Приехать недавно как пишется

На руссском впервые вышел комикс израильской комиксистки руту модан имущество. мы поговорили с руту о ее работе, о любви

На руссском впервые вышел комикс израильской комиксистки Руту Модан — «Имущество». Мы поговорили с Руту о ее работе, о любви к русской литературе, о сибирской тайге, о юморе как способе смотреть на мир — и о комиксах, разумеется.

Книги израильской художницы и комиксистки Руту Модан переведены на множество языков и отмечены международными премиями. В 2021 году в издательстве «Бумкнига» вышел на русском языке ее второй роман «Имущество» — о том, как пожилая еврейка Регина Сегал после смерти сына вместе с внучкой Микой из Тель-Авива летит в Варшаву, надеясь вернуть недвижимость, которая до Второй мировой войны принадлежала ее родителям. «Имущество» было впервые опубликовано в 2013 году, отмечено премией имени Уилла Айснера, номинировалось на премию Игнаца и премию Международного фестиваля комиксов в Ангулеме, а также вошло в топ-10 книг года The Guardian, Publishers Weekly, Salon и The Washington Post.

В ноябре 2021 года Руту впервые приехала в Россию на XV Красноярскую ярмарку книжной культуры, чтобы представить «Имущество» российским читателям.


— Если бы вас попросили рассказать о себе русскому читателю, который вас не знает, только три вещи, что бы вы назвали?

— Я израильтянка. Я женщина, у которой есть семья и дети. Я художница. Пожалуй, вот эти три — необязательно в таком порядке. В разных ситуациях на первый план выходят разные ипостаси — но без любой из них я была бы не собой, а кем‑то другим.

— А ваша преподавательская работа — это четвертая?

— Не совсем. Скорее так: мне сложно разделить в себе «художницу» и «преподавательницу». Я преподаю много лет и начала очень рано, буквально через год или два после того, как сама окончила АкадемиюРуту Модан училась, а после стала преподавать в Академии искусства и дизайна «Бецалель» в Иерусалиме.
. Зарабатывать рисованием я начала еще раньше — уже на третьем курсе мои комиксы печатали в израильской газете. Но мне хотелось стабильности.

— Более стабильного дохода?

— Не только, хотя и это важно. Иллюстрация и комиксы — очень уединенная работа, а мне хотелось знать, что в определенные дни недели я всегда нарядно одеваюсь, выхожу из дома и разговариваю об искусстве с коллегами и студентами. И сейчас, спустя годы, я уже не могу разделить преподавание и работу в студии. На все вопросы студентов мне сперва нужно ответить самой себе: что значит «быть оригинальной», «иметь свой стиль», что вообще такое стиль в иллюстрации, а что такое цвет.

То, что я делаю в студии, влияет на то, как я преподаю. И наоборот — происходящее в учебной аудитории влияет на то, что и как я пишу и рисую.

Я делюсь со студентами своим опытом, знаниями, открытиями — но и они со мной делятся. Когда я начинала преподавать, я была почти ровесницей своих студентов. Сейчас я — ровесница их родителей. И я многому у них учусь.

— Чем старше становишься, тем большему могут научить студенты?

— У другого человека всегда можно чему-то научиться. А мои студенты живут в уже изменившемся мире, они рассказывают о неизвестных мне художниках, технологиях, событиях. Поэтому со студентами у нас происходит обмен знаниями и опытом. Преподавать — очень интересная работа.

8c42ced431b73bbf9b309dc6d641289a

Про книги, тайгу и самого завидного жениха в русской классике

— Вы впервые в России — какие ваши первые впечатления? Тем более что вы начали с Сибири, отдаленного региона, о котором много и легенд, и стереотипов.

— Меня взволновала предстоящая поездка в Россию, потому что из всех, условно, национальных литератур русская — моя любимая. И я говорю это не только для интервью. Я много читала — и не только самых больших, очевидных авторов, Толстого, Тургенева, Достоевского, Чехова, за которого я бы вышла замуж завтра же, если бы он позвал. Он был исключительно талантливый, очень хороший человек, еще и врач.

— О да, я читала его биографии, дневники и письма, это был потрясающий человек и очень красивый мужчина, не влюбиться в него, по-моему, невозможно.

— Видите, как хорошо, что он уже умер, а то мы бы с вами не смогли подружиться. Я читала Горького, Платонова, Бабеля, Булгакова, некоторых современных писателей.

— Но как вам удалось так полюбить нашу литературу — вы ведь не читаете по-русски?

— Русская литература в Израиле очень популярна.

У нас много иммигрантов из вашей страны, многие из тех, кто начинал обустраивать нашу страну, родом из России. Поэтому русскую литературу у нас знают и любят.

— У вас много амбассадоров русской литературы!

— Да. И многое переведено на иврит — в том числе и Корней Чуковский, и Маршак, то есть и детские книги тоже. Русская литература сильно повлияла на израильскую. Ведь литературно одаренные выходцы из России не только переводили, они начали сами писать на иврите. И в каком‑то смысле переизобрели иврит — как язык искусства, прозы и поэзии. И потом, еврейская и российская история глубоко взаимосвязаны, это тоже отражается в искусстве. Недавно я прочитала книгу Василия Гроссмана, она во многом о политике, но это и литература. Еще на меня огромное впечатление произвел Платонов.

— Платонов сделал с русским языком нечто удивительное, изобрел собственный очень узнаваемый способ писать. Многие авторы пытались ему подражать, но никто не был достаточно талантлив. Чувствуется ли это в переводе?

— У него отличная переводчица на иврит, но сама она говорила, что это сложная задача и читать Платонова в переводе — совсем не то же самое, что в оригинале, потому что его русский язык исключительный. Я обожаю говорить о литературе, мы еще Горького не обсудили, а он тоже очень сильный, но вы спросили о моих впечатлениях от России. Так вот, для меня поехать в Россию означало поехать туда, где разворачивается действие прочитанных книг. Место, которое ты знаешь очень хорошо, но одновременно совсем не знаешь. Это было очень интересно. И я ничего не гуглила перед поездкой, не стала искать даже фото Красноярска. Мне хотелось приехать, ничего не зная заранее.

— И как, совпали ваши ожидания с реальностью?

— У меня не было ожиданий, но было любопытство — а как же это все на самом деле. И что я могу сказать — здесь очень вкусная еда. Заведения прекрасные, но даже суп в аэропорту мне напомнил тот, который варила моя бабушка. И еще я влюбилась в природу. Великолепные пейзажи, есть что‑то библейское в этих гигантских пространствах. Город большой, здания высокие, но в сравнении с окружающей природой все кажется крошечным. И это совсем не похоже ни на Израиль, ни на Европу, где всегда и везде много людей и следов их присутствия. В Сибири постоянно ощущаешь, что и город, и ты сам — очень маленькие. Не так уж много мест, где это можно так остро почувствовать, — может, где‑то в Центральной Америке, не знаю, на Аляске — что мы точки в огромной Вселенной.

Про сходство комикс-культур в России и Израиле

— Вы знали каких‑нибудь российских комиксистов до приезда в Россию?

— Нет, не знала. Здесь я встретила Ольгу Лаврентьеву, Александра Уткина, полистала их книги и пообщалась. Интересно, что российский комикс, как мне показалось, находится примерно на том же этапе, что и израильский. Комиксы занимают совсем небольшое место в искусстве.

— Странно, ведь Россия и Израиль — совершенно разные страны.

— Мне кажется, дело в том, что у наших стран нет устоявшейся комикс-традиции. Во Франции и Бельгии, в Америке, в Японии у комиксов большая история, а для нас это относительно новый вид искусства.

Израильский комикс начинался сразу с того, что принято называть «альтернативой», но это смешно, ведь у нас никогда не было мейнстрима. Сейчас в Израиле есть парень, который рисует мейнстримные комиксы. И он говорит: «Ощущение, что я мчусь один по совершенно пустой трассе».

Поэтому странно называть наши комиксы «альтернативными», «независимыми», «андеграундными». У нас нет того, чему мы альтернативны и от чего не зависим. Рынок все еще очень маленький.

— Как вы считаете, не иметь сложившейся традиции — это плохо?

— Есть и плюсы. Например, на ярмарке была дискуссия о женщинах в комиксах — но в Израиле комиксы никогда не были исключительно мужской территорией. Женщины пришли в комиксы одновременно с мужчинами. У нас нет и не было индустрии и барьеров, все началось с людей, которые просто хотели делать комиксы, — и до сих пор только на них и держится. Это во-первых. А во-вторых, когда у тебя нет традиции, ты словно бы никому ничем не обязан.

Сложившаяся традиция — как родители; даже если ты с ними в ссоре, между вами все равно неразрывная связь.

Например, если ты снимаешь кино в России, то не можешь игнорировать российский и советский кинематограф — в том числе и если пытаешься себя ему противопоставить. Сложно абстрагироваться от традиции, она так или иначе становится твоей точкой отсчета. Но если традиции нет, ты сам выбираешь, что на тебя повлияет. Вернее так: ты что‑то видишь и влюбляешься, будь то европейский, американский, японский комикс, мейнстримный или независимый. На тебя влияет все то, что ты видишь и любишь, откуда бы оно к тебе ни пришло. И никто тебя в этом не упрекнет — ведь что тебе еще оставалось.

a1bc3ec0940596877054fa87689784d7

— А как вы сами полюбили комиксы и что на вас повлияло?

— В детстве мне попадались какие‑то комиксы — про морячка Попая и так далее. Но их было так мало, что я даже не понимала, что это какой‑то отдельный вид искусства.

Я сама рисовала комиксы с детства, для меня это самый естественный способ придумывать и рассказывать историю. Но по-настоящему все началось на третий год учебы в Академии. У нас был курс по комиксам, его вел преподаватель, который приехал в Израиль из Бельгии. В 1990 году он пришел в аудиторию и принес нам книги из личной библиотеки, не знаю, сколько их там было, но там было все — «Хранители», «Маус», журнал «Роу», Мебиус, американские, французские и японские классики, разные истории, разные стили. Он принес их и сказал «почитайте». Через час я влюбилась в этот вид искусства и поняла, чем хочу заниматься всю жизнь. И первым делом начала подражать — в моем портфолио тех лет видно, кого я тогда любила. Я рисовала в одном стиле, потом оставляла его и пробовала другой, потом третий, а свой собственный нашла только спустя годы. Поэтому мне сложно сказать, что конкретно на меня повлияло. Единственное, я всегда была равнодушна к мейнстримным комиксам — я их уважаю, но они никогда меня по-настоящему не интересовали, поэтому вряд ли они на меня повлияли.

Про холокост и юмор в комиксе

— «Имущество» — это книга о том, как большие исторические процессы преломляются в личной истории, истории одной семьи. Вы оставили холокост на заднем плане, он никогда не выходит в центр повествования. Почему вы решили написать книгу именно так?

— Я бы не сказала, что это вопрос выбора. Я не столько выбираю, сколько жду, когда ко мне придет хорошая идея, из которой может получиться история, интересная читателю, но прежде всего — мне самой. Такая, над которой я смогу работать два года, четыре или шесть. Сначала исследовать тему, потом писать, потом рисовать — я подолгу работаю над книгой, поэтому важно, чтобы тема меня захватила. И я решила делать книгу о том, как бабушка и внучка едут в Польшу искать имущество, не потому, что сидела и думала: «а не написать ли мне что‑нибудь про холокост?». Я отчаянно искала идею. И когда мне в голову пришла эта, я подумала, что из нее может получиться хорошая история.

— Как вы поняли, что история будет хорошей?

— Глядите, там есть семейные отношения, а это часто забавно и всегда сочно. Есть имущество — а деньги тоже любопытная тема. Есть путешествие, а значит, и приключения. Так что я взялась писать эту книгу, потому что идея показалась мне многообещающей. Но, поскольку я писала большую книгу, роман, а не рассказ, темы цеплялись друг за друга, как застежки-липучки: семья, история, взаимоотношения евреев и поляков, холокост, память и то, как на нас влияют воспоминания о прошлом.

Вообще, оглядываясь на свои книги, и большие, и маленькие, я вижу, что во всех так или иначе поднимаю тему связи человека с местом и временем, в которых ему выпало родиться.

История влияет на нашу повседневную жизнь — даже если мы об этом не задумываемся.

Мику в «Имуществе» не слишком-то интересует история, Польша и даже холокост. Она выросла в Израиле, так что в школе узнала про холокост более чем достаточно, я вас уверяю. Она едет в Польшу просто потому, что хочет помочь своей бабушке найти имущество. И все-таки, когда она видит на улице актеров в нацистской форме, разыгрывающих историческую сцену — в Польше правда так делают, я сама это видела на польском телевидении, — когда Мика встречает вооруженного «нациста», она мгновенно понимает, что ей полагается делать. Поднимает руки и лезет в грузовик: а, нацисты вернулись, ну что ж, мы знаем, как нам вести себя в такой ситуации.

То же самое в «Сквозных ранениях»«Exit Wounds», первый роман Руту Модан, который впервые вышел в 2007 году в Канаде, а в 2008-м получил премию Уилла Айснера и был отмечен на комикс-фестивале в Ангулеме. В России не публиковался.
, моей первой книге. Она об атаке террористов в израильском ресторане. Герои книги — люди, которые не были на месте происшествия, но оно все равно их затронуло, не напрямую, а иначе. Не буду рассказывать как — вдруг ее переведут на русский, а у меня тут спойлеры. И уже совсем скоро, надеюсь, выйдет следующая моя книга — об археологии, о нелегальных раскопках. В ней я пытаюсь показать, как на нас сегодняшних влияет далекое прошлое — или то, что мы о нем знаем и думаем.

События трехтысячелетней давности влияют, например, на сегодняшнюю политическую ситуацию. Звучит безумно, но ведь так и есть, и это повсюду.

Может быть, в Израиле мы ощущаем это острее, потому что наша повседневность пропитана древней историей, мы чувствуем и видим ее так же отчетливо, как вы — огромную тайгу, которая окружает сибирские города.

— В России тоже есть авторы, которые занимаются исследованием сложных тем через личные истории — война, репрессии, голод, блокада Ленинграда, — и это часто вызывает неоднозначную реакцию читателей. Много боли, гнева, споров. Как было с «Имуществом»? Например, упрекал ли вас кто‑то за то, что в книге много юмора?

— Юмор там довольно черный. Но меня ни разу не упрекали и даже не задавали вопросов на эту тему. Юмор — это просто один из способов смотреть на серьезные темы, да и вообще на жизнь. Если вы способны видеть смешное, вам не так‑то просто перестать его замечать. И весь мой жизненный опыт говорит, что даже в самой печальной ситуации есть что‑то забавное — и наоборот. Скажем, вы стоите на берегу с любимым, великолепный закат, вы целуетесь, все как в кино — но это жизнь, а не кино, поэтому всегда есть что‑то еще. Комар жужжит или песок раздражает, холодно, жарко, или вдруг приходит дурацкая мысль, что забыла что‑то купить. Наша жизнь такая — и не можем же мы перестать быть людьми.

— Тем более что у нас не так много времени, чтобы побыть людьми.

— И это, кстати, главная проблема. У нас очень мало времени, до нелепого мало. Мне кажется, надо бы лет триста. Десять тысяч лет — это, пожалуй, перебор, а триста было бы в самый раз. Восемьдесят — это всего ничего. Только научишься чему-то как следует, и уже все.

Подробности по теме

Выходит российский комикс о блокаде Ленинграда и репрессиях. Почитайте его прямо сейчас

Выходит российский комикс о блокаде Ленинграда и репрессиях. Почитайте его прямо сейчас

37f6f09d54d015452765c753ea72e2a4

Про читателей, любовь и критику

— Вы представляете своих читателей, когда работаете над книгой?

— По-моему, это невозможно. Откуда мне знать, кто будет читать мою книгу. Еще это и страшно, и опасно — ведь если представлять читателя, когда делаешь книгу, то есть риск, что ты будешь стараться ему понравиться. А это плохо, тем более для художника, у которого есть какая-никакая известность и аудитория.

— Это может помешать быть художником?

— Это мешает пробовать новое, рисковать. Но в то же время делать книгу только для самой себя тоже невозможно. Это слишком трудоемкое занятие, и всегда есть соблазн сказать: «Да кому это нужно! Пойду-ка я лучше на пляж». Я нашла выход — пишу книгу для хорошего друга, который любит мое творчество и относится к нему очень критически. Но любит достаточно сильно, чтобы я могла воспринимать его критику. Так что я совершенно спокойно все ему рассказываю — даже самые дурацкие идеи. Он пишет романы, но был и комиксистом. Поэтому когда я работаю над книгой, то всегда думаю, что он ее прочтет. Другие люди, может, тоже, я буду счастлива, если все люди в мире прочтут мою книгу и полюбят ее, — но прежде всего мне важно, чтобы книга понравилась ему. Мы договорились, что будем друг у друга первыми читателями. Я могу позвонить ему в любое время, в два часа ночи, и сказать: «Так, у меня тут проблема». Не надо даже говорить «Привет!», у нас диалог не прерывается. «У меня проблема, тут одна сцена…» — и он сразу включается: «Так, что там». Повезло, что у меня есть этот непрерывный диалог. Когда мой друг о чем‑то говорит «хорошо», значит, это и правда хорошо. А когда говорит «плохо», то может быть — не исключено — это и правда плохо.

— К разговору об ответственности перед читателем — сложно ли делать новую книгу после того, как предыдущие получили признание профессионального сообщества? У вас есть несколько премий, в том числе главная комикс-награда, премия имени Уилла Айснера, — это добавляет какой‑то дополнительный груз ответственности?

— Нет. Награды — это весело, но не так уж важно. Классно, когда к тебе приходят и говорят «Эй, а ты лучшая!» Но это ведь не значит, что я правда лучшая, — у меня такой иллюзии нет. Награды приятно получать, но странно относиться к ним слишком серьезно. Видите ли, я и сама сидела во многих комитетах и жюри, я знаю, как работают эти комитеты. Хорошо, если награда вас радует и вдохновляет работать дальше, но воспринимать ее всерьез — это лишнее. Может, конечно, еще дело в том, что я не получала денежных наград, всегда только честь и славу. Где все денежные награды? Кажется, в каких‑то других сферах, потому что в комиксах их нет.

Про то, как перестать беспокоиться и полюбить комиксы

— В своих интервью 2013 года вы рассказывали, что в Израиле комиксы непопулярны. В России то же самое — здесь к комиксам до сих пор многие относятся с предубеждением. Даже министр культуры однажды высказался в том духе, что это книги для маленьких детей и дураков, которые не в состоянии осилить серьезную литературу. Это раздражает тех из нас, кто точно знает: комиксы — это и серьезная литература тоже. В последние десять лет благодаря усилиям издателей, организаторов фестивалей, художников, обозревателей и читателей-энтузиастов ситуация медленно, но верно меняется. О комиксах стали писать хорошие СМИ, комикс постепенно выходит из тени. Изменяется ли отношение к комиксам в Израиле?

— Да, за последние двадцать лет ситуация сильно поменялась. Все меньше людей говорят о том, что комиксы — это глупые книжки для детей. И мне наконец-то перестали задавать вопрос «А почему у нас нет израильских комиксов?», который я много лет слышала в каждом интервью. Издатели берут в работу израильские и кое-какие переводные комиксы. Но у нас до сих пор нет своего Димы ЯковлеваДмитрий Яковлев — руководитель и главный редактор российского комикс-издательства «Бумкнига», один из организаторов фестиваля комиксов «Бумфест».
. Я очень жду, когда у нас наконец-то появится свой Дима — если это вообще случится. Вот в России пока тоже не очень много читателей комиксов — но у вас есть надежда, есть перспективы. Книжный бизнес не такой уж и прибыльный, а в Израиле к тому же очень маленький рынок, и наши издатели не хотят брать на себя высокие риски. Комиксы — это сложные в производстве и дорогие книги. У нас нет ни одного издательства, которое специализируется на таких высококлассных комиксах, какие у вас издает «Бумкнига». Кое‑что выходит, но дело движется медленно. Многие наши художники начинают публиковаться не на родине, а за рубежом, и моя первая книга тоже вышла не в Израиле. Но, может быть, со временем это изменится — я надеюсь.

— А если бы вас попросили порекомендовать одну, три или пять книг человеку, который никогда не читал комиксов, чтобы показать, что это за искусство, какие бы вы посоветовали?

— Я бы посоветовала прочесть «Мауса». Это большая, чудесная и очень важная для искусства комикса книга. Можно прочитать «Хранителей»: они дают представление о том, что такое мейнстримный комикс, не будучи мейнстримным комиксом, — эта книга глубже, и она очень хорошая. Дэниел Клоуз — один из моих любимых комиксистов. Так, я назвала только мужчин, надо вспомнить женщин — Туве Янссон, конечно. Американка Линда Барри, очень смешная, человечная, чудесная, вам она точно понравится. И много-много других. Вообще, я бы сперва спросила этого человека, какие книги он любит и какие фильмы, и уже потом посоветовала что‑то, ориентируясь на его вкус. Думаю, так ему проще всего будет начать.

Подробности по теме

Комиксист Крейг Томпсон — о религии, родителях и о том, почему комиксы — не убожество

Комиксист Крейг Томпсон — о религии, родителях и о том, почему комиксы — не убожество

Материал опубликован в № 8 печатной версии газеты «Культура» от 26 августа 2021 года.

2021-й — год двух юбилеев, связанных с замечательным кинорежиссером Георгием Данелией. В 1971-м были сняты «Джентльмены удачи», а в 1986-м — «Кин-дза-дза!», абсолютно разные, прекрасные, не стареющие, ставшие классикой фильмы. О работах Данелии и о нем самом мы разговаривали с его вдовой Галиной Данелией: она и снималась в «Кин-дза-дза!», и была ее вторым режиссером.

— «Джентльмены удачи» — народный, разошедшийся на цитаты фильм, который мы знаем с детства. Все считают, что его снял Георгий Данелия. Мало кому известно, что «Джентльмены…» были его подарком, помощью другу…

— Александр Серый не был другом Данелии. Он был его товарищем по режиссерскому цеху, бывшим однокурсником на Высших режиссерских курсах. И он был загнан в угол, фактически лишен права на профессию, после того, как совершил преступление. Серый ударил человека молотком по голове, приревновав его к своей будущей жене, и тот стал инвалидом. Затем Серого посадили. Когда он освободился, постановок ему, естественно, не давали. Серый упросил Данелию, чтобы тот написал для него сценарий. Он написал его вместе с Викторией Токаревой, но постановку Серому не дали. И тогда Данелия взял ответственность на себя. Сказал, что если Серому дадут фильм, то он будет на его картине худруком. Закончилось это тем, что он снял почти всех «Джентльменов удачи».

— У Александра Серого дальнейшая судьба была совершенно неинтересной. Он снял два неудачных фильма, и на этом его профессиональная карьера закончилась…

— Он человеком был неудачным. После того, как Данелия написал для него замечательный сценарий и снял за него почти все кино, он взял, да и настрочил на него донос. Дело было в том, что Данелия не согласился писать ему следующий сценарий.

Данелия этот донос прочитал и сказал:

— Извини, пожалуйста, я не только сценарий писать не буду, я теперь и тебя знать не хочу…

Все уверены, что «Джентльменов удачи» снял Данелия. Так оно и есть: Серый снимал только некоторые эпизоды, массовые сцены. Еще он очень претендовал на то, чтобы значиться сценаристом, хотя его роль здесь была крошечной. Иногда он, исходя из своего опыта, подкидывал какие-то «тюремные» реплики. Тут тоже возник конфликт — Серый хотел быть в титрах и здесь…

Но Георгий Николаевич никогда об этом не говорил:

— Я не имею на это права. Пусть он и непорядочный человек, но у него тяжелая судьба…

Он молчал и после смерти Серого:

— У него же осталась дочь… Она не должна разочароваться в отце.

Ни в одном из своих интервью Данелия не сказал, что имеет какое-то отношение к этому фильму, кроме сценария… Но оно и так видно.

А в результате он получил такую невероятную «благодарность».

— В 1986-м, через два года после того как вы стали мужем и женой, была снята «Кин-дза-дза!». Из-за концентрации накладок и опасных случайностей съемки фильма оказались едва ли не мистическими. Борис Брондуков к началу съемок перенес инсульт и не смог сниматься. Вахтанга Кикабидзе на съемки не пустили врачи. Леонид Ярмольник два раза приезжал на съемки: в первый его приезд сгорела декорация, а во второй в нее въехал пьяный шофер. В фильме Ярмольник так и не появился…

— На съемках «Кин-дза-дза!» я убедилась в том, что если ты трогаешь инопланетян или что-то потустороннее, то у тебя обязательно будут проблемы. У нас постоянно что-нибудь пропадало. То пепелац, вместо того, чтобы приехать в Каракумы, уезжал во Владивосток. То у нас терялось колесо обозрения. То костюмы почему-то оставались в Москве и не приезжали или приезжали не те. Потом сгорел пепелац. Сделали другой: когда его обжигали паяльными лампами, он загорелся, и пришлось тушить…

Все время были бесконечные неурядицы.

Сейчас у нас в Петербурге есть театр Георгия Данелии: он возник в 2015-м, Георгий Николаевич был художественным руководителем. Недавно мы ставили пьесу «Мужчины грешные», которая касается Бога и потустороннего, и у нас все время были ассоциации с «Кин-дза-дза!». То один артист заболеет ковидом, то другой. То что-то пропадет, то кто-то подводит — в результате репетиции шли полтора года. Премьера состоялась в мае, спектакль пройдет в августе. В августе день рождения Георгия Николаевича, и это будет его спектакль.

— У меня от фильмов Данелии всегда оставалось ощущение легкости и света. Казалось, что у их создателя и в жизни много прекрасного юмора, а трагедии обходят его стороной. Он был похож на свои фильмы? Каким он был человеком?

— Он и в жизни был с очень большим юмором, с антилогикой. И он был провидец, ему можно было задать вопрос «что случится?» — он отвечал, и все так и происходило.

«Кин-дза-дза!» очень многие не поняли. После премьеры в Доме кино Данелия говорил: «Я стоял, как сирота, все старались меня обойти…» Дети и молодежь приняли фильм «на ура», а критики и коллеги его подбадривали: «Ничего, бывают и неудачи…»

Данелия не переживал по этому поводу и отвечал улыбаясь: «Это фильм будущего, его успех впереди».

Так и вышло.

Его отрицательные герои к финалам становятся положительными — и мы их любим. Данелия умел видеть в людях лучшее, в жизни он был таким же. Он был очень добрым и отзывчивым, любил помогать тем, кому была нужна помощь — как Андрею Серому. А помогать своим домашним совсем не любил.

— Почему?

— Он считал, что не должно быть блата. Коля, сын Данелии, хотел снимать у него в объединении кино:

— Отец, мне нигде не дают снимать. У меня такой характер, что меня никто не выдерживает… Дай я сниму у тебя фильм.

— Нет, — ответил Георгий Николаевич, — у меня ты снимать не будешь. Все скажут, что я помогаю тебе по блату.

Я кинорежиссер, но он и мне не помогал.

Однажды я все же его уговорила написать для меня сценарий. Над тем работал Сережа Бодров, но у него не получалось. И Данелия вместе с Бодровым написал сценарий фильма «Француз». Вместо мрачной истории вышла обаятельная комедия, в финале которой негодяи становятся милыми людьми, и все хохочут.

— На вашу кинокарьеру повлияло то, что вы стали женой Данелии?

— Повлияло так, что мне пришлось оставить кино. Как только мы поженились, он сказал: «Работать будешь только со мной!» Я сняла пару фильмов — и все. Правда, этому способствовала и обстановка в России того времени — в девяностые кино загибалось, было никому не нужно.

— В тот период многие мастера большие чувствовали себя совершенно растерянными. Очень тяжело, к примеру, было Эльдару Рязанову, он так и не нашел себя в новой эпохе. Что происходило с Данелией в пору перестройки и «кооперативного кино»?

— Ему тоже было очень сложно. В фильмах «Настя», «Орел и решка», «Фортуна» он искал новое. Не всегда успешно, но через них все равно проходило время, там были чистота, романтика, любовь.

— Применительно к фильмам Георгия Николаевича и к нему самому вы употребили слово «антилогика». Я понимаю, что вы имели в виду, говоря о его кино. Как это проявлялось в человеке?

— Если нужно было сказать «хорошо», он нередко говорил: «Ой, как плохо!..» Но не потому, что действительно было плохо — так он выражал свою мысль. Он все видел с другой стороны, и иногда его даже не понимали. Когда он шутил, это часто принимали за истину — и было очень смешно.

Однажды у него брала интервью журналистка. Она спросила: «Почему в черно-белом «Броненосце «Потемкине» Эйзенштейна появляется красный флаг?»

Данелия сказал, что фильм был снят до революции, царь его посмотрел и приказал сделать флаг красным. Так и опубликовали…

— Представляю, что с журналисткой сделала редакция. Впрочем, на памяти история о том, как в 1985-м Георгий Николаевич объяснил первому секретарю Московского горкома КПСС Борису Ельцину, из-за чего сняли его предшественника Гришина. Оказывается, дело было в том, что Гришин не нашел редкие, особо яркие лампочки для декораций «Кин-дза-дза!». После этого лампочки искали помощники Ельцина.

— Люди очень часто принимали его шутки за чистую монету. Это всегда было очень глубоко и интересно, но не зло… Как правило, не зло.

— Человек грузинской культуры, с ее традициями застольного красноречия, тем более, человек с такой актерской родословной, должен быть говоруном и шармером…

— Нет, все не так. К грузинским застольям Данелия никакого отношения не имел. Это был абсолютно другой человек — когда он выпивал, они ему нравились. Но это не значит, что он толкал речи и говорил тосты. Никогда в жизни такого не было.

У меня есть художественная галерея. Когда я делала выставку в Манеже, ко мне подошел человек и спросил:

— А это тот самый Данелия, который у нас учился в архитектурном институте? И двух слов не мог связать?

Рассказываю мужу. Он начал хохотать:

— Ты знаешь, я же раньше совсем не умел говорить!

Когда он сдавал вступительные экзамены на Высшие режиссерские курсы, то тоже не мог связать двух слов. Калатозов спрашивал, Данелия бекал, мекал — и кончилось дело тем, что ему сказали «спасибо, до свидания». Он было пошел к дверям, но Ромм его спросил:

— А что у вас за папочка под мышкой?

— Это мои рисунки.

— Почему же вы их нам не показывали?

— Вы не спрашивали…

— Так покажите.

А он был блестящим художником. Данелия показал свои раскадровки и шаржи, и его тут же приняли, несмотря на то, что он не умел говорить.

Он и при мне не раз отвечал журналистам: «Я не буду давать интервью, я плохо говорю…»

Но это была неправда. Тогда он уже говорил мудро и интересно.

— У вас с Георгием Николаевичем весьма своеобразный личный сюжет. Он за вами ухаживал, когда вам было 19 лет. Потом вы несколько раз брали у него интервью. Затем были его студенткой. Были его женой и вторым режиссером— многое уложилось в эти отношения…

— В них уложилась вся жизнь. Мы прожили 37 лет, а перед этим, с моих 19 лет, были знакомы кучу времени. Тогда, в баре гостиницы «Москва», на кинофестивале я ему сказала:

— Отстаньте от меня. Вы мне не нравитесь.

— С трудом представляю, как можно было отшить такого обаятельного человека. К тому же он, судя по фотографиям, тогда был очень хорош собой.

— Я грузинских мужчин не понимала и боялась. Никогда не могла отличить, где они правду говорят, а где тост. Да он и разговорчивым не был…

Я сказала, что мне нравится Чухрай — он тогда сидел за нашим столиком.

С этого все и началось. Потом я брала у него интервью. Мы созванивались, гуляли по Москве… И периодически встречались всю эту длинную жизнь, пока не поженились.

— И даже общую собаку завели, не будучи мужем и женой.

— Да, но незадолго до этого. Мы купили маленького щеночка, керри блю терьера.

А училась я не у него, а у Таланкина. Когда я поступала, Данелия подошел ко мне и сказал:

— Ты вот та самая, да?

— Да, та самая.

— А я тебя к себе на курс не возьму.

Это было по тому же принципу: для своих ничего не делаю, это блат.

— Не очень и хотелось! – ответила я и была принята к Таланкину.

Это был мой второй институт после Щукинского училища, и я была старше почти всех на курсе. К тому же я была единственной женщиной, но, несмотря на это, стала старостой нашего актерски-режиссерского курса. Тогда профессия кинорежиссера не была женской, а теперь почему-то дело обстоит так.

— Мужчины стали другими, более женственными.

— Пожалуй, вы правы. После того, как я окончила институт, мы встретились на «Мосфильме». Данелия был после болезни, худой, непохожий на себя. Он меня окликнул, а я его даже не узнала, потому что он тогда весил 47 килограммов.

— А это я, между прочим. Ты меня не узнаешь?

— Узнаю, конечно…

И мы начали встречаться. Я повела его к Джуне — мы с ней очень дружили. Я рассчитывала на то, что она его полечит. Перед этим у него были перитонит и клиническая смерть. Лег он в больницу потому, что у него болела рука. Потом ему сказали, что у него рак легких. А затем вырезали желчный пузырь… Ситуация была очень тяжелой.

— Джуна ему помогла?

— Не помогла, потому что она была энергетически слабее, чем он. Я у нее бывала и с Андреем Тарковским — он лечил Джуну, а не она его. Когда мы приходили с Данелией, и у Джуны болела голова или что-то еще, он тоже ее лечил. Данелия был очень энергетически сильный человек.

И великий провидец — так же, как Данелия угадал судьбу «Кин-дза-дза!», он предугадывал многое.

Его соавтор по сценарию «Кин-дза-дза!» Резо Габриадзе говорил: «Я знал, что наши фантазии станут реальностью, но не думал, что это случится так быстро». В 2021-м люди говорят на языке этого фильма и ведут себя, как пацаки, чатлане и эцилоппы. Картина предсказала сегодняшнее время, она догнала его.

— У вас первая частная галерея в стране, «Пан-Дан» появился еще в Советском Союзе.

— Да, в СССР было две частные галереи — наша и «Марс».

— А как Георгий Николаевич к этому отнесся, не удивился?

— Ему нравилось то, что я этим занимаюсь. У меня сын художник, и ему была нужна поддержка. Данелия начал заниматься анимацией, и я занялась анимацией. Кирилл был художником, и я занималась художниками. Я даже делала выставку «3Д» в Центральном доме художника, в трех залах — это Данелия Георгий Николаевич, Николай Данелия (Коля очень хорошо рисовал) и Кирилл Данелия.

— «Пан-Дан» специализируется на шестидесятниках, наших художниках-нонконформистах, эмигрантах…

— Мы занимались шестидесятниками, сейчас они себя уже исчерпали. Я делала им выставки за свой счет, организовывала имидж, известность. Привозила их и выставляла, рискуя тем, что это окажется никому не нужным (а оно, в общем, и не было нужно). Но потом, постепенно, они стали крайне востребованы. Они медленно раскручивались, а потом вдруг выстрелили.

Когда у Оскара Рабина, организатора знаменитой «Бульдозерной выставки», была персональная выставка в Эрмитаже, он подошел ко мне, и поблагодарил: «Спасибо, вы столько для нас сделали…»

— Как галерея живет в пандемию?

— Сейчас надо забыть о том, что изобразительное искусство может быть бизнесом. И я даже не знаю, как и на что живут художники. Наша галерея еще существует, мы еще держимся на прежних связях, но шестидесятников у нас больше нет. Коллекционеры забрали почти все, кроме Зверева и нескольких работ Рабина, ничего не осталось. На шестидесятников мы уже и не претендуем, потому что они стоят бешеных денег.

— Можно ли представить Данелию в сегодняшней реальности, в нынешнем кино? Возможны ли теперь фильмы, где негодяи в финале становятся милыми людьми, кто в это поверит?

— В новой России ему было трудно, хотя его фильмы той поры многим нравились. Возможно, и хорошо, что он ушел раньше, чем началась пандемия и все остальное — не знаю, как бы он это пережил… Данелия никогда ни к кому не приспосабливался, всегда делал то, что ему очень нравилось, но его талант был так разнообразен, что он нашел бы себя и сейчас.

В 2013-м Данелия снял полнометражный анимационный фильм «Ку! Кин-дза-дза», а он уже почти не мог ходить. И это настолько современный фильм! Очень сильный, совершенно необыкновенный, с таким же, хоть и усовершенствованным сюжетом, но при этом совсем другой. За границей он «на ура» проходит…


 Фотографии: www.games-of-thrones.ru; www.zen.yandex.ru.

Пока весь мир обсуждает гуманитарную катастрофу с беженцами из стран Ближнего Востока на белорусско-польской границе, в России сложилась похожая, хотя меньшая по масштабу ситуация с выходцами с Кубы. Эти люди приезжают в нашу страну под видом туристов, чтобы затем попасть в Европу, но в итоге остаются и живут на птичьих правах. Как рассказывает правозащитница Маргрет Саттеруэйт из движения «Неволи.нет», в РФ находятся тысячи покинувших Остров свободы, где сегодня «так же, как в России начала 1990-х, зарплаты меньше стоимости еды». В интервью NEWS.ru она призналась, что уже пора говорить о локальном гуманитарном кризисе с кубинскими эмигрантами.


— О каких выходцах с Кубы идёт речь? Можно ли сказать, что они беженцы?

— Это не беженцы. Они имеют право 90 суток находиться на территории России. И у них есть мифология, что здесь можно легализоваться, если ты остаёшься и платишь налоги. Естественно, это не так. Куба была долго в изоляции, её граждане не очень представляют, как работает мир, и ментально немножко находятся на уровне детей. Они не читают и не говорят ни на каких языках, кроме испанского, и они не изучают законов перед тем, как приехать [в Россию]. Другая половина кубинцев собирается в Европу. Это основной вопрос: многие «нелегалы» думают, что из России легко туда попасть.

— С какими проблемами они сталкиваются в России?

— Их обманывают все. За последний месяц мы десятки семей пристроили, чтобы они на улице не оказались. А недавно ко мне обратились пять человек, у которых хозяин квартиры отобрал все деньги, не регистрировал и не ставил на учёт, а затем выгнал. Мы написали заявление о мошенничестве в полицию. Им реально помочь, потому что в отличие от многих других они находятся в России легально.

Ловушка для кубинца: как в России живут тысячи эмигрантов с Острова свободыFranklin Jacome/ZUMAPRESS.com/Global Look Press

— Как часто такие истории происходят?

— В принципе, это очень часто случается, но тут я это довела до полиции. Писала заявление от себя, потому что они по-русски не могут не то что писать, но и говорить.

— Получается, эти люди оказались на улице?

— Двое находятся в работном доме под Москвой в тяжёлых условиях, один живёт у нашего коллеги, ещё двое ушли куда-то по своим каналам и не стали просить о помощи. Тот, который живёт у моего коллеги, попытался в Европу уехать, отправился в Сербию, у него был отель забронирован, но его не впустили туда сразу и вернули в Россию. Вообще, они думают, что могут через Северную Македонию попасть в Грецию, но не очень понимают, что такое Евросоюз. Они уверяют, что кто-то уже подался туда и якобы им оттуда пишет. Я говорила с представителями властей Сербии, там не знают ни одного случая успешного попадания, у них в лагерях для беженцев выходцев с Кубы — единицы. К тому же, в миграционной статистике Испании я не вижу вообще строчки про Кубу. То есть тут два варианта: либо они как-то очень хитро и успешно пробираются в Евросоюз, либо просто не добираются.

Планирующие уехать в Европу имеют ещё более бредовые планы, чем вариант с Сербией, — через Египет, Мавританию в Испанию. Они просто смотрят на карту: как ближе к Испании. Я отчаялась объяснять, что они просто не представляют, что такое Египет и Мавритания. Там не будет ни хоть какой-то полиции рядом, ни церквей, ни друзей. Мавритания — средневековая пустыня. Там до сих пор по факту есть рабство, хотя они его формально отменили последними в мире. Там мы им уже никак не сможем помочь. Там даже их тела уже никакая гуманитарная организация не выцарапает. С таким успехом можно ехать через Северный полюс или Северную Корею.

— Какой правовой статус у тех, кто остаётся в России? Что с ними происходит по истечении 90 дней легального пребывания?

— Те, которые попали в историю с мошенничеством, они до января находятся в России легально. А большинство — нелегально. Но Россия не очень активно их высылает. Возможно, потому, что дорого на Кубу депортировать. В общем, их не очень ловят, и поэтому они годами живут. Например, целые семьи, которые мы кормили, живут в Подмосковье, где их никто не искал.

Ловушка для кубинца: как в России живут тысячи эмигрантов с Острова свободыСергей Булкин/NEWS.ru

— Тем не менее они живут в совершенно бесправном положении?

— Абсолютно. Пока они ещё легально находятся, то можно защитить их права, как в случае с гражданами Кубы, в интересах которых я обратилась в полицию после истории с квартирой. Если бы они были в России нелегально, то вообще ничего не получилось бы сделать.

— Чем они здесь обычно занимаются?

— Они все нелегально работают. На стройках, очистных сооружениях… Им, конечно, не платят, их постоянно обманывают работодатели.

— Есть среди них те, кто пытается как-то легализоваться, получить гражданство?

— Многие хотят этого, просто не читают законы изначально и не понимают: чтобы легализоваться, надо въехать с визой по учёбе или работе, а не по туристической. А некоторые через два года [после приезда в РФ] приходят и говорят: «Мы тут живём и ждём, когда можно легализоваться». Один из кубинцев рассказывал, что он уже пять месяцев в России живёт, то есть два из них нелегально, но считает, что Путин подписал какой-то документ, по которому можно жить и легально работать. При этом он утверждает, что пять месяцев куда-то платит налоги. Мне очень интересно, куда и кому он их платит, но это другой вопрос. А легализоваться в этом случае, боюсь, нельзя будет уже никогда.

— А куда, кроме России, кубинцы могут поехать без виз?

— Без виз им можно въехать в Никарагуа, Боливию, Сербию, Черногорию, Кыргызстан и Россию. В России у них уже есть друзья, знакомые, кто улетел сюда, их здесь много, поэтому они поддерживают друг с другом связь. Но многие их обманывают. Так это работает. Но больше им особо некуда бежать, потому что Обама в конце своего срока отменил право на получение гражданства США для тех кубинцев, кто доплыл до американского берега. То есть легально они уже не могут попасть в США.

Невероятные злоключения кубинцев в России

По данным погранслужбы ФСБ, за первые три квартала 2021 года РФ с целью туризма посетили 175,8 тысячи человек. Лидируют выходцы с Кубы (44,3 тысячи человек), которых оказалось больше, чем туристов из Германии (25,9 тысячи), ОАЭ (18,3 тысячи) или Турции (15 тысяч). По данным испанской газеты El País, которая летом 2020 года подробно писала о проблемах кубинских эмигрантов, по состоянию на тот период ежегодно Россию в качестве туристов посещали около 25 тысяч кубинцев (издание ссылалось на официальные данные).

Ловушка для кубинца: как в России живут тысячи эмигрантов с Острова свободыМихаил Воскресенский/РИА Новости

В публикации El País также говорилось, что проблему с дорогостоящим перелётом в Москву эмигранты решают с помощью посредника, который отправляет билет из-за границы, обещает проживание, работу, предлагает решить бюрократические вопросы за чуть большую сумму, предоставляя дешёвую рабочую силу нелегальным подрядчикам, которые занимаются строительством в Москве.

Если всё идет по договорённости, работник получает зарплату, как правило, около 300 евро в месяц, от посредника, который удерживает комиссию, которая, вероятно, по размеру чуть меньше самой зарплаты, — констатировал автор статьи.

Такие же схемы, по словам собеседников издания, «давно используют» для выходцев из Центральной Азии, менее уязвимых, чем кубинцы, которые «не знают ни языка, ни системы».

Некоторые кубинцы, попав в Россию и оказавшись без средств к существованию, получают штрафы за незаконное нахождение в стране, после чего ждут депортации в учреждениях принудительного содержания с почти тюремными условиями. Так, например, произошло с одним из негласных «беженцев» в Псковской области. Кубинец без места жительства был обязан выехать из РФ в течение пяти дней после вступления в силу соответствующего административного наказания, но оставался в стране, потому что из-за отсутствия денег не смог приобрести билет на родину. В итоге его обязали заплатить 3000 рублей, а также присудили принудительное выдворение с помещением в центр временного содержания иностранных граждан и лиц без гражданства.

Экс-глава МИД РФ Игорь Иванов о том, как был послом страны, которой не стало, и почему коррида похожа на дипломатию

— Этот цикл «Коммерсанта» называется «30 лет без СССР». Если очень и очень пунктирно, в чем за эти 30 лет были, на ваш взгляд, главные победы российской дипломатии?

— Вы знаете, я этот период разделил бы на несколько этапов. Я знаю, что среди ваших коллег и не только среди ваших коллег есть те, кто активно критикует 90-е годы, внешнюю политику в начале 90-х годов.

— По-моему, эти же люди критикуют вообще все, что было в 90-х.

— С моей точки зрения, наверное, ваши гости здесь много говорили о процессе распада Советского Союза, но, естественно, что все это отразилось не только на внутренней жизни, на социально-экономической, но и на внешней политике. Все это произошло вмиг.

Я в это время находился в Мадриде, был назначен послом. Я был, по-моему, последний или предпоследний посол Советского Союза. Я выехал из Советского Союза, вручил верительные грамоты как посол Советского Союза за две недели до распада Советского Союза…

— Вы упредили мой вопрос о том, как дипломаты пережили этот момент.

— Вот так мы вот и переживали. Я вам скажу, что период был очень сложный, потому что ты был оторван, тогда не было интернета, такого объема информации. Мы были оторваны, не понимали, что происходило. Мы могли предчувствовать или чувствовали, но понимать многие вещи было очень сложно. И это не только в посольстве было, наверное, и здесь (внутри страны.— “Ъ”) было. В том числе и в дипломатической службе. Поэтому, естественно, что наступил период серьезных осмыслений того, что произошло в политическом плане и, соответственно, каким образом действовать в этой ситуации.

Когда говорят, что внешняя политика была такая неопределенная, что она шаталась из стороны в сторону, в какой-то мере я не пытаюсь оправдываться или оправдывать кого бы то ни было, но для меня, как профессионала, было понятно (что происходило.— “Ъ”). Конечно, были и перегибы, например, курс на то, чтобы порвать отношения со всеми своими идеологическими партнерами периода советского времени и начать выстраивать новые отношения.

— Вы имеете в виду страны Варшавского договора?

— Не только Варшавского договора. Все страны, где коммунистическая, социалистическая идеология была у власти. И, к сожалению, это, конечно, нанесло ущерб нашим интересам, и потом потребовались большие усилия, чтобы восстановить отношения там, где это было необходимо для нашей страны. И в дальнейшем уже мы, кто сотрудничал вместе с Евгением Максимовичем (Примаковым.— “Ъ”) и работал под его руководством, реализовывали многие те идеи, задумки, которые он, как министр, инициировал.

— А почему Примаков рекомендовал на пост министра вас? Потому что вы были первым замом или были еще какие-то причины?

— Вы знаете, я был первым замом и у Козырева Андрея Владимировича и потом по наследству у Евгения Максимовича Примакова. Он мне сказал, что хотел, чтобы по крайней мере во внешней политике у него был человек, которого он знает, которому доверяет и с которым может сотрудничать, а не какой-то «строитель новых типов отношений». И он обратился с такой просьбой к Борису Николаевичу Ельцину, президенту России, с тем, чтобы указ о его назначении премьер-министром одновременно подписать с указом о моем назначении министром иностранных дел. И когда он вернулся от президента в МИД, он положил на стол два указа. Для меня это был такой же сюрприз, наверное, как и для многих других. Но тут уже выбирать не приходилось, да.

— Вот мы говорим о 90-х и о критике 90-х. Один из персонажей, которых всегда критикуют, когда говорят о горбачевской эпохе, о 90-х,— Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. Не так он себя повел, не с теми договор подписал… Расскажите о нем, как вы его оцениваете и его вклад в международные дела?

— В 85-м году для всех для нас неожиданно, думаю, не только для МИДа, но и, наверное, для страны министром иностранных дел был назначен Эдуард Амвросиевич. Я вам откровенно скажу, я не знал, останусь ли помощником министра, потому что мы думали, что придет новая метла и будет по-новому расставлять кадры. Конечно, в министерстве столкнулись две идеологии, скажем так. Одна идеология — консервативная, которая формировалась на протяжении длительного периода времени…

— А другая обновленческая.

— И другая, совершенно правильно,— понимание новой ситуации в мире. Можно долго спорить, насколько она была правильной, насколько отвечала интересам нашей страны, но я уверен, что если произошли проблемы у нас в стране, которые привели потом к распаду Советского Союза, то это не из-за внешней политики. Я считаю, что это проблемы внутренние, прежде всего связанные с экономикой. У нас фактически не было сформулировано, по крайней мере я этого не видел и не слышал, четкого плана перехода от стопроцентной централизованной советской экономики к рыночной. Произошел стихийный обвал, который привел к тому, к чему привел. Поэтому если приход Горбачева в 85-м году имел колоссальную поддержку населения, то в последние годы, как вы знаете, поддержки никакой не было. И это не из-за внешней политики, а прежде всего из-за социально-экономического положения.

— Попросту из-за пустых прилавков.

— Совершенно правильно. Поэтому иногда можно принимать популярные решения, которые сегодня будут встречать аплодисментами, а завтра это обернется тяжелыми последствиями, и наоборот. Активно критиковали Горбачева и Шеварднадзе за то, что они подписали договор о ликвидации ракет средней и малой дальности. Вот мы сегодня видим, что договора нет, нет этого договора! Но мы-то его хотели сохранить. Мы же обвиняли Соединенные Штаты, что они в одностороннем порядке вышли из договора.

— Попросту из-за пустых прилавков.

— Совершенно правильно. Поэтому иногда можно принимать популярные решения, которые сегодня будут встречать аплодисментами, а завтра это обернется тяжелыми последствиями, и наоборот. Активно критиковали Горбачева и Шеварднадзе за то, что они подписали договор о ликвидации ракет средней и малой дальности. Вот мы сегодня видим, что договора нет, нет этого договора! Но мы-то его хотели сохранить. Мы же обвиняли Соединенные Штаты, что они в одностороннем порядке вышли из договора.

— Хочу напомнить еще об одной точке критики Шеварднадзе как министра иностранных дел — это подписание договора по разделу морской акватории по Баренцеву морю.

— Вы знаете, ничего подписано не было. Шли переговоры, и были определенные договоренности. Вот когда говорят, что Шеварднадзе что-то подписал, я хочу вам напомнить, что в советское время министр иностранных дел не имел таких полномочий подписывать на свое усмотрение что бы то ни было.

— Существовало Политбюро, которое принимало решения.

— Совершенно правильно. Все решения принимались на Политбюро. И затем только министр был уполномочен от имени советского руководства подписывать те или иные документы. Я вам напомню один простой и очень интересный пример, который мало кто знает. На Генеральной ассамблее Организации Объединенных Наций каждый год выступал министр иностранных дел Советского Союза. Его выступление утверждалось на заседании Политбюро перед тем, как министр выезжал в Нью-Йорк. И он не имел права поменять слова…

— Отступить…

— Совершенно правильно. Если в ходе, скажем, работы Генеральной ассамблеи возникали какие-то вопросы, мы должны были писать в Москву запрос в ЦК КПСС, можно ли изменить, или переставить те или иные фразы.

— Потрясающе!

— Вот в мое время этого уже не было, я вам откровенно скажу. Поэтому говорить о том, что что-то в одностороннем порядке кто-то сдавал, я считаю безграмотным. Это непонимание тех реалий, которые были в Советском Союзе.

— В вашей биографии есть одна страничка, очень, на мой взгляд, важная и смелая. Вы урегулировали конфликт между сторонниками Шеварднадзе и новой властью Саакашвили в Грузии. «Революция роз» произошла мирным путем. В конце концов в Грузии не пролилась же кровь. Во многом благодаря тому, что вы были посредником. А как это происходило, почему вы решились на это?

— Вот так же, как и мое назначение на пост министра иностранных дел. У нас было неформальное заседание Совета безопасности в Москве.

— Перед этим.

— Оно проходило, во время заседания сообщили, что президент Грузии Шеварднадзе хотел бы срочно переговорить с Владимиром Владимировичем Путиным. И их соединили. Шеварднадзе обрисовал картину, которая складывалась в то время в Грузии, и выразил обеспокоенность, что ситуация может выйти из-под контроля. Он просил оказать содействие с российской стороны тому, чтобы из этого кризиса выйти конституционным путем. Владимир Владимирович спросил, а как мы можем вам оказать содействие? Он говорит, что можете прислать Иванова Игоря Сергеевича. Его здесь хорошо знают, он знаком со многими нашими политиками, может быть, мы что-то вместе сможем сделать. Владимир Владимирович мне поручил, и я в ту же ночь вылетел в Грузию. Так что здесь никакого большого секрета нет, так я оказался вовлеченным в этот конфликт.

Я встречался и с лидерами оппозиции, и с Саакашвили, и с Жванией, и с Эдуардом Амвросиевичем. Смысл всей нашей миссии заключался в том, чтобы выйти из этого кризиса бескровно, не нарушая конституционных норм. И в принципе такая договоренность была достигнута. Надо было посадить за стол их вместе, потому что они не разговаривали (друг с другом.— “Ъ”). Когда лидеры «революции роз» вошли в парламент, то фактически Эдуард Амвросиевич был вынужден оттуда срочно уехать к себе в резиденцию. Они по-прежнему не общались, только через какие-то третьи каналы, поэтому надо было их посадить за стол и вместе договориться, как выйти из этого кризиса.

Мы осуществляли некую челночную дипломатию до тех пор, пока не удалось усадить их за этот стол переговоров. И смысл нашего послания был в том, что нужно сделать все, чтобы не допустить кровопролития и не нарушить конституцию. Шла речь о том, чтобы, учитывая, что оппозиция не принимала результатов состоявшихся до этого выборов, провести новые выборы. В принципе была такая договоренность. Мы так договорились, что и Саакашвили, и Жвания приехали в резиденцию к Эдуарду Амвросиевичу. С одной стороны был Эдуард Амвросиевич с его помощником, с другой стороны — Саакашвили и Жвания. Ну и я там был. В этой части я сказал, что считаю свою миссию выполненной, мы в принципе обговорили, как выходить из этого кризиса. Я улетел оттуда в Батуми, потому что нужно было с Абашидзе договориться, лидером Аджарии, чтобы он тоже поддержал такую договоренность. Что там дальше произошло, я не знаю, скажу вам откровенно. Но когда я прилетал в Батуми, меня встретил Абашидзе и сказал, что после нашего отлета через полчаса Эдуард Амвросиевич сообщил, что уходит в отставку. Я не могу сказать вам, какой там был разговор, потому что во время моих разговоров ни о какой отставке речь не шла. Речь шла о том, чтобы выйти из кризиса путем проведения новых выборов.

— Вы больше после этого с Саакашвили не сталкивались?

— Как вы знаете, после этого состоялись выборы, победил Саакашвили. Я был на инаугурации, и затем, конечно, у нас было очень много контактов.

— Что вообще о нем думаете?

— Я считаю, что была возможность серьезно нормализовать отношения между Россией и Грузией. С российской стороны было сделано очень много для этого. Вот в Грузии бытовало и бытует такая версия, что ключи от урегулирования находятся в Москве, они все время это повторяли. Когда Саакашвили свой первый визит осуществил в Москву, на встрече с президентом России Владимиром Путиным он сказал, что ключ у вас в Москве. На что Владимир Владимирович ответил, что ключ у вас, мы готовы оказать содействие и будем его оказывать.

Мы действительно очень помогали. Значительная часть, 40 тыс. или более грузинских беженцев вернулись в Абхазию, мы сформировали делегации для того, чтобы закрыть вопрос по границе. Более того, мы приняли очень сложное решение, чтобы вывести две наши военные базы с территории Грузии. Это был сложный вопрос, но мы такое решение приняли, при этом наши грузинские коллеги, в данном случае президент Саакашвили, уверяли нас, что эти базы не будут заняты третьими государствами, а будут использованы для нужд в чрезвычайных ситуациях, а возможно, и для совместных каких-то действий между Россией и Грузией. То есть с российской стороны было сделано, с моей точки зрения, очень много. К сожалению, затем, я не могу судить почему, последовал целый ряд провокационных действий с задержанием российских граждан, с навешиванием различных ярлыков и так далее. Отношения стали портиться.

Можно построить отношения, можно их разрушить, примерно одно время займет, даже разрушить быстрее. Кто поставил задачу разрушить отношения между Грузией и Россией, я не знаю, но могу вам с уверенностью сказать, и за это я несу ответственность, с российской стороны было сделано все, чтобы выстроить долгосрочные, нормальные отношения на длительную перспективу.

— Вы в одном интервью сказали довольно сенсационную для меня вещь, что до того, как США еще вступили в Ирак, там уже существовала уникальная система контроля во избежание производства оружия массового поражения. Я никогда ничего не слышал о такой системе, которая существовала в Ираке по контролю. Что это такое, о чем вы говорили?

— На протяжении ряда лет до вторжения Соединенных Штатов, Великобритании и других стран на основании соответствующей резолюции Совета Безопасности ООН в Ираке была развернута система так называемого мониторинга, когда группы специалистов различных областей — специалисты в ядерной области, химической, ракетной и так далее — получали возможность посещать различные объекты, которые могли вызывать подозрение, устанавливать соответствующую аппаратуру для круглосуточного мониторинга и так далее. Более того, я вам скажу…

— То есть это была акция, поддержанная руководством Ирака?

— Совершенно правильно. Более того, даже в некоторых дворцах Хусейна международные эксперты проводили досмотр.

— Очень интересно.

— Это, конечно, было сделано с провокационной целью западными нашими коллегами с тем, чтобы Хусейн отказался (от международного контроля.— “Ъ”). Тогда бы сказали, что у него во дворце находится спрятанное ядерное оружие или какое-то другое. Мы активно работали непосредственно с президентом страны, с иракским руководством. Три заседания было — это редкий случай на уровне министров иностранных дел Совета Безопасности, где мы обсуждали ситуацию в Ираке. Если бы не начало войны, которая, как вы знаете, началась без каких-либо санкций, то через два-три месяца две комиссии, которые там работали по линии ООН — одну возглавлял Бликс, другую эль-Барадеи, дали бы развернутую информацию о том, что нет ни ядерного оружия, ни химического, ни бактериологического и никаких носителей, которые бы нарушали резолюции Совета Безопасности. Мы бы смогли закрыть этот конфликт. Это была уникальная возможность, поэтому Соединенные Штаты так торопились.

— Скажите, пожалуйста, когда вы тревожно говорите о том, что все три уровня отношений между Россией и НАТО нарушены на уровне дипломатии, на уровне политики, на уровне военных, у меня возникает вопрос, а какой из них самый тревожный?

— Для меня, конечно, самый тревожный — это политический. У нас ежегодно проводилось два саммита Россия—Европейский союз, встречи премьер-министров, встречи министров иностранных дел, министров экономики, у нас была сеть создана для диалога. У нас ежегодно проходил саммит Россия—НАТО, на высшем уровне встреча министров обороны, министров иностранных дел, начальников генеральных штабов. Была создана огромная ткань двусторонних отношений, которая позволяла балансировать и снижать риск тех или иных инцидентов и конфликтов, искать пути решения.

К сожалению, постепенно сначала отменили одну встречу по какой-то причине, потом другую. И если раньше визит министра иностранных дел Франции был обыденным явлением, потому что он два-три раза в год мог приехать, то сегодня вы будете говорить: ой, какое это событие! Я уже не говорю про встречи президентов и так далее. Раньше это все было нормально, как оно и должно быть, потому что сегодня во внешнюю политику вовлечены руководители государств, все ведомства и так далее. Должны быть нормальные контакты, диалог. Это не значит, что каждый раз надо ждать каких-то судьбоносных решений, договоров, соглашений,— это обмен мнениями, попытка разобраться в тех или иных вопросах, понять логику другой страны, чтобы политика была предсказуемой, чтобы другая страна понимала, а что вы можете сделать в определенной ситуации, а что не можете или не будете делать.

Журналист, если он не пишет, то через пару-тройку лет он не сможет писать. Если дипломат не ведет переговоров, то через какое-то время теряются навыки тонкой настройки, как мы говорим, дипломатической. А некоторым это просто даже нравится, когда можно отделываться общими заявлениями или посылать твиты или делать стейтменты. Так, наверное, проще, потому что для этого большого ума не надо.

— У нас появилась категория послов, которые очень резко относятся к стране пребывания, как бы демонстрируют свою такую наступательную позицию. Должен ли посол любить страну, в которой работает?

— Я к послам по понятным причинам отношусь с уважением. Послы, как правило, действуют в соответствии с теми инструкциями, которые они получают. Что касается страны пребывания, конечно, если ты страну не знаешь, а тем более ее не любишь, то успехов никогда не будет. Конечно, страну надо знать, любую страну. Я иногда удивлялся сам, когда пришел работать в Министерство иностранных дел, почему некоторым моим коллегам нравился не Париж, а нравился Кабул. У нас была целая школа специалистов по Афганистану, которые мечтали вернуться в Афганистан, хотя, наверное, комфортнее было бы жить в Европе. Африканисты наши просто были влюблены в Африку. Мне кажется, это нормальное состояние. Нормально, когда ты знаешь страну, ты знаешь не только ее дефекты и проблемы, ты знаешь ее прекрасные стороны. Любая страна имеет свои прекрасные стороны.

— Как человек, познакомившийся с вами, когда вы были послом в Испании, могу сказать, что вы знали и любили эту страну.

— Это правда.

Я был недавно в Испании, там целое движение против корриды под европейским влиянием, а я люблю корриду. Я всегда говорю, что коррида — это дипломатия, это примерно одно и то же, это целый спектакль, который заканчивается победой одного или другого актера.

— Несколько коротких вопросов. Вы ведете дневник?

— Нет, не веду. Это, видимо, формируется на каких-то этапах в юности. Когда поехал работать в Испанию, в 73-м году, был период, когда еще франкизм там был, мы снимали небольшое помещение. Нас было 13 человек, это была торговая миссия, в которой было четыре представителя Министерства иностранных дел, в том числе я. Естественно, у нас не было никаких возможностей хранить какие-то документы и так далее, поэтому надо было все хранить в голове. Все встречи, мысли, задумки надо было держать в голове, пока не удастся один раз в несколько месяцев поехать во Францию в наше посольство, закрыться в секретную часть и все это сформулировать на бумагу. Поэтому, видимо, я никогда ничего не писал, я все пытался запомнить. Пока еще помню, хотя, может быть, и не все.

— Как вы относитесь к фразе «любое силовое вмешательство — это опасная игра и его последствия обычно постыдны»?

— Так и отношусь, вы сами все сказали.

— Спасибо большое за интервью. Это был цикл «Коммерсанта» «30 лет без СССР».

Интервью взял Виктор Лошак

Спасибо, что живой.

12 июня 2021. Его сердце остановилось на поле

Перепугались все тогда знатно. Как позже рассказали врачи, на мгновения Эриксен был мертв. Упал на землю в игре Дании и Финляндии, и если бы не реакция докторов родной сборной, то могли бы не откачать. Медиков поначалу обвиняли в растерянности, но позже признали, что действовали по инструкции, которая для спортивных врачей отличается от предписаний для реаниматологов.

Эриксену повезло, что именно в Копенгагене готовил бригады скорой помощи для стадиона Евро-2020 немецкий анестезиолог и врач неотложной помощи Йенс Кляйнфельд. После мастер-класса остался смотреть футбол, оказался на трибуне рядом с местом падения Эриксена и рванул на поле, увидев реакцию коллег. Пациент был без сознания и упал страшно – с открытыми глазами и без рефлексов.

Сердечный приступ в 29 лет у спортсмена — нечастый диагноз. Сначала Кристиану пытались достать язык, чтобы не проглотил, но Кляйнфельд добавил к закрытому массажу сердца дефибриллятор. Его применение в стартовые минуты после остановки в разы повышает шансы на спасение. Эриксен получил разряд спустя две минуты с копейками и быстро пришел в сознание. Важно, что мозг не был без кислорода долго, Кристиан сразу мыслил ясно и четко.

7 июля 2021. Арбитры лишили Данию финала Евро

Без лидера – Эриксен невероятно полезен в сборной и давно стал настоящим вожаком, датчане правильно отреагировали на поражение от финнов. Доиграть матч из больницы приказал сам Кристиан, а победа над командой России вывела в плей-офф. Датчане стали героями и очарованиями яркого турнира. Конечно, Эриксену обидно, что не был частью этой сказки, а проходил тест за тестом.

Зато жив, что тоже победа. В результате Кристиану установили кардиовертер-дефибриллятор, ведь врачи не сумели найти точную причину остановки. Предполагали несколько диагнозов, в том числе, проблемы в результате перенесенной на ногах бактериальной инфекции. Конкретную причину – как миокардит у Дэйли Блинда, не обнаружили, так что перестраховались.

К сердцу датчанина подключили маленький компьютер. Следит за ритмом, а если зафиксирует неполадки – запустит дефибриллятор. Пока полицейский Маккелли, который работает арбитром, поверил падению Стерлинга и назначил пенальти, Эриксен готовился к операции, которую успешно провели ближе к концу июня. Врачи из Копенгагена составили план наблюдения, а лечение хавбеку не нужно. Только контроль нагрузок и слежение за сердечным ритмом.

27 августа 2021. Кьер и врачи получили награду УЕФА

В этой истории отдельной строкой поведение капитана сборной Дании. Крепкого ему здоровья, ведь Симон получил сложную травму. А вот когда упал Эриксен, то защитник вместе со Шмейхелем отреагировали оперативно, подзывали врачей, успокаивали жену Кристиана – Сабрина подумала, что ее муж умер. Кьер также был организатором круга, в который заключили врачей и Эриксена.

Датчане, конечно, крутые, ведь каждый участник сборной вместе с тренерами и персоналом сборной пережили жуткий стресс. Каждый человек реагирует на такие события по-разному. Например, наставник Каспер Хьюлманд включил механизм отрицания – его действия и слова были похожи на реакцию военного врача после тысячной операции. А вот будущий миллиардер Брэйтуэйт дико испугался:

Был момент, когда я смотрел на Эриксена и думал, что он умер. У тебя нет сомнений, когда ты видишь мертвеца. Ты сразу понимаешь. Когда я увидел произошедшее, то начал усердно молиться. Думал, что обращение к Богу – единственное, что сейчас могу сделать. Врачи помогали Эриксену, и никому не пожелаю увидеть что-то подобное. Все закончилось хорошо, Эриксен жив и здоров. Только этого мы все и желали.

Отметили всех врачей, которые помогали – сборной Дании, скорой помощи и консультанта Кляйнфельда, а отдельно Кьера. Эриксен поблагодарил всех за фантастическую работу и спасение его жизни. Тут как с Касильясом и реакцией врачей «Порту» на тренировке. Без оказания квалифицированной помощи на месте Икер не смог бы пережить свой сердечный приступ.

29 ноября. Кристиан возобновил тренировки с «Оденсе»

Хотя уже в начале июля Эриксен побывал в Милане, ради удобства семьи приняли решение перебраться в Данию. Жил в Оденсе, а с недавнего времени начал сначала индивидуальные, а на этой неделе и командные тренировки с одноименным клубом. По плану реабилитация под присмотром врачей завершится в январе.

Если не будет замечено ни одного намека на патологию, а остановка сердца так и останется эпизодом без выясненных причин, то у Кристиана даже могут со временем убрать кардиостимулятор. Сможет выбрать любой клуб из тех, которые пожелают его у себя увидеть. Вот только решение «Интера» намекает – в футбол вернется, но с маленьким прибором на груди.

17 декабря 2021. «Интер» и Эриксен прекратили сотрудничество

Датчанин понимал, что если дефибриллятор не уберут, то в Серии А ему не разрешат играть. У каждой страны свои предписания, и в Италии на таком уровне заниматься спортом с контролером сердечного ритма нельзя. Эриксену сразу об этом сказали, но у него еще до Евро-2020 был разговор с Индзаги, новый тренер рассчитывал на возвращение датчанина, как и фанаты «Интера».

Вот только подписание Чалханоглу из «Милана» подсказало – врачи не рекомендуют Эриксену спешить с возвращением. В августе он сам сказал, что сможет вернуться примерно через пять месяцев, то есть в начале следующего года. Пока все идет по плану, физическая и моральная форма у него отличные, поскольку Кристиан из породы Де Брюйне – уверенности не занимать.

Вспомните, что рисковал стать большим трансферным разочарованием в «Интере», а потом пришел в себя. Если бы не логичная перестраховка врачей, то дефибриллятор, который за шесть месяцев не обнаружил ни одного сбоя, вытащили бы, и уже в новом году датчанин мог играть в Серии А. Но раз наблюдение продолжают, то «Оденсе» приютил бывшего игрока, а «Аякс» подумывает о подписании Эриксена свободным агентом.

«Интер» не мог тянуть дальше – у датчанина зарплата 7.5 млн евро. Блинд с дефибриллятором успешно играет за «Аякс», в том числе, в Лиге чемпионов, так что Эриксен готовится к возвращению на поле. Самое крутое зрелище будет, когда окажется в футболке сборной Дании – трибуны в Копенгагене зажигают красиво, а здесь встреча будет незабываемой. Парню лишь 29 лет, может забыть сердечный приступ, как страшный сон.

В медицинском смысле Эриксен здоров. Серьезных причин не возвращаться на поле у него нет. У бедняги Агуэро ситуация другая, там нашли не критические, но проблемы с сердцем, поэтому Кун завершил карьеру, чтобы не нарываться на клиническую смерть, которую неожиданно пережил Кристиан.

  • Приехать немедленно как пишется
  • Приехать издалека как пишется
  • Приехать за полдень как пишется
  • Приехать во время как пишется
  • Приехал в тоже село как пишется