Смертность от пандемии в странах Африки к югу от Сахары (т.н. «Черная Африка») — остается заметно ниже по сравнению с Америками, Европой и Азией.
Взять Зимбабве. Страну с населением 16 млн человек. За счет благотворительных организаций она сделала не так уж и мало тестов: 1,6 млн. При этом по количеству смертей от ковида на 1 млн человек — они на 128 месте в мире. То есть, ситуация хуже, чем в Японии или Сингапуре, но намного лучше, чем в Канаде, Турции, Армении или Монако. И почти в 20 раз лучше, чем у стран-рекордсменов по смертям (Перу, Болгария).
Самые «ковидные» страны континента — это более развитые ЮАР (со своим южноафриканским штаммом), Марокко, Египет, Ливия и Тунис. На них приходится 18% населения (217 млн из 1,2 млрд), но почти треть случаев заражений, и большинство смертей. Почему так? Ученые до сих пор бьются над этим вопросом, но несколько последних исследований позволяют прийти к довольно странному выводу…
Замбия, Габон, Малави, Руанда, Кения, Эфиопия, Конго, Ангола — сколько бы тестов не делали, остаются в конце списка смертей на 1 млн человек. При том, что скорость вакцинации здесь, как и ожидается, очень низкая — пока что привились меньше 7% населения, против европейских 57% и южноамериканских 56%.
Четкого консенсуса по поводу этой загадочной ситуации нет. Но был выдвинут ряд гипотез, чтобы попытаться объяснить такие низкие цифры смертей в Тропической Африке. Один аргумент, который напрашивается сразу: очень немногие страны здесь обладают достаточными возможностями по диагностике заболевания. Поэтому количество случаев болезни попросту занижается.
Но, как пояснил доктор Джон Нкенгасонг, глава Африканского центра контроля и профилактики заболеваний, тот факт, что медицинские учреждения у них все еще не перегружены пациентами, как в США и Европе, позволяет исключить эту гипотезу.
В Черной Африке плохая система регистрации смертности, у неё низкая точность. И сначала ученые думали, что смертельные случаи от ковида просто не регистрируются: их заносят в какую-то другую категорию. Но от этой теории тоже отказались, поскольку и всплесков просто смертности не наблюдалось. Всё шло плюс-минус так же, как обычно.
При этом меньшее влияние ковида здесь видно не только по статистике, но и в реальности. Население здесь вирус вообще не волнует, и о его случаях никто не слышал. В Зимбабве полностью разрешены политические митинги и концерты, открыты все общественные заведения. Один из жителей, Ньяша Нду, рассказывает:
Вирус ушел, когда вы в последний раз слышали о ком-нибудь, кто умер от ковида? Я ношу маску только чтобы защитить свой карман. Полиция требует взятки, поэтому я теряю деньги, если не хожу в маске.
На этой неделе в Зимбабве было зарегистрировано всего 33 новых случая COVID-19 и ноль смертей. Это соответствует общему тренду: данные Всемирной организации здравоохранения показывают, что с июля число инфекций на континенте снижается.
Когда коронавирус появился впервые, ВОЗ боялись, что пандемия охватит всю Африку, и убьет миллионы людей. Здесь нет ИВЛ, нет нормальных условий. Система здравоохранения совершенно не готова к удару. Но прогнозируемого катастрофического сценария не случилось.
Вафаа Эль-Садр, заведующая кафедрой глобального здравоохранения Колумбийского университета, говорит:
В Африке происходит что-то загадочное, что ставит в тупик ученых. Там нет вакцин и ресурсов для борьбы с вирусом, которые есть в Европе и США, но каким-то образом они, похоже, справляются с этим лучше.
Причины
Исследований аномалии уже масса: 1, 2, 3, 4, 5.
Основное, на чем сходятся ученые — важную роль сыграло более молодое население континента. Большинство смертей от вируса приходится на людей в возрасте 65 лет и старше. Средний возраст в странах Америки, Европы и Азии колеблется от 32 до 43 лет. Страны Черной Африки намного моложе: средний возраст здесь составляет 18 лет. К тому же, население расположено не так плотно, и проводит много времени на открытом воздухе — что, возможно, помогло им избежать самых страшных последствий.
Ученые изучают и другие возможны объяснения аномально низкой смертности. В том числе генетику, перенесенные заболевания или удивительно эффективные местные вакцины, которые использовались от других болезней.
Еще одна причина — власти здесь привыкли сдерживать вспышки заболеваний, и всё население, особенно медицинские работники, относятся к этому очень серьезно. Эти страны пережили вспышки Эболы, ежедневно борются с малярией и полиомиелитом. Поэтому культура в отношении болезней здесь немного другая: и люди готовы терпеть неудобства, и чиновники чаще всего понимают масштаб опасности.
В итоге государства Африки отреагировали решительнее, чем многие страны Европы и Америки. Например, Мали закрыла свои границы еще до того, как туда прибыл ковид. 40 африканских стран сначала приостановили все полеты из Китая, а потом полностью закрыли свои границы.
Например, взять Либерию, которая пострадала от вспышки Эболы в 2014-м. Тогда у страны было 50 врачей на 4,3 млн населения. Сейчас — тысячи организованных добровольцев, обученных за время предыдущей борьбы с вирусом. Которых сразу задействовали и за несколько дней разнесли по всей стране информацию о том, какой порядок действий от каждого требуется теперь.
Страны также не боялись вводить строгие локдауны. В течение недели после того, как в Кении нашли первый случай заражения, в стране закрыли все школы, прибывающих путешественников стали отправлять на обязательный карантин, а большие собрания полностью запретили. Нигерия, самая густонаселенная страна Африки, ввела запрет на межгосударственные поездки/перелеты и установила комендантский час. Многие сухопутные границы там были закрыты с августа 2019 года, чтобы сократить контрабанду, и это тоже помогло в борьбе с пандемией.
От таких жестких мер и без того хрупкие экономики, конечно, сильно пострадали. ВВП в 2020 году упал на 2,1%, заморозились многие инвестиционные проекты. Но теперь в регионе ожидается рост — 3,7% в этом и следующем году. Катастрофы, которую здесь прогнозировали, не состоялось.
Мощный иммунитет
Еще одна из теорий ученых — низкая смертность обусловлена предыдущими контактами местных с другими коронавирусами. Одно из исследований показало, что люди, подвергнувшиеся воздействию эндемичных коронавирусов, имели более низкую вероятность погибнуть по сравнению с теми, кто ранее не подвергался воздействию. В некоторых сельских районах Африки взаимодействие человека и летучей мыши, в том числе поедание летучих мышей, — это обычное дело.
Исследователи, работающие в Уганде, говорят, что они обнаружили, что пациенты, переболевшие или болеющие малярией, с меньшей вероятностью тяжело заболевают или умирают от COVID-19.
Джейн Ахан, старший научный консультант Консорциума по малярии:
Мы начали этот проект, думая, что увидим более высокий уровень мортальности у людей с историей заражения малярией — потому что это ранее наблюдалось у пациентов, инфицированных одновременно малярией и лихорадкой Эбола. Но на самом деле мы были весьма удивлены, увидев обратное — малярия оказывает своеобразный «защитный эффект».
По словам Ахана, скорее всего заражение малярией «приглушает» тенденцию иммунной системы работать с повышенной нагрузкой, когда она находит коронавирус. В итоге у больных не повреждаются сосуды и альвеолярные стенки, и не развивается пневмония.
Ученые также проверяют гипотезу, что Африке помогает столетняя вакцина БЦЖ, широко используемая на континенте для борьбы с туберкулезом. Уже известно, что БЦЖ эффективно борется с проказой, язвой Бурули и некоторыми вирусными респираторными заболеваниями. И уже доказано, что страны с более высокими показателями вакцинации от туберкулеза имеют более низкие пиковые показатели смертности от COVID-19. Но корреляция — еще не означает причинно-следственная связь, так что здесь нужно больше данных.
Ещё из потенциальных причин называют:
- на континенте меньше диабетиков и гипертоников — которые находятся в зоне риска.
- высокая средняя температура в регионе: по данным ученых, снижение средней температуры на 1 °C связано с увеличением числа активных случаев COVID-19 на 3,8%. Но тем же Колумбии или Бразилии температура не помогла. То есть, должны быть и другие факторы.
- меньше людей, тесно живущих в городах. И менее развитое сообщение между городами.
Потенциальных причин может быть много, но итог один. В Африке южнее Сахары живет 15% мирового населения. Но, по данным ВОЗ, количество смертей в Африке составляет всего 3% от общемирового числа. Для сравнения, на Америку и Европу приходится 46% и 29%.
В Нигерии, самой густонаселенной стране Африки, правительство на данный момент зарегистрировало 3000 смертей на 200 млн населения. В США такое количество смертей регистрируется каждые два-три дня.
Низкая смертность позволила нигерийцам вздохнуть с облегчением. «Они говорили, что на улицах будут трупы и ужас, но ничего подобного не произошло», — говорит Ойевале Томори, вирусолог из Нигерии, член нескольких консультативных групп ВОЗ. По его словам, может быть, Африке даже не понадобится столько вакцин, сколько Западу. Они могут отказаться от части поставок, чтобы не тратить ресурсы. По его словам, такая идея, хоть и является спорной, всерьез обсуждается в нескольких странах.
Дата-центр ITSOFT — размещение и аренда серверов и стоек в двух дата-центрах в Москве. UPTIME 100%. Размещение GPU-ферм и ASIC-майнеров, аренда GPU-серверов, лицензии связи, SSL-сертификаты, администрирование серверов и поддержка сайтов.
Шестиминутный фильм «Злоключения французского джентльмена без штанов на пляже Зандворта» (1905) считается самым старым сохранившимся кинопроизведением страны Нидерланды. С тех пор, собственно, вклада в кино бывшей великой страны, которая подарила миру капитализм, колониализм, краски для живописи и добрую часть самой живописи, никакого особого и не наблюдается.
Русские критики ещё могут смешно по-американски назвать Пауля Верхувена, Йеруна Краббе, Рутгера Хауэра, Фамке Янссен, но до Менно Мейеса уже не дойдут. А всё потому, что таких людей давным-давно в голландском кино не существует — они все в Америке.
Про единственного оскароносца, послевоенного Фонса Радемакерса, или Йориса Ивенса с «пальмовой веткой» сейчас уже никто и не вспомнит. Ну и Майк ван Дим, конечно.
Всё очень просто: не бедна талантами страна Нидерландия, просто рынок для местного кино — микроскопический. И когда в головах отечественных кинодеятелей бродят громкие мысли, как было бы здорово, если бы Россия разделилась на много прекрасных стран типа Голландии (у некоторых ещё пример — Швейцария, но никто не говорит про Албанию), они не в состоянии понять, что и кино вашему тогда точно хана. Но пока живёшь на государственные деньги, можно и помечтать, не правда ли? Можно ещё помечтать о Голливуде, куда тебя заберут на голубом вертолёте, но много ли вас таких в Голливуде? Ноль без палочки.
Кстати, пример Верхувена с Хауэром тоже мало кому помог в Голландии — целое поколение 1980—2000-х возвращалось из Америки пачками, потому что так и не смогли пробиться. Кому в Америке нужен актёр по имени Антони Виллем Константин Гнеомар (Антони) Камерлинг? То-то и оно.
Зато сегодня всё кинопроизводство в Нидерландах производится при помощи государственного фонда кино, что позволяет хоть как-то присутствовать на собственных же экранах, где теперь примерно в год 30 местных фильмов, европейских — 70, а американских — 115. Сто пятнадцать. Так и запишем. При этом «свои» стабильно проваливаются в прокате. И это тенденция десятков лет.
Местные режиссёры во многом выходцы (и обратно ушедшие) из театральной среды. Тут большое количество государственных театров и небольших театральных групп — в них как раз и имеют более стабильную работу и режиссёры, и актёры страны. Это не может не накладывать отпечаток на характер кинематографа. Как по мне, так в лучшую сторону.
Прекрасный пример такого выходца — Алекс ван Вармердам, второй голландский режиссёр, который за всю историю местного кино номинировался на «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля (2013).
Первый театральный проект Алекса с друзьями назывался Hauser Orkater и функционировал с 1974 года. Там много внимания было уделено музыке — песни писал Алекс (текст), а музыку его брат Винсент ван Вармердам. Они даже сами выпускали альбомы (Op Avontuur, 1974), которые продавали исключительно на гастролях театра. В составе играл ещё один брат — Марк ван Вармердам. Почему я вдруг перечисляю всех родственников Кролика, как говорил А. Милн? Потому что, когда вы будете смотреть его фильмы, вас первым делом удивит количество ван Вармердамов в титрах.
Удивительно тесный семейный круг, занятый в творческом процессе и кинопроизводстве у этого режиссёра, — натуральная фишка. И что удивительно — она приносит свои плоды. И даже отражается на эстетике его картин.
Кстати, в 2005 году на мейджор-лейбле EMI вышел диск Hauser Orkater — Zie De Mannen Vallen. Их выступления были несколько похожи на то, что делали наши «Авиа»… Естественно, за счёт театра Антона Адасинского. Но в 1980-м Алекс уже организовал собственную (с братом Марком) театральную труппу De Mexicaanse Hond («Мексиканский пёс» — видимо, трибьют «Андалузскому псу»), и это вполне активный до сих пор театр. Как-то совершенно случайно я посмотрел их спектакль «Помилуй нас» (Wees ons Genadig) по сценарию Алекса в 2007 году, но я даже и не думал, что Вармердам — известный голландский кинорежиссёр. Не знать — не зазорно, стыдно не хотеть знать.
Собственно, в перерывах между фильмами — а они у него реально большие — он занимается театром и таким образом кормит своих актёров, которые снимаются у него практически во всех фильмах, примерно как у Аки Каурисмяки. Только Аки вписывает актёров в работу своих гастрономических предприятий, а Алекс — в театр.
Поначалу Вармердам снимал короткий метр, и это понятно: короткометражки и документальное кино в Голландии — более практичный вариант. Снявшись в качестве актёра в Adelbert (1977), он уверовал в силу кино и уже в 1978-м написал сценарий Entrée Brussels, основанный на выступлениях театра Hauser Orkater. Потом — местное телевидение. И в 1986-м — первый полнометражный фильм «Авель» (Abel).
По-моему, Вармердам предвосхитил всё, что случится в двухгодичный локдаун с европейской молодежью. Время действия — условные 50-е. Место — условные Нидерланды.
Главный герой, которого играет он сам, не выходит из дома, ни с кем не общается, живёт в каком-то вакууме с бесконечным контролем со стороны родителей, хотя ему уже 31 годик стукнул. Вот всё, что есть в этом фильме, — атмосфера какого-то кукольного существования, она так и останется характерной для всех его фильмов. Плюс немного фрейдизма. (Одна сцена, как мать вылизывает ему лицо на манер собаки, чего стоит.) Естественно, музыку к нему написал брат Винсент. Девушку из стриптиза играет Аннет Мальэрб, жена Вармердама, которая потом снимется практически во всех его фильмах.
В первой же картине он заявил ещё один личный принцип, который его также роднит с Каурисмяки, — это постоянный баланс между ужасным и комичным. Зритель катается на этих американских горках всю картину. При этом никаких нарочных «шуточек» и прочего комикования у него и в помине нет. Он просто рассказывает истории. «Я иногда не понимаю, почему народ в зале смеётся», — говорит сам режиссёр. Премьерный показ посетило более 300 тыс. зрителей, а денег на производство дал общественный вещатель VPRO — бывшее Либеральное протестантское радио.
Второй его фильм «Северяне» (De Noorderlingen, 1992) легко можно обозвать арт-хаусом (самый бессмысленный термин, столь распространённый в РФ, — в Германии, например, вместо него используют «национальное кино»). А можно назвать символом голландской жизни. Да чем угодно. На самом деле в 1990-м это был спектакль театра Вармердама. Он и выглядит как спектакль и выстроен точно так же. А декорации — городок из нескольких домов и одной улочки в дюнах на краю леса — именно театральные. Тут есть все типажи, герои, хор (обычно это молчаливые тётушки, толпой пялящиеся в чужие окна). Символический лес, где происходит половина местных трагедий. Обезумевший без секса мясник. Негр, сбежавший из человеческого зоопарка.
Жена в депрессии, ставшая официально святой. Мальчик с блэкфейсом, думающий только про то, как там сейчас в Африке поживает Лумумба. И, несмотря на количество трупов, это опять смешно. И очень живописно.
Продюсером картины выступил Дик Мас, режиссёр, который раньше снимал видео для местной группы Golden Earring, а потом получил «Оскар» за фильм «Характер» в 1998-м.
Удивительно, что на таком материале какой-нибудь российский режиссёр на государственные деньги снял бы чернуху, от которой повесились бы даже мухи на потолке.
А у Вармердама — какой-то покой и внутренний свет. Хотя, может быть, просто кто-то забыл выключить лампочку.
Фильм пытались протолкнуть на «Оскар», но его зарезали уже на стадии национальной номинации. А потом зарезали режиссёра Тео ван Гога, который снялся в этой картине.
Следующая картина у него вышла только в 1996-м — «Платье» (De Jurk). И по ней видно, как удивительно тонко Алекс составляет все детали своих повествований. По сути, это история платья от хлопковой коробочки до полного уничтожения, и оно, это платье, проходит через судьбы совершенно разных людей. Приём простой, но очень свежий.
При этом Вармердам утверждает, что, садясь за сценарий, он не представляет, куда вырулит повествование, и об этом у него есть ещё один смешной фильм — «Официант» (2006). Но выпускникам недельных курсов сценаристов в интернете со всеми этими «арками» это будет вряд ли понятно.
Все картины режиссёра — вневременные. Он умудряется сделать так, что любой его фильм не выглядит снятым когда-то десятилетия назад. Притом что кино — один из самых скоропортящихся продуктов.
«Маленький Тони» (Kleine Teun, 1998) показывали в Канне в секции «Особый взгляд». Но это опять жизненная история и, конечно, совершенно доведённая до крайности. И опять зал смеётся. Ну, потому что у режиссёра какая-то внутренняя мощная витальность, которая просто не даёт зрителю впасть в уныние.
«Новые сказки братьев Гримм» (Grimm, 2003) — это некое подобие road movie c вкраплениями вполне современных городских легенд. А начинается всё как у настоящих братьев Гримм: отец бросает детей в лесу, потому что не может их прокормить. А далее уже — путешествие в Испанию и ужасные приключения по дороге. По-моему, не самый лучший фильм Алекса, но за картины леса в традициях нидерландской живописи ему можно всё простить.
«Официант» (Ober, 2006) — прекрасный рассказ о природе писательского труда, но вот без вуди-алленовского нытья. Более того, это чистая фантасмагория — когда в повествование начинают вмешиваться герои повествования. Естественно, главную роль играет сам режиссёр. По поводу того, что он сам играет в своих фильмах, он обычно отвечает так: «Я не смог найти актёра на эту роль». И, несмотря на свою глубину, фильм опять смешной.
Вот что ни снимает Алекс — у него всё получается комедия.
В картине «Последние дни Эммы Бланк» (De laatste dagen van Emma Blank, 2009) режиссёр играет собаку. Ну или человека, которого заставили быть собакой. В этом фильме, который легко мог бы быть русской классической пьесой а-ля Антуан Чекхофф, все играют навязанные роли в ожидании наследства. И это тоже и смешно, и жалко, и страшновато. Но, скорее всего, вы будете опять смеяться почти всю картину.
Фильму иногда пытаются клеить лейбл «сюрреалистическое кино». Но оно ровно настолько сюрреалистическое, насколько сюрреально выглядит «Вишнёвый сад» или «Большая жратва» Марко Феррери.
«Боргман» (Borgman, 2013) — фильм, по которому Вармердама узнали даже обитатели смузечных и коворкингов. Тут режиссёр выходит на какой-то иной уровень — и по качеству кинематографии, и по мощи взбаламученного безумия. И да — к сожалению, тут смеяться особо не над чем. Сюжет нет смысла даже пересказывать не потому, что это будет спойлер. Просто тут необъяснимо всё, а стало быть, всё поддаётся максимально вольному прочтению. Фильм номинирован на «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском фестивале. Его выдвигали от Нидерландов на «Оскар», но фильм так и не был номинирован.
А вот со «Шнайдером против Бакса» (Schneider vs. Bax, 2015) режиссёр возвращается к самому себе в лучшие годы. Солнечная Голландия (уже смешно), все в белых штанах (чтобы более солнечно выглядело), кругом болота и каналы, и в них хорошо прятать трупы. Дуэль двух киллеров, растянутая на весь хронометраж, и, как всегда, — панорама голландской жизни и, может быть, даже общества. Одного из киллеров играет сам режиссёр. Ничего удивительного.
Пока мы ждём выхода его следующего фильма, который называется просто Nr. 10, хочется порадоваться, что есть ещё режиссёры, для которых нет границ и есть постоянство — признак мастерства.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.