Полное собрание сочинений в стихах и прозе часть 7 сумароков александр петрович книга

3.4 ÏÎÑËÅ «Ê-11». ÏÐÈÇÛ-ÊÍÈÃÈ. ÊÒÎ ÏÎËÓ×ÈË — ÈÍÒÅÃÐÀËÜÍÀß ÑÏÐÀÂÊÀ

Óâàæàåìûå êîëëåãè, â ýòîì ìàòåðèàëå ïðåäñòàâëåíà èíòåãðàëüíàÿ ñïðàâêà (ñâîäíàÿ òàáëè÷êà), èç êîòîðîé ñëåäóåò, êòî èç ó÷àñòíèêîâ Êîíêóðñîâ è Òåñòîâ íàãðàæä¸í êíèæêàìè (ïîñëå Êîíêóðñà-11*), ñ óêàçàíèåì êîíêðåòíîãî ñîðåâíîâàíèÿ, â êîòîðîì áûë ïîëó÷åí ïðèç.

Ñïðàâêà âêëþ÷àåò ÊÎÍÊÓÐÑÛ ¹¹ 3-11, ÒÅÑÒÛ; ÇÀÙÈÒÓ ÄÈÑÑÅÐÒÀÖÈÈ; ÏÐÈÇÛ ÀÁÑÎËÞÒÍÛÌ ÏÎÁÅÄÈÒÅËßÌ ÏßÒÈ ÊÎÍÊÓÐÑÎÂ; ÊÎÍÊÓÐÑ ÏÐÎÃÍÎÇÎÂ; Ìèíè-êîíêóðñ î ñîâïàäåíèÿõ â äàòàõ ðîæäåíèÿ Âåëèêèõ ïèñàòåëåé, Ìèíè-êîíêóðñû ¹¹1-5 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ», Ìèíè-êîíêóðñ «Ôèëîñîôè÷åñêèå äðàááëû», Êîíêóðñ «Àáñîëþòíûå ïîáåäèòåëè 10 êîíêóðñîâ» è   «ÌÊ-äðàááëû» ê «Ê-11».

Èç ïðåäñòàâëåííûõ íèæå äàííûõ ñëåäóåò, ÷òî Ëèäåðàìè â ýòîì Ñïèñêå ÿâëÿþòñÿ:

Ý.Òàòàðñêàÿ – 14 êíèã.
Å.Êîçà÷îê è Ñâåòëàÿ Íî÷êà – ïî 8 êíèã.
Â.Ðîøàëü – 7 êíèã.
Ïî 6 êíèã ó Ë.Ìàé è Ç.Ñóëåéìàíîâà.
5 êíèã ó Â.Ïàñòåðíàêà.
Ïî 4 êíèãè âûèãðàëè Ë.Íåðîíîâ, Ë.Ñèåíà è Ò.×åáàòóðêèíà.
Òðåìÿ êíèãàìè íàãðàæäåíû Ò.Àâðàìåíêî, Ì.Áîðòíèêîâ, Ñ.Âåñåííÿÿ, À.Êîçëîâ 11, Â.Ìàëüöåâú, Å.Ñåðåíêî è Ð.Ôèëàòîâà.
Äâóìÿ êíèãàìè ïîïîëíèëè ñâîè Áèáëèîòåêè 19 àâòîðîâ.

*****

Îáëàäàòåëü Ïðèçà-êíèãè (ïî àëôàâèòó)/Íàçâàíèå êíèãè/ êàêîì ñîðåâíîâàíèè ïîëó÷åíû êíèãè/

Ò.ÀÂÐÀÌÅÍÊΠ (3 êíèãè)/
Ì.Ìîíòåíü («Îïûòû»/Êîíêóðñ-10;
Ç.Ôðåéä («Òîëêîâàíèå ñíîâèäåíèé», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-10;
Ì.Öâåòàåâà «Ïîâåñòü î Ñîíå÷êå», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11/

Ò.ÀËÅÊÑÅÅÂÀ 2/«Ðóññêàÿ æåíñêàÿ ëèðèêà» — (Ñáîðíèê Ïîýçèè)/Êîíêóðñ-4/
Í.ÁÀÁÅÍÊÎ/Ý.Áðîíòå, èç ñåð. «ÁÂË»/Êîíêóðñ-4/
Ì.ÁÅËÓÕÈÍÀ/Â.Ìàÿêîâñêèé («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-3 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»/

Ì.ÁÎÐÒÍÈÊÎÂ (3 êíèãè)
Ì.Øåëëè, èç ñåð. «ÁÂË»/Êîíêóðñ-4;
Ì.Àâðåëèé («Íàåäèíå ñ ñîáîþ», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»/Êîíêóðñ-10;
Þ.Îëåøà «Íè äíÿ áåç ñòðî÷êè», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/ Êîíêóðñ-11/

Ì.ÁÓÒÁÀ/Ì.Øîëîõîâ (Ìàëîå  ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå)/Êîíêóðñ-9/

Ñ.ÂÅÑÅÍÍßß (3 êíèãè)/
Ô.Äîñòîåâñêèé («Áðàòüÿ Êàðàìàçîâû», èç ñåð. «ÐÊ»)/Êîíêóðñ-5;
«Ñîâðåìåííèêè î Í.Ãóìèë¸âå (ìåìóàðû)»/Òåñò-22 – Ñòèõè;
Å.Ãîâñèåâè÷ («Ñåðåáðÿíûé âåê ãëàçàìè î÷åâèäöåâ»)/Çàùèòà äèññåðòàöèè/

Ã.ÂÅÒÅÐ/Íèöøå («Òàê ãîâîðèë Çàðàòóñòðà», èç ñåð.«Ýêñêëþçèâíàÿ êëàññèêà»)/Êîíêóðñ-10/

Â.ÂÈÍÎÃÐÀÄÎÂ 3 (2 êíèãè)/
Ç.Ôðåéä («ß è Îíî», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»/Êîíêóðñ-10;
Í.Ìàêèàâåëëè («Ãîñóäàðü», èç ñåð. «100 Ãëàâíûõ êíèã»/Êîíêóðñ-10/

Ë.ÂÈÒÒ (2 êíèãè)/
Æ-Æ.Ðóññî («Èçáðàííîå»)/Êîíêóðñ-10;
Ç.Ôðåéä («Òîëêîâàíèå ñíîâèäåíèé», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-10/

Â.Ï.ÃÀÂÐÈËÎÂ (2 êíèãè)/
Â.Áûêîâ («Ñîòíèêîâ», èç ñåð. «ÐÊ»)/Êîíêóðñ-9;
Ë.À.Ñåíåêà («Íðàâñòâåííûå ïèñüìà ê Ëóöèëèþ», èç ñåð. «Ýêñêëþçèâíàÿ êëàññèêà»)/Êîíêóðñ-10/
 
Î.ÃÎÐÁÀ× (2 êíèãè)/
Äàíòå («Áîæåñòâåííàÿ êîìåäèÿ», èç ñåð. «ÇÊ»)/Êîíêóðñ-5;
Äæ. Áàéðîí,  èç ñåð.  «ÁÂË»/Êîíêóðñ-6/

Ë.ÃÎÐÈØÍßß/À.Àõìàòîâà, èç ñåð. «ÁÂË»/Êîíêóðñ-4/
Ã.ÃÎÑÒÅÂÀ/Â.Ëîìîâ («100 Âåëèêèõ çàðóáåæíûõ  ïèñàòåëåé»)/Çàùèòà äèññåðòàöèè/
Ì.ÄÀÂÛÄÎÂÀ/«Ñáîðíèê ñòèõîòâîðåíèé» Â.Õîäàñåâè÷à/Êîíêóðñ ïðîãíîçîâ/

Í.ÄÓÁÐÎÂÑÊÀß (2 êíèãè)/
Ì.Öâåòàåâà («Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-3;
Ý.Ðîòòåðäàìñêèé («Ïîõâàëà ãëóïîñòè»)/Êîíêóðñ-10/

À.ÈÂÀÍÎÂ 4 (2 êíèãè)/
Â.Áðþñîâ «Èçáðàííîå»/ÌÊ-5 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»;
À.Òâàðäîâñêèé «Âàñèëèé Ò¸ðêèí» (èç ñåð.«Àçáóêà êëàññèêè»)/ÌÊ-5 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»/

Å.ÈÃÍÀÒÎÂÀ/Ç.Ôðåéä («Òîëêîâàíèå ñíîâèäåíèé», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11/ (êíèãà áóäåò íàïðàâëåíà ïîñëå ñîîáùåíèÿ àäðåñà)
ÊÀÌÛØÎÂÊÀ/Ç.Ôðåéä («Ìàëîå ñîáð-å ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-10/

Å.ÊÎÇÀ×ÎÊ (8 êíèã)/
Ì.Öâåòàåâà, èç ñåð. «ÁÂË»/Êîíêóðñ-4;
À. Ïóøêèí («Êàïèòàíñêàÿ äî÷êà….è äð., èç ñåð. «ÐÊ»)/Êîíêóðñ-5;
Ñòåíäàëü («Êðàñíîå è ÷¸ðíîå»,  èç ñåð. «ÇÊ»)/Êîíêóðñ-6;
À.Äþìà («Îæåðåëüå êîðåëåâû», èç ñåð. «ÇÊ»)/Êîíêóðñ-8;
Ñáîðíèê «Âîéíà 1941-1945», èç ñåð. «ÐÊ»/Êîíêóðñ-9;
Â.Íåêðàñîâ («Â îêîïàõ Ñòàëèíãðàäà», èç ñåð. «ÐÊ»)/Êîíêóðñ-9;
Âîëüòåð («Ôèëîñîôñêèå ïîâåñòè», èç ñåð.«Àçáóêà êëàññèêè»/Êîíêóðñ-10;
Ì.Çîùåíêî («Ïåðåä âîñõîäîì ñîëíöà», èç ñåð.«Àçáóêà êëàññèêè»/Ê-11-«ÌÊ-äðàááëû»/

À.ÊÎÇËÎÂ 11 (3 êíèãè)/
Ä.Äåôî («Ðîáèíçîí Êðóçî», èç ñåð. «Âñåìèðíàÿ ëèò-ðà»)/Êîíêóðñ-8;
Ñáîðíèê «Âîéíà 1941-1945», èç ñåð. «ÐÊ»/Êîíêóðñ-9;
Æ-Æ.Ðóññî («Èñïîâåäü»)/Êîíêóðñ-10/

Ì.ÊÓÏ×ÈÍÎÂÀ (2 êíèãè)/
Â.Ãþãî («Ñîáîð Ïàðèæñêîé Áîãîìàòåðè», èç ñåð. «ÇÊ»)/Êîíêóðñ-6;
Ì.Òâåí («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-7/
 
Ã.ËÅÎÍÎÂÀ/Þ.Îëåøà «Íè äíÿ áåç ñòðî÷êè», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/ Êîíêóðñ-11/
ËÞÄÌÈËËÀ 2/«Ñáîðíèê Ïîýçèè Ñåðåáðÿíîãî âåêà»/Êîíêóðñ ïðîãíîçîâ/
Ý.ËßÊÈØÅÂÀ/ Â.Õîäàñåâè÷ «Íåêðîïîëü. Ñòèõîòâîðåíèÿ», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/ Êîíêóðñ-11/

Ë.ÌÀÉ (6 êíèã)/
Ñ.Åñåíèí («Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-3;
Ãîìåð («Èëèàäà» èç ñåð. «ÁÂË»)/Êîíêóðñ-5;
Ì.Æâàíåöêèé, èç ñåð. «ÁÂË»/Êîíêóðñ-7;
Æ.Âåðí («Ìàëîå ñîáð-å ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-8;
Ï.Àáåëÿð («Èñòîðèÿ ìîèõ áåäñòâèé (Òðàêòàòû)»/Êîíêóðñ-10;
Ì.Öâåòàåâà «Ïîâåñòü î Ñîíå÷êå», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11/

Ä.Ì.ÌÀÉÑÊÀß (2 êíèãè)/(êíèãè îòïðàâëåíû, íî íå ïîëó÷åíû èç-çà ñîîáùåíèÿ íåòî÷íîãî àäðåñà)
Â.Áûêîâ («Ñîòíèêîâ», èç ñåð. «ÐÊ»)/Êîíêóðñ-9/(îòïðàâëåíà);
«Ïîýçèÿ Åñåíèíà» èç ñåð. «ÐÊ»/ «Ãèìí ýðóäèòîâ» (îòïðàâëåíà)/

Â.ÌÀËÜÖÅÂÚ (3 êíèãè)/
À.Àõìàòîâà («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé  â 1 òîìå»)/Òåñò-44 – ïî Ëèòåðàòóðå;
Í.Ãóìèë¸â  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-2 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»;
Ô.Íèöøå («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-10/

Ç.ÌÀËÛÃÈÍÀ 2 (2 êíèãè)/
À.Áëîê («Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-3;
È.Â.øòå («Ôàóñò, èç ñåð. «ÇÊ»)/Êîíêóðñ-5/

Î.ÌÀËßÐÅÍÊÎ/×.Äèêêåíñ («Ïîñìåðòíûå çàïèñêè «Ïèêâèêñêîãî êëóáà»,  èç ñåð.  «ÇÊ»)/Êîíêóðñ-6/
Ì.ÌÀÍÊÈ/Á.Âàñèëüåâ («À çîðè çäåñü òèõèå», èç ñåð. «ÐÊ»)/Êîíêóðñ-9/
 
Í.ÌÀÐÇÀÍ (2 êíèãè)/
Í.Òýôôè («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-7;
«Ëó÷øèå þìîðèñòè÷åñêèå ðàññêàçû», èç ñåð. «ÐÊ»/Êîíêóðñ-7/

Â.ÌÀÐÒÈÐÎÑßÍ/Ì.Çîùåíêî («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-7/   
Ë.ÌÈÍÎÓ/Å.Ãîâñèåâè÷ («Ôèëîñîôîâåäåíèå»)/ÌÊ «Ôèëîñîôè÷åñêèå äðàááëû»/(íå îòïðàâëåíà èç-çà îòñóòñòâèÿ èíôîðìàöèè îá àäðåñå)/
Â.ÌßÑÍÈÊÎÂ/Î.Ãåíðè («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé  â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-7/   

Ò.ÍÅÏÅØÊÀ (2 êíèãè)/
Ì.Òâåí («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-8;   
Ë.Òîëñòîé «Äåòñòâî. Îòðî÷åñòâî. Þíîñòü», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11/

Ë.ÍÅÐÎÍÎÂ (4 êíèãè)/
À.Àõìàòîâà («Ìàëîå ñîáðàíèå  ñî÷èíåíèé  â 1 òîìå»)/Òåñò-44 – ïî Ëèòåðàòóðå;
À.Áëîê («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-1 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»;
Ì.Öâåòàåâà («Èçáðàííîå», èç ñåð.«ÐÊ»)/ÌÊ-4 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»;
À.Áåëûé, èç ñåð. «ÁÂË»/ÌÊ-5 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»/

Â.ÍÅÓÄÀÕÈÍ/Á.Îêóäæàâà, èç ñåð. «ÁÂË»/ Êîíêóðñ-9/   
ÎÐÄÈÍÀ/Äæ.Îñòåí, èç ñåð. «ÁÂË»/Êîíêóðñ-4/
Í.ÏÀÂËÞÊ/Äæåðîì Ê Äæåðîì («Áèáë-êà UNIQUE TRAVEL»)/Êîíêóðñ-7/

Ñ.ÎÂÀÍÅÑßÍ (2 êíèãè)/
Ç.Ôðåéä («Òîëêîâàíèå ñíîâèäåíèé», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11;
Í.Òýôôè («Òîíêèå ïèñüìà», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11/

Ë.ÏÀÐÀÌÎÍÎÂÀ-ÔÎÊÈÍÀ (2 êíèãè)/
Ø.Áðîíòå, èç ñåð. «ÁÂË»/Êîíêóðñ-4;
Â.Ëîìîâ («100 Âåëèêèõ çàðóáåæíûõ ïèñàòåëåé»)/Çàùèòà äèññåðòàöèè/

Â.ÏÀÑÒÅÐÍÀÊ (5 êíèã)/
Á.Ïàñòåðíàê («Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé  â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-3;
Ñ.׸ðíûé  («Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé  â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-7;
Äæ.Ëîíäîí  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-8;
Â.Ãðîññìàí («Æèçíü è ñóäüáà», èç ñåð.«ÐÊ»)/Êîíêóðñ-9;
Ïîýçèÿ «Ñåðåáðÿíîãî âåêà» /Àáñîëþòíûå ïîáåäèòåëè 10 êîíêóðñîâ/

Ý.ÏËÀÍÒ/Ì.Öâåòàåâà «Ïîâåñòü î Ñîíå÷êå», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)»/Ê-11-«ÌÊ-äðàááëû»/
Ã.ÏÎËÜÍßÊ/Ì.Ñåðâàíòåñ («Äîí Êèõîò» èç ñåð. «Ìàëûå øåäåâðû»)/Êîíêóðñ-5/
Ã.ÏÐÅÒÎÐÈÓÑ/Ïîýçèÿ Ñåðåáðÿíîãî âåêà – (Ñáîðíèê Ïîýçèè)/Êîíêóðñ-3/
Â.ÏÐÓÒÑÊÈÉ/Ý.Ïî («Çîëîòîé æóê», èç ñåð. «ÇÊ»)/Êîíêóðñ-6/
Ë.ÏÎËÎÂÎÄÎÂÀ/Ì.Çîùåíêî «Ïåðåä âîñõîäîì ñîëíöà»,  èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11/

Í.ÐÀÄÎÑÒÍÀß (2 êíèãè)/
Î.Ìàíäåëüøòàì («Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-3;
Ì.Ëåðìîíòîâ («Ãåðîé íàøåãî âðåìåíè, Ïîýìû; Ñòèõ-ÿ, èç ñåð. «ÁÂË»)/Êîíêóðñ-5/

Ñ.ÐÎËÅÄÅР (2 êíèãè)/(îòïðàâëåíû, íî íå ïîëó÷åíû, âåðíóëèñü íàçàä)
Æ-Ï.Ñàðòð («ÑÒÅÍÀ è äð. ìàëàÿ ïðîçà, èç ñåð. «Ýêñêëþçèâíàÿ êëàññèêà»)/Êîíêóðñ-10;
Ä.Äèäðî («Íåñêðîìíûå ñîêðîâèùà»)/Êîíêóðñ-10/

Â.ÐÎØÀËÜ (7 êíèã)/
À.Àõìàòîâà («Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-3;
È.Îäîåâöåâà («Íà áåðåãàõ Íåâû, Íà áåðåãàõ Ñåíû»)/Êîíêóðñ-4;
Ë.Òîëñòîé («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Àáñîëþòíûå ïîáåäèòåëè;
Ô.Øèëëåð, èç ñåð. «ÁÂË»)/Êîíêóðñ-6;
È.Èëüô è Å.Ïåòðîâ, èç ñåð. «ÐÊ»)/Êîíêóðñ-7;
Àâãóñòèí Àâðåëèé («Èñïîâåäü», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-10;
Ïîýçèÿ «Ñåðåáðÿíîãî âåêà» /Àáñîëþòíûå ïîáåäèòåëè 10 êîíêóðñîâ/

Ã.ÑÀÍÎÐÎÂÀ/Â.Áîãîìîëîâ («Â àâãóñòå 1944 ã.», èç ñåð.«ÐÊ»)/Êîíêóðñ-9/(íå îòïðàâëåíà èç-çà îòñóòñòâèÿ èíôîðìàöèè îá àäðåñå)/

ÑÂÅÒËÀß ÍÎ×ÊÀ (8 êíèã)/
Â.Øåêñïèð («Òðàãåäèÿ, ñîíåòû», èç ñåð. «ÇÊ»)/Êîíêóðñ-5;
Ô.Äîñòîåâñêèé («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå» /Àáñîëþòíûå ïîáåäèòåëè;
È.Â.øòå («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé  â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-6;
À.Àâåð÷åíêî («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-7;
Ì.Òâåí  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå») »)/Êîíêóðñ-8;
Ïîýçèÿ «Ñåðåáðÿíîãî âåêà» /Àáñîëþòíûå ïîáåäèòåëè 10 êîíêóðñîâ;
Þ.Îëåøà «Íè äíÿ áåç âñòðî÷êè», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)»/Ê-11-«ÌÊ-äðàááëû»;
Í.Òýôôè («Òîíêèå ïèñüìà», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11/

À.ÑÅÊÑÒÎËÅÒ (2 êíèãè)/
Ñ.Åñåíèí («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-1 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»;
Ê.Äîéë  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-8/   

Å.ÑÅÐÅÍÊÎ (3 êíèãè)/
Äæ.Áàéðîí  («Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-5;
À.Ïóøêèí («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»/Àáñîëþòíûå ïîáåäèòåëè;
Ïîýçèÿ «Ñåðåáðÿíîãî âåêà» /Àáñîëþòíûå ïîáåäèòåëè 10 êîíêóðñîâ/

Ë.ÑÈÅÍÀ – 4 êíèãè/
«Ñêàçêè ðóññêèõ ïèñàòåëåé»/ìèíè-êîíêóðñ «Äíè ðîæäåíèÿ çíàìåíèòûõ Ïèñàòåëåé»;
Ò.Äðàéçåð («Ôèíàíñèñò», èç ñåð.»ÇÊ»)/Òåñò-33 – ïî Ëèòåðàòóðå;
Ì.Öâåòàåâà («Ìàëîå ñîáðàíèå  ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Òåñò-44 – ïî Ëèòåðàòóðå
Â.Ìàÿêîâñêèé («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-1 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»/

Ç.ÑÓËÅÉÌÀÍÎÂ (6 êíèã)/
Ì.Òâåí  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-8;
Ì.Ðèä («Âñàäíèê áåç ãîëîâû»,  èç ñåð. «ÇÊ»)/Êîíêóðñ-8;
Ñáîðíèê «Âîéíà 1941-1945», èç ñåð. «ÐÊ»/Êîíêóðñ-9;
À.Êàìþ («Ñî÷èíåíèÿ»)/Êîíêóðñ-10;
Ïîýçèÿ «Ñåðåáðÿíîãî âåêà» /Àáñîëþòíûå ïîáåäèòåëè 10 êîíêóðñîâ;
Ç.Ôðåéä («Òîëêîâàíèå ñíîâèäåíèé», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11/

Ì.ÑÓÐÊÎÂÀ/Î.äå Áàëüçàê  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-6
Äæ.ÒÀÉ/Â.Áîãîìîëîâ («Â àâãóñòå 1944 ã.», èç ñåð.«ÐÊ»)/Êîíêóðñ-9/
Á.ÒÀÌÀÐÈÍ/Â.Àñòàôüåâ («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-9/

Ý.ÒÀÒÀÐÑÊÀß (14 êíèã)/
Í.Ãóìèë¸â («Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèè â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-3;
Á.Àõìàäóëèíà, èç ñåð. «ÁÂË»)/Êîíêóðñ-4;
Ý.Çîëÿ  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-6;
Ò.Ãîòüå («Èçáðàííîå»)/Òåñò-21 – Ñòèõè;
À.Áåëûé («Íà÷àëî âåêà»)/Òåñò-22 – Ñòèõè;
Ë.Òîëñòîé («Àííà Êàðåíèíà», èç ñåð. «ÐÊ»)/Òåñò-33 – ïî Ëèòåðàòóðå;
Ñ.Åñåíèí («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-1 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»;
Ð.Ë.Ñòèâåíñîí  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-8;
Äæ. Ñâèôò «Ïóòåøåñòâèå Ãóëëèâåðà»,  èç ñåð. «Ìèðîâàÿ êëàññèêà»)/Êîíêóðñ-8;
Î.Ìàíäåëüøòàì («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-2 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»;
Ì.Öâåòàåâà  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-3 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»;
À.Àõìàòîâà («Èçáðàííîå», èç ñåð.«ÐÊ»)/ÌÊ-4 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»/
Ò.Ìîð «Óòîïèÿ», èç ñåð.«Ýêñêëþçèâíàÿ êëàññèêà»)/Êîíêóðñ-10;
À.Áëîê («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-5 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»/

ÒÀÒÜßÍÀ 23 (2 êíèãè)/
Ñáîðíèê «Âîéíà 1941-1945»  (èç ñåð. «ÐÊ»)/Êîíêóðñ-9;
Í.Òýôôè («Òîíêèå ïèñüìà», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11/

Í.ÒÓÐÈÖÛÍÀ/ß.Ãàøåê, èç ñåð. «ÇÊ»)/Êîíêóðñ-7/   

Ð.ÔÈËÀÒÎÂÀ (3 êíèãè)/
Î.Ìàíäåëüøòàì («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-3 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»;
À.Àõìàòîâà («Èçáðàííîå», èç ñåð.«ÐÊ»)/ÌÊ-4 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»;
Â.Ñêîòò «Àéâåíãî»/ ÌÊ-4 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»/

Ñ.ÔÐÅÉÄËÈÍ/Ç.Ôðåéä («Òîëêîâàíèå ñíîâèäåíèé», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-10/
È.ÕÐÈÑÒÞÊ/Ñáîðíèê «Âîéíà 1941-1945», èç ñåð. «ÐÊ»/Êîíêóðñ-9/
Â.ÖÂÈÐÊÓÍ/Â.Ëîìîâ («110 Âåëèêèõ ðîññèéñêèõ ïèñàòåëåé»)/Çàùèòà äèññåðòàöèè/
Í.ÖÛÃÀÍÊÎÂÀ/Ñáîðíèê «Âîéíà 1941-1945»,  èç ñåð. «ÐÊ»/Êîíêóðñ-9/

Ò.×ÅÁÀÒÓÐÊÈÍÀ (4 êíèãè)/
Â.Ïàíîâà («Ñïóòíèêè»)/ Êîíêóðñ-9;
Âîëüòåð («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-10;
Ç.Ôðåéä («Òîëêîâàíèå ñíîâèäåíèé», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-10;
Ë.Òîëñòîé («Èñïîâåäü. Î æèçíè», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)/Êîíêóðñ-11/

È.×ÅØÑÊÀß/Ë.Êýððîë  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-8/   
À.ØÀÌ/Ë.Òîëñòîé «Èñïîâåäü. Î æèçíè», èç ñåð. «Àçáóêà êëàññèêè»)»/Ê-11-«ÌÊ-äðàááëû»/

Ë.ØÎË (2 êíèãè)/
Ý.Ò.À Ãîôìàí  («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/Êîíêóðñ-6;
Ô.Êóïåð («Ïîñëåäíèé èç ìîãèêàí» èç  ñåð. «Ìèðîâàÿ êëàññèêà»)/Êîíêóðñ-8/   
 
À.ØÓÑÒÅÐÌÀÍ (2 êíèãè)/
À.Áëîê, èç ñåð. «ÁÂË»/Þáèëåéíûé Ñóïåð-Òåñò;
Á.Øîó, èç ñåð. «ÇÊ»/Êîíêóðñ-7/

ÝËÜ ÊÀ 3/Á.Ïàñòåðíàê («Ìàëîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â 1 òîìå»)/ÌÊ-2 «Ëèòåðàòóðíàÿ ýðóäèöèÿ»/

*****

ÂÑÅÃÎ ÏÎËÓ×ÈÂØÈÕ ÊÍÈÃÈ – 73 Àâòîðà//
(òðîå Àâòîðîâ íå ñîîáùèëè àäðåñà – êíèãè æäóò ñâîèõ ãåðîåâ è ïîñëå ñîîáùåíèÿ èíôî îá àäðåñå áóäóò îòïðàâëåíû; îäèí Àâòîð ñîîáùèë íåòî÷íûé àäðåñ è êíèãè çàòåðÿëèñü)

ÂÑÅÃÎ ÏÎÄÀÐÎ×ÍÛÕ ÊÍÈà – 163//

*Ïðèçû-êíèãè ïîáåäèòåëÿì «Ê-11» íàïðàâëåíû 01.07.2021 ã. 

29.06.2021 ã.

Ôîòî èç èíòåðíåòà.

3.1 Ïðèçû-êíèãè ê «Ê-11» http://proza.ru/2021/05/07/455
3.2 Ïåðåä Ê-11. Ïðèçû-êíèãè. Êòî  ïîëó÷èë — èíòåãðàëüíàÿ ñïðàâêà
http://proza.ru/2021/05/07/479
3.4 Ïîñëå Ê-11. Ïðèçû-êíèãè. Êòî  ïîëó÷èë – èíòåãðàëüíàÿ ñïðàâêà http://proza.ru/2021/06/29/199

ДИККЕНС, ЧАРЛЗ (Dickens, Charles) (1812–1870), один из самых знаменитых англоязычных романистов, прославленный создатель ярких комических характеров и социальный критик. Чарлз Джон Хаффам Диккенс родился 7 февраля 1812 в Лендпорте близ Портсмута. В 1805 его отец, Джон Диккенс (1785/1786–1851), младший сын дворецкого и экономки в Кру-Холле (графство Стаффордшир), получил должность клерка в финансовом управлении морского ведомства. В 1809 он женился на Элизабет Барроу (1789–1863) и был назначен на Портсмутскую Верфь. Чарлз был вторым из восьми детей. В 1816 Джон Диккенс был направлен в Чатэм (графство Кент). К 1821 у него было уже пятеро детей. Читать Чарлза научила мать, какое-то время он посещал начальную школу, с девяти до двенадцати лет ходил в обычную школу. Не по годам развитый, он с жадностью прочитал всю домашнюю библиотечку дешевых изданий.

В 1822 Джон Диккенс был переведен в Лондон. Родители с шестью детьми в страшной нужде ютились в Кемден-Тауне. Чарлз перестал ходить в школу; ему приходилось относить в заклад серебряные ложки, распродавать семейную библиотеку, служить мальчиком на побегушках. В двенадцать лет он начал работать за шесть шиллингов в неделю на фабрике ваксы в Хангерфорд-Стерз на Стрэнде. Он проработал там немногим более четырех месяцев, но это время показалось ему мучительной, безнадежной вечностью и пробудило решимость выбиться из бедности. 20 февраля 1824 его отец был арестован за долги и заключен в тюрьму Маршалси. Получив небольшое наследство, он расплатился с долгами и 28 мая того же года был освобожден. Около двух лет Чарлз посещал частную школу под названием Академия Веллингтон-Хаус.

Работая младшим клерком в одной из адвокатских контор, Чарлз начал изучать стенографию, готовя себя к деятельности газетного репортера. К ноябрю 1828 он стал независимым репортером суда Докторс-Коммонз. К своему восемнадцатилетию Диккенс получил читательский билет в Британский музей и принялся усердно пополнять свое образование. В начале 1832 он стал репортером «Парламентского зеркала»(«The Mirror of Parliament») и «Тру сан» («The True Sun»). Двадцатилетний юноша быстро выделился среди сотни завсегдатаев репортерской галереи палаты общин.

Любовь Диккенса к дочери управляющего банком, Марии Биднелл, укрепила его честолюбивые стремления. Но семейство Биднеллов не питало расположения к простому репортеру, отцу которого довелось сидеть в долговой тюрьме. После поездки в Париж «для завершения образования» Мария охладела к своему поклоннику. В течении предыдущего года он начал писать беллетристические очерки о жизни и характерных типах Лондона. Первый из них появился в «Мансли мэгэзин» («The Monthly Magazine») в декабре 1832. Четыре следующих вышли в течение января – августа 1833, причем последний был подписан псевдонимом Боз, прозвищем младшего брата Диккенса, Мозеса. Теперь Диккенс был постоянным репортером «Морнинг кроникл» («The Morning Chronicle»), газеты, публиковавшей репортажи о значительных событиях во всей Англии. В январе 1835 Дж.Хогарт, издатель «Ивнинг кроникл» («The Evening Chronicle»), попросил Диккенса написать ряд очерков о городской жизни. Литературные связи Хогарта – его тесть Дж.Томсон был другом Р.Бернса, а сам он – другом В.Скотта и его советчиком в юридических вопросах – произвели глубокое впечатление на начинающего писателя. Ранней весной того же года он обручился с Кэтрин Хогарт. 7 февраля 1836, к двадцатичетырехлетию Диккенса, все его очерки, в т.ч. несколько не публиковавшихся ранее произведений, вышли отдельным изданием под названием Очерки Боза (Sketches by Boz). В очерках, зачастую не до конца продуманных и несколько легкомысленных, уже виден талант начинающего автора; в них затронуты почти все дальнейшие диккенсовские мотивы: улицы Лондона, суды и адвокаты, тюрьмы, Рождество, парламент, политики, снобы, сочувствие бедным и угнетенным.

За этой публикацией последовало предложение Чапмана и Холла написать повесть в двадцати выпусках к комическим гравюрам известного карикатуриста Р.Сеймура. Диккенс возразил, что Записки Нимрода, темой которых служили приключения незадачливых лондонских спортсменов, уже приелись; вместо этого он предложил написать о клубе чудаков и настоял, чтобы не он комментировал иллюстрации Сеймура, а тот сделал гравюры к его текстам. Издатели согласились, и 2 апреля был издан первый выпуск Пиквикского клуба. За два дня до этого Чарлз и Кэтрин поженились и обосновались в холостяцкой квартире Диккенса. Вначале отклики были прохладными, да и продажа не сулила больших надежд. Еще до появления второго выпуска покончил жизнь самоубийством Сеймур, и вся затея оказалась под угрозой. Диккенс сам нашел молодого художника Х.Н.Брауна, который стал известен под псевдонимом Физ. Число читателей росло; к концу издания Посмертных записок Пиквикского клуба (выходившего с марта 1836 по ноябрь 1837) каждый выпуск расходился в количестве сорока тысяч экземпляров.

Посмертные записки Пиквикского клуба (The Posthumous Papers of the Pickwick Club) представляют собою запутанную комическую эпопею. Ее герой, Сэмюел Пиквик, – это неунывающий Дон-Кихот, пухлый и румяный, которого сопровождает ловкий слуга Сэм Уэллер, Санчо Панса из лондонского простонародья. Свободно следующие один за другим эпизоды позволяют Диккенсу представить ряд сцен из жизни Англии и использовать все виды юмора – от грубого фарса до высокой комедии, обильно приправленной сатирой. Если Пиквик и не обладает достаточно выраженным сюжетом, чтобы называться романом, то он, несомненно, превосходит многие романы очарованием веселости и радостным настроением, а сюжет в нем прослеживается не хуже, чем во многих других произведениях того же неопределенного жанра.

Диккенс отказался от работы в «Кроникл» и принял предложение Р.Бентли возглавить новый ежемесячник, «Альманах Бентли». Первый номер журнала вышел в январе 1837, за несколько дней до рождения первого ребенка Диккенса, Чарлза младшего. В февральском номере появились первые главы Оливера Твиста (Oliver Twist; завершен в марте 1839), начатого писателем, когда Пиквик был написан лишь наполовину. Еще не закончив Оливера, Диккенс принялся за Николаса Никльби (Nicholas Nickleby; апрель 1838 – октябрь 1839), очередной серии в двадцати выпусках для Чапмана и Холла. В этот период он написал также либретто комической оперы, два фарса и издал книгу о жизни знаменитого клоуна Гримальди.

От Пиквика Диккенс спустился в темный мир ужаса, прослеживая в Оливере Твисте (1838) взросление сироты, – от работного дома до преступных трущоб Лондона. Хотя дородный мистер Бамбл и даже воровской притон Фейгина забавны, в романе преобладает зловещая, сатанинская атмосфера. В Николасе Никльби (1839) перемешаны мрачность Оливера и солнечный свет Пиквика.

В марте 1837 Диккенс переехал в четырехэтажный дом по Даути-стрит, 48. Здесь родились его дочери Мэри и Кейт, и здесь же умерла его свояченица, шестнадцатилетняя Мэри, к которой он был очень привязан. В этом доме он впервые принял у себя Д.Форстера, театрального критика газеты «Экзаминер», ставшего его другом на всю жизнь, советчиком по литературным вопросам, душеприказчиком и первым биографом. Благодаря Форстеру Диккенс познакомился с Браунингом, Теннисоном и другими писателями. В ноябре 1839 Диккенс взял в аренду сроком на двенадцать лет дом № 1 на Девоншир-Террас. С ростом благосостояния и литературной известности укреплялось и положение Диккенса в обществе. В 1837 он был избран членом клуба «Гаррик», в июне 1838 – членом знаменитого клуба «Атенеум».

Возникавшие время от времени трения с Бентли заставили Диккенса в феврале 1839 отказаться от работы в «Альманахе». В следующем году все его книги оказались сосредоточены в руках Чапмана и Холла, при содействии которых он начал издавать трехпенсовый еженедельник «Часы Мистера Хамфри», в котором были напечатаны Лавка древностей (апрель 1840 – январь 1841) и Барнаби Радж (февраль – ноябрь 1841). Затем, измученный обилием работы, Диккенс прекратил выпуск «Часов Мистера Хамфри».

Хотя Лавка древностей (The Old Curiosity Shop), выйдя в свет, покорила множество сердец, современные читатели, не приемля сентиментальности романа, считают, что Диккенс позволил себе избыточный пафос в описании безрадостных странствий и печально долгой смерти маленькой Нелл. Вполне удачны гротескные элементы романа.

В январе 1842 супруги Диккенс отплыли в Бостон, где многолюдная восторженная встреча положила начало триумфальной поездке писателя через Новую Англию в Нью-Йорк, Филадельфию, Вашингтон и дальше – вплоть до Сент-Луиса. Но путешествие было омрачено растущим негодованием Диккенса по поводу американского литературного пиратства и невозможности бороться с ним и – на Юге – открыто враждебной реакцией на его неприятие рабства. Американские заметки (American Notes), появившиеся в ноябре 1842, в Англии были встречены теплыми похвалами и дружелюбной критикой, но за океаном вызвали яростное раздражение. По поводу еще более острой сатиры в следующем его романе, Мартин Чезлвит (Martin Chazzlewit, январь 1843 – июль 1844), Т.Карлейль заметил: «Янки вскипели, как огромная бутыль содовой».

Первая из диккенсовских рождественских повестей, Рождественская песнь в прозе (A Christmas Carol, 1843), также разоблачает эгоизм, в частности жажду прибыли, отраженную в концепции «хозяйственного человека». Но зачастую от внимания читателя ускользает то, что стремление Скруджа к обогащению ради самого обогащения представляет собою полусерьезную-полукомическую параболу бездушной теории беспрерывной конкуренции. Главная мысль повести – о необходимости великодушия и любви – пронизывает и последовавшие за ней Колокола (The Chimes, 1844), Сверчок за очагом (The Cricket on the Hearth, 1845), а также менее удачные Битва жизни (The Battle of Life, 1846) и Одержимый (The Haunted Man, 1848).

В июле 1844 вместе с детьми, Кэтрин и ее сестрой Джорджиной Хогарт, которая теперь жила с ними, Диккенс отправился в Геную. Вернувшись в Лондон в июле 1845, он погрузился в заботы по основанию и изданию либеральной газеты «Дейли ньюс» («The Daily News»). Издательские конфликты с ее владельцами вскоре заставили Диккенса отказаться от этой работы. Разочарованный Диккенс решил, что с этого времени его оружием в борьбе за реформы станут книги. В Лозанне он начал роман Домби и сын (Dombey and Son, октябрь 1846 – апрель 1848), сменив издателей на Бредбери и Эванса.

В мае 1846 Диккенс опубликовал вторую книгу путевых заметок, Картинки из Италии. В 1847 и 1848 Диккенс принимал участие как режиссер и актер в благотворительных любительских спектаклях – Всяк в своем нраве Б.Джонсона и Виндзорские насмешницы У.Шекспира.

В 1849 Диккенс приступил к роману Дэвид Копперфилд (David Copperfield, май 1849 – ноябрь 1850), который с самого начала имел огромный успех. Самый популярный из всех диккенсовских романов, любимое детище самого автора, Дэвид Копперфилд более других связан с биографией писателя. Было бы неверно считать, что Дэвид Копперфилд всего лишь мозаика несколько измененных и расставленных в другом порядке событий жизни писателя. Сквозная тема романа – «непокорное сердце» юного Дэвида, причина всех его ошибок, включая самую серьезную – несчастливый первый брак.

В 1850 он начал издавать еженедельник ценою в два пенса – «Домашнее чтение». В нем содержалось легкое чтение, различные сведения и сообщения, стихи и рассказы, статьи о социальных, политических и экономических реформах, публиковавшиеся без подписей. В числе авторов были Элизабет Гаскелл, Гарриет Мартино, Дж.Мередит, У.Коллинз, Ч.Левер, Ч.Рид и Э.Булвер-Литтон. «Домашнее чтение» сразу же стало популярным, его продажа достигала, несмотря на эпизодические спады, сорока тысяч экземпляров в неделю. В конце 1850 Диккенс совместно с Булвер-Литтоном основали Гильдию литературы и искусства для помощи нуждающимся литераторам. В качестве пожертвования Литтон написал комедию Мы не так плохи, как кажемся, премьера которой в исполнении Диккенса с любительской труппой состоялась в лондонском особняке герцога Девонширского в присутствии королевы Виктории. В течение следующего года спектакли прошли по всей Англии и Шотландии. К этому времени у Диккенса было восемь детей (один умер в младенчестве), а еще один, последний ребенок, должен был вот-вот родиться. В конце 1851 семья Диккенса переехала в более вместительный дом на Тэвисток-сквер, и писатель начал работу над Холодным домом (Bleak House, март 1852 – сентябрь 1853).

В Холодном доме Диккенс достигает вершин как сатирик и социальный критик, мощь писателя проявилась во всем своем мрачном блеске. Хотя он не утратил чувства юмора, его суждения становятся более горькими, а видение мира безрадостным. Роман – своеобразный микрокосм общества: доминирует образ густого тумана вокруг Канцлерского суда, означающий запутанность законных интересов, учреждений и старинных традиций; туман, за которым скрывается алчность, сковывает великодушие и застилает зрение. Именно из-за них, по мнению Диккенса, общество превратилось в гибельный хаос. Судебный процесс «Джарндисы против Джарндисов» роковым образом приводит свои жертвы, а это почти все герои романа, к краху, разорению, отчаянию.

Тяжелые времена (Hard Times, 1 апреля – 12 августа 1854) печатались выпусками в «Домашнем чтении», чтобы поднять упавший тираж. Роман не был высоко оценен ни критиками, ни широким кругом читателей. Яростное обличение индустриализма, небольшое число милых и достоверных героев, гротескность сатиры романа выводили из равновесия не только консерваторов и вполне удовлетворенных жизнью людей, но и тех, кто хотел, чтобы книга заставляла лишь плакать и смеяться, а не мыслить.

Бездействие правительства, плохое управление, коррупция, ставшая очевидной во время Крымской войны 1853–1856, наряду с безработицей, вспышками забастовок и голодными бунтами укрепили убежденность Диккенса в необходимости радикальных реформ. Он вступил в Ассоциацию административных реформ, а в «Домашнем чтении» продолжал писать критические и сатирические статьи; во время полугодового пребывания в Париже он наблюдал ажиотаж на биржевом рынке. Эти темы – помехи, создаваемые бюрократией, и дикая спекуляция – он отразил в Крошке Доррит (Little Dorrit, декабрь 1855 – июнь 1857).

Лето 1857 Диккенс провел в Гэдсхилле, в старинном доме, которым любовался еще в детстве, а теперь смог приобрести. Его участие в благотворительных представлениях Замерзшей пучины У.Коллинза привело к кризису в семье. Годы неустанного труда писателя омрачались растущим осознанием неудачи его брака. Во время занятий театром Диккенс полюбил молодую актрису Эллен Тернан. Несмотря на клятвы мужа в верности, Кэтрин покинула его дом. В мае 1858, после развода, Чарлз-младший остался с матерью, а остальные дети – с отцом, на попечении Джорджины в качестве хозяйки дома. Диккенс с жаром принялся за публичные чтения отрывков из своих книг перед восторженными слушателями. Рассорившись с Брэдбери и Эвансом, занявшими сторону Кэтрин, Диккенс вернулся к Чапману и Холлу. Прекратив выпускать «Домашнее чтение», он весьма успешно начал издавать новый еженедельник «Круглый год», печатая в нем Повесть о двух городах (A Tale of Two Cities, 30 апреля – 26 ноября 1859), а затем Большие надежды (Great Expectations, 1 декабря 1860 – 3 августа 1861). Повесть о двух городах нельзя отнести к лучшим книгам Диккенса. В ее основе лежат скорее мелодраматические совпадения и насильственные действия, нежели характеры героев. Но читателей никогда не перестанет увлекать волнующий сюжет, блестящее карикатурное изображение бесчеловечного и изысканного маркиза д»Эвремонда, мясорубка Французской революции и жертвенный героизм Сидни Картона, приведший его на гильотину.

В романе Большие надежды главный герой Пип рассказывает историю о таинственном благодеянии, которое позволило ему уйти из сельской кузницы своего зятя, Джо Гарджери, и получить подобающее джентльмену образование в Лондоне. В образе Пипа Диккенс выставляет не только снобизм, но и ложность мечты Пипа о роскошной жизни праздного «джентльмена». Большие надежды Пипа принадлежат идеалу 19 в.: тунеядство и изобилие за счет полученного наследства и блестящая жизнь за счет чужого труда.

В 1860 Диккенс продал дом на Тэвисток-сквер, и его постоянным жилищем стал Гэдсхилл. Он с успехом читал свои произведения публично по всей Англии и в Париже. Его последний законченный роман, Наш общий друг (Our Mutual Friend), был напечатан в двадцати выпусках (май 1864 – ноябрь 1865). В последнем завершенном романе писателя вновь появляются и соединяются образы, выражавшие его осуждение социальной системы: густой туман Холодного дома и огромная, давящая тюремная камера Крошки Доррит. К ним Диккенс добавляет еще один, глубоко иронический образ лондонской свалки – огромных куч мусора, создавших богатство Гармона. Это символически определяет цель человеческой алчности как грязь и отбросы. Мир романа – всесильная власть денег, преклонение перед богатством. Мошенники процветают: человек со значимой фамилией Вениринг (veneer – внешний лоск) покупает место в парламенте, а высокопарный богач Подснеп – рупор мнения общества.

Здоровье писателя ухудшалось. Не обращая внимания на угрожающие симптомы, он предпринял еще ряд утомительных публичных чтений, а затем отправился в большое турне по Америке. Доходы от американской поездки составили почти 20 000 фунтов, но путешествие роковым образом сказалось на его здоровье. Диккенс бурно радовался заработанным деньгам, но не только они побуждали его предпринять поездку; честолюбивая натура писателя требовала восхищения и восторгов публики. После короткого летнего отдыха он начал новое турне. Но в Ливерпуле в апреле 1869 после 74 выступления его состояние ухудшилось, после каждого чтения почти отнимались левая рука и нога.

Несколько оправившись в тишине и покое Гэдсхилла, Диккенс начал писать Тайну Эдвина Друда (The Mystery of Edwin Drood), планируя двенадцать ежемесячных выпусков, и убедил своего врача разрешить ему двенадцать прощальных выступлений в Лондоне. Они начались 11 января 1870; последнее выступление состоялось 15 марта. Эдвин Друд, первый выпуск которого появился 31 марта, был написан лишь до половины.

8 июня 1870, после того как Диккенс весь день проработал в шале в саду Гэдсхилла, его за ужином разбил удар, и на следующий день около шести вечера он умер. На закрытой церемонии, состоявшейся 14 июня, тело его было погребено в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства.

Êåí Ìàðòèí – Òèãð

***************

ÒÈÃÐ

   Òèãð! Ïëàìÿ â ÷ðåâå íî÷è.                 Êòî ñîçäàòåëü òâîé? Òîò çîä÷èé,                 Êòî îòâåðãíóâ ïëåí áëàæåíñòâà                 Ïëàâèë óæàñ â ñîâåðøåíñòâå? Ó.ÁËÅÉÊ Ïåðåâîä Èãîðÿ Òðîÿíîâñêîãî ÏÎÝÇÈß ÐÓ. ÒÈÃÐ.
         
  Òèãð! Òèãð! áëåñê îãíÿ            Â ÷àùå íî÷è, à íå äíÿ,            Èç áåññìåðòíûõ êòî âàÿë            Ñòðàøíûõ ÷åðò òâîèõ ìåòàëë? Âèëüÿì Áëåéê.Ïåðåâîä Ë.Ãóíèíà  ÒÈÃÐ

Âëàäèìèð Ìàÿêîâñêèé (1893-1930) Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé â òðèíàäöàòè òîìàõ Òîì 7. Ñòèõîòâîðåíèÿ, î÷åðêè 1925-1926
Áîãîìîëüíîå*
Áîëüøåâèêè
íàäðóãàëèñü íàä âåðîé ïðàâîñëàâíîé.;;;;;;
 õðàìàõ-êëóáàõ —
ñëîâåñíûå áîè.;;;;;;;;;
Êîëîêîëà áåç ÿçûêî⠗
íåìûå ñëîâíî.;;;;;;;;;;;
Ïî áîæüèì ïðåñòîëàì
ïîõàáíè÷àþò âîðîáüè.;;;;;;;;;;
Áåç âåðû
è íðàâñòâåííîñòü èùåì íàïðàñíî.;;;;
×òîá íðàâñòâåííûì áûòü —
êàäèëàìè âåé.;;;;;;;;;;;;;
Âîò Ìåêñèêà, íàïðèìåð,
ïîòîìó è íðàâñòâåííà,;;;;;;;;;;;
÷òî ïðóò
áîãîìîëêè;;;;
;;;ê âðàòàì öåðêâåé.;;;;;;;;
Êàôåäðàëü —
áîãîìîëüíåéøèé èç ìîíàøüèõ;;;;;;
;;;;èíñòèòóòöåâ.;;;;;;;;;;;;;;;;
Áðàò «Notre Dame’a»[3]
íà ïëîùàäè, —;;;;;;;;;
à îêîëî,;;;;;;;;;;;;;;;
çàïðóæåíà íàðîäîì,
«Ïëîùàäü Êîíñòèòóöèè»,;;;;;;;;;
â ïðîñòîíàðîäèè —
«Ïëîùàäü Ñî;êîëà».;;;;;;;;;
Áëåñòÿùèé
äâåíàäöàòèöèëèíäðîâûé;;;;;
Ïàêàðä;;;;;;;;;;;;;;;;
îñòàíîâèë øîôåð,
ïðîñòîâàòûé õëîïåö.;;;;;;;;
— Ñòîé, — ãîâîðèò, —
ïîìîëþñü ïîêà… —;;;;;;;;;;;
äîííà Ýñïåðàíöà Õóàí-äå-Ëîïåö.
Íåòó äîííû
íè ÷àñ, íè ïîëòîðà.;;;;;;
Âèäíî, çàìîëèëàñü.
Âåðîâàòü òàê âåðîâàòü.;;;;;;;;;
È ñíèòñÿ øîôåðó —
äîííà ó àëòàðÿ.;;;;;;;;;
Ïàðèò
ãîëóáî÷êîì;;;
äóøà øîôåðîâà.;;;;;;;;
À â êàôåäðàëå
áåçëþäíî è òèõî:;;;;;;;
íå çàíÿòî
â ñîáîðå;;;;
íè åäèíîãî ñòóëüöà.;;;;;;;;
Ñ äðóãîé ñòîðîíû
ó ñîáîðà —;;;;;;;;
âûõîä;;;;;;;;;;;;;
ñðàçó
íà ÷åòûðå ãóäÿùèå óëèöû.;;;
Äîííà Ýñïåðàíöà
âûéäåò êàê òîëüêî,;;;;;;;;
ê äîííå
äîí ðàñïàëåííûé êèíåòñÿ.;;;;
Çà óãîë!
Óëèöà «Èçàáåëëà Êàòîëèêà»,;;;;
à â ýòîé óëèöå —
ãîñòèíèöà íà ãîñòèíèöå.;;;;;;;;
;;;À äîìà —
ðàñòåò äî óæèíà;;;;;;
;;;ñâèðåïîñòü ìóæèíà.
;;;Ó äîíà Ëîïåöà
;;;òåðïåíüå ëîïàåòñÿ.
;;;Òî êðèê,
òî ñòîí;;;;;
;;;èñïóñêàåò äîí.
Ãðåìèò
ïî êâàðòèðå;;;;
òèãðîâûé ñîëî:;;;;;;;;;
— Íà âîñåìü ÷àñòåé ðàçðåæó åå! —
È, âûäðàâ èç óñà
â äâà ìåòðà âîëîñ,;;;;;;;;
îí ïðîáóåò
ñàáëè ñâîåé îñòðè¸.;;;;;
— Ñêàæó åé:
«Èíà;÷å, ñåíüîðà, ëÿãòå-êà!;;;;;;
Âîò ýòîò
êîëüò;;;;
âàø ñîæèòåëü äî ãðîáà!» —;;;;;;;
È â ïóìîâîé ÿðîñòè
— âñå-òàêè ïðàêòèêà! —;;;;;;;;;
ñáèâàåò
ñ áóòûëîê;;;;
äþæèíó ïðîáîê.;;;;;;;;
;;;;;;Ãóäîê â äâà òîíà —
;;;;;;ïðèåõàëà äîííà.
Åùå
è ðåâ;;
íå óñïåë óéòè;;;;;
çà êàêòóñû
áëèæíåãî ïîëÿ,;;;;;
à ó øîôåðñêèõ
âèñêà è ãðóäè;;;;;;;
íàâèñëè
êëèíîê è ïèñòîëÿ.;;;;
— Îòâåò èëè ñìåðòü!
Íå âåðòåòü âîëà!;;;;;;;;;;
×òîá äîííà
;;;íå ìîãëà;;;;;
çàïèðàòüñÿ,;;;;;;;;;;
îòâåòü íåìåäëåííî,
ãäå áûëà;;;;;;;;;
æåíà ìîÿ
Ýñïåðàíöà? —;;;;;
— Î äîí-Õóàí!
 âàñ äüÿâîëû çëî;áÿòñÿ.;;;;;;;
Íå ãíåâàéòå
áîæüþ ìèëîñòü.;;;;;
Äîííà Ýñïåðàíöà
Õóàí-äå-Ëîïåö;;;;;;;;
ñåãîäíÿ
óñåðäíî;;;;
ìîëèëàñü.;;;;;;;
[1925]
Ìåêñèêà —

Õîðõå Ëóèñ ÁîðõåñÑòèõè ðàçíûõ ëåò. Áîðõåèçìû
Èç êíèãè “Ïûë Áóýíîñ-Àéðåñà (1923) (ïåð. Ïàâåë Ìîèñååâè÷ Ãðóøêî) Èí. ëèò. 2012
Ñëàâà
Âèäåòü ðîñò Áóýíîñ-Àéðåñà, åãî ðîñò è óïàäîê.
Âñïîìèíàòü çåìëèñòûé äâîð è âèíîãðàäíèê,
êðûëüöî è êîëîäåö.
Óíàñëåäîâàòü àíãëèéñêèé,
äîìîãàòüñÿ àíãëîñàêñîíñêîãî.
Èñïûòûâàòü ëþáîâü ê íåìåöêîìó è òîñêó ïî ëàòûíè.
Áåñåäîâàòü â Ïàëåðìî ñî ñòàðûì óáèéöåé.
Áûòü áëàãîäàðíûì øàõìàòàì è æàñìèíó,
òèãðàì è ãåêçàìåòðó.
×èòàòü Ìàñåäîíèî Ôåðíàíäåñà[11] åãî ãîëîñîì.
Ïîçíàòü çíàìåíèòûå ñîìíåíèÿ,
êîèìè ÿâëÿåòñÿ ìåòàôèçèêà.
Ïðîñëàâëÿòü êëèíêè è ðàçóìíî æåëàòü ìèðà.
Íå çàðèòüñÿ íà îñòðîâà.
Íå ïîêèäàòü äîìàøíþþ áèáëèîòåêó.
Áûòü Àëîíñî Êèõàíî
è íå ðåøèòüñÿ ñòàòü Äîí Êèõîòîì.
Îáúÿñíÿòü òî, ÷åãî íå çíàåøü,
òåì, êòî óçíàåò áîëüøå òåáÿ.
Ðàäîâàòüñÿ äàðàì ëóíû è Ïîëÿ Âåðëåíà.
Ïðàâèëüíî ñîòêàòü êàêîé-íèáóäü âîñüìèñëîæíèê.
Ñíîâà ðàññêàçûâàòü òå æå ñòàðèííûå èñòîðèè.
Óïîðÿäî÷èòü íà äèàëåêòå íàøèõ äíåé
ïÿòü-øåñòü ìåòàôîð.
Èçáåæàòü ïîäêóïîâ.
Áûòü ãðàæäàíèíîì Æåíåâû, Ìîíòåâèäåî,
Îñòèíà è — ïîäîáíî âñåì ëþäÿì — Ðèìà.
Áîãîòâîðèòü Êîíðàäà.
Áûòü òåì, ÷òî íèêåì íåîïðåäåëèìî, — àðãåíòèíöåì.
Áûòü ñëåïûì.
Íå ñòîëü óæ äèêîâèííûå âåùè, íî âìåñòå — îíè
íàäåëÿþò ìåíÿ ñëàâîé,
êîòîðóþ ÿ íèêàê íå ìîãó óÿñíèòü.

Ãåîðãèé Øåíãåëè (1894–1956) Ñîáðàíèå ñòèõîòâîðåíèé
ÊÓÂØÈÍ
(Ñîí)
Ñòàðûé åâðåé ïðîäàâàë ìíå êóâøèí,
Ïëîõî ìóðàâëåííûé, ãðóáûé, êàê ñòóïêà:
«Âûëåïëåí îí èç îñîáåííûõ ãëèí;
Ýòî ÷óäåñíàÿ áóäåò ïîêóïêà!»
È, ðàçìàõíóâøèñü, åãî îí øâûðÿë
Î ñòåíó, îá ïîë, ñ ðàçìàõà, ñ ðàçãîíà,
È îòçûâàëñÿ ãîí÷àðíûé çàêàë
Ìåäîì è çîëîòîì äîëãîãî çâîíà.
«Âû ïîãëÿäèòå: íè òðåùèíêè íåò,
Âû ëèøü ïîñëóøàéòå: ýòî æå ñêðèïêà;
ß âàì îòêðîþ ñòàðèííûé ñåêðåò:
Åñëè íå êóïèòå — âàøà îøèáêà».
È ðàññêàçàë îí, ÷òî â ÷åðíîé ñòðàíå,
 íåäðàõ áîëîò ìåæ Åâôðàòîì è Òèãðîì,
×åðíîå íåáî, äîíûíå â îãíå,
Ñõîäèò ãðîçîé ê ÷åëîâå÷åñêèì èãðàì,
×òî ðàñêàëåííûé àðõàíãåëîâ ìå÷,
Àðõèñòðàòèãà âîåííàÿ ðèçà,
Ïëàìÿ êëóáÿ âêðóã àäàìîâûõ ïëå÷,
Áëåùóò ïîíûíå ó âðàò ïàðàäèçà;
×òî â ñòàðèíó õèòðîóìíûé ðàââèí,
Õîòü ãîí÷àðîì îí è íå áûë óìåëûì,
Ñäåëàë «âîò ýòî» èç ðîçîâûõ ãëèí,
Áûâøèõ êîãäà-òî àäàìîâûì òåëîì,
È, ïîäñòåðåãøè àðõàíãåëîâ ìå÷,
Ãðîçíî âèòàþùèé âïðàâî è âëåâî,
Îí óõèòðèëñÿ «âîò ýòî» îáæå÷ü
 áåøåíîì ïëàìåíè ãîðíåãî ãíåâà;
×òî îáëàäàòåëü êóâøèíà òîãî
 ìèðå áåñöâåòíîì, ñêóïîì è ñóðîâîì
Áóäåò çâåíåòü íåîáóçäàííûì ñëîâîì…
«×òî æ âû ïðåäëîæèòå ìíå?» — «Íè÷åãî!»
1920

Íèêîëàé Êëþåâ (1887-1937) Áûë ñâåòåë öàðñêèé ñàä
«Çåìëÿê… Ñïàñè!.. Ìîé êðåñò!.. Ìîé êðåñò!
Íå ïîäõîäè ê ïîäíîæíîé ãëûáå,
Íå òî êîíåö… Ïðÿìàÿ ãèáåëü!..
Äåðæóñÿ ÿ, ïîâåðü íà ñëîâî,
Çà îäåÿíèå Õðèñòîâî.
Êðåñòîì ìèäèéñêèì öåëüñÿ â ñêóëû…
Ìîòðè âåðíåå!..» Ñëîâíî äóëî,
Íàâåë ÿ ðóêó â ìãëèñòûé ðîò,
ȅ ðèíóë ñòðàøíûé ïðèâîðîò!
Ñî ñòîíàì îáëîìèëàñü ëüäèíà…
Âñþ íî÷ü ïóõîâàÿ ïåðèíà
Íàñ óáàþêàòü íå ìîãëà.
Ìåæ òåì èç àäñêîãî êîòëà,
Ãäå âàðÿòñÿ ãðåõè ëþäñêèå,
Êëóáèëèñü òó÷è ãðîçîâûå.
Îíè óäàðèëè íåæäàííî,
Êðîâàâîþ è ñåðíîé ìàííîé
 ïðîòàëûé òèõîçâîííûé ïîñò.
Êîãäà íà Âÿòêå áåëÿò õîëñò,
À âî íåçíàåìîé ãóáåðíèè
Ãíóò êîðîáü¸ äà çóáÿò ãðåáíè,
È â ñòðóæêàõ ëèïîâûõ ëîøêàðü
Ñòàðîîáðÿä÷åñêèé òðîïàðü
Ìàëþåò ïèñàíêîé íà ëîæêå!
Òû ïîêàçàë êðóòûå ðîæêè
Ñêâîçü áðàííûé ïîðîõ, êîçëîçàä,
È âûâåë òèãðîâ äà âîë÷àò
Îò ñëó÷êè ñî çìååé ìîãèëüíîé!
Ðîññèè, ðàíàìè îáèëüíîé,
Òû ïðîáîäàë æèâóþ ïå÷åíü,
Íî íå òåáå ïîñòàâèò ñâå÷è
Ëîøêàðü, êóäðÿâûé ãðåáíåäåë!
Åñòü äèâíûé îáðàç, ðèçîé áåë,
Ñ ãîðÿùèì ñåðäöåì, ñîëíöåëèêèé.
Ïðåä íèì ëóêîøêî ñ çåìëÿíèêîé,
Ñâå÷à ñ óçîðíûì êóëè÷îì!
×òîá íå äðóæèòü âîâåê ñ ñû÷îì
Ìàëèíîâêå, â ÷üåé ðîñíîé ãðóäêå
Ïîþò ëåñíûå íåçàáóäêè!

Åâãåíèé Ìîðîçîâ Ñëîâî-ÿáëîêî
Îïóáëèêîâàíî â æóðíàëå Çèíçèâåð, íîìåð 2, 2018
ÍÅÁÎ ÍÀÎÙÓÏÜ
Ïàäêî, ñòàðàòåëüíî, íåâîçìîæíî,
áîëüíî, ìàëèíîâî, ìîë÷àëèâî
ïðèõîäÿñü ñïîçàðàíêó äðóã âî äðóãå
èëè ïðîñâèñòûâàÿ íàñêâîçü
íà äåòñêîì îáëà÷íîì ïîëóñòàíêå,
â êðóæåâàõ èç ñíà è äîìàøíåé ñêàçêè,
ó íåïðî÷èòàííûõ ãîëóáûõ ýêðàíîâ,
â òîðîïëèâûõ êàôå ñðåäè äîæäåé,
òàê çàïàëü÷èâî íå çàìå÷àòü,
íå çàíèìàòüñÿ æèâó÷èì ïëàìåíåì,
íå ÷óÿòü, íå çà÷åðïûâàòü, íå êàñàòüñÿ,
ëþáèòü-íå ëþáèòü, íåñòè-íå âûíåñòè —
íè äðóã äðóãà, íè äíÿ îáÿçàòåëüñòâà,
íè íî÷è-ëóíû, íè òèãðà áîëåçíè,
íè ëåòíåé ðåêè, íè ñòåíû èç ãèïñà,
íè îùóïè âîæäåëåíèÿ, íè âðàãà.

Áåëëà Àõìàäóëèíà (1937-2010) Ñòèõîòâîðåíèÿ è ïîýìû. Äíåâíèê «ß øêîëó Ãíåñèíûõ ëþáëþ…»
ß øêîëó Ãíåñèíûõ ëþáëþ,
ïîêà âëå÷åò ìåíÿ ïðîãóëêà
ïî ñíåãó, îò óãëà ê óãëó,
âäîëü Ñêàòåðòíîãî ïåðåóëêà.
Äîðîæêà – ñêàòåðòüþ, áîãàò
êðàõìàë ïîðôèðîíîñíîé ïðà÷êè.
Ìîèõ äâå òåíè ïî áîêàì —
äâå õèëûõ ïðèñòÿæíûõ â óïðÿæêå.
ß øêîëó Ãíåñèíûõ ëþáëþ
çà ïåñíü, çà ïðåâûøåíüå ïðîçû,
çà æåëòûé öâåò, ÷òî íîÿáðþ
ïðåäúÿâëåí, ñëîâíî ãðîçäü ìèìîçû.
Êîãäà ñìåðêàåòñÿ äîñóã
çà òîëùåé æåëòîé øòóêàòóðêè,
÷òî äåëàåò ñîãáåííûé çâóê
âíóòðè çàõëîïíóòîé øêàòóëêè?
Ñïîäâèæíèê ìóçûêè óøåë —
ãäå ìóçûêà? Äóøà ïîãàñëà
äëÿ ñíà, íî ñîí òâîðèì äóøîé,
è ìóçûêà íå åñòü îãëàñêà.
Íå ïîòðåâîæåíà ñìû÷êîì
è íå äîêàçàíà íèìàëî,
÷òî äåëàåò òàéêîì, ìîë÷êîì
åå ìàòåðèÿ íåìàÿ?
 òèãðèíûõ ìûøöàõ òèøèíû
îíà ðàñòåò ïðûæêîì ïîäñïóäíûì,
è ñíû åå ñîâåðøåíû
ñîêðûòûì îò ëþäåé ïîñòóïêîì.
ß øêîëó Ãíåñèíûõ ëþáëþ
â íî÷è, íî áîëåå ïðè ñâåòå,
ñêîëüçÿ ïî óòðåííåìó ëüäó,
ëîâèòü åäó â õóäûå ñåòè.
Âëåêó ñóìó æèòüÿ-áûòüÿ.
Èíîìó ïîäëåæà âëå÷åíüþ,
âîçâûøåííî áðåäåò äèòÿ
ñ îãðîìíîþ âèîëîí÷åëüþ.
È â äâå ñëåçû, ñëîâíî â áèíîêëü,
ñ íåäîóìåíüåì îáíàðóæó,
÷òî áåçáîÿçíåííûé áåìîëü
ïîðõíóë â ãóáèòåëüíóþ ñòóæó.
×òîáû äóøà áûëà ÷èñòà,
åé íàäîáíî äîâåðüå ê õðàìó,
ãäå ÷üè-òî äåòñêèå óñòà
âîâåêè ðàñïåâàþò ãàììó,
è êðîøêà-ìóçûêàíò òàêîâ,
÷òî, áîäðñòâóÿ â íàø ÷àñ äðåìîòíûé,
îäèí âäîëü óëèö è âåêîâ
âñåãäà áðåäåò îí ñ ïàïêîé íîòíîé.
ß øêîëó Ãíåñèíûõ ëþáëþ,
êîãäà áåëà åå îãðàäà
è ñëàäêîçâó÷íóþ ëàäüþ
êîëûøóò âîëíû ñíåãîïàäà.
Ëþáëþ åå, êîãäà âåñíà
âåëèò, ÷òîá âûëåçëè ïåòóíüè,
è â äàëü îòêðûòîãî îêíà
äîâåð÷èâî ãëÿäÿò ïåâóíüè.
Çà÷åì ÿ îêîëî ñòîþ?
Ìû ñëóõ íà ñëóõ íå îáìåíÿåì:
ìîé – îáðàùåí âî ãëóáü ìîþ,
ê ñòîðîííèì çâóêàì íåâìåíÿåì.
Ïðèñëóøàþñü – ëèøü áîëü è ðåçü,
à êàæåòñÿ – ëåãêî, ëåãêî âåäü…
Ñíà÷àëà – ìóçûêà. Íî ðå÷ü
âîëüíà î ìóçûêå ãëàãîëèòü.
1975

ÌÈÕÀÈË ÒÀÍÈ× Ñá. «Íåòåëåôîííûé ðàçãîâîð» 2020
È âîò, âîæó ñîëäàòèêîâ çàïàñíîãî ïîëêà â çàñíåæåííîå ïîëå íà Õîëîäíîé ãîðå â Õàðüêîâå, ê îãðîìíîé íåïîäúåìíîé ãàóáèöå 152 ìì, è ó÷ó àðòèëëåðèéñêîìó óìó-ðàçóìó. À îíè, ãîëîäíåíüêèå, áåäíåíüêèå, âñå ãëÿäÿò â ñòîðîíó êóõíè: ñêîðî ëè çà÷àäÿò ôîðñóíêè, êèïÿòÿ âîäó ñ ðåäêîé êàïóñòîé ïîä íàçâàíèåì – îáåä.
Äà è ñàì ÿ ïîãëÿäûâàþ òóäà æå, ñîñòîÿ íà îäíîì ñ íèìè æèäêîì äîâîëüñòâèè. Êàê ÷åðòîâñêè õî÷åòñÿ æðàòü! Âñþ æèçíü. Âîò è íàåë ê êîíöó æèçíè ñâîå íåíàâèñòíîå ïóçî.
Âàëüñ Õà÷àòóðÿíà
Êàê æèëîñü ìíå íàêàíóíå óõîäà â àðìèþ â ãîðîäå Òáèëèñè? Ìîëîäî æèëîñü, âåñåëî, ãîëîäíî – êàê ïåðåä êîíöîì ñâåòà. Àâãóñò 42-ãî. Ãäå-òî óæå íå òàê äàëåêî ãðîõî÷åò âîéíà, à ó íàñ èíæèð ïîñïåë, è ìîëîäîå âèíî ìàäæàðè ñòîèò êîïåéêè, íî è êîïååê ó ìåíÿ íåò.
È õëåá ïî êàðòî÷êàì ñúåäåí óæå çà äâà äíÿ âïåðåä, è â ñòîëîâîé íà ñòàíöèè Òáèëèñè Òîâàðíàÿ 28-ãî ÷èñëà ïðèõîäèòñÿ óìîëÿòü áóôåò÷èöó âûäàòü õëåáóøåê ïî òàëîíàì ñëåäóþùåãî ìåñÿöà:
– Íó, Íàòåëî÷êà, ëàìàçî, íó, ïîæàëóéñòà!
Ïîäðàáàòûâàÿ ãðóç÷èêàìè íà Òîâàðíîé, ìû ïîëó÷àëè åùå òàðåëêó ïîõîæåãî íà õàø ñóïà, íî ê âå÷åðó ñïèíà áîëåëà îò òÿæåñòè êîëåñíûõ ïàð èëè ñîòåí ÿùèêîâ ñ ÿáëîêàìè, à ïðåäñòîÿëè åùå ëåêöèè â èíñòèòóòå, õîòÿ áû äâå ïåðâûå. Ïî÷åìó äâå? À ïîòîìó ÷òî ïîñëå íèõ ïîëàãàëàñü â áóôåòå áóëî÷êà è äâå-òðè êèëüêè â ïðèäà÷ó. Íèêîãäà íå åëè ñëàäêîâàòóþ áóëî÷êó ñ êèëüêîé? Ïîìíèòñÿ, ýòî áûëî êàê áàáóøêèí êóëè÷ â äåòñòâå.
Ðîñòîâñêèå æåëåçíîäîðîæíûå ñòóäåíòû çàíèìàëèñü ïîñëå òáèëèññêèõ, âî âòîðóþ ñìåíó, íî è ìû, è ïðåïîäàâàòåëè äåðæàëèñü çà ñâîé èíñòèòóò, êîòîðûé äàâàë òî ëè áðîíü, òî ëè îòñðî÷êó îò ïðèçûâà. À íåïîäàëåêó, ïî Êóáàíè, óæå ãðîõîòàëà âîéíà, è íåïîíÿòíî, íà êàêîì ðóáåæå äàäóò åé óêîðîò.
Êàê-òî íà ëåêöèè ïî ìåòàëëóðãè÷åñêîìó ïðîöåññó èãðàåì ñåáå â «ìîðñêîé áîé», äîæèäàÿñü çâîíêà çà áóëî÷êîé. À äîöåíò Ñïèâàêîâ âñå ýòî âèäèò è ãîâîðèò:
– Îäíàæäû äîìåííóþ ïå÷ü ðàçîðâàëî, è ÷óãóí ðàñïëàâëåííîé ðåêîé õëûíóë…
Íèêàêîãî èíòåðåñà!
– … õëûíóë èç ëîòêà ïî êàíàâå â íàïðàâëåíèè äåòñêîãî ñàäà…
Êàêîãî äåòñêîãî ñàäà? ×òî çà ÷óãóí? Íî ìû èãðàåì â «ìîðñêîé áîé». È – íîëü ðåàêöèè.
Äîöåíò Ñïèâàêîâ ïîñòàâèë ïîñëåäíþþ ñòàâêó:
– ß áåðó ëîïàòó è, ñòîÿ ïî ùèêîëîòêó â ðàñïëàâëåííîì ìåòàëëå…
Íå ðåàãèðóåì. È îí òèõîíüêî ñëîæèë áóìàãè â ïîðòôåëü è íà öûïî÷êàõ ïîêèíóë àóäèòîðèþ.  î÷åðåäè çà áóëî÷êîé îí ñòîÿë âïåðåäè ìåíÿ, è ó íåãî áûëî âðåìÿ ðàññêàçàòü ìíå ýòó èñòîðèþ.
Æèëè ìû â îáùåæèòèè – ñïàëè íà æåëåçíûõ êîéêàõ â çðèòåëüíîì çàëå êèíîòåàòðà èìåíè Ïëåõàíîâà. Ìàòðàñîì, îäåÿëîì è ïðîñòûíåé ñëóæèëè íàì îáûêíîâåííûå ÷åðòåæíûå äîñêè. Ðàõìåòîâû. Íî çàòî â äðóãîì çàëå øåë «Ìàñêàðàä», è ìû ñìîòðåëè ýòó ïðåëåñòü äåñÿòêè ðàç. È áåññîííèöû ó íàñ íå áûëî.
À íàçàâòðà â ãðóçîâîì äâîðå ñíîâà êàòàëè òÿæåëåííûå êîëåñíûå ïàðû, íàïåâàÿ óäèâèòåëüíûé âàëüñ Õà÷àòóðÿíà. È ÿ òåàòðàëüíî îò÷èòûâàë êîãî-òî ñëîâàìè Àðáåíèíà-Ìîðäâèíîâà: «Âû – øóëåð è ïîäëåö, è ÿ âàñ çäåñü îòìå÷ó, ÷òîá êàæäûé ïî÷èòàë îáèäîé ñ âàìè âñòðå÷ó». È áèë ñåáÿ ïî íîñó çàèãðàííîé êîëîäîé êàðò, êîòîðàÿ ïîñòîÿííî áîëòàëàñü â êàðìàíå.
Ìû è ñàìè áûëè àêòåðàìè íà êèíîñòóäèè. Çà ìàññîâêó ïëàòèëè ïî òðè ðóáëÿ, ïëàòèëè ïî-ãðóçèíñêè ðàçìàøèñòî: ïðèìåðèë êîñòþì âîèíà Ìîóðàâè («Ñèëà âîèíî⠖ ñèëà öàðñòâà!») – äåðæè òðîÿê. Âûåõàëè íà íàòóðó, à ñîëíûøêà íåò – åùå òðè ðóáëÿ. À âñåãî-òî, êîíå÷íî, âûõîäèëî êîò íàïëàêàë. Êàê-òî îäèí ëèøü ðàç ïðèãëàñèëè íà ãðóïïîâóþ ñúåìêó â êàðòèíó «Íåóëîâèìûé ßí». Íàäî áûëî òàíöåâàòü ñ äàìîé â êàôå. Èíòèì. Ãîíîðàð – 75 ðý. Ïðåäñòàâëÿåòå? Âîò îí øàíñ ñòàòü Ðîòøèëüäîì. Äà, íî ãäå âçÿòü åâðîïåéñêèé êîñòþì? À áåëóþ ìàíèøêó, åñëè èç âàøèõ ñòîïòàííûõ áàøìàêîâ âûãëÿäûâàþò ïðîòåðòûå íîñêè?!
À âîò îáëà÷èòüñÿ â ôîðìó ôàøèñòñêîãî ñîëäàòà çà òðîÿê – ýòî ïîæàëóéñòà: â êîñòþìåðíîé ñòóäèè òàêîãî äîáðà íàâàëîì, ëþáîãî, âïëîòü äî ãåíåðàëüñêîãî. È ïðåäñòàâüòå: ïîäúåçæàåì íà ñòàíöèþ Ìöõåò, à ìîæåò áûòü, ýòî áûëè Êîäæîðû – ìû, øòóê òðèäöàòü îäåòûõ íåìöàìè ìàññîâùèêîâ, íà îòêðûòîé ïëàòôîðìå, à íà ñîñåäíåì ïóòè – ñàíèòàðíûé ïîåçä Êðàñíîãî Êðåñòà ñ íàøèìè ïî-íàñòîÿùåìó ðàíåíûìè. Îíè ïðîãóëèâàþòñÿ íà êîñòûëÿõ ïî ïåððîíó, íà ñîëíûøêå, íèêàê íå ðàññ÷èòûâàÿ ïîâñòðå÷àòü çäåñü, â ãëóáîêîì òûëó, ñàìûõ íàòóðàëüíûõ ôðèöåâ. Íó, ðàçóìååòñÿ, ïîìðåæè è ìèëèöèÿ îãðàäèëè è íàñ, è èõ îò ëåäîâîãî ïîáîèùà.
Òàêèå âîò ìåëî÷è! Íî ýòî è åñòü æèçíü, ýòî è åñòü ìîé äâàäöàòûé âåê, è ìàëî-ïîìàëó ñêëàäûâàåòñÿ òà ñàìàÿ êàðòèíêà èç ñòåêëûøåê â êàëåéäîñêîïå, êîòîðóþ ÿ îáåùàë âàì â ñàìîì íà÷àëå.
À ïîòîì ìû, íåìöû, îêðóæàëè ìîñò. Âñå áûëî íàñòîÿùåå: êîìüÿ çåìëè, ëåòåâøèå íà íàñ îò ïèðîòåõíè÷åñêèõ ïåòàðä, ðåêà, ìóíäèðû, íåìåöêàÿ ðå÷ü â îçâó÷êå. Âîò òîëüêî ñàì ìîñò áûë ìàêåòîì, ñòîÿë ïåðåä êàìåðîé ìàëåíüêèé è òþòåëüêà â òþòåëüêó ñîâïàäàë â ïåðñïåêòèâå ñ íàñòîÿùèì. Ïîòîìó ÷òî ìîñò ïðåäñòîÿëî âçîðâàòü, à êèíî ìîæåò âñå ñäåëàòü õèòðî è êàê íà ñàìîì äåëå.
Âñå áûëî ïîõîæå íà ïðàâäó. À âîò õîëîäíûå è ãðÿçíûå ìû áûëè, êàê íàñòîÿùèå íåìöû ïîä Ìîñêâîé. À â óøàõ çâó÷àë íåîòâÿçíûé âàëüñ Õà÷àòóðÿíà èç êèíîôèëüìà «Ìàñêàðàä», ïîêà – íå ñêîðî – íå ñòàë ñ íèì âðîâåíü çíàìåíèòûé âàëüñ èç «Äîêòîðà Æèâàãî».
Êðåùåíèå âîéíîé
Âîéíà óæå êàòèëàñü íà çàïàä, ïîêà ÿ ãîòîâèë ñîëäàòèêîâ-àðòèëëåðèñòîâ íà ïóñòûõ ùàõ èç êâàøåíîé êàïóñòû â ìàðøåâûå ðîòû, íà ôðîíò. È ïèñàë ðàïîðòû ñ ïðîñüáîé îòïðàâèòü ìåíÿ â äåéñòâóþùóþ àðìèþ. Ñ îäíîé ñòîðîíû, âúåâøèéñÿ â ïîðû ñ ïèîíåðñêèõ êîñòðîâ ïàòðèîòè÷åñêèé äûì, à ñ îñòàëüíûõ òðåõ ñòîðîí ìåäëåííîå, ãîëîäíîå óãàñàíèå äèêòîâàëè òåêñò ýòèõ ðàïîðòîâ. È áëàãîñëîâèëè. Óâàæèëè.
33-ÿ èñòðåáèòåëüíàÿ ïðîòèâîòàíêîâàÿ áðèãàäà ôîðìèðîâàëàñü â ãîðîäå ×óãóåâå. Àõ, ÷òî çà ñóï ïîäàâàëè â ×óãóåâå, ÷òî çà ãðå÷êó! Àõ, ÷òî çà áåêåøà áûëà ó êîìáðèãà! Ïåðåõîæó íà ãîãîëåâñêîå «Àõ!» Àâòîìàòè÷åñêè – ìåñòà-òî êàêèå, â òðåõ øàãàõ îò Èâàíà Íèêèôîðîâè÷à. Íó, ñîâñåì äðóãîå äåëî, è ïîâîåâàòü ìîæíî. À ÷òî óáüþò, òàê ýòî ïîòîì, è íå âñåõ, Áîã äàñò, è ïðîìàõíóòñÿ. Ïîêà æå äàéòå åùå ÷åðïàê êàøè, äà ñ ìàñëèöåì, ïîâàðà, – íå øóòèòü åäåì!
À êàê âûñàäèëèñü íà ëèòîâñêîé ñòàíöèè Èîíèøêèñ, à òàì ïåððîí÷èê ÷èñòåíüêî ïîäìåòåí, è íèêàêèõ ñëåäîâ âîéíû, íè çàïàõîâ, è äåæóðíûé ïî ñòàíöèè â ìóíäèð÷èêå è ôóðàæå÷êà êðàñíîãî ñóêíà. Íè äàòü íè âçÿòü ÷åëîâåê â ôóòëÿðå – íå èç æèçíè, à èç ×åõîâà. Äàðîì ÷òî ðÿäîì, ïîä Øÿóëÿåì, òîëüêî îòãðåìåëî áîëüøîå òàíêîâîå ïîáîèùå.
Åñëè ÿ ñòàíó ýïè÷åñêè îïèñûâàòü âîéíó, ÷òîáû ïîäðîáíî è òàëàíòëèâî, òî ìíå íå õâàòèò èìåííî òåðïåíèÿ è òàëàíòà, à âàì ñèëû ïåðå÷èòàòü ñíîâà «Îíè ñðàæàëèñü çà Ðîäèíó», òåì áîëåå îáî âñåì îñòàëüíîì ÿ âñïîìèíàþ áåãëî, êàê Ãåðîäîò, âûñâå÷èâàÿ ïàìÿòüþ, êàê ôîíàðåì (åñëè áû âîëøåáíûì!), êóñî÷êè ïðîæèòîãî.
Íà îòëè÷íîì øîññå, â ïðåêðàñíóþ ïîãîäó, áûë ðàññâåò, è äî óêàçàííîé òî÷êè íà êàðòå îñòàâàëîñü âåðñò äåñÿòü, íå çíàþ, êàêèì îáðàçîì ìîé âîäèòåëü Âîëîäèí, ìàëü÷èøêà ñ øîôåðñêèõ êóðñîâ, óõèòðèëñÿ ïåðåâåðíóòü ââåðõ êîëåñàìè íàø «ñòóäåáåêêåð», òàùèâøèé ïðèöåïîì ïóøêó è â êóçîâå ÿùèêîâ òðèäöàòü ñî ñíàðÿäàìè. Êîëåñà ïðîäîëæàëè âåðòåòüñÿ, à ìû – âûáèðàòüñÿ èç-ïîä ñíàðÿäíûõ ÿùèêîâ. Ïðàâäà, æèâûìè è ïî÷òè ÷òî íåâðåäèìûìè.
Ìîæåò áûòü, ýòî áûëà è õîðîøàÿ ïðèìåòà, íî, ïåðåâåðíóâ íà íîãè ìàøèíó ñ ïîìîùüþ åå æå ëåáåäêè è òåëåãðàôíîãî ñòîëáà, ìû äîáðàëèñü êóäà íàäî, à òî÷íåå – êóäà ñìîãëè. Åäâà ìû ñáðîñèëè ïóøêó ñ êðþêà ïîñåðåäèíå êàðòîôåëüíîãî ïîëÿ è åùå íå îòïóñòèëè ìàøèíó, êàê ïî÷òè ÷òî ïðÿìî íàä íàøåé ãîëîâîé çåíèò÷èêè ïîïàëè â íåìåöêèé ñàìîëåò-ðàçâåä÷èê «Ôîêêå Âóëüô-190», êîòîðûé ìû çâàëè «ðàìîé», è ýòîò îãðîìíûé ïûëàþùèé ôàêåë ñòàë ïàäàòü íàì íà ãîëîâó. Íåïðèÿòíîå îùóùåíèå, äàæå åñëè òî è áîåâîå êðåùåíèå. Òîãäà ýòà ðèôìà íå óñïåëà ïðèéòè ìíå â ãîëîâó. Ñàìîëåò óïàë è âçîðâàëñÿ ìåòðàõ â ñåìèäåñÿòè îò ìåíÿ. ß îùóïàë, ïîäíÿâøèñü ñ çåìëè, êîå-êàêèå ìåñòà ñâîåãî òåëîñëîæåíèÿ. È ïîäóìàë î ñåáå: «Áåññìåðòåí!»
Ñçàäè íàñ áûë ëèòîâñêèé ñàðàé, è çà íåãî çàåõàë «âèëëèñ» (íà «âèëëèñàõ» åçäèëè ñòàðøèå îôèöåðû), íåìöû åãî óâèäåëè è êàê íà÷àëè ëóïèòü ïî ñàðàþ èç ïóøåê è ìèíîìåòîâ. Êîãäà èç ìèíîìåòî⠖ ëàäíî, íî êîãäà èç ïóøåê, òî ñíàðÿäû ëåòåëè ÷åðåç íàñ ÷óòü ëè íå íà âûñîòå ìîèõ äðîæàùèõ êîëåíîê. Áëàãî, ñàðàé âñïûõíóë ñðàçó æå. È íà÷àëàñü ìîÿ îäèííàäöàòèìåñÿ÷íàÿ êîìàíäèðîâêà â àä, íà ïåðåäíèé êðàé ðóññêî-íåìåöêîé âîéíû, íàçîâåì åå ïî ñóòè, à íå ïî ïàôîñíîé ïðèâû÷êå!
Çåìëÿíêè, ðîâèêè, îêîïû. Ãëàâíîå – çàðûòüñÿ â çåìëþ, ìû ýòî ïîíÿëè ñ ïåðâîé øóòêè ñ «ðàìîé». Çà ñóïîì äàëåêî ïîëçòè, ïèòàåìñÿ êàê ñìîæåì. Êóðèòü ïðîñèì ìàõîðî÷êè ó ïðîõîäÿùèõ ìèìî íàñ çà «ÿçûêîì» ïîëêîâûõ ðàçâåä÷èêîâ; äåëèì ðàç â íåäåëþ ðûæåãî öâåòà ñàõàðîê – ãäå åãî òàêîé äåëàþò? – æèâåì!
À òóò – ïîäàðî÷åê: äâà òàíêà «òèãðà», ìåòðàõ â ñåìèñòàõ, ñòîÿò ÷óòü áî÷êîì, âïîëîáîðîòà ê íàì, è íå óïîëçàþò. Ìåëüêíóëî: íåò áåíçèíà èëè íåò ýêèïàæà? Ìû áûñòðî âûêàòèëè ñâîþ ñíîðîâèñòóþ ïóø÷îíêó ê âåòëå, ðÿäîì ñ ñîðîêàïÿò÷èêàìè (ñîâñåì óæ ìåëêàÿ ïåõîòíàÿ ïóøêà, «òèãðû» åé íå ïî çóáàì), è òîëüêî ðàçâåðíóëè ñòàíèíû, êàê ïîëåòåëè ùåïêè ñ âåòëû çà íàìè, à ïîòîì ðàçäàëñÿ çâóê âûñòðåëà. Ìåðòâûé òàíê ïàëüíóë! ß óïàë íà ñïèíó â ìåæó, íà ìåíÿ ñâåðõó ñâàëèëñÿ ìîé íàâîä÷èê Òîëèê Áóíèÿòîâ, è ÿ óâèäåë, êàê ïîáåëåëè åãî ãóáû è îí ñïëþíóë êðîâüþ – áîëüøîé îñêîëîê óãîäèë åìó â ïðàâûé ñîñîê, ðàçîðâàâ ãèìíàñòåðêó. Îí ìåðòâî ëåæàë íà ìíå, è åùå ÷åðåç ìèíóòó ìû âîëîêëè åãî ïî äðóãîé ìåæå, óõîäÿùåé â òûë, íà ïëàù-ïàëàòêå.
Íàäåþñü, åìó ñóæäåíî áûëî âûæèòü, ïîòîìó ÷òî, êîãäà ìû äîíåñëè åãî äî ñàíèòàðíîé ìàøèíû, òàì áûëè ìåäèêè è ãîðåë êîñòåðîê, èç-çà ëåñà âûíûðíóëè ïðÿìî íàä íàìè íà îãðîìíîé ñêîðîñòè äâà ôðèöà – «ìåññåðøìèòòà», î÷åðåäüþ-î÷åðåäüþ ïî íàì, ïî Òîëèêó, ïî êðàñíîìó êðåñòó, ðàçìåòàëè êîñòåðîê è íè â êîãî íå ïîïàëè! È ÿ âîñïîëüçîâàëñÿ ñ÷àñòüåì Òîëèêà, à ìîæåò áûòü, åìó ïåðåïàëî îò ìîåãî ñ÷àñòüÿ.
Ðàíüøå-òî, íàêàíóíå ðàíåíèÿ, òî÷íî åìó ïåðåïàëî! Òîëèê ãäå-òî ïðîïàäàë è ïîä óòðî ïðèòàùèë öåëóþ ðàìêó èç ÷üåãî-òî óëüÿ ñ ìåäîì – îáëèçíèòåñü! Âêóñíîòà! Äà âîò áåäà – ï÷åëû âûðâàëèñü èç óëüÿ, íàïàëè íà íåãî è ñäåëàëè èç Òîëèêà ÿïîíñêîãî ñîëäàòà ó îçåðà Õàñàí: ãëàç íå âèäàòü, âñå îñòàëüíîå ðàñïóõëî – íå óçíàòü!
À õîçÿèí ìåäà âèäåë, êàê ï÷åëû åãî îáëåïèëè è êóñàëè-êóñàëè, è ïðèøåë â ÷àñòü æàëîâàòüñÿ – ìû ñòîÿëè â ëàòûøñêîì ëåñó. Ïîëêîâíèê îñåð÷àë íå íà øóòêó, ïðèêàçàë âûñòðîèòü âåñü ïîëê è ïðîâåë õóòîðÿíèíà ìèìî ñòðîÿ. Îíè øëè ìåäëåííî, âãëÿäûâàÿñü â ëèöà ñîëäàò. È íåñäîáðîâàòü áû Òîëèêó, íî íå îêàçàëîñü â íàøåì ïîëêó íè îäíîãî èñêóñàííîãî ï÷åëàìè ñîëäàòà: Òîëèê ñòðàäàë â ðîâèêå íà îãíåâîé, íàêðûòûé îäåÿëàìè è ñíàðÿäíûìè ÿùèêàìè.
– Õîðîøèé òû êîìàíäèð! – ìîæåò áûòü, ïîäóìàë îáî ìíå ïîëêîâíèê.
– ×òî çà æàëîñòëèâûå ï÷åëû? – ìîæåò áûòü, ïîäóìàë õîçÿèí ïàñåêè.
Íèêóäà íå îòâåðòåòüñÿ ìíå îò âîéíû – ýòè òðè ãîäà ïîòîì àóêàëè è àóêàëè â ìîèõ ñòèõàõ. Ìû åùå ïîáûâàåì íà âîéíå!
Íàì áûëî äâàäöàòü íà âîéíå,
 íàñ êðîâü èãðàëà è ãóäåëà,
Ëþáîâü, êàçàëîñü áû, âïîëíå
Ñåðäöàìè íàøèìè âëàäåëà.
Íî îñòóæàëà ãóë â êðîâè
Äóøà, óñòàâøàÿ ñìåðòåëüíî,
È î âîéíå, è î ëþáâè
Íàì âñïîìèíàåòñÿ ðàçäåëüíî.
Áûëà ñóäüáà íåäîåäàòü,
Âõîäèòü â ðàñòåðçàííûå ñåëà,
Êîïàòü,
Ñòðåëÿòü
È ïîïàäàòü!
Ëþáèòü?
È íå áûëî ãëàãîëà.
È òåïåðü àóêàþò, ïîêàëûâàÿ, â ñåðäöå. Òî Ïåðâûé Ïðèáàëòèéñêèé êîëüíåò, òî Ïåðâûé Áåëîðóññêèé. Ãîäû ñòðîÿòñÿ ïî ðàíæèðó â ìîåé ïàëàòå íåîòëîæêè èìåíè ïðîôåññîðà Ñêëèôîñîâñêîãî.

Õóàí Ðàìîí ÕÈÌÅÍÅÑ (1881-1958) Êí. «Èñïàíöû òðåõ ìèðîâ» Ïåðåâîä À.ÃÅËÅÑÊÓËÀ
ÝÒÈÊÀ ÝÑÒÅÒÈÊÈ
Àôîðèçìû è ìàêñèìû
Ãîâîðèòü îá èñêóññòâå äëÿ âñåõ áåññìûñëåííî, ïîòîìó ÷òî îñóùåñòâèñü ïîäîáíàÿ óòîïèÿ — è âñå ïåðåñòàíóò áûòü âñåìè, ÷òîáû ñòàòü êàæäûì.

Ìåùàíñêàÿ ïîýçèÿ ñïåñèâî óëó÷øàåò íàðîäíóþ — áåçíàäåæíàÿ òÿãà ê àðèñòîêðàòèçìó.

Íàðîä òàëàíòëèâ, êîãäà ëþáèò, — òîãäà îí äóìàåò.

Èñêóññòâî äëÿ íàðîäà? Çàïîëíèì èñêóññòâîì ïðîñòðàíñòâî — êàê â Ýëëàäå, — ÷òîáû íàðîä â íåì æèë. Ïðèñïîñàáëèâàòüñÿ ê ïîòðåáíîñòÿì íàðîäà — çíà÷èò óíèæàòü è íàðîä, è èñêóññòâî.

Äîì ñîçäàþò íå ñòðîèòåëè, à æèëüöû.

Íàðîä íå òåðïèò, êîãäà åìó ïîäðàæàþò; åìó íóæíà íå âòîðîñîðòíîñòü, à ñàìîáûòíîñòü.

Äåòè, êîãäà æàæäà âûðàçèòü ñåáÿ ïðåâîñõîäèò èõ ÿçûêîâûå âîçìîæíîñòè, ïðèäóìûâàþò íîâûå ñëîâà èëè ïðè÷óäëèâî ðàçäâèãàþò ñìûñë èì èçâåñòíûõ, ïîêà íå îõâàòÿò âñþ ãðîìàäó ïåðåæèâàíèÿ. Âîò ïîäëèííûå èñòîêè ñòèëÿ.

Ñòèëü — íå ïåðî è íå êðûëî. Ýòî ïîëåò.

Ïîýò — ïåðåâîä÷èê íåñêàçàííîãî. Íà êàêîé ÿçûê? Íà ñêîëüêèõ ÿçûêàõ ãîâîðèò Áîã?

Åñëè ëüâó âçäóìàåòñÿ ïåòü, ÿñíî, ÷òî îí áóäåò ïåòü ëüâèöå èëè, ìîæåò áûòü, òèãðèöå, íî íèêàê íå ñëîíèõå èëè êðîêîäèëèöå.

Êîãäà ãîâîðÿò î êîì-òî: «Óìåð òûñÿ÷ó ëåò òîìó íàçàä» — èäåò îòñ÷åò åãî ïîäëèííîé æèçíè.

Äåëàòü íàñòîÿùèì ïðîøëîå è áóäóùåå — ýòî è åñòü ïðîôåññèÿ ïîýòà.

Ïóñòîñëîâèå: â ðèôìîâàííîì ñòèõå — òî, ÷òî íåëüçÿ ñêàçàòü â ñâîáîäíîì; â ñâîáîäíîì — òî, ÷òî íåëüçÿ ñêàçàòü â ïðîçå; â ïðîçå — òî, ÷òî íåëüçÿ ñêàçàòü â ðàçãîâîðå.

×åëîâåê, íàñêó÷èâ ñåáå, ïðèäóìàë Áîãà. Âûøëî íåñêëàäíî, è òîãäà îí ïðèäóìàë Áîãà, êîòîðûé ïðèäóìàë ÷åëîâåêà.

Àëåêñàíäð ÏÓØÊÈÍ
Àí÷àð [14]
{455}
 ïóñòûíå ÷àõëîé è ñêóïîé,
Íà ïî÷âå, çíîåì ðàñêàëåííîé,
Àí÷àð, êàê ãðîçíûé ÷àñîâîé,
Ñòîèò — îäèí âî âñåé âñåëåííîé.
Ïðèðîäà æàæäóùèõ ñòåïåé
Åãî â äåíü ãíåâà ïîðîäèëà,
È çåëåíü ìåðòâóþ âåòâåé
È êîðíè ÿäîì íàïîèëà.
ßä êàïëåò ñêâîçü åãî êîðó,
Ê ïîëóäíþ ðàñòîïèñü îò çíîþ,
È çàñòûâàåò ââå÷åðó
Ãóñòîé ïðîçðà÷íîþ ñìîëîþ.
Ê íåìó è ïòèöà íå ëåòèò,
È òèãð íåéäåò: ëèøü âèõîðü ÷åðíûé
Íà äðåâî ñìåðòè íàáåæèò —
È ì÷èòñÿ ïðî÷ü, óæå òëåòâîðíûé.
È åñëè òó÷à îðîñèò,
Áëóæäàÿ, ëèñò åãî äðåìó÷èé,
Ñ åãî âåòâåé, óæ ÿäîâèò,
Ñòåêàåò äîæäü â ïåñîê ãîðþ÷èé.
Íî ÷åëîâåêà ÷åëîâåê
Ïîñëàë ê àí÷àðó âëàñòíûì âçãëÿäîì,
È òîò ïîñëóøíî â ïóòü ïîòåê
È ê óòðó âîçâðàòèëñÿ ñ ÿäîì.
Ïðèíåñ îí ñìåðòíóþ ñìîëó
Äà âåòâü ñ óâÿäøèìè ëèñòàìè,
È ïîò ïî áëåäíîìó ÷åëó
Ñòðóèëñÿ õëàäíûìè ðó÷üÿìè;
Ïðèíåñ — è îñëàáåë è ëåã
Ïîä ñâîäîì øàëàøà íà ëûêè,
È óìåð áåäíûé ðàá ó íîã
Íåïîáåäèìîãî âëàäûêè.
À öàðü òåì ÿäîì íàïèòàë
Ñâîè ïîñëóøëèâûå ñòðåëû
È ñ íèìè ãèáåëü ðàçîñëàë
Ê ñîñåäÿì â ÷óæäûå ïðåäåëû.
1828

Ìàðèÿ ÇÍÎÁÈÙÅÂÀ  íî÷ü òâîåãî ðîæäåíüÿ
Îïóáëèêîâàíî â æóðíàëå Êðåùàòèê, íîìåð 1, 2012

 ãîñòÿõ ó «Êðåùàòèêà» Ïîýòû-ó÷àñòíèêè Âîëîøèíñêîãî êîíêóðñà-2011 íî÷ü
òâîåãî ðîæäåíüÿ

Ðåâåë íàä êðûøåé ãðîì,
È ÿ – òèãðèöåé â êëåòêå.
Áåð¸çû çà îêíîì
Çàëàìûâàëè âåòêè.

Íî âîò ïðîøëà ãðîçà,
Óñíóâ áëàãîðàçóìíî,
È ÿ òâîè ãëàçà
Óâèäåëà ñêâîçü ñóìðàê.

Ñìîòðåëè íà ìåíÿ,
Ëèêóÿ, à íå ïëà÷à,
Äâà ñèíèå îãíÿ
Òàèíñòâåííî-êîøà÷üè.

Ñëåãêà îñëåïëåíû
Êàêèì-òî ñòðàííûì ñâåòîì,
Äâå äàëüíèå ëóíû,
Äâå áëèçêèå ïëàíåòû.

Òåáå – ÷òî ìèð âîêðóã?
Óñòðîèòüñÿ, óñåñòüñÿ á,
Ïîäïëûòü â ëàäüå èç ðóê
Ê ãðóäè ìîåé, ãäå ñåðäöå,

Òàì, ãäå äóøà ñ äóøîé,
Êàê æèçíü è ñìåðòü, åäèíû.
Ìíå áûòü, êàê ìèð, áîëüøîé
Òåïåðü íåîáõîäèìî,

Íà âîëþ îòïóñòèòü,
×òî ê íåáó íå ïóñêàëî,
È äëÿ òåáÿ ðàñòèòü
Öâåòû íà äèêèõ ñêàëàõ.

È òû ìåíÿ ïóñòè
Ê ñåáå, â ñâîé ñèíèé ñóìðàê.
Ìíå â æèçíè íå ïîñòè÷ü
Áðîâåé òâîèõ ðèñóíîê…

Ìîÿ â ðåñíèöàõ ãðóñòü.
Ñóðîâîñòü ãóá – îòêóäà?
È ÿ òåáÿ áîþñü,
Íåìíîæå÷êî, êàê ×óäà.

À òû ìåíÿ – íåò-íåò,
Íè êàïåëüêè, íè êàïëè!..
Çà îêíàìè ðàññâåò.
Íó ÷òî, ðàññêàæåì ïàïå?

Äæîí Êèòñ (1795-1821) Ñòèõîòâîðåíèÿ
ÏÎÝÒ
Îòðûâîê
Ãäå Ïîýò? Êàêîâ Ïîýò?
Âîò âàì ïåðå÷åíü ïðèìåò:
Îí ñî âñåìè îäèíàê,
Áóäü òî öàðü èëè áåäíÿê,
Ãðàìîòåé èëè íåâåæäà
Èëè êòî óãîäíî ìåæäó
Îáåçüÿíîé è Ïëàòîíîì.
Ïòè÷èé îí ïîñòèã ÿçûê
È îðëèöàì è âîðîíàì
×óòêî âíåìëåò; ñëûøèò ðûê
Ëüâà ñâèðåïîãî — è ÷óåò,
×òî ïðîðî÷èò ãðóáûé çåâ,
Ðåâ òèãðèíûé â ðå÷ü ñâÿçóåò,
Ñëóõó âíÿòíóþ, â íàïåâ
ßñíûé, êàê ÿçûê ðîäíîé.
Ïåðåâîä À.Ïàðèíà

Ïîýòû ïðàæñêîãî «Ñêèòà». Àíòîëîãèÿ
Àëåêñåé ÝÉÑÍÅÐ ÖÈÐÊ
Íèêîëàþ Àðòåìüåâè÷óÅëåíåâó
 äûìó îäè÷àëûõ îêðàèí.
Ñðåäè ïóñòûðåé è ïîëÿí —
Âèäåíèå äåòñêîãî ðàÿ —
Îãðîìíûé ñòîèò áàëàãàí.
Ïîòîìîê ãëóõîé Êîëèçåÿ!
Ìû âåæëèâî ìèìî ïðîéäåì.
Íî æàäíî ìàëü÷èøêè ãëàçåþò,
Ïðîòêíóâ ïàðóñèíó ãâîçäåì.
È òàê ïîä çàïëàòàííîé êðûøåé
Îðêåñòðà ãóäÿò ãîëîñà.
Òàêèå íà ïåñòðîé àôèøå
Çàìàí÷èâûå ÷óäåñà,
È ëþäè â ëèíÿëûõ ëèâðåÿõ
Ó âõîäà òàê âàæíî âðîñëè,
×òî, áðîñèâ îêóðêè ñêîðåå,
Ìû íå óñòîÿëè — âîøëè.
Ïëþþòñÿ òðîìáîíû ïî íîòàì,
È ñêðèïêè äðîæèò ãîëîñîê,
È òëåíüåì, íàâîçîì è ïîòîì
Óòîïòàííûé ïàõíåò ïåñîê.
Òàê ãäå-íèáóäü â ÷àùå âî ìðàêå
Çâåðèíàÿ ïàõíåò íîðà…
À êòî-òî â ìàëèíîâîì ôðàêå
Âûêðèêèâàåò íîìåðà.
Íà ðîçîâîì êðóãëîì êîëåíå
Íàåçäíèöà, õðèïëî êðè÷à,
Ïîðõàåò ïî ìÿãêîé àðåíå,
Ïîä âûñòðåëû çëûå áè÷à.
Ïðèêàç÷èêîâ ÷óâñòâà âîëíóÿ,
Ïóñòóþ óëûáêó õðàíÿ,
Âîçäóøíûå øëåò ïîöåëóè
Ñ øèðîêîãî êðóïà êîíÿ.
Ðàñòåò â íàñ òðåâîãà ãëóõàÿ,
È ñòðàííî ñåðäöà ñìóùåíû,
Êîãäà, äîïîòîïíî âçäûõàÿ.
Ïðåññóþò îïèëêè ñëîíû.
Òàíöóþò âåñåëûå êîíè,
Ëîìàåò ñåáÿ àêðîáàò.
È ïóáëèêà ïëåùåò â ëàäîíè.
È êëîóíîâ ùåêè çâåíÿò.
Êðîâàâûå ðèìñêèå èãðû,
Âñå òàê æå ïëåíÿåòå âû.
Âçâèâàþòñÿ ëåãêèå òèãðû.
Ðåâóò çîëîòèñòûå ëüâû.
À ñêðèïêà ïî-ïðåæíåìó ïëà÷åò.
È âîò âûñîêî-âûñîêî
Ïî ñêîëüçêèì òðàïåöèÿì ñêà÷åò
Êðàñàâèöà â ÷åðíîì òðèêî.
È ìóçûêà â óæàñå òàåò.
È, ñäåëàâ ðåøèòåëüíûé æåñò,
Êðàñèâîå òåëî âçëåòàåò
Íà òîíêèé ñîãíóâøèéñÿ øåñò.
È òàì âûïðÿìëÿåòñÿ ãîðäî,
Äðîæèò è êà÷àåòñÿ æåðäü…
Ñ òóïîé ðàçìàëåâàííîé ìîðäîé
Ïîä êóïîëîì íîñèòñÿ ñìåðòü.
È çâåçäû ñèÿþò ñêâîçü äûðêè.
Ìû ñìîòðèì íàâåðõ íå äûøà.
È âäðó㠗 â îñëåïèòåëüíîì öèðêå
Ìîÿ î÷óòèëàñü äóøà.
 íåì ëàäàíîì ïàõíåò, êàê â õðàìå,
 íåì çîëîòîì áëåùåò ïåñîê,
È — ñèäÿ íà òó÷àõ — ìèðàìè
Ðóìÿíûé æîíãëèðóåò Áîã.
Ëåòàþò ïëàíåòû è ëóíû,
Ëîõìàòûå ñîëíöà ïëûâóò.
È áëåäíûå àíãåëû ñòðóíû
Íà àðôàõ ðàññòðîåííûõ ðâóò.
Áåñïëàòíî àïîñòîëû â ìèòðàõ
Ïóñêàþò óìåðøèõ â ÷åðòîã.
Ñìååòñÿ áåççâó÷íî è õèòðî
Íåáåñíûé áåñïëîòíûé ðàåê…
À çäåñü — íà çåìëå — ìû âûõîäèì.
Ê òðàìâàþ áðåäåì íå ñïåøà.
Çåâíóâ, ãîâîðèì î ïîãîäå.
È ìåäëåííî ñòûíåò äóøà.
Áîã èçðåäêà çâåçäû ðîíÿåò.
Êðûëàòûé ñâèñòèò õóëèãàí…
È òåìíàÿ íî÷ü îáíèìàåò
Îãðîìíûé ïóñòîé áàëàãàí.
Ïðàãà, 1928 «Âîëÿ Ðîññèè». 1928. ¹ 10–11

ÌÈÕÀÈË ËÜÂÎÂ Ó âõîäà â ñêàëàò
À. Á. Ëîçîâñêîìó
Ïîëêîâíèê, ïîìíèòå Ñêàëàò,
Ãäå «òèãð» ñ îáóãëåííîþ êîæåé
È òàíê óðàëüñêèé, â ïåïëå òîæå,
Ëîá â ëîá óòêíóëèñü è ñòîÿò?
Ïîëêîâíèê, ïîìíèòå, ïî òðàêòàì
Òîãäà è íàñ âîäèë ñêâîçü ñìåðòü
Òàêîé æå òàíêîâûé õàðàêòåð —
Èëè ïðîðâàòüñÿ, èëü ñãîðåòü.
1944

Ã.ÄßÄÈÍÀ
Ìàìå ñêàçàëà ñîñåäêà-ïðèäèðà,
Ëîá îñòóæàÿ î ãðåëêó ñî ëüäîì:
«Õðèïëûå ñêðèïû èç âàøåé êâàðòèðû
Ñâîäÿò ñ óìà ïîñòîÿííî âåñü äîì!

Ìîæåò, ó âàñ òàì íå ñìàçàíû äâåðè?
Èëè äèâàí îòðóõëÿâåë, êàê ïåíü?
Èëè êàêîé-íèáóäü òèãð â øèôîíüåðå
Ãðîìêî êîãòÿìè ñêðåæåùåò âåñü äåíü? »

Ìàìà âñïëåñíóëà ðóêàìè: «Íó ÷òî âû
Ñåðäèòåñü, êàê Êàðàáàñ-Áàðàáàñ?!
Ýòî æå ìóçûêà íàøåãî Âîâû!
Õî÷åò îñâîèòü ìàëûø êîíòðàáàñ».

Шабат шалом, пахать как здрасти
Аз охн вэй, эх зэ никра?
Опять великие напасти
Эйфо шерутим? Блин, икра.

Ма ата роце, ани шлИмазл
Куда бежать, в какую дверь ?
Потом все стены там измазал
Кен, арбэ хара, уж поверь.

Ата беацмеха эгуди
Эйзе шаоль, аль теацбен
Пойду помою свои му..
А то Фальшборту хрен на крен.

Аз ду бист а ферд — зай нит кейн хазер.

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2021. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+

פּגִישָה. בּרָכוֹת: תשוּבוֹת

Встреча. Приветствия: ответы

Универсальный вежливый ответ на вопрос «Как дела?»

כָּ כָה- כָּ כָה.

1. Разговорный вариант ответа на вопрос «Как дела?» Так можно сказать только близкому человеку.

2. В иврите, как правило, ударение падает на последний слог. Когда этого не происходит, я отмечаю ударный слог.

Этот ответ на вопрос «Как дела?» нельзя использовать в официальной обстановке.

Этот ответ на вопрос «Как дела?» не стоит использовать в официальной обстановке.

Поскольку этот ответ на вопрос «Как дела?» имеет яркую эмоциональную окраску, в официальной обстановке его можно применять очень ограничено.

1. Универсальный ответ на вопрос «Как дела?».

2. סֵ דֶר ( сэ дер) – порядок. בְּ סֵ דֶר – точное соответствие русскому «в порядке».

3. В иврите, как правило, ударение падает на последний слог. Когда этого не происходит, я отмечаю ударный слог – סֵדֶר ( сэ дер).

В порядке. Ладно, хорошо, о’кей

הַכּוֹל בְּ סֵ דֶר.

1. Универсальный ответ на вопрос «Как дела?» на вопрос «Как дела?».

2. סֵ דֶר ( сэ дер) – порядок. בְּ סֵ דֶר – точное соответствие русскому «в порядке».

3. В иврите, как правило, ударение падает на последний слог. Когда этого не происходит, я отмечаю ударный слог – סֵדֶר ( сэ дер).

hаколь бес э дэр

Всё в порядке. Всё хорошо

יִהיֶה בְּ סֵ דֶר.

1. Этот ответ на вопрос «Как дела?» лучше не использовать в официальной обстановке.

2. סֵ דֶר ( сэ дер) – порядок. בְּ סֵ דֶר – точное соответствие русскому «в порядке».

3. В иврите, как правило, ударение падает на последний слог. Когда этого не происходит, я отмечаю ударный слог – סֵדֶר ( сэ дер).

йиhйе тов/ йиhйе бес э дэр

Будет хорошо/ все будет в порядке

בְּרָכוֹת בִּזְמַן אֲרוּחָה

Пожелания во время еды

1. Это выражение имеет также значение «с аппетитом». «Ахаль бетэавон»

אָכַל בְּתֵיאָבוֹן – ел/ поел/ съел с аппетитом.
2. Слово «аппетит» может писаться как с буквой йуд, так и без нее:

Буква «йуд» выполняет здесь роль «матери чтения» – אֵם קְרִיאָה

П риятного аппетита!

Ответы на пожелания

Безударное «о» произносится так же четко и полно, как ударное.

1. Безударное «о» произносится так же четко и полно, как ударное.

2. Обратите внимание, что в иврите прилагательное всегда стоит после существительного:
Спасибо большое!

1. Слово рэфуа רְפוּאָה имеет несколько значений: Медицина. Лекарство, лечение.

2. Обратите внимание, что в иврите прилагательное всегда стоит после существительного.

Полного выздоровления! Полного излечения!

בְּרָכוֹת לְחַגִים וְאֵירוּעִים

Пожелания на праздники и события

Радостные события, веселье

1. Слово «мазаль» מַזָל имеет самые противоположные значения: «Счастье, везенье. Жребий, судьба, рок». Поэтому добавление прилагательного טוֹב «хороший, добрый» здесь необходимо.

2. Существует женское имя «Мазаль» с ударением на первом слоге. Сегодня это имя дается крайне редко.

3. Обратите внимание, что в иврите прилагательное всегда стоит после существительного.

Поздравление по поводу торжества, успеха

Ответы на пожелания

Безударное «о» произносится так же четко и полно, как и ударное.

1. Безударное «о» произносится так же четко и полно, как ударное.

2. Обратите внимание, что в иврите прилагательное всегда стоит после существительного.

Б ольшое спасибо!

1. Это выражение употребляется широко, и не только очень религиозными людьми. Его не употребляют, пожалуй, только атеисты.

2. В иудаизме запрещено произносить и писать имя Бога. Вместо его имени используются слова, указывающие на Бога. В частности, в качестве имени Бога используется слово שֵם (шем) – «имя» с определенным артиклем – הַשֵם (hашем). На письме чаще пользуются сокращением ה’ , которое вслух тоже произносится «hашем».

С Божьей помощью

Слово » סלִיחָה » является как именем существительным, так и междометием со значением просьбы о прощении, извинением.

Прощение; извинение. Простите, извините!

Ответы на благодарность, извинение

Ответ как на благодарность – на תוֹדָה , так и на извинение – на סְלִיחָה

Слово, стоящее в скобках, может как присутствовать, так и отсутствовать.

Ничего, (это) ерунда (ответ как на благодарность, так и на извинение)

1. Со словом שַבָּת связан очень интересный факт. Дело в том, что когда-то слово שַבָּת произносилось с удвоенным звуком «б». Сегодня мы этого уже не делаем, то есть произносим только один звук «б». Однако в написании этого слова в русском языке сохранилось его правильное произношение «суббота» – две буквы «б».

2. Это пожелание произносится в пятницу и на протяжении субботы до наступления вечера. Оно может произноситься и в четверг, если вы считаете, что в пятницу и субботу с этим человеком не встретитесь.

3. Еще один интересный факт, касающийся этимологии, то есть происхождения слова שַבָּת . Как нам известно из «Ветхого завета», Бог сотворил землю за 6 дней. А на 7-ой день он отдыхал, то есть не работал – שָבַת (шават).

Д-р Подольский дает нам следующие переводы глагола שָבַת (шават): Бастовал. Отдыхал, не работал. Проводил субботу.

Поэтому современное слово «забастовка» образовано именно от этого корня: שְבִיתָה (швита).

Мирной, доброй, субботы! (приветствие)

1. Пожелание שָ בוּ עַ טוֹב произносится как вечером в субботу, так и на протяжении воскресенья, являющегося 1-ым днем недели.

2. Существительное שָ בוּ עַ относится к мужскому роду. Поэтому прилагательное тоже стоит в форме муж. рода ед. числа.

3. В иврите, как правило, ударение падает на последний слог. Когда этого не происходит, я отмечаю ударный слог.

от Трэйси Р. Рич 15 Kislev 5778 – 03.12.2017, 16:18 50.6k Просмотры 9 Голоса

• 15 shares
• Facebook
• Telegram
• Odnoklassniki
• VKontakte
• WhatsApp
• Skype
• Mail.ru
• Pinterest

• Что следует говорить на иврите, когда вы услышали весть о чьей-то беременности?
• Как пожелать кому-то счастливых праздников?
• Как пожелать кому-то хорошей недели?

Ниже приведены традиционные еврейские фразы и выражения, которые помогут ответить на эти и другие вопросы.

Шабат а-гаддоль — великая суббота

Шабат шалом

На иврите буквально означает пожелание мирной субботы. Это уникальное приветствие, которое можно использовать в любое время в шабат, хотя общепринято произносить его в завершение субботней церемонии каббалат шабат.

Гут Шабес

Это аналогичное выражение на идиш дословно означает «хорошего шабата». Подобно выражению «шабат шалом», его используют, приветствуя каждого человека в шабат. По своему опыту я знаю, что приветствием «Гут Шабес» можно чествовать в обычном разговоре или при встрече людей, в то время, как «шабат шалом» больше используется в завершение ритуала каббалат шабат.

Шавуа тов

В переводе с иврита — «хорошей (доброй) недели». Приветствие используется после ритуала Авдалы (церемония, отмечающая завершение шабата), чтобы пожелать кому-то хорошей наступающей недели.

Хаг Самеах

С иврита переводится, как «С праздником!» или «Радостного праздника!». Это приветствие произносится на любой праздник, но особенно подходит для праздничных дней в Суккот, Шавуот и Песах, традиционные религиозные праздники паломничества, восхождения к Иерусалимскому Храму — «шалош регалим» (все остальные тоже являются праздниками, но не такими, как эти).

Гут Ём тов

На идиш — «хороших праздников». Это приветствие используется для любого праздника, не обязательно религиозного.

Ле-шана това

Дословно в переводе с иврита «на добрый год». Общее приветствие на Рош ѓа-шана и Дни трепета. В эти дни говорят «Ле-шана това тикатев вэ-тихатем» (Да будешь ты вписан в Книгу Жизни и скреплён печатью на добрый год).

Цом каль — лёгкого вам поста

Цом каль — это лучшее выражение, которым можно приветствовать людей в Йом Кипур. Пожалуйста, не желайте в этот день: «Счастливого (радостного) Йом Кипура»; это вовсе не тот праздник, к которому подходит такое приветствие.

Шалом

На иврите — «мир», «покой». Выражение, которое произносят, встречаясь или прощаясь.

Шалом Алейхем или Шолем Алейхем

С иврита и идиш переводят, как «мир тебе» или «мир дому твоему». Это традиционное приветствие. В Америке обычно используют вариант на идиш. Выражение похоже на арабское приветствие «ас-саляму алейкум» (не удивляйтесь: иврит и арабский языки из одной семитской семьи).

Шолом Алейхем — имя знаменитого еврейского писателя, известного своими замечательными повестями и рассказами, некоторые из них были положены в основу знаменитого мюзикла «Скрипач на крыше».

Ответить на приветствие «Шалом Алейхем или Шолем Алейхем« можно словами «Алейхем Шалом», то есть «и тебе (желаю) мира».

Мазаль тов

Это выражение можно перевести с иврита и идиш, как пожелание «хорошей судьбы». Это традиционный способ выразить своё приветствие. «Мазаль тов!» — правильный и традиционный ответ, если вы услышали, что человеку предстоит обручение или женитьба (замужество); что у кого-то родился ребёнок или ребёнок становится подростком 12 или 13 лет: возраст бар (бат)-мицвы.

Можно также поздравить кого-то с получением новой работы, с окончанием школы (колледжа, университета и пр.) или с каким-то другим радостным событием.

Имейте в виду, что это выражение нельзя использовать по любому поводу; как, например, «желаю удачи» в будущем, напротив, это выражение передаёт счастье и наслаждение от того события, которое уже произошло в жизни человека.

Йешар коах

С иврита переводится, как «[чтобы ты и дальше пользовался] силой прямо [по назначению]». Это отличный способ поздравить кого-то за исполнение мицвы или другого доброго дела. По сути, этими словами вы желаете, чтобы некто продолжал неуклонно совершать добрые дела, и вы с должным почтением осознаёте усилия, которые он вкладывает в свою работу. Чаще всего мы используем это пожелание в синагоге, дабы поздравить кого-то, принявшего успешное участие в исполнении мицвот. Строго говоря, это форма обращения, соответствующая мужскому роду. Некоторые используют женскую форму данного выражения, проявляя чувства к женщине, но это выглядит не типично.

Ле-Хаим

Это выражение переводится, как «к жизни» или «за жизнь». Это традиционный тост, который вы предлагаете перед поднятием бокала с вином или других алкогольных напитков.

Можно сравнить с традиционным тостом «За здравие!» на русском языке.

Гезундхайт

На идиш «будь здоров! На здоровье». Это хороший ответ чихнувшему человеку. Такое же выражение используется и на немецком языке (идиш основан на немецком языке) и весьма распространено среди не евреев. Я думаю, что стоит отметить следующее: некоторые не евреи сказали мне, что боятся обидеть евреев, пожелав им «bless you» (благослови тебя), и поэтому используют выражение из языка идиш — гезундхайт.

Лейда кала

Беременной женщине принято желать «лейда кала«, что в переводе с иврита значит: «легких родов»

04:24
03:31
05:41
05:02
02:29
03:36
04:43

Сайт открыток greet4you.ru содержит красивые поздравительные открытки на различные праздники и случаи жизни. Вы абсолютно бесплатно можете скачать, отправить или сохранить любую открытку, чтобы подарить её в социальных сетях: одноклассники, вконтакте и мой мир.

>

Поделиться открыткой в социальных сетях

Чтобы скачать открытку, нажмите на неё правой кнопкой мыши и выберите «Сохранить картинку как» или нажмите на кнопку «Скачать открытку» и скачивание начнётся автоматически

В этом каталоге Fresh-Cards можно найти и бесплатно скачать красивые еврейские открытки и картинки поздравления с днем рождения на иврите для мужчины и женщины, мальчика и девочки. Подобранные варианты очень просто послать по электронной почте, разместить в социальных сетях или переслать по мобильному телефону.

Виновнику торжества будет очень приятно получить такое послание, оформленное специально для него в национальном стиле и с израильским колоритом. Оно обязательно поднимет ему настроение и настроит на позитивный лад.

Песенка крокодила Гены на иврите יום הולדת youtube. Песенка крокодила Гены на иврите יום הולדת Песничка на Чебурашка (с песней День рождения). Самые красивые пожелания на День рождения. Самые красивые пожелания на День рождения Желаю в твой удивительно яркий день рождения невероятных ощущений счастья, словно летишь на тарзанке над нереальными пейзажами собственных. Видео Поздравление на День Рождение на Иврите Видео. Видео Поздравление на День Рождение на Иврите. ВидеоОткрытка универсальное поздравление с днем рождения! На Иврите. Создание ВидеоОткрытки и ВидеоПожелания для любой цели! Для. Самые красивые пожелания на День рождения. Самые яркие, необыкновенно светлые и понастоящему уникальные пожелания на день рождения будет рад услышать в свой адрес даже самый привередливый именинник! Приветствия и пожелания на иврите. Приветствия и пожелания на иврите. Нажми На день рождения, свадьбу, рождение ребенка и т. Приветствия и пожелания на иврите arktal. На иврите большинство слов очень короткие, одно и двухсложные, но это не делает их легкими для запоминания.

день рождения мужчины

Самые красивые пожелания на День рождения. Самые красивые пожелания на День рождения Желаю в твой удивительно яркий день рождения невероятных ощущений счастья, словно летишь на тарзанке над нереальными пейзажами собственных. Поздравления с днем рождения своими словами. На ПоздравОК находятся самые добрые пожелания с днем рождения в прозе, в стихах и прозе, очень феноменальные и свободно запоминающиеся. Красивые пожелания ко Дню рождения. Приветствия и пожелания на иврите. Почему в иврите два разных пожелания удачи, почему «добрый день» говорят прощаясь, и что евреи произносят чокаясь эти и другие особенности приветствий и пожеланий в нашей следующей подборке. Еврейский анекдот. Поздравления и пожелания на праздник. Поздравления и пожелания на праздник, сценарий праздника и конкурсы на день рождения Анекдоты Еврейский анекдот. Пожелания и поздравления на иврите. Красивые пожелания счастья, здоровья, удачи и любви на иврите. Поздравления с днем рождения, новым годом, Песах и другими праздниками на еврейском языке. Самые красивые пожелания на День рождения. Самые яркие, необыкновенно светлые и понастоящему уникальные пожелания на день рождения будет рад услышать в свой адрес даже самый привередливый именинник!

поздравления с днем рождения оригинальные не в стихах

Поздравления с днём рождения на английском языке с переводом. Поздравления и наилучшие пожелания на твой День Рождения! I wish you a happy birthday and many happy returns of the day! Поздравляю с Днем Рождения и желаю долгих лет жизни! From the bottom of my heart i wish you happy birthday! Пожелания и поздравления на иврите. Красивые пожелания счастья, здоровья, удачи и любви на иврите. Поздравления с днем рождения, новым годом, Песах и другими праздниками на еврейском языке. Приветствия и пожелания на иврите arktal. На иврите большинство слов очень короткие, одно и двухсложные, но это не делает их легкими для запоминания. Как сказать »С днем рождения» на иврите. Как сказать »С днем рождения» на иврите. В этой статье Шаги Дополнительные статьи. С Днем рождения это простая фраза, которая может много значить. Если вы собираетесь на Бармицва или Батмицва, будет красивым жестом сказать с днем рождения на иврите. С днем рождения поздравления девушке на иврите. С днем рождения поздравления девушке на иврите. день рождения девушкикрасы.

поздравительные стихи с днем рождения дедушке

Приветствия и пожелания на иврите. Почему в иврите два разных пожелания удачи, почему «добрый день» говорят прощаясь, и что евреи произносят чокаясь эти и другие особенности приветствий и пожеланий в нашей следующей подборке. С Днем Рождения На Иврите Картинки. Открытки, картинки иврит и на иврите. Скачать. открытки день рождения!. Открытки поздравления к праздникам на языке иврит. С Днем Рождения На Иврите Картинки. С Днем Рождения На Иврите Картинки Открытки с днем рождения. Приветствия и пожелания на иврите arktal. Приветствия и пожелания на иврите. говорят при приятном событии. На день рождения. С днем рождения поздравления девушке на иврите. Хочу, в твой день рождения, Ева Тебя поздравить и от сердца пожелать, Чтоб ты достигла всего, что захотела, О чем могла ты раньше лишь мечтать.

Поздравления на иврите с днем рождения pdf. 6 поздравления с днём рождения поздравления с днем рождения подруге с 55летием поздравления с денм рождения сестре стихи с поздравлением на день рождения д смс поздравления сднём рождения. Как сказать »С днем рождения» на иврите. Как сказать »С днем рождения» на иврите. В этой статье Шаги Дополнительные статьи. С Днем рождения это простая фраза, которая может много значить. Если вы собираетесь на Бармицва или Батмицва, будет красивым жестом сказать с днем рождения на иврите. С Днем Рождения На Иврите Картинки. С Днем Рождения На Иврите Картинки Открытки с днем рождения. Видео Поздравление на День Рождение на Иврите Видео. Видео Поздравление на День Рождение на Иврите. ВидеоОткрытка универсальное поздравление с днем рождения! На Иврите. Создание ВидеоОткрытки и ВидеоПожелания для любой цели! Для.

Ботать по фене
Воровской жаргон пришёл в русский язык из иврита и идиша после того, как в местах компактного проживания евреев в Российской Империи сформировались этнические (в данном случае еврейские) организованные преступные группировки. Евреи говорили на иврите и идише, а полицейские их не понимали, так как евреев служить в полицию не брали.
Поэтому постепенно эти непонятные для полицейских термины превратились в устойчивый русский блатной жаргон. Вот некоторые из них:
Ботать — (боте) выражаться. (битуй) выражение.
Феня — (офен) способ.
(Битуй беофен) — ботать по фене — выражаться особым способом, непонятным для окружающих.
Фраер — Frej — свобода (идиш) Фраер — не сидевший в тюрьме, не имеющий тюремного опыта.
Блатной. Die Blatte (идиш) — лист, бумажка, записочка. Тот, кто
устраивался по блату, имеющий бумажку от нужного человека.
В воровском жаргоне блатной — свой, принадлежащий к уголовному миру.
Шахер–махер. иврит (сахер мехер). «Махер» — это значит продавать, а «шахер» — товар.
Хевра — криминальная общность, банда. Иврит (хевра) – компания
Ксива — записка. Иврит (ктива) — документ, нечто написанное (в ашкеназском произношении иврита (т) часто меняется на «с». К примеру «щабес» вместо «шабат»).
Клифт — пиджак. Ивр. (халифа) — костюм.
Малина (воровская) — квартира, помещение, где скрываются воры. От (малон) — гостиница, приют, место ночлега.
Хана – конец. – ивр. хана – делать остановку в пути, привал. Это корень очень широко распространен в иврите (ханая, — автостоянка, ханут – склад, магазин).
Отсюда же и слово «Таганка» произошедшее от слова (тахана) — станция, остановка, стоянка. Так сначала неофициально, а потом и официально называлась тюрьма, в которую привозили заключенных со всей страны (европейской части страны) перед отправкой в Сибирь.
Марвихер — вор высокой квалификации.
марвихер (идиш) – зарабатывающий деньги от ивр. марвиах — зарабатывает.
Хипеш — обыск.
Хипесница — воровка. Ивр. (хипус) – поиск, обыск.
Параша — слух. Ивритское слово (параша) означает комментарий (или дурнопахнущая история).
Бан — вокзал. На идише слово «бан», имеет то же значение.
Кейф — ивр., араб. — кейф с тем же значением. (От этого же корня в арабском языке «кофе». Когда его пили — койфевали. Вообще, иврит и арабский, два семитских языка, имеющих очень много общих корней. Кто знает один, тому достаточно просто учить другой.).
Халява — даром, бесплатно. Ивр. халав (молоко). В 19 веке евреи России собирали для евреев Палестины так называемый «дмей халав» — «деньги на молоко».
Шара, на шару — бесплатно. Ивр. ( , шеар, шеарим) — остатки.
То, что остается у продавца, непригодное для продажи, и он оставляет это на прилавке для бедных. Согласно еврейской традиции на поле необходимо оставлять несжатую полоску — шеар — остаток, чтобы бедные могли собирать колосья. Об этом евангельская притча, рассказывающая о том, что Иисус с ученикам собирали несжатые колосья в субботу, и это вызвало недовольство фарисеев.
Мусор — милиционер. На иврите. (мосер) — тот, кто
передает информацию. Мусорами называли в Российской империи
полицейских задолго до появления милиции.
Шалава — потаскуха, проститутка. , (шилев) сочетать (одновременно несколько мужчин).
Мастырка — фальшивая рана, замастырить — спрятать. На иврите
(мастир) — прячу, скрываю.
Отсюда же стырить — украсть. И — (сатира) сокрытие. Отсюда же и
сатира (скрытая издевка). И мистерия. Древнегреческие сатиры тоже
отсюда, а не наоборот.
Шухер. Стоять на шухере. Это означает, что стоящий на шухере охраняет совершающих преступление (обычно кражу) и предупреждает о появлении работников правопорядка. Шухер происходит от ивритского слова шахор , что означает «черный». Мундир полиции в царской России был черного цвета.
Шмонать — обыскивать, искать. В тюрьмах Российской империи было принять делать обыски в камерах в 8 часов вечера. Восемь на иврите шмоне отсюда «шмонать».
Сидор — мешок с личными вещами заключенного. В этом мешке должен быть строго определенный набор предметов. За их отсутствие или наличие посторонних предметов в этом мешке (сидоре) заключенный наказывался. Или не наказывался, если набор предметов в этом мешке был в порядке. Порядок
на иврите — седер . Еврейское «седер» превратилось в привычное русскоязычному уху

—
в Израиле экскурсовод рассказала о том , что ко дню рождения или к празднику правителю города в древности отправляли подарки. Доставляла их женщина, которая оставалась у правителя Называлось это – «посылка» — на иврите «шлю ха»
В древности женщина должна была выходить не одна, а вместе с мужчиной, опираясь или держась за его руку. Если она шла по улице одна, то это называлось
«без руки» — на иврите «бли яд».

Е.П.Зыкова
Поэма/стихотворение о сельской усадьбе
в русской поэзии XVIII – начала XIX вв.
(Сельская усадьба в русской поэзии XVIII- начала XIX века. Составление,
вступительная статья и комментарии Е.П.Зыковой; Институт мировой литературы им.
А.М.Горького РАН. М., «Наука», 2005, с. 3-36)
Русская усадьба как сложный культурно-исторический комплекс привлекает
в настоящее время большой интерес как ученых, так и читающей публики. Один
за другим выходят сборники историков и архитекторов, посвященные этой теме.
Большой вклад в ее разработку внесли сборники Общества по изучению русской
усадьбы (ОИРУ)1, сборники, выпускаемые ведущими музеями-усадьбами
(Остафьево, Ясная Поляна, Пушкинские горы, Большие Вяземы и др.). Появился
и обобщающий академический труд «Дворянская и купеческая усадьба в России
XVI-XX вв.»2.
Литературный материал, тема усадьбы в русской поэзии и прозе, также
привлекает в последнее время внимание исследователей. Помимо отдельных
статей, книги В.Щукина3, П.Рузвельт4, Е.Дмитриевой и О.Купцовой5
рассматривают различные аспекты взаимодействия литературной и усадебной
культуры, в основном на материале литературы XIX–начала ХХ вв. Настоящая
книга, сосредоточиваясь на поэзии XVIII – начала XIX вв., предлагает иной,
преимущественно жанровый подход.
Если в романтической и последующей поэзии XIX в. трактовка усадебной
темы определяется индивидуальным стилем автора, то, обращаясь ко времени
становления русской поэзии в XVIII в., мы сталкиваемся с иной ситуацией.
Поэтическое сознание этого времени связано определенным литературным
этикетом, когда жанровые модели еще доминируют над индивидуальным
1 Возобновленный сборник «Русская усадьба», регулярно выходит, начиная с
1994 г.
2 Под ред. Л.В.Ивановой, Ю.А.Тихонова, Я.Е.Володарского. М., УРСС, 2001.
3 Щукин В. Миф дворянского гнедза. Геокультурное исследование по русской
классической литературе. Краков, 1997.
4 Roosevelt P.R. Life on the Russian Country Estate. A Social and Cultural History,
1995.
5 Е.Дмитриева, О.Купцова. Жизнь усадебного мифа. М., 2003.
2
стилем автора, т.е. выбирая тему, поэт одновременно выбирает и определенный
жанр, предназначенный для разработки этой темы и подсказывающий ему
отношение к изображаемому, ряд традиционных мотивов и т.д.
В отечественном литературоведении принято рассматривать поэзию,
посвященную усадьбе, в границах анакреонтики6, связывая ее традицию с
французской «легкой поэзией» XVIII в. Идеологическую значимость
анакреонтическому воспеванию скоропреходящих радостей жизни (вина, любви
и дружеских пирушек) придавал пафос свободолюбия, подразумевавший
неприязнь к правительству, нежелание служить и делать карьеру. Но этот
отрицательный пафос, широко распространенный в русской поэзии рубежа
XVIII-XIX вв., затрагивал лишь определенную струю усадебной поэзии и не
охватывал ее целиком.

Как моральные установки анакреонтики, так и присущий ей пафос
отрицания государевой службы неспособны были питать усадебную поэзию в
целом. Они отражали в лучшем случае мировосприятие хозяина-«гостя»,
ненадолго заехавшего в собственную усадьбу покутить, но мало
соответствовали мировосприятию человека, постоянно живущего в родовом
поместье или проводящего в нем полгода, на зиму же перебирающегося в
столицу. Для такого хозяина усадьбы гораздо ближе, органичнее должны были
быть идеалы, которые предлагает в XVIII – начале XIX в. пастораль7.
Присмотревшись к этому жанру внимательнее, мы обнаружим, что его
«несерьезность» – мнимая. Собственно, пастораль представляет собой не
столько единый жанр, сколько целый конгломерат жанров, объединенных
особым предметом изображения – сельской жизнью на лоне природы – и
особым отношением к предмету изображения – убежденностью в том, что жизнь
6 Например, авторы научного издания Анакреонтических од Г.Р.Державина (М.,
1987) включили в приложение и поэму «Евгению. Жизнь Званская», из недавних
работ можно указать на статью В.А.Кошелева «Усадебная поэзия.
К.Н.Батюшков, П.А.Межаков, А.А.Фет» в кн. «Русская усадьба», вып. 9 (25), М.,
2003.
7 Пастораль привлекает в последнее время большое внимание литературоведов.
В МГОПУ регулярно проходит научный семинар, посвященный специально
проблемам пасторали См. Пастораль в системе культуры: метаморфозы жанра в
диалоге со временем. М., 1999; Пастораль идиллия, утопия. М., 2003.
3
на лоне природы является наиболее нравственной, невинной, счастливой. К
пасторальным жанрам относятся идиллия или эклога, георгика (поэма,
изображающая сельские труды и берущая за образец «Георгики» Вергилия), а
также пасторальная лирика, пасторальная комедия, пасторальный роман8.
Исследователи английской литературы XVII-XVIII вв. выделяют поэму /
стихотворение о сельской усадьбе (country-house poem), как особый малый жанр
в границах пасторали, имеющий свой литературный этикет, свой набор
обязательных тем и мотивов, свои (хотя и весьма нестрогие) формальные
особенности. Речь идет не столько о поэтических описаниях конкретных усадеб,
сколько об изображении, оправдании и восхвалении определенного образа
жизни хозяина усадьбы, его домочадцев и гостей.
Неудивительно, что подобный жанр выделяют в первую очередь английские
исследователи. Во Франции XVIII в. дворянство в преддверии революции,
подвергаясь нападкам за свои сословные привилегии, чувствовало себя
неуверенно и предавалось погоне за мимолетными радостями бытия,
закончившейся революционной катастрофой. В Англии же дворянство и верхи
среднего класса, еще не забыв революционные потрясения середины XVII в.,
всемерно старались культивировать патриотические настроения и твердые
моральные принципы. Английские консерваторы утверждали, что именно
землевладельцы должны решать судьбы страны, ибо человек, чье
благосостояние заключается в земле, а не в капитале, заинтересован в
благополучии отечества, ведь землю, в отличие от капитала, не вывезешь за
границу. Землевладелец по самой природе вещей должен быть патриотом и
сторонником твердой государственной власти, ему нужны положительные, а не
отрицательные жизненные ценности. Подобные консервативные настроения и
оформлялись в английской поэзии в границах таких пасторальных жанров, как
георгика и поэма о сельской усадьбе. Впрочем, и во французской поэзии
сельская тема разрабатывалась не только в духе анакреонтики. Увлечение
поэзией Томсона способствовало появлению таких пасторальных поэм, как
«Четыре времени года, или французские георгики» (1763) кардинала Берни,
8 См. Зыкова Е.П. Пастораль в английской литературе XVIII в. М., 1999.
4
«Времена года» (1768) Жана-Франсуа де Сен-Ламбера, «Месяцы» (1779)
Антуана Руше, «Сады» (1782) Делиля и его же «Сельский житель» (1800).
В целом, интерес к пасторали в период перехода от Средневековья к Новому
времени связан с тем, что этот жанр изображает реальную земную, даже
бытовую жизнь – сельскую жизнь в гармонии с природой, – но подает ее под
знаком идеала, как полную свободы, достоинства и невинности и
противоположную неволе, порокам и уродствам городской цивилизации.
Пастораль утверждает идеал «золотого века», как правило относимого в далекое
мифическое прошлое, когда люди жили в мире с богами и с природой, не зная
пороков. Однако возвращение «золотого века» может выступать как надежда
далекого или более близкого будущего, а может даже отождествляться с
настоящим (в панегирических целях).
Среди пасторальных жанров поэма/стихотворение о сельской усадьбе
особенно интересна тем, что она изображает идеалы «золотого века» не в
условных стилизованных образах пастухов и пастушек, сатиров и нимф, а
воспроизводя конкретные реалии жизни дворянской усадьбы9. Эта жанровая
разновидность соединяет в себе некоторые идеалы и особенности изображения
сельской жизни, свойственные двум ведущим пасторальным жанрам: эклоге
(идиллии) и георгике. От эклоги она заимствует представление о свободе, досуге
и изобилии как неотъемлемых атрибутах сельской жизни. От георгики –
осознание важности хозяйственной жизни усадьбы, которая и обеспечивает ее
владельцу свободу и независимость, «некупленую провизию». Бытовая
конкретика изображения, столь привлекательная в поэме о сельской усадьбе,
также восходит к эстетике классической пасторали, ведь именно в буколиках
Феокрита, основоположника жанра, находим любовное изображение
конкретных деталей пастушеского быта, поэтизацию пастушеского образа
жизни со всей его бытовой детализацией.
Как почти все жанры новой европейской литературы, поэма о сельской
усадьбе ориентировалась на античные образцы: прежде всего на второй эпод
9 Особенно хорошо разработана проблематика жанра поэмы о сельской усадьбе
в английском литературоведении. См. Hibbard G.R. The Country House Poem of
5
Горация, а также ряд его дружеских посланий и сатир; на сатиру Марциала III,
LVIII и прозаические письма Сенеки и Плиния. Исповедуемая Горацием
философия «золотой середины» отвергала суетную погоню за роскошью и
богатством и проповедовала мудрое довольство имеющимся, дарующее
душевное спокойствие и внутреннюю свободу.
Большое влияние на усадебную поэзию оказала дидактическая поэма
Вергилия «Георгики», написанная по заказу императора Октавиана Августа,
стремившегося по окончании кровопролитной гражданской войны обратить
население, и особенно бывших воинов, получивших земельные наделы, к
мирному труду. В ней описание сельскохозяйственных работ, охоты, сельских
пейзажей в разные времена года, сопровождалось похвалой богатству и красоте
родной природы, размышлениями об историческом прошлом и настоящем
родины, мотивами золотого века, возвращенного трудами землепашца,
плодородия и «некупленной провизии», счастья сельской жизни, довольства
имеющимся, пусть малым, неприязни к большому богатству и помпезной
архитектуре, наконец, не мог Вергилий обойти и тему поэта, ищущего
спокойствия и досуга, свободы творчества.
В дружеских посланиях, написанных из небольшого поместья в Сабинской
долине в Рим, Гораций приглашал друзей разделить с ним его скромный
сельский приют, в ряде сатир противопоставлял сельскую умеренность, свободу
и простоту порокам и суете столичной жизни. В знаменитом втором эподе он
создал чрезвычайно привлекательный культурный идеал свободного
землепашца, владеющего родовым наделом и лично трудящегося на нем,
человека, чье внутреннее достоинство опирается на относительную
материальную независимость и готовность довольствоваться имеющимся, т.е.
плодами собственного труда. Этот идеальный образ напрямую не соотносился с
реалиями европейской жизни Нового времени, однако, немного
трансформируясь, он был в XVII-XVIII вв. с успехом применен к жизни
культурного дворянина, владельца родового поместья. «Сельское поместье
Горация вилла Сабина, – пишет исследователь английской пасторали
the Seventeenth-Century. // «Journal of the Warburg and Courtauld Institutes, XIX,
Nos. 1-2 (1956).
6
Дж.Сэмбрук, – стало главным литературным символом сельского приюта, в
котором можно укрыться от забот и суеты городской жизни. Многие поколения
английских джентльменов принимали его как культурную модель, и верили, что
Гораций, изображая его, учил искусству жизни, так же как в другом
произведении он учил искусству поэзии»10. Второй эпод Горация множество раз
переводился европейскими поэтами XVII-XVIII вв.
В европейских литературах (прежде всего английской и французской),
сельская усадьба становится предметом поэтического описания в начале XVII в.
Поначалу подобные произведения носят в основном панегирический характер,
прославляют изобильную, гостеприимную жизнь дворянского семейства в
собственной усадьбе как тот очаг культуры, в котором берут свое начало все
семейные и общественные добродетели, видят в усадьбе средоточие социальной
и культурной жизни окружающей ее сельской общины. Их своеобразная
жанровая содержательность находит выражение в различных малых жанрах,
главным образом панегирика хозяину усадьбы и/или самой усадьбе (как
воплощению духа и характера ее хозяина), дружеского послания (посвященного
восхвалению сельского уединения или приглашению в усадьбу) и поэмы «на
случай» (произносившиеся на пороге дома при встрече гостей, поэмы-
благодарения после посещения усадьбы, поэмы по случаю перестройки усадьбы
или перепланировки парка и т. п.). Подобного рода произведения писали и
известные поэты, чьи сочинения стали классическими, и многие
второстепенные авторы, но также и просто частные лица для своих друзей и
близких, никогда не предназначавшие своих произведений для публикации11.
В первой половине XVIII столетия русская литература интенсивно осваивает
жанровый состав европейских литератур, а в них важную роль играет пастораль.
Процесс формирования светской культуры в России также сопровождается
10 Sambrook, James. English Pastoral Poetry. Boston, 1983, p. 25.
11 А.Фаулер в своей антологии английской поэмы о сельской усадьбе XVII века
собрал как много раз переиздававшиеся шедевры, так и взятые из архивов и
никогда ранее не публиковавшиеся стихотворения. См.: Fowler, Alastaire. The
Country House Poem. A Cabinet of Seventeenth-Century Estate Poems and Related
Items. Edinburgh, 1994.
7
увлечением пасторалью в разных ее видах12. Появляются в русской поэзии и
стихотворения, которые можно отнести к жанру поэмы/стихотворения о
сельской усадьбе. Подобный жанр естественно складывается на определенном
этапе литературного развития в любой стране, где существует усадебная
культура. Проследить историю этого малого жанра на протяжении XVIII –
начала XIX вв., борьбу в нем собственно пасторальных и анакреонтических
мотивов отнюдь не безынтересно, ведь это позволит обогатить наши
представления и о развитии русской поэзии, и об истории самосознания
дворянского сословия того времени, когда оно являлось активным создателем
культурных ценностей.
Этой задаче и посвящена настоящая работа. Ее автор попытался по
возможности полно представить поэтические тексты, как хрестоматийные, так и
забытые и малоизвестные, которые используют традиционные темы, мотивы и
образы, воплощают культурные идеалы и стереотипы мысли, свойственные
поэме/стихотворению о сельской усадьбе. Уровень поэтического мастерства
автора не имел для нас определяющего значения, напротив, мы стремились
показать, что в этом жанре создавались и шедевры, и произведения поэтов
«второго ряда», и сочинения любительской музы.
Сегодня мы воспринимаем мир русской усадьбы как яркое национальное
явление, и наша ностальгия по этому миру связана с желанием возвратиться к
корням отечественной культуры. Однако сама усадебная культура складывалась
в России в XVIII в., в послепетровскую эпоху, т.е. в период, когда волевым
усилием великого реформатора был произведен разрыв в культурной
преемственности и переориентация на Европу, коснувшиеся в первую очередь
как раз дворянского сословия. «Основным противоречием оказывалось уже то,
что феномен усадебной традиционности формировался на русской
национальной почве как явление вполне новое, – замечает историк усадебной
культуры. – В классическом своем содержании он складывается в эпоху
«тотальной» европеизации отечественной культуры и связан с этим процессом
12 См. недавнюю монографию Т.В.Саськовой Пастораль в русской поэзии XVIII
века. М., 1999.
8
не только хронологически, но и по существу»13. Из Европы заимствуются не
только технические достижения, но и идеологические понятия и ценности (в
том числе представления о бедности и богатстве), формы социальной жизни,
архитектурные стили, литературные жанры, греко-римская классика, а с нею и
греко-римский мифологический пантеон, наполнивший усадебные парки
статуями Аполлонов, Венер, Амуров и Флор, а стихотворные произведения их
же аллегорическими образами.
Однако духовные установки, навыки мысли, основанные на национальной
культурной традиции, невозможно искоренить и подменить другими ни на
протяжении жизни одного поколения, ни даже нескольких. Новые веяния
наслаиваются на прочный костяк национальной традиции, и сами носители
новых идей часто не способны осознать, как причудливо сочетаются в их
мировосприятии свое и чужое. История русской культуры XVIII в. – это история
освоения и попыток преодоления европейского влияния, поисков, часто
неосознанных, приемлемого сочетания «чужого» со «своим», исконным.
Обретенная в первые десятилетия XIX в. художественная самобытность
осмысляет себя по отношению к европейской системе понятий, жанров и
стилей. Развитие усадебной культуры и русской поэмы/стихотворения о
сельской усадьбе движутся параллельно, взаимно дополняя и обогащая друг
друга.
В России усадьба как особый род загородного дома появилась в XVI-XVII
в., но если в это время и существовала особая бытовая усадебная культура, то в
письменных текстах она не отразилась. Исторические источники дают
возможность описать только хозяйственную сторону усадебной жизни. С
петровских времен, по мысли исследователей усадебного быта, начинается
новая история усадьбы. Петровские реформы, направленные на усвоение форм
европейской светской культуры и на разрыв с традиционным укладом русской
жизни, выдвинули новый идеал европейски просвещенной личности. Причем,
поскольку реформа шла сверху и проводилась в целях государственного
строительства, этот идеал задавал модели поведения лишь для «внешнего»
13 Летягин Л.Н. Русская усадьба: мир, миф, судьба. // Русская усадьба. Вып. 4
(20), М., 1998, с. 255.
9
человека и его гражданской деятельности. Петровская «Табель о рангах» сделала
обязательной для дворян службу – военную, статскую или придворную.
Подчинение идее служения государству направило энергию человека
исключительно вовне, отвлекая его от духовной, религиозной жизни, не
оставляя простора и для развития частных, семейных форм быта. «Психология
служилого сословия была фундаментом самосознания дворянина XVIII века –
отмечает Ю.М..Лотман. – Именно через службу сознавал он себя частью
сословия»14.
Идеи служения государству пронизывают литературу петровской эпохи,
которая мало интересуется частной стороной жизни и не опускается в сферу
быта. В это время мотивы поэмы о сельской усадьбе проникают в русскую
литературу через подражания древним авторам и отличаются известной
умозрительностью и обобщенностью. Освоение культурного наследия античной
классики: истории, дающей примеры гражданского поведения, моральной
философии, поучающей, как вести себя в различных жизненных ситуациях,
чтобы добиться счастья или довольства своим уделом, античной мифологии как
языка метафор и символов, необходимого для развития литературы,
продолжается в русской культуре второй половины XVIII в. Большинство
журналов – от «Ежемесячных сочинений, к пользе и увеселению служащих» в
середине века вплоть до «Приятного и полезного препровождения времени» в
1790-е гг. – публикуют в каждом номере переводы из античной классики. Среди
них произведения Сенеки, Вергилия, Горация с их идеализацией сельского
уединения, дарующего духовную свободу, занимают не последнее место15.
Любопытны и прозаические компиляции, рассказывающие об отношении
античного просвещенного общества к сельской жизни. Так, «Ежемесячные
сочинения, к пользе и увеселению служащие». в июльском номере за 1757 год
напечатали рассуждение В.К.Тредиаковского «О беспорочности и приятности
деревенския жизни», составленное на основе античных исторических и
моралистических текстов. В ноябрьском номере того же года появилось
«Письмо о упражнении в деревенском житии» историка, экономиста и географа
14 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского
дворянства (XVIII – начало XIX века. СПб, 1994, с. 22.
10
П.И.Рычкова16, также представляющее собой компиляцию античных
источников. Последнее сочинение, написанное гораздо более простым и
гладким слогом, чем опус Тредиаковского, методично рассматривает разные
стороны сельской жизни, способы препровождения времени в деревне, ценимые
римлянами (включая дружеское общение и уединение ради творчества), и
выдвигает их как образцы для подражания.
У истоков поэмы/стихотворения о сельской усадьбе в русской литературе
стоит стихотворение А.Д.Кантемира «О жизни спокойной», написанное между
1726 и 1728 гг., в котором молодой автор выражает желание устроить жизнь в
согласии с моральной философией Сенеки. Античный философ в «Письмах к
Луциллию» создал собственный образ стоического философа, которого не могут
сломить несчастья, так как он умеет быть довольным имеющимся и находить
удовлетворение в уединенных размышлениях. Кантемир переводит
прозаические мысли Сенеки в стихотворную форму, заявляя в первых же
строках о своем намерении видеть в римском философе «образ[ец для]
нынешнего века». Кантемир впервые воссоздает в русской поэзии очень важную
описательную модель: изображение типичного дня, проводимого героем-
автором в усадьбе. Эту горацианскую модель позже используют и П.И.Шаликов
(«День мой», 1796), и И.М.Долгоруков («Послание к приятелю», 1802), и
Г.Р.Державин («Евгению. Жизнь Званская», 1807), и А.С.Пушкин («Послание к
Юдину», 1817), и многие другие.
Важную роль в становлении поэмы о сельской усадьбе в русской
литературе, как и в других европейских17, сыграли переводы второго эпода
Горация и подражания ему. Первым переводчиком его был ученик
М.В.Ломоносова Н.Н.Поповский, известный своими переводами од Горация.
Подражания второму эподу создали В.К.Тредиаковский («Строфы похвальные
15 См. Историю русской переводной художественной литературы. Том 2.
16 Авторство установлено по кн. Неустроев
17 Так, в английской литературе XVII в. переводы и подражания этому эподу
Горация создали (среди прочих) такие известные поэты, как Бен Джонсон, Джон
Бомонт, Томас Рэндолф, Томас Лодж, Абрахам Каули, Томас Флетчер и Джон
Драйден.
11
поселянскому житию», 1752), С.В.Нарышкин («Похвала постушьей жизни»,
1756), Г.Р.Державин («Похвала сельской жизни», 1798). «Подражание» имело в
классицистической поэтике европейских литератур почетный статус: это
творческое воспроизведение классического образца на языке культуры своей
страны, применительно к быту и нравам, характерам и обстоятельствам
настоящего времени. В.К.Тредиаковский впервые в русской литературе
осмыслил и сформулировал отличие стихотворного подражания, как особого
рода перевода: перевода произведения классика на язык родной культуры и
современной жизни. Н.Н.Поповский, отметил он, «точный переводчик», сам же
он «вознес собственным способом, согласнейшим с образом и употреблением
нынешних времен, здание, утвержденное на Горациевом токмо основании, то
есть, он не больше списывал с Горация, коль ему подражал своими
подобиями»18.
В похвалах сельской жизни русские авторы подражали, помимо Горация,
представлявшего «золотую середину», также Анакреонту и Клавдиану,
стоявшим на противоположных концах идеологического спектра. Анакреонту,
воспринятому как певец свободы и наслаждения жизнью, подражали в ряде
произведений Державин и Львов, но более всего – арзамасцы; Клавдиана,
проповедника «почвенничества», неразрывной связи с родной землей,
переводили деятели «Беседы любителей русского слова», его идеалы
воспроизвел И.И.Козлов в стихотворении «Сельская жизнь» (1837), в котором
«сообразование с русскими нравами» столь сильно, что лишь внимательный
взгляд заметит элемент жанрового подражания.
Подражания представляли определенный этап в освоении темы, для
которого характерно мышление историческими аналогиями; в начале XIX в.,
когда этот этап был в целом пройден, поэты вновь вернулись к переводу, ставя
задачу совершенствования литературного языка (М.В.Милонов «Похвала
сельской жизни», 1811) и передачи местного колорита древнеримской жизни
(В.В.Капнист “Похвала сельской жизни”, 1813). Однако аналогия классического
образца и собственной культурной ситуации порой еще привлекает поэтов: так,
18 “Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие», СПб., 1757,
июль, с. 85.
12
А.Г.Родзянка в своем послании «Александру Ивановичу Михайловскому-
Данилевскому» (1824), приглашая друга в свое украинское поместье Хорол,
сопоставляет себя с Горацием, приглашающим к себе Мецената.
Из реальных усадеб первыми воспеваются в поэзии царские загородные
резиденции. Начало стихотворным описаниям сельских усадеб положил еще в
XVII в. Симеон Полоцкий в приветствии царю Алексею Михайловичу на
вселение его в новопостроенный дворец в селе Коломенском (1670). Будущий
сподвижник Петра I и активный сторонник заимствования европейских
культурных форм, Симеон Полоцкий, сочиняя эти силлабические вирши, вряд
ли ориентировался на какие-то конкретные европейские образцы, да вряд ли и
нуждался в них. Он был придворным поэтом, писавшим панегирики на все
случаи жизни царской семьи, а подобный случай новоселья трудно было обойти
молчанием. Не только по языку и силлабическому строению стиха, но и по
содержанию произведение его относится к литературе допетровского периода.
Стихотворение Симеона Полоцкого, во-первых, свидетельствует о том, что
поэма/стихотворение о сельской усадьбе органично рождается в любой стране,
где развивается и начинает приобретать определенную эстетическую ценность
усадебная культура. Во-вторых, оно представляет образец развития усадебной
темы в рамках литературного этикета русской национальной традиции. Его
можно считать своеобразной точкой отсчета, дающей возможность оценить
дистанцию между ним и образным строем послепетровской литературы. Оно
представляет яркий контраст всем последующим изображениям царских
дворцов, авторы которых, от Ломоносова до юного А.С.Пушкина, усвоив
условный язык европейской художественной культуры, превращают царей в
земных богов, а их дворцы в элизиумы или небесные чертоги.
По своим исходным установкам европейские панегирические изображения
королевских дворцов, сочетающие более или менее конкретные описания с
непременной идеализацией, сопоставлением изображаемого с Эдемом, райским
садом, или Элизиумом, Елисейскими полями, а хозяев этих дворцов и угодий – с
богами и богинями, порождены эпохой Ренессанса и проникнуты ее
жизнеутверждающим духом, ее стремлением открывать идеальное в реальном.
13
Подобные произведения создаются в Европе и в XVII, и в XVIII вв., своеобразно
откликаясь на новые эстетические и идеологические веяния, но сохраняя
панегирический характер. В России панегирические описания царских
загородных дворцов появляются только в XVIII в.: в них отчетливо различимы
барочные, классицистические, просветительские идеи и образы, и вместе с тем в
них также можно почувствовать особый дух ренессансной праздничности,
восторженного любования совершенной природой и совершенными творениями
рук человеческих, слившимися в одно гармоническое целое. Эти стихотворения
отличаются от всего другого корпуса текстов усадебной поэзии не только
усиленно панегирическим тоном и высоким одическим слогом, но и особым
содержательным поворотом темы: царская резиденция – эмблема могущества и
процветания России, с ее восхвалением естественно соединяются историческая,
политическая, национально-патриотическая проблематика.
В первой половине XVIII в. строятся в основном дворцовые ансамбли и
загородные резиденции царей, выполняющие репрезентативные функции:
Большой Петергофский дворец Петра I, имевший образцом Версаль, Летний
Анненгоф (1730), грандиозный ансамбль в духе итальянских вилл, построенный
для Анны Иоанновны Растрелли, Лефортовский дворец (1742) Елизаветы
Петровны. Они воплощают идею могущества власти и процветания государства,
рассчитаны на парадные приемы и пышные торжества. По своим
архитектурным концепциям они пока еще зависимы от образцов европейского
барокко. Лишь в строительстве Большого дворца в Царском Селе при Елизавете
Петровне – эта работа считается расцветом творчества Растрелли – Александр
Бенуа видит тот ключевой, переломный момент, когда русская архитектура,
пережив этап подражательности, выходит «на широкую дорогу творчества»19.
Видимо, закономерно, что именно этой загородной резиденции посвящены
первые панегирики М.В.Ломоносова.
Эти произведения Ломоносова: «Оду, в которой Ее Величеству
благодарение от сочинителя приносится за оказанную ему высочайшую милость
в Сарском Селе августа 27 дня 1750 года», обращенную к Елизавете Петровне,
19 Бенуа А.Н. Царское Село в царствование Елизаветы Петровны. Спб., 1911, с.
78.
14
надпись «На новое строение Сарского Села» (1756) и стихотворение «На
Сарское Село августа 24 дня 1764 года», обращенное к Екатерине II, – можно
считать классическими примерами стихотворения/поэмы о сельской усадьбе,
изображающей царские резиденции. Поэт использует основную мифологему
усадьбы как райского сада, и весь сопутствующий арсенал условной образности
(сопоставление земных царей с античными богами и т.п.) и при этом изображает
царскую резиденцию как эмблему довольства и процветания страны в целом.
Отношение Ломоносова к поэзии как к средству прославления и возвышения
отечества как нельзя более соответствовало панегирической и дидактической
установке жанра.
М.В.Ломоносов имел подражателей в жанре панегирика царской загородной
усадьбе, но лишь среди второстепенных поэтов. Русская поэзия 1770-90-х гг.
спешит от государственной темы и панегирика перейти к элегии и медитации, в
центре которой уединенная сельская жизнь частного человека. Лишь
«Воспоминания в Царском Селе» (1814) А.С.Пушкина вновь активно
используют топику поэмы о сельской усадьбе – царском дворце, в них можно
услышать отголосок высокой ломоносовской торжественности изображения, их
в контексте нашей темы можно рассмотреть как своеобразный «ответ»
Ломоносову. Во времена Ломоносова Царское Село только строилось, как и
российская государственность Нового времени, и он развивал в своих стихах
темы будущего величия России. Юный Пушкин после войны 1812 года вновь
ощущает движение истории в национальном масштабе, и для него Царское
Село, с его воздвигнутыми Екатериной памятниками громким победам русского
оружия, уже приобретает измерение прошлого, причем размышления поэта о
славном историческом прошлом соединяются с драматическим переживанием
не менее славного исторического настоящего.
Панегирик царской усадьбе – это все же весьма специфический, ранний
поворот усадебной темы. Основной корпус стихотворений и поэм, посвященных
сельской усадьбе, связан с изображением уединенной жизни частного человека
на лоне сельской природы. В 1736 г. срок службы дворянина был ограничен 25
годами, то есть он мог выйти в отставку и вернуться в свою усадьбу в возрасте
15
около 40 лет. Со второй трети XVIII в., по наблюдениям исследователей, в
социальной и культурной жизни России заявяет о себе тенденция к усилению
независимости дворянства. Она оформилась в программное требование свободы
служить или не служить и получила законодательное закрепление в двух указах
второй половины века: «Манифесте о вольности дворянства» (1862) Петра III и
«Грамоте на права, вольности и преимущества благородного российского
дворянства» (1785) Екатерины II.
В эпоху Екатерины II, обычно называемую «золотым веком» дворянской
усадебной культуры, наряду с парадными резиденциями вельмож формируется
концепция классической усадьбы как родового гнезда, предназначенного для
более замкнутой семейной жизни, но всегда готового принять под своим кровом
близких друзей. Создается новый идеал владельца усадьбы, для которого личное
достоинство и независимость являются главными ценностями, а сельское
уединение дает возможность культивирования внутренней, духовной и частной,
семейной жизни. Представления же о духовной и частной жизни хозяина
дворянской усадьбы складываются в основном под воздействием идей
европейского Просвещения и сентиментализма.
Благодаря указу «О вольности дворянства» многие дворяне средней руки,
оставив службу, занялись хозяйством, строительством в своей усадьбе. Их
умонастроения отразил в своей автобиографии А.Т.Болотов: «Знатным
достоинством, чинами и титлами хотя и не мог я величаться, но, спасибо, тем
никогда не прельщался, да и не искал этого, наслаждался драгоценнейшей
свободой, делал что угодно, не имея нужды ни раболепствовать, ни лукавить»20.
Но, ценя свою «драгоценнейшую свободу», Болотов использует ее для
налаживания собственного хозяйства, агрономических опытов, он пишет работы
в Вольное экономическое общество, получает от него призы, сотрудничает в
журнале «Экономический магазин», издает журнал «Сельский житель», его
многосторонняя полезная деятельность привлекает внимание императрицы.
Будучи сторонником дворянской независимости, он мыслит свою деятельность
как полезную не только для своей семьи, но и для государства.
20 Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им
для своих потомков. В 3-х тт. М., 1993. Т. 2, с. 100.
16
А.П.Сумароков в своей поэзии придерживается традиционных описанных в
классицистических поэтиках жанров, создает в пасторальной модальности
«идиллии» и «еклоги», но в публицистике затрагивает общественно-значимые
стороны жизнедеятельности дворянина в своей усадьбе. Его эссе «О
домостроительстве» посвящено отношениям помещика с крестьянами.
Домостроительство, пишет Сумароков, полезно обществу и государству, если
оно «умножает прибытки» не только самого помещика, но и его подданных.
«Помещик, обогащающийся непомерными трудами своих подданных, суетно
возносится почтенным именем Домостроителя, и должен он назван быть
доморазрушителем, – утверждает писатель. – Такой изверг природы, невежа и в
Естественной истории и во всех науках: тварь безграмотная, не почитающий ни
Божества ни человечества, каявшийся по привычке, и по той же привычке
возвращавшийся на свои злодеяния, заставляющий поститься крестьян своих
ради наполнения сундуков своих, разрушающий блаженство вверенных ему
людей, стократно вредняе разбойника отечеству. Увеселяюся ли я тогда, имея
доброе сердце и чистую совесть, когда мне такой изверг показывает сады свои,
оранжереи, лошадей, скотину, птиц, рыбные ловли, рукоделия и прочее? Но я с
такими Домостроителями не схожуся, и пищи, орошенной слезами, не
вкушаю»21. Сумароков проповедует просветительские идеи, но сохраняя при
этом привычки православной мысли, апеллируя одновременно к законам
божественным и человеческим, упрекая горе-помещика и в невежестве, и в
нераскаянности в грехах. Он, как и Болотов, считает частное хозяйствование
помещика деятельностью, полезной отечеству, плохой же хозяин, притеснитель
крестьян для него – «разбойник отечеству». Подобная проблематика будет редко
попадать в фокус внимания авторов поэмы о сельской усадьбе, однако нам
придется встретиться с ней в «Осуге» А.М.Бакунина и в произведениях деятелей
«Беседы любителей русского слова», с одной стороны, в «Деревне»
А.С.Пушкина, с другой.
В 1760-70-е годы темы частной жизни, протекающей в сельском уединении,
осмысляются в резонерско-моралистическом ключе в творчестве поэтов,
21 Сумароков А.П. Полное собрание сочинений в стихах и прозе… собраны и
изданы Николаем Новиковым. В 10 тт. М., 11781-2, т. 10, с.181.
17
группировавшихся вокруг М.М.Хераскова и печатавшихся на страницах
выходивших при университете журналов «Полезное увеселение» (1760-2),
«Свободные часы» (1763), «Невинное упражнение» (1763), «Доброе намерение»
(1764). Из них, помимо Хераскова, стихи, посвященные сельской усадьбе,
писали А.А.Ржевский, И.Ф.Богданович, В.Г.Рубан. В кружке господствовали
масонские моральные интересы. С его поэтической деятельностью связан
постепенный переход от классицизма к сентиментализму, рост
индивидуалистического самосознания, тяготение к ценностям частной жизни.
Эпиграмма, появившаяся в журнале «Полезное увеселение»22:
Двоякой к щастию путь человеку дан,
Один чрез частну жизнь, другой через обман,
Однако разной им на свете сем конец:
Тому грозят кнутом, тому плетут венец. –
утверждала частную жизнь как единственный путь к счастью. Между тем певцы
уединенной сельской жизни служили, причем Херасков и Ржевский занимали
достаточно ответственные посты (так, Херасков с 1761 по 1769 гг. был
директором московского университета); сельская идиллия была доступна им
лишь в качестве отдохновения от трудов. Быть может, в этом одна из причин
того, что у поэтов херасковского круга хозяйственная тема присутствует только
в виде общей дидактической установки по отношению к бедности и богатству, а
преобладают морально-философские размышления о значении Природы и
«уроках», которые она может «преподать» человеку, о «воспитании чувств» при
соприкосновении с прекрасной природой.
Тем не менее сельская поэзия херасковского круга 1760-х гг. вырастала на
почве реальной усадебной жизни, хотя, вследствие тяготения к дидактической
формульности, сами усадьбы в ней не только не описываются, но даже и не
называются. Между тем в дружеских посланиях, которыми обмениваются
М.М.Херасков и А.А.Ржевский в эти годы, речь шла вполне конкретно о
подмосковной усадьбе Гребнево, где Херасков проводил у матери каждое лето и
куда к нему часто наезжали его друзья-поэты (см. «Станс… при выезде из
деревни г. Х…» А.А.Ржевского). Хотя реальные приметы, детали деревенского
22 декабрь 1762, с. 207.
18
усадебного быта в их стихах отсутствуют, общие пасторальные формулы
применяются к реальным событиям из жизни поэтов, тем самым сохраняется
столь важная черта поэмы о сельской усадьбе, как связь с реальным сельским
бытом авторов.
В своих морально-философских размышлениях М.М.Херасков явно
ориентируется на идеи раннего европейского Просвещения, особенно на
английскую традицию, представленную в творчестве А.Поупа, интерес к
которому пробудил опубликованный в 1757 г. «Опыт о человеке» в переводе
Н.Н.Поповского. Сам Херасков перевел в 1761 г. поэму Поупа «Храм славы»;
идейные установки его собственной философской поэмы «Природа» и ряд
мотивов его пасторальной лирики свидетельствуют об усвоении им опыта
Поупа.
Наиболее весомо проблематика поэмы о сельской усадьбе раскрывается в
«Епистоле к…» М.М.Хераскова, где поэт восхваляет свой скромный сельский
образ жизни, а затем поднимает проблему богатства и его использования. В этой
эпистоле можно отметить известное влияние моральных посланий Поупа,
особенно тех двух (к лорду Батурсту и лорду Берлингтону), которые посвящены
теме использования богатства, а также подражания второй сатире второй книги
Горация, где Поуп изображает свою скромную жизнь в усадьбе Твикнем. Такое
влияние вполне объяснимо сходством морально-философских интересов
Хераскова и Поупа, родственнностью поэтических установок.
На приглашение друга вернуться в город Херасков отвечает в своей
«Епистоле», что останется в деревне до зимних холодов, так как счастлив в
своем сельском уединении, окруженный дарами Помоны и Бахуса, избавленный
от шума и клеветы, свободный от долгов, детей и тяжб, предающийся в своем
«убежище» удовольствиям, сну, веселью и сочинительству. Подобно тому, как
Поуп в послании к Берлингтону создал сатирический образ богача Тимона, чья
роскошная вилла является образцом дурного вкуса и ложного гостеприимства,
Херасков выводит обобщенный образ богача Дамиса:
Пускай Дамис сады в статуи убирает,
Простой мой огород пускай он презирает…
19
и на его примере показывает тщетность стремления к богатству и накопления
состояния, которое ближайший же наследник пустит по ветру. Двум крайностям
накопительства и мотовства, равно приносящим несчастье, и у Поупа и у
Хераскова противостоит исповедуемый поэтом разумный горацианский
принцип довольства имеющимся. Зато тем малым, что у него есть, поэт всегда
готов поделиться с друзьями и всегда счастлив. Как и Поуп, Херасков
использует ямб с парной рифмовкой, так что многие двустишия его
поэтического послания можно выделить как отдельные морально-философские
сентенции: «Что мы желаниев своих не насыщаем, // Причина, что всего
неправильно желаем» или «Не много деньгами прямых находим благ, // Что ж
думать мне о них, иль сам себе я враг?»
Анакреонтические мотивы не чужды поэзии М.М,Хераскова, однако не
связаны у него с сельской темой. Любопытно, что в стихотворении «Искренние
желания в дружбе. К А.А.Р.», обращенном к Ржевскому, поэт приглашает друга
покинуть свое сельское уединение и разделить с ним приятности весенней
жизни в Москве, причем городская жизнь изображается в анакреонтическом
ключе, а сельская – в пасторальном, однако в середине послания поэт
спохватывается, что возмущает «спокойны мысли» друга, вводит его «в
слабость», влечет к роскоши и праздности. Послание кончается дидактическим
призывом: «Люби, люби науки, а паче добродетель».
В 1770 г. Херасков переезжает в Петербург, где поступает на службу в Берг-
коллегию, в столице вокруг него вновь образуется небольшой кружок
любителей поэзии, издававший журнал «Вечера», где пасторальные темы
непопулярны, но где появляются три анонимных стихотворения, панегирически
изображающие богатые усадьбы под Петербургом.
В 1784 г. Богданович, уже отошедший от кружка Хераскова, сблизившийся с
княгиней Е.Р.Дашковой, сотрудничая с ней в издании ж-ла «Невинное
упражнение», затем «Новые ежемесячные сочинения», пишет пасторальную
басню «Приятность простой жизни». Эта басня продолжает традицию
херасковского круга своим обобщающим характером, но в то же время и
отходит от его идейных установок, поскольку моральные требования, которыми
руководствуется выведенное в ней сельское семейство, носят уже не
20
отвлеченно-просветительский, а вполне определенно православной характер:
неосуждение ближнего, примирение враждующих, удаление от коварных и т.п.
Таким образом, в творчестве М.М.Хераскова и поэтов его круга 1760-70-х гг.
усадебная тема развивается в морально-дидактическом ключе, в трактовке темы
обнаруживается зависимость от европейских образцов, при этом у херасковцев
намечены практически все основные темы и мотивы поэмы о сельской усадьбе:
прямое описание поместья, приглашение в усадьбу и прощание с нею, похвала
сельской жизни, познание природы, уединение и дружеское общение, – но все
они не развиты, решены лишь в общем, формульном виде, разбросаны по
разным стихотворениям и еще не сложились в единую целостную картину.
Своей зрелости и первых классических образцов жанр поэмы о сельской
усадьбе достигает в творчестве поэтов, входивших в кружок Державина –
Львова, в поэмах «Евгению. Жизнь Званская» Державина, «Обуховка» Капниста,
«Осуга» Бакунина и в многочисленных дружеских посланиях, которыми
обменивались члены кружка. В кругу Державина – Львова те же
просветительские и сентиментальные идеи, что и у херасковцев, и
прибавивишиеся к ним предромантические веяния оказываются глубоко
усвоенными и переработанными, получают оригинальное, самобытное
толкование, переложение «на русские нравы». Это классический этап русской
поэмы о сельской усадьбе, идеализирующий изобильную и гостеприимную
жизнь дворянского семейства в родовой усадьбе.
Поэты круга Державина – Львова вступили на литературное поприще и
познакомились в 1770-е годы, но расцвет их творчества пришелся в основном на
1790-е. Среди них Гавриил Романович Державин (1743-1816), безусловно, был
самым талантливым поэтом, а Николай Александрович Львов (1751-1803),
человек разносторонних интересов и дарований, – центром притяжения и
художественным арбитром. Помимо них ядро кружка составляли Василий
Васильевич Капнист (1758-1823), Иван Иванович Хемницер (1745-1784) и
Федор Петрович Львов (1766-1836), некоторое время входил в него Михаил
Никитич Муравьев (1757-1807). Все они были небогатыми помещиками, все
начали службу в армии, кто в Измайловском, кто в Преображенском полку в
21
Петербурге, и к середине 1770-х уже познакомились друг с другом, некоторые
успели издать первые сборники стихов (М.Н.Муравьев, Г.Р.Державин) или
переводов (А.А.Хемницер). На рубеже 1880-х гг. члены кружка перешли на
гражданскую службу, дела службы заставили их разъехаться и прекратить
встречи. В 1990-е гг. кружок вновь собрался, в него вошли в то время также
И.М.Муравьев, А.А.Мусин-Пушкин, А.М.Бакунин, А.Н.Оленин.
Члены кружка были связаны не только дружескими, но и родственными
узами: А.Н.Львов, Капнист и Державин (вторым браком) были женаты на трех
сестрах Дьяковых и приходились друг другу свояками, А.Н.Львов был
двоюродным братом Ф.П.Львова и дальним родственником А.М.Бакунина и
М.Н.Муравьева. Кроме того, Львовы, А.М.Бакунин, М.Н.Муравьев были
соседями по имениям в Новоторжском уезде Тверской губернии. Все эти связи
способствовали тому, что в кружке царила удивительно теплая, непринужденная
атмосфера, лишенная всякой чопорности, о чем красноречиво свидетельствует
сохранившаяся переписка. Эта атмосфера ярко отразилась и в стихотворных
посланиях, которыми обменивались поэты.
Почти все члены кружка, как и херасковцы, активно служили, занимая
иногда довольно высокие посты, при этом все сязывали свое семейное счастье с
сельским, усадебным образом жизни. И здесь друзей во многом объединял
Н.А.Львов, который, будучи талантливым архитектором и паркоустроителем,
спроектировал и построил не только свою собственную усадьбу Никольское-
Черенчицы, но и усадьбы многих своих родственников и друзей, в том числе
усадьбу Арпачево, где родился Ф.П.Львов, усадьбу Державина Званка, отчасти
усадьбу А.М.Бакунина Прямухино, на начальных стадиях помогал
проектированию усадьбы А.Н.Оленина Приютино23.
Поэзия круга Державина – Львова достигает качественно иного уровня
конкретности в изображении усадебной жизни. Ни Херасков, ни Ржевский в
своих дружеских посланиях даже не упомянули названий своих усадеб;
Державин, навестивший Хераскова в подмосковном Гребневе, восславил и
сохранил для литературной истории «священный Гребеневский ключ». Вкус к
23 Татаринов А.В. Архитектурные работы Н.А.Львова. // Н.А.Львов. Указ. соч.,
с. 371-393.
22
конкретной детали, яркой, значимой, документально точной и вместе с тем
типизирующей изображение, – также свидетельство зрелости жанра.
В дружеском кругу Державина – Львова находим все прежде
разрабатывавшиеся разновидности жанра, начиная от переводов из Горация
(В.В.Капнист «Похвала сельской жизни») и подражаний ему (Г.Р.Державин
«Похвала сельской жизни»), а также оригинальных апологий сельской жизни
(«Сельская жизнь. К Афанасию Матвеевичу Брянчанинову» М.Н.Муравьева,
«Гавриле Романовичу ответ» Н.А.Львова), приглашений/отъездов в усадьбу
(«Итак, опять убежище готово» М.Н.Муравьева, «Капнисту» Г.Р.Державина),
восхвалений усадьбы мецената («Графу Влексею Сергеевичу Строганову»
В.В.Капниста). Кроме того, у них впервые появляются изображения
праздников/дружеских вечеринок в усадьбе («Другу» Г.Р.Державина), прогулок
по усадебному парку («Прогулка в Царском Селе» Г.Р.Державина), отдельных
значимых элементов усадьбы (реки, ручья, ключа, дерева), которые
воспринимаются как своеобразные «гении места» («Ручей» Г.Р.Державина, «В
память береста» В.В.Капниста, «К реке Талажне» Ф.П.Львова). В творчестве
членов кружка появляются практически все известные разновидности жанра,
затрагивающие все аспекты и повороты усадебной темы. Они же создают и
крупномасштабные произведения, которые можно назвать поэмами о сельской
усадьбе: «Евгению. Жизнь Званская» Г.Р.Державина, «Обуховка» В.В.Капниста,
«Осуга» А.М.Бакунина.
И в своих идейных установках поэты кружка Державина – Львова уже
вполне самостоятельны. В России идеалы усадебной жизни оформились в русле
просветительского мировосприятия, они представляли собой как бы частный,
бытовой аспект просветительской идеологии: разумное отношение к богатству и
его использованию, досуг, употребляемый на ученые и литературные занятия,
дружеское общение, наконец, философское и эстетическое отношение к природе
(ее изучение, любование ею и преобразование ее руками садовника).
Сентиментализм с его акцентом на ценности частной жизни и новым
поэтическим восприятием природы сделал усадебный быт еще более
привлекательным для литературы, отразился в культе душевности, сердечности
дружеских и семейных отношений. В творческой деятельности кружка эти
23
тенденции, оригинально разработанные, сочетались с предромантическими
веяниями конца века, выразившимися в интересе к национальным традициям и
старине, прежде всего в «Осуге».
Особенно интересны послания Н.А.Львова 1790-х годов, не
предназначавшиеся для печати и смело соединявшие высокую лексику с
разговорной, создавая необычные стилистические эффекты. «Гавриле
Романовичу ответ» и «Эпистола к А.М.Бакунину из Павловского июня 4 дня
1797» построены на традиционном контрасте счастья сельской жизни и ложного
блеска города и двора. В дружеских посланиях Н.А.Львова идеал независимой и
свободной жизни в собственной усадьбе охотно представляется в шутливом
тоне, который, однако, легко переходит в высокий и серьезный.
И Державин, и Львов проявили большой интерес к анакреонтике. Львов
перевел на русский язык и издал со своей биографией и комментариями
«Стихотворения Анакреона Тийского» (1794), Державин большое значение
придавал своему сборнику «Анакреонтические песни» (1804), где ряд
стихотворений (среди них «Развалины», «Другу», «Деревенская жизнь»,
«Тишина» и др.) посвящен жизни в усадьбе. Но, хотя Державин, несомненно,
давал свою интерпретацию анакреонтике, здесь он менее самостоятелен и
убедителен, чем когда развивает горацианские темы, недаром все же друзья
называли его «нашим Горацием», а не «нашим Анакреоном».
Горацианско-вергилианские мотивы, традиционные для поэмы о сельской
усадьбе, отличают «Жизнь Званскую» от более раннего анакреонтического
стихотворения Державина «Деревенская жизнь», сочиненного там же, «на
Званке» в 1802 г. В этом раннем стихотворении лирический герой ценит
сельскую жизнь за свободу, возможность жить сегодняшним днем, посвящать
досуг веселым пирушкам и любовным усладам. Если этот жизненный идеал
можно назвать частным или эскейпистским, то к поэме «Евгению. Жизнь
Званская» подобное определение неприложимо. Лирический герой “Жизни
Званской” осознает себя как центр усадебного мира, на котором лежит
ответственность за все, что внутри этого мира совершается. Изображающая
обычный день автора-героя с утра и до вечера, поэма Державина уделяет
большое внимание заботам хозяина усадьбы, его наблюдению за изготовлением
24
тканей на полотняной фабрике, за приношениями со «скотен», «пчельников»,
«птичен» и «прудов», выслушиванию отчета врача о положении дел в больнице,
отчета «усатого старосты» с плутоватой улыбкой о казне и хлебах, поощрению
крестьянских художников, приносящих свои работы.
Знаменитое описание обеда, яркий каталог яств важен как выражение идеи
изобилия, благополучия сельской жизни и неразлучного с ними гостеприимства.
Тема «некупленой провизии», своей, отечественной, а не заморской, и потому
свежей и здоровой, традиционная со времен Горация и Марциала, продолжается
патриотической темой, также традиционной (завершающий сцену обеда мотив
заздравной чаши за царя). Воспоминания о прошлом, о славных победах
русского оружия, о Суворове, сочетающиеся с достаточно тревожными
размышлениями о будущем, говорят о неравнодушии автора к судьбам отчизны.
Интерес автора к достижениям наук и всевозможным нововведениям в
хозяйстве: оптической машине, с помощью которой можно любоваться видами
различным городов, камере-обскуре, водяной мельнице, паровой машине и проч.
– обнаруживает в нем просвещенного дворянина, стоящего «с веком наравне».
Сочетание этих идеологически важных мотивов с конкретным и ярким, причем
до мельчайших одробностей точным описанием жизни поэта на Званке
позволяет говорить о том, что это произведение Державина является
классическим образцом русской поэмы о сельской усадьбе.
В поэзии Державинского круга впервые в русской литературе развивается
тема усадьбы как родового гнезда, где живут и воспитываются несколько
поколений. Тема смены поколений имеет свою светлую сторону (образы
подрастающих детей) и сторону печальную (мысль об ушедших из жизни
близких людях, мотивы смерти). Образ родового гнезда тесно связывается с
образом отеческих могил. В поэме «Евгению. Жизнь Званская» тема смерти
приобретает трагическое звучание в пророчестве поэта о скором разрушении его
любимой усадьбы, ведь у Державина не было потомков, которым можно было
бы передать это наследство. Не менее трагична тема смерти в «Обуховке»
Капниста, ведь на его родовом кладбище уже появилось несколько детских
могил. Напротив, в «Осуге» Бакунина тема дорогих могил вблизи от храма
исполнена светлой печали, полна осознания и приятия естественного хода
жизни.
25
В периодической печати 1780-90-х гг. множество стихотворений на темы
уасадеебной жизни принадлежит перу поэтов-любителей. Их творчество играет
важную роль в становлении и развитии каждого жанра. Оно свидетельствует о
популярности и востребованности подобого рода поэзии и представляют тот
фон, на котором создавались образцы высокой поэзии в творчестве
Г.Р.Державина, А.С.Пушкина и др. Лирика любителей тиражирует и
стереотипизирует мотивы, идеи и образы высокой литературы, «снижает» их и
встраивает в повседневное течение жизни, дворянский быт. Здесь мы острее
ощущаем функциональность поэмы о сельской усадьбе, литературно
оформляющей и идеализирующей дворянское поместье и его быт.
Однако в литературе XVIII в. граница между литератором-любителем и
литератором-творцом не просто расплывчата. Просветительское
мировосприятие (что особенно четко ощутимо на родине Просвещения – в
Англии) наследует гуманистическую традицию в своем стремлении к
универсальному развитию сил и способностей личности. Поскольку в центре
просветительских интересов стоит проблема взаимодействия человека и
общества, они формулируют свой идеал гуманистического универсилазма как
совершенное исполнение личностью всех своих общественных ролей: сына,
мужа, отца семейства, друга, хозяина поместья, представителя определенного
сословия, гражданина отечества, поэта (ученого, архитектора, актера и проч.).
Поэзия для просветителей – лишь одна из сфер приложения сил гармоничного
человека, вместе с тем творческих усилий требуют все жизненные роли, а не
только роль поэта (или представителя другой «творческой профессии»). В
предромантическую и романтическую эпоху происходит кардинальная
перемена: поэзия становится всепоглощающим занятием, единственно
творческим, единственно достойным делом человека с талантом, тут-то и
начинается ее противостояние «прозе жизни», «обыденности», лишенной
творческого начала.
Просветительское понимание природы творчества было особенно
плодотворно именно для усадебной поэзии, поскольку она изображала и
прославляла особый усадебный быт, создание и поддержание которого также
26
было своего рода искусством. Оно требовало умения разумного и одновременно
душевного (сентиментального) устроения жизни вокруг себя, равно как и
умения описать ее стихами. Подобные установки сближают в XVIII в. поэтов-
мастеров и поэтов-любителей, скажем, Державина и Львова с А.М.Бакуниным. в
поэзии, несомненно, любителем.
Среди поэтов-любителей, печатавшиеся в журналах 1780-90-х гг., можно
выделить авторов дидактической направленности и сентименталистов светского
круга. Многие произведения дидактического направления были опубликованы в
журнале «Собеседник любителей российского слова», выходившем в Санкт-
Петербурге под руководством княгини Е.Р.Дашковой.
В 1780-е гг. появляются в печати первые стихотворения Д.М.Хвостова,
который в литературной жизни 1810-20-х гг. заслужил печальную репутацию
графомана. Феномен Д.М.Хвостова весьма любопытен. Успешный, толквый и
честный чиновник24, активный участник литературных кружков и издатель
журнала, он был типичным представителем просветительской эпохи, а его стихи
1780-90-х – среднеми, далеко не худшими произведениями. Так, в его «Оде реке
Кубре» (1784) находим не только набор традиционных поэтических условностей
(сопоставление родной реки с Пермесскими водами), пасторальных клише
(противопоставление сельской невинности и городской испорченности нравов),
но и одну из первых попыток (в нашем собрании – первую) поэтизации родной
усадьбы как родины души, которая всегда стремится вернуться к своим истокам.
Если бóльшая часть стихотворения воспроизводит общие поэтические места, то
в последней строфе слышится неподдельный пафос и искреннее чувство. Беда
Д.М.Хвостова, очевидно, в том, что в новую эпоху 1810-20-х гг. он не смог
измениться, а все-таки попытался встать на одну ногу с молодыми литераторами,
для которых поэзия была единственным и всепоглощающим делом их жизни.
Наиболее значительным из поэтов дидактического склада был, безусловно,
Николай Петрович Николев (1758-1815), дальний родственник княгини
Е.Р.Дашковой, автор с успехом шедших на сцене трагедий. В своем имении
Горки Николев имел собственный театр и, по воспоминаниям учеников, «за год
24 См. статью о нем: Е.Колбасин. Певец Кубры, или граф Дмитрий Иванович
Хвостов (психологический очерк) // Ж-л «Время», том XI, 1862, с. 139-151.
27
перед нашествием французов он сам играл первую ролю в «Святославе»,
трагедии собственного сочинения»25, несмотря на то, что был почти полностью
слеп. В четырех посланиях 1790-х гг., обращенных к друзьям и соседям по
имению, Николев шероховатыми и архаичными, но живыми и оригинальными
стихами рисует свои хозяйственные труды и поэтические досуги. Он
единственный в стихах описывает, как трудится на обустройством парка,
выкашивает траву, укладывает дорожки, высаживает цветы. Своим описанием
сельских трудов предвосхищают тематику деятелей «Беседы любителей
русского слова» (почетным членом которой он станет спустя десятилетие).
Сентиментальным направлением отличался журнал «Приятное и полезное
препровождение времени», издаваемый в Москве князем П.И.Шаликовым.
Салонный сентиментализм 1790-х гг. демонстрирует усвоение светским
обществом жанрового стереотипа, показывает распространение вширь
усадебной темы. Порой эти поэты предвосхищают разработку того или иного
мотива, того или иного приема классиками жанра. Так, князь Шаликов в 1796 г.
публикует стихотворение «День мой», описывающие времяпрепровождение
хозяина усадьбы с утра до вечера. Ту же композицию применит одиннадцать лет
спустя Г.Р.Державин в поэме «Евгению. Жизнь Званская», но там, где у
Шаликова получается вполне «частная» картина, интересная только его друзьям
и близким, Державин благодаря мощи своей личности, исчерпывающей
проработке всех многообразных мотивов, точности конкретной детали создает
произведение, которое можно назвать одной из вершин развития жанра в
русской поэзии.
Особое место в истории усадебной поэзии занимает князь Иван
Михайлович Долгорукий (1764-1823). П.А.Вяземский, его дальний родственник,
дал ему яркую и точную характеристику в своей «Старой записной книжке». Он
прямо назвал Долгорукова дилетантом («в поэтах он более охотник, чем
присяжный и ответственный поэт»26), «писавшим стихами потому, что рифмы
довольно легко и послушно ложились под перо его», особенно когда он бывал
25 Памятник друзей Николаю Петровичу Николеву. М., 1819, с. 25.
26 Вяземский П.А. Стихотворения. Воспоминания. Записные книжки. М., 1988,
с. 376.
28
влюблен; однако это не помешало Вяземскому оценить его автобиографическую
поэзию за искренность, способность передать разнообразные оттенки авторских
чувств и мыслей, за ее житейскую философию. П.А.Вяземский сопоставляет
И.М.Долгорукова с Державиным, находя общее как раз в личной,
автобиографической ноте: «читая Долгорукова, я невольно припоминал
Державина: разумеется, не того, который парит, а того, который легко и
счастливо скользит по земле и метко дотрогивается до всего житейского27». И
здесь Вяземский точно указывает на горацианские мотивы, сближающие обоих:
как Державин «обрусил» Горация, так Долгоруков «обрусил», т.е.
«опопуляризировал» Державина. Важное качество поэзии И.М.Долгорукова – ее
«русский склад»: «русские поговорки так им и расточаются, и почти всегда с
толком и удачно», и это позволяет сблизить его с Державиным и Крыловым: в их
поэзии проявляется «народность житейская», как в Пушкине «народность
историческая»28.
В 1802 г. вышел в свет сборник стихотворений И.М.Долгорукого «Бытие
моего сердца», где появились «Соседу», «Весна», «Кабинет мой», «Прогулка на
трех горах» и др., написанные в подмосковном Никольском и отражающие
искреннее увлечение сельским образом жизни. Его стихотворения замечательны
искренней любовью к сельскому покою и уединению, сочным, подробным
бытописательством, разнообразием форм и тем. В его лирике мы находим и
стихотворения, прославляющие сельский образ жизни («Весна», «Кабинет мой»),
и целые поэмы, описывающие сельский быт автора, занятия в течение дня,
домочадцев (послания «П.П.Нарышкину», «К другу», «Хижина на Рпени»), и
изображение сельских праздников, приема гостей («На сельский праздник у
Вар.Ал.Кар.», «На праздник в Дубках», «Тальша», «Вечеринка в саду»), и
описание отдельных усадеб (Савинское, Кусково, Тригорское-Кайнарджи).
Известно, что И.М.Долгоруков был масоном, но в его усадебной лирике это
сказывается лишь в адекватном прочтении парковой символики усадьбы
Савинское. В остальном вместо универсальных, философских и
космополитических интересов мы находим апологию русского быта и русской
традиционности. В «Весне» воспевается ежегодное переселение дворянских
27 Там же.
29
семейств из столицы в усадьбы как переход к более здоровому, нравственному и
достойному образу жизни. В послании «К Нарышкину» описывается круг
обычных занятий автора: мы видим просвещенного, но уже не на западный, а на
русский манер дворянина, главы большого семейства, чье серьезное религиозное
чтение составляют беседы Златоуста, литературные занятия – сочинение стихов
и перевод романа Коцебу, который хорошо знает русскую историю (в том числе
конкретно историю тех мест Владимирской губернии, где ему доводится жить
(«Хижина на Рпени»), имеет и свои естественнонаучные интересы (в той же
«Хижине на Рпени» фигурирует телескоп, правда, в контексте веселой сценки,
когда автор позволяет крестьянкам взглянуть в него и наслаждается их
простодушным удивлениемИзображая себя в роли хозяина дома,
И.М.Долгоруков не скупится на прозаические бытовые детали вроде упоминания
о том, насколько дешевле обходится содержание семейства в деревне, о том, чем
освещается усадебный дом, но под его пером эти бытовые мелочи
поэтизируются, а непременный пасторальный топос некупленой провизии
приобретает, наоборот, очень конкретный и прозаический характер. Умение
И.М.Долгорукова выгодно подать прозаическую бытовую деталь проявляется и в
его изящном описании вечерней карточной игры, с комической досадой на жену,
которая «в вист ко мне всегда пойдет без козырей…».
В стихотворениях, посвященных сельским праздникам и приему гостей,
звучит важная для поэмы о сельской усадьбе, как и для любой пасторали, тема
отношения к бедности и богатству. Потомок знатного и некогда богатого, а ныне
обедневшего рода, И.М.Долгорукий охотно усваивает пасторальную нелюбовь к
большому богатству, стремление довольствоваться имеющимся. Эта
нравственная позиция проговаривается им почти во всех стихотворениях,
изображающих свою собственную сельскую жизнь, и в «Тальше», отличающейся
чувствительным пасторальным пафосом. В то же время он не в силах устоять
перед удовольствиями блестящих праздников в богатых поместьях, которые
любит описывать, и в стихотворении «На сельский праздник у Вар.Алекс.Кар.»,
называя роскошь «милым врагом морального добра», чистосердечно признает,
28 Там же, с. 377.
30
что хоть разум и велит с ней браниться, но она слишком хорошо умеет вкрасться
в сердце, чтобы легко было ее прогнать.
И.М.Долгорукий, не относясь серьезно к литературной деятельности,
обладал счастливым талантом выражать свои чувства живым и гладким слогом,
и его стихи с удовольствием читались современниками. Несколько многословная
непринужденность, откровенный непрофессионализм его поэтической манеры
как нельзя более согласуются с эстетикой жанра поэмы о сельской усадьбе. С
любовью воспевая устоявшийся усадебный уклад жизни, поэт гордится своими
привычками русского барина, своим отличным знанием и умелым поэтическим
использованием русских пословиц, присказок и простонародных словечек, и в
его исполнении русский усадебный быт предстает как яркое национальное
явление.
Иной, менее самобытный пример поэта-любителя – П.А.Межаков (1788-
1865), богатый помещик Вологодской губернии, владелец большой усадьбы,
ставшей одним из провинциальных культурных гнезд. В молодые годы
познакомившийся с кружком Державина – Львова, печатавший свои
стихотворения в «Чтениях в беседе любителей русского слова» (помимо других
журналов), Межаков, кажется, воспринял горацианские мотивы, хотя не был
чужд и анакреонтических. В стихотворении «Мой удел» он видит жизнь хозяина
усадьбы не только как череду свободных досугов и веселых праздников, но и как
ответственность за окружающий его мир, в котором на нем лежит обязанность
раздавать
Занятия ленивым,
Покой трудолюбивым,
Больным целебный сок,
Одежду погорелым,
Подпору престарелым,
Приют осиротелым,
Прохожим уголок.
Вместе с тем в его усадебной поэзии горацианские ноты как правило тонут в
море сентиментальных клише, так что порой кажутся случайными, скорее данью
традиции, чем выражением искренних убеждений автора.
Переходя к кругу карамзинистов, мы впервые сталкиваемся с поэтами, для
которых литература – главное дело жизни, которых в этом смысле можно
31
назвать профессионалами. Естественно, их отношение к усадебной жизни
весьма отлично от того, какое мы наблюдали в кругу Державина – Львова.
Внутренний мир личности – жизнь сердца, дружеское общение, семейное
счастье, сочувствие миру природы – главный предмет их лирики, усадьба в ней,
в сущности, представляет лишь фон, прекрасный пейзаж для раскрытия
прекрасной души. Изображение усадебного быта, усадебных развлечений в
поэзии В.Л.Пушкина, П.А.Вяземского, А.Ф.Воейкова, раннего В.А.Жуковского
может быть более или менее конкретно, но хозяйственные темы, темы занятий и
обязанностей помещика им чужды. Они ориентируются, в отличие от круга
Державина – Львова, не столько на античные, сколько на современные
европейские образцы (прежде всего французские), добиваясь единства
художественного впечатления. Стихи карамзинистов отличает стремление к
выразительности и литературной правильности, «гармоническая точность», по
выражению Л.Я.Гинзбург.
Мировосприятие сентиментализма с его новым и более трепетным
отношением к природе особенно ярко сказывается в ряде произведений,
изображающих усадебные парки. Тема усадебного парка начата в русской
поэзии второстепенным поэтом С.С.Джунковским, интерпретировавшим парк
«Александровой дачи» в духе просветительского морализма; Г.Р.Державин в
«Прогулке в Царском Селе» перевел тему на уровень изображения личных
чувств частного человека, но именно В.А.Жуковский в элегии «Славянка» (1815)
и несколько позже Н.И.Гнедич в «Приютине» (1821) создали классические
образцы восприятия парковой эстетики, внятной голосу сердца и связанной с
воспоминаниями о прошлом, о дорогих людях.
1810-е гг. ознаменованы появлением «организованных» литературных
объединений, вступающих в активную полемику друг с другом – «Беседы
любителей русского слова» и «Арзамаса». Естественно предположить, что и в
сфере усадебной поэзии их интересы будут во многом противоположны.
Действительно, в общем плане можно сказать, что арзамасцы культивируют
«вольные» анакреонтические мотивы, а бесединцы – «серьезные» горацианские.
Такое разделение вполне оправдано с точки зрения идейных устремлений обоих
кружков. Однако в реальности дело обстоит сложнее: и П.А.Вяземский, и
32
А.С.Пушкин уже в арзамасский период пытаются сочетать в своей поэзии и те и
другте мотивы.
Официально заседания «Беседы» начались с 1811 г., однако литературные
собрания их проходили, начиная с 1806 г. В самом журнале «Чтения в беседе
любителей русского слова» произведений, относящихся к нашему жанру, нет.
Вероятно, подобная тематика воспринималась здесь как слишком обыденная и
«домашняя», не соответствующая серьезности литературных задач, которые
ставило перед собой это общество. Между тем в поэтических сборниках
некоторых официальных членов «Беседы…» нашлись произведения, которые
можно характеризовать как стихотворения и поэмы о сельской усадьбе. Кроме
того, дружеские послания с изображением усадебной жизни не были редкостью
в журнале «Друг просвещения», издававшемся в 1804-1806 гг. Д.И.Хвостовым,
Г.С.Салтыковым, П.И.Голенищевым-Кутузовым и А.А.Пушкиным, в котором
печатались также Н.П.Николев, Г.Р.Державин, С.Н.Глинка, А.С.Шишков,
будущие действительные или почетные члены «Беседы…».
Литературно-политические установки этой группы: патриотизм, монархизм,
опора на национальные культурные основы, в том числе на православие и
церковнославянский язык – побуждали к развитию высоких жанров, высокого
слога. Так, среди панегириком царским усадьбам стихи П.И.Голенищева-
Кутузовыа, обращенные к Петергофу, среди описаний гостей и праздников в
усадьбе = панегирические стихи А.С.Шишкова на праздник у А.Л.Нарышкина и
стихотворение А.П.Буниной на дачу И.И.Кушелева. Дружеские послания поэтов
«Беседы…», разумеется, далеко не так непринужденны, как послания
карамзинистов, но их отличает важная содержательная особенность: они
склонны серьезно относиться к должности и занятиям помещика и непритворно
интересуются хозяйственной жизнью усадьбы. Д.И.Хвостов в послании к князю
Г.С.Салтыкову, в усадьбе которого он гостит, описывает сбор урожая и
крестьянский праздник по его окончании. В анонимном стихотворении из ж-ла
«Друг просвещения» Анонимный автор стихотворения «Помещик на закате
солнца» с удовольствием наблюдает за возвращением с работы своих крестьян.
А в сатирическом стихотворении Д.И.Хвостова «Май» осмеиваются те дворяне,
которые, по традиции выехав весной в свои имения, не знают, чем себя занять,
33
охотой губят крестьянские посевы, в тяжелое для крестьян время собирают
оброк ради того, чтобы потешить свое самолюбие званым обедом, ссорятся с
соседями. Члены «Беседы» подхватывают поднятую кругом Державина-Львова
тему усадьбы как родового гнезда, где человек рождается и находит последнее
пристанище рядом со своими предками.
Среди представителей «Беседы» было мало литераторов, считавших себя
профессионалами, для большинства ее членов занятия литературой были частью
патриотического культурного строительства, неудивительно, что многие из них,
хорошо понимая вкус и значение хозяйственной жизни усадьбы, отразили эту
сторону в своих стихах. Можно сказать, что и в этом также проявился их
архаизм по сравнению с карамзинистами и арзамасцами.
«Арзамасское общество безвестных людей» было организовано
карамзинистами в полемических целях, как литературный противник «Беседы
любителей русского слова», и существовало в те же годы, что и последняя, 1811-
181629. Основным продуктом совместной деятельности арзамасцев были,
помимо литературно-критических и полемических выступлений в журналах,
стихотворные сатиры, пародии и послания. Жанр дружеского послания – один
из излюбленных в арзамасской среде, его тематика связана главным образом с
обсуждением текущих литературных проблем, в том числе статуса и положеня
поэта в современном обществе; иногда их содержание составлял разбор какого-
либо нового сочинения, с указанием на ошибки и неудачные выражения автора.
Интересную разновидность дружеских посланий арзамасцев составили
изображения свободной и счастливой жизни автора (иногда адресата) в своем
имении, которые были вдохновлены примером «Моих пенатов» К.Н.Батюшкова.
«Мои Пенаты (Послание к Ж<уковскому> и В<яземскому>)», 1811-12 г.
К.Н.Батюшкова концентрирует в себе новые мотивы и веяния. Поэма
изображает уединенную жизнь анахорета, в отличие от жизни большого
семейства в родовом гнезде. Здесь на фоне традиционных мотивов
противопоставления городской суеты сельскому покою и богатства скромному
достатку доминирует тема внутренней жизни автора, его чтения, мечтаний и
29 См. Арзамас. Сборник. В 2-х тт. М., «Художественная литература», 1994.
34
поэтического творчества. Автор-поэт, променявший городские суеты и славу на
сельский досуг и безвестность, превыше всего ценит свою независимость и
возможность творчества. Погружение в частную жизнь, уединение – это его путь
не к сиюминутной славе, а к поэтическому бессмертию.
Воссоздавая в «Моих Пенатах» анакреонтические мотивы, Батюшков
обращается к традиции французской легкой поэзии, черпая вдохновение в
поэмах Ж.-Б.-Л. Грессе «Обитель» и Ж.-Ф. Дюси «К моим пенатам». Это
обращение к столь любимой в его кругу легкой поэзии было тем более
закономерно и необходимо, что реальный опыт жизни Батюшкова в родовом
имении Хантоново под Череповцом был далек от изображенного в его
поэтическом послании. Да и по своему характеру вечного странника, который,
находясь в городе, рвался к сельскому уединению, а приехав в усадьбу,
стремился поскорей из нее вырваться30, поэт отнюдь не был склонен к
усадебной жизни.
В дружеских посланиях арзамасцев 1810-х гг. (П.А.Вяземского,
В.А.Жуковского, юного А.С.Пушкина), созданных по образцу «Моих Пенатов»
прославляется образ молодого анахорета, культивируются анакреонтические
мотивы наслаждения свободой, любовью и дружеским общением. И поскольку
тема поэзии для арзамасцев наиважнейшая, их послания к другу в усадьбу или
из усадьбы легко переходят от описания привольной жизни на лоне природы к
теме усадебной библиотеки, оценке любимых авторов и проблемам
поэтического творчества.
Арзамасцы противопоставляют свой круг светской толпе и ценят сельское
уединение как «приют вдохновения», куда «непосвященноц толпе дороги нет»,
куда открыт путь только другу-поэту, «брату по музам». Только его всегда ждет
в сельской глуши радостная встреча, непринужденная, свойственная духу
Арзамаса шутливая беседа единомышленников за чаркой доброго вина.
Поэме этого типа, где доминирует изображение уединенных занятий
хозяина усадьбы, грозит опасность вытеснения пасторальной проблематики
обсуждением литературных проблем, каталогом любимых авторов, оценками
современных литераторов и т.д., что и произошло у Пушкина в «Городке».
30 См. Кошелев В. Константин Батюшков: Странствия и страсти. М., 1987.
35
Возможно, Пушкин ощутил подмену жанра, так как в том же году еще раз
обратился к поэме о сельской усадьбе в «Послании к Юдину», где, возвращаясь
от Батюшкова к Державину, попытался гораздо полнее, чем в «Городке»,
воспроизвести весь традиционный набор мотивов поэмы о сельской усадьбе.
В контексте развития усадебной поэзии интерес представляет цикл
«Долбинских стихотворений» В.А.Жуковского, написанных в арзамасский
период (1814), и его более позднее послание к Нарышкину в Петергоф (1820).
Хотя многие биографы и исследователи31 склонны относиться к ним как к
безделкам, они по-своему симптоматичны. Кажется, подобное явление
возможно только в «золотом веке» развития поэзии: стихия стихотворной речи
настолько естественна для поэта, что он и бытовые послания к друзьям в
соседнюю усадьбу (подобно дружеским посланиям с критическим разбором
стихов) пишет в стихах. Подобные послания, порой дружески-игривые, как
А.А.Плещееву, порой светски-комплиментарные, как баронессе Черкасовой,
одухотворяли, поэтизировали усадебный быт.
В 1820-е годы романтические веяния окончательно берут верх в поэзии,
романтики, отвергая классицистическую жанровую иерархию, выступают за
жанрово свободное лирическое стихотворение. Строго говоря,
поэма/стихотворение о сельской усадьбе как особый малый жанр с этого
момента прекращает свое существование. Тем не менее многие лирические
произведения 1820-х годов вырастают из предшествовавшей жанровой
традиции, прежде всего такие, как приглашения в усадьбу («Здравствуй, Вульф,
приятель мой» А.С.Пушкина), воспоминания о посещении усадьбы
(«Тригорское» и «П.А.Осиповой» Н.М.Языкова) и др. В других произведениях
звучат отголоски предшествующей традиции или полемика с нею.
Многие стихотворения А.С.Пушкина 1820-30-х гг. уже ни с каким
определенным жанровым стереотипом не связаны, хотя отражена в них именно
усадебная жизнь («Осень», «Зимнее утро», 1829, «Зимний вечер», 1825, «Зима!
Что делать нам в деревне?…», 1829, и др.). Порой можно было бы увидеть в них
полемический отказ от предшествующего жанрового стереотипа: например,
стихотворение «Зима! что делать нам в деревне?» рассмотреть как сознательную
36
полемику со стереотипом «похвалы сельской жизни» Тредиаковского –
Державина, хотя и тема скуки и томительного одиночества зимней жизни в
деревне стали уже предметом стихотворений Н.П.Николева, И.М.Долгорукого,
Г.С.Салтыкова.
Вместе с тем, если взять такой шедевр поздней лирики А.С.Пушкина, как
«Пора, мой друг, пора» (1834), его можно расценить как продолжение традиции
«призывания в усадьбу», «обитель дальную трудов и чистых нег», а если
обратиться к черновикам этого неоконченного стихотворения, дальнейший план
его выглядит так: «Юность не имеет нужды в at home зрелый возраст ужасается
своего уединения. Блажен, кто находит подругу – тогда удались он домой.
О, скоро ли перенесу я мои пенаты в деревню – поля, сад, крестьяне, книги:
труды поэтические – семья, любовь, etc. – религия, смерть». В этом кратком
конспекте можно расслышать отзвук и арзамасских мотивов (пенаты, любовь,
книги), и мотивов державинско-львовского круга (семья, религия, смерть), и
интереса «беседников» к хозяйственной жизни (крестьяне). Остается только
гадать, как по-новому могли бы зазвучать знакомые мотивы у зрелого Пушкина
и почему он не окончил это стихотворение.
В стихотворениях 1830-х гг., уже никак не связанных с жанровым
стереотипом: у А.С.Пушкина «И вновь я посетил…», Е.А.Баратынского («Есть
милая страна…»), Н.М.Языкова «Наталье Александровне Языковой»,
«Баратынскому») – создается образ родовой усадьбы как малой родины,
«душеспасительного приюта», возвращение к которому дает возможность яснее
увидеть и осознать свою судьбу, восстановить творческие силы, даже одно
воспоминание о котором способно укрепить и поддержать душевные силы. Это
осмысление родового гнезда можно назвать наивысшей, кульминационной
точкой в развитии усадебной темы. Но сходное переживание находим и в
любительской поэме М.А.Бакунина «Осуга», задуманной и начатой в 1810-е
годы именно под влиянием жанрового стереотипа, но писавшейся долго, вплоть
до 1830-х гг., и выразившей в границах этого стереотипа самобытное, зрелое и
глубоко лирическое отношение к родной усадьбе.
31 См., например, биографию В.А.Жуковского Зайцева
37
Обозревая путь, пройденный поэмой/стихотворением о сельской усадьбе в
XVIII-начале XIX вв., мы видим, что она начинается с подражаний римским
классикам (Горацию, Вергилию, Марциалу); изображает жизнь царей в
загородных резиденциях как жизнь земных богов, научаясь поэтическому
описанию и панегирическому украшению; от сельских праздников обращается к
будничной жизни, перенимая у европейской поэзии просветительско-
сентименталистский комплекс идиллических идей (нравственное воспитание
души при лицезрении прекрасной Природы, которая обращает неиспорченный
ум к мыслям о своем Создателе, и т.п.); в предромантическую эпоху обретает
вкус к бытовой конкретике и национальной самобытности, разделяется на
разные идеологические русла, условно названные нами анакреонтическим и
горацианским, осознает важность хозяйственной жизни усадьбы, социальную
роль ее хозяина как главы вверенного его попечению усадебного мира; вводит
мотив усадьбы как родового гнезда, малой родины, с которой связывает
семейная и общенациональная история. Романтический историзм пушкинской
эпохи разрушает жанровый этикет поэмы о сельской усадьбе и практически
кладет конец ее развитию как малого идиллического жанра. Однако отзвуки
традиционных тем и мотивов поэмы/стихотворения о сельской усадьбе
сопровождают русскую поэзию на всем протяжении XIX в.
Для того, чтобы проследить различные тенденции, эволюцию тем, мотивов
и образов в описанном нами жанре поэмы/стихотворения о сельской усадьбе,
поэтические тексты были сгруппированы по разделам. Возможны были два
принципа распределения материала: исторический (по литературным
направлениям, кружкам и школам) и жанрово-тематический («похвала сельской
жизни», панегирики усадьбам, сельские занятия хозяина усадьбы, прогулка по
усадебному парку, приглашение в усадьбу, прощание с нею и др.). После долгих
колебаний автор остановился на втором, жанрово-тематическом принципе,
полагая, что он дает возможность представить тематическое разнообразие и
соответствующие ему жанровые разновидности (панегирик, дружеское
послание, стихотворение «на случай» и т.п.) и композиционные принципы
38
(изображение типичного дня, проведенного в усадьбе и др.). Правда, при таком
принципе творчество одного и того же поэта оказывается разрознено по разным
разделам, однако в центре нашего внимания находится малый пасторальный
жанр, а не индивидуальное творчество поэта или поэтической школы.