Придуманная сказка о добре и зле

Цели:

• раскрыть нравственный смысл сказки Пушкина,
  рассмотреть категории добра и зла на примере
  “Сказки о мертвой царевне и семи богатырях”;
• продолжить обучение элементам анализа
  художественного текста, умению сравнивать,
  обобщать;
• формирование прочной нравственной позиции,
  положительных ориентаций на распознавание
  истинной красоты.

Эпиграф:

Лишь добро одно бессмертно.
Зло подолгу не живет.

Шота Руставели

Методические приемы: беседа, анализ
эпизодов, выразительное чтение.

Оборудование: текст “Сказки о мертвой
царевне и семи богатырях”, иллюстрации к сказке,
слайды, мультипликационный фильм по сказке.

Ход урока

1. Организационный этап.

2. Слово учителя.

Учитель: С какой сказкой А. С. Пушкина мы
познакомились на прошедших уроках?

Ученики: Со “Сказкой о мертвой царевне и
семи богатырях”

Учитель: Что мы узнали об этой сказке и ее
героях?

(Учащиеся рассказывают о сюжете, главных
героях, о противоположных образах царицы и
царевны. )

Учитель: Сегодня на уроке мы будем
беседовать о героях “Сказки о мертвой царевне
и семи богатырях”;

Цель нашей работы – раскрыть значение
терминов “добро” и “зло” на примере сказки. Мы
будем учиться сравнивать образы героев,
анализировать текст.

Нам всем знакомо выражение “В
сказках Добро всегда побеждает Зло”. Что же это
такое – Добро и Зло? Вам необходимо было найти в
толковом словаре значение этих слов.

“Добро – это то, что хорошо, полезно, нужно
человеку, с чем связаны надежды людей,
представления о свободе и счастье.

Зло всегда имеет отрицательный смысл и
обозначает плохое, влекущее за собой беды,
страдания, горе, несчастье” (Школьный
философский словарь)

“Добро – в духовном значении благо, что честно
и полезно, все чего требует от нас долг человека

Зло – худое, лихое. Злой человек – причиняющий
зло другим: вредный, пагубный” (Словарь живого
русского языка Владимира Даля)

Учитель: Можем ли мы утверждать, что добро
и зло являются противоположными понятиями?

Ученик: Да, добро и зло – противоположные
понятия.

Учитель: Мне хотелось бы, чтобы вы усвоили
не только значения слов, данные в словаре, но и
попытались увидеть, как А. С. Пушкин показывает
добро и зло в “Сказке о мертвой царевне и семи
богатырях”.

На первом уроке по этой сказке мы с вами
сделали вывод, что она близка к народным
(фольклорным ) сказкам.

4. Этап проверки знаний.

Беседа

Учитель: В народных сказках всех героев можно
распределить на положительных и отрицательных.
Назовите положительных героев народных сказок
(они олицетворяют добро) и отрицательных
(олицетворяют зло).

Добро – Иван-царевич,
Царевна-лягушка, Иван — крестьянский сын. Зло –
Баба-Яга, Кощей Бессмертный, Чудище поганое.

Учитель: Можем ли мы так же четко
разграничить положительных и отрицательных
героев в “Сказке о мертвой царевне и семи
богатырях”?

(Учащиеся перечисляют героев сказки и
приходят к выводу, что в сказке больше
положительных героев, предполагают, что образ
Чернавки невозможно отнести ни к положительным,
ни к отрицательным )

Учитель: Подумайте, в образах каких
героев заметна наиболее яркая характеристика
Добра и Зла?

Ученики: Царевны и царицы.

Учитель: Для того, чтобы представить
образы Царевны-мачехи и Царицы, мы обратимся ко
второй части вашего домашнего задания – устному
словесному рисованию портретов Царевны и Царицы.

(Учащиеся представляют словесные портреты
Царевны и Царицы )

Учитель: Необходимо было также выписать
определения, характеризующие героинь. Посмотрим,
что у вас получилось, и сравним с таблицей.

(Учащиеся зачитывают определения и
сравнивают с таблицей, представленной в виде
слайда)

Учитель: Почему царица решила погубить
царевну? В чем суть конфликта между ними?

Ученики: Царица-мачеха считает себя самой
красивой, а царевна становится ее соперницей,
потому что волшебное зеркало сообщает, что
падчерица “милее и белее”, чем она.

Учитель: Какими словами мы можем выразить
отношение царицы к царевне?

Ученики: Ненависть, зависть.

Учитель: Обладает ли добрый человек такими
чувствами?

Ученики: Нет, эти чувства характерны для
злых людей.

Учитель: А как относится царевна к царице,
которая ее решила погубить, к Чернавке, которая
уводит девушку в темный лес?

Ученики: Она даже к своим врагам
относится хорошо, не держит на них зла, не
пытается им отомстить

Учитель: И царица, и царевна – внешне
красивы. Про какую из героинь мы можем сказать,
что она обладает и внутренней, душевной красотой?

Ученики: Царица красивая, но злая, никого
не любит. Она весела только с зеркальцем. Значит
душа у нее черная. А царевна по-настоящему
красива, она всех любит, творит добро, и все ей
помогают.

5. Объяснение нового материала. (Беседа, анализ
текста)

Учитель: Мы составили словесные портреты
героинь, а теперь обратимся к иллюстрациям
сказки и сравним образы Царицы и Царевны.

(Показ иллюстраций, комментарии)

К сказке Пушкина созданы не только
иллюстрации, но и фильмы.

Сейчас мы посмотрим эпизоды из
мультипликационного фильма “Сказка о мертвой
царевне и семи богатырях”.

Просмотр эпизодов

1. “Царица и зеркало”(комментарии )

2. “Но царевна молодая

Тихомолком расцветая”(комментарии. )

Учитель: С чем сравнивает автор царевну,
говоря “…росла, росла, поднялась – и расцвела”?

Ученики: С цветком. Она так же прекрасна,
как роза.

Учитель: Как вы считаете, правильно ли
представил режиссер образы Царицы и Царевны?

(Учащиеся сравнивают свои представления об
образах героинь с представлением режиссера
фильма)

А сейчас для того, чтобы доказать, что царица
олицетворяет зло, а царевна – добро, обратимся к
чтению и анализу эпизодов, в которых видна яркая
характеристика образов героинь.

Выразительное чтение. . Анализ эпизодов

Анализ эпизода “Но невеста молодая

До зари в лесу блуждая” (Выразительное
чтение)

Учитель: Почему царевна решила, что в
тереме “люди добрые живут”?

Ученики: Есть иконы, в горнице чисто,
светло.

Учитель: Что сделала героиня в доме?

Ученики: Зажгла свечу, затопила печь.

Учитель: Как это характеризует героиню?

Ученики: Она не только красивая,
скромная, но и трудолюбивая.

Учитель: Пушкин рисует образ Царевны в
духе народно-сказочной традиции, когда в первую
очередь ценится скромность, душевная щедрость,
хозяйственность.

Можем ли мы про царицу сказать, что она
трудолюбивая?

Ученики: Нет, она всегда сидит без дела,
только в зеркало смотрится, любуется своей
красотой.

Выразительное чтение и анализ эпизода “Раз
царевна молодая”

Учитель: Кто приходит к царевне с целью
погубить ее?

Ученики: Царица, переодетая монахиней.

Учитель: На чьей стороне Соколко? Почему?

Ученики: Соколко пытается помочь Царевне,
он даже съедает отравленное яблоко, чтобы
объяснить богатырям, что произошло с Царевной.

Учитель: Получается, что Зло победило.
Царица торжествует, устранив соперницу. Так ли
это?

Ученики: Нет! Царевич Елисей, обратившись
к помощи Солнца, месяца, ветра спасает свою
невесту.

Учитель: В сказках у добра всегда много
помощников, а зло – одиноко.

В “Сказке о мертвой царевне” мы видим, что даже
явления природы помогают Елисею найти невесту.

Что же происходит со злой царицей-мачехой?

Найдите строки, в которых говорится о последних
минутах ее жизни.

Учащиеся зачитывают строки:

“Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла. ”

Учитель: Пять раз в сказке царица названа
злой. И она действительно причиняет зло тем, кто
рядом с ней.

Но справедливость восстановлена. Добро
торжествует.

А сейчас обратите внимание на эпиграф.

Можем ли мы , рассмотрев образы царицы и
царевны, согласиться с высказыванием поэта
Руставели “Лишь добро одно бессмертно.

Зло подолгу не живет”?

Ученики: Да, ведь Царица умирает, а
царевна оживает. Значит добро победило.

6. Закрепление изученного материала.

Учитель: В произведениях литературы
отражается жизнь. В сказках мы наблюдаем борьбу
добра со злом.

В жизни все происходит гораздо сложнее, мы не
можем разделить людей на добрых и злых. В душе
каждого человека наблюдается противостояние
добра и зла. Ведь мы совершаем и добрые поступки,
и злые. Любим, желаем добра, здоровья. И тут же
завидуем, обижаемся и даже, бывает, ненавидим.

Подумайте, пожалуйста, чему научила вас сказка
А. С. Пушкина. Считаете ли вы себя добрыми?

Запишите ответ на этот вопрос.

7. Информация о домашнем задании.

Выберите для чтения наизусть понравившийся
отрывок. (Границы отрывка определите
самостоятельно).

Выучите его.

8. Итог.

29.03.2021

Урок литературы в 5 классе по программе Г. С. Меркина, построен в соответствии с ФГОС и предполагает различные формы работы учащихся на уроке: индивидуальная, фронтальная, парная, групповая. Планируемые результаты: знать содержание прочитанного произведения; уметь воспринимать и анализировать текст, формулировать идею, проблематику произведения, давать характеристику героям.

Оценить

341

Рекомендуем Вам курсы повышения квалификации и переподготовки

В каких сказках добро побеждает зло? Практическая каждая легенда заканчивается счастливым концом. Например, известная на весь мир «Золушка» или «Красавица и чудовище». Их читают не только бабушки и дедушки на ночь детям, но и снимают полнометражные фильмы и мультики. Погружаясь в эти сюжеты, ребенок познает, что такое любовь не только к ближнему, но и ко всему окружающему миру.

В детском саду, нянечки и воспитателя также работают с малышами, направляя их внимание и сознание в положительное русло, прививая деткам доброту и сострадание. Поэтому и в яслях и более старших группах читают сказки о добре и зле.

Ребятня, слушая чарующие приключения, учатся видеть даже в темных закоулках мрачных персонажей свет и любовь.
Они совместно с героями переживают напасти, радость и ликование, когда все заканчивается хорошо. «Ларец сказок» открывает и взрослым, и маленьким почти безграничные возможности по изучению русской и зарубежной литературы.

Кстати, результаты многочисленных психологических исследований показали, что сказки про добро – это замечательный пример для подражания. Ведь почти каждый человек в детстве хотел быть похожем на любимого принца, волшебника или богатыря. Поведение каждого участника и общий настрой помогают в развитии и в поисках верных решений.

Стоит также отметить и басни о животных, где маленькие зверьки находятся под защитой сильных. Так, очень часто медведь представляет собой символ леса, и он оберегает каждого живущего в чащобе – маленького зайчишку-хвастунишку, муравья-трудоголика, и даже лисицу-сестрицу берет под контроль. Все эти существа, люди и общая атмосфера ведут чадо в фантазийную страну, где все преграды, как и в жизни, преодолеваются только с благими намерениями наряду с силой духа и отважным сердцем.

Петр Шерешевский: «Конечно, я бы мечтал о большом своем театре в Москве или Петербурге, но пока я счастлив и тем, что есть»
Фото: пресс-служба Казанского ТЮЗа

«Я не должен был приезжать на премьеру, но почему-то у меня сердце было не на месте»

— Петр, не опасались ли браться за Шварца, тем более за «Тень» — пьесу, которая вместе с «Драконом» и «Голым королем» есть не что иное, как острый политический памфлет? По нынешним временам это смело само по себе.

— Я думаю, мы живем в таком обществе, в котором необходимо говорить о каких-то острых вещах. Слава богу, театр — ниша, где это пока возможно и, надеюсь, будет продолжать быть возможным. Это первое. Во-вторых, то острое политическое звучание, вы не поверите, возникло буквально за час до премьеры.

— Каким образом?

— То есть спектакль был… Мы уже выступили на лаборатории, потом сыграли на сдаче спектакля за неделю до премьерного показа. Сейчас я даже не должен был приезжать на премьеру, но почему-то у меня сердце было не на месте, думаю: «Как это — первая премьера в моей жизни более чем из 50, на которой меня не будет?» Как-то это странно. Поэтому я написал Радиону (Букаеву — главному режиссеру Казанского ТЮЗа — прим. ред.), тот договорился с директором, они с радостью меня пригласили, спасибо им. Я выкроил этот день, прилетел, и мы днем делали прогон.

Спектакль был практически таким же, мы дописали буквально 2–3 фразы и чуть-чуть сменили акценты. Все было точно так же, но ни пришей ни пристегни оказалась вся эта история с министром из Шварца. Непонятно, при чем это все здесь. Потому что история только о любви и поиске человека.

— Вы добавили актерам в текст слова «диссидент» и «либерал»?

— Да, мы их добавили, сделали главного героя уволенным с работы. Буквально за час до спектакля мы это сделали — и как бы возникло другое звучание, хотя, конечно, для меня это прежде всего спектакль о любви, взаимоотношениях человека со своим взрослением, фобиях, страхах любви.

Все-таки это главное. Просто мы живем в социальном мире и как бы рассказывать в безвоздушном пространстве данную историю невозможно, точно так же как и у Шварца это сказка о любви. Притом, что она вроде бы погружена в какие-то сказочные такие социальные реалии, все равно это сказка о любви, чем и цепляет…

Из сказки это пришлось вытаскивать, потому что в сказке-то просто добро и зло, но все-таки это части одной личности и то, что главный враг себя — это ты сам. Да, и разговор с самим собой разных частей одного и того же человека — мне кажется, это тоже очень живая и сегодняшняя тема.

— Знаю, вы изначально говорили, что этот спектакль для вас — очень личная история. И всю премьеру я пытался понять, что могло быть источником этого вдохновения. Сначала показалось, что это история большой юношеской любви, закончившейся печально. Потом вспомнил, что вам на следующий год должно исполниться 50 лет и вы грустите и рефлексируете по этому поводу. Наконец, в финале уже думалось о судьбах либерально мыслящих людей, которым в современной России остаются только пьяные разговоры на кухне. Что-нибудь из этого верно?

— Все. Из этого верно все. Конечно, мы опираемся на свой жизненный опыт, но искусство — это все-таки не исповедь, а перерабатывание каких-то жизненных впечатлений в живые истории, но все-таки это конструкции. То есть я не могу сказать, что у меня в юности была страшно триггерящая история и я поэтому отказался от любви, хотя, может быть, где-то это и близко. Но вы совершенно правильно формулируете: это история того, как человек, пережив очень болезненную любовь, сказал себе, что больше в эту сторону не пойдет никогда, потому что не хочет испытывать боль, а хочет быть защищенным. С одной стороны, это как бы попытка сохранения трезвого ума и душевного комфорта, с другой — его самого это приводит к ощущению полной душевной выхолощенности и пустоты. В основном история об этом. Конечно, все остальные темы, которые вы называете, тоже присутствуют, но уже как обертон.

— Но разве это не обычная история взросления человека, желающего действительно уйти от какой-то излишней боли в отношениях и становящегося менее чувствительным? Мы все через это проходим…

— В общем, да, это история взросления, но не совсем естественного, потому что человек создал себе некую мозговую схему, он придумал себе некий символ веры, который будет защищать его от болей в жизни. Именно об этом разговор. То есть понятно, что человек с возрастом становится спокойнее… Хотя черт его знает, по-разному бывает. Но это разговор именно о фрустрирующих моментах, заставляющих человека делать себе самому лоботомию, и о том, как с этой лоботомией потом этот человек живет.

«Конечно, мы опираемся на свой жизненный опыт, но искусство — это все-таки не исповедь, а перерабатывание каких-то впечатлений жизненных в живые истории, но все-таки это конструкции»
Фото: пресс-служба Казанского ТЮЗа

«Шварц — прекрасный драматург, с ним интересно»

— Что для вас Евгений Шварц в этом спектакле?

— Известно, что Шварц очень тяготился своей ролью сказочника, все хотел писать что-то всерьез. И понятно, что роль сказочника — это им сознательно выбранная такая внутренняя эмиграция от тоталитарного государства, попытка найти себе нишу, в которой он может быть искренним, в которой он может не врать, но как бы спрятавшись за эту сказочную форму. Самое интересное и самое прекрасное в пьесах Шварца — это именно то, что ты чувствуешь под ними какую-то глубину личностного, прожитого материала, болезненного  человеческого отношения к миру, к стране, к, собственно, очень личным темам. Потому что личные темы для него, мне кажется, все-таки главные. И интересно именно декодировать его, то бишь из этих сказок вынимать то, собственно, что являлось вдохновляющим. И вот этот опыт декодирования превращает сказку уже во что-то иное.

— То, что знаменитый писатель родился в Казани, как-то влияло на процесс вашей работы?

— На процесс никак, но это влияло на то, что лаборатория «125» в принципе возникла. Ну понятно, что Радион сочинил ее именно потому, что исполнилось 125 лет со дня рождения, именно потому, что Шварц родился в Казани. Он прекрасный драматург, с ним интересно. Это уже второй Шварц в моей режиссерской жизни. До этого я делал «Обыкновенное чудо». И там тоже занимался, собственно, тем же самым опытом какого-то декодирования. Это очень любопытно — с ним взаимодействовать.

— Весь спектакль у вас звучат Борис Гребенщиков и «Аквариум». Что это, некая непреходящая ценность? Или соображение о том, что вчера было лучше, чем сегодня, поэтому и звучат именно старые вещи?

— Это скорее такая попытка задания маркера времени, потому что «Аквариум» существует в очень разных качествах в спектакле. А когда мы делали эскиз, там была только одна песня, финальная, «Поезд в огне»… Ну как раз о том, что вы говорите,— мы всё продолжаем петь одну и ту же песню, которую написали 20 лет назад, о том, что мы прорвемся, будем свободными, а свободы никакой и не наступает, мы на кухне всё орем эту песню, которая уже бородатая.

А потом я стал искать какие-то маркеры времени и понял, что «Аквариум» очень хорошо его маркирует, потому что, когда ты включаешь песни 90-х для ощущения именно той эпохи, они задают очень точно время. И действительно, у меня, как человека, прожившего 90-е, при виде этого всего срабатывает какая-то щемящая ностальгия.

— Вы режиссер с большим опытом. После премьеры уже понятно, какая судьба ждет казанскую «Тень»?

— Это зависит от энергии театра. Это не зависит… То есть, конечно, зависит от спектакля. Он мне нравится. Мне кажется, очень живые артисты. Думаю, возникла очень живая история. Полагаю, есть просто большие артисты в этом спектакле, а хороши все.

— Назовете имена больших артистов?

— Ну тогда остальные будут думать, что они не большие… Я всеми очень доволен. А дальше судьба зависит уже от энергии театра: поехали на какой-то фестиваль или не поехали, договорились на какие-то гастроли или не договорились и так далее. Как бы это непредсказуемые вещи.

Бывают театры, которые в этом активны, — и тогда у спектакля получается какая-то более шумная судьба. Бывают менее активные — тогда судьба потише. Но, в общем, на самом деле, надеюсь, что спектакль будет здесь идти достаточно регулярно, и это меня уже очень радует. Потому что Казань — это не Серов: да, здесь есть зритель, есть с кем разговаривать.

— Не возникало ли мыслей перенести спектакль после лаборатории из зеркального репетиционного зала ТЮЗа на основную сцену?

— Нет. Просто когда что-то рождается в конкретной какой-то ситуации, не хочется это ломать, потому что, я думаю, тогда надо было сочинять совсем другой, новый спектакль, и на подобное у меня просто не было времени.

— Фотографии со спектакля возбудили отдельных наших читателей, которые писали гневные комментарии. Как по мне, так красота женского тела передана очень нежно и трепетно, и строго говоря, ничего не видно сверх дозволенного. Как актрисы ТЮЗа, с которыми вы работали, отреагировали на вашу режиссерскую идею?

— Во-первых, это издание сознательно спровоцировало шум, сделав обложкой публикации фотографию, на которой спит полуобнаженная девушка. И центр композиции — ее попа. Это фотография со спектакля, но фотография случайная. Так легла, иначе говоря, повернулась, сползла простыня… Этот момент даже не попадает в зону внимания зрителей. Я, по большому счету, ничего против такой провокации не имею. Понятно, что задача медиа — вызывать сильные эмоции своих читателей. Но люди, пишущие возмущенные комментарии, — это не театральные зрители. Они, может быть, в театре-то были последний раз в прошлом тысячелетии. Это такие специальные ханжи-тролли, блюстители скреп, сидящие у своих компьютеров и ищущие, по какому поводу бы крикнуть: «Ату!» И издание сознательно подкинуло им повод, угля в топку. Ответственность за этот шум лежит на издании, а не на спектакле.

Если же отвечать по сути, то я считаю очень важным в сегодняшнем театре работать с телесностью. Мы люди, мы тела и души, мы любим, и это связано с нашей сексуальностью. Невозможно рассказывать о душе, минуя тело. И актеры — живые сегодняшние люди — прекрасно это понимают и чувствуют.

Они понимают, что их тело — такой же актерский инструмент, как голос. Что суть исследования — это исследование души человеческой. И ничего стыдного нет в человеческом теле. Оно прекрасно.

«Я понимаю, что это какой-то очень ценный спектакль, «Иваново детство», который в ТЮЗе возник»
Фото: пресс-служба Казанского ТЮЗа

«Если ты это делаешь в городе, где практически не живут люди…»

— В целом какое у вас впечатление от Казанского ТЮЗа? В Казани он считается театром с непростой судьбой, зданием, требующим реконструкции, репертуаром, тоже вызывавшим в прошлые годы вопросы.

— Я-то видел театр на лаборатории, по сути дела. И лаборатория была очень удачной. Те артисты, с которыми я встретился, прекрасны. Две другие работы на «125» — режиссеров Мити Егорова и Артема Устинова — мне очень понравились. Мне показалось, что они сильные и осмысленные. А артисты в них, соответственно, выглядели сильными и осмысленными. Поэтому у меня было очень приятное ощущение. Кроме того, у вас спектакль опять же в этом году выдвинут на «Золотую маску» — это тоже дорогого стоит. Я понимаю, что это какой-то очень ценный спектакль, «Иваново детство», который в ТЮЗе возник. Радион у вас появился — человек с большой энергией двигать и развивать театр. Так что у меня ощущение какого-то очень живого и интересного процесса, который здесь может происходить.

— По городам, в которых вы ставили, можно изучать российскую географию. Есть ли в нашей провинции этот самый живой и интересный театральный процесс?

— Ну как?.. Ты всюду приезжаешь и всюду, в общем, практически встречаешь живых изголодавшихся по интересной работе артистов, поэтому, когда я что-то делаю, мне интересно всюду. Другой вопрос, если ты это делаешь в городе, где практически не живут люди, то возникает сильная фрустрация на тему того, что ты сделал и для чего это теперь… Ты понимаешь, что на премьере сидят 50 процентов его потенциальных зрителей, а дальше спектакль станет играться раз в два месяца и будет сидеть 10 процентов зрителей… И для кого вообще в этом городе? Я как раз не о Серове говорю. Когда я ставил, хоть это малюсенький город (по-моему, 70 тысяч жителей), там они как раз в тот момент очень активно этим занимались и как-то сумели даже из этого странного города к себе привлечь внимание. Но очень часто бывает, что ты, получив удовольствие, с растерянностью и печалью смотришь на то, как дальше спектакль будет жить. Но живое происходит всюду, интересное — тоже.

— Вы были главным режиссером в драмтеатрах в Новокузнецке и Ижевске, но не очень долго. Мешали личные причины?

— Это каждый раз были какие-то дурацкие стечения обстоятельств. Я и там и тут готов был оставаться… Не могу сказать, что всю жизнь, но лет пять как минимум.

— Директор хотел, чтобы вы были при театре постоянно?

— Ну да, из серии того, что ты должен постоянно быть здесь, а если… Сначала все говорили: «О, ура! Полгода ты здесь, полгода ты не здесь — нормально». А через полгода начинали говорить: «О-о-о, а кто же будет присматривать за труппой?» А потом какие-нибудь люди начинали говорить: «А вот в нашей деревне такие серьезные репертуары, зачем нам это нужно?!» Я начинал ломать репертуарную политику театра в сторону более серьезного, более сложного театра. И на этом… возникали не то что конфликты, но такая ситуация, когда проще разойтись и продолжить дружбу, чем устраивать войну. Потому что свет клином не сошелся ни на Новокузнецке, ни на Ижевске. Но и в том и другом театре после того, как я уже уходил из главных режиссеров, в Новокузнецке затем я спектаклей 10, наверное, поставил, в Ижевске — тоже штуки четыре. С Новокузнецком у меня до сих пор любовь и дружба, с Ижевском — к сожалению, поменьше. Жизнь меняется, что-то течет. Это такие были, как сказать, конфликты или не конфликты, но на уровне «главный режиссер — директор».

— От вас Рэя Куни и Нила Саймона ждали?

— Ну практически.

— И у вас они есть в режиссерской биографии, пусть и давно.

— К сожалению… Да, это происходило давно, и это было таким, как сказать… Нет работы, тебе говорят: «Приедешь ставить Нила Саймона». Работать хочется — ты едешь ставить Нила Саймона. Понятно, что зарекаться ни от чего нельзя вообще в этой жизни.

У меня случилась очень смешная история: меня, по-моему, в 2000-м звал Александр Прокопьевич Кулябин (директор новосибирского театра «Красный факел» — прим. ред.) к себе главным режиссером. Я говорил: «С удовольствием, с удовольствием». Мы поехали к нему на дачу, я ему рассказал, что у нас не будет никакого Рэя Куни, у нас не будет никаких вот этих дурацких комедий, он покивал-покивал-покивал, потом приехал в Питер, сказал: «Тут вот мне надо комедию поставить, вот здесь какой-то режиссер». Не буду сейчас фамилию называть. Мы сидели и смотрели его петербургский спектакль. Кулябин говорил: «Как это может быть?! Почему у нас, в Питере, такие спектакли идут?! Ужас какой! Ну ладно, мне комедию поставить». В общем, этот режиссер стал его главным режиссером на несколько лет вместо меня, а я буквально через два месяца поехал ставить Рэя Куни в Одессу, потому что никакой другой работы не было. Так что зарекаться ни от чего невозможно, то есть лучше не произносить этого, но, конечно, в эту сторону ходить не очень интересно.

«Вообще в чем смысл жизни нашей? Чтобы от точки А (рождения) до точки Б (смерти) каким-то образом растить свою душу. Что будет дальше, неведомо»
Фото: пресс-служба Казанского ТЮЗа

«Я не работаю для публики, а просто занимаюсь познанием через театр»

— Вы в своих интервью говорите, что работаете для, условно, интеллектуальной театральной публики, составляющей, допустим, 5–10 процентов от всех зрителей. Это принципиально важно?

— Да. Только я не работаю для публики, а просто занимаюсь познанием через театр. Это такой разговор уже о смысле жизни, но давайте коротенько расскажу, что я об этом думаю.

Вообще в чем смысл жизни нашей? Чтобы от точки А (рождения) до точки Б (смерти) каким-то образом растить свою душу. Что будет дальше, неведомо. У меня есть какие-то там предположения, у других людей они другие. Я верю в реинкарнацию, кто-то в нее не верит, кто-то верит в то, что мы белковые тела, кто-то верит, что мы попадаем в рай и ад и так далее. Но в любом случае для меня очевидно, если ты растишь свою душу, то на следующем этапе, каким бы он ни был, начинаешь с чуть более высокой ступеньки. И в этом, собственно, и есть смысл нашего делания. И искусство — один из тех тренажеров, которые позволяют тебе это с собой делать. Спектакль — это вовсе побочный продукт. Но этот побочный продукт вырастает как гриб из грибницы. Другое дело, что данный побочный продукт нужно сделать идеальным для того, чтобы этот тренажер работал, иначе это бессмысленно, с одной стороны. С другой — этот побочный продукт является пусковым механизмом для кого-то другого, для того чтобы пустить какую-то цепочку размышлений и работы над своей душой. То есть в этом всем есть смысл, но, по сути дела, спектакль — это не цель, а процесс.

— Вы главный режиссер негосударственного театра, камерного театра Малыщицкого в Петербурге. Как живется негосударственным театрам, особенно в период пандемии? Приходится ли выживать?

— А никак это не связано с последними годами. Я люблю наш театр, пытаюсь выстраивать какую-то там репертуарную политику живого осмысленного театрального места в Питере. Думаю, что зал на 90 мест в центре Петербурга может заполняться до отказа и на самые сложные названия, и на самую сложную драматургию, режиссуру и так далее. И как бы есть возможность заниматься искусством. Но сложность заключается в том, что нам удается получать всякие гранты на то, чтобы мы могли делать спектакли, сам я зарабатываю деньги, работая в больших государственных театрах…

— То есть ваша работа в камерном театре Малыщицкого — это своего рода волонтерство?

— Ну да, да. Но проблема в том, что артисты наши находятся в нищенском состоянии, и изменить это никак не получается. И вот это моя главная головная боль… Люди приходят туда, потому что понимают: здесь интересно, здесь искусство, живой театр, проводят там 3–4–5 лет. Но затем понимают, что перспектив нет никаких, то есть я стану заниматься живым театром, а деньги должен буду зарабатывать по-прежнему неизвестно где и неизвестно как. И, пока у меня нет семьи, я еще могу себе это позволить. Как только появляются семья и дети, все это становится в разы сложнее. И происходит, в общем, такое выгорание. То есть я там 7 лет, по-моему, или 8 главный режиссер — и, по сути дела, сменилось уже три поколения. Ну как бы хорошие артисты, которые пенсионеры, остаются, а вот все, что молодое, работает по 3–4 года, а потом кто-то остается в спектаклях старых, но уже не принимает участия в новых, кто-то просто уходит, и приходится делать вводы… То есть вот это ощущение бесперспективности с точки зрения социальной очень давит… Даже бесперспективности не с точки зрения меня, а с точки зрения команды, которую мы там пытаемся собрать, это тяжелая ситуация в данном смысле.

— Вы несколько лет назад в интервью говорили, что не нужны родному Петербургу как режиссер. Получается, с тех пор что-то поменялось?

— У меня есть свой театр, слава богу, но приглашений за последние 10 лет просто не было. Но вот сейчас у меня будет, тьфу-тьфу-тьфу: мы договорились с двумя государственными театрами, я буду ставить там весной и осенью два спектакля.

У нас в этом смысле консервативно закрытый город. К сожалению, в очень многих театрах проще позвать своего артиста, чтобы он поставил что-нибудь, а потом этот артист как-то постепенно дорастает до режиссера, чем развернуться, покрутить головой и посмотреть, какие режиссеры ходят по Санкт-Петербургу.

— Хорошие петербургские режиссеры постоянно жалуются на театральные порядки в городе. Одновременно в Северной столице полно таких полубесхозных государственных театров, которые делают непонятно какие спектакли и непонятно для кого.

— Нет, они все «хозные». В том-то и дело, что всюду сидит какой-нибудь человек. И такие люди достаточно симпатичны, но они абсолютно сидят… Почему-то в провинции у театров есть амбиции куда-то прорваться и чего-то там достичь, а в Петербурге практически у каждого театра вроде есть амбиции, но не на уровне «мы позовем режиссера, создадим что-то», а на уровне «у нас все хорошо». Нам бы дали «Маску», вот нам, которые здесь сидят. Было бы очень хорошо. Но для этого что-то делать, куда-то двигаться и как-то меняться мы вообще не готовы от слова «совсем» — ну по моим ощущениям. И действительно, это такой путь стагнации.

«Я счастлив тем, что есть, потому что у меня работа интересная, и она есть»
Фото: пресс-служба Казанского ТЮЗа

«Челны — это не Казань»

— Я уже напомнил о вашем возрасте. Не устали ли в без малого 50 лет колесить по городам и весям?

— Конечно, я бы мечтал о большом своем театре в Москве или Петербурге, но пока я счастлив и тем, что есть. Понятно, что мечты всегда есть. Наверное, если ты получаешь большой театр в Москве или Петербурге, то начинаешь мечтать о том, чтобы снимать кино в Голливуде. Я условно говорю. То есть пути для роста всегда есть… социального. Я счастлив тем, что есть, потому что у меня работа интересная и она есть. Я не могу выкроить свободное время под ничто, потому что все время занят. Ну конечно, хотелось бы большего, да, и есть ощущение, что лучшие годы идут, идут, идут. Но надеюсь, что еще лет 15 у меня есть сильных, активных.

— Театр в регионе больше нет желания возглавить?

— Театр в регионе… Если Новосибирск или Екатеринбург, даже Казань, наверное, я бы всерьез это рассматривал. Совсем в регионе уже не очень хочется, потому что я понимаю, когда ты берешь театр, туда нужно очень всерьез вкладываться. То есть это понятно, что ты перестаешь ездить, а свой театр в Петербурге я бросать не хочу. По сути дела, у тебя остается одна постановка в год где-то еще, кроме своего театра одного и своего другого. И тогда ты хотя бы должен понимать, что этот театр имеет зрителя и обратную связь. Это важно.

— Можете назвать три своих спектакля, которые сейчас идут в российских театрах, на которые вы бы позвали зрителей?

— Мне сложно с этим, потому что я все люблю, честно говоря, но просто могу последние назвать. Вот последние две работы: выпустил в Южно-Сахалинске «Атиллу» Замятина, в новосибирском «Красном факеле» — «Тайм-аут» Марины Крапивиной. «Тайм-аут» на «Маску» попал тоже — мы радуемся. «Атилла», мне кажется, тоже очень для меня важная, энергичная и сложная работа получилась.

Еще похвастаюсь, раз уж даю интервью: мы на «Маску» попали и с камерным театром Малыщицкого впервые, что тоже нас очень радует. Может, как-то это немножко изменит нашу судьбу — уж не знаю, каким образом… И для театра это тоже способ роста, попали с пьесой Аси Волошиной «Дания тюрьма».

Я в Пскове люблю спектакли свои: и «Село Степанчиково», и «Ревизор». Что там еще за последнее время было?.. Я просто могу перечислять последние работы.

— Может, если получить наконец «Маску», а вы номинировались уже много раз, режиссерская судьба несколько изменится?

— Не знаю. Но, если получить «Маску», наверное, предложений станет больше.

— Нет ли в ближайших планах постановок в Татарстане? В Казани или, например, в Челнах, где вы делали два спектакля с «Мастеровыми».

— В ближайших планах нет. Меня Армандо Диамантэ (директор театра «Мастеровые» — прим. ред.) сейчас звал главным режиссером в «Мастеровые», но я как раз отказался. Все-таки Челны — это не Казань, не Новосибирск и не Екатеринбург.

Казалось бы, ничего уж очень неожиданного авторы нашей «Золушки» зрителю не предложили: интрига, построенная на переодеваниях, должна отсылать к любому наряду как к движущей силе происходящего. Важно другое: в новой постановке нашей Оперы герои обрели костюмы, способные развернуть сюжет вширь — проиллюстрировать эпоху Великой депрессии со всеми ее пирами во время чумы — и вглубь.

Напомним сюжет. Принц Рамиро ищет самую красивую невесту в своем королевстве и, переодевшись в камердинера, заходит в дом, где живет Анджелина (Золушка), чтобы получше разобраться, что там и к чему. А там сестры и отчим Анджелины уже вьются вокруг камердинера, переодетого в принца. Позже на балу во дворце появляется незнакомка в роскошном наряде, псевдопринц делает ей предложение, но она ему отказывает, поскольку успела полюбить псевдокамердинера. Впрочем, принцу она отказывает тоже, поскольку не уверена, что тот согласится жениться на Золушке, бесприданнице. Роль оброненной туфельки в опере берет на себя браслет — Рамиро разыскивает девушку с таким же парным украшением и находит. 

Мы представляем себе, как может быть одета Золушка поначалу: в невзрачное. Но когда она напоминает то ли костюмершу, покинувшую закулисный мир, то ли учительницу, то ли библиотекаршу, а рядом мельтешат люди в вызывающе ярком «из другой оперы», зритель начинает искать в этом противопоставлении новый смысл. Да, две избалованные дочки не могут быть одеты так же, как падчерица. Но дочки — не просто яркие, а падчерица — не просто бесцветная:

платье выдает в Золушке представительницу интеллигенции, и противостоит она шариковым в юбках и брюках.

Мы принимаем предложенную пропорцию: две сестры и один отчим против главной героини, один к трем. Когда сцена начинает обрастать другими персонажами, пропорция сохраняется, но в семье — для наглядности — она упрощена, оголена. Такой мы ее и запомним: одна против всех.

В нашем спектакле Золушка стала дизайнером одежды — сочиняет наряды, делает эскизы, шьет не для себя: человек она творческий и со вкусом. Остальные бегают по дому, украсив себя пуговицами гигантских размеров даже в тех местах, где застегивать нечего: родственники существуют за счет Анджелины, но перевирают плоды чужого творчества и всерьез пользуются пародией на него. У них все завязано на пренебрежении к труду — завязано, пришито и крепко держится. Она одна — их много: при желании здесь можно разглядеть даже намек на индпошив — и конвейерное производство в угоду массовому вкусу, но так мы уйдем от главного.

Главное — как в костюмы упакованы характеры.

Вкус проявляется в одежде так же, как в поступках. Интеллигентский костюм отражает скромность героини — но не загнанность, не услужливость: ее унижают, а она сносит нападки сестер как не достойный внимания шум и отвечать не спешит. Она не сердится по ничтожным поводам, она выше того, что выводит из себя остальных. Бедность в ней уживается с достоинством. Она ходит с ровной спиной — помогает стержень воспитанного человека, который знает, кто почем, и действует не так, как другие. Даже не так, как ожидаешь: когда Золушка вдруг становится на колени и умоляет отчима взять ее на бал — это воспринимается как нехарактерный для нее шаг. Она способна удивлять.

Где переодевания — там и игра, и подмостки. Сестры прихорашиваются за гримерными столиками, эффект «театр в театре» обеспечивают танцевальные сценки, которыми артисты развлекают гостей на балу в стилизованных париках XVII века, в костюмах XVIII-го — словно из оживших картин Константина Сомова, родившегося в XIX-м, — а после и вовсе принимаются сверкать блестками а-ля золотой век Голливуда, что делает тему Золушки сквозной, даже вечной. И еще немного об универсальности увиденного: поскольку прическа, с которой Анджелина появляется в начале спектакля, делает ее героиней неопределенных лет, получается, что ей доверено представлять сонм учительниц, библиотекарш в очочках и дизайнеров одежды всех возрастов. Одна за них за всех, только вот все — не за одного.

Изысканность против вульгарности, строгость против излишеств, сила духа против физической силы, адекватное поведение против хамских замашек, чувство собственного достоинства против подобострастности и хамства, и все это — при неравном раскладе сил.

Мы получили спектакль не столько о чуде и Золушкином праве на него, не столько о том, что добро должно победить зло, сколько о социальной несправедливости, которой пора положить конец.

У Россини опера имела сложное название: «Золушка, или Торжество добродетели». Кто же она, наша новая оперная героиня? Человек, достойный лучшей участи. Принц женится на ней, автоматически превратив портняжку в принцессу, но зритель уже давно заключил: именно она — человек благородный, щедрый, незлопамятный — имеет право украсить собой вершину общественной пирамиды. А актуальность сказки и ее морали подчеркивает современность костюма коронованной Золушки.

Вот тебе, Золушка, и сегодняшний день.

Так сказка становится мечтой о были.