Предание говорит что жуаньжуаны сочинение

РПреданияПредания — поэтическая автобиография народа. Предание — жанр фольклора. Это устный рассказ, который содержит сведения об исторических лицах, событиях, передающихся из поколения в поколение. Возникают предания часто из рассказа очевидцев. На фоне больших и малых исторических событий, народных движений вырисовываются монументальные фигуры государственных деятелей Древней Руси. Первый из них — Рюрик, родоначальник первой княжеской династии. Цикл сказаний посвящен Ивану Грозному. Последующие страницы устной летописи надолго останавливаются на деяниях Петра Первого. Иван Грозный изображен в архаической традиции — в качестве жреца, мага, всесильного царя («Наказание реки Волги»). Веяние времени отражает тему его борьбы с колдовством («Сороки-ведьмы» ).Ранние предания о Петре Первом связаны с походами на Азов. Готовясь ко второму из них и взятию Азовской крепости, монарх отдает приказ о строительстве флота в Воронеже, а потом и сам работает на верфи («Петр и плотник», «Царь Петр и солдат»). В народной памяти запечатлены приезд Петра на Север в 1702 году, победа над шведами, Полтавская баталия («Петр Первый в Троицко-Сергиевском монастыре»). В каждом из преданий сказался настрой Петровской эпохи: раскованность в поведении героев, юмор в повествовании, изображение исторических событий на бытовом, а то и будничном фоне.Там, где прошел Петр, навсегда осталась память о деятельном, нетерпеливом «осударе». Рядом с Петром встают те, чьими трудами мужала Россия, — землепашцы, рыбаки, мастеровые, солдаты.По Н. КриничнойВопросы и заданияВспомните, какие былички и предания были прочитаны вами в предыдущих классах.Что вы узнали о преданиях из статьи Н. Криничной? Перескажите ее.Воцарение Ивана ГрозногоПрежде как на Руси царей выбирали: умрет царь — сейчас весь народ на реку идет и свечи на руках держит. Опустят эти свечи в воду, потом вынут, у кого загорится — тот и царь.У одного барина был крепостной человек — Иван. Подходит время царя выбирать, барин и говорит ему:— Иван, пойдем на реку. Когда я царем стану, так тебе вольную дам, куда хочешь, туда и иди!А Иван ему на это:— Коли я, барин, в цари угожу, так тебе беспременно голову срублю!Пошли через реку, опустили свечи — у Ивана свеча и загорись. Стал Иван царем, вспомнил свое обещанье: барину голову срубил. Вот с этой поры за это его Грозным и прозвали.Сороки-ведьмыКогда царем в Москве был Иван Васильевич Грозный, то на Русской земле расплодилось всякой нечисти и безбожия многое множество. Долго горевал благочестивый царь о погибели народа христианского и задумал наконец извести нечистых людей на этом свете, чтобы меньше было зла, уничтожить колдуний и ведьм. Разослал он гонцов по царству с грамотами, чтобы не таили православные и высылали спешно к Москве, где есть ведьмы и переметчицы. По этому царскому наказу навезли со всех сторон старых баб и рассадили их по крепостям, с строгим караулом, чтобы не ушли. Тогда царь отдал приказ, чтобы всех привели на площадь. Собрались они в большом числе, стали в кучку, друг на дружку переглядываются и улыбаются. Вышел сам царь на площадь и велел обложить всех ведьм соломой. Когда навезли соломы и обложили кругом, он приказал запалить со всех сторон, чтобы уничтожить всякое колдовство на Руси, на своих глазах.Охватило полымя ведьм — и они подняли визг, крик и мяуканье. Поднялся густой черный столб дыма, и полетели из него сороки, одна за другою — видимо-невидимо. Значит, все ведьмы-переметчицы обернулись в сорок и улетели и обманули царя в глаза.Разгневался тогда Грозный-царь и послал им вслед проклятие:— Чтобы вам, — говорит, — отныне и до веку оставаться сороками!Так все они и теперь летают сороками, питаются мясом и сырыми яйцами. До сих пор боятся они царского проклятия пуще острого ножа. Поэтому ни одна сорока никогда не долетает до Москвы ближе шестидесяти верст в округе.Петр и плотникЦарь приезжал в Воронеж корабли строить, за то ему и памятник в Воронеже поставлен. Сказывали, что он иногда вроде как рабочим был: сам рубил и пилил.Созвали в Воронеже лучших плотников и всех к работе приставили. И был среди них лучший из лучших мастер. Вот начали работать, работает с ними и Петр. А мастеру и невдомек, что с ним работает сам царь, думал: какой-нибудь новичок из приезжих. Посмотрел он, как Петр плотничает, и выругал его крепким словом: то не так, другое не эдак. Стал ему показывать, и Петр быстро все перенял. А когда стали шабашить, он и говорит мастеру:— Хоть ты меня и крепко ругал, но я зла на тебя не имею, спасибо за науку.Снял со своей ру
ки кольцо и отдал мастеру.— Носи, — говорит, — да вспоминай, что науку царю преподал.Вопросы

Читая текст предания, мы можем сделать много интересных выводов. Предание есть чистое выражение живого русского языка во всей его силе. Простая разговорная речь ярко выражает чувства и эмоции, отражая народный характер. В незатейливом повествовании мы видим взгляд крестьянина на историю страны, его отношение к власти.
Другое предание — «Сороки-ведьмы» — также рассказывает о царствовании Ивана Грозного, его борьбе с колдовством и нечестью в стране.
Вообще, цикл преданий, посвященный Ивану Грозному, довольно обширен. Показывая его воцарение, народ использует распространенный сюжет, который в древних преданиях связан и с другими именами (например, с Борисом Годуновым, Петром I). Естественно, этот сюжет полностью вымышлен. В действительности же трехлетний Иван IV унаследовал престол от отца Василия III. Предание «Воцарение Ивана Грозного» отражает сочувственное отношение народа к царю как к борцу с противопоставленным ему боярством, завоевателю Казанского ханства; В предании «Сороки-ведьмы» народ показывает свое негативное отношение к колдовству и чародейству. В нем также отражается веяние нового времени — борьба самого царя с нечестью. Этот мотив выражен очень ярко.
Не менее интересен и такой персонаж преданий, как Петр I. Пожалуй, это любимый народный герой. Среди преданий о государственных деятелях России его фигура занимает центральное место. Первые предания этого цикла рассказывают о том, как Петр ходил на Азов. При подготовке второго похода царь отдает приказ о строительстве флота в Воронеже, а потом и сам работает на верфи под именем бомбардира Петра Михайлова. С этим периодом не только истории страны, но и жизни самого царя знакомит нас предание «Петр и плотник», рассказывающее о труде государя у простого плотника. За науку Петр подарил ничего не подозревающему плотнику свой перстень.
На каждом из преданий о Петре I сказался настрой Петровской эпохи: они наполнены юмором, повествование «бурлит, переливается», исторические события изображены на бытовом, будничном фоне.
Все свои надежды, представления, суждения, мечты и страхи вложил народ в устное творчество. Но самое главное, пожалуй, это то, что, читая «преданья старины глубокой», в каждом слове мы ощущаем великую русскую душу, глубоко чувствующую и переживающую историю своей Родины.

Читая текст предания, мы можем сделать много интересных выводов. Предание есть чистое выражение живого русского языка во всей его силе. Простая разговорная речь ярко выражает чувства и эмоции, отражая народный характер. В незатейливом повествовании мы видим взгляд крестьянина на историю страны, его отношение к власти.
Другое предание — «Сороки-ведьмы» — также рассказывает о царствовании Ивана Грозного, его борьбе с колдовством и нечестью в стране.
Вообще, цикл преданий, посвященный Ивану Грозному, довольно обширен. Показывая его воцарение, народ использует распространенный сюжет, который в древних преданиях связан и с другими именами (например, с Борисом Годуновым, Петром I). Естественно, этот сюжет полностью вымышлен. В действительности же трехлетний Иван IV унаследовал престол от отца Василия III. Предание «Воцарение Ивана Грозного» отражает сочувственное отношение народа к царю как к борцу с противопоставленным ему боярством, завоевателю Казанского ханства; В предании «Сороки-ведьмы» народ показывает свое негативное отношение к колдовству и чародейству. В нем также отражается веяние нового времени — борьба самого царя с нечестью. Этот мотив выражен очень ярко.
Не менее интересен и такой персонаж преданий, как Петр I. Пожалуй, это любимый народный герой. Среди преданий о государственных деятелях России его фигура занимает центральное место. Первые предания этого цикла рассказывают о том, как Петр ходил на Азов. При подготовке второго похода царь отдает приказ о строительстве флота в Воронеже, а потом и сам работает на верфи под именем бомбардира Петра Михайлова. С этим периодом не только истории страны, но и жизни самого царя знакомит нас предание «Петр и плотник», рассказывающее о труде государя у простого плотника. За науку Петр подарил ничего не подозревающему плотнику свой перстень.
На каждом из преданий о Петре I сказался настрой Петровской эпохи: они наполнены юмором, повествование «бурлит, переливается», исторические события изображены на бытовом, будничном фоне.
Все свои надежды, представления, суждения, мечты и страхи вложил народ в устное творчество. Но самое главное, пожалуй, это то, что, читая «преданья старины глубокой», в каждом слове мы ощущаем великую русскую душу, глубоко чувствующую и переживающую историю своей Родины.

Протопресвитер Александр Шмеман (1921-1983) — выдающийся пастырь, мыслитель, педагог и проповедник, ­автор научно-богословских сочинений и эссеистской прозы, много сделавший для Православной Церкви в Америке. Осмысление его богословского и литургического наследия, ставшего важной частью церковной науки XX века, особенно актуально в связи со столетием со дня рождения пастыря, которое приходится на этот год.

Фундаментальные богословские труды протопресвитера Александра были посвящены главным образом вопросам церковной истории, постижению истоков и сокровенного смысла православного богослужения и церковных таинств. О том, что сам профессор считал главным в своем богословии, о значении его идей для современной богословской науки рассуждает кандидат богословия, доцент кафедры богословия Московской духовной академии священник Антоний Борисов (№ 12, 2021, PDF-версия).

Различать Божественное и человеческое

Протопресвитер Александр Шмеман для многих представителей православного духовенства и мирян является примером священнослужителя, открытого для всего нового, жертвенно служащего Богу и людям, ищущего действенные способы достучаться до умов и сердец современников.

Подобное мнение о нем сложилось не только благодаря многочисленным печатным трудам покойного пастыря. Воспоминания людей, знавших богослова лично, прямо указывают на его подлинно христианское отношение к жизни и своему служению. По словам его близкого друга, тоже уже покойного, Н.А. Струве, последние дни земной жизни отца Александра были наполнены покаянием с готовностью полностью принять волю Божию: «Полтора года назад Господь посетил Своего верного слугу тяжелым испытанием: болезнью, оставляющей мало надежды на выздоровление. О. Александр не только переносил ее с полным терпением и смирением, но до самых последних дней не переставал ощущать радость и благодарить Бога за все. Роковая болезнь дала о. Александру положить печать подлинности тому, что было сердцевиной его проповеди и священства за целую жизнь: Всегда радуйтесь. За все благодарите (1 Фес. 5:16, 18)»¹.

Вклад отца Александра Шмемана в развитие богословской науки является огромным. Именно благодаря ему в нашей Церкви сегодня обсуждаются многие действительно актуальные вопросы. Любые же обвинения в обновленчестве и модернизме, звучащие в адрес покойного, по словам священника Владимира Вукашиновича, «поверхностны и неточны»: «Шмеман стоит не только на позициях, крайне далеких от всякого либерального модернизма, но даже в отдельных случаях крайне умеренных и консервативных»².

На чем же тогда зиждется убежденность некоторых людей в наличии у протопресвитера чуть ли не протестантских симпатий? Как кажется, на факте проявленного им однажды дерзновения. В предисловии к своему самому, как принято подчеркивать, «научному» труду — «Введению в литургическое богословие» он вспоминает, как отважился снять определенного рода табу: запрет, который касался использования историко-критического подхода к изучению «сферы богослужения, литургической жизни, литургического опыта»³.

Во многом благодаря отцу Александру православный исследователь получил определенного рода свободу в рассуждении над тем, что в нашем богослужении является проявлением богооткровения, а что — исключительно человеческим вкладом. Избавление от табу, снятого литургистом, позволило существенно расширить границы деятельности богослова-исследователя, который теперь оказался способен изучать иные области церковной науки с позиции того, с чем он в данный момент имеет дело, — с Преданием (формой богооткровения) или с преданиями (человеческими обычаями той или иной степени древности)⁴.

Почему это важно и необходимо? По одной простой причине. Здравое различение Предания и преданий позволяет православному христианину избежать перекоса в одну из сторон, отклонения от святоотеческого «царского» пути. Низведение Предания до уровня преданий неминуемо превращает духовную жизнь в квазирелигиозность постмодерна, презрительно относящуюся к традициям и обрядам, — отсутствие живого чувства Откровения делает ­самого человека мерилом духовности и тем самым лишает эту духовность Божественного содержания. В том случае, если предания возводятся на уровень Предания, мы получаем иной, но не менее печальный результат. Подобное отношение превращает церковное сообщество в клуб с особенными правилами поведения, гардеробом, питанием и др. Причем каждый из перечисленных элементов возводится в статус чуть ли не догмата.

Главный ориентир

В каждом отдельном случае и вне зависимости от избранной области (догматика, библеистика, каноника, но прежде всего в области литургической) при стремлении определить, что же перед нами — Божественное или человеческое, мы оказываемся перед непростой задачей. Как отделить вечное от временного? Как актуализировать внешнюю оболочку традиции, не нанеся ущерб ее духовной сердцевине? Как кажется, и в данном случае помочь может отец Александр, не только обозначивший указанную проблему, но и давший инструментарий для ее преодоления.

Автор в своих произведениях неоднократно упоминает идею «отнесенности к главному», которой пронизано его богословское и проповедническое наследие. «Отнесенность» — основное ощущение автора, с детства определившее его религиозный опыт, «интуиция о присутствии в этом мире чего-то совершенно, абсолютно иного, но чем потом все так или иначе светится, к чему все так или иначе относится»⁵. Сам профессор не смог дать понятию «отнесенности» какого-то строгого фиксированного определения⁶. Хотя явным образом суть этого явления ощущается при чтении строк, посвященных А.И. Солженицыну: «Символом этой отнесенности в романе «В круге первом», например, является Рождество. <…> Зачем понадобилось Солженицыну это Рождество? <…> Но вот, оно есть, оно вспыхнуло своим светом вначале, и его свет незримо озаряет всю эту, казалось бы, мучительную безнадежную повесть. И оно есть в повести потому, что для Солженицына оно есть в мире. <…> …Чтобы отнести всех этих страдающих и умирающих людей к главному — чтобы ясным стало изображение вечности, зароненное каждому»⁷.

Отсутствие четкого определения «отнесенности» не мешает указать на одно из главных и определяющих его свойств, а именно христологичность. Иными словами, установление и поддержание в лице Господа Иисуса связи между Божественным и человеческим; присутствие благодаря пришествию Спасителя в материальном мире жизни Духа, Который не растворяется в тварной реальности, не бежит от нее, но оживотворяет изнутри того, кто в Боге нуждается и к Нему стремится. «Отнесенность» есть еще и та таинственная, но ощутимая связь, которая присутствует в Православии между Преданием и преданиями. В пастырском аспекте она («отнесенность») должна поддерживаться Церковью в «рабочем» состоянии прежде всего в формате богослужения для сохранения (наряду с упомянутыми в Символе веры) главного для отца Александра свойства Церкви — «литургичности», которая во Христе зиждется и только в Нем и благодаря Ему существует.

Именно «литургичность» в понимании автора превращает Церковь из «экклесии» (человеческого собрания) в Тело Христово (1 Кор. 12:27) — ту Богочеловеческую структуру, которую, по замечанию протопресвитера Николая Афанасьева, характеризует таинственное выражение «эпи то авто» (ἐπὶ τὸ αὐτό) (Деян. 2:1, 44, 47 и др.), означающее «на то же самое» и чаще всего переводимое на русский язык как «в одно место». «Эпи то авто», в разъяснении протопресвитера Иоанна Мейендорфа, «было техническим термином для обозначения евхаристического собрания. Специального слова в те времена не существовало, возможно, и потому, что первохристиане избегали прямо говорить о таинствах в смысле «обрядов», а понимали саму Церковь прежде всего в сакраментальном смысле. Церковь осуществляет себя, становится сама собою, когда ее члены сходятся вместе для свершения общего действа»⁸.

Это общее действо — Литургия — в основании своем и имеет для ученого идею «отнесенности» как опыта встречи с Тайной и выражение данного опыта при помощи верных символических средств. Символических в смысле античного σύμβολον — разломанной монеты или статуэтки, знака, позволяющего двум незнакомым до того лицам опознать друг друга⁹. Верное соотношение закона веры и закона молитвы (lex orandi lex est credendi) достигается только в том случае, если культурные коды нашего богослужения работают в соответствии с идеей «отнесенности» и становятся «мостиками» для верующего, позволяющими достичь главной цели — совершения литургического акта через личное словесное приношение в пространстве общей молитвы церковного собрания.

Тайна Божества, находящаяся в самой сердцевине жизни Церкви, принципиально отличает христианство от прочих религиозных течений, прежде всего гностицизма. Если гностики кичились обладанием некоей тайны, ограничивая доступ к ней всех прочих, то в лице Православия мы видим иное. «В контексте христианства под понятием «тайна» не подразумевается обозначение только того, что является непостижимым и таинственным, загадкой или неразрешимой проблемой. Напротив, тайна есть то, что открывает себя нашему пониманию, но что мы никогда не поймем до конца»¹⁰. Эти слова митрополита Каллиста (Уэра) указывают на еще одно свойство «отнесенности», имеющее не только возвышенное богословское, но и вполне практическое значение — когда тайна Божия в лице Церкви присутствует в мире, освящает его, но миру не подчиняется и в нем не растворяется.

Об этом отец протопресвитер, в частности, говорил во время беседы в г. Гринвилл (штат Делавэр, США) 22 мая 1981 года. Выступление это впоследствии переведено в текстовый формат и озаглавлено «Между утопией и эскапизмом». Здесь американский протопресвитер указывает на две серьезные опасности, возникающие перед Церковью, если она по какой-то причине утрачивает стремление к «отнесенности» или отказывается от нее. Исходом подобного выбора становится либо бездумное стремление к несуществующему «завтра» (утопии), либо бегство от мира, замыкание в пространстве самоценных представлений и субкультурных установок. И то и другое, по его мнению, противоречит евангельскому учению о Церкви как о Царстве ­Божием, которое Спасителем сравнивается или с дрожжами (Мф. 13:33), или с семенем (Мф. 13:31-32). И то и другое, чтобы принести плоды, должно быть помещено в мертвую до времени среду и преобразить ее изнутри¹¹.

Утопия и эскапизм на подобное просто не способны. Первая, представляющая собой «максимальную проекцию в будущее»¹², готова пожертвовать «сегодня» ради «поющего завтра». Но никто не ответит вам на вопрос — «С какой стати завтра должно петь? Ведь люди будут умирать, кладбища расширяться и т.д.»¹³. Никто и ничто по-настоящему не волнуют утописта здесь и сейчас. Он всем готов пожертвовать, все разрушить ради выдуманного им завтра. Странным дополнением к подобной установке отцу Александру видится не менее опасное ­явление — эскапизм, или бегство от действительности. Его он описывал следующим образом: «Уход от действительности начинается с некоего умственного расположения и продолжается как поиск разного рода духовного опыта. Всем известно, что Бога не найдешь на Бродвее в Нью-Йорке, Бога нужно искать на синих горах в Индии, в ашрамах, в методах созерцания»¹⁴.

Эскапист подобно утописту бежит от сегодня, но не ради достижения мифического завтра, а ради замыкания в пространстве выдуманной им действительности, никак не соотносящейся с реальной историей. Насколько подобное опасно, свидетельствует, например, опыт старообрядческого раскола XVI века: «Флоровский считал, что для старообрядцев вместе с реформами Никона кончилась священная история, и потому они уходили «из истории в пустыню». Но на самом деле не столько уход из истории, «внеисторичность», был следствием раскола, сколько, наоборот, раскол — следствием вне­­историчности русской жизни»¹⁵.

Указанное обстоятельство вновь демонстрирует огромную опасность утраты обозначенной доктором богословия «отнесенности», которая (утрата) неминуемо заводит Церковь в ловушку, способную изъять человека или целую общность людей из живой истории, превратив их либо в гоголевского Манилова, равнодушного к настоящему, либо в носителей специфического субкультурья, напрочь оторванного от страданий дня сегодняшнего.

Сохранить верность Откровению

Шмемановская «отнесенность» призывает заботливо относиться к вопрошаниям истории, настаивает на освящении времени. Сын Божий однажды стал участником истории, но при этом не оказался ее пленником. В Спасителе миру была явлена освящающая и исцеляющая сила Божия, переданная Им Церкви и через нее указующая миру, что однажды для него наступит конец и одновременно полное изменение: «Вне эсхатологии невозможна христианская доктрина зла. Либо сам мир становится злом, либо же оно отождествляется с чем-то одним в мире (социальными структурами и т.д.). И то, и другое — ересь. Христа не нужно ни для ухода в мироотрицающий буддизм личного «спасения», ни для «социальной революции»»¹⁶.

Идея «отнесенности» не была выведена протопресвитером на основании каких-то сугубо теоретических изысканий, а имела вполне ощутимую опытную духовную основу. В «Дневниках» отец Александр Шмеман упоминает, что его память сохранила и разделила пройденную жизнь на четыре этапа: тридцатые годы — юность в Париже и причастность к лучшему периоду русской эмиграции; сороковые — война и закат прежнего мира, обретение семьи и рукоположение; пятидесятые — творчество и служение; шестидесятые — жертвенная вовлеченность в жизнь Православной Церкви в Америке и смерть друзей, единомышленников.

Наступившие семидесятые, а затем и восьмидесятые привели отца Александра к мысли: «И вдруг: такое сильное ощущение, что прошлого-то гораздо больше, чем будущего, что все отныне будет итогами, раскрытием того, что уже было, уже дано» (курсив из оригинала. — А.Б.)¹⁷. Уверенность в правильности выведенной им идеи «отнесенности» приходит к отцу Александру ровно в тот момент, когда внутри него возникает ощущение бренности жизни перед лицом Божественной вечности. С высоты прожитых лет он явственно понимал, насколько важно не поддаваться очарованию временного, человеческого и не пытаться заместить им Богооткровенное: «…изучение истории Церкви, конечно, должно освобождать человека от порабощения прошлому, типичного для православного сознания. Но это так в идеале, увы. Помню, как медленно я сам освобождался от идолопоклонства Византии, Древней Руси и т.д., от увлечения, от «игры»»¹⁸.

«Исторический путь Православия» — еще один монументальный труд автора — почти каждой своей страницей показывает и доказывает, насколько опасной является догматизация второстепенного, обусловленная все той же утратой чувства «отнесенности». Вместо того чтобы придать статус неизменной богооткровенной истины смысловому ядру учения, вновь и вновь осуществляется попытка догматизации культурной оболочки, временного контекста керигмы. Это прекрасно видно на примере всех наиболее известных ересей и расколов. Все они в той или иной степени становились следствием неспособности ряда мыслителей пожертвовать собственными культурными предпочтениями ради сохранения верности Откровению.

Арианство, несторианство, монофизитство в различных своих более «легких» проявлениях (например, монофелитства и иконоборчества) строятся на концептах, заимствованных из тех или иных философских систем и возведенных в статус догмата. Римский католицизм, безусловно, является результатом поместного представления о роли апостола Петра и природе церковного первенства¹⁹. Имеющийся исторический опыт позволяет согласиться с выводом, который делает внимательный читатель «Дневников» покойный профессор МДА Н.К. Гаврюшин: «Множество верующих, не исключая и представителей духовенства, часто понимают христианство как некую совокупность правил, норм, ритуалов… которую охотно отождествляют с церковным Преданием. При таком номистическом, или законническом, разумении веры внешнее оказывается неизбежно важнее внутреннего. То, что в конкретный исторический момент времени было свидетельством живого творчества духа, воспринимается благочестивыми, но не вошедшими в разум Истины верующими как закон, обязательные вериги, ибо подлинно духовного мерила у них нет, а передать оное из рук в руки невозможно: его необходимо стяжать»²⁰.

Указанное, впрочем, не означает, что богослов имел к временному выражению тайны Божественной вечности какое-либо презрение. Наоборот, идея «отнесения» помогала отца Александру видеть в литургическом наследии Церкви настоящую сокровищницу средств выражения богатства христианской веры. Но ему было важно, чтобы все это богатство не лежало мертвым грузом, а работало. Чтобы между человеческими преданиями и Божественным Преданием имелось напряжение «отнесенности», не позволяющее Церкви говорить с людьми на исключительно «своем» языке, сосредотачиваться на «своих» проблемах. Православие, по мнению протопресвитера, призвано прислушиваться к вопросам каждого нового поколения и уметь в том числе говорить на языке секулярной культуры. Богословие Церкви должно быть отвечающим, а не нападающим или защищающимся. В наше время недостаточно также лишь в одностороннем порядке возвещать людям некие истины. Надо отвечать на их вопросы. И ответы на эти вопросы должны быть выражены в таких культурных кодах, которые близки и понятны современным слушателям.

Именно в этом смысловом поле следует понимать неприятные на первый взгляд слова профессора: «Только в Церкви можно найти полный образ Христа. Это и есть дело богословия — и больше ничего. Но его одинаково заслоняют и «поп», и «богослов». Один поставил ставку (беспроигрышную) на вечную нужду человека в «священности», другой Самого Христа превратил в «проблему»»²¹. Здесь церковный историк пусть и резко, но в точности повторяет суть апостольской мысли, что никакой человек не имеет права занимать собой место Христа Спасителя или препятствовать общению с Ним, Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус (1 Тим. 2:5).

Практические предложения по реализации идеи «отнесенности» обнаруживаются в наследии публициста применительно к двум литургическим реформам: произошедшему глобальному изменению богослужебного уклада в Римско-Католической Церкви и, наоборот, несостоявшейся фиксации литургической традиции Православной Церкви в Америке по образцу дореволюционного лекала. В отношении первого отец Александр пишет неутешительные вещи. Модернистский кризис, развернувшийся у католиков на рубеже XIX-ХХ веков, не только, по мнению автора, не понудил Рим внутренне измениться, но, наоборот, усугубил имеющееся положение дел, когда вместо здоровых преобразований в лице II Ватикана произошла уступка сиюминутной выгоде запросов мира сего: «И за это Церковь (Католическая) расплачивается теперешней катастрофой. <…> Церковь ответила утверждением себя как голого авторитета (reductio ad absurdum) и как абсолютизма формул, то есть того же авторитета. И через несколько десятилетий лопнула — Ватикан II и вакханалия: разложение «авторитета»»²².

Искать в богослужении Христа

Католические реформы середины ХХ века стали для Шмемана не реализаций «отнесенности», не попыткой явить миру истинное эсхатологическое лицо христианства, присутствующего здесь, но говорящего о несводимом к земной реальности Царстве Божием, а еще одним не­удачным опытом «очищения»: «Не случайно «постватиканская» Церковь протестантизируется (отказ от авторитета, от понятия “ереси”, от тональности «объективности»). <…> Протестантизм был попыткой спасти веру, очистить ее от ее религиозной редукции и метаморфозы. Но он это сделал ценой отказа от эсхатологии, замены ее «спасением» предельно личным, индивидуальным. И потому — в сущности — отказом от Церкви…»²³

Легко указывать соседу на его неправоту. Значительно сложнее разбираться с собственными проблемами. Тут богослов, надо сказать, реалии нашей церковной жизни критикует нещадно: «На глубине Православие, мне кажется, давно уже «протестантизируется»: «верит» в нем каждый по-своему, но соединены все «религией», то есть храмом и обрядом. Отсюда двойное движение: если от религии к «вере», то к расцерковлению, к уходу в личную религию; если от «веры» к религии — то к Православию, Типикону, кадилу и иконам. Оба движения «неполноценны»: в одном торжествует индивидуализм (отрицание Церкви), в другом — «религия» (редукция Церкви) и, в сущности, тоже индивидуализм»²⁴.

На практике (если говорить прежде всего о богослужении) подобное положение дел проявляет себя в одновременно существующем сохранении Типикона и неследовании ему, в переносе суточных форм богослужения на не предназначенное им время (служение утрени вечером, а вечерни утром), в сокращении служб на основании мнения настоятеля, служащего в данный день рядового священника, регента или даже чтеца. Перечислять эти проявления литургического кризиса можно и дальше, но все они приводят, по мнению отца Александра, к последствиям двух типов: 1) сведению богослужения до уровня службы-схемы (поскольку требования «догматизированного» Типикона в полной мере исполнить невозможно) или 2) игнорированию устава как такового, превращению его в «фон» для выделения отдельных ярких песнопений или иных богослужебных элементов («концертов»).

И здесь вновь выходит на передний план идея «отнесенности»: насколько сложившееся в литургической области положение дел позволяет человеку по-настоящему соприкоснуться с эсхатологической природой Церкви как зачатка грядущего Царства Божия? Если и позволяет, то с большими затруднениями. Отец Александр признает, что Православной Церкви необходима литургическая реформа, но не в духе той, что прошла сначала в протестантизме, а затем в католицизме. В данном случае его мнение в общем и целом совпадает с позицией его современника протоиерея Георгия Флоровского, одного из выразителей принципов «неопатристического синтеза», сводимого к вдохновляющему девизу «вперед — к отцам».

Церкви, по мнению богослова, необходимо вернуться к «православному пониманию Божественной литургии как общего моления, общего приношения, общего благодарения и общего причащения»²⁵. Что на практике означает следующее: «…когда мы вернемся от наших новых и сомнительных обычаев к подлинной православной традиции, открывающейся нам в наших литургических текстах и комментариях отцов, будет исправлено прискорбное положение дел, преобладающее сегодня, при котором верующие более посетители, чем участники богослужения»²⁶.

Литургическая реформа, таким образом, для автора не сводится к каким-то внешним действиям («Существуют проблемы, которые нельзя решить с помощью указов или инструкций. Они никогда не разрешали никаких реальных проб­лем и не похоже, что разрешат их когда-либо в будущем»²⁷). Невозможно преодолеть кризис в области богослужения, редуцировав его до чего-то одного — подвергнув, например, изменению язык службы²⁸ или ее структуру. Речь идет о более глубокой вещи — «богослужение по самой своей природе должно быть понятно и осмысленно и в каждой своей части, в каждом слове, и в целом. Спешим оговорить со всей силой: речь идет совсем не о приспособлении его ко вкусам верующих или «к духу нашего времени», еще менее — о его «упрощении». На наших глазах совершалось достаточно много попыток такого рода «модернизации» службы, и известно, к чему они приводят»²⁹.

Проблема заключается в утрате частью духовенства и мирян понимания христоцентричности богослужения. Иными словами, утраты той самой «»отнесенности» всего к «другому», эсхатологизма самой жизни и всего в ней, который антиномически делает все в ней ценным и значительным. Источником же этого эсхатологизма, тем, что делает это «просвечивание», эту «отнесенность» возможными, является таинство Евхаристии, которым поэтому изнутри и определяется Церковь и по отношению к самой себе, и по отношению к миру, и по отношению к каждому отдельному человеку и его жизни. <…> …Для того чтобы этот опыт («проходит образ мира сего») стал возможным и реальным, нужно, чтобы в этом мире был дан также и опыт того самого, к чему все «отнесено» и относится, что через все «просвечивает» и всему дает смысл, красоту, глубину и ценность: опыт Царства Божия, таинством которого является Евхаристия»³⁰.

Что же делать и как же быть? Проанализировать имеющееся положение дел с точки зрения идеи «отнесенности». Помогает ли нынешний уклад церковных традиций (в том числе богослужебных) совершить богослужебному собранию то, к чему призывают его слова анафоры: «Еще приносим Ти словесную сию и безкровную Службу, и просим, и молим, и мили ся деем: низпосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащыя Дары сия»? И если находится то, что оказывается пусть древним и привычным, но в конечном счете «средостением», мешающим «отнесенности к главному», Церковь призвана пастырски задуматься над тем, что для нее важнее — человек или суббота?

Православное христианство ставит перед всеми нами нетривиальную задачу: вместо овна или голубицы мы должны предложить Богу «словесное приношение», осуществить в пространстве соборной молитвы Евхаристии свой собственный литургический акт, который абсолютно ничем не похож на языческо-магическое действо. Не о семейном счастье или успехе в карьере призваны мы молиться на Евхаристическом богослужении, но искать и находить в нем Самого Христа, ибо сказано: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и все это приложится вам (Мф. 6:33). Иначе опыт Церкви будет «заменен опытом храма плюс индивидуальной религии, изнутри лишенной всякой веры в смысле «осуществления ожидаемого и уверенности в невидимом»»³¹

Наше словесное приношение Богу, с одной стороны, должно опираться на многовековую литургическую традицию Церкви, а с другой — призвано стать выражением всецелого стремления к Отцу Небесному: духом, умом, чувствами, всей душой и всем телом. Эта полная посвященность, осознанность и устремленность основываются на все той же «отнесенности» — стремлении стать частью церковной реальности соединения вечного и временного, явленного миру во Христе Спасителе Царства будущего века. «Спасение только в углубленном, церковном, соборном и пастырском продумывании и медленном пояснении самой сущности православного богослужения»³², пастырскому разъяснению духовного феномена которого, той самой «отнесенности к главному», посвятил многие годы своего служения приснопамятный протопресвитер Александр Шмеман.

Священник Антоний Борисов

¹ Струве Н. Православие и культура. 2-е изд. М.: Русский путь, 2000. С. 204.

² Вукашинович В., свящ. Литургическое возрождение в ХХ в. История и богословские идеи литургического движения в Католической Церкви и их взаимоотношение с литургической жизнью Православной Церкви. М.: Христианская Россия, 2000. С. 157-158.

³ Шмеман А., протопр. Введение в литургическое богословие. М.: Крутицкое Патриаршее подворье, 1996. С. 9.

⁴ «Если мы обратимся к апостольским посланиям, то увидим как бы два понимания церковного Предания: Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы на­учены или словом или посланием нашим (2 Фес. 2:15); Завещаем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас… (2 Фес. 3:6). В этих двух отрывках апостол Павел немного по-разному использует этот термин. В первом отрывке он говорит о преданиях во множественном числе, во втором он говорит о единственном Предании. Это выражение позволило православным богословам развить следующую идею: в Церкви есть Предание и предания. Что же такое предания? Это древние обычаи, которые получены со времен апостольских от Христа через апостолов и сохраняются до нашего времени» (Малков П. Введение в литургическое предание: Таинства Православной Церкви. 4-е изд. М.: Изд-во ПСТГУ, 2016. С. 11).

⁵ Шмеман Александр, протопр. Дневники. 1973-1983.  М.: Русский путь, 2005. С. 51.

⁶ «Что такое, в чем эта «отнесенность»? Мне кажется, что именно этого я никак не могу объяснить и определить, хотя, в сущности, только об этом всю жизнь говорю и пишу (литургическое богословие). Это никак не «идея»: отталкивание от «идей», все растущее убеждение, что ими христианства не выразишь. Не идея «христианского мира», «христианского общества», «христианского брака» и т.д. «Отнесенность» — это связь, но не «идейная», а опытная. Это опыт мира и жизни буквально в свете Царствия Божия, являемого, однако, при посредстве всего того, что составляет мир: красок, звуков, движения, времени, пространства, то есть именно конкретности, а не отвлеченности. И когда этот свет, который только в душе, только внутри нас, падает на мир и на жизнь, то им уже все озарено, и сам мир для души становится радостным знаком, символом, ожиданием» (Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 52).

⁷ Шмеман А., протопр. Беседы на радио «Свобода». Т. 2. М.: Изд-во ПСТГУ, 2009. С. 429.

⁸ Мейендорф И., протопр. Введение в святоотеческое богословие. Минск: Лучи Софии, 2007. С. 17.

⁹ «Греческие святые отцы называли Тело Христа, хлеб, на Евхаристии символом. Но они ни в коем случае не имели в виду, что это означает (как понимают это на Западе) чисто символическое присутствие Христа в Евхаристии. Они использовали слово «символ» для обозначения того, что западные теологи имеют в виду под понятием «реальное присутствие». Символ указывает на то, что одна реальность может не только означать другую реальность, но и являть и передавать ее нам, и поэтому символ — больше, чем знак. Я знаю, что химическая формула Н2О означает воду, хотя никакой воды в самой формуле нет. У символа нет подобных ограничений, он участвует в той реальности, на которую указывает. Символ не просто умозрителен и воображаем, он — онтологичен и экзистенциален. Это — реальность, которая во всей полноте выражается, является и сообщается через другую реальность» (Шмеман А., протопр. Собрание статей 1947-1983. М.: Русский путь, 2009. С. 242-243).

¹⁰ Каллист (Уэр), епископ Диоклийский. Православный путь. СПб.: Алетейя, 2005. С. 21.

¹¹ «Как закваска тогда только заквашивает тесто, когда бывает в соприкосновении с мукою, и не только прикасается, но даже смешивается с нею (потому и не сказано — «положи», но — «скры»), так и вы, когда вступите в неразрывную связь и единение со врагами своими, тогда их и преодолеете. И как закваска, будучи засыпана мукою, в ней не теряется, но в скором времени всему смешению сообщает собственное свойство, так точно произойдет и с проповедью. Итак, не страшитесь, что Я сказал о многих напастях: и при них вы просияете и всех преодолеете» (Иоанн Златоуст, свт. Толкование на Евангелие от Матфея: В 2-х кн.  Книга вторая. М.: Cибирская Благозвонница, 2010. С. 11).

¹² Шмеман А., протопр. Вера и Церковь: Сборник.  М.: Книжный клуб Книговек, 2021. С. 437.

¹³ Там же. С. 438.

¹⁴ Там же. С. 441.

¹⁵ Хондзинский П., прот. «Ныне все мы болеем теологией»: Из истории русского богословия предсинодальной эпохи. М.: Изд-во ПСТГУ, 2013. С. 27.

¹⁶ Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 159.

¹⁷ Там же. С. 126.

¹⁸ Там же. С. 124.

¹⁹ Выступая в качестве наблюдателя перед участниками II Ватиканского собора, отец Александр констатировал следующее: «В структуре Церкви, безусловно, существует некоторый плюрализм, однако здесь о нем ничего не сказано. Здесь другие приоритеты… и что касается ex sese. В документе (догматической конституции Lumen gentium. — А.Б.) полномочия епископата постоянно рассматриваются как уступка, тогда как папе принадлежит безоговорочная власть. Каждое положение, касающееся епископата, имеет обязательную ссылку на папу и его полномочия» (История II Ватиканского собора. Т. III: Сформировавшийся собор / общ. ред. Дж. Альбериго, А. Бодрова, А. Зубова. М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2005. (История Церкви). С. 85).

²⁰ Гаврюшин Н.К. Русское богословие. Очерки и портреты. Н. Новгород: Изд-во Нижегородской духовной семинарии, 2011. С. 638-639.

²¹ Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 72.

²² Там же. С. 157.

²³ Там же. С. 348.

²⁴ Там же.

²⁵ Шмеман А., протопр. К вопросу о литургической практике (письмо моему епископу) / Текст: электронный // URL: http://pravoslavie.by/page_book/bogosluzhenie-i-tainstva.

²⁶ Там же.

²⁷ Там же.

²⁸ «Переводчиками движет наивное убеждение, что если «знать» греческий, церковнославянский и английский, то даже с такими шедеврами православной гимнографии, как Великий канон святого Андрея Критского или Акафист Пресвятой Богородице, «не будет проблем». Но, сказать по правде, результаты выходят порой самые плачевные. В лучшем случае мы получаем вялые, невнятные и «сомнительные» (с точки зрения английского языка) тексты вроде следующих: «Не хвались, ибо ты есть плоть, и троекратно ты отречешься от Меня, — от Меня, Кого все создание благословляет и прославляет во все времена»; «Ты подведешь Меня, Симон Петр, — говорит Господь, — едва лишь произнесется это слово о тебе, хоть ты в себе и уверен, и служанка, приблизившись весьма скоро, поверг­нет тебя в смятение». В худшем же случае появляются примерно такие строки: «Телица рыдала, созерцая Тельца, повешенного на древе»» (Шмеман А., протопр. Проблемы Православия в Америке: Собрание статей 1947-1983. М.: Русский путь, 2009. С. 488-489).

²⁹ Шмеман А., протопр. Богослужение и богослужебная практика: Собрание статей 1947-1983. М.: Русский путь, 2009. С. 175.

³⁰ Шмеман Александр, протопр. Дневники. С. 58.

³¹ Там же. С. 348.

³² Шмеман А., протопр. Богослужение и богослужебная практика. С. 176.

«Церковный вестник»/Патриархия.ru

План-конспект уроков(2часа) в 6 классе на тему: «Становление Древнерусского государства».

Цель: сформировать представление о процессе становления Древнерусского государства и роли первых князей из династии Рюриковичей в этом процессе

Задачи урока:

Предметные:обучающиеся объясняют смысл понятий: государство, князь, дружина, полюдье, реформа, урок, погост;

показывают на карте территорию Древней Руси, крупнейшие города – центры племенных союзов восточных славян; торговые пути, военных походы первых русских князей;

раскрывают причины и называют время образования Древнерусского государства;

систематизируют материал о деятельности первых русских князей на основании учебника, отрывков из «Повести временных лет», трудов известных историков;

дают оценку роли первых русских князей в становлении Древней Руси

Формирование личностных УУД:обучающиеся осознают свою идентичность как гражданина страны,дают оценку социально-нравственному опыту, деятельности предшествующих поколений, выражают положительное отношение к процессу познания

Формирование познавательных УУД:обучающиеся учатся раскрывать причины и называть время образования Древнерусского государства. Показывают на карте главные торговые пути Древней Руси. Учатся анализировать различные точки зрения о происхождении Древнерусского государства, высказанные историками. Учатся работать с историческими документами, анализировать их и делать выводы.

Формирование коммуникативных УУД:планируют цели и способы взаимодействия, понимают позицию партнера, согласуют с ним свои действия, проявляют заинтересованность не только в личном успехе, но и в решении проблемных заданий всей группы

Формирование регулятивных УУД:Обучающиеся учатся основам саморегуляции в познавательной деятельности в форме осознанного управления своей учебной деятельностью, направленной на достижение поставленных учителем задач. Осуществляют рефлексию собственной деятельности на уроке.

Тип урока: урок усвоения новых знаний

Формы работы на уроке:индивидуальная, групповая

Методы:словесный, наглядный, практический

Современные образовательные технологии:проблемного обучения, «Гражданский форум»

Ресурсы:учебник под ред. А.В. Торкунова «История России. 6 класс. Часть 1. М.: «Просвещение», 2016г., карта «Русь в IX- Xвв.», атласы по истории России для 6 класса, фрагменты летописей, трудов историков

Оформление кабинета:настенная карта «Русь в IX- Xвв., книги по истории Древней Руси, портрет президента РФ В.В. Путина, флаг государства, папки учащихся о первых русских князьях, эпиграф к уроку «Вoт повести минувших лет, откуда пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить и как возникла Русская земля». На доске записаны число, классная работа, домашнее задание, В ходе урока на доске записываются тема, план урока, основные даты, понятияи термины, персоналии.

Основные понятия и термины: государство, князь, дружина, дань, полюдье, реформа, уроки, погосты

Основные даты:860- первый большой поход русов на Константинополь.

862г. – призвание варяжских князей в славянские и угро-финские земли.

882г- объединение Новгорода и Киева. Образование Древнерусского государства

907г. – поход князя Олега на Константинополь.

911г. – первый письменный договор Руси с Византией. 912-945гг. – правление князя Игоря в Киеве. 941г., 944г. походы князя Игоря на Константинополь. 945-964гг. – правление княгини Ольги в Киеве. 964-972гг. – правление князя Святослава в Киеве.

Персоналии: Рюриковичи: Олег, Игорь, Ольга, Святослав

Домашнее задание:вопросы и задания к параграфу 5. Посмотреть документальный сериал (серии 2-4) «Правители Руси». Использовать информацию в рассказе о деятельности первых русских князей(в группах по заданному алгоритму).

Ход урока

Приложение

Задание №3:вы доказали, что у восточных славян существовали предпосылки, то есть условия для возникновения государства. Теперь вам предстоит выяснить, где, когда и как оно возникло. Используя материал параграфа 5 на стр.41 (п.2), атлас стр. 6, придумайте и заполните импровизированный документ «Свидетельство о рождении Древнерусского государства». Как образец используйте свои ксерокопии свидетельств о рождении. На выполнение работы не более 5 минут

Свидетельство о рождении

Имя____________________________________________________________________________________________

Место рождения_________________________________________________________________________________

Дата рождения__________________________________________________________________________________

Отец___________________________________________________________________________________________

Народ(-ы), создавший(-е) государство_______________________________________________________________

Свидетельство выдано на основании________________________________________________________________

Кем выдан ______________________________________________________________________________________

Дата выдачи_________________

Оценка

Группа №1 Задание №5:вы получили исторический документ. Прочитайте текст.

Н. М. КАРАМЗИН. «ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО»

Начало российской истории представляет нам удивительный и едва ли не беспримерный в летописях случай: славяне добровольно уничтожают свое древнее народное правление и требуют государей от варягов, которые были их неприятелями. Везде меч сильных или хитрость честолюбивых вво­дили самовластие (ибо народы хотели законов, но боялись неволи): в России оно утвердилось с общего согласия граждан: так повествует наш летописец — и рассеянные племена славянские основали государство, которое граничит ныне с древнею Дакиею и с землями Северной Америки, с Швециею и с Китаем, соединяя в пределах своих три части мира. Великие народы, по­добно великим мужам, имеют свое младенчество и не должны его стыдиться: отечество наше, слабое, разделенное на малые области до 862 года, по лето­счислению Нестора, обязано величием своим счастливому введению мо­нархической власти.

Мы думаем, что варяги, овладевшие странами чуди и славян за несколько лет до того времени, правили ими без угнетения и насилия, брали дань лег­кую и наблюдали справедливость. Господствуя на морях, имея в IX веке сно­шение с Югом и Западом Европы, варяги, или норманны, долженствовали быть образованнее славян и финнов, заключенных в диких пределах Севера, могли сообщить им некоторые выгоды новой промышленности и торговли, благодетельные для народа. Бояре славянские, недовольные властию завое­вателей, которая уничтожала их собственную, возмутили, может быть, сей на­род легкомысленный, обольстили его именем прежней независимости, воору­жили против норманнов и выгнали их; но распрями личными обратили свободу в несчастье, не умели восстановить древних законов и ввергнули оте­чество в бездну зол междоусобия. Тогда граждане вспомнили, может быть, о выгодном и спокойном правлении норманнском: нужда в благоустройстве и тишине велела забыть народную гордость; и славяне, убежденные — так гово­рит предание — советом новгородского старейшины Гостомысла, потребова­ли властителей от варягов.

Братья, именем Рюрик, Синеус и Трувор, знаменитые или родом или де­лами, согласились принять власть над людьми, которые, умев сражаться за вольность, не умели ею пользоваться. Держава трех владетелей от Белоозерапростиралась только до Эстонии и Ключей Славянских, где видим остатки древнего Изборска. Сия часть нынешней С.-Петербургской, Эстляндской, Новгородской и Псковской губерний была названа тогда Русью, по имени князей варяго-русских.

Двое из единоземцев Рюриковых, именем Аскольд и Дир, может быть, недовольные сим князем, отправились с товарищами из Новгорода в Кон­стантинополь искать счастья; увидели, на высоком берегу Днепра малень­кий городок и спросили: чей он? Им ответствовали, что строители его, три брата, давно скончались и что миролюбивые жители платят дань хазарам.

Сей городок был Киев. Аскольд и Дир завладели им; присоединили к себе многих варягов из Новгорода; начали под именем россиян властвовать как государи в Киеве. Таким образом, варяги основали две самодержавные об­ласти в России: Рюрик на Севере, Аскольд и Дир на Юге.

Рюрик княжил единовластно, по смерти Синеуса и Трувора, 15 лет в Нов­городе и скончался в 879 г., вручив правление и малолетнего сына, Игоря, родственнику своему Олегу.

1.Определите, какой теории придерживался автор документа_________________________________________________

2. Ответ аргументируйте (не менее 3 позиций)______________________________________________________________

______________________________________________________________________________________________________

______________________________________________________________________________________________________

На выполнение работы не более 5 минут.

Оценка

Группа №2 Задание №5:вы получили исторический документ. Прочитайте текст.

Б. А. РЫБАКОВ. «МИР ИСТОРИИ»

Варяги появились в Восточной Европе, когда Киевское государство уже сложилось. Сфера реального проникновения отрядов варягов-шведов в славяно-финские земли ограничена тремя северными озерами: Чудским, Ильменем и Белоозером. Столкновения с местным населением происхо­дили с переменным успехом: то «находникам варягам» удавалось взять дань со славян и чуди, то местные племена «изгънашаварягы за море и не даша им дани». Единственный раз за все Средневековье предводителю ва­ряжского отряда совместно с северными славянами удалось обманным пу­тем, прикинувшись хозяином купеческого каравана, захватить на некото­рое время власть в Киеве, убив законного князя. Этот предводитель, Олег, объявленный создателем государства Руси, достоверно известен только попоходу на Византию в 907 году и дополнительному договору 911 года. В походе кроме варягов участвовали войска девяти славянских племен. По­ведение Олега после взятия дани с греков крайне странно и никак не вяжется с обликом строителя Державы — он просто исчез с русского го­ризонта: сразу же после похода «иде Олег к Новугороду и оттуда в Ладо­гу. Друзии же сказають, яко идущю ему за море и уклюнузмиа в ногу с того умре». Никакого потомства на Руси этот мнимый основатель госу­дарства не оставил.

Варяги использовались на Руси в X—XI веках как наемная военная сила. Нанимали варягов Святослав и его сын Владимир. Варягов нанимали на грязные убийства: варяги убили князя Глеба. Против бесчинства наемных ва­рягов в Новгороде была направлена Русская Правда, ставившая варяга-обид­чика в неполноправное положение по сравнению с обиженным новгородцем: новгородцу суд верил на слово, а иноземец должен был представить двух сви­детелей.

Если признать варягов создателями государственности для славян, трудно объяснить то обстоятельство, что государственным языком Руси был не шведский, а русский. Договоры с Византией в X веке писались на языках греческом и русском. Проверяя тенденциозно отобранные норманистами аргументы, следует обратить внимание, что тенденциозность появи­лась в самих наших источниках, восходящих к «Повести временных лет» Нестора. Как доказал в свое время превосходный знаток русского летопи­сания А. А. Шахматов, историческое сочинение Нестора претерпело пере­работку. Нестор был киевлянином и в основу своих изысканий положил вопросы, связанные со славянским югом, с Киевом и Поднепровьем. Его редактором был князь Мстислав, внук английского короля, зять шведского короля, воспитанный новгородским боярством (и женившийся вторым бра­ком на новгородской боярышне). Для него эпические легенды о призвании князей были знакомым сюжетом, применявшимся к истории разных север­ных королевств. Для него Новгород и варяжский Север являлись естествен­ной жизненной средой, а киевское боярство — враждебной силой. Переде­лывая русскую историю на свой лад, князь Мстислав искусственно выдвинул Новгород на первое место, заслонив им Киев, неправомерно пере­нес зарождение русской государственности на север и вплел в повествова­ние варягов-завоевателей, варягов-организаторов.

1.Определите, какой теории придерживался автор документа_________________________________________________

2. Ответ аргументируйте (не менее 3 позиций)______________________________________________________________

______________________________________________________________________________________________________

______________________________________________________________________________________________________

На выполнение работы не более 5 минут.

Оценка

Группа №3Задание №5:вы получили исторический документ. Прочитайте текст.

В.О.Ключевский «СКАЗАНИЕ О ПРИЗВАНИИ КНЯЗЕЙ»

      Появлением этих варяжских княжеств вполне объясняется и занесённое в нашу Повесть о начале Руси сказание о призвании князей из-за моря. По этому сказанию, ещё до Рюрика варяги как-то водворились среди новгородцев и соседних с ними племён славянских и финских, кривичей, чуди, мери, веси, и брали с них дань. Потом данники отказались её платить и прогнали варягов назад за море. Оставшись без пришлых властителей, туземцы перессорились между собою; не было между ними правды, один род восстал на другой и пошли между ними усобицы. Утомлённые этими ссорами, туземцы собрались и сказали: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил нас по праву». Порешив так, они отправили послов за море к знакомым варягам, к Руси, приглашая желающих из них прийти владеть пространной и обильной, но лишённой наряда землёй. Три родных брата откликнулись на зов и пришли «с роды своими», т. е. с дружинами земляков. Если снять несколько идиллический покров, которым подёрнуто это сказание, то пред нами откроется очень простое, даже грубоватое явление, не раз повторявшееся у нас в те века. По разным редакциям начального летописного свода рассеяны черты предания, позволяющие восстановить дело в его действительном виде. Собрав их, узнаем, что пришельцы призваны были не для одного внутреннего наряда, т. е. устройства управления. Предание говорит, что князья-братья, как только уселись на своих местах, начали «города рубить и воевать всюду». Если призванные принялись прежде всего за стройку пограничных укреплений и всестороннюю войну, значит, они призваны были оборонять туземцев от каких-то внешних врагов, как защитники населения и охранители границ. Далее князья-братья, по видимому, не совсем охотно, не тотчас, а с раздумьем приняли предложение славянофинских послов, «едва избрашась, — как записано в одном из летописных сводов, — боясь звериного их обычая и нрава». С этим согласно и уцелевшее известие, что Рюрик не прямо уселся в Новгороде, но сперва предпочел остановиться вдали от него, при самом входе в страну, в городе Ладоге, как будто с расчётом быть поближе к родине, куда можно было бы укрыться в случае нужды. В Ладоге же он поспешил «срубить город», построить крепость тоже на всякий случай, для защиты туземцев от земляков-пиратов или же для своей защиты от самих туземцев, если бы не удалось с ними поладить. Водворившись в Новгороде, Рюрик скоро возбудил против себя недовольство в туземцах: в том же летописном своде записано, что через два года по призвании новгородцы «оскорбились, говоря: быть нам рабами и много зла потерпеть от Рюрика и земляков его». Составился даже какой-то заговор: Рюрик убил вождя крамолы, «храброго Вадима», и перебил многих новгородцев, его соумышленников. Чрез несколько лет ещё множество новгородских мужей бежало от Рюрика в Киев к Аскольду. Все эти черты говорят не о благодушном приглашении чужаков властвовать над безнарядными туземцами, а скорее о военном найме. Очевидно, заморские князья с дружиною призваны были новгородцами и союзными с ними племенами для защиты страны от каких-то внешних врагов и получали определённый корм за свои сторожевые услуги. Но наёмные охранители, по-видимому, желали кормиться слишком сытно. Тогда поднялся ропот среди плательщиков корма, подавленный вооружённой рукою. Почувствовав свою силу, наёмники превратились во властителей, а своё наёмное жалованье превратили в обязательную дань с возвышением оклада. Вот простой прозаический факт, по-видимому, скрывающийся в поэтической легенде о призвании князей: область вольного Новгорода стала варяжским княжеством.

1.Определите, какой теории придерживался автор документа_________________________________________________

2. Ответ аргументируйте (не менее 3 позиций)______________________________________________________________

______________________________________________________________________________________________________

______________________________________________________________________________________________________

На выполнение работы не более 5 минут.

Оценка

Сочинение.
Эзопов язык в произведениях «Сказок» М.Е.Салтыкова-Щедрина

Эзопов язык, или иносказание, — восходящая к незапамятным временам форма художественной речи. Недаром она связывается с именем Эзопа — полулегендарного создателя греческой басни, жившего, по видимому, в шестом веке до нашей эры. Как гласит предание, Эзоп был рабом, а потому не мог открыто высказывать свои убеждения и в баснях на сюжеты из жизни животных изображал людей, их взаимоотношения, достоинства и недостатки. Однако далеко не всегда эзопов язык — вынужденная мера, результат недостатка решимости; есть люди, у которых непрямая, иносказательная манера выражения мыслей становится как бы увеличительным стеклом, помогающим увидеть жизнь более глубоко. Среди русских писателей наиболее заметные таланты, применявшие эзопов язык, — это И. А. Крылов и М. Е. Салтыков-Щедрин. Но если в баснях Крылова иносказание “расшифровывается” в морали (положим, Демьянова уха уподобляется творениям писателя-графомана), то в произведениях Салтыкова-Щедрина читатель сам должен понять, какая же реальность стоит за полусказочным-полуфантастическим миром писателя. Вот сплошь построенная на иносказании “История одного города”. Что такое — город Глупов? Типичный, “средне- статистический” русский губернский город? Нет. Это условное, символическое изображение всей России, недаром писатель подчеркивает, что его границы расширяются до пределов всей страны: “Выгонные земли Византии и Глупова были до такой степени смежны, что византийские стада почти постоянно смешивались с глуповскими, и из этого выходили беспрестанные пререкания”. А кто такие глуповцы? Как ни горестно признать, но глуповцы — это россияне. Об этом свидетельствуют, во-первых, события русской истории, которые хотя и даны в сатирическом освещении, но все же легко узнаются. Так, известная по летописям борьба славянских племен (полян, древлян, радимичей и др.) и их последующее объединение пародируются Салтыковым-Щедриным в изображении того, как головотяпы враждовали с соседскими племенами — лукоедами, лягушечниками, рукосуями. Кроме того, увидеть в глуповцах русских заставляют и такие подмеченные писателем качества, как лень, бездеятельность, неспособность быть мужественными строителями собственной жизни, и отсюда страстное желание вручить кому-нибудь свою судьбу, лишь бы самим не принимать ответственных решений. Одна из первых страниц глуповской истории — поиски правителя. После того как далекие предки глупов-цев Волгу толокном замесили, потом свинью за бобра купили, рака с колокольным звоном встречали, батьку на кобеля променяли, они решили найти князя, но только непременно глупого: “Нам глупый-то князь, пожалуй, еще лучше будет! Сейчас мы ему коврижку в руки: жуй, а нас не замай!” Сквозь эту изображенную Салтыковым-Щедриным историю отчетливо проглядывает летописное сказание о приглашении варяжских князей на русскую землю; причем летописец подчеркивает, что русские решаются на иноземную власть над собой, убедившись в собственной несостоятельности: “Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет…” Кроме указанных иносказаний есть в “Истории одного города” и более конкретные соответствия: Негодяев — Павел I, Беневоленский — Сперанский, Угрюм-Бурчеев — Аракчеев. В образе Грустилова, возвысившего дань с откупа до пяти тысяч в год и умершего от меланхолии в 1825 году, дан сатирический портрет Александра I. Однако нельзя сказать, что горький смех над русской судьбой свидетельствует об историческом пессимизме писателя. Финал книги говорит о бессилии Угрюм-Бурчеева остановить течение реки, в чем можно видеть иносказание о том, что безрезультатны усилия тиранов остановить течение жизни. Понимать Эзопов язык необходимо и при чтении сказок Салтыкова-Щедрина. Например, сказка “Премудрый пескарь”, повествующая о дрожащей от страха за свою жизнь рыбке, разумеется, выходит за рамки “жизни животных”: пескарь — это символическое воплощение трусливого, эгоистичного обывателя, равнодушного ко всему, кроме себя. “Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил” также полна иносказаний. Мужик, вьющий по приказанию генералов веревочку, чтобы привязать себя, олицетворяет собой рабскую покорность народа. Генералы думают, что французские булки на дереве растут; эта сатирическая деталь иносказательно изображает, насколько далеки крупные чиновники от реальной жизни.
Салтыков-Щедрин о себе сказал: “Я — Эзоп и воспитанник цензурного ведомства”. Но, наверное, щедринское иносказание — это не только необходимость, вызванная цензурными соображениями. Безусловно, Эзопов язык помогает создать глубокий, обобщенный образ действительности, а значит, лучше понять саму жизнь.