Íà ñàìîì äåëå, âûãëÿäèò ýòî ãîðàçäî ñòðàøíåå, ÷åì ÿâëÿåòñÿ íà ñàìîì äåëå. Âî âñÿêîì ñëó÷àå, ÿ ñ óäèâëåíèåì îáíàðóæèëà, ÷òî «äàëåêî íå òàê ñòðàøåí êîë, êàê åãî ìàëþþò».
È â ïóáëèöèñòèêå ìàëþþò, è â áåëëåòðèñòèêå (õîòü íà ïðèñíîïàìÿòíîì ñàéòå «Ïûòêè è êàçíè», õîòü ó «çíàìåíèòîãî» Ìàðêà Äåñàäîâà, õîòü… äà ãäå óãîäíî, íà ñàìîì äåëå).
Òî ëè òàê íàíî-ðåãåíåðàòîð íà ìåíÿ äåéñòâóåò ïðè ýòîé àëãî-ýñêàïàäå, òî ëè åù¸ ÷òî… â îáùåì, áîëü î÷åíü ñèëüíàÿ, êîíå÷íî (è ýòî åù¸ î÷åíü è î÷åíü ìÿãêî ñêàçàíî), íî… õîòèòå âåðüòå, õîòèòå íåò, íî äëÿ ìåíÿ êàæäîå ïîñàæåíèå íà êîë (à ÿ ñåé÷àñ ýòî äåëî ïðàêòèêóþ ðàç â äâå íåäåëè êàê ìèíèìóì) åñòü ïðîñòî ýêñòðåìàëüíûé àíàëüíûé ñåêñ äëèòåëüíîñòüþ â ñòàíäàðòíûå òðè ÷àñà. Õîòÿ îäíàæäû ÿ è øåñòü ïðîñèäåëà è íè÷åãî. Ðåãåíåðèðîâàëà è êàê áóäòî íè÷åãî è íå áûëî.
Ïðè÷¸ì íå ïðîñòî àíàëüíûé ñåêñ, à ñåêñ, âî âðåìÿ êîòîðãî ÿ êîí÷àþ ñíà÷àëà êàæäûå ÷åòâåðòü ÷àñà, çàòåì ïî ìåðå óñèëåíèÿ áîëè è íàêîïëåíèÿ óñòàëîñòè, âñ¸ ðåæå è ðåæå… íî ñåìü-âîñåìü ðàç ó ìåíÿ ïîëó÷àåòñÿ áåç ìàëåéøèõ óñèëèé.
Ñêîðåå âñåãî, ÿ ýòî ïîäîçðåâàëà ñ ñàìîãî íà÷àëà, èáî ïîñëå òîãî, êàê (óæå íå ïîìíþ ãäå) âïåðâûå óâèäåëà ðèñóíîê ïîñàæåííîé íà êîë îáíàæ¸ííîé æåíùèíû, ïîíÿëà, ÷òî ÿ òîæå òàê õî÷ó è òâ¸ðäî ðåøèëà îäíàæäû íà êîë òàêè ñåñòü.
Ëàäíî, õâàòèò îáî ìíå (ïîêà). Âûïîëíÿÿ äàííîå ðàíåå îáåùàíèå, ðàññêàæó ñíà÷àëà îá èñòîðèè ýòîãî (âíåøíå) æóòêîãî ñïîñîáà ñìåðòíîé êàçíè. Çàòåì î òîì, êàê ýòèì ðàçâëåêàëàñü «íàøà ìåòàãîìøà».
 ñìûñëå, Ëèëèò. Áàðîíåññà Ýëèíà Âàíàäèñ ôîí Ýíãåëüãàðäò (ñåé÷àñ îíà ïðåäñòàâëÿåòñÿ èìåííî òàê). Ðåàëüíàÿ ðóêîâîäèòåëüíèöà è íà÷àëüíèöà âñåõ íàñ îò ïîñëåäíåãî ñàäîâíèêà äî ðåéõñôþðåðà Die Neue SS Ãåíðèõà Ãèììëåðà.
Íó, à ïîä êîíåö ÿ ðàññêàæó âåñüìà ïîäðîáíî î òîì, êàê ìåíÿ ïîñàäèëè íà êîë… â êîìïàíèè ìîèõ â íåêîòîðîì ðîäå ïîäðóã. Òàê ÷òî, êàê ãîâîðèòñÿ, çàïàñàéòåñü ïîïêîðíîì. Èáî ýòî áóäåò âåñåëî îáåùàþ.
Ýòîò âèä ñìåðòíîé êàçíè áûë îñîáåííî ïîïóëÿðåí íà Áëèæíåì Âîñòîêå. ×òî ñîâåðøåííî íåóäèâèòåëüíî, èáî (âîïðåêè íåêîòîðûì õóäîæåñòâåííûì ïðîèçâåäåíèÿì íà ýòó òåìó), êîë âñåãäà ââîäèëñÿ â çàäíèé ïðîõîä. À èìåííî â ýòîì ðåãèîíå àíàëüíûé ñåêñ áûë íàèáîëåå ðàñïðîñòðàí¸í… êàê è ãîìîñåêñóàëüíûå îòíîøåíèÿ.
Âïðî÷åì, íà êîë ñàæàëè åäâà ëè íå ïîâñåìåñòíî, õîòÿ è âî ìíîãî ìåíüøèõ ìàñøòàáàõ, ÷åì â ââûøåóïîìÿíóòîì ðåãèîíå. È â Àçèè, è â Àôðèêå, è â Öåíòðàëüíîé Àìåðèêå (!!) è â Åâðîïå, êîòîðàÿ, ñóäÿ ïî âñåìó, ïîçàèìñòâîâàëà ýòîò âèä ñìåðòíîé êàçíè ó ìóñóëüìàí.  Ãåðìàíèè òàêèì îáðàçîì êàçíèëè ìàòåðåé, âèíîâíûõ â äåòîóáèéñòâå (ÈÌÕÎ, è î÷åíü ïðàâèëüíî äåëàëè).
 Ðîññèè ñàæàëè íà êîë âïëîòü äî ñåðåäèíû XVIII âåêà (â îñíîâíîì, ïðè Èâàíå Ãðîçíîì è Ïåòðå Âåëèêîì).  XIX âåêå ïîñàæåíèå íà êîë ïî-ïðåæíåìó ïðàêòèêîâàëè â Ñèàìå, Ïåðñèè è â Îñìàíñêîé èìïåðèè, ãäå â 30-õ ãîäàõ òàêîãî ðîäà êàçíè ñîâåðøàëèñü ïóáëè÷íî.
Âîò ëèøü îäíî èç ñâèäåòåëüñòâ î÷åâèäöà «îñìàíñêèõ ïðàêòèê»:
«Â âàðâàðñêèõ ãîñóäàðñòâàõ, îñîáåííî â Àëæèðå, Òóíèñå, Òðèïîëè è Ñàëè, ãäå îáèòàåò ìíîæåñòâî ïèðàòîâ, åñëè ÷åëîâåêà îáâèíÿþò â áîëüøîì êîëè÷åñòâå ïðåñòóïëåíèé, òî åãî [èëè å¸ æåíùèí òîæå êàçíèëè òàêèì ñïîñîáîì] ñàæàþò íà êîë.
Åìó â çàäíèé ïðîõîä âñòàâëÿþò çàîñòðåííûé êîë, çàòåì ñ ñèëîé ïðîíçàþò èì åãî òåëî, èíîãäà äî ãîëîâû, èíîãäà ñêâîçü ãëîòêó. Çàòåì êîë óñòàíàâëèâàþò è çàêðåïëÿþò â çåìëå, òàê ÷òî êîð÷àùóþñÿ æåðòâó, â íåâîîáðàçèìîé àãîíèè, ìîãóò âèäåòü âñå. Ìóêè ïðîäîëæàþòñÿ íåñêîëüêî äíåé »
Ïîñàæåíèå íà êîë øèðîêî ïðèìåíÿëîñü åù¸ â Äðåâíåì Åãèïòå è… ïðàâèëüíî, â íå ìåíåå ãëóáîêîé äðåâíîñòè íà Áëèæíåì Âîñòîêå. Ïåðâûå óïîìèíàíèÿ îá ýòîì ñïîñîáå êàçíè îòíîñÿòñÿ ê íà÷àëó II òûñÿ÷åëåòèÿ äî í. ý.
Ñàìûì ïåðâûì èç èçâåñòíûõ íûíå ÿâëÿåòñÿ ñòàòüÿ ñâîäà çàêîíîâ Õàìóðàïïè (ïðèìåðíî 1700 ã. äî í.ý.), â êîòîðîé ãîâîðèòñÿ, ÷òî òàêîé êàçíè ïîäëåæèò æåíùèíà, óáèâøàÿ ìóæà, ÷òîáû âûéòè çàìóæ çà ëþáîâíèêà.
Èçâåñòíà îíà áûëà è ðèìëÿíàì, õîòÿ îñîáîãî ðàñïðîñòðàíåíèÿ â Äðåâíåì Ðèìå íå ïîëó÷èëà. Èáî òàì ïðèæèëñÿ äðóãîé æóòêèé ñïîñîá êàçíè ðàñïÿòèå, à ðèìëÿíå íå ëþáèëè âàðèàòèâíîñòü â òàêèõ âîïðîñàõ.
Øèðîêîå ðàñïðîñòðàíåíèå êàçíü ïîëó÷èëà â äðåâíåé Àññèðèè, ãäå ïîñàæåíèå íà êîë áûëî îáû÷íûì íàêàçàíèåì äëÿ æèòåëåé âçáóíòîâàâøèõñÿ ãîðîäîâ. Ïðèìåíÿëàñü ýòà êàçíü ïî àññèðèéñêîìó ïðàâó è â êà÷åñòâå íàêàçàíèÿ æåíùèí çà àáîðò.
Êîòîðûé ñîâåðøåííî ñïðàâåäëèâî ñ÷èòàëñÿ äåòîóáèéñòâîì, èáî óæå òîãäà áûëî èçâåñòíî, ÷òî ÷åëîâå÷åñêàÿ æèçíü íà÷èíàåòñÿ ñ ìîìåíòà çà÷àòèÿ, à òàêæå çà ðÿä îñîáî òÿæêèõ ïðåñòóïëåíèé (áàíäèòèçì è âñ¸ òàêîå ïðî÷åå).
 òàê íàçûâàåìîì Çàêîíå Ìàíó, äðåâíåì ñâîäå ðåëèãèîçíûõ è ãðàæäàíñêèõ çàêîíîâ èíäèéñêîãî îáùåñòâà, ñðåäè ñåìè âèäîâ ñìåðòíîé êàçíè ñàæàíèå íà êîë çàíèìàëî ïåðâîå ìåñòî.
 Åâðîïå ýòà êàçíü áûëà âïåðâûå ïðèìåíåíà ïî ïðèêàçó… æåíùèíû. Ôðåäåãîíäû, êîðîëåâû ôðàíêîâ, ñíà÷àëà íàëîæíèöû, à çàòåì æåíû Õèëüïåðèêà I, ìåðîâèíãñêîãî êîðîëÿ Íåéñòðèè (ôðàíêñêîãî ãîñóäàðñòâà, ñòîëèöåé êîòîðîãî áûë Ïàðèæ). ×òî õàðàêòåðíî, óìåðòâèâ ïðåäûäóùóþ ñóïðóãó, âåñòãîòêó Ãàëåñâèíòó.
Ïîýòîìó ñîâåðøåííî íåóäèâèòåëüíî, ÷òî ïî ïðèêàçó Ôðåäåãîíäû íà êîë ïîñàäèëè ìîëîäóþ è î÷åíü êðàñèâóþ çíàòíóþ äåâóøêó (ïðàâäà, ãîâîðÿò, ÷òî î÷åíü äàæå áûëî çà ÷òî).
Âïðî÷åì, Ôðåäåãîíäà âîîáùå îòëè÷àëàñü êàêîé-òî ñîâåðøåííî ïàòîëîãè÷åñêîé æåñòîêîñòüþ, îñîáåííî ïî îòíîøåíèþ ê æåíùèíàì. Îäíèõ ñàæàëà íà êîë, äðóãèõ êîëåñîâàëà, òðåòüèõ ðàçðóáàëà íà êóñêè, ÷åòâ¸ðòûõ âîîáùå æèâü¸ì íà êîñòðå ñæèãàëà…
Êàê è ïðè ðàñïÿòèè, ïðèãîâîðåííîãî çàñòàâëÿëè îòíåñòè êîë ê ìåñòó êàçíè. Çàòåì îïóñòèòüñÿ íà êîëåíè â óäîáíóþ äëÿ ïàëà÷à ïîçó, ôèêñèðîâàëè òàê, ÷òî îí íå ìîã äàæå ïîøåâåëüíóòüñÿ, è (îïÿòü æå äëÿ óäîáñòâà ïàëà÷à) íàäðåçàëè íîæîì çàäíèé ïðîõîä.
Ïîñëå ÷åãî îãðîìíîé äåðåâÿííîé êîëîòóøêîé âáèâàëè â êàçíèìîãî êîë (ôàêòè÷åñêè «íàíèçûâàÿ» íà ýòîò æóòêèé äèâàéñ), ïîñëå ÷åãî óñòàíàâëèâàëè êîë âåðòèêàëüíî, ïîçâîëÿÿ ñèëå òÿæåñòè, ñóäîðîãàì è òùåòíûì ïîïûòêàì êàçíèìîãî îñâîáîäèòüñÿ, çàãîíÿòü êîë âñå ãëóáæå â òåëî æåðòâû.
Ïîñàæåíèå íà êîë ïðèìåíÿëîñü íà òåððèòîðèè Ðå÷è Ïîñïîëèòîé (ïîêà â XVIII âåêå åãî íå îòìåíèëè «ðîññèéñêèå îêêóïíòû»), îñîáåííî âî âðåìÿ âîéí ñ êàçàêàìè.
Èñïàíñêèå êîíêèñòàäîðû ñàæàëè íà êîë ïëåííûõ è (îñîáåííî) ëèäåðîâ èíäåéöåâ âî âðåìÿ êîíêèñòû, òàê, íàïðèìåð, ïî íåêîòîðûì äàííûì, áûë êàçí¸í âîæäü àðàóêàíîâ Êàóïîëèêàíà. Âïðî÷åì, ñîææåíèå æèâü¸ì áûëî â òåõ êðàÿõ â ò î âðåìÿ ñóùåñòâåííî áîëåå ïîïóëÿðíî.
Íà Âîñòîêå ÷àñòî æåíùèíå ïåðåä êàçíüþ íàáèâàëè ñîëüþ è ïåðöåì âëàãàëèùå, ÷òîáû óñèëèòü åå ñòðàäàíèÿ. ß îá ýòîì äóìàëà è äóìàþ… íî ïîêà åù¸ íå ðåøàþñü.
Åù¸ â XIX âåêå ýòà êàçíü íà óäèâëåíèå øèðîêî èñïîëüçîâàëîñü âî âðîäå áû ïðîñâåù¸ííîé Åâðîïå Âî âðåìÿ âîéíû â Èñïàíèè íàïîëåîíîâñêèå âîéñêà (îôèöèàëüíî àðìèÿ ñàìîé ïðîñâåù¸ííîé íàöèè íà ïëàíåòå) ñàæàëè íà êîë èñïàíñêèõ ïàòðèîòîâ. Òå ïðåäñêàçóåìî ïëàòèëè èì òåì æå.
Òåõíèêà ñàæàíèÿ íà êîë âî âñåì ìèðå áûëà ïðàêòè÷åñêè èäåíòè÷íà, çà èñêëþ÷åíèåì íåñêîëüêèõ äåòàëåé. Ïðèãîâîðåííîãî êëàëè íà æèâîò íà çåìëþ, ðàçâîäèëè íîãè è ëèáî çàêðåïëÿëè èõ íåïîäâèæíî, ëèáî èõ äåðæàëè ïàëà÷è, à ðóêè ñâÿçûâàëè çà ñïèíîé.
 íåêîòîðûõ ñëó÷àÿõ â çàâèñèìîñòè îò äèàìåòðà êîëà àíóñ ïðåäâàðèòåëüíî ñìàçûâàëè ìàñëîì èëè íàäðåçàëè íîæîì. Ïàëà÷ îáåèìè ðóêàìè ââîäèë êîë òàê ãëóáîêî, êàê ìîã, à ïîòîì çàãîíÿë åãî âíóòðü ñ ïîìîùüþ îãðîìíîé äåðåâÿííîé êîëîòóøêè (êèÿíêè). Èëè äàæå êóâàëäû.
Êîë, ââåäåííûé â òåëî íà ïÿòüäåñÿò øåñòüäåñÿò ñàíòèìåòðîâ, çàòåì ñòàâèëè âåðòèêàëüíî â çàðàíåå ïîäãîòîâëåííóþ ëóíêó. Ñìåðòü íàñòóïàëà ÷ðåçâû÷àéíî ìåäëåííî, è ïîòîìó êàçíèìûé èñïûòûâàë íåîïèñóåìûå ìó÷åíèÿ.
Ïîñàæåíèå íà êîë áûëî óäîáíî òåì, ÷òî êàçíü ñîâåðøàëàñü, ïî ñóòè, ñàìà ñîáîé è ïîñëå ñîáñòâåííî ïîñàæåíèÿ áîëåå íå òðåáîâàëà ó÷àñòèÿ ïàëà÷à. Êîë âñå ãëóáæå ïðîíèêàë â æåðòâó ïîä äåéñòâèåì åå âåñà, ïîêà íàêîíåö íå âûëåçàë èç ïîäìûøêè, ãðóäè, ñïèíû èëè æèâîòà â çàâèñèìîñòè îò çàäàííîãî íàïðàâëåíèÿ.
Íåðåäêî ñìåðòü íàñòóïàëà ñïóñòÿ íåñêîëüêî äíåé. Îäèí áîÿðèí, ïîñàæåííûé íà êîë ïî ïðèêàçó Èâàíà IV, ïðîìó÷èëñÿ öåëûõ äâà äíÿ. Ïîçäíåå â 1614 ãîäó â Ìîñêâå íà êîë áûë ïîñàæåí àòàìàí äîíñêèõ êàçàêîâ, îäèí èç âèäíåéøèõ ïðåäâîäèòåëåé êàçà÷åñòâà â ýïîõó Ñìóòû Èâàí Çàðóöêèé.
Ïåðñû, êèòàéöû, áèðìàíöû è æèòåëè Ñèàìà (íûíå Òàèëàíäà) çàîñòðåííîìó êîëó ïðåäïî÷èòàëè òîíêèé ñ çàêðóãëåííûì êîíöîì, íàíîñèâøèé ìèíèìàëüíûå ïîâðåæäåíèÿ âíóòðåííèì îðãàíàì.
Êîë íå ïðîòûêàë è íå ðàçðûâàë èõ, à ðàçäâèãàë è îòòåñíÿë, ïðîíèêàÿ âãëóáü. Ñìåðòü âñ¸ ðàâíî íàñòóïàëà, ðàçóìååòñÿ, íî êàçíü ìîãëà ïðîäëèòüñÿ íåñêîëüêî äíåé, ÷òî ñ òî÷êè çðåíèÿ íàçèäàòåëüíîñòè ñ÷èòàëîñü âåñüìà ïîëåçíûì.
Íà êîëó ñ çàêðóãëåííûì íàêîíå÷íèêîì êàçíèëè 23-ëåòíåãî ñòóäåíòà ìåäðåñå Ñóëåéìàíà Õàáè â 1800 ãîäó çà òî, ÷òî îí çàðåçàë êèíæàëîì ãåíåðàëà Êëåáåðà, ãëàâíîêîìàíäóþùåãî ôðàíöóçñêèìè âîéñêàìè â Åãèïòå ïîñëå îòïëûòèÿ Áîíàïàðòà âî Ôðàíöèþ. Ïðîñâåù¸ííûå ôðàíöóçû ÿâíî èñïûòûâàëè ïðîñòî áîëåçíåííîå âëå÷åíèå ê ýòîìó âèäó êàçíè…
Êàê Ëèëèò èñïîëüçîâàëà ýòîò æóòêèé ñïîñîá êàçíè äëÿ ñîáñòâåííîãî ðàçâëå÷åíèÿ (íå òîëüêî äëÿ ðàçâëå÷åíèÿ, êîíå÷íî, íî è äëÿ íåãî òîæå)? À âîò êàê.
Íà ñàìîì äåëå, íå òîëüêî ïîñàæåíèå íà êîë à åù¸ ìíîãèå âèäû ñìåðòíîé êàçíè (òî æå ðàñïÿòèå, íàïðèìåð). Ïðè÷¸ì ñ ñîâåðøåííî íåîæèäàííîé äëÿ ìåíÿ öåëüþ îáðàùåíèÿ â õðèñòèàíñòâî øèðíàðìàññ Ðèìñêîé Èìïåðèè.
Ïîäðîáíåå îá ýòîì âû ñìîäåòå ïðî÷èòàòü â îäíîì èç ïðèëîæåíèé ê ýòîé êíèãå (â ò.í. «Îò÷¸òå Ëèëèò»), à ïîêà ÿ ïðèâåäó ëèøü íåñêîëüêî íàãëÿäíûõ ïðèìåðîâ.
Âîîáùå ìíå î÷åíü òðóäíî ïî÷òè íåâîçìîæíî, íà ñàìîì äåëå ïðåäñòàâèòü ñåáå Ëèëèò ïðîïîâåäóþùåé õðèñòèàíñòâî. Îäíàêî â òå÷åíèå äåñÿòèëåòèé, à òî è ñòîëåòèé â ïåðèîä ðàííåãî õðèñòèàíñòâà îíà èìåííî ýòèì è çàíèìàëàñü. Ïðè÷¸ì ñ òàêèì óñïåõîì, ÷òî ïîçàâèäîâàë áû è Ñâÿòîé Àïîñòîë Ïàâåë. Ëþáîé àïîñòîë ïîçàâèäîâàë áû, íà ñàìîì äåëå.
È âñ¸ ïîòîìó, ÷òî ó Ñâÿòûõ Àïîñòîëîâ è ïðî÷èõ õðèñòèàíñêèõ ìèññèîíåðîâ áûëî ëèøü äâà èíñòðóìåíòà îáðàùåíèÿ øèðíàðìàññ íåîáúÿòíîé Ðèìñêîé èìïåðèè â õðèñòèàíñòâî ñëîâî (â ñìûñëå, ïðîïîâåäü) è ãîòîâíîñòü ïóáëè÷íî è ìó÷åíè÷åñêè óìåðåòü âî ñëàâó Õðèñòîâó.
Ñ îáîèìè, óâû è àõ, âûøåë ïîëíûé îáëîì-ñ. Èáî â äî íåâîçìîæíîñòè ìóëüòèðåëèãèîçíîé è ìóëüòèêóëüòóðíîé Ðèìñêîé èìïåðèè (ñîâðåìåííûå åâðîòîëåðàñòû îòäûõàþò) òó èëè èíóþ ðåëèãèþ ïðîïîâåäîâàë åäâà ëè íå êàæäûé âòîðîé.
Òåîðåòè÷åñêè ðåøàþùåå êîíêóðåíòíîå ïðåèìóùåñòâî â ýòîé ïðîñòî äèêîé êàêîôîíèè («ðåëèãèîçíîì ìåãàáàçàðå») õðèñòèàíñêèì ìèññèîíåðàì äîëæå áûë äàòü Äóõ Ñâÿòîé, íî íà ïðàêòèêå ýòîãî íå ïðîèçîøëî â ïåðâóþ î÷åðåäü ïî ïðè÷èíå ëþòîé ãðåõîâíîñòè ïðîïîâåäíèêîâ.
Åñëè íàçûâàòü âåùè ñâîèìè èìåíàìè, òî îíè åäâà ëè íå ïîãîëîâíî áûëè ñàìûìè íàòóðàëüíûìè îòáðîñàìè îáùåñòâà (÷òî ñêðèïÿ çóáàìè ïðèçíàþò äàæå âïîëíå îôèöèàëüíûå öåðêîâíûå èñòîðèêè). Äà è èíòåëëåêòîì îíè, ìÿãêî ãîâîðÿ, íå áëèñòàëè (àíàëîãè÷íî).
À Ñâÿòîé Àïîñòîë Ïàâåë èçíà÷àëüíî áûë… êåì-òî âðîäå êîìàíäèðà ýéíçàöêîìàíäû, òîëüêî èñòðåáëÿë îí íàðîä ïî ðåëèãèîçíîìó, à íå íàöèîíàëüíîìó ïðèçíàêó.
Êñòàòè, èñòîðèêè äàâíî ïðèçíàëè, ÷òî ïî óðîâíþ æåñòîêîñòè òîãäàøíèå åâðåéñêèå ðåëèãèîçíûå ôàíàòèêè (ê êîòîðûì îòíîñèëñÿ è Ñàâë âïîñëåäñòâèè Ñâÿòîé Àïîñòîë Ïàâåë), äàëåêî ïåðåïëþíóëè äàæå ñàìûõ æóòêèõ ïàëà÷åé ÑÑ. Êàêàÿ óæ òóò ïðàâåäíîñòü…
Ñ ìó÷åíè÷åñòâîì âûøëî åù¸ õóæå, èáî, âî-ïåðâûõ, ãîòîâûõ óìåðåòü çà ñâîþ ðåëèãèþ (íåâàæíî êàêóþ) â òå âðåìåíà â èìïåðèè áûëî ÷óòü áîëüøå ÷åì êàê ãðÿçè, à, âî-âòîðûõ, øèðíàðìàññû ñîâåðøåííî ðåçîííî çàêëþ÷èëè, ÷òî åñëè õðèñòèàíñêèé Áîã íå ìîæåò (èëè íå õî÷åò) ñïàñòè ñâîèõ ïîñëåäîâàòåëåé îò æóòêîé ñìåðòè íà êðåñòå, íà êîñòðå è òàê äàëåå, òî íàôèã òàêîé Áîã âîîáùå íóæåí…
Âîò è ïðèøëîñü Ãîñïîäó Áîãó âûâåñòè íà ñöåíó èñòîðèè ìåòàãîìîâ, âûõîä êîòîðûõ èçíà÷àëüíî íå ïëàíèðîâàëñÿ îò ñëîâà ñîâñåì. Ëèëèò áûëà òî÷íî íå åäèíñòâåííîé èç íèõ è, âîçìîæíî, äàæå íå ñàìîé ðåçóëüòàòèâíîé…
Çàòî åäèíñòâåííîé, î ÷üèõ äåÿíèÿõ âî âî ñëàâó Áîæèþ (÷òî åé áûëî áåçðàçëè÷íî ñîâñåì) è ðàäè ñïàñåíèÿ ÷åëîâå÷åñòâî (à âîò ýòî åé áûëî êàòåãîðè÷åñêè íå áåçðàçëè÷íî) ñîõðàíèëñÿ âåñüìà ïîäðîáíûé è îáú¸ìíûé îò÷¸ò. Êîòîðûé ÿ âêëþ÷èëà â ìîþ êíèãó â êà÷åñòâå îäíîãî èç ïðèëîæåíèé.
Ëîãèêà Ëèëèò (òîãäà åù¸ ñîâñåì íå áàðîíåññû) áûëà ïðîñòîé è ïðÿìîëèíåéíîé, íî îò òîãî íå ìåíåå óáèéñòâåííî-ýôôåêòèâíîé. Åñëè å¸ (â ñìûñëå õðèñòèàíñêèé) Áîã ñïîñîáåí áûë å¸, ïî ñóòè, âîñêðåñèòü èç ì¸ðòâûõ (êàæäîå å¸ øîó áûëî äå-ôàêòî ìèíè-Âîñêðåñåíèåì), òî Îí êðó÷å âñåõ ïðî÷èõ áîãîâ. Êîòîðûå íè÷åãî ïîäîáíîãî ñäåëàòü íå ìîãóò. Èäåÿ íå íîâàÿ (÷òî-òî ïîäîáíîå áûëî îïèñàíî åù¸ â Âåòõîì çàâåòå), íî î÷åíü äàæå ðàáîòîñïîñîáíàÿ.
Áûëà, ïðàâäà ìàààëåíüêàÿ ïðîáëåìà ÷òîáû ýòî ñðàáîòàëî, íåîáõîäèìî áûëî, ÷òîáû å¸ àðåñòîâàëè, ñóäèëè (òàê èëè èíà÷å), ïðèãîâîðèëè ê ìàêñèìàëüíî æåñòîêîé ñìåðòè è êàçíèëè… òî÷íåå, ïîïûòàëèñü.
À ýòî â ïðîñòî íåâåðîÿòíî ðåëèãèîçíî òîëåðàíòíîé Ðèìñêîé èìïåðèè (ñîâðåìåííûå åâðîïåéñêèå è àìåðèêàíñêèå òîëåðàñòû íåðâíî êóðÿò â ñòîðîíêå) áûëî îðãàíèçîâàòü íå òàê-òî ïðîñòî.
Èáî íóæíî áûëî äîâåñòè ñîîòâåòñòâóþùåãî ïðàâèòåëÿ ïðîñòî äî áåëîãî êàëåíèÿ… à äëÿ ýòîãî äëÿ íà÷àëà îáðàòèòü íà ñåáÿ åãî âíèìàíèå. ×òî áûëî íåïðîñòî âåñüìà, èáî âñåì áåç èñêëþ÷åíèÿ ïðåôåêòàì, ïðîêóðàòîðàì, öàðüêàì è ïðî÷èì ñàòðàïàì äåëà äî âñÿêèõ òàì ðåëèãèîçíûõ ïðîïîâåäíèêîâ áûëî ÷óòü ìåíüøå, ÷åì íèêàêîãî. È áåç òîãî ïðîáëåì áûëî âûøå êðûøè.
Êàê ìíå êàê-òî ñî ñìåõîì ðàññêàçûâàëà Ëèëèò (ìû ñ íåé â íåêîòîðîì ðîäå ïîäðóæèëèñü), äàæå åé ñâåðõ-ñâåðõ-÷åëîâåêó ïî ñóòè (ñâåðõ-ëþäüìè áûëè ëþäåíû) ýòî óäàâàëîñü íå âñåãäà. Äàëåêî íå âñåãäà, íà ñàìîì äåëå.
Ïåðèîäè÷åñêè îíà íàòûêàëàñü íà íàñòîëüêî òåïëîõëàäíîãî ïðàâèòåëÿ (ëþòîãî ïîôèãèñòà, âûðàæàÿñü ñîâðåìåííûì ÿçûêîì), ÷òî åé ïðèõîäèëîñü óäàëÿòüñÿ íåñîëîíî õëåáàâøè. Îòðÿõíóâ ïûëü ñ ñàíäàëèé… íó è òàê äàëåå.
Íî çàòî åñëè óäàâàëîñü, òî î÷åíü ñêîðî íà÷èíàëñÿ òàêîé òåàòð… òî÷íåå, öèðê. Èíîãäà äàæå ñ êîíÿìè (ïàðó ðàç å¸ ðåàëüíî ïîïûòàëèñü ðàçîðâàòü ëîøàäüìè). Êîí÷èëîñü ýòî ïðåäñêàçóåìî ïëîõî äëÿ ëîøàäåé.
Îäíàêî ãîðàçäî ÷àùå (êàê ïðàâèëî, íà ñàìîì äåëå), å¸ áàíàëüíî èëè íå î÷åíü ðàñïèíàëè. Èíîãäà ñ ïðåäâàðèòåëüíîé ïîðêîé ôëàãðóìîì èíîãäà áåç îíîé (íåêîòîðûå ïðàâèòåëè áûëè ïðîñòî ôåíîìåíàëüíî ëåíèâû).
Ðàñïèíàëè âñåãäà ïðèáèâàÿ çà ðóêè è íîãè ê êðåñòó âåñüìà óñòðàøàþùåãî âèäà ñòðîèòåëüíûìè ãâîçäÿìè. ×òî îðãàíèçîâûâàëà ñàìà Ëèëèò è òîëüêî äëÿ òîãî, ÷òîáû ïðåäñòàâëåíèå âûãëÿäåëî ìàêñèìàëüíî ýôôåêòíî.
Èáî ïî óãîëîâíî-ïðîöåññóàëüíîìó êîäåêñó Ðèìñêîé èìïåðèè ðàñïèíàåìûõ ïðåñòóïíèêîâ íàäëåæàëî ïðèâÿçûâàòü âåð¸âêàìè. Íå èç ÷åëîâåêîëþáèÿ, à ïðîñòî ÷òîáû îðó áûëî ìåíüøå…
Ïðîâèñåâ íà êðåñòå ñ ïîë÷àñà (íà áîëüøåå ó Ëèëèò ïðîñòî íèêîãäà íå õâàòàëî òåðïåíèÿ), îíà ðåçêèì äâèæåíèåì âûäèðàëà ãâîçäè èõ êðåñòà, îñâîáîæäàÿ ñíà÷àëà ðóêè, çàòåì íîãè.
Ïîñëå ÷åãî âûõîäèëà íà ñåðåäèíó ñîîòâåòñòâóþùåãî Ëîáíîãî ìåñòà è ïðåäúÿâëÿëà äî ïîëóñìåðòè øîêèðîâàííîé ïóáëèêå ñâîè ðóêè è íîãè áåç ìàëåéøèõ ñëåäîâ êàêèõ-ëèáî ðàí.
Îäíàæäû î÷åâèäíî ñ öåëüþ äîêàçàòü, ÷òî âñ¸ îïèñàííîå â îò÷¸òå ïðîèçîøëî íà ñàìîì äåëå Ëèëèò îðãàíèçîâàëà ìíå è ìîèì êîëëåãàì òàêóþ äåìîíñòðàøêó (ïðàâäà, åù¸ áîëåå ýôôåêòíóþ â ñî÷åòàíèè íå ñ ðàñïÿòèåì, à ñ ñîææåíèåì íà êîñòðå). Ïñåâäî-ñîææåíèåì, ðàçóìååòñÿ, õîòÿ âûãëÿäåëî ýòî ñî ñòîðîíû âåñüìà íàòóðàëüíî.
Òàê ÷òî ÿ î÷åíü õîðîøî ìîãó ñåáå ïðåäñòàâèòü îùóùåíèÿ çðèòåëåé â å¸ òåàòðå. Êîòîðûå â òå÷åíèå ñ÷èòàííûõ ÷àñîâ, ðàçóìååòñÿ, îáðàòèëèñü â õðèñòèàíñòâî (ñòðàííî áûëî áû, åñëè áû ðåçóëüòàò áûë êàêèì-òî èíûì).
Ïàðó ðàç ñ íå¸ ñäèðàëè êîæó ÷òî áûëî î÷åíü áîëüøîé îøèáêîé, íà ñàìîì äåëå, èáî â ðåçóëüòàòå «ïóáëè÷íîé äåìîíñòðàöèè ðåãåíåðàöèè» ó íåìàëîãî ÷èñëà çðèòåëåé ðåàëüíî ïîåõàëà êðûøà. Ïðè÷¸ì âñåðü¸ç ïîåõàëà è íàâñåãäà. Èáî íå êàæäûé äåíü ó òåáÿ íà ãëàçàõ æåíùèíà â ìãíîâåíèå îêà çàíîâî îòðàùèâàåò ïîëíîñòüþ ñîäðàííóþ ñ å¸ òåëà êîæó.
Ïî ñëîâàì Ëèëèò, îäèí èç ïàëà÷åé, ñäèðàâøèõ ñ íå¸ êîæó æèâü¸ì (÷òî, âïðî÷åì, áûëî òåì åù¸ òåàòðîì, èáî ó ìåòàãîìîâ êîæè, êàê òàêîâîé, íåò), åé äàæå ïîíðàâèëñÿ. Âäóì÷èâîñòüþ, ïðîôåññèîíàëèçìîì, à òàêæå âåæëèâûì, óâàæèòåëüíûì è äàæå çàáîòëèâûì îòíîøåíèåì ê êàçíèìîé. Òî åñòü, ê íåé.
Ýòîò ïàëà÷ ïåðñ ïî íàöèîíàëüíîñòè, à èìåííî â Ïåðñèè ýòîò âèä êàçíè ïðåâðàòèëñÿ â íàñòîÿùåå èñêóññòâî, ðàáîòàë ñ Ëèëèò äîëãî. Äàæå î÷åíü äîëãî. Ñðåçàë ñ íå¸ êîæó óçêèìè ðåìåøêàìè, êðóæî÷êàìè, ëîñêóòàìè, ïëàñòèíàìè. È äàæå òîíêèìè ëåíòî÷êàìè, ÷òî ñ÷èòàëîñü âåðõîì ïàëà÷åñêîãî ìàñòåðñòâà.
Íà÷èíàÿ ñ å¸ øåè, îí ñïåöèàëüíûì íîæîì èç äàìàññêîé ñòàëè ñðåçàë å¸ öàðñòâåííóþ êîæó êîëüöåâûìè ïîëîñêàìè îò ïÿòè äî äåñÿòè ñàíòèìåòðîâ øèðèíîé, ïðè ýòîì ñàìûå áîëüøèå ëîñêóòû, ñíÿòûå ñ ãðóäè è áåäåð, ïàäàëè íà çåìëþ ê íîãàì êàçíèìîé. Êàê î÷åíü áûñòðî (â ñèëó ôåíîìåíàëüíîé ëåíè Ëèëèò) âûÿñíèëîñü, îòíþäü íå êàçíèìîé.
Áåççâó÷íàÿ âñïûøêà è ïàëà÷ ìãíîâåííî ïîñåäåë. Áîëåå òîãî, èç çäîðîâîãî öâåòóùåãî, êðåïêîãî òðèäöàòèïÿòèëåòíåãî ìóæ÷èíû, ïðåâðàòèëñÿ â áåëîãî êàê ëóíü ñãîðáëåííîãî ñòàðèêà.
Çà ìèíóòó, à òî è ìåíåå, îí ïîñòàðåë ëåò íà òðèäöàòü êàê ìèíèìóì. Èáî âìåñòî êîð÷èâøåéñÿ îò áîëè æåíùèíû, êîòîðóþ îí òîëüêî ÷òî ëèøèë óæå ïðàêòè÷åñêè âñåé êîæè (çà èñêëþ÷åíèåì ëèöà, êîòîðîå òðîãàòü íå ïîëàãàëîñü), íà ëîæå ïåðåä íèì öàðñòâåííî ðàñïîëàãàëàñü áîãèíÿ ñ èäåàëüíîé áåëîñíåæíîé êîæåé. Íà êîòîðîé íå áûëî íè ðàíêè…
Íà êîë å¸ òîæå ñàæàëè, õîòÿ è íå ÷àñòî (â òî âðåìÿ ýòîò âèä êàçíè áûë åù¸ äîñòàòî÷íî ðåäêèì). Âïðî÷åì, ñòðîãî ãîâîðÿ, íå ñàæàëè ïàëà÷ ââîäèë êîë âíóòðü å¸ òåëà â ãîðèçîíòàëüíîì ïîëîæåíèè (âáèâàÿ ñ ïîìîùüþ äåðåâÿííîé êîëîòóøêè â âûñòàâëåííûé ââåðõ çàä) ïîñëå ÷åãî îí è åãî ïîìîùíèêè óñòàíàâëèâàëè êîë âåðòèêàëüíî, âêàïûâàÿ åãî â çåìëþ (â ñïåöèàëüíî ïîäãîòîâëåííîå óãëóáëåíèå).
Èìåííî òàê (åñëè âåðèòü öåðêîâíîé ëåãåíäå) êàçíèëè íåêîåãî Òåðòèÿ åïèñêîïà Èêîíèè (íûíå òóðåöêèé ãîðîä Êîíüÿ) è îäíîãî èç ñåìèäåñÿòè àïîñòîëîâ, èçáðàííûõ Íàçàðÿíèíîì (â äîïîëíåíèå ê èçíà÷àëüíûì äâåíàäöàòè) ïîñëå åãî òðåòüåé Ïàñõè â Èåðóñàëèìå, òî åñòü â ïîñëåäíèé ãîä åãî çåìíîé æèçíè.
×òî õàðàêòåðíî, ìíîãèå (åñëè íå áîëüøèíñòâî) èç ýòèõ íîâîàïîñòîëîâ ïîñëå ðàñïÿòèÿ îòðåêëèñü îò ñâîåãî Ó÷èòåëÿ (è äàæå âîñêðåñåíèå Íàçàðÿíèíà íå óáåäèëî èõ â èñòèííîñòè Åãî ó÷åíèÿ). Âèäèìî, â ðåçóëüòàòå îñîçíàíèÿ ïîëíîé áåñïåðñïåêòèâíîñòè ñâîèõ óñèëèé ïî ñïàñåíèþ ÷åëîâå÷åñòâà è äàæå ïî îáðàùåíèþ øèðíàðìàññ â èñòèííóþ âåðó.
Òåì íå ìåíåå, çà ïÿòüäåñÿò äíåé, ïðîøåäøèõ ìåæäó Âîñêðåñåíèåì è Ïÿòèäåñÿòíèöåé (îòñþäà è íàçâàíèå ïîñëåäíåé) â îñòàâøèìñÿ âåðíûìè Õðèñòó ïðèñîåäèíèëèñü íîâûå ó÷åíèêè, òàê ÷òî îáùåå ÷èñëî ïîëó÷èâøèõ ìîùíóþ èíúåêöèþ Ñâÿòîãî Äóõà âî âðåìÿ Ïÿòèäåñÿòíèöû (ò.å., èçíà÷àëüíûõ õðèñòèàíñêèõ ìèññèîíåðîâ) ñîñòàâëÿëî, ñêîðåå âñåãî, îò 70 äî 82 ÷åëîâåê.
Ëèëèò ïðîñèäåëà íà êîëó äåñÿòü ÷àñîâ äî ñóìåðåê (äåëî áûëî ëåòîì, äåíü áûë äëèííûé, à íà êîë å¸ ïîñàäèëè äîâîëüíî ðàííèì óòðîì). Õîòÿ âïîëíå ìîãëà ïðåêðàòèòü ýòî áåçîáðàçèå ãîðàçäî ðàíüøå ÷åðåç ÷àñ, ìàêñèìóì ÷åðåç äâà. À òî è âîîáùå ÷åðåç ïîë÷àñà.
Íî íå ïðåêðàòèëà, à òåðïåëà (áåç êðèêîâ è ïî÷òè áåç ñòîíîâ) óæàñàþùóþ, íå÷åëîâå÷åñêóþ áîëü öåëûõ äåñÿòü ÷àñîâ òîëüêî äëÿ òîãî, ÷òîáû äîñòàâèòü åìó ìàêñèìóì óäîâîëüñòâèÿ. Åìó â ñìûñëå, ïàëà÷ó, ê êîòîðîìó îíà, ñêàæåì òàê, íåðîâíî äûøàëà (è ìåãîìàì ñâîéñòâåííû íåêèå… ÷óâñòâà).
Èáî ïîñëå òîãî, êàê êîë áûë óñòàíîâëåí è å¸ ñîãíóòûå â êîëåíÿõ íîãè áûëè ïðèâÿçàíû â ùèêîëîòêàõ ê çàïÿñòüÿì (êàê ýòîãî òðåáîâàëè òàìîøíèå ïðàâèëà êàçíè) îí ñîâåðøåííî îøàëåëûì ãîëîñîì ïðèçíàëñÿ åé, ÷òî íèêîãäà íå âèäåë íè÷åãî áîëåå ïðåêðàñíîãî, ÷åì… òî, ÷òî îí èìåë (ñîâåðøåííî ðåàëüíîå) ñ÷àñòüå ñåé÷àñ ñîçåðöàòü. Õîòÿ äåëî áûëî â ãîðîäå, çíàìåíèòîì è ñâîèìè ñêóëüïòîðàìè, è ñâîèìè àðõèòåêòîðàìè, è ñâîèìè õóäîæíèêàìè, è ñâîèìè æåíùèíàìè.
Äûøàëà îíà, âîçìîæíî, è íåðîâíî, íî âñ¸ æå ñëèøêîì ðîâíî (èëè íåäîñòàòî÷íî íåðîâíî), ÷òîáû âûáðàòü ìåíåå øîêèðóþùèé ñïîñîá «ñàìîñíÿòèÿ» ñ êîëà.
Êîãäà ïîñòåïåííî íà÷àëè ñãóùàòüñÿ ñóìåðêè (à çàäà÷ó îáðàùåíèÿ ãîðîäà â õðèñòèàíñòâî, ðàçóìååòñÿ, íèêòî íå îòìåíÿë), Ëèëèò îäíèì ðûâêîì, êàê òîíêèå íèòêè, ðàçîðâàëà òîëñòûå âåð¸âêè, êîòîðûìè áûëè ñâÿçàíû å¸ ðóêè è íîãè… è ðàêåòîé âçëåòåëà íà ìåòð-ïîëòîðà íàä îñòðèåì êîëà. Ëîâêî, èçÿùíî è ýëåãàíòíî ïðèçåìëèâøèñü ãäå-òî â ìåòðå îò îðóäèÿ êàçíè.
Íàáëþäàâøàÿ çà êàçíüþ ïóáëèêà (êîòîðàÿ âñå äåñÿòü ÷àñîâ êàê ïðèêëååííàÿ ñèäåëà íà ñòàäèîíå) êàê ïî êîìàíäå ðóõíóëà íà êîëåíè. Õðèñòèàíñêèé ñâÿùåííèê (ñëåäóþùèé â î÷åðåäè íà ïîñàæåíèå íà êîë), íå áóäü äóðàê è ñëåäóÿ èçâåñòíîé ðåêîìåíäàöèè êîâàòü æåëåçî ïîêà ãîðÿ÷î (à ñòàðàíèÿìè Ëèëèò áûëî î÷åíü ãîðÿ÷î), òóò æå äîáûë íåâåäîìî ãäå âåäðî ñàìîé îáûêíîâåííîé âîäû è ìàëÿðíóþ êèñòü.
Íåìåäëåííî îñâÿòèë âîäó (ìàëåíüêèé õðèñòèàíñêèé êðåñò ó íåãî ïî÷åìó-òî íå îòîáðàëè)… è îêðåñòèë âñåõ áåç èñêëþ÷åíèÿ ïðèñóòñòâîâàâøèõ. Âêëþ÷àÿ, ðàçóìååòñÿ, ãîðîäñêóþ àäìèíèñòðàöèþ â ïîëíîì ñîñòàâå. À â ñëåäóþùèå íåñêîëüêî äíåé âîîáùå âåñü ãîðîä.
Êðîìå ïàëà÷à. Êîòîðîãî õâàòèë ñàìûé íàòóðàëüíûé ñòîëáíÿê. Õóæå òîãî ñàìûé íàñòîÿùèé âçðûâ ìîçãà. Ìèíóò ïÿòü… äåñÿòü ìàêñèìóì îí ñîâåðøåííî íåïîäâèæíî ñòîÿë à ïîòîì ñâàëèëñÿ çàìåðòâî. Íåâîçìóòèìûé âðà÷, êîòîðûé äîëæåí áûë êîíñòàòèðîâàòü ñìåðòü Ëèëèò, âìåñòî ýòîãî êîíñòàòèðîâàë ñìåðòü ïàëà÷à…
Ïðåæäå, ÷åì ñàìîé ñåñòü íà êîë, ÿ ïðîñìîòðåëà âèäåî ñ ïîñàæåíèåì Ëèëèò. Ñàæàëè å¸ â òî÷íîé êîïèè Çàëà Îáåðãðóïïåíôþðåðîâ Ñåâåðíîé Áàøíè çàìêà Âåâåëüñáóðã.  ñàìîì öåíòðå êîòîðîãî ðàñïîëàãàëñÿ, ïðàâèëüíî ñèìâîë ׸ðíîãî Ñîëíöà… çåëåíîâàòîãî öâåòà.
 öåíòðå êîòîðîãî (ïî ñëîâàì Ëèëèò, ýòî áûëî íóæíî äëÿ ìàêñèìèçàöèè ïîòîêà ýíåðãèé Âðèëü, ÷òî ìíå áûëî íåáëèçêî ñîâñåì) áûëà óñòàíîâëåíà ïåðåäâèæíàÿ ïëàòôîðìà. Íà ïëàòôîðìå ðàñïîëàãàëèñü òàáóðåò (äëÿ Ëèëèò) è ïîìîñò (äëÿ ïàëà÷à). È, ðàçóìååòñÿ, êîë.
Öèëèíäðè÷åñêîé ôîðìû êîë âûñîòîé ñòî ñåìüäåñÿò ñàíòèìåòðîâ òî÷íî â ðîñò Ëèëèò — áûë âûòî÷åí ïðîôåññèîíàëîì íà òîêàðíîì ñòàíêå èç îñîáî ïðî÷íîãî äåðåâà. Èáî Ëèëèò îäíîçíà÷íî ïðåäïî÷èòàëà èñêëþ÷èòåëüíî íàòóðàëüíûå (ïðèðîäíûå) ìàòåðèàëû, îñîáåííî âíóòðè ñâîåãî ëþáèìîãî òåëà.
Âïðî÷åì, âïîëíå âîçìîæíî, ÷òî ìàòåðèàë áûë âñ¸-òàêè íå ñîâñåì íàòóðàëüíûì, èáî óæ î÷åíü âûñîêèìè áûëè òðåáîâàíèÿ ê ïðî÷íîñòè è äîëãîâå÷íîñòè. Ïîýòîìó ÿ (â ñèëó èíòåðåñà ê âîåííîé èñòîðèè è îáðàçîâàíèÿ èíæåíåðà-ìåõàíèêà çíàêîìàÿ ñ àâèàöèîííûìè ìàòåðèàëàìè) ïîäîçðåâàëà, ÷òî íà ñàìîì äåëå êîë (êîòîðûé Ëèëèò ïî÷åìó-òî îêðåñòèëà Ìèõàýëü) áûë âûïîëíåí íå èç íàòóðàëüíîãî äåðåâà, à èç äåëüòà-äðåâåñèíû.
Êîòîðàÿ ïîëó÷àåòñÿ èç îáû÷íîé äðåâåñèíû (áåð¸çîâîãî øïîíà, åñëè áûòü áîëåå òî÷íûì) ïóò¸ì ïðîïèòêè îíîãî ôåíîë- èëè êðåçîëîôîðìàëüäåãèäíîé ñìîëîé ñ ïîñëåäóþùèì ãîðÿ÷èì ïðåññîâàíèåì ïîä âûñîêèì äàâëåíèåì.
 ðåçóëüòàòå ïîëó÷àåòñÿ ìàòåðèàë, âñåãî âäâîå áîëåå ïëîòíûé (è, ñëåäîâàòåëüíî, ëèøü âäâîå òÿæåëåå), ÷åì ñîáñòâåííî äðåâåñèíà, íî íåñðàâíèìî áîëåå ïðî÷íûé — ïðî÷íåå, ÷åì ìíîãèå àëþìèíèåâûå ñïëàâû.
Êðîìå òîãî, îí ïðàêòè÷åñêè íå ãîðèò, îáëàäàåò àáñîëþòíîé ñòîéêîñòüþ ê ïîðàæåíèþ ãðèáêîì (ãíèëè) è èìååò äëèòåëüíûé ñðîê ñëóæáû áåç ïîòåðè êà÷åñòâ (äåñÿòêè ëåò), ïðè÷¸ì äàæå â âåñüìà íåáëàãîïðèÿòíûõ óñëîâèÿõ.
Ïîýòîìó íåóäèâèòåëüíî, ÷òî â ÑÑÑÐ (â êîòîðîì äî âîéíû áîëüøåâèêàì òàê è íå óäàëîñü íàëàäèòü ïðîèçâîäñòâî àâèàöèîííîãî äþðàëþìèíèÿ â íåîáõîäèìûõ êîëè÷åñòâàõ) äåëüòà-äðåâåñèíà øèðîêî ïðèìåíÿëàñü à àâèàñòðîåíèè.
 ÷àñòíîñòè, â êîíñòðóêöèè äîâîëüíî ðàñïðîñòðàí¸ííîãî (ñîâåòñêèå àâèàçàâîäû íàêëåïàëè àæ 6528 øòóê) èñòðåáèòåëÿ ËÀÃÃ-3 íå îñîáî óäà÷íîãî, íî ñóùåñòâåííî áîëåå æèâó÷åãî, ÷åì åãî áîëåå óäà÷íûé ñîâðåìåííèê ßê-1. Òåì íå ìåíåå, ïîëó÷èâøåãî (ïî ðÿäó ïðè÷èí) îáèäíîå ïðîçâèùå ËÀêèðîâàííûé Ãàðàíòèðîâàííûé Ãðîá.
Íà âûñîòå ïðèìåðíî ñîðîê ñàíòèìåòðîâ îò îñòðèÿ (êîë äîëæåí áûë äîéòè ïðèìåðíî äî ãîðëà áàðîíåññû) â êîë áûëà âñòàâëåíà òîíêàÿ (îêîëî ñàíòèìåòðà â äèàìåòðå) ïåðïåíäèêóëÿðíàÿ ïëàíêà (ïåðåêëàäèíà) êðóãëîãî ñå÷åíèÿ.
Äëèíîé îêîëî òðèäöàòè ñàíòèìåòðîâ âïîëíå äîñòàòî÷íî, ÷òîáû â ñàìîì ïðÿìîì ñìûñëå óñàäèòü æåíùèíó íà êîë è, òåì ñàìûì, îñòàíîâèòü ïðîäâèæåíèå êîëà âíóòðü å¸ òåëà. Ïîýòîìó òîëùèíà êîëà îêàçàëàñü ñóùåñòâåííî áîëüøå (îêîëî ïÿòè ñàíòèìåòðîâ), ÷åì àíàëüíûé ôàëëîèìèòàòîð.
×òî ãàðàíòèðîâàëà íàìíîãî áîëåå æóòêóþ áîëü, ÷åì îò áîëåå òîíêîãî êîëà, èáî òîëñòûé êîë, ïî ñóòè, ðàçäèðàë ïîñàæåííîé íà íåãî æåíùèíå è àíàëüíîå îòâåðñòèå, è ñôèíêòåð, è ïðÿìóþ êèøêó… è âñ¸ îñòàëüíîå íà åãî ïóòè â òåëå èñòÿçàåìîé.
Ìèõàýëü çàâåðøàëñÿ îñòðè¸ì, ÷òî áûëî íå ñîâñåì îáû÷íî äëÿ ýòîãî âèäà êàçíè. Èáî, êàê ïðàâèëî, êàçíèìîãî (èëè êàçíèìóþ) íàñàæèâàëè íà òîëñòûé êîë, ó êîòîðîãî âåðõ áûë çàêðóãë¸í è ñìàçàí ìàñëîì.
Ñ îòêðîâåííî äüÿâîëüñêîé öåëüþ ìàêñèìàëüíî ïðîäëèòü ìó÷åíèÿ æåðòâû. Ïðè òàêîì ñïîñîáå êàçíè ñìåðòü îáû÷íî íàñòóïàëà ëèøü ÷åðåç íåñêîëüêî äíåé, òàê êàê îêðóãë¸ííûé êîë íå ïðîíçàë æèçíåííî âàæíûå îðãàíû, à ëèøü âõîäèë âñ¸ ãëóáæå è ãëóáæå â òåëî ïðèãîâîð¸ííîé.
Îñòðè¸ (è âîîáùå âåñü êîë) íåïðåîäîëèìî íàïîìèíàëè ìíå àíòåííó. Èáî ïî å¸ ñëîâàì, Ëèëèò ñàäèëàñü íà êîë èìåííî äëÿ òîãî, ÷òîáû ïîäêëþ÷èòüñÿ ê ìàêñèìàëüíî øèðîêîìó êàíàëó ýíåðãèè Âðèëü («íàñòðîèòüñÿ íà êàíàë», åñëè õîòèòå).
Âîïðåêè ðàñïðîñòðàí¸ííîìó çàáëóæäåíèþ (è ñîäåðæàíèþ òàíàòîôèëüñêèõ ïîðíîðàññêàçîâ), êîë íèêîãäà íå ââîäèëè âî âëàãàëèùå æåíùèíû òîëüêî â àíóñ. Èáî ââåä¸ííûé âî âëàãàëèùå êîë ãàðàíòèðîâàë î÷åíü áûñòðóþ áóêâàëüíî â òå÷åíèå íåñêîëüêèõ ìèíóò ñìåðòü îò îáèëüíîãî ìàòî÷íîãî êðîâîòå÷åíèÿ. ×òî â êîðíå ïðîòèâîðå÷èëî îñíîâîïîëàãàþùåé öåëè ýòîé ñàòàíèíñêîé êàçíè.
Íî ýòî îòíîñèëîñü èñêëþ÷èòåëüíî ê çåìíûì æåíùèíàì. Êîòîðûå íèêàê íå ìîãëè îñòàíîâèòü âíóòðåííåå êðîâîòå÷åíèå. À ìåòàãîì Ëèëèò ìîãëà ïðè÷¸ì ñîâåðøåííî íå íàïðÿãàÿñü.
Ïîýòîìó åé áûëî àáñîëþòíî áåçðàçëè÷íî êóäà ââîäèòü êîë. È êàêîé èìåííî òóïîé èëè îñòðûé. Âèäèìî, ñ ÷èñòî ýñòåòè÷åñêîé òî÷êè çðåíèÿ åé áîëüøå íðàâèëñÿ îñòðûé, ïîýòîìó ñîçäàòåëü äèâàéñà èìåííî òàêèì åãî è ñäåëàë.
Ïàëà÷ (åñëè áûòü áîëåå òî÷íîé, òî äîêòîð Êðèñòèàí Êðîíáåðãåð) ïîìåñòèë ïëàòôîðìó ñ Ìèõàýëåì â öåíòð ׸ðíîãî Ñîëíöà. Ïðè÷¸ì òàê, ÷òî íèæíèé êîíåö ñìîòðåë òî÷íî â öåíòð ýòîãî ìàãè÷åñêîãî ñèìâîëà, à îñòðè¸ òî÷íî â öåíòð ñâàñòèêè ïîä êóïîëîì çàëà îáåðñò-ãðóïïåíôþðåðîâ.
È, òàêèì îáðàçîì, ñäåëàë êîë ÷àñòüþ âåðòèêàëüíîé ëèíèè, ñîåäèíÿâøåé öåíòðû ýòèõ ìîùíåéøèõ äóõîâíûõ ñèìâîëîâ.  ïîëíîì ñîîòâåòñòâèè ñ ôàêòàìè, ëîãèêîé è çäðàâûì ñìûñëîì, èáî òàêàÿ êîíôèãóðàöèÿ îáåñïå÷èâàëà ìàêñèìàëüíî øèðîêèé è ìîùíûé êàíàë ýíåðãèè Âðèëü. Ïî ñëîâàì áàðîíåññû, ðàçóìååòñÿ êàê ÿ óæå ãîâîðèëà, ìíå âñÿ ýòà îêêóëüòÿòèíà íå áëèçêà ñîâñåì.
Ëèëèò (ïðåäâàðèòåëüíî âûïîðîòàÿ ñàìûì íàñòîÿùèì ðèìñêèì ôëàãðóìîì) ïîêîðíî ïîäíÿëàñü íà òàáóðåòêó; à ïàëà÷ âñòàë íà ïëàòôîðìó ñ äðóãîé ñòîðîíû êîëà. Áàðîíåññà àêêóðàòíî ïðèñåëà íà îñòðèå êîëà, ïîñëå ÷åãî ïàëà÷ êðåïêî âçÿë å¸ çà ïëå÷è è îñòîðîæíî, íî óâåðåííî ïîìîã åé ââåñòè êîë äîñòàòî÷íî ãëóáîêî â àíóñ, ÷òîáû êîë íå âûñêî÷èë, êîãäà îíà íà íåãî ñÿäåò óæå âñåì âåñîì ñâîåãî ñîâåðøåííîãî òåëà.
«Äåðæè ìåíÿ ñòðîãî âåðòèêàëüíî» — ïîïðîñèëà îíà. È ìÿãêèì (äàæå, ïîæàëóé, íåæíûì), íî ðåøèòåëüíûì äâèæåíèåì ïîâàëèëà íà ïëàòôîðìó òàáóðåòêó. Ïîñëå ÷åãî ñâîáîäíî îïóñòèëà íîãè âäîëü Ìèõàýëÿ.
È ïîä òÿæåñòüþ ñîáñòâåííîãî âåñà íà÷àëà ñêîëüçèòü âíèç, ïîñòåïåííî íàñàæèâàÿñü íà êîë (áëàãî åãî ïîâåðõíîñòü áûëà àáñîëþòíî ãëàäêîé). Êðèñòèàí ïðèäåðæèâàë å¸ çà ïëå÷è, ìàêñèìàëüíî çàìåäëÿÿ ýòîò ïðîöåññ è âíèìàòåëüíî ñëåäÿ çà òåì, ÷òîáû êîë âõîäèë â íå¸ ñòðîãî âåðòèêàëüíî.
Ëèëèò íå êðè÷àëà (âèäèìî ðåøèëà «âêëþ÷èòü ìåòàãîìà»), èáî áîëü îò ïðîíèêíîâåíèÿ âíóòðü êîëà áûëà åù¸ î÷åíü äàëåêà îò å¸ ðåàëüíîãî ôèçèîëîãè÷åñêîãî ïðåäåëà (ñ ÷åëîâå÷åñêîé òî÷êè çðåíèÿ, ïðàêòè÷åñêè áåñêîíå÷íîãî), à ìåòàãîìû ïðåêðàñíî óìåëè êîíòðîëèðîâàòü ñåáÿ.
Òîëüêî ÷àñòî, ãëóáîêî è òÿæåëî äûøàëà è èçðåäêà ñëåãêà ïîñòàíûâàëà. Âïðî÷åì, ñêîðåå íå îò áîëè, à îò ÿâíî î÷åíü ñèëüíîãî ñåêñóàëüíîãî âîçáóæäåíèÿ (îõ, êàê ÿ å¸ ïîíèìàëà).
Íî ïîñêîëüêó êîíòðîëèðîâàòü ñåáÿ îíà óìåëà çåð ãóò, òî íè äèêàÿ áîëü îò ïðîíçàåìûõ êîëîì âíóòðåííèõ îðãàíîâ, íè ñèëüíåéøåå ñåêñóàëüíîå âîçáóæäåíèå (êîòîðîå ñîâåðøåííî íåïîñòèæèìûì îáðàçîì ïðåêðàñíî óæèâàëîñü ñ íå÷åëîâå÷åñêîé áîëüþ à òî è âîîáùå ñòèìóëèðîâàëîñü ïîñëåäíåé) íå ìåøàëè åé âåñüìà ýôôåêòèâíî ïîìîãàòü Êðèñòèàíó ïðàâèëüíî íàñàæèâàòü å¸ íà êîë.
È ÷òîáû Ìèõàýëü âõîäèë â íå¸ ñòðîãî âåðòèêàëüíî, è ÷òîáû îí â ïðîöåññå âõîäà ïðè÷èíÿë åé ìàêñèìàëüíóþ áîëü. ×òî, íåñîìíåííî, èìåëî ìåñòî áûòü, ïîýòîìó ìåíÿ óäèâèëî íàñêîëüêî ñïîêîéíî è äàæå åñòåñòâåííî îíà ââîäèò â ñåáÿ (èáî èìåííî òàê ýòî, ïî ñóòè, è ïðîèñõîäèëî) ýòîò àáñîëþòíî ÷óæåðîäíûé ïðåäìåò.
Êîòîðûé, ê òîìó æå íå ïðîñòî âõîäèò, à ïîñëåäîâàòåëüíî ðàçðóøàåò (ïðè÷èíÿÿ â ïðîöåññå ýòîãî ïðîñòî äèêóþ, æóòêóþ, óæàñàþùóþ, íå÷åëîâå÷åñêóþ áîëü) âñå âíóòðåííèå ÷åëîâå÷åñêèå îðãàíû, êîòîðûå îí âñòðå÷àåò íà ñâî¸ì ñìåðòîíîñíîì ïóòè.
ß åù¸ ó÷àñü â ñðåäíåé øêîëå, ïàðàëëåëüíî çàêîí÷èëà êóðñû ìåäñåñò¸ð, èáî äëÿ ÷¸ðíîé ìàçîõèñòêè ýòî åñòü ïðîñòî æèçíåííàÿ íåîáõîäèìîñòü. Íó è, êîíå÷íî, ïðî÷èòàëà â Ñåòè âñ¸ ÷òî ìîãëà îáî âñåõ âèäàõ ïûòîê è êàçíåé (ïðè÷¸ì àæ íà ïÿòè ÿçûêàõ).
È ïîòîìó î÷åíü õîðîøî ïðåäñòàâëÿëà, ÷òî ïðîèñõîäèò âíóòðè ÷åëîâåêà (è áóäåò ïðîèñõîäèòü âíóòðè ìåíÿ) ïðè ïîñàæåíèè íà êîë. Âñ¸ íà÷èíàåòñÿ ñ òîãî, ÷òî êîë ðàçðûâàåò ïðîìåæíîñòü è ïðîõîäèò ÷åðåç òàç æåíùèíû. Çàòåì ïîâðåæäàåò íèæíèé îòäåë ìî÷åâîé ñèñòåìû (ìî÷åâîé ïóçûðü), à ó æåíùèí (òî åñòü, ó Ëèëèò) — åù¸ è äåòîðîäíûå îðãàíû.
Äâèãàÿñü âñ¸ âûøå è âûøå âíóòðè ÷åëîâå÷åñêîãî òåëà, äüÿâîëüñêèé äèâàéñ ðàçðûâàåò áðûæåéêó òîíêîé êèøêè, ïðîáèâàÿñü ñêâîçü êèøêè è íàêîïëåíèÿ ïèùè â áðþøíîé ïîëîñòè.
Ïðîéäÿ ÷åðåç êèøå÷íèê, êîë îòêëîíÿåòñÿ ê ïåðåäíåé ÷àñòè ïîçâîíî÷íèêà â îáëàñòè ïîÿñíèöû, è ñêîëüçèò ïî åãî ïîâåðõíîñòè, ïîñòåïåííî äîñòèãàÿ âåðõíåé ÷àñòè áðþøíîé ïîëîñòè è ïîðàæàÿ æåëóäîê è ïå÷åíü (à èíîãäà è ïîäæåëóäî÷íóþ æåëåçó).
 ñëó÷àå Ëèëèò âñåãäà, èáî îíà íàìåðåííî óïðàâëÿëà êîëîì (åé ýòî óäàâàëîñü íà óäèâëåíèå ýôôåêòèâíî), ÷òîáû îí ïîâðåäèë âñå, àáñîëþòíî âñå å¸ âíóòðåííèå îðãàíû äî êîòîðûõ ìîã äîáðàòüñÿ.
Ïîäíèìàÿñü âñ¸ âûøå è âûøå, êîë ïðîðûâàåò äèàôðàãìó è ïðîíèêàåò â ãðóäíóþ êëåòêó, ïîâðåæäàÿ ñåðäöå è öåíòðàëüíûå êðîâåíîñíûå ñîñóäû, à çàòåì ëåãêèå, áðîíõè è òðàõåþ.
Èìåííî ýòî è ïðîèñõîäèëî ñåé÷àñ ñ Ëèëèò. Åñëè áû ñîçäàòåòü ýòîãî âàðâàðñêîãî äèâàéñà íå âñòàâèë â Ìèõàýëÿ ãîðèçîíòàëüíóþ ïåðåêëàäèíó, êîë ïðîø¸ë áû ñêâîçü ãîðëî æåíùèíû è âûøåë íàðóæó ëèáî ÷åðåç ãîðëî, ëèáî ÷åðåç ðîò (ïîñëåäíåå, âïðî÷åì, ïîòðåáîâàëî áû îïðåäåë¸ííîãî èñêóññòâà îò íàñ îáîèõ).
Íî ïîñêîëüêó ïåðåêëàäèíà áûëà ïðåäóñìîòðèòåëüíî âñòàâëåíà, Ëèëèò ðåàëüíî ñåëà íà êîë. Ôîðìàëüíî, êîíå÷íî, íà ïåðåêëàäèíó, íî âñ¸ ðàâíî ôàêòè÷åñêè íà êîë. È ïîòîìó êîë îñòàíîâèëñÿ ÷óòü íèæå ãîðëà, ñòðàííûì îáðàçîì äàæå íå ìåøàÿ æåíùèíå äûøàòü.
Âïðî÷åì, êîíå÷íî æå, íå ñòðàííûì. Èáî ìåòàãîì òàê óñòðîåí (â âûñøåé ñòåïåíè ïðåäóñìîòðèòåëüíî óñòðîåí, íàäî îòìåòèòü), ÷òî ïðè âîçíèêíîâåíèè ïîòåíöèàëüíî ñìåðòåëüíîé óãðîçû åãî (â äàííîì ñëó÷àå, å¸) æèçíè àâòîìàòè÷åñêè âêëþ÷àåòñÿ ðåçåðâíàÿ (íà ñàìîì äåëå, êîíå÷íî, îñíîâíàÿ âñïîìîãàòåëüíîé ÿâëÿåòñÿ êàê ðàç ÷åëîâå÷åñêàÿ) ñèñòåìà.
Âêëþ÷àåòñÿ è ïåðåõâàòûâàåò (òî÷íåå, áåð¸ò ïîëíîñòüþ) íà ñåáÿ âñ¸ æèçíåîáåñïå÷åíèå îðãàíèçìà ìåòàãîìà. À òàêæå ïðåäîòâðàùàåò êðîâîòå÷åíèå (à òàêæå âîîáùå ëþáûå âûäåëåíèÿ) èç ÷åëîâå÷åñêîãî îðãàíèçìà. È, ðàçóìååòñÿ, ïîëíîñòüþ (áóêâàëüíî â òå÷åíèå íåñêîëüêèõ ìèíóò) ðåãåíåðèðóåò ÷åëîâå÷åñêóþ ñèñòåìó ìåòàãîìà.
Âïîñëåäñòâèè áàðîíåññà ðàññêàçàëà ìíå îá îäíîé (èç î÷åíü è î÷åíü ìíîãèõ) îñîáåííîñòè å¸ çà-÷åëîâå÷åñêîé âíóòðåííåé ñèñòåìû. Òî÷íåå, îá îäíîé èç å¸ ïîäñèñòåì, ñîñòîÿùåé èç îðãàíîâ, äëÿ êîòîðûõ â ÷åëîâå÷åñêîì ÿçûêå (íè â îäíîì) ïðîñòî íåò íàçâàíèé. Èáî íè÷åãî äàæå îòäàë¸ííî ïîõîæåãî ïî ôóíêöèîíàëüíîñòè íè ó ëþäåé, íè ó æèâîòíûõ íåò è íå ïðåäâèäèòñÿ.
Ýòà ïîäñèñòåìà ïðè ïîñàæåíèè å¸ íà êîë ñëîâíî âçâîäèò âíóòðåííþþ ïðóæèíó. Ïîñëå ýòîãî åé äîñòàòî÷íî ïðîñòî ïðèêàçàòü ñåáå… è îíà ðàêåòîé âçëåòèò íàä îðóäèåì êàçíè, ýôôåêòíûì ãèìíàñòè÷åñêèì ñîñêîêîì ïðèçåìëèâøèñü… äà ãäå çàõî÷åò.
Ðàçóìååòñÿ, ðàçîðâàâ ñëîâíî òîíêèå íèòêè ëþáûå ïóòû ëèáî äî, ëèáî â ïðîöåññå ïîë¸òà. ×òî è ïðîèñõîäèëî âî âðåìÿ å¸ «ïîõîæäåíèé âî âðåìåíà ðàííåãî õðèñòèàíñòâà»…
Ïåðåä… äåéñòâîì îíà ïîïðîñèëà, ÷òîáû ïîñëå ïîñàæåíèÿ íà êîë Êðèñòèàí ñîãíóë åé íîãè â êîëåíÿõ, ñâÿçàë â ùèêîëîòêàõ è ïðèâÿçàë çà ùèêîëîòêè ê çàïÿñòüÿì ñâÿçàííûõ çà ñïèíîé å¸ ðóê.
×òî îí è ñäåëàë, ðàçóìååòñÿ. À ÿ ïîëíîñòüþ ñîãëàñèëàñü ñ áåçûìÿííûì ïàëà÷îì, î êîòîðîì áàðîíåññà íàïèñàëà â îò÷¸òå î ñâîèõ «ïîõîæäåíèÿõ íà çàðå õðèñòèàíñòâà». Èáî äàæå ïîñàæåííàÿ/íàñàæåííàÿ íà êîë, îíà âñ¸ ðàâíî áûëà îãëóøèòåëüíî, èäåàëüíî, ñîâåðøåííî, íåîòìèðíî, äàæå, ïîæàëóé áîæåñòâåííî (íåñìîòðÿ íà ñëîæíûå îòíîøåíèÿ ìåòàãîìîâ ñ Ãîñïîäîì Áîãîì) ïðåêðàñíà.
Ñóäÿ ïî ñ÷¸ò÷èêó âðåìåíè íà âèäåî, Ëèëèò ïðîñèäåëà íà êîëó ðîâíî øåñòü ÷àñîâ. Ïîñëå ÷åãî ïðîõðèïåëà:
«Ñíèìèòå ìåíÿ».
Ïàëà÷ ðàçâÿçàë åé ðóêè è íîãè, êîòîðûå áåññèëüíî óïàëè âäîëü òóëîâèùà è Ìèêàýëÿ (â ñìûñëå, êîëà), ñîîòâåòñòâåííî, ïîñëå ÷åãî àêêóðàòíî è îñòîðîæíî ñíÿë áàðîíåññó ñ êîëà (êàê ïóøèíêó ïî êðàéíåé ìåðå, òàê ýòî âûãëÿäåëî ñî ñòîðîíû).
Ïîñëå ÷åãî ïîñòàâèë å¸ íà íîãè. Îíà áåññèëüíî (òîæå òîò åù¸ òåàòð) îïóñòèëàñü íà òàáóðåò, êîòîðûé ïàëà÷ âåðíóë â âåðòèêàëüíîå ïîëîæåíèå ïîñëå òîãî, êàê áàðîíåññà îòòîëêíóëà åãî, óðîíèâ íà ïîë, âî âðåìÿ ïîñàæåíèÿ å¸ íà êîë øåñòü ÷àñîâ íàçàä.
Áåññèëèå áûëî, ðàçóìååòñÿ òåàòðîì, èáî æåíùèíà-ìåòàãîì äàæå ïîñëå øåñòè÷àñîâîãî ñèäåíèÿ íà êîëó ìîãëà çàïðîñòî ðàêåòîé âçìûòü íàä îðóäèåì êàçíè è ïðèçåìëèòüñÿ… äà ãäå óãîäíî.
Âïðî÷åì, äàæå è ïîñëå øåñòèñóòî÷íîãî ìåòàãîìøà ìîãëà ïðîñèäåòü íà êîëó ñêîëü óãîäíî äîëãî áåç ìàëåéøåãî âðåäà äëÿ ñâîåãî çäîðîâüÿ òàê áûëî óñòðîåíî å¸ ñîâñåì íå-÷åëîâå÷åñêîå òåëî.
Èçîáðàæåíèå ä¸ðíóëîñü (âèäèìî â í¸ì áûëà íåêàÿ ëàêóíà, âîçìîæíî, ñîçäàííàÿ íå-÷åëîâå÷åñêèì áèîïîëåì Ëèëèò)… à çàòåì ÿ óâèäåëà, ÷òî áàðîíåññà ðàçóìååòñÿ, ïî-ïðåæíåìó àáñîëþòíî ãîëàÿ êàê íè â ÷¸ì íè áûâàëà ñèäåëà íà òàáóðåòå ïåðåä Ìèêàýëåì.
Ðåàëüíî êàê íè â ÷¸ì íè áûâàëî, èáî íà îðóäèè êàçíè íå îñòàëîñü íè ìàëåéøåãî ñëåäà å¸ ïðåáûâàíèÿ (ïîñëå ïîñàæåíèÿ ÷åëîâåêà êîë âåñü â êðîâè… è ÷åëîâå÷åñêèõ âûäåëåíèÿõ). À Ëèëèò âûãëÿäåëà… êàê áóäòî òîëüêî ÷òî âûøëà èç äóøà.
ß àæ îáçàâèäîâàëàñü. Èáî, â îòëè÷èå îò ëþäåé, ìåòàãîìû ðåãåíåðèðóþò ìãíîâåííî è íå íóæäàþòñÿ íè â êàêîì Ýëèêñèðå Áåëîãî Àíãåëà.
À íóæäàëàñü. Ïîýòîìó ïåðåä ïîñàæåíèåì/íàñàæåíèåì íà êîë ìíå Êðèñòèàí ñäåëàë ïåðâóþ èíúåêöèþ (ìåíÿ ñàæàëè âäâî¸ì îí è Ëèëèò). Âèäèìî, áàðîíåññà ðåøèëà, ÷òî äëÿ ìåíÿ î÷åíü âàæíûì áóäåò ó÷àñòèå æåíùèíû â ýòîì… ïðîöåññå.
Ïîñëå ýòîãî Êðèñòèàí ìåíÿ âûïîðîë (ãîâîðÿò, ýòî ïîìîãàåò ðàññëàáèòüñÿ ïðè ïîñàæåíèè íà êîë). Íåò, íå ôëàãðóìîì, êîíå÷íî îáû÷íîé ïëåòüþ. Ïî ÿãîäèöàì, ñïèíå è á¸äðàì «â ïîëîæåíèè ñòîÿ» (òî÷íåå, â îáíèìêó ñî ñòîëáîì äëÿ ïîðêè). Âûïîðîë õîòü è áîëüíî âåñüìà, íî âïîëíå òåðïèìî.
À çàòåì ÿ íà óäèâëåíèå (äàæå äëÿ ñåáÿ) ñïîêîéíî è óâåðåííî îòïðàâèëàñü íà êîë. Ïîäíÿëàñü ñíà÷àëà íà ïëàòôîðìó, çàòåì íà òàáóðåò… òàáóðåò è ñëåãêà ïðèñåëà íà êîë, ïîñëå ÷åãî, ñëåãêà ìîðùàñü îò âïîëíå ïåðåíîñèìîé áîëè, ñòàëà íàñàæèâàòü ñåáÿ íà êîë. Îùóùåíèå áûëî… êàê ïðè î÷åíü æ¸ñòêîì è áîëåçíåííîì àíàëüíîì ñåêñå. ×òî ìåíÿ ïðåäñêàçóåìî âîçáóäèëî ïðè÷¸ì íåõèëî òàê âîçáóäèëî.
«Ðàññëàáüñÿ» — ïîñîâåòîâàëà ìíå Ëèëèò, â ñâî¸ âðåìÿ ïðîñèäåâøàÿ íà êîëó àæ öåëûõ øåñòü ÷àñîâ. È ïîÿñíèëà: «Òåáå íóæíî ðàñêðûòüñÿ èçíóòðè äëÿ èíñòðóìåíòà… äàæå â íåêîòîðîì ðîäå ïîäðóæèòüñÿ ñ íèì, ÷òîáû ïîìî÷ü åìó âîéòè â òåáÿ è ñäåëàòü ñâîþ ðàáîòó. Ðàçîðâàòü òå òâîè îðãàíû, êîòîðûå îí äîëæåí ðàçîðâàòü…»
ß êèâíóëà. Ëèëèò ãëóáîêî âçäîõíóëà è ïðåäóïðåäèëà ìåíÿ:
«Ñåé÷àñ òåáå áóäåò áîëüíî. Î÷åíü áîëüíî. Ìû òåáÿ îïóñòèì íà êîë òàê, ÷òîáû òû óæå íå ñìîãëà ñ íåãî ñëåçòü áåç ïîñòîðîííåé ïîìîùè. ×òîáû òû íå ñîðâàëàñü ñ íåãî âî âðåìÿ… îñíîâíîãî äåéñòâà…»
È äîáàâèëà: «Äåðæè òåëî ñòðîãî âåðòèêàëüíî, ÷òîáû êîë âîø¸ë òàê, êàê äîëæåí âîéòè…»
ß ñíîâà êèâíóëà. Êðèñòèàí êðåïêî âçÿë ìåíÿ çà ïëå÷è, à Ëèëèò ñíà÷àëà àêêóðàòíî, à çàòåì î÷åíü ðåçêî è î÷åíü óìåëî — íàäàâèëà íà íèõ ñâåðõó. ß çàêðè÷àëà ñêîðåå, âïðî÷åì, îí íåîæèäàííîñòè, ÷åì îò áîëè. Õîòÿ êîë âîø¸ë â ìåíÿ äîñòàòî÷íî ãëóáîêî, ÷òîáû ïðè÷èíèòü ìíå äåéñòâèòåëüíî î÷åíü ñèëüíóþ áîëü.
«Âñ¸ äåâî÷êà, âñ¸» — óñïîêîèëà ìåíÿ Ëèëèò. «Âñ¸ óæå ñëó÷èëîñü ïåðâûé âàæíåéøèé øàã ñäåëàí.»
È îáúÿñíèëà: «Òåïåðü òû óæå ñ íåãî íå ñîñêî÷èøü, äàæå åñëè çàõî÷åøü…»
Ìîðùàñü îò ñèëüíîé (õîòÿ ïîêà åù¸ âïîëíå òåðïèìîé) áîëè, ÿ ïîêà÷àëà ãîëîâîé: «Íå çàõî÷ó. ß õî÷ó, ÷òîáû îí âîø¸ë â ìåíÿ… íàñêîëüêî íóæíî…»
Ëèëèò êèâíóëà: «Âîò è îòëè÷íî». È îáúÿñíèëà ìíå, ÷òî ÿ äîëæíà áóäó ñäåëàòü äàëüøå.
«Ñåé÷àñ òåáå íóæíî áóäåò ïî ìîåé êîìàíäå çàêèíóòü íîãè çà êîë è ñâåñòè èõ â ëîäûæêàõ. ß òåáå èõ áûñòðî ñâÿæó à ïîòîì ìû ïîìîæåì òåáå ìåäëåííî è àêêóðàòíî îïóñòèòüñÿ íà êîë è ñåñòü íà ãîðèçîíòàëüíóþ ïëàíêó…»
ß êèâíóëà: «Ïîíÿëà»
«Ñàìîå ãëàâíîå» — íàñòàâèòåëüíî ïîâòîðèëà Ëèëèò, «ðàññëàáèòüñÿ, ðàñêðûòüñÿ è ïîìî÷ü äèâàéñó âîéòè â òåáÿ. È íè â êîåì ñëó÷àå íå ä¸ðãàòüñÿ…»
ß ñíîâà êèâíóëà. «Íîãè íàçàä» — ïðèêàçàëà Ëèëèò. ß áûñòðî áûñòðî çàêèíóëà íîãè çà êîë, ñâåäÿ èõ â ëîäûæêàõ. Áàðîíåññà íàãíóëàñü è ìãíîâåííî ïåðåòÿíóëà ìîè íîãè â ëîäûæêàõ ïëàñòèêîâûìè íàðó÷íèêàìè. Òóò æå ïîäíÿëàñü, âñòàëà ðÿäîì ñ ïàëà÷îì è ïðèêàçàëà åìó:
«Îòïóñòè å¸ ñëåãêà. Îíà äîëæíà ìåäëåííî è àêêóðàòíî îïóñòèòüñÿ âíèç…»
Ïîòîì øåïíóëà ìíå íà óõî: «Ïîòåðïè, äåâî÷êà. Òåáå ñåé÷àñ áóäåò ïðîñòî æóòêî áîëüíî, íî îïóñêàòüñÿ íà êîë íóæíî ìåäëåííî è àêêóðàòíî…»
Îíà îøèáëàñü ïðè÷¸ì ñèëüíî òàê îøèáëàñü. Èáî áîëü íå òî ÷òîáû êóäà-òî èñ÷åçëà (ïîíÿòíî, ÷òî ýòîãî áûòü íå ìîãëî), íî ðåàëüíî îòîøëà íà âòîðîé ïëàí. Èáî å¸ ïîëíîñòüþ çàòìèëà ÒÀÊÎÅ ñåêñóàëüíîå âîçáóæäåíèå, êîòîðîãî ÿ ðàíüøå íèêîãäà è áëèçêî íå èñïûòûâàëà.
Ïîýòîìó ÿ âîîáùå íå ä¸ðãàëàñü è íå êðè÷àëà. Òîëüêî ãðîìêî ñòîíàëà è î÷åíü òÿæåëî äûøàëà (ïðè÷¸ì ñòîíàëà íà 90% îò âîçáóæäåíèÿ è òîëüêî íà 10% îò áîëè). Íàêîíåö ïåðâûé ýòàï äåéñòâà çàêîí÷èëñÿ ÿ ïðî÷íî ñåëà íà ïîïåðå÷íûþ äåðåâÿííóþ ïëàíêó.
È òóò æå êîí÷èëà. ßðêî, ñèëüíî è î÷åíü ãðîìêî Êðèñòèàí àæ óøè ëàäîíÿìè çàêðûë…
Íèêòî èç íèõ íèêàê íå ïðîêîììåíòèðîâàë ìîé îðãàçì. Èáî ÿâíî áûë íå ãîòîâ ê òàêîìó ïîâîðîòó ñîáûòèé. Íó à ïîòîì, êàê ãîâîðèòñÿ, ïîíåñëîñü… âïðî÷åì, îá ýòîì ÿ ðàññêàçàëà â ñàìîì íà÷àëå ýòîãî êðàòêîãî ïîâåñòâîâàíèÿ.
Âèäèìî, ìîé ïðèìåð îêàçàëñÿ íå òî, ÷òîáû çàðàçèòåëüíûì… íî âäîõíîâèòåëüíûì òî÷íî. Èáî ñðàçó æå ïîñëå òîãî, êàê Êðèñòèàí ïðèø¸ë â ñåáÿ ïîñëå ìîåãî (ñîâåðøåííî íåîæèäàííîãî äëÿ íåãî) îðãàçìà, îí âêëþ÷èë âèäåîñâÿçü.
Ïîñëå ÷åãî âûçâîíèë «Òðè Ì-Ãðàöèè», êàê ìû èõ óæå äàâíî îêðåñòèëè. Ìàðòó, Ìàéþ è Ìàãäó. Êîãäà îíè ïîÿâèëèñü íà âèðòóàëüíûõ ýêðàíàõ ãèãàíòñêîãî âèäåîìîíèòîðà, ÿ ìàõíóë ðóêîé â ñòîðîíó íàñàæåííîé íà êîë âàøåé ïîêîðíîé ñëóãè:
«Êàê âèäèòå, ïðîöåññ ïîø¸ë. Òàê ÷òî âñåì ðàçäåòüñÿ äîãîëà è ãîëûìè ÿâèòüñÿ â ýòîò çàë. Äëÿ ïîñàæåíèÿ íà êîë…»
Æåíùèíû êèâíóëè: «Ñëóøàåìñÿ». È, íå âûêëþ÷àÿ âèäåîñâÿçè (äàáû äîñòàâèòü ìíå ìàêñèìóì óäîâîëüñòâèÿ), î÷åíü ìåäëåííî, î÷åíü ÷óâñòâåííî, ýðîòè÷íî è ñåêñóàëüíî ðàçäåëèñü äîãîëà. Ïîñëå ÷åãî ìàêñèìóì ÷åðåç äåñÿòü ìèíóò (èáî íàõîäèëèñü îíè â òîì æå çäàíèè) ÿâèëèñü â çàë äëÿ ïîñàæåíèÿ íà êîë.
Ïåðâîé ïðåäñêàçóåìî âûçâàëàñü Ìàãäà. Ïîñëå êðàòêîé, íî âåñüìà æ¸ñòêîé, ïîðêè Êðèñòèàí ñ áàðîíåññîé áûñòðî, ÷¸òêî è óâåðåííî ïîñàäèëè å¸ ðÿäîì ñî ìíîé (÷òî ñäåëàëî ìî¸ ñèäåíèå ñóùåñòâåííî áîëåå ýìîöèîíàëüíî êîìôîðòíûì). Âî âðåìÿ ïîðêè è ïîñàæåíèÿ íà êîë, Ìàãäàà íå ïðîèçíåñëà íè çâóêà. Çàòåì ïîïðîñèëà:
«ß õî÷ó øåñòü ÷àñîâ êàê Ëèëèò…»
Áàðîíåññà êèâíóëà. Øåñòü òàê øåñòü. À çàòåì ïðèñòóïèë ê Ìàðòå. Òà ïåðåíåñëà ïîðêó òàê æå ñïîêîéíî, ïîñëå ÷åãî îí å¸ èçíàñèëîâàë â àíóñ è ïîñàäèë íà êîë (ñ ïîìîùüþ Ëèëèò, ðàçóìååòñÿ), Íà ýòîò ðàç íå îáîøëîñü áåç ñòîíîâ, íî â îáùåì è öåëîì âñ¸ ïðîøëî ÷¸òêî, áûñòðî, ýôôåêòèâíî è áåç ýêñöåññîâ.
À âîò ñ Ìàéåé âñ¸ (íå òàê ÷òîáû óæ ñîâñåì íåîæèäàííî) ïîøëî íå òàê. Ñîâñåì íå òàê. Íåò, ïîðêó îíà ïåðåíåñëà íîðìàëüíî, èáî ïîðîëè å¸ è äàâíî, è ÷àñòî (êàæäóþ íåäåëþ), è æ¸ñòêî âåñüìà. À âîò êîãäà ïðèøëî âðåìÿ ñàäèòüñÿ íà êîë, îíà ïîêà÷àëà ãîëîâîé:
«Íå ìîãó. ß ïîíèìàþ, ÷òî íóæíî íî íå ìîãó. Òî÷íî ÷òî-íèáóäü äóðíîå âûêèíó èëè âîîáùå èñòåðèêó çàêà÷ó…»
Ëèëèò âîïðîñèòåëüíî ïîñìîòðåëà íà «äîáðîãî äîêòîðà». Òîò ïîæàë ïëå÷àìè è çàäàë áàðîíåññå ñîâåðøåííî åñòåñòâåííûé âîïðîñ:
«Ñòàíîê äëÿ ïîðêè åñòü? Ïîñòàâèì â êîëåííî-ëîêòåâóþ, ïðèâÿæåì, âîáü¸ì êîë åé â àíóñ ïîòîì ïîäíèìåì è ïîñòàâèì…»
Ìàéÿ ñ óæàñîì óñòàâèëàñü íà íåãî. Îí ñïîêîéíî îáúÿñíèë: «Ìàéÿ, ó òåáÿ åñòü î÷åíü ïðîñòîé âûáîð. Ëèáî òû ñàìà îïóñòèøüñÿ íà ñòàíîê, ïîçâîëèøü ñåáÿ ïðèâÿçàòü è âáèòü òåáå êîë â àíóñ, èëè ìû ýòî ñäåëàåì ñèëîé.  ëþáîì ñëó÷àå, êîë âîéä¸ò â òåáÿ òîëüêî åñëè ìû áóäåì âûíóæäåíû ïðèìåíèòü ñèëó, òåáå áóäåò íàìíîãî áîëüíåå…»
Ìàéÿ íåõîòÿ êèâíóëà. Êðèñòèàí ñâÿçàë åé ðóêè çà ñïèíîé è íîãè â ëîäûæêàõ (íà âñÿêèé ñëó÷àé), à áàðîíåññà ïðèêàçàëà äîñòàâèòü â çàë êîë, ñòàíîê äëÿ ïîðêè è ïëàòôîðìó ñ óãëóáëåíèåì äëÿ êîëà. Êîãäà äèâàéñû ïðèáûëè, ïàëà÷ ðàçâÿçàë Ìàéå ðóêè è íîãè è ïðèêàçàë:
«Ëîæèñü íà ñòàíîê». Îíà çàìåòíî íåõîòÿ, íî ïîä÷èíèëàñü. Îí ïðèâÿçàë å¸, çàòåì, òàê ñêàçàòü, ïðîèíñòðóêòèðîâàë: «Ðàññëàáüñÿ è ðàñêðîéñÿ. Ïîìîãè êîëó âîéòè â òåáÿ è ñäåëàòü òî, ÷òî îí äîëæåí áóäåò ñäåëàòü. Ïðåäóïðåæäàþ âáèâàòü áóäó äîëãî, èáî íóæíî áóäåò ââåñòè â òåáÿ êîë î÷åíü àêêóðàòíî. Ñåñòü áûëî áû ïðîùå, áûñòðåå è íå òàê áîëüíî…»
Ìàéÿ ïîêà÷àëà ãîëîâîé: «ß íå ñìîãó ñåñòü. ß ïîíèìàþ, ÷òî òàê áîëüíåå è äîëüøå, íî ÿ ñìîãó òîëüêî òàê…»
È äîáàâèëà: «Êëÿï âñòàâüòå, ïîæàëóéñòà. À òî ó âàñ áàðàáàííûå ïåðåïîíêè ëîïíóò…»
Êëÿï âñòàâèëè. Ïîñëå ÷åãî Êðèñòèàí î÷åíü äîëãî âáèâàë êîë âíóòðü Ìàéè, à Ëèëèò åìó ïîìîãàëà, íàïðàâëÿÿ… èíñòðóìåíò. Êîãäà îí çàêîí÷èë, Ìàéÿ ðåàëüíî áûëà åëå æèâà îò ïñèõîëîãè÷åñêîãî øîêà, íå îò áîëè. Ïàëà÷ è Ëèëèò ïîñòàâèëè è çàêðåïèëè êîë âåðòèêàëüíî è ÷åðåç íåêîòîðîå âðåìÿ Ìàéÿ óñïîêîèëàñü. Ïðàâäà, íà âñÿêèé ñëó÷àé êëÿï ðåøèëè íå âûíèìàòü.
Íåìíîãî ïîäóìàâ, «äîáðûé äîêòîð» ïîïðîñèë Ëèëèò îðãàíèçîâàòü åù¸ òðè êîëà, ïîñëå ÷åãî âûçâîíèë Âèîëåòòó (åñòåñòâåííî), Âàíäó è äàæå ßäâèãó Ðàäâàíñêó. Ôðîéëÿéí Ãðàíèíà ïðèì÷àëàñü â ìãíîâåíèå îêà (è ðàäîñòíî ñåëà íà êîë); Âàíäà ïîñëå íåêîòîðûõ êîëåáàíèé ñîãëàñèëàñü; à Ïðàæñêóþ Ôóðèþ ïðèøëîñü óëàìûâàòü äîâîëüíî äîëãî. Îäíàêî â êîíöå êîíöîâ è îíà ðàçäåëàñü äîãîëà, ïîêîðíî ïðèíÿëà ïîðêó ó ñòîëáà è íå ìåíåå ïîêîðíî ñåëà íà êîë.
Äàëüíåéøåå áûëî ïðåäñêàçóåìàî âïîëíå. Æåíùèíû íà óäèâëåíèå ñïîêîéíî è áåç ýêñöåññîâ îòñèäåëè ïîëîæåííûå òðè ÷àñà (Ìàãäà øåñòü, êàê è ïðîñèëà), ïîñëå ÷åãî Êðèñòèàí è Ëèëèò ñíÿëè èõ ñ äèâàéñîâ, ñäåëàëè âòîðóþ èíúåêöèþ Ýëèêñèðà Áåëîãî Àíãåëà (âìåñòå ñ àíàëüãåòèêîì è ñíîòâîðíûì) è îòïðàâèëè îòñûïàòüñÿ.
Êàæäàÿ æåíùèíà ïðîñïàëà ìèíèìóì øåñòü ÷àñîâ, à êîãäà ïðîñíóëàñü… ïðàâèëüíî, ïîëíîñòüþ ðåãåíåðèðîâàëà è å¸ çäîðîâüå ñóùåñòâåííî óëó÷øèëîñü ïî ñðàâíåíèþ ñ ÄÏÊ («äî ïîñàæåíèÿ íà êîë», òî åñòü).
Êàê ìíå ïîòîì ðàññêàçàë Êðèñòèàí, íà ñëåäóþùèé äåíü ê íåìó ïðèøëà Ìàéÿ è ÷åñòíî ïðèçíàëàñü: «Ýòî áûëî ïðîñòî ñóïåð òû áûë ïðàâ. Êîãäà ÿ óñïîêîèëàñü, ÿ òàê ëåòàëà… â îáùåì, òàêîãî êàéôà ó ìåíÿ íèêîãäà íå áûëî, íåñìîòðÿ íà äèêóþ áîëü…»
Ïîñëå ÷åãî ïðåäñêàçóåìî ïîïðîñèëà «ïîâòîðèòü ïðîéäåííîå». ×òî è áûëî ñäåëàíî ÷åðåç íåñêîëüêî äíåé è íà ýòîò ðàç îíà ñàìà ñåëà íà êîë.
À ïîòîì ýòà ïðîöåäóðà ñòàëà äëÿ êàæäîé èç æåíùèí îáÿçàòåëüíî-åæåíåäåëüíîé…
×òî æå êàñàåòñÿ ìåíÿ, òî, ïîñêîëüêó âî âðåìÿ ñèäåíèÿ ÿ êîí÷èëà… óæå íå ïîìíþ ñêîëüêî ðàç, òî íåîáõîäèìîñòè â «ïðîäîëæåíèè áàíêåòà» ó Íàòàøè èëè ó Ýðû ó ìåíÿ íå áûëî.
Ïîýòîìó ïîñëå òîãî, êàê ÿ ïðîñíóëàñü (ïðîñïàâ äâåíàäöàòü ÷àñîâ ïîñëå êîë-ñåññèè), ÿ ïðîñòî ïðèíÿëà äóø, îäåëàñü è îòïðàâèëàñü äîìîé. Çàíèìàòüñÿ äåëàìè, êî âñåé ýòîé àëãî-ýêçîòèêå îòíîøåíèÿ íå èìåþùèìè.
À ïîòîì ìåíÿ îæèäàëè «ïîêàòóøêè íà èñïàíñêîì îñëå…»
Мы сидели на кухне. Я, он и она. Непринужденно о чем то говорили. Он закурил сигарету. Она смотрела на меня с интересом, изучающе. Я немного волновался, но это ощущение было приятным. Как то чувство, когда ты впервые целуешься. Адреналин бьет в голову, мысли путаются, сердце стучит все сильнее.
Он был высокий и смуглый. Глаза были темные и глубоко посаженные. Она была стройная и изящная. Ее волосы струились по плечам, а звук ее голоса завораживал. Мы обменялись парой шуток. Я будто бы не слышал голосов. Он достал хрустящий бумажный пакет и улыбнулся. Поставил его рядом, обнял её, а она смотрела на него и ее глаза блеснули искорками.
Через минуту я стоял один рядом с пакетом, в котором я мог разглядеть темный капрон, босоножку на шпильке и шелковистые белые волосы, очевидно это был парик. Дыхание перехватило, я наклонился к пакету. Ладони скользнули внутрь и коснулись чулок…
Через мгновение я будто очнулась. Я стояла напротив большого зеркала, в котором отражалась девушка. Она стеснительно свела бедра и прикрыла ладонью низ живота. Девушка смотрела на меня взволнованно и с интересом. пухлые губки раскрылись от удивления, и румянец выступил на щеках. Девушка была обута в босоножки на высокой шпильке, отчего ее длинные ноги выглядели сногсшибательно. Тонкие лодыжки переходили в красивые развитые икры. Бедра были округлые — сразу было видно, что она регулярно посещает тренажерный зал. Черные ажурные чулочки подчеркивали изящность природной красоты, а черные трусики придавали всей картине пикантность.
Тонкую талию подчеркивал пояс чулочков, а изящная маленькая грудь едва прикрывалась подобием лифчика, который, к тому же, предательски просвечивал, открывая моему взору напрягшиеся сосочки.
От увиденного у меня порядочно набухло и зашевелилось что-то внизу живота. У девушки тоже…
Все это произошло за какую то долю секунды, которую я не понимала, что перед зеркалом стою я в сексуальном красивом белье с белокурыми локонами, ниспадающими мне на плечи и спину. Волосы приятно щекотали плечи и хотелось тихонько двигаться и пританцовывать, чтобы ощущать их кожей.
Я нравилась себе и мне было очень комфортно. Девушка в зеркале сделала несколько шагов и повернулась к зеркалу попкой. Я чуть не вскрикнула- магия высоких шпилек и ажурных чулков делала свое дело: попка была круглая и аппетитная. Хотелось прижаться к ней щекой и вдохнуть манящий аромат тела.
Любуясь собой я не заметила, как сзади ко мне тихо подошел он и взял меня за талию. Я вздрогнула, но мне понравилось это чувство. Ладони были теплыми сухими и приятно шершавыми. От них исходила мужская сила и уверенность в том, что он делает. Мне хотелось продолжать ощущать их на себе.
Ладони скользнули вперед и кончики пальцев коснулись животика, а вторая рука поднялась выше, туда, где тонкий ажур прикрывал чувственную маленькую грудь. Он сделал шаг ближе и я почувствовала как что-то плотное и горячее прижалось к моему бедру и медленно пульсировало. Я не видела его, но даже так я ощущала, что речь идет о серьезном размере…
Я тихо выдохнула и инстинктивно прогнулась в талии и плотнее прижалась попкой к бедрам крепкого мужчины, от которого исходил аромат дорогого парфюма. Голова слегка закружилась и сердце забилось еще быстрее.
Руки смело ощупывали мое тело и мне хотелось поддаться этому удовольствию, которое странно распределялось по всему телу, вместо того, чтобы как раньше быть сосредоточенному в одном месте. Я даже будто бы забыла о существовании члена и растворилась в ощущениях, которые пробегали по телу заставляя вздрагивать от каждого прикосновения.
Мой ротик чувственно раскрылся и я не утруждала себя тем, чтобы сдерживать легкие поскуливания, которые срывались с пухлых губ.
Тут я заметила, что неподалеку стоит красивая женщина, в высоких черных ботфортах на еще более высокой шпильке, чем у меня. У нее было крепкое смуглое тело, подтянутый животик. Она стояла без белья и моему взору открывалась высокая стоячая грудь третьего или даже четвертого размера. Было видно, что над ней потрудился настоящий скульптор. Темные крупные, но аккуратные ореолы приковывали мой взгляд. Крепкие соски напряглись и были похожи на спелые ягоды и от увиденного у меня приятно заныло внизу живота.
Волосы ее были черными и густыми, а скулы подчеркивали породистую внешность и придавали серьезности ее и без того строгому взгляду, который внимательно изучал каждый изгиб моего тела.
Вдруг она выпрямилась и весело и дерзко произнесла:
— Андрей, посмотри, какой у нее маленький, но аккуратный членик, дай ка я посмотрю его поближе
Андрей не отвлекаясь от того, чтобы сжимать мои ягодицы одной рукой, а другой нагло мацать мою грудь под тонким ажуром, простонал, плотнее прижимая свой таз к моим ягодицам, отчего его здоровый прибор прошел между моими бедрами так, что головка выступила спереди прямо под моими аккуратно побритыми яичками.
Она плавно подошла ко мне, отчетливо звуча своими высокими каблуками по паркету. Ее бедра соблазнительно покачивались в такт шагам. Оказавшись со мной почти одного роста- она приблизилась вплотную к моему лицу, от чего я почувствовала приятный аромат ее духов. Она взглянула с вызовом мне в глаза и я почувствовала, как длинные ногти аккуратно коснулись моих яичек, которые сразу сжались, отчего у меня по телу пронеслась волна наслаждения.
Конец 1 части. Продолжение следует.
История Людочки — приговор брежневскому застою, времени, когда всем уже стали очевидны глобальные и неотвратимые проблемы советской действительности, но власти упорно не стремились исправлять их и лишь болванили народ очередными лозунгами. В то же время, Астафьев затронул общемировые тенденции: экологический кризис, урбанистический менталитет, маргинализация общества и так далее.
В. П. Астафьев написал рассказ «Людочка» в 1987 году, но идея произведения зародилась еще пятнадцатью годами ранее. Автор, словно дитя, вынашивал ее и обдумывал, каким образом лучше преподнести всю «скверную правду» о том тяжелом времени для простых людей из деревни, которые всеми силами старались перебраться поближе к цивилизации (но не зря сказал Руссо, что «цивилизация есть зло») и изменить действительность, найти свое место под солнцем, жить более или менее достойно.
Данное произведение Астафьев написал на основе истории, которую когда-то услышал. Имя героини – условное, автор уже не помнил настоящего, но это и не столь важно. Писатель хотел обобщить эту историю, ведь такова судьба большинства «Людочек» того времени.
Главная идея
Эта история о беззащитных людях нашей страны, о несправедливости, о безысходности, о нравственном обнищании души человеческой. «Скверная правда» – главная идея рассказа «Людочка». Героиня, точно мотылек на пламя, стремилась покинуть провинциальное «гнездышко» и первой попавшейся электричкой «лететь» к городскому счастью. Но не знала она, что это городское пламя сожжет дотла ее душу и тело. Произойдет ожидаемое столкновения мира идеального, иллюзорного, с миром реальным, полным зла, ненависти и несправедливости.
Автор хотел обратить внимание читателя на всеобщее равнодушие городских жителей, которые проходят мимо чужой беды, ведь бед так много, а времени так мало. Если в деревне все друг друга знают, и горе становится общим, то большой муравейник не заметит потери бойца. Его круговерть продолжится в том же темпе. Вот она то и убивает в человеке готовность к сопереживанию, без которой немыслима сама душа.
Тематика
Астафьев видит корень зла в самом устройстве городской жизни. Он показывает ее убожество, ее эгоистические мотивы. Люди города жесткие и циничные, взять, например, хозяйку, которая сдает Люде жилье. Она — тертый калач, ее затвердевшую в горестях сущность и дробью не прошибешь, поэтому она безразлично внимает неподдельному горю изнасилованной девушки и отпускает пошлые комментарии. Она в силу собственной испорченности не способна понять нравственной чистоты героини и глубины ее страданий. Поэтому основная тема рассказа «Людочка» – тлетворное влияние города на человека, урбанистическое разложение души, которая подменяется лишь материальными потребностями тела.
Так же остра тема нищеты в советской деревне. Люди бегут оттуда не из-за тщеславия, им просто жить не на что. Колхолзы разваливаются, праздные мужчины вроде отца Люды пьянствуют, а женщины грубеют, но тянут бремя безотрадных дней. Проблемы деревни власть не волнуют: на фоне всеобщего обнищания весят бодрые лживые лозунги о прекрасном завтрашнем дне. Деревенские жители оказалась выброшенными за борт, как и Людочка: никому до них не было дела.
Проблематика
- Множество вопросов у современного читателя вызывает криминальная ситуация в городе. Никто не контролирует уличные банды, даже милиция обходит злополучный парк сторонкой. Развитием и воспитанием молодежи никто не занимается, поэтому на место просветителей и учителей жизни приходят зэки вроде Стрекача — та маргинальная прослойка общества, которую невозможно перевоспитать. Проблема криминала и маргинализации молодежи — центральная в произведении. Автор видит в ней мрачное предчувствие краха системы власти, которая не может справиться с преступными шайками и выпускает на волю ее предводителей без всякого контроля и наблюдения.
- Люди остаются один на один с криминалом, поэтому вершат самосуд, не надеясь на правосудие. Значит, существует проблема жестокости, пронизывающей все общество от мала до велика. Отчим Людочки вынужден марать руки и рисковать собственной свободой, наказывая насильника самостоятельно. Он не верит в тюрьмы и их исправительный эффект, ведь видит, что там зло лишь систематизируется и выходит уже организованной преступностью с соответствующими знаниями, навыками и связями. Что остается человеку в такой ситуации? Становиться столь же безжалостным и жестоким.
- Увядание страны сопровождается кризисом природы. Проблема экологии становится угрожающей по масштабам. Захудалый, насквозь прогнивший парк становится местом гниения души. Вонючие и засоренные воды издают зловоние, как бы подтверждающее всеобщее разложение. Именно они поглощают убитого уголовника: грязь соединяется с грязью. Река уносит очередные человеческие отходы. В городе с таким экологическим положением люди не могут быть здоровы ни нравственно, ни физически. Проблема природы становится бременем и виной человечества, именно в 20 веке оно ее осознало.
- Девушка не получила никакой поддержки от близких. Одни не поняли ее горя, другие равнодушно отреагировали на него. Увы, несчастная героиня не нашла другого выхода, ведь «никому до нее нет дела». Проблема равнодушия родных людей друг к другу приводит их же к неосознанной беспощадности. Они внесли свой вклад в отчаяние Людочки, они подтолкнули ее к самоубийству.
- Также не пожалели героиню ее же знакомые, поддавшиеся влиянию уголовника. Артем хоть и повелел сначала не трогать нравственную девушку, но перед веским словом «пахана» устоять не смог и приобщился к коллективному насилию. Проблема милосердия приобретает немыслимые масштабы: группа взрослых парней не смогла осадить одного зэка и защитить девушку. Они, как стадо, покорно набросились на нее. Это крайняя степень морального падения, после которого все они зажили обычной жизнью — вот, что ужасает больше всего.
- Проблемы в рассказе «Людочка» подняты не только социальные, но и философские. Больше всего возмущает Астафьева не столько события этой истории, сколько реакция окружающих людей, властей на несправедливость. Человеческая жизнь не представляет для мира никакой ценности, все вокруг пропитаны безразличием к «ближнему своему». Проблема одиночества человека в условиях полнейшей беззащитности приобрела особенную актуальность в произведении. Девушка умерла, ее фактически убили, а об этом даже заметки не напечатали, чтобы не портить статистику начальнику областного управления УВД, ему ведь всего 2 года до пенсии осталось…
Образ Людочки
Главная героиня стоит в одном ряду с Акакием Акакиевичем («Шинель» Н. В. Гоголя) и Самсоном Выриным («Станционный смотритель» А. С. Пушкина) в галерее «маленьких» людей. Родилась она в крохотной угасающей деревеньке Вычуган. Родители – колхозники. Отец от работы и пьянства был «хилогруд, тщедушен, суетлив, туповат», а спустя какое-то время бесследно исчез. Вместе с тем мать Людочки пыталась отыскать свои «ключи от счастья женского», меняя мужчин как перчатки. Девочка поэтому и выросла как «вялая придорожная трава, слабой, болезненной, плаксивой. Не выходила из троечниц». Как только минуло 16, героиня решила отправиться в город, чтобы попытаться найти себя. По приезде ее приютила местная парикмахерша Гавриловна, которая сама едва сводит концы с концами (в свое время стригла тюремщиков и лишайных, чтобы заработать на квартирку).
Цирюльника из Людочки не вышло, обучение пакмахерскому искусство шло туго, не смогла сдать экзамен на мастера, пришлось остаться уборщицей при салоне. В доме Гавриловны девушка превращалась в золушку: мыла, стирала, а по вечерам мазью с мерзким запахом натирала больные ноги старой женщины «с черными кромковатыми жилами». Каждый день Людочка ходила мимо парка Вэпэвэрзэ, где перед взором «всплывали грязь, мазут и канава, в которую бросали щенят, дохлых поросят, а также можно заметить красный круг из больницы или слипшийся презервативов» и повсюду лозунги для контраста
«Дело Ленина – Сталина живет и побеждает! Партия – ум, честь, совесть эпохи».
Кульминация трагичности в жизни Людочки настала с появлением Стрекача, порочного с детства бандита, который только вышел из тюрьмы, весь в наколках и золотых цепях. В момент, когда он на всю улицу вопил: «бабу хочу», Людочка, к несчастью, шла мимо. В итоге все кончилось групповым изнасилованием. В полуобморочном состоянии девушка доползла до порога Гавриловны, но, вместо слов поддержки услышала:
Вкуси водички с брусничкой, смой с души горькое…Бабе сердце беречь надо, остальное у нее износу не знает… Ну сорвали пломбу, экая беда. Нынче замуж какую попало берут.
Дома поддержки для Людочки тоже не нашлось, мать беременна, собирается переезжать с отчимом, у нее своя жизнь. Пришлось вернуться обратно в город. Пожаловаться в органы власти девушка не могла, угрожали. Теперь по парку она ходила только с бритвой в кармане, мечтая встретить своего осквернителя и срезать под корень его достоинство.
Чем тебя породил я, тем тебя и убью», — вспомнила Людочка хохму из чьих-то школьных сочинений.
С таким грузом на душе и одиночеством в сердце долго прожить мученица не смогла, повесилась на суку, приговаривая:
Боже милостивый! Мама! Гавриловна! Все простите. Если ты есть Господи, прости, все равно я значок комсомольский потеряла. Никому нет до меня дела…
Кто виноват в смерти Людочки?
Тут нет конкретного ответа. Проблематика произведения настолько глобальна, что затрагивает не только злобу и жестокость маргиналов с окраин, но и кризис общечеловеческих ценностей. Девушка стала жертвой морального падения всего общества в целом, его духовного обнищания, которое укрыл в себе город шумом и гамом вечно кипучего муравейника.
Ее безмолвная жертва не должна оставаться в тени, по мнению писателя. Ужас ее положения должен быть осознан людьми, чтобы они были внимательнее к близким и добрее к окружающим. Быть может, именно обычное, бытовое зло сформировало Стрекача, жесткие нравы и невежество подчинили Артема, а бесконечная вереница трудностей сломили Гавриловну и мать Люды. Они, в свою очередь, погубили героиню. Так эта эстафета не прервется, пока все мы не начнем следить за своими поступками так же строго и бескомпромиссно, как за героями Астафьева.
Интересно? Сохрани у себя на стенке!
Людочка
Виктор Астафьев
Виктор Астафьев
Ты камнем упала.
Я умер под ним.
Вл. Соколов
Мимоходом рассказанная, мимоходом услышанная история, лет уже пятнадцать назад.
Я никогда не видел ее, ту девушку. И уже не увижу. Я даже имени ее не знаю, но почему-то втемяшилось в голову — звали ее Людочкой. «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный…» И зачем я помню это? За пятнадцать лет произошло столько событий, столько родилось и столько умерло своей смертью людей, столько погибло от злодейских рук, спилось, отравилось, сгорело, заблудилось, утонуло…
Зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живет во мне и жжет мое сердце? Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?
Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать ее была колхозницей, отец — колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя ее не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но все же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезной и плаксивой.
Она росла, как вялая, придорожная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась.
Отец Людочки исчез из жизни давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше и бодрее. У матери бывали мужики, иногда пили, пели за столом, оставались ночевать, и один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. На работу он ездил за семь верст на мотоцикле, сначала возил с собой ружье и часто выбрасывал из рюкзака на пол скомканных, роняющих перо птиц, иногда за желтые лапы вынимал зайца и, распялив его на гвоздях, ловко обдирал. Долго потом висела над печкой вывернугая наружу шкурка в белой оторочке и в красных, звездно рассыпавшихся на ней пятнах, так долго, что начинала ломаться, и тогда со шкурок состригали шерсть, пряли вместе с льняной ниткой, вязали мохнатые шалюшки.
Постоялец никак не относился к Людочке, ни хорошо, ни плохо, не ругал ее, не обижал, куском не корил, но она все равно побаивалась его. Жил он, жила она в одном доме — и только. Когда Людочка домаяла десять классов в школе и сделалась девушкой, мать сказала, чтоб она ехала в город — устраиваться, так как в деревне ей делать нечего, они с самим — мать упорно не называла постояльца хозяином и отцом — налаживаются переезжать в леспромхоз. На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет, — на старости лет, глядишь, и она им поможет.
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром она зашла в привокзальную парикмахерскую и, просидев долго в очереди, еще дольше приводила себя в городской вид: сделала завивку, маникюр. Она хотела еще и волосы покрасить, но старая парикмахерша, сама крашенная под медный самовар, отсоветовала: мол, волосенки у тебя «мя-а-ах-канькия, пушистенькия, головенка, будто одуванчик, — от химии же волосья ломаться, сыпаться станут». Людочка с облегчением согласилась — ей не столько уж и краситься хотелось, как хотелось побыть в парикмахерской, в этом теплом, одеколонными ароматами исходящем помещении.
Тихая, вроде бы по-деревенски скованная, но по-крестьянски сноровистая, она предложила подмести волосья на полу, кому-то мыло развела, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила у выхода в парикмахерскую тетеньку под названием Гавриловна, которая отсоветовала ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Старая женщина внимательно посмотрела на Людочку, потом изучила ее необременительные документы, порасспрашивала маленько, потом пошла с нею в горкоммунхоз, где и оформила Людочку на работу учеником парикмахера.
Гавриловна и жить ученицу взяла к себе, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как мать родную. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.
Покуль ты ученицей будешь — живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай. Бог даст, и жизнь устроишь. — И, тяжело помолчав, Гавриловна добавила: — Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю, кроме того, как и все старые мастера, ногами маюсь. В распогодицу ночами вою.
Надо заметить, что Гавриловна сделала исключение из правил. С некоторых пор она неохотно пускала квартирантов вообще, девицам же и вовсе отказывала.
Жили у нее, давно еще, при хрущевщине, две студентки из финансового техникума. В брючках, крашеные, курящие. Насчет курева и всего прочего Гавриловна напрямки, без обиняков строгое указание дала. Девицы покривили губы, но смирились с требованиями быта: курили на улице, домой приходили вовремя, музыку свою громко не играли, однако пол не мели и не мыли, посуду за собой не убирали, в уборной не чистили. Это бы ничего. Но они постоянно воспитывали Гавриловну, на примеры выдающихся людей ссылались, говорили, что она неправильно живет.
И это бы все ничего. Но девчонки не очень различали свое и чужое, то пирожки с тарелки подъедят, то сахар из сахарницы вычерпают, то мыло измылят, квартплату, пока десять раз не напомнишь, платить не торопятся. И это можно было бы стерпеть. Но стали они в огороде хозяйничать, не в смысле полоть и поливать, — стали срывать чего поспело, без спросу пользоваться дарами природы. Однажды съели с солью три первых огурца с крутой навозной гряды. Огурчики те, первые, Гавриловна, как всегда, пасла, холила, опустившись на колени перед грядой, навоз на которую зимой натаскала в рюкзаке с конного двора, поставив за него чекенчик давнему разбойнику, хромоногому Слюсаренко, разговаривала с ними, с огурчиками-то: «Ну, растите, растите, набирайтесь духу, детушки! Потом мы вас в окро-о-ошечку-у, в окро-ошечку-у-у» — а сама им водички, тепленькой, под солнцем в бочке нагретой.
Вы зачем огурцы съели? — приступила к девкам Гавриловна.
А что тут такого? Съели и съели. Жалко, что ли? Мы вам на базаре во-о-о какой купим!
Не надо мне во-о-о какой! Это вам надо во-о-о какой!.. Для утехи. А я берегла огурчики…
Для себя? Эгоистка вы!
Хто-хто?
Эгоистка!
Ну, а вы б…! — оскорбленная незнакомым словом, сделала последнее заключение Гавриловна и с квартиры девиц помела.
С тех пор она пускала в дом на житье только парней, чаще всего студентов, и быстро приводила их в Божий вид, обучала управляться по хозяйству, мыть полы, варить, стирать. Двоих наиболее толковых парней из политехнического института даже стряпать и с русской печью управляться научила. Гавриловна Людочку пустила к себе оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную еще городом, да и тяготиться стала одиночеством, свалится — воды подать некому, а что строгое упреждение дала, не отходя от кассы, так как же иначе? Их, нонешнюю молодежь, только распусти, дай им слабинку, сразу охомутают и поедут на тебе, куда им захочется.
Людочка была послушной девушкой, но учение у нее шло туговато, цирюльное дело, казавшееся таким простым, давалось ей с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера. В парикмахерской она прирабатывала уборщицей и осталась в штате, продолжала практику — стригла машинкой наголо допризывников, карнала электроножницами школьников, оставляя на оголившейся башке хвостик надо лбом. Фасонные же стрижки училась делать «на дому», подстригала под раскольников страшенных модников из поселка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны. Сооружала прически на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звезд, не беря за это никакой платы.
Гавриловна, почуяв слабинку в характере постоялицы, сбыла на девочку все домашние дела, весь хозяйственный обиход. Ноги у старой женщины болели все сильнее, выступали жилы па икрах, комковатые, черные. У Людочки щипало глаза, когда она втирала мазь в искореженные ноги хозяйки, дорабатывающей последний год до пенсии. Мази те Гавриловна именовала «бонбенгом», еще «мамзином». Запах от них был такой лютый, крики Гавриловны такие душераздирающие, что тараканы разбежались по соседям, мухи померли все до единой.
Во-о-от она, наша работушка, а, во-от она, красотуля-то человечья, как достаетца! — поуспокоившись, высказывалась в темноте Гавриловна. — Гляди, радуйся, хоть и бестолкова, но все одно каким-никаким мастером сделаешься… Чё тебя из деревни-то погнало?
Людочка терпела все: и насмешки подружек, уже выбившихся в мастера, и городскую бесприютность, и одиночество свое, и нравность Гавриловны, которая, впрочем, зла не держала, с квартиры не прогоняла, хотя отчим и не привез обещанную машину дров. Более того, за терпение, старание, за помощь по дому, за пользование в болести Гавриловна обещала сделать Людочке постоянную прописку, записать на нее дом, коли она и дальше будет так же скромно себя вести, обихаживать избу, двор, гнуть спину в огороде и доглядит ее, старуху, когда она обезножеет совсем.
С работы от вокзала до конечной остановки Людочка ездила на трамвае, далее шла через погибающий парк Вэпэвэрзэ, по-человечески — парк вагонно-паровозного депо, насаженный в тридцатых годах и погубленный в пятидесятых. Кому-то вздумалось выкопать канаву и проложить по ней трубу через весь парк. И выкопали. И проложили, но, как у нас водится, закопать трубу забыли.
Черная, с кривыми коленами, будто растоптанный скотом уж, лежала труба в распаренной глине, шипела, парила, бурлила горячей бурдой. Со временем трубу затянуло мыльной слизью, тиной и по верху потекла горячая речка, кружа радужно-ядовитые кольца мазута и разные предметы бытового пользования. Деревья над канавой заболели, сникли, облупились. Лишь тополя, корявые, с лопнувшей корой, с рогатыми сухими сучьями на вершине, опершись лапами корней о земную твердь, росли, сорили пух и осенями роняли вокруг осыпанные древесной чесоткой ломкие листья. Через канаву был переброшен мостик из четырех плах. К нему каждый год деповские умельцы приделывали борта от старых платформ вместо перил, чтоб пьяный и хромой люд не валился в горячую воду. Дети и внуки деповских умельцев аккуратно каждый год те перила ломали.
Когда перестали ходить паровозы и здание депо заняли новые машины — тепловозы, труба совсем засорилась и перестала действовать, но по канаве все равно текло какое-то горячее месиво из грязи, мазута, мыльной воды. Перила к мостику больше не возводились. С годами к канаве приползло и разрослось, как ему хотелось, всякое дурнолесье и дурнотравье: бузина, малинник, тальник, волчатник, одичалый смородинник, не рожавший ягод, и всюду — развесистая полынь, жизнерадостные лопух и колючки. Кое-где дурнину эту непролазную пробивало кривоствольными черемухами, две-три вербы, одна почерневшая от плесени упрямая береза росла, и, отпрянув сажен на десять, вежливо пошумливая листьями, цвели в середине лета кособокие липы. Пробовали тут прижиться вновь посаженные елки и сосны, но дальше младенческого возраста дело у них не шло — елки срубались к Новому году догадливыми жителями поселка Вэпэвэрзэ, сосенки ощипывались козами и всяким разным блудливым скотом, просто так, от скуки, обламывались мимо гулявшими рукосуями до такой степени, что оставались у них одна-две лапы, до которых не дотянугься. Парк с упрямо стоявшей коробкой ворот и столбами баскетбольной площадки и просто столбами, вкопанными там и сям, сплошь захлестнутый всходами сорных тополей, выглядел словно бы после бомбежки или нашествия неустрашимой вражеской конницы. Всегда тут, в парке, стояла вонь, потому что в канаву бросали щенят, котят, дохлых поросят, все и всякое, что было лишнее, обременяло дом и жизнь человеческую. Потому в парке всегда, но в особенности зимою, было черно от ворон и галок, ор вороний оглашал окрестности, скоблил слух людей, будто паровозный острый шлак.
Но человеку без природы существовать невозможно, животные возле человека обретающиеся, тоже без природы не могут, и коли ближней природой был парк Вэпэвэрзэ, им и любовались, на нем и в нем отдыхали. Вдоль канавы, вламываясь в сорные заросли, стояли скамейки, отлитые из бетона, потому что деревянные скамейки, как и все деревянное, дети и внуки славных тружеников депо сокрушали, демонстрируя силу и готовность к делам более серьезным. Все заросли над канавой и по канаве были в собачьей, кошачьей, козьей и еще чьей-то шерсти. Из грязной канавы и пены торчали и гудели горлами бутылки разных мастей и форм: пузатые, плоские, длинные, короткие, зеленые, белые, черные; прели в канаве колесные шины, комья бумаги и оберток; горела на солнце и под луной фольга, трепыхалось рванье целлофана; иногда проносило аж до самой реки, в которую резво втекал зловонный поток канавы, какую-нибудь диковину: испустившего резиновый дух крокодила Гену; красный круг из больницы; жалко слипшийся презерватив; остатки древней деревянной кровати и много-много всякого добра.
Как водится в настоящем уважающем себя городе, и в парке Вэпэвэрзэ и вокруг него по праздникам вывешивались лозунги, транспаранты и портреты на специально для этой цели сваренные и изогнутые трубы. Прежде было хорошо и привычно: портреты одни и те же, лозунги одни и те же; потом преобразования начались. Было: «Дело Ленина — Сталина живет и побеждает!» — стало: «Ленинизм живет и побеждает!» Было: «Партия — наш рулевой!» — стало: «Слава советскому народу, народу-победителю!» Результат местной идейной мысли тоже был: «Трудящиеся Советского Союза! Ваше будущее в ваших руках» «И в ногах!» — дописал кто-то из местных остряков. Железнодорожное депо всегда отличала повышенная бдительность, классовое чутье и гражданская принципиальность. Больше ни одной дописки на эстакаде — так важно тут именовалась железная конструкция — не появлялось.
Но когда с эстакады, с самого центра ее, было вынуто сразу пять портретов и сзади них обнажился, явственней проступил лозунг: «Партия — ум, честь и совесть эпохи!» — примолкли даже железнодорожники.
Рассказы –
Виктор Астафьев
ЛЮДОЧКА
Ты камнем упала.
Я умер под ним.
Вл. Соколов
Мимоходом рассказанная, мимоходом услышанная история, лет уже пятнадцать назад.
Я никогда не видел ее, ту девушку. И уже не увижу. Я даже имени ее не знаю, но почему-то втемяшилось в голову — звали ее Людочкой. «Что в имени тебе моем? Оно умрет, как шум печальный…» И зачем я помню это? За пятнадцать лет произошло столько событий, столько родилось и столько умерло своей смертью людей, столько погибло от злодейских рук, спилось, отравилось, сгорело, заблудилось, утонуло…
Зачем же история эта, тихо и отдельно ото всего, живет во мне и жжет мое сердце? Может, все дело в ее удручающей обыденности, в ее обезоруживающей простоте?
Людочка родилась в небольшой угасающей деревеньке под названием Вычуган. Мать ее была колхозницей, отец — колхозником. Отец от ранней угнетающей работы и давнего, закоренелого пьянства был хилогруд, тщедушен, суетлив и туповат. Мать боялась, чтоб дитя ее не родилось дураком, постаралась зачать его в редкий от мужних пьянок перерыв, но все же девочка была ушиблена нездоровой плотью отца и родилась слабенькой, болезной и плаксивой.
Она росла, как вялая, придорожная трава, мало играла, редко пела и улыбалась, в школе не выходила из троечниц, но была молчаливо-старательная и до сплошных двоек не опускалась.
Отец Людочки исчез из жизни давно и незаметно. Мать и дочь без него жили свободнее, лучше и бодрее. У матери бывали мужики, иногда пили, пели за столом, оставались ночевать, и один тракторист из соседнего леспромхоза, вспахав огород, крепко отобедав, задержался на всю весну, врос в хозяйство, начал его отлаживать, укреплять и умножать. На работу он ездил за семь верст на мотоцикле, сначала возил с собой ружье и часто выбрасывал из рюкзака на пол скомканных, роняющих перо птиц, иногда за желтые лапы вынимал зайца и, распялив его на гвоздях, ловко обдирал. Долго потом висела над печкой вывернугая наружу шкурка в белой оторочке и в красных, звездно рассыпавшихся на ней пятнах, так долго, что начинала ломаться, и тогда со шкурок состригали шерсть, пряли вместе с льняной ниткой, вязали мохнатые шалюшки.
Постоялец никак не относился к Людочке, ни хорошо, ни плохо, не ругал ее, не обижал, куском не корил, но она все равно побаивалась его. Жил он, жила она в одном доме — и только. Когда Людочка домаяла десять классов в школе и сделалась девушкой, мать сказала, чтоб она ехала в город — устраиваться, так как в деревне ей делать нечего, они с самим — мать упорно не называла постояльца хозяином и отцом — налаживаются переезжать в леспромхоз. На первых порах мать пообещала помогать Людочке деньгами, картошкой и чем Бог пошлет, — на старости лет, глядишь, и она им поможет.
Людочка приехала в город на электричке и первую ночь провела на вокзале. Утром она зашла в привокзальную парикмахерскую и, просидев долго в очереди, еще дольше приводила себя в городской вид: сделала завивку, маникюр. Она хотела еще и волосы покрасить, но старая парикмахерша, сама крашенная под медный самовар, отсоветовала: мол, волосенки у тебя «мя-а-ах-канькия, пушистенькия, головенка, будто одуванчик, — от химии же волосья ломаться, сыпаться станут». Людочка с облегчением согласилась — ей не столько уж и краситься хотелось, как хотелось побыть в парикмахерской, в этом теплом, одеколонными ароматами исходящем помещении.
Тихая, вроде бы по-деревенски скованная, но по-крестьянски сноровистая, она предложила подмести волосья на полу, кому-то мыло развела, кому-то салфетку подала и к вечеру вызнала все здешние порядки, подкараулила у выхода в парикмахерскую тетеньку под названием Гавриловна, которая отсоветовала ей краситься, и попросилась к ней в ученицы.
Старая женщина внимательно посмотрела на Людочку, потом изучила ее необременительные документы, порасспрашивала маленько, потом пошла с нею в горкоммунхоз, где и оформила Людочку на работу учеником парикмахера.
Гавриловна и жить ученицу взяла к себе, поставив нехитрые условия: помогать по дому, дольше одиннадцати не гулять, парней в дом не водить, вино не пить, табак не курить, слушаться во всем хозяйку и почитать ее как мать родную. Вместо платы за квартиру пусть с леспромхоза привезут машину дров.
— Покуль ты ученицей будешь — живи, но как мастером станешь, в общежитку ступай. Бог даст, и жизнь устроишь. — И, тяжело помолчав, Гавриловна добавила: — Если обрюхатеешь, с места сгоню. Я детей не имела, пискунов не люблю, кроме того, как и все старые мастера, ногами маюсь. В распогодицу ночами вою.
Надо заметить, что Гавриловна сделала исключение из правил. С некоторых пор она неохотно пускала квартирантов вообще, девицам же и вовсе отказывала.
Жили у нее, давно еще, при хрущевщине, две студентки из финансового техникума. В брючках, крашеные, курящие. Насчет курева и всего прочего Гавриловна напрямки, без обиняков строгое указание дала. Девицы покривили губы, но смирились с требованиями быта: курили на улице, домой приходили вовремя, музыку свою громко не играли, однако пол не мели и не мыли, посуду за собой не убирали, в уборной не чистили. Это бы ничего. Но они постоянно воспитывали Гавриловну, на примеры выдающихся людей ссылались, говорили, что она неправильно живет.
И это бы все ничего. Но девчонки не очень различали свое и чужое, то пирожки с тарелки подъедят, то сахар из сахарницы вычерпают, то мыло измылят, квартплату, пока десять раз не напомнишь, платить не торопятся. И это можно было бы стерпеть. Но стали они в огороде хозяйничать, не в смысле полоть и поливать, — стали срывать чего поспело, без спросу пользоваться дарами природы. Однажды съели с солью три первых огурца с крутой навозной гряды. Огурчики те, первые, Гавриловна, как всегда, пасла, холила, опустившись на колени перед грядой, навоз на которую зимой натаскала в рюкзаке с конного двора, поставив за него чекенчик давнему разбойнику, хромоногому Слюсаренко, разговаривала с ними, с огурчиками-то: «Ну, растите, растите, набирайтесь духу, детушки! Потом мы вас в окро-о-ошечку-у, в окро-ошечку-у-у» — а сама им водички, тепленькой, под солнцем в бочке нагретой.
— Вы зачем огурцы съели? — приступила к девкам Гавриловна.
— А что тут такого? Съели и съели. Жалко, что ли? Мы вам на базаре во-о-о какой купим!
— Не надо мне во-о-о какой! Это вам надо во-о-о какой!.. Для утехи. А я берегла огурчики…
— Для себя? Эгоистка вы!
— Хто-хто?
— Эгоистка!
— Ну, а вы б…! — оскорбленная незнакомым словом, сделала последнее заключение Гавриловна и с квартиры девиц помела.
С тех пор она пускала в дом на житье только парней, чаще всего студентов, и быстро приводила их в Божий вид, обучала управляться по хозяйству, мыть полы, варить, стирать. Двоих наиболее толковых парней из политехнического института даже стряпать и с русской печью управляться научила. Гавриловна Людочку пустила к себе оттого, что угадала в ней деревенскую родню, не испорченную еще городом, да и тяготиться стала одиночеством, свалится — воды подать некому, а что строгое упреждение дала, не отходя от кассы, так как же иначе? Их, нонешнюю молодежь, только распусти, дай им слабинку, сразу охомутают и поедут на тебе, куда им захочется.
Людочка была послушной девушкой, но учение у нее шло туговато, цирюльное дело, казавшееся таким простым, давалось ей с трудом, и, когда минул назначенный срок обучения, она не смогла сдать на мастера. В парикмахерской она прирабатывала уборщицей и осталась в штате, продолжала практику — стригла машинкой наголо допризывников, карнала электроножницами школьников, оставляя на оголившейся башке хвостик надо лбом. Фасонные же стрижки училась делать «на дому», подстригала под раскольников страшенных модников из поселка Вэпэвэрзэ, где стоял дом Гавриловны. Сооружала прически на головах вертлявых дискотечных девочек, как у заграничных хит-звезд, не беря за это никакой платы.
Гавриловна, почуяв слабинку в характере постоялицы, сбыла на девочку все домашние дела, весь хозяйственный обиход. Ноги у старой женщины болели все сильнее, выступали жилы па икрах, комковатые, черные. У Людочки щипало глаза, когда она втирала мазь в искореженные ноги хозяйки, дорабатывающей последний год до пенсии. Мази те Гавриловна именовала «бонбенгом», еще «мамзином». Запах от них был такой лютый, крики Гавриловны такие душераздирающие, что тараканы разбежались по соседям, мухи померли все до единой.
— Во-о-от она, наша работушка, а, во-от она, красотуля-то человечья, как достаетца! — поуспокоившись, высказывалась в темноте Гавриловна. — Гляди, радуйся, хоть и бестолкова, но все одно каким-никаким мастером сделаешься… Чё тебя из деревни-то погнало?
Людочка терпела все: и насмешки подружек, уже выбившихся в мастера, и городскую бесприютность, и одиночество свое, и нравность Гавриловны, которая, впрочем, зла не держала, с квартиры не прогоняла, хотя отчим и не привез обещанную машину дров. Более того, за терпение, старание, за помощь по дому, за пользование в болести Гавриловна обещала сделать Людочке постоянную прописку, записать на нее дом, коли она и дальше будет так же скромно себя вести, обихаживать избу, двор, гнуть спину в огороде и доглядит ее, старуху, когда она обезножеет совсем.
С работы от вокзала до конечной остановки Людочка ездила на трамвае, далее шла через погибающий парк Вэпэвэрзэ, по-человечески — парк вагонно-паровозного депо, насаженный в тридцатых годах и погубленный в пятидесятых. Кому-то вздумалось выкопать канаву и проложить по ней трубу через весь парк. И выкопали. И проложили, но, как у нас водится, закопать трубу забыли.
Черная, с кривыми коленами, будто растоптанный скотом уж, лежала труба в распаренной глине, шипела, парила, бурлила горячей бурдой. Со временем трубу затянуло мыльной слизью, тиной и по верху потекла горячая речка, кружа радужно-ядовитые кольца мазута и разные предметы бытового пользования. Деревья над канавой заболели, сникли, облупились. Лишь тополя, корявые, с лопнувшей корой, с рогатыми сухими сучьями на вершине, опершись лапами корней о земную твердь, росли, сорили пух и осенями роняли вокруг осыпанные древесной чесоткой ломкие листья. Через канаву был переброшен мостик из четырех плах. К нему каждый год деповские умельцы приделывали борта от старых платформ вместо перил, чтоб пьяный и хромой люд не валился в горячую воду. Дети и внуки деповских умельцев аккуратно каждый год те перила ломали.
Когда перестали ходить паровозы и здание депо заняли новые машины — тепловозы, труба совсем засорилась и перестала действовать, но по канаве все равно текло какое-то горячее месиво из грязи, мазута, мыльной воды. Перила к мостику больше не возводились. С годами к канаве приползло и разрослось, как ему хотелось, всякое дурнолесье и дурнотравье: бузина, малинник, тальник, волчатник, одичалый смородинник, не рожавший ягод, и всюду — развесистая полынь, жизнерадостные лопух и колючки. Кое-где дурнину эту непролазную пробивало кривоствольными черемухами, две-три вербы, одна почерневшая от плесени упрямая береза росла, и, отпрянув сажен на десять, вежливо пошумливая листьями, цвели в середине лета кособокие липы. Пробовали тут прижиться вновь посаженные елки и сосны, но дальше младенческого возраста дело у них не шло — елки срубались к Новому году догадливыми жителями поселка Вэпэвэрзэ, сосенки ощипывались козами и всяким разным блудливым скотом, просто так, от скуки, обламывались мимо гулявшими рукосуями до такой степени, что оставались у них одна-две лапы, до которых не дотянугься. Парк с упрямо стоявшей коробкой ворот и столбами баскетбольной площадки и просто столбами, вкопанными там и сям, сплошь захлестнутый всходами сорных тополей, выглядел словно бы после бомбежки или нашествия неустрашимой вражеской конницы. Всегда тут, в парке, стояла вонь, потому что в канаву бросали щенят, котят, дохлых поросят, все и всякое, что было лишнее, обременяло дом и жизнь человеческую. Потому в парке всегда, но в особенности зимою, было черно от ворон и галок, ор вороний оглашал окрестности, скоблил слух людей, будто паровозный острый шлак.
Рассказ «Людочка» Астафьев создал в 1987 году. Произведение написано в рамках деревенской прозы (направление в русской литературе). Изображая все ужасы города, Астафьев не идеализирует и саму деревню, показывая нравственный упадок крестьян.
Главные герои
Людочка
– молоденькая девушка, которая не смогла пережить насилия и равнодушия близких и покончила жизнь самоубийством.
Отчим
–
муж матери Людочки, с малых лет был «в ссылках да лагерях» , отомстил за девушку.
Другие персонажи
Стрекач
– уголовник, не единожды попадал в тюрьму.
Артемка-мыло
– был «верховодом» среди «шпаны» в парке.
Гавриловна
–
пожилая женщина парикмахер, у которой жила Людочка.
Мать Людочки
– женщина 45 лет; привыкла со всем справляться сама, поэтому проигнорировала беду дочери.
Рассказчик услышал эту историю «лет пятнадцать назад» . Людочка родилась в деревеньке Вычуган и «росла, как вялая, придорожная трава» . Отец девушки давно исчез. Мать вскоре начала жить с трактористом.
Закончив десять классов, Людочка уехала в город. Переночевав на вокзале, девушка пошла в парикмахерскую. Там она познакомилась со старой парикмахершей Гавриловной и напросилась к ней в ученицы. Гавриловна разрешила Людочке пожить у нее, переложив на девушку работу по дому. Людочка так и не выучилась на мастера, поэтому подрабатывала в парикмахерской уборщицей.
С работы девушка добиралась через полузаброшенный парк вагонно-паровозного депо – «Вэпэвэрзэ» . В центре парка находилась обросшая густыми зарослями канава со сточными водами, в которой плавал мусор. Парк был любимым местом «шпаны» , среди которой главным был Артемка-мыло. Как-то, когда парень приставал к Людочке во время стрижки, она сильно его ударила. После этого Артемка запретил всем приставать к девушке. Однажды Артемка повел Людочку на дискотеку. «В загоне-зверинце и люди вели себя по-звериному». Испугавшись шума и «телесного срама» , Людочка убежала домой.
Вскоре вернулся в поселок из заключения Стрекач. Теперь он стал главарем местной «шпаны» . Однажды, когда Людочка возвращалась через парк домой, Стрекач напал на нее и изнасиловал, заставил и остальных надругаться над девушкой. Не помня себя, Людочка едва добралась домой. Гавриловна заверила, что ничего страшного не случилось.
Людочка поехала домой. В родной деревне осталось два дома – один ее матери, а второй старухи Вычуганихи, которая умерла весной. Людочку встретила беременная мать. Она сразу поняла «какая беда с нею случилась» . «Но через ту беду все бабы поздно или рано должны пройти». Прогуливаясь у реки, Людочка увидела, что отчим плескается, как ребенок. Девушка догадалась, что у него не было детства. Ей захотелось выплакаться ему, может он ее и пожалеет. Утром Людочка вернулась в поселок.
Девушка вспомнила, как давно лежала в больнице. Рядом с ней умирал одинокий парень. Всю ночь она старалась отвлечь его разговорами, но после поняла, что парень ждал от нее не утешения, а жертвы. Девушка подумала про отчима: он наверное из «сильных людей» , с «могущественным духом» .
Когда Людочка возвращалась с работы через парк, парни снова начали ее теснить. Девушка пообещала вернуться, переодевшись в ношеное. Дома Людочка надела старое платье, отвязала веревку от деревенской торбы (раньше эта веревка была на ее люльке) и ушла в парк. Закинув веревку на тополь с кривым суком с мыслью: «никому до меня дела нет» , она повесилась.
Людочку хоронили на городском кладбище. Поминки устроили у Гавриловны. Выпив водки, отчим Людочки отправился в парк, где в это время находилась компания Стрекача. Мужчина сорвал с уголовника крестик и, утащив в «непролазный бурьян» , сбросил в сточную канаву. «Настоящего, непридуманного пахана почувствовали парни».
Артемка-мыло вскоре поступил на учебу и женился. О смерти Людочки и Стрекача не писали даже в местной газете, чтобы «не портить положительный процент сомнительными данными» .
Заключение
В рассказе «Людочка» Виктор Астафьев размышляет над философскими вопросами одиночества в толпе, равнодушия людей друг к другу, затрагивает проблемы экологии, преступности, морального упадка общества.
Тест по рассказу
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
Рейтинг пересказа
Средняя оценка: 4.5
. Всего получено оценок: 435.
Этот рассказ – об истинном происшествии где-то в середине 70-х годов. Но, прочтя, нельзя не ощутить, сколько душевной силы и сколько художественного ви
дения вложено им самим. А по широте жизненного знания, сгущённого в этом тексте, и по напряжённости нравственного чувства как в гневе на зло, так и в тяготеньи к добру мы, пожалуй, могли бы угадать и имя автора, не напиши он его сам. И каково же многополное знание и советской городской жизни в её гоможеньи, и необратимости деревенской гибели, и, вдобавок, блатного уголовного типажа! Этим содержанием рассказ богат, плотен и вместе целен.
Людочка – колхозная девушка, слабенькая от рождения, росла вялая, скромная, в деревенской средней школе «не выходила из троечниц, но и до сплошных двоек не опускалась. Домаяла десять классов» – и мать указала ей ехать в город, в деревне делать нечего. Скромная, «с припрятанной застенчивой улыбкой», девушка пыталась стать ученицей у парикмахерши, но не одолела мастерства и больше служила у неё уборщицей. Людочка покорно терпела и насмешки более успешных подружек, и своё городское бесприютство.
А главное место действия рассказа – погибающий Парк вагонно-паровозного депо, типично советское создание – «насаженный в 30-х годах и погубленный в 50-х». Через весь парк надумали класть трубу с горячей водой, канаву проложили и часть трубы – да не закрыли. Потекла горячая речка с радужными кольцами мазута, с мыльной слизью, потом зловонной тиной, оттого стали облупляться и сникать соседние деревья. Через канаву перебросили мосток, да перила к нему всё не стояли, отваливались. В канаву стали бросать разные отбросы, устоялась вонь, да рядом пошли поросли дурнейшего бурьяна. – А само собой стояли по парку бетонные скамьи для отдыха граждан, «в парке было черно от ворон и галок, ор вороний оглашал окрестности». – На железной эстакаде раньше вешались портреты вождей и лозунги, потом не стало их. Ещё были забытые столбы для волейбола, ещё – решётчатый загон для танцев молодёжи. Там по вечерам «трещала, гудела, грохотала музыка, помогая стаду в бесовстве и дикости».
Через этот Парк Людочке приходилось ходить, она не боялась; однажды затащили её на танцы, с испугом вырвалась. А однажды зацепил её освобождённый из лагеря гнилозубый уркаган Стрекач – и дальше ни вид его, ни наружность, ни поведение, ни окружённость блатной мелкотой – уже не поддаётся нашему цитированию – это зримая, ощутимая, красочная, даже несравненная картина, отчётливо переданная Астафьевым, в чём и центр рассказа. Стрекач поймал за поясок плаща проходившую Людочку, пытался усадить к себе на колени, девушка не садилась, Стрекач перекинул её через скамейку в бурьян – и сам за ней на четвереньках, и лицом её в землю и битое там стекло, чтоб не кричала. Но она нашла в себе силы вырваться и кричать на бегу. О помощи нечего было и думать. Добежала до парикмахерской хозяйки, очнулась уже у неё. Та успокаивала: «И родится баба не под нож, а под совсем другое. Ну сорвали плонбу, подумашь, экая беда. Нонче это не изъян, нонче замуж какую попало берут». Но упредила – не жаловаться на Стрекача, а то «мою избу спалят». Тогда Людочка: «Я к маме хочу». Хозяйка отпустила на день, на два – та деревня близко, электричкой.
…А от деревни родной осталось всего два целых дома, один – материн, а с ней отчим. «Вся деревня, задохнувшаяся в дикоросте, – в закрещенных окнах, с разваленными оградами дворов и огородных плетней, с угасающими садовыми деревьями, с дико разросшимися меж изб тополями, осинами». (Соседка, сама при смерти, пророчит: «Этак вот, однова, середь России кол вобьют, и помянуть её, нечистой силой изведённую, некому будет…»)
Мать, сама беременная, хотя уже за сорок, сразу увидела, что с дочерью беда: бледная, лицо в ссадинах, на ногах порезы, осунулась, руки висят. А за догадкой – и материно суждение: «Через ту беду не беду все бабы поздно или рано должны пройти. И каждая баба сама же с бедой и совладать обязана, потому как от первого ветру берёза клонится, да не ломается». – Людочка пошла корову подоила, помогла матери к возврату отчима обед собирать. Отчима она мало знала: он недавно появился в их деревне. Он не обижал Людочку, но и доброты не проявлял. Мать о нём: «С малолетства в ссылках да в лагерях, под охранским доглядом. Жизнь его была ох-хо-хо. Но человек он порядочный».
А на следующее утро Людочка опять уехала в город. Хозяйке парикмахерской сказала: «Хорошо, я в общежитие пойду жить».
Дальше Астафьев проводит Людочку через страдательное воспоминание: когда-то, сама больная, она в больничном коридоре сидела ночью около умирающего парня-дровосека. Сочувствовала ему, но, как ей теперь казалось, не в полной полноте. Так вот и к ней теперь – городские на танцплощадке. И её хозяйка. Да и её мать.
Но через Парк продолжала ходить, не боялась. И присмотрела близ тропинки – тополь с большим корявым суком.
И повесилась на нём.
Хоронить её в родной деревне не решились: «сотрётся с земли пристанище, объединённый колхоз запашет кладбище под одно поле». Похоронили на городском, со стандартными знаками.
Сколько бы ни подлинен был рассказ досюда – окончание к нему, я полагаю, Астафьев приложил от себя, давая волю своей жажде справедливости: что отчим Людочки нашёл Стрекача в Парке (его и искать не надо, он себя выставляет), обезоружил и швырнул в зловонную канаву. Блатная свора Стрекача не решилась отстоять своего пахана и не сумела захлебнувшегося – вернуть к жизни.
В отчёте областного УВД для уменьшения процента преступности смерть Стрекача отнесена к самоубийствам.
Очень достойный рассказ – и какое свидетельство о позднесоветском времени. Не велик – а сколькое вместилось.
Отрывок очерка о Викторе Астафьева из «Литературной коллекции», написанной А. И. Солженицыным . А. С. читал рассказ «Людочка» в журнале «Новый мир» (1989. № 9). (Библиотека А. И. Солженицына; с пометами в тексте и на полях.) В письме Астафьеву Солженицын пишет: «Страшна – глубина падения народного состояния, которую трудно определить и измерить (да у Вас она и в «Печальном детективе», и в последней «Людочке», этот «парк ВПРЗ»!). Если Бог пошлёт нам выздороветь, то ведь в лучшем случае нам надо на то 100 лет, а то 150» (А. И. Солженицын – В. П. Астафьеву, 28 ноября 1989. Архив А. И. Солженицына).
Итак, немного о себе: мне 32 года, на данный момент уже не женат, 182 рост и 94 вес. В принципе спортивное телосложение, но за зиму появилось пару лишних килограмм, которые я и решил убрать, пойдя в спортзал по первому весеннему дню. Зал выбрал непопулярный, не люблю когда занимается много народа. Все началось с того, что после одной из тренировок я как обычно принимал душ.
В зале несколько кабинок и они не закрыты дверьми, просто отгорожены между собой. Закончив водные процедуры под горячей водой я проследовал к концу душевой, где висело мое полотенце. И увидел на себе взгляд какого-то парня, лет примерно 20, плюс-минус. К слову, член у меня около 20 см с крупной головкой необычной формы и длинновисящей мошонкой. Я не придал этому взгляду особого значения и закончив свои дела удалился. На следующей тренировке я снова встретил этого парня в зале, точнее, он подошёл и попросил меня его подстраховать на жиме от груди. Это принято в подобных залах и ничего такого в этом нет.
Я конечно помог ему. После у нас завязался разговор на темы спорта и мы прообщались всю тренировку между подходами. После проследовали в раздевалку и душ, я как раз тогда и вспомнил его взгляд и почувствовал что-то неладное. Но это было ненадолго, так как мы обменялись ссылками из соцсетей, чтобы скинуть какие-то статьи по питанию. Зайдя на его страничку я увидел его с девушкой, она была практически на всех фото. Тогда я с облегчением вздохнул и мы продолжили общаться. Из общения я узнал, что они оба не местные, переехали сюда недавно, соответственно друзей-подруг у них не было. После он редко стал появляться в зале, написав, что по работе постоянно мотается, дома толком не бывает и ничего не успевает. Как то раз я сидел дома, был выходной и я немного выпив расслаблялся.
Тут приходит сообщение от него с просьбой о помощи, мол его девушка никак не может попасть домой, что-то с замком на входной двери. Снимали квартиру они недалёко, я узнав адрес вызвал такси и направился к ней на помощь. Приехав туда я увидел сидящую у подъезда молоденькую девушку, лет 18-20. Она встала и начала тараторить мне про дверь, замок, съемную квартиру и все прочее. Она оказалась высокой, не полной, но в бёдрах немного полновата, так называемая фигура «гитары».
Мы поднялись с ней на последний этаж старой сталинки, убитый подъезд, полумрак, все как обычно. Она сунула мне связку ключей, и показала на верхний замок, их было всего три на двери. В полумраке я вроде нашёл подходящий ключ и попробовал открыть. Ничего не выходило. Я вытащил ключ и отошёл от двери поближе к лампочке чтобы рассмотреть связку получше. Сзади меня в какой-то из дверей раздался тихий звук металла об металл.
Я списал все на соседей и оглядев внимательно связку и не найдя ещё одного подходящего ключа вернулся к двери и вуаля, замок сразу поддался! Девушка восхищённо захлопала в ладоши. Я открыл оставшиеся два замка и распахнул перед ней дверь. В квартире было темно, да и на улице, к слову, тоже, где-то около 22:00 было на часах. Она начала благодарить меня и предлагать выпить чаю, дабы компенсировать предоставленные мне неудобства. Я отшутился, мол «чай не водка, много не выпьешь».
Но она была настойчива и сказала, что они с собой привезли какую-то неимоверно вкусную настойку и она может меня ей угостить. Я согласился и мы прошли внутрь однушки, с маленькой кухней и небольшим залом, в котором находился только шкаф купе во всю стену и двуспальная кровать с телевизором. Пройдя на кухню она поставила две рюмочки, достала бутылку и какую-то закуску. Я налил и мы с ней выпили. Настойка была на вкус приятной и не крепкой, но после третьей рюмки я почувствовал что немного опьянел, да и девушка уже была навеселе и тараторила без умолку.
Мне было как-то неудобно находиться в квартире без хозяина и выпивать с его женой и я засобирался домой. Выйдя в коридор я обулся, накинул куртку, девушка, ее звали Марина подошла ко мне и говоря спасибо обняла меня за шею и потянулась поцеловать. Я подставил для дружеского поцелую щеку, но она ловко дотянулась до моих губ и начала целовать меня взасос. Алкоголь сыграл свою роль и я ответил ей взаимностью. Прижав ее к себе я почувствовал приятный запах от неё, что подтолкнуло меня на решительные действия.
Я запустил ей руки под маечку и дотянувшись до лифчика быстро расстегнул его. Она отстранилась и поманила меня в комнату, я быстро разулся, скинул куртку и проследовал за ней. Свет из коридора освещал кровать в комнате, шкаф оказывался в темноте. Мы подошли к кровати, я стянул через голову ее маечку и быстро избавил ее от висящего на лямках лифчика. Грудь ее оказалась небольшой, но розовенькие сосочки очень аппетитно торчали в стороны и вверх. Я впился в них губами, они были твёрдые как горошины.
Она тем временем копошилась с ремнём на моих джинсах. Я не отрываясь от груди помог ей расстегнуть его. Дальше она справилась сама и присев на край кровати начала стягивать мои джинсы. Стянув их до колен она взялась за трусы. Дёрнув их вниз к джинсам она замерла, наружу выпрыгнул мой уже торчащий кверху член с набухшей бордовой головкой, из которой сочилась капля смазки и висящие к низу яйца.
Она без промедлений сделала губки колечком и насадила свой ротик на мой член. Сосала она конечно не идеально, но мне было приятно видеть как молоденькая девочка старательно обслуживает моего торчащего бойца! В квартире было довольно тихо, только слышны были ее причмокивания, со стороны шкафа купе раздался какой-то шорох. Я как обычно не придал этому значения, списав все на тех же соседей. Дальше я снял с неё ее чёрные брючки, белые носочки, стянул розовенькие трусики и припал к красивой пизденке губами.
Начал ей усердно лизать, но никакого постороннего запаха не почувствовал, так как она, якобы только с работы и ежедневки я не увидел. Она хорошенько текла и извивалась, мяла свою грудь и в итоге задёргавшись кончила. Я уже было решил войти в неё, но опомнился, что презерватива у меня с собой нет! Она увидев мое замешательство вытащила из под подушки одну резинку и вручила мне.
Я быстренько натянул ее на торчащий как кол член и взяв его в руку смело направил в ее мокрую пизденку и вошёл. Она прогнулась от такого напора, но я не хотел его сбавлять и вошёл до конца и резко, она ахнула и замерла, выпучив на меня глаза. Я начал напористо иметь ее сверху, полные яйца шлепали по ее мокрым ягодицам, я мял ее небольшую грудь и крутил сосочки. Алкоголь давал о себе знать, я не мог долго кончить, хоть секса у меня не было около двух недель. После я развернул ее к себе задом и поставил на четвереньки. Она широко раздвинула ножки и прогнулась. Я нагнулся, чтобы облизать ее пизденку сзади, но взгляд мой приманило колечко ануса, которое приоткрылось и как мне тогда показалось не было девственным.
Я обильно его облизал, сунул туда один палец, он без особого сопротивления поместился туда. Два. Она даже не шелохнулась. Это был знак! Я встал, плюнул на головку, смачно смазал ее и направив в разработанное колечко упёрся в него головкой. Я конечно не знаток анала, меня за всю жизнь туда мало кто пускал, но член мой поместился туда сравнительно быстро. Я сначала начал медленно, но не увидев ее сопротивлений особых начал долбить ее туда что есть сил! Я был близок к окончанию, но немного не хватало. Тогда я вышел из неё и перевернув ее на спину и держа ее ноги широко в руках, взглянул на член, он был чистым.
Я опять же не придал этому значения и продолжил иметь ее уже в киску. Через какое-то время я почувствовал надвигающийся оргазм. Я вышел из неё и сняв резинку начал дрочить, она тут же присела на край кровати и вырвав у меня из руки член начала быстро дрочить его, иногда погружая головку в рот. Тут меня накрыла волна и я выстрелил фонтаном ей прямо в лицо, потом в рот, потом на волосы. Я залил ей всю голову, спермы скопилось очень много! И я снова услышал шорох в шкафу, и снова не придал этому никакого значения. После я сходил в ванную, оделся.
Хотел попрощаться но ванная была закрыта и был слышен шум воды. Я пошёл восвояси. Спустившись к подъезду я достал телефон, чтобы вызвать такси. На него тут же пришло сообщение от моего знакомого из зала: Спасибо, ты настоящий друг! Придя домой я продолжил распитие спиртных напитков, и сопоставив все улики пришёл к выводу, что он не был ни на какой работе, все было спланировано и подстроено, а он был в этом шкафу и наблюдал. Зачем — для меня остаётся загадкой. Но он после появился в зале и общался со мной как и прежде. А я теперь не знаю как мне быть и что думать по этому поводу. То ли эти все улики мне просто казались и это на самом деле были соседи или что-то ещё. То ли…
Моя новая семья. Часть 2 — Антон
date_range 27.12.2021
visibility 3,607
timer 18
favorite 12
add_circle в закладки
По пути домой я пытался понять, что же произошло. Мной будто овладела какая-то потусторонняя сила. Конечно, я должен был остановить его. Уже в бане, когда действия Антона приняли непристойный характер. Настоящий мужчина не позволит так себя лапать! Будет всячески сопротивляться, может даже даст за такое в лицо. Я же позволил ему ласкать меня. Мне было стыдно, что я позволил ему сделать с собой такие унизительные вещи, но с другой стороны всё прои…
Продолжить чтение
Моя новая семья. Часть 1 — Кристина
date_range 25.12.2021
visibility 3,607
timer 13
favorite 12
add_circle в закладки
Весна подарила мне большое счастье – я познакомился со своей первой девушкой. В школе как-то не получалось заводить отношения с теми девочками, которые нравились мне, но в институте мне повезло. Кристина была очень популярной девушкой, по которой сохли многие парни. Активная, позитивная и легко находящая язык с каждым – она представляла собой всё то, чего мне не хватало.
Она всегда со вкусом одевалась, ухоженно выглядела и привлекала к себе…
Продолжить чтение
Инцест в советской семье. Начало. Глава 1
date_range 25.12.2021
visibility 12,535
timer 13
favorite 21
add_circle в закладки
Инцест в советской семье. Моя история.
Глава 1.
Позволь, уважаемый читатель, рассказать откровенную историю из моего детства. Эта история шокирует любого нравственного читателя, ведь она об инцесте. И не просто об инцесте, а об инцесте в Советском Союзе. В то время об этом не только никто не говорил, советские люди боялись даже думать об этом. Ведь это самое строжайшее табу. Однако такие случаи имели место быть. Со мной как раз…
Продолжить чтение
Анальное искушение — 5 (Ганг-банг и новая шлюха)
date_range 14.12.2021
visibility 2,525
timer 11
favorite 15
add_circle в закладки
При виде здоровенных членов, запертых в металлические клетки, мне стало страшновато. Похотливые взгляды качко́в скованных цепями красноречиво сообщили о том, что они испытывают воздержание уже очень-очень давно!
— Танюша, — ко мне величественно приблизилась госпожа Летиция. — Этот ритуал необходим, чтобы ты смогла полноправно войти в наш клан, а также сочетаться браком с Марикой.
— Сочетаться браком? — я удивленно-радостно посмотрел н…
Продолжить чтение
Анальное искушение — 4 (Достойная посвящения)
date_range 11.12.2021
visibility 3,430
timer 11
favorite 16
add_circle в закладки
Марика ушла еще утром, вместе с Лерой. Стоя в дверях, она настойчиво попросила меня как следует выспаться и хорошенько отдохнуть.
— Зайка моя, ни о чем не беспокойся, — транс-девушка ласково поцеловал мои губы. — Вечером придут мои… давние друзья, я очень хочу, чтобы ты произвела хорошее впечатление! Оденешься к семи вечера, я приду и подкрашу тебя… Не скучай.
На вопрос, куда они уходят, девчонки хитро переглянулись и промолчали….
Продолжить чтение
Примерочная
date_range 10.12.2021
visibility 1,177
timer 3
favorite 11
add_circle в закладки
Как же надоело водить свою девушку по магазинам. Вот цвет не тот, а эти джинсы не достаточно потёрты. Все попытки понять её желания не увенчались успехом и периодически обмениваюсь взглядом с такими же как я, уставшие парни передвигаются скучной походкой за решительно летящими девушками. Бесконечные ряды стеллажей сливаются в одну, пёструю картинку и халявный кофе, у примерочных не помогает. Я хочу взбодриться и, кажется идея пришла вовремя….
Продолжить чтение
Моя мама, Сергей и я
date_range 04.12.2021
visibility 4,280
timer 20
favorite 19
add_circle в закладки
Моя мама часто меняла мужчин, но ни один из них не задерживался надолго. Пока в её жизни не появился Сергей. Не знаю, что он нашел в моей маме. Он был по-мужски привлекателен, обладал непоколебимой уверенностью в себе, которая иногда граничила с наглостью. Стоит ли говорить, что она сходила от него с ума, после череды неудачников и не самых приятных типов, она была рада в восторге от такого плохиша, который просто излучал мужскую энергию.
Ра…
Продолжить чтение
Я шлюха
date_range 02.12.2021
visibility 1,177
timer 122
favorite 1
add_circle в закладки
Я шлюха.
Часть 1.
Вечеринка была в разгаре. Отмечали день рождения Жени, однокурсника по колледжу.
Начало октября и на улице было ещё не так холодно, мы жарили шашлык на мангале, девчонки пили красное вино, парни горькую настойку с кедровыми орешками, шутили, травили байки. Женя протапливал камин и включал электрообогреватели в остывшем дачном домике. Женя пригласил двух друзей и трёх девчонок. Лена была девушкой Валеры, Катя тихо…
Продолжить чтение
Мустанг (У Феликса – 3)
date_range 01.12.2021
visibility 5,447
timer 44
favorite 14
add_circle в закладки
Я сидел на террасе роскошной виллы, со стаканом виски в руке. Впереди, буквально в двадцати метрах, переливалась солнечными бликами, лазурная морская гладь. Полоса частного пляжа была пустынной, слева в море выдавалась темная линия бетонного пирса. Он тоже был пуст.
Плетеное кресло было удобным, солнце ласково обогревало тело, вискарь со льдом, соблазнительно холодил пальцы.
Думаете, настроение мое было соответственным? Ни хрена!…
Продолжить чтение
Моя феминизация. Часть 3
date_range 29.11.2021
visibility 1,262
timer 38
favorite 16
add_circle в закладки
Незаметно пролетело лето. На календаре было начало сентября. Прошедшие четыре недели были богатыми на события. Моя любимая жена вовсе не шутила по поводу аукциона. Она выполнила все требования, необходимые для моего участия в нем. В частной клинике у меня приняли все анализы, необходимые для получения медицинской справки. Причем, на прием к врачам я ходил в «образе». Супруга как обычно контролировала мои действия, позволяя вынуть анальную пробку…
Продолжить чтение
Осенний марафон. (У Феликса – 2)
date_range 28.11.2021
visibility 1,840
timer 38
favorite 2
add_circle в закладки
Осенний промозглый вечер. Один из сотен таких же скучных и безнадежно тусклых.
Мы с женой медленно прогуливались по двору, кутаясь в воротники теплых курток.
— Я вот все думаю, — она взяла меня под руку. — Мы вкалываем на работе, а есть люди, которые вообще не работают и имеют кучу бабла!
— Нормально мы живем, — не любил я эти разговоры. — Денег достаточно! Ну хорошо, кто же такой крутой, что не работает и у него куча бабла? Хоть…
Продолжить чтение
Африканские корешки. (У Феликса)
date_range 28.11.2021
visibility 2,332
timer 59
favorite 9
add_circle в закладки
Руки мои, сами собой принялись расстегивать брючный ремень. Медленно… но, верно.
— Это уже интересно, — негромко сказал парень. — Не возражаешь, если я тебе помогу?
Я кивнул, чувствуя, как щеки заливает румянец. Сердце ускоряется от нарастающего возбуждения, а дыхание становится прерывистым.
Их было двое.
Первый, встал передо мной, а второй обошел сзади. Происходящее казалось нереальным, но это было на самом деле.
— Пом…
Продолжить чтение
Жизнь с Кэрол
date_range 28.11.2021
visibility 2,840
timer 4
favorite 13
add_circle в закладки
Привет, я Джон, у меня есть жена Кэрол.
О Нашей совместной и сексуальной жизни Я хочу поделиться в этом рассказе.
Мы современная семья, у нас есть дети. В семейной жизни мы стараемся держаться гендерно нейтрально в отношении семейных обязанностей.
Я с Кэрол по очереди меняемся обязанностями. То Есть мы не разделяем устаревшие принципы когда девушка сидит с детьми, убирает по дому, а парень работает. Я и Кэрол оба работаем с детьми,…
Продолжить чтение
Моя феминизация. Часть 2
date_range 24.11.2021
visibility 3,935
timer 45
favorite 13
add_circle в закладки
Пролетели три долгие недели. За это время я окончательно свыкся и смирился с обязанностями горничной. Поднявшись утром пораньше, быстро мылся, наряжался и принимался за готовку. Хозяйка взяла на себя все обязанности по заработку, заставив уволиться меня с работы. Теперь больше ничего не мешало домашним хлопотам по приготовлению пищи, стирке, уборке квартиры и куче других каждодневных заданий, оставляемых Анной. Ежедневно, по несколько раз за день…
Продолжить чтение
Мой первый раз (Часть 1)
date_range 20.11.2021
visibility 3,025
timer 5
favorite 22
add_circle в закладки
Мы сидели на кухне. Я, он и она. Непринужденно о чем то говорили. Он закурил сигарету. Она смотрела на меня с интересом, изучающе. Я немного волновался, но это ощущение было приятным. Как то чувство, когда ты впервые целуешься. Адреналин бьет в голову, мысли путаются, сердце стучит все сильнее.
Он был высокий и смуглый. Глаза были темные и глубоко посаженные. Она была стройная и изящная. Ее волосы струились по плечам, а звук ее голоса завор…
Продолжить чтение
Дорога в одну сторону. Часть 5
date_range 20.11.2021
visibility 7,412
timer 22
favorite 16
add_circle в закладки
Первые дни дома, в воздухе витала некоторая недосказанность. Как будто какие-то мелкие моменты ускользали и никак не могли собраться в единое целое. Всё было хорошо, но не хватало нюансов, для создания полной картины. Мама, заметив моё мечтательное состояние, начала интересоваться.
— Как ты? — Такая задумчивая.
— Всё хорошо, просто прокручиваю всё, что было.
— И как? — Как себя чувствуешь?
— Мам, всё отлично, правда. — Понима…
Продолжить чтение
Александр — Часть 4. Странности
date_range 17.11.2021
visibility 1,935
timer 12
favorite 18
add_circle в закладки
С того момента прошло несколько дней. Большую часть времени я сидел дома и занимался разными вещами — то залипал в интернете или смотрел телевизор, а по вечерам занимался фитнесом. Хоть и погода была на улице приятной, все же я не осмеливался выходить один в таком виде. Поэтому приходилось чем-то занимать себя дома. Мама через какое-то время заметила, что я бездельничаю и поэтому решила, что нужно подкинуть мне работы по дому. Теперь я должен…
Продолжить чтение
Секреты идеальной семьи. Помощь близкому другу семьи
date_range 13.11.2021
visibility 612
timer 13
favorite 16
add_circle в закладки
Несмотря на прошлые два случая, семья Вавиловых не вернулась к сторонним отношениям. И у Ольги и Антона, после всего не было тяги и желания устраивать встречи такого формата. А вот связь с племянником у Ольги, и связь с коллегой с работу у Антона, это хоть и было весьма не дурно, но носило исключительно разовый характер и повторять пока тоже как то не хотелось. Жизнь вновь вошла в обычное русло. Чего то подобного прошлому, ждал только Паша, для н…
Продолжить чтение
Время перемен. Часть 3
date_range 10.11.2021
visibility 2,850
timer 5
favorite 19
add_circle в закладки
Мама дала мне новое имя. Теперь я отзывалась на Катя, Катюшка, Катеринка, Катенька. Правда, помимо этого, среди прочего в мой адрес звучало блядь, шлюха, дырка, хуесоска, жополизка и тому подобные слова. Часто к этому прибавлялось вонючая, грязная, конченая, дешевая. Маме нравилось меня оскорблять, а мне нравилось доставлять маме удовольствие.
Мама сделала мне лазерную эпиляцию по всему телу, убрав все лишние волоски, а вот волосы на голов…
Продолжить чтение
Выходные продолжаются
date_range 08.11.2021
visibility 97
timer 12
favorite 14
add_circle в закладки
Яркие лучи солнца проникали через шторы загородного дома, в спальне на огромной кровати лежали двое, один из них молодой парень, а второй пожилой мужчина. Молодой парень проснулся первым, это был Виктор, как многие догадались кто читал предыдущий рассказ или как его уже полюбил называть пожилой мужчина — Виктория. Вторым, конечно, был Николай Сергеевич, он еще крепко спал, тихонько посапывая и прижимал своего юного любовника волосатой рукой за то…
Продолжить чтение
Популярные рассказы в разделе Переодевание
18.12.2019
24
Не ходи так
access_time 7
remove_red_eye 138 530