Поэтика и стилистика волшебной сказки

Привет, друзья писатели

Я собрала более 100 книг и полезных статей и инструментов для писателей. То что прочитала сама отметила в скобочках (мое краткое резюме, полезно/не полезно). Мое мнение может не совпадать с вашим, так что может вам понравится то, что не понравилось мне.

Если в списке чего-то классного и интересного не хватает — пишите в комментариях — добавлю. Регулярно буду отписываться в скобках, что прочитала и постараюсь дополнять список. Так что добавляйте в закладки.

Прошу делитесь в комментариях, что читаете, что понравилось, что из списка не советуете. Сейчас я читаю Макки «Диалог» и это бомба! Всем советую.

По совету коллеги, я опубликовала список в виде книги https://author.today/work/128883 , добавляйте в избранное, список будет пополняться. По ходу чтения я обычно делаю конспекты или сохраняю самое интересное — так что тоже буду постепенно добавлять это в книгу.

1. Джордж Мартин советы писателям (нормально)
2. Нора Галь «Слово живое и мертвое» (полезно)
3. Прокопович Александр «Курс начинающего автора» (полезно)
4. 36 эссе Чака Паланика (супер)
5. Мазин Александр «Мастер текста» (так себе)
6. Фрэй Джеймс «Как написать гениальный роман» (супер)
7. «Литературный марафон» Крис Бейти (нормально)
8. Как стать популярным автором Екатерина Иноземцева (не запомнилась)
9. «Пиши и сокращай» Ильяхов (супер)
10. «Гениальность на заказ» Марк Леви (полезно)
11. Блейк Снайдер «Спасите котика» (полезно)
12. Аллен Гатри советы начинающим писателям (полезно)
13. Екатерина Оаро «Держись и пиши: Бесстрашная книга о создании текстов» (супер)
14. Как писать боевые сцены (полезно) https://litmarket.ru/blogs/kak-ne-nuzhno-pisat-boevye-sceny
15. Харуки Мураками «Писатель как профессия» (скучно)
16. Александр Молчанов. Пишется. 43 секрета (мне было полезно 3-6 советов из 43)
17. Элизабет Гилберт «Большое волшебство» (нормально)
18. Умберто Эко «Заметки на полях имени розы» (полезно)
19. «Эвроритм» Бубенцов (полезно) https://eastt.ru/evroritm-podsmatrivaem-idei-u-pisatelej-fantastov/
20. «Код бестселлера» Мэтью Джоккерс
21. Начни писать. 52 способа развития творческих способностей » Грант Фолкнер
22. » Право писать » Дж. Кэмерон
23. «Золотая жила» Дж. Кэмерон
24. «С первой фразы» Лиза Крон
25. Кендра Левин «Одиссея писателя» (по отзывам как-то так себе похоже)
26. Кристофер Воглер «Путешествие писателя: Мифологические структуры в литературе и кино»
27. Ян Парандовский «Алхимия слова»
28. «Тысячеликий герой» Джозеф Кэмпбелл
29. Лекции по писательству Брендона Спндерсона Конспект можно найти тут
30. Рэй Бредбери «Дзен в искусстве написания книг»
31. О. Кард «Как писать научную фантастику и фэнтези»
32. «Нейрокопирайтинг» Денис Каплунов
33. Стилистика русского языка Сборник статей 
34. Александр Митта «Кино между адом и раем»
35. Юрген Вольф «Школа литературного и сценарного мастерства»
36. Найджел Воттс «Как построить повесть»
37. Галина Врублевская «Как писать прозу» Список черт характера человека для создания персонажа
38. Р. Макки «Диалог» (читаю сейчас, супер)
39. Энн Ламот «Птица за птицей»
40. Клеон «Кради как художник»
41. Е. Апполонов «Пиши рьяно, редактирую резво»
42. Ю. Вольф «Литературный мастер-класс» (повтор???)
43. Пол Экман «Психология эмоций»
44. Пол Экман «Психология лжи»
45. Хорвиц «Метод Книжной Архитектуры» или «Архитектура книги»
46. «Мысли парадоксально. Как дурацкие идеи меняют жизнь» Джона Сакс
47. Пётр Панда «Тексты, которым верят»
48. Пётр Панда «Копирайтер, расти! О продающих текстах и профессиональном росте»
49. Нейронная сеть, придумывающая окончание истоии https://porfirevich.ru/
50. Старт Хорвиц «Планируйте ваш бестселлер». Можно скачать на русском на канале телеграм @taecelle
51. Марта Олдерсон «Создавая бестселлер»
52. Найджел Уотс «Как написать роман»
53. Уильям Индик «Психология для сценаристов.Построение конфликта в сюжете»
54. Роберт Макки «История на миллион долларов»
55. Джон Труби «Анатомия истории. 22 шага к созданию успешного сценария»
56. Генри Лайон Олди «Десять искушений (сборник публицистики на литературные темы)»
57. Карен Визнер «Живой текст»
58. Нейросетью для генерации персонажей, пейзажей, животных. Для вдохновения предлагаю воспользоваться Нейросетью для генерации персонажей, животных, пейзажей и тп. https://artbreeder.com/
59. Создание арки персонажа. Кэти Мари Уайланд
60. Линда Сегер. Скрытый смысл. Создание подтекстав кино
61. Сайт для проверки орфографии, грамматики Http://orfogrammka.ru
62. Стивен Кинг «Как писать книги: мемуары о ремесле»
63. «Родная речь. Уроки изящной словестности» Петр Вайль, Александр Генис
64. «Искусство беллетристики» Айн Рэнд
65. «Гении и аутсайдеры» Малкольм Гладуэлл
66. «Зачем мы пишем. Известные писатели о своей профессии» Мередит Маран
67. Сервис для генерации персонажа и сюжета https://litgenerator.ru/
68. Букер «Семь основных сюжетов: почему мы рассказываем истории»
69. Ксения Накорякова «Литературное редактирование»
70. Ирина Голуб «Стилистика русского языка»
71. Лилия Чуковская «В лаборатории редактора»
72. Аркадий Мильчин «Методика редактирования текста»
73. Аркадий Мильчин «О редактировании и редактора»
74. Дональд Маас «Эмоциональный уровень: Как вызвать отклик у читателя»
75. Звукопись, статьи https://poem4you.ru/academy/uchebnik/Poticheskie-priemyi—Zvukopis.html?f=0http://dugward.ru/library/brusov/brusov_zvukopis.html
76. Генератор несуществующих людей для создания персонажей. Создает имя, фамилию, основные параметры, вплоть до места работы. Конечно все данные фейковые, но выглядят как настоящие https://fake-it.ws/ 
77. «Архитектура сюжета» Кэти Мари Уайланд
78. Дэниэл Гоулман «Эмоциональный интеллект»
79. Чарльз Буковски «Письма о письме»
80. Статья про фокального персонажа http://www.wolfnight.ru/forum/forum_theme.php?theme=23&page=1 
81. Дина Рубина «Одинокий пишущий человек»
82. Уроки сценарного мастерства от Pixar https://www.youtube.com/playlist?list=PLCDFqZ_RAd6w8krj7jLxZ5ToymFBSab3M 
83. Джессика Лоури «Не проблема, а сюжет для книги»
84. Роман Якобсон «Лингвистика и поэтика»
85. Томашевский «Теория литературы. Поэтика»
86. Кэролайн Лоуренс «Сторителлинг. Как написать отличную историю»
87. Уилл Сторр: Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории
88. Яна Франк «Муза и чудовище»
89. Энн Хендли «Пишут все»
90. «Живой как жизнь» Корней Чуковский
91. Сервис для раскрашивания скетчей — Искусственный интеллект (для обложек) коллеги — сервис для раскрашивания скетч картинок — как инструмент для создания обложки. Все за вас делает искусственный интеллект https://author.today/post/126094 ссылка на сам сервис https://petalica-paint.pixiv.dev/index_en.html 
92. Средневековый менталитет для тех, кто пишет фэнтези
93. Чак Паланик «На затравку. Моменты моей писательской жизни, после которых все изменилось»
94. Игорь М. Намаконов “Кроссфит мозга”
95. Джо У. Ф. Лау “Введение в критическое мышление и теорию креативности”
96. Курт Воннегут, Сьюзен Макконнелл Пожалейте читателя
97. Уильям Индик Психология для сценаристов
98. Ричард Коэн Писать как Толстой
99. Чак Вендинг 250 дерзких советов писателю
100. Ирина Якутенко Воля и самоконтроль  (надо ли писателю, вопрос)
101. Сьюзен Джефферс Бойся… но действуй!
102. Евгения Пельтек Пишите — не пишите
103. Олег Сироткин Противоречие. Перевертыш. Парадокс.
104. Александр Талал “Миф и жизнь в кино”
105. Ольга Соломатина Как писать о любви
106. Кристофер Воглер, Дэвид Маккенн Memo
107. Анджела Акерман, Бекка Пульизи Тезаурус эмоций
108. Татьяна Салахиева-Талал Психология в кино
109. В. Пропп «Морфология волшебной сказки» 
110. Ф. Пуллман «Голоса деймонов»
111. «Искусство драматургии» Эгри Лайош 
112. Анжела Акерман, Бекка Пульизи «Тезаурус эмоций. Руководство для писателей и сценаристов» 

Поэму «Душенька» И. Ф. Богданович закончил в 1775 г., первая песня поэмы была опубликована в 1778 г.; полный текст в 1783 г. И самое первое, что, вероятно, бросилось в глаза первым читателям «Душеньки», – а поэма Богдановича была очень популярна – это принципиально новая эстетическая позиция, с которой поэма написана. Богданович демонстративно противопоставил свое легкое, изящное, не претендующее на нравоучение и мораль сочинение еще вполне устойчивым взглядам на литературу как «училище нравственности»: «Собственная забава в праздные часы была единственным моим побуждением, когда я начал писать „Душеньку“», – так сам Богданович обозначил свою эстетическую позицию, которую в точном и прямом смысле слова можно назвать именно «эстетической».

«Душенька» – это один из первых образцов не то чтобы развлекательного чтения; это произведение, имеющее конечным результатом своего воздействия на читателя именно эстетическое наслаждение в чистом виде без всяких посторонних целей. И, соответственно, природа поэтического вдохновения, побудившего Богдановича написать свою поэму, тоже обозначена им как не претендующая на какие-либо социальные задания и не требующая никаких поощрений к писательству свободная, бескорыстная игра поэтического воображения, которое само себе является законом и единственной целью:

Эта демонстративная ориентация на собственную литературную прихоть и личность сказалась в зачине поэмы, сохраняющем некоторую связь с каноническим эпическим «предложением» и «призыванием», но по сути дела полемически противопоставляющем сюжет, избранный автором, традиционным сюжетам и героической, и бурлескной эпопеи:

Подобный индивидуальный подход к жанру поэмы-бурлеска обусловил своеобразие его форм в поэме Богдановича. Такие традиционные категории бурлеска как игра несоответствием высокого и низкого в плане сочетания сюжета и стиля поэме Богдановича совершенно чужды: «Душенька» не является пародией героического эпоса, герои поэмы – земные люди и олимпийские божества не травестированы через высокий или низкий стиль повествования. И первым же знаком отказа от обычных приемов бурлеска стал у Богдановича оригинальный метр, избранный им для своей поэмы и в принципе лишенный к этому времени каких-либо прочных жанровых ассоциаций (за исключением, может быть, только ассоциации с жанром басни) – разностопный (вольный) ямб, с варьированием количества стоп в стихе от трех до шести, с весьма прихотливой и разнообразной рифмовкой. В целом же стиль поэмы, а также ее стих Богданович точно определил сам: «простота и вольность» – эти понятия являются не только характеристикой авторской позиции, но и стиля, и стиха поэмы.

Бурлескность поэмы Богдановича заключается совсем в другом плане повествования, и общее направление бурлеска предсказано тем именем, которое поэт дает своей героине. У Апулея и Лафонтена она называется Психея, по-русски – душа; первый русский переводчик повести Лафонтена слегка русифицировал это имя, присоединив к греческому корню русский уменьшительный суффикс: «Псиша». Богданович же назвал свою героиню «Душенькой», буквально переведя греческое слово и придав ему ласкательную форму. Таким образом, в сюжете Апулея-Лафонтена, переданном им в «простоте и вольности», Богданович обозначил тенденцию к его частичной русификации. И только в этом соединении героини, образу которой приданы черты иной национальной определенности, с античными Амурами, Зефирами, Венерой и прочими богами олимпийского пантеона заключается бурлескная неувязка планов повествования.

Миф и фольклор в сюжете поэмы

Сквозь стилизацию под миф в романе Апулея, сквозь классицистическую условность лафонтеновской Греции Богданович почувствовал фольклорную природу мифологического сюжета. И именно этот фольклорный характер мифа об Амуре и Психее Богданович и попытался воспроизвести в своей русской поэме на античный сюжет, подыскав в русском фольклоре жанр, наиболее приближающийся к поэтике мифа. Нужно ли говорить, что этим жанром является русская волшебная сказка, которая в своей формально-содержательной структуре характеризуется такой же сюжетно-тематической устойчивостью и специфической типологией персонажной и пространственно-временной образности, как и мифологический миро-образ? Целый ряд таких типологических признаков особого мира русской волшебной сказки – топографию, географию, народонаселение, состав героев – Богданович ввел в свою интерпретацию апулеевского сюжета.

Герой и героиня русской волшебной сказки – царевна и ее суженый, у одного из которых внешность не соответствует сущности в силу злых козней каких-нибудь вредителей: или герою приходится сбрасывать с себя обличив чудовища, или царскому сыну достается в жены лягушка; причем их путь друг к другу непременно пролегает через тридевять земель в тридесятое царство. И античная Психея в своем русифицированном облике Душеньки тоже является царевной, которую по пророчеству оракула должны отвезти за тридевять земель, чтобы она обрела своего суженого:

По мифу Апулея оракул прорицает Душеньке, что ее супругом будет страшное крылатое чудовище, опаляющее весь мир своим огнем и внушающее ужас всем живущим вплоть до бессмертных богов. Этот античный метафорический образ крылатого Амура, сжигающего сердца любовной страстью, удивительно точно накладывается на фольклорные сказочные представления о многоголовом огнедышащем драконе, непременном участнике действия русской волшебной сказки: именно его, и именно руководствуясь сказкой как источником сведений, представляют себе домочадцы Душеньки, смущенные страшным пророчеством:

Сказочный образ «Змея-Горыныча, Чуда-Юда», подспудно определяющий своим пластическим обликом эти представления, позже появится в качестве действующего лица поэмы: он охраняет источники живой и мертвой воды, к которым Венера послала Душеньку во искупление ее греха, и сам мотив трех служб, которые героиня должна сослужить Венере, тоже является бесспорным сказочным топосом. Весь этот эпизод поэмы насквозь пронизан фольклорными сказочными мотивами, накладывающимися на поэтику мифа. Сад с золотыми яблоками Гесперид, охраняемый титаном Атлантом, куда в свое мифологическое время проник Геракл, совершая один из двенадцати подвигов, в поэме-сказке Богдановича стерегут Кащей Бессмертный и царевна Перекраса, которая «в сказках на Руси слыла, // Как всем известно, Царь-Девицей» (476). Дорога же в подземное царство Плутона, где Душенька должна добыть таинственную шкатулку Прозерпины, пролегает через дремучий лес и избушку на курьих ножках – обитель Бабы-Яги:

И при малейшей возможности функционального или образного совпадения какого-либо сюжетного или образного мотива русской сказки с мифологическим общим местом Богданович не упускает случая ввести его в ткань своего повествования и сослаться на источник: волшебную сказку. Так, меч, которым злые сестры уговаривают Душеньку убить своего чудовищного супруга, хранится в «Кащеевом арсенале» и «в сказках назван Самосек» (466); да и все второстепенные персонажи поэмы четко делятся на вредителей и дарителей в своих отношениях к Душеньке.

В результате получается прихотливый, но органичный синтез двух родственных фольклорных жанров, принадлежащих ментальности разных народов, греческого мифа и русской волшебной сказки, травестийный по своей природе. Русские сказочные персонажи помещены в античный мирообраз, населенный олимпийскими богами, нимфами, наядами и зефирами. В свою очередь, эти античные божества принимают на себя отблеск поэтики русской волшебной сказки. Эстетический смысл этой травестии лучше всего определим описанием облика Душеньки в том эпизоде поэмы, когда она, изгнанная из своего небесного рая – обители Амура, тайком, неузнанная, приходит в храм Венеры, и все, кто в храме находится, принимают ее за богиню, путешествующую инкогнито:

Этот мягко-иронический образ «Венеры в сарафане» лишен брутального комизма традиционного бурлеска скарроновского или майковского типа, но по своей природе он является таким же стилевым диссонансом, главным образом за счет того, что переодевание персонажей античной мифологии в национальные русские одежды происходит в результате подчеркнуто бытовых мотивировок их поступков и вещно-пространственного антуража, в который помещен весь сюжет поэмы-сказки.

Эстетика бытописания

В той же мере, в какой Богданович разделил пристрастие своей литературной эпохи к национальному фольклору, он отдал дань общелитературному увлечению бытописанием в его новых эстетических функциях создания полноценной материальной среды, служащей дополнительным приемом характерологии. Для Богдановича бытописательные мотивы стали удобным способом свести в единый мирообраз греческих богов и русских фольклорных персонажей. Образы обитателей Олимпа и образы земных героев окружены одним и тем же бытовым ореолом повествования, особенно же заметно это тождество проступает в сходных сюжетных ситуациях. Так например, в поэме описываются две поездки Венеры: полет на Олимп в воздушной колеснице и плавание на остров Цитеру в раковине, запряженной дельфинами, которой правят тритоны в качестве кучеров. И оба раза эта мифологическая кавалькада густо уснащена русскими дорожными реалиями:

Несмотря на то, что колесница Душеньки, отправившейся к своему неведомому супругу, запряжена не зефирами и не дельфинами, а лошадьми, с античным средством передвижения она имеет также мало общего, как и «дорожная колесница», и раковина Венеры, запряженная «почтовыми зефирами» и управляемая тритонами с повадками лихого русского кучера. Зато все три экипажа, безусловно, похожи на дворянскую карету XVIII в.:

Собираясь в свой дальний путь, Душенька велит «сухари готовить для дороги» (455); в свадебно-погребальном шествии за ней несут своеобразное приданое – все предметы дамского дворянского обихода той эпохи:

Наконец, в небесном раю – обители своей и Амура – Душенька попадает в типичный мир русской дворянской усадьбы – барский дом с античной колоннадой и бельведером, окруженный пейзажным парком:

Бытовая атмосфера, воссозданная в поэме-сказке Богдановича, своим конкретным содержанием нисколько не похожа на густой бытовой колорит жизни социальных низов, составляющий бытописательный пласт в романе Чулкова или поэме Майкова. Но как литературный прием бытописание Богдановича, воссоздающее типичную атмосферу бытового дворянского обихода и уклада, ничем от бытописания в демократическом романе или бурлескной поэме не отличается: это такая же внешняя, материальная, достоверная среда, в которую погружена духовная жизнь человека. Тем более, что в поэме-сказке это подчеркнуто через использование традиционных мотивов вещно-бытового мирообраза – еды, одежды и денег, которые тоже лишаются своей отрицательной знаковой функции в том эстетизированном облике, который придает им Богданович: еда – роскошно накрытый пиршественный стол; одежда – великолепные наряды, деньги – сверкающие драгоценности:

В особой комнате явился стол готов; Приборы для стола и яствы, и напитки, И сласти всех родов ‹…› Иной вкусив, она печали забывала, Другая ей красот и силы придавала (458). Пленяяся своим прекраснейшим нарядом. Желает ли она смотреться в зеркала – Они рождаются ее единым взглядом Дабы краса ее удвоена была. ‹…› Нетрудно разуметь, что для ее услуг Горстями сыпались каменья и жемчуг ‹…› (458).

Так повествование в поэме-сказке Богдановича складывается в целостную картину индивидуальной поэтической интерпретации и комбинации художественных приемов, восходящих к общелитературной национальной традиции или актуальных для литературной эпохи автора и присутствующих в других текстах, созданных в эту же эпоху. Именно к авторским интонациям и эмоциональному авторскому тону в повествовании поэмы-сказки стягиваются в конечном счете все разностильные сюжетные линии – фольклорная, мифологическая, бытовая, и именно в авторской манере повествования они обретают свой органический синтез.

О том, что Богданович по этому общему для своей литературной эпохи пути продвинулся дальше, чем многие из его современников, свидетельствует тот факт, что в их сознании его человеческий биографический образ был совершенно заслонен его литературной личностью. В этом отношении певец «Душеньки» уподобился не кому-нибудь , а «Певцу Фелицы» Державину и «Сочинителю Недоросля» Фонвизину. При всем том, что в плане своих эстетических достоинств поэма-сказка Богдановича несопоставима ни с одой Державина, ни с комедией Фонвизина, в одном своем качестве она все-таки намного обогнала свою литературную эпоху: в ней сформировалась поэтика и интонация активного авторского начала – особенная интонационная манера повествования, перепады из лиризма в иронию, соединение волшебно-героических и бытовых контекстов, параллелизм метафорических и бытовых сравнений, постоянная игра с читателем и побуждение читателя к участию в творении произведения, равному авторскому.

Ирония и лиризм как формы выражения авторской позиции. Автор и читатель в сюжете поэмы

Активность авторского начала проявлена, прежде всего, в интонационном плане повествования. Лиризмом пронизана вся атмосфера повествования в «Душеньке» и преимущественный способ его выражения – непосредственное включение авторского голоса, опыта и мнения в описательные элементы сюжета. В первой песне «Душеньки» есть описание поездки богини Венеры на остров Цитеру в раковине, запряженной дельфинами: это опыт переложения сюжета декоративной настенной росписи «Триумф Венеры» на язык поэтической словесной живописи – и здесь, описывая резвящихся вокруг колесницы Венеры тритонов, изображенных в настенной росписи, Богданович легко и органично переходит от описания к выражению лирической эмоции:

Тот же лирический характер имеют и прямые авторские обращения к героям, которые сопровождают поворотные моменты сюжета и иногда поднимаются до подлинной патетики. Таково, например, непосредственное включение авторского голоса в ткань повествования в тот момент, когда Душенька узнает от зефира на посылках о том, что ее сестры ищут свидания с нею:

И иногда эти обращения поднимаются до интонации подлинного лирического пафоса – предельной степени выражения авторского сопереживания и сочувствия:

Эти непосредственные всплески авторского чувства подчеркивают основную тональность повествования – тональность мягкой иронии, порожденной самим образом Душеньки – «Венеры в сарафане», окруженной достоверной бытовой средой русской дворянской жизни XVIII в. Да и сам характер героини, заметно обытовляющийся среди этого бытового окружения и представляющий собой сочетание сугубо женской страсти к нарядам и наслаждению, простодушия и любопытства, тоже способен вызвать добрую улыбку и у автора, и у читателя. Даже самый патетический момент сюжета – решение Душеньки расстаться с жизнью после того, как она оказалась изгнана из дома Амура, подан в этой иронической интонации:

И самое важное в постоянном призвуке авторского лиризма и авторской иронии – это стремление внушить аналогичные эмоции читателю. Если в бурлеске Майкова непосредственные включения авторского голоса были связаны с литературно-полемическим, пародийным заданием поэмы, а обращения автора адресованы музе или Скаррону – то есть читатель при этом остается за пределами сюжета и текста, которые предложены ему в готовом виде, то в поэме-сказке Богдановича очевидно стремление вовлечь читателя не только в повествовательный, но и в конструктивный план сюжета, сделать его не просто наблюдателем событий, но отчасти и их творцом.

Обращение к читателю, который благодаря им входит в образный строй поэмы на правах полноценного участника событий, буквально насквозь пронизывают текст поэмы в устойчивых формулах: «Читатель сам себе представит то удобно» (452), «Читатель сам себе представит то умом»(457), «Читатель должен знать сначала» (479), «Конечно, в том меня читатели простят» (461). Иногда содержание того, что читатель должен сам себе представить, или с чем что сравнить, раскрывается в непосредственной адресации к жизненному опыту или воображению читателя. Так, описывая путь Душеньки к дому Амура, Богданович как бы от имени читателя вводит ироническое сравнение героини, окруженной толпой зефиров и смехов, с пчелиным роем:

Однако гораздо чаще призывы к воображению читателя звучат в таких эпизодах повествования, где поэту как бы изменяет его поэтическое воображение, где ему якобы не хватает слов для описания прелестной или роскошной картины. «Но можно ль описать пером» – устойчивая формула, неизменно предшествующая подобному обращению к читателю.

При всем игровом характере подобного типа отношений между автором и читателем – потому что, конечно же, автор и знает, и может несравненно больше в области словесного творчества, у читателя все-таки создается впечатление некоего равенства с поэтом и персонажем в сфере воображения, домысливания сюжета и его деталей. Это секрет истинной занимательности произведения искусства: некоторая недоговоренность, побуждающая читателя принимать в творении сюжета участие, равное авторскому, в домысливании, довоображении того, о чем автор недоговорил или оборвал рассказ намеком, предоставив читателю самому сделать нужный вывод.

О том, что именно этот эффект, впервые найденный и апробированный Богдановичем в поэзии, стал для него главным в поэме-сказке, – эффект организации читательского восприятия в совместной игре воображения, рождающей ощущение, что читатель знает и может больше автора, – свидетельствует финал поэмы. Так же, как и зачин, финал является точкой наибольшего сюжетного напряжения; начало конец в своем соотношении определяют основные эстетические параметры текста. Если Богданович начал свою поэму с воззвания к Душеньке как к музе, дарующей поэту вдохновение, то закончил он ее сообщением о появлении на свет дочери Амура и Душеньки, но имени ее не назвал, сославшись на неведение писателя и всеведение читателя:

Так Богданович совершил в поэзии последний шаг к усреднению категорий высокого и низкого в нейтральном повествовательном стиле, единственным эстетическим достоинством которого является не высокость и не низкость, но «простота и вольность», окрашенные авторской интонацией и эмоцией. После того, как Богданович в своей поэме успешно разрешил поставленную им задачу – «в повесть иногда вмесить забавный стих», в русской поэзии должен был явиться не какой-нибудь другой поэт, а только Державин, основным поэтическим подвигом своей жизни считавший способность «в забавном русском слоге // О добродетелях Фелицы возгласить, // В сердечной простоте беседовать о Боге // И истину царям с улыбкой говорить».

Но прежде чем сочетание категорий высокого и низкого в поэтическом слоге окончательно лишилось своего бурлескного смехового смысла в лирике Державина, синтетический одо-сатирический мирообраз был осмыслен как основное средство моделирования русской реальности в драматургии Д. И. Фонвизина. Пожалуй, именно эволюция жанровой модели драмы под пером Фонвизина – от «Бригадира» к «Недорослю» – стала наиболее наглядной демонстрацией самого механизма этого синтеза в его процессуальном поэтапном осуществлении.