Когда репетиция хора мальчиков окончилась, учитель пения Борис Сергеевич сказал:
Ну-ка, расскажите, кто из вас что подарил маме на Восьмое марта? Ну-ка ты, Денис, докладывай.
Я маме на Восьмое марта подарил подушечку для иголок. Красивую. На лягушку похожа. Три дня шил, все пальцы исколол. Я две такие сшил.
Мы все по две сшили. Одну — маме, а другую — Раисе Ивановне.
Это почему же все? — спросил Борис Сергеевич. — Вы что, так сговорились, чтобы всем шить одно и то же?
Да нет, — сказал Валерка, — это у нас в кружке «Умелые руки»: мы подушечки проходим. Сперва проходили чёртиков, а теперь подушечки.
Каких ещё чёртиков? — удивился Борис Сергеевич.
Я сказал:
Пластилиновых! Наши руководители Володя и Толя из восьмого класса полгода с нами чёртиков проходили. Как придут, так сейчас: «Лепите чёртиков!» Ну, мы лепим, а они в шахматы играют.
С ума сойти, — сказал Борис Сергеевич. — Подушечки! Придётся разобраться! Стойте! — И он вдруг весело рассмеялся. — А сколько у вас мальчишек в первом «В»?
Пятнадцать, — сказал Мишка, — а девочек — двадцать пять.
Тут Борис Сергеевич прямо покатился со смеху.
А я сказал:
У нас в стране вообще женского населения больше, чем мужского.
Но Борис Сергеевич отмахнулся от меня.
Я не про то. Просто интересно посмотреть, как Раиса Ивановна получает пятнадцать подушечек в подарок! Ну ладно, слушайте: кто из вас собирается поздравить своих мам с Первым мая?
Тут пришла наша очередь смеяться. Я сказал:
Вы, Борис Сергеевич, наверно, шутите, не хватало ещё и на май поздравлять.
А вот и неправильно, именно что необходимо поздравить с маем своих мам. А это некрасиво: только раз в году поздравлять. А если каждый праздник поздравлять — это будет по-рыцарски. Ну, кто знает, что такое рыцарь?
Я сказал:
Он на лошади и в железном костюме.
Борис Сергеевич кивнул.
Да, так было давно. И вы, когда подрастёте, прочтёте много книжек про рыцарей, но и сейчас, если про кого говорят, что он рыцарь, то это, значит, имеется в виду благородный, самоотверженный и великодушный человек. И я думаю, что каждый пионер должен обязательно быть рыцарем. Поднимите руки, кто здесь рыцарь?
Мы все подняли руки.
Я так и знал, — сказал Борис Сергеевич, — идите, рыцари!
Мы пошли по домам. А по дороге Мишка сказал:
Ладно уж, я маме конфет куплю, у меня деньги есть.
И вот я пришёл домой, а дома никого нету. А меня даже досада взяла. Вот в кои-то веки захотел быть рыцарем, так денег нет! А тут, как назло, прибежал Мишка, в руках нарядная коробочка с надписью «Первое мая». Мишка говорит: — Готово, теперь я рыцарь за двадцать две копейки. А ты что сидишь?
Мишка, ты рыцарь? — сказал я.
Рыцарь, — говорит Мишка.
Тогда дай взаймы.
Мишка огорчился:
Я всё истратил до копейки.
Что же делать?
Поискать, — говорит Мишка. — Ведь двадцать копеек — маленькая монетка, может, куда завалилась хоть одна, давай поищем.
И мы всю комнату облазили — и за диваном, и под шкафом, и я все туфли мамины перетряхнул, и даже в пудре у неё пальцем поковырял. Нету нигде.
Вдруг Мишка раскрыл буфет:
Стой, а это что такое?
Где? — говорю я. — Ах, это бутылки. Ты что, не видишь? Здесь два вина: в одной бутылке — чёрное, а в другой — жёлтое. Это для гостей, к нам завтра гости придут.
Мишка говорит:
Эх, пришли бы ваши гости вчера, и были бы у тебя деньги.
Это как?
А бутылки, — говорит Мишка, — да за пустые бутылки деньги дают. На углу. Называется «Приём стеклотары»!
Что же ты раньше молчал? Сейчас мы это дело уладим. Давай банку из-под компота, вон на окне стоит.
Мишка протянул мне банку, а я открыл бутылку и вылил черновато-красное вино в банку.
Правильно, — сказал Мишка. — Что ему сделается?
Ну конечно, — сказал я. — А куда вторую?
Да сюда же, — говорит Мишка, — не всё равно? И это вино, и то вино.
Ну да, — сказал я. — Если бы одно было вино, а другое керосин, тогда нельзя, а так, пожалуйста, ещё лучше. Держи банку.
И мы вылили туда и вторую бутылку.
Я сказал:
Ставь её на окно! Так. Прикрой блюдечком, а теперь бежим!
И мы припустились. За эти две бутылки нам дали двадцать четыре копейки. И я купил маме конфет. Мне ещё две копейки сдачи дали. Я пришёл домой весёлый, потому что я стал рыцарем, и, как только мама с папой пришли, я сказал:
Мам, я теперь рыцарь. Нас Борис Сергеевич научил!
Мама сказала:
Ну-ка расскажи!
Я рассказал, что завтра я маме сделаю сюрприз. Мама сказала:
А где же ты денег достал?
Я, мам, пустую посуду сдал. Вот две копейки сдачи.
Тут папа сказал:
Молодец! Давай-ка мне две копейки на автомат!
Мы сели обедать. Потом папа откинулся на спинку стула и улыбнулся:
Компотику бы.
Извини, я сегодня не успела, — сказала мама.
Но папа подмигнул мне:
А это что? Я давно уже заметил.
И он подошёл к окну, снял блюдечко и хлебнул прямо из банки. Но тут что было! Бедный папа кашлял так, как будто он выпил стакан гвоздей. Он закричал не своим голосом:
Что это такое? Что это за отрава?!
Я сказал:
Папа, не пугайся! Это не отрава. Это два твоих вина!
Тут папа немножко пошатнулся и побледнел.
Какие два вина?! — закричал он громче прежнего.
Чёрное и жёлтое, — сказал я, — что стояли в буфете. Ты, главное, не пугайся.
Папа побежал к буфету и распахнул дверцу. Потом он заморгал глазами и стал растирать себе грудь. Он смотрел на меня с таким удивлением, будто я был не обыкновенный мальчик, а какой-нибудь синенький или в крапинку. Я сказал:
Ты что, пана, удивляешься? Я слил твои два вина в банку, а то где бы я взял пустую посуду? Сам подумай!
Мама вскрикнула:
И упала на диван. Она стала смеяться, да так сильно, что я думал, ей станет плохо. Я ничего не мог понять, а папа закричал:
Хохочете? Что ж, хохочите! А между прочим, этот ваш рыцарь сведёт меня с ума, но лучше я его раньше выдеру, чтобы он забыл раз и навсегда рыцарские манеры.
И папа стал делать вид, что он ищет ремень.
Где он? — кричал папа, — Подайте мне сюда этого Айвенго! Куда он провалился?
А я был за шкафом. Я уже давно был там на всякий случай. А то папа что-то сильно волновался. Он кричал:
Слыханное ли дело выливать в банку коллекционный чёрный «Мускат» урожая 1954 года и разбавлять его жигулёвским пивом?!
А мама изнемогала от смеха. Она еле-еле проговорила: — Ведь это он… из лучших побуждений… Ведь он же… рыцарь… Я умру… от смеха.
И она продолжала смеяться.
А папа ещё немного пометался по комнате и потом ни с того ни с сего подошёл к маме. Он сказал: — Как я люблю твой смех. И наклонился и поцеловал маму. И я тогда спокойно вылез из-за шкафа.
«Где это видано, где это слыхано…»
На переменке подбежала ко мне наша октябрятская вожатая Люся и говорит:
Дениска, а ты сможешь выступить в концерте? Мы решили организовать двух малышей, чтобы они были сатирики. Хочешь?
Я всё хочу! Только ты объясни: что такое сатирики?
Люся говорит:
Видишь ли, у нас есть разные неполадки… Ну, например, двоечники или лентяи, их надо прохватить. Понял? Надо про них выступить, чтобы все смеялись, это на них подействует отрезвляюще.
Я говорю:
Они не пьяные, они просто лентяи.
Это так говорится: «отрезвляюще», — засмеялась Люся. — А на самом деле просто эти ребята призадумаются, им станет неловко, и они исправятся. Понял? Ну, в общем, не тяни: хочешь — соглашайся, не хочешь — отказывайся!
Я сказал:
Ладно уж, давай!
Тогда Люся спросила:
А у тебя есть партнёр?
Я говорю:
Люся удивилась:
Как же ты без товарища живёшь?
Товарищ у меня есть, Мишка. А партнёра нету.
Люся снова улыбнулась:
Это почти одно и то же. А он музыкальный, Мишка твой?
Нет, обыкновенный.
Петь умеет?
Очень тихо. Но я научу его петь громче, не беспокойся.
Тут Люся обрадовалась:
После уроков притащи его в малый зал, там будет репетиция!
И я со всех ног пустился искать Мишку. Он стоял в буфете и ел сардельку.
Мишка, хочешь быть сатириком?
А он сказал:
Погоди, дай доесть.
Я стоял и смотрел, как он ест. Сам маленький, а сарделька толще его шеи. Он держал эту сардельку руками и ел прямо целой, не разрезал, и шкурка трещала и лопалась, когда он её кусал, и оттуда брызгал горячий пахучий сок.
И я не выдержал и сказал тёте Кате:
Дайте мне, пожалуйста, тоже сардельку, поскорее!
И тётя Катя сразу протянула мне мисочку. И я очень торопился, чтобы Мишка без меня не успел съесть свою сардельку: мне одному не было бы так вкусно. И вот я тоже взял свою сардельку руками и тоже, не чистя, стал грызть её, и из неё брызгал горячий пахучий сок. И мы с Мишкой так грызли на пару, и обжигались, и смотрели друг на дружку, и улыбались.
А потом я ему рассказал, что мы будем сатирики, и он согласился, и мы еле досидели до конца уроков, а потом побежали в малый зал на репетицию.
Там уже сидела наша вожатая Люся, и с ней был один парнишка, приблизительно из четвёртого, очень некрасивый, с маленькими ушами и большущими глазами.
Люся сказала:
Вот и они! Познакомьтесь, это наш школьный поэт Андрей Шестаков.
Мы сказали:
Здорово!
И отвернулись, чтобы он не задавался.
А поэт сказал Люсе:
Это что, исполнители, что ли?
Он сказал:
Неужели ничего не было покрупней?
Люся сказала:
Как раз то, что требуется!
Но тут пришёл наш учитель пения Борис Сергеевич. Он сразу подошёл к роялю:
Нуте-с, начинаем! Где стихи?
Андрюшка вынул из кармана какой-то листок и сказал:
Вот. Я взял размер и припев у Маршака, из сказки об ослике, дедушке и внуке: «Где это видано, где это слыхано…»
Борис Сергеевич кивнул головой:
Учится папа за Васю весь год.
Папа решает, а Вася сдаёт?!
Мы с Мишкой так и прыснули. Конечно, ребята довольно часто просят родителей решить за них задачу, а потом показывают учительнице, как будто это они такие герои. А у доски ни бум-бум — двойка! Дело известное. Ай да Андрюшка, здорово прохватил!
Мелом расчерчен асфальт на квадратики,
Манечка с Танечкой прыгают тут.
Где это видано, где это слыхано, —
В «классы» играют, а в класс не идут?!
Опять здорово. Нам очень понравилось! Этот Андрюшка — просто настоящий молодец, вроде Пушкина!
Борис Сергеевич сказал:
Ничего, неплохо! А музыка будет самая простая, вот что-нибудь в этом роде. — И он взял Андрюшкины стихи и, тихонько наигрывая, пропел их все подряд.
Получилось очень ловко, мы даже захлопали в ладоши.
А Борис Сергеевич сказал:
Нуте-с, кто же наши исполнители?
А Люся показала на нас с Мишкой:
Ну что ж, — сказал Борис Сергеевич, — у Миши хороший слух… Правда, Дениска поёт не очень-то верно.
Я сказал:
Зато громко.
И мы начали повторять эти стихи под музыку и повторяли их, наверно, раз пятьдесят или тысячу, и я очень громко орал, и все меня успокаивали и делали замечания:
Ты не волнуйся! Ты тише! Спокойней! Не надо так громко!
Особенно горячился Андрюшка. Он меня совсем затормошил. Но я пел только громко, я не хотел петь потише, потому что настоящее пение — это именно когда громко!
…И вот однажды, когда я пришёл в школу, я увидел в раздевалке объявление:
ВНИМАНИЕ!
Сегодня на большой перемене в малом зале состоится выступление летучего патруля «Пионерского Сатирикона»!
Исполняет дуэт малышей!
На злобу дня!
Приходите все!
И во мне сразу что-то ёкнуло. Я побежал в класс. Там сидел Мишка и смотрел в окно.
Я сказал:
Ну, сегодня выступаем!
А Мишка вдруг промямлил:
Неохота мне выступать…
Я прямо оторопел. Как — неохота? Вот так раз! Ведь мы же репетировали! А как же Люся и Борис Сергеевич? Андрюшка? А все ребята, ведь они читали афишу и прибегут как один?
Я сказал:
Ты что, с ума сошёл, что ли? Людей подводить?
А Мишка так жалобно:
У меня, кажется, живот болит.
Я говорю:
Это со страху. У меня тоже болит, но я ведь не отказываюсь!
Но Мишка всё равно был какой-то задумчивый. На большой перемене все ребята кинулись в малый зал, а мы с Мишкой еле плелись позади, потому что у меня тоже совершенно пропало настроение выступать. Но в это время нам навстречу выбежала Люся, она крепко схватила нас за руки и поволокла за собой, но у меня ноги были мягкие, как у куклы, и заплетались. Это я, наверно, от Мишки заразился.
В зале было огорожено место около рояля, а вокруг столпились ребята из всех классов, и няни, и учительницы.
Мы с Мишкой встали около рояля.
Борис Сергеевич был уже на месте, и Люся объявила дикторским голосом:
Начинаем выступление «Пионерского Сатирикона» на злободневные темы. Текст Андрея Шестакова, исполняют всемирно известные сатирики Миша и Денис! Попросим!
И мы с Мишкой вышли немножко вперёд. Мишка был белый, как стена. А я ничего, только во рту было сухо и шершаво, как будто там лежал наждак.
Борис Сергеевич заиграл. Начинать нужно было Мишке, потому что он пел первые две строчки, а я должен был петь вторые две строчки. Вот Борис Сергеевич заиграл, а Мишка выкинул в сторону левую руку, как его научила Люся, и хотел было запеть, но опоздал, и, пока он собирался, наступила уже моя очередь, Так выходило по музыке. Но я не стал петь, раз Мишка опоздал. С какой стати!
Мишка тогда опустил руку на место. А Борис Сергеевич громко и раздельно начал снова.
Он ударил, как и следовало, по клавишам три раза, а на четвёртый Мишка опять откинул левую руку и наконец запел:
Папа у Васи силён в математике,
Учится папа за Васю весь год.
Я сразу подхватил и прокричал:
Где это видано, где это слыхано, —
Папа решает, а Вася сдаёт?!
Все, кто был в зале, рассмеялись, и у меня от этого стало легче на душе. А Борис Сергеевич поехал дальше. Он снова три раза ударил по клавишам, а на четвёртый Мишка аккуратно выкинул левую руку в сторону и ни с того ни с сего запел снова:
Папа у Васи силён в математике,
Учится папа за Васю весь год.
Я сразу понял, что он сбился! Но раз такое дело, я решил допеть до конца, а там видно будет. Взял и допел:
Где это видано, где это слыхано, —
Папа решает, а Вася сдаёт?!
Слава богу, в зале было тихо — все, видно, тоже поняли, что Мишка сбился, и подумали: «Ну что ж, бывает, пусть дальше поёт».
И когда музыка дошла до места, он снова вымахнул левую руку и, как пластинка, которую «заело», завёл в третий раз:
Папа у Васи силён в математике,
Учится папа за Васю весь год.
Мне ужасно захотелось стукнуть его по затылку чем-нибудь тяжёлым, и я заорал со страшной злостью:
Где это видано, где это слыхано, —
Папа решает, а Вася сдаёт?!
Мишка, ты, видно, совсем рехнулся! Ты что в третий раз одно и то же затягиваешь? Давай про девчонок!
А Мишка так нахально:
Без тебя знаю! — И вежливо говорит Борису Сергеевичу: — Пожалуйста, Борис Сергеевич, дальше!
Борис Сергеевич заиграл, а Мишка вдруг осмелел, опять выставил свою левую руку и на четвёртом ударе заголосил как ни в чём не бывало:
Папа у Васи силён в математике,
Учится папа за Васю весь год.
Тут все в зале прямо завизжали от смеха, и я увидел в толпе, какое несчастное лицо у Андрюшки, и ещё увидел, что Люся, вся красная и растрёпанная, пробивается к нам сквозь толпу. А Мишка стоит с открытым ртом, как будто сам на себя удивляется. Ну, а я, пока суд да дело, докрикиваю:
Где это видано, где это слыхано, —
Папа решает, а Вася сдаёт?!
Тут уж началось что-то ужасное. Все хохотали как зарезанные, а Мишка из зелёного стал фиолетовым. Наша Люся схватила его за руку и утащила к себе.
Она кричала:
Дениска, пой один! Не подводи!.. Музыка! И!..
А я стоял у рояля и решил не подвести. Я почувствовал, что мне стало всё равно, и, когда дошла музыка, я почему-то вдруг тоже выкинул в сторону левую руку и совершенно неожиданно завопил:
Папа у Васи силён в математике,
Учится папа за Васю весь год.
Я даже удивляюсь, что я не умер от этой проклятой песни.
Я, наверно бы, умер, если бы в это время не зазвонил звонок…
Не буду я больше сатириком!
Заколдованная буква
Недавно мы гуляли во дворе: Алёнка, Мишка и я. Вдруг во двор въехал грузовик. А на нём лежит ёлка. Мы побежали за машиной. Вот она подъехала к домоуправлению, остановилась, и шофёр с нашим дворником стали ёлку выгружать. Они кричали друг на друга:
Легче! Давай заноси! Правея! Левея! Становь её на попа! Легче, а то весь шпиц обломаешь.
И когда выгрузили, шофёр сказал:
Теперь надо эту ёлку заактировать, — и ушёл.
А мы остались возле ёлки.
Она лежала большая, мохнатая и так вкусно пахла морозом, что мы стояли как дураки и улыбались. Потом Алёнка взялась за одну веточку и Сказала:
Смотрите, а на ёлке сыски висят.
«Сыски»! Это она неправильно сказала! Мы с Мишкой так и покатились. Мы смеялись с ним оба одинаково, но потом Мишка стал смеяться громче, чтоб меня пересмеять.
Ну, я немножко поднажал, чтобы он не думал, что я сдаюсь. Мишка держался руками за живот, как будто ему очень больно, и кричал:
Ой, умру от смеха! Сыски!
А я, конечно, поддавал жару.
Пять лет девчонке, а говорит: «сыски»… Ха-ха-ха!
Потом Мишка упал в обморок и застонал:
Ах, мне плохо! Сыски… — И стал икать: — Ик!.. Сыски. Ик! Ик! Умру от смеха! Ик!
Тогда я схватил горсть снега и стал прикладывать его себе ко лбу, как будто у меня началось уже воспаление мозга и я сошёл с ума. Я орал:
Девчонке пять лет, скоро замуж выдавать! А она — «сыски».
У Алёнки нижняя губа скривилась так, что полезла за ухо.
Я правильно сказала! Это у меня зуб вывалился и свистит. Я хочу сказать «сыски», а у меня высвистывается «сыски»…
Мишка сказал:
Эка невидаль! У неё зуб вывалился! У меня целых три вывалились да два шатаются, а я всё равно говорю правильно! Вот слушай: хыхки! Что? Правда, здорово — хыхки? Вот как у меня легко выходит: хыхки! Я даже петь могу:
Ох, хыхечка зелёная,
Боюся уколюся я.
Но Алёнка как закричит. Одна громче нас двоих:
Неправильно! Ура! Ты говоришь «хыхки», а надо «сыски»!
Именно, что не надо «сыски», а надо «хыхки».
И оба давай реветь. Только и слышно: «Сыски!» — «Хыхки!» — «Сыски!»
Глядя на них, я так хохотал, что даже проголодался. Я шёл домой и всё время думал: чего они так спорили, раз оба не правы? Ведь это очень простое слово. Я остановился на лестнице и внятно сказал:
Никакие не сыски. Никакие не хыхки, а коротко и ясно: фыфки!
Вот и всё!
Англичанин Павля
Завтра первое сентября, — сказала мама. — И вот наступила осень, и ты пойдёшь уже во второй класс. Ох, как летит время!..
И по этому случаю, — подхватил папа, — мы сейчас «зарежем арбуз»!
И он взял ножик и взрезал арбуз. Когда он резал, был слышен такой полный, приятный, зелёный треск, что у меня прямо спина похолодела от предчувствия, как я буду есть этот арбуз. И я уже раскрыл рот, чтобы вцепиться в розовый арбузный ломоть, но тут дверь распахнулась, и в комнату вошёл Павля. Мы все страшно обрадовались, потому что он давно уже не был у нас и мы по нём соскучились.
Ого, кто пришёл! — сказал папа. — Сам Павля. Сам Павля-Бородавля!
Садись с нами, Павлик, арбуз есть, — сказала мама. — Дениска, подвинься.
Я сказал:
Привет! — и дал ему место рядом с собой.
Привет! — сказал он и сел.
И мы начали есть и долго ели и молчали. Нам неохота было разговаривать. А о чём тут разговаривать, когда во рту такая вкуснотища!
И когда Павле дали третий кусок, он сказал:
Ах, люблю я арбуз. Даже очень. Мне бабушка никогда не даёт его вволю поесть.
А почему? — спросила мама.
Она говорит, что после арбуза у меня получается не сон, а сплошная беготня.
Правда, — сказал папа, — Вот поэтому-то мы и едим арбуз с утра пораньше. К вечеру его действие кончается, и можно спокойно спать. Ешь давай, не бойся.
Я не боюсь, — сказал Павля.
И мы все опять занялись делом и опять долго молчали. И когда мама стала убирать корки, папа сказал:
А ты чего, Павля, так давно не был у нас?
Да, — сказал я, — где ты пропадал? Что ты делал?
И тут Павля напыжился, покраснел, поглядел по сторонам и вдруг небрежно так обронил, словно нехотя:
Что делал, что делал?.. Английский изучал, вот что делал.
Я прямо опешил. Я сразу понял, что я всё лето зря пpoчепушил. С ежами возился, в лапту играл, пустяками занимался. А вот Павля, он времени не терял, нет, шалишь, он работал над собой, он повышал свой уровень образования.
Он изучал английский язык и теперь небось сможет переписываться с английскими пионерами и читать английские книжки! Я сразу почувствовал, что умираю от зависти, а тут ещё мама добавила:
Вот, Дениска, учись. Это тебе не лапта!
Молодец, — сказал папа. — Уважаю!
Павля прямо засиял.
К нам в гости приехал студент, Сева. Так вот он со мной каждый день занимается. Вот уже целых два месяца. Прямо замучил совсем.
А что, трудный английский язык? — спросил я.
С ума сойти, — вздохнул Павля.
Ещё бы не трудный, — вмешался папа. — Там у них сам чёрт ногу сломит. Уж очень сложное правописание. Пишется «Ливерпуль», а произносится «Манчестер».
Ну да! — сказал я, — Верно, Павля?
Прямо беда, — сказал Павля. — Я совсем измучился от этих занятий, похудел на двести граммов.
Так что ж ты не пользуешься своими знаниями, Павлик? — сказала мама. — Ты почему, когда вошёл, не сказал нам по-английски «здрасте»?
Я «здрасте» еще не проходил, — сказал Павля.
Ну вот ты арбуз поел, почему не сказал «спасибо»?
Я сказал, — сказал Павля.
Ну да, по-русски-то ты сказал, а по-английски?
Мы до «спасибо» ещё не дошли, — сказал Павля. — Очень трудное пропо-ви-сание.
Тогда я сказал:
Павля, а ты научи-ка меня, как по-английски «раз, два, три».
Я этого ещё не изучил, — сказал Павля.
А что же ты изучил? — закричал я. — За два месяца ты всё-таки хоть что-нибудь-то изучил?
Я изучил, как по-английски «Петя», — сказал Павля.
Верно, — сказал я. — Ну, а что ты ещё знаешь по-английски?
Пока всё, — сказал Павля.
Что я люблю…
Я очень люблю лечь животом на папино колено, опустить руки и ноги и вот так висеть на колене, как бельё на заборе. Ещё я очень люблю играть в шашки, шахматы и домино, только чтобы обязательно выигрывать. Если не выигрывать, тогда не надо.
Я люблю слушать, как жук копается в коробочке. И люблю в выходной день утром залезать к папе в кровать, чтобы поговорить с ним о собаке: как мы будем жить просторней и купим собаку, и будем с ней заниматься, и будем её кормить, и какая она будет потешная и умная, и как она будет воровать сахар, а я буду за нею сам вытирать лужицы, и она будет ходить за мной, как верный пёс.
Я люблю также смотреть телевизор: всё равно, что показывают, пусть даже только одни таблицы.
Я люблю дышать носом маме в ушко. Особенно я люблю петь и всегда ною очень громко.
Ужасно люблю рассказы про красных кавалеристов, и чтобы они всегда побеждали.
Люблю стоять перед зеркалом и гримасничать, как будто я Петрушка из кукольного театра. Шпроты я тоже очень люблю.
Люблю читать сказки про Канчиля. Это такая маленькая, умная и озорная лань. У неё весёлые глазки, и маленькие рожки, и розовые отполированные копытца. Когда мы будем жить просторней, мы купим себе Канчиля, он будет жить в ванной. Ещё я люблю плавать там, где мелко, чтобы можно было держаться руками за песчаное дно.
Я люблю на демонстрациях махать красным флажком и дудеть в «уй-ди-уйди!».
Очень люблю звонить по телефону.
Я люблю строгать, пилить, я умею лепить головы древних воинов и бизонов, и я слепил глухаря и царь-пушку. Всё это я люблю дарить.
Когда я читаю, я люблю грызть сухарь или ещё что-нибудь.
Я люблю гостей. Ещё очень люблю ужей, ящериц и лягушек. Они такие ловкие. Я ношу их в карманах. Я люблю, чтобы ужик лежал на столе, когда я обедаю. Люблю, когда бабушка кричит про лягушонка: «Уберите эту гадость!» — и убегает из комнаты.
Я люблю посмеяться… Иногда мне нисколько не хочется смеяться, но я себя заставляю, выдавливаю из себя смех — смотришь, через пять минут и вправду становится смешно.
Когда у меня хорошее настроение, я люблю скакать. Однажды мы с папой пошли в зоопарк, и я скакал вокруг него на улице, и он спросил:
Ты что скачешь?
А я сказал:
Я скачу, что ты мой папа!
Он понял!
Я люблю ходить в зоопарк. Там чудесные слоны. И есть один слонёнок. Когда мы будем жить просторней, мы купим слонёнка. Я выстрою ему гараж.
Я очень люблю стоять позади автомобиля, когда он фырчит, и нюхать бензин.
Люблю ходить в кафе — есть мороженое и запивать его газированной водой. От неё колет в носу и слёзы выступают на глазах.
Когда я бегаю по коридору, то люблю изо всех сил топать ногами.
Очень люблю лошадей, у них такие красивые и добрые лица.
Я много чего люблю!
…И чего не люблю!
Чего не люблю, так это лечить зубы. Как увижу зубное кресло, сразу хочется убежать на край света. Ещё не люблю, когда приходят гости, вставать на стул и читать стихи.
Не люблю, когда папа с мамой уходят в театр.
Терпеть не могу яйца всмятку, когда их взбалтывают в стакане, накрошат туда хлеба и заставляют есть.
Еще не люблю, когда мама идёт со мной погулять и вдруг встречает тётю Розу!
Они тогда разговаривают только друг с дружкой, а я просто не знаю, чем бы заняться.
Не люблю ходить в новом костюме — я в нём как деревянный.
Когда мы играем в красных и белых, я не люблю быть белым. Тогда я выхожу из игры, и всё! А когда я бываю красным, не люблю попадать в плен. Я всё равно убегаю.
Не люблю, когда у меня выигрывают.
Не люблю, когда день рождения, играть в «каравай»: я не маленький.
Не люблю, когда ребята задаются.
И очень не люблю, когда порежусь, вдобавок — мазать палец йодом.
Я не люблю, что у нас в коридоре тесно и взрослые каждую минуту снуют туда-сюда, кто со сковородкой, кто с чайником, и кричат:
Дети, не вертитесь под ногами! Осторожно, у меня горячая кастрюля!
А когда я ложусь спать, не люблю, чтобы в соседней комнате пели хором:
Ландыши, ландыши…
Очень не люблю, что по радио мальчишки и девчонки говорят старушечьими голосами!..
Что любит Мишка
Один раз мы с Мишкой вошли в зал, где у нас бывают уроки пения. Борис Сергеевич сидел за своим роялем и что-то играл потихоньку. Мы с Мишкой сели на подоконник и не стали ему мешать, да он нас и не заметил вовсе, а продолжал себе играть, и из-под пальцев у него очень быстро выскакивали разные звуки. Они разбрызгивались, и получалось что-то очень приветливое и радостное.
Мне очень понравилось, и я бы мог долго так сидеть и слушать, но Борис Сергеевич скоро перестал играть. Он закрыл крышку рояля, и увидел нас, и весело сказал:
О! Какие люди! Сидят, как два воробья на веточке! Ну, так что скажете?
Я спросил:
Это вы что играли, Борис Сергеевич?
Он ответил:
Это Шопен. Я его очень люблю.
Я сказал:
Конечно, раз вы учитель пения, вот вы и любите разные песенки.
Он сказал:
Это не песенка. Хотя я и песенки люблю, но это не песенка. То, что я играл, называется гораздо большим словом, чем просто «песенка».
Я сказал:
Каким же? Словом-то?
Он серьёзно и ясно ответил:
Му-зы-ка. Шопен — великий композитор. Он сочинил чудесную музыку. А я люблю музыку больше всего на свете.
Тут он посмотрел на меня внимательно и сказал:
Ну, а ты чего любишь? Больше всего на свете?
Я ответил:
Я много чего люблю.
И рассказал ему, что я люблю. И про собаку, и про строганье, и про слонёнка, и про красных кавалеристов, и про маленькую лань на розовых копытцах, и про древних воинов, и про прохладные звёзды, и про лошадиные лица, всё, всё…
Он выслушал меня внимательно, у него было задумчивое лицо, когда он слушал, а потом он сказал:
Ишь! А я и не знал. Честно говоря, ты ведь ещё маленький, ты не обижайся, а смотри-ка — любишь так много! Целый мир.
Тут в разговор вмешался Мишка. Он надулся и сказал:
А я ещё больше Дениски люблю разных разностей! Подумаешь!
Борис Сергеевич рассмеялся:
Очень интересно! Ну-ка, поведай тайну своей души. Теперь твоя очередь, принимай эстафету! Итак, начинай! Что же ты любишь?
Мишка поёрзал на подоконнике, потом откашлялся и сказал:
Я люблю булки, плюшки, батоны и кекс! Я люблю хлеб, и торт, и пирожные, и пряники, хоть тульские, хоть медовые, хоть глазурованные. Сушки люблю тоже, и баранки, бублики, пирожки с мясом, повидлом, капустой и с рисом. Я горячо люблю пельмени и особенно ватрушки, если они свежие, но чёрствые тоже ничего. Можно овсяное печенье и ванильные сухари.
А ещё я люблю кильки, сайру, судака в маринаде, бычки в томате, частик в собственном соку, икру баклажанную, кабачки ломтиками и жареную картошку.
Варёную колбасу люблю прямо безумно, если докторская, — на спор, что съем целое кило! И столовую люблю, и чайную, и зельц, и копчёную, и полукопчёную, и сырокопчёную! Эту вообще я люблю больше всех. Очень люблю макароны с маслом, вермишель с маслом, рожки с маслом, сыр с дырочками и без дырочек, с красной коркой или с белой — всё равно.
Люблю вареники с творогом, творог солёный, сладкий, кислый; люблю яблоки, тёртые с сахаром, а то яблоки одни самостоятельно, а если яблоки очищенные, то люблю сначала съесть яблочко, а уж потом, на закуску, — кожуру!
Люблю печёнку, котлеты, селёдку, фасолевый суп, зелёный горошек, варёное мясо, ириски, сахар, чай, джем, боржом, газировку с сиропом, яйца всмятку, вкрутую, в мешочек, могу и сырые. Бутерброды люблю прямо с чем попало, особенно если толсто намазать картофельным пюре или пшённой кашей. Так… Ну, про халву говорить не буду — какой дурак не любит халвы? А ещё я люблю утятину, гусятину и индятину. Ах, да! Я всей душой люблю мороженое. За семь, за девять. За тринадцать, за пятнадцать, за девятнадцать. За двадцать две и за двадцать восемь.
Мишка обвёл глазами потолок и перевёл дыхание. Видно, он уже здорово устал. Но Борис Сергеевич пристально смотрел на него, и Мишка поехал дальше.
Он бормотал:
Крыжовник, морковку, кету, горбушу, репу, борщ, пельмени, хотя пельмени я уже говорил, бульон, бананы, хурму, компот, сосиски, колбасу, хотя колбасу тоже говорил…
Мишка выдохся и замолчал. По его глазам было видно, что он ждёт, когда Борис Сергеевич его похвалит. Но тот смотрел на Мишку немного недовольно и даже как будто строго. Он тоже словно ждал чего-то от Мишки: что, мол, Мишка ещё скажет. Но Мишка молчал. У них получилось, что они оба друг от друга чего-то ждали и молчали.
Первый не выдержал Борис Сергеевич.
Что ж, Миша, — сказал он, — ты многое любишь, спору нет, но всё, что ты любишь, оно какое-то одинаковое, чересчур съедобное, что ли. Получается, что ты любишь целый продуктовый магазин. И только… А люди? Кого ты любишь? Или из животных?
Тут Мишка весь встрепенулся и покраснел.
Ой, — сказал он смущённо, — чуть не забыл! Ещё котят! И бабушку!
Куриный бульон
Мама принесла из магазина курицу, большую, синеватую, с длинными костлявыми ногами. На голове у курицы был большой красный гребешок. Мама повесила ее за окно и сказала:
Если папа придёт раньше, пусть сварит. Передашь?
Я сказал:
С удовольствием!
И мама ушла в институт. А я достал акварельные краски и стал рисовать. Я хотел нарисовать белочку, как она прыгает в лесу по деревьям, и у меня сначала здорово выходило, но потом я посмотрел и увидел, что получилась вовсе не белочка, а какой-то дядька, похожий на Мойдодыра. Белкин хвост получился как его нос, а ветки на дереве — как волосы, уши и шапка… Я очень удивился, как могло так получиться, и, когда пришёл папа, я сказал:
Угадай, папа, что я нарисовал?
Он посмотрел и задумался:
Ты что, папа? Ты посмотри хорошенько!
Тогда папа посмотрел как следует и сказал:
Ах, извини, это, наверное, футбол…
Я сказал:
Ты какой-то невнимательный! Ты, наверно, устал?
Да нет, просто есть хочется. Не знаешь, что на обед?
Я сказал:
Вон, за окном курица висит. Свари и съешь!
Папа отцепил курицу от форточки и положил её на стол.
Легко сказать, свари! Сварить можно. Сварить — это ерунда. Вопрос, в каком бы виде нам её съесть? Из курицы можно приготовить не меньше сотни чудесных питательных блюд. Можно, например, сделать простые куриные котлетки, а можно закатить министерский шницель — с виноградом! Я про это читал! Можно сделать такую котлету на косточке — называется «киевская» — пальчики оближешь. Можно сварить курицу с лапшой, а можно придавить её утюгом, облить чесноком и получится, как в Грузии, «цыплёнок табака». Можно, наконец…
Но я его перебил. Я сказал:
Ты, папа, свари что-нибудь простое, без утюгов. Что-нибудь, понимаешь, самое быстрое!
Папа сразу согласился:
Верно, сынок! Нам что важно? Поесть побыстрей! Это ты ухватил самую суть. Что же можно сварить побыстрей? Ответ простой и ясный: бульон!
Папа даже руки потёр.
Я спросил:
А ты бульон умеешь?
Но папа только засмеялся.
А чего тут уметь? — У него даже заблестели глаза. — Бульон — это проще пареной репы: положи в воду и жди. когда сварится, вот и вся премудрость. Решено! Мы варим бульон, и очень скоро у нас будет обед из двух блюд: на первое — бульон с хлебом, на второе — курица варёная, горячая, дымящаяся. Ну-ка брось свою репинскую кисть и давай помогай!
Я сказал:
А что я должен делать?
Вот погляди! Видишь, на курице какие-то волоски. Ты их состриги, потому что я не люблю бульон лохматый. Ты состриги эти волоски, а я пока пойду на кухню и поставлю воду кипятить!
И он пошёл на кухню. А я взял мамины ножницы и стал подстригать на курице волоски по одному. Сначала я думал, что их будет немного, но потом пригляделся и увидел, что очень много, даже чересчур. И я стал их состригать, и старался быстро стричь, как в парикмахерской, и пощёлкивал ножницами по воздуху, когда переходил от волоска к волоску.
Папа вошёл в комнату, поглядел на меня и сказал:
С боков больше снимай, а то получится под бокс!
Я сказал:
Не очень-то быстро выстригается…
Но тут папа вдруг как хлопнет себя по лбу:
Господи! Ну и бестолковые же мы с тобой, Дениска! И как это я позабыл! Кончай стрижку! Её нужно опалить на огне! Понимаешь? Так все делают. Мы её на огне подпалим, и все волоски сгорят, и не надо будет ни стрижки, ни бритья. За мной!
И он схватил курицу и побежал с нею на кухню. А я за ним. Мы зажгли новую горелку, потому что на одной уже стояла кастрюля с водой, и стали обжигать курицу на огне. Она здорово горела и пахла на всю квартиру палёной шерстью. Пана поворачивал её с боку на бок и приговаривал: — Сейчас, сейчас! Ох и хорошая курочка! Сейчас она у нас вся обгорит и станет чистенькая и беленькая…
Но курица, наоборот, становилась какая-то чёрненькая, вся какая-то обугленная, и папа наконец погасил газ.
Он сказал:
По-моему, она как-то неожиданно прокоптилась. Ты любишь копчёную курицу?
Я сказал:
Нет. Это она не прокоптилась, просто она вся в саже. Давай-ка, папа, я её вымою.
Он прямо обрадовался.
Ты молодец! — сказал он. Ты сообразительный. Это у тебя хорошая наследственность. Ты весь в меня. Ну-ка, дружок, возьми эту трубочистовую курицу и вымой её хорошенько под краном, а то я уже устал от этой возни.
И он уселся на табурет.
А я сказал:
Сейчас, я её мигом!
И я подошёл к раковине и пустил воду, подставил под неё нашу курицу и стал тереть её правой рукой изо всех сил. Курица была очень горячая и жутко грязная, и я сразу запачкал свои руки до самых локтей. Папа покачивался на табурете.
Вот, — сказал я, — что ты, папа, с ней наделал. Совершенно не отстирывается. Сажи очень много.
Пустяки, — сказал папа, — сажа только сверху. Не может же она вся состоять из сажи? Подожди-ка!
И папа пошёл в ванную и принёс мне оттуда большой кусок земляничного мыла.
На, — сказал он, — мой как следует! Намыливай!
И я стал намыливать эту несчастную курицу. У неё стал какой-то совсем уже дохловатый вид. Я довольно здорово её намылил, но она очень плохо отмыливалась, с неё стекала грязь, стекала уже, наверно, с полчаса, но чище она не становилась.
Я сказал:
Этот проклятый петух только размазывается от мыла.
Тогда папа сказал:
Вот щётка! Возьми-ка, потри её хорошенько! Сначала спинку, а уж потом всё остальное.
Я стал тереть. Я тёр изо всех сил и в некоторых местах даже протирал кожу. Но мне всё равно было очень трудно, потому что курица вдруг словно оживела и начала вертеться у меня в руках, скользить и каждую секунду норовила выскочить. А папа всё не сходил со своей табуретки и всё командовал:
Крепче три! Ловчее! Держи за крылья! Эх, ты! Да ты, я вижу, совсем не умеешь мыть курицу.
Я тогда сказал:
Пап, ты попробуй сам!
И я протянул ему курицу. Но он не успел её взять, как вдруг она выпрыгнула у меня из рук и ускакала под самый дальний шкафчик. Но папа не растерялся. Он сказал:
Подай швабру!
И когда я подал, папа стал шваброй выгребать её из-под шкафа. Он сначала оттуда выгреб старую мышеловку, потом моего прошлогоднего оловянного солдатика, и я ужасно обрадовался, ведь я думал, что совсем потерял его, а он тут как тут, мой дорогой.
Потом папа вытащил, наконец, курицу. Она была вся в пыли. А папа был весь красный. Но он ухватил её за лапку и поволок опять под кран. Он сказал:
Ну, теперь держись. Синяя птица.
И он довольно чисто её прополоскал и положил в кастрюлю. В это время пришла мама. Она сказала:
Что тут у вас за разгром?
А папа вздохнул и сказал:
Курицу варим.
Мама сказала:
Только сейчас окунули, — сказал папа.
Мама сняла с кастрюльки крышку.
Солили? — спросила она.
Но мама понюхала кастрюльку.
Потрошили? — сказала она.
Потом, — сказал папа, — когда сварится.
Мама вздохнула и вынула курицу из кастрюльки. Она сказала:
Дениска, принеси мне фартук, пожалуйста. Придётся всё за вас доделывать, горе-повара.
А я побежал в комнату, взял фартук и захватил со стола свою картинку. Я отдал маме фартук и спросил её:
Ну-ка, что я нарисовал? Угадай, мама! Мама посмотрела и сказала:
Швейная машинка? Да?
Шиворот-навыворот
Один раз я сидел, сидел и ни с того ни с сего вдруг такое надумал, что даже сам удивился. Я надумал, что вот как хорошо было бы, если бы всё вокруг меня было устроено наоборот. Ну, вот, например, чтобы дети были во всех делах главными и взрослые должны были бы их во всём слушаться. В общем, чтобы взрослые были как дети, а дети как взрослые. Вот это было бы замечательно, очень бы было интересно.
Во-первых, я представляю себе, как бы маме «понравилось» такая история, что я хожу и командую ею как хочу, да и папе небось тоже бы «понравилось», а о бабушке и говорить нечего, она бы, наверно, целые дни от меня ревела бы. Что и говорить, я бы показал бы, почём фунт лиха, всё бы им припомнил! Например, вот мама сидела бы за обедом, а я бы ей сказал:
Ты почему это завела моду без хлеба есть? Вот ещё новости! Ты погляди на себя в зеркало, на кого ты похожа! Вылитый Кощей! Ешь сейчас же, тебе говорят!
И она бы стала есть, опустив голову, а я бы только подавал команду:
Быстрее! Не держи за щекой! Опять задумалась? Всё решаешь мировые проблемы? Жуй как следует! И не раскачивайся на стуле!
И тут вошёл бы папа, после работы, и не успел бы он даже раздеться, а я бы уже закричал:
Ага, явился! Вечно тебя надо ждать! Мой руки сейчас же! Как следует, как следует мой, нечего грязь размазывать! После тебя на полотенце страшно смотреть. Щёткой три и не жалей мыла. Ну-ка покажи ногти! Это ужас, а не ногти! Это просто когти! Где ножницы? Не дёргайся! Ни с каким мясом я не режу, а стригу очень осторожно! Не хлюпай носом, ты не девчонка… Вот так. Теперь садись к столу!
Он бы сел и потихоньку сказал маме:
Ну, как поживаешь?
А она бы сказала тоже тихонько:
Ничего, спасибо!
А я бы немедленно:
Разговорчики за столом! Когда я ем, то глух и нем! Запомните это на всю жизнь! Золотое правило! Папа! Положи сейчас же газету, наказание ты моё!
И они сидели бы у меня как шёлковые, а уж когда бы пришла бы бабушка, я бы прищурился, всплеснул бы руками и заголосил:
Папа! Мама! Полюбуйтесь-ка на нашу бабуленьку! Каков вид! Грудь распахнута, шапка на затылке! Щёки красные, вся шея мокрая! Хороша, нечего сказать! Признавайся: опять в хоккей гоняла? А что это за грязная палка? Ты зачем её в дом приволокла? Что? Это клюшка? Убери её сейчас же с моих глаз — на чёрный ход!
Тут я бы прошёлся по комнате и сказал бы им всем троим:
После обеда все садитесь за уроки, а я в кино пойду!
Конечно, они бы сейчас же заныли бы, захныкали:
И мы с тобой! И мы тоже! Хотим в кино!
А я бы им:
Ничего, ничего! Вчера ходили на день рождения, в воскресенье я вас в цирк возил! Ишь! Понравилось развлекаться каждый день! Дома сидите! Нате вам вот тридцать копеек на мороженое, и всё!
Тогда бы бабушка взмолилась:
Возьми хоть меня-то! Ведь каждый ребёнок может провести с собой одного взрослого бесплатно!
Но я бы увильнул, я сказал бы:
А на эту картину людям после семидесяти лет вход воспрещён. Сиди дома!
И я бы прошёлся мимо них, нарочно громко постукивая каблуками, как будто я не замечаю, что у них у всех глаза мокрые, и я бы стал одеваться, и долго вертелся бы перед зеркалом, и напевал бы, и они от этого ещё хуже бы мучились, а я бы приоткрыл дверь на лестницу и сказал бы… Но я не успел придумать, что бы я сказал бы, потому что в это время вошла мама, самая настоящая, живая, и сказала:
Ты ещё сидишь? Ешь сейчас же, посмотри, на кого ты похож! Вылитый Кощей!
На этом уроке вы познакомитесь с биографией Виктора Драгунского, прочитаете его рассказ «Заколдованная буква», проведёте подробный анализ рассказа, выполните словарную работу.
Но в 1914 году семья вернулась обратно в Россию и осела в Гомеле, где и прошло его детство.
В 1925 году семья переехала в Москву. Виктор рано начал работать, чтобы обеспечить себе пропитание. Однако он не сразу стал писателем. После окончания школы Драгунский работал токарем на заводе, шорником, лодочником, бакенщиком.
С 1931 по 1936 годы учился актёрскому мастерству в литературно-театральных мастерских (рис. 2).
Рис. 2. Литературно-театральная мастерская А. Дикого ()
С 1935 года началась актёрская биография Драгунского. Он был артистом театра и эстрады, несколько лет руководил театром «Синяя птичка» (рис. 3).
Рис. 3. Эстрадный коллектив «Синяя птичка» ()
Его коллектив мгновенно прославился. А ещё Виктор Драгунский работал Дедом Морозом на ёлках. Был он также рыжим клоуном в лохматом парике в цирке на Цветном бульваре (рис. 4).
Рис. 4. Виктор Драгунский ()
А клоуном быть очень трудно, ведь он должен уметь и фокусы показывать, и сальто делать, и по канату ходить, и танцевать, и петь, и с животными уметь общаться. Виктор Драгунский всё это умел.
Во время Великой отечественной войны Драгунский был в ополчении, затем выступал с фронтовыми концертными бригадами.
Рис. 5. В.Ю. Драгунский ()
Всего 58 лет отмерила ему судьба. Драгунский прожил одну, но на редкость многообразную, насыщенную, напряжённую и цельную жизнь. Ему выпала редкая участь быть ни на кого не похожим, создать свой стиль и в жизни, и в творчестве.
Когда у Виктора Драгунского родился сын Денис, с ним начали случаться всякие смешные истории (рис. 6).
Рис. 6. Виктор Драгунский с сыном ()
Драгунский стал эти истории записывать, и получились «Денискины рассказы» (рис. 7).
Рис. 7. Обложка книги «Денискины рассказы» ()
Рис. 8. Журнал «Мурзилка» (май 1959 г.) ()
А первая книжка из шестнадцати рассказов вышла в 1961 году под названием «Он живой и светится» (рис. 9).
Рис. 9. Обложка книги «Он живой и светится» ()
Денискиных приключений становилось всё больше и больше. Всего было написано около девяноста весёлых рассказов (рис. 10). Эти рассказы принесли писателю заслуженную славу.
Рис. 10. Иллюстрация к рассказу Драгунского «Ровно 25 кило» ()
Отец в этих рассказах — сам Виктор Юзефович, а Дениска — его сын, который, повзрослев, стал преуспевающим литератором. В нём уже трудно найти черты прежнего мальчишки, который мог самозабвенно полюбить девочку на шаре и врать про пожар во флигеле (рис. 11).
Рис. 11. Денис Викторович Драгунский ()
В рассказах Драгунского светлые, нежные чувства всегда одерживают победу над плоской и тяжеловесной житейщиной.
«Денискины рассказы» хороши не только потому, что с необыкновенной точностью передают психологию ребёнка, но и потому, что в них отразилось светлое восприятие мира. В центре рассказов стоит пытливый и деятельный Дениска и его друг (мечтательный, медлительный Мишка) (рис. 12).
Рис. 12. Дениска и Мишка ()
Книги Драгунского читают не только в России, но и на Украине, и в Молдавии, и в Узбекистане, и в Азербайджане, и в Норвегии, и в Чехии, и в Германии, и даже в Японии.
Если вам вдруг станет грустно, читайте «Денискины рассказы».
Прочитайте слово сначала плавно, по слогам, а затем слитно:
До-мо-уп-рав-ле-ние
Домоуправление
— в этом слове спрятаны слова дом
и управление
.
Домоуправление
— это организация, которая управляет домами.
Поставить на попа
— в лесоводстве это означает поставить в вертикальном положении.
Значение любого слова можно узнать в словаре. За помощью следует обратиться к толковому словарю (рис. 13).
Рис. 13. Толковый словарь В.И. Даля ()
Посмотрим значение некоторых слов в Толковом словаре В.И. Даля:
Обломаешь шпиц
— у слова шпиц
есть два значения:
1. небольшая комнатная собачка с пушистой шерстью.
2. устаревшее слово, то же, что и шпиль — острый кончик верхушки.
Прочитайте по слогам:
За-ак-ти-ро-вать
А теперь слитно, целым словом:
Заактировать
— составить акт.
Почитайте рассказ Виктора Драгунского (рис. 14).
Рис. 14. Обложка книги «Заколдованная буква» ()
Заколдованная буква
Недавно мы гуляли во дворе: Аленка, Мишка и я. Вдруг во двор въехал грузовик. А на нем лежит елка. Мы побежали за машиной. Вот она подъехала к домоуправлению, остановилась, и шофер с нашим дворником стали елку выгружать. Они кричали друг на друга:
— Легче! Давай заноси! Правея! Левея! Становь ее на попа! Легче, а то весь шпиц обломаешь.
И когда выгрузили, шофер сказал:
— Теперь надо эту елку заактировать, — и ушел.
А мы остались возле елки
(рис. 15).
Рис. 15. Иллюстрация к рассказу «Заколдованная буква» ()
События происходят на улице, во дворе. Главными героями являются Дениска, Алёнка и Мишка. Во двор привезли ёлку.
Внимание привлекает разговор шофёра и дворника. Вспомните, какие они произносят слова: левея, правея
. Их речь неправильная, потому что правильно говорить левее, правее, ставь
. Эти герои говорят неправильно, потому что, очевидно, они плохо учились в школе.
Она лежала большая, мохнатая и так вкусно пахла морозом, что мы стояли как дураки и улыбались. Потом Аленка взялась за одну веточку и сказала:
— Смотрите, а на елке сыски висят.
«Сыски»! Это она неправильно сказала! Мы с Мишкой так и покатились. Мы смеялись с ним оба одинаково, но потом Мишка стал смеяться громче, чтоб меня пересмеять.
Ну, я немножко поднажал, чтобы он не думал, что я сдаюсь. Мишка держался руками за живот, как будто ему очень больно, и кричал:
— Ой, умру от смеха! Сыски!
А я, конечно, поддавал жару:
— Пять лет девчонке, а говорит «сыски»… Хаха-ха
(рис. 16)!
Рис. 16. Дениска и Мишка смеются над Алёнкой ()
Потом Мишка упал в обморок и застонал:
— Ах, мне плохо! Сыски…
И стал икать:
— Ик!.. Сыски. Ик! Ик! Умру от смеха! Ик!
Тогда я схватил горсть снега и стал прикладывать его себе ко лбу, как будто у меня началось уже воспаление мозга и я сошел с ума. Я орал:
— Девчонке пять лет, скоро замуж выдавать! А она — сыски.
У Аленки нижняя губа скривилась так, что полезла за ухо.
— Я правильно сказала! Это у меня зуб вывалился и свистит. Я хочу сказать «сыски», а у меня высвистывается «сыски»…
Мишка сказал:
— Эка невидаль! У нее зуб вывалился! У меня целых три вывалилось да два шатаются, а я все равно говорю правильно! Вот слушай: хыхки! Что? Правда, здорово — хыхх-кии! Вот как у меня легко выходит: хыхки! Я даже петь могу:
Ох, хыхечка зеленая,
Боюся уколюся я.
Но Аленка как закричит. Одна громче нас двоих:
— Неправильно! Ура! Ты говоришь хыхки, а надо сыски!
А Мишка:
— Именно, что не надо сыски, а надо хыхки.
И оба давай реветь. Только и слышно: «Сыски!» — «Хыхки!» — «Сыски!».
В этой части рассказа говорится о том, как Алёнка увидела шишки и неправильно произнесла это слово. Но и Мишка, как оказалось, тоже произнёс это слово неправильно.
Глядя на них, я так хохотал, что даже проголодался. Я шел домой и все время думал: чего они так спорили, раз оба не правы? Ведь это очень простое слово. Я остановился и внятно сказал:
— Никакие не сыски. Никакие не хыхки, а коротко и ясно: фыфки!
Вот и всё!
(рис. 17)
Рис. 17. Иллюстрация к рассказу «Заколдованная буква» ()
Читатель не предполагал, что так развернутся события, ведь Дениска тоже не смог правильно сказать это слово. Мишка и Алёнка плакали, потому что старались произнести это слово, но у них не получилось. У всех троих одна и та же проблема — выпали зубы.
Так как понятно, что у детей меняются молочные зубы на коренные, можно сделать вывод, что они дошкольники.
Произведение «Заколдованная буква» — рассказ. Рассказы бывают научные и художественные. Этот рассказ художественный, потому что в нём есть сюжет и сюжетная линия.
Виктор Драгунский пишет весёлые рассказы. Этот весёлый рассказ учит тому, что не надо смеяться над другими, ведь и у вас тоже может что-то не получаться.
Возьмите в библиотеке другие рассказы Виктора Драгунского и прочитайте их.
Список литературы
1. Кубасова О.В. Любимые страницы: Учебник по литературному чтению для 2 класса, 2 части. — Смоленск: «Ассоциация ХХI век», 2011.
2. Кубасова О.В. литературное чтение: Рабочая тетрадь к учебнику для 2 класса, 2 части. — Смоленск: «Ассоциация ХХI век», 2011.
4. Кубасова О.В. Литературное чтение: Тесты: 2 класс. — Смоленск: «Ассоциация ХХI век», 2011.
2. Интернет-сайт фестиваля педагогических идей «Открытый урок» ()
Домашнее задание
1. Рассказать, как у Виктора Драгунского появилась идея создать цикл «Денискины рассказы».
3. Взять книжку с рассказами Драгунского в библиотеке и прочитать несколько из них.
Недавно мы гуляли во дворе: Алёнка, Мишка и я. Вдруг во двор въехал грузовик. А на нём лежала ёлка. Мы побежали за машиной. Вот она подъехала к домоуправлению, остановилась, и шофёр с нашим дворником стали ёлку выгружать. Они кричали друг на друга:
— Легче! Давай заноси! Правея! Левея! Станови её на попа! Легче, а то весь шпиц обломаешь.
— И когда выгрузили, шофёр сказал:
— Теперь надо эту ёлку заактировать, — и ушёл.
А мы остались возле ёлки.
Она лежала большая, мохнатая и так вкусно пахла морозом, что мы стояли как дураки и улыбались. Потом Алёнка взялась за одну веточку и сказала:
— Смотрите, а на ёлке сыски висят.
«Сыски»! Это она неправильно сказала! Мы с Мишкой так и покатились. Мы смеялись с ним оба одинаково, но потом Мишка стал смеяться громче, чтобы меня пересмеять.
Ну, я немножко поднажал, чтобы он не думал, что я сдаюсь. Мишка держался руками за живот, как будто ему очень больно, и кричал:
— Ой, умру от смеха! Сыски!
А я, конечно, поддавал жару:
— Пять лет девчонке, а говорит «сыски»… Ха-ха-ха!
Потом Мишка упал в обморок и застонал:
— Ах, мне плохо! Сыски…
И стал икать:
— Ик!.. Сыски. Ик! Ик! Умру от смеха. Ик!
Тогда я схватил горсть снега и стал прикладывать его себе ко лбу, как будто у меня началось уже воспаление мозга и я сошёл с ума. Я орал:
— Девчонке пять лет, скоро замуж выдавать! А она сыски…
У Алёнки нижняя губа скривилась так, что полезла за ухо.
— Я правильно сказала! Это у меня зуб вываливается и свистит. Я хочу сказать «сыски», а у меня высвистывается «сыски».
Мишка сказал:
— Эка невидаль! У неё зуб вывалился! У меня целых три вывалилось да два шатаются, а я всё равно говорю правильно! Вот слушай: хыхки! Что? Правда, здорово — хыхх-кии! Вот как у меня легко выходит: хыхки! Я даже петь могу:
Ох, хыхечка зелёная,
Боюся уколюся я.
Но Алёнка как закричит. Одна громче нас двоих:
— Неправильно! Ура! Ты говоришь хыхки, а надо сыски!
— Именно, что не надо сыски, а надо хыхки!
И оба давай реветь. Только и слышно: «Сыски!» — «Хыхки!» — «Сыски!».
Глядя на них, я так хохотал, что даже проголодался. Я шёл домой и всё время думал: чего они так спорили, раз оба не правы? Ведь это очень простое слово. Я остановился на лестнице и внятно сказал:
— Никакие не сыски. Никакие не хыхки, а коротко и ясно: фыфки!
Скачать:
Заколдованная буква — рассказ Виктора Драгунского, который стоит прочесть всем детям. В одном дворе гуляли трое ребят: девочка и два мальчика. От имени одного из них ведётся рассказ про то, как привезли ёлку. Девочка увидела на ней шишки и сказала об этом мальчикам. Что вызвало их смех, а потом и слёзы у одного из них? Одна заколдованная буква, которую они никак не могли произнести! Попробуйте угадать и произнести вместе с ребёнком эту букву. Сказка учит быть вежливым и не стесняться особенностей взросления.
Недавно мы гуляли во дворе: Аленка, Мишка и я. Вдруг во двор въехал грузовик. А на нем лежит елка. Мы побежали за машиной. Вот она подъехала к домоуправлению, остановилась, и шофер с нашим дворником стали елку выгружать. Они кричали друг на друга:
Легче! Давай заноси! Правея! Левея! Становь ее на попа! Легче, а то весь шпиц обломаешь.
И когда выгрузили, шофер сказал:
Теперь надо эту елку заактировать, — и ушел.
А мы остались возле елки.
Она лежала большая, мохнатая и так вкусно пахла морозом, что мы стояли как дураки и улыбались. Потом Аленка взялась за одну веточку и сказала:
Смотрите, а на елке сыски висят.
«Сыски»! Это она неправильно сказала! Мы с Мишкой так и покатились. Мы смеялись с ним оба одинаково, но потом Мишка стал смеяться громче, чтоб меня пересмеять.
Ну, я немножко поднажал, чтобы он не думал, что я сдаюсь. Мишка держался руками за живот, как будто ему очень больно, и кричал:
Ой, умру от смеха! Сыски!
А я, конечно, поддавал жару:
Пять лет девчонке, а говорит «сыски»… Хаха-ха!
Потом Мишка упал в обморок и застонал:
Ах, мне плохо! Сыски…
И стал икать:
Ик!.. Сыски. Ик! Ик! Умру от смеха! Ик!
Тогда я схватил горсть снега и стал прикладывать его себе ко лбу, как будто у меня началось уже воспаление мозга и я сошел с ума. Я орал:
Девчонке пять лет, скоро замуж выдавать! А она — сыски.
У Аленки нижняя губа скривилась так, что полезла за ухо.
Я правильно сказала! Это у меня зуб вывалился и свистит. Я хочу сказать «сыски», а у меня высвистывается «сыски»…
Мишка сказал:
Эка невидаль! У нее зуб вывалился! У меня целых три вывалилось да два шатаются, а я все равно говорю правильно! Вот слушай: хыхки! Что? Правда, здорово — хыхх-кии! Вот как у меня легко выходит: хыхки! Я даже петь могу:
Ох, хыхечка зеленая,
Боюся уколюся я.
Но Аленка как закричит. Одна громче нас двоих:
Неправильно! Ура! Ты говоришь хыхки, а надо сыски!
Именно, что не надо сыски, а надо хыхки.
И оба давай реветь. Только и слышно: «Сыски!» — «Хыхки!» — «Сыски!».
Глядя на них, я так хохотал, что даже проголодался. Я шел домой и все время думал: чего они так спорили, раз оба не правы? Ведь это очень простое слово. Я остановился и внятно сказал:
Никакие не сыски. Никакие не хыхки, а коротко и ясно: фыфки!
Недавно мы гуляли во дворе: Аленка, Мишка и я. Вдруг во двор въехал грузовик. А на нем лежит елка. Мы побежали за машиной. Вот она подъехала к домоуправлению, остановилась, и шофер с нашим дворником стали елку выгружать. Они кричали друг на друга:
— Легче! Давай заноси! Правея! Левея! Ста- новь ее на попа! Легче, а то весь шпиц обломаешь.
И когда выгрузили, шофер сказал:
— Теперь надо эту елку заактировать, — и ушел.
А мы остались возле елки.
Она лежала большая, мохнатая и так вкусно пахла морозом, что мы стояли как дураки и улыбались. Потом Аленка взялась за одну веточку и сказала:
— Смотрите, а на елке сыски висят.
«Сыски»! Это она неправильно сказала! Мы с Мишкой так и покатились. Мы смеялись с ним оба одинаково, но потом Мишка стал смеяться громче, чтоб меня пересмеять.
Ну, я немножко поднажал, чтобы он не думал, что я сдаюсь. Мишка держался руками за живот, как будто ему очень больно, и кричал:
— Ой, умру от смеха! Сыски!
А я, конечно, поддавал жару:
— Пять лет девчонке, а говорит «сыски»… Ха-ха-ха!
Потом Мишка упал в обморок и застонал:
— Ах, мне плохо! Сыски…
И стал икать:
— Ик!.. Сыски. Ик! Ик! Умру от смеха! Ик!
Тогда я схватил горсть снега и стал прикладывать его себе ко лбу, как будто у меня началось уже воспаление мозга и я сошел с ума. Я орал:
— Девчонке пять лет, скоро замуж выдавать! А она — сыски.
У Аленки нижняя губа скривилась так, что полезла за ухо.
— Я правильно сказала! Это у меня зуб вывалился и свистит. Я хочу сказать «сыски», а у меня высвистывается «сыски»…
Мишка сказал:
— Эка невидаль! У нее зуб вывалился! У меня целых три вывалилось да два шатаются, а я все равно говорю правильно! Вот слушай: хыхки! Что? Правда, здорово — хыхх-кии! Вот как у меня легко выходит: хыхки! Я даже петь могу:
Ох, хыхечка зеленая,
Боюся уколюся я.
Но Аленка как закричит. Одна громче нас двоих:
— Неправильно! Ура! Ты говоришь хыхки, а надо сыски!
— Именно, что не надо сыски, а надо хыхки.
И оба давай реветь. Только и слышно: «Сыски!» — «Хыхки!» — «Сыски!»
Глядя на них, я так хохотал, что даже проголодался. Я шел домой и все время думал: чего они так спорили, раз оба не правы? Ведь это очень простое слово. Я остановился на лестнице и внятно сказал:
— Никакие не сыски. Никакие не хыхки, а коротко и ясно: фыфки!
Биография Виктора Драгунского должна быть хорошо известна любому знатоку отечественной детской литературы. Это один из признанных классиков, писавший книги для школьников и их родителей. Наибольшую славу ему принес цикл под названием «Денискины рассказы».
Детство и юность
Биография Виктора Драгунского ведется с 1913 года, когда он родился в Нью-Йорке. Его родители были евреями, эмигрантами из Гомеля, которые переехали в Америку и поселились в Бронксе. Отца писателя звали Юд Фалькович, а мать — Рита Лейбовна. Они поженились в 1913 году, будучи еще в Гомеле, а 1 декабря того же года появился на свет Виктор Юзефович Драгунский.
В Америке Драгунские не смогли прижиться, уже в июле 1914 года вернулись в родной Гомель, входивший в то время в состав Российской империи.
Еще через 4 года отец Виктор Юзефовича Драгунского умер, заразившись тифом. По другой версии, его смерть произошла при невыясненных обстоятельствах. Рита Лейбовна нашла нового мужа, которым стал красный комиссар, ревком Гомеля Ипполит Войцехович. Но и его жизнь вскоре подошла к концу, он умер в 1920-м.
В 1922 году у Драгунского появился еще один отчим, по имени Менахем-Мендл Рубин, игравший в водевилях в еврейском театре. Семья была вынуждена отправляться вместе с ним в гастроли по всей стране.
В 1925 году в биографии Виктора Драгунского произошло важное событие. С родителями он прибыл в Москву, где Рубин основал собственную театральную труппу вместе с Ильей Триллингом, так семья обосновалась в столице. Правда, Рубин вскоре их оставил, уехав в Америку работать режиссером еврейского театра.
Герою нашей статьи пришлось рано начать работать, с 17 лет он начал посещать литературно-театральные мастерские советского театрального режиссера Алексея Дикого. С 1935 года Драгунский становится актером театра транспорта, сейчас он известен как Театр имени Гоголя.
Актерская работа
Параллельно с игрой в театре Драгунский занимается литературой. Он начинает с написания юморесок и фельетонов, сочиняет сценки, интермедии, цирковые клоунады, эстрадные монологи. Одно время цирковой жанр становится очень близким ему, он даже начинает трудиться в цирке.
Помимо театральных ролей Драгунский получает и роли в кино. В 1947 году он играет радиодиктора в политической драме Михаила Ромма «Русский вопрос», после этого начинает работать в театре киноактера. В труппе было много знаменитостей, поэтому закрепиться Драгунскому было непросто. Тогда он решил создать внутри театра свою самодеятельную труппу. Многие с энтузиазмом отнеслись к этой идее, создав пародийный «театр в театре».
Вскоре Драгунский начал руководить ансамблем литературно-театральной пародии под названием «Синяя птичка». Он просуществовал до 1958 года. Со временем эта небольшая труппа начала выступать в Доме актера, где директором был Александр Эскин. На сцене актеры представляли веселые пародийные постановки, которые пользовались успехом. Драгунского пригласили создать такой же коллектив на базе Мосэстрады.
Вместе с Людмилой Давидович герой нашей статьи сочиняет тексты к нескольким песням, которые со временем становятся очень популярными. Среди них «Теплоход» в исполнении Леонида Утесова, а также «Березонька», «Чудо-песенка», «Три вальса».
Литературная деятельность
Как о писателе, Виктор Драгунский заявляет о себе в 1940 году, когда начинает массово публиковать юмористические рассказы и фельетоны. Позже он соберет их в сборник под названием «Железный характер».
В годы Великой Отечественной войны Драгунский отправляется в ополчение. Войну проходит без тяжелых ранений, а вот его брат Леонид гибнет в 1943 году в Калужской области.
В биографии Виктора Драгунского главное место занимает цикл «Денискины рассказы». Он начинает их писать в 1959 году. Главные герои — советские школьники Денис Кораблев и его приятель Мишка Слонов. В 60-е годы выходят сразу несколько книг из этой серии под названиями «Заколдованная буква», «Волшебная сила искусства», «Девочка на шаре», «Похититель собак».
Рассказы приносят ему популярность и славу. Кстати, имя главного героя было выбрано не случайно: именно так звали сына Виктора Драгунского. «Денискины рассказы» описывают Москву 50-60-х годов. Главный герой живет с родителями, с ним постоянно происходят курьезные и смешные случаи.
Например, однажды выливает манную кашу, которую не хотел есть, из окна, а когда к ним приходит милиционер (вместе с пострадавшим гражданином), он понимает, что имела в виду мама, когда говорила, что «все тайное становится явным».
«Денискины рассказы» Виктора Драгунского неоднократно экранизировались. В 1970 году Наум Бирман снял музыкальный фильм «Волшебная сила искусств» с Константином Райкиным в главной роли. Также в разные годы выходили картины «Веселые истории», «Девочка на шаре», «Удивительные приключения Дениса Кораблева», «По секрету всему свету», «Подзорная труба».
Другие произведения Виктора Драгунского
Среди других произведений героя нашей статьи нужно отметить повесть «Он упал на траву», написанную в 1961 году. Эта книга посвящена московскому ополчению, которое принимало участие в обороне Москвы в 1941 году.
Все события излагаются от лица 19-летнего Мити Королева, который работает в театре. Он стремится попасть на фронт, однако его не берут из-за врожденной травмы ноги. Ему удается записаться в народное ополчение. Учитывая, что сам Драгунский также участвовал в ополчении, произведение местами автобиографично.
в 1964 году Драгунский написал повесть «Сегодня и ежедневно», которая посвящена артистам цирка. Также известны его повести «Старухи», «Странное пятно на потолке», «Настоящий поэт», «Смешные рассказы о школе».
Семья писателя
Семья Виктора Драгунского была большой. В первый раз он женился на Елене Корниловой. В 1937 году у них родился сын Леонид, который окончил экономический факультет МГУ, стал журналистом. На протяжении многих лет работал в «Известиях», «Неделе», является автором художественных произведений «Сказочная сила», «От глашатая до неона», «Эти удивительные ветераны», «Раз в жизни: несерьезные заметки в жанре баек и журналистского трепа». Умер в 2007 году.
Драгунский во второй раз женился на Алле Семичастновой, которая была на 11 лет его младше, она окончила ВГИК. У них родился сын Денис, которому и были посвящены «Денискины рассказы». Когда мальчик вырос, он стал сценаристом и журналистом. В 1965 году у пары появилась дочь Ксения, будущий драматург и писатель.
Денис Драгунский подарил своему отцу внучку Ирину, родившуюся в 1974 году, она стала дизайнером и журналистом.
В конце жизни
Писатель Драгунский скончался в 1972 году в возрасте 58 лет. Его похоронили на Ваганьковском кладбище.
В 1990 году вдова писателя издала книгу песен, написанных на стихи своего знаменитого мужа. В памяти отечественных читателей он остался автором одной из самых ярких и веселых книг, рассказывающей о детях и посвященной подросткам.
Виктор Драгунский (1913 — 1972) известен всем прежде всего как классик советской детской литературы. «Денискины рассказы», повествующие о приключениях парочки закадычных друзей-школьников, были с самого начала тепло приняты читателями всех возрастов. В отличие от многих детских произведений, издававшихся в СССР во второй половине ХХ века, они не несли очевидной идеологической нагрузки. Дениска Кораблёв (прообразом главного героя стал сын Виктора Драгунского) и Мишка Слонов учились сами и учили маленьких читателей дружбе, взаимовыручке, смекалке, и заодно прививали детям мелкие полезные навыки.
Однако писатель опубликовал первые рассказы в возрасте 46 лет, когда за его плечами уже была насыщенная событиями жизнь. В неё уже успели войти и переезды с континента на континент, и рабочий труд, и игра в театре, и работа клоуном, и война. Подобно практически всем своим сверстникам, Виктору Драгунскому довелось хлебнуть лиха и переживать трудности, но он не сдавался и ушёл из жизни всенародно признанным писателем и отцом трёх прекрасных детей. Вот ключевые факты из биографии Виктора Драгунского:
1. 20-летняя будущая мать писателя Рита Драгунская и 19-летний будущий отец Юзеф Перцовский в 1913 году эмигрировали из Гомеля в тогдашние Североамериканские Соединённые Штаты вместе с отцом Риты. Там 1 декабря 1913 года у них и родился сын. Однако в Америке дела у молодой пары не заладились, отец Риты умер от заражения крови после неудачного удаления зуба, и уже летом 1914 года семья вернулась в Гомель. Аккурат к началу Первой мировой войны.
Нью-Йорк в начале ХХ века
2. Отец Драгунского умер в 1918 году. У Виктора было два отчима: красный комиссар Ипполит Войцехович, погибший в 1920 году, и актёр Менахем Рубин, с которым семья жила до 1925 года. Вслед за гастрольными поездками Рубина семья ездила по всей России. Когда же Рубину подвернулось выгодное предложение, он, не задумываясь, сбежал сначала в Москву, а затем и в США, оставив семью практически без средств к существованию.
3. У Виктора Драгунского был единоутробный брат Леонид. До Великой Отечественной Войны он успел отсидеть в тюрьме, а в 1943 году погиб на фронте.
4. Сам Драгунский страдал тяжёлой формой астмы, и на фронт не попал. В ополчении его подразделение строило оборонительные сооружения под Можайском. Едва не попав в окружение, ополченцы сумели выйти к своим после прорыва немецких танков. После этого Драгунский много раз выезжал на фронт с бригадами артистов.
Московское ополчение, 1941 год. Обратите внимание на одежду
5. В свободное от школьных уроков время будущий писатель подрабатывал лодочником. Едва окончив школу, Виктор отправился работать. Сначала помощником токаря на завод «Самоточка», а потом стал шорником — мастерил конскую сбрую на фабрике «Спорт-туризм».
6. Детство и юность, проведённые у театральных подмостков, взяли своё, и уже в 17 лет после работы он стал заниматься в мастерской выдающегося Алексея Дикого. Мэтр был, во-первых, склонен к сатире и острому комизму, а во-вторых, в мастерской преподавалось и литература. Это оказало большое влияние на творчество Драгунского.
Алексей Дикий в роли Сталина
7. Театральный дебют Драгунского состоялся в 1935 году в Театре Транспорта (сейчас там располагается ставший знаменитым не постановками, а громким уголовным делом о хищениях «Гоголь-центр»). Виктор получал роли и в Театре Киноактёра, однако работа была весьма нерегулярной — актёров было много, а ролей мало.
8. В 1944 году Драгунский удивил всех, перейдя на работу в цирк. Там он был рыжим клоуном, причал играл очень успешно. Особенно нравились его репризы детям. Наталья Дурова, которая видела его маленькой девочкой, запомнила выступления Драгунского на всю жизнь, хотя после того видела тысячи клоунов.
Рыжий клоун
9. Драгунский практически в одиночку создал пародийный коллектив, имевший большой успех в среде актёров и любителей театра. Официально занятость в нём никак не оформлялась, но заработок давала неплохой. Тем более, что Драгунского попросили создать подобную небольшую труппу и в Мосэстраде. С написания скетчей и текстов песен для пародистов и началась литературная карьера Виктора Юзефовича. В «Синей птичке» — так назывался созданный Драгунским коллектив — выступали Зиновий Гердт, Евгений Весник и совсем юные в то время Юрий Яковлев и Ролан Быков.
Выступает «Синяя птичка»
10. Единственным опытом работы Драгунского в кино стали съёмки в нашумевшей картине Михаила Ромма «Русский вопрос», где актёр сыграл роль диктора на радио.
Драгунский в «Русском вопросе»
11. Первые 13 «Денискиных рассказов» были написаны зимой 1958 / 1959 годов на холодной даче в Подмосковье. По воспоминаниям современников, перед этим он сетовал на некий застой в карьере. «Синяя птичка» была распущена — наступила хрущёвская оттепель, и полунамёки, так забавлявшие зрителей в сталинское время, теперь сменились чуть ли не открытым текстом, не оставляя места тонкой сатире. И вот застой сменился резким взлётом.
12. Прототипом Дениса Кораблёва, как уже говорилось, был сын писателя. У его друга Миши Слонова также был реальный прототип. Друга Дениса Драгунского звали Михаил Слоним, он погиб в автокатастрофе в 2016 году.
Прототипы. Денис слева
13. Всего Драгунский написал 70 «Денискиных рассказов». По мотивам рассказов сняты 10 фильмов и сюжет киножурнала «Ералаш». Кроме того, Драгунский написал две повести, несколько киносценариев и пьес.
14. Дачу, вернее, времянку, (позже превращённую в дом) ставшую родиной «Денискиных рассказов», Виктор и Алла Драгунские снимали у литературоведа Владимира Жданова. Тот в возрасте за 50 крутил «солнце» на перекладине и вечно укорял Драгунского за лишний вес (Драгунский не был тучным, но килограммов 20 лишних имел). Писатель лишь добродушно посмеивался. Жданов же, который был на два года старше и пережил Драгунского на 9 лет, скончался от осложнений после необязательной кожной операции, спровоцировавшей рак.
15. От брака с актрисой Еленой Корниловой, распавшегося в 1937 году, у Драгунского был сын, скончавшийся в 2007 году. Родившийся в 1937 году Леонид носил фамилию матери. Он стал известным журналистом и редактором, долгое время работал в газете «Известия». Из-под его пера вышли несколько книг. Леонид Корнилов основал известное книжное издательство «Маросейка». Вторая жена Виктора Юзефовича, Алла Семичастнова, также была причастна к актёрскому миру — она закончила ВГИК. Во втором браке у Драгунских родились сын Денис и дочь Ксения. Приезду мамы с Ксенией из роддома посвящён рассказ «Сестра моя Ксения».
16. Вторая жена писателя, Алла, выросла в доме на улице Грановского, где жили многие советские руководители. Она была шапочно знакома с многими их детьми. Когда у Драгунского возникли проблемы в связи с отсутствием московской прописки, Алла пошла на приём к Василию как депутату Верховного Совета, и резолюция сына вождя сняла все проблемы.
17. Виктор Юзефович коллекционировал колокольчики. Их трёхкомнатная квартира, которую они получили после успеха «Денискиных рассказов», была увешана колокольчиками. Друзья, знавшие об увлечении писателя, привозили их ему отовсюду.
18. Драгунский был записным балагуром. Однажды он был в турпоездке в Швецию и увидел группу советских туристов. Приняв, как он это понимал, вид русского эмигранта, писатель попытался заговорить с ними на ломаном русском языке. Туристы в страхе разбегались, но Виктору Юзефовичу всё же удалось поймать одного из них. Это казался старый школьный товарищ Драгунского, с которым они не виделись больше 30 лет.
Трудный жизненный путь Драгунского.
Виктор Юзефович Драгунский — советский писатель, автор многочисленных детских рассказов. Родился Драгунский в Нью-Йорке в семье евреев, позже семья уехала в родной Гомель. Это было начало длительного этапа в жизни автора, ознаменовавшегося частыми переездами. Рано погибли отец Юда Перцовский, затем отчим Ипполит Войцехович. Второй отчим Менахем Рубин перевез семью в Москву, а позже уехал режиссировать еврейский театр в Америку, откуда так и не вернулся.
Виктору пришлось рано повзрослеть и начать зарабатывать. В юности он успел сменить и освоить огромное количество различных профессий, которые были далеки от литературного творчества. За это знакомыми был прозван «человек-оркестр», настолько многогранной была его личность. Окончив в 1935 году «Литературно-театральные мастерские», стал выступать в Театре Транспорта. В 1940 стал автором, начал писать фельетоны, стихи, сценки, юмористические рассказы, эстрадные монологи для артистов цирка, а позже и сам стал работать в цирке. Будням работников цирка была посвящена повесть «Сегодня и ежедневно».
Со временем появились роли в кино, сыграл в нескольких спектаклях будучи артистом в Театре киноактера. В 1948 году Драгунский самостоятельно создал, как затем оказалось, успешный ансамбль литературно-театральной пародии под названием «Синяя птичка», он просуществовал 10 лет. Тексты для песен, сочиненные Драгунским вместе с Людмилой Давыдович в «Синей птичке» хорошо прижились на эстраде.
В начале Великой Отечественной войны Виктор стал ополченцем, опыт не прошел бесследно, в 1961 году была издана повесть «Он упал на траву» о тяжелых днях военного времени.
В 1960 была издана целая серия книг «Денискины рассказы», которая разошлась огромными тиражами. Главным героем рассказов был мальчик Дениска Кораблёв и его друг Мишка Слонов. Дениска – не случайно выдуманное имя, герой был назван в честь родного сына писателя.
Именно с этими веселыми и добрыми рассказами стали ассоциировать имя автора, Драгунский приобрел широкую известность. По мотивам таких рассказов, как «Где это видано, где это слыхано», «Подзорная труба», «Девочка на шаре», «Удивительные приключения Дениса Кораблёва» были сняты фильмы. И это далеко не единственные произведения автора, попавшие на экран.
Денис – не единственный сын Драгунского, детей было у автора трое, женат за свою жизнь он был дважды. Сын от первого брака, Леонид стал журналистом, дети от второго брака пошли по стопам отца.
Виктор очень любил детей и всю жизнь старался их радовать своими рассказами, выступлениями. В запасе у автора было множество историй, но не все он успел рассказать.
Песни на стихи автора были изданы уже его вдовой.
Умер писатель 6 мая 1972 года в Москве.
Советский писатель, автор рассказов для детей Виктор Юзефович Драгунский родился 30 ноября 1913 года в Нью-Йорке (США) в семье эмигрантов из России. В 1914 году, незадолго до начала первой мировой войны, семья вернулась на родину и осела в Гомеле, где и прошло детство Драгунского. Его отец умер от сыпного тифа во время гражданской войны, в 1920 году погиб отчим — красный комиссар Ипполит Войцехович.
В 1925 году вместе со вторым отчимом, актером еврейского театра Михаилом Рубиным, семья перебралась в Москву, но вскоре Рубин уехал на гастроли и не вернулся. Его судьба так и осталась неизвестной .
Виктору пришлось зарабатывать на жизнь самостоятельно. После школы он поступил учеником токаря на завод «Самоточка», затем в 1930 году устроился учеником шорника на фабрику «Спорт-туризм».
В 1935 году после окончания «Литературно-театральных мастерских» под руководством актера и режиссера Алексея Дикого, Драгунский был принят в Театр транспорта (ныне Театр имени Н.В. Гоголя). После выступления на смотре молодых талантов актер был приглашен в Театр сатиры.
Во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов Драгунский был в ополчении, затем выступал с фронтовыми концертными бригадами.
В 1944 году работал клоуном в цирке.
В 1945 году Драгунский стал артистом труппы Театра-студии киноактера. Он сыграл в нескольких спектаклях и снялся в художественном фильме «Русский вопрос» (1947) режиссера Михаила Ромма.
В 1948-1958 годах он был организатором и руководителем ансамбля литературно-театральной пародии «Синяя птичка». Здесь играли такие актеры, как Евгений Весник и Борис Сичкин, тексты писали драматурги Владимир Масс, Владимир Дыховичный, Владлен Бахнов.
С начала 1940-х годов Драгунский стал известен как автор, пишущий для эстрады и цирка фельетоны, юмористические рассказы, скетчи, сценки, стихи, песни, интермедии. Наибольшую популярность из созданного в легком жанре получили песни, написанные совместно с Людмилой Давидович, — «Три вальса», «Чудо-песенка», «Теплоход», «Звезда моих полей», «Берёзонька».
Сатирический рассказ Драгунского «Волшебная сила искусства» впоследствии был экранизирован в одноименном киноальманахе с Аркадием Райкиным в главной роли.
Широкую известность и большую популярность принесли Виктору Драгунскому детские юмористические рассказы о Дениске Кораблеве, объединенные в цикл общим названием «Денискины рассказы». Сборники «Расскажите мне про Сингапур» (1961), «Человек с голубым лицом» (1962), «Девочка на море» (1964), «Старый мореход» (1964), «Денискины рассказы» (1966), «Похититель собак» (1966) и другие неоднократно переиздавались, становились основой сценариев и постановок. Рассказы о Дениске автобиографичны: прототипом главного героя стал сын писателя Денис, в них были отражены некоторые действительные события жизни семьи.
Среди других произведений Драгунского самыми значительными стали повесть «Он упал на траву» (1961) о первых днях войны и повесть «Сегодня и ежедневно» (1964) о жизни работников цирка.
По произведениям писателя были сняты короткометражные фильмы «Где это видано, где это слыхано» (1973) и «Капитан» (1973), киноальманах «Волшебная сила» (1970), а также фильмы «Веселые истории» (1962), «Девочка на шаре» (1966), «Денискины рассказы» (1970), «По секрету всему свету» (1976), «Удивительные приключения Дениса Кораблева» (1979), «Клоун» (1980).
Писатель был дважды женат. Первой его супругой стала артистка Елена Корнилова, которая родила ему сына Леонида. Впоследствии Леонид Корнилов (1937-2007) стал выпускником экономического факультета МГУ и журналистом,
Добрые и озорные рассказы писателя стали классикой детской литературы советского периода. Их охотно читают и в новом веке, находя забавными, поучительными и остроумными.
Виктор Драгунский, подаривший детям цикл заряжающих позитивом «Денискиных рассказов» , творил вдохновенно, его прозу для младшей читательской аудитории с удовольствием перечитывают взрослые, вспоминая те беззаботные годы, когда «деревья были большими».
Но советский прозаик творил не только для подрастающего поколения: в его библиографии — две замечательные автобиографические повести.
Сочинения автора настолько многослойны, реалистичны и красочны, что по ним снято полтора десятка фильмов, поставлены спектакли. В наши дни творчество Драгунского переживает второе рождение и всплеск читательского интереса.
Детство и юность
Родился будущий литератор в конце 1913 года в Америке, в семье евреев-эмигрантов из белорусского Гомеля. Но Рита Драгунская и Юзеф Перцовский прожили в полуторамиллионном Бронксе недолго: через полгода после рождения первенца супруги вернулись на родину, в Гомель.
Виктор Драгунский в детстве и его мама
Родного отца Виктор Драгунский не запомнил: Юзеф Фалькович скончался от тифа, когда сыну было 4 года. Вскоре мама вышла замуж вторично за красного комиссара Ипполита Войцеховича, но и этот брак закончился спустя 2 года: в 1920-м комиссар погиб.
Влияние на Виктора Драгунского оказал третий супруг матери и второй отчим – артист Менахем Рубин. Он выходил на подмостки еврейского театра водевиля, гастролировавшего по стране с комедийными музыкальными пьесами. Вместе с отчимом кочевал по городам и весям 8-летний Витя с матерью, впитывая за кулисами дух творчества и праздника.
В 1924-м у Виктора Драгунского появился единоутробный брат Леонид. Спустя 3 года, в 1925 году Рубин прекратил колесить по стране и остановился в Москве, дав согласие стать режиссером театра Ильи Триллинга. В конце 1920-х Рубин с Триллингом оставили Советский Союз и эмигрировали в США, где открыли новый театр.
Окончив школу, Виктор Драгунский устроился помощником токаря на завод. Позже перешел на фабрику конской упряжи, где мастерил шоры для лошадей. Но любовь к творчеству, привитая отчимом, не остывала: в 1930-м Виктор записался в мастерскую театрального педагога и режиссера Алексея Дикого, где учился 5 лет.
Театр
После окончания курса вышел на сцену Театра транспорта на улице Гороховой (ныне «Гоголь-центр»). Вскоре талантливого артиста заметили и пригласили в столичный Театр сатиры. Виктор Драгунский вечером выходил на подмостки, а днем писал фельетоны и юмористические монологи, придумывал клоунады для цирка и веселые интермедии. Актер и писатель подружился с цирковыми артистами и даже выходил на арену как клоун.
Великая Отечественная война прервала творческий полет Виктора Драгунского — он защищал Родину в ополчении. В армию не взяли из-за слабого здоровья. В 1943 году не стало брата писателя: Леонид Драгунский-Рубин скончался от тяжелого ранения в госпитале под Калугой.
После войны артист и писатель устроился в труппу столичного Театра-студии киноактера. Творческая биография литератора – это и роли в кино. У Драгунский снялся в картине «Русский вопрос», зрители узнали его в образе диктора на радио. Вышел на театральную сцену, сыграв героев нескольких спектаклей.
Виктор Драгунский в фильме «Русский вопрос»
Актера приняли в драмтеатр на Поварской. Но заметные роли доставались мэтрам, а молодежь перебивалась появлением в массовке. Фонтанирующий идеями Виктор, дабы не прозябать без работы, инициировал создание самодеятельного коллектива внутри драмтеатра, в который вошли и молодые, и маститые артисты.
В этом «театре в театре» Драгунский возглавил пародийный коллектив «Синяя птичка», выходивший на сцену 10 лет, начиная с 1948 года. Юмористические спектакли артиста пользовались успехом и «Синюю птичку» пригласили на Мосэстраду. Виктор сочинял сценарии пародий и тексты песен. Одна из них («Теплоход») вошла в эстрадный репертуар .
Литература
Написанные за 10 лет фельетоны и юморески литератор объединил в сборник, который назвал «Железный характер». Книга вышла в 1960 году.
Известность пришла к писателю после выхода в 1966-м «Денискиных рассказов» – цикла юмористических рассказов для детей и подростков, главным героем которых стал . В том же году юные читатели порадовались еще одной книге – сборнику под названием «Похититель собак».
В 1960 годы книги цикла издавались миллионными тиражами. Дети зачитывались рассказами «Первый день», «Друг детства», «Кот в сапогах» и «Тайное становится явным». Поучительные, но не назидательные книги Виктора Драгунского легко находили путь к сердцу ребенка, прививали любовь к чтению.
Как и вся проза Драгунского, веселые истории о Дениске и его друге Мишке Слонове взяты из жизни. Прототипом главного героя стал сын литератора Денис.
Многие произведения Виктора Драгунского экранизированы. Советские режиссеры сняли фильмы по мотивам Денискиных рассказов «Девочка на шаре», «Капитан» и «Удивительные приключения Дениса Кораблева».
Саркастический рассказ «Волшебная сила искусства» был экранизирован советским режиссером Наумом Бирманом. Сценарий комедии написал Виктор Драгунский, а в трех новеллах одноименного альманаха снялись , и .
В 1980 году на экраны вышла мелодрама «Клоун» по мотивам одноименной повести. В фильме снялись , Анатолий Марчевский, . Сценарий грустной комедии написал автор.
Взрослым писатель подарил две повести – «Он упал на траву» и «Сегодня и ежедневно». Первая — о войне, вторая — о жизни артистов цирка.
Личная жизнь
В середине 1930-х Виктор Драгунский познакомился с актрисой Еленой Корниловой. Роман увенчался браком, в котором родился первенец – сын Леня. Но семейная жизнь дала трещину, супруги расстались. Леонид Корнилов окончил университет, выбрав экономический факультет, но отцовские гены победили. Публицист Корнилов писал статьи для «Известий» и «Недели», издал 6 книг.
Второй брак Виктора Драгунского оказался счастливым. Выпускница театрального вуза Алла Семичастнова, моложе мужа на 10 лет, родила Виктору Юзефовичу двоих отпрысков – сына Дениса и дочь Ксению. Вместе супруги прожили до смерти писателя.
Денис Драгунский, прототип героя известных детских рассказов отца, стал филологом (преподавал греческий язык будущим дипломатам), журналистом и литератором. Он писал сценарии для фильмов, научные статьи и обзоры.
Талант к писательству обнаружился и у Ксении Драгунской: она сочинила сценарии к трем десяткам пьес, прославилась как драматург, искусствовед и детский прозаик.
Смерть
Скончался Виктор Драгунский в столице на 60-м году, от хронической болезни, с которой боролся долгие годы. В последний путь светлого и доброго писателя проводили тысячи поклонников.
Могила артиста, юмориста и писателя находится на 14-м участке Ваганьковского кладбища. В 1990-м вдова писателя Алла Драгунская издала книгу стихов Виктора Юзефовича.
Библиография
- 1960 – «Железный характер»
- 1961 – «Расскажите мне про Сингапур»
- 1961 – «Он упал на траву»
- 1962 – «Человек с голубым лицом»
- 1964 – «Девочка на море»
- 1964 – «Старый мореход»
- 1964 – «Сегодня и ежедневно»
- 1966 – «Денискины рассказы»
- 1966 – «Похититель собак»
09.10.2021
Денис Викторович, писатель, журналист и блогер – сегодня вполне разные профессии. А как вам удается соединять «три в одном»?
Я начинался в ЖЖ как писатель, первые свои рассказы публиковал там. Начал писать в декабре 2007 года по новой, после того как выбросил на помойку все свои прежние литературные опыты. Мне в тот момент было без одной недели 50 лет. У меня был политический ЖЖ, посвященный моей работе в «Союзе правых сил». И я начал вешать туда рассказики для развлечения себя и публики. По прошествии года их накопилось больше 200 штук. И одна знакомая попросила: «Пришли мне все файлом, я покажу директору издательства». Через неделю она позвонила и сказала приезжать заключать договор. Первые пять книг вышли в «Риполе», остальные уже в АСТ у Шубиной. Но все, что я пишу, я немедленно вывешиваю в фейсбук и ЖЖ, у меня такое правило. То есть я остаюсь писателем фейсбука, кроме романов. И тираж нормальный: в ФБ у меня 52,000 подписчиков и 5,000 друзей. Учитывая, что тираж литературных журналов сейчас по 1,500 экземпляров, очень неплохо.
Выходит, вы писатель нового формата. Такой, которому никто не скажет «страшно далеки вы от народа»?
У меня сами комментарии являются частью произведения. Сама по себе сетевая литература – это мой рассказик и комменты к нему. Читать лучше вместе, это как ствол, листва, и фрукты на дереве.
Но все же посты в соцсетях и художественная проза – это разные вещи. А вы еще и создатель нового жанра – сверхкраткой новеллы. Емкие, спрессованные сюжеты ваших рассказов – они тоже из интернета?
Они из головы, из жизни. Большинство сюжетов – это моё, прожитое. Если какой-нибудь внимательный человек когда-нибудь будет читать мои рассказы, то он увидит, что, на самом деле, это своего рода роман с пятью или семью действующими лицами. Там действуют: как бы я, двое моих товарищей, моя счастливая любовь, моя несчастная любовь, мои родители в разных формах. В общем, это, конечно, как у любого писателя, мой жизненный опыт, мои переживания, моя биография. И я этого не скрываю. Сейчас написал рассказ, там основное действие происходит вроде бы сейчас, в 2018 году, но при этом ядро заложено еще в 1996-м. А иногда я вообще пишу про свою молодость, про 70-е, 80-е годы.
А при этом Дмитрий Быков вас назвал «главным сегодняшним новеллистом». Ваши рассказы, и правда, трудно с чем-то спутать: с одной стороны – краткость, с другой – характеры, с третьей –спрессованная фабула: прочел рассказ – как посмотрел сериал. А у самих рассказов какая судьба бывает?
Был такой случай. У меня была пьеса, ее даже поставили – «Игра в пристеночек». Она для меня была как упражнение. Я люблю делать упражнения, даже сейчас, будучи взрослым писателем, люблю делать какие-то выкрутасы. В пьесе всего два героя – муж и жена. И еще телефон. Они не общаются между собой, они говорят только по телефону – со своими друзьями, родственниками, мамами, подругами, сослуживцами и тд. Они не говорят друг другу ни одного слова в течение пьесы, но у пьесы очень мощный сюжет, который кончается, как ни смешно, смертью героя. И я ее тоже выбросил. А спустя год после этого мне звонит младший Говорухин и просит эту пьесу, ему кто-то про нее рассказал. Он хотел сделать телеспектакль. «Нет больше этой пьесы!» – говорю. «Ну вы даете!» – отвечает он.
Есть надежда, что с прозой такого не случится – все-таки Вы издали 19 книг. Этой осенью вышел роман «Автопортрет неизвестного» — драматическая история трех поколений советской элиты с тридцатых годов до наших дней. Кстати, о поколениях. Наверное, вас замучили этим вопросом, но не спросить невозможно, ведь вы – тот самый Дениска из «Денискиных рассказов», которого обожают несколько поколений русских детей…
Мне это осточертело, когда мне было лет 30. Ну сами посудите: я преподаю в дипломатической академии, я пишу сценарии, у меня есть дочь, есть жена, я хорошо зарабатывающий, молодой, сильный мужчина. И вдруг слышу со стороны: «Ой, Машенька, смотри, знаешь, кто это? Это тот самый Дениска!». Конечно, осточертело. А потом, с возрастом отношение изменилось. Мне нравится общаться с детьми, с учителями, рассказывать детям про ту жизнь, про те велосипеды, про те телефонные аппараты. А сейчас я выступаю регулярно перед детьми, читаю «Денискины рассказы», я считаю это своим долгом. Это для меня очень радостно и весело. Я недавно был в Махачкале на книжной ярмарке, у меня было два больших вечера. Один вечер я представлял свой роман и новые рассказы, и очень это было хорошо. А на второй день был утренник, туда пришли школьники и это был полный восторг.
Чем собираетесь радовать читателя в ближайшее время?
Знаете, я сейчас написал роман, выпустил его и думаю, что там довольно много всякой философии, но герои в основном не столько философствуют, сколько вспоминают свою жизнь. Сейчас я смотрю на него со стороны: он очень сложный, закрученный, рассказ в рассказе, роман в романе. Но ничего, зато там я специально внедрил некоторые сериальные приемы. С одной стороны, это очень серьезный роман, а, с другой стороны, такие мелкие штучки: внезапно узнать, например, кто чей родственник. Для меня важен внезапный поворот сюжета.
Источник: www.rewizor.ru
Описание для анонса:
Мы выбрали пять необычных рассказов, которые вы можете прочитать и обсудить за вечер со школьниками 3-11-го классов. Преподаватель литературы Антон Скулачев показывает, как делать это нескучно и параллельно учить ребенка проговаривать свои эмоции.
Виктор Драгунский «Друг детства»
3–4-й классы
О чем рассказ:
Дениска размышляет о том, кем хочет быть в будущем, и решает стать боксером. Он просит у папы боксерскую грушу, но тот ему отказывает. Мама предлагает Дениске вместо груши взять старого плюшевого мишку. Мальчик вдруг понимает, что не может бить игрушку, потому что она — друг его детства.
«Друг детства» входит в цикл «Денискины рассказы», который может казаться «избитым», несколько назидательным, совсем детским и простым.
На самом деле это немного застит восприятие, тогда как тексты Драгунского очень глубокие, многослойные и — что мне кажется особенно важным — человечные. Они про то, как ребенок учится справляться с самим собой. Я считаю, что «Друг детства» — хороший учебник по развитию эмоционального интеллекта, где показано, как человек открывает свои эмоции, учится их считывать и с ними справляться. Иными словами, рассказ показывает, как можно принимать себя и разговаривать с самим собой.
А зайти здесь лучше с разговора о том, что каждый человек в детстве мечтает кем-то стать. Спросите у ребенка: «А чего хочется тебе?» — и позвольте ему просто беззаботно помечтать. Сам герой рассказа тоже об этом размышляет в самом начале.
«То я хотел быть астрономом, чтоб не спать по ночам и наблюдать в телескоп далекие звезды, а то я мечтал стать капитаном дальнего плавания, чтобы стоять, расставив ноги, на капитанском мостике, и посетить далекий Сингапур, и купить там забавную обезьянку. <…> А то мне казалось, что неплохо бы стать отважным путешественником вроде Алена Бомбара и переплыть все океаны на утлом челноке, питаясь одной только сырой рыбой».
Кстати, можно сравнить, что из этого ребенка привлекает. Мне вот больше всего нравится идея поехать в Сингапур и купить там забавную обезьянку (смеется). На самом деле, страшно полезно обсуждать с ребенком его мечты и то, как он представляет себе их исполнение. Посмотрите, как здорово герой раскручивает свою мечту и погружается в мир фантазий:
«Правда, этот Бомбар после своего путешествия похудел на двадцать пять килограммов, а я всего-то весил двадцать шесть, так что выходило, что если я тоже поплыву, как он, то мне худеть будет совершенно некуда, я буду весить в конце путешествия только одно кило».
Попробуйте поговорить со своими детьми и так же раскрутить ситуацию. О чем ты мечтаешь? А что это? А как это будет? А что с тобой произойдет, если это случится? Здесь и путь к развитию речи, умению рассуждать.
Но это и рассказ о ребенке, которого не слышат взрослые. Кстати, очень часто в «Денискиных рассказах» ни один взрослый не понимает Дениску — мальчик невероятно одинок. Он решает, что хочет быть боксером, идет к папе, просит купить грушу, но папа отказывает и уходит на работу: «Ты спятил, братец, — сказал папа. — Перебейся как-нибудь без груши. Ничего с тобой не случится».
Антон Скулачев
И здесь вы можете начать разговор, который очень поможет ребенку проговорить свои эмоции. Почему здесь папа не слышит Дениску? А кто тебя не слышит? Когда, в какой ситуации? Заодно можно и ненавязчиво учить ребенка «я-высказыванию», которое бывает так полезно в жизни, в сложные моменты коммуникации: «Я расстраиваюсь, потому что…»
Дениска считывает эмоции взрослых, считывает свои и честно себе в них признается: «А я на него обиделся за то, что он мне так со смехом отказал. И мама сразу же заметила, что я обиделся…»
Мама героя предлагает Дениске заменить боксерскую грушу старым плюшевым мишкой. И на этом фрагменте очень здорово повспоминать с ребенком его вещи из детства. Вообще мне кажется, это еще одна очень серьезная проблема современных детско-родительских отношений: наша жизнь часто по разным причинам беспредметна.
Человеку важно жить среди вещей, потому что он наделяет вещи смыслом: мой мишка, мой проигрыватель, моя любимая елочная игрушка, которую мы вместе с дедушкой достаем из коробки с антресоли… Вещь позволяет нам личностно отнестись к миру вокруг, зарядить его смыслом, эмоциями. А когда у нас только гаджет, этих эмоций и чувств нет, но не только в гаджетах дело: мы живем в культуре, где каждую вещь можно поменять, у нас одноразовый мир. И про это тоже интересно с детьми говорить.
И рассказ «Друг детства» — он про то, как вещи, наделенные смыслом, помогают ощутить, что мир не одноразовый, и то, как ребенок через игрушку приходит от сиюминутного к настоящему. Есть вещи, которые помогают нам удержаться за смысл, за чувства, за подлинное.
Достаньте игрушки или другие вещи ребенка и вспомните, что с ними связано.
Это психологическая техника заземления или якорения. Возьмите в руки плюшевого мишку, что вы почувствуете? Уют, грусть, радость?
Говоря об этом рассказе, мы с учениками всегда вспоминаем, какие у них есть друзья детства. Понятно, что это обычно Таня-Вася-Петя, с которыми они бегали вместе или играли в прятки. А в рассказе Драгунского другом становится игрушка. Как когда мы в доме находим предмет и начинаем про него подробно рассказывать, мы видим, что он становится живым, заряженный ассоциациями, он начинает нам что-то говорить.
И я вот так посмотрел на него и вдруг вспомнил, как давным-давно я с этим Мишкой ни на минуту не расставался, повсюду таскал его за собой, и нянькал его, и сажал его за стол рядом с собой обедать, и кормил его с ложки манной кашей, и у него такая забавная мордочка становилась, когда я его чем-нибудь перемазывал…
В своей книге «Снег на траве» Юрий Норштейн, рассказывая, как он снимал «Сказку сказок», говорит о шершавости детства. Мне кажется, очень точное определение. Спросите ребенка, кто или что у него ассоциируется с детством, какие ощущения, запахи, воспоминания. Это возможность отрефлексировать круг детских воспоминаний у ребенка, который вот-вот станет подростком. И это будет тем ресурсом, который поможет сохранить связь в будущем, если она будет рваться.
Финал рассказа очень сильный. В нескольких абзацах содержится формула огромного количества текстов русской литературы, например, «Войны и мира» или рассказа «После бала».
— Ты что, — сказала мама, она уже вернулась из коридора. — Что с тобой?
А я не знал, что со мной, я долго молчал и отвернулся от мамы, чтобы она по голосу или по губам не догадалась, что со мной, и я задрал голову к потолку, чтобы слезы вкатились обратно, и потом, когда я скрепился немного, я сказал:
— Ты о чем, мама? Со мной ничего… Просто я раздумал. Просто я никогда не буду боксером.
Это про то, как мы принимаем свои эмоции. Плачем — и честно признаемся себе, что мы плачем. Принято повторять довольно опасную «максиму», что мужчины не плачут. Но здесь хорошо видно, что, когда мальчик заплакал, в его жизни наступил экзистенциальный момент — момент выбора. Ты принимаешь решение — и с тобой происходит что-то такое, что твою жизнь переворачивает. Привычное стало новым, ты изменился. Мишка стал другой, ты открыл, что мир наделен смыслами и чувствами, что ты плачешь, что ты одинок, и это становится моментом жизненного поворота. Отсюда вырастает философская проблематика, то, что Толстой называл «остранением», с одной стороны, а с другой — очень простая, но по-человечески мудрая мысль: мы взрослеем, когда принимаем свои эмоции.
Нина Дашевская «Дом над морем»
5–6-й классы
О чем рассказ:
Мальчик по имени Джордж приезжает из-за границы к прадедушке Георгию, который живет в доме над сердитым морем. Он не знает русского языка, а дедушка — английского.
Для подростка самое главное в жизни что? Общение со сверстниками. И примерно в пятом классе у него как раз это открытие и случается. Каждый родитель сталкивается с тем, что прекрасный златокудрый ребенок с большими ресницами и пухлыми щеками превращается в высокое, колючее существо, которое даже ругается, слушает всякую ерунду и говорит: «Мам, отвали».
Помните пролог «Зеркала» Андрея Тарковского? Мальчик-заика в кабинете у логопеда пытается произнести без запинки фразу: «Я могу говорить». Через эту метафору можно показать, что происходит в душе у любого подростка, потому что его мир невероятно немой. Ключевой вопрос в таком возрасте — как найти с внешним миром общий язык и как научиться говорить, чтобы тебя поняли. Но и мир тоже ищет способ пробиться к подростку, хотя многим родителям порой проще сделать годовой бюджет, нежели пробиться к сыну или дочери.
Собственно, об этом рассказ Нины Дашевской «Дом над морем», и начинается он с ситуации тотального непонимания.
Дом стоял высоко над морем. Спиной прилепился к скале, как ласточкино гнездо; а окнами смотрел на море. Море, море, до самого горизонта. Такое спокойное там, вдалеке. А здесь, внизу, оно сердито набрасывалось на скалы, кипело, будто злилось на всех. И особенно на этот маленький домик, забравшийся так высоко.
Мир ощетинился. Первая сцена — это сцена немоты: у открытого окна старик варит кофе, на него смотрит его правнук, который приехал из-за границы и не понимает русского языка. Старика зовут Георгий, мальчика — Джордж. Друг для друга они — иностранцы. На самом деле это универсальная ситуация, которая описывает ощущения подростка и его родителей — они понимают, что утратили язык общения. И старик в рассказе чувствует эту стену:
Надо же, какие нежные у него руки, как у девочки. Что в голове — не поймешь. Не выпускает из рук модную игрушку, телефон. Фотографирует, щелкает кнопками — куда ему столько фотографий?
Самая главная метафора — чужой язык как знак непонимания между поколениями. С этим хорошо рифмуется стихотворение Кристины Стрельниковой «Говори», которое написано от лица подростка. Там есть такой рефрен: «Я-вас-не-слышу, я-вас-не-слышу…»
Но в рассказе вдруг рождается понимание. В доме есть старое трофейное пианино, на нем училась играть внучка старика, мама Джорджа. Именно она оказывается связующим звеном между прадедушкой и мальчиком. И Джордж тоже садится играть.
Во второй части показано, как понимание рождается без слов — в музыке. Здесь же старик впервые называет правнука Георгием, а прежде латинские буквы имени George казались ему такими же чужими, как в надписи на крышке немецкого пианино.
Два инопланетянина, пианино и мальчик. Говорят на одном языке, которого он, старик, не понимает. Джордж, наконец, перестал проверять, какие клавиши звучат звонче, а какие глуше; какие расстроены так, что не похожи сами на себя, а какие еще держатся. И он заиграл. По-настоящему.
<…> — Поиграй еще, Георгий, — попросил старик. Сам не понял, почему назвал мальчика по-другому, своим именем. — Поиграй. Поговори с ним.
Мир немоты, где люди и природа не могли найти общего языка, заканчивается пониманием без слов и помимо слов. Музыка — это метафора рождающегося разговора, понимания и преодоления разрыва.
Как известно, много говорить с подростком часто бесполезно, поэтому обсудить рассказ так же подробно, как и «Друг детства» с четвероклассником, у вас вряд ли получится. Но здесь можно спрашивать про ассоциации. Хороший вопрос: с кем в рассказе ты себя ассоциируешь? С мальчиком? С морем? С камнями?
В этом смысле, мне кажется, «Дом над морем» для подростка будет абсолютно терапевтичен, потому что там показано, как из мира немоты и тотального непонимания может родиться единство, и это единство часто проявляется не в словах. Понимание приходит через творчество и свободу, которую дает человеку искусство.
В финале совершенно посторонняя пара на пляже вдруг слышит звук пианино и видит, что море затихло. Это неожиданный композиционный ход, почти фантастический, но оказывается, что событие встречи и понимания имеет космический масштаб. Думаю, этот рассказ для подростка невероятно обнадеживающий и успокаивающий — как пианино для моря.
Фазиль Искандер «Тринадцатый подвиг Геракла»
7–8-й классы
О чем рассказ:
Пятиклассник не решил домашнюю задачу по математике и обманом во время урока привел доктора с медсестрой в свой класс, чтобы устроить вакцинацию от тифа. Учитель Харлампий Диогенович обо всем догадывается и высмеивает его, вызывая к доске.
Рассказ «Тринадцатый подвиг Геракла» — интересный повод для разговора с подростком, потому что здесь важно уметь чувствовать юмор и иронию, как и вообще читая всего Фазиля Искандера. И с этим у школьников, избитых зачастую звериной серьезностью школьной литературы, есть большие трудности: они умеют смеяться над мемами, но совершенно не готовы считывать иронию в художественном произведении.
Считается, что автор писал тексты только серьезно и непременно вкладывал в них «мораль, короче». Но слово «поучительно» никак не ложится на Искандера. Он часто уходит в добрый, иногда издевательский юмор.
О рассказе «Тринадцатый подвиг Геракла» можно говорить в двух плоскостях. Во-первых, в плоскости человеческой: что такое юмор и как он нам помогает в нашей жизни. Во-вторых, если ребенок интересуется литературой и мы хотим двинуть его в сторону внимательного чтения, здесь можно рассуждать о том, как человек побеждает хаос.
В этом рассказе смех помогает преодолеть страх. В самом начале мы погружаемся в атмосферу страха: в школе, где учился герой, боялись все. Это очень актуально, потому что сегодня, на мой взгляд, современная российская школа построена на педагогике страха: здесь все учатся бояться, начиная с первого класса. Увы, главный, кто боится, — это директор.
Он [директор] всегда, и зимой и летом, ходил в одной шляпе, вечнозеленой, как магнолия. И всегда чего-нибудь боялся. Со стороны могло показаться, что он больше всего боялся комиссии из гороно, на самом деле он больше всего боялся нашего завуча. Это была демоническая женщина. Когда-нибудь я напишу о ней поэму в байроновском духе, но сейчас я рассказываю о другом.
Уже здесь ирония с поэмой в байроновском духе побеждает «демоническую женщину», оказывается, что смех — преображающая сила. Делая ситуацию смешной, мы позволяем себе отпустить ее. А самое главное, смех мешает человеку забронзоветь, недаром в рассказе вспоминается Древний Рим.
Мне кажется, что Древний Рим погиб оттого, что его императоры в своей бронзовой спеси перестали замечать, что они смешны. Обзаведись они вовремя шутами (надо хотя бы от дурака слышать правду), может быть, им удалось бы продержаться еще некоторое время. А так они надеялись, что в случае чего гуси спасут Рим. Но нагрянули варвары и уничтожили Древний Рим вместе с его императорами и гусями.
Если дальше копаться в этом рассказе, можно заметить, что здесь подозрительно много античности: упоминание Пифагора, учитель по имени Харлампий Диогенович. Рядом со школой находится стадион, а для греческой культуры это одно из ключевых мест — пространство олимпийских игр, во время которых, вспомним, прекращались любые войны.
А на что становится похожим урок математики у Харлампия Диогеновича? На спектакль. Ученик будто стоит на сцене, над ним все смеются. Это комическое представление. И функция театра в древнегреческой культуре точно такая же, как функция Геракла, то есть очищение мира от хаоса. В трагедии это очищение страданием, или катарсис, а в комедии — очищение смехом. Геракл, как мы помним, тоже очищает Авгиевы конюшни, но в метафорическом смысле — борется с хаосом. Превращение хаоса в космос — это ядро древнегреческой культуры.
Но что такое хаос в рассказе? Действие происходит в начале войны. Значимая деталь — задача про артиллеристский снаряд, которую пятиклассник никак не может решить. Вокруг война («потому что началась война и он [одноклассник героя Адольф] не хотел, чтобы его дразнили Гитлером»), страх — с которого начинали. И Харлампий Диогенович, устраивая представление на уроке, побеждает смехом страх смерти. Он преображает мир и создает из хаоса космос, как Геракл. И оказывается, это рассказ не только о том, как мальчик получил двойку, но и о том, как стихия жизни побеждает стихию смерти.
Юрий Буйда «Продавец добра»
8–9-й классы
О чем рассказ:
Родион Иванович продает в лавке гвозди и прочий железный скарб. Но однажды он сходит с ума и начинает разносить по всему городу пустые бумажные коробочки с надписью «Добро».
Рассказ Юрия Буйды «Продавец добра» строится вокруг странной метафоры, а подростки это очень любят. Поэтому, кстати, им так нравятся антиутопии, где все понятно, но метафорично. Здесь же главная метафора — пустая коробочка.
Начиная разговор об этом рассказе, хорошо бы обратить внимание подростка на название «Продавец добра», потому что это явный оксюморон: добро нематериально, его невозможно продать. Но у слова «добро» несколько значений, потому что добром может быть и философская категория, и домашний скарб. И в рассказе эти два понимания соединяются.
В самом начале текст переполнен добром в значении «скарб». Мы оказываемся в тесной лавчонке на базаре, где трудится Родион Иванович: это каменный мешок с единственным окном, и этот мешок забит страшными железными вещами. Добро здесь — это ящики с гвоздями, молотки, проволока. Один из покупателей, неуклюжий усатый мужик в тулупе, требует у Родиона Ивановича сепаратор.
Родион Иванович, повинуясь ее приказам, таскал из подсобки ящики с гвоздями, мотки проволоки или «занадобившийся этому черту сепаратор». Усатый «черт» в мерлушковой шапке притопывал сапожищами на кирпичном полу, приговаривая: «Добра-то у вас как много… и откуда только берется?» Выбравшись из склада с сепаратором в руках, Родион Иванович отвечал с одышкой: «Добра-то много — да добра нет». Выражение лица его всегда было печально-ласковое.
А дальше Родион Иванович делает добро нематериальной субстанцией. Если сначала он продает ящики с гвоздями и проволокой, то после дарит коробки с ничем. Здесь буквально сталкиваются два значения слова. При внимательном чтении мы поймем, что ящики с гвоздями что-то напоминают, да еще и рядом со словом «черт» здесь вообще всплывает христианский подтекст.
В рассказе есть мелкая деталь: «занадобившийся этому черту сепаратор» — это нечто разделяющее. Главная задача дьявола — разделить и перессорить человека с Богом и человека с человеком. Героя окружает адский мир, а сам Родион Иваныч напоминает то ли Акакия Акакиевича, то ли монаха, у которого есть послушание таскать ящики с железными вещами и который занимается тем, чем занимался преподобный Антоний в пустыне, — борется с чертом.
«Добра-то много — да добра нет», — совершенно житийный ответ. Монахи часто отвечают черту, переигрывая его, и Родион Иванович переводит язык черта на язык Бога, потому что на языке черта добро — это гвозди (как будто бы те самые, которыми распинали Христа), а на языке Бога добро, которого нет в мире, — это святость. И выражение лица героя печально-ласковое — так обычно говорится о лицах святых или юродивых.
Раздавать пустые коробочки — это юродское поведение. Когда Родион Иванович уходит из лавки во второй части рассказа, мы видим, что железо сменяется бумагой. Если раньше героя окружал тесный мир каменного мешка, то теперь Родион Иванович бродит по городу: это открытое пространство, оно размыкается до размеров всего мира.
И оказывается, что текст вообще не про Родиона Ивановича, а про рассказчика, который как персонаж появляется только во второй части.
Однажды он постучал и в нашу дверь. Я открыл. На пороге переминался с ноги на ногу тощий тип с печально-ласковым выражением лица, в стареньком брезентовом плаще и выгоревшем до рыжины берете на стриженной под ноль узкой голове.
Понятно, что здесь «он» можно заменить на «Он». Происходит встреча человека с духовным началом в жизни. Родион Иванович приводит человека из «добра-1» в «добро-2», из добра как скарба в добро как в духовную категорию. Дальше, конечно, нужно думать: а что это такое за добро? В чем оно заключается? И здесь нет какого-то одного ответа. Добро нельзя подарить или наполнить, это твоя жизнь.
Можно говорить и о том, что это рассказ про веру. Пустую коробочку мы сами наделяем смыслом: нам никто его не подарит и не преподнесет на тарелочке, нам его даже не гарантирует исполнение ритуалов — они не дадут нам того, что составляет суть нашей жизни, то есть чуда.
Очень здорово здесь показать подростку фильм Тарковского «Сталкер». Сталкер — юродивый, жена ему об этом открыто говорит. Он обрит наголо, как Родион Иванович. Люди надеются, что герой приведет их в Зону, где они найдут добро и счастье, а в итоге обнаруживают только комнату с хламом. «У них же орган этот, которым верят, атрофировался!» — говорит Сталкер.
Пустая коробочка — такая же метафора, как и комната в Зоне. И люди, которые способны видеть добро на дне пустой коробочки и верить, что в Зоне исполняются мечты, не утратили смысл человеческой жизни, к таким и приходят Сталкер, Родион Иванович и Христос.
Владимир Набоков «Облако, озеро, башня»
10–11-й классы
О чем рассказ:
Эмигрант Василий Иванович в Германии выигрывает билет на увеселительную поездку, где его заставляют участвовать в странных развлечениях. Случайно оказавшись в постоялом доме с поэтичным видом на озеро и башню, он мечтает остаться там навсегда, но попутчики избивают его и не разрешают ему прекратить поездку. Измученный Василий Иванович просит у неизвестного нам рассказчика его отпустить, так как он устал быть человеком.
С одной стороны, это рассказ про тоталитарное общество, которое всех людей делает одинаковыми. С другой — что очень важно для подростков — о мечте, которая противопоставлена страшной реальности.
Во время поездки Василию Ивановичу выдают нотные листки со стихами, это все нужно было петь хором.
Василий Иванович, который не то что петь, а даже плохо мог произносить немецкие слова, воспользовался неразборчивым ревом слившихся голосов, чтобы только приоткрывать рот и слегка покачиваться, будто в самом деле пел, — но предводитель по знаку вкрадчивого Шрама вдруг резко приостановил общее пение и, подозрительно щурясь в сторону Василия Ивановича, потребовал, чтоб он пропел соло. Василий Иванович прочистил горло, застенчиво начал и после минуты одиночного мучения подхватили все, но он уже не смел выпасть.
«Прокачивание позитивом», массовое шествие — это знаки тоталитарного общества. Человек лишен собственного голоса, там все неподлинное: вместо любви — «пацлуй» (единственное русское слово, которое помнил немецкий сосед Василия Ивановича), там игра не игра и песня не песня — потому что песню ты поешь по вдохновению и с радостью.
Даже ночевали путешественники в кривой харчевне. Это адский расчеловеченный мир, и он в буквальном смысле убивает личность. Когда герой заявляет о том, что хочет остаться на постоялом дворе с видом на облако, озеро и башню, мы снова встречаем библейские аллюзии: Василию Ивановичу штопором продырявливают ладонь и ступню, а потом его лупят кнутом и топчут железными каблуками.
Набоков — писатель, у которого все значимо, даже буквы. Весь рассказ строится на троичном повторении. Герой опоздал на три минуты, он сел в вагончик сугубо третьего класса, где ему попалось три немецких соседа: Шульц, еще один Шульц и Шрам, в фамилии у каждого из них — буква, состоящая из трех частей.
В рассказе царствуют две противоположные стихии. С одной стороны, есть страшный мир, он постоянно шумит и шуршит. Предполагаю, что это намек на немецкий язык, в котором очень много шипящих звуков. Так Набоков описывает ощущение русского человека, который оказался в тоталитарной Германии (рассказ написан в 1937 году).
Но, с другой стороны, есть еще очень важная троичная структура — облако, озеро, башня. Вспоминаем трехстопный дактиль — стихотворный размер, в который складываются эти три слова. Для Василия Ивановича это место — мир поэзии, счастья, гармонии, это стихия лиризма, противопоставленная стихии шипящего языка и тоталитарного общества.
Еще один подтекст рассказа — «Обломов». Все три романа Гончарова начинаются на «о» — «Обыкновенная история», «Обломов»», «Обрыв». Можно сказать, что облако, озеро, башня — Обломовка Василия Ивановича. И оказывается, что его идиллия, как и любая другая, утопична и недостижима: Василия Ивановича из нее выдергивают.
Я очень люблю в связи с рассказом Набокова говорить о том, что однажды мы все встречаемся с утопией и теряем ее. И наша жизнь — это попытка восстановить утраченный рай, обрести гармонию и поэзию. Предупреждаю, что попытка заранее обречена, но именно она и наделяет человеческую жизнь смыслом.
Фото: Людмила Заботина
Антон Алексеевич Скулачев — преподаватель литературы в ГБОУ Школа №1514 (Москва), председатель Ассоциации «Гильдия словесников», член Совета по русскому языку при Президенте РФ.
Алена Городецкая
Виктор Драгунский, автор бессмертных «Денискиных рассказов», вел свой род от людей непростых. Его дед Фалк добился роста продаж стареньких лапсердаков, зашивая под подкладку резаные газеты, похожие на пачки купюр. А отец Юзеф грабил кассы, жил в Америке и от ревности постреливал в свою красавицу-жену.
В 1950 году у Виктора Драгунского родился сын Денис, в 1965-м – дочь Ксения. Между этими событиями, где-то в конце 50-х годов, он заперся на даче и написал несколько первых «Денискиных рассказов». В их числе были «Он живой и светится», «Что я люблю…», «Мотогонки по отвесной стене» – последний опубликован едва ли не раньше всех. Количество переизданий историй о Дениске Кораблёве сегодня не поддаётся исчислению, с начала нулевых «Денискины рассказы» во всевозможных вариациях выходят несколько раз в год. Они стали темой для 11 экранизаций, в 2012 году вошли в российский список ста книг для школьников. По героям Драгунского пишут доклады российские школьники, готовят презентации по биографии автора. К столетию со дня рождения отца Денис Драгунский выпустил книгу «Денискины рассказы: О том, как всё было на самом деле», и поклонники получили ещё шесть с лишним десятков отличных текстов, теперь уже от настоящего Дениски. В них и приключения, и комментарии к ним, и воспоминания на тему.
С матерью и отчимом Виктор Драгунский переехал в Москву в 1925 году, семья поселилась на Покровке, 27, тогда улице Чернышевского. В 1930-м он закончил 43-ю московскую школу, ближе к её окончанию выучился токарному делу на заводе, а после школы пошёл учеником шорника на фабрику. Параллельно посещал «Литературно-театральные мастерские» Алексея Дикого – была такая школа-студия, где учились читать, писать и декламировать. Из неё Виктор Драгунский вышел к эстрадным подмосткам с фельетонами, миниатюрами и короткими пьесками. Писал и попробовал себя на сцене. Сотрудничал с Мосэстрадой, несколько песен, написанных с его участием, стали шлягерами. В конце войны он выступал с номерами Рыжего клоуна.
.jpg "Портрет дениски из денискиных рассказов")
До начала карьеры детского писателя Виктор Драгунский успешно развивался как шоумен и продюсер. Но так можно было бы написать сейчас, о советском человеке говорили: «занимался драматургией». После войны он организовал ансамбль театральной пародии, который гастролировал с конца 40-х на протяжении десяти лет. Назывался ансамбль неброско – «Синяя птичка».
Здесь играли Борис Тенин, Всеволод Санаев, Лидия Сухаревская, Борис Сичкин, Сергей Мартинсон, Евгений Весник, Зиновий Гердт, Михаил Глузский, Мария Виноградова, Лидия Королёва, Евгений Моргунов, Ролан Быков и Юрий Яковлев. Виктор Драгунский писал фельетоны, юморески, интермедии, сценки, монологи и даже номера для клоунов.
Ну, и руководил всем этим. Рассказывают, публика бывала тогда совсем не весёлая, артистам приходилось творить чудеса. И удавалось – скоро они стали частыми гостями выступлений в Доме актёра (тогда Всероссийское Театральное Общество (ВТО). – Прим. ред.) в Москве, катались по институтским клубам и домам культуры.
В войну Драгунский добровольцем пошёл в Московское ополчение. «Рыл окопы под Можайском», – говорит Денис Драгунский. Штаб их бригады немцы разбомбили меньше чем через полгода, погибло две трети людей: «Уцелевшие вышли сами к Москве, и он был среди них. Вышел живой и потом описал эту историю в своей книжке “Он упал на траву”». Под Можайском служили, по выражению Виктора Драгунского, «грыжевик» да «изжога»: астматики, язвенники, хромые, увечные, непригодные к военно-строевой службе.
.jpg "Портрет дениски из денискиных рассказов")
В повести «Он упал на траву», опубликованной в 1961 году, есть сцена, описывающая призывной пункт на школьном дворе в Москве: «Народу здесь было видимо-невидимо, и особенно бросалось в глаза, что это в большинстве своем пожилой народ. Молодых было мало, очень мало, а вот морщинистых, толстых, седых было вполне достаточно. Все эти пожилые, толстые и седые люди были окружены женами и детьми.
Во дворе стояла та особенная тишина, которая часто бывает в приемных больниц, когда человек знает, что ложиться на операцию нужно, это неизбежно, тут ничего не поделаешь, и все это на пользу, во имя здоровья и, может быть, самой жизни. А все-таки внутри у тебя сиротливо, и боязно тебе, и торжественно».
К концу переклички призывников провожающих на площади не осталось. После нападения немцев на войска под Можайском Драгунский вернулся в Москву и хотел идти в партизаны, но в апреле 1942 года советская армия начала оттеснять немцев на юг, и ей требовались полноценные бойцы.
Писатели у Драгунских начинаются с Виктора, продолжаются его детьми – писателем Денисом Драгунским и драматургом Ксенией Драгунской. В интервью часто видно, как они устали от разговоров на эту тему. Сын от первого брака Виктора Драгунского с Еленой Корниловой – известный в своё время журналист Леонид Корнилов, который сотрудничал с «Известиями», был их собкором в Чехословакии и Польше. Виктор Драгунский стал причиной писательства и своей второй жены – Аллы Васильевны Драгунской. После его смерти она написала книгу воспоминаний о нём. Внучка Драгунского, дочь Дениса Викторовича Ирина Драгунская, тоже в литературе – она художник-иллюстратор. Однако интересные люди в этом роду начинаются гораздо раньше.
.jpg "Портрет дениски из денискиных рассказов")
Дедом у Виктора Драгунского по отцовской линии был человек по имени Фалк Перцовский. Денис Драгунский говорит, что он был мелким торговцем в Гомеле, человеком простым. Торговал ношеной одеждой – ездил по местечкам. Дела шли то так себе, то не очень. Фалк, пытаясь привлечь побольше внимания к товару, иногда зашивал за подкладку старенького лапсердака пачку резаных газетных листов размером с купюру, перетянутых бечевкой. Ощупывая в лавке товар, покупатель обнаруживал что-то похожее на деньги и был готов заплатить за вещь гораздо больше, чем она стоила. Фалк в наценке не жадничал, но знал, что клиент, как девица, любит громкие обещания. Тем и пользовался в трудные времена. Сын Фалка Юзеф тоже слыл человеком с выдумкой. Когда отец отлучался из города по делам фирмы, он брал наган и шёл грабить кассу. За чужую перед соседями было неудобно, потому Юзеф грабил свою. Заходил в отцовскую лавчонку, демонстрировал сестрице пистолет и громко говорил: «Хозяйка! Открывай кассу!» Та после отчитывалась отцу: «Опять приходил Юзик и забрал 35 рублей».
.jpg "Портрет дениски из денискиных рассказов")
Беспутный Юзик женился на красавице Рите Лейбовне Драгунской – дочери Лейбы Драгунского, организатора гомельской самообороны во время погромов 1905-1907 годов. Примерно в 1913 году они уехали в Америку. «По молодёжной дури», – выразился Денис Драгунский. И Лейба поехал с ними. Внук говорит, что у Лейбы причины были: ехал в Америку как политический эмигрант, во всяком случае, сам так считал. Дела в Нью-Йорке у Риты и Юзика не задались. Родился сын Виктор, но работы не было и денег тоже. Накануне начала Первой мировой молодые засобирались обратно в Россию, а Лейба остался в Америке. И умер вскоре от заражения крови после неудачного удаления зуба. Рита и Юзик пересекали Европу накануне начала Первой мировой.
Рита была женщиной роковой, прямо хрестоматийной: красивой и желанной до крайности. И Юзик её отчаянно ревновал. Однажды в каком-то скандале он даже выстрелил в неё. Стрелял не просто так – за ней стал ухаживать главный революционный комиссар Гомеля, и горячность Юзика оказалась кстати. По семейному преданию, после того выстрела Юзик был арестован и расстрелян, а комиссар женился на Рите. Но вскоре и его убили.
Возможно, даже друзья Юзика. А за Ритой ещё через несколько лет стал ухаживать театральный артист Менахем Рубин. И в 1925 году они вместе с сыном и Рубиным перебрались в Москву. Старушкой Рита показывала шрам на ноге внуку Денису: хотел в землю выстрелить Юзик, рассказывала она, но попал в ногу.