Почему люди так и не нашли цветок папоротника рассказ по биологии

Любовь… Романтика… Обо всем этом в жизни человека каждый из нас знает хоть что-то. А вот как проявляется любовь в мире флоры, знают лишь единицы, например, ботаники. Да-да, в жизни растений тоже есть место любви и романтике. Вспомните замечательные строки из стихотворения «Цветы» Владимира Солодухина:

Для нас, людей, — любовь,

А для травы иль дерева — цветенье.

То, что для нас

Томление в присутствии любимой.

Волненье от ее улыбки, взгляда

(Ожог на сердце от ее улыбки!),

Бессонница, свиданье, поцелуи,

Тоска, желанье, грусть и ликованье,

То, что для нас почти что крылья птицы,

То, что для нас перерастает в слово

И в музыку,

То у травы — цветок!

Любовь у растений

Цветок – репродуктивный орган высших покрытосеменных растений. Да, если для человечества «любовь» — это чувство и даже что-то большее, то в мире флоры «любовь» — это процесс размножения. Часть этого процесса и есть цветенье. Любовные отношения растений долгое время оставались для людей тайной за семью печатями. Не все интересуются тонкостями размножения растений, а потому не может прочувствовать всей запутанности сюжета и восхититься этим природным феноменом, ну разве что полюбуется красотой цветка. Вкратце напомним вам, как происходит размножение в мире растений.

Браки явные и тайные

Если у людей браки заключаются на небесах или в привычных нам ЗАГСах, то у растений иначе. У высших наземных растений можно наблюдать как половое, так и бесполое размножение. В соответствии с воззрениями XVIII века единственным известным местом у растений, в котором возможен половой процесс («брак»), считался цветок. В те далекие времена такие растения называли «явнобрачными» к ним относили цветковые, голосеменные, цикадовые и гинкговые растения. Им противопоставлялись те, у которых место полового процесса («брака») было неизвестно, называли такие растения «тайнобрачными». К тайнобрачным относили папоротники, хвощи, плауны, селагинеллы, полушниковые, псилотовые и близкие к ним растения, а также мхи, водоросли, грибы и лишайники. Загадка их размножения поставила в тупик великого систематика Карла Линнея. Немыслимо. Сам Король ботаники, классифицировавший флору, фауну, человека и даже свою домашнюю посуду, не смог раскрыть тайну интимной жизни споровых растений и назвал их «тайнобрачными». Первым секрет тайнобрачных узнал… ботаник-дилетант Михаэль Лещик-Сумински в 1848 году, а доказал его правоту три года спустя продавец музыкальных инструментов Вильгельм Гофмейстер.

Сейчас система классификации растений по половым признакам растений, разработчиком которой был Карл Линней, не применяется.

Когда цветет папоротник?

Наиболее знакомые всем из клана тайнобрачных — это папоротники. Рассмотрим на примере папоротников размножение этой группы растений. Все мы, гуляя по лесу, любовались ажурными перистыми листьями. Если лист перевернуть, то с обратной стороны можно увидеть ряд черных «пятен». «А, знаю, знаю! – возможно, скажете вы. – Это семена!». Не угадали. Это не семена, хотя вы близки к истине – эти органы действительно имеют отношение к размножению папоротника. «Пятна» эти называются сорусы. Они представляют собой группы органов бесполого размножения папоротника – спорангиев.

Спорангии – это мешочки, в которых зреют споры, микроскопические клеточки с прочной оболочкой. Когда споры созревают, спорангии лопаются, и споры разлетаются. Но и на этом увлекательная история размножения папоротника не заканчивается. На самом деле из спор вырастает вовсе не привычное для нас растение, а маленькая пластиночка сердцевидной формы. Она настолько мала, что рассмотреть ее можно только в лупу. Эта пластинка называется заросток.

Заросток лишён корней, вместо них для прикрепления к почве он использует небольшие выросты – ризоиды, но при этом самостоятельно фотосинтезирует и совершенно независим. Таким образом, несмотря на всю непохожесть заростка на растение с листьями, он тоже папоротник.

Как вы помните, с помощью спор происходит бесполое размножение папоротника. А заросток – это фаза полового размножения папоротника, которая называется гаметофитом. Заросток живет недолго: он вырастает из спор осенью, зимует, а весной отмирает. На нижней стороне заростка развиваются мужские и женские половые клетки. Женские называются архегониями, а мужские — антеридиями. Если спорам для вызревания и разлетания по всему лесу нужна сухая погода, то заросток для прорастания и выполнения своей биологической функции, наоборот, нуждается в сырости. Причин влаголюбивости заростка несколько. Во-первых, он очень тоненький (состоит из всего одного слоя клеток) и поэтому быстро высыхает. А во-вторых, оплодотворение у папоротника происходит в капле воды.

В результате оплодотворения развивается зародыш. Сначала он растет за счет питательных веществ заростка. Потом заросток отмирает, а из зародыша вырастает хорошо знакомое нам растение с красивыми листьями. Оно представляет собой бесполую фазу цикла развития папоротника, называемое спорофитом.

Как мы видим, у папоротника имеется бесконечный цикл смены двух очень разных поколений: спорофит сменяется гаметофитом, затем обратно.

Тычинки и пестики

С тайнобрачными растениями теперь все понятно, а как же все обстоит у явнобрачных? Рассмотрим их «любовь» на примере цветковых. Многие из вас, наверное, уже догадались, что деревья, кустарники и травы — это всё спорофиты, которые производят споры.

Напомним, что органом полового размножения покрытосеменных растений является цветок. Цветок – это видоизмененный, укороченный, неразветвленный побег, предназначенный для образования спор, гамет и полового процесса, завершающегося образованием семян и плода. Половое размножение покрытосеменных растений связано с цветком, важнейшие части которого — тычинки и пестики. Чтобы завязался плод и развились семена, должно произойти оплодотворение, слияние двух половых клеток — гамет. У цветковых растений мужские гаметы (спермии) очень мелкие, женские (яйцеклетки) гораздо крупнее.

Для того чтобы произошло оплодотворение, необходимо, чтобы пыльца попала на рыльце пестика. Вот тут-то и возникают трудности романтических свиданий. В связи с тем, что у семенных растений гаметофиты разнополые и расположены в разных частях спорофита, а иногда и на разных спорофитах, да к тому же растения лишены способности перемещаться, у этих представителей зеленого царства возникла огромная проблема — как мужскому гаметофиту оплодотворить женский?

Семенные растения нашли оригинальный способ — перенести целиком мужской гаметофит, надежно защищенный оболочкой споры, к женскому, иными словами, осуществить опыление. Оказалось, это можно реализовать двумя путями. Различают два основных типа опыления: самоопыление и перекрёстное опыление. При самоопылении пыльца с тычинок попадает на рыльце пестика того же самого цветка. Так опыляются пшеница, рис, овёс, ячмень, горох, фасоль, хлопчатник. Потомство, образовавшееся в результате самоопыления, очень похоже на родительское растение. При перекрёстном опылении пыльца с тычинок цветка одного растения переносится на рыльце пестика цветка другого растения. При перекрёстном опылении передаются наследственные признаки как от отцовского, так и от материнского организма. Такое потомство более жизнеспособно. Для переноса пыльцы есть два пути: с использованием динамической среды обитания, то есть ветра и воды, либо с привлечением третьей стороны – животных, которые способны перемещаться. От выбора пути переноса пыльцы зависит и красочность репродуктивного органа – цветка. У ветроопыляемых растений цветки мелкие и невзрачные, собраны в соцветия, цветут зачастую до распускания листьев или пылят строго по часам, часто растут они скученно, дабы не рассеивать драгоценную пыльцу на большие расстояния. А вот у растений, опыляемых животными, цветки крупные, ярко окрашенные, с сильным запахом, у них много нектара и пыльцы – это все то, чем можно эффективно привлечь опылителей.

После того как пылинка тем или иным путем попала на рыльце пестика и прикрепилась к нему, оно набухает и прорастает в длинную, очень тонкую пыльцевую трубку, которая врастает в полость завязи. Две другие клетки — это спермии. Самостоятельно двигаться они не могут, поэтому погружаются внутрь удлиняющейся клетки, и та несет их в себе. Достигнув завязи с женским гаметофитом, один спермий сливается с яйцеклеткой, а второй с особой двуядерной клеткой. Таким образом, у цветковых растений при оплодотворении происходит два слияния: первый спермий сливается с яйцеклеткой, второй — с крупной центральной клеткой. Двойное оплодотворение характерно только для цветковых растений. Происходит оплодотворение, и образуется зигота, из которой формируется зародыш. Из зародыша затем развивается зрелое цветущее растение (спорофит). Вместе с окружающей защитной оболочкой он образует семя. Если сверху семя покрывают дополнительные структуры, получается плод.

Сложные механизмы и запутанные отношения

Таким образом, цикл смены двух поколений имеется у всех наземных высших растений, а репродуктивные (спорангии, шишки, пестики, тычинки) и половые (архегонии и антеридии) органы — это не одно и то же. Особо следует отметить, что мужским половым клеткам семенных растений для оплодотворения не нужна внешняя влажная среда — ведь они движутся внутри другой клетки. Такого механизма нет ни у каких наземных растений и животных, включая человека. Независимость мужских половых клеток от внешней влаги характеризует уровень приспособленности организма к наземной среде обитания. И в этом отношении семенные растения переплюнули всех.

Вот такие любовные отношения происходят в мире растений. Случаются и тайные, и явные «браки», и даже «любовные треугольники» с участием опылителей. При этом сюжетные линии отношений довольно сложные, часто очень запутанные, у каждого вида есть свои нюансы, но при этом такие яркие, динамичные и не лишены романтики и интриги.

Что такое вычислительная фотография

Не нужно быть профессионалом, чтобы понять: уместить в корпус относительно небольшого смартфона матрицу камеры, сопоставимую по размерам с теми, что используются во «взрослых» фотоаппаратах, физически невозможно. Если упростить донельзя, то именно от размера фотодатчика зависит, сколько света сможет захватить техника и, соответственно, насколько качественным выйдет финальная фотография.

Короче говоря, матрицы в смартфонах маленькие, оптика — весьма посредственная. Что делать? Решение решили искать в так называемой вычислительной фотографии — проще говоря, в цифровом преобразовании данных, поступающих с камеры смартфона.

В сети любят приводить высказывание профессора Стэндфордского университета Марка Левоя о том, чем же вычислительная фотография отличается от обычной. По его мнению, технология «сочетает в себе набор методов компьютерной визуализации, позволяющих получить фотографию, которую технически невозможно сделать на данную камеру традиционным способом».

Физику не обманешь? Можно постараться, если применить современные фотодатчики вместе с мощным процессором

При этом важно понимать: изобретения в области железа смартфонных камер все же происходят. Например, один из трендов последних нескольких лет — объединение миниатюрных по размерам пикселей в один увеличенный (технология Quad Bayer). Такой подход применяют, например, в Samsung (маркетинговое название иное, но суть та же) и Xiaomi, номинально используя фотодатчики с разрешением 108 Мп, но на практике получая кадры со стандартным итоговым разрешением 12 Мп. В 2022 году инсайдеры обещают камеры разрешением уже 200 Мп (правда, про увеличение размера матрицы не говорят).

У той же Apple (впрочем, как и у многих других производителей смартфонов) подход иной: компания продолжает применять «классические» светосильные фотодатчики на 12 Мп (если считать по количеству фотодиодов, то даже на 24 Мп — впрочем, это не до конца корректно) с технологией Dual Pixel для улучшения автофокусировки.

Но опять же в обоих случаях эти технологии вкупе с другими физическими улучшениями вроде оптической стабилизации или встраивания сенсора LiDAR для измерения глубины объектов необходимы скорее для адаптации и последующей постобработки смартфоном с использованием вычислительной фотографии.

За последнее отвечают в первую очередь процессоры смартфонов (вернее, SoC), в которых установлены специальные модули, необходимые только для обработки поступающей с камеры информации. Разница между смартфоном начального уровня и дорогим флагманом заключается не только в том, насколько качественно действуют эти алгоритмы постобработки, но и в том, как быстро.

Условно говоря, кадр на iPhone в портретном или ночном режиме съемки либо при «склеивании» фотографий в HDR совершается за миллисекунды (на самом деле девайс фотографирует еще до нажатия кнопки затвора и помещает данные в буфер обмена — пользователь об этом просто не догадывается), а устройство за $200 от китайского бренда — уже за несколько секунд, о чем владельца гаджета оповещают на экране, попутно прося держать телефон неподвижно.

Короче говоря, за возможности вычислительной фотографии отвечает чипсет. Цифровое размытие фона (как при фото-, так и при видеосъемке), обработка цвета (например, чтобы кожа на лице была естественного цвета), в том числе с расширенным динамическим диапазоном, ночная фотосъемка, электронная стабилизация (если оптической или тем более матричной в устройстве нет) для компенсации от тряски рук — вот неполный пул задач, за которые отвечает железо аппарата.

Что такое стекинг, почему это важно и зачем смартфону NPU-модуль

То, что за процесс обработки снимков отвечает чипсет смартфона, мы уже выяснили. Но какие программные особенности, обеспечивающиеся этим железом, применяются чаще всего? Подробно про все эти особенности можно почитать здесь, а в этом материале остановимся на основополагающих моментах. Один из них — так называемый стекинг, или «склеивание» нескольких фотографий с изменением их параметров.

Сам термин «стекинг» производители телефонов на презентациях особо не применяют, зато активно используют его визуализации. По факту с помощью подобного «склеивания» с изменением параметров одного из заранее сделанных кадров (экспозиции, фокуса) создается снимок, который невозможно было бы получить при фотографировании без стекинга.

Если объяснять проще, то еще до нажатия кнопки затвора, в момент включения самого приложения камеры телефон начинает делать фото и сохраняет некоторые из них в буфер. При нажатии на кнопку спуска смартфон как бы заглядывает в прошлое и выбирает кадры с лучшими элементами: из одного кадра берет тени, из другого — детализированные изображения объектов, из третьего — еще какие-то элементы.

Разные комбинации различных настроек позволяют адаптировать фотографии для нескольких сценариев. Самый очевидный — автоматический HDR-режим. Представьте, что вы фотографируете друзей на фоне неба солнечным днем. Без соединения нескольких фотографий на одном кадре были бы видны только лица, а на втором, наоборот, небо вышло бы естественного цвета, но люди оказались бы не видны.

Этот пример базируется на «склейке» всего двух кадров, но алгоритм более мудреный и способен соединять элементы десятков изображений (чем мощнее аппаратная составляющая девайса, тем незаметнее этот процесс для пользователя). Это условно подтверждает и Apple, показавшая в этом году функцию под названием «Фотографические стили». Если по-простому, это умные фильтры, которые через нейросеть анализируют снимок, чтобы затем изменить цвет и контрастность, сохранив при этом естественными небо и людей. Опять же без хитрого стекинга и нейросетей тут не обошлось.

Второй, еще более насущный пример — ночная съемка. Еще года три-четыре назад вообразить, что смартфоны научатся буквально по нажатию одной клавиши делать кадры при недостатке освещения настолько качественными, было нельзя. Но сегодня благодаря все той же «склейке» нескольких фотографий с разной экспозицией ночные кадры выглядит так, как будто их, сделав на фотоаппарат с полноценной матрицей, обработали в Lightroom. Правда, в процесс обработки такого снимка на телефоне, как правило, подключается нейросеть — она самостоятельно выбирает необходимые детали на каждом фото. За это как раз отвечает отдельный модуль (NPU) в SoC-устройствах.

Наконец, выделяется еще «склейка» по фокусу. Не вдаваясь в детали, с ее помощью можно изменять глубину резкости постфактум, уже на готовом снимке. Да, для определения этой глубины объектов в кадре могут применяться физические датчики вроде того же LiDAR в iPhone, но сам эффект боке создается программно. Причем производители научились делать подобное настолько хорошо, что теперь переходят к видео. То есть мощности современных смартфонов хватает, чтобы в реальном времени определять глубину кадра, изменяя ее как во время видеозаписи, так и на постобработке.

Так что, вычислительная фотография — своеобразная панацея?

Если отвечать коротко, то вряд ли (во всяком случае пока). В определенных сценариях добиваться эффекта, который достигается профессиональной фототехникой, смартфоны еще не научились.

Условно говоря, заснять с трибуны бегущего спортсмена без смазов на телефон с рук проблематично. И это с учетом того, что во флагманских моделях начинают появляться фотомодули, способные снимать с 10-кратным оптическим зумом. Оптическим — это значит не полностью программным. Да, автоматика будет помогать с деталями, но не более. Программное увеличение с апскейлингом (по сути, увеличением четкости границ объектов) также присутствует в некоторых смартфонах — производители заявляют о кратности приближения изображения в 50 или даже 100 раз.

Но по качеству такие фото пока получаются весьма сомнительными (на момент публикации материала). В сети также часто вспоминают ситуацию, которая приключилась с Huawei. Несколько лет назад производитель на одной из презентаций заявил, что на его флагманское устройство получится фотографировать Луну. По факту же выяснилось, что гаджет просто заимствовал картинку с небесным телом из базы данных и умело вставлял ее в фотографию, делавшуюся человеком.

Подобные примеры, когда вычислительная фотография подменяет реальные объекты в кадре, достаточно редки. Все же смартфоны скорее усредняют и автоматизируют весь процесс обработки снимков таким образом, как сделал бы это профессиональный фотограф в фоторедакторе, вытягивая тени, общую насыщенность цветов, тон кожи и другие параметры.

Наш канал в Telegram. Присоединяйтесь!

Есть о чем рассказать? Пишите в наш телеграм-бот. Это анонимно и быстро

Перепечатка текста и фотографий Onlíner без разрешения редакции запрещена. ng@onliner.by

Ленар Ахметов: «И если любая дорога в русской традиции — это прежде всего рассказ о человеке и его судьбе, то М7 — это еще и рассказ о судьбе больших и малых наций, их культуре и уникальности, их поисках, взлетах и поражениях»

«М7 — метафора евразийства»

— Ленар, на этой неделе в «БИЗОNе» открылась необычная выставка современного искусства под кодовым названием «М7 и новые кочевники», удивляющая буйством красок, форм, материалов и громких имен. Кто, как не вы, ее куратор и мотор, могли бы ответить: какова все- таки ее концепция?

— Для меня и, думаю, не только для меня М7 — это не просто дорога, это целая цепочка символов и знаков. Из Набережных Челнов в Казань, из Европы в Сибирь, из детства во взрослую жизнь. За всем этим мощнейшая история — и личная, полная эмоций и событий, и — если взглянуть пошире — история национальная, евразийская, российская. Путь, обочина, переход, стоянка, «обгон запрещен»… Помимо прямого значения все дорожные образы — точный аналог образов философских и метафизических.

Не так давно трассу М7 называли дорогой смерти: так много было здесь аварий из-за узкого дорожного полотна в ямах и рытвинах. Это тоже невозможно забыть, это навсегда в нашей памяти. Высокие скорости, великие реки, пыльные города. Узкие ручейки примыкающих дорог, ведущих к соседним деревням. Мешки кукурузных палочек, клюква и белые грибы, ведрами продающиеся на обочинах.

М7, как известно, — это основная федеральная трасса, соединяющая европейскую часть России и Сибирь, ключевой маршрут, проложенный через три области, три республики и семь рек, среди которых Волга, Ока, Кама и Белая. Развитие путей сообщения в восточном направлении идет с XII века, и эта дорога имеет вполне конкретную протяженность не только в пространстве, но и во времени: от Узбек-хана, декабристов и других ссыльных до многоуровневых развязок и заправок с кафе и стиральными машинами.

И если любая дорога в русской традиции — это прежде всего рассказ о человеке и его судьбе, то М7 — это еще и рассказ о судьбе больших и малых наций, их культуре и уникальности, их поисках, взлетах и поражениях. М7 — метафора евразийства, упорно пытающегося сохранить культурный и духовный код территории в водопаде мирового глобализма.

Поэтому в экспозиции нет пейзажей, летящих за автомобильным стеклом, нет запечатленных достопримечательностей и злобы дня. Художники исследуют культурные и исторические кейсы своих народов и их место в современном цивилизационном процессе. Обращаясь к национальным корням, мы пытаемся вспомнить ту методологию связи с природой и космосом, которой обладали наши предшественники, найти тот магический кристалл, что позволит сохранить духовные сокровища предков в жестком сугубо функциональном мире высоких скоростей и big data. И самое главное — увидеть будущее национальных культур в эпоху глобализации.

— А что это за будущее, на ваш взгляд? Вы прогнозируете расцвет национальных культур или их размытие и утрату в результате мировых интеграционных процессов, заданных извне тем и трендов?

— Прогнозы — это не моя специальность, но, безусловно, угрозу для национальных культур в мире глобализации невозможно не видеть. Вспомним хотя бы о том, что будущее, по прогнозу одного из идеологов «нового мирового порядка» Жака Аттали, принадлежит «новым кочевникам», для которых характерен полный разрыв с какой-либо территорией, нацией, семьей и культурой. Это грядущая мировая космополитичная элита, которая проводит жизнь в бесконечных путешествиях по всему миру, зарабатывая удаленной работой и нигде не задерживаясь подолгу. В этой новой социальной форме человек будет носить на себе и в себе все, что составит его социальное значение. «Магнитная карточка станет подлинным „протезом Я“ человека, открывающим ему доступ к универсальному рынку», где можно купить разного рода удовольствия точно так же, как искусственные органы и характеристики будущих детей.

Помимо новых кочевников в постмодернистском мире Аттали предвидит появление «бедных бродяг периферии», которые тщетно стремятся перейти от замедленного к ускоренному миру и ведут «жизнь живых мертвецов». Этот культурный каннибализм, по Аттали, в пределе создаст ситуацию, когда «сам человек превратится в кочевой предмет». «Со вставленными в него искусственными органами он станет и сам искусственным существом, которое можно будет купить или продать, как любой другой предмет или товар», — говорит Аттали.

Вдохновляет ли такой образ будущего? Наверное, на этот вопрос каждый должен ответить сам. Выставка «М7 и новые кочевники» — это коллективное размышление о взаимоотношениях разных наций и народов на перекрестке высокоскоростных магистралей и цивилизационных магнитных полей, о выборе своего пути в эпоху глобализма. 

«Выставка «М7 и новые кочевники» — это коллективное размышление о взаимоотношениях разных наций и народов на перекрестке высокоскоростных магистралей и цивилизационных магнитных полей»

«У каждого из 23 участников выставки свой художественный мир и своя борьба»

— Расскажите, пожалуйста, об участниках выставки. Что объединяет этих художников?

— Участниками выставки «М7 и новые кочевники» стали художники из больших и малых населенных пунктов, находящихся на этой трассе: Казани, Набережных Челнов, Уфы, Чебоксар и так далее.

У каждого из авторов выставки свой непростой творческий и исследовательский путь. Спектр художественных поисков очень разнообразен: от неопримитивизма и переосмысления религиозных и фольклорных образов до модернистских и постмодернистских течений, от минимализма до цифровых произведений. Многие из участников выставлялись за рубежом: в США, Канаде, Франции, Японии. Расих Ахметвалиев, например, несколько лет работал в Париже, сотрудничая с крупными галереями.

Татавангард представлен на выставке авторами, входящими в известные художественные объединения «Чингисхан» (Уфа) и «Тамга» (Набережные Челны). А известный чувашский художник Праски Витти раскрывает космогонию народа через детали национального костюма, где красные серебряные детали не просто украшают, но и защищают от болезней и бед, ибо злые духи, по народному поверью, боятся красного цвета и звона серебра. В свою очередь, поколение художников, рожденных в городах, в эпоху пластика и «цифры», создает искусство, свободное от традиционных материалов, но живущее на фундаменте богатого этнического опыта, познающее свои корни через городские музеи и тематические блоги. Они работают в видео-арте, с перформансами, но сохраняют тот же вектор развития.

— Насколько похожи работы участников выставки?

— Абсолютно разные. У каждого из 23 участников выставки свой художественный мир и своя борьба. Среди представленных на выставке художников татарского авангарда много тех, кто уже стал классиком. Например, Хамза Шарипов, основатель и лидер группы «Тамга». У него на выставке представлены очень стилизованные работы. Он окончил текстильный факультет академии Штиглица, и у него работы из ткани, склеенной в особой технике интарсия. Если раньше это делали на бумаге, то он — по ткани с отсылкой к раскопкам Пазырыкских курганов.

Хотелось бы рассказать о каждом участнике выставки, но, к сожалению, информации будет, наверное, слишком много для неподготовленного читателя. Однако на сайте галереи уже можно прочитать о каждом из художников.

Они очень разные, глаз не замыливается. Например, видишь орнаментальные яркие композиции Ильдара Гильманова и сразу понимаешь, что они татарские. Работы пестрые, сразу создают атмосферу праздника. А когда я смотрю на работы Рината Харисова, вспоминаю свое детство, бабушку и деревню, которая сейчас умирает. И невольно уже возвращаешься к истокам, когда все было хорошо, все были живы. В принципе, у Мадияра Хазиева тоже прослеживается эта тема.

Или Айрат Терегулов. Он копает уже больше в доисламскую сторону. В его работах чувствуется что-то первобытное. Наверное, это объединяет вообще всех людей. Инстинкты сидят просто в каждом. Работы Василя Ханнанова воспринимаются как инсталляция, потому что он к холсту пришивает старые аутентичные полотенца, и они становятся частью современного искусства.

Хотел бы особо отметить Зиннура Минахметова. У него представлены в экспозиции четыре листа, сделанные масляной пастелью. Это большие композиции 1×1,2 метра. Такие поля, в которых находятся совершенно гармоничные сочетания цветов, очень современны. Мы видим и архаичность, и сегодняшний день. Он просто невероятно сильный художник, мирового уровня, наверное, один из самых востребованных сегодня. Я считаю, что нам очень повезло, что он согласился участвовать. Из-за пандемии сейчас он забаррикадировался, и нам, к счастью, удалось его вырвать из берлоги.

Когда я стал думать о том, кто должен стать участниками выставки, и обсуждать это с художниками, начался такой дикий ажиотаж! Все говорили: «Давай вот этого возьмем, вот того подключим». И, по сути, на выставке сейчас представлены самые топовые имена, которые есть на сегодняшний день. Невозможно было отказаться, не включать этих художников.  

В итоге выставка «М7 и новые кочевники» разрослась до 83 работ, и это мы еще треть не уместили. Причем это такие самые-самые художники, известные, реализовавшиеся. Но, что интересно, они в таком составе никогда не выставлялись ни на одной площадке. Даже «Тамга» и «Чингисхан» — это две разные группы, которые не смешиваются. А тут мы увидим их на одной площадке. И рядом — цифровое искусство, ведь современные проблемы требуют современных решений. Это мы увидим в работах Нелли Акчуриной и Айдара Закирова.

Раньше художники пытались сохранить свою этническую идентичность материальными способами, а сейчас, в цифровую эпоху, художники пытаются сохранить себя в цифровом формате. Мне кажется, искусство перформанса и видео-арта сегодня как никогда актуально, потому что всю информацию мы получаем через интернет. И, думаю, вопрос сохранения своей идентичности стоит именно так: если мы сохраним себя в цифровом формате, то сохраним и в физическом. Сегодня такая ситуация.

«У меня вообще накопился колоссальный опыт в плане организаций выставок. Еще будучи студентом, знал многих выдающихся художников, изучал их»

«Мне не хотелось делать смешанный винегрет, а, наоборот, хотелось цельности»

— Ленар, вы известный художник, но здесь выступаете как куратор. Почему решили сменить амплуа? И будут ли на выставке ваши работы?

— У меня вообще накопился колоссальный опыт в плане организаций выставок. Еще будучи студентом, знал многих выдающихся художников, изучал их. Я окончил художественно-графический факультет пединститута в Набережных Челнах. И у нас было много искусствоведческой работы. Потом я делал групповые выставки молодых художников, будучи студентом, и свои персональные. Мне было интересно собирать единомышленников среди молодых. У нас проводился проект «Арт-Эволюция» в нулевых годах. Собирали авангардные работы. Это было противостояние классическому искусству, которое нам преподавали в институте, в очень жесткой форме. Случались и конфликты с преподавателями, разборки на открытиях выставок с педагогами. Это была такая яркая страница юности.

В дальнейшем я понял, что мне очень нравится делать такие проекты. Для меня равно интересны разные художники из разных городов. Сейчас жизнь предоставила мне возможность сделать такой проект — и я рад, что смог собрать вместе яркие работы авторов из разных творческих объединений, разных городов и разных поколений.

— По поводу ваших работ: будут ли они на выставке?

— Да, будут. От проекта «Дежавю» одна работа, «Мать», посвященная тюркской легенде о происхождении тюркских народов, «Карга боткасы». Первые две работы сделаны в технике татарского шамаиля. Точнее, я отталкивался от этой техники, но использовал немного другие методы рисования. В данный момент я выставляю именно эти работы. Хотя думал о другом проекте, но там акрил на холсте, а подобной техники на выставке будет много. Потому я решил не добавлять свои работы, чтобы экспозиция стала более разнообразной.

«На выставке в «БИЗОNе» мы тоже обязательно сыграем вместе со зрителями!»

— По какому принципу вы отбирали свои работы и работы художников?

— Как я уже говорил, мы провели тщательный отбор. Я в основном брал работы проектные. Мне не хотелось делать смешанный винегрет, а, наоборот, хотелось цельности, чтобы художник выставлял какой-то определенный проект. Такой был главный критерий. Ну и, конечно, особое внимание уделялось медиумам: у нас есть работы в технике батик, акрил, холст и масло, шариковая ручка, пастель. Также представлены скульптуры Аделя Халиуллина, арт-объекты Ильдара Гильманова. Я тоже отправил две. Первая — деревянная скульптура «Степная Мадонна». Я ее делал в Удмуртии на симпозиуме. Там у меня сам собой образовался проект, где я делаю деревянные объекты из собранной в заброшенных домах утвари. Я нашел корыто, добавил другие предметы, переработал, что-то поменял и сделал совершенно новый объект. Он похож на балбалы, только не каменный, а деревянный. Такая отсылка к архаичным памятникам тюркской истории. Я смешал в ней финно-угорский и тюркский дух. Оставил текстуру древесины, где-то затонировал, сохранил все трещины, дефекты.

Второй объект — «Тангыра» — создан в 2018 году. Мы тогда должны были сделать финно-угорский проект, связанный с музыкальным инструментами. И опять из бытовых доступных объектов я решил сделать предмет, из которого можно было бы извлечь звук. Мы обнаружили старые ступы. Их было много, разных размеров и форм. Нашли жерди. Почистили, обработали, собрали. Получился такой ударный инструмент. Сыграли на нем вместе с музыкантами и местными бабушками. Теперь этот объект — достопримечательность села Булай Увинского района. На ней уже много народу поиграло за эти годы, прямо видно много-много маленьких вмятин от ударов. На выставке в «БИЗОNе» мы тоже обязательно сыграем вместе со зрителями!

— Как давно появился видео-арт в Поволжье? Насколько этот жанр вообще заботит современных художников?

— Знаете, с видео-артом у нас вообще совершенно интересная ситуация. Во-первых, он у нас не шибко сильно развивался. Этот процесс наиболее развит у финно-угорских народов. У нас же даже споры были с художниками, моими друзьями. Я говорю: «Надо делать видео-арты». Они отвечают: «А зачем это надо? Это же кино». Потом я видел много вариаций, как пытаются сделать видео-арт, а он похож на рекламный ролик. Ну зачем тратить время, надо же монетизировать все, делать иррационально не стоит. В принципе, вот разница между тюрками и финно-уграми. В том, что мы рациональные, а финно-угры иррациональные. Они снимают ради того, чтобы снимать, и закладывают просто какие-то более тонкие аспекты видео, которые коммерчески никак не привлекательны. И несут совершенно другую нагрузку, больше культурной среды.

Глядя на удмуртов, наши художники стали перехватывать этот момент. Кстати, видео-арт Нелли Акчуриной был сделан в Удмуртии этим летом. Она нашла материал для него в старом доме, где раньше жили две бабушки. Они умерли, их дом закрыли. Но вещи бережно уложила и сохранила их соседка Таисия Леонидовна. Видео-арт основан на этих предметах, которые были там, в этом доме. Он очень трогательный, обращается к памяти этих двух бабушек, которых, наверное, все бы забыли, если бы Нелли просто не обратилась к ним с благодарностью за то, что они все сохранили.

«На этой выставке вы получите хороший солнечный заряд. Этого не было в концепции — это проявилось уже в процессе развески экспозиции»

— Если бы вас попросили охарактеризовать новую выставку двумя словами, вы бы сказали…

— Тепло и солнечно. Сейчас самое темное и холодное время года, когда все выглядит довольно депрессивно. А на этой выставке вы получите хороший солнечный заряд. Этого не было в концепции — это проявилось уже в процессе развески экспозиции. Наверное, это тот дар, который, несмотря ни на что, несет в себе искусство, связанное с культурным кодом нашей земли и нашей дороги.

— «Хороший солнечный заряд» — звучит удивительно позитивно на фоне ваших предыдущих пугающих размышлений вокруг идей Аттали, одного из современных конструкторов «нового дивного мира». Будем считать, что вопреки тревожным трендам современной цивилизации (которые мы особенно остро ощутили в эпоху ковида, «куаризации» и прочих новаций) именно современное искусство дает нам шанс и надежду.