Предполагаемое отличие мифа от сказки в интерпретации фактов и событий

Хуцпа высказывается.. срочно требуется карма…

На картинке крестных ход с портретом Ленина вместо лика Христа. На лицо замена религии атеизмом. Цель этих парадов заменить крестные ходы.

В стране, где правит лицемер, должен быть день лицемера.

Обьединяться надо! В единении наша сила! И обстоятельства вкупе с внешним врагом заставляют нас обьединяться. Хотя бы в двойки. Ведь уже мы подходим к точке когда вековой мудрец в одиночку питаться не состоянии. Поэтому надо так -один питается ,другой выводит. Потом наоборот. Уже многие так делают. Я вчера в кафе видел салат ,который уже один раз покушали. Это -выход для нашего среднего класса. Также вчера был в Магните и Пятерочке. Вспомнил что еще весной выходил оттуда ,истратив 500 рублей, с пакетом который чуть оттягивал руку. Сейчас, истратив 500 рублей, я покрутил пакетом над головой -только так я смог ощутить прежнюю тяжесть, за счет центробежных сил. Но есть еще буржуи-видел женщину покупающую пельмени. Конечно это веган-все знают что в пельменях в пролетарских магазинах мяса нет. Но она буржуй. Потому что пельмени из капусты картошки муки может сделать сама и это будет в два -три раза дешевле. Берут также колбасу-но это понты русского человека перед теми кто колбасу купить не в состоянии. Потому что колбаса до 1000 руб кг -не из мяса ,а из ливера и рогов и копыт. И ливером не балуют.Приятно удивил один магазин-там продают копченую рыбу -скумбрию, селедку ,она лежит в витрине навалом и раздается сильный запах. Вдоволь бесплатно нанюхался. Заметил что я не одинок в этой находке.

Не способно ни к чему кроме продолжения воровать. И результат будет гибель этой страны. Это НЕМИНУЕМО. Нынешняя власть и «элита» сродни глистам. Они сосут и сосут жизненные соки страны, и страна чахнет несмотря на гигантские природные ресурсы. Население вымирает по МИЛЛИОНУ за год. К 60 году нынешнего века (по пу-планам какраз парниковые газы обнулить должны) будет ли возможность защищать такую территорию таким населением? Нет не будет, заберут и истребят оставшихся.

пора уже угомониться с «советско-социалистическим менталитетом». И свою «сакральную дату» на всех не распрстранять. Автору пора признать, что у него его есть религиозные воззрения, и это нормально.

Кто не помнит как после августа 1991 года ЕБН обещал начать строить социализм с человеческим лицом? А по факту скрытно, не афишируя в сентябре 1991 года подписал меморандум с МВФ о строительстве в РФ капитализма.
Кто не помнит как этот ЕБН в самом конце 1991 года обещал лечь на рельсы если поднимутся цены, провозглашая им свободу от регулирования с 1.01.1992?
Такой лживой, лицемерной и жульнической власти в России не было НИКОГДА.
Почитайте, что обещал нынешний властитель Клинтону перед его утверждением президентом в рассекреченных американцами документах.

Черняховскому — браво! Как всегда, прочитал с интересом, умница и патриот!

Налицо искажение истории России,а гарант не курсе.Зато много шума про историческую правду.

На мой взгляд, не праздновать, а отмечать необходимо все политически значимые даты и события.
отступление: день 4 ноября придумали, именно придумали,в противовес 7 ноября. 4 ноября ничего не произошло, если обратиться к истории. Позже да.
Изгнание поляков, Великая октябрьская Социалистическая Революция, февральская буржуазно-демократическая революция, о которой забыли, День Победы, даже День Куликовской битвы.
Отмечать с анализом исторической значимости.
Я не социолог, но полагаю, что:
изгнание поляков — значимое событие единения народа под руководством народных вождей, патриотов. Истинных вождей, а не узурпаторов.
февральская революция — захват власти узурпаторами — либерастами.
7 ноября — свержение узурпаторов, спасение Российской империи от полного развала и ликвидации.
9 мая — еще подлежит осмыслению на многие годы.

Но интересно еще и другое. За годы с момента замены официальной праздничной даты с 7 ноября на 4 ноября, примерно до 2014 года, доля празднующих годовщину Октябрьской революции постоянно превышала долю тех, кто принял властную новацию и отмечает День Единства.
-«»»»»»»»»»»»»»»
Это наш менталитет.Вернее убожество. Видно из примеров-до сих пор очень многие верят что КПРФ желает улучшить им жизнь. Они не могут осмыслить что у этой партии свое место в бригаде наперсточников. Верхушка воглаве с Зюгановым -давно подчиненный ЕР филиал сотсвоей задачей-спускать пар недовольства. Для убедительности в партию приняты единицы нормальных людей. Иногда с нормальными людьми ошибки-Грудинин. Но не ошибается тот кто ничего не делает , а Зюганов старается.
Или еще: В СССР самым престижным считался автомобиль Волга. И его долго еще покупали те кто по убогости не мог понять что времена давно другие. Что бензин стал дорогим удовольствием, что собирают ее также по советски-купившии надо все болты гайки подтянуть, что она шумная как ГАЗ 53. Но упорно покупали и покупали-им думалось что им будут завидовать как во времена СССР.

малограмотному автору опуса: «Сергей Черняховский. День лицемерия»
*
КОНСТИТУЦИЯ РФ ст.67,2:
— Российская Федерация, объединенная своей тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веры в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признает исторически сложившееся единство

Семинар «Выживание при артиллерийском или авиа обстреле» Даты: 27-28 ноября Время: с 10:00 до 18:00 Место: Москва, Ленинградский проспект дом 26 корпус 1

Правильно тогда было единство, ноине власти с народом, а власти с поляками, против народа. И сейчас нет единства власти с народом, одни ездят на другом.

Какое единство может быть у меня с Чубайсом? Поэтому это не праздник, а издевательство.

В связи с этим выморочным праздником 4 ноября, в очередной раз вспомнилось, что у современного российского комрадорского капитализма есть одна ахиллесова пята — отсутствие идеологии. Что признает сам нацлидер — его поиски «скреп духовных», видимо, для примерения ограбленного с грабителем.
Ну да, надо признать, на данный момент режим устойчив за счет полицейского аппарата, но какого-либо доверия или чувства законности власти у людей нет.
Это идеологическое обоснование законности власти всегда существовало в предшевствующий обществах (царь-богоносец, или отмена эксплуатации труда капиталом). Понятно, что репрессивный аппарат существовал всегда, но, помимо этого, люди искренни верили, что царь — богоносец, или какое-то время в коммунизм. Сейчас этого нет.
Самая удачная попытка придумать обоснование легитимности современной российской власти принадлежит тому же нацлидеру. Помните его знаменитую фразу, про то, как в СССР кроме галош ничего не производили?
Получается прекрасное идеологическое обоснование для пипла — при коммунистах вы все ходили в галошах, не могли танцевать буги, у вас не было колбасы и вообще ничего не было. При теперешнем режиме вы все в кроссовках и джинсах (китайских), можете трескать 100 сортов колбасы и танцевать буги каждый день!

СССР умер, КПСС сгнила
но власть красных фашистов с 1917 го сохранилась

СМЕЮСЬ. Даже подростки в школах поняли и называют Ленина предателем,как Навальненка. В брежневских временах застряли,когда кругом висели портреты Ленина. Кому нужна эта КПРФ? Молодежь в КПРФ не приходит. Из партии уходят.На лицо признаки упадка КПРФ. Ушло что время Романовых, что время коммунистов.

1 мая идти на демонстрацию желающих было море, а 7 ноября по разнарядке отпраляли, добровольно-принудительно.

А есть желающие демонстрировать преданность КПСС? Заявку-то подавали?

Поздравляю всех с праздником Великой Октябрьской социалистической революции! Наше дело правое, победа будет за нами!

день единства стада и мясников

Любит редакция автора. Не любит критики.
И кстати, о причитаниях об ушедшем в историю празднике. Не помню, чтобы кто-то сильно сокрушался об исчезнувших демонстрациях и знаменах.

Тут некоторые пишут, что при социализме в СССР была справедливость. А я вот не люблю справедливость. Я считаю, что каждый должен получать по труду, а не по справедливости.

Изначально было ясно, что так называемый «День единства» это искусственно созданный праздник, утвержденный в противовес празднику Великой Октябрьской социалистической революции. Иного смысла он не несёт, т.к. о каком то единстве в современной России говорить смешно.

Главная проблема феодально-кланового олигархата заключается в повальном воровстве и коррупции. Например, в депутаты идут только ради продвижения своих бизнес жульнических проектов, продвигают их через своих жен. Народ все понимает и презирает.

А как сложилась судьба рабочего Емельянова, прятавшего Ленина в Разливе, во время правления Сталина?
Сложилась весьма печально. Почетным статусом персонального пенсионера Николай Емельянов наслаждался недолго. Как и обещал Ленин, партия его не забыла. В хрестоматийной биографии рабочего Емельянова была поставлена точка. В конце декабря 1934 года, ночью, в его дверь постучали сотрудники НКВД. Не позволив одеться, его вывели на декабрьский мороз, затолкали в машину и увезли. Емельянов-отец, состоявший в партии с 1904 года, его супруга Надежда Кондратьевна, также партийная с 1907 года, были арестованы в московской квартире. В 1935 году Н.А. Емельянов и его жена были осуждены в Москве постановлением особого совещания при НКВД СССР на 10 лет лишения свободы по политическим мотивам. Они прошли следственный изолятор, годы лагерей, а после войны попали на поселение в Омскую область. Надежде Кондратьевне, имевшей годовалого ребенка, разрешили поселиться в городе. Но “ссыльных” никто не хотел брать на работу. Она со слезами умоляла дать ей место на молокозаводе только за кровать в общежитии.
Двоих сыновей Емельянова, Николая и Кондратия, в 1937 году расстреляли. А в это же самое время, в середине 1930-х, музейный комплекс «В Разливе» — «Сарай» и «Шалаш» — процветал. «Доблестный рабочий Емельянов, спасший Ленина, в доме которого мы сейчас и находимся, теперь на руководящей работе в Москве», — утверждали после ареста живого экспоната местные экскурсоводы.

по телику и в СМИ не видать, не слыхать про триумфальную поездку Вована вКрым и Севастополь.
Походу, что-то у него там не «задалось». Только, вот, ЧТО?
Никаких бравурно-фанфарных репортажей со встречами с почетным караулом и оркестрами нет и в помине.
Что там случилось?

«День единства» Олигархии с нищетой празднуют только не заставшие СССР граждане РФ и ПРЕДАТЕЛИ СССР!!!

Так называемый «день народного единства» по сути пустышка, это не боле чем пропагандистская акция Кремля, как в своё время «бессметный полк» очень удачная в общем задумка но сама власть от него отказалась по причине того, что народ никак не связывал «бессмертный полк» с самой властью и даже наоборот, он начал служить символом противопоставления этой власти советского периода.
Эта власть так и сяк пытается оседлать и эксплуатировать прошлое, будучи в своей глубинной сути абсолютно антисоветской.
Вся задача этой власти сводится к одному- любыми путями влезть в «душу» к народу и заставить народ доверить им, или хотя бы смиренно себя вести.
Время от времени даже Гегемон ностальгирует по временам крепостного права, когда холопы не могли и голову поднять. Отсюда и пассажи про «новое дворянство» (как какое оно дворянство без холопов то?)и «люди новая нефть» -нефть это вещь приносящая прибыль(отсыл видимо к эпохе крепостничества, когда людей как вещь продавали «новые дворяне»)и даже года четыре назад он повозил себе пофантазировать на темя «эффективности» крепостного права…
По крайней мере их интересы давно уже не для кого не секрет.

В Нс-ке территория от Коммунального моста (пляж Левого берега) до строящегося 4-го моста хотят застроить свечками жена депутата (!вор?) и олигарх, это «завоевания» контрреволюции кланового феодального олигархата. Бывший депутат, возглавлявший комитет по борьбе с коррупцией, обзавелся латифундией на берегу Обского моря, это тоже «завоевания» контрреволюции кланового феодального олигархата. Вот с ними боролись большевики, но победила контрреволюция в 1991-м ……временно. С праздником Великого Октября! всех честных людей!

А деспот пирует в роскошном дворце
Тревогу вином заливая
Но грозные буквы давно на стене
Чертит уж рука роковая.

И празднику 7 ноября в последние годы СССР отношение народа было тоже лицемерным.
Как сейчас помню, что на демонстрацию сгоняли из-под палки. За явку назначался ответственный, который проверял пришедших по списку, а пришедшие только и думали о том, когда же все закончится и можно будет уйти. Хуже всех приходилось тем, кому выпадало нести флаг или транспарант — пока не сдашь его обратно, домой не уйдешь, поэтому всячески старались не попасть в число этих избранных.
Ну и понятно — никто не грузился мыслями, в честь чего этот праздник. Это был просто повод, чтоб собраться, повеселиться и выпить.
Так что по существу ничего не изменилось, хоть 4, хоть 7 праздновать.

Россия, ее народ, не воспринимает капитализм и никогда его не воспримет, поскольку для народов России неприемлемо общество без справедливости. Они, вкусив счастья приблизится к справедливости в период социализма, уже не в силах принять рабство капитализма. Это претит его сущности-свободной, вольной и непокорной. Вот почему эти 30 лет народ остался непокоренный, несмотря на все усилия компрадорской буржуазии и либералов. Народ России благородней его правителей. Но власти этого не понимают. Они могут уничтожить и страну, и народ, если народ не найдет сил в своем очищении от паразитирующих на его теле нуворишей.

Не может быть никакого народного единства в стране, где 1% кровопийц и жуликов присвоили себе плоды коллективного труда всего нарда. Народное единство было в стране победившего пролетариата, СССР. Наш праздник -7 ноября!

Наша страна со всеми ее институтами принадлежит народу, населяющему ее. Если народу надоест существующее правительство, он может воспользоваться своим конституционным правом и изменить его политику, или использовать свое революционное право, чтобы заменить часть министров или даже полностью свергнуть правительство.

Если в стране подавляющее большинство за СССР, за Сталина, за социализм- то почему они не установят этот самый социализм? Коммунист Рашкин в Москве смог собрать на митинг АЖ ТРИСТА человек! АЖ ТРИСТА! А где все коммунисты? Где все патриоты СССР? Где эти девяносто процентов?

Всех большевиков из РСДРП(б), ВКПБ, КПСС с пгаздником.

Не знаю ни одного человека, кто считает 4 ноября праздником. Единство очень нужно России, нет сомнений. Но какое единство может быть в РФ, кого и с кем? Лично мне в этом «новом» государстве все чуждое: атрибуты предательства, дума, СФ, весь состав кремлевской власти и ее лживая политика, властное ворье, свое и чуждое, грабящее Россию, и многое другое, вплоть до сегодняшней эпидемии, телевидения и рекламы.

с праздником великого октября товарищи желаю всем здоровья окромя оборотней осиновый кол им в дышло аминь

Революция — конец старой жизни, а не начало новой жизни, расплата за долгий путь. В революции искупаются грехи прошлого. Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения.

Иуды, клятвопреступники, «положившие в стол партбилеты».
Вот, что пытаются замылить.
Но от этого не отмыться и в чистилище, как бы истово не крестили свои лбы.

взятый в плен человек, превращённый в бездушное рабское создание, полностью подчинённое хозяину и не помнящее ничего из предыдущей жизни.

Правители вкладывают огромные бюджетные деньги в СМИ, в основном в зомбоящик, чтобы граждане РФ забыли про СССР,про социализм где не было буржуев паразитов и постепенно обработка сознания при помощи откровенного вранья про советское прошлое страны дает результат. Совки постепенно умирают,а молодежи уже начхать не только про прошлое России,но и на свое будущее, Все живут сегодняшним днем,все хотят много бабла на халяву или обслуживая спекулянтов посредников при помощи ПК и никто не хочет стоять за станком или за штурвалом комбайна. Старинная фраза » У России две беды. Дураки и дороги» и сегодня четко характеризует сегодняшнее поколение и это добром не закончится.
Мне наплевать на день объединения буржуев против народа хоть на 33 ноября и мне важно чтобы у зомбированных буржуинной пропагандой с глаз,с ушей и с мозга спала пелена лжи про советский период истории и люди начали думать трезвой головой определяя где добро и зло.
Сегодня День Великой Октябрьской Революции когда осенью 1917г. впервые в мире власть оказалась в руках трудящихся и советские люди почти 70 лет прожили в счастливой стране и если бы не продолжение классовой борьбы,не бесконечные атаки внешних врагов и две войны совместно с предательством правящей элиты приведших к смерти СССР,то мы бы уже жили при коммунизме и не одна собака в мире не могла бы лаять на мою Родину.
С великим нашим праздником дорогие единомышленники и друзья как 7-е ноября. 7-е ноября это праздничный день на века и все будет путем для народа.

Да здравствует Великая Октябрьская Социалистическая Революция!

Минин и Пожарский изгнали ляхов, но конкретно 4 ноября 1612 года ничего не происходило.

Прочитал и проанализировал все комментарии.Как говорил В.И.Чапаев:»На все это наплевать и забыть».Религию христианство выдумали евреи,но сами для себя придумали своего Бога.Вальцман-Порошенко нашел в Стамбуле бывшего капитана турецкой армии и получил от него Томос-отделение украинской православной церкви от русской православной церкви.Забыл Вальцман,что Киев набегами крымских татар был не однажды сожжен дотла .Русь была вырезана до детей ростом как тележное колесо.Ясно,что религия была забыта навеки на Руси.А вот русское Московское княжество сохранило Православие.И это и есть славянское православие для славян.Еврейское учение марксизма-ленинизма тем вредно,что на пене этого учения,созданного евреями,всегда к власти приходят евреи.А это нам надо?Конечно нет.Делаем так.Есть Сила-сильнее нас.Это Бог.Вот и получайте божье спасение,технологию для облегчения жизни в суровой Сибири и бесплодном нечерноземье.Можно и основать третью столицу России под боком Казахстана,чтобы Азия знала свои территории и не лезла на Русь.Власть выбрать согласно процентного состава населения России.Пора развенчать миф о незаменимости евреев.Пусть идут работать шахтерами,комбайнерами в своем Биробиджане.А вот земля и недра-это все собственность народов России.Народ ,пусти Гитлера на наши Земли,давно бы был уничтожен в газовых камерах и крематориях гитлеровцами,но народ СССР изгнал фашистов со своей земли и имеет право иметь свою землю.Разве не русские изгнали из России Бонапарта,шведа и Мазепу.Пора

И что характерно — ни одного поздравления я не получил.
И сам никого не поздравил…

Смута 1605 – 1613 годов была затеяна боярами Романовыми для завоевания власти. Лжедмитрий I в миру известен как Гришка Отрепьев. Он был холопом дома Романовых, т.е. потомственным «военнослужащим» из их домашнего войска. При дворе Романовых Гришка Отрепьев получил воспитание и воинское обучение. Благодаря Романовым он был в курсе всех дворцовых сплетен, что позволило ему весьма убедительно играть роль чудесно спасшегося царевича Дмитрия.
В Смуту Романовы прислуживали полякам. Поэтому, когда 27 ноября по ст.ст. или 10 декабря по н.ст. Москва была освобождена от поляков, то первыми на милость победителей из Кремля вышли Миша Романов – будущий царь и его родственники. Естественно, что праздновать эту дату Романовым и современным монархистам как серпом с молотом.
Дата 22 октября по ст.ст. или 4 ноября по н.ст. не имеет какого-либо отношения к освобождению Москвы от поляков. В этот день в 1648 году родился первый сын царя Алексея Михайловича – царевич Дмитрий (скончался внезапно 6 октября 1649 года, во младенчестве).
Царевич родился в день «чудотворныя иконы Казанския, во время всенощного пения», в связи с чем царь Алексей Михайлович повелел праздновать 22 октября «во всех городах по вся годы». Так осенняя «Казанская» стала в России общегосударственным праздником. Освобождение Кремля при этом даже не упоминалось, потому как в доме повешенного верёвки не рекламируют. Праздник «Единения» — это праздник единения интервентов, бояр коллаборационистов и их бессловесных рабов.

Люди которые пишут на своих машинах «можем повторить» касательно 9 мая на самом деле ничего повторить не могут, просто потому что 9 мая без 7 ноября было бы невозможно.
А 7 ноября им повторить кишка тонка))

Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля,
Просыпается с рассветом
Вся Советская земля.
Холодок бежит за ворот,
Шум на улицах сильней.
С добрым утром, милый город, —
Сердце Родины моей!
Кипучая, Могучая,
Никем непобедимая, —
Страна моя,
Москва моя —
Ты самая любимая!
Разгорелся день веселый,
Морем улицы шумят,
Из открытых окон школы
Слышны крики октябрят.
Май течет рекой нарядной
По широкой мостовой,
Льется песней необъятной
Над красавицей Москвой.

Несправедливость может держаться только на штыках и лжи. А 7 ноября день, когда впервые в истории человечества справедливость восторжествовала. Так что с днем Справедливости, дорогие товарищи! Поднимем тост за то, что вернется она к нам и мы уже ее не предадим, как было в 1991 году. С праздником, товарищи!

А правда ли, что французы собираются заменить День взятия Бастилии Днём единства с мигрантами? И закрывать по праздникам фанерой Триумфальную арку?
А американцы — заменить День независимости Днём единства с ЛГБТ и БЛМ и завешивать тряпками статуи Линкольна?

7 ноября черный день в истории России. Февраль и октябрь 17-го величайшие трагедии в истории русского народа, принесшие, в последствие, колоссальные жертвы русскому народу. Черняховскому хорошо рассуждать, он не сидел в ГУЛАГе, не был расстрелян, не был сослан и пр.

Когда же воскреснет Товарищ Сталин и спасет несчастный советский народ? Он разрешит нам праздновать великий праздник- День Великой Октябрьской Социалистической Революции!!

Не надо плакаться,русские. Вся ваша история,более менее приличная, начинается с Петра и после него создавалась немцами на лжи,грязи и крови. Самое главное что вы прфрали идею коммунизма и 23 млн ее гвардейцев приветствовали ее гибель бесславную. Судить вас надо и на Колыму,вот кто в авангарде туда. Достроить палы,что обещали. И побыстрее,а то вымрут в неге и довольстве. Вроде сами спланировали.

«Не стреляйте в прошлое из пистолета, чтобы будущее не выстрелило в вас из пушки!»

„Чувствительные люди, рыдающие над ужасами революции, уроните несколько слезинок и над ужасами, её породившими.“

Как настоящие большевики (теперь называется ЕР) разрушили все, не создав ничего.

День единства уничтожаемого русского народа с его убийцами.

— грандиозное событие мирового масштаба и смешны потуги мелких царьков и их холуев это отрицать.

Может быть автор сможет напомнить, разрешалось ли в СССР празднование в Храмах помяти Казанской иконы Божией Матери, незадолго до 7 ноября ? Не общенародно, а в Храмах, только верующими людьми? А вам никто не запрещает. Если надо можете празновать. До коронтина, ходили со своими «крестными ходами» по главным улицам Столицы.

Молодец автор. Первая статья, которая понравилась от начала до конца. Кто виноват, ясно. Что делать? Опять же вопрос риторический.

С праздником.

признал значение Революции: «капитализм себя исчерпал».

праздновать, как Штирлиц 23 февраля.

уйдет вместе с прогнившей, лживой властью.

Конструирование русского мифа в славянском фэнтези оказывается связанным с мессианскими обертонами «базового отечественного мифа» (Б. Дубин), последовательно трансформирующимися в стратегию национального реваншизма. По мнению Б. Дубина, активизация и тотальность распространения данного мифа во многих слоях современной России становится ответной реакцией на травму, «сопровождающую однолинейную, милитаризованную… модернизацию “закрытого” общества» [1]. Представляется, что в этом случае следует говорить не столько о реконструкции самого «базового отечественного мифа», атрибутами которого выступают мифы о Западе, об угрозе, об особом человеке, о «русском пути», сколько об оформлении его «двойника», продуцируемого современным массовым сознанием. В отличие от «оригинала» массовый «двойник», характеризующийся свертыванием смыслов и усилением реваншистской составляющей, превращается в «механизм психологической защиты и компенсации» [1]. Поэтому все смысловые части базового мифа («…представления об “органическом” характере общества и его культуры, о духовном богатстве и особой нравственности национального типа человека (его простоте и искренности, нерасчетливости и непредсказуемости, душевности и верности)…» [1]) не эксплицированы и даже не подразумеваются — они составляют некую внутренне недифференцированную аксиоматическую базу и, как следствие этого, утрачивают свою функцию идентификационных маркеров.

На нынешнем этапе основу массового варианта мифа о национальной исключительности составляет почвеннический российский дискурс, центральная тема которого — «тема российской исключительности, представления о России не просто как о нации-государстве в ряду других наций, но как о целом культурно-историческом типе, специфической цивилизации или сверхдержаве (идея: Москва — Третий Рим). <…> Российский почвеннический миф апеллирует к прошлому России как великой державы, современная эпоха воспринимается в контексте мифа “временем упадка и морального разложения, а героика и великие деяния связываются с отдаленным прошлым, такой подход способствует расцвету иррационального, мистического восприятия истории, согласно которому героическое прошлое автоматически должно обеспечить народу славное будущее”. <…> …Целей мобилизации общественного мнения он достигает через апелляцию “к героическому образу предков, будто бы способному наделить своих потомков небывалой энергией и обеспечить победу”¹» [2, с. 53, 54].

Одним из вариантов реализации почвеннического дискурса в последние десятилетия становится идеология неоязычества (родноверия), активизировавшаяся в России с конца 80-х годов XX в. (см. об этом подробнее [3]). Психологическим обоснованием внедрения архаических структур в механизм конструирования коллективной идентичности служит все тот же общий кризис идентичности, переживаемый построссийским обществом. Как отмечает А.Н. Мосейко, «кризис идентичности приводит к парадоксальной ситуации: события, жизненные явления выпадают из устойчивых оценочных рамок, человек теряет с ними связь, оказывается в одиночестве, один на один с враждебным, непредсказуемым миром, лишенный привычных связей. Растерянность и беспомощность человека перед лицом мира, который субъективно воспринимается им как распадающийся, делает неизбежным включение защитных, компенсаторных элементов бессознательного (индивидуального и коллективного) в виде архаического, мифологического сознания. <…> В таких условиях ментальное и культурное творчество заменяется мифотворчеством, причем мифологические технологии проникают в политику, экономику, культуру, даже науку… В ситуации кризиса идентичности мифологическое сознание, мифологическая логика становится важным компонентом менталитета, начинает определять направление самоидентификации» [4, с. 32-33, 37].

Этот же процесс фиксирует в своих размышлениях Н.Н. Фирсов: «Разрушение социокультурного пространства СССР, а вместе с ним и советского мифа как базовой составляющей политического дискурса, с его ритуализацией и символизацией социальных отношений, регламентирующих не только макроэкономические и политические процессы, но и жизнь отдельных индивидов, включенных в единое сообщество, приводит к архаизации общественного сознания. Активизация архаических пластов сознания выполняет функции компенсаторного механизма в процессе ремифологизации архетипических образов, восполняя потерю целостного восприятия и объяснительной модели происходящих событий. Компенсаторная функция архетипических образов коллективного бессознательного в периоды активизации архаических пластов сознания особенно действенна в рамках первичного, эмоционально-чувственного восприятия окружающей действительности и позволяет дезориентированному современному человеку выработать устойчивые представления о мире в условиях новых реалий» [5, с. 95].

В этом контексте славянское фэнтези становится одним из ведущих способов транслирования и конструирования данной версии почвеннического дискурса. По замечанию А. Прокофьева, «одним из факторов, способствующих привлечению людей к движению, стало появление русской “фэнтези” — направления популярной фантастики, своего рода сказкам, но построенным на языческом мировоззрении, воспринятым современным человеком (Ю. Никитин, Д. Янковский, М. Успенский, М. Семенова). В большинстве своем книги в этом стиле построены на описании подвигов героев в реалиях дохристианской Руси. Главное в них — это провозглашение языческих идеалов, как максимально отвечающих образу “истинного мужчины”. Христианство зачастую преподается как подлая религия, цель которой — порабощать народы. Дохристианский период провозглашается своего рода “золотым веком” Руси. По своей сути эти книги отражают определенное массовое сочувствие к язычеству, так как выходят большими тиражами и на самом деле привлекают к язычеству все новых и новых сочувствующих» (цит. по [3, с. 69]).

Связь славянского фэнтези с идеологией неоязычества обусловливает особый характер презентации национального мифа. Если почвенническое направление в русской литературе последней трети XX в. было ориентировано на аккумуляцию и транслирование предшествующего художественного опыта, то русский миф в славянском фэнтези отчетливо тяготеет к механизму конструирования воображаемой Руси. Следствием этого становятся, во-первых, пересмотр системы национальных идентификаторов; во-вторых, построение нового пантеона Homo Nationalis’, в-третьих, активизация процесса национальной реидентификации, художественным выражением которого является ревизия традиционных национальных стереотипов.

Реструктуризация национального мифа в славянском фэнтези осуществляется двумя путями: построением нового пантеона героев и смысловой перекодировкой мифологемы русской души. Оба направления вписаны в современный социокультурный контекст. Конструирование нового пантеона Ното Nationalis становится отражением общей тенденции ревизии коллективной памяти, определяющей «исторический» бум в современных российских СМИ. Как отмечает Г. Зверева, «конструирование настоящего всецело обусловлено задачами созидания привлекательного прошлого и будущего. В отсутствие настоящего позитива предлагаются образцы, паттерны коллективного прошлого. В настоящее время риторика позитивной мобилизационной идентичности фокусируется вокруг формул коллективной памяти. В обыденном сознании массовых потребителей медиа-культуры формируется общая ментальная карта нашего прошлого, которая выглядит адекватной историософским концепциям российской истории и артикулируется средствами формульного языка. Тренд нашего прошлого — построение общего, коллективного позитива — содержит в себе набор “пустых” формул и объяснительных схем консолидации, имитации позитивного (обретение былого величия России через восстановление, собирание всего лучшего из “нашей истории”). Позитивный образ будущего мыслится в имперско-державных контурах. Процедура “сплющивания” исторического времени во имя конструирования единого, устойчивого — Мы призвана выполнять задачу построения воображаемой коллективной идентичности» [6, с. 37-38].

Наиболее показательным явлением, иллюстрирующим данную тенденцию, может служить проект «Имя России», инициированный телеканалом «Россия» и «Телекомпанией ВиД» в 2008 г. и направленный на выбор значимых персоналий, связанных с историей России, путем голосования интернет-пользователей, телезрителей и радиослушателей. Именно этот проект наиболее ярко отражает принцип исторических презентаций в современной медиа- и масскультуре, основу которого можно определить как «история в картинках и именах». Актуальность такого подхода обусловлена тем, что он полнее всего реализует манипуляционные и мифологизаторские технологии.

Подобный принцип конструирования «коллективной памяти» является достаточно универсальным, можно выделить ряд прецедентных имен, аккумулирующих национально-исторические смыслы. Причем если мифотворческий потенциал начала XX в. ориентирован на утверждение профанности истории, символизированной прежде всего в петровском мифе, без персонификации субстанциальных основ нации, то в последующие десятилетия именная персонификация полностью определяет национальное конструирование.

В славянском фэнтези пантеон Homo Nationalis выстраивается в основном тремя нарративами — Рюрика, Олега и князя Владимира — с нетождественной структурой. М.Ю. Тимофеев, характеризуя принципы формирования национального пантеона, отмечает, что «образ человека, выступающий в качестве знака или символа, может выполнять в зависимости от контекста знаковой ситуации заметно различающиеся функции. Он либо просто указывает на нацию, выполняя роль индексального знака, либо аккумулирует значительный семантический потенциал, выступая в качестве символа нации» [7, с. 236]. Исходя из подобной дифференциации, можно говорить о том, что олеговский нарратив славянского фэнтези функционирует как индексальный знак, тогда как рюри-ковский и владимирский нарративы характеризуются большей или меньшей степенью семантической нагруженности.

Олеговский нарратив, представленный проектами А. Поснякова «Вещий князь» и Ю. Никитина «Трое из леса», оформляется через смысловое расширение эпитета «вещий» и отличается практически полной редукцией исторического содержания. Обращение к образу Вещего Олега, впрочем совершенно не связанному с пушкинским контекстом, мотивировано реализацией одного из вариантов масскультовской сюжетики — сюжета бессмертного героя, который открыто эксплицирован в проекте А. Поснякова² и более опосредованно представлен в проекте Ю. Никитина. И в том и в другом случае герои активны в рамках криптологического сюжета, обнаруживающего внутренний сценарий истории, и созерцательны в отношении внешней истории. Эмблематизация национального в данном случае связывается преимущественно с акцентированием пассионарной символики, носителями которой выступают герои.

Миф о пассионарной личности, эмблематизированный олеговским нарративом, открыто репрезентирован и последовательно развернут в рюриковском (Ю. Никитин «Гиперборей», М. Семенова и А. Константинов «Меч мертвых)» и владимирском нарративах³, где реализация пассионарности связывается с идеологемой правителя. В славянском фэнтези данная идеологема подвергается реструктуризации в контексте политической мифологии рубежа веков. А. Кольев, характеризуя структуру политической мифологии кризисного периода развития России, отмечает, что «современность связана с укорочением циклов реформы — контрреформы. Следствием этого становится конфликт между готовыми к контрреформам силами и еще не исчерпавшими своей энергии реформистами» [8, с. 284]. Присутствие идеологий либерального и консервативного реформизма в едином поле политической мифологии приводит к усложнению транслирования отдельных ее элементов в рамках культурного дискурса. Воплощением этого процесса и становится складывающаяся идеологема/мифологема правителя.

По замечанию А. Кольева, «национальный лидер — непременное условие “консервативной революции”. Он ответственен перед нацией персонально, а не в силу затверженных процедур. <…> Масса ищет идола, а не защитника своих интересов» [8, с. 287]. Наиболее адекватным мифологизированным воплощением подобной интерпретации образа лидера становится миф сильной личности, однако наличие противоположного вектора в русской политической мифологии конца XX — начала XXI в. ведет к невозможности его открытого воспроизведения в культуре. Именно поэтому в славянском фэнтези миф сильной личности начинает замещаться мифом пассионарной личности, выполняющим по сути те же самые функции.

Акцентирование пассионарности определяет особый характер презентации владимирского и рюриковского нарративов, проявляющийся в создании ситуации бифуркации. В русском историческом дискурсе ситуация бифуркации заявляет о себе неоднократно, формируя этиологический миф, миф государственности, имперский миф и т. д. В этих нарративах она становится сюжетной мотивацией для реализации семантики пассионарности в образах правителей.

В романе Ю. Никитина «Гиперборей» ситуация бифуркации репрезентирована наиболее открыто, в центре сюжета оказывается призвание варягов на княжение в Новгороде. В романе М. Семеновой и А. Константинова основой сюжетного действия становятся последствия истории противостояния Рюрика и Вадима Храброго. Владимирский нарратив в романе Д. Янковского имитирует ситуацию бифуркации, используя семиосферу Смутного времени (сюжетной основой второго романа микропроекта «Воин» становится нападение поляков на Киев). В романе же Ю. Никитина «Княжий пир» ситуация бифуркации оформляет поляризацию Руси и Византии. В проекте Л. Бутякова «Летописи Владигора»^4 5 ситуация бифуркации обозначается посредством апелляции к сверхисторическому уровню, что во многом связано с активным усвоением толкиенистекой традиции.

Специфика раскрытия ситуации бифуркации заключается в совмещении двух планов: историко-провиденциального и личностно-психологического; возможность перехода на новый уровень национального развития обеспечивается разрешением внутреннего конфликта, вычленяемого в образах всех правителей. В никитиновском варианте рюриковского нарратива ситуация бифуркации связывается с открытой манипуляцией историософскими построениями. В качестве последних выступает квазиисторическая концепция А.Т. Фоменко и Г.В. Носова, обыгрывая которую Ю. Никитин декларативно утверждает представление о русском мессианстве. Именно этим обусловлена более чем значительная временная дистанция: в проекте «Трое из леса» первый роман повествует о судьбе легендарных «невров», а последний заканчивается уже современностью. Функцию же символического структурирования исторического нарратива берет на себя образ Вещего Олега, активизация культуртрегерской деятельности которого приходится на точки исторической бифуркации. Мистическая составляющая в эпизоде призвания варягов на Русь («Гиперборей»), проявляющаяся во сне Гостомысла о могучем древе, произрастающем из чрева его дочери и накрывающем собой все пространство города, становится одним из доводов, влияющих на решение героя согласиться с предложением Олега. Последний же руководствуется преимущественно идеей особой миссии славян в контексте общей истории мира: «- Соседние племена перестали рвать друг другу глотки. На юге из множества племен внезапно возник Хазарский каганат. На западе сыны Рудольфа уже создали империю. С востока славян теснят неведомые племена, что пришли на смену киммерам, скифам, гуннам, обрам… Лишь на севере у нас море, забитое льдами, придется отступать во льды. <…> Рюрик, наши племена нуждаются в объединении. Ты — единственный, кто может связать воедино. <…> -Рюрик, я заглядывал в будущее. Проверял разные дороги, по которым может пойти мир. Некоторые проследил так далеко, что сам перестал понимать, что вижу… Сейчас последний миг! Если не стряхнем сонную одурь, придут чужие народы и сожрут» [9].

При этом особую значимость приобретают не только пророческие предсказания Вещего Олега, но и разрешение внутреннего конфликта самим Рюриком, что свидетельствует о его статусе пассионарной личности. Подобная организация для данного проекта имеет универсальный характер и дублируется, например, в «Изгое», где определяет структуру образов всех трех сыновей Колоксая. В «Гиперборее» ситуация выбора интерпретируется наиболее буквально, Олег рисует перед Рюриком две диаметрально противоположные линии его возможного будущего: «- Проживешь на Рюгене в богатстве и довольстве. Под конец твоей долгой жизни признают королем. Будет полно внуков, увидишь правнуков. Соседи будут чтить, враги — бояться, короли — искать твоей дружбы, в твоем дворце соберутся барды и художники…» [9]; «Ждет тяжелая работа. <…>- Тяжкая работа… Грязная, неблагодарная… непонимание и предательство друзей. Измены, оскорбления. Наконец — удар в спину отравленным кинжалом. <…> От тебя не останется ничего, кроме имени… Даже имя останется племенное, а то, что тебя звали при рождении Соколом, а по-скифски Скилом, забудут. Твой дом сожгут. Умилу убьют, книги твои бросят в огонь… Сын твой останется слишком малолетним, править не сможет. <…>- Игорь взматереет, у него будет великая держава. Твои потомки ее расширят. Когда земля Рюриковичей не сможет помещаться под одной рукой, она распадется на сотни королевств. Каждым королевством будет править Рюрикович, твой потомок. Самое малое из королевств будет в десятки раз, богаче, сильнее, чем ты создал здесь» [9].

В романе Ю. Никитина «Княжий пир» модель транслирования мифа пассионарной личности остается той же самой: совмещаются историко-провиденциальный (формирование идеологии Новой Руси) и личностно-психологический (динамика образа князя Владимира, проявляющаяся в характере его отношений с Залешанином) аспекты.

В романе Л. Бутякова смысловое наполнение ситуации бифуркации меняется; национальный аспект уступает место аспекту индивидуально-личностному. Временная организация «Летописей Владигора» включает в себя три пласта: время человеческое, время историческое и Время Поднебесного мира. Объединяющую функцию по отношению к этой трехчастной структуре выполняет Страж Времени: «- Таким краеугольным камнем для каждого человеческого мира является Страж Времени. Именно он своими поступками, своей властью, творчеством, иной раз одними лишь идеями заставляет вращаться колесо Истории. В нем словно воплощается единение физических и духовных составляющих каждой эпохи. Это очень трудно растолковать словами… Но поверьте, что без таких людей мир был бы обречен на вырождение» [10]. Пассионарность Стража Времени особенно очевидна при рассмотрении его в контексте традиции Дж.Р.Р. Толкиена: образ Л. Бутякова достаточно прозрачно соотнесен с образом Хранителя Кольца.

Во втором романе проекта Д. Янковского «Воин» — «Знак пути» — сюжетная линия польского нашествия весьма прозрачно отсылает к героическому аспекту мифа Смутного времени, достаточно активно развиваемому на сегодняшний день. По замечанию А.Г. Зорина, «в первой половине 1830-х гг. поход Минина и Пожарского на Москву и Земский собор 1613 г. были окончательно канонизированы как мифологическое возникновение российской государственности» [11, с. 161]. Реанимацией подобного восприятия в современной политической мифологии становится, например, введение празднования Дня Народного единства (2004).

В микропроекте Д. Янковского образ князя Владимира последовательно вводится в структуру мифа российской государственности. Подобный путь мифологизации во многом объясняется тем, что «Воин» включается в структуру проекта «Княжеский пир», идеологию которого, как уже отмечалось, определяет стремление создать национальный эквивалент легендаристике артуров-ского типа, составляющей, как известно, один из вариантов конструирования государственного мифа Англии. При этом включенность образа князя Владимира в религиозный дискурс рассматривается двояко: с одной стороны, она не акцентирована, что обусловлено языческой ориентированностью славянского фэнтези (в данном романе репрезентация национального героизма и этической шкалы ценностей происходит именно через языческий контекст, персонифицируемый образом купца Перемыха); с другой — полного ее нивелирования не происходит, она косвенно начинает усиливать пассионарную функцию в структуре мифа российской государственности⁶.

Ассоциативное поле, выстраивающееся вокруг сюжета польского нашествия на Киев, воскрешает героический дискурс, косвенно акцентируя мифологию Отечественной войны 1812 г. за счет появления мотивов партизанской войны и сдачи Киева. При этом дискурс начинает структурироваться вокруг образа князя Владимира, оставшегося в городе и возглавившего борьбу за освобождение Киева. Происходит одновременная реализация героического дискурса в былинном и историческом аспектах; появление же последнего, контаминирующего в себе героический ракурс истории России, позволяет одновременно рассмотреть всю русскую историю через призму бифуркации и утвердить миф пассионарной личности, воплощенный в идеологеме/мифологеме правителя, как единственный способ ее разрешения.

Особая роль в конструировании национального мифа отведена процессу национальной реидентификации, возникновение которого вполне отчетливо связано с националистическими интенциями славянского фэнтези. Процесс реидентификации включает в себя, с одной стороны, особый характер трансляции национального мифа, а с другой — переакцентировку традиционной структуры национального «Я», результатом которой становится его полная реабилитация. Процесс реидентификации предполагает ревизию мифологемы русской души, прежде всего ее внутренней антиномичности.

Переосмысление традиционного представления об антиномичности русской души наиболее полно реализуется в проектах Ю. Никитина, причем значимость подобной игры с традиционной национальной мифологией подчеркивается ее включением в два важных для писателя проекта: «Трое из леса» и «Троецарствие». В первом проекте она активно реализуется в романе «Изгой» и более опосредованно — во всем проекте в целом, во втором — охватывает все три текста: «Артания», «Придон» и «Куявия». В каждом из этих случаев автор сознательно акцентирует присутствие национальных смыслов: в «Изгое» это достигается использованием легендарных эпонимов (Агафирс, Гелой, Скиф), в «Троецарствии» — славянских топонимов (Артания, Куявия, Славия); и те и другие выступают в качестве национальных маркеров, которые, мифологизируясь, создают основу для национального моделирования.

Таким образом, русский миф в славянском фэнтези характеризуется достаточной степенью выстроенности; национальная концептуализация, которая, безусловно, использует в большинстве уже отработанные схемы, тем не менее отличается многообразием форм, сочетающимся с однотипностью содержательной основы.

Бреева Татьяна Николаевна
— доктор филологических наук, доцент кафедры русской литературы и методики преподавания,
Казанский (федеральный университет.
«Ученые записки казанского университета». 2015 г. Том 157, кн. 2. Стр. 171-180

——————————

¹ В данном тексте А.П. Глухов цитирует статью В. Шнирельмана «Национальные символы, этноисторические мифы и этнополитика».

² Здесь совершенно очевидна параллель с вселенной «Горца», начало которой было положено художественным фильмом Рассела Малкэхи «Горец» (1986).

³ Владимирский нарратив открыто представлен в микропроекте Д. Янковского «Воин» и романе Ю. Никитина «Княжеский пир» (данный нарратив достраивается в творчестве Ю. Никитина в жанровом формате историко-биографического романа, характерного для современной массовой литературы — «Князь Владимир»), Однако наряду с этим в славянском фэнтези можно выделить группу произведений, косвенно ориентированных на создание владимирского нарратива, свидетельством этого выступает частотность обращения к вариациям на тему имени Владимир’, трилогия Л. Бутякова «Летописи Владигора», цикл Г. Романовой «Властимир». Подобная структура владимирского нарратива обнажает своеобразие использования исторической парадигмы, выступающей лишь в качестве репрезентации определенной национальной стратегии. Вместе с тем в некоторых случаях прямое упоминание князя Владимира не становится основанием для включения этого текста в структуру владимирского нарратива, прежде всего это касается произведений, в которых доминирует богатырская модель, способствующая редуцированию исторического дискурса (например, К. Плешаков «Богатырские хроники»).

⁴ Включение проекта Л. Бутякова в структуру владимирского нарратива определяется, как уже отмечалось, наличием тенденции к историзации и национализации мифологического компонента по толкиенист-ской модели, наиболее очевидным воплощением которой становится национализация пространства.

⁵ Обращение Ю. Никитина к славянскому этнониму «невры» (см.: Нидерле Л. «Славянские древности») является частью общей авторской стратегии, включающей в себя широкое использование славянских топонимов (Артания, Куявия, Славия) и легендарных эпонимов (Агафирс, Гелой, Скиф), создающих основу для национального моделирования.

⁶ Ревизия мифологемы сакральной власти становится на сегодняшний день особенно актуальной в силу активизации имперского мифа, предполагающего трансформацию идеологемы власти в мифологему власти. Однако традиционная для нее семантика сакрализации, либо открыто транслируемая, либо становящаяся предметом деконструкции, теряет свое значение, замещаясь новыми альтернативными смыслами, еще не утратившими свой авторитет. Подобный процесс легко обнаруживает себя не только в славянском фэнтези, но и практически во всех произведениях, так или иначе ориентированных на конструирование имперского мифа. Ярким образцом становятся творчество петербургских фундаменталистов, особенно П. Крусанова («Укус ангела»), роман А. Столярова «Жаворонок» и т. д. Во всех этих случаях отмечается двойное кодирование проблемы власти: как идеологического конструкта, при этом на первый план выдвигаются манипуляционные механизмы политтехнологов, и как мифологемы, последовательно реализуемой в романе П. Крусанова в образе Ивана Некитаева (см. об этом подробнее [12]), а в романе А. Столярова — в образе новой Жанны д’Арк.

Литература

1. Дубин Б. Зеркало и рамка: национально-политические мифы в коллективном воображении сегодняшней России // Знание — сила. — 1999. — № 9/10. — URL: http ://wsyachina.narod. ru/social_sciences/myth_7. html, свободный.

 2.  Глухов А.П. Коммуникативные стратегии российского националистического дискурса: отражение в медийном пространстве // Вести. Том. гос. пед. ун-та. — 2010. -№ 5 (95). — С. 52-58.

 3.  Кавыкин О.И. «Родноверы». Самоидентификация неоязычников в современной России. — М.: Ин-т Африки РАН, 2007. — 232 с.

 4.  Мосейко А.Н. Кризис идентичности: мифологизация процесса (Россия и Африка -сравнительный анализ) // Человек, этнос, культура в ситуациях общественных переломов: Материалы докл. секции VIII Междунар. конф, африканистов. — М., 2001. -С. 32-38.

 5.  Фирсов Н.Н. Миф в российском политическом дискурсе 90-х гг. XX века (На материалах и документах политических партий и движений). — М.: Центр цивилизац. и регион, исслед., 2005. — 114 с.

 6.  Зверева Г. Русский проект: конструирование позитивной национальной идентичности в современном российском государстве и обществе // Eurasian Rev. — 2008. -V. l.-C. 15-46.

 7.  Тимофеев М.Ю. Нациосфера: Опыт анализа семиосферы наций. — Иваново: Иван, гос. ун-т, 2005. — 278 с.

 8.  Кольев А. Политическая мифология: реализация социального опыта. — М.: Логос, 2003. — 384 с.

 9.  Никитин Ю. Гиперборей. — М.: Центрполиграф, 1998. — URL: https://books.google.ru/ books?isbn=5425027230, свободный.

 10. Бутяков Л. Владигор. — М.: АСТ; СПб.: Азбука, 1999. — URL: http://www.litmir.info/ bd/?b=5365, свободный.

 11. Зорин А.Г. Кормя двуглавого орла. Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII — первой трети XIX века. — М.: Нов. лит. обозрение, 2001. — 415 с.

 12. Бреева Т.Н. Национальный миф в русском историософском романе рубежа ХХ -XXI веков. — Казань: Казан. гос. ун-т, 2010. — 271 с.

ВВЕДЕНИЕ
Благодаря стремительному научно-техническому прогрессу на рубеже XIX-XX веков мировое сообщество внезапно ощутило свою бездомность и беззащитность, которая стала лейтмотивом новой художественной парадигмы. Человек стал обречен на поиски: своего внутреннего «Я», цели своего существования, своего истинного места в окружающей действительности, Другого и, конечно же, — истины. Вектор его задается в зависимости от многих внешних и внутренних факторов, которые затрагиваются в творчестве представителей модернизма и постмодернизма. Западноевропейская тенденция восприятия мира сквозь призму пограничных состояний боли, отчаяния, страха и ужаса с успехом была подхвачена русскими писателями, поиски которых не ограничивались только литературой, а плавно переходили в пространство религии. Онтологические условия современной технократической цивилизации усложнили человеку путь отыскания истины благодаря повсеместному распространению мифологических представлений об окружающих предметах и явлениях. Исходя из этой данности, мы задаемся вопросом — о какой конкретно истине идет речь, ведь ее разновидностей достаточно много.
Итак, объектом нашей исследовательской работы является литературно-философский дискурс начала прошлого столетия. В качестве предмета выступает феномен истины и проблематика ее поиска на примере ведущих представителей литературы акмеизма и символизма. Цель работы — изучить специфику концепции истины в западноевропейской и русской культуре. В связи с указанной целью возникает необходимость выполнения следующих задач: рассмотреть основные подходы к изучению феномена истины; охарактеризовать процесс ее литературного и философского поиска; раскрыть особенности формулировки проблемы истины в акмеизме (Н. Гумилёв) и символизме (Д. Мережковский, В. Брюсов, Ф. Сологуб, А. Блок) на фоне разворачивающейся экзистенциальной философской парадигмы.
В качестве теоретической базы исследования использована научная и учебная литература следующих авторов: Воскресенской М. А., Лысакова П. В., Матвеевской Н. Г., Наумовой Т. А., Пороль О. А., Рудневой С. Ф., Слободнюка С. Л., Степаненко С. Б., Шестова Л. И. и др. Предпочтение отдается материалам научно-практических конференций с участием кандидатов и докторов философских наук за последние десять лет, так как именно они отражают новейшее видение анализируемой нами проблематики, а также самим первоисточникам литературы Серебряного века. Исследование выбранной темы проводится при помощи нескольких методов: диалектического, структурно-функционального, системного, а также — метода анализа и синтеза.
Научная новизна моей исследовательской работы заключается в углубленном сравнительном анализе интерпретации проблемы истины в философии и литературе эпохи модернизма с герменевтической точки зрения.
Практическая значимость работы определяется необходимостью переосмысления феномена истины представителями современного общества потребления, полагающимися на множество недостоверных фактов, наличествующих в повседневности.

ГЛАВА I. ФЕНОМЕН ПОИСКА ИСТИНЫ В ПРОСТРАНСТВЕ ФИЛОСОФСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ДИАЛОГА НАЧАЛА XX ВЕКА.
Эпоха модернизма распорядилась таким образом, что господствующая технократия поместила человека в лодку, блуждающую по диалектическому хронотопу Эроса и Танатоса, наблюдая за осуществлением поиска им своей бытийственной принадлежности. Одной из важнейших проблем мировосприятия становится диалог как одна из форм взаимодействия с окружающей действительностью и ее содержимым. Тернистый эволюционный путь диалога восходит к древнейшим формам верований, основанных на жертвоприношениях и соответствующих им ритуальных действиях: согласно психоаналитической концепции культурного развития, ядром данного процесса был дар, который воспринимался как своеобразный медиум, обеспечивающий осуществление коммуникации жреца с божеством, а также смыкание границ профанного и сакрального миров.
Стремительное движение цивилизаций и культур в пространстве диалога Хаоса и Логоса оформило становление новой мировоззренческой парадигмы, основанной на извлечении знаний из плазмы окружающего Бытия. Эпоха античности привнесла свои изменения в понятие диалога, придав ему вид майевтики — сократического метода достижения истины путем словесной агонистики. Таким образом, сократический диалог противопоставлялся софистическому, направленному на намеренное искажение фактов и стал плодородной почвой для диалектики — искусства обнаружения противоречий и закономерностей развития в окружающем пространственно-временном континууме. Средневековые мыслители практически вернули диалог на изначальный уровень, разрабатывая концепцию исихазма — священного безмолвия, конечной целью которого является единение человека с Богом посредством сочетания деятельности ума и сердца. Когда молящийся достигает качественно нового духовного уровня, его словно озаряет луч Святого Духа — нетварный Фаворский свет, которому свойственно выступать проводником от первородного состояния заблуждения и неведения, положенного в основу Хаоса, к знанию, сущность которого заключается в обнаружении Любви к Богу. Соответственно, трансформировался и облик истины, которая открывалась человеку в Слове Божьем. Следует отметить, что данная традиция остается актуальной и в русской религиозной философии рубежа XIX-XX веков, несмотря на провозглашенную Ф. Ницше «смерть Бога». Специфика этого философского ответвления отображалась в уникальной концепции «русской идеи», созданной представителями интеллигенции, а также сопутствующих идеях соборности и космизма. Одним из теоретиков диалогической концепции в данном русле является Н. Бердяев, которому принадлежит исследование феномена творчества и его взаимосвязи с природой Духа. Сам же творческий акт выступает у Бердяева как форма откровения, посредником для которого мыслитель выбирает сердце человека — источник любви, созидающего начала, Эроса. Данная позиция наиболее удачно отображает литературные поиски поэтом Серебряного века, о которых пойдет речь в следующей главе.
Помимо Бердяева новые интерпретации диалога, в котором обнаруживает себя истина, обнаруживаются у таких теоретиков религиозного экзистенциализма, как М. Бубер и К. Ясперс. Когда мы затрагиваем вопрос о сущности человека и смысле его существования, то оказываемся на пороге конструкта Другого — той стороны, которая вовлекается в дискурс наравне с остальными участниками диалога. Следует отметить, что упомянутые нами философы также отталкиваются от идеи откровения, но оно проявляет себя, скорее, в диалоге человека со своим собственным Я. В основе диалога, как правило, наличествует проблема понимания — центральная для герменевтической исследовательской матрицы XIX-XX веков. В теоретическом наследии Бубера этот процесс выглядит как встреча «Я» и «Ты» [6; С. 41], сущность которой прослеживается им в процессе перевода библейского текста: человек занимается отысканием голоса Бога среди многочисленных речей пророков и волхвов. Данная концепция пересекается с хайдеггеровским понятием «зова Бытия», который человек должен услышать в ходе искоренения заблуждений и иллюзий о собственном существовании.
Однако, это далеко не единственный ландшафт для осуществления задачи в отношении истины. Проблеме диалога соответствует вопрос о конструкции пространства текста, в рамках которого писатели и поэты совершают акт литературного откровения. Прежде всего, мы наблюдаем постановку вопроса о взаимоотношении языка и пространства, текста и пространства: в частности, в трудах масштабных литературоведов прошлого столетия — М. Бахтина и Ю. Лотмана. Задача состояла в осмыслении художественного произведения в аспектах общей, в том числе и языковой, культуры и теории поэтического искусства слова. Следует отметить, что в рамках лингвистики категория пространства интерпретируется как «нечто, в рамках чего может находиться объект или иметь место действие или событие» [4; С. 97]. Таким образом, касаясь особенностей рассмотрения литературного пространства поиска истины, мы обнаруживаем четыре возможных варианта: 1) пространство, организуемое внутри текста; 2) пространство как текст; 3) пространство, порождаемое текстом; 4) пространство символа. Вышеупомянутые мною теоретики семиотической мысли сопоставляли коммуникативное и художественное пространства, утверждая первое в качестве неотъемлемого структурного элемента художественного текста. Согласно мнению Лотмана, художественное пространство выполняет «особую моделирующую роль» — «структура топоса выступает в качестве языка для выражения других, непространственных отношений текста». Как итог, «…структура пространства текста становится моделью структуры вселенной, а внутренняя синтагматика элементов внутри текста — языком пространственного моделирования» [3; С. 266]. Подобную формулировку можно обнаружить на начальных страницах «Структуры художественного текста», однако, она направлена на категорию языка: «Язык художественного текста в своей сущности является определенной художественной моделью мира и в этом смысле всей своей структурой принадлежит „содержанию“ — несет информацию» [3; С. 11]. Немного ранее у Бахтина мы встречаем понятие хронотопа — «существенной взаимосвязи временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе» [2; С. 49]. В отличие от него, Лотман разграничивает художественное пространство, «заселенное» персонажами и пространство текста, поглощаемое впоследствии семиосферой. По своей сути, структура пространства текста иерархична и образует три вида пространства текста: сигнификативное, денотативное и концептуальное. В данной типологии прослеживается знаменитый «логический треугольник» Г. Фрегё, благодаря которому соблюдается текстовое единство, ограниченное тремя векторами: знак, денотат и концепт. Раскрывая проблематику иного пространства текста, мы прибегаем, прежде всего, к художественной литературе, знаково-символическое наполнение которой отлично от простого текста в самом широком его понимании.
По словам русского экзистенциалиста Л

Отличие мифа от сказки неочевидно. Для современного человека оба типа повествования рассказывают о чудесах, приключениях героев (людей, животных или богов), наделенных сверхъестественными качествами. Однако, если приглядеться, отличие мифа от сказки заметить не так уж и сложно. Это касается и легенды. Миф можно назвать прародителем обоих жанров. У каждого из них есть что-то от предка, но и сказка, и легенда отличаются от него целым набором особенностей.

Исток

Миф — результат переосмысления людьми всех явлений, происходящих на их глазах, определяющих или сопровождающих жизнь. Изначально он выполнял функции, которые сегодня взяла на себя наука. Миф объяснял, что, откуда и почему берется, по каким правилам живет Вселенная, с чего все началось. Сегодня мы воспринимаем его как красивое повествование о космических процессах или несколько наивное представление наших предков об этиологии (происхождении) отдельных предметов и явлений. В древности же мифы выступали в качестве концентрации мировоззренческих истин, противопоставляемых обыденному пониманию.

Сюжеты

Мифы разных народов всегда рассказывают о далеких, доисторических временах. Одна из главнейших их функций — объяснять возникновение вещей, живых существ и природных явлений. Самые распространенные мифологические сюжеты — происхождение мира, богов и героев, появление первых людей и так далее.

Реальность изложенных в мифе событий не подвергалась сомнению. Показательный в этом смысле пример — труды античных философов. Для Геродота, Тита Ливия и других историков древности именно мифы служили главным источником информации о прошлом.

В основе сюжетов лежит тесная взаимосвязь реального и невидимого миров. Причем второй почти всегда определяется первым. Мифы рассказывают о потусторонних существах, их особенностях и способах взаимодействия с ними. Они объясняют, как нужно поклоняться богам, чем их можно задобрить или прогневить.

Преемница

Сходства и отличия мифов и сказок, по крайней мере, их суть, становятся интуитивно понятными после определения более древнего компонента этой пары как концентрированной формы мировоззрения и основных мыслей далеких предков современных народов. Обозначим их более конкретно.

Сказки из мифа произрастают. Это положение поддерживается большинством исследователей вопроса. Они заимствуют многие сюжеты, некоторых героев. Сказки всегда имеют в своем составе волшебный, фантастический компонент. В этом их сходство со своим «предком».

Быль и небыль

Для того чтобы понять, как отличить миф от сказки, необходимо обратить внимание на содержание повествования, а также на его цель. Если вспомнить Золушку, девочку со спичками или любую историю с участием Бабы-Яги, ни в одном из примеров не удастся найти объяснения природных или космических процессов. Сказки не излагают устройство мира и не рассказывают о происхождении живых существ или предметов. Более того, они и в самые древние времена никому, за исключением разве что совсем маленьких детей, не казались рассказом о реальных событиях. Отличие мифа от сказки в том, что события, описанные в первом, не подвергались сомнению. Сказка же и повествователем, и слушателем изначально определялась как вымысел.

Сказка — ложь, да в ней намек

Одна из целей существования всем известных повествований о Красной Шапочке или Иванушке-дурачке — развлечение слушателей. Однако этим роль сказок в нашей жизни не исчерпывается. Они не описывают законы космические, но объясняют многие социальные, семейные, племенные, общественные принципы и нормы. Распространенный сюжет — притеснение героини со стороны мачехи и ее дочерей. Исследователи часто интерпретируют его как повествование о вероятных последствиях брака с представителями слишком дальнего племени.

Многие сказки повествуют о перипетиях героев, находящихся на невысоких ступенях социальной лестницы (и это еще одно отличие мифа от сказки: в первом герои чаще изначально имеют ряд преимуществ по отношению к другим персонажам). Иванушка-дурачок, сироты, обиженные и обделенные по ходу истории после испытаний и встреч с чудесными помощниками получают богатства, царевну и полцарства в придачу. Многие сюжеты, описывающие события в конкретной семье, на самом деле повествуют о процессах племенного или народного масштаба. Некоторые же представляют слушателю личную историю, из которой каждый может вычленить нечто полезное для себя.

Профанное и сакральное

Отличие мифа от сказки кратко можно сформулировать следующим образом:

• сказка — вымысел, миф — реальность для наших далеких предков;
• сказка создается, читается и слушается для развлечения, миф принадлежит области сакрального, в некоторых случаях даже не каждому позволялось его знать;
• сказка повествует о личном горе или счастье персонажей, семейной или племенной истории, в мифе в центре внимания — события глобальные, его герои всегда наделены сверхчеловеческими свойствами;
• сказка поучает, описывает социальные процессы, миф объясняет устройство мира.

Отличие мифа от сказки на примере историй, изложенных братьями Гримм, и античных сюжетов увидеть достаточно просто. Однако так бывает не всегда. Архаические сказки, появившиеся первыми, вырастают непосредственно из мифа и часто заимствуют у него героев и логику сюжета. Но и в этом случае при детальном рассмотрении можно выделить элементы, превращающие священное повествование в просто интересную историю со смыслом.

Легенда

Отличие мифа от сказки кроется и во времени описываемых событий. Первый повествует о древнейшей эпохе. Сюжет сказки, как правило, вне времени: практически невозможно определить, когда происходили те или иные события. Это же касается и места действия. Характерным признаком легенды — еще одного жанра, который в сознании многих идентичен мифу, — является именно время. Описываемые события происходят в определенную историческую эпоху. Точность датировки редко у кого вызывает сомнения. И тут кроется сходство мифов и легенд: они мыслятся как описание реальных событий. Общим у двух жанров является и наличие фантастического компонента.

Отличие мифа от легенды и сказки кроется и в сюжете. Первый, как уже было сказано, повествует о деяниях героев и богов, которые отражаются на всей Вселенной и объясняют те или иные ее законы. В легенде излагаются исторические события, происходившие с людьми, причем часто действительно имевшие место в реальности. Они нередко приукрашиваются и дополняются эффектными деталями, мистическими и фантастическими элементами.

Предания

Легенда, как и сказка, теряет элемент сакральности. Ее герои действуют в более позднее, чем в мифе, время. Часто их существование в реальности доказывается многими другими источниками. При этом в европейской традиции в легендах рассказывалось о деяниях персонажей священной истории. Повествования же о событиях мирской жизни назывались преданиями. Часто такое описание не сопровождалось фантастическими дополнениями.

Предания и легенды отличимы друг от друга далеко не во всех культурах. Границу между ними можно провести только в том обществе, где на смену ранним мифологическим системам пришла новая единая религия (христианство или ислам).

Мифология и религия

Если отличие мифа от сказки в литературе для многих неочевидно, то еще более незаметна для неискушенного в вопросе человека граница, разделяющая миф и религию. На протяжении истории этой темой занимались многие ученые. Некоторые пытались очистить религию от примеси мифологии, другие превозносили вторую и недоверчиво относились к первой. Сегодня для исследователей очевидна глубокая связь двух этих понятий и систем.

Как уже говорилось, мифы выступают в качестве эквивалента современной науки на определенном этапе развития человечества. Они объясняют устройство мира и в этой своей функции далеки от религии. В то же время мифы обосновывают нормы поведения, обычаи. Они обосновывают непреложность многих социальных обрядов и запретов, наделяют их сакральностью. Так из мифов вырастают религиозные обычаи. Последовательность обрядовых действий, необходимость запретов обусловлены тем, что именно так поступали боги или герои, запечатленные в мифе. Однако религию нельзя назвать вторичным образованием. Для многих последователей того или иного культа мифология не имела большого значения. В ее повествования необязательно было верить. Важным при этом считалось поклонение богам и знание ритуала. Таким образом, религия и мифология сохраняли определенную независимость друг от друга и на ранних этапах развития общества. И в большинстве случае невозможно определить первенство одного по отношению к другому.

Отличие мифа от сказки и религии, от легенды и предания становится понятным только после детального рассмотрения каждой категории отдельно. Миф можно назвать родоначальником практически всех литературных жанров и даже самого искусства повествования. Несколько иначе дело обстоит с религией. Мифология тесно с ней связана, но не является ее источником. Она объясняет многие религиозные обряды, но часто оказывается и ненужным, отягощающим компонентом.

Фольклорные жанры отличаются особой поэтикой, увлекательным сюжетом и многообразием. Каждый из них имеет свое назначение. Предлагаем узнать, в чем состоит отличие мифа от сказки. Примеры будут приведены ниже. Также материал освещает вопросы, касающиеся специфики мифа как жанра.

Краткое знакомство с жанрами

Прежде чем рассматривать отличие мифа от сказки, предлагаем ознакомиться с определениями ключевых понятий – жанров:

• Миф – повествование древних людей о богах и героях, о сотворении мира и предсказание его гибели. Человек прошлых эпох не понимал причину того или иного явления в окружающей природе, не догадывался, почему гремит гром, сверкает молния, почему чередуются времена года. В попытке объяснить все это он и придумывал мифы, в которых действовали могучие существа – боги, управляющие природной стихией.
• Сказка – это произведение, основанное на вымысле, главными героями которой становятся придуманные существа. Они действуют в фантастическом мире, совершают поступки, могут иметь волшебные предметы или волшебных помощников.

И тот и другой жанры имели важнейшее значение в народном фольклоре. Разберемся, что собой представляют мифы и сказки, сходства и отличия которых представлены ниже. Это поможет понять, для чего народное сознание пользовалось различными текстами для передачи той или иной информации.

Роль мифа

Отличие мифа от сказки можно выявить уже при анализе особенностей жанров. Так, миф является формой отображения действительности древним человеком. В мифах нашли отображение представления человека об окружающем мире, сплелись в единое целое познавательное, художественное и практическое освоение мира. С помощью этих небольших текстов люди передавали из поколения в поколение свои знания о мире, о явлениях природы, об общественном порядке, о героях и их великих подвигах.

Персонажи мифов

Боги носили не абстрактный характер, что присуще большинству современных религий. Обожествление происходило в отношении сил природы. Так, многие древние народы постепенно выработали свой пантеон богов, каждый из представителей которого отвечал за какую-то силу. Были боги воды, грома и молнии, богиня-мать, боги растений, животных и прочие.

Такие особенности жанра мифа позволяют отметить, что наивное сознание древних людей верило в происходящее в этих небольших текстах. Несмотря на наличие волшебного элемента, человеку казались правдоподобными происходящие в произведениях события. Именно поэтому боги жили в таких местах, что вполне объясняло, почему люди ни разу их не видели: на небе, под землей, в космосе.

Мифы, конечно, присущи в первую очередь древним народам, но не исчезли они и по сей день. Так, некоторые люди вполне серьезно ждут Апокалипсис, зомби-апокалипсис, а совсем недавно умами целых поколений владели безумных идеологии нацизма или коммунизма. Люди действительно верят в эти современные мифы.

Жанровые особенности сказки

Сказка предлагает погрузиться в вымышленный мир, который населяют фантастические существа, нередко помогающие герою, мешающие ему или каким-то образом сказывающиеся на его судьбе. На первый взгляд, в жанре много общего с мифом: действуют загадочные существа, наделенные могучей силой, которые по своей воле могут либо погубить человека, либо стать его добровольными помощниками.

Сказка стремится сделать свой сюжет максимально интересным, миф же старался раскрыть «правду», такую, как ее видело коллективное сознание, без претензии на интерес.

Сказки о животных и мифология

Разновидности жанра помогут выявить, в чем отличие между сказкой и мифом. Самые древние представители жанра – это сказки о животных, в которых действовали лиса и волк, козлята и поросята, гуси и утки. Каждый народ делал таких персонажей, которые были в целом присущи месту его проживания. Так, на Руси в сказках описывались медведи, волки, лисы, а вот в произведениях далекой жаркой Индии действовали слоны, леопарды, носороги и львы. Каждое животное-герой очеловечивалось, ему приписывали какие-то определенные качества людей. Отдельные качества становились постоянными, так, лиса хитра, а заяц – труслив практически в каждом тексте.

Как видим, кроме художественного вымысла ничто не объединяет эти сказки с мифами. Сочиняли их исключительно для развлечения, а также, чтобы показать, к чему может привести тот или иной поступок. Древние люди не верили в реальность происходящего в таких сказках.

Миф и волшебные сказки

Следующая разновидность жанра – волшебные, в них действуют, как правило, герои-люди, которые борются с силами зла. Нередко последние приобретают вполне реальное воплощение: Кощей Бессмертный, Баба Яга, Змей Горыныч. Какие сходства и отличия мифа и сказки можно выделить? И в тех и в других действуют фантастические герои, но если в сказках они воспринимаются как выдуманные, то в мифах становятся вполне достоверными и существующими (существовавшими) в реальности.

Взаимосвязь мифа с другими разновидностями сказок

Бытовые сказки появились намного позднее, в них героями являются обычные люди и обыгрывается, чаще в комическом ключе, ситуация, которая вполне могла произойти в реальной жизни. Например, «Каша из топора» дает слушателю сказки возможность посмеяться над скупой старухой, наказанной за свою жадность, и восхититься смекалкой солдата.

Некоторые исследователи выделяют в качестве отдельного пласта авантюрные сказки, герои которых попадают в сложную ситуацию и благополучно из нее выкручиваются благодаря смекалке и прозорливости. В русской литературе это, прежде всего, тексты про Ивана-дурака, над которым сначала все потешались, а потом поражались его скрытой мудрости.

Итак, основное отличие мифа от сказки состоит в назначении жанров. Если создатели мифа верили в то, что происходило в этом произведении, стремились объяснить этими текстами непонятные явления, передать знания потомкам, то авторы сказок не брали на веру то, что в них случалось. Так, задачей сказки было поразвлечь слушателя, заставить его задуматься о чем-либо, поучить тому, как можно и как не следует себя вести. Но сказители никогда не сомневались в том, что дело они имеют с художественным вымыслом.

Сравнение жанров

Очень интересно, что некоторые исследователи считают, что миф является первоисточником сказки. Когда сознание усложнилось, и людям более не нужно было объяснять природные явления гневом или милостью богов, пласт мифологии раздробился на отдельные элементы, которые и стали источниками сказочных сюжетов. Представим отличие мифа от сказки кратко в форме таблицы.

Итак, отличия мифа от сказки в таблице поможет разобраться с тем, как не перепутать тексты того или иного жанра. Общее между ними тоже есть – использовалась устная форма передачи, в обоих произведениях действовали фантастические и полуфантастические создания.

Назначение жанров

Рассмотрим отличие мифа от сказок, легенд, преданий исходя из назначения жанров. Ранее уже упоминалось, что жанр сказки создавался коллективным наивным сознанием как попытка объяснить непонятные людям предметы и явления. Так, воле богов приписывались потопы и извержения вулканов, грозы и молнии, успехи или поражения в войнах. Сказка же – чистой воды вымысел, люди никогда не верили в реальность происходящих в ней событий, ее жанровой задачей было поразвлечь слушателей.

Назначение легенды – рассказ о каком-то событии, попытка объяснить то или иное явление, как правило, местное, не имеющее глобального значения. Например, чтобы рассказать гостю деревни, почему не стоит бывать на кладбище после захода солнца, местные жители охотно поделятся с ним легендой о том, что много лет назад там повесилась девушка от неразделенной любви и по сей день ее неуспокоенный дух нападает на путников. И этот рассказ мог иметь под собой вполне реальную основу, так, девушка могла свести счеты с жизнью, а на самом кладбище могли происходить странные, даже страшные события, которые народное сознание объяснило воздействием призрака.

Миф и легенда

Рассмотрим, в чем заключается отличие мифа от сказки и легенды.

Легенда – жанр, максимально приближенный к мифу. Рассказчики воспринимали происходящие в них события реальными, однако элемент фантазии здесь налицо. Нередко героями становились боги, духи, герои и даже целые народы. От мифа такой жанр отличается отсутствием ритуальной природы. Так, чтобы задобрить капризное божество, древние египтяне или эллины приносили жертвы вплоть до человеческих, а вот повлиять каким-то образом на легенду не представлялось возможным.

Этот жанр сложился в рамках несказочного фольклора, исследователи полагают, что, несмотря на обилие вымысла, часть событий в них вполне достоверна и может восприниматься как исторический источник. Поэтому можно выделить второе отличие от мифа: если он построен на полностью вымышленном событии, то в легенде есть достоверный элемент, хотя и сильно переосмысленный и искаженный.

Итак, в сказку люди не верили, легенды и мифы воспринимали как достоверное изложение событий. Но если легенда поясняла какое-то событие местного масштаба, то миф истолковывал явления природы в целом.

Миф и причта

Рассмотрим отличия мифов от притч, сказок и легенд. Прежде всего, ключевое значение имеет назначение текста:

• миф объясняет мир;
• сказка веселит;
• притча – в остроумной форме поучает. Используется иносказательная форма, события не воспринимаются ни слушателем, ни рассказчиком как достоверные.

Еще одно отличие – размеры произведений. Если миф и сказка могли быть внушительными по объему, то притча всегда короткая.

Итак, мы рассмотрели отличия мифа от сказки. Каждый жанр по-своему прекрасен и интересен, поэтому нельзя сказать, какой лучше или полезнее. Они сыграли свою роль в развитии народного сознания и представляют собой ценный материал для изучения особенностей жизни тех далеких эпох.