Антифашист Виктор Филинков получил по делу «Сети» семь лет колонии общего режима: суд признал его виновным в участии в террористическом сообществе. Он и второй подсудимый, Юрий Бояршинов, полностью отрицают вину и говорят о сфабрикованном деле. Филинков был первым из задержанных в Пензе и Петербурге по делу «Сети» молодых людей, кто сообщил о пытках, которые применяли к нему оперативники. Приговор вынесли в июне 2020 года, еще год Филинков провел в СИЗО Санкт-Петербурга, а 28 июня 2021-го выехал в колонию.
Рассказываем, как вместо общего режима 27-летний антифашист оказался фактически в условиях строгого, за что он получает постоянные взыскания и почему объявлял голодовку.
Этап через подвал
Информация о том, что происходит с Филинковым, проникает за стены изоляторов благодаря его защитнице Евгении Кулаковой. Девушка получила ордер на защиту (такое предусмотрено законом в России не только для профессиональных юристов) еще когда Филинкова судили. На «Медиазоне» в начале сентября 2021 года вышла ее статья о том, как антифашист ехал из Петербурга в Оренбург, где ему предстоит отбывать наказание.
Вот несколько фактов об этом этапе (так называется переправка заключенных из изолятора в колонию):
- В Вологде Филинков сидел в одиночной камере спецблока.
- В Кирове ему перестали выдавать антидепрессанты и нейролептики, выписанные врачом.
- В Кирове за возмущение тем, что заключенных не водят в душ (Филинков просидел в СИЗО этого города 20 дней), антифашиста перевели в подвальную сырую камеру с тараканами.
- В Екатеринбурге Филинков заболел, сидя в подвальной одиночке. По словам членов ОНК, в камере почти нет света.
- В СИЗО Челябинска таблетки парацетамола для Филинкова пришлось добиваться пять дней – ее дали после жалобы начальнику и выступления его защитницы на «Эхе Москвы».
Оренбург: карантин, ШИЗО и снова ШИЗО
В Оренбурге Филинкова из изолятора перевезли в ИК-1, где две недели продержали в одиночной камере во время «карантина» (так называют первое время осужденного в колонии, с пандемией COVID-19 это не связано). После изоляция продолжилась: одно за другим Филинкову дали три взыскания и не выпускали из ШИЗО – штрафного изолятора. Одно из них антифашист получил так, сообщила его защитница (о происходящем он пишет письма и рассказывает на свиданиях раз в несколько недель): в камеру пришел сотрудник с бумагой и ручкой, а на вопрос Филинкова, зачем это, ответил, что тот сейчас будет писать объяснение за то, что вот при этом появлении сотрудника в камере с бумагой и ручкой он с ним не поздоровался. Два других взыскания – за то, что спал на лавочке и якобы «выразился нецензурными словами». В ШИЗО нельзя прилечь даже на пол (за это можно получить взыскание), койка на ночь пристегивается к стене, нет личных вещей, книгу Филинкову выдавали на час вечером.
Весь сентябрь антифашист получал новые штрафные сроки – пять дней в ШИЗО, потом еще семь, несколько дней в жилой зоне – и еще десять суток изоляции. Вот за что он получил эти взыскания:
- «нарушение формы одежды»: снял куртку заключенного за 20 минут до отбоя, чтобы умыться;
- «недобросовестное отношение к труду»: разговаривал с другим заключенным во время работы;
- «покинул рабочее место»: отошел к другому станку, чтобы посмотреть, как шить;
- «отказался покидать прогулочный дворик»: график этого подметания Филинкову никто не показал, но ему продемонстрировали «его» подпись под документом.
С момента прибытия в колонию и до 6 октября Виктор Филинков провел в ШИЗО 38 суток.
Помещение камерного типа
В начале октября Филинков получил еще одно взыскание – якобы за повторный отказ подметать прогулочный дворик. На этот раз его поставили на учет как «склонного к систематическому нарушению правил внутреннего распорядка», сообщил адвокат Эльдар Шарафутдинов, который посетил его в колонии. После этого Филинкова перевели в ПКТ – помещение камерного типа.
В таких условиях заключенным резко ограничивают передачи и свидания (одно краткосрочное в полгода), а также содержат и даже выводят на работу отдельно от других заключенных. Днем у заключенных забирают матрасы и одеяла, а вечером выдают их случайным образом, то есть постельные принадлежности – не личные. Все в камере Филинкова к середине октября заразились чесоткой. После жалоб адвоката Филинкова в прокуратуру и оренбургское УФСИН в камеру пришли из медсанчасти и намазали кремом от чесотки всех, кроме Филинкова – ему объяснили, что нужно дождаться дерматолога.
Кроме того, антифашист рассказал на свидании, что его письма защитнице вскрывают (хотя с адвокатами и защитниками переписка может быть конфиденциальной) – а затем демонстрируют ему, что знают их содержание. Несколько человек, с которыми переписывается Филинков, рассказали, что получили от его имени странные письма и подозревают, что их написали другие люди, причем читавшие его переписку.
На очередной дисциплинарной комиссии Филинкова признали «злостным нарушителем режима» – этот статус означает, что в условия общего режима в колонию его уже не вернут, пишет «Медиазона».
ИК-5 в Новотроицке – колония, где сообщали об избиениях
30 октября, еще будучи в ИК-1, Филинков объявил голодовку. Он требовал перевода из одиночной камеры, а также передачи книг и газет. Через несколько дней их стали выдавать по часу в день утром и вечером, а в день рождения Филинкова – 8 ноября – к нему пришел прокурор и опросил по всем требованиям. На следующий день антифашист прекратил голодовку. В колонии ему исполнилось 27 лет.
15 ноября 2021 года Виктора Филинкова, до этого пропавшего из поля зрения адвоката и защитницы на неделю, обнаружили в СИЗО-1 города Орска. Как выяснилось, его переводят в колонию ИК-5 в Новотроицке – как «злостный нарушитель режима», Филинков должен месяц провести в ЕПКТ, едином помещении камерного типа. Это наказание ему назначили за то, что после выхода из душевой и выдачи ему новой робы сотрудники обнаружили в кармане этой робы лезвие. Кроме того, Филинкову назначили еще 10 суток ШИЗО – якобы за «межкамерное общение».
В отличие от ПКТ, ЕПКТ есть не в каждой колонии, поэтому потребовался перевод в Новотроицк.
Об ИК-5 известно то, что летом 2021 года в этой колонии объявили голодовку и массово вскрыли вены заключенные. Происходило это как раз в единых помещениях камерного типа. Осужденные жаловались родственникам, что их избивают с применением электрошокера, угрожают изнасилованием, не дают встречаться с адвокатом. Прокуратура назвала протест «массовым членовредительством в демонстративно-шантажной форме», ведомство выявило в ИК-5 «отдельные нарушения» и предписало начальнику колонии их устранить.
Из семи лет, назначенных 2-м Западным окружным военным судом в Петербурге, Виктор Филинков отбыл 3 года 9 месяцев.
Впервые после аннексии 2014 года Александр Лукашенко назвал Крым российским. В интервью РИА Новости он сказал: «Крым де-факто, я тогда еще сказал, де-факто – это российский Крым. Тогда, по-моему, еще и был не был референдум, я не помню. После референдума и де-юре Крым стал российским».
Ранее Лукашенко неоднократно комментировал события в Крыму. Сначала он утверждал, что полуостров – это «российская территория» и от факта непризнания российской аннексии мировым сообществом «ничего не изменится». Затем говорил, что аннексия – «это неправильно», но надеяться на возвращение Крыма не стоит. Несколько раз Лукашенко подчеркивал, что Беларусь никогда официально не признает российскую аннексию полуострова, ведь это будет нарушением Будапештского меморандума.
Почему сейчас Александр Лукашенко вдруг сделал такое заявление и что последует за его словами, в эфире Настоящего Времени прокомментировал Валерий Чалый, дипломат, посол Украины в США в 2016-2019 годах.
– Прежде всего я услышал комментарий представителей белорусской оппозиции [Павла Латушко – см. ниже]. Я думаю, не надо им спешить давать советы, потому что у нас ситуация самая сложная, после них, конечно. Они сейчас теряют страну под российской ползучей аннексией. И Лукашенко, к сожалению, этому способствует – у них сложная ситуация. Но у нас не легче ситуация: у нас есть угроза той гибридной операции на севере, там, где уже действующая белорусская власть не может проконтролировать, имея на своей территории пункты постоянного пребывания российских войск. Поэтому для нас теперь уже вопрос стоит очень серьезно в сфере не просто каких-то международно-правовых, политических решений, а именно в сфере безопасности.
Что касается реакции – я сейчас не представляю официальную позицию, но что, я думаю, было бы правильно сделать – это отреагировать согласно Договору о дружбе, партнерстве и сотрудничестве между Украиной и Беларусью, который уже более 23 лет действует. В этом договоре есть статья 3, в которой четко указано, что в случае каких-то действий одной из сторон, направленных против суверенитета другой стороны, идут консультации. Но для этого мы должны все-таки получить какую-то внятную официальную позицию по поводу Крыма, потому что я прочитал вашу цитату, которую вы приводите, послушал даже самопровозглашенного президента Беларуси. У него какой-то странный поток мысли: он называл Крым, что это его Крым.
– И вспоминал, как он там купался и в первый раз море увидел.
– Ну ок, можно, конечно, поехать через украинскую территорию, нет проблем. Насчет полетов, самолетов – это сложнее история, потому что санкции уже действуют и тут есть международно-правовые решения. Все-таки нужно понять, какая же позиция, на что, собственно, претендует самопровозглашенный президент. Это одна часть четко юридическая. Тут не обойдешься без какой-то официальной позиции, поэтому мы не понимаем, как относиться к Александру Лукашенко на самом деле, что он контролирует вообще-то в последнее время и куда это зайдет.
По-моему, он теряет, каждую неделю я вижу, как теряет свое влияние на решения в самой Беларуси, поэтому для него, мне кажется, более угрожающая ситуация – это российская экспансия. Она идет полным ходом, и ему там места нет. Я думаю, что он это прекрасно понимает.
Мне очень жаль, что он потерял эту возможность в свое время остаться все-таки реальным белорусским политиком, а сейчас он фактически выступает уже не самостоятельно. Мы это понимаем, поэтому спектр действий у нас может быть большой, но мы бы не хотели, чтобы это ударило по белорусскому народу.
Поэтому я не думаю, что [нужны] резкие движения помогать Путину с экспансией в Беларуси, ползучей аннексией Беларуси, превращение Беларуси в третью республику. У нас есть такие на востоке – псевдо маленькая территория «ДНР» и «ЛНР», а теперь еще будет БНР? Мы не хотели бы. Мы видим, как там относятся к людям, мы очень не хотели бы, чтобы Беларусь превратилась в такой же, не знаю, как это назвать, в российский анклав.
Но, конечно, мы серьезно воспринимаем изменение позиции. Я все-таки думаю, что это изменение позиции, потому что когда заявлялось раньше, Александр Лукашенко так никогда не говорил.
– Он всегда пытался на двух стульях усидеть. Кстати, скажу, что с вами солидаризируется, по всей видимости, Дмитрий Кулеба [министр иностранных дел Украины]. Дам его цитату, что он сегодня сказал: «Нет смысла оценивать каждое проявление потока сознания, которое осуществляет Александр Лукашенко регулярно», – и так далее.
– Честно говоря, я не видел это заявление, как-то пропустил, но, помимо этого заявления, я тоже обратил на это внимание, все-таки МИД – это официальный орган, там нужно запросить официальную позицию Беларуси. Конечно, это может как-то ускорить обострение ситуации, что не хотелось бы, но без этого прояснить мы можем только конкретными официальными действиями, а не заявлениями на российских пропагандистских телеканалах.
– Накануне президент Турции Эрджеп Тайип Эрдоган вызвался взять на себя посредническую миссию, об этом сообщило агентство «Анадолу». Он сказал: «Наша позиция по ситуации в Украине общеизвестна. Турция выступает за обеспечение мира с акцентом на положение крымских татар. Мы неоднократно обсуждали этот вопрос с дружественной Россией. Контакты продолжаются. Надеемся, что регион не превратится в зону боевых действий и воцарится мир. Анкара выступает за позитивное развитие процессов. Турция готова к посредничеству. Готова обсуждать этот вопрос со сторонами». Валерий, как вам такой посредник?
– Я считаю, такие инициативы не стоит игнорировать, там четко говорилось, что речь идет о первой стадии, гуманитарных вопросах. Я скажу, что президент Турции сыграл значительную роль в освобождении пленных, наших украинских граждан из Крыма. Я думаю, что если об этом будет идти речь в первую очередь, то, не подменяя другие механизмы, в том числе и многосторонние, я думаю, что это очень полезно. И мне кажется, что Украина, я опять же не говорю официально, но с нашей точки зрения, мы очень благодарны за такие инициативы и Турции, у которой складываются с нами хорошие отношения. Кстати, и с Россией личные отношения Путина и Эрдогана неплохие. Поэтому в принципе почему бы нет, но для этого нужно, чтобы Россия соглашалась идти навстречу. Пока это все как бы в одни ворота. Поэтому мы не отбрасываем таких идей. Другое дело, что Россия прибегает к силовому аргументу, тут вы даже говорили о ядерном оружии, это пугает. Эти всякие заявления, действия, они очень настораживают.
– Валерий, но при этом Путин, например, говорит об Эрдогане, что это «человек слова», что он держит свое слово. При этом и Зеленский очень лестно отзывается об Эрдогане и говорит о том, насколько важно для Украины такое сотрудничество. И мы видим по ряду шагов, которые предпринимаются и Киевом. Мой вопрос вот в чем: Эрдоган, по вашему мнению, кому больше друг и партнер – Путину или Зеленскому?
– Я был раньше членом совета высшего уровня Украины и Турции, поэтому могу подтвердить, что президент Турции держит свое слово, это правда. Что касается всех дальнейших вопросов, какие отношения у него сейчас сложились, я не хотел бы комментировать, это лучше знают участники этого трио. В данном случае мы же смотрим не только на личные отношения, мы же смотрим на то, как это может дополнять или усиливать возможности. Честно говоря, я думаю, что даже папа римский сейчас бы Путина никак не успокоил, потому что, мне кажется, там уже настолько это все вышло за рамки – восстановление этой империи, какая-то тоска по Советскому Союзу, – что тут уже ни Эрдоган, ни папа римский не поможет. Это мое личное мнение. Поэтому так в принципе я считаю, что это было бы возможно сейчас – какое-то разблокирование ситуации, если бы на это ответила Россия. Но вы видите, Россия-то молчит.
«Лукашенко получает минимальную цену»
Если бы в прошлые годы Александр Лукашенко пошел на признание Крыма частью России, он получил бы многое, а сейчас ситуация для него безвыходная, считает Павел Латушко, член президиума Координационного совета белорусской оппозиции. По его мнению, Лукашенко это делает для того, чтобы дальше Россия хоть каким-то образом продолжала поддерживать функционирование его в той должности, на которой он находится. «Сейчас он получает минимальную цену».
«Для России Лукашенко тоже является токсичным, это тактическая игра России: он нужен до тех пор России, пока он контролирует Беларусь, загнав фактически под асфальт белорусов. И второе – пока он идет на уступки. Поэтому торг минимальный», – об этом Павел Латушко рассказал в эфире Настоящего Времени. Он также высказал свое мнение о новом пакете санкций, о том, стоит ли ждать Украине военной агрессии со стороны Беларуси и что могут сделать украинские власти в ответ на заявление Лукашенко о Крыме.
Что такое эффект замочной скважины, почему людей привлекают скандалы, происшествия и прочий негатив, а также что заставляет пользователей в соцсетях обсуждать и осуждать знаменитостей, рассказал Pravda.Ru психотехнолог Сергей Маркелов.
Эффект замочной скважины
— Сергей, в Сети часто появляются нелицеприятные высказывания об известных людях. Почему скандалы имеют такой резонанс в обществе?
— Есть эффект замочной скважины. Это значит, что жизнь простых людей, наша личная жизнь — это скучноватая история. Она интересная, но мы в ней живём, мы к ней привыкли, а жизнь на 90% — это наши привычки. Мы привыкли к такому:
- способу жизни,
- утру,
- кофе,
- обеду,
- кругу знакомых, которым можем всегда позвонить.
То есть это рутина. Но природа нашего разума, поведения — это феномен любознательности. То есть мы ищем новое, потому что так получаем эмоции, чувствуем себя более живыми в этот момент. Более того, наша жизнь — это то, что в нас записывает наше окружение.
Наша личность — это то, что в нас записывают окружающие, начиная с папы, мамы, детства и кончая нашим сегодняшним кругом знакомых, СМИ, соцсетями.
И вот тут возникает эффект замочной скважины. То есть нам всегда хочется подглядеть у кого-то. В крайне ярком выражении это называется вуайеризм, когда человеку хочется подглядывать. Даже психологическое заболевание такое есть.
А обычному человеку интересна именно история: «Что там? Что за забором? Что можно узнать из того, чего я не знал?» Люди начинают обсуждать. Поэтому эффект замочной скважины хорошо проявляется во внимании к известным людям.
— На известных людей часто обрушивается много хейта. Почему люди так любят публичные казни?
— Любая информация сразу поляризует людей: 80% в негатив, 20% в позитив. То есть в основном люди проявляют агрессию в виде комментариев, обсуждения, звонков в прямой эфир. У людей в соцсетях выстреливает то недоговорённое, что они не могут напрямую человеку в глаза сказать. А тут возникает посредник в виде ноутбука, возможности написать анонимно.
Люди даже фейковые аккаунты делают, чтобы снять агрессию, неудовольствие своей жизнью. И так получают кратковременное удовольствие. Это потом уходит в обычную жизнь: люди начинают близких обижать.
Психологическая зависимость
— Есть люди, обвиняющие другого в каких-то грехах. Но на самом деле они ведь не знают деталей, они не жили рядом. Что заставляет людей, в реальности не знающих ситуацию, быть убеждёнными в своей правоте?
— Заставляют его собственные картинки мира, в которых он воспитан, шаблоны восприятия окружающего мира. Шаблоны начинаются с детства. Одному ребёнку хорошие игрушки покупают за 10-15 тысяч, а другому — лошадки дешёвые за 500 рублей. Родители говорят: «Мир добрый и справедливый», а мы вырастаем и думаем: нет, мир недобрый. Есть «Мерседес», есть «Жигули». «Им повезло, а я неудачник. И эту неудачливость я буду вымещать на чём?»
Это способ самого лёгкого компенсирования внутреннего конфликта. Высказав о ком-то негатив, я его немного принижаю: «Ты спустись с небес. Да никакой ты не звёздный. Ты обычный и слушай, что я о тебе думаю». И это немного выравнивает всех.
— Но люди должны понимать, что для гонимого имеет определённые последствия тот факт, что его гонит толпа. Они это понимают или нет?
— Нет. А им и не надо понимать. Дело в том, что жизнь обычного человека — это то, до чего он может дотянуться руками, то, что рядом. Всё остальное — я не понимаю, мне неинтересно. 90% людей находят обоснование не быть счастливыми, не быть правильными. Как американские психологи говорят? Самому полицейскому себя в тюрьму не посадить, нужен другой полицейский. Мы не можем быть для себя полицейскими, очень сложно сказать себе: «Я не прав». Или сложно признать, что на самом деле этот публичный человек хороший, жена у него нормальная, жили душа в душу.
Большинство людей рассуждает общепринятыми трендами. А именно: всё у них папа-мама сделали, ничего они сами не заслужили. Наворовали, конечно. Это выливается в обсуждалки. Большинство женщин живут от одной обсуждалки до другой. На женских форумах сидят с утра до вечера: про одно перетирают, потом жизнь подкидывает новых героев. То есть она на работе хороший экономист, бухгалтер. Вечером приходит и играет роль:
- похейтила,
- поболтала в паблике,
- обругала всех как хотела,
- сделала ложные выводы.
У неё недовольство превратилось в удовольствие: «Я управляла ситуацией: два часа болтала о чём-то и могу радостная ложиться спать». Утром человек просыпается, идёт недовольный на работу и уже ждёт вечера — снова в путь!
— Когда-нибудь в обществе прекратится стремление подсматривать в замочную скважину?
— К сожалению, нет. Это эволюционная психологическая зависимость, основанная на особенностях нашей нервной системы, психики.
Чем меньше у человека в реальности позитивных вещей, тем больше он будет делать негативного там, где он анонимен.
Кроме того, пока зло более интересно для психики, чем добро. Вот почему СМИ жуют негатив и постоянно пишут о происшествиях. К сожалению, искушение «замочной скважины», искушение обсудить негатив сильнее.
В Ингушетии Кисловодский городской суд на выездном заседании в Ессентуках 15 декабря приговорил фигурантов по делу о «земельных протестах» к срокам от 7,5 до 9 лет колонии общего режима.
В 2019 году, 26 марта, в центре Магаса прошел митинг против соглашения о закреплении административной границы Чечни и Ингушетии, которой не было с 1991 года. Власти назвали это обменом, но по этому соглашению Ингушетия отдавала соседней республике больше территорий. Протестующие на митинге в Магасе обвинили тогдашнего главу Ингушетии Юнус-Бека Евкурова в предательстве национальных интересов. Митинг закончился столкновениями с силовиками, а потом и обысками у участников с возбуждением уголовных дел. По делу в общей сложности привлекли 49 человек.
Магомед Абубакаров, адвокат по делу ингушской оппозиции, утверждает, что на прокуратуру было оказано давление напрямую из администрации российского президента, и называет это решение политическим.
Абубакаров и адвокат Каринна Москаленко рассказали Настоящему Времени, почему дело было рассмотрено с нарушениями и кто мог выступать за столь строгие приговоры.
— Каринна, Кадыров вызывал Ахмеда Барахоева на шариатский суд, и вообще в 2018 году у Рамзана Кадырова нарастал конфликт с ингушскими старейшинами. Как вы думаете, есть ли роль Кадырова в том, что сейчас лидеры протестов в Магасе, в том числе Барахоев, получили такие большие сроки?
Каринна Москаленко: Знаете, адвокаты всегда опираются на определенные факты. И наше предположение, может быть, не имеет столь важного значения, как тот факт, что совершенно очевидно, что принималось решение по этому делу не в зале судебного заседания, о чем защита прямо заявляла суду. Дело в том, что когда попытались освободить из-под стражи единственную женщину и Зарифа была освобождена, через пять дней впопыхах по чьему-то указанию было отменено абсолютно законное и обоснованное решение суда об освобождении ее не просто так, а под домашний арест. И в этот момент наступило уже окончательное прозрение всех, кто еще надеялся на какие-то результаты этого процесса, на справедливый суд. Стало понятно, что судья не решает этого вопроса. Я в своей речи назвала его «трагической фигурой».
Но дело в том, что все равно никакого снисхождения, никакого понимания людям, которые обеспечили эту политическую расправу, в том числе и судебной власти. Это просто несмываемый позор, который лежит на российском правосудии. Да, о «Болотном деле» знали многие, это очень важное дело, которое, наконец, стало предметом обсуждения всех россиян. Россияне заметили это дело, российские СМИ заметили это дело. И сейчас, видя, что политические узники приговорены к длительным срокам наказания, никто уже не имеет никаких иллюзий. Но когда ведешь политическое дело, вот Магомед Беков мне не даст соврать, ты, конечно, уже строишь всю свою стратегию на то, чтобы закрепить нарушения, а их, поверьте мне, было в судебном заседании предельно много. Закрепить их и впоследствии добиться рассмотрения этого дела в независимом суде, доказывая, что не было обеспечено справедливого судебного разбирательства, чем мы и займемся.
— Магомед, правильно ли я понимаю, что суд не учел вообще никакие доказательства защиты, никаких свидетелей – их было больше сотни? И правильно ли я понимаю, что были свидетели, которые говорили, что старейшины ингушского народа на самом деле пытались людей остановить, когда начались столкновения с полицией?
Магомед Беков: Совершенно верно. Были свидетели, и в первую очередь это свидетели обвинения, которые свидетельствовали, что лидеры протеста успокаивали людей, вели переговоры с сотрудниками МВД, призывали к спокойствию, призывали к благоразумию. Я их называю «псевдопотерпевшими», потому что, как сказала Каринна, в деле было много нарушений. При всем кажущемся объективном подходе судьи, который удовлетворял практически все ходатайства стороны защиты, истребовал даже заключение экспертов – были проведены психолого-лингвистические экспертизы в рамках основного уголовного дела, которые следствие просто не выделило с основными материалами только лишь по одной причине, что эти заключения носили исключительно обеляющий характер наших подзащитных и в них было написано, что признаков каких-либо экстремистских призывов или лингвистических признаков в их словах не было.
Конечно же, это вопиющий факт, когда и свидетели обвинения, и более ста свидетелей защиты, которые были допрошены в судебном заседании, и псевдопотерпевшие, которые по основному уголовному делу признавались потерпевшими, но в уголовном деле, в котором обвиняли наших подзащитных как организаторов, как создателей экстремистского сообщества и организации применения насилия, их потерпевшими не признавало ни следствие, ни суд.
И, более того, материалы уголовного дела не содержат заявлений от засекреченных свидетелей о том, что они просят себя засекретить. Это очень важный момент, потому что когда допрашивается тот или иной свидетель или потерпевший в рамках уголовного судопроизводства, от него берут заявление, и в этом заявлении прописывается, какие угрозы поступили. Закон говорит, что если поступили угрозы, значит, таких заявлений нет в деле и их не было, потому что когда каждый раз на суде допрашивался тот или иной свидетель или потерпевший, мы просили вскрыть конверт и просили посмотреть, имеется ли письменное заявление. Этих заявлений дело не содержит.
— Вы можете объяснить, как такие суровые приговоры, в том числе старейшинам, стали возможны на Кавказе, где с большим почтением всегда относятся к старшим? Как вообще ингушское общество сейчас это воспринимает?
Магомед Беков: Ингушское общество, конечно же, это воспринимает негативно. Можете просто даже отследить это по соцсетям. Когда я приезжаю в Ингушетию, понятно, что очень много мероприятий. Стоит зайти в любой магазин, на заправку – тебя узнают, к тебе подходят люди и, конечно же, очень многие сопереживают.
Вы сказали: «Как возможен такой приговор на Кавказе?» Понимаете, я не считаю, что в Ингушетии этот приговор был бы каким-то иным. Здесь вопрос вообще не связан с судопроизводством и вообще не связан с объективностью и беспристрастностью наших судов. Решение выносится в высоких кабинетах.
Вы задали вопрос Каринне Москаленко: «Имеет ли какое-то отношение к этому Кадыров или Евкуров?» Можно, конечно, гадать, имеют ли они отношение к этому, коль они все были связаны с тем, что произошло, по границам: Матовников, Кадыров, Евкуров. На региональном уровне, я считаю, здесь вообще никто не имеет никакого влияния на этот суд. Это решение принимается в Кремле. Для нас не секрет – сегодня я могу об этом сказать, – у защиты была информация о том, что на прокуратуру оказано давление из администрации президента непосредственно руководителем администрации президента по внутренней политике Яриным. Кто такой Ярин? Ярин – это человек, который в свое время работал в Кабардино-Балкарии, по-моему, замом или вице-премьером, и у него в охране был брат Юнус-Бека Евкурова. То есть у них тесная дружба. Можно предположить, что эта дружба не прекратилась, потому что все-таки мы наблюдаем картину, когда глава региона может довести республику до банкротства в течение десяти лет, передать территорию, создать такие волнения в республике и стать одним из замов министра обороны. Это говорит о том, что глава государства в курсе всего. И более того, Сокуров донес на заседании Совета по правам человека эту информацию до главы государства. У меня нет никаких сомнений, что решение принималось в Кремле.
— Как вы думаете, Каринна, все-таки заказчик всего этого дела [руководитель кремлевского управления по внутренней политике Андрей] Ярин или Кадыров?
Каринна Москаленко: Знаете, я так далека от политики и от политиков, я даже точно не знаю, кто такой Ярин. Я с интересом выслушала Магомеда, он хорошо осведомлен, я ему склонна доверять – у меня нет оснований ему не доверять. Но то, что мне понятно, что мне совершенно ясно, – что такое решение столь безапелляционное, столь жесткое могло быть принято только действительно на самом верху. И что обратило на себя мое внимание – когда замечательный Сокуров замечательно обрисовал ситуацию и довел до сведения президента Российской Федерации эту абсолютно недопустимую беззаконную процедуру и это дело, от главы государства, который всегда по существу отвечает на все поставленные вопросы, он просто ушел от ответа. Он ни слова не сказал по ингушскому делу, хотя, я бы сказала, выступление Сокурова было обострено, все критичные точки были обострены. И ни на одну точку не было отвечено.