споткнувшись посреди каменной россыпи. Оба устали и выбились из сил, и лица их выражали терпеливую покорность — след долгих лишений. Плечи им оттягивали тяжелые тюки, стянутые ремнями. Каждый из них нес ружье. Оба шли сгорбившись, низко нагнув голову и не поднимая глаз. — Хорошо бы иметь хоть два патрона из тех, что лежат у нас в тайнике, — сказал один….

Читать рассказ полностью на английском языке (с параллельным переводом) —  Джек Лондон. Любовь к жизни (1903 г)

* * *

3. Джек Лондон. Потерявший лицо (Lost Face, 1910)

  ….Это был конец. Стремясь, подобно перелетным птицам, домой, в европейские столицы, Субьенков проделал длинный путь, отмеченный страданиями и ужасами. И вот здесь, в русской Америке, дальше, чем когда-либо, от желанной цели, этот путь оборвался. Он сидел на снегу со связанными за спиной руками и ожидал пытки. Он с ужасом смотрел на распростертого перед ним огромного казака, стонущего от боли. Мужчинам надоело возиться с этим гигантом, и они передали его в руки женщин. И женщины, как о том свидетельствовали вопли жертвы, сумели превзойти мужчин в своей дьявольской жестокости.

Читать полностью на русском языке — Джек Лондон. Потерявший лицо (1910 г)

* * *

4. Джек Лондон. Тропой ложных солнц (The Sun-Dog trail, 1905)

  ……- Вперед! Вперед! Едем вперед!       Они очень устали. Они проехали много сотен миль и ничего не смыслят в переходах. Кроме того, у них скверный кашель — сухой кашель, от которого сильный человек начинает ругаться, а слабый — плакать. Но они едут вперед. Каждый день — вперед. Никакого отдыха собакам. Все время покупают новых. На каждом привале, в каждом поселке, в каждой индейской деревне они перерезают постромки усталых собак и впрягают свежих. У них очень много денег, без счета; и они сорят ими направо и налево. Сумасшедшие? Иногда мне кажется: да. В них вселился какой-то бес, который толкает их вперед и вперед, все время без оглядки вперед. Чего они ищут?

Читать полностью на русском языке —  Джек Лондон. Тропой ложных солнц (1905)

* * *

5. Джек Лондон. Тысяча дюжин (The One Thousand Dozen, 1903)

 Дэвид Расмунсен отличался предприимчивостью и, как многие, даже менее заурядные люди, был одержим одной идеей. Вот почему, когда трубный глас Севера коснулся его ушей, он решил спекулировать яйцами и все свои силы посвятил этому предприятию. Он произвел краткий и точный подсчет, и будущее заискрилось и засверкало перед ним всеми цветами радуги. В качестве рабочей гипотезы можно было допустить, что яйца в Доусоне будут стоить не дешевле пяти долларов за дюжину. Отсюда следовало, что на одной тысяче дюжин в Столице Золота можно будет заработать пять тысяч долларов…..

Читать полностью на русском языке — здесь

* * *

Избранные рассказы Джека ЛондонаСтрелка вниз

7. Джек Лондон. Кусок мяса (A Piece of Steak, 1909)

….Профессию Тома Кинга можно было безошибочно определить по его лицу, типичному лицу боксера. Долгие годы работы на ринге наложили на него свой отпечаток, придав ему какую-то настороженность зверя, готового к борьбе. Это угрюмое лицо было чисто выбрито, словно для того, чтобы все его черты выступили как можно резче. Бесформенные губы складывались в крайне жесткую линию, и рот был похож на шрам. Тяжелая, массивная нижняя челюсть выдавалась вперед…

Читать полностью на русском языке — Джек Лондон. Кусок мяса (1909)

* * *

8. Джек Лондон. А Чо или Китаеза ( 大哥, The Chinago, 1909  )

  ….А Чо было двадцать два года. Добродушный, всегда веселый, он то и дело улыбался. Как и все азиаты, он был сухопарый, а лицо у него было полное, круглое, как луна, и излучало такое благодушие и душевную теплоту, какие редко встретишь у его соотечественников. И характер его соответствовал внешности. Никогда он никому не досаждал, никогда ни с кем не ссорился. Азартных игр не любил. Игрок должен быть черствым, а у него была очень нежная душа. Он довольствовался теми маленькими радостями и невинными утехами, которые доставляла ему сама жизнь….

Читать полностью на русском языке — здесь

* * *

9. Джек Лондон. Отступник (The Apostate, 1906)

— Вставай сейчас же, Джонни, а то есть не дам!

Угроза не возымела действия на мальчика. Он упорно не хотел просыпаться, цепляясь за сонное забытье, как мечтатель цепляется за свою мечту. Руки его пытались сжаться в кулаки, и он наносил по воздуху слабые, беспорядочные удары. Удары предназначались матери, но она с привычной ловкостью уклонялась от них и сильно трясла его за плечо.

— Н-ну тебя!..

Сдавленный крик, начавшись в глубинах сна, быстро вырос в яростный вопль, потом замер и перешел в невнятное хныканье. Это был звериный крик, крик души, терзаемой в аду, полный бесконечного возмущения и муки.

Читать полностью на русском языке — Джек Лондон. Отступник (1906 г)

* * *

10. Джек Лондон. Золотой мак (The Golden Poppy, 1902)

……Мы с Бесс ждали появления маков. Мы ждали их так, как способны ждать одни только городские жители, которым это долго было недоступно. Я забыл упомянуть, что за маковым полем стоял дом — приземистое, шаткое строение, в котором мы с Бесс, отказавшись от городских навыков, решили зажить здоровой жизнью, поближе к природе. Наконец среди высоких хлебных колосьев появились первые маки, оранжево-желтые и золотистые, и мы ходили вокруг них, ликуя, словно пьяные от их вина….

Читать полностью на русском языке — Джек Лондон. Золотой мак (1902 г)

* * *

Начинаем читать Джека Лондона?

  • Прочитать рассказ бирюк тургенева написать 5 7 предлож основная мысль рассказа
  • Прочитать рассказ ашик кериб
  • Прочитать рассказ барышня крестьянка пушкин
  • Прочитать народную сказку журавль и волк
  • Прочитать рассказ аверченко а т специалист