Прочитать и пересказать рассказ о ермаков фрески города гороухщи

Афганская тема в русской прозе 80-90-х гг. ХХ века

Учитель:  Гарабажиу Алеся Анатольевна     

                 ГУО «Средняя школа № 129 г. Минска»

                учитель русского языка и литературы

Минск, 2018

ВВЕДЕНИЕ

Вторая половина 80-90-х годов войдет в историю как
смутное время, возведенное главными виновниками бед в принцип революционного
«обновления общества». Какие его главные признаки? Падение общественного
самосознания, превращение высоких идеалов в противоположные и отсутствие животворных
великих идей, торжество антиобщественного эгоизма и бездуховности. Все это
сопровождалось попытками изобразить 70-летнюю советскую историю как
«провалившийся эксперимент», «постфеодализм», «тоталитаризм», «систему для
рабов» и прочее.

         Внимательно присматриваясь к художественному процессу конца 20
века, невольно замечаешь, что он далеко неоднороден и что в нем есть две
господствующие тенденции. Одна из них опирается на передовые воззрения и
народные основы, другая связана с интересами интеллигенции буржуазного толка,
ориентирующейся на Запад.

         Полные драматизма восьмидесятые — девяностые годы определяли
перелом в творческих исканиях писателей. К концу века с особой остротой
проявляется немало отрицательных явлений советской действительности, повлекших
за собой упадок литературы, сопровождаемой потерей эстетического идеала,
четкого художественного мировоззрения, равно как и целостного восприятия мира.
Если образ борющегося за социальную справедливость человека, представленный в
лучших образцах литературы 20-60-х годов, обладал большой внутренней энергией,
глубиной чувств и мыслей, то к концу века герой становится носителем
субъективистского восприятия, порою с оттенком религиозной экзальтации.

         После войны постепенно ослабевает жестокое государственное
регламентирование творчества, стремление формировать незыблемые эстетические
каноны. Но на смену официальной цензуре пришло право литературных
«отцов-командиров». Вместе с тем главенствует двойственность художественной правды.
Кризис объективного мировосприятия, противоречия между старыми идеалами и новой
действительностью именно в 90-е годы приобрели особенно острый и напряженный
характер.

          В прозе 80-90-х годов можно заметить перемещение акцентов в
трактовке героя и обстоятельств, отношений автора и героя, изменение характера
и принципов оценки. В «традиционной» прозе можно выделить два течения. Одно
характеризуется повышением уровня публицистичности, открытым выражением того
наболевшего, что несут в себе писатели. Особенно ярко это явление проявилось на
переломе времен в середине 80-х годов. «Пожар» В. Распутина, «Печальный
детектив» В. Астафьева, представляют основные черты этой прозы.

         Другое русло «традиционной» прозы отличается усилением
философичности. О цельной системе философских взглядов в ней говорить нельзя.
Но стремление соотнести коренные проблемы  нашего времени с надвременными, с
общечеловеческими поисками составляет существенную черту произведений
Ч.Айтматова «Плаха», Л. Бежина «Калоши счастья», Б. Васильева «Дом, который
построил Дед».

 Мир литературы – это сложный удивительный мир, и в то
же время противоречивый. Особенно на рубеже веков, где вновь вливающееся, новое
сталкивается с тем, что подчас усматривает или становится образцовым,
классическим. Все изменяется. И сегодня, живя в начале ХХI века, мы это ощущаем
на себе. Неизменным остается одно – память.

          Мы должны быть благодарны тем писателям, которые после себя
оставили когда-то признанный, а порой, непризнанный труд. Эти произведения
заставляют нас задуматься над смыслом жизни, вернуться в то время, посмотреть
на него глазами писателей разных течений, сравнить противоречивые точки зрения.
Эти произведения – живая память о тех художниках

, которые не оставались обыкновенными созерцателями происходившего. «Сколько в человеке памяти, столько в нем и человека»
[2; 44], — пишет В. Распутин. И пусть нашей благодарной памятью художникам
слова будет наше неравнодушное отношение к их творениям. Многие имена за
последнее время вернулись в литературу. К концу 80-х годов под воздействием
процессов демократизации и гласности стало возможным не только беспредельно
расширять проблематику прозы о войне, но и вовлекать в орбиту художественного
рассмотрения исторические события, на освещение которых в прежние времена
налагалось вето цензуры. В 90-е годы военная проза представлена тремя крупными
тематическими рубриками:

1.    
Великая Отечественная
война;

2.    
Советско-афганская война
1979-1989 гг.;

3.    
Постсоветские войны.

          Огромное количество произведений написано на тему Великой
Отечественной войны. В них передан и трагизм, и боль, и героизм, и
самоотверженность и многое-многое другое. Но эта война не стала последней в
истории войн.

          В 1989 году с выводом советских войск из Афганистана тема
Великой отечественной войны лишается монопольного положения в военной прозе.
Внимание многих писателей устремляется к теме советско-афганской войны, которая
длилась 10 лет (1979-1989гг) ради сохранения постсоветского режима в
Афганистане, и унесла жизни более 15 тыс. раненых наших белорусских солдат . Не
менее миллиона человек прошло через Афганистан.

          Не обошла вниманием тему афганской войны литературная
критика. Это статьи А. Агеева «Мерзкая плоть», Л.С. Айзермана «Внимая ужасам
войны», А.Ю. Горбачева «Военная тема в прозе 40-90-х гг.».

          А. Агеев в своей работе анализирует прозу Олега Ермакова,
Эдуарда Пустынина. Его критическая статья – это размышления о перспективах
«афганской прозы». Здесь речь идет о произведениях, которые в свое время были
опубликованы в журнале «Знамя», но автор отмечает, что слишком узок выбор
текстов, достойных анализа. Он говорит о том, что афганская война осталась для
нашего общества «Чужой войной», хотя совершенно очевидно: все, переживаемое 
нами, — во многом последствия ее. Автор надеется, что, «преодолев экономический шок, общество найдет в себе силы
оглянуться» [1; 196].

          Статья Л.С. Айзермана – это вспомогательный материал при
подготовке к уроку по русской литературе. Автор переходит здесь от темы
«мальчиков» Великой Отечественной войны к «Цинковым мальчикам» С. Алексиевич.
Размышляя над этой книгой, Л.С. Айзерман говорит, что война открывается для
читателя заново. Ссылаясь на текст документальной повести С. Алексиевич, он
говорит о цене этой войны, о тех ребятах, которые не вернулись, о матерях,
женах, сестрах.

          На вопрос, как освещается тема афганской войны в литературе,
предлагает свою точку зрения и А.Ю. Горбачев в статье «Военная тема в прозе
40-90-х гг.».

          Очень мало критических статей посвящено произведениям,
отражающим тему афганской войны в литературе. В основном — это рецензии,
небольшие очерки, отзывы читателей.

         В данной работе мы обратили внимание на ряд художественных
произведений 80-90-х годов ХХ века, в которых раскрывается тема афганской
войны. Из афганской литературы для исследования были отобраны афганские
рассказы Олега Ермакова, его роман «Знак зверя», документальная повесть
Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики», роман Эдуарда Пустынина
«Афганец», повесть Олега Буркина «Хуже войны», роман
Александра Соколова «Экипаж»черного тюльпана». Исследовательских
работ, посвященных теме афганской войны, очень мало. За пределами научного
интереса осталось множество актуальных вопросов.  

К тому же имеющиеся на сегодняшний день критические и
художественные материалы, связанные с этой темой, как правило, представляют
собой небольшие статьи, очерки, и чаще всего, журнальные и газетные рецензии на
те или иные книги. В интернете можно найти огромное количество рассказов,
очерков, воспоминаний непосредственных участников афганской войны.

         Данная работа представляет собой попытку научного анализа ряда
произведений, посвященных теме афганской войны в прозе 20-го века, с целью
проследить различные взгляды ряда авторов на данную тематику.

         Для реализации этой цели ставится ряд конкретных задач:

·       
раскрыть художественное
своеобразие прозы О. Ермакова;

·       
проследить, как отражается 
тема афганской войны в творчестве С. Алексиевич;

·       
раскрыть, в чем заключается
художественное своеобразие романа Э. Пустынина «Афганец»;

·       
выявить, в чем своеобразие
подхода к военной теме в творчестве О. Буркина;

·       
проследить, как изображена
афганская война в романе А. Соколова;

·       
на основе вышесказанного
сделать общий вывод о специфике афганской темы в прозе 80-90-х годов XX века.

АФГАНСКАЯ ТЕМА В РУССКОЙ ПРОЗЕ КОНЦА XX ВЕКА

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПРОЗЫ О. ЕРМАКОВА

Русская проза в начале девяностых резко поменяла свое
лицо, хотя мало кто соглашался, что авторы дебютных рассказов, во множестве
пестревших в журналах, едва-едва отхлынут, как уже вторым дыханием или второй
волной придут с повестями, романами. И все ждали  другой  прозы,
отчего-то не понимая, что волна эта выбросит лишь непозабытое старое: с того
дня, как кто-то начинает писать, он замыкается в остановленном для себя
времени.

     Энергия нового опыта — это обратный отсчет.
Жизненное время этого

поколения было очень коротко, потому что очень скоро действительное, то
есть прочувствованное и осознанное на личном опыте, стало историей.

Появляются «афганские рассказы» Олега Ермакова – цикл
из одиннадцати произведений, не только открывающий новую тематическую рубрику,
но и остро ставящий «непроизносимые проблемы».

          О. Ермаков воевал в Афганистане, но его рассказы не
принадлежат к документальному жанру, а представляют собой результат глубокой
литературной обработки свидетельств, впечатлений и размышлений очевидца.

          Первый рассказ цикла называется «Весенняя прогулка» (созвучно
«вечерней прогулке» — ежедневному армейскому ритуалу) и повествует о молодом
человеке, вышедшем «на природу с любимой девушкой накануне ухода в армию. Как
хорошо герой знает лес и его обитателей, как трогательно его прощание с тем,
чего не увидит два года. Девушка предчувствует, что ее избранник попадет не
просто в армию, а на войну, ту самую, о которой советским людям сообщалось мало
и невнятно.

          Рассказ «Н-ская часть провела ученья», написанный в духе
жестокой воробьевско-быковской «окопной» прозы, с ее сочетанием реализма,
натурализма и экзистенционализма, раскрывает то главное, ради чего советские
войска предприняли «поход на Восток». Название, контрастирующее с содержанием,
иронично по отношению к советскому официозу, ибо не было никаких учений. «Батальоны днем и ночью патрулировали горы Искаполь в
провинции Газни», «мятежники крепко сидели в пещерах и гротах. В этих горах у
них была крупная база, ни в воде, ни в боеприпасах недостатка не было, они
дрались дерзко и умело»[12;93]. Тревожная экспозиция предвещает
трагическую развязку, и наши ожидания не обманываются. Пулеметчик Гращенков
жалеет раненого пленного, хочет перевязать, но смерть не щадит его. Сержант
Женя пленного добивает, а в финале подрывает себя гранатой. Еще один пулеметчик
убит выстрелом в спину. Оставшийся в живых, солдат сдался душманам. Участь и
выбор каждого героя автором не мотивированы, как будто действует слепая военная
судьба. Это наиболее натуралистичный рассказ цикла. Война в нем представлена
буднично, как работа, зато смерть, кровь и ужас живописуются страстным пером: «Солдаты посмотрели на оранжевое лицо с разорванным ртом,
выбитым глазом и свернутым набок носом» [12; 95 ]. Небо здесь также
оранжевого цвета – цвета смерти в палитре Ермакова.

          В «Крещении» стрельба ведется не по горному укрытию
моджахедов, а по кишлаку, откуда раздаются пулеметные очереди. Пулеметчики
пленены, их приказывают расстрелять Костромыгину и Опарину. Костромыгин своего
пленного расстреливает, а Опарин отказывается. За свое милосердие последний
стал презираем сослуживцами: «Он это из трусости
сделал. Он трус. Что ему стоило нажать на курок, ну что ему стоило? Боже, что с
ним будет в полку!» [15;135] — так, осуждая товарища, переживает
Костромыгин собственный страх и стыд. «Выручает» Опарина Салихов, который «понял, что Опарин не будет стрелять, когда он это понял, он
пошел к парню, который все не отнимал от лица свою растрепанную грязную чалму,
и убил его рукой»[15;135]. Вот так коротко, без назиданий и
морализаторства, без «выводов» почти, ставятся рядом жестокость и человечность.

          Еще один случай духовного противостояния запечатлен в
рассказе «Зимой в Афганистане». Солдат Стодоля, чью переписку прочли разные
«деды», в ответ на издевательства и унижение произносит: «Я верую». Он
осознает, что обрекает себя на изгойничество, но когда у него требуют прямого
ответа, не кривит душой. Следует отметить, что религиозная тема встречается во
многих произведениях писателя. Вспоминает о Боге, называя его стариком,
«дембель» — Нинидзе (рассказ «Пир на берегу фиолетовой реки»), молится ему
ожидающая мужа с войны учительница в страшном и прекрасном рассказе «Занесенный
снегом дом», проходит обряд крещения перед уходом в армию герой рассказа
«Колокольня».

          Ермаков показывает и бесправие ветеранов Афганистана перед
«особистами», ненужность и «непредусмотренность» их в гражданской жизни,
нежелание советского общества знать об их проблемах, об их прошлом («Пир на
берегу фиолетовой реки», «Желтая гора», «Армейская оратория»). Сквозной
является и тема «дедовщины» («Хеппи енд», «Армейская оратория», «Зимой в
Афганистане», «Крещение»).

          Отдельное место в цикле занимает рассказ «Марс и солдат». Бог
войны,   в 1-й, 3-й и 5-й главах представленный престарелым Брежневым, хоть
фамилия не называется, но прототип легко угадывается по ряду примет, читает
Есенина и плачет над строчками: «Но знаю я – нас не забудет Русь»… А вот тот, о
ком «Русь советская» забудет, а если и вспомнит, то недобрым словом: попавший в
плен к душманам солдат Сорокопутов, которому посвящены 2-я и 4-я главы. Судьба
солдата трагична: другой Марс, седобородый афганец, распоряжается расстрелять
его, и он корчится на снегу, «мыча и выдувая носом
алые пузыри» [16; 20]. Брежнев в Москве смотрит на первый снег, легкий,
чистый, не окровавленный, и думает о скорой смерти. И солдат ждет смерти, но
насколько его ожидание разнообразнее: В нем и вера, и надежда, и спасение, и
светлые сны, и отчаяние. Ермаков поднимается до глобального обобщения: любая
война бесчеловечна еще и потому, что «один» человек, наделенный властью,
отправляет на неминуемую смерть других, лишая их права выбора.

          В своих рассказах Ермаков избирает традиционные темы: и
первый шок новобранцев от жестокости войны и «боевых товарищей», и  неизбежная
рефлексия по поводу «дедовщины», и сакраментальное «Убить или не убить», и
перестроечный пафос «кто виноват» и т. д.

          Правда, в этих рассказах было много откровенной поэзии,
непривычной в сравнении со стилистическими предпочтениями времени, откровенной
поэзии. «Война при всей ее правдиво изображенной
жестокости выглядела удивительно, пахучей, пряной. Ради очередного пейзажа
автор легко жертвовал сюжетной динамикой: чувствовалось, что цвет гор на закате
или аромат афганских садов для него так же интересен и важен, как батальная
сцена или анализ взаимоотношений «стариков» и «молодых».

Он был, наверное, единственный, кто никогда не забывал
отмечать смену времен года» [1;
202]. Так рецензирует рассказы О. Ермакова А. Агеев в своей критической статье
«мерзкая плоть». И действительно, его словам можно найти массу подтверждений.

          Например, в рассказе «Просто была осень»дана пейзажная
экспозиция: «Пришла осень, и мир изменился. Другими
стали небо, воздух; в серо-желтый мир влились новые краски, яркие и влажные.
Дожди пришли редкие, но холодные» [15;24]. Читая эти строки, невольно чувствуешь
прохладную дрожь, возникает ощущение сырости. А вот размышления главного героя,
стоящего в карауле: «И я ходил по окопу, радовался,
что холода усыпили змей, фаланг и скорпионов, радовался одиночеству и думал:
«Хорошо, что прошло лето. Даже эту землю преображает осень. Конечно, она не
может тягаться с нашей осенью, но и здесь тоже хорошо…» [15; 24].
Описывая в рассказе жестокую действительность, автор, романтик, не забывает
подчеркнуть красоту природы. Не смотря на то, что идет война, простой солдат,
выдерживая каждый день новые перипетии жизни, способен замечать красоту.
О.Ермаков показывает читателю, что герой не лишен духовности.

          Тематически примыкает к циклу «Последний рассказ о войне»,
герой которого, Мещеряков, — alter ego автора: он воевал в Афганистане и написал об
этом книгу, война для него давно позади, ее образы преследуют истерзанное
лихолетьем сознание: «И посреди смертельной степи
стояли прорезиненные палатки. В них жили солдаты. Жили мучась от жары, вшей,
дизентерии, тифа, желтухи, страха быть убитыми или пропасть в плен, — и мучили
друг друга, а на операциях – врагов, если те попадали к ним в руки» [8;
14].

         Мещеряков ходит по улицам родного города (Смоленска – родины
Ермакова), но душой он на войне. В его голове роятся сюжеты ненаписанных
рассказов, их слишком много, и они ободном и том же, это неиссякаемый поток,
неостанавливаемый даже волей автора, выраженной в заглавии, потому что
последний рассказ о войне никогда не будет окончен, никогда не напишется.

          У О. Ермакова свой образ войны, но он его не навязывает.
Война, которую изображает писатель в своем романе, — последняя война
«советского народа». Эта война всем чужая, у нее нет внятных ее участникам
политических, экономических, идеологических причин и целей.

          Читая произведения О. Ермакова, можно видеть резкую
контрастность мира. Одна его половина серая, тусклая, пыльная, душная,
«пропитанная тлетворным духом болезни», трупным запахом войны, отображающая
тела, грязные, мучимые болезнями и вшами, жарой, холодом, голодом, нечистотой,
болью и стыдом. Зато вторая – удивительно, неправдоподобно для современной
прозы красива, многообразна, пестра, наполнена тончайшими ароматами Востока,
причем красота этого мира непритворно и нефальшиво чувственна. В этом и
заключается уникальность писателя.

         Подводя итог выше сказанному можно отметить следующее:
О.Ермаков в своих произведениях дает литературно обработанные сведения,
впечатления, размышления очевидца об афганской войне. Проза реалистична,
натуралистична. Особое место отведено пейзажным зарисовкам, через которые
автору удается лишний раз подчеркнуть внутреннее состояние героев.

АФГАНСКАЯ ТЕМА В ТВОРЧЕСТВЕ С. АЛЕКСИЕВИЧ

          Одним из самых многоплановых из ряда опубликованных
произведений об афганской войне можно выделить документальную повесть Светланы
Алексиевич «Цинковые мальчики».

          С. Алексиевич – очеркист, прозаик. Выпускница факультета
журналистики Белорусского государственного университета. Член Союза писателей
СССР, лауреат премии Союза писателей, премии имени Ленинского комсомола,
лауреат Нобелевской премии по литературе за 2015 год.

          «Афганская повесть» С. Алексиевич – одно из самых популярных
произведений, основанное на документальных фактах, рассказах очевидцев и
участников почти десятилетней афганской войны. Выполняя так называемый
«интернациональный долг», тысячи наших парней погибли, пропали без вести, стали
калеками.

          Повесть пользуется популярностью на Западе, особенно в
Германии. Немецкому сознанию, видимо, импонирует изображение «русской
жестокости», помогающее изжить комплекс вины за преступления во время второй
мировой войны. Не мы одни, мол, были такими.

          Но кем была С. Алексиевич для интервьюируемых? Сестрой?
Матерью? Близким человеком? Нет. Она была человеком с микрофоном, то есть в
глазах большинства собеседников – официальным лицом. А официальному лицу,
согласно советским обычаям, полагалось давать официальный ответ (ведь писателей
к народу многие годы привозило партийное начальство, которое контролировало
процесс «общения» с журналистом, выражающим государственную точку зрения, и
люди старались говорить то, что эту точку зрения подтвердило бы, боялись
неприятностей). Поэтому солдаты-афганцы и их родственники повторяли навязанные
слова об интернациональном долге и прочее. Однако слишком велико было горе
матерей погибших, слишком больно для самолюбия бывших солдат-«афганцев»
осознавать, что шли насмерть за фикцию, что были обмануты красивыми словами о
патриотизме, героизме, что страна потом от них отмахнулась, как от напоминания
ошибки.

          Повесть «Цинковые мальчики» соткана из живой, несостоявшейся
боли. Автор ее поистине талантлива, если смогла разговорить тех, кто говорить
не хотел, если смогла повернуть взгляд о воинах-«афганцах» в обратную сторону. Неразделимо
переплелись в повести такие художественные системы, как реализм и натурализм.

          «Даже для нас, прошедших
Отечественную, — пишет, размышляя об этой книге Вячеслав Кондратьев, — очень
много странного. Что-то общее, но есть и такое, что внове… И понимаешь: война
другая и армия совсем другая» [2; 43]. «Другая» вовсе не значит, что
здесь не было того, что было в годы Отечественной: Светлана Алексиевич
рассказывает, точнее, передает рассказы прошедших через Афганистан, и об
исполнении воинского долга, и о верности, и о присяге, и о мужестве, и о
человечности, и о товариществе, и о помощи афганцам. И все-таки это была другая
война. Это война, которая учила убивать, она, как тюрьма, делала человека
зверем и психопатом. Афганистан был в своем роде армией, которая готовит к
тому, чтобы стать зверем и психопатом, а пресловутая «дедовщина» — доморощенные
«практические занятия» по этой теории. Но это была не армия, а война, которая
оказалась в два раза длиннее Отечественной, и через которую прошли миллион
человек.

         Алексиевич прибегает к натуралистичным зарисовкам, показывая
ужасы этой войны: «Лучшего друга, он мне братом был,
в целлофановом мешке с рейда принес… Отдельно голова, отдельно руки, ноги,
сдернута кожа…» [3; 23].В этих строках звучит мотив ожесточившегося человека на
войне. Жестоким натурализмом пронизаны строки: «Весь март, тут же, возле
палаток сваливали отрезанные руки, ноги, останки наших солдат и офицеров. Трупы
лежали полуголые, с выколотыми глазами, с вырезанными звездами на спинах и
животах…»[3; 24]. Один  из героев признается: «…мы не могли даже правду
написать в похоронах. Они подрывались на минах… От человека часто оставалось
полведра мяса…» [3; 24]. И ребят, которые воевали на такой войне,
«кормили мясом с червями, ржавой воблой»; «есть хотелось все время», не хватало
медикаментов. «Сами себя обували, одевали, кормили»
[3; 25] — показ неприкрытой правды.

          Не ускользают от взгляда писательницы армейские реалии. И
даже там, перед лицом смерти, накануне и после боя – страшные метастазы
дедовщины: «Ану-ка, Чижик, оближи мне носки. Оближи
хорошенько, да так, чтобы все видели» [3; 67].

          Афганская война становилась школой ненависти: «Удивительно
мало мы там задумывались. Жили с закрытыми глазами. Видели наших ребят,
покореженных, обожженных. Видели и учили ненавидеть» [3;
48].Изуродованное войной сознание раскрывается в воспоминаниях одного из
героев: «Убили друга… На следующий день увидел в кишлаке афганскую свадьбу –
открыл огонь… Они будут смеяться? Радоваться? А его нет…Где больше людей, туда
стреляю. Мне никого не жалко» [3; 59].  

         В документальной повести автор приводит данные статистики
погибших в Афганистане: «А вот официальные данные о них, об афганцах: полтора
миллиона погибших, пять миллионов беженцев, бросивших свою страну, спасающихся
за ее границами. Кто знает, сколько среди полутора миллионов погибших женщин,
детей, стариков?» [3; 73]. Смерть мирных жителей также
волнует художницу. И на ряду  с погибшими воинами не менее остро звучит мотив
«невинно убиенных». Приводятся воспоминания солдат, потрясающие своей
жестокостью: «Сначала стреляешь, а потом выясняешь, что это женщина или
ребенок…». — «Посреди улицы стояла на коленях молодая афганка перед убитым
ребенком и кричала. Так кричат, наверное, только раненые звери». — «Вспомнил
маленькую девочку, лежавшую в пыли без рук, без ног…». — «Сидят солдаты. Внизу
идут старик и ослик. Они из гранатомета: шар-р-рах! Ни старика, ни ослика» [3; 127].

          Не менее остро звучит мотив мородерства в повести. «Мы знаем
об убитых, раненых, искалеченных, знаем официальную статистику. Но кто может
сказать, сколько душ здесь было надломлено и искалечено? Кто расскажет, как
перевозили наркотики в гробах? Шубы?.. Вместо убитых…»[3;
274]. Алексиевич передает в воспоминаниях очевидцев о том, как ломалась
психика, менялось сознание на войне, люди ожесточались. «Мы становились более 
жестокими, чем «зеленые». Те все-таки свои, они в этих кишлаках росли… А мы
убивали и грабили, не задумываясь. Чужая жизнь, на нашу не похожая, непонятная.
Нам проще было выстрелить, бросить гранату…» [3;84].

          Звучит мотив утраты идеала. Но даже те, кто сохранил душу
живую, хочется верить, что их все-таки большинство, психически, душевно были
травмированы. Ехали с верой. Им говорили об идеалах Апрельской революции,
интернациональном долге: «Представляешь впереди что-то романтическое».
«Вернулись мы  другими». «Поймите, трудно в чужой стране, воюя неизвестно за
что, приобрести какие-то идеалы». «Раньше у меня дрожали губы при слове
«Родина». Теперь я ни во что не верю. Бороться за что-то…За что бороться? С кем
бороться? Кому все это сказать? » [3; 97]. Те,
кто воевали, в Афганистане, уже одним своим присутствием «тут» совершали
подвиг. Но самые обжигающие страницы книги С.Алексиевич – о горе жен, горе
отцов и матерей. Вспоминаются невольно строки Некрасовского стихотворения
«Внимая ужасам войны…»

Средь лицемерных наших дел

И всякой пошлости и прозы

Одни я в мире подсмотрел

Святые, искренние слезы –

То слезы бедных матерей!

Им не забыть своих детей,

Погибших на кровавой ниве,

Как не поднять плакучей иве

Своих поникнувших ветвей… [2; 45]

          В книге С. Алексиевич боль сердца жены и сердца матери
передана пронзительно, а потому отдается и в сердце читателя.

         Цель, которую поставила перед собой писательница, — наиболее
достоверно и правдиво передать события, происходившие в Афганистане. Алексиевич
не пытается завуалировать реальные события за красивыми фразами. Она прибегает
к натуралистичным зарисовкам, через которые на страницах документальной повести
звучат мотив ожесточившегося на войне человека, мотив «невинно убиенных», мотив
мародерства, мотив изуродованного войной сознания человека и мотив утраты
идеала. 

СВОЕОБРАЗИЕ РОМАНА Э. ПУСТЫНИНА «АФГАНЕЦ»

          Но кроме вышеперечисленных произведений, посвященных теме
афганской войны, следует отметить оригинальный «роман в тридцати пяти главах»
Эдуарда Пустытнина «Афганец».

          Девиз этого «романа», занимающего ровно двенадцать журнальных
полос можно обозначить: «отстаньте!» Начинается он так: «Я тоже афганец.
Несколько лет назад я был там. Жалею? Нет, скорее, наоборот. Удостоверение
«Свидетельство о праве на льготы». Сколько раз оно выручало: гостиницы, билеты,
тряпки без очереди, даже в городском транспорте без билета ездил» [26; 5 ].

          Монологические «записки участника» на самом деле представляют
собой полемический диалог с собирательным «массовым человеком», носителем
ходячих представлений – негативных или сентиментальных, неважно – об
Афганистане. Причем автор остро чувствует подспудное равнодушие своего
оппонента. Ведь к людям, побывавшим в Афганистане, со временем стали относиться
довольно агрессивно, их воспринимали как карателей – зверствовали, грабили, и
делали миллионы на наркотиках и ворованном военном имуществе. Афганцы
воспринимались как что-то среднее между «боевиком» и «лицом кавказской
национальности». А отсюда мало кому хотелось выслушивать «афганскую исповедь».

          А. Агеев  в критической статье «мерзкая плоть» высказывает
мысль, что Э. Пустынин в своем романе на первом плане выстраивает цепочку
комическо-ернических «баек», «бывальщин» из афганской службы героя. Автор намеренно
«подставляется», играет с читателем в поддавки, потому что знает: этому
читателю не до тонкостей дифференциации иронического и трагического – ему бы
собственную совесть успокоить, услышав, из «первых уст», что «ничего особенного
там не было», обычный совковый «идиотизм» армейской жизни. Однако это
псевдошутовское «чего изволите?», скрывает за собой вполне реальную боль,
горечь, потрясенность автора и героя пережитым и увиденным. Причем знаки
нарастающего авторского отношения к изображаемому довольно щедро рассыпаны по
тексту – надо лишь суметь их прочитать[1; 197].
Для примера можно привести «главу 21», которая называется «Мины»: «На
коммутаторе нас было трое: я, дедушка и еще один молодой, миной ему оторвало
ногу. Он выносил бачки с мусором и высыпал их вблизи минного поля. Были сильные
дожди, все размыло. Потом еще одна мина разорвалась. Недалеко от казармы, там
камни были, и ручеек бежал. По утрам все здесь умывались. Дедушка послал за
мылом, я взрыв слышал. Пришел, а дедушки нет» [26; 11].
А следующая глава начинается такой фразой: «Больше всего я боялся чистки
картошки» [26; 18]. При желании, можно на
каждом шагу уличать автора в кричащих, что называется, противоречиях, и
возникает смутная догадка, что сами эти противоречия и предназначены, главным
образом, для того, чтобы возбудить такое желание – уличить, то есть понять… В
сущности же Э. Пустынин использует в своем «романе» поэтику, которую можно
назвать поэтикой «отказа от сотрудничества» с читателем. Автор не очень-то
верит, что читатель хочет и может его по-настоящему понять. В своем романе Э
Пустынинин подспудно указывает на психологический барьер, который лежит между
читателем, даже достаточно подготовленным, и афганской прозой.

         С одной стороны, автор текста в литературной форме хотел
показать «настоящую» войну, сделать публичным и понятным военный
опыт, с другой стороны — отсутствие возможности взаимопонимания между
участниками войн и гражданскими лицами. Тема специфики опыта, особенных личных
качеств, мировоззрения участников войны является одной из основных в романе. С
другой стороны, была попытка «выполнить долг перед собой и своим прошлым,
своими товарищами», «объяснить, предупредить, помочь
разобраться»в событиях Афганской войны.

АФГАНСКАЯ ВОЙНА В РОМАНЕ А. СОКОЛОВА

 «ЭКИПАЖ «ЧЕРНОГО ТЮЛЬПАНА «

            А. Соколов знает об афганской войне  не по
учебникам, он служил в военно-воздушных силах  в Афганистане, дышал раскаленным
воздухом, видел смерть, поэтому считает своим дол­гом рассказать об этой войне,
о том, каких парней мы потеряли. А главное, написать правду о тех днях.

       Место действия в романе — Афганистан. В основу сюжета положены
реальные события. В центре романа рассказ о летчиках, перевозивших особый груз
— «Груз-200». Повествование ведется от первого лица. Это
роман-посвящение «тем, кто не вернулся».  Участники боевых
действий проявили подлинный героизм, самоотверженность, любовь к Отечеству. Они
выполнили свой долг, сохранили верность воинской присяге.

«Нам говорят: «Солдатская душа — бессмертна». Эти слова — гимн
всем, кто в погонах, точнее — тем из них, кто остается жить, чтобы в их душах
горел вечный огонь памяти…»

         Автор не делает выводов. Он правдиво, беспристрастно
показывает события, итог которых ещё долго будут подводить историки, политики,
военные: «…Мы крадем время у вечности, расплачиваясь за войну с
пространством жизнями…»

         Жестокая служба в Афганистане. «Сверху» требуют победу, а
цена этой победы «жизни парней, которые не повторятся! И за какую победу?! За
чью!? «Командир полка (или дивизии) занят своими неотложными делами,
прилетающие для него — бельмо на глазу, дополнительные хлопоты с местом стоянки
для самолета, топливом, гостиницей для экипажа и пассажиров. Транзит военной
авиации постепенно становился «тромбом», способным расшатать здоровье всего
организма. И фон всему этому — небывало высокая аварийность. В секретных
докладах пленуму ЦК приводились цифры о катастрофах и погибших в них за год,
повергающие в шок. Из Москвы сыпались директивы, приказы, требования, указания
по наведению порядка. В одной бумаге главком ВВС обращался к летному составу с
такими словами: «Умоляю летчиков проникнуться важностью государственной задачи
и приложить все силы и старание в овладении вверенной техникой, летать без
летных происшествий и предпосылок к ним».

         Обращают на себя внимание неординарные и необычные герои, эти
персонажи заметно оживляют картину происходящего. Всем словам и всем вещам
вернулся их изначальный смысл и ценности, вознося читателя на вершину радости и
блаженства. Динамичный и живой язык повествования с невероятной скоростью
приводит финалу и удивляет непредсказуемой развязкой. Созданные образы
открывают целые вселенные невероятно сложные, внутри которых свои законы,
идеалы, трагедии. Динамика событий разворачивается постепенно, как и действия
персонажей события соединены временной и причинной связями. Замечательно то,
что параллельно с сюжетом встречаются ноты сатиры, которые сгущают изображение
порой даже до нелепости, и доводят образ до крайности.

      «Бывает здесь осень. И зима, и весна. Но все времена года
одинаково кошмарны, все кажутся бесконечными, как и любая минута, днем и ночью,
во сне и наяву. Сны пострашнее яви: нет в них блаженной легкости, нет
счастливой грусти».       Или… » Такой прозрачный воздух бывает
только осенью. Пронзительная синева высвечивает привычную панораму кабульского
аэропорта: стеклянная призма руководителя полетов на фоне частокола гор.
«Полтинник» выстроился на плацу в каре.

         Посередине, под знаменем полка, стоят три стола, покрытые
красной материей, на них — три гроба. В «цинках» лежит все, что удалось
подобрать на месте падения сбитого вертолета «Ми-8». Говорят прощальные слова
командиры и товарищи, кто — владея собой, а кто — и не совсем…

Каждый из нас может оказаться в этих «цинках», но у вертолетчиков —
больше шансов, и каждый думает: «Сегодня — не я, эта участь — не для
меня…»

         Война в Афганистане представляется автору жестокой,
беспощадной и бессмысленной стихией. Между словами «война» и «Афган» он ставит
знак равенства. В начале произведения мы смотрим на Афган глазами вертолетчика
с двух ракурсов: с маленькой и большой высоты. 

         Три художественные системы неразделимо соединены в повести:
реализм, натурализм, экзистенциализм.

ТЕМА АФГАНСКОЙ ВОЙНЫ В ПОВЕСТИ

О. БУРКИНА «ХУЖЕ ВОЙНЫ»

         Конечно, прежней боли, связанной с Афганистаном, нет. После
вывода советских войск из Республики Афганистан выросло целое поколение,
которое смутно представляет, что происходило на самом деле два с лишним десятка
лет назад в далекой южной стране. Да и ура-патриотические «шедевры» вроде «9
роты» сделали свое дело, изображая эту войну очередной героической вехой в
истории страны. 

         Олег Буркин служил в Краснознаменном Туркестанском военном
округе. В Ташкент приехал по распределению из Львовского высшего
военно-политического училища, которое тогда готовило военных журналистов.
Молодой лейтенант, творческая личность и талантливый поэт, он сразу пришелся
«ко двору». Много писал, ездил по гарнизонам, расположенным в Узбекистане и
Туркменистане. Не раз бывал в командировках и в Афганистане. А потом и служил,
как говорили «афганцы», «за речкой» – редактором радиостанции 40-й армии.

         Лауреат Минской областной литературной премии за 2012 год
в номинации «Проза».

         Писать повесть «Хуже войны» автор начал в 1988 году – накануне
вывода советских войск. Считал, что сможет сказать об этой войне то, чего не
скажет больше никто. Написав несколько глав, он прервал работу над повестью:
начался развал армии и страны.

         В конце 90-х возобновил работу над повестью и в течение
нескольких недель закончил ее. Повесть была издана минским издательством
«Пейто». Затем опубликована в «Белорусской военной газете» и в российском
литературно-художественном журнале «Вологодский Лад». И, наконец, в 2008 году
ею заинтересовалось крупнейшее российское издательство «Эксмо».

         Так в 2008 году появился окончательный вариант повести
«Хуже войны», который не только увидел свет в крупнейшем российском
издательстве ­»ЭКСМО», но и выдержал в нем два издания общим тиражом
10.000 экземпляров.

         Эта повесть о нравственном выборе, который встал перед офицером,
отдавшим армии больше двадцати лет, однако дослужившимся лишь до капитана.
Чтобы получить «майора», главный герой  должен был, спасая от
неприятностей своего начальника, послать солдата на верную смерть…

         Повесть посвящена памяти боевого товарища по «Афгану»
— подполковника Сергея Белогурова, погибшего во время миротворческой операции в
Боснии в 2000 году. » Есть вещи и хуже войны. Трусость хуже. Предательство
хуже…»(Эрнест Хемингуэй). Оригинал доступен на сайте КнигоГид https://knigogid.ru/books/87126-huzhe-voyny/toread

         Автор повести показывает нам, что рядом с войной, жестокой и
кровопролитной продолжается мирная жизнь:» Горы были продолжением этого
города, приземистые глиняные домишки которого, не найдя места внизу, на
равнине, забирались по крутым склонам и лепились там, налезая друг на друга,
словно толпящиеся в тесноте люди. Горы год за годом уступали свои каменистые
бока пуштунам и таджикам, чараймакам и хазарейцам, которые строили новые дома
так, что их крохотные дворики оказывались на плоских крышах старых. Но до
вершин, где даже в конце весны дотаивали в расщелинах языки слежавшегося снега,
городу предстояло карабкаться и карабкаться. Вершины взирали на людей и
возведенные ими строения с гордым превосходством: горам было известно, чей век
длиннее. До войны сюда часто заезжали туристы. Им было на что посмотреть».

         Город — живой организм, который по-своему реагирует на военные
действия и периоды затишья.

         «Город отдыхал от вездесущей пыли, которая улеглась лишь
с наступлением темноты, но утром была готова снова слепить глаза, перекрашивать
волосы, забираться под одежду и висеть над домами, как вечный туман».( Оригинал
доступен на сайте КнигоГид https://knigogid.ru/books/87126-huzhe-voyny/toread/page-2)

         «Когда живешь у дороги, которую не обходит стороной
война, можно сойти с ума, проснувшись в такой час: то ли пропало все живое на
земле, то ли аллах сделал тебя глухим…» (Оригинал доступен на сайте
КнигоГид https://knigogid.ru/books/87126-huzhe-voyny/toread/page-2).

         Афганская тема раскрывается через противопоставление картин
мирной жизни, красоты окружающей природы ужасам войны. Автор показывает, как
обнажается натура героев в условиях жестокости и кровопролития. Главный герой
ради карьерного роста переступает через  моральные принципы и не выдерживает
испытания муками совести, результате чего погибает сам.

         «Аннушка настороженно вскинула голову. — О чем ты?
— Скорее, о ком… — тихо произнес Фоменко. — О солдате, которого
я послал к кишлаку… Все слышали, как я приказал ему возвращаться. Но никто не
заметил… Перед тем, как сказать это, я выключил рацию… Все думали, что он
слышит меня. А он не слышал… Он покорно лежал там, где ему было приказано
лежать. Он не сдвинулся с места, пока к нему не подобрались «духи»… Аннушка
поднялась. — Ты бросил кого–то из своих людей? И ты должен был сделать это,
чтобы получить майора? Но почему?! Фоменко махнул рукой. — Долго
рассказывать… Да и незачем. Аннушка покачала головой. — Боже, теперь я
понимаю… Почему тебе стало страшно… Я слышала где–то или читала… Кто–то сказал:
«…есть вещи и хуже войны… Предательство хуже».
(Оригинал доступен на сайте КнигоГид https://knigogid.ru/books/87126-huzhe-voyny/toread/page-10).

         Но самые обжигающие страницы повести  – страницы о горе матери.
Образ матери — собирательный. В одной героине О. Буркин отразил боль всех
матерей, чьи сыновья не вернулись домой или пропали без вести.

         «У дороги стояла женщина в черном платье и черном платке.
Она вглядывалась в лица солдат, каждый из которых годился ей в сыновья. Она
получила «похоронку» на сына еще год назад. Но гроба с его телом в деревню под
Курском так и не привезли. Никто — ни в районном военкомате, ни в областном, ни
даже в Москве, куда она ездила дважды, — так и не смог объяснить, почему.
Разные люди — в погонах и без погон — пряча глаза, обещали выяснить. И просили
ее ждать. Пока она ждала, ее мальчик был для нее живым…»
(Оригинал доступен на сайте КнигоГид https://knigogid.ru/books/87126-huzhe-voyny/toread/page-11)

         «Солдат летел к ней, как на крыльях, и, махая руками в
воздухе, кричал: — Мама! Мать и сын бросились в объятия друг к другу. Мать
покрывала поцелуями его лоб, губы, щеки и шею и торопливо ощупывала худенькие
плечи солдата, словно не веря, что сжимает в своих объятиях сына. Женщина в
черном стояла всего в нескольких шагах от них. В ее глазах еще теплилась
надежда…»
(Оригинал доступен на сайте КнигоГид https://knigogid.ru/books/87126-huzhe-voyny/toread/page-11).

         В повести Олега Буркина боль сердца матери передана
пронзительно, а потому отдается и в сердце читателя.

         Страшно читать такие вещи, кажется что-то невообразимое,
невозможное.   Выбирать, когда нет выбора, искать выход в бесконечном лабиринте
жизни и смерти. Бросать под пули подчинённых, которые вчера спасли тебе жизнь.
Что это — жестокость, бесчеловечность, страшный закон войны? А может, наоборот
— высшая справедливость?..

     Афганская война — это часть биографии нашей. И какая бы она ни
была –героическая, кровавая, позорная — такой теперь она останется навсегда.
Наша задача, изучая историю своей страны, не повторять ошибок прошлого.
Афганистан – это наша боль, это наши слезы, это наша гордость, это наша слава и
вечная память.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

           Новая, ни на что не похожая афганская война, длившаяся в два
раза дольше, нежели Отечественная, предполагала в скором времени породить новую
«военную прозу». Предполагалось, что ее авторы, основываясь на своем уникальном
опыте, отыщут какую-то новую, иную точку зрения на общество и человека. Подразумевалось,
что такой «афганской прозы» будет довольно много – как-никак не менее миллиона
человек прошло через Афганистан, не говоря о том, что десятилетняя
кровопролитная, да еще и проигранная война – весьма существенный повод для
общенациональной рефлексии. Но «инкубационный период» — время скрытного
созревания «афганской прозы» растянулся надолго. И не потому, что не было
талантливых писателей, а потому что, видимо, общество не готово было принять
эту литературу сразу после того, как упала стена тайны вокруг этой войны. Тем
не менее, литература получила своих талантливых писателей, которые сумели
бросить свет на темные стороны афганской действительности.

         Но не все писатели, которые касались темы афганской войны,
давали положительную оценку ее участникам. Благодаря прессе внедрялась и
другого рода информация по поводу вернувшихся с войны «мальчиков». С одной
стороны, станут-де ферментом оздоровления общества, а с другой – неумеренные
страхи – станут опорой реваншистских сил. Надежды, не сбывшись, легко забылись,
а страхи, частично оправдались и отложились осадком в привычной к страхам
памяти. Это явление получило свое отображение в литературе 80-90-х годов.
Александр Кабаков в своем произведении «Невозвращенец» использовал этот осадок
страха – походя, ради эпизода, «пнул афганцев», нарисовав в качестве типичной
сцену их самосудной расправы над «буржуем».

         Критическое отношение к реальности — это свойство новой

литературы, всегда экзистенциальной по своей сути. Оно приводится в

действие отрицанием, сомнением, недоверием, а уже развитием этого

действия, похожим на цепную реакцию, является динамизм переходов от
одних духовных состояний к другим, как бы нескончаемый кризис – постановка все
новых вопросов, поиск новых и новых идей. Основная черта новейшей прозы — такое
же недоверие к реальности, и мы видим, что новейшая проза прошла стороной даже
от сюжетов, типажей и реальных событий своего времени, увлеченная, казалось бы,
литературной игрой, вымыслом. Можно сказать, что игра и вымысел представляются
современным авторам более подлинными, чем реальность и жизнь. Но мы только и
видим, что временное предстает более вечным, а явное — тайным: и вот
«революционной хроникой» становится исторический миф или
«автобиографический герой» путешествует во времени подобно
инопланетному пришельцу. Для того чтобы даже запечатлеть свое время, от него
необходимо отстраниться — мы же видим, что собственный жизненный опыт как будто
все еще не создает необходимой для этого дистанции. Если в прозе девяностых и происходит
обращение к собственному жизненному опыту, то предметом художественного
исследования становится не сам этот опыт и нечто сугубо личное, а всеобщая
безличная историческая действительность. История на очередном своем витке
оказывается стремительней жизни, но в этой стремительности мельчает, делается
все более временным — и, стало быть, менее подлинным — то, что происходит; а
иначе сказать, скорее всего-то происходит с «реальностью», нежели в
ней самой. И поэтому развивается своего рода художественная недостаточность –
фокус художественного зрения на  происходящее   требует
увеличения и резкости.

         Сегодняшнюю русско-чеченскую войну разные люди воспринимают
по-разному. Вспомнить прежнее НТВ, так русская армия там только и делает, что
убивает, насилует, грабит, а благородные чеченцы стойко защищают свою свободу и
независимость. Шамиль Басаев, его начальник разведки Адам, перерезающий
русскому пленному Звонареву шею над тазом, наверное, искренне убеждены, что так
оно и есть — они достойные воины Аллаха, и дело их правое.

         Русские писатели, которые не хотят молчать о русско-чеченской
войне, которые побывали на этой войне и делятся с читателем своими мыслями,
впечатлениями, сильно рискуют под час своей жизнью. Такая проза не у всех
читателей вызывает обывательский или научный интерес. Некоторые из них
подвергаются строгой критике, упрекам в несовершенстве формы произведения,
слога, образности. Некоторые получают резкие отзывы на свои произведения:
дескать, зачем писать о крови и смерти, жестокости и бесчинствах, когда и без
того событиями в Чечне пестрят все газеты, журналы, о военных действиях и
терактах вещают по телевидению во всем мире. А некоторые получают отзывы с
обещанием «оторвать башку», «замочить», «прирезать». И такие писатели, как Юрий
Кондратьев («Грозный. Несколько дней…») продолжают писать, живя в России,
продолжают доносить до читателя жестокую, но правду, подчас рискуя собственной
жизнью. Это и В. Миронов («Иванов, Петров», «Один день из темноты», «Прости
Виктор», «Я был на этой войне»), П. Андреев («Двенадцать рассказов»), Г. Торшев
(«Моя война. Чеченский дневник окопного генерала»), В. Маканин, А Проханов и
др.  

         Исследовав лишь некоторые произведения прозы конца ХХ века
можно сделать следующие выводы:

         Своеобразие художественной прозы О. Ермакова заключается в
том, что используются литературно обработанные сведения, впечатления,
размышления очевидцев об афганской войне. Проза реалистична и натуралистична,
но не лишена романтических элементов. Ведущие темы в прозе писателя — первый
шок новобранцев от жестокости войны, «боевых товарищей»,  неизбежная рефлексия
по поводу «дедовщины», сакраментальное «Убить или не убить», перестроечный
пафос «кто виноват». Часто встречается религиозная тема. Особое место отведено
пейзажным зарисовкам.

         У С. Алексиевич тема афганской войны в документальной повести
«Цинковые мальчики» также раскрывается через воспоминания очевидцев. Сфера
художественных идей, психологических, нравственных открытий и проникновений
довольно ограничена. Цель, которую поставила перед собой писательница, —
наиболее достоверно и правдиво передать события, происходившие в Афганистане.
Алексиевич не пытается завуалировать реальные события за красивыми фразами. Она
прибегает к натуралистичным зарисовкам, через которые на страницах
документальной повести звучат мотив ожесточившегося на войне человека, мотив
«невинно убиенных», мотив мародерства, мотив изуродованного войной сознания
человека и мотив утраты идеала.

         Остался малоисследованным роман Э. Пустынина «Афганец». С
одной стороны, автор текста в литературной форме хотел показать
«настоящую» войну, сделать публичным и понятным военный опыт, с
другой стороны — отсутствие возможности взаимопонимания между участниками войн
и гражданскими лицами. Тема специфики опыта, особенных личных качеств,
мировоззрения участников войны является одной из основных в романе. С другой
стороны, была попытка «выполнить долг перед собой и своим прошлым, своими
товарищами», «объяснить, предупредить, помочь разобраться»в
событиях Афганской войны.

         Литературе известны такие писатели, не
обошедшие своим вниманием тему афганской войны, как:  О. Болоцкий («Ночной
патруль»), Н. Черкашин («Ротный»), С. Ионин («Бики-Бим и Гуляев»), и др. Они, несомненно,
в первую очередь своими произведениями хотели обратить внимание общественности
на самое главное: какая бы ни была война, там гибли наши ребята. У них не было
выбора, у них был «долг перед отечеством», и очень жаль, что они превратились в
марионеток в руках правительства. Но возвращение к военному прошлому,
возвращение к подлинным фактам и именам необходимо для тех, кого уже нет, для
тех, кто живет сегодня, кто придет завтра. Для них сегодняшних и завтрашних,
правда, великой войны дороже, выше, насущнее любых легенд.

         Афганская война — это часть биографии нашей. И какая бы она ни
была –героическая, кровавая, позорная — такой теперь она останется навсегда.
Наша задача, изучая историю своей страны, не повторять ошибок прошлого.
Афганистан – это наша боль, это наши слезы, это наша гордость, это наша слава и
вечная память.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1.    
Агеев А. Мерзкая плоть //
Олег Ермаков и перспективы «афганской литературы». — Знамя. — 1993. — № 4 — С.
134 — 201

2.    
Айзерман Л.С. Внимая
ужасам войны // Литература в школе. — 1993. — № 2 — С. 44 — 50

3.    
Алексиевич С. «Цинковые
мальчики». —  М.: Вагриус. 1996. — С. 466

4.    
Андреев А.Н. Целостный
анализ литературного произведения. — Мн.: НМ Центр. — 1995. — С. 17 — 30

5.    
Буркин Олег. «Хуже
войны» — https://coollib.com/b/223858/read

6.    
Горбачев А.Ю. Военная тема
в прозе 40—90-х гг. — Народная асвета. — 1997. — № 9 — С. 47 — 58  

7.    
Ермаков О. «Последний
рассказ о войне» // Знамя. — 1995. — № 8 — С. 10 — 25

8.    
Ермаков О. «Фрески города
Гороухщи» // Знамя. — 1993. — № 9 — С. 26

9.    
 Ермаков О. «Благополучное
возвращение» // Новый мир. — 1989. — № 8 — С. 55-61

10.
 Ермаков О. «Весенняя
прогулка» // Знамя. — 1995. — № 11 — С. 82 — 91

11.
 Ермаков О. «Н-ская часть
провела ученья» // Знамя. — 1995. — № 11 — С. 92 — 95

12.
 Ермаков О. «Зимой в
Афганистане» // Знамя. — 1995. — № 11 — С. 96 — 114

13.
 Ермаков О. «Пир на берегу
фиолетовой реки» // Знамя. — 1995. —  № 11 — С. 114 — 121

14.
 Ермаков О. «Крещение» //
Знамя. — 1995. —  № 11 — С. 122 — 146

15.
Ермаков О. «Марс и солдат»
// Знамя. — 1995. —  № 12 — С. 18 — 23

16.
Павлов О. Остановленное
время // О прозе 90-х годов.— www.rukitin.vm.ru

17.
 Соколов А. «Экипаж
«черного тюльпана» — https://coollib.com/b/223858/read

inspector

июнь 2018

Фрески в соборе неплохо отреставрированы. Здесь уже проводят службы, так что торопитесь — скоро Кирилл лапу наложит)))

Куда сходить и что посмотреть в Вологде