Пол баллона как пишется

Визионеры современности все в один голос говорят, что за нашу жизнь нам
придется несколько раз менять свою профессию. Просто потому, что время
ускорилось, все стремительно меняется, и человеку нужно приспосабливаться к новым условиям. Поговорила об этом с известным в Европе и Америке
композитором Алексеем Шором. Будучи математиком с докторской степенью, Алексей
Шор в возрасте 40 лет поменял профессию и стал успешным композитором. Наш разговор состоялся в Дубае, где с 28 августа по 26 сентября проходил Х Международный фестиваль классической музыки InClassica, композитором-резидентом которого стал Алексей Шор.

— Сейчас многие люди «перепрошивают»
свою жизнь несколько раз: в корне меняют свои профессии. Вы это сделали два
раза?

Смотря
как считать. Я занимался академической математикой, затем прикладной. Если это считать
за две разные карьеры, то сейчас у меня третья.

— Вы, как математик, все просчитали?

Нет,
все происходило более-менее случайно.

— Была какая-то закономерность в
смене профессий? Как одно вытекало из другого?

—
Связь между академической и прикладной математикой простая: за прикладную
платят намного больше, и впоследствии выбор был очевиден. А с музыкой все
получилось постепенно и логично. Сначала я просто баловался – писал музыку для
себя, потом для друзей, затем потихоньку мою музыку стали играть. Со временем
это происходило все чаще. Днем я работал математиком, а по вечерам писал
музыку. Тот момент, когда нужно было что-то решать и сделать выбор, настал,
когда мне предложили написать балет. И все стало понятно — с этим невозможно
справиться, имея две профессии. Тогда я выбрал музыку.

— Когда я читала вашу биографию, было
ощущение, что вы писали музыку только «в стол», потом ее случайно увидели, и
произошло чудо.

—
Действительно, музыка стала публичной в один момент. Я писал ее для себя, но
однажды Дэвид Аарон Карпентер увидел ноты на моем столе, попробовал сыграть, и
через некоторое время начал повсюду исполнять мои произведения. После этого
моей музыкой заинтересовались и другие музыканты.

— Можно сказать, что музыка – это
хобби, которое превратилось в профессию?

—
Конечно.

— Что посоветуете другим людям,
которые тоже хотят сменить профессию и сделать карьеру мечты?

—
Давать советы – странное занятие. У каждого из нас свой жизненный путь,
обстоятельства, способности, удача. У кого как складывается. Нужно оставаться
открытым новым возможностям, тогда может быть что-то и произойдет.

— Никакой закономерности в изменении
сфер деятельности своей жизни вы не заметили?

—
Нет, какие тут закономерности? Если бы я не познакомился с Дэвидом Аароном Карпентером,
все равно бы продолжал писать для себя и друзей. Кто знает, привели бы меня к тому,
что есть сейчас, какие-то другие случайности судьбы?

— Математика и музыка похожи?

—
На ранних этапах, когда мне нужно было приобрести определенные навыки в музыке,
мое математическое прошлое оказалось очень полезным. У многих моих друзей есть
двадцатилетние дети, умные и способные, но без особых интересов и понимания,
чем они хотят заниматься в жизни. И в такой ситуации я советую заниматься
математикой, она позволяет очень легко переквалифицироваться.

— Структурирует мозг? В таком ключе?

—
Да. Посмотрите вокруг, математика применяется практически везде: в медицине,
архитектуре, IT-сфере…
Математики очень востребованы. И мне эта наука всегда в жизни помогала.

— Не так давно я была в Москве в
консерватории, где проходил конкурс молодых музыкантов. В жюри сидел один из
моих друзей: известный предприниматель, топ-менеджер, который некоторое время
назад увлекся музыкой. Он пишет музыку, не зная нот. Как вы относитесь к таким
композиторам?

—
Бывают такие феномены. Например, Пол Маккартни тоже не умеет записывать ноты, но
сам Леонард Бернстайн говорил о Поле, как о лучшем композиторе со времен
Шуберта. Это, пожалуй, исключение из правил. По-моему, проще выучить нотную
грамоту, и жизнь станет легче.

— В математике вы дошли до конца и
защитили докторскую. Ставите ли вы перед собой подобную цель в музыке?

—
У меня нет конкретных целей. Я все время работаю над музыкой: сочиняю,
записываю, слушаю… и хочу, чтобы то, над чем я в данный момент работаю получилась
хорошо.

— Когда музыканты исполняют вашу
музыку, она звучит для вас по-другому?

—
Музыка в моей голове – набор нот, пока она не прозвучит в чьем-то исполнении.  В завершении фестиваля InClassica состоялись концерты,
которые для меня имеют огромное значение. Михаил Плетнев с таким вдохновением
отнесся к моей музыке, в его интерпретации она зазвучала прекрасно и по-новому.
Этот концерт я буду вспоминать всю свою жизнь. Меня также восхитила игра Максима
Венгерова и Даниэля Лозаковича, который виртуозно исполнил мой недавний
скрипичный концерт, и я впервые услышал его вживую.

— Не могли бы вы привести пример музыканта,
который исполнил вашу музыку идеально точно, как вы себе это и представляли?

—
Например, Михаил Плетнев. Я сидел, слушал его исполнение и думал: «Вот он
играет точно так, как я себе это представлял». А потом я подумал, может быть,
он просто так убедительно и потрясающе играет, что мне захотелось, чтобы моя
музыка звучала именно так?!

Дмитрий Воденников — один из самых ярких и интересных современных поэтов, эссеист, лауреат нескольких престижных литературных премий, автор четырнадцати книг стихов и прозы. Недавно, после десятилетнего «молчания», вышел в свет новый сборник его поэзии — «Приснившиеся люди». Это и стало поводом для нашей беседы.

— Вы с детства ощущали себя поэтом? Или это пришло потом?

— Ты в детстве не примеряешь на себя слова, названия. То есть все тебе, конечно, твердят, что ты называешься Колей или Таней, что ты мальчик или девочка, что ты русский или нет, но ты-то знаешь, что это какая-то ерунда. Нет, ну ты, конечно, понимаешь, что ты мальчик, что тебя зовут так-то и так-то, что у тебя будет впереди профессия, когда вырастешь, что ты будешь в школе (до того, как вырастешь) сперва октябрёнком, потом пионером — а если очень повезёт, то и комсомольцем. А ещё ты думаешь, что ты станешь, когда вырастешь, инженером. Тебе нравится это слово: «ин-же-нер». Ты даже папу своего считаешь инженером, хотя тот ни разу не он: папа у тебя физик-ядерщик. Ты не считаешь себя поэтом в детстве, хотя чего-то там корябаешь. «Когда я умру, проветри комнату мою/ И можешь убрать мои вещи, я никогда не приду». Дитя, что это за муть? Почему надо проветривать комнату, когда ты умер? Что ты там успел наделать в своей комнате, которой у тебя никогда своей-то и не было (ты спал в одной комнате с прабабушкой и старшей сестрой)?

В общем, я считал себя колдуном. Мальчиком-колдуном. Который может создать эликсир то ли вечной молодости, то ли жизни. Я мешал в банке от венгерского горошка поганки на даче, насыпал туда еловых иголок и предлагал это прабабушке выпить. Баба Тата почему-то отказывалась. Понятно, что я сейчас немного дурю, но на самом деле я действительно уже тогда понимал, что в стихах должно быть немного яда, немного ёлки, и много земли (да, я ещё землю туда мешал). Что во всём, непонятно откуда пришедшем (а стихи приходят неизвестно откуда, как и желание колдовать), должно быть много земли…

А по-настоящему я стал писать в 25 лет. Когда я понял, что я должен делать. Что во мне действительно много земли, много яда, но есть и мёд, и лекарство, а главное — свет. Не я источник света (кто я такой?), но я могу его иногда поймать. После этого — самым главным в моей жизни стали стихи. Даже когда они ушли на 10 лет, я знал, что они были самым важным делом в моей жизни. Что я проживу без них (вы не представляете, как сразу тебя начинает любить мир, когда ты мёртвый), и проживу отлично. Но то, что они главное во мне и в моей жизни — я знал всегда.

— Ваша молодость пришлась на 90-е годы прошлого века. Повлияло ли это как-то на ваше творчество? Стало ли это для вас каким-то переломом?

— 90-е годы, которые сейчас принято ругать (а там действительно было много тёмного, плохого), были как внезапно обрушенная стена. Хлынуло столько воздуха, столько света и одновременной уже упомянутой темноты, даже днём, что всё это не могло тебя не изменить. Да, первые настоящие стихи ко мне пришли именно тогда. Произошёл тектонический сдвиг — и я его, как и все, сильно почувствовал (поди не почувствуй, когда твой дом разрушился). И вдруг я прежний тоже разрушился. И стал писать иначе. (Понятно же, что до 25 лет я тоже много писал: но я совсем себя не знал, потому всё это было неправда, не про меня, пусть даже и неплохо. Человек по-настоящему пишет только через провал и травму. Это уже всем надоело — про «травму», и даже мне надоело, но это же правда. Вы обратили внимание, как эти слова чем-то похожи? «Правда», «травма». Сюда же и «рана» немного просится, ну по крайней мере скребётся у дверей.)

— Вы окончили филологический факультет МГПИ. Филологическое образование — оно помогает в творчестве? Или скорее мешает?

— Дело не в филологическом образовании — Бродский вообще ушёл, насколько я помню, в девятом классе из школы. И вроде нигде больше не учился. И были потрясающие поэты, которые работали физиками, математиками или теми же инженерами. Ты просто должен очень много читать. Даже то, что тебе не нравится, что не твоё. У тебя должна накачаться читательская мышца. Она потом тебе поможет в твоих стихах.

— Обычно литературоведы делят поэзию на различные направления — реализм, модернизм, метареализм и т. д. А вы бы себя к какому направлению отнесли?

— Ну, когда-то мы придумали (подхватив у Пригова, но он как раз другой смысл в это вкладывал) с Дмитрием Соколовым и Александром Анашевичем, точнее, не придумали, а сформулировали мысль, что мы теперь пишем в рамках «новой искренности». Это был сознательный жест: лично мне очень надоело, что в стихах можно было работать только в условном постмодернистском фокусе (я знаю, что и сейчас идёт та же эпоха постмодерна или уже постпостмодерна, я не об этом — я про ученически понятую дурную мысль, что в стихах не может быть живого работающего слова, по крайней мере, так тогда говорили, что всё уже сказано, можно только иронически перепевать, так вот — нет, это не так). Хотя, как любое самоназвание — новая искренность хромонога. А что такое старая искренность? А в чём отличие новой? Но нам важно было «отбиться» от всего этого наплывающего массива иронистов и цитатников.

Сейчас же я не знаю, как, где и в чём я работаю. Я слушаю звук (если он соизволит прийти). Моё дело записывать, очищать от шелухи, в первую очередь, своей, вытягивать… Мне некогда в этот момент думать, кто я — метареалист, постмодернист? А когда стихи уходят, время думать у меня появляется, но мне лень: мне это неинтересно.

— Насколько я знаю, вы не только пишете стихи, но и ведёте мастер-классы по поэзии. Даже выпустили книгу «Ключи и подсказки. 28 авторских уроков. Блокнот с заданиями для поэтов и писателей от Д. Воденникова». Что все-таки нужно, чтобы стать поэтом? Талант плюс мастерство? А если приходит явный графоман и говорит — научите меня писать хорошие стихи, что вы ему ответите?

— Ко мне приходили ну не явные графоманы, но люди явно не понимающие, что же они должны писать. Моя задача заставить их выбрать свой ключ. Он есть. На столе навалена целая куча разных ключей (от дивных до стальных, для сейфа). Твой ключ самый незаметный, скорей всего. Типа как от почтового ящика. Но он тут. Его просто надо найти. У меня было несколько человек, которые начинали во время семинаров писать свои настоящие тексты. И это была моя лучшая победа. Всё-таки, получается, я умею мешать поганки, еловые иглы и землю в банке, и даже могу заставить это человека выпить. Чтоб он стал бессмертным. (Надеюсь, вы понимаете, что про банку я тут опять шучу).

— Что для вас лично является признаком того, что стихи талантливы?

— Они вдруг показывают тебе мир через щель, в которую ты не удосужился заглянуть. И может, тебе не очень удобно стоять, ты должен нагнуться, чтоб в эту щель заглянуть. Или, наоборот, приходится лезть на шкаф (помните тот советский анекдот про женскую баню?). Пусть они не твои, эти стихи, чужаки, не твоя оптика. Но она заставляет, пока ты читаешь, в неё абсолютно поверить, она тебя убеждает. А потом ты слезаешь со шкафа или разгибаешься от пола — и пусть ты больше никогда туда не заглянешь, но ты знаешь: это — стихи.

— Многие люди называют себя поэтами, но лишь немногим удаётся куда-то пробиться. Вам удалось. Вы неоднократно становились лауреатом литературных премий, ваши книги выходили в крупных издательствах. А есть те, кто вроде бы и талантлив, но дальше публикаций в периодике и выпущенных самиздатом сборников дело у них не идёт. Как вы считаете, с чем это связано? С невезением? С отсутствием пробивных способностей? Или с тем, что всё-таки эти безвестные поэты просто не дотягивают до должного уровня?

— А пробивные способности тут ни при чём. У меня их никогда и не было. Наоборот: я часто ссорился с нужными, так называемыми полезными людьми. Во-первых, дурак был. Во-вторых, взрывной дурак. (Хотя, собственно, почему «был»?) Сейчас я отвечаю всякому, кто меня спрашивает, как ему быть с книгами, с журнальными публикациями: «Сеть». У вас есть сейчас сеть. Если стихи «работают», тебе просто достаточно их выложить в Интернет, в Фейсбук, ВКонтакте или в тот же Инстаграм. И их разнесут с твоей фамилией в придачу, и направят на конкурс, на премию (например, ту же «Поэзию», которую делает Виталий Пуханов), а потом или возникнет скандал или не возникнет. Ты не должен об этом думать. Ты просто должен свои стихи отдать. Выпустить в воздушный поток. Осип Мандельштам говорил своей жене, Надежде Яковлевне: «Если стихи стоят того, люди их сохранят». Он дело говорил.

— Вы десять лет не писали стихов и говорили в интервью, что стихи от вас ушли, вы перестали слышать какой-то особый «гул»… Но в ноябре прошлого года одно из сетевых изданий опубликовало ваш новый поэтический цикл. А в этом году вышла ваша новая книга «Приснившиеся люди» со стихами, написанными после десятилетнего перерыва. То есть стихи снова «стали приходить»? Как вы думаете, это не связано с пандемией? Некоторые люди переболели коронавирусом и начали писать стихи. Об этом есть публикации в Инете…

— Я не думаю, что это связано с коронавирусом (хотя ваша мысль интересная, в таком случае — спасибо ему). Я думаю, они просто пришли (вернулись) тогда, когда я встал на новую ступеньку. Возможно, им просто было неинтересно со мной, с тем, прежним. Я им был скучен. А когда я изменился — они вернулись. (Кстати, тоже на время: я опять год не пишу.) «Ого, — сказали они год назад. — Что-то новенькое. Ну ладно, мы с тобой ещё немного поживем». Помните, в «Настройщике» Рената Литвинова говорила своему парню: «Я ещё с тобой поживу»? Вот так и они мне. А потом опять ушли. Милые такие…

— Есть ли у вас какая-то миссия? Поэтическая, творческая? В чём она состоит? Многие ваши стихи имеют социальный подтекст. Должен ли поэт, по-вашему, стремиться быть «рупором эпохи»? Или он в любом случае будет отражать ту эпоху, в которой живёт?

— Вы будете смеяться надо мной, но миссия есть. Я всегда хотел доказать (просто фактом своего существования), что стихи — это не буковки на листе или экране. Стихи — это Бог. Я атеист, но, когда стихи приходят, я просто физически чувствую, что надо мной открывается (на сутки, на две недели, сколько они там запланировали стучаться в меня) чёрный или белый квадрат (да, я не понимаю его цвета). И тогда я становлюсь больше самого себя. И за это можно многое отдать. Не всё, но многое.

Европейская комиссия выпустила 32-страничный документ «Руководящие принципы Европейской комиссии по инклюзивной коммуникации»/European Commission Guidelines for Inclusive Communication, своеобразный «политкорректный словарь-справочник», предназначенный для еврочиновников и европарламентариев.

Напомним, что Еврокомиссия (ЕК) — высший орган исполнительной власти Европейского союза, ответственный за подготовку законопроектов. Кабинет министров из 27 членов-комиссаров. С 1.12.2019 ЕК возглавляет акушер-гинеколог по специальности, бывший функционер немецкого Христианско-демократического союза и бывший министр обороны Германии, экс-член руководства швабовского Всемирного экономического форума, горячая сторонница однополых браков Урсула Гертруда фон дер Ляйен.

Так вот, Еврокомиссия запретила сотрудникам использовать в своей речи слова, которые могут быть оскорбительными для людей определённого пола, каких-либо рас, национальностей или верований, разных возрастов и сексуальных предпочтений. В частности, оскорбительными и неприемлемыми признаны слова «Рождество», «господин», госпожа», «гей», «лесбиянка» и мн. др. Под запрет попали любые упоминания Санта Клауса, Девы Марии, Иосифа.

«Избегайте предположения, что все являются христианами. Не все празднуют рождественские праздники. Мы должны учитывать тот факт, что у людей разные религиозные традиции и календари«, — говорится в документе. Поэтому вместо Рождества — только «праздничный период» (holiday season).

Ни в коем случае нельзя даже — внимание! — употреблять словосочетание «колонизация Марса». Допустима лишь фраза «отправка людей на Марс». Серьёзно. Ибо необходимо формировать «инклюзивную коммуникацию».

«Вместо «опасных» слов предлагается использовать их нейтральные аналоги. Например, вместо указания какого-то конкретного сексуального меньшинства, предлагается говорить об «однополых парах». А то ведь и ошибиться можно. Значительное место в документе уделено именно вопросам, связанных с полом. Теперь чиновникам запрещается использовать такие слова, которые содержат корень, связанный с мужским полом, например в английском слове policeman (полицейский) часть man как раз и обозначает мужчину. Даже слово «рукотворный» (man-made) предлагается заменить на «искусственно созданный», а вместо фразы «огонь — величайшее достижение человека» (слово для человека и мужчины здесь совпадают) использовать выражение «огонь — величайшее достижение человечества». Рекомендуется избегать и традиционного для многих языков упоминания при перечислении сначала мужчин и их социальных ролей, то есть говоря о родителях, «отец и мать» будет звучать неинклюзивно. Помимо всего прочего в чёрный список попало и обращение «дамы и господа», вместо которого предлагается употреблять «дорогие коллеги». Кроме того, при выборе иллюстраций для докладов работники Еврокомиссии должны стараться, чтобы на картинках «женщины и девушки не были представлены дома или в пассивных ролях, в то время как мужчины активны и склонны к приключениям». Некоторые слова относительно недавно попали в списки запрещенных. Например, таким понятием стала «колонизация», причём даже применительно к освоению пространства за пределами Земли. «Рождество» тоже оказалось исключено, вместо него теперь просто «праздники». Ведь для мигрантов-мусульман упоминание христианского праздника может быть неприятно«, — пишет «Комсомольская правда».

«Вместо слов «гей» (gay) и «лесбиянка» (lesbian) предлагается взять в оборот фразы «однополая пара» (same-gender couple) или использовать слово гей в сочетании с существительным person (gay person). В глоссарии отмечается, что чиновники не должны «предполагать» сексуальную ориентацию человека или его гендерную идентичность. Авторы рекомендуют спрашивать, какие местоимения предпочитает собеседник. От чиновников также требуют воздержаться от использования таких терминов, как «рукотворный» (man-made) и «дамы и господа» в официальных публикациях. Взамен предлагается использовать «искусственно созданный» (synthetic) и «коллеги» (colleagues, participants)«, — уточняет Газета.Ru. «Авторы инструкции считают, что тем самым элиты повлияют на общество и традиции европейцев, которые станут более нейтральными и толерантными«, — указывает «МК».

Официальный представитель Еврокомиссии Эрик Мамер: «Это рекомендация, цель которой — показать разнообразие европейской культуры«. Еврокомиссар по вопросам равенства Хелена Далли (представляющая Партию европейских социалистов и Лейбористскую партию Мальты): «Мы всегда должны предлагать инклюзивное общение, гарантируя таким образом, что каждый будет оценён и признан во всех наших материалах, независимо от пола, расы или этнического происхождения, религии, инвалидности, возраста или сексуальной ориентации«.

Несогласие с инициативой ЕК выразил государственный секретарь Ватикана кардинал Пьетро Паролин. «Я считаю стремление избавиться от дискриминации правильным. Однако, на мой взгляд, это, конечно, не способ достижения данной цели. Потому что в конечном итоге это рискует разрушить, уничтожить человека… Европа обязана своим существованием и своей идентичностью многим вкладам. Мы, конечно, не можем забыть, что одним из главных вкладов, если не главным, было само христианство. Поэтому уничтожение различий и уничтожение корней означает именно уничтожение личности«, — сказал он 30 ноября в интервью порталу Vatican News.

Консервативные политики и журналисты тоже, естественно, раскритиковали инициативу. А федеральный секретарь итальянской «Лиги» (Лиги Севера), экс-вице-премьер Маттео Сальвини просто написал: «Мария, мама. Иосиф, папа. Да здравствует святое Рождество. Надеюсь, что никого в Европе это не обидит«.

После появления внутреннего документа на страницах СМИ, еврочиновники нехотя объявили, что рекомендации временно отозваны для «доработки«.

Тем временем в Великобритании правительство наложило запрет на слоган акции, призывающей к ПЦР-тестированию перед поездками: «Не забирайте COVID домой на Рождество». Из опасений, что он оскорбит религиозные меньшинства, сообщила Daily Mail.

Что вам приходит в голову в первую очередь, когда вы слышите “чисто женский коллектив”? Возможно, минимум половина скажет нечто вроде “скандалы, интриги, расследования” или “змеиное гнездышко”. Я не могу рассуждать, как обстоят дела внутри других коллективов, состоящих только из представительниц прекрасного пола, но могу поделиться “инсайтами” о нашем, а также рассказать, как нам удалось прийти к тому результату, который мы имеем сейчас (спойлер: змеиное гнездо — это не про нас).

Как все начиналось

Мое рекрутинговое агентство начиналось с двух человек: меня и еще одного рекрутера. Сегодня команда разрослась в несколько раз — добавились разные отделы, и, более того, мы все еще продолжаем расширяться и принимать в свои ряды новых сотрудников. Впрочем, одно остается неизменным: наша команда остается чисто женской. 

С самого начала я точно понимала: не хочу, чтобы расхожий стереотип о женском коллективе как о месте сплетен и подстав был про наш коллектив. Однако понимание — это, конечно, хорошо, но требовалось сделать что-то еще для осуществления данного концепта и на практике. Я начала с простого: с доверия.

Доверие — это открытость, прозрачность, отсутствие лицемерия или утаивания чего-либо. Культура компании всегда начинается сверху, поэтому первое, что я сделала — начала придерживаться принципа построения доверительных отношений сама и транслировать их команде: у нас было не принято обсуждать коллег, объединяться против кого-то, или вести двойные игры.

Также я старалась активно участвовать в жизни команды, и, несмотря на наличие определенной необходимой субординации, не отдаляться от сотрудников. Сложности начались, когда команда ощутимо расширилась, а также когда мы, в условиях пандемии, были вынуждены достаточно надолго перейти на удаленный формат работы. 

Сложности

Во-первых, по мере развития компании и приходом большого количества новых членов команды, у меня появились дополнительные управленческие задачи, а в компании начала выстраиваться определенная иерархия, в результате чего между мной и остальным коллективом образовалась некоторая дистанция. Появились чаты “без босса”, что тоже, в свою очередь, не способствовало большому сплочению: иногда у меня возникало ощущение, что у девочек образовалась своя компания, куда мне не было доступа.

Во-вторых, пандемия также внесла значительные коррективы в наши отношения: если при общении “вживую” в офисе можно отслеживать реакции собеседника, язык тела, и мимику, что снижает риск недопониманий и мискоммуникаций, то с переходом в онлайн формат это стало случаться чаще. Кроме того, начали сказываться на взаимоотношениях внутри команды напряжение и общая фоновая нервозность в связи с внешней обстановкой — длительная самоизоляция и дистанционная работа не способствовали укреплению отношений и повышению уровня доверия. 

Что делать?

Ситуация обострилась больше, когда мы снова вышли в офис: вскрылись все накопленные за период хоум офиса недопонимания и шероховатости, отношения в коллективе становились все более натянутыми, и в какой-то момент я поймала себя на мысли, что уже готова распустить команду. 

Мысль мне решительно не понравилась и была отправлена на задворки сознания мощным пинком моими мартинсами, а я сосредоточилась на поиске других путей решения ситуации. Методом проб и ошибок были найдены следующие пути: 

Больше совместного времяпрепровождения

Мы начали на регулярной основе практиковать совместные внерабочие активности:  устраивали киновечера, ходили на пикники, выезжали на корпоративы на природе. На таких мероприятиях мы общались на отвлеченные от работы темы, отдыхали и лучше узнавали друг друга. Это принесло свои плоды: отношения начали улучшаться, коллектив стал более сплоченным. 

Индивидуальные встречи

Я стала назначать персональные встречи каждому члену команды. Мы подробно обсуждали все вопросы, волнующие того или иного человека: не только рабочие моменты (например, прогресс за определенный период), но и пожелания или просьбы. Строили траекторию дальнейшего развития сотрудника и говорили о том, что бы ему хотелось поменять или улучшить. 

Ситуация со встречами была “двусторонней” — подобные индивидуальные митинги могла назначать не только я, но и сотрудник мог инициировать их со своей стороны, если чувствовал такую потребность. Подобный шаг тоже способствовал большей искренности и уменьшению субординации между мной и командой. 

Мотивация и единодушие

В конце каждого месяца я начала писать на общую почту письмо—вестник, в котором рассказывала о наших общих достижениях за данный период, новостях, итогах и важных объявлениях.

Опять же, это способствовало не только большей открытости (каждый член команды понимал, как шли дела у компании в прошлом месяцы, какие события происходили и чем жил коллектив), но и повышению сплоченности: я специально рассказывала об апдейтах в каждом отделе, от рекрутингового до маркетинга, так что все чувствовали и признание собственных достижений, и свою причастность к общему результату. 

Также у нас появились внутренние командные конкурсы для рекрутеров, которые улучшали настроение, повышали мотивацию и вносили некий элемент игры, делая рабочую рутину более разнообразной и интересной. 

Коллективное обсуждение насущных вопросов

Для меня доверие и прозрачность — это открыто говорить на самые разные темы и обсуждать самые разные вопросы без утайки чего-либо. Так, я ввела практику совместного обсуждения каких-либо важных моментов, касающихся компании: например, насчет сотрудничества с тем или иным новым клиентом.

Каждый рекрутер мог выразить свое мнение и мы приходили к совместному решению — подобный ход позволил дать команде понять, что их точки зрения важны для меня и что я ценю возможность говорить с ними на актуальные темы, касающиеся всех нас. 

Как все закончилось

С момента, когда эти решения были претворены в жизнь, прошло уже достаточно времени, чтобы судить о результатах. И теперь я могу с уверенностью сказать, что все предпринятые шаги существенно повлияли на создание позитивной, доверительной атмосферы внутри коллектива, его сплочению и отсутствию сплетен, напряженности и “закулисных игр”, которые так часто предписывают женским коллективам. 

Всем руководителям посвящается

Помните, что во многом, очень во многом (если практически не во всем) корпоративную культуру компании начинает и строит руководство. Ценности, которых вы придерживаетесь и которые вы транслируете, находят отражение и в ваших сотрудниках. Поэтому если вы изначально приоритезируете адекватность, искренность, прозрачность в общении и уважение — команда ответит вам тем же.

Однако теории не бывает без практики — поэтому так важно подкреплять слова действиями: ведь если ограничиться просто рассуждениями о необходимости искреннего общения и дружбы, но ничего не делать (или, как иногда бывает, делать ровно наоборот), не стоит удивляться потом, что ситуация развивается не так, как вы того хотели