Порка ремнем по заднице рассказы

Наши семьи дружили и не раз меня оставляли с Славкой, как со старшим товарищем(он был старше на 3 года). Естественно, оставшись одни мы играли в игры, которые придумывал он, фантазия у него да смелости было побольше. Учитывая, что предки наши постоянно мотались в командировки, тусили мы постоянно вместе. Как-то так мы подходили друг к другу, и играли в одни и те же игры с огромным количеством вариаций на тему «связывания и наказания».
А произошло это очень просто. Как-то раз я нашалил, и мы начали бороться. В результате потасовки, я оказался лежащим лицом в низ, а Славик сидя на мне верхом, что бы я не вырывался, связал мне запястья первым, что попалось под руку, прыгалками. Но этого ему показалось мало, и еще двумя мотками он стянул мне лодыжки и колени. Внезапно я ощутил слабость и приятное, но на тот момент непонятное желание, оставаться связанным. Пока я сидел, приходя в себя, Славка сбегал в прихожую, и притащил шелковый платок, из которого смастерил кляп. После чего отшлепал меня по заднице за плохое поведение.
И с тех пор все наши игры носили приблизительно один характер. И в «пиратах», и в «партизанах», и в «шпионах» цель была одна. Отловить меня, скрутить, связать, ну а дальше на что хватало его фантазии. Таскал меня, и тискал как ему в голову взбредет. Однажды Славик ночевал у нас и когда родители ушли на работу на сутки, тихо подобрался ко мне в постель и умудрился связать меня спящего. Когда я открыл глаза, то почувствовал, что не могу пошевелить ни руками ни ногами. Рядом сидел Слава и что-то крутил в руках.
— Доброе утро, соня, крепко же ты спишь, — ухмыльнулся он и сдернул одеяло.
Мои руки были прикручены к телу, а ноги связаны вместе. Стоит ли говорить, что в школу я в тот день не попал. Весь день я получал шлепки по голой заднице, и терпел его издевательства. В этот же день я первый раз обильно кончил. Виноват был Славик, слишком сильно прижав меня к себе во время порки, так что мой член елозил по его ноге. А много ли надо возбужденному пацану в 15 лет. Стоя надо мною, и видя как я извиваюсь обвязанный белоснежными веревками, мой сатрап не выдержал и сам выдал хорошую порцию спермы. С тех пор в наши игры добавился новый интерес, они становились все меньше и меньше похожими на детские. По сути я был податливой игрушкой в его похотливых и умелых руках.
Как-то раз догнав меня идущего из школы (я уже учился в выпускном классе) и традиционно шлепнув по заднице, шепнул.
— Сегодня в три ко мне.
— А че так таинственно? – спросил я.
— Приходи не пожалеешь.
Естественно в 3 я был у него, слегка сдерживаясь от легкого возбуждения. Впустив, он чмокнул меня в щеку и тоном, не допускающим возражений, сообщил.
— Дуй в ванну, потом в спальню. Там сюрпризик. – и удалился в гостиную
— Лады. – но первым делом пошел глянуть на сюрприз. С порога спальни я остолбенел. На кровати был разложен кожаный костюм, а рядом красовались красные лаковые сапоги. Все это я видел на его матери и, каждый раз любуясь, мысленно примерял на себя. Но теперь слегка тормозил……
— Что значит, «не надену»? — спросил меня Славик, возясь с мотком и даже обернувшись.
— Но…Но…… Но это же все девчачье?! — промямлил я.
— И? Тебя это смущает?
— Нет. Но….
Тут он первый раз поднял глаза.
— А я хочу посмотреть на тебя в таком виде. Фигура у тебя просто класс, так что кончай ломаться и марш переодеваться.
Я не мог ему сопротивляться и мерно поплелся сначала в ванну, а потом в спальню, одевать все эти шмотки. Буквально натянув на себя костюм ( он был чуть-чуть маловат), я напялил поверх штанов и сапоги, у которых спереди ко всему имелась и кокетливая шнуровка. Распрямившись на каблуках, я осмотрел себя в зеркало. Было на что и приятно посмотреть. Ноги казалось, удлинились вдвое и заканчивались (неприлично, но безумно сексуально) обтянутой кожей моей круглой задницей. Приталиный пиджачок обтягивал мой торс и завершал общую картину и в сочетании с сапогами создавал полную картину этакой шлюшенции. Что меня впрочем не расстроило, а безумно завело. Возникла абсолютно блятская идея, в таком виде пройтись со Славиком по улице что бы все оборачивались и смотрели на мою жопу. Из мечтаний меня вырвал его голос.
— Ты там че? Уснул что ли?
Оглушительно цокая по паркету, и виляя бедрами, я направился в гостиную. Наградой мне был взгляд Славика. Его зрачки мгновенно расширились, а ноздри раздулись. Взяв что-то с дивана, он подошел ко мне вплотную.
— Не дать, не взять, девчонка! Охереть можно. – сказал он обхватив меня за талию.
— Ага. Если б еще член спереди не выпирал. – и вправду спереди виднелся кожаный бугорок.
— Да и хрен с ним. Даже не думал, что так клево получится. На вот это еще надень. – и Славик протянул мне мягкую, кожаную фуражку.
— Теперь я как седло скрипеть могу. – ляпнул я и нацепив фуражку, грациозно продефилировал по комнате взад и вперед. Звук трещащей кожи заглушался только цоканьем каблуков. Как и следовало ожидать, Славик долго не выдержал, и игра началась внезапно. Когда я очередной раз прошел мимо него, по моей нежной попке был нанесен мощный шлепок. Обернувшись, я уставился на него невинно-удивленным взглядом.
— Что вы себе позволяете? – воскликнул я, входя в роль, и обиженно потирая ушибленную задницу.
— Простите не смог удержаться! – ответил наглец и ухмыльнулся сальной улыбочкой.
— Если хотели сделать комплимент, то вам это не удалось. – обиженно сказал я и попытался уйти, но крепкие пальцы схватили меня за правый локоть.
— Брось красавица не уходи, я просто хотел поболтать с симпатичной девчонкой.
— Мне некогда, я очень спешу. – отрезал я, пытаясь освободиться, но его вторая рука уже овладела моей левой рукой и начала медленно тянуть к себе.
— Куда же может спешить такая пампушка, так классно облачившись? – выдыхал он, буквально прижав меня к себе.
— К моему парню, он меня ждет. – пищал я, отворачивая голову, как бы боясь что меня поцелуют.
— А давай сегодня я буду твоим парнем. – он совсем вдавил меня в себя, так что наши тела слились в одно целое. И тут произошло странное, когда мой вставший член уперся в его член, он бросил нести околесицу и впился мне в губы долгим жадным поцелуем. Я ощутил некую слабость, в моем рту оказался еще один язык, который явно там хозяйничал. Мои ноги слегка подкосились, и я не смел пошевелиться. Зато Слава шевелился: правая рука держала мой затылок, что бы я не отстранился, левая спустилась чуть ниже талии и прижимала нас друг к другу, а бедрами он совершал круговые движения, и наши головки терлись, как и наши головы.
На секунду мне даже показалось, что Слава забыл о веревках, и будет просто так меня тискать, но я ошибался. Отстранившись, он посмотрел мне в глаза, и словно испугавшись сделанного, резко развернул меня. Дальнейшее было словно в каком-то тумане. Вот он тащит меня к дивану, заткнув мне рот одной рукой, а другой обхватив за талию. Я вяло вырываюсь, пытаюсь как бы кричать из под ладони. Вот я падаю на разобранный диван, сверху меня придавливает Слава, я кричу: «Помогите! Спасите! Насилуют!». Вдруг мой рот заполняет резиновый черный шар и я чувствую, как на затылке закрепляются застежки от него. Из-за чего крики привращяются в сплошное мычание. Вот резким рывком мои руки выворачиваются назад, и в который раз на них ложиться веревка.
Сначала запястья за тем локти. Все как по написанному, Славик знает свое дело. Раз-два руки вместе, три-четыре руки к телу, пять-шесть бедра вместе, семь-восемь голени прижаты. И все на совесть, хрен дернешься. Вернее дергаться-то можно, сколько влезет. Только все движения теперь похожи на гусеницу, волнами, правда гусеницы не скрипят как потертое седло. Я поднимаю голову, чтобы оценить сделанное. Просто супер, между витками веревки выступает кожа, блестящая на свету.
Мой мучитель заканчивает связывать мне ноги, последний узел в районе каблуков. Все! Он толкает небрежно меня, и я валюсь на спину, и начинаю извиваться в тщетных попытках сбросить веревки. При этом я не умолкаю: стоны, хныканья, мычания, попытки закричать. В глазах мольба, что бы отпустили. Но мой истязатель не умолим. Его руки стаскивают ремень. Сейчас будет больно. Но в его глазах какая-то борьба, он что-то решает. Не обращая на это внимания, я продолжаю свои волнообразные движения. Наконец я решаю проверить свою гутаперчивость и лежа на спине, складываюсь пополам, так что могу воочию убедиться, как связанны мои голени. Для Славика это сработало как тряпка на быка. Видимо вид моей жопы его доконал. Одним прыжком он оказался рядом. Схватив меня за каблук, и лишив тем самым возможности разогнуться, он начал охаживать мой зад ремнем. При этом утробно рыча и приговаривая: «Ну что сучка, получай! На! Тварь!». И в таком духе.
Малость запыхавшись, он откинул ремень, и, откинув мои ноги, растянул мое тело перед собою. Сидя на коленях сбоку от меня он как заправский повар решал, как бы меня еще приготовить. А в это время продолжал изображать жертву, поводя плечами, поджимая колени, и смотря на него такими жалостливыми глазами, что даже Чекатило бы прослезился. Наконец мой Потрошитель приступил к новой экзекуции. И это была не порка, не побои, нет. Он решил докопаться до моего стояка, который не проходил с момента переодевания. Бережно взяв член через штаны, он стал тихонько его разминать. От чего волна сладострастия захлестнула меня. Глаза зажмурились, аж веки свело. Я парил в облаках, и откуда-то с неба я услышал Славкин голос.
— Ты мой сука!
— Угу. – простонал я в ответ, так как ничего другого я и не желал.
— Будешь делать все что я скажу.
— мвмвмввмммм. – было ему ответом.
— Делай что хочешь, только не останавливайся! – думал я – КАК ЖЕ ХОРОШО!
Словно в бреду я почувствовал, как изо рта ушел резиновый шарик. И я смог застонать в полный голос.
— Дааа-ааа, вот так хорошо.
На раскрытых губах я ощутил нечто теплое, мягкое. Опять целоваться лезет. Но чуть приоткрыв глаза, я понял. На входе в мой рот таиться упругий, кожаный гость. Славкин член! Не теряя ни секунды, губешки сомкнулись вокруг него. Сверху донесся утробный рык. Славик дал мне пару минут, что бы освоиться с новым для меня делом. И я старался на славу. Тщательно вылизал от кончика до яиц и начал аккуратно обсасывать головку, все глубже, и глубже ее заглатывая. Убедившись, что я освоился, он стал сам загонять член мне в рот.
Мне лишь оставалось работать губками, да язычком. В это же время Славкины руки не бездействовали, и мой пенис был уже снаружи, освободившись от тесноты кожи и веревок. Этой свободе он явно обрадовался, учитывая что мой тиран вовсю ласкал его уже не только руками. Поза 69 придумана явно двумя парнями, так как позволяет наслаждаться даже связанным с головы до ног партнерем. Славик умело отсасывал мой пенис, не забывая трахать меня же в рот. Мне же оставалось только пошире открывать губы, работать язычком, да погромче стонать. По настоящему так могут делать минет только ребята, так нежно и так мощно. Он контролировал каждое движение, и к финишу мы пришли одновременно. Зверская пульсация его члена, и мой рот заполнился его спермой и вместе с этим я почувствовал, как мой пенис стреляет в разные стороны, унося из меня последние силы.
Через полминуты его тело падает сверху, и мы лежим в немом исступлении. Блин! Мы только что отминетили друг друга. Доигрались! Видел бы меня кто-нибудь из класса сейчас. Вот картина: лежу, связанный по рукам и ногам в бабском прикидке, изо рта струйка спермы стекает, жопа и член голые. Да еще сверху дружок лучший валяется, двинуться не может.
Наконец Славик задвигался. Присел рядом со мной, зырит на меня. Я молчу, че дальше мой проказник делать будет. А проказник, не долго думая, шарик берет и снова в рот мне пихает. Развязывать не стал, стало быть не наигрался. Тяжело пыхтя, отправился в ванную. Полежав пару минут, я сполз с дивана и встал в полный рост. Это было довольно сложно, но я освоился и этим неудобством и даже попытался двигаться по комнате. Сначала прыжками, а затем мелкими шажочками. От любого из этих движений, мой член мотылялся из стороны в строну и я решил таки натянуть штаны. На это я убил десять минут так ничего и не достигнув. Наконец я цепнул кончиками пальцев край штанов, сложившись буквой зю, как вдруг услышал мерное сопение за спиной.
Оказывается, Славик некоторое время уже следил за моими телодвижениями, а сейчас я и вовсе стою к нему задом, да еще нагнувшись. «Маменьки родные!»- подумалось мне, глядя на глаза и на эрекцию Славуни. Он не дал мне опомниться и разогнуться. В два прыжка он оказался позади меня, прильнув всем телом. У меня не было сил ему сопротивляться. И я покорно нагнулся, положив грудь на спинку кресла и отдав в полное распоряжение свою задницу ему. Зажмурив глаза, я лишь догадывался о действиях партнера. Войдя в раж от моей покорности, Славик однако ж не спешил нанизывать меня, дав волю пальцам и языку. Мало по малу он разминал мне очко, лаская его языком. Наконец место фаланг занял фаллос. И начал медленно и аккуратно влезать в меня.
Я чувствовал как из моего рта растянутого кляпом сочиться слюна, как руки Славы держат меня за бедра, как веревки впиваются в плечи, колени и запястья, но все это фигня по сравнению с чувством, как хороший крепкий член первый раз вползает в твою жопу. Есть только одна мысль: «Как глубоко он войдет.». Но вот его бедра касаются твоих ягодиц, значит поршень полностью внутри. Немножко отдохнув, он двинулся в обратный путь. Но не дав моей попе соскучиться снова заполнил собою мою пустоту. Сделав еще пару десятков таких движений, мой проказник опять прижался ко мне всем телом, и продолжая прямые поступательные движения одним тазом, добавил вербальных ласк.
— Ты мой мальчик ….
Чпок и член внутри.
— Ты мой маленький….
И член до половины снаружи.
— Ты теперь полностью мой…
И снова на всю длину.
Сколько это продолжалось, не помню. Был как в бреду. Помню только, что на его бредни, я отвечал стоном и мычанием. А он все запихивал в меня свой член и запихивал, а моей жопе это афигительно нравилось. Могу лишь добавить, что лучше первый раз не связывать партнера, да еще так старательно. Когда последующие разы я скакал на нем, стянутый веревками, или извивался под ним обмотанный лентой, изображая гнев или досаду изнасилуемого. То это уже другое дело.
Ну да ладно, серьезно это нам не мешало. И развязал окончательно он меня только ближе к вечеру. Но это уже лирика.
Натешившись со мной у кресла и поняв наконец, что я тоже ловлю кайф, шалун мой окончательно осмелел. Вытащив свой поршень, он оттащил меня на диван, так как передвигаться я уже не мог. Бережно положив мое тело, он начал колдовать над ним. Перво на перво развязал мои уставшие ножки, снял штаны, правда сапоги обратно напялил( уж больно они мне шли). После освободил и мой усталый рот. После долго пыхтел, поудобней устраивая мое измученное тело на спине и разводя ноги в стороны. Я не мог понять, чего он хочет добиться? Тут он подложил подушку под мою попку, и меня осенило, он хочет трахнуть меня как настоящую девчонку.
— Славочка, — начал я слабым голосом – а ты уверен, что так можно?
Но он не слушал меня. Приподняв мои ноги, и слегка разведя их. Он опять ввел свой поршень мне в попу. После чего лег всем телом на меня сверху. Ощутив его в себе я сладко застонал, и от удовольствия умудрился обхватить его талию ногами. Глядя мне в глаза он совершил несколько пробных движений бедрами, убедившись что член внутри меня помещен основательно. И понеслось. Я исступленно смотрел на него, мерно елозя по кровати взад вперед, подгоняемый сильными ударами его бедер. Вот уже мои ноги перекачивали на его плечи, от чего член стал забираться еще глубже. Иногда он сбавлял темп, боясь кончить раньше времени, но затем снова разгонял маятник.
Приближался вечер. Веревок на мне становилось все меньше. Сил в нас уже почти не оставалось. Славка успел за это время разок бурно кончить, сходить в душ и вернуться с новыми силами. Опробовали пару новых поз, но не совсем удачно. Поза «наездницы» мне не совсем далась, так как я был уже усталый, да к тому же оставался со связанным торсом. Но Славика это не огорчило, он просто положил мое измученное тело на себя и все сделал сам. А лежал на нем, стонал, слушал его горячее дыхание, и наслаждался как его поршень раз за разом проникает в меня.
Уже в девятом часу он окончательно распутал меня. Правда не то что встать, а просто пошевелиться я уже не мог, сильно затекли от веревок руки, а от секса ноги. Рядом блаженствовал мой садист, не оставляя меня в покое. Он лежал сбоку, одной рукой надрачивая мой пенис, а губами лаская мою шею.
— Вот теперь ты точно мой!
Под эти слова я выдал мощный взрыв спермы. Я действительно был его.

— Ну, вы там наверху ваше шоу кончилось, слезайте, пока всех не порубал!

Никакой реакции.

— Я сказал, мать вашу, слезайте!

Девушка и парень спускались с пожарной вышки.

Он был уже весь красный и обливался потом от злости, задыхаясь, продолжал орать. Одышка опять настигнула его. Он ненавидел нервничать. Он ненавидел наглых молодых людей, особенно пустоголовых барышень, которые срывали ему весь бизнес, отвлекая посетителей своим дурацким порно-шоу. По его мнению, они все должны находиться если не на панели, так сидеть дома и не высовываться. Больше всего на свете ему хотелось сейчас трахнуть эту нахальную девицу в розовом белье, впрочем, он бы не отказался и от ее напарника, выкрашенного придурка, как он их всегда называл.

Девушка не спеша спускалась, покачивая прелестными бедрами, а парень шел вслед за ней так же медлительно, держа в руках цепь от ошейника подруги. Ребята осознавали, что сегодня им повезло как никогда, что обозначало мощный прилив денег. А ведь все с чего началось! Мила поспорила с бывшими собутыльниками на сто баксов, что они сорвут что угодно, непристойно развлекаясь. Наживкой оказался этот уже и так разваливающийся ресторан; а ребята сидели неподалеку, наблюдая за происходящим.

Джон чувствовал себя очень возбужденным, он не мог дождаться, пока они с Милой придут, наконец, домой, в автобус.

Высокие окна единственного в городе ресторана выходили прямо на вышку, и с помощью подсветки можно было легко привлечь внимание посетителей. Не пойми откуда, Мила достала микрофон и пела все, что ей придет в голову, умело рифмуя слова. Джон в свою очередь держал ее на цепи; на шее у девушки был колючий собачий ошейник, и бил хлыстом по заднице, заставляя ту еще энергичнее вскрикивать.

На самом деле, все продолжалось не так долго; да и какая милиция может быть в этом провинциальном городке. Понятно, что клиентура захочет не только смотреть на все это безумие, но и послушать, о чем поет бесшабашная девчонка в одном белье на вышке их родного стадиона. В течение этого спектакля, Джон еле удержался, чтобы не вставить Миле прямо взад.

Когда наконец те спустились, директор нагло схватил Милу за руку, подсознательно стараясь успеть облапать девчонку до того, как он сдаст их полиции. Но потом до него дошло, что лучше бы она заплатила за его молчание, в противном же случае, сотовый телефон находился в кармане. Он уже предвидел, как она скажет «ладно» и пойдет с ним в пристроенную комнатенку у ресторана, оставив своего белобрысого дружка.

Мила посмотрела на него и вдруг огрела ногой по лицу так, что тот упал на землю. Она схватила Джона за руку, и они убежали.

Зайдя в лифт, Джон обнял Милу и начал шептать, что хочет ее. Девушка была совсем не против секса в закрытом пространстве, тем более что в последнее время они только этим и занимались. Она нажала кнопку «стоп» и, задрав розовую коротенькую юбочку, встала раком перед Джоном, который мгновенно возбудился. Недолго думая, он врезался прямо в задний проход Милы, энергично терзая ее, стенающую от удовольствия. Очень быстро он входил и выходил из нее, тяжело дыша и постанывая. Как ему было приятно в этом уютном похотливом логове подружки! Они обожали заниматься анальным и оральным сексом, только вот последним они за последнее время немного переборщили, так, что уже этого даже не так хотелось. Мила кричала немного от болезненного разрывающего ее оргазма; она чувствовала как Джон обеими руками удерживает ее за задницу, беспощадно трахая. Сама Мила не могла точно определиться, то ли она любила его, то ли просто хотела так, что не могла отойти от него ни на шаг, исполняя любые его желания, особенно в постели. И Джон знал, что может подойти к ней в любое время и нагло оттрахать в первом недалеком углу, и что она никогда на него за это не обидится. Он кончил, облив спермой всю бархатную одежду подруги; и тут она поняла, что они провели в этом лифте уже довольно много времени, заставляя остальных жильцов подниматься по лестнице пешком. Она быстро изменила свою позицию и, встав на колени, начала сосать ему член. Ей наплевать было на гигиену, ей не было противно и это было здорово. Она вспоминала иногда, как ее мать всю жизнь говорила ей, что любой секс, кроме обычного, — унижение и что это так должно быть противно! А потом Мила с ужасом обнаружила, что ее мамочка со своими монашскими замашками оказалась шлюхой. Облизав его прибор до конца, она вытерла губы от спермы и, встав, нажала пятую кнопку (они жили на пятом этаже). Джон все еще не мог прийти в себя. Он застегнул ширинку и поцеловал Милу в губы, словно благодаря, за отличный секс.

Придя домой, Мила легла спать, так как устала за сегодняшний день, а Джон пошел на кухню и, сидя за чашкой чая, думал о том, как они с Милой познакомились.

Ей тогда было 18, а ему 25. Мила со своими родителями путешествовали в машине по стране и подобрали как-то на дороге Джона, который тогда поссорился со своим директором из-за того, что первый не хотел с ним спать. Родители Милы были занудами, впрочем, как и все люди среднего возраста и скептически отнеслись к тому, что она сидела с незнакомым симпатичным парнем на заднем сиденье за их спиной. Из дневника Джона: «Я помню, как только сел в машину и увидел Милу, тут же захотел ее. От нее разило сногсшибательной сексуальностью; это была темненькая девушка с короткой стрижкой в синем тоненьком сарафане, облегающим ее стройную, но не абсолютно идеальную фигуру, что только еще более делало ее уникальной и притягивающей. Она смотрела на меня всю дорогу до Денвера, и мне было немного не по себе от этого. Почти всю дорогу ее предки молчали, правда, папаша иногда спрашивал у меня разные обыденные вопросы, типа, куда я еду и что там собираюсь делать и т.д.

Мы доехали до бензоправочной станции, и ее родители вышли, чтобы перекурить и заправить машину. Мне вдруг стало немного трудно дышать. Когда мы остались одни, я почувствовал, как она просунула руку у меня между ног, отчего у меня тут же встало. Она подвинулась ко мне ближе и, прильнув ко мне вплотную, начала покусывать мочку уха; рука ее оставалась у меня между ног. Она тянула зубами за серьгу у меня в ухе, отчего было немного больно, хотя это сильно возбуждало. Я боялся даже обнять ее, потому что родители Милы были совсем рядом, они уже потихоньку плелись к машине. Я обнял ее одной рукой за талию, прижав к себе еще сильнее, и шепнул ей, чтобы она прекратила. Мысленно я уже видел нас вместе в постели в номере какого-нибудь дряхлого отельчика.

Отец Милы принялся ругаться с бензоправщиком, наверное, из-за цены; в споре они отошли совсем далеко, а мать ее куда-то исчезла. Я не выдержал напряжения и повалил ее на заднее сиденье, притиснув губы к ее черным губам. Я почувствовал, как незнакомка просунула язык мне в рот, и сделал то же, а рукой полез по юбку. Не знаю, смог ли бы я выдержать все это и не трахнуть ее, но, видимо увидев через стекло приближающуюся мамочку, она резко оттолкнула меня от себя. Мы сидели уже как ни в чем ни бывало. Наконец, ее, слава богу, медлительные предки залезли в машину и мы поехали. Я все еще чувствовал ее руку на моих брюках; у меня все еще стоял. Я не мог даже обнять ее, потому что папаша постоянно смотрел в зеркальце заднего движения. Родители начали о чем-то говорить, и по их разговору я понял, что мы сегодня будем ночевать в мотеле. Меня потрясла смелость Милы.

Она достала зеркальце и начала красить губы, а я смотрел на нее, и вдруг мне представилось, что вместо противной красной помады был мой член,… что она так же нежно и аккуратно сосет его. Сарафан был совсем коротенький. Я подумал, что это должно быть удобно».

Когда они, наконец, к вечеру добрались до гостиницы, Джон сказал отцу Милы, что у него не так было много денег, и спросил разрешения переночевать с ними в номере. «Он нахмурился, видимо, соображая своими старческими мозгами, что к чему, и, к моему счастью, разрешил, но сказал, что ужин тогда оплачу я». Весь оставшийся день, молодые сидели на кровати, рассматривая какой-то тупой журнал ради отвода глаза. Ее мать пошла по магазинам, а отец все ходил из угла в угол, ругаясь на пауков и ржавую воду из крана. «Когда он, наконец, вышел перекурить в коридор и поорать на администратора из-за полотенец, я сказал Миле, что хочу ее». Обычно в таких случаях девушки реагируют довольно холодно, но Мила только посмотрела на меня и сказала: «Ночью ты меня трахнешь». О чем еще можно было мечтать?

«Было два часа ночи, когда я проснулся. Надо мной стояла Мила, в одном белье. Она забралась ко мне в постель под одеяло и прижалась ко мне. Я почувствовал ее нетерпеливое молодое горячее тело и начал лапать ее грудь, стаскивая лифчик. Я хотел уже было трахнуть ее, я стянул трусы с Милы, просунув руку ей между ног. Но тут она сказала, что у стариков очень чувствительный сон; предки были в соседней комнате. Она предложила мне пойти в туалет. Кстати, это было еще лучше, чем трахаться в миссионерской позиции.

Мы зашли в кабинку туалета и заперли дверь. Тут было жутко грязно и воняло, но что поделаешь. Я сказал Миле, что может быть не стоит ничего делать, вдруг кто-то зайдет, к тому же мне хотелось в туалет. Я сказал, что выйду помочусь, но она загородила дверь, дав мне понять, что не стесняется. Когда я закончил, уже хотел было застегнуть ширинку, но она тут же встала на колени, взяв у меня в рот. Она сосала так страстно, что я тут же кончил, было так приятно! Потом она сказала, чтобы я вставил ей между ног. Мила встала раком, оттопырив зад, оперлась руками о край унитаза. Я тут же воткнул во влагалище свой абсолютно каменный член и понял еще раз, что все бы отдал за еще такой же миг наслаждения. Мила застонала довольно громко и как-то болезненно. Я подумал, что ей больно и поинтересовался, трахая между делом, все ли в порядке, и она простонала сквозь зубы, чтобы я не останавливался. Я оттрахал ее как нельзя было лучше и кончил два раза. То ли мне показалось, то ли так и было, но, по-моему, Мила была девственна… Она встала, натягивая трусы, и мы вышли из туалета.

На утро, позавтракав, мы отправились дальше. Мила вела себя так, словно ничего и не происходило. Мы ехали в машине и слушали какое-то бездарное радио. Она вытащила из рюкзака наушники и начала слушать свою музыку. Под предлогом послушать что-нибудь нормальное тоже, я подсел к ней и спросил, не обиделась ли она. Она сказала, что нет и надела на меня наушники, сказав: «послушай». В плейере гремела хорошая гитарная музыка и я лишний раз понял, что Мила была не дура. Наушники были пальчиковые, поэтому один она засунула себе в ухо, а другой отдала мне. Она шепнула, чтобы я вышел позвонить. Я решил не вникать, зачем ей это надо было, тем более ее папаша поглядывал на нас в зеркало. Через некоторое время я попросил его остановиться, когда мы проезжали одинокую телефонную будку, и вышел из машины. Войдя внутрь, я снял трубку, но гудков там не было. Я хотел уже было идти обратно, но увидел через мутное стекло приближавшуюся Милу. Она вошла в будку и встала рядом. Я любовался ее красивым лицом с пухловатыми губами; ветер раздувал ее волосы. Мила сказала:

— Хочешь, я у тебя пососу?

— Да! — не успев подумать, сказал я.

Она встала на колени. Я опять почувствовал свой прибор в ее горячем влажном рту. Пухленькими губками она любовно обсасывала каждую складку, и я удивлялся ее опыту: откуда он, если еще вчера она была девственницей! Фонтан спермы брызнул ей в лицо. Она слизала остатки с губ и вытерла рукой то, что попало ей на щеки и волосы. Я был счастлив, она была счастлива, мы как обычно ублажили друг друга»

Как-то он застал Милу в одном из номеров гостиницы, делающую минет какому-то темноволосому типу. Мила: «Гир удивительно напоминал Джея, моего бывшего парня. Я просто не могла ему отказать, я не могла отказать Джею, после того, что мы вместе пережили»

Это была давняя история. Мила и Джей познакомились на кинопробах, впрочем, это не важно. Они сразу же стали любовниками, хотя, поначалу вели себя достаточно холодно по отношению друг к другу. Это был огонь и вода, Джей не был по натуре грубым, он был грубым с Милой в постели. После разрыва с Джеем и встречей с Джоном: «Я не могу сказать, что больше возбуждало меня, сексуальная грубость Джея или мягкость Джона. От Джея всегда пахло сигаретами; его руки, которые били меня по лицу, когда их хозяин трахал меня, постоянно отдавали куревом. Он не бил меня кулаками, он просто бил меня по лицу и заднице руками, он обращался со мной как со шлюхой, которой не следовало становиться такой, но я точно знаю, что никто так не любил меня, как он. Его просто возбуждало то, что он унижал меня в постели. А я наоборот унижала его в жизни. Нет, не потому, что я хотела отомстить ему, просто у меня есть характер и всегда свое мнение и издавна сложившиеся принципы, которые я не собиралась менять ни ради кого. Если, например, я сделаю Джею минет, он даст мне пощечину, как бы говоря, что я шлюха, что я опустилась. Если он был слишком груб со мной, наутро он просил прощения, и я всегда прощала ему, потому что любила. Признаться, то, что он со мной делал, возбуждало меня чуть ли не больше, чем его самого. Мне нравилось чувствовать себя швалью в его постели. Мне нравилось доставлять ему удовольствие»

На самом деле, Джон и Джей отличались друг от друга только внешностью, они оба были из рок-бизнеса, оба были на вид немного смазливые, Джей брюнет, а Джон — крашеный блондин, и их обоих Мила одинаково сильно и долго любила и хотела.

Пейдж, с которым у Милы была легкая интрижка, был лучшим другом Джея. Как-то все они собрались компанией у Джея с Милой. Она сидела на коленях у Пейджа, который обнимал ее и прижимал к себе, а Джей сидел напротив них, в упор глядя на Милу. Она не так уж и хотела вызвать ревность у Джея, просто ей было приятно с Пейджем, может, она просто изголодалась по нежности. Она откровенно прижималась к нему, и все выглядело так, если бы они были любовниками. Когда все разошлись, Джей, наверное, в порыве ревности, ударил Милу. Она упала, но он подал ей руку, помогая встать. Все эти секунды она чувствовала влечение к нему, но почему-то именно сейчас ей не хотелось спать с ним. Она уже предугадывала, что будет, она знала, что Джей изнасилует ее. Так он и сделал. Сначала он просто повалил ее на стол и быстро и грубо оттрахал. Этого ему показалось мало. Он взял длинный ремень с брюк и аккуратно затянул на ее шее один конец, а другим, держа в руках, хлестал стоявшую на четвереньках Милу по заднице. Он изорвал всю одежду на ней, а Мила только кричала, не понимая, что она испытывает более ярко: удовольствие или боль.

Наутро после вечеринки, Пейдж вышел покурить на улицу и вдруг заметил идущую в направлении его дома Милу. Она выглядела ужасно: изорванная одежда и взлохмаченные волосы, синяк под глазом и на шее. Он нежно обнял ее, плачущую ему на плечо.

— Это Джей? — только и спросил он, догадываясь, что произошло.

Мила всхлипнула в знак согласия.

— Я думала, он любит меня.

— Он любит тебя. Я-то знаю. Он никого так не любит как тебя, Мила, успокойся.

Он… провел ее в дом и напоил мартини. Она уже успокоилась и сидела на белом кожаном диване в гостиной с Пейджем. Ее юбка была совсем высоко, а лицо выглядело таким красивым, что Пейдж стал замечать за собой нарастающее желание. Она смотрела на него и вдруг тихо сказала:

— Пейдж, я хочу тебя.

Пейдж сглотнул. Он тоже хотел ее, но не знал, что будет, если его друг узнает, что он переспал с его женой (Мила и Джей жили в гражданском браке), Но он уже не мог повелевать разумом. Он повалил Милу и трахнул ее. Теперь она была счастлива, она словно отомстила своему приятелю. С тех пор они продолжали встречаться и трахаться в тайне от Джея. Мила даже подумала, что может она разлюбила Джея, однако это было не так.

В другой раз, Джей был так возбужден, что избил Милу до такой степени, что на следующее утро та оказалась в больнице.

«Я открыла глаза, не понимая, где я. Я вспомнила прошлую ночь и все поняла. На краю кровати сидел Джей, он выглядел усталым. Когда я открыла глаза, он спросил, сержусь ли я на него, и я ответила, что нет. Он нагнулся и нежно поцеловал меня в губы. Вошел врач и сообщил результаты. Потом он сказал то, что повергло меня в шок.

— Вы знали, что беременны? — спросил доктор.

— Н-нет… — пробормотала я в ужасе.

— Мне очень жаль. У вас выкидыш.

На какое-то время мир перестал для меня существовать. Я закрыла глаза и открыла их тогда, когда услышала, как Джей кричал не своим голосом:

— Это я убил его! Это я виноват, я ублюдок! Убейте меня, я убил нашего неродившегося ребенка!..

Голос начал затухать и отдаляться, видимо, врачи уволокли его подальше от моей палаты. Придя в более или менее нормальное состояние, я проверила анализы крови и убедилась лишний раз, что он был от Джея…

Мне вот до сих пор интересно, а что, если бы Джей тогда не избил меня? Может сейчас бы у нас была счастливая дружная семья, и наш ребенок никогда бы не узнал, что его отец в молодости жестко трахал его мать, и мы бы сказали ему, что нашли его в капусте. И я бы вряд ли узнала в последствии Джона, никогда бы не оказалась в его постели. Хотя, может Джей прав — я шлюха и эгоистка по натуре, и заслуживаю того, как со мной обращаются и обращались всю жизнь».

Последнее изменение: 27 июня, 2021 в 03:38 пп

---

Продолжение рассказа Вареники. После надругательства над Филиппом в парке, три девушки снова заставили парня лизать вареники, на этот раз в лесу.

Гелла

Следуя заброшенной тропой, компания все дальше уходила в лес. В чаще солнце с трудом пробивалось через густые кроны деревьев. Звуки города теперь были еле слышны. Ведя Филиппа под руки девушки непринуждённо болтали, легко перескакивая с темы на тему. Говорили то об одежде, то о еде, то о каких—то запрещённых препаратах.

На Филиппа никто не обращал внимания. Также, как никто не обращал внимания на сумку, в которой ещё оставалось пиво и которую теперь несла Манана. Филипп, как и сумка в данный момент являлся для них чем—то вроде вещи и его участь ни у кого не вызывала сомнений, как не могло быть вопросов, по поводу использования, находящегося в сумке пива. 

С каждым шагом гнетущая Филиппа тревога становилась всё тягостнее. Он не понимал почему они идут так далеко. Он готов был умолять их остановиться и просить сделать с ним, то, что они хотели прямо сейчас, здесь на месте, но молчал лишь потому, что всё сказанное им до этого обращалось в обидные насмешки. «Зачем идти так далеко? Зачем усугублять его бедственное положение, растягивать мучительное ожидание чего—то плохого».

В конце концов он не выдержал и упираясь ногами захныкал:

— Хватит. Куда мы идём? Я сделаю, что вы хотите. Пожалуйста, давайте не пойдём дальше. Скоро начнёт темнеть. 

Гелла с Наной, как будто неожиданно вспомнили про него и рванули под локти, каждая на себя. Они держали его так крепко, что у Филиппа посинели руки.

— Да не дергайся ты, чудик. — Опомнилась Нана. — Вот уже считай дошли, немного осталось. Смотри какие тут цветочки очаровательные. Такой красивый букет для своей соберёшь. Наслаждайся прогулкой пока ты с нами.

Гелла с интересом выслушала подругу и хмыкнула. Филиппу совсем было не до цветов. Напротив, при мысли о них ему стало ещё хуже. Он тихо простонал.

Место, о котором говорила Нана, действительно оказалось неподалёку. Под плотным навесом листьев обнаружилась небольшая укромная поляна с чёрным костровищем посредине. Вокруг потухших углей и недогоревших дров лежала пара массивных брёвен, испещренных засечками от каких—то острых предметов. Местами валялся мусор. Лес здесь как будто молчал, оставляя забредших в это тёмное место путников в могильной тишине. 

Манана поставила сумку на землю и положила руку на плечо Филиппа.

— Нравится тебе здесь, дорогой? — Вкрадчиво скалясь спросила она.

Гелла и Нана наконец то отпустили его руки и встали вокруг побледневшего, как простыня юноши. Обступившие Филиппа девицы возвышались над ним почти на голову. Филипп еле стоял под их давящими взглядами на дрожащих в коленях ногах.

Внезапно тяжеленая лапа Мананы шлепнула его по заднице так, что у него содрогнулись все внутренности. Нана уперла ладонь ему в грудь, не давая рухнуть вперёд. Манана, не отрывая руки, больно сжала его ягодицу.

Филипп болезненно вскрикнул. Манана навалилась на него, схватила за пах и прижалась к нему сзади. Продолжая давить на него своим телом, она сначала согнула его в пояснице, потом повалила на землю, потом поставила на четвереньки и уселась на него верхом.

В прижатые к земле ладони Филиппа больно врезалась сухие комочки грунта и жесткие травинки.

— Филя, будешь моим осликом, обратно я на тебе поеду. Докинешь меня до той скамейки?  — Пьяная великанша, не сдерживая более куража, с диким гоготом глумилась над изнывающим под её весом хрупким пареньком. — Пошёл вперёд, что встал то, как не живой?

Руки Филиппа дрожали от напряжения, одно колено уперлось в какой-то камень и болело так, будто его сверлят. Эти мучения перекрыл удар носком ноги по его промежности. Он понял, что это была Нана, потому что Гелла стояла перед ним и взгляд Филиппа был направлен как раз на её ступню, обутую в кожаные сабо.

— Езжай тебе сказали! — Срывающимся от злого восторга окриком подстегнула его Нана.

От пинка по заднице Филипп подался вперёд и завалился на локти. Лицо его уткнулось в ступню Геллы. Пошевелиться он не мог.

— Хватит, слезай с него. — Внушительно повелел надтреснутый голос.

Это была Гелла. Филипп сразу почувствовал облегчение. Манана тут же начала привставать с него. С трудом поднявшись с ободранных локтей парень сел на землю перед своей спасительницей.

— Иди сюда, малыш. Они тебя больше не тронут.

Гелла нагнулась, взяла Филиппа под мышки и легко вытянула его в стоячее положение.

На измученном лице Филиппа застыла боль, но испуганные глаза его смотрели на волчицу с надеждой и признательностью.

Ещё там в парке, до того, как все началось ему показалось или он как-то почувствовал, что она является негласным лидером этой отмороженной шайки. И сейчас в этом не оставалось сомнений. Инстинкт выживания толкал его к ней под защиту. 

Они стояли лицом к лицу почти касаясь друг друга. Измотанный, затравленный мальчик и сильная, готовая к решительным действиям альфа-самка.

Филипп смотрел прямо перед собой, так что его взгляд падал на шею девушки. Он дышал воздухом, который она выдыхала. Гелла с любопытством рассматривала его с высоты своего роста. Филипп силился сделать что-то, что позволило бы ему расположить к себе эту разбойницу. Сам от себя не ожидая, он вдруг тихо произнёс: 

— Мне нравится твой шрам.

Сказав это, Филипп покраснел и опустил глаза на грудь девушки.

— Ах ты ж моя лапочка! — С поощрительной мягкостью пропела Гелла. — Хорошо, что признался мне в этом. А то у меня уже самооценка упала.

Расплываясь в улыбке, волчица подмигнула подругам, стоящим за спиной юноши. Нана и Манана тоже заулыбались.

— Ну иди ко мне, малыш. Замучили тебя эти стервы, да? Хочешь я тебя приласкаю?

Гелла притянула Филиппа к себе и запустила руку под его футболку. Филипп нерешительно приобнял её и уткнулся носом в изуродованную шею. Твердая прохладная ладонь волчицы скользнула по телу юноши и стала гладить его по спине.

От такой невиданной нежности Филипп сразу как-то расчувствовался и порозовел. Теплые объятия хищницы, её сильные и чувственные руки, как будто наполняли его живительной силой, утоляли, причиненную боль.

Отталкивающий шрам, вдруг показался ему изящным и притягательным. Со всей сердечной искренностью Филипп стал целовать его, касаясь кончиком языка. Не было и капли того сковывающего отвращения, которое он испытывал, когда Манана удовлетворяла себя его головой и которое он так не хотел переносить вновь, пока они шли сюда.

Запах Геллы был таким бархатным и пленяющим, он как будто исходил из её души, он очаровывал, он подчинял.

Та, которую он боялся больше, чем Манану, теперь прижимает его к себе и тает от его поцелуев. Изнуряющий страх сменился робким возбуждением, появилась и некоторая уверенность. 

Губы и язык Филиппа несколько раз прошлись по рельефному ожерелью.

Он уже не думал об ожидающих своей очереди двух других развратницах. Очень приятно стало на душе при мысли о том, что, говоря о варениках, Гелла имела ввиду не то, а другое. Так уютно было представлять, как она потчует его своим кулинарным блюдом. Осмелев в конец, Филипп вообразил, что минет в исполнении Геллы мог бы очень положительно сказаться на его сильно пострадавшей самооценке. 

И в самом деле, не станет же эта миледи, так унижать его и просить сделать то, чего достойный юноша ни при каких обстоятельствах делать не должен и чего он никогда и ни для кого не делал раньше. 

Он прижался к бедру Геллы членом и потянулся ртом к её губам. Но она играючи увернулась. Ей лишь стоило приподнять подбородок, и Филипп уже не мог до него дотянуться.

Её пальцы все тверже массировали затылок и всё сильнее сжимали шею Филиппа. Повинуясь её руке, он переместился от шеи к верху груди, потом хотел вернуться обратно, но Гелла всё настойчивее давила вниз. Филиппу было неловко стоять принагнувшись, он уже целовал её живот, который она открыла ему, задрав футболку до груди. Несмотря на задаваемое Геллой направление, он решился выпрямиться и отстранил свои губы от её тела. На этот раз пальцы волчицы действительно больно сжали его шею.

— На коленки встань, малыш. — Спокойно и без заигрываний сказала она и остановилась в ожидании.

Филипп тоже остановился, не совсем понимая, что происходит. Он так и замер нагнутый и удерживаемый ею в этом неловком положении. 

Не дождавшись, Гелла взяла его за загривок обеими руками и притянув на себя и вниз, провезла его лицом по своему животу, пока он не задел носом пояс её шорт.

Низвергнутый любовник неуклюже подкосился и оказался на коленях в очень опасной близости от того вареника, мысли о котором он так легковесно отринул минуту назад.

Филипп ошарашенно смотрел, как покрытая вздутыми венами тыльная сторона кисти девушки расстегивает пуговицу и молнию на шортах и как при этом ходят сильно выступающие костяшки её пальцев. Он чувствовал, что Гелла наблюдает за ним сверху и делает всё неторопливо, чтобы насладиться каким-то особенным, доставляющим ей удовольствие, моментом.

С лихорадочной сумбурностью в голове молодой человек пытался перенастроить себя под резко изменившиеся обстоятельства. 

С такой близости её накачанные бедра казались гигантскими. Одно за другим они приподнимались, чтобы освободить себя от обтягивающих шорт. Гелла стояла перед ним в синих стрингах через кружевной передок которых просвечивал злополучный черный треугольник. Филиппа начал пробирать моросящий ужас. Ещё один неудержимый подъем огромных бедер юноша пережил с чувством фатального краха всей своей жизни. 

Вагина Геллы предстала пред его очами во всей своей неприкрытости, в мельчайших анатомических подробностях. Ужасающе чёткие, физиологически сложные, натурально представленные линии её полового органа буквально вонзились в его сознание, поразили его до немоты.

Филипп упёрся ладонями в бёдра разбойницы и окаменел, не в силах приблизиться к ней ни на миллиметр. Он так напрягся, что даже сильная жилистая рука, давившая ему на затылок, не могла сдвинуть его с места.

Сквозь сжатые зубы и растопыренные губы Филипп издавал звук похожий на тянущееся «ы».

Сделав над собой великое усилие, он поднял глаза на Геллу. Она что-то говорила ему, но он не слышал, возможно потому, что теперь её длинные жесткие пальцы и ладони закрывали его уши, а может потому, что его органы чувств стали отключаться. Её лицо было строгим и возбужденным. При всей спутанности своего состояния, каким-то краешком сознания Филипп успел отметить, что лицо её прекрасно, и дело даже не в сравнении с вагиной.

Внезапно как будто что-то лопнуло у него в голове. Свет вокруг погас. Первое, что он снова начал чувствовать в окутавшей его тьме это терпкий солоноватый привкус, въедающийся в язык. Через некоторое время чувствительность вернулась к другим нервным окончаниям. Он понял, что лицо его уткнуто в чужую колючую плоть. В данную секунду он не мог сказать с уверенностью в чью именно плоть уткнуто его лицо, но фрагменты рассеянной ударом памяти, подсказывали, что это был половой орган Геллы. Постепенно отходя от психологического шока и от физиологической оплеухи, которую отвесила ему Манана, Филипп стал понимать, что он подневольно действует языком. Того чувства собственной значимости как мужчины и возбуждения, которое ему довелось испытать, целуя Геллу в шею не осталось и в помине. Теперь он чувствовал себя пронесенной в женскую колонию, истертой секс игрушкой, которая ходит по рукам и используется при каждом удобном случае. 

Не переставая работать языком, он приподнял голову и увидел, что стоит на коленях под плоским, ходящим волной, животом Геллы. Она горделиво возвышалась над ним. Подбородок её был вскинут, губы приоткрыты, бледный шрам на шее вздулся и побагровел. Она смотрелась так, будто моральное удовольствие от обладания, принужденным ласкать ее половые органы юношей, значит для неё ничуть не меньше, чем сами ласки.  

Гелла склонила голову набок, потом подалась тазом вперёд, как-то ссутулилась и свесилась вниз. Опущенные вниз руки крепче сжали Филиппа. Упавшие вперёд темные волосы закрыли её лицо, глаза поблескивали из-под них. Заметив, что Филипп смотрит на неё, она пошире открыла глаза и уставила на него сияющий холодным превосходством взгляд, показала белые зубы и не скрывая самодовольной улыбки ускорила темп.

Филипп опустил глаза. Как будто мало тех унижений, которым подвергают его эти бесстыжие дочери Евы, теперь к ним добавилось гадкое ощущение того, что ему не удалось понравиться ей так, как он того хотел. Её взгляд, её выражение лица без слов говорили о том, кого она в нем видит. 

Это был взгляд не знающего поражений завоевателя обращенный к очередному покоренному противнику. Конечно, все заметили его нелепые попытки соблазнить её, соблазнить как девушку, а не как насильницу. Но в итоге он соблазнился сам. И вместо желанного расположения и взаимности, та, к которой он уже успел проникнуться самыми нежными чувствами, поставила его на колени и заставила касаться ртом своего срамного места.

Гелла насильственно ввела ему в рот свой половой орган, но её подруги все видели и не сомневаются в том, что будь у неё побольше времени, Филипп сделал бы это добровольно, лишь бы угодить своей обольстительнице.

Филипп корил себя за то, что так легко покорился, подставился ей и не проявил ни капли гордости. Поспешил отдаться в её коварные объятия, в надежде на её милость, на её покровительство. Лучше бы он не давал волю чувствам, не лобызал её шею, как глупый щенок. Каким кретином надо было быть, чтобы допустить мысль о других варениках.

И всё же мысль о том, что его использует именно Гелла, а не Нана или Манана немного согревала его в эти горестные минуты. «Всё-таки я не просто так потянулся к ней. Она ведь пресекла бесчинство своих подруг, которые вот-вот меня бы покалечили. Но почему она меня так использует? Где тут благородство, если спасенного заставляют платить за своё спасение, такой несоизмеримой ценой» — Метался в раздумьях Филипп, продолжая отдавать дань своей требовательной завоевательнице. — «А что, если я не хочу, если я откажусь платить эту цену? Убьют меня? Пусть убивают. Всё равно после того, что они со мной сделали, жизни мне нет среди порядочных людей». 

Неожиданно придя к такому умозаключению, Филипп действительно решил прекратить всё разом: он перестал подмахивать шеей и отрешенно сомкнул губы. Гелла успела сделать ещё несколько толчков по инерции, пока не поняла, что её подопечный устроил саботаж в самый неподходящий момент.  Она взяла его одной рукой за волосы, а другой с яростью ударила по щеке, так что основание ладони приложилось под скулу, а пальцы хлестанули по виску.

— Не останавливайся! — Разгоряченно бросила она и вернула лицо бунтовщика обратно к работе.

И если бы Гелла не держала его волосы, Филипп бы от такого удара валялся на земле. А так, голова его осталась почти на месте, зато из неё вылетели все негативные саморазрушительные мысли, а вместе с ними необоснованные амбиции и неуместная гордость. Филипп продолжил исполнять волю несостоявшейся любовницы с чувством полного понимания собственного предназначения в её жизни. Он снова воспылал признательностью альфа-самке, осознал свою неблагодарность и забывчивость. Больше вагина Геллы его не смущала.

Гелла придерживала его затылок, как раз в том месте куда Манана нанесла свой чудовищный удар и Филиппу становилось легче от того, что рука строгой любовницы как бы массирует его начавшую гудеть голову. Левая щека его звенела после пощёчины, но это было заслуженно. 

Филипп снова поднял стыдливый виноватый взгляд на свою насильницу. Она совсем не была зла на него и кажется уже кончала. Филипп дождался, когда она обратит на него внимание и глазами выразил своё извинение. Как бы не занята была Гелла, она, кажется, поняла его и прощающее погладила между делом.

С рукой Геллы на затылке он чувствовал себя более защищённым от коварного нападения с тыла. Он понял, что это и есть, оказываемое ему покровительство, к которому он стремился. Он пришел к выводу, что эта самка не такая уж и бездушная и возможно даже, он нравится ей.

Филипп старался, старался изо всех сил, старался не разочаровать и Гелла выжимала из его рта всё что было можно. Стремительные толчки её бедер сотрясали его избитую голову, но правильные мысли не покидали её.

Вот она принагнулась, сдвинула его лицо чуть в сторону и замерла прижавшись к уголку его губ. глаза Филиппа намокли, несколько слезинок сомнительного счастья покатились по его лицу.

Затаив дыхание и крепко прижав ладошки к её ягодицам он чутко прислушивался к тому как все реже вздрагивают ее бедра, как они затихают и руки её сползают с его головы. С кошачьей нежностью он покусывал её нижние губы и водил языком по её волоскам, ловил губами её расслабившиеся ладони. Приложиться к ним как следует ему удалось только тогда, когда она отталкивала его лицо от себя. Падая назад, Филипп больно напоролся спиной на какой-то обуглившийся сучок, но он тут же забыл об этом любуясь Геллой с земли. Она одевалась. Боковым зрением Филипп уловил мельком брошенный ревнивый взгляд Мананы.

Нана

Только он успел приподняться и опереться на локти, как проворная Нана оказалась над ним. Она задом оттеснила ещё не успевшую застегнуться подругу.

— Погоди пять секунд, куда прешь то, лошадь! — Недовольно гаркнула Гелла и звонко шлепнула нетерпеливую плутовку по ягодице. И всё же уступила место.

Филипп цеплялся глазами за отходящую в сторону Геллу.

Не обращая на подругу никакого внимания, Нана поставила обутую в кроссовки ногу Филиппу на живот. У парня перехватило дыхание, он сжался изо всех сил напрягая мышцы брюшного пресса. Она нагнулась к его лицу, уперла руки в колени, вывернула голову как курица и искусно щелкая языком издала вызывающий мурашки стрёкот. Филиппу было не по себе. Он потерял Геллу из виду и теперь остался с Наной один на один. Нависнув над ним, не сводя с него диковатых глаз, Нана одну за другой пропускала свои ноги через штанины.

Освободившись от одежды, она взяла Филиппа за волосы и потянула вдоль земли. Руками и ногами помогая Нане тащить себя, Филипп попятился к лежащему сзади бревну. Нана радостно кряхтела и фыркала над ним.

Прямо перед глазами Филиппа тряслись и играли мышцами её покрытые золотистым мехом бедра. Но самое страшное было то, что скрывалось выше, у самого основания ее ног. Затаившийся между ними грозный бурый зверёк вот-вот собирался прыгнуть и присосаться к его лицу. Не выдержав гипнотизирующего взгляда этого вампира, Филипп повернул голову на бок. Изношенные кроссовки Наны топтались возле его головы поднимая пыль.

— Уху, — взяв высокую ноту пропела Нана, — ты что такой мокрый, мышонок? —  Ложись-ка вот сюда. Я тебе подушку приготовила. 

Покраснев от усердия, она наконец то уложила ещё мокрую голову Филиппа на свое пахнущее спортивной раздевалкой полотенце, которое лежало на бревне в качестве сиденья.

Не совсем понимая, что она хочет с ним сделать, Филипп снова посмотрел на бурого зверька. Тот был уже в десяти сантиметрах от его глаз. Устрашающе расправив крылья, мерзавец наконец прыгнул. Пушистый анус накрыл его рот. Нана нетерпеливо заерзала, подгоняя Филиппу свою дырочку. 

— Ну же, мышонок, давай.

Филипп никак не мог решиться высунуть язык. Нана приподнялась и осела. Пушистый мерзавец больно шлепнул мученика по губам и в прижатом к бревну затылке взвыла тупая боль. Филипп издал болезненный стон. Вампир получил желаемое. 

— Ага! — Нараспев воскликнула рыжая бестия.

— Извращенка! — Это был голос Геллы.

Филиппу показалось, что Гелла произнесла это с ревностью. Ему очень хотелось так думать.

Нана дорвалась до своего и с места в карьер пустилась в заезд. То и дело она требовательно подпрыгивала на своём живом седле, когда ей казалось, что Филипп недостаточно глубоко отдаётся ей.

— Мышонок, нам ещё далеко. Лучше поднажми, а то хуже будет. — Весело подгоняла его она.

Филипп изнемогал под её тазом. У него немели скулы. Язык устал и не слушался. Немыми стонами он умолял её прекратить, мыча просил пощады и сострадания, тщетно отстранял её руками. Она же непочтительно мяла ягодицами его мокрое от слез лицо, трогала себя пальцами и отдаваясь порывам беспечно давила собой его голову.

Страдала не только придавленная голова. Ноги его лежали на земле и так как были расположены поперёк к бревну, он постоянно напрягал их и поминутно подгибал под себя, стараясь таким образом облегчить положение не имеющей опоры спины и в особенности шеи. Он чувствовал себя заключенным в пыточное приспособление.

Мысленно Филипп взывал к помощи Геллы. Он знал, что она где-то рядом. Неужели она не видит на какие страдания она обрекла его, отдав на растерзание этой бешенной лисице. Почему она не остановит её. Ведь она способна это сделать. Стоит ей только сказать. Нана огрызнется, но послушается. И Манана её послушает. Ещё пару часов назад он не знал о существовании этой девушки, час назад он сжимался от одного прикосновения волчицы, а теперь он любит её и готов пожертвовать ради неё всем. Что ж, раз Гелла требует от него этой жертвы, она её получит. «Пусть я буду замучен рыжей задницей до смерти. Пусть Гелла это видит. Я принимаю это ради неё». —  Подобные мысли роились в отбитой ягодицами голове Филиппа.

Мастурбация подходила к завершению и нагрузки, оказываемые седалищем на лицо, достигали критической степени. Анальное отверстие девушки никак не желало расставаться с языком молодого человека. Так она и кончила, бесцеремонно сидя на его лице, бессовестно сошедшись с его ртом.

Наконец она оторвала свой зад от лица юноши. Филипп тотчас изможденно сполз вниз и вытянулся во весь рост, испытывая огромное облегчение. Но оставаться в покое и налегке долго ему не пришлось. Почти сразу после того, как Филипп улегся, Нана перешла на другую сторону бревна, к нему, села на его грудь и облокотилась на то самое полотенце. Ещё пребывая в томлении, она блаженно наклонила голову и водя осоловевшими глазами, рассматривала окружающую природу.

Лицо Филиппа касалось её живота. Он слушал как она дышит, как бьётся её сердце, как от голоса, вибрирует её утроба.

— Пиво осталось ещё? Эй, вы где? — Нана крикнула подруг.

Их нигде не было видно, но незабываемый голос Мананы доносился откуда-то издали. Оседлавшая Филиппа девица выпрямилась и загляделась на него, что-то соображая.

— Слушай, а ты чего на земле валяешься? Давай ка ложись сюда.

Нана стукнула ладошкой по дереву.

— Можно я здесь останусь? — Совершенно ослабленным голосом попросил разрешения Филипп. — Я очень устал, у меня всё затекло, всё болит. Не могла бы ты слезть с меня, мне тяжело.

— Конечно, не вопрос. Как скажешь. – Ласково согласилась Нана, всё ещё продолжая сидеть на груди юноши. Она тонко улыбалась и разглядывала его хитрыми горящими глазами.  – Да ты не волнуйся, тебе же так удобнее будет. – Вежливо настаивала она. – Давай я тебе помогу. – Предлагая помощь, Нана наконец встала с Филиппа и тут же, не прислушиваясь к роптанию измученной жертвы, принялась укладывать его на бревно.

Пресекая его робкие попытки подняться на ноги, она уложила его на стесанную поверхность и заботливо поправила полотенце под его головой.

Плутовка воровато огляделась по сторонам, потом как-то выпрямилась, вытянулась, даже встала в какую-то позу, вместе с тем приняла странное выражение лица, замерла вскинув руки и взмахнула вверх вытянутой ногой. С гимнастической грацией, с широким размахом, с чувственным замедлением, она перекинула ногу через бревно, так что теперь снова оказалась возвышающейся над протянутым под ней юношей. Продолжая демонстрировать хореографические таланты, она завершила свой пассаж, тем что снова уселась Филиппу на грудь, глубоко прогнулась вперёд и осанисто расправила плечи. Всё это время исполненный театрального драматизма взгляд Наны был направлен на единственного зрителя её представления – на Филиппа.

Юноша с беспокойством смотрел за выступлением голозадой актрисы. Нана сидела на его груди и мелко, но отрывисто и с оттяжкой двигала тазом. Потом решительно двинулась и чувственно прижалась передком к подбородку Филиппа. 

— Зачем? Опять? — С угасающей дрожью в голосе воскликнул обескураженный зритель.

— Не бойся, бить тебя не буду и больно не будет. – Скинув с себя образ, совершенно естественно и с некоторой строгостью заговорила актриса. – Просто лежи и губами шевели, как можешь. Я сейчас быстренько. Чем больше будешь мне помогать, тем быстрее закончим. Понимаешь меня, мышонок? Ты хочешь, чтобы всё побыстрее закончилось?

— Филипп безжизненно прикрыл веки и мелко вздрогнул подбородком.

— Вот и прекрасно. 

Нана навалилась передком на лицо Филиппа. Он обречённо приоткрыл губы. Не желая упускать возможность, рыжая решила немного схитрить и пока её подруги где-то шатаются, воспользовалась имеющимся в её распоряжении мальчиком ещё раз.

После изуверского сидения на лице, трение о губы оказалось не столь мучительным. Девушка сдержала обещание и не прессовала лицо своим немалым весом. Она просто касалась его языка, стараясь особо не налегать на рот.

Но сам факт того, что его снова насилуют, что уже второй час подряд к его лицу подносят половые органы, что он не может свободно дышать, не говоря уже о том, что он лишён свободы движения, путал и туманил разум впечатлительного юноши.

Лежа под использующей его девушкой, Филипп вдруг вспомнил про Настю, о которой он каким-то непостижимым образом совсем позабыл. Сходу обвинил её во всех тех бедах, которые свалились на его голову, как гром среди ясного неба. Проклинал и себя за то, что долго ждал её на скамейке, а потом за то, что не встал сразу и не ушёл после того, как получил от неё то роковое сообщение.

«Уйди я с той скамейки на минуту раньше, ничего того, что сейчас со мной происходит не случилось бы». – Терзал он себя. — «Я бы даже не узнал, что такое возможно. А теперь какая-то ведьма утюжит моё лицо, скачет на мне, как на ослике и нет никаких сил сбросить её с себя. Потому что женщины эти, как будто не женщины, а исчадия ада, прислужницы Сатаны. А ты, ты сделала меня своим рабом одними объятиями, и теперь бросила на съедение своей бессердечной подруге. Ах, Гелла, если бы ты просто была рядом… ты так нужна мне сейчас! А как звали ту…?» — Филипп не мог вспомнить имя Насти. Бурый зверёк терзал его губы.

Голоса Геллы и Мананы слышались все отчётливее. Вот уже и сами девушки показались среди деревьев. Нана глянула на них исподлобья и ускорилась.

— Нет, ты посмотри на неё! Да за это время уже два раза сделать можно было. — Возмущенно фыркнула Манана.

— А она и делает второй раз. — Проницательно заметила Гелла.

— Ну и ты иди второй раз. Есть же место. — Справедливо подсказала великанша.

Нана слышала их разговор, но как-то комментировать свои действия в такой момент сочла ниже своего достоинства. Презрительно отвернувшись, она продолжила свой уже третий заход. Мокрые кончики её волос вились перед ушами, губки были надуты и расслаблены. Руками она опиралась на бревно, а между ног тихо стонал Филипп.

Гелла мягко, стараясь быть, как можно деликатнее, подошла к подруге из-за спины. Манана осталась в стороне. 

Филипп почувствовал прикосновение знакомых рук.

— Гелла! — Мысленно воскликнул он.

Волчица расстегнула его джинсы и положила на него руку. Тело влюбленного юноши мгновенно отреагировало на это прикосновение. Затаив надежду, Филипп гадал, что ещё с ним может случиться после того, как Гелла разденет его. 

Трудно описать внутренний восторг, охвативший отчаявшегося бедолагу, когда он почувствовал, что член его входит туда, где некоторое время назад был его язык. Постепенно обжимая теплом своей массы, Гелла села на него до конца, и он сполна ощутил её. Ему захотелось увидеть её, но лежащий на глазах чужой лобок не позволял ему этого. Да ещё, как назло, в глазу мешался выпавший откуда-то рыжий волосок. Расходившийся бурый зверёк бил его по губам, терзал лицо. Филиппу казалось, что зверь уже съел всю кожу на его лице и теперь глодает его череп. Теперь Филипп был прикован к бревну в двух местах. Каждая из девушек занималась своей частью трофея.

Манана

Филипп не мог видеть лица Геллы, зато из-под нависшего над ним лобка он мог видеть её руки. Они лежали на плечах Наны. Отвлекаясь от своих мучений, юноша с упоением смотрел, как кончики пальцев его возлюбленной вжимаются в плечи рыжей подруги.

Сама Нана то и дело отклонялась назад и упиралась ладонями в бёдра компаньонки.

Две сидящие верхом на Филиппе всадницы были так нежны друг с другом, но так тяжелы и так жестоки к придавленному ими пленнику.

Филипп закрыл глаза. Он осторожно повел рукой и робко коснулся колена желанной насильницы. Чья-то кисть сжала его пальцы. Гелла крепко держала его за руку. Поняв, что это она, Филипп снова испытал облегчение, прилив духовной силы накатил, пробуждая мужское самолюбие. В который раз, атакующая его рот рыжая вагина, была встречена отчаянным отпором.

С ревом выдохнув, Нана вцепилась в бедра подруги. Гелла прижимала ладони Филиппа к своим коленям, двигалась и стонала. Наконец Филиппу удалось увидеть лицо своей прекрасной наездницы.

Дожидаясь Геллу, Нана продолжала оставаться на груди юноши. Сполна получившая своё, рыжая бестия подобрела и смягчилась. Она наклонилась к мальчику, гладя его лицо, убрала со лба липкие волосы и медленно поцеловала влажные, воспаленные, потерявшие очертания губы. Это растрогало Филиппа. Пытаясь понять, что за существо устроилось у него на груди, он с удивлением и растерянностью всматривался в слишком расширенные зрачки той, что безжалостно истязала его последние пару часов.

Впившиеся в запястья ногти Геллы вывели его из состояния задумчивого созерцания. Он невольно приоткрыл рот и язык Наны тут же проник в него.

Филипп прикрыл веки и представил, что это Гелла сейчас склонилась над ним и целует его, что язык волчицы вошёл в его губы и что Нана больше не разделяет их, а сидит на месте Геллы, сжимая его ногами вместе с бревном. Эта игра воображения закончилась изливанием семени в оргазмирующие гениталии Геллы.

Сгущались сумерки. Филипп сидел на бревне уперев локти в колени и обхватив лицо руками. Не верилось, что так долго лишавшие его свободы девушки, наконец-то насытились, слезли с него и разбрелись по сторонам. Все тело ныло и гудело, в голове царила прыгающая неразбериха. Происходящее казалось каким-то тяжелым, затянутым сном. Непонятно откуда возникшие, нездоровые любовные чувства, ещё больше усугубляли это бредовое состояние. В какие-то моменты тревога и головокружение становились настолько сильными, что Филиппу казалось, что душа и сознание его вот-вот отделятся от тела и он рухнет замертво.

Голоса и негромкий, но пугающий его смех, продолжали доноситься с разных сторон. Филипп хотел бы оказаться сейчас в другом месте, но где именно он определить не мог. Уж точно не дома. Оскверненный и выпотрошенный меньше всего он хотел бы сейчас испачкать прилипшей к нему грязью что-то дорогое и светлое.

По приближающимся шаркающим шагам он понял, что кто-то подошёл к нему. Филипп отнял руки от лица и открыл глаза. Когда юноша увидел, представшую перед ним картину, он пожалел, что не позволил душе отделиться от тела, когда была такая возможность. Прямо у него перед носом грузно и беззвучно покачивалась абсолютно голая, необъятная, татуированная фигура Мананы. Расписанные красно-синими чернилами цистерны её бедер закрывали собой и лес, и поляну и всё что ещё можно было увидеть в этой подступившей темноте. А полусфера её живота и остальная часть туловища, отрезали всё, что было над головой. Где-то под её наполненным пенным напитком пузырём, между гигантскими бедрами затаилось нечто ужасное. Колючий гад, отвратительный брюхоногий моллюск, выжидающе смотрел на парня из своей мягкой раковины.

Обезумевшее дитя сползло с бревна на колени и сжалось вниз, желая провалиться под землю. Юноша схватился обеими руками за толстое колено, запрокинул голову и исступленно взмолился:

— Я больше не могу, я больше не могу… — Снова и снова повторял он срывающимся шёпотом.

Порядком охмелевшая Манана на какое-то время потеряла Филиппа из виду и не желая делать лишних движений, шарила рукой по низу пока не нащупала его голову. Она взяла его за волосы и подтянула наверх. Колотясь и карабкаясь по её бедру, Филипп неистово умолял отпустить его.

Свободной рукой Манана замахнулась, чтобы, по обыкновению, отвесить упрямцу оплеуху, но будучи в благодушном отупении передумала и мягко потрепала его, оттянув щеку большим и указательным пальцами. Так и не произнеся ни слова великанша расставила ноги и приложила причитающий рот мальчика к себе. Филиппу показалось, что он провалился в теплый, сырой, опутанный паутиной погреб.

Следующие полчаса своей жизни он провел в этой темной яме с тяжёлым, почти не содержащим кислород, воздухом. Скользкие раскисшие плоды, заполнявшие яму, постоянно набивались ему в рот. Нужно было без остановки перебирать их.  Какая-то сила непреклонно заставляла его делать это, ворочала его лицо, задавала направление. Жёсткая паутина колола и прилипала к лицу.

В определённый момент Филиппу показалось, что погреб, в котором он сидел, стали заваливать комками сырой земли. Было ощущение того, что его погребают заживо. Когда никакой надежды выбраться из этой могилы уже не оставалось, всё внезапно прекратилось, тусклый свет высветил спасительную поверхность, удалось глубоко вздохнуть.

Сознание немного прояснилось, он обнаружил себя сидящем на земле, прислоненным спиной к всё тому же бревну.

Гелла и Нана убеждали Манану одеть юбку и забыть про потерянные трусы. Манана не сдавалась и продолжала поиски своего нижнего белья, кругами ходя по одному и тому же месту.

Филипп с безучастной тоской задерживал взгляд то на одной, то на другой паре длинных, растоптавших его достоинство, ног. Он лишь немного удивлялся тому, что, пройдя через весь строй этих бездушных вагин, теперь он почти ничего не чувствует. В осадке оставалась лишь какая-то смутная досада. Немного разобравшись, Филипп осознал, что досада эта, как ни странно, была связана с тем, что надругавшиеся над ним женщины, после всего того, что сделали с ним, вот так просто, собираются уйти и оставить его здесь одного. И в наибольшей степени претензии эти ощущались в отношении Геллы.

Манана натянула юбку. Трусы так и не нашлись.

— Вставай, идти пора. — Как ни в чём не бывало позвала Филиппа Гелла.

— Идите, я здесь побуду. — Равнодушно отозвался, обрадованный в душе юноша.

— Дурак что ли? Ну ка поднялся резко! — Распаляясь вмешалась Нана. — Темнота, место глухое. На маньяка нарваться хочешь?

Филипп удивлённо посмотрел на рыжую.

—  Чет приуныл он, девки. — Вяло заметила Манана, которая сама выглядела несколько уставшей.

— А может ты мусорнуться решил? — Продолжила наседать рыжая. — Ты что задумал, пацанчик? Сдать нас хочешь? И что, пожалуешься полиции, что тебя по очереди три бабы имели? Да в то отделение со всего города зеваки съезжаться начнут, чтобы на такого терпилу поглазеть. Будут тебя, как зайца за уши таскать и всем показывать. И будешь по сто раз всем пересказывать, как тебя, да куда… Ты хорошо подумал? Тебе это надо?

— Да не пойду я ни в какую полицию. Сама иди, раз всё знаешь. — С неожиданной дерзостью ответил Филипп.

Несколько секунд девушки молча смотрели на озлобившегося парня.

— Может усыпить его? — Неуверенно предложила Манана подругам.

Ответственность за принятие решения взяла на себя Гелла.

— Да что вы параноите. Не сдаст он никого. Он же свой, наш мальчик, так ведь, Фил?

Нана и Манана снова обратили на юношу недоверчивые взгляды.

— А вот, кстати, чуть не забыла… Гелла двинулась к Филиппу и на ходу завела руку назад, что-то доставая из заднего кармана шорт.

Филипп поднялся с земли, сел на бревно и тверже сжал в руке горлышко разбитой бутылки. Как оно очутилось у него в руках он не помнил. Когда он пришёл в себя после Мананы, оно уже лежало рядом с ним.

Филипп не смотрел на то, что достаёт Гелла. Всё его внимание было сосредоточено на её шее.

— Вот, держи, не теряй больше. — Гелла с любезностью протянула Филиппу его смартфон, не забыв при этом похвалить саму себя. — Не все же такие порядочные, как мы.

Филипп выдохнул и спрятал осколок бутылки в руке. Гелла наклонилась, дотронулась ладонью до его лица и прошептала прямо в ухо:

— Я напишу тебе. Номер твой есть. Не скучай тут без нас.

Она приложила горячие губы к одной щеке юноши и провела холодными пальцами по другой.

— Увидимся, малыш. — Выпрямляясь добавила волчица и опустив голову пошла к тропе.

Нана и Манана последовали за ней. Они шли минут пять, когда у одной из них зазвонил телефон.

«…Конечно, да не вопрос, дорогая. Уже едем… » — Неестественно ласково и заискивающее общалась с кем-то Манана.

— Короче, девки, тут такое дело… — обратилась она к подругам, после того как завершила разговор. — Симона в гости зовёт…

— Симона Блендер? — Оживляясь перебила Нана.

— А ты другую Симону знаешь?

— Так она же уехала вроде… Бабла подняла и уехала…

— Уехала, а теперь обратно приехала. Тусу устраивает.

— Что возьмём? А то не хорошо как-то с пустыми руками. — С энтузиазмом поинтересовалась Гелла.

— Ничего, говорит, не надо. Кайфа на неделю запас, говорит. Только…

— Что только? — Опять перебила Нана, расплываясь в счастливой улыбке, вызванной предвкушением чудесного времяпрепровождения, как минимум в ближайшую ночь.

— Только, говорит, мальчика мне привезите… хорошенького.

Процессия резко остановилась. Все переглянулись и одновременно повернули головы в ту сторону, где должен был находиться, брошенный ими в одиночестве юноша.

— Может другого найдём? — Чуть нахмурившись предложила Гелла.

— Да какого другого? Зачем другого? — Изумленно возмутилась Нана и не дожидаясь ответа, чуть ли не бегом понеслась назад.

— Убитый он какой-то. Сами видели. —  Задумчиво сказала Гелла и тоже тронулась обратно к поляне.

— Пока его возьмём, а там видно будет… — Стараясь развеять сомнения, успокаивала подругу Манана. — Да мы его сейчас вмиг в порядок приведём. Умоем во-первых, покормим, напоим, таблеточку дадим обязательно. Ему просто человеческого тепла не хватило. От того он такой расстроенный.

— Это у Симоны то он человеческое тепло получит? Я тебя умоляю. Ему только с её коллекцией страпонов познакомиться не хватало.

— А мы на что? Вот мы и компенсируем её… бесчеловечность. Тут, конечно, вся надежда на Вас, мадам Гелла… Он же к Вам, как бы, неравнодушен. Сейчас увидит, что ты вернулась, ну разве не обрадуется? Ты его за руку держи, когда она его перфарировать будет. А если попросишь терпеть и ублажать Симону, как если бы она была тобой, ради тебя, ради высших чувств, то мы точно там на всю неделю зависнуть сможем. Хочешь я его сама в перерывах отхаживать буду? Ну пожалуйста, Гель… я же никогда тебе не отказывала…

Манана сложила брови, изображая несчастную сиротку.

— Ну во-первых я не Симона. Я многое из её пристрастий не разделяю, да и по весу она меня килограмм на пятьдесят тяжелее. А во-вторых, это что, по-твоему, правильно? Нет, ты в самом деле считаешь, что это нормально, вот так играть на чувствах, манипулировать невинным мальчиком? И что вообще за манера у неё такая страпоны в людей пихать и ногами душить до полусмерти.

— Ну ладно, что-ты, в натуре. И она не только это любит, по-всякому… Да нормально всё будет.

Уговаривая подругу, девица-амбал кокетничала, как шкодливое дитя.

— Знаю я это «по-всякому». Лучше бы вообще не говорила.

Несколько шагов девушки прошли не разговаривая друг с другом.

— Да, блин, ничего святого. — Грустно ухмыльнулась Гелла.

— Так а я о чём.

В этот раз амбалка оскалилась во весь свой широкий рот.

Гелла с Мананой вышли на поляну и разглядели сидящих на бревне Нану и Филиппа. Нана одушевленно что-то говорила юноше, поправляла его волосы, гладила колено, смахивала мусор с одежды.

— … И вот мы идём такие, идём, — тараторила Нана Филиппу в лицо, — и я такая говорю «Ой девочки, что-то у меня душа не на месте. Как же это мы так Филечку одного там в лесу оставили. Весь день вместе гуляли, гуляли, а тут взяли и ушли без него». А Мананка и Геля тоже такие сразу: «Да, да, правильно! Мы как раз сами об этом думали. Надо вернуться», говорят, «Или с ним или никуда». Вот мы и здесь, как видишь. Вон и сами идут. А благодарочка тебе, кстати, классно так шлифанул мне! Ты прям джигит настоящий! Я тебе завтра сама цветы подарю. Что улыбаешься? Вот, бля буду, подарю. В жизни цветы никому не дарила, а тебе, Филечка, подарю. Сейчас пойдём вместе, к подружке заедем, чай, кофе, виски-миски, трава‐мурава… Да всё, что душе угодно. Чисто отдыхать будем. Ой, ты мой, сладенький…

Желтый фольксваген стремительно двигался по кольцевой. На заднем сиденье между Геллой и Наной нежился в тепле женского внимания Филипп. Гелла водила пальцами по его шее и затылку. Нана поглаживала его бедро. Манана сидела на месте штурмана и вела переписку с томящейся в ожидании Симоной.

Фото, на котором был Филипп, сделанное днём в парке на скамейке, очень понравилось хозяйке, и она с нетерпением ждала гостей.

---

---