Пристать к берегу как пишется

— 8 января и 8 мая это две даты одного процесса сертификации, который предполагает сертификацию на национальном уровне (в Германии) и последующее согласование Еврокомиссией, — поясняет замглавы Фонда национальной энергетической безопасности Алексей Гривач.

— Июля тут вообще нет. Глава БНА просто опасается, что не успеет получить пакет документов от оператора проекта, изучить его и одобрить до 8 января. Соответственно, это может увеличить предельные сроки полного цикла процесса.

«СП»: — Регистрировать новую компанию-оператора будут еще полгода?

— Не полгода. Прошел всего месяц с момента, когда регулятор и оператор достигли общего понимания, как нужно организовать юридическую структуру, чтобы она соответствовала законодательству Германии и ЕС. Но пока эти процедуры не завершены.

Пока сложно оценивать, на сколько реально затянется сертификация. Одно очевидно, задержка с запуском проекта негативно влияет на доступность газа в Европе и является одним из факторов роста цен на газ.

«СП»: — По-вашему, тут есть результат давления новых немецких властей, которые, несомненно, относятся к проекту прохладнее предшественников.

— В настоящее время я не вижу особого давления со стороны нового правительства, но глава БНА, конечно, предпочитает высказываться максимально осторожно. Однако правительство должно делать все возможное для стабилизации газового рынка и скорейший запуск «СП-2» мог бы существенно улучшить безопасность и снизить цены на рынке.

— Суть публикации Bloomberg в том, что они взяли комментарий у главы БНА, который сказал, что у них сейчас нет на руках документов для того чтобы продолжить сертификацию, — отмечает ведущий аналитик Фонда национальной энергетической безопасности, эксперт Финансового университета при Правительстве РФ Игорь Юшков.

— Они сказали «Газпрому» перерегистрировать в немецкой юрисдикции Nord Stream-2 A.G., которую «Газпром» назначил оператором. «Газпром» этого пока не сделал и, соответственно, документы не предоставил, поэтому они пока не могут возобновить процесс сертификации. А дальше журналисты уже додумали, что все это завершится только во втором полугодии.

«СП»: — Но откуда этот срок?

— Вероятно, они подумали, что пока «Газпром» будет готовить документы, потом регулятору выдается максимальный срок четыре месяца, дальше дается два месяца Еврокомиссии, чтобы дать свое заключение на решение немецкого регулятора — вот и получается второе полугодие 2022 года. Но в реальности, не факт, что и регулятор, и ЕК потратят именно максимальное количество времени. Регулятор уже начинал процедуру, так что, возможно, ему понадобится менее четырех месяцев, возможно, и ЕК быстрее управится. Возможно, конечно, не по той логике, как у авторов статьи, но процесс сертификации действительно может завершиться только летом.

Сейчас уже это не важно. Важно было, поможет ли «СП-2» европейцам пройти отопительный сезон или нет. Сейчас можно с уверенностью сказать, что — нет. А дальше ключевой вопрос, запустят ли его до следующего отопительного сезона.

«Газпром» показывает, что он создал компанию, которая позволяет ее топ-менеджерам быть независимыми в своих решениях от самого «Газпрома», убирается аффиляция между двумя компаниями, и оператор не может подыгрывать одному из поставщиков. На это регулятор говорит: перерегистрируйте оператора в моей юрисдикции, чтобы у меня были полномочия запрашивать любые документы, необходимые для прозрачности его деятельности. «Газпром» этим занимается.

Если даже ему не удастся сертифицировать Nord Stream-2 A.G. в качестве оператора, конечно, он найдет другую компанию, просто использовать свою «дочку» выгоднее. Нет — так нет, найдет независимую, которой он будет платить за осуществление функций оператора. Никто же газопровод не забирает, не запрещает им пользоваться. К самому газопроводу ни у кого нет претензий. Весь сыр-бор вокруг компании-оператора.

«СП»: — Ну, возобновят они сертификацию, а дальше? Это же не значит, что сертифицируют сразу. Какие еще поводы для задержки могут придумать?

— Скорее всего, новых поводов для задержки уже не будет, хотя какие-то бюрократические подводные камни еще могут всплыть. Конечно, могут и не сертифицировать. Сложно сказать, что они в итоге решат.

«СП»: — А после того, как сертифицируют, что? Скажут, что нужно еще 50% трубы немецкого участка отдать другому поставщику? И что тогда?

— Это отдельная история, и вопрос пока никак не решен. «Газпром» пытается доказать, что СП-2 попадает под исключения, которые был применены к СП-1. Тогда немцы говорили, что поправки в Европейское законодательство, которые предусматривают его распространение на морские газопроводы (тогда оно на них не распространялось, и только под СП-2, чтобы помешать его реализации), не могут быть применены к тем газопроводам, которые были завершены до мая 2019 года.

И «Газпром» пытается доказать, что СП-2 был завершен до этого срока, не важно, когда он был достроен, главное, когда были сделаны инвестиции. Вот когда деньги собрали — все, остальное, т.е. достроить «трубу» — уже дело техники. Один суд ему отказал, сейчас он подает апелляцию. Но к сертификации это отношения не имеет.

Если суд выиграть не удастся, у его остается два выхода. Первый: пустить альтернативного поставщика газа, что сейчас активно лоббирует «Роснефть», где говорят, давайте мы сейчас еще 10 млрд кубов своего газа дадим, загрузка тогда будет уже не 27,5 млрд, а 37,5. Но «Газпром» против, поскольку это будет разрушение экспортной монополии на трубопроводный газ.

Либо о может договориться с европейскими клиентами о том, чтобы те получали газ за 12 морских миль от берега Германии, где начинается европейское регулирование, получали право собственности на газ в размере 27,5 млрд. кубов. Дальше половину «трубы» как бы загрузит «Газпром», половину — европейские компании.

«СП»: — По-вашему, это как-то связано с давлением нового немецкого правительства? Насколько тут независим регулятор? Или при Меркель было бы то же самое?

— Я думаю, что смена правительства ФРГ тут никакого влияния не оказывает. Напомню, приостановка сертификации случилась еще при Меркель. Конечно, возможно, новые руководители страны менее позитивно, чем Меркель, отзываются об СП-2, но они отзываются и менее негативно, чем до того, как приступили к исполнению полномочий, потому что теперь понимают свою ответственность за Германию, за надежное газоснабжение всей Европы.

Тем более что они себя позиционируют в качестве лидеров Евросоюза. Мы на самом деле видим, как их риторика смягчается в сравнении с тем, что было во время предвыборной кампании. И они никак не влияют на процесс сертификации, который никак не зависит от политических предпочтений правительства, там уже включается бюрократия — сотрудники сетевого агентства сами боятся, что их обвинят в политизации.

«СП»: — Французское издание Les Echos сообщает о том, что канцлер ФРГ Олаф Шольц пытается перенести ответственность за запуск «Северного потока-2» на ЕС. Американская The Hill пишет, что приход нового правительства ФРГ существенно осложнил ввод в эксплуатацию СП-2. Насколько это все так? Или это нагнетание?

— Полагаю, это все спекуляции. Надо же что-то писать, придумывать какие-то версии. Еще раз повторю: простановка сертификации была при Меркель, всякие прочие проблемы были при Меркель, она не смогла противодействовать распространению Третьего энергопакета. Так что не нужно считать ее эдакой всесильной охранительницей «Северного потока-2». Она действительно очень много сделала для того, чтобы не было никаких дополнительных санкций, никаких официальных санкций со стороны ЕС.

Шольц не принимает решений: запустить или не запустить. И потом все понимают, что «Газпром» будет судиться. Поди докажи в суде, чем тебе не нравится газопровод. Нравится — не нравится, если он соответствует европейским законам, его обязаны запустить. Так что я не думаю, что Шольц что-то там перекладывает. Он занимается другими — внутренними делами: формированием команды, проектами реформ и т. д., и до СП-2 ему пока особо дела нет.

«СП»: — Насколько в итоге максимально может затянуться процесс?

— Сложно сказать. Есть четкие сроки — как только «Газпром» подает обновленные документы, у регулятора есть не более 4 месяцев. Он должен хотя бы сказать: да или нет! Дальше ЕК должна дать заключение на решение регулятора, который не обязан к нему прислушиваться. На все про все максимум полгода.

Дальше могут начаться суды со стороны Польши, но опять же, не факт, что суд приостановит решение немецкого регулятора. Пока он будет разбираться, оно будет действовать, а газопровод — функционировать. До бесконечности затягивать не получится. В «Газпроме» тоже не дураки, они будут судиться, будут давить европейские компании, которые давали кредит — 5 млрд. Они тоже будут судиться, если до этого дойдет.

В пользу «Газпрома» играет тот факт, что все это происходит в правовом поле Евросоюза. Нам плевать, нравится кому этот газопровод или нет. Либо вы официально меняете собственные законы или вводит санкции против России или «Газпрома», либо запускайте.

Складывается ложное впечатление, что все против СП-2. Это не так, весь бизнес за него. Может, «Газпром» и проигрывает информационную войну, но в реальности у него есть свои сторонники и лоббисты, есть, кому пнуть евробюрокаратию.

На руссском впервые вышел комикс израильской комиксистки Руту Модан — «Имущество». Мы поговорили с Руту о ее работе, о любви к русской литературе, о сибирской тайге, о юморе как способе смотреть на мир — и о комиксах, разумеется.

Книги израильской художницы и комиксистки Руту Модан переведены на множество языков и отмечены международными премиями. В 2021 году в издательстве «Бумкнига» вышел на русском языке ее второй роман «Имущество» — о том, как пожилая еврейка Регина Сегал после смерти сына вместе с внучкой Микой из Тель-Авива летит в Варшаву, надеясь вернуть недвижимость, которая до Второй мировой войны принадлежала ее родителям. «Имущество» было впервые опубликовано в 2013 году, отмечено премией имени Уилла Айснера, номинировалось на премию Игнаца и премию Международного фестиваля комиксов в Ангулеме, а также вошло в топ-10 книг года The Guardian, Publishers Weekly, Salon и The Washington Post.

В ноябре 2021 года Руту впервые приехала в Россию на XV Красноярскую ярмарку книжной культуры, чтобы представить «Имущество» российским читателям.

— Если бы вас попросили рассказать о себе русскому читателю, который вас не знает, только три вещи, что бы вы назвали?

— Я израильтянка. Я женщина, у которой есть семья и дети. Я художница. Пожалуй, вот эти три — необязательно в таком порядке. В разных ситуациях на первый план выходят разные ипостаси — но без любой из них я была бы не собой, а кем‑то другим.

— А ваша преподавательская работа — это четвертая?

— Не совсем. Скорее так: мне сложно разделить в себе «художницу» и «преподавательницу». Я преподаю много лет и начала очень рано, буквально через год или два после того, как сама окончила АкадемиюРуту Модан училась, а после стала преподавать в Академии искусства и дизайна «Бецалель» в Иерусалиме.
. Зарабатывать рисованием я начала еще раньше — уже на третьем курсе мои комиксы печатали в израильской газете. Но мне хотелось стабильности.

— Более стабильного дохода?

— Не только, хотя и это важно. Иллюстрация и комиксы — очень уединенная работа, а мне хотелось знать, что в определенные дни недели я всегда нарядно одеваюсь, выхожу из дома и разговариваю об искусстве с коллегами и студентами. И сейчас, спустя годы, я уже не могу разделить преподавание и работу в студии. На все вопросы студентов мне сперва нужно ответить самой себе: что значит «быть оригинальной», «иметь свой стиль», что вообще такое стиль в иллюстрации, а что такое цвет.

Я делюсь со студентами своим опытом, знаниями, открытиями — но и они со мной делятся. Когда я начинала преподавать, я была почти ровесницей своих студентов. Сейчас я — ровесница их родителей. И я многому у них учусь.

— Чем старше становишься, тем большему могут научить студенты?

— У другого человека всегда можно чему-то научиться. А мои студенты живут в уже изменившемся мире, они рассказывают о неизвестных мне художниках, технологиях, событиях. Поэтому со студентами у нас происходит обмен знаниями и опытом. Преподавать — очень интересная работа.

Про книги, тайгу и самого завидного жениха в русской классике

— Вы впервые в России — какие ваши первые впечатления? Тем более что вы начали с Сибири, отдаленного региона, о котором много и легенд, и стереотипов.

— Меня взволновала предстоящая поездка в Россию, потому что из всех, условно, национальных литератур русская — моя любимая. И я говорю это не только для интервью. Я много читала — и не только самых больших, очевидных авторов, Толстого, Тургенева, Достоевского, Чехова, за которого я бы вышла замуж завтра же, если бы он позвал. Он был исключительно талантливый, очень хороший человек, еще и врач.

— О да, я читала его биографии, дневники и письма, это был потрясающий человек и очень красивый мужчина, не влюбиться в него, по-моему, невозможно.

— Видите, как хорошо, что он уже умер, а то мы бы с вами не смогли подружиться. Я читала Горького, Платонова, Бабеля, Булгакова, некоторых современных писателей.

— Но как вам удалось так полюбить нашу литературу — вы ведь не читаете по-русски?

— Русская литература в Израиле очень популярна.

— У вас много амбассадоров русской литературы!

— Да. И многое переведено на иврит — в том числе и Корней Чуковский, и Маршак, то есть и детские книги тоже. Русская литература сильно повлияла на израильскую. Ведь литературно одаренные выходцы из России не только переводили, они начали сами писать на иврите. И в каком‑то смысле переизобрели иврит — как язык искусства, прозы и поэзии. И потом, еврейская и российская история глубоко взаимосвязаны, это тоже отражается в искусстве. Недавно я прочитала книгу Василия Гроссмана, она во многом о политике, но это и литература. Еще на меня огромное впечатление произвел Платонов.

— Платонов сделал с русским языком нечто удивительное, изобрел собственный очень узнаваемый способ писать. Многие авторы пытались ему подражать, но никто не был достаточно талантлив. Чувствуется ли это в переводе?

— У него отличная переводчица на иврит, но сама она говорила, что это сложная задача и читать Платонова в переводе — совсем не то же самое, что в оригинале, потому что его русский язык исключительный. Я обожаю говорить о литературе, мы еще Горького не обсудили, а он тоже очень сильный, но вы спросили о моих впечатлениях от России. Так вот, для меня поехать в Россию означало поехать туда, где разворачивается действие прочитанных книг. Место, которое ты знаешь очень хорошо, но одновременно совсем не знаешь. Это было очень интересно. И я ничего не гуглила перед поездкой, не стала искать даже фото Красноярска. Мне хотелось приехать, ничего не зная заранее.

— И как, совпали ваши ожидания с реальностью?

— У меня не было ожиданий, но было любопытство — а как же это все на самом деле. И что я могу сказать — здесь очень вкусная еда. Заведения прекрасные, но даже суп в аэропорту мне напомнил тот, который варила моя бабушка. И еще я влюбилась в природу. Великолепные пейзажи, есть что‑то библейское в этих гигантских пространствах. Город большой, здания высокие, но в сравнении с окружающей природой все кажется крошечным. И это совсем не похоже ни на Израиль, ни на Европу, где всегда и везде много людей и следов их присутствия. В Сибири постоянно ощущаешь, что и город, и ты сам — очень маленькие. Не так уж много мест, где это можно так остро почувствовать, — может, где‑то в Центральной Америке, не знаю, на Аляске — что мы точки в огромной Вселенной.

Про сходство комикс-культур в России и Израиле

— Вы знали каких‑нибудь российских комиксистов до приезда в Россию?

— Нет, не знала. Здесь я встретила Ольгу Лаврентьеву, Александра Уткина, полистала их книги и пообщалась. Интересно, что российский комикс, как мне показалось, находится примерно на том же этапе, что и израильский. Комиксы занимают совсем небольшое место в искусстве.

— Странно, ведь Россия и Израиль — совершенно разные страны.

— Мне кажется, дело в том, что у наших стран нет устоявшейся комикс-традиции. Во Франции и Бельгии, в Америке, в Японии у комиксов большая история, а для нас это относительно новый вид искусства.

Поэтому странно называть наши комиксы «альтернативными», «независимыми», «андеграундными». У нас нет того, чему мы альтернативны и от чего не зависим. Рынок все еще очень маленький.

— Как вы считаете, не иметь сложившейся традиции — это плохо?

— Есть и плюсы. Например, на ярмарке была дискуссия о женщинах в комиксах — но в Израиле комиксы никогда не были исключительно мужской территорией. Женщины пришли в комиксы одновременно с мужчинами. У нас нет и не было индустрии и барьеров, все началось с людей, которые просто хотели делать комиксы, — и до сих пор только на них и держится. Это во-первых. А во-вторых, когда у тебя нет традиции, ты словно бы никому ничем не обязан.

— А как вы сами полюбили комиксы и что на вас повлияло?

— В детстве мне попадались какие‑то комиксы — про морячка Попая и так далее. Но их было так мало, что я даже не понимала, что это какой‑то отдельный вид искусства.

Я сама рисовала комиксы с детства, для меня это самый естественный способ придумывать и рассказывать историю. Но по-настоящему все началось на третий год учебы в Академии. У нас был курс по комиксам, его вел преподаватель, который приехал в Израиль из Бельгии. В 1990 году он пришел в аудиторию и принес нам книги из личной библиотеки, не знаю, сколько их там было, но там было все — «Хранители», «Маус», журнал «Роу», Мебиус, американские, французские и японские классики, разные истории, разные стили. Он принес их и сказал «почитайте». Через час я влюбилась в этот вид искусства и поняла, чем хочу заниматься всю жизнь. И первым делом начала подражать — в моем портфолио тех лет видно, кого я тогда любила. Я рисовала в одном стиле, потом оставляла его и пробовала другой, потом третий, а свой собственный нашла только спустя годы. Поэтому мне сложно сказать, что конкретно на меня повлияло. Единственное, я всегда была равнодушна к мейнстримным комиксам — я их уважаю, но они никогда меня по-настоящему не интересовали, поэтому вряд ли они на меня повлияли.

Про холокост и юмор в комиксе

— «Имущество» — это книга о том, как большие исторические процессы преломляются в личной истории, истории одной семьи. Вы оставили холокост на заднем плане, он никогда не выходит в центр повествования. Почему вы решили написать книгу именно так?

— Я бы не сказала, что это вопрос выбора. Я не столько выбираю, сколько жду, когда ко мне придет хорошая идея, из которой может получиться история, интересная читателю, но прежде всего — мне самой. Такая, над которой я смогу работать два года, четыре или шесть. Сначала исследовать тему, потом писать, потом рисовать — я подолгу работаю над книгой, поэтому важно, чтобы тема меня захватила. И я решила делать книгу о том, как бабушка и внучка едут в Польшу искать имущество, не потому, что сидела и думала: «а не написать ли мне что‑нибудь про холокост?». Я отчаянно искала идею. И когда мне в голову пришла эта, я подумала, что из нее может получиться хорошая история.

— Как вы поняли, что история будет хорошей?

— Глядите, там есть семейные отношения, а это часто забавно и всегда сочно. Есть имущество — а деньги тоже любопытная тема. Есть путешествие, а значит, и приключения. Так что я взялась писать эту книгу, потому что идея показалась мне многообещающей. Но, поскольку я писала большую книгу, роман, а не рассказ, темы цеплялись друг за друга, как застежки-липучки: семья, история, взаимоотношения евреев и поляков, холокост, память и то, как на нас влияют воспоминания о прошлом.

Вообще, оглядываясь на свои книги, и большие, и маленькие, я вижу, что во всех так или иначе поднимаю тему связи человека с местом и временем, в которых ему выпало родиться.

Может быть, в Израиле мы ощущаем это острее, потому что наша повседневность пропитана древней историей, мы чувствуем и видим ее так же отчетливо, как вы — огромную тайгу, которая окружает сибирские города.

— В России тоже есть авторы, которые занимаются исследованием сложных тем через личные истории — война, репрессии, голод, блокада Ленинграда, — и это часто вызывает неоднозначную реакцию читателей. Много боли, гнева, споров. Как было с «Имуществом»? Например, упрекал ли вас кто‑то за то, что в книге много юмора?

— Юмор там довольно черный. Но меня ни разу не упрекали и даже не задавали вопросов на эту тему. Юмор — это просто один из способов смотреть на серьезные темы, да и вообще на жизнь. Если вы способны видеть смешное, вам не так‑то просто перестать его замечать. И весь мой жизненный опыт говорит, что даже в самой печальной ситуации есть что‑то забавное — и наоборот. Скажем, вы стоите на берегу с любимым, великолепный закат, вы целуетесь, все как в кино — но это жизнь, а не кино, поэтому всегда есть что‑то еще. Комар жужжит или песок раздражает, холодно, жарко, или вдруг приходит дурацкая мысль, что забыла что‑то купить. Наша жизнь такая — и не можем же мы перестать быть людьми.

— Тем более что у нас не так много времени, чтобы побыть людьми.

— И это, кстати, главная проблема. У нас очень мало времени, до нелепого мало. Мне кажется, надо бы лет триста. Десять тысяч лет — это, пожалуй, перебор, а триста было бы в самый раз. Восемьдесят — это всего ничего. Только научишься чему-то как следует, и уже все.

Про читателей, любовь и критику

— Вы представляете своих читателей, когда работаете над книгой?

— По-моему, это невозможно. Откуда мне знать, кто будет читать мою книгу. Еще это и страшно, и опасно — ведь если представлять читателя, когда делаешь книгу, то есть риск, что ты будешь стараться ему понравиться. А это плохо, тем более для художника, у которого есть какая-никакая известность и аудитория.

— Это может помешать быть художником?

— Это мешает пробовать новое, рисковать. Но в то же время делать книгу только для самой себя тоже невозможно. Это слишком трудоемкое занятие, и всегда есть соблазн сказать: «Да кому это нужно! Пойду-ка я лучше на пляж». Я нашла выход — пишу книгу для хорошего друга, который любит мое творчество и относится к нему очень критически. Но любит достаточно сильно, чтобы я могла воспринимать его критику. Так что я совершенно спокойно все ему рассказываю — даже самые дурацкие идеи. Он пишет романы, но был и комиксистом. Поэтому когда я работаю над книгой, то всегда думаю, что он ее прочтет. Другие люди, может, тоже, я буду счастлива, если все люди в мире прочтут мою книгу и полюбят ее, — но прежде всего мне важно, чтобы книга понравилась ему. Мы договорились, что будем друг у друга первыми читателями. Я могу позвонить ему в любое время, в два часа ночи, и сказать: «Так, у меня тут проблема». Не надо даже говорить «Привет!», у нас диалог не прерывается. «У меня проблема, тут одна сцена…» — и он сразу включается: «Так, что там». Повезло, что у меня есть этот непрерывный диалог. Когда мой друг о чем‑то говорит «хорошо», значит, это и правда хорошо. А когда говорит «плохо», то может быть — не исключено — это и правда плохо.

— К разговору об ответственности перед читателем — сложно ли делать новую книгу после того, как предыдущие получили признание профессионального сообщества? У вас есть несколько премий, в том числе главная комикс-награда, премия имени Уилла Айснера, — это добавляет какой‑то дополнительный груз ответственности?

— Нет. Награды — это весело, но не так уж важно. Классно, когда к тебе приходят и говорят «Эй, а ты лучшая!» Но это ведь не значит, что я правда лучшая, — у меня такой иллюзии нет. Награды приятно получать, но странно относиться к ним слишком серьезно. Видите ли, я и сама сидела во многих комитетах и жюри, я знаю, как работают эти комитеты. Хорошо, если награда вас радует и вдохновляет работать дальше, но воспринимать ее всерьез — это лишнее. Может, конечно, еще дело в том, что я не получала денежных наград, всегда только честь и славу. Где все денежные награды? Кажется, в каких‑то других сферах, потому что в комиксах их нет.

Про то, как перестать беспокоиться и полюбить комиксы

— В своих интервью 2013 года вы рассказывали, что в Израиле комиксы непопулярны. В России то же самое — здесь к комиксам до сих пор многие относятся с предубеждением. Даже министр культуры однажды высказался в том духе, что это книги для маленьких детей и дураков, которые не в состоянии осилить серьезную литературу. Это раздражает тех из нас, кто точно знает: комиксы — это и серьезная литература тоже. В последние десять лет благодаря усилиям издателей, организаторов фестивалей, художников, обозревателей и читателей-энтузиастов ситуация медленно, но верно меняется. О комиксах стали писать хорошие СМИ, комикс постепенно выходит из тени. Изменяется ли отношение к комиксам в Израиле?

— Да, за последние двадцать лет ситуация сильно поменялась. Все меньше людей говорят о том, что комиксы — это глупые книжки для детей. И мне наконец-то перестали задавать вопрос «А почему у нас нет израильских комиксов?», который я много лет слышала в каждом интервью. Издатели берут в работу израильские и кое-какие переводные комиксы. Но у нас до сих пор нет своего Димы ЯковлеваДмитрий Яковлев — руководитель и главный редактор российского комикс-издательства «Бумкнига», один из организаторов фестиваля комиксов «Бумфест».
. Я очень жду, когда у нас наконец-то появится свой Дима — если это вообще случится. Вот в России пока тоже не очень много читателей комиксов — но у вас есть надежда, есть перспективы. Книжный бизнес не такой уж и прибыльный, а в Израиле к тому же очень маленький рынок, и наши издатели не хотят брать на себя высокие риски. Комиксы — это сложные в производстве и дорогие книги. У нас нет ни одного издательства, которое специализируется на таких высококлассных комиксах, какие у вас издает «Бумкнига». Кое‑что выходит, но дело движется медленно. Многие наши художники начинают публиковаться не на родине, а за рубежом, и моя первая книга тоже вышла не в Израиле. Но, может быть, со временем это изменится — я надеюсь.

— А если бы вас попросили порекомендовать одну, три или пять книг человеку, который никогда не читал комиксов, чтобы показать, что это за искусство, какие бы вы посоветовали?

— Я бы посоветовала прочесть «Мауса». Это большая, чудесная и очень важная для искусства комикса книга. Можно прочитать «Хранителей»: они дают представление о том, что такое мейнстримный комикс, не будучи мейнстримным комиксом, — эта книга глубже, и она очень хорошая. Дэниел Клоуз — один из моих любимых комиксистов. Так, я назвала только мужчин, надо вспомнить женщин — Туве Янссон, конечно. Американка Линда Барри, очень смешная, человечная, чудесная, вам она точно понравится. И много-много других. Вообще, я бы сперва спросила этого человека, какие книги он любит и какие фильмы, и уже потом посоветовала что‑то, ориентируясь на его вкус. Думаю, так ему проще всего будет начать.

Ваша оценка

Закрыть

Спасибо за вашу оценку!

Закрыть

&copy 2021 «WordMap.ru» — твоя карта слов, составить слова из слов или букв, играть в слова, рифмы к словам.

Загрузка данной страницы заняла 0.465 с.