Последний дюйм рассказ читать

Сюжетбен был хорошим летчиком и, налетав за свою жизнь много тысяч миль, он все еще испытывал удовольствие от полетов. долгое

Сюжет

Бен был хорошим летчиком и, налетав за свою жизнь много тысяч миль, он все еще испытывал удовольствие от полетов. Долгое время он проработал в Канаде, затем в Саудовской Аравии в нефтеэкспортной компании, которая вела разведку нефти по побережью Египта. Бен возил геологов и мог посадить самолет где угодно с точностью до дюйма. Но затем компания отказалась от поиска нефти и, в 43 года Бен остался без работы. Все, что он успел скопить за свою жизнь, он отдал жене. Этого должно было хватить ей на нормальную жизнь и она, не раздумывая, уехала к себе на родину в Массачусетс, оставив на Бена их сына Дэви, которому едва исполнилось десять лет.

Дэви рос довольно замкнутым ребенком. Мать была равнодушной и не проявляла участия к сыну, а немного грубого и резкого в высказываниях отца мальчик и вовсе побаивался. Да и Бен тоже никогда не знал, как вести себя с сыном.

Сейчас Дэви с отцом летел на маленьком прокатном самолете в уединенную бухту Красного моря. Бен хотел заработать съемкой акул под водой для телекомпании. Он был не рад, что пришлось взять Дэви, мальчик полет плохо переносил. Посадив самолет в бухте, и отдав сыну кое-какие распоряжения, Бен ушел снимать акул. Одна из хищниц слишком настойчиво проявляла интерес к летчику, и ему пришлось вернуться на берег.

Когда отец с сыном сели обедать, Бен вдруг обнаружил, что он взял только пиво для себя и снова не подумал о Дэви. Мужчина раздражался, глядя на слишком послушного сына, и злился на себя, понимая, что он никчемный отец. Дэви интересовался, знает ли кто-нибудь, что они находятся в этой бухте, и сможет ли их кто-нибудь найти здесь. Бен не сразу догадался, что ребенок боится оставаться один, когда он уходит в море к акулам. Бен и сам боялся акул, но хотел заработать денег, чтобы отправить сына к матери.

Когда Бен второй раз спустился под воду и уже почти закончил съемку, одна из акул напала на него. Собрав последние силы, теряя сознание, он выбрался на берег. Дэви подбежал к отцу и увидел окровавленное тело – конечности оказались изрезаны акульими зубами. То теряя сознание, то приходя в себя, Бен старается подбодрить сына, осторожными советами подсказать, что делать. Отец понимает, что теперь их жизни в руках мальчика. Ради спасения сына он не имеет права умереть. Лишь один раз Бен попытался научить сына водить самолет и теперь с радостью заметил, что Дэви оказался очень смышленым парнем.

Дэви спас жизнь отца и свою, и теперь Бен понимает, что, наконец, наступило время наладить отношения с сыном, войти к нему в доверие.

История создания рассказа «Отец»

Впервые это произведение было опубликовано в 1887 году в «Петербургской газете» под псевдонимом А. Чехонте. Еще при жизни Антона Павловича рассказ был переведен на несколько языков: чешский, болгарский, английский, венгерский, немецкий, норвежский, сербскохорватский, словацкий. В 1903 г. в Лондоне в переводе Лонга вышел сборник «Черный монах и другие рассказы», который включал двенадцать произведений, среди которых рассказ «Отец». Этот сборник впервые серьезно познакомил англичан с творчеством Антона Павловича Чехова.

Краткое содержание Олдридж Отец и сын (Последний дюйм) 2 вариант

В рассказе, действительно, повествуется об отце и сыне — о сложных отношениях. Сами герои обладают непростыми характерами, да и ситуация, в которй они оказываются, нерядовая.

Отец Бен отважный мечтатель. У него есть семья — жена и сын, но из-за его работы в пустые, где он ищет нефть, они вынуждены выживать в почти диком поселке. Бен резок и даже груб. Тут он еще и работу теряет, так как компания решает закрыть его безрезультатный проект. Теперь Бен не хочет устраиваться на обычную работу, так как не выносит рутины, но летчиком по возрасту быть уже не может. Жена устала от всего этого, она принимает решение вернуться домой. Так и делает! Но оставляет Бену их сына… Ее сложно осуждать, так как сын пошел по сложности характера в отца. Мальчик лет двеннадцати Дэви очень замкнут, угрюм. Он боится импульсивного отца, не рад, что приходится с ним остаться. Для отца ребнок помеха. Бен мечтает заработать денег и отправить сына домой.

И вот ему предлагают работу — почти секретную. Телевизионной компании нужны подводные съемки акул. Никто не должен знать об этом. Бену приходится взять с собой сына, хотя того тошнит от самолета. Пока отец снимает хищников, мальчик вынужден скучать в одиночестве.

Этот рассказ также называется символически «Последний дюйм». На съемках одна из акул набросилась на самого оператора. Бен еле вышел из воды — у него сильно повреждены все конечности, он истекает кровью. И тут мальчику приходится тащить отца к самолету. Чтобы спасти жизнь Бену, Дэни должен вести самолет. Он немного умеет, но очень боится. Сам Бен потсоянно теряет сознание, не может ему помочь. И все же они долетели до города, но самый сложный последний дюйм, на котором нужно хорошо посадить самолет, чтобы все усилия не оказались напрасными.

Рассказ учит вере в себя, заканчивается хорошо.

Оцените произведение:

  • 3.87

Голосов: 181
Читать краткое содержание Последний дюйм. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений

«Все дело в последнем дюйме»

Полеты – главная страсть в жизни Бена. Даже после двадцати лет за штурвалом самолета он получает огромное удовольствие, паря над облаками, и по-юношески радуется очередной виртуозной посадке. Небо – единственное место, где Бен по-настоящему счастлив. У него есть жена и десятилетний сын Дэйви. Однако члены семьи чужие друг другу. Жена, которую всегда тяготили переезды и томная жара Египта, наконец, вернулась в родной Массачусетс. Дэйви, что «родился слишком поздно», оказался не нужен родителям. Одинокий неприкаянный ребенок рос замкнутым и, наверняка, страдал от равнодушия матери и безучастия отца.

Но Бену не было до этого дела. Его волновало лишь одно – перспектива скорой пенсии. Век летчика короток. В свои сорок три Бен уже считался стариком. Находить работу становилось все труднее и труднее. Он брался за любые задания, главное, чтобы много платили. Заработав денег, можно отправить Дэйви к матери, а самому рвануть в Канаду. Там, возможно, удастся скрыть возраст и продолжить летать.

Сейчас Бен работает на телевизионную компанию. Летает в Акулью бухту, в которую можно добраться только по воздуху, и делает подводную съемку. Работа опасная, но высокооплачиваемая. В тот день Бен летел в Акулью бухту в последний раз.

В порыве отцовских чувств, которые проявлялись довольно-таки редко, Бен взял в полет Дэйви. Уже в начале пути он мысленно проклинал себя за необдуманный поступок. Сына он совершенно не знал, присутствие мальчика его тяготило. Бен то и дело раздражался и никак не мог понять, о чем думает этот молчаливый темноглазый мальчишка.

Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, отец поучает сына: «Когда выравниваешь самолет, надо, чтобы расстояние было шесть дюймов. Не фут и не три, а ровно шесть дюймов! Если взять выше, то стукнешься при посадке и повредишь самолет. Слишком низко – попадешь на кочку и перевернешься. Все дело в последнем дюйме».

Отец и сын

Прилетев в бухту, Бен с досадой отмечает, какой же он никудышный отец – он взял только пиво и ни капельки воды, забыв, что десятилетний мальчик не пьет алкоголь. Приходится налить ребенку немного пива, чтобы утолить жажду в пустынной жаре.

Первое погружение под воду проходит успешно. Бен снимает много удачных кадров. Немного вздремнув на берегу, он снова надевает акваланг – нужно заснять акулу-кошку. Чтобы привлечь хищницу, Бен берет специально привезенную конскую ногу. Устроившись в выступе рифа, он запечатлевает, как акулы одна за другой подлетают к приманке и вгрызаются своими мощными челюстями в свежее мясо. Но «кошка» плывет не к ноге, она устремилась прямо на Бена. Только сейчас он замечает роковую ошибку – кровь с конской ноги запачкала его руки и грудь – он обречен.

В следующее мгновение Бена обжигает мысль о Дэйви. В бухту можно добраться только по небу. Никто не знает, что мальчик с отцом вылетели сюда. Когда Дэйви начнут искать, он, уже умрет от жажды и голода. Бену категорически нельзя умирать здесь, под водой. Прилагая нечеловеческие усилия, он отбивается от хищницы и выплывает на берег.

Очнувшись после непродолжительного обморока, Бен понимает, что все еще жив. Однако акула сильно его покалечила – ноги целиком изрезаны, одна рука вся в крови, вторая практически оторвана. Бен дает себе одну единственную установку – дожить этот день, довести сына до города. В перерывах между обмороками он задает Дэйви перевязать раны, дотащить его до самолета, приготовиться ко взлету. Главное, чтобы мальчик не испугался, не запаниковал. Бедняга, он еще не подозревает, что ему придется руководить машиной в одиночку! А он, Бен, совершенно не знает своего сына. Нужно разгадать психологию этого родного и такого чужого мальчика.

Дэйви выносит испытания стоически. Пусть ему десять, но сегодня от него зависит жизнь отца. Он разбирается в картах и знает, как долететь до Каира. «Оставшись один на высоте три тысячи футов, Дэйви решил, что уже больше никогда не сможет плакать. У него навсегда высохли слезы». Однако самый ответственный момент еще впереди – посадка и последний дюйм. Едва не врезавшись во взлетающий самолет, десятилетний пилот и его истекающий кровью отец совершают посадку. Наступает тишина. Бен закрывает глаза. Теперь можно умирать.

Однако судьба сыграла очередную шутку – летчик Бен не погиб. Египетские врачи называли его везунчиком – многочисленные раны заживали на глазах. Правда, одной руки пострадавший лишился, как и карьеры пилота.

Но Бену не было до этого дела. Его волновало лишь одно – как добраться до сердца сына. После трагедии это вдруг стало играть первостепенную важность. Самолеты, деньги, даже утраченная рука – все это казалось теперь пустячным. Бен знает, что ему предстоит долгая и тяжелая работа. Но он готов посвятить ей всю жизнь. Жизнь, которую ему подарил мальчик. Игра, убежден отец, стоит свеч.

История жизни Бена

Бен был хорошим лётчиком. Необходимый опыт он приобрёл, летая в Канаде на стареньком самолёте ДС-3. В последние годы он летал на Фейрчайльде, разыскивая нефть для невтеэкс­портной компании Тексегипто. Чтобы высадить геологов, Бен мог посадить самолёт где угодно: «на песок, на кустарник, на каменистое дно пересохших ручьев и на длинные белые отмели Красного моря», каждый раз отвоёвывая последний дюйм над землёй.

Но сейчас и эта работа закончилась. Руководство компании отказалось от попыток найти большое месторождение нефти и решило, что разведы­ва­тельный самолёт им не нужен. Бену исполнилось 43 года. Жена, не выдержав жизни в жаркой египетской пустыне, уехала в родной Масачусетс. Бен обещал приехать к ней, но понимал, что лётчиком на старости лет он наняться не сможет, а «благопри­стойная и порядочная» работа его не привлекала.

Теперь у Бена остался только десятилетний сын Дэви, которого жена не посчитала нужным забрать с собой. Это был замкнутый ребёнок, одинокий и неприкаянный. Мать им не интересовалась, а отца, резкого немного­словного, мальчик боялся. Для Бена сын был чужим и непонятным человеком, с которым он даже не пытался найти общий язык.

LiveInternetLiveInternet

По одноименному рассказу Джеймса Олдриджа. Американскому летчику Бену Энсли 43 года, однако выглядит он значительно старше. У него есть 11-ти летний сын Дэви и ради него он готов на любой заработок, который время от времени ему подкидывает Джиффорд, торгующий сенсационными материалами подводных съемок.

На этот раз Джиффорд отказался лететь в Акулью бухту, и Бен взял с собой сына, давно мечтавшего об экспедиции с отцом. Ничего не предвещало беды. Погода была идеальная для работы, но во время схватки с акулой Бен получил тяжелое ранение и стало ясно, что он не сможет вести самолет. Тогда маленький Дэви сам сел за штурвал и принял свой первый бой с судьбой… В фильме снимались: Николай Крюков, Слава Муратов, Михаил Глузский, Алиага Агаев, Мухлис Джани-Заде, Алексей Розанов Режиссеры: Теодор Вульфович, Никита Курихин Сценарист: Леонид Белокуров Оператор: Самуил Рубашкин Композитор: Моисей (Мечислав) Вайнберг Художник: Алексей Рудяков Премьера фильма состоялась 10 июня 1959

НАГРАДЫ, НОМИНАЦИИ, ФЕСТИВАЛИ Первый приз Всесоюзного кинофестиваля за работу оператора за 1960 год — Вторая премия Всесоюзного кинофестиваля среди детских фильмов за 1960 год — Вторая премия Всесоюзного кинофестиваля за работу режиссера за 1960 год — Вторая премия Всесоюзного кинофестиваля за мужскую роль за 1960 год — Вторая премия Всесоюзного кинофестиваля за работу композитора за 1960 год

«Последний дюйм»

Рассказ Джеймса Олдриджа «Последний дюйм» («The Last Inch»), по которому был снят фильм, был написан в 19957 году и в том же году был переведен на русский язык. Английское издание книги было осуществлено позднее — в 1960 году.


«Последний дюйм»

Для сценариста Леонида Белокурова и постановщиков Теодора Вульфовича и Никиты Курихина «Последний дюйм» стал дебютом в художественном кинематографе. О роли Бена Эсли мечтал Георгий Жженов, и именно он был приглашен сыграть главного героя будущей картины. Но когда были отсняты кинопробы, режиссеры изменили свои первоначальные планы и решили взять на роль Бена Николая Крюкова.

Из к/ф Последний дюйм . Михаил Рыба – Песня о погибших пилотах

Ранее Крюков появлялся в эпизодических ролях в нескольких картинах, а «Последний дюйм» стал в карьере его первой крупной и самой известной работой в кино. Впоследствии актер принимал участие в съемках многих популярных фильмов — «Поднятая целина», «Туманность Андромеды», «Бронзовая птица», «Долгая дорога в дюнах», «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», «Петровка, 38″.


«Последний дюйм»

Слава Муратов, дебютировав на экране в роли Дэви, через год снялся в короткометражке «Папа или мама?», и на этом его путь в кино был завершен. Став взрослым, Вячеслав актерской профессии предпочел службу в армии — окончив Ленинградское высшее военное инженерно-строительное училище, он стал кадровым офицером.

Музыку к фильму написал Моисей (Мстислав) Вайнберг («Укротительница тигров», «Летят журавли», «Винни-Пух», «Афоня»), а тексты песен сочинил Марк Соболь. «Песню о погибших пилотах» («Тяжелым басом гремит фугас…») исполнил Михаил Рыба, которого за его уникальный голос (бас-профундо) называли «советским Полем Робсоном (Paul Robeson)».

Голос певца также можно услышать в картинах «Карнавальная ночь», «Тихий Дон», «Морская соль» и мультфильмах «Мойдодыр», «Самый, самый, самый, самый…».

Часть эпизодов подводных съемок куплены у французской . . Это видно по качеству пленки. Там, где пленка пожиже — это «Моснфучфильм». Снимали натуру на Каспии, в Азербайджане, поэтому там пески и пустынный берег. В эпизодах (механик, хозяин кафе, врач) снимались азербайджанцы. Часть подводных съемок были осуществлены оператором Анатолием Поповым и его коллегами со студии «Моснаучфильм». Сразу же после выхода на экраны фильм ждал оглушительный успех, в первую очередь у детской и юношеской аудитории, а песни из картины пользуются популярностью до сих пор.


«Последний дюйм»

В 1960 году на Всесоюзном кинофестивале в Минске фильм «Последний дюйм» был отмечен Второй премией в категории детских фильмов, а его создатели были награждены Первым призом за работу оператора (Самуил Рубашкин), Второй премией за работу режиссера (Теодор Вульфович и Никита Курихин), Второй премией за работу композитора (Моисей Вайнберг) и Второй премией за главную мужскую роль (Николай Крюков).

Интересные факты о фильме Последний дюйм / Poslednii dyuim — Роль Николая Крюкова озвучил Юрий Толубеев, а механик (актер Мухлис Джани-Заде) на аэродроме, с которого Бен и Дэви отправились в Акулью бухту, говорит голосом Сергея Юрского.


«Последний дюйм»

— У Олдриджа Бен с сыном летают на самолете Fairchild 24G, а в съемках фильма использовали похожий на него внешне отечественный Як-12.

— В рассказе Олдриджа действие происходит в пустыне неподалеку от рыбацкого поселка под названием Хургада — с 1980-х годов это место на берегу Красного моря стало популярным во всем мире курортом. В фильме же использовано вымышленное название «Мургада».

Поражает невероятная точность «заграничной» фактуры — одежда, вещи, плакат на стене кафе. В те времена фильмы о загранице вызывали улыбку — все там как бы плохо замаскированное наше, советское. Здесь даже жесты «импортные»: помните, как Бен разрезает бечевку на пакете с кормом для акул или как накатывает банку с компотом в сторону Дэви?

Вульфович и Курихин поставили потом вместе один слабый фильм и разошлись. У Курихина был потом один приличный фильм — «Не забудь, станция Луговая». Но все остальное (и у него, и у Т.Вульфовича) довольно среднего уровня. Режиссер Никита Курихин погиб в 1968 году -ехал с семьей на машине ночью из Риги, задремал и врезался в стоящий на обочине грузовик.

Теодору Вульфовичу почти 85 лет. Свой фильм «Последний дюйм» он не любит — многое было там сделано вопреки его замыслам, к тому же была большая тяжба с Л.Белокуровым по поводу гонорара. Николай Крюков умер в 1993 году. Ролей у него было много, но «Дюйм» — одна из лучших его работ. Слава Муратов больше в кино не снимался. Закончил военно-строительное училище, сейчас, кажется, уже полковник. У него семья, дети.

  • Краткие содержания
  • Разные авторы
  • Олдридж — Последний дюйм (Отец и сын)

Джеймс Олдридж посвятил свою новеллу основным человеческим качествам бесстрашию, отваге и внутренней силе, которая помогает людям двигаться вперед.

Произведение начинается с истории жизни профессионального летчика Бена. Он был высококвалифицированным пилотом, так как мог приземлить свой вертолет в любом месте. Это могла быть и пустыня, и каменистая поверхность, и в любом случае посадка совершалась без ошибок. Трудился он в одной из компаний, которая занималась добычей нефтяными месторождениями.

Но в данный момент он сидел без работы. Организация, где он работал, перестала заниматься этим делом. Его супруга уехала к себе на родину, и жила спокойной жизнью. Ездила на транспорте, покупала еду в приличном магазине, то есть жила спокойно и беззаботно.

Бен дал обещание, что приедет к ней, однако, понимал, что в 43 года он уже не может больше летать, а найти другую работу ему было сложно даже в Канаде. Старые пилоты не были так востребованы в этих краях.

Кроме того, у мужчины остался его сын. Жена просто не взяла его с собой, и теперь Дэви жил с отцом. Но они совсем не ладили друг с другом. Мальчик по характеру был необщительный, и он боялся отца за его грубость и резкость в словах. В детстве он не проявлял особого внимания к ребенку, только супруга старалась сделать все, чтобы мальчик был хоть немного активным и жизнерадостным. И даже, сейчас, Бен не пытался найти хоть какой-то подход к сыну.

Вскоре Бен отыскал работу в одной из телевизионных фирм, где ему предложили снимать акул. Платили за эту работу немалые деньги, и вот в один из дней он отправился на Красное море, взяв с собой Деви. Самолет сильно трясло из стороны в сторону, и летчик сожалел о том, что сын полетел с ним. Когда он приземлялся, мальчика стало тошнить, но отец резким тоном сказал ему, чтобы тот учился.

Прибыв в Акулью бухту, летчик совсем забыл о сыне, а только лишь приказывал ему выполнять различные поручения. Бен нырнул в море, а Дэви находился на берегу и боялся, что отец не выплывет наружу, ведь, что делать здесь одному, он не знал. Поднявшись на холм. Он увидел простирающийся по всему берегу песок, и их старенький самолет. Мальчик ощутил полную свободу.

Хищные рыбы в этот день не были такими злыми, и Бену удалось отснять несколько кадров. Однако, когда появилась кошачья акула, то мужчина выбрался на берег. Когда они сели обедать, то мальчик поинтересовался, можно ли с этого островка выбраться. Однако, Бен, расстроил Дэви, ответив, что путь домой лежит только по воздушному пространству. Отец так и не понял сына. А мальчик очень боялся остаться в одиночестве.

Мужчина не любил акул, и тоже их опасался, но ему необходим был этот заработок. Он хотел отвезти мальчика к Джоанне и, скрыв, года, устроиться там на работу. Эта охота на акул была для него последней. Поэтому взяв ногу лошади для того, что приманить рыб, он опять погрузился в воду. Конечно же, хищницы начали рвать конину, а одна из акул, самая опасная, кинулась на Бена. Кое-как, выплыв на берег, летчик увидел, что рыба его сильно повредила. Придя в сознание, он позвал сына, чтобы тот помог ему, однако, истекая кровью, отец не показывал боли, потому что, он не хотел испугать Дэви. Бен понимал, что ему надо приложить все силы, чтобы выбраться с этого острова. Ведь он никому не сообщал об этой поездке. И поэтому, если он не предпримет никаких мер, и не будет держаться стойко, то ребенок может остаться здесь один и погибнет.

Он давал советы мальчику, что надо делать, но понимал, такие поручения для 10-летнего сына тяжелы. Бен думал, как сообщить сыну о том, что ему придется самостоятельно управлять самолетом. Хотя, вглядываясь в Дэви, он понимал, что мальчик совсем неглупый и должен справиться с этим заданием.

Слушая внимательно папу, ребенок смог поднять самолет в воздух. Благодаря своей памяти и ориентировке в местности он без особого труда направил курс к Каиру. Весь полет Бен был без памяти и пришел в себя только тогда, когда они очутились на аэродроме. Превозмогая боль, отец помог сыну приземлиться.

В госпитале врачи были удивлены, что летчик так быстро идет на поправку. Жаль, что теперь у него не было одной руки, а значит, он не может больше летать. Но сейчас для него было важно то, что Дэви остался живым и здоровым, и ему необходимо было найти общий язык с ребенком. Для него это был последний, решающий дюйм.

Произведение учит нас, взрослых любить и понимать своих детей, и со стороны ребенка будет огромная отдача.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Краткое содержание

С работой на плохонькой машине, когда нужно было подниматься «в воздух в любую погоду», было покончено. Однако благодаря полетам в Канаде на старом самолете «ДС-3» Бен приобрел «хорошую закалку».

Он заканчивал «свою летную жизнь над пустынями Красного моря» и без труда мог посадить машину на песок, кустарник, каменистое дно или морские отмели. Но теперь работа в нефтеэкспортной компании подошла к концу, поскольку руководство отказалось от поисков крупных месторождений нефти.

Бену исполнилось сорок три года, и его жена, соскучившись по родине, вернулась в Кембридж. Здесь она «вела приличную жизнь, достойную приличной женщины», однако Бен знал, что не вынесет «благопристойной и добропорядочной» работы.

Помимо равнодушной к нему жены, у Бена был десятилетний сын – одинокий, неприкаянный ребенок, мало знавший родительской ласки. Мать практически не интересовалась им, в то время как отец был для мальчика резким и немногословным, почти посторонним человеком, с которым он не знал, о чем поговорить во время редких встреч.

Вот и сейчас Бен пожалел, что взял сына с собой в самолет «Остер», «который бешено мотало». Мальчик страдал от сильной качки, и он выглядел очень несчастным. Дэви пошел в мать, и при любых трудностях принимался тихо плакать. Однажды Бен решил научить сына управлять самолетом. Несмотря на то, что Дэви оказался весьма толковым и внимательным учеником, «каждый окрик отца доводил его до слез».

В этот раз Бен отправился с сыном на «бесплодное пустынное побережье Красного моря», чтобы немного подзаработать. Дэви успокоился и принялся расспрашивать отца, как он ориентируется в пространстве, как сажает самолет. Бен терпеливо отвечал ему. Он объяснял сыну, что самое главное при посадке – «правильно рассчитать», чтобы расстояние от земли не превышало шести дюймов, и «все дело в последнем дюйме».

Бухта, возле которой приземлился Бен, называлась Акульей: «не из-за формы, а из-за ее населения». Здесь водилось множество акул, заплывавших из Красного моря. Это было на руку Бену, который договорился с одним из телеканалов на подводную съемку морских хищников.

Это было уединенное место, и никто не мог «сюда попасть иначе, как на легком самолете». Бен занялся подготовкой, совершенно забыв о Дэви, который помогал ему разгружать самолет. Подготовив «акваланг и киноаппарат для подводных съемок», Бен скрылся в море, и Дэви до обеда просидел на берегу, ожидая отца. Все это время он думал только о том, «что же с ним будет, если отец так никогда и не выплывет из морской глубины».

Как всегда, акул было много, но все они «держались на расстоянии», не давая возможности сделать хорошие кадры. Бен к этому подготовился, и привез с собой «половину лошадиной ноги». Он собирался воспользоваться приманкой после обеда.

Выйдя на берег, Бен понял, что «сделал большую глупость, взявшись за такую работу». Он был отличным летчиком, но снимать акул оказалось гораздо сложнее, чем он думал. Это была последняя его съемка, и вскоре он собирался уехать в Канаду, чтобы найти более подходящую работу.

Бен совсем позабыл о сыне. Собираясь в дорогу, он «прихватил с собой из Каира дюжину бутылок пива», но даже не подумал взять воды ребенку. Дэви был вынужден сделать несколько глотков горького пива, которые он проглотил с большим трудом. Мальчику было страшно оставаться одному на берегу, особенно когда он узнал, что ни одна душа не знает, где они находятся. Бен успокоил его, сказав, что пробудет «под водой всего полчаса».

Бен погрузился, закрепил приманку и приготовился снимать. «Акулы пришли сразу же, учуяв запах крови», и кадры должны были получиться отменными. Отсняв всю пленку, Бен собрался было подняться на поверхность, как заметил, что большая «акула-кошка плывет прямо на него». Только сейчас он осознал свою непростительную ошибку – «руки и грудь у него измазаны кровью от куска конины». Кошачья акула бросилась в атаку.

Обливаясь кровью, Бен с большим трудом выбрался на песок. Его правая рука была «почти оторвана совсем», левая «была похожа на кусок жеваного мяса и сильно кровоточила», а ноги были сильно изрезаны. Бен понял, что дела его плохи, но он не мог позволить себе умереть из-за Дэви.

Бен приказал сыну как можно крепче перевязать его руки и перетащить к самолету. Дэви пришлось изрядно попотеть, пока он перенес к «Остеру» и усадил в пассажирское сидение раненного отца, поминутно терявшего сознание.

Бен пытался приободрить сына, ведь десятилетнему ребенку «предстояло выполнить дело нечеловеческой трудности» – самостоятельно вести самолет. Стал усиливаться ветер, который сводил к нулю их шансы на спасение. Бен понимал, как важно подобрать правильные слова и не испугать ребенка, на плечи которого взвалилась столь тяжкая ноша.

Следуя точным указаниям отца, Дэви удалось поднять самолет в воздух. Мальчик умел пользоваться компасом и знал обратную дорогу. Он понял, что уже никогда не сможет заплакать: «у него на всю жизнь высохли слезы». Поравнявшись с аэродромом, Дэви при помощи отца смог благополучно посадить машину. При этом он только чудом не врезался в «большой четырехмоторный самолет».

К удивлению египетских врачей, Бен не только выжил, но и сумел найти в себе силы для быстрого восстановления. Истерзанную левую руку ампутировали, также Бену «пришлось справиться и с параличом». О профессии летчика можно было забыть, но у Бена сейчас была забота поважнее – преодолеть последний дюйм, разделявший его с сыном…

Краткое содержание Олдридж Отец и сын (Последний дюйм) 2 вариант

В рассказе, действительно, повествуется об отце и сыне — о сложных отношениях. Сами герои обладают непростыми характерами, да и ситуация, в которй они оказываются, нерядовая.

Отец Бен отважный мечтатель. У него есть семья — жена и сын, но из-за его работы в пустые, где он ищет нефть, они вынуждены выживать в почти диком поселке. Бен резок и даже груб. Тут он еще и работу теряет, так как компания решает закрыть его безрезультатный проект. Теперь Бен не хочет устраиваться на обычную работу, так как не выносит рутины, но летчиком по возрасту быть уже не может. Жена устала от всего этого, она принимает решение вернуться домой. Так и делает! Но оставляет Бену их сына… Ее сложно осуждать, так как сын пошел по сложности характера в отца. Мальчик лет двеннадцати Дэви очень замкнут, угрюм. Он боится импульсивного отца, не рад, что приходится с ним остаться. Для отца ребнок помеха. Бен мечтает заработать денег и отправить сына домой.

И вот ему предлагают работу — почти секретную. Телевизионной компании нужны подводные съемки акул. Никто не должен знать об этом. Бену приходится взять с собой сына, хотя того тошнит от самолета. Пока отец снимает хищников, мальчик вынужден скучать в одиночестве.

Этот рассказ также называется символически «Последний дюйм». На съемках одна из акул набросилась на самого оператора. Бен еле вышел из воды — у него сильно повреждены все конечности, он истекает кровью. И тут мальчику приходится тащить отца к самолету. Чтобы спасти жизнь Бену, Дэни должен вести самолет. Он немного умеет, но очень боится. Сам Бен потсоянно теряет сознание, не может ему помочь. И все же они долетели до города, но самый сложный последний дюйм, на котором нужно хорошо посадить самолет, чтобы все усилия не оказались напрасными.

Рассказ учит вере в себя, заканчивается хорошо.

Оцените произведение:

  • 3.86

Голосов: 182
Читать краткое содержание Последний дюйм. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений

Тест по рассказу

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

  1. Вопрос 1 из 10

    Кто является автором произведения «Последний дюйм»?

Начать тест(новая вкладка)

Доска почёта

Чтобы попасть сюда — пройдите тест.

    

  • Глеб Метров

    10/10

  • Дима Бусыгин

    10/10

  • Ильсаф Закрулин

    9/10

  • Коля Кубик

    10/10

LiveInternetLiveInternet

Последний дюйм / Poslednii dyuim

В эту субботу по телеканалу ТВЦ показали этот фильм. И мне вспомнились те годы. Мне было тогда 19 лет, когда вышел на экраны фильм. До этого фильма книг Джеймса Олдриджа никто не имел, но моя тётя- большой библиофил, в этот период огромного дефицита книг, особенно зарубежных авторов, где-то достала роман Олдриджа «Дипломат». Этот роман был издан только потому, что в то время Джеймс Олдридж считался коммунистом, правительство СССР приветствовала его взгляды.

А случай, который послужил сюжетом фильма, случился на самом деле с Джеймсом Олдриджем. В 1957 году он поехал в Египет и отдыхал на Красном море. Еиу рассказывали, что в этом море водятся изумительные рыбы. И Джеймс однажды решил спуститься на глубину, чтобы сделать несколько подводных снимков. Он был поражен красотой открывшегося подводного мира Красного моря. Конечно, в то время не было ещё таких совершенных аквалангов, но тем не менее на глубину можно было погружаться. И во время съемок Джеймс вдруг почувствовал, что над ним нависла тень. Когда он поднял глаза. то над собой увидел огромную акулу, которая внимательно наблюдала за ним. Джеймс уже прощался с жизнью, застыл буквально от страха, но… акула, изучив его, повернулась и уплыла. Благополучно выбравшись на берег, Джеймс был потрясен. И ему на ум пришел сюжет рассказа про съемки акул. Так в 1957 году появился рассказ «Последний дюйм». В 1958 году рассказ был экранизирован в СССР и сразу же все критики и зрители поставили его в первый ряд среди самых лучших экранизаций зарубежных авторов.

Создатели фильма:

Режиссеры: Никита Курихин, Теодор Вульфович

Авторы сценария: Леонид Белокуров, Джеймс Олдридж (рассказ)

В ролях: Вячеслав Муратов, Николай Крюков, Михаил Глузский, Али Ага Агаев, Мухлис Джани-заде,

Алексей Розанов и другие

Оператор: Самуил Рубашкин

Композитор: Моисей Вайнберг

Сюжет фильма Последний дюйм / Poslednii dyuim

43-летний американец, бывший военный летчик Бен Эсли (Николай Крюков) после войны вновь

оказался в Северной Африке, в небе которой он дрался с немцами.

Еще недавно Бен летал над египетской пустыней, перевозя с места на место геологоразведчиков

нефтедобывающей компании, а теперь был рад любой подвернувшейся работе, ведь ему надо было

содержать не только себя, но и своего десятилетнего сына Дэви (Вячеслав Муратов).

Когда от своего знакомого Джиффорда (Михаил Глузский) Эсли получил предложение снимать под

водой акул в Красном море, то сначала отказался. Но уж слишком заманчиво было получить две

тысячи долларов, которые готовы были выложить телевизионщики за кадры с зубастыми

хищницами, и, в конце концов, он согласился.

В безлюдную Акулью бухту Бен отправился на своем самолете вместе с сыном. Для обоих это

опасное путешествие стало настоящим испытанием.

История создания фильма Последний дюйм / Poslednii dyuim

Премьера картины «Последний дюйм» состоялась 10 июня 1959 года. Рассказ Джеймса Олдриджа

«Последний дюйм» («The Last Inch»), по которому снят фильм, написан в 1957 году и в том же году

переведен на русский язык. Английское издание книги было осуществлено позднее — в 1960 году. Для

сценариста Леонида Белокурова и постановщиков Теодора Вульфовича и Никиты Курихина

«Последний дюйм» стал дебютом в художественном кинематографе.

О роли Бена Эсли мечтал Георгий Жженов, и именно он был приглашен сыграть главного героя

будущей картины. Но когда были отсняты кинопробы, режиссеры изменили свои первоначальные

планы и решили взять на роль Бена Николая Крюкова. Ранее Крюков появлялся в эпизодических

ролях в нескольких картинах, а «Последний дюйм» стал в его карьере первой крупной и самой

известной работой в кино. Впоследствии актер принимал участие в съемках многих популярных

фильмов — «Поднятая целина», «Туманность Андромеды», «Бронзовая птица», «Долгая дорога в

дюнах», «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», «Петровка, 38».

Слава Муратов, дебютировав на экране в роли Дэви, через год снялся в короткометражке «Папа или

мама?», и на этом его путь в кинематографе был завершен. Став взрослым, Вячеслав актерской

профессии предпочел службу в армии — окончив Ленинградское высшее военное инженерно-

строительное училище, он стал кадровым офицером. Музыку к фильму написал Моисей (Мстислав)

Вайнберг («Укротительница тигров», «Летят журавли», «Винни-Пух», «Афоня»), а тексты песен сочинил

Марк Соболь.

«Песню о погибших пилотах» («Тяжелым басом гремит фугас…») исполнил Михаил Рыба,

которого за его уникальные вокальные данные (бас-профундо) называли «советским Полем Робсоном

(PaulRobeson)». Голос певца также можно услышать в картинах «Карнавальная ночь», «Тихий Дон»,

«Морская соль» и мультфильмах «Мойдодыр», «Самый, самый, самый, самый…».

Фильм снимался в Азербайджане, на побережье Каспийского моря. Часть подводных съемок были

осуществлены оператором Анатолием Поповым и его коллегами со студии «Моснаучфильм»,

некоторые кадры были предоставлены французскими кинематографистами из кино.

Сразу же после выхода на экраны фильм ждал оглушительный успех, в первую очередь у детской и

юношеской аудитории, а песни из картины пользуются популярностью до сих пор.

В 1960 году на Всесоюзном кинофестивале в Минске фильм «Последний дюйм» был отмечен Второй

премией в категории детских фильмов, а его создатели были награждены Первым призом за работу

оператора (Самуил Рубашкин), Второй премией за работу режиссера (Теодор Вульфович и Никита

Курихин), Второй премией за работу композитора (Моисей Вайнберг) и Второй премией за главную

мужскую роль (Николай Крюков).

Интересные факты о фильме Последний дюйм / Poslednii dyuim

— Роль Николая Крюкова озвучил Юрий Толубеев, а механик (актер Мухлис Джани-Заде) на

аэродроме, с которого Бен и Дэви отправились в Акулью бухту, говорит голосом Сергея Юрского.

— У Олдриджа Бен с сыном летают на самолете Fairchild 24G, а в съемках фильма использовали

похожий на него внешне отечественный Як-12.

— В рассказе Олдриджа действие происходит в пустыне неподалеку от рыбацкого поселка под

названием Хургада

— с 1980-х годов это место на берегу Красного моря стало популярным во всем мире курортом. В

фильме же использовано вымышленное название «Мургада».

ФИЛЬМ «ПОСЛЕДНИЙ ДЮЙМ»

Источник: Википедия, оформление komrik

Рейтинг

Средняя оценка:
8.26
Оценок:
163
Моя оценка:

подробнее

Язык написания: английский

Перевод на русский:
— Е. Голышева, Б. Изаков

(Последний дюйм); 1961 г.
— 10 изд.

— Б. Изаков

(Последний дюйм); 1967 г.
— 1 изд.

— М.С. Зимина

(Последний дюйм); 2004 г.
— 1 изд.

Жанрово-тематический классификатор:

Аннотация:

У опытного летчика Бена последнее время жизнь не очень-то ладится: египетская компания отказалась от его услуг, жена бросила, а со своим десятилетним сыном он никак не может наладить контакт. Чтобы подзаработать денег на подводной съемке акул, Бен отправляется на самолете к отдаленной бухте Красного моря. В опасное путешествие он берет с собой мальчика, даже не подозревая, какая трагедия разыграется под палящим африканским солнцем.

© Звуковая книга

Примечание:

Джеймс Олдридж. Последний дюйм // Огонёк. 1957. № 37 (1578). С. 9—15.

На русском языке рассказ был опубликован раньше, чем на английском.

Входит в:

Экранизации:


«Последний дюйм»
1958, СССР, реж: Никита Курихин, Теодор Вульфович




Английская новелла
1961 г.

Библиотека современной молодежной прозы и поэзии
1967 г.

Последний дюйм
1971 г.

Жажда человечности
1978 г.

Повести и рассказы современных зарубежных писателей
1983 г.

Последний дюйм
1989 г.

Последний дюйм
1994 г.

Повести и рассказы современных зарубежных писателей
1994 г.

Книга тайн-8
1995 г.

Английская новелла
1997 г.

Хрестоматия по литературе. 5-7 классы. Книга вторая
2002 г.

Последний дюйм
2004 г.

Морской орёл. Охотник. Последний дюйм
2012 г.

Последний дюйм
2007 г.

Издания на иностранных языках:

Наодинці з акулами
1960 г.

(украинский)



Отзывы читателей

Рейтинг отзыва


Ссылка на сообщение ,

Экранизацию не видела, да и рассказ прочитала впервые. Хоть он и написан более полувека назад, а свою актуальность не потерял. И это я не об акулах. А, конечно же, об извечной проблеме отцов и детей. Рассказ ведется от имени отца, профессионального летчика, переложившего воспитание сына на плечи матери, которая и сама была рада отвертеться от этой обязанности. И вот десятилетний мальчуган оказался в эпицентре событий, но ведет себя очень мужественно. Читателю показывают мысли отца, его раскаяние и сожаление об отсутствии тесной связи с ребенком, т.е. автор показывает надежду на благополучный исход не только этой жуткой истории, но и в запущенных семейных отношениях.

Но я поймала себя на мысли, что с огромным удовольствием прочитала бы ту же историю, рассказанную с позиции сына. Вот где был бы накал эмоций!

Ссылка на сообщение ,

Ещё одно классное, замечательнейшее произведение. Всё это напряжение. Драматизм. И драматизм настоящий – без романтики и соплей. Но как передано всё! Ведь это же мастерство – вызывать чувства, эмоции, при этом, не называя их по имени, создавая полотно из каких-то тоненьких кусочков, кое-чего даже не договаривая. И какое полотно! Одноимённый фильм я давным-давно смотрел. Есть, конечно, маленькие отличие (в фильме, например, всё как бы ведётся со стороны мальчика; в рассказе – со стороны отца). И вроде всё знаешь, чем и как закончится. Но всё равно такое напряжение. Такие эмоции вызывает… Ух!.. Эта мужская ¬– сквозь зубы – борьба за жизнь, и не за себя, за ребёнка… Рассказ – тугой комок нервов. И радует, что не героика ради героики, история ради истории, побаловать читателя опасными приключениями. Это ещё и взаимоотношение отца и сына, двух людей на самом деле друг от друга далёких. И вместе с попыткой выжить – вдруг – желание УЗНАТЬ своего сына (до этого он будто бы его и не замечал), быть к нему ближе. Точно нужно оказаться на краю гибели (а то и за её краем), чтобы понять, что главное в жизни… Нет, это стоит читать! Это определённо стоит читать!

Ссылка на сообщение ,

Мощное произведение. Описание человека в стрессовой ситуации ох как нелегко! а когда все висит на волоске, от тебя зависит и собственная жизнь и жизнь другого человека, причем и старше и опытнее тебя, того на которого привык полагаться сам… это рассказ-нерв, без малейшей расслабленности. Все эмоции взвинчены, и нет ни секунды на передышку и размышление. Так, и только так, способен выжить человек попавший в критическую ситуацию.

Читать всем.

Ссылка на сообщение ,

В детстве я смотрел экранизацию, которая была приключенческой, напряженной, и ждал чего-то такого же от рассказа. Но для меня главным в рассказе стала не опасность, а извечная тема отцов и детей. Отец, который никогда не умел быть отцом, зато был первоклассным летчиком пытается вырастить сына, передать свой опыт, найти общий язык. А сын, редко видевший своего отца пытается выжить в кабине самолета. Все испытания воли и стойкости показаны как испытания отношений между отцом и сыном. Недаром, в мыслях героя мелькает то, что выживание зависит от того, сможет ли он подобрать правильные слова для своего сына, не испугав его. И финальная сцена в больнице — всё о том же. Акулы остались позади, но испытание отцовством ещё впереди.

Ссылка на сообщение ,

На меня очень более впечатление произвел фильм, поэтому собственно я и взялся за прочтение рассказа, хотел посмотреть как отреагирую на печатный вариант!! На удивление рассказ почти полностью идентичен фильму, но мысли и впечатления получил разные! В фильме был напряженная атмосфера и прекрасно для того времени показаны съемки подводного мира, а после прочтения книги мне очень стало жалко мальчика ДЭЙВИ, к-й по сути рос без родителей и любви с их стороны!! Ну ладно отец, к-й все время в силу своей работы просто не мог ему уделять должного внимания, но где же была мать, к-я вот так спокойно сумела оставить свое дитя и уехать, оставив его по сути одного!! Немного поражает беспечность отца, к-й вот так вот спокойно взяв своего сына, идя на очень рискованную и авантюрную работу причем в место далекое от цивилизации! И только, когда оказались на грани пропасти отец наконец-то понял, что у него есть сын, к-й несмотря не на что очень его любит и уважает, собственно ЛЮБОВЬ и МУЖЕСТВО помогло им выйти из казалось бы безысходной ситуации!! И как все таки интересно следить за меняющимися поведением главных героев, мальчик, к-й в одночасье становится МУЖЧИНОЙ и его жесткий, безпринципный отец, к-й как оказалось тоже способен на любовь! Однозначно рекомендовано к прочтению всем начиная даже с юных лет!

Ссылка на сообщение ,

Прочитала эту книгу в классе шестом, а воспоминания об этом мужественном мальчике до сих пор в груди!!:pray:

Написать отзыв:

Писать отзывы могут только зарегистрированные посетители!Регистрация

Последний дюйм рассказ читать     ОЛДРИДЖ ДЖЕЙМС

ПОСЛЕДНИЙ ДЮЙМ  (ОТЕЦ И СЫН)

Хорошо, если, налетав за двадцать лет не одну тысячу миль, ты и к сорока годам всё ещё испытываешь удовольствие от полёта; хорошо, если ещё можешь радоваться тому, как артистически точно посадил машину; чуть-чуть отожмёшь ручку, поднимешь лёгкое облачко пыли и плавно отвоюешь последний дюйм над землёй. Особенно когда приземляешься на снег: плотный снег очень удобен для посадки, и хорошо сесть на снег так же приятно, как прогуляться босиком по пушистому ковру в гостинице.

Но с полётами на «ДС-3», когда старенькую машину поднимешь, бывало, в воздух в любую погоду и летишь над лесами где попало, было покончено. Работа в Канаде дала ему хорошую закалку, и не удивительно, что заканчивал он свою лётную жизнь над пустынями Красного моря, летая на «Фейрчайльде» для нефтеэкспортной компании Тексегипто, у которой были права на разведку нефти по всему египетскому побережью. Он водил «Фейрчайльд» над пустыней до тех пор, пока самолет совсем не износился. Посадочных площадок не было. Он сажал машину везде, где хотелось сойти геологам и гидрологам, — на песок, на кустарник, на каменистое дно пересохших ручьёв и на длинные белые отмели Красного моря. Отмели были хуже всего: гладкая с виду поверхность песков всегда бывала усеяна крупными кусками белого коралла с острыми, как бритва, краями, и если бы не низкая центровка «Фейрчайльда», он бы не раз перевернулся из-за прокола камеры.

Но всё это было в прошлом. Компания Тексегипто отказалась от дорогостоящих попыток найти большое нефтяное месторождение, которое давало бы такие же прибыли, какие получало Арамко в Саудовской Аравии, а «Фейрчайльд» превратился в жалкую развалину и стоял в одном из египетских ангаров, покрытый толстым слоем разноцветной пыли, весь иссечённый снизу узкими, длинными надрезами, с потёртыми тросами, с каким-то подобием мотора и приборами, годными разве что на свалку.

Всё было кончено: ему стукнуло сорок три, жена уехала от него домой на Линнен-стрит в городе Кембридж, штата Массачусетс, и зажила как ей нравилось: ездила на трамвае до Гарвард-сквер, покупала продукты в магазине без продавца, гостила у своего старика в приличном деревянном доме — одним словом, вела приличную жизнь, достойную приличной женщины. Он пообещал приехать к ней ещё весной, но знал, что не сделает этого, так же как знал, что не получит в свои годы лётной работы, особенно такой, к какой он привык, не получит её даже в Канаде. В тех краях предложение превышало спрос и когда дело касалось людей опытных; фермеры Саскачевана сами учились летать на своих «Пайперкэбах» и «Остерах». Любительская авиация лишала куска хлеба многих старых лётчиков. Они кончали тем, что нанимались обслуживать рудоуправления или правительство, но такая работа была слишком благопристойной и добропорядочной, чтобы подойти ему на старости лет.

Так он и остался ни с чем, если не считать равнодушной жены, которой он не был нужен, да десятилетнего сына, родившегося слишком поздно и, как понимал в глубине души Бен, чужого им обоим — одинокого, неприкаянного ребёнка, который в десять лет чувствовал, что мать им не интересуется, а отец — посторонний человек, резкий и немногословный, не знающий, о чём с ним говорить в те редкие минуты, когда они бывали вместе.

Вот и сейчас было не лучше, чем всегда. Бен взял с собой мальчика на «Остер», который бешено мотало на высоте в две тысячи футов над побережьем Красного моря, и ждал, что мальчишку вот-вот укачает.

— Если тебя стошнит, — сказал Бен, — пригнись пониже к полу, чтобы не запачкать всю кабину.

— Хорошо. — У мальчика был очень несчастный вид.

— Боишься?

Маленький «Остер» безжалостно швыряло в накалённом воздухе из стороны в сторону, но перепуганный мальчишка всё же не терялся и, с ожесточением посасывая леденец, разглядывал приборы, компас, прыгающий авиагоризонт.

— Немножко, — ответил мальчик тихим и застенчивым голоском, непохожим на грубоватые голоса американских ребят. — А от этих толчков самолет не сломается?

Бен не умел утешать сына, он сказал правду:

— Если за машиной не следить и не проверять её всё время, она непременно сломается.

— А эта… — начал было мальчик, но его сильно тошнило, и он не мог продолжать.

— Эта в порядке, — с раздражением сказал отец. — Вполне годный самолёт.

Мальчик опустил голову и тихонько заплакал.

Бен пожалел, что взял с собой сына. У них в семье великодушные порывы всегда кончались неудачей: оба они были такие — сухая, плаксивая, провинциальная мать и резкий, вспыльчивый отец. Во время одного из редких приступов великодушия Бен как-то попробовал поучить мальчика управлять самолётом, и хотя сын оказался очень понятливым и довольно быстро усвоил основные правила, каждый окрик отца доводил его до слёз…

— Не плачь! — приказал ему теперь Бен. — Нечего тебе плакать! Подыми голову, слышишь, Дэви! Подыми сейчас же!

Но Дэви сидел опустив голову, а Бен всё больше и больше жалел, что взял его с собой, и уныло поглядывал на расстилавшееся под крылом самолёта бесплодное пустынное побережье Красного моря — непрерывную полосу в тысячу миль, отделявшую нежно размытые краски суши от блёклой зелени воды. Всё было недвижимо и мертво. Солнце выжигало здесь всякую жизнь, а весной на тысячах квадратных миль ветры вздымали на воздух массы песка и относили его на ту сторону Индийского океана, где он и оставался навеки на дне морском.

— Сядь прямо, — сказал он Дэви, — если хочешь научиться, как идти на посадку.

Бен знал, что тон у него резкий, и всегда удивлялся сам, почему он не умеет разговаривать с мальчиком. Дэви поднял голову. Он ухватился за доску управления и нагнулся вперёд. Бен убрал газ и, подождав, пока не сбавится скорость, с силой потянул рукоятку триммера, которая была очень неудобно расположена на этих маленьких английских самолетах — наверху слева, почти над головой. Внезапный толчок мотнул голову мальчика вниз, но он её сразу же поднял и стал глядеть поверх опустившегося носа машины на узкую полоску белого песка у залива, похожего на лепёшку, кинутую на этот пустынный берег. Отец вёл самолет прямо туда.

— А почём ты знаешь, откуда дует ветер? — спросил мальчик.

— По волнам, по облачку, чутьём! — крикнул ему Бен.

Но он уже и сам не знал, чем руководствуется, когда управляет самолётом. Не думая, он знал с точностью до одного фута, где посадит машину. Ему приходилось быть точным: голая полоска песка не давала ни одной лишней пяди, и опуститься на неё мог только очень маленький самолёт. Отсюда до ближайшей туземной деревни было сто миль, и вокруг — мёртвая пустыня.

— Все дело в том, чтобы правильно рассчитать, — сказал Бен. — Когда выравниваешь самолёт, надо, чтобы расстояние до земли было шесть дюймов. Не фут и не три, а ровно шесть дюймов! Если взять выше, то стукнешься при посадке и повредишь самолёт. Слишком низко — попадёшь на кочку и перевернёшься. Всё дело в последнем дюйме.

Дэви кивнул. Он уже это знал. Он видел, как в Эль-Бабе, где они брали напрокат машину, однажды перевернулся такой «Остер». Ученик, который на нём летал, был убит.

— Видишь! — закричал отец. — Шесть дюймов. Когда он начинает снижаться, я беру ручку на себя. На себя. Вот! — сказал он, и самолёт коснулся земли мягко, как снежинка.

Последний дюйм! Бен сразу же выключил мотор и нажал на ножные тормоза — нос самолета задрался кверху, и машина остановилась у самой воды — до неё оставалось шесть или семь футов.

Два лётчика воздушной линии, которые открыли эту бухту, назвали её Акульей — не из-за формы, а из-за её населения. В ней постоянно водилось множество крупных акул, которые заплывали из Красного моря, гоняясь за косяками сельди и кефали, искавшими здесь убежища. Бен и прилетел-то сюда из-за акул, а теперь, когда попал в бухту, совсем забыл о мальчике и время от времени только давал ему распоряжения: помочь при разгрузке, закопать мешок с продуктами в мокрый песок, смачивать песок, поливая его морской водой, подавать инструменты и всякие мелочи, необходимые для акваланга и камер.

— А сюда кто-нибудь когда-нибудь заходит? — спросил его Дэви.

Бен был слишком занят, чтобы обращать внимание на то, что говорит мальчик, но всё же, услышав вопрос, покачал головой:

— Никто! Никто не может сюда попасть иначе, как на лёгком самолёте. Принеси мне два зелёных мешка, которые стоят в машине, и прикрывай голову. Не хватало ещё, чтобы ты получил солнечный удар!

Больше вопросов Дэви не задавал. Когда он о чём-нибудь спрашивал отца, голос у него сразу становился угрюмым: он заранее ожидал резкого ответа. Мальчик и не пытался продолжать разговор и молча выполнял, что ему приказывали. Он внимательно наблюдал, как отец готовил акваланги и киноаппарат для подводных съёмок, собираясь снимать в прозрачной воде акул.

— Смотри не подходи к воде! — приказал отец.

Дэви ничего не ответил.

— Акулы непременно постараются отхватить от тебя кусок, особенно если подымутся на поверхность, — не смей даже ступать в воду!

Дэви кивнул головой.

Бену хотелось чем-нибудь порадовать мальчика, но за много лет ему это ни разу не удавалось, а теперь, видно, было поздно. Когда ребёнок родился, начал ходить, а потом становился подростком, Бен почти постоянно бывал в полётах и подолгу не видел сына. Так было в Колорадо, во Флориде, в Канаде, в Иране, в Бахрейне и здесь, в Египте. Это его жене, Джоанне, следовало постараться, чтобы мальчик рос живым и весёлым.

Вначале он пытался привязать к себе мальчика. Но разве добьёшься чего-нибудь за короткую неделю, проведённую дома, и разве можно назвать домом чужеземный поселок в Аравии, который Джоанна ненавидела и всякий раз поминала только для того, чтобы потосковать о росистых летних вечерах, ясных морозных зимах и тихих университетских улочках родной Новой Англии? Её ничто не привлекало, ни глинобитные домишки Бахрейна, при ста десяти градусах по Фаренгейту и ста процентах влажности воздуха, ни оцинкованные поселки нефтепромыслов, ни даже пыльные, беспардонные улицы Каира. Но апатия (которая всё усиливалась и наконец совсем её извела) должна теперь пройти, раз она вернулась домой. Он отвезёт к ней мальчонку, и, раз она живёт, наконец, там, где ей хочется, Джоанне, может быть, удастся хоть немного заинтересоваться ребёнком. Пока что она не проявляла этого интереса, а с тех пор, как она уехала домой, прошло уже три месяца.

— Затяни этот ремень у меня между ногами, — сказал он Дэви.

На спине у него был тяжёлый акваланг. Два баллона со сжатым воздухом весом в двадцать килограммов позволят ему пробыть больше часа на глубине в тридцать футов. Глубже опускаться и незачем. Акулы этого не делают.

— И не кидай в воду камни, — сказал отец, поднимая цилиндрический, водонепроницаемый футляр киноаппарата и стирая песок с рукоятки. — Не то всех рыб поблизости распугаешь. Даже акул. Дай мне маску.

Дэви передал ему маску с защитным стеклом.

— Я пробуду под водой минут двадцать. Потом поднимусь, и мы позавтракаем, потому что солнце уже высоко. Ты пока что обложи камнями оба колеса и посиди под крылом, в тени. Понял?

— Да, — сказал Дэви.

Бен вдруг почувствовал, что разговаривает с мальчиком так, как разговаривал с женой, чьё равнодушие всегда вызывало его на резкий, повелительный тон. Ничего удивительного, что бедный парнишка сторонится их обоих.

— И обо мне не беспокойся! — приказал он мальчику, входя в воду. Взяв в рот трубку, он скрылся под водой, опустив киноаппарат, чтобы груз тянул его на дно.

Дэви смотрел на море, которое поглотило его отца, словно мог что-нибудь разглядеть. Но ничего не было видно — только изредка на поверхности появлялись пузырьки воздуха.

Ничего не было видно ни на море, которое далеко вдали сливалось с горизонтом, ни на бескрайних просторах выжженного солнцем побережья. А когда Дэви вскарабкался на раскалённый песчаный холм у самого высокого края бухты, он не увидел позади себя ничего, кроме пустыни, то ровной, то слегка волнистой. Она уходила, сверкая, вдаль, к таявшим в знойном мареве красноватым холмам, таким же голым, как и всё вокруг.

Под ним был только самолёт, маленький серебряный «Остер», — мотор, остывая, все ещё потрескивал. Дэви чувствовал свободу. Кругом на целых сто миль не было ни души, и он мог посидеть в самолёте и как следует всё разглядеть. Но запах бензина снова вызвал у него дурноту, он вылез и облил водой песок, где лежала еда, а потом уселся у берега и стал глядеть, не покажутся ли акулы, которых снимает отец. Под водой ничего не было видно, и в раскалённой тишине, в одиночестве, о котором он не жалел, хотя вдруг его остро почувствовал, мальчик раздумывал, что же с ним будет, если отец так никогда и не выплывет из морской глубины.

Бен, прижавшись спиной к кораллу, мучился с клапаном, регулирующим подачу воздуха. Он опустился неглубоко, не больше чем на двадцать футов, но клапан работал неравномерно, и ему приходилось с усилием втягивать воздух. А это было изнурительно и небезопасно.

Акул было много, но они держались на расстоянии. Они никогда не приближались настолько, чтобы можно было как следует поймать их в кадр. Придётся приманивать их поближе после обеда. Для этого Бен взял в самолет половину лошадиной ноги; он обернул её в целлофан и закопал в песок.

— На этот раз, — сказал он себе, шумно выпуская пузырьки воздуха, — я уж наснимаю их не меньше чем на три тысячи долларов.

Телевизионная компания платила ему по тысяче долларов за каждые пятьсот метров фильма об акулах и тысячу долларов отдельно за съёмку рыбы-молота. Но здесь рыба-молот не водится. Были тут три безвредные акулы-великаны и довольно крупная пятнистая акула-кошка, она бродила у самого серебристого дна, подальше от кораллового берега. Бен знал, что сейчас он слишком деятелен, чтобы привлечь к себе акул, но его интересовал большой орляк, который жил под выступом кораллового рифа: за него тоже платили пятьсот долларов. Им нужен был кадр с орляком на подходящем фоне. Кишащий тысячами рыб, подводный коралловый мир был хорошим фоном, а сам орляк лежал в своей коралловой пещере.

— Ага, ты ещё здесь! — сказал Бен тихонько.

Длиною рыба была в четыре фута, а весила один бог знает сколько; она поглядывала на него из своего убежища, как и в прошлый раз — неделю назад. Жила она тут, наверно, не меньше ста лет. Шлепнув у неё перед мордой ластами, Бен заставил её попятиться и сделал хороший кадр, когда рассерженная рыба неторопливо пошла вниз, на дно.

Пока что это было всё, чего он добивался. Акулы никуда не денутся и после обеда. Ему надо беречь воздух, потому что здесь, на берегу, баллоны не зарядишь. Повернувшись, Бен почувствовал, как мимо его ног прошелестела плавниками акула. Пока он снимал орляка, акулы зашли к нему в тыл.

— Убирайтесь к чертям! — заорал он, выпуская огромные пузыри воздуха.

Они уплыли: громкое бульканье спугнуло их. Песчаные акулы пошли на дно, а «кошка» поплыла на уровне его глаз, внимательно наблюдая за человеком. Такую криком не запугаешь. Бен прижался спиной к рифу и вдруг почувствовал, как острый выступ коралла впился в руку. Но он не спускал глаз с «кошки», пока не поднялся на поверхность. Даже теперь он держал голову под водой, чтобы следить за «кошкой», которая постепенно к нему приближалась. Бен неуклюже попятился на узкий, поднимавшийся из моря выступ рифа, перевернулся и преодолел последний дюйм до безопасного места.

— Мне эта дрянь совсем не нравится! — сказал он вслух, выплюнув сначала воду.

И только тут заметил, что над ним стоит мальчик. Он совсем забыл о его существовании и не потрудился объяснить, к кому относятся эти слова.

— Доставай из песка завтрак и приготовь его на брезенте под крылом, где тень. Кинь-ка мне большое полотенце.

Дэви дал ему полотенце, и Бену пришлось смириться с жизнью на сухой, горячей земле. Он чувствовал, что сделал большую глупость, взявшись за такую работу. Он был хорошим лётчиком по неразведанным трассам, а не каким-то авантюристом, который рад гоняться за акулами с подводным киноаппаратом. И всё же ему повезло, что он получил хоть такую работу. Два служивших в Каире авиаинженера американской компании Восточных воздушных линий организовали поставку кинофирмам подводных кадров, снятых в Красном море. Обоих инженеров перевели в Париж, и они передали своё дело Бену. Лётчик в своё время помог им, когда они пришли проконсультироваться насчет полётов в пустыне на маленьких самолетах. Уезжая, они отплатили услугой за услугу, сообщив о нём Телевизионной компании в Нью-Йорке; ему дали напрокат аппаратуру, и он нанял маленький «Остер» в египетской лётной школе.

Ему нужно было быстро заработать побольше денег, и появилась такая возможность. Когда компания Тексегипто свернула разведку нефти, он потерял работу. Деньги, которые он бережливо копил два года, летая над раскалённой пустыней, давали возможность жене прилично жить в Кембридже. Того немногого, что у него оставалось, хватало на содержание его самого, сына и француженки из Сирии, которая присматривала за ребёнком. И он мог снимать в Каире маленькую квартирку, где они втроём жили. Но этот полёт был последним. Телевизионная компания сообщила, что запаса отснятой плёнки ей хватит очень надолго. Поэтому его работа подходила к концу, и у него больше не было причин оставаться в Египте. Теперь уже он наверняка отвезёт мальчика к матери, а потом поищет работы в Канаде, — вдруг там что-нибудь да подвернётся, если, конечно, ему повезёт и он сумеет скрыть свой возраст!

Пока они молча ели, Бен перемотал плёнку французского киноаппарата и починил клапан акваланга. Откупоривая бутылку пива, он снова вспомнил о мальчике.

— У тебя есть что-нибудь попить?

— Нет, — неохотно ответил Дэви. — Воды нет…

Бен и тут не подумал о сыне. Как всегда, он прихватил с собой из Каира дюжину бутылок пива: оно было чище и безопаснее для желудка, чем вода. Но надо было взять что-нибудь и для мальчика.

— Придётся тебе выпить пива. Открой бутылку и попробуй, но не пей слишком много.

Ему претила мысль о том, что десятилетний ребёнок будет пить пиво, но делать было нечего. Дэви откупорил бутылку, быстро отпил немножко прохладной горькой жидкости, но проглотил её с трудом. Покачав головой, он вернул бутылку отцу.

— Не хочется пить, — сказал он.

— Открой банку персиков.

Банка персиков не может утолить жажду в полуденный зной, но выбора не было. Поев, Бен аккуратно прикрыл аппаратуру влажным полотенцем и прилёг. Мельком взглянув на Дэви и удостоверившись, что он не болен и сидит в тени, Бен быстро заснул.

— А кто-нибудь знает, что мы здесь? — спросил Дэви вспотевшего во время сна отца, когда тот снова собирался опуститься под воду.

— Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. Просто так.

— Никто не знает, что мы здесь, — сказал Бен. — Мы получили от египтян разрешение лететь в Хургаду; они не знают, что мы залетели так далеко. И не должны знать. Ты это запомни.

— А нас могут найти?

Бен подумал, что мальчик боится, как бы их не изобличили в чём-нибудь недозволительном. Ребятишки всегда боятся, что их поймают с поличным.

— Нет, пограничники нас не найдут. С самолёта они вряд ли заметят нашу машину. А по суше никто сюда попасть не может, даже на «виллисе». — Он показал на море. — И оттуда никто не придёт, там рифы…

— Неужели никто-никто о нас и не знает? — тревожно спросил мальчик.

— Я же говорю, что нет! — с раздражением ответил отец. Но вдруг понял, хотя и поздно, что Дэви беспокоит не возможность попасться, он просто боится остаться один.

— Ты не бойся, — проговорил Бен грубовато. — Ничего с тобой не случится.

— Поднимается ветер, — сказал Дэви как всегда тихо и слишком серьёзно.

— Знаю. Я пробуду под водой всего полчаса. Потом поднимусь, заряжу новую плёнку и опущусь ещё минут на десять. Найди, чем бы тебе покуда заняться. Напрасно ты не взял с собой удочки.

«Надо было мне ему об этом напомнить», — подумал Бен, погружаясь в воду вместе с приманкой из конины. Приманку он положил на хорошо освещённую коралловую ветку, а камеру установил на выступе. Потом он крепко привязал телефонным проводом мясо к кораллу, чтобы акулам было труднее его отодрать.

1 2 3

https://ria.ru/20211018/kovid-1754789325.html

«Поражение более 100 процентов». Рассказ выжившего после ИВЛ при COVID-19

«Поражение более 100 процентов». Рассказ выжившего после ИВЛ при COVID-19 — РИА Новости, 18.10.2021

«Поражение более 100 процентов». Рассказ выжившего после ИВЛ при COVID-19

«Реанимация как последний путь на кладбище», — невесело констатирует Леонид Пономарев. Весной и летом прошлого года он перенес COVID-19 в тяжелой форме… РИА Новости, 18.10.2021

2021-10-18T08:00

2021-10-18T08:00

2021-10-18T08:06

наука

сердце

московская область (подмосковье)

москва

здоровье

whatsapp inc.

биология

коронавирус covid-19

/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content

/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content

https://cdnn21.img.ria.ru/images/07e4/05/15/1571767365_0:466:2810:2047_1920x0_80_0_0_acace7920abc9f98902d369f43afbf99.jpg

МОСКВА, 18 окт — РИА Новости. «Реанимация как последний путь на кладбище», — невесело констатирует Леонид Пономарев. Весной и летом прошлого года он перенес COVID-19 в тяжелой форме. Тотальное поражение легких, дважды подключали к ИВЛ. Врачи не верили, что выживет. До полного восстановления еще далеко, но Леонид с оптимизмом смотрит в будущее, перебрался в Подмосковье, ближе к природе. Он нашел в себе силы рассказать РИА Новости, как попал в красную зону, что видел, пока был в искусственной коме, и как ему удалось оттуда вернуться. Беседовала Татьяна Пичугина.Первый кризисКогда в Москве объявили карантин, я его строго соблюдал — маски носил, никуда особо не выходил, продукты из магазина мыл. Очень удивился кашлю и другим симптомам простуды. Врач, видя мое плохое состояние, посоветовала сделать КТ легких, дала адреса.Я поехал поздно вечером на такси, там огромная очередь. После КТ сказали: COVID-19, поражение легких — 25-50 процентов. Выписали лекарства, выдали прямо там противовирусное. Я вернулся домой, состояние ухудшалось, ночью вызвал скорую, и меня увезли в УКБ-1 на Спортивной (Университетская клиническая больница № 1 Сеченовского университета. — Прим. ред.). Это было 29 апреля.В УКБ-1 недавно открыли красную зону. Меня одного положили в двухкомнатный бокс. Утром увидел двоих соседей и еще троих в другой комнате. Они громко говорили, меня это раздражало. Я им: «Вы хоть понимаете, что в ковидной больнице». Они: «Нет, у нас просто кашель». Меня жутко знобило, казалось, что сквозит из открытой двери, я плохо соображал, не мог встать, сознание плавно уходило.Последующие события восстановил потом по своим сообщениям в WhatsApp. В два часа дня меня перевели в двухместную палату интенсивной терапии. Кашель был уже с кровавой мокротой. Моего соседа забрали в реанимацию. Последнее сообщение: «Наверное, я следующий».Смутно помню, как меня везут, я прошу позвонить. Слышу: «Потом позвонишь». Забирают телефон. Позже медсестра мне рассказала, что я сам разделся, лег. Меня интубировали, подключили к ИВЛ. Это была моя первая загрузка.Вторая загрузкаК 15 мая мне стало легче, дышал самостоятельно. Дырку на трахее заклеили, собирались переводить в отделение. Все радовались, поскольку из реанимации постоянно вывозили трупы. Это последний путь, люди поступали туда в очень тяжелом состоянии. А протоколы лечения еще только создавали, фактически на нас экспериментировали.И тут резкое ухудшение, я опять погрузился в мрак. Слышал, как кто-то произнес: «Вряд ли его спасут».Опять интубировали. Постоянно подгружали, я был в коме, сознание путалось. Казалось, летал над зданием Сеченовки напротив, видел балконы, рассветы, как врачи приходили, уходили. Не хочу детально описывать, что видел и слышал. Запомнилось, как говорили обо мне в третьем лице. Чудилось, что рядом со мной лежала старушка, она просила медсестру: я тебе серьги отдам, только спаси. Та отвечала: держись, Зоя, все будет нормально. Потом медсестра подтвердила: так и было. Старушка скончалась.Когда выходил из-под «груза», пытался взять себя в руки. А во мне трубки со всех сторон. При падении, видимо, сломал локоть. Я крупный, поэтому меня привязывали.Я лежал напротив центрального поста в реанимации, чтобы за мной наблюдали круглые сутки. Кровать № 4. «Вылетной» номер, так говорили. Для самых тяжелых. Все спрашивали, не скончался ли. Нет, отвечали, жив. Я там задержался.Думали, вторую интубацию не переживу точно, потому что огромная нагрузка на сердце, отказали почки полностью. Мои друзья настояли, чтобы мне делали гемодиализ. Резко упало давление — до 60/40. При переливании дали плазму не той группы крови, начался сепсис, потом бактериальная инфекция присоединилась. Все, что плохого в ковиде есть, на себе испытал.В реанимации в сознанииУ меня трубка в трахее, из нее воздух выходит, связки не работают, ни говорить, ни кричать не могу. Трубка забивается. Чтобы я не задохнулся, ее постоянно чистят, делают дренаж. Через трубку поступает высокопоточный кислород НИВЛ (неинвазивная вентиляции легких. — Прим. ред.), он необходим, но от него мне холодно, это пытка.Другая пытка — ингаляция антибиотиком. Одевают дыхательную маску, выливают туда содержимое ампулы, и эта смесь с воздухом поступает в меня.В конце мая мне сделали очередное КТ. В выписке запись: «поражение более 100% от объема легкого», КТ-4. Фактически это смерть.Бесконечные комиссии, включают дыхательное оборудование. Руки-ноги не действуют, не могу повернуться, у меня не пролежни даже, а гнойники до кости, они болят. Кормят через зонд в носу. Постоянные «подгрузки», капельницы, коагулянты, в меня льют, льют все это до бесконечности. Кругом катетеры, приборы.Стал приходить в себя, первый порыв — сбежать. Прошу: «Отпустите, не мучьте». Ну иди, говорят, куда ты пойдешь. А я все телефоны забыл. Такое состояние — просто физическая оболочка. Температура 39 градусов, минус 40 килограммов веса. До конца не осознаю, кто я, где я. Медсестра сказала, это большое чудо, что я не стал овощем, вернулся.Прошу заведующего убрать трубку, чтобы я смог самостоятельно дышать. Мне заклеивают дырки, делают дренаж, откачивают то, что осталось от легких. У меня гидроторекс, когда ткань разлагается и превращается в жидкость.Я понемногу тренируюсь дышать, мне ставят канюли, подключают к кислороду. Он сушит рот, постоянно трескаются губы, хочу пить, и надо стучать, чтобы принесли. Самое большое счастье в этом состоянии — когда дают воды.Реанимацию в красной зоне закрывают. Всех переводят. Нас трое в палате. Соседа увозят. Потом узнаю, что он скончался при переезде. Из лежавших здесь выживших немного.Приходит психолог, мне подносят телефон, чтобы я мог поговорить с родными. Изоляция — это очень страшно. Вы отгорожены от мира двойным кордоном: красной зоной и реанимацией. Смертность высокая, кажется, что ваша жизнь обесценена до минимума.Моя очередь 15 июня, погружают на скорую. Куда везти, еще не знают, — в УКБ-3 или УКБ-4. По дороге кончается кислород в баллоне, но так как я тренировался дышать сам, то доехал.Снова в реанимацииМеня доставили в реанимацию УКБ-3. Страшный сепсис, бесконечно берут анализы, источник заражения не находят, что делать со мной, непонятно. Мне страшно, но я впервые засыпаю своим, а не искусственным, сном. Наконец высыпаюсь. Успокаиваюсь, иду на поправку.Я в сознании и вижу, как люди уходят. Мне делают дренаж легких, скачивают желтую жидкость в огромном количестве. На это смотреть невозможно, легких нет. Но я-то живой!Прошу заведующего снизить мне нагрузку кислорода, чтобы я привыкал дышать самостоятельно. Он разрешает, но потихоньку, говорит: не увлекайтесь, есть риск забыть, что ослабили, гипоксия начинается и ночью не проснетесь.Я безмерно благодарен врачам УКБ-1 за то, что меня вытянули с того света, врачам УКБ-3 за то, что поставили на ноги. Весь коллектив — это настоящие профессионалы. Рядом дед лежал 86 лет, вылечили от ковида. Все радовались, когда его переводили в реабилитационный центр.Медики видят смерть каждый божий день. При мне поступил 40-летний мужчина. Время обеда, мне лежачему еду приносят. Он сам сидит, ест, разговаривает. Буквально через несколько часов его раздувает как шарик — это пневмоторекс, когда воздух скапливается в груди. Ничего не могут сделать, он погибает. Весь ужас ковида в том, что ухудшение происходят молниеносно.Когда меня увозили из УКБ-1, все провожали. Я сказал медсестре, что найду ее, и нашел. А там мой след потеряли, думали умер. Она просит: сделай фото, а то наши не верят.На пути к выздоровлениюМеня переводят из реанимации в отделение. Я еще не хожу, без кислорода сатурация падает до 76 процентов, организм разрушен полностью. Но я прошусь домой, и меня 30 июня выписывают.Друзья заказывают перевозку, покупают баллоны с кислородом, ходунки и все необходимое. Я еще подолгу сидеть не могу, но каждую неделю чувствую улучшение, недаром говорят, родные стены лечат.Через месяц после выписки начинается кризис, то, что называют постковидом. Но я понимаю, откуда я вернулся, и с оптимизмом смотрю на все эти сложности, радуюсь каждому дню, солнцу. Потому что там, где я был, этого нет ничего, там бесконечность, другой мир, сплошной поток двойных черных пакетов. Лучше жить так, как сейчас. Локоть зажил, чувствительность конечностей еще не восстановилась, но я знаю, что нормализуется со временем, как и все остальное.Мне два раза делали КТ и дважды вызывали скорую, потому что плохие легкие. Смотря относительно чего плохие. Относительно 100 процентов поражения или относительно нормы? Я дышу сам, люблю караоке, уже пою, хотя долго не могу звук держать, потому что объем легких уменьшился.Я управляющий по недвижимости, хотя учился на ВМК МГУ, прикладная математика. Так сложилась жизнь. Три года служил в Военно-морском флоте. Курил. Врачи приватно, разумеется, говорят, может это и спасло, мол, легкие, пораженные никотином, вирус не сумел окончательно разрушить. Ну курить мне теперь нечем, бросил, веду здоровый образ жизни.Переехал из Москвы в Подмосковье, здесь свежий воздух, физические упражнения, больше шансов избежать очередной волны ковида. Вирус же никуда не делся, а эффективного лекарства пока нет. Это большая лотерея, выживешь ты или нет. Я все это прошел, никому не пожелаю.У меня медотвод от вакцинирования, поскольку я перенес ковид в тяжелой форме. Но я всем говорю: прививайтесь. Вакцина — это маленькая часть вируса, с которым знакомится организм, чтобы при встрече с реальным вирусом он мог сказать: я тебя уже где-то видел и не боюсь. Потому что, если он с ним не сталкивался, он запустит цитокиновый шторм — защитную реакцию организма. Я объясняю это так: чтобы защитить человека как вид, не сохранять вирус в популяции, организм убивает сам себя.Про многое не рассказываю. Про тромбоз, например. Вся плоть становится как пластилин, ее сжимаешь, а она не возвращается в исходное состояние. Ты не живой — мертвый. Про медиков в скафандрах. Когда очнулся, стал различать их по полоскам. Голубые — младший персонал, желтые — постарше, у заведующего особый костюм. Они в трех парах резиновых перчаток колют, ставят капельницы, катетеры, трахеостомию делают. Старался не смотреть, это жуткое зрелище.Я благодарен моей группе поддержки, друзьям-караокерам, которые помогали все два месяца. Они объединились в чат, организовали круглосуточное дежурство, сбор средств на недостающие лекарства (требовались реально редкие), доставляли их. Спасибо вам.Я и сейчас наблюдаюсь в УКБ-1 у кардиолога, проблемы с сердцем, почки не функционируют, принимаю по 15 таблеток в сутки, но инвалидность не дают. Я не в обиде. После того что со мной было, я хочу просто жить, любоваться солнцем, капельками дождя, радоваться каждому дню, дарованному богом.

https://ria.ru/20211015/koronavirus-1754706580.html

https://ria.ru/20211014/kovid-1754586603.html

https://ria.ru/20200319/1568866842.html

https://ria.ru/20210929/postkovid-1752219949.html

https://ria.ru/20211006/kovid-1753170188.html

московская область (подмосковье)

москва

РИА Новости

internet-group@rian.ru

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

2021

РИА Новости

internet-group@rian.ru

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

Новости

ru-RU

https://ria.ru/docs/about/copyright.html

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/

РИА Новости

internet-group@rian.ru

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

https://cdnn21.img.ria.ru/images/07e4/05/15/1571767365_81:0:2810:2047_1920x0_80_0_0_37e42f950ec7e4fe93eddb319578cae9.jpg

РИА Новости

internet-group@rian.ru

7 495 645-6601

ФГУП МИА «Россия сегодня»

https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/

сердце, московская область (подмосковье), москва, здоровье, whatsapp inc., биология, коронавирус covid-19, коронавирус в россии, вакцинация россиян от covid-19

МОСКВА, 18 окт — РИА Новости. «Реанимация как последний путь на кладбище», — невесело констатирует Леонид Пономарев. Весной и летом прошлого года он перенес COVID-19 в тяжелой форме. Тотальное поражение легких, дважды подключали к ИВЛ. Врачи не верили, что выживет. До полного восстановления еще далеко, но Леонид с оптимизмом смотрит в будущее, перебрался в Подмосковье, ближе к природе. Он нашел в себе силы рассказать РИА Новости, как попал в красную зону, что видел, пока был в искусственной коме, и как ему удалось оттуда вернуться. Беседовала Татьяна Пичугина.

Первый кризис

Когда в Москве объявили карантин, я его строго соблюдал — маски носил, никуда особо не выходил, продукты из магазина мыл. Очень удивился кашлю и другим симптомам простуды. Врач, видя мое плохое состояние, посоветовала сделать КТ легких, дала адреса.

Я поехал поздно вечером на такси, там огромная очередь. После КТ сказали: COVID-19, поражение легких — 25-50 процентов. Выписали лекарства, выдали прямо там противовирусное. Я вернулся домой, состояние ухудшалось, ночью вызвал скорую, и меня увезли в УКБ-1 на Спортивной (Университетская клиническая больница № 1 Сеченовского университета. — Прим. ред.). Это было 29 апреля.

В УКБ-1 недавно открыли красную зону. Меня одного положили в двухкомнатный бокс. Утром увидел двоих соседей и еще троих в другой комнате. Они громко говорили, меня это раздражало. Я им: «Вы хоть понимаете, что в ковидной больнице». Они: «Нет, у нас просто кашель». Меня жутко знобило, казалось, что сквозит из открытой двери, я плохо соображал, не мог встать, сознание плавно уходило.

Последующие события восстановил потом по своим сообщениям в WhatsApp. В два часа дня меня перевели в двухместную палату интенсивной терапии. Кашель был уже с кровавой мокротой. Моего соседа забрали в реанимацию. Последнее сообщение: «Наверное, я следующий».

Смутно помню, как меня везут, я прошу позвонить. Слышу: «Потом позвонишь». Забирают телефон. Позже медсестра мне рассказала, что я сам разделся, лег. Меня интубировали, подключили к ИВЛ. Это была моя первая загрузка.

Вторая загрузка

К 15 мая мне стало легче, дышал самостоятельно. Дырку на трахее заклеили, собирались переводить в отделение. Все радовались, поскольку из реанимации постоянно вывозили трупы. Это последний путь, люди поступали туда в очень тяжелом состоянии. А протоколы лечения еще только создавали, фактически на нас экспериментировали.

И тут резкое ухудшение, я опять погрузился в мрак. Слышал, как кто-то произнес: «Вряд ли его спасут».

Опять интубировали. Постоянно подгружали, я был в коме, сознание путалось. Казалось, летал над зданием Сеченовки напротив, видел балконы, рассветы, как врачи приходили, уходили. Не хочу детально описывать, что видел и слышал. Запомнилось, как говорили обо мне в третьем лице. Чудилось, что рядом со мной лежала старушка, она просила медсестру: я тебе серьги отдам, только спаси. Та отвечала: держись, Зоя, все будет нормально. Потом медсестра подтвердила: так и было. Старушка скончалась.

Когда выходил из-под «груза», пытался взять себя в руки. А во мне трубки со всех сторон. При падении, видимо, сломал локоть. Я крупный, поэтому меня привязывали.

Я лежал напротив центрального поста в реанимации, чтобы за мной наблюдали круглые сутки. Кровать № 4. «Вылетной» номер, так говорили. Для самых тяжелых. Все спрашивали, не скончался ли. Нет, отвечали, жив. Я там задержался.

Думали, вторую интубацию не переживу точно, потому что огромная нагрузка на сердце, отказали почки полностью. Мои друзья настояли, чтобы мне делали гемодиализ. Резко упало давление — до 60/40. При переливании дали плазму не той группы крови, начался сепсис, потом бактериальная инфекция присоединилась. Все, что плохого в ковиде есть, на себе испытал.

1 из 4

Пациент с врачом в отделении реанимации и интенсивной терапии Университетской клинической больницы No 2 Первого Московского государственного медицинского университета имени И. М. Сеченова.

Врачи надевают костюмы в зеленой зоне перед началом работы с зараженными COVID-19

2 из 4

Врачи надевают костюмы в зеленой зоне перед началом работы с зараженными COVID-19 пациентами в УКБ-2.

Отделение реанимации во временном госпитале для пациентов с COVID-19 в конгрессно-выставочном центре Сокольники в Москве

3 из 4

В отделении реанимации во временном госпитале для пациентов с COVID-19 в конгрессно-выставочном центре «Сокольники» в Москве.

Медицинский работник возле кровати пациента в отделении реанимации и интенсивной терапии госпиталя COVID-19 в ГКБ No1 имени Н.И. Пирогова в Москве

4 из 4

У кровати пациента в отделении реанимации и интенсивной терапии госпиталя COVID-19 в ГКБ No 1 имени Н. И. Пирогова в Москве.

1 из 4

Пациент с врачом в отделении реанимации и интенсивной терапии Университетской клинической больницы No 2 Первого Московского государственного медицинского университета имени И. М. Сеченова.

2 из 4

Врачи надевают костюмы в зеленой зоне перед началом работы с зараженными COVID-19 пациентами в УКБ-2.

3 из 4

В отделении реанимации во временном госпитале для пациентов с COVID-19 в конгрессно-выставочном центре «Сокольники» в Москве.

4 из 4

У кровати пациента в отделении реанимации и интенсивной терапии госпиталя COVID-19 в ГКБ No 1 имени Н. И. Пирогова в Москве.

В реанимации в сознании

У меня трубка в трахее, из нее воздух выходит, связки не работают, ни говорить, ни кричать не могу. Трубка забивается. Чтобы я не задохнулся, ее постоянно чистят, делают дренаж. Через трубку поступает высокопоточный кислород НИВЛ (неинвазивная вентиляции легких. — Прим. ред.), он необходим, но от него мне холодно, это пытка.

Другая пытка — ингаляция антибиотиком. Одевают дыхательную маску, выливают туда содержимое ампулы, и эта смесь с воздухом поступает в меня.

В конце мая мне сделали очередное КТ. В выписке запись: «поражение более 100% от объема легкого», КТ-4. Фактически это смерть.

Бесконечные комиссии, включают дыхательное оборудование. Руки-ноги не действуют, не могу повернуться, у меня не пролежни даже, а гнойники до кости, они болят. Кормят через зонд в носу. Постоянные «подгрузки», капельницы, коагулянты, в меня льют, льют все это до бесконечности. Кругом катетеры, приборы.

Стал приходить в себя, первый порыв — сбежать. Прошу: «Отпустите, не мучьте». Ну иди, говорят, куда ты пойдешь. А я все телефоны забыл. Такое состояние — просто физическая оболочка. Температура 39 градусов, минус 40 килограммов веса. До конца не осознаю, кто я, где я. Медсестра сказала, это большое чудо, что я не стал овощем, вернулся.

Прошу заведующего убрать трубку, чтобы я смог самостоятельно дышать. Мне заклеивают дырки, делают дренаж, откачивают то, что осталось от легких. У меня гидроторекс, когда ткань разлагается и превращается в жидкость.

Я понемногу тренируюсь дышать, мне ставят канюли, подключают к кислороду. Он сушит рот, постоянно трескаются губы, хочу пить, и надо стучать, чтобы принесли. Самое большое счастье в этом состоянии — когда дают воды.

Реанимацию в красной зоне закрывают. Всех переводят. Нас трое в палате. Соседа увозят. Потом узнаю, что он скончался при переезде. Из лежавших здесь выживших немного.

Приходит психолог, мне подносят телефон, чтобы я мог поговорить с родными. Изоляция — это очень страшно. Вы отгорожены от мира двойным кордоном: красной зоной и реанимацией. Смертность высокая, кажется, что ваша жизнь обесценена до минимума.

Моя очередь 15 июня, погружают на скорую. Куда везти, еще не знают, — в УКБ-3 или УКБ-4. По дороге кончается кислород в баллоне, но так как я тренировался дышать сам, то доехал.

Снова в реанимации

Меня доставили в реанимацию УКБ-3. Страшный сепсис, бесконечно берут анализы, источник заражения не находят, что делать со мной, непонятно. Мне страшно, но я впервые засыпаю своим, а не искусственным, сном. Наконец высыпаюсь. Успокаиваюсь, иду на поправку.

Я в сознании и вижу, как люди уходят. Мне делают дренаж легких, скачивают желтую жидкость в огромном количестве. На это смотреть невозможно, легких нет. Но я-то живой!

Прошу заведующего снизить мне нагрузку кислорода, чтобы я привыкал дышать самостоятельно. Он разрешает, но потихоньку, говорит: не увлекайтесь, есть риск забыть, что ослабили, гипоксия начинается и ночью не проснетесь.

Я безмерно благодарен врачам УКБ-1 за то, что меня вытянули с того света, врачам УКБ-3 за то, что поставили на ноги. Весь коллектив — это настоящие профессионалы. Рядом дед лежал 86 лет, вылечили от ковида. Все радовались, когда его переводили в реабилитационный центр.

Медики видят смерть каждый божий день. При мне поступил 40-летний мужчина. Время обеда, мне лежачему еду приносят. Он сам сидит, ест, разговаривает. Буквально через несколько часов его раздувает как шарик — это пневмоторекс, когда воздух скапливается в груди. Ничего не могут сделать, он погибает. Весь ужас ковида в том, что ухудшение происходят молниеносно.

Когда меня увозили из УКБ-1, все провожали. Я сказал медсестре, что найду ее, и нашел. А там мой след потеряли, думали умер. Она просит: сделай фото, а то наши не верят.

На пути к выздоровлению

Меня переводят из реанимации в отделение. Я еще не хожу, без кислорода сатурация падает до 76 процентов, организм разрушен полностью. Но я прошусь домой, и меня 30 июня выписывают.

Друзья заказывают перевозку, покупают баллоны с кислородом, ходунки и все необходимое. Я еще подолгу сидеть не могу, но каждую неделю чувствую улучшение, недаром говорят, родные стены лечат.

Через месяц после выписки начинается кризис, то, что называют постковидом. Но я понимаю, откуда я вернулся, и с оптимизмом смотрю на все эти сложности, радуюсь каждому дню, солнцу. Потому что там, где я был, этого нет ничего, там бесконечность, другой мир, сплошной поток двойных черных пакетов. Лучше жить так, как сейчас. Локоть зажил, чувствительность конечностей еще не восстановилась, но я знаю, что нормализуется со временем, как и все остальное.

Мне два раза делали КТ и дважды вызывали скорую, потому что плохие легкие. Смотря относительно чего плохие. Относительно 100 процентов поражения или относительно нормы? Я дышу сам, люблю караоке, уже пою, хотя долго не могу звук держать, потому что объем легких уменьшился.

Я управляющий по недвижимости, хотя учился на ВМК МГУ, прикладная математика. Так сложилась жизнь. Три года служил в Военно-морском флоте. Курил. Врачи приватно, разумеется, говорят, может это и спасло, мол, легкие, пораженные никотином, вирус не сумел окончательно разрушить. Ну курить мне теперь нечем, бросил, веду здоровый образ жизни.

Переехал из Москвы в Подмосковье, здесь свежий воздух, физические упражнения, больше шансов избежать очередной волны ковида. Вирус же никуда не делся, а эффективного лекарства пока нет. Это большая лотерея, выживешь ты или нет. Я все это прошел, никому не пожелаю.

У меня медотвод от вакцинирования, поскольку я перенес ковид в тяжелой форме. Но я всем говорю: прививайтесь. Вакцина — это маленькая часть вируса, с которым знакомится организм, чтобы при встрече с реальным вирусом он мог сказать: я тебя уже где-то видел и не боюсь. Потому что, если он с ним не сталкивался, он запустит цитокиновый шторм — защитную реакцию организма. Я объясняю это так: чтобы защитить человека как вид, не сохранять вирус в популяции, организм убивает сам себя.

Про многое не рассказываю. Про тромбоз, например. Вся плоть становится как пластилин, ее сжимаешь, а она не возвращается в исходное состояние. Ты не живой — мертвый. Про медиков в скафандрах. Когда очнулся, стал различать их по полоскам. Голубые — младший персонал, желтые — постарше, у заведующего особый костюм. Они в трех парах резиновых перчаток колют, ставят капельницы, катетеры, трахеостомию делают. Старался не смотреть, это жуткое зрелище.

Я благодарен моей группе поддержки, друзьям-караокерам, которые помогали все два месяца. Они объединились в чат, организовали круглосуточное дежурство, сбор средств на недостающие лекарства (требовались реально редкие), доставляли их. Спасибо вам.

Я и сейчас наблюдаюсь в УКБ-1 у кардиолога, проблемы с сердцем, почки не функционируют, принимаю по 15 таблеток в сутки, но инвалидность не дают. Я не в обиде. После того что со мной было, я хочу просто жить, любоваться солнцем, капельками дождя, радоваться каждому дню, дарованному богом.

  • Последний поклон астафьев какие рассказы входят
  • Последний марсель рассказы времен великой отечественной иван ефремов книга
  • Последний звонок как пишется
  • Последний лист аргумент для сочинения
  • Последний осенний лист сочинение 3 класс