Полное собрание сочинений высоцкого

Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 8 мая 2020; проверки требуют 3 правки.

ОПЛАВЛЯЮТСЯ СВЕЧИ…
http://www.youtube.com/watch?v=bBd2bTBihb4
Оплавляются свечи на старинный паркет.
Дождь кидает на плечи
Серебром с эполет.
Как в агонии бродит
Золотое вино.
Пусть былое уходит,
Что придет — все равно.

И, в предсмертном томленье
Озираясь назад,
Убегают олени,
Нарываясь на залп.
Кто-то дуло наводит
На невинную грудь.
Пусть былое уходит,
Пусть придет что-нибудь.

Кто-то злой и умелый,
Веселясь, наугад
Мечет острые стрелы
В воспаленный закат.
Слышно в буре мелодий
Повторение нот.
Все былое уходит.
Что придет, то пройдет.

ПЕСНЯ О ПЕТРОВСКОЙ РУСИ
http://www.youtube.com/watch?v=Uk8N2vhnmZE
Как засмотрится мне нынче, как задышится!
Воздух крут перед грозой. Крут да вязок.
Что споется мне сегодня? Что услышится?
Птицы вещие поют. Да все из сказок!

Птица Сирин мне радостно скалится,
Веселит, зазывает из гнезд,
А напротив — тоскует, печалится,
Травит душу чудной Алконост.

Словно семь заветных струн
Зазвенели в свой черед —
Это птица Гамаюн надежду подает!

В синем небе, колокольнями проколотом,
Медный колокол, медный колокол
То ль возрадовался, то ли осерчал.
Купола в России кроют чистым золотом,
Чтобы чаще господь замечал…

Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказачной страною.
Перед солоно да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.

Глиной чавкая, жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.

Словно семь богатых лун
На пути моем встает —
То мне птица Гамаюн
Надежду подает!

Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу, стертую перекатами, —
Если до крови лоскут истончал, —
Залатаю золотыми я заплатами,
Чтобы чаще господь замечал…

КАК ПО ВОЛГЕ-МАТУШКЕ…

Как по Волге-матушке,
по реке-кормилице
Все суда с товарами,
струги да ладьи,
И не надорвалася,
и не притомилася —
Ноша не тяжелая,
корабли свои.

Вниз по Волге плавая,
прохожу пороги я
И гляжу на правые
берега пологие.
Там камыш шевелится,
поперек ломается,
Справа берег стелится,
слева поднимается.

Волга песни слышала
хлеще, чем «Дубинушка»,
В ней вода исхлестона
пулями врагов.
И плыла по матушке
наша кровь-кровинушка,
Стыла бурой пеною
возле берегов.

Долго в воды пресные
лились слезы строгие.
Берега отвесные,
берега пологие
Плакали, измызганы
острыми подковами,
Но теперь зализаны
эти раны волнами.

Что-то с вами сделалось,
берега старинные,
Там, где стены древние,
на холмах кремли, —
Словно пробудилися
молодцы былинные
И, числом несметные,
встали из земли.

Лапами грабастая,
корабли стараются,
Тянут баржи с Каспия,
тянут-надрываются,
Тянут, не оглянутся,
и на версты многие
За крутыми тянутся
берега пологие.

ПОЖАРЫ

Пожары над страной
Все выше, жарче, веселей.
Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа,
Но вот судьба и время
Пересели на коней,
А там в галоп, под пули в лоб —
И мир ударило в озноб
От этого галопа.

Шальные пули злы,
Глупы и бестолковы,
А мы летели вскачь —
Они за нами в лет.
Расковывались кони,
И горячие подковы
Летели в пыль на счастье тем,
Кто их потом найдет.

Увертливы поводья, словно угри,
И спутаны и волосы и мысли на бегу,
А ветер дул и расправлял нам кудри
И распрямлял извилины в мозгу.

Ни бегство от огня,
Ни страх погони — ни при чем,
А время подскакало, и —
Фортуна улыбалась.
И сабли седоков
Скрестились с солнечным лучом.
Седок — поэт,
А конь — пегас,
Пожар померк, потом погас,
А скачка разгоралась.

Еще не видел свет подобного аллюра!
Копыта били дробь.
Трезвонила капель.
Помешанная на крови, слепая пуля-дура
Прозрела,
Поумнела вдруг
И чаще била в цель.

И кто кого — азартней перепляса,
И кто скорее — в этой скачке опоздавших нет,
А ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.

Удача впереди
И исцеление больным —
Впервые скачет время напрямую, не по кругу.
Обещанное — завтра
Будет горьким и хмельным…

Светло скакать —
Врага видать,
И друга тоже… благодать!
Судьба летит по кругу!

Доверчивую смерть вкруг пальца обернули.
Замешкалась она, забыв махнуть косой.
Уже не догоняли нас и отставали пули.
Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?

Пел ветер все печальнее и глуше,
Навылет время ранено,
Досталось и судьбе.
Ветра и кони —
И тела и души
Убитых выносили на себе.

ВСЕ ОТНОСИТЕЛЬНО
http://www.youtube.com/watch?v=UCKm-b-TCpk
О вкусах не спорят, есть тысяча мнений,
Я этот закон на себе испытал.
Ведь даже Эйнштейн, физический гений,
Весьма относительно все понимал.

Оделся по моде, как требует век, —
Вы скажете сами:
«Да это же просто другой человек!»
А я — тот же самый.
Вот уж действительно
Все относительно,
Все-все, все.

Набедренный пояс из шкуры пантеры.
О да, неприлично! согласен, ей-ей,
Но так одевались все до нашей эры,
А до нашей эры им было видней.

Оделся по моде, как в каменный век!» —
Вы скажете сами:
«Да это же просто другой человек!»
А я — тот же самый.
Вот уж действительно
Все относительно,
Все-все, все.
Оденусь как рыцарь я после турнира,
Знакомые вряд ли узнают меня.
И крикну как Ричард я в драме Шекспира:
«Коня мне! Полцарства даю за коня!»

Но вот усмехнется и скажет сквозь смех
Ценитиль упрямый:
«Да это же просто другой человек!»
А я — тот же самый.
Вот уж действительно
Все относительно,
Все-все, все.

Вот трость, канотье, я из НЭПа, похоже?
Не надо оваций, к чему лишний шум?
Ах, в этом костюме узнали, ну что же,
Тогда я надену последний костюм.

Долой канотье, вместо тросточки — стек,
И шепчутся дамы:
«Да это же просто другой человек!»
А я — тот же самый.
Вот уж действительно
Все относительно,
Все-все, все.

МОСКВА – ОДЕССА
http://www.youtube.com/watch?v=YHdEBV_P3zQ
В который раз лечу Москва — Одесса,
Опять не выпускают самолет.
А вот прошла вся в синем стюардесса, как принцесса,
Надежная, как весь гражданский флот.

Над Мурманском ни туч, ни облаков,
И хоть сейчас лети до Ашхабада.
Открыты Киев, Харьков, Кишинев,
И Львов открыт, но мне туда не надо.

Сказали мне: «Сегодня не надейся,
Не стоит уповать на небеса».
И вот опять дают задержку рейса на Одессу,
Теперь обледенела полоса.

А в Ленинграде с крыши потекло,
И что мне не лететь до Ленинграда?
В Тбилиси — там все ясно, там тепло,
Там чай растет, но мне туда не надо.

Я слышу, Ростовчане вылетают,
А мне в Одессу надо позарез,
Но надо мне туда, куда меня не принимают.
И потому откладывают рейс.

Мне надо, где сугробы намело,
Где завтра ожидают снегопада,
А где-нибудь все ясно и светло,
Там хорошо, но мне туда не надо.

От сюда не пускают, а туда не принимают,
Несправедливо, грустно мне, но вот
Нас на посадку скучно стюардесса приглашает,
Похожая на весь гражданский флот.

Открыли самый дальный закуток,
В который не заманят и награды,
Открыт закрытый порт Владивосток,
Париж открыт, но мне туда не надо.

Взлетим мы, распогодится. Теперь запреты снимут.
Напрягся лайнер, слышен визг турбин.
Но я уже не верю ни во что, меня не примут,
У них найдется множество причин.

Мне надо, где метели и туман,
Где завтра ожидают снегопада,
Открыты Лондон, Дели, Магадан,
Открыто все, но мне туда не надо.

Я прав, хоть плачь, хоть смейся,
Но опять задержка рейса,
И нас обратно к прошлому ведет
Вся стройная, как «Ту», та стюардесса, мисс Одесса,
Доступная, как весь гражданский флот.

Опять дают задержку до восьми,
И граждане покорно засыпают.
Мне это надоело, чёрт возьми,
И я лечу туда, где принимают…

Я ВСЕ ВОПРОСЫ ОСВЕЩУ СПОЛНА…
http://www.youtube.com/watch?v=PbQRWunbxu8
Я все вопросы освещу сполна,
Дам любопытству удовлетворенье.
Да! у меня француженка жена,
Но русского она происхожденья.
Нет! у меня сейчас любовниц нет.
А будут ли? Пока что не намерен.
Не пью примерно около двух лет.
Запью ли вновь? Не знаю, не уверен.

Да нет! живу не возле «Сокола»,
В Париж пока что не проник…
Да что вы все вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!

Я все вопросы освещу сполна,
Как на духу попу в исповедальне.
В блокноты ваши капает слюна —
Вопросы будут, видимо, о спальне?
Да, так и есть! Вот густо покраснел
Интервьюер: — Вы изменяли женам? —
Как будто за портьеру посмотрел
Иль под кровать залег с магнитофоном.

Да нет! живу не возле «Сокола»,
В Париж пока что не проник…
Да что вы все вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!

Теперь я к основному перейду:
Один, стоявший скромно в уголочке,
Спросил: — А что имели вы в виду
В такой-то песне и такой-то строчке? —
Ответ: — Во мне Эзоп не воскресал.
В кармане фиги нет, не суетитись!
А что имел в виду — то написал:
Вот, вывернул карманы — убедитесь!

Да нет! живу не возле «Сокола»,
В Париж пока что не проник…
Да что вы все вокруг да около?
Да спрашивайте напрямик!

ТАУ-КИТА
http://www.youtube.com/watch?v=vrkN1c7bQB8
В далеком созвездии Тау-Кита
Все стало для нас непонятно.
Сигнал посылаем: «Вы что это там?»
А нас посылают обратно.
На Тау-Ките
Живут в красоте,
Живут, между прочим, по-разному
Товарищи наша по разуму.

Вот, двигаясь по световому лучу
Без помощи, но при посредстве,
Я к Тау-Ките этой самой лечу,
Чтоб с ней разобраться на месте.
На Тау-Кита
Чего-то не так,
Там тау-китайская братия
Свихнулась, по нашим понятиям.

Покуда я в анабиозе лежу,
Те Тау-Китяне буянят.
Все реже я с ними на связь выхожу,
Уж очень они хулиганят.
У Тау-Китов
В алфавите слов
Немного, и строй буржуазный,
И юмор у них безобразный.

Корабль посадил я, как собственный зад,
Слегка покревив отражатель,
Я крикнул по таукитянски: «Виват!»,
Что значит по-нашему «Здрасьте».
У Тау-Китян
Вся внешность — обман,
Тут с ними нельзя состязаться:
То явятся, то растворятся.

Мне Тау-Китянин — как вам Папуас,
Мне вкрадце про них намекнули.
Я крикнул: «Галактике стыдно за вас!»
В ответ они чем-то мигнули.
На Тау-Ките
Условья не те:
Тут нет атмосферы, тут душно,
Но тау-китяне радушны.

В запале я крикнул им: «Мать вашу, мол!»
Но кибернетический гид мой
Настолько дословно меня перевел,
Что мне за себя стало стыдно.
Но Тау-Киты
Такие скоты,
Наверно, успели набраться:
То явятся, то растворятся.

«Эй, братья по полу, — кричу, — мужики!»
Но что-то мой голос сорвался.
Я тау-китянку схватил за грудки:
«А ну, — говорю, — признавайся!»
Она мне: «уйди,
Мол мы впереди,
Не хочем с мужчинами знаться,
А будем теперь почковаться».

Не помню, как поднял я свой звездолет.
Лечу в настроенье питейном.
Земля ведь ушла лет на триста вперед
По гнусной теорье Эйнштейна.
Что, если и там,
Как на Тау-Кита,
Ужасно повысилось знанье,
Что, если и там почкованье?…

КТО ВЕРИТ В МАГОМЕТА, КТО В АЛЛАХА, КТО В ИСУСА…
http://www.youtube.com/watch?v=B5I3h1VL92o
Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Исуса,
Кто ни во что не верит, даже в черта, назло всем.
Хорошую религию придумали индусы —
Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.

Стремилась ввысь душа твоя —
Родишься вновь с мечтою.
Но если жил ты, как свинья, —
Останишься свиньею.

Пусть косо смотрят на тебя — привыкни к укоризне.
Досадно — что ж, родишься вновь, на колкости горазд.
И если видел смерть врага еще при этой жизни,
В другой тебе даровен будет верный зоркий глаз.

Живи себе нормальнинько,
Есть повод веселиться,
Ведь, может быть, в начальника
Душа твоя вселится.

Пускай живёшь ты дворником, родишься вновь прорабом,
А после из прораба до менистра дорастешь.
Но если туп, как дерево, — родишься баобабом
И будешь баобабом тыщу лет, пока помрёшь.

Досадно попугаем жить,
Гадюкой с длинным веком.
Не лучше ли при жизни быть
Приличным человеком.

Так кто есть кто, так кто был кем, мы никогда не знаем.
С ума сошли генетики от ген и хромосом.
Быть может, тот облезлый кот был раньше негодяем,
А этот милый человек был раньше добрым псом.

Я от восторга прыгаю,
Я обхожу искусы.
Удобную религию
Придумали Индусы.

ОДИН МУЗЫКАНТ ОБЪЯСНИЛ МНЕ ПРОСТРАННО…

Один музыкант объяснил мне пространно,
Что будто гитара свой век отжила.
Заменят гитару — электрогораны,
Электророяль и электропила.

Но гитара опять
Не хочет молчать,
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебряными струнами.

Я слышал, вчера кто-то пел на бульваре.
И голос уверен, и голос красив.
Но мне показалось, устала гитара
Звенеть под его залихватский мотив.

И все же опять
Не хочет молчать,
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебряными струнами.

Электророяль мне, конечно, не пара,
Другие появятся с песней другой.
Но кажется мне, не уйдем мы с гитарой
На заслуженный, но нежеланный покой.

Гитара опять
Не хочет молчать,
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебряными струнами.

ПРО КОНЬКОБЕЖЦА-СПРИНТЕРА, КОТОРОГО ЗАСТАВИЛИ БЕЖАТЬ НА ДЛИННУЮ ДИСТАНЦИЮ
http://www.youtube.com/watch?v=dSvCzvPgzdo
Десять тысяч и всего один забег остался
В это время наш Бескудников Олег
зазнался.
Я, мол, болен, бюллетеню, нету сил.
и сгинул.
Вот наш тренер мне тогда и предложил:
беги, мол.
Я ж на длинной на дистанции помру, не охну.
Пробегу всего, быть может, первый круг —
и сдохну.
Но сурово тренер мне: Что за дела?
мол, надо Федя,
Главное, чтобы воля тут была к победе.
Воля волей, если сил невпроворот,
а я увлекся,
Я рванул на десять тыщ как на пятьсот, —
и спекся,
Подвела меня, ведь я ж предупреждал,
дыхалка.
Пробежал всего два круга и упал, а жалко.
И наш тренер, экс- и вице-чемпион
оруда,
Не пускать меня велел на стадион,
иуда.
Ведь вчера мы только брали с ним с тоски
по банке,
А сегодня он кричит: «Меняй коньки
на санки!»
Жалко тренера, он тренер неплохой,
ну бог с ним.
Я ведь нынче занимаюсь и борьбой
и боксом.
Не имею я теперь на счет на свой
сомнений.
Все вдруг стали очень вежливы со мной,
и тренер.

В данном разделе представлены подарочные книги о поэзии. В кожаном переплете, с уникальным дизайном. Здесь вы можете выбрать издание в нужной ценовой категории. Произведения знаменитых русских и иностранных классиков: Пушкина, Есенина, Шекспира, Хайяма, Данте и многих других.

Мелованная, мраморная бумага, окрашенный трехсторонний обрез, подарочный футляр, большое колличество качественных иллюстраций.

Лирические стихи станут замечательным подарком на юбилей сотруднику или руководителю женщине.

Сборник | Компилированные книги от интернет издательства «Freigericht» [43 тома] (2020-2021) [FB2] [Обновляемая]———Автор: Сборник
Издательство: Интернет издательство «Freigericht»
Жанр: Многожанровый
Формат: FB2
Качество: Изначально электронное (ebook)
Иллюстрации: Цветные и черно-белые
Описание:
Уважаемые любители книг, Вашему вниманию представлен сборник скомпилированных жанровых томов или авторских собраний.
Вещь чрезвычайно удобная и полезная, поскольку в одном томе собраны множество книг либо одного автора, либо объединенных одним литературным жанром. Тематика, поистине всеобъемлющая, как и представленные авторы, отечественные и зарубежные, в основном зарекомендовавшие себя писатели, популярные и читаемые во всем мире.
Издательство продолжает работу над книгами и соответственно этот релиз будет постоянно обновляться. Приятного всем чтения.

—Обновлено 01.11.2021.

—Время раздачи: Круглосуточно (минимум до появления первых 3-5 скачавших)

***
Напрасно я лицо свое разбил —
Кругом молчат — и все, и взятки гладки,
Один ору — еще так много сил,
Хоть по утрам не делаю зарядки.

Да я осилить мог бы тонны груза!
Но, видимо, не стоило таскать —
Мою страну, как тот дырявый кузов,
Везет шофер, которому плевать.

1976

ПАЛАЧ

Когда я об стену разбил лицо и члены
И все, что только было можно, произнес,
Вдруг сзади тихое шептанье раздалось:
«Я умоляю вас, пока не трожьте вены.

При ваших нервах и при вашей худобе
Не лучше ль чаю? Или огненный напиток?
Чем учинять членовредительство себе,
Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток. —

Он сказал мне, — приляг,
Успокойся, не плачь, —
Он сказал, — я не враг,
Я — твой верный палач.

Уж не за полночь — за три,
Давай отдохнем.
Нам ведь все-таки завтра
Работать вдвоем».

«Чем черт не шутит, что ж, — хлебну, пожалуй, чаю,
Раз дело приняло приятный оборот,
Но ненавижу я весь ваш палачий род —
Я в рот не брал вина за вас — и не желаю!»

Он попросил: «Не трожьте грязное белье.
Я сам к палачеству пристрастья не питаю.
Но вы войдите в положение мое —
Я здесь на службе состою, я здесь пытаю,

Молчаливо, прости,
Счет веду головам.
Ваш удел — не ахти,
Но завидую вам.

Право, я не шучу,
Я смотр делово:
Говори, что хочу,
Обзывай хоть кого. —

Он был обсыпан белой перхотью, как содой,
Он говорил, сморкаясь в старое пальто, —
Приговоренный обладает, как никто,
Свободой слова, то есть подлинной свободой».

И я избавился от острой неприязни
И посочувствовал дурной его судьбе.
Спросил он: «Как ведете вы себя на казни?»
И я ответил: «Вероятно, так себе…

Ах, прощенья прошу, —
Важно знать палачу,
Что, когда я вишу,
Я ногами сучу.

Да у плахи сперва
Хорошо б подмели,
Чтоб, упавши, глава
Не валялась в пыли».

Чай закипел, положен сахар по две ложки.
«Спасибо!» — «Что вы? Не извольте возражать!
Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать,
А грязи нет — у нас ковровые дорожки».

Ах, да неужто ли подобное возможно!
От умиленья я всплакнул и лег ничком.
Потрогав шею мне легко и осторожно,
Он одобрительно поцокал языком.

Он шепнул: «Ни гугу!
Здесь кругом стукачи.
Чем смогу — помогу,
Только ты не молчи.

Стану ноги пилить —
Можешь ересь болтать,
Чтобы казнь отдалить,
Буду дольше пытать».

Не ночь пред казнью, а души отдохновенье!
А я — уже дождаться утра не могу,
Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу,
Я крикну весело: остановись, мгновенье!

«…И можно музыку заказывать при этом,
Чтоб стоны с воплями остались на губах».
Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам,
Но есть в коллекции у них и Оффенбах.

«Будет больно — поплачь,
Если невмоготу». —
Намекнул мне палач.
Хорошо, я учту.

Подбодрил меня он,
Правда, сам загрустил —
Помнят тех, кто казнен,
А не тех, кто казнил.

Развлек меня про гильотину анекдотом,
Назвав ее карикатурой на топор:
«Как много миру дал голов французский двор!..»
И посочувствовал наивным гугенотам.

Жалел о том, что кол в России упразднен,
Был оживлен и сыпал датами привычно,
Он знал доподлинно — кто, где и как казнен,
И горевал о тех, над кем работал лично.

«Раньше, — он говорил, —
Я дровишки рубил,
Я и стриг, я и брил,
И с ружьишком ходил.

Тратил пыл в пустоту
И губил свой талант,
А на этом посту
Повернулось на лад».

Некстати вспомнил дату смерти Пугачева,
Рубил — должно быть, для наглядности, — рукой.
А в то же время знать не знал, кто он такой, —
Невелико образованье палачево.

Парок над чаем тонкой змейкой извивался,
Он дул на воду, грея руки о стекло.
Об инквизиции с почтеньем отозвался
И об опричниках — особенно тепло.

Мы гоняли чаи —
Вдруг палач зарыдал —
Дескать, жертвы мои
Все идут на скандал.

«Ах, вы тяжкие дни,
Палачева стерня.
Ну за что же они
Ненавидят меня?»

Он мне поведал назначенье инструментов.
Все так не страшно — и палач как добрый врач.
«Но на работе до поры все это прячь,
Чтоб понапрасну не нервировать клиентов.

Бывает, только его в чувство приведешь, —
Водой окатишь и поставишь Оффенбаха, —
А он примерится, когда ты подойдешь,
Возьмет и плюнет — и испорчена рубаха».

Накричали речей
Мы за клан палачей.
Мы за всех палачей
Пили чай — чай ничей.

Я совсем обалдел,
Чуть не лопнул, крича.
Я орал: «Кто посмел
Обижать палача!..»

Смежила веки мне предсмертная усталость.
Уже светало, наше время истекло.
Но мне хотя бы перед смертью повезло —
Такую ночь провел, не каждому досталось!

Он пожелал мне доброй ночи на прощанье,
Согнал назойливую муху мне с плеча…
Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье
И образ доброго чудного палача.

1977

ПРО ГЛУПЦОВ
Этот шум — не начало конца,
Не повторная гибель Помпеи —
Спор вели три великих глупца:
Кто из них, из великих, глупее.

Первый выл: «Я физически глуп, —
Руки вздел, словно вылез на клирос. —
У меня даже мудрости зуб,
Невзирая на возраст, не вырос!»

Но не приняли это в расчет —
Даже умному эдак негоже:
«Ах, подумаешь, зуб не растет!
Так другое растет — ну и что же?..»

К синяку прижимая пятак,
Встрял второй: «Полно вам, загалдели!
Я — способен все видеть не так,
Как оно существует на деле!»

«Эх, нашел чем хвалиться, простак, —
Недостатком всего поколенья!..
И к тому же все видеть не так —
Доказательство слабого зренья!»

Третий был непреклонен и груб,
Рвал лицо на себе, лез из платья:
«Я — единственный подлинно глуп, —
Ни про что не имею понятья».

Долго спорили — дни, месяца, —
Но у всех аргументы убоги…
И пошли три великих глупца
Глупым шагом по глупой дороге.

Вот и берег — дороге конец.
Откатив на обочину бочку,
В ней сидел величайший мудрец, —
Мудрецам хорошо в одиночку.

Молвил он подступившим к нему:
Дескать, знаю — зачем, кто такие, —
Одного только я не пойму —
Для чего это вам, дорогие!

Или, может, вам нечего есть,
Или — мало друг дружку побили?
Не кажитесь глупее чем есть, —
Оставайтесь такими, как были.

Стоит только не спорить о том,
Кто главней, — уживетесь отлично, —
Покуражьтесь еще, а потом —
Так и быть — приходите вторично!..

Он залез в свою бочку с торца —
Жутко умный, седой и лохматый…
И ушли три великих глупца —
Глупый, глупенький и глуповатый.

Удивляясь, ворчали в сердцах:
«Стар мудрец — никакого сомненья!
Мир стоит на великих глупцах, —
Зря не выказал старый почтенья!»

Потревожат вторично его —
Темной ночью попросят: «Вылазьте!»
Все бы это еще ничего,
Но глупцы состояли у власти…

И у сказки бывает конец:
Больше нет у обочины бочки —
В «одиночку» отправлен мудрец.
Хорошо ли ему в «одиночке»?

1977

***
Реальней сновидения и бреда,
Чуднее старой сказки для детей —
Красивая восточная легенда
Про озеро на сопке и про омут в сто локтей.

И кто нырнет в холодный этот омут,
Насобирает ракушек, приклеенных ко дну, —
Ни заговор, ни смерть того не тронут;
А кто потонет — обретет покой и тишину.

Эх, сапоги-то стоптаны, походкой косолапою
Протопаю по тропочке до каменных гольцов,
Со дна кружки блестящие я соскоблю, сцарапаю —
Тебе на серьги, милая, а хошь — и на кольцо!

Я от земного низкого поклона
Не откажусь, хотя спины не гнул.
Родился я в рубашке — из нейлона, —
На шелковую, тоненькую я не потянул.

Спасибо и за ту на добром слове:
Ношу — не берегу ее, не прячу в тайниках, —
Ее легко отстирывать от крови,
Не рвется — хоть от ворота рвани ее — никак!

Я на гольцы вскарабкаюсь, на сопку тихой сапою,
Всмотрюсь во дно озерное при отблеске зарниц:
Мерцающие ракушки я подкрадусь и сцапаю —
Тебе на ожерелье, какое у цариц!

Пылю по суху, топаю по жиже, —
Я иногда спускаюсь по ножу…
Мне говорят, что я качусь все ниже,
А я — хоть и внизу, а все же уровень держу!

Жизнь впереди — один отрезок прожит,
Я вхож куда угодно — в терема и в закрома:
Рожден в рубашке — Бог тебе поможет, —
Хоть наш, хоть удэгейский — старый Сангия-мама!

Дела мои любезные, я вас накрою шляпою —
Я доберусь, долезу до заоблачных границ, —
Не взять волшебных ракушек — звезду с небес сцарапаю,
Алмазную да крупную — какие у цариц!

Навес бы звезд я в золоченом блюде,
Чтобы при них вам век прокоротать, —
Да вот беда — заботливые люди
Сказали: «Звезды с неба — не хватать!»

Ныряльщики за ракушками — тонут.
Но кто в рубашке — что тому тюрьма или сума:
Бросаюсь головою в синий омут —
Бери меня к себе, не мешкай, Сангия-мама!..

Но до того, душа моя, по странам по Муравиям
Прокатимся, и боги подождут-повременят!
Мы в галечку прибрежную, в дорожки с чистым гравием
Вобьем монету звонкую, затопчем — и назад.

А помнишь ли, голубушка, в денечки наши летние
Бросили в море денежку — просила ты сама?..
А может быть, и в озеро те ракушки заветные
Забросил Бог для верности — сам Сангия-мама!..

1977
***
Говорят в Одессе дети
О каком-то диссиденте:
Звать мерзавца — Говнан Виля,
На Фонтане, семь, живет,
Родом он из Израиля
И ему девятый год.

1977

ЛЕТЕЛА ЖИЗНЬ

Я сам с Ростова, а вообще подкидыш —
Я мог бы быть с каких угодно мест, —
И если ты, мой Бог, меня не выдашь,
Тогда моя Свинья меня не съест.

Живу — везде, сейчас, к примеру, — в Туле.
Живу — и не считаю ни потерь, ни барышей.
Из детства помню детский дом в ауле
В республике чечено-ингушей.

Они нам детских душ не загубили,
Делили с нами пищу и судьбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетала с выхлопом в трубу.

Я сам не знал, в кого я воспитаюсь,
Любил друзей, гостей и анашу.
Теперь чуть что, чего — за нож хватаюсь, —
Которого, по счастью, не ношу.

Как сбитый куст я по ветру волокся,
Питался при дороге, помня зло, но и добро.
Я хорошо усвоил чувство локтя, —
Который мне совали под ребро.

Бывал я там, где и другие были, —
Все те, с кем резал пополам судьбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетела с выхлопом в трубу.

Нас закаляли в климате морозном,
Нет никому ни в чем отказа там.
Так что чечены, жившие при Грозном,
Намылились с Кавказа в Казахстан.

А там — Сибирь — лафа для брадобреев:
Скопление народов и нестриженных бичей, —
Где место есть для зеков, для евреев
И недоистребленных басмачей.

В Анадыре что надо мы намыли,
Нам там ломы ломали на горбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетала с выхлопом в трубу.

Мы пили все, включая политуру, —
И лак, и клей, стараясь не взболтнуть.
Мы спиртом обманули пулю-дуру —
Так, что ли, умных нам не обмануть?!

Пью водку под орехи для потехи,
Коньяк под плов с узбеками, по-ихнему — пилав, —
В Норильске, например, в горячем цехе
Мы пробовали пить стальной расплав.

Мы дыры в деснах золотом забили,
Состарюсь — выну — денег наскребу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетала с выхлопом в трубу.

Какие песни пели мы в ауле!
Как прыгали по скалам нагишом!
Пока меня с пути на завернули,
Писался я чечено-ингушом.

Одним досталась рана ножевая,
Другим — дела другие, ну а третьим — третья треть…
Сибирь, Сибирь — держава бичевая, —
Где есть где жить и есть где помереть.

Я был кудряв, но кудри истребили —
Семь пядей из-за лысины во лбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетела с выхлопом в трубу.

Воспоминанья только потревожь я —
Всегда одно: «На помощь! Караул!..»
Вот бьют чеченов немцы из Поволжья,
А место битвы — город Барнаул.

Когда дошло почти до самосуда,
Я встал горой за горцев, чье-то горло теребя, —
Те и другие были не отсюда,
Но воевали, словно за себя.

А те, кто нас на подвиги подбили,
Давно лежат и корчатся в гробу, —
Их всех свезли туда в автомобиле,
А самый главный — вылетел в трубу.

1977

РАЗГОВОР В ТРАМВАЕ

Граждане! Зачем толкаетесь,
На скандал и ссору нарываетесь?
Сесть хотите? Дальняя дорога?
Я вам уступлю, ради Бога!

Граждане! даже пьяные!
Все мы — пассажиры постоянные,
Все живем, билеты отрываем,
Все по жизни едем трамваем.

Тесно вам? И зря ругаетесь, —
Почему вперед не продвигаетесь?!
Каши с вами, видимо, не сваришь…»
«Никакой я вам не товарищ!»

«Ноги все прокопытили…»
«Вон уже дыра на вашем кителе!»
«Разбудите этого мужчину, —
Он во сне поет матерщину».

«Граждане! Жизнь кончается! —
Третий круг сойти не получается!»
«С вас, товарищ, штраф, рассчитайтесь!
Нет? Тогда еще покатайтесь!»

1968, 1975, {1977}

***

Снег скрипел подо мной,
Поскрипев, затихал,
А сугробы прилечь завлекали…
Я дышал синевой,
Белый пар выдыхал, —
Он летел, становясь облаками.

И звенела тоска, что в безрадостной песне поется,
Как ямщик замерзал в той глухой незнакомой степи:
Усыпив, ямщика заморозило желтое солнце,
И никто не сказал: «Шевелись, подымайся, не спи!»

…Все стоит на Руси
До макушек в снегу, —
Полз, катился, чтоб не провалиться:
Сохрани и спаси,
Дай веселья в пургу,
Дай не лечь, не уснуть, не забыться!

Тот ямщик-чудодей бросил кнут и — куда ему деться:
Помянул о Христе, ошалев от заснеженных верст, —
Он, хлеща лошадей, мог движеньем и злостью согреться,
Ну а он в доброте их жалел, и не бил — и замерз.

…Отраженье свое
Увидал в полынье,
И взяла меня оторопь: в пору б
Оборвать житие, —
Я по грудь во вранье,
Да и сам-то я кто?! Надо в прорубь.

Хоть душа пропита — ей там голой не вытерпеть стужу.
В прорубь надо да в омут, но сам, а не руки сложа!
Пар валит изо рта: эк душа моя рвется наружу, —
Выйдет вся — схороните, зарежусь — снимите с ножа.

Снег кружит над землей,
Над страною моей, —
Мягко стелет, в запой зазывает…
Ах, ямщик удалой, —
Пьет и хлещет коней,
А непьяный ямщик — замерзает.

1977
***

Вадиму Туманову

В младенчестве нас матери пугали,
Суля за ослушание Сибирь, грозя рукой, —
Они в сердцах бранились — и едва ли
Желали детям участи такой.

А мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу…
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?

Мы Север свой отыщем без компаса —
Угрозы матерей мы зазубрили как завет, —
И ветер дул с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.

Мольбы и стоны здесь не выживают —
Хватает и уносит их поземка и метель,
Слова и слезы на ветру смерзают, —
Лишь брань и пули настигают цель.

И мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу…
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?

Про все писать — не выдержит бумага,
Все — в прошлом, ну а прошлое — былье и трын-трава, —
Не раз нам кости перемыла драга —
В нас, значит, было золото, братва!

Но чуден звон души моей помина,
И белый день белей, и ночь черней, и суше снег, —
И мерзлота надежней формалина
Мой труп на память сохранит навек.

И мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу…
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?

Я на воспоминания не падок,
Но если занесла судьба — гляди и не тужи:
Мы здесь подохли — вон он, тот распадок, —
Нас выгребли бульдозеров ножи.

Здесь мы прошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу, —
К каким порогам привела дорога…
В какую пропасть напоследок прокричу?..

1977

***

Вадиму Туманову

Был побег на рывок —
Наглый, глупый, дневной, —
Володарского — с ног
И — вперед головой.

И запрыгали двое,
В такт сопя на бегу,
На виду у конвоя
Да по пояс в снегу.

Положен строй в порядке образцовом,
И взвыла «Дружба» — старая пила,
И осенили знаменьем свинцовым
С очухавшихся вышек три ствола.

Все лежали плашмя,
В снег уткнули носы, —
А за нами двумя —
Бесноватые псы.

Девять граммов горячие,
Аль вам тесно в стволах!
Мы на мушках корячились,
Словно как на колах.

Нам — добежать до берега, до цели, —
Но выше — с вышек — все предрешено:
Там у стрелков мы дергались в прицеле —
Умора просто, до чего смешно.

Вот бы мне посмотреть,
С кем отправился в путь,
С кем рискнул помереть,
С кем затеял рискнуть!

Где-то виделись будто, —
Чуть очухался я —
Прохрипел: «Кака зовут-то?»
И — какая статья?»

Но поздно: зачеркнули его пули —
Крестом — в затылок, пояс, два плеча, —
А я бежал и думал: добегу ли? —
И даже не заметил сгоряча.

Я — к нему, чудаку:
Почему, мол, отстал?
Ну а он — на боку
И мозги распластал.

Пробрало! — телогрейка
Аж просохла на мне:
Лихо бьет трехлинейка —
Прямо как на войне!

Как за грудки, держался я за камни:
Когда собаки близко — не беги!
Псы покропили землю языками —
И разбрелись, слизав его мозги.

Приподнялся и я,
Белый свет стервеня, —
И гляжу — кумовья
Поджидают меня.

Пнули труп: «Эх, скотина!
Нету проку с него:
За поимки полтина,
А за смерть — ничего».

И мы прошли гуськом перед бригадой,
Потом — на вахту, отряхнувши снег:
Они обратно в зону — за наградой,
А я — за новым сроком за побег.

Я сначала грубил,
А потом перестал.
Целый взвод меня бил —
Аж два раза устал.

Зря пугают тем светом, —
Тут — с дубьем, там — с крутом:
Врежут там — я на этом,
Врежут здесь — я на том.

Я гордость под исподнее упрятал —
Видал, как пятки лижут гордецы, —
Пошел лизать я раны в лизолятор, —
Не зализал — и вот они, рубцы.

Эх бы нам — вдоль реки, —
Он был тоже не слаб, —
Чтобы им — не с руки,
А собакам — не с лап!..

Вот и сказке конец.
Зверь бежит на ловца,
Снес — как срезал — ловец
Беглецу пол-лица.

…Все взято в трубы, перекрыты краны, —
Ночами только воют и скулят,
Что надо, надо сыпать соль на раны:
Чтоб лучше помнить — пусть они болят!

1977