Про толстого кота сказка

Автор проекта «Мастерская сказки» Денис Либстер рассказал, как неожиданно для себя стал детским писателем. 

Гномы из зеленой тетради

— Ничто не предвещало, что я стану профессиональным писателем. Меня до сих пор мучает синдром самозванца. Но творчество было в моей жизни всегда. Свои первые истории я сочинил, будучи первоклассником. Когда мы с родителями жили в Чехии, я насмотрелся мультфильмов про тощего и толстого гномов, их приключения вдохновили меня создать свой сюжет с теми же героями. Потом я замахнулся на «псевдоповесть» для школьного чтения. Если бы черновики не затерялись, возможно, я бы вернулся к ней во взрослые годы и доработал.

Сказки про гномов я записывал в обычной зеленой тетради, а потом забросил их, потому что настало время подростковых стихов и песен. Я даже пытался играть в рок-группе, когда жил в Грузии. Мой папа военный, поэтому мы оседали в разных местах.

В Грузии нам с друзьями выделили пустующий домик, где мы могли репетировать, раздали гитары. Но поскольку наши познания в музыке были равны нулю, а учителей в военном городке не нашлось, эти начинания постепенно сошли на нет. 

Поэта из меня тоже не вышло. Мы переехали в Самару, и в старших классах я начал готовиться к карьере менеджера среднего звена. Изучал основы менеджмента и маркетинга на курсах при ныне закрытом лицее на базе школы №128. Там была прекрасная организация «Юный менеджер» с очень талантливыми учителями. Полученные знания мне пригодились в дальнейшем, а вот «корочек» никаких я не получил — вместо них нам с одноклассниками выдали какую-то справку. В конце 90-х все стало очень неопределенным.

Благодаря нашему педагогу Светлане Васильевне Гогоновой мы осилили очень продвинутый курс русского языка и литературы. Прочитали почти всю современную русскую литературу того времени — от Шаламова до Платонова. Кстати, Светлана Васильевна стала первым взрослым человеком, который посоветовал мне начать писать. Когда у меня начало что-то получаться, я пришел в школу, чтобы «себя показать», и узнал, что ее больше нет. Совсем нет.

Получив аттестат, я поступил на первый факультет аэрокосмического университета, где провел пять лет. Правда, учился в основном в буфете и в спортзале: играл в баскетбол и бегал за сборную университета на короткие дистанции. Однажды меня почти отчислили, но все обошлось.

Курс для взрослых

После вуза началась интересная взрослая жизнь, в которой я кем только не работал. Был маркетологом, рисовал чертежи и продавал кухни, помогал папе в сапожной мастерской и теперь даже могу сделать пару сапог. А потом в нашем городе открылся журнал «Я покупаю». Одна моя знакомая устроилась туда работать менеджером по рекламе, а я придумывал для нее проекты. Мои идеи нравились, и после закрытия «Я покупаю» я пришел в похожий журнал «Я продаю». В нем за полтора года с позиции ведущего рубрики дорос до должности главного редактора. Потом выпускал собственный журнал «Шоколад», работал в других изданиях. В частности, закрепился в федеральной сети «Собака». 

Устав от рекламы и требовательных клиентов, я начал писать. Сначала выплескивал мысли в коротких эссе, готовил их для редакторских колонок. Потом понял, что хочу обсуждать с читателями темы, далекие от политики изданий.

В конце концов разработал и начал читать свой авторский курс для взрослых, которые хотят научиться работать с текстом. Если честно, многим пиар-менеджерам и сммщикам было бы неплохо ознакомиться с его основами. Но, увы, я разочаровался в своей затее. Как правило, взрослые люди редко хотят учиться чему-то по-настоящему. Им сложно признаться даже самим себе в том, что они могут чего-то не знать.

Сказка про Машу, кота и волшебный карандаш

Тогда я сделал ставку на детей, еще не потерявших интерес к окружающему миру и блеск в глазах. В тот период у меня было много мыслей и эмоций, которыми хотелось поделиться. Я начал по главам писать одно большое произведение под названием «Сказка про Машу, кота и волшебный карандаш» (недавно эта книга вышла в бумажном варианте). Текст выкладывал в соцсетях. На удивление, он многим понравился. А потом родился проект «Мастерская сказки».

Изначально это была галерея ребяческого творчества: я просто выкладывал рисунки своих детей. Потом пригласил присоединиться отпрысков знакомых и знакомых знакомых. Затем — всех желающих. А дальше подумал: это было так логично — учить детей. 

Мы стали собираться в галерее «Виктория» с ребятами в возрасте от семи до одиннадцати лет. Сначала иллюстратор Семен Шикунов вел свой «урок». Потом дети слушали сказку про Машу и карандаш, а затем сами пробовали иллюстрировать. В конце курса получался красочный ассоциативный ряд по мотивам моей истории. Так появилась книга «Обыкновенные чудеса», проиллюстрированная рисунками ребят. 

Наш детский учебный курс по сути мало отличается от взрослого. В «Мастерской сказки» мы даем ребенку возможность побыть самим собой. Современные дети очень загружены учебой и другими обязанностями. Они находятся в жестких рамках. На наших уроках не так. Когда я иду туда, то сам не знаю, чем именно мы будем заниматься: смотрю на настроение группы, даю возможность ребятам сделать выбор. Они могут начать создавать скульптурную композицию или приступить к работе над сюжетом сказки, подсказанной собственной фантазией.

Опираясь на интерес ребенка, я мягко передаю ему знания. В итоге он создает свою осязаемую реальность, которую можно потрогать. Возможно, конечный результат проигрывает тому, что взрослые педагоги фактически доделывают за детей. Но мы развиваем собственные скиллы ребенка: его креативность, умение принимать самостоятельные решения, выбирать и воплощать на практике. Все это совершенно точно пригодится в будущем.

Для меня дети — неиссякаемый источник вдохновения и потрясающих сюжетов. Это самые прекрасные сказочники в мире.

Единственная мысль, которую я хочу передать своим воспитанникам, — что они могут все. В каждом человеке достаточно таланта, чтобы выстроить свою жизнь так, как хочется, и ни от кого не зависеть. И еще сказки хотят, чтобы их читали. Поэтому нам так важно их сочинять.

Фотографии из личного архива героя публикации

Рассказ про огромного толстого кота Иваныча, который любит поесть и поспать. Спит он так крепко, что не сразу просыпается, когда его тащит за хвост кутенок Бобка. Иваныч не обращает внимания на мышей, но крыс в амбаре ловит исправно.

Жил у нас в доме огромный толстый кот — Иваныч: ленивый, неповоротливый. Целые дни он ел или спал. Бывало, залезет на тёплую лежанку, свернётся клубком и уснёт. Во сне лапы раскинет, сам вытянется, а хвост вниз свесит. Из-за этого хвоста Иванычу часто доставалось от нашего дворового щенка Бобки.

Он был очень озорной щенок. Как только дверь в дом откроют — шмыгнёт в комнаты прямо к Иванычу. Схватит его зубами за хвост, стащит на пол и везёт, как мешок. Пол гладкий, скользкий, Иваныч по нему словно по льду покатится. Спросонья сразу и не разберёт, в чём дело. Потом опомнится, вскочит, даст Бобке лапой по морде, а сам опять спать на лежанку отправится.

Иваныч любил улечься так, чтобы ему было и тепло и мягко. То к маме на подушку уляжется, то под одеяло заберётся. А однажды вот что натворил. Замесила мама тесто в кадушке и поставила на печку. Чтобы оно лучше поднялось, сверху ещё тёплым платком прикрыла. Прошло часа два. Мама пошла посмотреть — хорошо ли тесто поднимается. Глядит, а в кадушке, свернувшись калачиком, как на перине, Иваныч спит. Всё тесто примял и сам весь измазался. Так мы без пирогов и остались. А Иваныча вымыть пришлось.

Налила мама в таз тёплой воды, посадила туда кота и начала мыть. Мама моет, а он и не сердится — мурлычет, песни поёт. Вымыли его, вытерли и опять на печку спать положили.

Вообще Иваныч был очень ленивый кот, даже мышей не ловил. Иногда мышь скребётся где-нибудь рядом, а он внимания на неё не обращает.

Как-то зовёт меня мама в кухню:

— Погляди-ка, что твой кот делает!

Гляжу — Иваныч растянулся на полу и греется на солнышке, а рядом с ним целый выводок мышат гуляет: совсем крошечные, бегают по полу, собирают хлебные крохи, а Иваныч будто пасёт их — поглядывает да глаза от солнца жмурит. Мама даже руками развела:

— Что же это такое делается!

А я и говорю:

— Как — что? Разве не видишь? Иваныч мышей караулит. Наверное, мышка-мать попросила за ребятами присмотреть, а то мало ли что без неё может случиться.

Но иногда Иваныч любил ради развлечения и поохотиться. Через двор от нашего дома был хлебный амбар, в нём водилось много крыс. Проведал об этом Иваныч и отправился как-то после обеда на охоту.

Сидим мы у окна, вдруг видим — по двору бежит Иваныч, а во рту огромная крыса. Вскочил он в окно — прямо к маме в комнату. Разлёгся посреди пола, выпустил крысу, сам на маму смотрит: «Вот, мол, каков я охотник!»

Мама закричала, вскочила на стул, крыса под шкаф шмыгнула, а Иваныч посидел-посидел и спать себе отправился.

С тех пор Иванычу житья не стало. Утром встанет, вымоет лапой мордочку, позавтракает и отправится в амбар на охоту. Минуты не пройдёт, а он домой спешит, крысу тащит. Принесёт в комнату и выпустит. Потом уж мы так приладились: как он на охоту — сейчас все двери и окна запираем. Иваныч поносит, поносит крысу по двору и пустит, а она назад в амбар убежит. Или, бывало, задушит крысу и давай с нею играть: подбрасывает, лапами ловит, а то положит её перед собою и любуется.

Вот однажды играл он так — вдруг, откуда ни возьмись, две вороны. Сели неподалёку, начали вокруг Иваныча скакать, приплясывать. Хочется им крысу у него отнять — и страшновато. Скакали-скакали, потом одна как схватит сзади Иваныча клювом за хвост! Тот кубарем перевернулся да за вороной, а вторая подхватила крысу — и до свиданья! Так Иваныч ни с чем и остался.

Впрочем, Иваныч хотя крыс иногда и ловил, но никогда их не ел. Зато он очень любил полакомиться свежей рыбой. Как приду я летом с рыбалки, только поставлю ведёрко на лавку, а он уж тут как тут. Сядет рядом, запустит лапу в ведёрко, прямо в воду, и шарит там. Зацепит лапой рыбу, выкинет на лавку и съест. Иваныч даже повадился из аквариума рыбок таскать.

Как-то раз поставил я аквариум на пол, чтобы воду сменить, а сам ушёл на кухню за, водой. Прихожу обратно, гляжу и глазам не верю: у аквариума Иваныч — на задние лапы привстал, а переднюю в воду запустил и рыбу, как из ведёрка, вылавливает. Трёх рыбок я потом недосчитался.

С этого дня с Иванычем просто беда: так от аквариума и не отходит. Пришлось сверху стеклом закрывать. А как забудешь, сейчас двух-трёх рыбок вытащит. Уж мы не знали, как его отучить от этого.

Но только, на наше счастье, Иваныч и сам очень скоро отучился.

Принёс я однажды с реки вместо рыбы в ведёрочке раков, поставил, как всегда, на лавку. Иваныч сразу прибежал — и прямо в ведро лапой. Да вдруг как потянет назад! Глядим — за лапу рак клешнями ухватился, а за ним второй, а за вторым — третий… Все из ведёрка за лапой тащатся, усами шевелят, клешнями щёлкают. Тут Иваныч глазищи от страха вытаращил, шерсть дыбом поднялась: «Что за рыба такая?»

Тряхнул лапой, так все раки на пол посыпались, а сам Иваныч хвост трубой — и марш в окно. После этого даже близко к ведёрку не подходил и в аквариум перестал лазить. Вот как напугался!

Кроме рыбок, у нас в доме было много разной живности: птицы, морские свинки, ёж, зайчата… Но Иваныч никогда никого не трогал. Он был очень добрый кот, дружил со всеми животными. Только с ежом Иваныч вначале не мог ужиться.

Этого ежа я принёс из леса и пустил в комнате на пол. Ёжик сначала лежал, свернувшись в клубок, а потом развернулся и забегал по комнате. Иваныч очень заинтересовался зверьком. Дружелюбно подошёл к нему и хотел обнюхать. Но ёж, видимо, не понял доброго намерения Иваныча — он растопырил колючки, подскочил и пребольно кольнул Иваныча в нос.

После этого Иваныч стал упорно избегать ежа. Стоило тому вылезти из-под шкафа, как Иваныч поспешно вскакивал на стул или на окно и никак не хотел спускаться вниз.

Но вот как-то раз после обеда мама налила Иванычу в блюдечко супа и поставила его на коврик. Кот сел около блюдца поудобнее, начал лакать. Вдруг мы видим — из-под шкафа вылезает ёжик. Вылез, носиком потянул, прямо направился к блюдцу. Подошёл и тоже за еду принялся. А Иваныч не убегает видно, проголодался, косится на ежа, а сам торопится, пьёт.

Так вдвоём всё блюдечко и вылакали.

С этого дня мама начала их каждый раз вместе кормить. И ведь как они хорошо к этому приладились! Стоит только маме половником о блюдечко стукнуть, а они уже бегут. Усядутся рядышком и едят. Ёжик мордочку вытянет, колючки приложит, гладенький такой. Иваныч его совсем перестал опасаться. Так и подружились.

За добрый нрав Иваныча мы все его очень любили. Нам казалось, что по своему характеру и уму он больше походил на собаку, чем на кошку. Он и бегал за нами, как собака: мы на огород — и он за нами, мама в магазин — и он следом за ней бежит. А возвращаемся вечером с реки или из городского сада — Иваныч уж на лавочке возле дома сидит, будто нас дожидается.

Как увидит меня или Серёжу, сразу подбежит, начнёт мурлыкать, об ноги тереться и вслед за нами скорее домой спешит.

Дом, где мы жили, стоял на самом краю городка. В нём мы прожили несколько лет, а потом переехали в другой, на той же улице.

Переезжая, мы очень опасались, что Иваныч не уживётся на новой квартире и будет убегать на старое место. Но наши опасения оказались совершенно напрасны.

Попав в незнакомое помещение, Иваныч начал всё осматривать, обнюхивать, пока наконец не добрался до маминой кровати. Тут уж, видимо, он сразу почувствовал, что всё в порядке, вскочил на постель и улёгся. А когда в соседней комнате застучали ножами и вилками, Иваныч мигом примчался к столу и уселся, как обычно, рядом с мамой. В тот же день он осмотрел новый двор и сад, даже посидел на лавочке перед домом. Но на старую квартиру так и не ушёл.

Значит, не всегда верно, когда говорят, что собака людям верна, а кошка — дому. Вот у Иваныча вышло совсем наоборот.

(Илл. Воробьева А.)

Московский академический музыкальный театр имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко

Кошачий род давно враждует с мышиным. Но этот хитрый котище Мурлыка для нас наказание Божье. Вот как я с ним познакомился.

Глупым мышонком хотел было высунуть нос из подполья. Но мать царица Прасковья с крысой Онуфрием крепко-накрепко мне запретили нору мою покидать, но я не послушался, в щёлку выглянул: вижу камнем выстланный двор, освящало солнце его, и окна огромного дома светились, птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.

Выйти не смея, смотрю я из щёлки и вижу на дальнем краю зверёк усатый, сизая шкура, розовый нос, зелёные глазки, пушистые уши, тихо сидит и за птичками смотрит; а хвостик, как змейка, так и виляет. Потом он своею бархатной лапкой начал усатое рыльце себе умывать. Облилось радостью сердце мое, и я уж собирался покинуть щёлку, чтобы с милым зверьком познакомиться. Вдруг зашумело что-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер. Какой-то страшный урод ко мне подходил; широко шагая, черные ноги свои поднимал он, и когти кривые с острыми шпорами были на них, на уродливой шее длинные косы вились змеями, нос крючковатый; под носом какой-то мохнатый мешок и, как-будто красный с зубчатой верхушкой колпак, с головы перегнувшись, по носу бился, а сзади какие-то длинные крючья разного цвета торчали снопом. Не успел я от страха в память придти, как с обоих боков, поднялись у урода словно как паруса, начали хлопать, и он раздвоив острый нос свой, так заорал, что меня как дубиной треснуло.

Как прибежал я назад в подполье, не помню. Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною, так и ахнул. «Тебя миловал Бог — он сказал мне — свечку ты должен поставить уроду, который так кстати криком своим тебя испугал, ведь это наш добрый сторож петух.

Он горлан и со своими большой забияка; нам же мышам, он приносит и пользу: когда закричит он, знаем мы, что проснулись наши враги; а приятель который так обольстивший тебя своей лицемерной харей, был не иной кто, как наш злодей записной, объедало кот Мурлыка, хорош бы ты был, когда бы с знакомством к этому плуту подъехал: тебя бы он порядком погладил бархатной лапкой своею; будь впредь осторожен».

Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке; каждый день у нас от него недочет. Расскажу я только то, что случилось недавно. Разнесся в подполье слух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчики сами видели это глазами своими. Вскружилось подполье; шум, беготня, пискотня, скакание, кувырканье, пляска — словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрый с радости так напился, что подрался с царицей и в драке хвост у неё откусил, за что был высечен больно. Что же случилось потом? Не разведав дела порядком, вздумали мы кота погребать, и надгробное слово тотчас поспело.

Его сочинил поэт наш подпольный Клим, по прозванию «Бешеный хвост»; такое прозвище дали ему за то, что, стихи читая, всегда он в меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал. Все изготовились, отправились мы на поминки к Мурлыке; вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду кот Мурлыка в ветчине висит на бревне, и повешен за ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка вытянутый весть; и спина, и хвост, и передние лапы словно как мёрзлые, оба глаза глядят не моргая.

Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен кот окаянный, довольно ты, кот, погулял; погуляем нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися вверх по бревну, чтобы Мурлыкины лапы распутать, но лапы сами держались, когтями вцепившись в бревно, а веревки не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись наши ребята, как вдруг распустились когти, и на пол хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались в страхе, и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит, ус не тронется, глаз не моргнёт; мертвец да и только. Вот, ободряясь, из углов мы к нему подступать понемногу начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу даст от него; тот лапкой ему грозит; тот подразнит сзади его языком; а кто еще посмелее, тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет. Кот ни с места, как пень.

«Берегитесь — тогда сказала нам старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти были знакомы ( у нее он весь зад ободрал, и насилу как-то она от него уплелась) — берегитесь: Мурлыка старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это знак недобрый; и шкура цела у него». То услыша, громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтобы после не плакать, — мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралась с ними в подполье она. А мы принялись, как шальные, прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши, все уселись в кружок, перед мордой его, и поэт наш Клим, по прозвищу Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо влезши, начал оттуда читать нам надгробное слово, мы же при каждом стихе хохотать: и вот что прочёл он: «Жил Мурлыка; был Мурлыка кот Сибирский, рост богатырский, сизая шкурка, усы как турка; был он бешеный, на краже помешан, за то и повешен, радуйся, наше подполье!..»

Но только успел проповедник это слово молвить, как вдруг наш покойник очнулся. Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля.

Двадцать из нас осталось на месте, а раненых в трое более было. Тот воротился с ободранным пузом, тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному хвост был оторван, у многих так страшно искусаны были спины, что шкурки мотались как тряпки; царицу Прасковью чуть успели в норку уволочь за задние лапки; царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке прежде других на обед.

Так кончился пир наш бедою.