В интервью общественно-правовому телеканалу ETV по результатам 2021 года президент Эстонии Алар Карис прокомментировал выдвинутые Россией требования о «красных линиях» во взаимоотношениях с Западом, констатировав, что решать такие вопросы в двустороннем формате Эстония точно не будет. В то же время и совсем оставаться в стороне республике не позволяют существующие союзнические отношения.
«Мы [Эстония и НАТО] должны быть осторожны. Страх – очень сильное чувство. Я думаю, что не надо никого бояться, но нужно заниматься сдерживанием. Мы должны идти в ногу с союзниками и не дать разобщить нас, что, по понятным причинам, является одной из целей сегодняшней России: поссорить нас между собой, как Запад – Восток, так и Север – Юг, а также поссорить с США. Начать переговоры с каждым по отдельности, и вдруг кто-то действительно начнет переговоры. Ничто не должно происходить за спиной у тех стран, о которых принимаются решения», – отметил Карис в первом на своем посту итоговом годовом интервью.
Президент Эстонии выступил за диалог между РФ и НАТО
В принципе, в сказанном президентом Аларом Карисом нет ничего нового – все без исключения руководители Эстонии последних десятилетий твердили идеологически выверенную мантру о том, что единственной возможностью для защиты страны от внешних угроз является укрепление единства с западными союзниками и неукоснительное соблюдение поступающих от них сигналов.
Поэтому и в нынешней обстановке, когда Россия направила информацию о своих «красных линиях» безопасности не «в воздух», то есть всем странам коллективного Запада, а конкретно Соединенным Штатам Америки и НАТО как организации (в которой первую скрипку играют те самые США), Эстонии, как и другим небольшим странам, остается лишь уповать на мудрость «суверена» и надеяться, что о них не забудут в самый неподходящий момент.
Что, однако, не мешает малым государствам высказывать в ходе подготовки и хода российско-американских переговоров по предложенным Россией условиям собственные пожелания и мечты.
«Твоя моя не понимать!»
Исходя из этого, касаясь сути предложений России, Алар Карис предпочел включить весьма удобный для сохранения лица «режим непонимания» даже в тех моментах, где все всем предельно ясно.
«Если бы кто-то точно понимал, чего хочет Россия, то и этот вопрос непременно был бы решен. Продолжает оставаться немного неясным, чего хочет Россия. У нас есть некое представление, понимание того, что может случиться, когда она сделает одно, второе или третье,» – сказал Карис.
«Как мы видели в последние дни, Россия практически ежедневно подает очень сильные сигналы. Будь то длинный список даже не пожеланий, а практически команд. Единственное оружие против этого – это то, что западные страны, особенно страны НАТО, сохранят единство в этом отношении и информация об этом дойдет до всех сторон в кратчайшие сроки», – считает президент Эстонии.
Быть или не быть: станет ли Украина частью НАТО?
Не понимать того, что Россия, обозначая свои «красные линии», хочет лишь одного – чтобы ее оставили в покое, а не окружали со всех сторон враждебной инфраструктурой чужого военного альянса. Руководство Эстонии не может и честно признать реальность, что это не Россия угрожает НАТО, а как раз наоборот. Вот и приходится юлить, мягко призывая стороны хоть как-то договориться между собой без особых потерь для окружающих.
Безопасной альтернативы диалогу нет
Поэтому президент Алар Карис, пусть на словах и категорически отвергая российские «красные линии», говорит о «разумных рамках» сотрудничества с Россией, которых коллективный Запад мог бы в результате переговоров достичь.
«В итоге в определенный момент отношения с Россией все же должны войти в какие-то разумные рамки. Никто не хочет эскалации», – отметил президент.
Насчет «никто», учитывая быстрое расширение НАТО в последние десятилетия и поддержку Западом гражданской войны на Украине, конечно, можно было бы с президентом Эстонии поспорить, однако всем понятно другое – всерьез вопросы стратегической стабильности в мире могут обсуждать лишь те, у кого есть для этого достаточно силовых и экономических аргументов.
Как эстонский политик борется за безопасность в Европе
Особого смысла в том, если о ядерном разоружении договариваться будут между собой не имеющие ядерного оружия страны, нет. То же самое действует в отношении дальнейших планов НАТО. Конечно, Эстония формально тоже имеет в этой организации право голоса, но в случае проблем ведь не она будет отвечать за последствия.
Следовательно самым разумным в нынешней обстановке планом действий для Эстонии было бы просто по возможности не лезть на рожон.
В этом смысле следует признать, что президент Алар Карис, произнося «идеологически правильные слова», все-таки старается оставлять зазор для конструктивного диалога, а не только разжигать страсти, как постоянно делала его предшественница – президент Керсти Кальюлайд.
Если этому примеру последуют и другие местные политики, то можно будет надеяться, что «красные линии» не превратятся в красные костры и воронки от снарядов на территории самой Эстонии. Вероятно, мир был бы лучшим подарком для страны и в наступающем 2022 году.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Об этом «Голос Америки» поговорил с редактором сайта agentura.ru, автором нескольких книг о российских спецслужбах, Андреем Солдатовым.
Николай Павлов: Почему КГБ не смог предотвратить развал СССР?
Андрей Солдатов: Я думаю, что проблема заключалась в том, что к концу восьмидесятых в КГБ произошел паралич воли, прежде всего на уровне оперативного состава. Генералы довольно хорошо представляли, что они хотят получить и какую ситуацию они хотят сохранить, и, прежде всего, они понимали чего они хотят избежать — в тот момент больше всего они хотели избежать ситуации, которая случилась в Восточной Германии и судьбы «Штази».
Они об этом говорили, проводили на эту тему совещания во всех подразделениях, и на уровне главных управлений. Руководство главных управлений не очень верило своему руководству, не очень ему доверяло. Первое главное управление — внешняя разведка — уже с 1990-го года планировало спасаться самостоятельно, независимо от Лубянки.
Еще хуже ситуация выглядела на уровне региональных управлений – того же московского управления – и на уровне рядовых оперативников. Они не очень были мотивированы верить своему руководству, не очень понимали, должны ли они рисковать своими, ну хоть какими-то, карьерами. Поэтому, когда случился ГКЧП позиция оперативного состава была, в основном, выжидательная.
Мы знаем, что некоторое количество людей подчинились приказу Крючкова (Владимир Крючков – председатель КГБ СССР с 1988 по 1991 г.г., участник ГКЧП) и сделали все, что им сказали, но большое количество подразделений просто попытались сделать вид, что их нет. Люди буквально прятались в кабинетах, выключали телефоны… А когда стало понятно, что ситуация развивается не в их сторону, то у них просто случился настоящий паралич (воли) и страх. Они с ужасом смотрели как падает Феликс (Памятник основателю ВЧК Феликсу Дзержинскому на Лубянской площади в Москве — ГА) и думали каждый сам о себе.
Н.П.: Почему они боялись повторения того, что произошло с спецслужбой «Штази» в ГДР, там ведь никого не расстреливали?
А.С.: Не расстреливали, но они с ужасом смотрели как люди ворвались в штаб-квартиру «Штази». На Лубянке считали, что-то подобное они тоже могут увидеть. При этом, обратите внимание, они к этому никак не готовились, то есть никто, грубо говоря, не строил баррикады внутри здания, чтобы охранять его от толпы. Во-вторых, они видели, что происходят аресты и это их совершенно не радовало.
Н.П.: В одной из книг вы писали, что спецслужбы в то время не осознали то, что произошло со страной. Почему?
А.С.: Я думаю, что с одной стороны это психологическая травма. Когда вы верите, что служили в самой могущественной, самой интеллектуальной разведывательной организации в мире – как они считали – с самыми большими ресурсами, что, наверное, было правдой, с единственной, по большому счету, задачей – охранять политический режим. Они считались «передовым отрядом партии», и мы прекрасно понимаем, что имелось в виду. Им была поставлена одна задача и они ее провалили.
Но если они были такие могущественные, как это случилось? – Это невозможно объяснить рациональными причинами. По логике Крючкова, в руководстве страны были агенты влияния Запада. Ну хорошо, тогда спецслужбы должны были взять дело в свои руки, избавиться от агентов влияния.
Если они считали, что были какие-то сепаратистские тенденции и это привело к развалу Советского Союза, это также была их задача не допустить сепаратизма. А если проблема была в том что поднялся бунт, началась революция, опять же это была их задача справиться с ситуацией и держать ее под контролем.
Они все время ссылались на какие-то сложности в отношениях с руководством, утверждая, что Политбюро ЦК КПСС их не до конца слушало.
Но если вы такая могучая спецслужба, если вы считаете, что вы единственные люди в стране, которые понимают к чему все идет, то вы должны были ее (страну) спасти. Им ничего не мешало.
На эти сложные вопросы нет ответа или ответы будут крайне неприятными, поэтому ответов на эти вопросы они предпочитают вообще не давать или придумывают какие-то совершенно дикие конспирологические теории.
Кроме того, у них есть психологическая травма 1991 года, которая наложилась на травму 1917 года. Это очень важно, потому что для них это события одного порядка. В нашей стране традиционно очень плохо преподавали историю Первой мировой войны, и представление тех событий большинством и особенно чекистами выглядит так: была великая Российская империя, чудесная, прекрасная, в которой существовала самая могущественная тогда спецслужба — царская Охранка и жандармский корпус. У них все было отлично, но вдруг в какой-то час Х небольшая группа эмигрантов приехала свергнуть этого великого царя, которого все очень любили. Они поставили на колени эту великую службу, у которой были все ресурсы и все произошло в течение очень короткого времени. Так выглядит для них история.
Понятно, что это абсолютно не соответствует действительности, потому что была Первая мировая война и она разрушила не одну империю, а, как минимум, четыре. Не осталось ни Австро-Венгерской империи, ни Османской империи, Германской империи, а не только российской. Во всех этих странах в результате войны произошли социальные изменения.
Для советского и российского человека, особенно сотрудника спецслужб, история выглядит так: вот была могущественная страна, могущественная империя, аристократия, армия и вдруг какая-то группа эмигрантов, каких-то жалких революционеров поставила страну на колени. Ощущение, что небольшая группа людей может вдруг неожиданно совершить такие гигантские изменения и ничего с ними сделать невозможно, преследует их не одно десятилетие.
Н.П.: Когда сотрудники КГБ начали отходить от шока 1991 года? И что с ними начало происходить?
А.С.: От шока они стали отходить довольно поздно и это движение зародилось не внутри офицерского корпуса, не внутри самих спецслужб. Это было инспирировано извне – прежде всего Борисом Ельциным, потому что в 1995-м году, когда шла Первая чеченская война, Ельцин стал намного больше доверять спецслужбам.
Федеральная служба контрразведки была переименована в ФСБ, у них появилось больше полномочий, им дали больше подразделений и возвратили те, которые первоначально от них отделили после 1991-го года.
Они начали чувствовать себя чуть более уверенно после 1995 года, но все равно оставались крайне зависимыми от политической ситуации в стране. Потом они с большим энтузиазмом занялись участием во всяких олигархических войнах, стали фактически наемниками, неважно были ли они на службе или вышли в отставку. Никакого представления о том, что им нужно делать или что должно происходить со страной у них не было — кроме обиды, что другие люди получают все эти дивиденды. У них за это время накопилась очень большая обида, которая была отрефлексирована такими простыми примитивными фразами: «всю страну ограбили, кучка олигархов все украла». Понятно, что под этим подразумевалось, что они в этом (обогащении) никак не участвуют или участвуют на вторых ролях.
Но как только Владимир Путин пришел в ФСБ директором, они внутренне почувствовали, что жизнь стала налаживаться.
Прекратились задержки по зарплатам, они стали чувствовать себя увереннее, а когда он стал президентом, то у них возник большой энтузиазм. Но я бы не сказал, что после этого все было так безоблачно и за 20 лет не произошло каких-то изменений. Это не так, потому что к тому времени прошло уже десять лет после развала Советского союза и те люди, которые в тот момент пришли к власти, в том числе на руководящие позиции в спецслужбе, не собирались возвращать Советский Союз.
Тогда возникла странная и довольно нелепая идея «нового дворянства», которое заключалась в том, что спецслужбы станут новой российской аристократией, которые будут всем заниматься, отвечать на все вызовы и помогать Владимиру Путину наводить порядок в стране. То есть, (получат) мандат намного более широкий, чем у обычной спецслужбы.
Это происходило в первые 15 лет, они в это верили, немного разочаровались, потому что им не давали посадить в тюрьму больше людей, на что они очень надеялись.
С 2015 года произошел еще один перелом, наступил новый этап, который мы сейчас наблюдаем.
Произошло возвращение к менталитету позднего советского КГБ: то ,что они говорят, и как они говорят сейчас, больше похоже на то, что происходило при Андропове или немного позже. Идея «нового дворянства» уже забыта, никто больше не произносит этих слов…
Появилась другая идея, что в Советском Союзе КГБ отвечал за контроль над обществом с помощью адресных репрессий в элите и запугивания населения. И именно этим должны заниматься российские спецслужбы. Интересно, что эти идеи не возникли внутри спецслужб, здесь инициатива исходит лично от Владимира Путина. Он разочаровался в идее «дворянства» и поменял правила в 2015 году.
Н.П.: Но Владимир Путин сам выходец из спецслужб…
А.С.: Это безусловно так, но уже прошло много времени и люди меняются. Он уже давно не подполковник, он уже такой геополитический игрок и ему это очень нравится. Он не готов себя сравнивать с сидящим в соседнем кабинете каким-нибудь полковником – он себя сравнивает с кем-то от Александра Третьего до Сталина. Таков уровень его амбиций.
Н.П.: Есть ощущение, что он пытается каким-то образом воссоздать идею Советского Союза?
А.С.: Пожалуй самое неприятное в современном путинском режиме то, что нет четкого понимания, что именно они хотят получить. Есть очень много тактических решений и есть общее ощущение, что некоторые вещи плохо работают, некоторые способы не очень эффективны, они пробовали, но как-то не очень получается.
Когда нет выработанной стратегии и представления о том, что будет через год, через пять или через десять лет, то люди автоматически начинают обращаться к опыту, который они застали молодыми людьми, пытаясь найти модель в прошлом, которая хоть как-то работала.
Другая российская проблема заключается в том, что в стране никогда никто не смотрит на то, что происходит за пределами России.
С кем ни разговариваешь – неважно либерал или консерватор – все всегда говорят про российское прошлое, и никто не пытается сравнить ситуацию в России, например, с ситуацией в Мексике или в Европе. Всегда ссылаются то на Николая Первого, то на Александра Третьего или на Ленина.
Путин не является исключением. Он помнит, что в конце или в начале восьмидесятых все как-то работало: диссидентское движение было разгромлено – как мы знаем Андропов его практически разгромил – и все было спокойно. При этом были авантюры за рубежом, в Афганистане, например, и многие в тот момент с большим энтузиазмом относилось к войне в Афганистане.
Позже люди стали по-другому к этому относиться, а вначале, с большим энтузиазмом относились: потому что вроде как боролись с Соединенными Штатами, а это очень нравилось.
Система управления и взаимодействие Политбюро и КГБ тоже очень нравились. Я думаю, что Путин, возможно не очень осознано, воспроизводит ту модель, которая, как ему кажется, в какой-то мере работала.
Н.П.: С чем связана популярность риторики о Сталине и победе в Великой отечественной войне?
А.С.: К сожалению, Владимир Путин очень циничный и практически мыслящий человек. Он намного более трезво представляет себе настроение людей, чем мы с вами.
Мы пытаемся видеть лучшее в людях, а сотрудников КГБ учили противоположному – их учили видеть в людях худшее.
Когда разговариваешь сотрудниками спецслужб, замечаешь, что их мир довольно серый, потому что они всегда ищут в любых поступках очень низменные мотивы. Это способ мышления.
Путин так же думает про страну и считает, что эти люди лучше подчиняются, когда используется старая советская схема, придуманная Брежневым: если Хрущёв еще немного думал о будущем, то Брежнев уже не думал, вместо нормальной идеологии, хоть какой, коммунистической или еще какой-то, можно при необходимости просто спекулировать на жуткой катастрофе о том, что в каждой семье погибли люди.
(Спекулируя) на этом комплексе неполноценности, что мы такой тяжелой ценой заплатили за победу, а весь мир ушел вперед и забыл нас поблагодарить, а должен благодарить каждый день. Это очень простая идея, с середины 1960-х она очень хорошо цементировала советское общество, а больше нечем было цементировать, потому что в коммунизм уже никто не верил. Путин, видимо, считает, что если тогда этот способ работал, то и сейчас будет работать.
Н.П.: Можно ли говорить, что старые сотрудники сейчас пытаются вернуть то время, когда они могли контролировать жизнь общества с помощью репрессий?
А.С.: Я бы не переоценивал влияние старых кадров, потому что на многих оперативных должностях сейчас находятся люди совсем другого призыва. Эти люди не застали другого президента, кроме Путина, и у них другая психология.
Для меня она даже более страшная, потому что люди, которые начинали служить в 1970-1980-е и даже в 1990-е, видели своими глазами как меняется страна. Они понимали, что сегодня происходит так, а завтра может быть совсем по-другому.
Нынешнее поколение оперативников и даже старших офицеров не верит в изменения.
Они, конечно, говорят про угрозы ЦРУ и так далее, но внутри считают, что ситуация будет все время одной и той же и ничего меняться не будет.
Это приводит к интересному психологическому феномену. Они мыслят исключительно в категории отдела, даже не в категории управления, не говоря уже про департамент или службу в целом. Например, им дана задача что-то делать и для них главное, чтобы начальник был доволен – дальше они даже не задумываются.
Из-за этого стало сложно общаться с источниками внутри, потому что раньше некоторые офицеры старались держать ухо востро и, общаясь с журналистами, старались узнать — что там у них в службе происходит, потому что от этого зависела, в том числе, и их карьера, как они считали. А нынешнее поколение живет в коконе.
Надо понимать, что эти люди не застали никакого Советского Союза, они не знают о тех сложных взаимоотношениях, которые были у КГБ и Политбюро. КГБ был не в восторге от того, как их контролировало Политбюро ЦК КПСС. Там были и другие бюрократические проблемы, внутри КГБ был партийный аппарат, который жестко всех ставил под контроль, что тоже не нравилось сотрудникам спецслужб.
Поэтому сами сотрудники КГБ очень радовались, когда убрали шестую статью Конституции (СССР). Им очень понравилось, что они больше не «передовой отряд партии» и они наконец-то увидели способ избавиться от партийного контроля. Эти детали важны для понимания того, что на самом деле произошло в 1991 году.
Эти прошлые сложности остаются незамеченными нынешним поколением, которое знает только одно: «Андропов был молодец, все хорошо и жестко зажимал, не было никаких проблем внутри страны и внешне мы выглядели, как мощная держава и только так». Такая примитивная картина.
Н.П.: Могут ли внутри спецслужбы появится новые люди с другими идеями? И что проще: реформировать такую спецслужбу или ликвидировать и построить заново?
А.С.: Идеи реформ никогда не появлялись внутри спецслужб. Это всегда происходило извне: будь то Горбачёв, который убрал шестую статью (Конституции СССР) и партийный контроль; или Ельцин, который расчленял КГБ на несколько частей, то убирая полномочия то добавляя их; или это был Путин, который сливал спецслужбы вместе, а потом то добавлял им полномочий, то урезал… Но никогда сами спецслужбы не были способны произвести какие-либо идеи.
В начале 2000-х надеялись, что сотрудники спецслужб могут создать новую идеологию, но они ничего не родили. У них появилась идея собственной службы, которая для людей вне системы не очень понятна. Они говорили, что служат любому политическому режиму, то есть они называли себя наследниками царской Охраны и ЧК, но любой нормальный человек скажет, что это невозможно, это просто глупость. Поэтому из этой идеи, которая им понятна, а другим нет, новой идеологии не получилось.
Не надо ожидать от сотрудников спецслужб, что они придумают способ реформирования.
Это должно происходить извне. Но мне кажется, сейчас ситуация так запущена, что их реформировать уже невозможно и все надо начинать с чистого листа.
Выступая в октябре перед экспертами «Валдайского клуба», президент России Владимир Путин заявил, что «существующая модель капитализма исчерпала себя». Этот тезис находит множество фактических подтверждений в современных экономических реалиях. Корень проблем – в принципиальном несовершенстве цифровых механизмов обеспечения контакта спроса и предложения, которое создает глобальные монополии невиданных доселе масштабов.
Чуть больше 20 лет назад контекстная реклама – главное изобретение Google – открыла миллионам предпринимателей самый дешевый на тот момент доступ к потребителям и фактически создала новые рынки. С тех пор всё радикально изменилось.
Сейчас Google определяющим образом влияет на потребительский выбор в абсолютном большинстве стран, включая Россию, и контролирует более 93% глобального поискового бизнеса – ключевого источника данных для рекламного таргетинга (для сравнения: «Яндекс» занимает лишь 0,53%). Фактически это прямое управление спросом и предложением. Теперь экономика любой страны работает по правилам глобальных цифровых монополий. Под влиянием транснациональных интернет-гигантов окружающий мир изменился для всех слоев общества самым драматическим образом.
Для обычных людей цифровой мир, управляемый международными гигантами, проник во все сферы жизни. Теперь вместо приватности – назойливая таргетированная реклама, вместо новостей – иллюзорная реальность «постправды», вместо свободы – «управляемый выбор» по Канеману и Талеру, а вместо рабочих мест и права на самореализацию – автоматизация и безусловный базовый доход.
Для большинства производителей доступ к рынкам превратился в борьбу за выживание на рекламных аукционах цифровых монополий, где «победитель получает всё» и где глобальные бренды отнимают у национальных компаний жизненное пространство.
У ретейлеров и торговых предприятий также нет поводов для оптимизма. Потребители активно уходят в цифровой формат (в Китае уже 48% товаров продается через онлайн-платформы). Большие цифровые игроки строят свои маркетплейсы и забирают под себя весь трафик. Пандемия и взрывное развитие сервисов доставки только ускорили этот процесс.
Бизнес медиа в эпоху Google испытал двойной удар. Их основной источник дохода, традиционный формат рекламы, стремительно проигрывает таргетингу цифровых монополий. Их основной продукт, профессиональный медиаконтент, в борьбе за внимание аудитории вытесняется в цифровое гетто и замещается миллионами бесплатных пользовательских видео и постов (только на YouTube каждый час загружается более 30 000 новых видеороликов). В результате традиционные медиаимперии рушатся или трансформируются по правилам владельцев трафика.
Для инноваторов мир Большой Цифры превратился в пространство 16-битной игры Moth Trap («Ловушка для мотыльков»). Там мотыльки-шелкопряды завороженно летят к источнику света, но сами являются для игроков не более чем источниками шелковых нитей – их гибель после отдачи ресурса запрограммирована. Привлеченные яркими медийными историями успеха, миллионы светлых голов со всего мира обогащают экосистемы Google и Apple своими приложениями, сервисами, играми. Но результат один и тот же: распиаренная Кремниевая долина превратилась в Долину смерти, убивающую 99% стартапов. Выжившие единицы становятся пищей на рынке поглощений цифровых монополий.
Даже для крупнейших промышленных групп и госкорпораций в последние годы произошел серьезный перекос межотраслевого баланса. Речь не просто о снижении котировок акций традиционных промышленных компаний, сокращающем состояния акционеров. Разрушается возможность привлекать инвестиции и финансировать программы развития в реальном секторе экономики.
Для национальных правительств давление глобальных цифровых монополий представляет особый вызов. Американские цифровые гиганты демонстрируют, кто тут власть, даже внутри США – достаточно вспомнить блокирование аккаунтов действующего на тот момент президента США Трампа в период подведения итогов выборов. На международном уровне транснациональные интернет-корпорации игнорируют национальные законы, стимулируя процесс «балканизации» сети Интернет. Российские власти во взаимоотношениях с IT-гигантами стремительно теряют поле для маневра в виде терпеливых предупреждений и незначительных штрафов. Исковые претензии Роскомнадзора и ФАС к Google и Facebook выросли на порядки, а стремление ответчиков спрятаться от выплат в материнской юрисдикции ставит вопрос о блокировке сервисов Google и Facebook в нашей стране ребром.
Для большинства инвесторов возможность сохранить капитал и достойно заработать в условиях монополизации Большой Цифры разрушается практически на всех рынках. «Большая пятерка» (крупнейшие цифровые компании мира – Google (Alphabet), Apple, Facebook, Amazon, Microsoft) стала настоящим ночным кошмаром для традиционного бизнеса и его акционеров. Каждый раз, когда цифровые монополии вторгаются в любую отрасль, происходит обвал курса акций традиционных компаний. Реальный сектор, связанный с прямыми инвестициями, сталкивается с ростом рисков и падением доходности. Венчурных инвесторов лишают справедливой доходности, соответствующей рискам стартапов. Большие мультипликаторы достаются только узкому кругу бенефициаров. YouTube, Gmail, WhatsApp, Skype, Excel и десятки других топовых сервисов, составляющих сегодня основу могущества «Большой Пятерки», были созданы другими талантливыми командами. Таким командам отказано в праве на самостоятельное развитие.
Монополия на успех
В результате полной монополизации цифровой среды ускорилось социальное расслоение. Состояние каждого из глобальных цифровых мультимиллиардеров, возглавляющих мировой список Forbes, превышает суммарное состояние сотен миллионов человек. Гордость и опора западных демократий, средний класс, тает прямо на глазах. Быстро растущее неравенство доходов вызывает огромное социальное напряжение во всем мире. Отсюда французские «Желтые жилеты» и американские Black Lives Matter.
В каждой стране правительства ищут способ выпустить пар, сбросить это социальное давление. Но в большинстве случаев люди, недовольные текущим положением дел, – не оппозиция. Это те, кто вынужденно стал заложником «монополии на успех». Квалифицированные пассионарии. Их энергия может и должна быть использована в экономике. Пар нужно не выпускать, а использовать.
Слабость национальных чемпионов
Россия отличается от большинства государств. У нас есть сильные «национальные чемпионы» практически в каждом сегменте отечественного цифрового рынка, где они составляют реальную конкуренцию глобальным игрокам. В России появились свои поисковики, соцсети, мессенджеры и маркетплейсы. Но отечественные цифровые компании построили свой бизнес по образу и подобию международных монополий. Такие же продукты, те же бизнес-модели, аналогичные технологии и механизмы сбора персональных данных. Те же самые цели и ценности в основе, требующие постоянного расширения бизнеса и захвата новых рынков.
Но даже местным цифровым чемпионам становится все тяжелее сохранять за собой лидирующие позиции в собственной стране. «Яндекс» уступил Google лидерство в родном Рунете (всего за несколько лет «Яндекс» потерял более 20% в поисковом бизнесе). Компании-копии не могут обеспечить цифровой суверенитет страны и не способны поддержать выход отечественных производителей на внешние рынки. Все попытки серьезного выхода на рынки за рубежом (например, «Яндекс» в Турции или Mail.ru в США – My.com) всегда сталкивались с одной и той же проблемой. Масштабировать копии на рынках, где доминируют оригиналы, бессмысленно: у пользователей просто нет веского мотива для перехода.
Альтернативная цифровая ДНК
Признанные авторитеты современной экономической мысли Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон называют современную капиталистическую модель развития «экстрактивной», то есть «отжимающей». В ней отсутствуют принципы природного баланса. Основатели цифровых гигантов развивали свои компании так, как было принято в окружающей их среде. На заре существования Google Сергей Брин и Ларри Пейдж были против рекламы в своей поисковой системе. Сейчас Google – рекламный монстр номер один в мире.
Сегодня с самых высоких трибун мы слышим призывы лидеров стран и ведущих экономистов к созданию инклюзивной экономики, то есть экономики, учитывающей интересы всех слоев общества. Речь президента России Владимира Путина на форуме в Давосе в этом году тоже была посвящена инклюзивности. Но создать на практике такие условия пока ни у кого не получилось. Старые принципы не могут создать новые институты. Цифровые монополии не могут отказаться от управления выбором и рекламы, которая составляет их основной доход. Не могут перестать извлекать сверхприбыль, ведь это и есть их главная цель. Не могут удержаться от захвата других компаний и поглощения целых отраслей – им же надо куда-то расти.
Но миру остро нужен новый виток спирали развития. Он станет возможным, только если в его основе будет лежать альтернативная спираль цифровой ДНК. Мир после Google должен быть построен на новой ценностной платформе. Цифра должна стать по-настоящему общедоступной.
На пороге новой Цифры
Парадигму цифровых монополистов – победитель получает весь рынок – пора менять вместе с поддерживающими ее старыми технологиями. Google сделал свое дело. Пора сказать ему спасибо и начать строить на плечах гигантов новую экономику. Мир после Google – не фантастика, не утопия и не отдаленное будущее. Это наше общее завтра.
Мир после Google будет другим. В отличие от мира глобальных монополий, которые изменили мир к лучшему для себя, в мире после Google появится настоящая инклюзивная цифровая территория с новой, суперэффективной моделью экономического развития и справедливого распределения социальных благ. В России уже есть принципиально новые технологии с альтернативной цифровой ДНК, способные обеспечить инклюзивный экономический уклад, при котором даже последние станут первыми.
Устранение барьеров, созданных глобальными цифровыми монополистами, ускорит рост общего экономического пирога. И люди, и бизнес, и государства получат то, в чем они больше всего нуждаются. Что это даст людям? Вернет каждому право на успех. Новые институты на новой цифровой территории вернут в экономику талант и энергию миллионов людей – без передела собственности и социальных потрясений.
Что это даст бизнесу? Создаст доступные рынки. Рынки с прямым доступом к целевым аудиториям, без сверхзатрат на маркетинг и рекламу. К производителям товаров и услуг вернется основная часть маржи, которую они сейчас теряют в виде транзакционных издержек. Это восстановит инвестиционную привлекательность и капитализацию реального сектора. Что это даст странам? Ускорит экономический рост.
Инклюзивная экономическая модель с очень низкими транзакционными издержками может долгосрочно обеспечить серьезные темпы роста ВВП. Появится фундамент для настоящего цифрового суверенитета, социальной стабильности и высокой скорости развития инноваций. На текущем историческом этапе наиболее подходящим местом для создания новой цифровой территории, основанной на принципах социального баланса, представляется именно Россия – единственная страна в мире, обладающая всеми необходимыми ресурсами, базовым набором ценностей, интегрированным в национальный культурный код, и реальным, а не мнимым суверенитетом.
Новый премьер Чехии Пётр Фиала позиционирует себя консерватором. Найдёт ли он общий язык тоже с консерватором Владимиром Путиным?
Российский президент, напомним, назвал себя «умеренным консерватором», который действует по принципу «не навреди».
Фиала критикует европейское «высокомерие»
В воскресенье, 28 ноября, президент Чехии Милош Земан назначил новым премьер-министром страны лидера коалиции «Вместе» (Гражданская демократическая партия (ODS), партия TOP 09 и Христианско-демократический союз — Чехословацкая народная партия, KDU-ČSL) Петра Фиалу (ОDS).
Правительство Андрея Бабиша (АНО) через две недели сложит полномочия.
Прага заявила, что в ближайшее время планирует «провести ревизию отношений» с российскими властями.
Пётр Фиала — профессор политологии, в прошлом он был ректором Масарикова университета в Брно и министром образования в правительстве Петра Нечаса (ODS).
В своей книге «Причина против популизма. Разговоры с друзьями о себе, нашей стране и необходимости перемен» он критикует Европейский союз, Amnesty International, «Гринпис» и политкорректность.
Он пишет, что это неправильно быть некритическим сторонником европейской интеграции.
«Это не только абсурд, но и опасное высокомерие. Европейская интеграция — это не религия. Она предназначена только для того, чтобы быть инструментом на пути к лучшей жизни для европейских обществ. Все мы видим, что это уже не так», — указывает Фиала.
Фиала — сторонник прагматизма
Ещё Фиалу называют сторонником Виктора Орбана, премьера Венгрии.
«Тот факт, что новой главной разделительной линией в политике будет линия между локализмом и глобализмом, много лет назад осознал Виктор Орбан, который в Венгрии с его консервативной прагматической политикой, направленной на решение повседневных проблем простых людей, уже выиграл выборы, трижды без вопросов», — написал политик в книге «Консерватизм сегодня».
«Европейская политика должна быть продуктом приоритетов государств-членов, а не идеологическим инструментом европейской элиты, преследующей нереалистичные цели», — там же пишет Фиала.
Чешская газета Deník N так охарактеризовала возможное будущее правительство во главе с Петром Фиала:
«У Андрея Бабиша и его группы АНО не было идеологии. Они прагматично шли туда, где им было выгодно. Теперь Чешская Республика, вероятно, сформирует правительство, которое в течение нескольких лет в основном будет описываться как консервативное».
По мнению Фиалы чешский консерватизм «скорее вдохновлён англосаксонским консерватизмом».
Дождёмся заявлений Фиалы по «Северному потоку — 2»
Как сказал Pravda.Ru старший научный сотрудник Центра европейских исследований Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) РАН Владимир Оленченко, в свою бытность в оппозиции Пётр Фиала не выступал в пользу улучшения отношений с Россией и по этому вопросу не спорил с правительством Андрея Бабиша, когда там допускали антироссийские высказывания и предпринимали антироссийские действия.
По мнению аналитика, для того чтобы проводить нормальные отношения с Россией, надо быть «вдумчивым, обладать политической волей, мужеством и быть последовательным». Таких качеств в новом премьере Чехии Владимир Оленченко не наблюдает.
Эксперт предлагает посмотреть, как Фиала себя проявит во взаимоотношениях с соседями — с Венгрией и Польшей. Показательным будет также его отношение к заявлениям, которые постоянно генерируют Соединённые Штаты Америки по вопросам «Северного потока — 2», китайской угрозы, российской угрозы, соединения российского и китайского военных потенциалов, добавил аналитик.
«Посмотрим, как он выскажется по этим моментам, тогда более-менее станет понятно, какие могут быть перспективы российско-чешских отношений», — сказал Pravda.Ru Владимир Оленченко.
Чехия вместе с США была включена в список недружественных стран РФ, после того как Прага заявила, что Россия должна заплатить €25 млн за взрывы и пожар на военных складах в Врбетице. Дипконтакты между странами сегодня находятся на самом низком уровне.
Восстановление конструктивных отношений между РФ и Чехией будет зависеть от решения о судьбе памятника маршалу Коневу в Праге. сообщил директор третьего Европейского департамента российского МИД Олег Тяпкин.
Читайте по теме:
В Чехии пожалели о впустую потраченных на Россию времени и деньгах
Спецпосол Чехии обвинил украинских олигархов в сотрудничестве с Россией
МИД РФ: отношения с Чехией будут зависеть от решения по памятнику маршалу Коневу
Куда заведёт Чехия Европу в конфликте с Россией
Выступление американского историка Тимоти Снайдера, профессора Йельского университета, автора нескольких исторических бестселлеров, на декабрьском Киевском форуме безопасности.
Как вам хорошо известно, в этом году президент России опубликовал статью, в которой изложил свое видение истории Украины, Беларуси и России. С исторической точки зрения эта статья не имеет никакой ценности. Когда я читаю её как историк, у меня возникает впечатление сродни тому, какое возникает на вечеринке, где кто-то начинает рассуждать о событиях прошлого, не понимая, о чём говорит, но имея при этом горячие убеждения. Обычно историки в таких ситуациях кивают, усмехаются и находят отговорку, чтобы уйти. Но господин Путин не просто кто-нибудь, а глава важного государства, поэтому к его соображениям нужно подойти серьёзно. Но не как к истории – ведь в этом смысле его рассуждения уморительны, а как к политике.
Первое, на что стоит обратить внимание в этой статье, – это то, что она вообще не об Украине. На самом деле она о России. Когда внимательно читаешь эту статью, можно заметить, что на самом деле она об отсутствии – об отсутствии истории России. Нет истории России, которую может рассказать Путин. Он может рассказать историю об определенных взаимоотношениях с Украиной, которые по «мистическим» причинам испортились.
Второе, что мы замечаем в этой статье, – что она не о будущем. Это рассказ о прошлом. Видно, что является характерным для режима Путина: в рассказе президента о России будущего нет, есть только прошлое, «мифическое прошлое». Это существенная проблема режима. При олигархате, клептократии, плутократии, где все ресурсы сконцентрированы в руках приближённой к центру власти элиты, очень трудно говорить о будущем, будущее даже вообще очень трудно себе представлять. В этой ситуации клептократический режим продуцирует мифы о прошлом. Политическое пространство, в котором нет будущего, заполняется прошлым. При этом проблема в том, что в такой истории нет места россиянам, нет места людям.
Эта история показывает, на каком действительно раннем этапе находится Россия в смысле создания своей национальной истории. В изложении Путина Украина и Беларусь в этой истории играют роль своеобразных костылей. Россия не может рассказать историю о самой себе, так что эта история основывается на других народах. Статья Путина демонстрирует нам, что глава Российской Федерации не может рассказать историю, которая, собственно, о России, а сама Россия еще не достигла такой стадии развития, когда это было бы возможно.
Когда читаешь эту статью в контексте российского вторжения в Украину и оккупации её территорий, можно сделать вывод, что Россия напала на Украину, потому что россияне до сих пор ещё не знают, кто они такие. Россия во главе с Путиным вторглась в Украину, чтобы рассказать что-то вроде истории о том, кто такие россияне. И эта история, что ужасно для России, тотально отрицательная. История такова: «Мы – люди, которых не понимает остальной мир. Мы – люди, которых не понимают, когда мы говорим, что мы и украинцы один народ. Мы – люди, которых не понимают украинцы, когда мы говорим им, что мы один народ».
Путин формирует для России мифологическую идентификацию, сосредоточенную на прошлом, целиком негативную, которая полностью зависит от других, от тех, кто отвергает то, что Россия говорит о себе и об остальном мире. И вот здесь, по моему убеждению, проблема достигает самой своей глубины: отрицательной идентификацией Россия подменяет реальную внешнюю политику.
Нет ни одного человека в мире, который был бы больше виноват в отсутствии близких отношений России и Украины, чем Владимир Путин
Если бы Путин проводил внешнюю политику, которая имела бы целью защиту долгосрочных интересов Российской Федерации и её народов, то такая политика была бы сконцентрирована прежде всего на Китае, на защите российского суверенитета в отношениях с Китаем. Россия испытывает в отношениях с Китаем экзистенциальные проблемы, таких же экзистенциальных проблем с Западом у неё нет. Но вторжение в Украину и нарратив, связанный с этим вторжением, создают проблемы в контактах с Западом, которых могло и не быть. Иными словами, Путин отрезал Россию от Запада и привёл свою страну к положению подчиненности Китаю. Если посмотреть трезво, то это действительно провал кремлёвской внешней политики. Сегодня Россия имеет влияние в мире потому, что она расположена между Западом и Китаем. Напав на Украину, отрезав себя от Запада, Россия серьезно ослабила свои позиции по отношению к Китаю. Это следствие внешней политики Путина.
Скажу то, о чем не говорят в Москве, по крайней мере в политических кругах: Россия отрезала себя от Украины. В статье Путин утверждает, что Россия и Украина должны быть вместе, но разделились из-за какого-то «мистического» сговора Запада.
Впрочем, правда гораздо проще, она прямо перед нашими глазами. Причина, по которой Украина и Россия не близки, – в том, что Россия напала на Украину. Другими словами, если целью Путина на самом деле были хорошие отношения России и Украины, то именно он и никто другой сделал их невозможными. Не только на то время, пока существует установленный им режим, но и на годы и десятилетия в будущем. Тезисы Путина исторически бессмысленны, но он в эти построения верит. Но нет ни одного человека в мире, который был бы больше виноват в отсутствии близких отношений России и Украины, чем сам Владимир Путин.
Он сам из-за своей внешней политики, из-за своих действий, своего решения напасть на Украину сделал близкие отношения России и Украины невозможными. Но это то, что он не может признать, поэтому Путин прибегает к долгим историческим фантазиям: «Это не я, это Запад. Мое вторжение в Украину не связано с современностью, это связано с давними историческими фабулами».
Это позволяет нам ответить на вопрос, зачем нужна была эта статья, почему она появилась через семь лет после нападения на Украину. Ответ связан не с прошлым, а с настоящим, не с Украиной, а с Россией, в частности, с поздним периодом путинского режима. Путин – стареющий лидер деспотического режима, который обанкротился из-за собственных устремлений. Он не смог сделать Россию независимым игроком международной политики, вместо этого Россия стала зависимой от Китая. Он не смог сблизить Россию и Украину, наоборот, напав на Украину, Россия на долгое время стала врагом Украины. И Путину остается только скрывать эти провалы, прибегая ко лжи.
Высказанные в рубрике «Право автора» мнения могут не отражать точку зрения редакции