Позор в балетном классе рассказ

Когда Петя вошел в класс, ребята сразу окружили его.
— Новенький, новенький! — закричали они.
Высокий мальчик раздвинул ребят и, подойдя к новичку, протянул ему загорелую, крепкую руку:
— Давай знакомиться! Игорь.
Петя улыбнулся, тряхнул протянутую к нему руку и, обращаясь ко всем, сказал:
— А меня зовут Петя Набатов.
— Набатов? Здорово!
— Хорошая фамилия!
— Молодец, что приехал!
— У нас самые дружные ребята!
— Почти все хорошо учатся, только вот Бунька подводит! — перебивая друг друга, шумно заговорили ребята.
Игорь прищурил глаза и, облокотившись на парту, осторожно спросил:
— Ну, а ты, Набатов, вообще, как учишься?
Ребята примолкли и с интересом ждали ответа. Петя пожал плечами и усмехнулся:
— Странный вопрос!.. Я отличник, конечно!
— Отличник? — Игорь весело хлопнул новичка по плечу.
— Игорь, где ему сесть?
— Садись на заднюю парту, Набатов! — сказал Игорь.
— Почему на заднюю? — недовольно спросил Петя.
— Да ты не обижайся. У нас такое правило: мы отличников всегда на задние парты сажаем. Я сам там сижу. А отстающие у нас поближе к учителю сидят, чтоб на виду были.
— А, ну хорошо! Я не знал.
Ребята торжественно проводили Петю к его парте и, окружив со всех сторон, стали рассказывать ему все школьные новости.
После звонка в класс вошел учитель.
— Андрей Александрович! А у нас новенький!
— Отличник! — похвастался круглолицый Бунька.
— Отличник? Очень приятно. А ты откуда знаешь? — улыбнулся Андрей Александрович.
— Сразу видно! На глазок! — засмеялся Бунька.
— Жалко, что ты себя не видишь на глазок, — пошутил учитель и взглянул на задние ряды парт, где сидел новый ученик.
— Ну, новенький, здравствуй! Давай познакомимся. Как твоя фамилия?
— Петя Набатов, — отчетливо сказал новичок, поправляя курточку и приглаживая черные, коротко подстриженные волосы. — Я учился в Томске.
— Хороший город, — сказал учитель. — Ты как-нибудь нам расскажешь о нем.
Начался урок. Андрей Александрович вызывал ребят к доске. Несколько раз спросил с места Набатова. На вопросы Петя отвечал без запинки.
— Хорошо! Очень хорошо, Набатов! — хвалил учитель.
Ребята торжествующе переглядывались, подталкивая соседей локтями.
Бунька, как волчок, вертелся на парте и громко шептал своему соседу:
— Ого! Какой круглый отличник!
— Пожалуй, даже сильней Игоря!
Витя Волков с любопытством разглядывал новичка. Ему были видны коротко подстриженный затылок мальчика, высокий воротник его курточки, спина и плечи, которые он держал ровно и прямо.
«Молодец! — думал Витя. — Ничего не боится и держится как-то хорошо. Интересно познакомиться с таким поближе!»
* * *
После уроков ребята подходили к Пете и одобрительно хлопали его по плечу, а в раздевалке Витя Волков спросил:
— Тебе в какую сторону?
— Мне налево. А что?
— Хочешь, пойдем вместе погуляем? Я тебе нашу Москву-реку покажу.
Петя согласился. Мальчики бродили часа два по улицам, разглядывая памятники, проехались на метро. Потом остановились на набережной и долго смотрели на высокие башни Кремля.
Провожая Петю домой, Витя предложил ему почаще после уроков прогуливаться вместе по Москве.
— Пойдем завтра же? — сказал Петя.
— Завтра мне нельзя. Я завтра к одному товарищу иду. Он болеет, и мы все по очереди носим ему уроки. Три дня один, потом три дня другой, а завтра как раз моя очередь начинается.
— Ого! По три дня! Ну ладно. Так ты занеси уроки, а я подожду тебя, и пойдем!
— Ну нет! Так не выйдет. Обычно как придешь, так уж весь вечер просидишь. То уроки с ним вместе сделаешь, то в шахматы поиграешь. А сколько новостей надо рассказать! Ведь ему же скучно одному, а нас много, вот мы и распределились.
— Не люблю я больных… — поморщился Петя.
— Нет, он хороший парень. Мы его любим! — горячо сказал Витя.
— Ну ладно. В общем, значит, через три дня, как ты освободишься, пойдем в музей.
— Хорошо, конечно! А потом можно сходить и в кино…
Мальчики подружились.
— Ты знаешь, — говорил Витя, — у нас в классе, конечно, не все ребята одинаковые… ну, там по характеру, что ли… Но все-таки класс у нас очень дружный, ребята боевые, всем интересуются. Кто что услышит, сейчас расскажет; иногда поспорим. Один то, другой это слышал…
— Можно что-нибудь придумывать вместе, — мечтательно сказал Петя, — а потом на пионерском сборе обсуждать…
В классе Петя охотно делился с товарищами всем, что знал, умел интересно рассказывать о том, что увидел где-нибудь сам или прочитал в какой-нибудь книге. Постепенно Петина парта стала самым оживленным местом в классе. Около нее постоянно толпились ребята. Классный организатор Игорь радовался, и единственно, что беспокоило его, — это поведение Набатова на уроках. Петя как будто томился и скучал, когда учитель вызывал к доске другого ученика. При всякой ошибке он с усмешкой откидывался на спинку парты и громко заявлял:
— Неверно! Неправильно! — и порывался ответить.
Даже Андрей Александрович часто делал ему замечания:
— Набатов, подожди. Пусть сам сообразит.
Ученик, стоя у доски, начинал нервничать, поминутно оглядывался на Петю и окончательно терялся, увидев на его лице улыбку. Как-то раз после такого случая Игорь подошел к Пете и дружески сказал:
— Ты отличник, тебе все легко дается, а другим трудно; поэтому, когда они отвечают, ты их не сбивай зря.
Петя обиделся и запальчиво сказал:
— Как это — не сбивай? Я никого не сбиваю. Если что неправильно, указать ошибку каждый может.
— А тебя не просят раньше времени указывать, потому что если человек спокойно подумает, то и сам скажет, без твоей помощи! — рассердился Игорь.
Ребятам не хотелось ссориться с Петей, но все-таки они тоже сказали:
— Нехорошо, Набатов, получается! Стоишь у доски, думаешь, мучаешься, а тут вдруг перебивает кто-то! Так, может, сам бы нашел ошибку, и Андрей Александрович не засчитал бы, а так выходит, что другой за тебя ответил.
Набатов дернул плечами:
— Лучше б уроки готовили как следует и не придирались к другим!
Он ушел недовольный. Витя тоже не стал его ждать в раздевалке, чтобы вместе идти домой. У обоих осталось неприятное чувство. Петя был уверен, что класс просто завидует ему.
Витя Волков, идя домой, думал о товарище: «Как это Петя не понимает, что нехорошо вечно выскакивать? Да еще не хочет слушать, что ему говорят, как будто все к нему зря придираются!» На другой день Петя вел себя по-прежнему. Игорь хмурился и сердито кусал губы. Витю начинало сильно раздражать вызывающее поведение Набатова. Сидя на уроках позади Пети, он глядел на его прямые плечи и сердито думал про себя:
«Ишь воображала! Не сидит, а торчит на парте».
Время шло. Прогулки Набатова и Вити по Москве давно прекратились, и, хотя оба мальчика втайне жалели об этом, никто не хотел заговаривать о них первый.
«Наплевать! — горько думал Витя. — Можно со всяким в музей пойти… Жаль только, что я с ним как с товарищем говорил, а он просто выскочка, и все!»
Внимание ребят от Пети неожиданно отвлек Бунька. Один раз Андрей Александрович при всех крепко отчитал мальчика за Лень и неряшливость в домашних заданиях, а потом сказал, обращаясь ко всему классу:
— Приближается конец первой четверти. Почти все отстающие подтянулись, но у Буни Пронина никакого желания подтянуться я не вижу. Ваше общее дело — повлиять как-то на товарища, помочь ему выправиться.
Ребята обрушились на Буньку:
— Ты что думаешь, на самом деле?
— Весь класс подвести хочешь?
Договорившись с товарищами, Витя Волков начал помогать Буньке: проверял тетради, спрашивал домашние задания. Часто они оба оставались после уроков. Дела у Вити прибавилось, и, когда снова подошла его очередь идти к больному товарищу, Игорь сказал, что вместо Вити пойдет Набатов.
Однажды утром Волков подошел к Набатову. Петя сидел за партой и повторял урок.
— Тебе сегодня к Володе идти, — сказал ему Витя.
— Куда? — не поднимая головы от книги, переспросил Петя.
— К Володе Светлову. Ну, к тому товарищу, который болеет. Класс решил послать тебя вместо меня, потому что я сейчас с Бунькой занимаюсь, а твоя очередь все равно скоро подойдет. Так вот: четверг, пятница и суббота. Не забудь. Отнесешь ему уроки и вообще посидишь с ним: расскажешь, что в классе делается…
— Да я же с ним незнаком совсем! — с раздражением сказал Петя.
— Это ничего. Я ему все рассказывал о тебе. Он очень хочет тебя видеть, посоветоваться о чем-то…
Петя пожал плечами, но спросил адрес. Витя тут же вырвал из блокнота листок, написал название улицы, номер дома, квартиры и отошел.
В этот же день Андрей Александрович вызвал Буньку. Ребята взволновались.
Бунька стоял у доски красный как кумач и робко поглядывал на товарищей. Те молча старались ободрить его взглядами и улыбками. Витя кивал ему головой. Один Петя сидел равнодушно, положив на парту правую руку и разглядывая свои ногти.
Учитель задал вопрос. Бунька ответил.
Андрей Александрович спросил еще что-то. Бунька опять ответил. Ребята весело переглянулись.
— Хорошо, — сказал Андрей Александрович. — Возьми мел!
Он перелистал страницы учебника и медленно продиктовал несколько предложений.
Бунька осторожно водил мелом по доске, поминутно оглядываясь на товарищей. Товарищи, привстав на партах, следили за каждым словом и одобрительно кивали головами.
Андрей Александрович посмотрел на доску.
— Хорошо, — еще раз сказал он, глядя, как Бунька дописывает внизу доски последние слова. — Молодец!
— Неправильно! — вдруг послышался голос Пети. — В данном случае отрицание пишется отдельно от имени существительного, а у него вместе.
— Правильно! Правильно! Держись, Бунька! — закричал класс.
Но было уже поздно. Бунька поспешно стер написанные слова и в замешательстве остановился.
— У него было отдельно! Там было мало места, и буквы близко стояли, а так все правильно было! — крикнул Игорь.
— Правильно! Правильно! — зашумел класс.
— Тише, — сказал Андрей Александрович и положил руку на плечо Буньки.
— Почему ты стер эти слова, ты же правильно написал их? — ласково спросил он. — Значит, ты не уверен?
— Его сбили! Сбили! — закричали ребята.
Андрей Александрович нахмурился, на лбу его появилась резкая морщинка; он перевел взгляд на Петю Набатова:
— Ты нашел ошибку, Набатов?
— Мне показалось, что Пронин написал неправильно, — сказал Петя.
— В следующий раз я прошу тебя не торопиться, — недовольно сказал учитель. — А тебе, Пронин, надо отвечать уверенней.
После урока ребята сорвались с места и окружили Петю:
— Ты что же, нарочно сбил его?
— Против товарища идешь?
— Он очень тесно поставил слова, и я решил, что у него ошибка, — оправдывался Петя.
— Эх ты! Заторопился! Поднял руку да еще кричит: «Неправильно, неправильно!»
— Я уже предупреждал тебя, Набатов, как с человеком с тобой говорил, а ты назло нам стал делать! — сердито сказал Игорь.
— Он не товарищ, он выскочка! — расталкивая ребят, презрительно крикнул Витя.
Набатов побледнел, бросил на парту книги:
— Я не товарищ? Я выскочка? Ладно! Плевать мне на вас тогда! И соваться ко мне нечего, а то все лезут, а потом выскочкой называют! А тебе, Волков, я этого не прощу и к товарищу твоему не пойду! Вот! Сами идите! — Он вытащил из кармана листок блокнота с адресом и швырнул его на парту: — Нате! Без меня обойдетесь!
Ребята стояли молча. Когда Петя ушел, кто-то тихо сказал:
— Мы-то обойдемся…
На другой день Петя пришел в класс к самому звонку. Усаживаясь на свое место, он старался ни на кого не глядеть. На уроке сидел тихо, делая вид, что очень занят решением примеров. На душе у него было нехорошо. Особенно неприятной была ссора с Волковым. Но все-таки он решил не сдаваться, думая, что ребята сами подойдут к нему. Он слышал, что Игорь, Витя и другие ребята куда-то собираются пойти после уроков, и, уходя домой, нарочно задержался в раздевалке, как бы разыскивая свою шапку. Но Игорь, весело разговаривая с другими, сухо сказал ему на ходу:
— Я был в библиотеке. Тебе просили передать, чтобы ты зашел за книгой.
«Подумаешь! — озлился опять Петя. — Говорит, как чужому! Очень нужно! Да я и сам мириться с ним ни за что не хочу!»
Прошло несколько дней. Петя приходил в класс, садился на свою парту, но теперь уже ребята не окружали его, как раньше. Большая часть класса как-то отошла от Пети, перестала им интересоваться, а некоторые не скрывали своей враждебности и при каждом удобном случае кололи Петю злыми словами:
— Уйди, нам таких не нужно!
Или громко говорили:
— Бывают на свете эгоисты! Все для себя!
— И как только не стыдно!
Петя загрустил. Пятерки не радовали его, жизнь стала скучной. Он замечал, что каждого, кто хорошо ответил у доски, ребята встречали дружным одобрением, и тот, сияющий, возвращался на место. Только он, Петя, ни в ком уже не вызывал сочувствия. Как-то на большой перемене ребята затеяли строить снежную крепость. Петя несколько раз прошелся мимо крепости и громко сказал:
— На ночь полить водой нужно.
— Нужно, так польем, — равнодушно ответили ребята.
* * *

Приближался Новый год. Каждый хотел с чистой совестью провести свои каникулы. Самым слабым учеником был все-таки Бунька.
— Он весь класс подведет — я его знаю! Вечно няньку себе ищет! — говорил товарищам Волков.
Бунька стоял подавленный и робко повторял:
— Мне только помочь немножко… Я сам стараться буду!
— Знаем мы, какой ты! — сердились ребята.
— Помочь мы поможем, только брось ты свою привычку на других надеяться!.. Ребята, давайте все-таки решим, кто с Бунькой будет заниматься? — хмуро спросил Игорь.
Ребята молчали: у всех было много своей работы.
«Я бы мог помочь ему, — подумал Петя и посмотрел на Буньку. — Откажется… и ребята не захотят…»
— А все-таки, — сказал кто-то, — не по-товарищески выходит.
Бунька опустил голову и громко засопел. Петя вдруг решился.
— Я, ребята… — Голос его вздрагивал от волнения. — Если вы хотите… если согласны…
Ребята молча повернулись к нему и ждали.
— Я с удовольствием помогу Пронину…
— Без тебя обойдемся, — протянул кто-то из ребят.
Остальные молчали.
Петя стоял перед ними и ждал. В глазах его скапливались слезы. Бунька смотрел на Петю с удивлением и сочувствием.
— Ну что же вы? Говорите, что ли!.. Стоит человек… Тоже какие-то… — растерянно бормотал он, переводя глаза на товарищей.
— Ну как, ребята? — притворно равнодушным голосом спросил Игорь. — Набатов свою помощь предлагает.
— Пусть помогает.
— Пусть. Нам-то что!
Витя Волков прищурился и с презрительной улыбкой оглядел Петю с головы до ног.
Петя повернулся и медленно пошел к своей парте.
Ребята неодобрительно посмотрели на Волкова.
— Лежачего не бьют, знаешь? — тихо бросил ему Игорь и громко сказал: — Набатов! Договорись с Бунькой насчет занятий.
* * *
Наступили трудные дни. Петя и Бунька не расставались. Ребята видели, как Петя медленно и упорно объяснял что-то своему подшефному.
Терпению Пети удивлялся весь класс. Даже Волков говорил товарищам:
— Если б на меня, я бы не выдержал! Он ему одно, а тот другое!
Однажды ребята подошли к Пете:
— Ну как? Подвигается дело?
— Подвигается, — сказал Петя и смущенно улыбнулся.
Бунька похудел, толстые щеки его побледнели, и только уши были красными от волнения.
Андрей Александрович потирал руки и чему-то радовался про себя. После уроков он приходил к ребятам в пионерскую комнату, рассказывал о своих школьных годах и однажды, глядя на Петю, сказал:
— Школа учит жить в коллективе.
* * *
На контрольных работах Бунька вел себя молодцом. Он спокойно выполнял задание; отвечая у доски, не искал глазами поддержки у товарищей, и мел не прыгал в его руке.
Внимание ребят теперь привлекал Петя. Он волновался. Когда Бунька стоял у доски, Петя не отрывал от него глаз, безмолвно шевелил губами и болезненно морщился в ожидании ответа. Андрей Александрович часто взглядывал на мальчика. Ребята перешептывались.
Однажды в раздевалке кто-то окликнул Набатова. Он обернулся и увидел Витю.
— Тебе в какую сторону идти? — небрежно спросил тот.
Петя вспыхнул и радостно ответил:
— Мне… куда ты…

Ее трико плотно облегало слегка выдающийся низ живота. Она очень
хотела писать, но знала, что никакой возможности выйти до конца
репетиции нет, и приготовилась терпеть.

— Ну как ты? — спросила ее через некоторое время Стефани.

— Стефани, я ужасно хочу писать, действительно ужасно, — ответила
Эмилия.

— Ты же знаешь, что тебя не отпустят в туалет, что ты собираешься
делать? Ты сможешь дотерпеть? — забеспокоилась подруга.

— Боже, я надеюсь, что смогу, но мне становится очень больно.

Эмилия cжала ноги вместе в надежде, что ее мочевой пузырь перестанет
болеть. Она думала, что сможет продержаться, хотя знала, что с каждой
минутой ситуация будет только ухудшаться. Начав делать прыжки, Эмилия
почувствовала сильное увеличение давления, резкая боль пронзила ее
живот. Она быстро cжала мускулы, бусинка пота скатилась с ее лба. Она
поняла теперь, каких невероятных усилий ей будет стоить не описаться в
танце, потому что она страшно хочет в туалет, и любой промах приведет
к катастрофе.

Она смотрела вокруг, надеясь, что миссис Бурнс позовут к телефону или
еще что-нибудь, что угодно, лишь бы можно было незаметно выскользнуть
из класса и мчаться в туалет. Когда труппа перешла к вращениям, Эмилия
стала чувствовать, что ее мочевой пузырь тяжелеет с каждой минутой, не
давая бедной девочке сосредоточиться на технике выполнения упражнений.
Ощущение жжения нарастало, Эмилию охватывал, впервые за много лет,
настоящий ужас, настолько сильно она хотела в туалет. Ее мочевой
пузырь время от времени пульсировал, посылая волны острой боли через
все ее тело, и требовал облегчения. Эмилии оставалось лишь сильнее
cжимать мускулы во время движения, чтобы уменьшить давление. Это пока
помогало, но было ясно, что сил надолго не хватит.

Еще не прошла и половина репетиции, а Эмилия была на грани катастрофы.
Работа у станка закончилась. Стефани и Эмилия перешли в дальний конец
класса, ожидая своей очереди, чтобы выполнить ряд пируэтов. Эмилия уже
не могла стоять спокойно; ее потребность писать была слишком велика.
Она переминалась с ноги на ногу, незаметно нажимая руками на
промежность. Она ужасно хотела писать, ее тело начало непроизвольно
дрожать. И, что было хуже всего, давление продолжало увеличиваться.
Выпитая утром вода и действие мочегонных таблеток, которые она
приняла, делали ситуацию критической. Ужасная боль пронизывала ее
промежность и низ живота, уретра отчаянно пульсировала.

— О боже, я хочу писать, пожалуйста, боже, не дай мне описаться прямо
здесь, — бормотала Эмилия.

— Ты действительно очень хочешь писать? — спросила Стефани, видя, что
подруга показывает явные признаки бедствия.

— О боже, я больше не могу, Стефани, — запричитала Эмилия, сжимая
трико между ног.

Ее мочевой пузырь яростно бился, спазмы боли пронизывали низ живота
Эмилии. Слезы хлынули из глаз бедняжки, когда новая волна резкой боли
пронзила ее тело. Эмилия изо всех сил сжимала промежность, пытаясь
избежать катастрофы. «О боже, как же я хочу писать», —
шептала бедная девочка.

В любой другой ситуации Эмилия давно бы уже описалась, и лишь отчаяное
желание не опозориться перед подругами придавало ей силы. Эмилия не
могла думать ни о чем другом, кроме агонизирующего мочевого пузыря.
Она мечтала только о возможность мчаться в туалет и писать. Прямо
сейчас, даже через одежду, но не здесь перед всеми. Ее бедствие
увеличивалось с каждой минутой. Ее внутренности постоянно трепетали,
мочевой пузырь раздулся до неимоверных размеров.

Пришла очередь делать вращения. Эмилия сделала все хорошо до
последнего оборота и запнулась, слегка теряя баланс перед остановкой.
Когда она остановилась, сразу почувствовала, что ее мочевой пузырь
яростно сжался, и острая боль пронзила ее бедное дрожащее тело. Эмилия
в ужасе замерла. Она стала безконтрольно дрожать и cжимать каждый
мускул, немного согнувшись и стиснув рукой промежность в отважном
усилии остановить надвигающийся взрыв. Так или иначе она сумела
сдержать его и побежала за остальными балеринами, надеясь, что никто
не заметил, как невероятно она хочет в туалет.

Новый приступ острой боли пронзил ее. Ей казалось, что она
чувствовует, как моча подошла к самому краю ее уретры. Бедняжка сжала
промежность так сильно, как только могла, чтобы сдержать поток. Было
так больно, что она не могла стоять. Слезы заблестели в ее глазах. Она
испробовала все, чтобы управлять собой. Ей удалось справиться и на
этот раз, но вдруг она почувствовала влагу в колготках.

Эмилия застыла в панике, поскольку небольшая струйка юркнула мимо ее
сжатых губ и слегка намочила колготки. Девушка быстро поглядела вниз
на свою промежность, но ничего не увидела. Она последовала за
остальными, поскольку вращения продолжались.

Эмилия с ужасом осмотрела студию. Не было никакой возможности
незаметно выскользнуть. Она знала, что преподавательница ни за что не
позволит ей выйти в туалет, но поскольку ее потребность росла с каждой
минутой, каким-то образом необходимо было туда попасть, иначе случится
непоправимое. Бедная девочка задыхалась в панике, поскольку острая
боль снова пронзила ее тело. Она в очередной раз сжала мускулы, слегка
склонилась, незаметно для преподавателя, и стала со страхом ждать
своей очереди выполнять пируэты, совершенно не понимая, как она сможет
их выполнить, не описавшись перед всем классом.

Эмилия попыталась сконцентрироваться на занятии, чтобы отвлечься от
своей критической ситуации, но безуспешно. Ее ноги безконтрольно
дрожали, бусинки пота появились на голой спине. Девушка перед ней
выполнила пируэты, и подошла очередь Эмилии. Именно в этот момент ее
промежность стала пульсировать, так как давление стало критическим.
Как только Эмилия сделала несколько шагов, ее мочевой пузырь яростно
забился. Ужасная боль не давала сконцентрироваться на пируэтах. Она
cжимала каждый мускул своего тела, ее ноги дрожали, живот трепетал, но
все было напрасно.

Быстрая горячая струйка обожгла ее. Через доли секунды Эмилия сумела
остановить поток, хлынувший в колготки. Эмилия немедленно
почувствовала, как внезапная теплая влажность покалывала ее прекрасные
лобковые волосы. Бедняжка знала, что это только начало. Она поспешно
посмотрела вниз.

Ее опасения подтвердились. Маленькое двух-дюймовое влажное пятно,
темно-синее, появилось в промежности трико. Она чувствовала влажность
в колготках и не имела никакого выбора, кроме как терпеть, поскольку
уже начала двигаться поперек студии. На третьем повороте ее измученное
тело вновь затрепетало. Она споткнулась, теряя равновесие. Новая
струйка выскочила из сжатых дрожащих губ бедной девочки. Ее трико
быстро начало темнеть.

— О нет!!! — кричала про себя Эмилия, отчаянно пытаясь восстановить
контроль над собой и восстановить равновесие для последних пируэтов.
Она была в шоке, последний раз она испытывала подобное, когда
описалась в школьной поездке с классом в тринадцать лет. Только бы
никто не заметил влажное пятно на ее промежности!

Невероятным усилием она остановила надвигающийся поток и сделала
последний ряд пируэтов. Вернувшись на прежнее место, Эмилия осмотрела
себя. Влажное пятно размером с ладонь образовалось внизу ее трико, и
тут же еще одна небольшая струйка потекла вниз, прежде чем Эмилия
смогла ее остановить. Ее мочевой пузырь горел и безконтрольно
сокращался, и каждое новое сокращение было сильнее, чем предыдущее.
Стенки мочевго пузыря ослабевали, и Эмилия знала, что не сможет долго
держаться. Она замерла в ужасе, почувствовав, что последняя струйка
начинает медленно распространяться вниз по правому бедру. Она глянула
вниз и увидела достаточно большое темное пятно на трико и
темно-розовую влажную полоску на колготках по внутренней стороне
бедра. Боже, подумала она, надо срочно что-то делать, пока я
окончательно не описалась.

Действительно, все только начиналось…

Внезапно преподавательница обратила внимание на Эмилию, заметив
недостаток концентрации девушки в течение последнего ряда пируэтов.

— Эмилия, дорогая, что с Вами? Я знаю, что Вы делаете эти пируэты
намного лучше, дорогая, соберитесь и попробуйте снова, — миссис Бурнс
смотрела на Эмилию.

— Мне очень жаль, но я очень хочу в туалет, могу я выйти? Это —
критическая ситуация, и я знаю, что это против правил, но мне
действительно очень нужно, — Эмилия изо всех сил старалась держать
себя в руках и выглядеть достойно.

— Эмилия, Вы знаете правила, Вы должны уметь контролировать себя.
Повторите пируэты и покажите, как должна танцевать балерина, которой
Вы хотите стать, — ответила преподавателница, думая, что Эмилия ее
обманывает и просто ленится.

Эмилия поморщилась от боли и ужаса. Она должна сделать ряд пируэтов
снова, одна перед всем классом. Она помчалась в другой конец студии,
однако Стефани и несколько других девушек увидели ее влажную
промежность — О боже, Кэйти, она сейчас описается, — шепнула Стефани
подруге, стоящей рядом с ней.

Кара, молодая девушка, которая описалась по пути в туалет несколько
недель назад, начала хихикать, и скоро все девушки в классе заметили
положение Эмилии и знали, что она вот-вот описается. Эмилия встала на
пуанты, приготовилась к движению. Ее тело снова яростно затрепетало.
Эмилия не могла уже ничего поделать, и довольно сильный поток в
течение двух-трех секунд промочил ее колготки и трико. Большое темное
влажное пятно заблестело в огнях студии. Эмилия сумела прервать его до
того, как она начала выполнять пируэты, но во время вращения она
чувствовала распространение влажности через колготки и трико. Когда
она остановилась в другом конце студии, то увидела, что темный влажный
оттенок шириной в два дюйма достиг колена, и мокрая полоса была видна
уже и на левой ноге. Моча все еще сочилась сквозь колготки и трико.

— Эмилия, что это было? Сколько лет Вы изучали балет? Встаньте прямо.
Позвольте мне помочь Вам, — сказала миссис Бурнс сердито. Эмилия
замерла, увидев, что ее преподавательница идет к ней.

Бедняжка все еще надеялась, что миссис Бурнс поймет ее отчаяную
ситуации и позволит выйти в туалет прежде, чем случится непоправимое.
Но преподавательница невозмутимо подошла к ней, положила одну руку на
поясницу Эмилии, другой на ее живот, и слегка нажала с обеих сторон,
чтобы показать Эмилии надлежащее выравнивание. Внезапный физический
контакт, объединенный с нажатием руки миссис Бурнс на живот, вызвал
острейшую волну боли в ее теле. Эмилия задыхалась, новый поток мочи
полился через одежду, прямо под рукой преподавательницы. Эмилия начала
кричать, слезы хлынули из глаз. Моча струилась через ткань и текла
вниз по ногам Эмилии. Девушка чувствовала, как горячая влажность
распространяется по колготкам, а промежность уже полностью промокла.
Она снова сумела остановить поток, но измученная уретра не могла
больше переносить эту пытку, ее мускулы ослабевали.

Эмилия не удержалась на пуантах и неуклюже опустилась.
Преподавательница переместила свою руку ниже по ее животу и задела
верх возрастающего влажного пятна на трико Эмилии. Она посмотрела на
промежность Эмилии и заметила влажность. Эмилия густо покраснела, ее
мочевой пузырь снова не выдержал, и новая струйка потекла по ногам.

— Эмилия, Вы в самом деле хотите в туалет?

— О боже, да, пожалуйста, отпустите меня! Я не могу больше терпеть! —
простонала Эмилия в слезах. Все новые и новые струйки просачивались
сквозь влажную промежность.

— Хорошо, Эмилия, я Вас скоро отпущу. Но я хочу, чтобы все обратили
внимание. Мы не можем бегать в туалет в середине спектакля, не так ли?
Вы должны научиться терпеть. Итак, Эмилия, выполните еще раз эти
пируэты, на сей раз правильно, моя дорогая, и затем можете идти в
туалет, прежде чем Вы намочите пол. Быстрее, быстрее, далайте все
правильно и не попадайте в подобные ситуации!

Эмилия, все еще рыдая, помчалась на исходную позицию, и стала ждать
пианиста, чтобы начать пируэты. Как только она встала на пуанты, ее
мочевой пузырь снова яростно забился. Огромная волна давления охватила
живот, и резкая боль пронзила ее мочевой пузырь, измученную уретру и
ослабевшие мускулы. Это было невыносимо. Девушка задрожала и
опустилась, огромная волна настигла ее. Ее несчастный мочевой пузырь
послал сильный горячий поток, и она писала безконтрольно в течение
двух секунд.

— О боже, я не могу это сделать, пожалуйста, отпустите меня! —
причитала Эмилия, чувствуя, как моча сочится вниз по гладкой ткани ее
колготок и на ногах появляются широкие мокрые полосы до самых пуантов.
Огромное мокрое пятно на промежности трико было теперь влажно,
блестело и стало распространиться вверх сзади и спереди.

— Эмилия, делайте пируэты, и можете идти. Делайте пируэты, или Вы
будете немедленно отчислены!, — кричала миссис Бурнс.

Эмилия встала на пуанты, собрала все свои силы и выполнила пируэты,
насколько это было возможно в данной ситуации. Она справилась с тремя
из четырех пируэтов, но оступилась на четвертом и чуть не упала.

— Эмилия, почти. Попробуйте последний раз, дорогая, у Вас почти
получилось.

— Я больше не могу, пожалуйста, я не могу сделать это. Я ужасно хочу
писать!!! — рыдала Эмилия. Она билась в истерике, судорожно сжимая
ноги.

— Эмилия, учитесь владеть собой. Потерпите, сделайте еще раз, и можете
идти. Неужели это так трудно? — сердито ответила преподавательница.

Эмилия выпрямилась, вернулась на исходную позицию, попробовала начать
заново, но сразу почувствовала, что ее ослабевшие мускулы больше не
могут сдерживать это огромное давление. Моча стремительно потекла
сквозь одежду, и Эмилия почувствовала, как намокают ее колготки и
трико.

— О нет, я сейчас описаюсь, я не могу больше терпеть!!! — завопила она
и остановилась в замешательстве и страхе.

Огромный поток хлынул через одежду на пол. Эмилия растерялась, не
зная, что ей делать и боясь выйти без разрешения. Громкое шипение
раздалось от ее промежности, поскольку поток неуклонно усиливался.
Эмилия не могла пошевелиться и только плакала. Она безуспешно пыталась
сжать руками промежность, но ее мочевой пузырь больше ей не
подчинялся.

— Эмилия, я не могу в это поверить! Сколько Вам лет? Вы уже не
маленькая девочка, а посмотрите — Вы даже не можете управлять вашим
мочевым пузырем на репетиции. Идите скорее, пока Вы не залили нам весь
пол, — сказала миссис Бурнс с отвращением.

Но было уже поздно. Эмилия не могла сдвинуться с места. Она никогда не
испытывала такого унижения и такой чудовищной боли. Моча волна за
волной вырывалась из ее тела и струилась по дрожащим ногам. Мягкая
гладкая ткань ее колготок полностью промокла, и любой теперь мог
догадаться, что Эмилия описалась.

Стефани и Кара с жалостью смотрели на подругу. Кара хорошо знала, что
такое описаться на людях, но и она была поражена тем, насколько
унизительно было положение Эмилии. Целый класс стоял и смотрел, как
Эмилия писает, беспомощная и неспособная двигаться. Огромные потоки
текли по ее ногам. Стояла абсолютная тишина, и лишь звуки шипения
нарушали ее. Мокрое трико блестело в свете многочисленных ламп. Эмилия
никак не могла остановиться и продолжала писать. Она то cжимала ноги
вместе, и моча текла по передней части ее бедер, впитываясь в еще
сухую ткань, то разжимала их, не зная, что делать, как остановить этот
кошмар. Неспособная управлять собой, она писала непрерывно, поток за
потоком вырывался из ее бедного тела и мчался вниз по ногам,
впитываясь в трико и стекая пол. Моча была всюду. Она полностью
промочила ее одежду и образовала большую лужу под ногами.
Единственными звуками в комнате было шипение и плеск мочи на полу.

Эмилия продолжала писать почти полторы минуты, не в силах
остановиться. Никогда в жизни ей не было так больно, и она была даже
довольна, что наконец освободилась от этой невыносимой боли в мочевом
пузыре, но как только она робко, сквозь слезы, посмотрела вокруг, она,
словно в тумане, увидела полный класс, смотрящий на нее и смеющийся
над ней. Эмилия наконец перестала писать и снова зарыдала, полностью
осознав, что она только что описалась перед целым балетным классом. Не
зная, что делать, она выскочила из студии, бормоча извинения, и
помчалась в туалет. Там находились несколько девушек из другого
класса. Они, конечно, заметили ее мокрые трико, колготки и мокрые
следы на полу.

Эмилия опустилась на унитаз, прямо в одежде, и закрыла лицо руками.
Как только она села, то снова стала писать, не успев раздеться.
Полностью подавленная своей унизительной ситуацией, она стала думать,
что ей делать дальше. Эмилия внезапно вспомнила, что сегодня, как
назло, приехала только в трико и колготках, не имея больше никакой
одежды, чтобы переодеться. У нее не было ничего, чтобы скрыть свой
позор, и она снова горько заплакала, задаваясь вопросом, как она будет
ждать сестру и поедет домой в таком виде.

Через несколько минут девушка взяла себя в руки, сняла трико и
колготки. Она вытерла ноги и промежность туалетной бумагой, затем
надела трико обратно. Ее колготки полностью промокли, так же, как и
пуанты. Она робко вышла из кабинки в одном трико, босиком, и быстро
бросила колготки и пуанты в корзину. Трико все еще было мокрым впереди
и сзади, но она полагала, что ей удастся это скрыть и подождать сестру
на улице, избежав чьих-либо взглядов. Она пропустила вперед девушек,
которые с улыбками посмотрели на нее, прислонившуюся к стене и
прикрывающую руками влажную промежность. Она не знала, что она скажет
сестре и маме.

До приезда сестры оставалось полчаса, Эмилия села на скамейку и стала
ждать. Она то и дело поглядывала вниз на свою промежность, все еще
очевидно влажную. Ее очень смущало то, что мокрое трико сильно
облегало низ живота и довольно сильно просвечивало. Она сидела,
прикрывая мокрое пятно руками. Но самое ужасное заключалось в другом.
Несмотря на то, что она вышла из туалета десять минут назад, она
внезапно поняла, что снова хочет писать. Эмилия не могла в это
поверить, но это был результат неправильного приема мочегонных
таблеток, большого количества выпитой воды и измученых ослабленных
мускулов мочевого пузыря. Похоже, ее испытания еще не закончились.

Приблизительно через двадцать минут стали подъезжать родители за
своими дочерьми. К этому времени Эмилия испытывала чрезвычайные
неудобства, поскольку она снова ужасно хотела писать. Она не могла
понять, почему через полчаса после такой ужасной катастрофы она опять
так хочет в туалет. Эмилия не хотела возвращаться в студию, потому что
к настоящему времени многие занятия закончились, и там полно народу, а
она не хотела больше, чтобы люди видели ее влажную промежность. Она
решила терпеть, пока не приедет сестра, и они смогут заехать в
МакДональдс или куда-нибудь еще, где есть туалет.

Время шло, а сестра не появлялась. Эмилия знала, что сестра частенько
опаздывает. Ее потребность с каждой минутой усиливалась. Знакомое
давление снова вернулась, и резкая прнзительная боль раздутого
мочевого пузыря казалась еще ужасней. Эмилия сильно волновалась, ее
руки по-прежнему прикрывали влажное пятно от девушек и родителей,
выходящих из студии. Многие из них не могли скрыть усмешку, и Эмилия
изо всех сил старалась держаться непринужденно, но она ужасно хотела
писать, и снова не знала, что делать. Она не могла поверить, как
быстро ее мочевой пузырь переполнился на этот раз. Она снова была на
грани катастрофы, но не решалась бежать в туалет в студию. Агония
продолжалась.

Из дверей показалась Стефани, за ней шла Кара. Они увидели Эмилию и
пошли к ней. Эмилия корчилась от боли, сжимая промежность руками.

— Эй, Эмилия, ты теперь не будешь смеяться надо мной? — хихикала Кара,
подходя.

— Что ты здесь делаешь? Кто должен за тобой заехать? — спросила
Стефани.

— Моя сестра, но она опаздывает, — ответила Эмилия, с тоской глядя на
дорогу.

— В чем дело, ты снова хочешь в туалет? — спросила Кара, заметив
постоянное раскачивание Эмилии назад и вперед и ее напряженный взгляд.

— Да, я не могу поверить в это, но я опять ужасно хочу писать!

— Так вернись в студию и иди в туалет, — сказала Стефани.

— Но я не хочу, чтобы кто-нибудь меня видел. Посмотрите на мое трико!
— Эмилия убрала руки и подруги увидели все еще очевидное влажное
пятно. К этому времени оно немного подсохло, это было по-прежнему
заметным. Кара снова захихикала, посмотрев на влажную промежность
Эмилии. Стефани огляделась вокруг. У дверей студии было настоящее
столпотворение.

— Да, возвращаться в студию нереально. Что ты будешь делать? —
спросила она.

— Я не знаю. Я надеюсь, моя сестра сейчас приедет. Я не смогу долго
терпеть. Я сейчас опять описаюсь!

— Писай прямо здесь, мы никому не расскажем. Все равно трико у тебя
уже мокрое, — сказала Кара.

— Конечно, Эмилия, мы обещаем, что никому не скажем, и никто отсюда
ничего не увидит, — поддержала подругу Стефани.

Эмилия посмотрела на них, затем вокруг и поняла, что у нее нет
никакого выбора. Несколько девушек из ее класса смотрели на нее.
Эмилия попыталась отыскать глазами укромное местечко, но поняла, что
сделать это будет нелегко. Боль была невыносима, но Эмилия все еще не
решалась.

— Девчонки, я хочу писать, — стонала Эмилия, и слезы вновь хлынули по
ее щекам.

— Так писай, никто не узнает, — сказала Кара, кладя руку на плечо
Эмилии.

— Ты обещаешь, что никому не расскажешь, Кара? — молила Эмилия.

— Да, но только если ты прекратишь дразнить меня, хорошо?

— Конечно, Кара. Господи, я больше не могу!

К ним подошла еще одна девушка. Она с жалостью посмотрела на бедную
Эмилию, собирающуюся описаться второй раз в течение часа. Эмилия
попыталась потерпеть еще немного, но давление возобладало, и она
неожиданно начала писать через трико, прямо здесь. Первый поток
продолжался несколько секунд и снова намочил все ее трико. Несколько
капелек потекли по бедрам Эмилии. Незнакомая девушка подступила ближе
и смотрела на распространяющееся влажное пятно на трико Эмилии. Эмилия
покраснела.

— Не смотрите! Мне так неловко! — закричала она, смущаясь.

— Давай быстрее, прежде чем подойдет миссис Бурнс, — ответила Стефани.

— О нет, только не это! — закричала Эмилия.

Она в страхе оглянулась и окончательно потеряла контроль. Бедняжка
стала безконтрольно писать прямо в трико перед своей подругой Стефани,
Карой и незнакомой девушкой, стоящей немного позади.

— О господи, какой позор, — рыдала Эмилия.

Моча струилась из ее промежности, стекая на гравий автостоянки. Эмилия
cжимала ноги вместе, и струйки текли по ее голым ногам, сверкая на
солнце. Кара и Стефани, раскрыв рот, смотрели на Эмилию, писающую
прямо перед ними. Эмилии было ужасно стыдно, но это было все же лучше,
чем снова описаться перед классом. Она знала Стефани, Кара обещала
никому не говорить, но не могла понять, почему третья девушка
продолжает смотреть на нее.

Тем временем Эмилия никак не могла остановиться. Длинные потоки
горячей мочи текли из измученного тела бедной девочки. Мокрое трико
прилипло и очевидно определяло форму и размер ее промежности. Слава
богу, что это не белое трико, думала Эмилия, чувствуя, как ткань
впивается в тело. Наконец ее мочевой пузырь полностью опустел, она
перестала писать и сквозь слезы посмотрела вокруг.

— Ничего себе! Вот это да! — засмеялась Стефани.

— Пожалуйста, не говорите никому? Мне так стыдно! — умоляла Эмилия в
слезах.

— Не волнуйся, не скажем, — ответили обе в унисон, — но ты лучше
прикройся, посмотри на свое трико!

Эмилия посмотрела вниз на свою промежность и увидела, что трико стало
практически прозрачным. Эмилия не на шутку перепугалась, но в это
время подъехала ее сестра. Эмилия, сверкая мокрыми ногами, помчалась в
автомобиль, села на полотенце и сказала сестре, что она описалась
перед всем балетным классом. Сестра засмеялась, и они поехали домой.
Другие девушки из ее класса в это время ожидали родителей или ехали
домой в собственных машинах, обсуждая несчастный случай с бедной
девушкой, которая описалась в студии.

Эпилог:

Эмилия больше не вернулась в балетный класс. Стефани выяснила позже,
что ей позвонил директор и сказал, что они убрали должность стажера и
что Эмилия не будет танцевать с труппой. Старшая сестра Кары пошла в
колледж вместе с Эмилией, и одноклассники каким-то образом прознали о
ее несчастном случае в балетном классе, и постоянно дразнили ее в
течение нескольких месяцев. Слишком поздно для Эмилии, но правила в
классе изменились, и девушкам дали перерыв в середине репетиции,
поскольку преподавательница подробно рассказала руководству, как
описалась несчастная Эмилия. Кара и Стефани до сих пор посещают класс,
и Стефани теперь танцует в труппе на месте Эмилии.