Покаяние как пишется правильно

На следующей неделе состоится первый суд по иску о ликвидации общества «Мемориал» за несоблюдение закона об «иностранных агентах». С призывом отозвать иск обратились к Генеральной прокуратуре РФ первый президент СССР Михаил Горбачев и главный редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов, лауреаты Нобелевской премии мира. Многие комментаторы благодарны Горбачеву за этот жест.

Натали Радько

Это хорошо. Нобелевские лауреаты Горбачёв и Муратов поддержали «Мемориал»

Плохо то, что не нобелевские лауреаты «авторитеты» в стране, а потомки палачей в законе и стукачи.

Александр Скобов

Старенькому Горбачеву, конечно, сердечное спасибо. Все-таки он человек, что бы там ни говорили некоторые олдовые-в-законе. И понятно, что при его статусе, бэкграунде и прочих вещах, заменяющих понятие «классовая принадлежность», текст должен был быть лоялистский и легалистский по форме. Критиковать эту форму глупо и неуместно. Просто люди иной классовой принадлежности должны понимать, что на практике означает призыв к прокуратуре урегулировать свои претензии к «Мемориалу» во внесудебном порядке. Это означает, что прокуратура будет по-тихому принуждать Московский Правозащитный Центр «Мемориал» к отказу от реальной правозащитной деятельности. В частности – к отказу от своего списка политзаключенных. И мой настоятельный совет этим людям, не связанным условностями придворного этикета – не забывать, что мы имеет дело с преступной, бандитской, фашистской властью, последовательно восстанавливающей тоталитаризм. И никакого «урегулирования претензий» с ней быть не может – ни судебного, ни внесудебного. Ибо разногласия по земельному вопросу.

«Остальных» на самом деле не так уж мало. Открытое письмо в защиту «Мемориала» подписали сотни деятелей культуры как в России, так и за ее пределами, в том числе Стивен Фрай, Том Стоппард, Джон Кутзее и другие. Среди известных российских имен — Юрий Норштейн, Владимир Познер, Леонид Ярмольник, Андрей Макаревич. Сбор подписей продолжается в комментариях под постами поэта Татьяны Щербины и главного редактора «Кольты» Марии Степановой. Подписи под открытым письмом музыкантов собирает Михаил Нодельман.

Кирилл Шулика

Вообще меня очень радует та общественная кампания в защиту «Мемориала», которую я вижу. Она офигенно важная и результат она сама по себе. «Мемориал» же никуда и после решения суда не денется, чтобы вы понимали, ибо это люди, причем подвижники, а не бумаги с печатью.

Пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков несколько дней назад заявил, что с «Мемориалом» «давно есть проблемы в плане соблюдения норм российского законодательства». Многие комментаторы уверены, что «проблемы» есть не у «Мемориала», а у российских властей.

Кирилл Лятс

Нас сегодня невозможно представить без Мемориала, потому что Мемориал — это сервер нашей совести.
Это больше, чем институт, хотя, конечно, Мемориал взял на себе в конце восьмидесятых системообразующую функцию. Он стал лакмусовой бумажкой для порядочных людей и порталом в десталинизируемое общество для всех.
Страна не смогла пойти по пути денквдизации, потому что, в отличие от фашистской Германии, почти в каждой семье могли быть и жертвы, и палачи — репрессировали не по нацпризнаку и даже не по политическим мотивам, а для поддержания общего уровня страха.
Мемориал давал и правду, и утешение, и покаяние тем, кто его искал.
Покушение на Мемориал — это куда большее надругательство над чувствами людей, чем сомнения в существовании 28 панфиловцев. Это реальное возбуждение вражды и ненависти по историческому и политическому признаку ко всем потомкам и к еще ныне живущим репрессированным (например, моя бабушка жива, а ее семья была раскулачена, а отец замучен до смерти в лагере Соликамска, разве ей не плюет в лицо прокуратура, требуя закрыть Мемориал?!)
Шаг за шагом уничтожаются элементы свободы, которой мы добились во второй половине 80-х:
— повальное приклеивание ярлыка иноагента всем честным журналистам
— преследования за госизмену
— посадки за митинги, пикеты и посты
— запрет на просветительскую деятельность
— запрет на исторические исследования, если они хоть как то сравнивают деятельность властей СССР и Третьего Рейха…
Уничтожение Мемориала, думается, это еще один шаг в бездну, сравнивать с которой запрещено.
Морок окутал нашу страну почище пандемии.
Очень хочется, чтобы мы все очнулись.

Александр Морозов

Мемориал — это линза, которая сфокусировала свет миллионов отдельных душ, у каждой из которых была своя «световая нитка», проходящая через историю семьи в ХХ веке. Это был «свет молитвы о ненасилии». Государственное насилие ХХ века — шокирующее, не вмещаемое сознанием — было главной темой всей российской культуры во второй половине столетия. Мемориал был институцией, которая символизировала коллективную волю тех, кто стремился вытащить общество из-под этой травмы. Два поколения — наши родители и мы — в 1985-1991 гг. — верили, что удастся положить конец политическому произволу и насилию, порождаемому идейной монополией государства. Из этой надежды рождалось и новое российское общество, и государство, и, как казалось тогда, гуманистичная рамка нашего человеческого сосуществования, которая сохранится на долгие года вперед. Уничтожение Мемориала — это не просто закрытие «общественной организации». Это уничтожение той линзы, которая собирала свет, дающий возможность существовать и основаниям права, морали и политической философии, которые вообще создают возможность существования общества. Беспамятство, отказ от рефлексии, тьма и рассеяние — вот что порождается сегодня теми, кто исполняя «беззаконный закон», уничтожает «Мемориал».

Алексей Миноровский

Мемориал — современная проекция средневекового монашеского ордена, только светского, мирского. Это своего рода «домострой» для современного человека в области коллективной исторической памяти, выстраиваемой вокруг гуманистических ценностей. Уничтожение «Мемориала» — наступление тьмы в ее онтологическом смысле на все то светлое и чистое, что может быть в человеке. Вот что бы я сказал, если бы спросили меня.

На Change.org опубликована петиция «Руки прочь от «Мемориала»!» – на момент написания этой заметки под ней было около 75 000 подписей. Цель создателей петиции – собрать 100 000 подписей к 23 ноября, когда по делу «Мемориала» пройдут предварительные слушания в суде. Защищать организацию в суде будут Генри Резник и Илья Новиков.

Сергей Пархоменко

Друзья, петиция в защиту Мемориала набирает подписи час за часом, но пока там ещё далеко даже до 100 000. Хотя и эта цифра совсем не отражает того громадного количества сторонников Мемориала, людей, которые ему благодарны и которые не представляют себе жизни в России без этой важнейшей гражданской институции.

Я понимаю, что многие из нас давно разочаровались в действенности петиций как инструмента прямого политического и гражданского действия.

Но в данном случае петиция в защиту Мемориала — это акт моральной поддержки, это способ выразить солидарность с людьми, которые подвергаются жестокому давлению власти за то, что отдали много лет своей жизни работе над делом исторической памяти в России.

Поддержите петицию. Поставьте ваше имя в список тех, для кого затея разрушить Мемориал — преступна и злонамеренна.

18 ноября в Москве прошла пресс-конференция, на которой обсуждались иски прокуратуры и значение «Мемориала» для российского гражданского общества. Запись пресс-конференции доступна в YouTube. Ключевые моменты выступлений участников пересказывает «РосКомСвобода».

Илья Барабанов

Не мог не сходить на пресс-конференцию в «Мемориал» по поводу его возможной скорой ликвидации, историческое все же событие. И вот после многих правильных слов встает австрийский журналист и спрашивает: «Что нам говорит происходящее о ситуации в России? Куда страна катится?»

Прием понятный. У европейского зрителя нет времени и желания вникать во все нюансы, что там в этой далекой и снежной России вновь вытворяют, так что нужен синхрон секунд на 30 с общим описанием ситуации.

А я сразу вспомнил, как почти двадцать лет назад стажером еще сидел в редакции «Новой газеты», а в соседнем «аквариуме» интервью какому-то голландскому телеканалу давала Анна Политковская. И вот я через стекло слушаю, как она полтора часа подробно рассказывает про пытки, убийства, внесудебные казни, похищения, зинданы, батальоны смерти.

Голландский журналист все это терпеливо выслушивает, а под конец разговора задает вопрос: «Анна Степановна, все что вы рассказали очень важно и интересно, но не могли бы вы в двух словах описать, что же сейчас происходит в Чечне?»

Ей богу, я тогда подумал, что она сейчас пришибет эту съемочную группу чем-то тяжелым.

Если «Мемориал» будет ликвидирован, общество может потерять доступ к созданной обществом базе данных о репрессиях, отмечает Дмитрий Шабельников:

О Международном Мемориале уже сказали много хороших слов многие хорошие люди. Меня тоже в разные моменты связывали с ним самые разные проекты, обсуждения, идеи и просто знакомства с людьми, которых «Мемориал» к себе притягивает. «Мемориал» — это, среди многого другого, и потрясающий архив с рукописными воспоминаниями и письмами, и «Возвращение имен», и частично «Последний адрес», и конкурс детских сочинений, лекции и обсуждения, книги и даже настольные игры.

Но сказать сейчас я хочу об одном: о базе данных. В условиях, когда государство, на словах осуждая советские репрессии и даже открывая памятники их жертвам, продолжает во многом скрывать архивную информацию, «Мемориал» взял на себя координацию этого огромного труда — вытаскивания всей доступной информации, ее обработки и сведения в одну базу, доступную в два клика любому желающему. Началась эта работа еще в начале 1990-х: архивы тогда «приоткрылись», но зато все нужно было делать на бумаге. Сегодня это очень важный и теперь уже удобный инструмент, не только для родственников, но и для любого исследователя или просто интересующегося историей России ХХ века. Когда мне, например, попадается какой-нибудь персонаж 1910-х, скажем, годов, о котором совсем ничего не известно, я обязательно прогоняю его по базе «Мемориала» — и если там не найдется он сам, то почти непременно найдутся какие-нибудь родственники (особенности отечественной истории, чего уж).

В других странах такими вещами занимается государство или общественные институты, финансируемые государством. Некоторое время назад были разговоры о плане создания новой базы данных с участием уважаемого мной Музея истории ГУЛАГа (который как раз финансируется государством). Это я могу только приветствовать, но, представляя себе отношение к открытости архивной информации со стороны некоторых государственных структур, я, честно говоря, не очень верю в успех этого мероприятия (совершенно не сомневаясь, опять же, в искренних намерениях ГМИГ).

Я очень надеюсь, что «Мемориал» не ликвидируют — вон даже фадеевский СПЧ «обеспокоен ситуацией» и называет предлагаемую ликвидацию «несоразмерной совокупности нарушения и несправедливой» (как будто все остальные действия властей в последнее время соразмерны и справедливы). Но все мы понимаем, что это запросто может произойти.

База сейчас продублирована и несколько расширена еще одной хорошей организацией, Открытый список. Тем не менее надеюсь, что мемориальская база сейчас многократно скопирована, потому что это настоящее сокровище и важное культурное достояние, при всех ее недостатках, вызванных не только обстоятельствами создания, но и все той же проблемой — ограничения доступа к архивам.

Андрей Десницкий

Мемориал, объявленный в России иностранным агентом — это не просто правозащитная риторика, это уникальные базы данных и профессиональная работа с ними. Любой историк, который так или иначе касается подобных тем, обойтись без них не может, и Мемориал открыт и доступен для сотрудничества.

По-видимому, в случае объявления их экстремистами (а прокуратура требует уже и этого) доступ к этим базам на территории РФ будет закрыт, их распространение будет считаться подсудным правонарушением (КоАП РФ статья 20.29), а любое другое сообщество, которое в иных условиях взялось бы за продолжение такой работы, будет бежать от нее, как от огня. История репрессий станет запретной темой на территории нашей страны.

Полагаю, что «национализация» этой информации и ее засекречивание — основная цель нынешнего наступления на Мемориал.

Зачем это нужно государству, вполне понятно. Репрессии невозможно оправдать, но их можно заболтать. «Сколько-сколько миллионов погибло? Нет, ну были, конечно, отдельные перегибы на местах, но в целом весь наш народ как тогда, так и сегодня… Так сколько погибло миллионов? А докажите!»

И уже не докажешь.

Я не смотрел новый фильм про «Ивана Денисовича», но судя по рецензиям, он сделан по той же модели: вот Иван Денисович идет парадом по Красной площади защищать Москву, ему улыбается Вождь Народов, вот он подбивает пять танков под мудрым руководством Вождя, ну, потом, конечно, не без перегибов на местах, но даже в холодном карцере молитва чудотворная его спасает от гибели неминучей и всякая такая развесистая клюква. Солженицынский рассказ о простом советском мужике превращается в расписную матрешку, где трагедия – часть узора. Рассказ об обыденности зла, о простом человеке вывернут наизнанку с этими парадами, подвигами и чудесами. С моралью: мы выстояли, мы победили, ура!

За сохранение уникальной базы «Мемориала» выступают и многие «охранители». Егор Холмогоров предложил не ликвидировать общество «Мемориал», а переформатировать его, переименовав в общество «Память», и другие правые консерваторы его поддержали.

Наталия Осипова

Переименовать «Мемориал» в «Память» — это хороший троллинг у Егора Холмогорова. Но самое важное, всерьез — это сохранить архивы и данные о репрессированных. Из госархивов добыть эти данные очень непросто. Нужна открытая база в общем доступе, это несомненно. Расприватизация темы репрессий — это очень правильно.

Правый Григоров

Конечно политическая часть «Мемориала» жёстко выступала против России, поддерживали даже террористов и радикальных исламистов, не говоря уже о заукраинцах.
Вместе с тем «Мемориал» – это реликт эпохи «Перестройки», и большой объём памяти восстановлен.
Нам не хотелось бы, чтобы пропало наследие и архивы о репрессированных, как историк-архивист я это прекрасно понимаю, а архивы должны открываться.
Потому поддерживаю инициативу Егора по реорганизации «Мемориала» с исключением политической и русофобской деятельности, направленных против государства российского.
Буквально сегодня говорил об этом с воронежским профессором истории Аркадием Минаковым.
Мы готовы выступить в качестве представителей русского гражданского общества, сохранить архивы, историческую память, реорганизовать «Мемориал», исключив из него враждебную деятельность против России.

Отдельная дискуссия развернулась после выступления Григория Явлинского, в котором бывший лидер «Яблока» связал преследование «Мемориала» с «Умным голосованием».

За этим выводом стоит длинная логическая цепочка: за законы об «иноагентах» голосовали в том числе депутаты от КПРФ, а «Умное голосование», в свою очередь, предлагало голосовать за них на последних парламентских выборах – тем самым подписывая приговор оппозиционным организациям.

Дмитрий Колезев

Григорий Алексеевич Явлинский не дает о себе забыть. Вот выпустил очередную статью об уничтожении «Мемориала» и вроде как выступил в защиту, но при этом не преминул заявить, что атака на «Мемориал» стала следствием… «Умного голосования», которое-де привело в Госдуму коммунистов и тем сделало возможным такой шаг.

В общем, коварный Алексей Навальный сидит и из тюрьмы уничтожает остатки гражданского общества в России, негодяй этакий. А Явлинский нас от него защищает.

Ну, я гиперболизирую, конечно. Но вообще, видимо, это не одного Явлинского мысль. Лев Шлосберг недавно в твиттере писал, что происходящее вокруг «Мемориала» стало следствием выборов в Госдуму — победы «Единой Росси» и усиления КПРФ. Правда, слова «Умное голосование» Шлосберг все-таки не произнес. Но его мысль творчески развел Григорий Явлинский.

Свою мысль развивает в телеграме и сам Лев Шлосберг:

Депутаты фракции КПРФ голосовали за эти законы, начиная с 2012 года. Более того – депутаты от фракции КПРФ были инициаторами внесения проектов этих законов. Это и есть реальная позиция политической партии КПРФ. Для КПРФ поддержка этого закона – сознательный политический выбор.

Признанные «иностранными агентами» «Мемориал», Ассоциацию «Голос», «Команда 29», средства массовой информации, отдельных граждан сейчас уничтожают политически, морально и физически по нормам федерального закона, полностью поддержанного КПРФ.

Политическая поддержка КПРФ для сотрудников правозащитных организаций, журналистов, политиков, деятелей культуры и науки – всех, но в особенности тех, кто признан или может быть признан бессудным и волюнтаристским путём «иностранным агентом» – это политическое самоубийство.

Взывать к праву, подписывать петиции с требованием отмены варварского закона об «иностранных агентах» и при этом голосовать за КПРФ и призывать к этому других людей – это политическая шизофрения или «стокгольмский синдром».

С этими умозаключениями спорит поддержавший КПРФ на выборах сотрудник «Мемориала» Александр Черкасов:

Некоторые люди, вроде бы сочувствуя «Мемориалу», указывают, что в наездах на нас виновата КПРФ и те, кто агитировал за неправильных кандидатов (дальше идёт много общих слов). Имеются в виду, очевидно (а в комментах это и не скрывают) Алексей Навальный и его «Умное голосование» (ну и я сам, похоже, виноват, как унтер-офицерская вдова, поскольку агитировал за Михаил Лобанов, за что и был отдельно проклят).

Эти рассуждения — не только гешефт и подмена сущностей. Тут ещё нарушены причинно — следственные связи.

1. Нам достоверно известно, что решительный «наезд» на «Мемориал» замышлялся и планировался ещё в середине лета, задолго до сентябрьских «выборов» (и их итогов, столь неутешительных для, в общем, симпатичных мне людей).

2. Бумаги, положенные в основу иска Мосгорпрокуратуры о закрытии Правозащитного центра» Мемориал», датированы декабрем 2020 года — они остались от прошлого прокурорского» наезда», который нам тогда удалось отбить без потерь (да, нас «прессовали» постоянно, — но мы на этом не пиарились).

Так что попытка увиноватить Навального и пр. тут разбивается о даты: это «разводка». Допускаю, что кто-то в это искренне верит, но увы.

Спасибо всем за слова солидарности и поддержки. Только не надо использовать наши трудности.

Многие блогеры высказываются еще резче.

Анастасия Брюханова

Я не понимаю, что должно было произойти с политиками, которые долгие десятилетия называли себя оппозицией, чтобы они внезапно стали оправдывать и даже легитимизировать репрессии. «А что вы хотели? Вы же сами проголосовали, и теперь Путин и все остальные имеют полное право на репрессии» — по сути именно это и пытаются продвигать Лев Шлосберг, Григорий Явлинский и другие представители партии «Яблоко».

Хотя и сторонники Навального, и те, кто голосовал по их рекомендациям, и кандидаты, прошедшие благодаря им, и сам Путин прекрасно понимают, что это не так. Все знают, что избраны случайные люди, «табуретки» без имени и поддержки, поддержанные вопреки, а не благодаря.

Но на сцену вышли проигравшие всё «опытные политики», которые решили обвинить народ, по сути жертву, в том, что их репрессируют. Такую подмену понятий и манипуляцию не смогли бы придумать кремлёвские политтехнологи, такую глупость могут выдавать только озлобленные люди, обнаружившие себя с рекордно низкой поддержкой граждан собственной страны. И которые больше не в состоянии критически оценивать не только себя, но и реальность.

Хочется лишь верить, что когда они обвиняют жертву в том, что она сама виновата в репрессиях, они за закрытыми дверьми не радуются, мол, так этой жертве и надо.

10 ответов:

Читайте также

— одно из семи христианских таинств, установленное самим И. Христом (Иоан. XX, 21—23: Mф. XVI, 19; XVlII, 17—18). В нем, по православному учению, исповедующий изустно грехи свои перед священником при видимом изъявлении от него прощения невидимо разрешается от всех грехов самим И. Христом, так что снова делается невинным и освященным, как после крещения. Для действенности таинства необходимы искреннее сердечное раскаяние и твердое намерение исправить свою жизнь, вера в И. Христа и надежда на его милосердие, устное изложение грехов пред священником и разрешение священника, также устное, по известной формуле («Чин» исповеди печатается в «Требнике», а также отдельно). В Ветхом Завете П. сначала состояло во внешних очистительных обрядах, посте и т. п.; позже пророки возвысили понятие о П. и требовали, кроме внешних очищений и жертв, сердца Богу сокрушенного и смиренного (Псал. LI, 19) и перемены жизни к лучшему (Исаия I, 16—17; Иезекииль XXXIII, 14—15). Евангелие понимает П. не просто как раскаяние, но и как возрождение, полное изменение (μετανοία) существа. Во времена апостольские обозначаются два вида П.: тайного, перед священником, и открытого, публичного, перед всем обществом церковным (Деян. XIX, 58; Иак. V, 16). Во II и III вв. о существовании публичного П. говорят Ириней, Тертуллиан, Климент Александрийский, Ориген, Киприан. В III в. П. было подробно регламентировано для так называемых падших (lapsi), т. е. отрекшихся от Христа во время гонений, но после снова возвращавшихся в церковь. Для них определено было четыре степени П. (по мнению некоторых ученых — три или пять): плачущих (προσκλαίωντες), слушающих (άκροώμενοι), припадающих (προσπιπτοντες, ύποπίπτοντες) и предстоящих, или вместе стоящих (συνισταμενοι). «Плачущие», стоя на коленях во внешнем притворе церкви, просили входящих в храм помолиться о них и ходатайствовать о скорейшем принятии в церковь; «слушающие» стояли во внутреннем притворе храма, впереди оглашенных, и вместе с ними удалялись из храма; «припадающие» стояли в самом храме, при входе, перед вдовицами и старцами; по выходе «слушающих» они «припадали» ниц, исповедовали грех свой и затем удалялись из храма; «предстоящие» занимали в церкви место слева впереди и отличались от верных только тем, что не могли ни делать приношений в церковь, ни причащаться св. таин. Публичному П. в древней церкви подвергались не только lapsi, но также впавшие в ересь и в особенно тяжкие грехи. Срок публичного П. был иногда очень продолжителен: П. падших продолжалось по правилам Петра Александрийского 4 года, по правилам Анкирского собора — 6 лет, по правилам Первого Вселенского собора — 20 лет. По просьбам и настояниям гражданских властей срок публичного П. иногда сокращался; иногда такое сокращение делалось и по усмотрению самой церкви. Были случаи добровольного публичного П., как особый вид подвижничества благочестивых, по смирению, а не по действительной виновности. Грехи, от которых очищались публичным П. по суду церкви, были: святотатство, убийство, блуд, кровосмешение, оскорбление величества и делание фальшивой монеты. Так как исповедь перед всеми представляла некоторые неудобства, то с половины III в. в церквах был учрежден особый чин священника-духовника (πρεσβιτερος επί της μετανοίας, poenitentiarius), который наедине выслушивал. исповедь подлежавшего публичному покаянию; но это учреждение скоро было отменено, а вслед за тем перестало существовать на Востоке и публичное П. (около 400 г.). На Западе оно прекратилось не ранее VII века. Место его занимают усиленные молитвы, особые дела благотворительности и другие подвиги благочестия, совершаемые под надзором и руководством пресвитера, и в крайнем случае — отлучение от причащения на тот или другой срок (см. «Исповедание веры Восточной церкви» Митрофана Критопула и «Ответ патриарха Иеремии лютеранам» по поводу аугсбургского исповедания). IV-й Латеранский собор определил, чтобы к таинству П. однажды в год непременно приступали все пришедшие «в разумный возраст», под угрозою отлучения от церкви и лишения христианского погребения. Это определение подтвердил собор Триентский, предписавший то же самое и священникам. В XII в. на Западе устная исповедь с перечнем грехов не всеми считалась необходимою для получения прощения; некоторые признавали достаточным одно внутреннее раскаяние. Ричард Сен-Викторский учил, что священник может освободить от наказания за грех, но не от виновности; Фома Аквинат — что священник не может освободить от грехов, но может освободить от виновности и наказания. Кафары и вальденцы отвергали устную исповедь. С XII в. прежняя формула разрешения: «misereatur tui omnipotens Deus et dimitiat tibi omnia peccata tua, et perducet te in vitam aeternam» заменена словами священника: «ego absolvo te». Лютер сначала удержал П. в числе таинств, сохранив и устную исповедь (хотя и не считал необходимым полный перечень грехов исповедующимся), и разрешение пастора для готовившихся к причащению (Аугсбургск. исповед. II, 12, 25), но потом признал разрешение пастора не необходимым, усмотрев сущность П. в истинном раскаянии и скорби о грехе. С течением времени изустное исповедание грехов вышло из обычая у лютеран; позднейшие усилия восстановить его были безуспешны. В настоящее время в ортодоксальном лютеранстве существует лишь общее публичное П. и общее же разрешение, преподаваемое пастором. В церкви реформатской устной исповеди не существует вовсе; по ее учению, нужно исповедоваться лишь одному Богу, все равно, общею ли исповедью или единолично, в храме. Позволяется также исповедоваться кому-либо из своих близких или пастору, чтобы выслушать от них наставление или утешение (Confessio Helvet., 1,14); ныне, однако, такая исповедь не практикуется. В православной церкви существует правило, по которому каждый православный должен приступать к таинству П. не менее одного раза в год (обыкновенно — в Великом посту, а также в другие три поста— Рождественский, Успенский и Петров). Священник обязан хранить исповедь в тайне — за огласку исповеданных ему грехов он подвергается по духовному регламенту лишению сана. Если бы, однако, кто-либо на исповеди объявил о своем злом умысле против государя и общественного порядка и при этом не выразил бы раскаяния и решимости оставить свое намерение или тайно, но умышленно произвел в народе соблазн, могущий иметь вредные последствия для церкви и общества (напр. вымышленное чудо) и, исповедуясь, не изъявил намерения уничтожить соблазн публичным раскаянием в обмане, священник должен немедленно обо всем донести архиерею; подробности исповеданного, однако, он сообщает не ранее, как на формальном суде. Священник не имеет права исповедовать несколько человек разом, даже малолетних. Священнику запрещается пользоваться исповедью как средством для каких-либо вымогательств и личных просьб. Плата священнику за исповедь запрещена и государственными, и церковными постановлениями. Из монашествующих исповедовать могут только имеющие сан не ниже иеромонаха, и не иначе, как с разрешения архиерея. Ср. Исповедные книги (росписи). См. В. И. Долицкий, «Об исповеди» («Христианское чтение», 1842); «Покаяние» (там же, 1825); «Церковное запрещение и разрешение» («Православный собеседник», 1860); А. Шостьин, «Превосходство исповеди православной пред католической» («Вера и разум», 1887, 1); Алмазов, «Тайная исповедь» (1894).

Д. Б—в.

См. раздел: ТАИН­СТВО ПОКА­Я­НИЯ (ИСПО­ВЕДЬ)

• Пока­я­ние Биб­лей­ская энцик­ло­пе­дия архим. Ники­фора
• Пока­я­ние старец Сергий (Шевич)
• О пока­я­нии архим. Софро­ний (Саха­ров)
• Умное дела­ние начи­на­ется с пока­я­ния  прот. Иоанн Журав­ский
• Путь пока­я­ния старец Иосиф Вато­пед­ский
• Прак­тика пока­я­ния в древ­ней Церкви прот. Андрей Лоба­шин­ский
• Мета­нойя как изме­не­ние духов­ного опыта А.В. Несте­рук
• О бого­лю­без­ном и духо­движ­ном пока­я­нии еп. Вар­нава (Беляев)
• Таин­ство испо­веди
• Таин­ство Пока­я­ния: бого­слов­ские аспекты преосв. Евге­ний, архиеп. Верей­ский
• Пока­я­ние, испо­ведь, духов­ное руко­вод­ство прот. Вла­ди­мир Воро­бьёв

***

Покая́ние (от греч. μετάνοια (мета­нойя) — пере­мена созна­ния, пере­осмыс­ле­ние, про­зре­ние; в сербск. пре­умљење) —

1) глу­бо­кое рас­ка­я­ние, сокру­ше­ние о грехах, харак­те­ри­зу­е­мое печа­лью и скор­бью, вызван­ной уязв­ле­нием сове­сти, но глав­ное, живым ощу­ще­нием раз­лу­че­ния с Богом; сопро­вож­да­е­мое твер­дым жела­нием очи­ще­ния, пре­об­ра­же­ния жизни; упо­ва­нием и надеж­дой на Гос­пода. В широ­ком смысле под пока­я­нием под­ра­зу­ме­ва­ется фун­да­мен­таль­ная пере­мена в жизни: от про­из­вольно-гре­хов­ной, само­лю­би­вой и само­до­ста­точ­ной – к жизни по запо­ве­дям Божиим, в любви и стрем­ле­нии к Богу. 

2) Таин­ство Церкви, в кото­ром, по искрен­нем испо­ве­да­нии грехов перед лицом свя­щен­ника, греш­ник по мило­сер­дию Божию силой Боже­ствен­ной бла­го­дати осво­бож­да­ется от гре­хов­ной нечи­стоты.

Пока­я­ние – изме­не­ние внут­рен­ней и внеш­ней жизни чело­века, заклю­ча­ю­ще­еся в реши­тель­ном отвер­же­нии греха и стрем­ле­нии про­во­дить жизнь в согла­сии со все­свя­той волей Бога.

Пока­я­ние начи­на­ется с изме­не­ния чело­ве­че­ского ума, отвра­ща­ю­ще­гося от греха и жела­ю­щего соеди­ниться с Богом. Пока­я­ние всегда есть умо­пе­ре­мена, то есть пере­мена одного направ­ле­ния ума на другое. За изме­не­нием ума сле­дует изме­не­ние сердца, кото­рому Бог дает опытно познать Свою бла­го­дат­ную любовь и свя­тость. Позна­ние любви и свя­то­сти Божьей дает силы чело­веку не повто­рять грех и про­ти­во­сто­ять его дей­ствиям. В тоже время, бла­го­дат­ное вку­ше­ние Боже­ствен­ной любви и свя­то­сти тре­бует от чело­века нема­лого подвига для ее удер­жа­ния в своей душе. В этом подвиге Бог испы­ты­вает сво­бод­ное наме­ре­ние чело­века отри­нуть грех и вечно пре­бы­вать с Ним.

Сле­до­ва­ние Боже­ствен­ным запо­ве­дям встре­чает сопро­тив­ле­ние пад­шего чело­ве­че­ского есте­ства, отчего пока­я­ние нераз­рывно свя­зано с напря­же­нием воли в дви­же­нии от греха к Богу или подвиж­ни­че­ством. В подвиж­ни­че­стве от чело­века тре­бу­ется искрен­нее жела­ние пре­одо­леть грех, а от Бога пода­ется бла­го­дать для его пре­одо­ле­ния. Пока­ян­ный подвиг – дело всей жизни чело­века, поскольку чело­век всю жизнь должен стре­миться к соеди­не­нию с Богом и осво­бож­де­нию от греха.

Для отпу­ще­ния соде­ян­ных грехов Цер­ко­вью уста­нов­лено Таин­ство Пока­я­ния (Испо­ведь), тре­бу­ю­щего искрен­него рас­ка­я­ния чело­века в совер­шен­ном грехе и реши­мо­сти не повто­рять его с помо­щью Бога. Пока­я­ние – это обли­че­ние своего греха, это реши­мость не повто­рять его в даль­ней­шем.

Мы грешим против Бога, против ближ­него и против самих себя. Грешим делами, сло­вами и даже мыс­лями. «Нет чело­века, кото­рый пожи­вет на земле и не согре­шит», гово­рится в заупо­кой­ной молитве. Но нет и такого греха, кото­рый не про­ща­ется Богом при нашем пока­я­нии. Ради спа­се­ния греш­ни­ков Бог стал чело­ве­ком, был распят и вос­крес из мерт­вых.

Явно испо­ведь при­ни­мает свя­щен­ник, а неви­димо – Сам Гос­подь, давший пас­ты­рям Церкви отпус­кать грехи. «Гос­подь и Бог наш Иисус Хри­стос, бла­го­да­тию и щед­ро­тами Своего чело­ве­ко­лю­бия, да про­стит тебе вся пре­гре­ше­ния твоя, и я, недо­стой­ный иерей, вла­стью Его, мне данною, прощаю и раз­ре­шаю тебя от всех грехов твоих», – сви­де­тель­ствует свя­щен­ник.

См. Под­го­товка к Испо­веди

***

Каждая испо­ведь — сту­пень

В раз­ре­ши­тель­ной молитве, кото­рую свя­щен­ник читает над каждым чело­ве­ком инди­ви­ду­ально, есть такие слова: «При­мири и соедини его Святей Твоей Церкви… подаждь ему образ пока­я­ния…» То есть время для пока­я­ния вроде уже кон­чи­лось, вроде чело­век испо­ве­дался, а просит Гос­пода, чтобы подал ему образ пока­я­ния. А почему? Потому, как гово­рят святые отцы, что, когда чело­век входит в темную ком­нату, он вна­чале не видит ничего, а потом глаза отды­хают, он начи­нает раз­ли­чать круп­ные пред­меты, потом более мелкие, а если осве­тить ком­нату, то он будет еще более подробно всё видеть – от испо­веди к испо­веди чело­век духовно про­зре­вает.

Каждая испо­ведь – есть сту­пень для сле­ду­ю­щего этапа. Гос­подь потом ещё откры­вает, ещё, по частям. Сна­чала – самое глав­ное, замет­ное, потом меньше, меньше, меньше, даже до слов иногда вспо­ми­на­ется то, как чело­век согре­шил. Это и есть тот труд пока­ян­ный, кото­рый совер­шает чело­век, ста­ра­ю­щийся изба­виться от грехов.

Чем истин­ное хри­сти­ан­ское пока­я­ние отли­ча­ется от меха­ни­че­ского пере­чис­ле­ния грехов?

Отно­ше­ние к пока­я­нию как к меха­ни­че­скому дей­ствию осво­бож­де­ния от гнёта греха стро­ится на ложной, грубо-юри­ди­че­ской интер­пре­та­ции учения о Спа­се­нии и под­ра­зу­ме­вает, в каче­стве глав­ного усло­вия, необ­хо­ди­мость меха­ни­че­ского пере­чис­ле­ния грехов. Сооб­разно этой идее, самое важное — озву­чить грехи перед свя­щен­ни­ком; тот в свою оче­редь помо­лится, а Бог, будучи бес­ко­нечно мило­серд­ным, непре­менно отклик­нется и про­стит.

В дей­стви­тель­но­сти же основа пока­я­ния должна лежать не только в осо­зна­нии вины, но и в твер­дом жела­нии внут­рен­него очи­ще­ния, изме­не­ния жизни, иско­ре­не­ния гре­хов­ных жела­ний, гре­хов­ных стра­стей. Плодом пока­я­ния должны быть не только слёзы сожа­ле­ния о грехе, но и добрые дела. Без такого стрем­ле­ния невоз­можно упо­доб­ле­ние Богу, соеди­не­ние с Ним и обо­же­ние. Если чело­век, каясь о грехах, имеет в виду выше­ска­зан­ное, Бог помо­гает ему, укреп­ляет духов­ные силы, утвер­ждает в добре.

По мере воз­рас­та­ния в пра­вед­но­сти чело­век начи­нает заме­чать в себе и сокру­шаться даже и о таких помыс­лах, мыслях, поступ­ках, о кото­рых раньше не заду­мы­вался (в плане нрав­ствен­ной оценки) или же вовсе не считал их гре­хами. Чем чище и совер­шен­нее ста­но­вится чело­век, тем выше ста­но­вится и его спо­соб­ность к долж­ному вос­при­я­тию бла­го­дати, тем выше радость от обще­ния с Богом и выше спо­соб­ность жить по зако­нам Цар­ства святых.

Меха­ни­че­ское пока­я­ние сви­де­тель­ствует о непо­ни­ма­нии чело­ве­ком соб­ствен­ной гре­хов­но­сти. И если оно посто­янно сопро­вож­да­ется неже­ла­нием каю­ще­гося отка­зы­ваться от греха, неже­ла­нием рабо­тать над собой, в этом может усмат­ри­ваться злое упор­ство, грубое пре­не­бре­же­ние Божьим зако­ном: мол, пони­маю, что согре­шаю, но исправ­ляться, увы, не желаю.

По этой при­чине спут­ни­ком меха­ни­че­ского пока­я­ния нередко высту­пает само­оправ­да­ние и обви­не­ние ближ­них. Хри­сти­ан­ское же пока­я­ние тре­бует при­зна­ния и осмыс­ле­ния соб­ствен­ной вины и не под­ра­зу­ме­вает пере­бра­сы­ва­ния личной ответ­ствен­но­сти на других.

Чем пока­я­ние отли­ча­ется от рас­ка­я­ния?

В оби­ходе, как пра­вило, отож­деств­ля­ются сов­ме­сти­мые, но отнюдь не сино­ни­мич­ные тер­мины — пока­я­ние и рас­ка­я­ние. Если судить по про­изо­шед­шему с Иудой (см. Мф.27:3–5), рас­ка­я­ние может быть и без пока­я­ния, т. е. бес­по­лез­ным, а то и поги­бель­ным. Несмотря на свое созву­чие в рус­ском языке, в тексте Свя­щен­ного Писа­ния этим тер­ми­нам соот­вет­ствуют раз­но­ко­рен­ные слова μετάνοια (мета­нойя) и μεταμέλεια (мета­ме­лия). Слово μετανοέω (мета­ноэо) значит «пере­ме­нять свой образ мыслей», изме­нять виде­ние, пони­ма­ние смысла жизни и ее цен­но­стей. А эти­мо­ло­гия слова μεταμέλεια (мета­ме­лия) (μέλομαι, меломэ — забо­титься) ука­зы­вает на изме­не­ние пред­мета заботы, устрем­ле­ний, попе­че­ний. Пока­я­ние в отли­чие от рас­ка­я­ния пред­по­ла­гает именно глу­бин­ное пере­осмыс­ле­ние всего в корне, пере­мену не только пред­мета стрем­ле­ний, забот, но каче­ствен­ную пере­мену самого ума.

Воз­можно ли пока­я­ние после смерти?

Пока­я­ние как сред­ство очи­ще­ния чело­века от скверны греха, сред­ство вос­ста­нов­ле­ния лич­ност­ных отно­ше­ний с Богом воз­можно для чело­века только в рамках земной жизни. Земная Цер­ковь предо­став­ляет ему для этого все необ­хо­ди­мые бла­го­дат­ные дары.

В ад же чело­век попа­дает в том случае, если не уде­ляет спа­се­нию долж­ного вни­ма­ния или даже прямо про­ти­вится Божьему Про­мыслу о спа­се­нии. Соб­ственно, поэтому ад и ста­но­вится его посмерт­ным при­ста­ни­щем до дня Страш­ного Суда, как зако­но­мер­ный итог доб­ро­вольно выбран­ного им жиз­нен­ного пути.

 Несмотря на то, что в аду нет места пока­я­нию (изме­не­нию жизни в соот­вет­ствии с Божьими Запо­ве­дями), там есть рас­ка­я­ние (сожа­ле­ние о совер­шён­ном грехе), и причём очень мучи­тель­ное. Однако рас­ка­я­ние греш­ника в аду — в отли­чие от пока­я­ния пра­вед­ника, сожа­ле­ю­щего о совер­шен­ном грехе прежде всего как о пре­граде к обще­нию с Богом, часто обу­слов­ли­ва­ется ужасом поло­же­ния и сожа­ле­нием об утрате земных благ, а его отно­ше­ние к Богу часто сопро­вож­да­ется оже­сто­че­нием.

Это душев­ное состо­я­ние можно оха­рак­те­ри­зо­вать так: рас­ка­я­ние есть — а любви к Богу нет, и жела­ния жить по зако­нам святых — тоже нет. Полу­ча­ется, что даже если бы он, пре­бы­вая в таком состо­я­нии, и был пере­ве­ден в Цар­ство святых, разве он радо­вался бы там той же радо­стью, кото­рую испы­ты­вают святые? Если Бог ему не нужен, а запо­веди чужды или, что хуже, нена­вистны, что ему делать в Раю?

Соб­ственно рас­по­ло­жен­ность души к аду или Раю без­оши­бочно выяв­ля­ется уже и на част­ном суде. Стало быть, невоз­мож­ность пока­я­ния за гробом нельзя сво­дить к гру­бому юри­дизму, мол греш­ник и рад бы при­не­сти пока­я­ние, да Бог не доз­во­ляет: греш­ник сам запи­рает для себя двери к пока­я­нию, двери к Цар­ству Небес­ному, ещё на земле.

Спра­вед­ливо ли опре­де­лять для чело­века участь в веч­но­сти на осно­ва­нии крат­кой земной жизни?

Грехи имеют свой­ство пере­рас­тать в стра­сти, а добрые дела — в доб­ро­де­тели. Вре­мени земной жизни чело­века вполне доста­точно для того, чтобы духовно опре­де­литься по отно­ше­нию к Богу, при­об­щиться к Его благой воле или вос­про­ти­виться ей, избрать спа­се­ние или поги­бель.

Воз­можно ли пока­я­ние для неве­ру­ю­щих?

Одна при­хо­жанка в неко­то­ром недо­уме­нии рас­ска­зы­вает: “Я никак не могу бро­сить курить. И молюсь, и испо­ве­ду­юсь, и помощи Божией прошу, а никак грех куре­ния побе­дить не могу. А вот мой кол­лега, чело­век вообще неве­ру­ю­щий, поду­мал, что куре­ние это плохо, взял и бросил. Значит, он побе­дил грех, а в книгах мы читаем, и в про­по­ве­дях отцы гово­рят, что без помощи Божией, без молитвы побе­дить грех невоз­можно”.
Дей­стви­тельно, так бывает, можно при­ве­сти и мно­же­ство других при­ме­ров, как пра­во­слав­ный чело­век не может спра­виться, напри­мер, со зло­упо­треб­ле­нием алко­го­лем, а другой чело­век, просто жела­ю­щий вести здо­ро­вый образ жизни, и про Бога не думает, на испо­веди не кается, а взял и бросил. Но ведь грех — это не просто кон­крет­ный посту­пок или наша при­вычка, но — это состо­я­ние нашей души, это то, что отде­ляет нас от Бога. В прин­ципе, грех у нас один: он в том, что мы отпали от Бога — и потому, что носим печать пер­во­род­ного греха, и в резуль­тате своих соб­ствен­ных грехов. Мы не можем видеть Бога, с Богом общаться, у нас и потреб­но­сти нет Его видеть, — вот это и есть грех. А все кон­крет­ные про­яв­ле­ния — курил чело­век, или еще что-то делал — это только част­но­сти. Можно не курить, не гра­бить банк, не воро­вать, и при этом быть дале­ким от Бога.
Исходя из такого пони­ма­ния, очи­ще­ние от греха, пока­я­ние — это пере­мена образа мыш­ле­ния, образа жизни. Это вообще — другая жизнь: чело­век жил вне Бога, вся жизнь его была без Бога, он не думал о грехах, а сейчас он пока­ялся, отрекся, пере­ме­нился, начал жить для Бога, для соеди­не­ния с Ним.
cвя­щен­ник  Нико­лай Лызлов

***

Грехи наши и паде­ния были видимы миру, но наше пока­я­ние было дове­домо и зримо только одному Гос­поду Богу.
игумен Фео­до­сий

Пока­я­ние всегда при­лично всем греш­ни­кам и пра­вед­ни­кам, жела­ю­щим улу­чить спа­се­ние. И нет пре­дела усо­вер­ше­нию, потому что совер­шен­ство и самых совер­шен­ных под­линно несо­вер­шенно. Посему-то пока­я­ние до самой смерти не опре­де­ля­ется ни вре­ме­нем, ни делами.
прп. Исаак Сирин

***

См. СИНЕР­ГИЯ, ИСПО­ВЕДЬ