Калмыцкая сказка про орла и ворона говорит о том, что лучше прожить короткую и яркую жизнь, чем длинную и скучную. Рассказывая эту сказку, Пугачев ассоциирует себя с орлом, но для Гринева в данном случае нет разницы между орлом и вороном, т. к. в его понимании убивать — это питаться мертвечиной.
В чем смысл сказки орел и ворон?
Сказка про орла и ворона рассказывается Пугачевым в конце 11 главы повести, во время очередной встречи «новоявленного царя» с Гриневым. … Смысл сказки заключается в том, что лучше прожить короткую, но яркую жизнь, чем долгую и скучную.
В чем видит Гринев смысл сказки рассказанной Пугачевым?
Рассказав Гринёву сказку об орле и вороне, Пугачёв выразил своё понимание смысла жизни. Ворон довольствуется мертвечиной и живёт на земле 300 лет. … Попробовав однажды питаться падалью, чтобы продлить свою жизнь, орёл решительно отказался от такого долголетия. Пугачёв сравнил себя с орлом.
Какую роль играет Калмыцкая сказка в Капитанской дочке?
Калмыцкая сказка является ключом к характеру Пугачева. Пугачев говорил, что «лучше один раз напиться живой крови, чем триста лет клевать мертвечину! «. … В сказке есть интересная символика: Орел — символ воли, свободы, гордая вольная птица, и в то же время, Орел — символ власти, царь птиц.
Что за сказку Пугачев рассказал Гриневу?
Емельян Пугачёв с чувством воодушевления рассказал Петру Гринёву сказку о разговоре двух птиц – орла и ворона. Орлу хотелось узнать, отчего век ворона на земле так долог – 300 лет, а ему отведено лишь 33 года. Ворон объяснил это тем, что орёл пьёт живую кровь, в то время как он довольствуется мертвечиной.
В чем смысл калмыцкой сказки для Пугачева?
В чём смысл калмыцкой сказки в повести «Капитанская дочка»? … Калмыцкая сказка про орла и ворона говорит о том, что лучше прожить короткую и яркую жизнь, чем длинную и скучную. Рассказывая эту сказку, Пугачев ассоциирует себя с орлом, но для Гринева в данном случае нет разницы между орлом и вороном, т. к.
Какой смысл имеет сказка Пугачева?
Калмыцкая сказка об орле и вороне, рассказанная Пугачевым Гриневу, имеет значение для понимания образа предводителя крестьянского восстания. Суть сказки в том, что орел предпочитает прожить меньше, но не питаться падалью. Пугачев под образом орла подразумевает себя.
Почему по мысли автора Пугачев помогает Гриневу?
После отказа Гринева служить Пугачеву,тот понял,что Гринев верен присяге,его убеждения не дали ему служить Пугачеву. и он оценил верность и неспособность его быть предателем. … Поэтому Пугачев и помогает Гриневу.
Почему Гринев отказался перейти на сторону Пугачева?
Когда оказалось, что Пугачев — его старый знакомый, Петр вел себя с честью и достоинством. Верный своему слову и долгу, Гринев отказался присягать новоявленному «государю». … Но Гринев предпочел бы честную смерть подлому существованию предателя. Так Петр выполнил завет отца: «Береги честь смолоду».
Кто из героев повести поступил так во время штурма крепости?
Как поступил Пугачев, узнав, что Петр скрыл происхождение Маши: А) разгневался и приказал высечь Гринева Б) рассердился и приказал казнить Машу В) приказал Маше выйти замуж за Швабрина Г) нахмурился, но сказал Гриневу: «Казнить – так казнить, миловать – так миловать.
Как ведет себя швабрин при вопросе Пугачева о сироте?
В крепости Пугачев выясняет, что Швабрин издевается над Машей, морит ее голодом. Пугачев «волею государя» освобождает девушку, хочет тут же обвенчать ее с Гриневым. Швабрин выдает, что она дочь капитана Миронова. Пугачев решает, что «казнить, так казнить, жаловать, так жаловать» и отпускает Гринева и Машу.
Какие реальные исторические лица действуют в повести А С Пушкина Капитанская дочка?
В сюжете романа участвуют исторические личности: предводитель восстания Емельян Пугачёв, его сподвижники Хлопуша и Белобородов, императрица Екатерина II. Благодаря незаурядному литературному таланту Пушкина, перед читателем, впервые, появился образ Пугачёва не «злодея», а обычного русского мужика.
Какие слова вынесены в качестве эпиграфа ко всей повести Пушкина Капитанская дочка?
В эпиграф своей повести «Капитанская дочка» А. С. Пушкин вынес русскую пословицу «Береги честь смолоду». … Это значит, что с детства Петру Гриневу показывали ценность чести, ее важность в жизни.
Когда Пугачев рассказал Гриневу калмыцкую сказку?
Калмыцкую сказку в повести «Капитанская дочка» рассказывает Гриневу Пугачев в 11 главе. В это время Пугачев с Гриневым едут в Белогорскую крепость, чтобы освободить их плена у Швабрина невесту Гринева Машу. Эта сказка об орле и вороне, о разнице в выборе жизненного пути.
Кто из героев Капитанской дочки А С Пушкина рассказывает калмыцкую сказку о вороне и орле?
Калмыцкую сказку в повести «Капитанская дочка» рассказывает Гриневу Пугачев в 11 главе. В это время Пугачев с Гриневым едут в Белогорскую крепость, чтобы освободить их плена у Швабрина невесту Гринева Машу. Эта сказка об орле и вороне, о разнице в выборе жизненного пути.
Кем был в молодости отец Петра Гринева?
Одни из центральных персонажей повести «Капитанская дочка» – родители Гринёва: отец Андрей Петрович, премьер-майор в отставке, в молодости служивший при графе Минихе (военачальнике, прославившемся в войнах с Турцией), и мама Авдотья Васильевна, дочь бедного дворянина. Симбирские помещики, владельцы 300 душ.
Как знаменитости ведут себя вне камер, чем Андрей Данилко отличается от Верки Сердючки, настоящий ли Олег Винник на сцене, где Оля Цибульская поцеловалась с Павлом Зибровым – обо всем этом и многом другом в интервью с Геннадием Витром, который известен как Gena Viter.
Не пропустите Интервью с Екатериной Кухар о «Танцах со звездами»: фаворит, прямые эфиры и новый сезон
Начало работы на телевидении и знакомство со звездами
В 2007 году вы начали работать на телевидении. Как вы можете описать тогдашнюю ситуацию в этой индустрии?
На телевидение я попал случайно. Никогда даже не мечтал о работе там. Одна из моих близких подруг предложила записать интервью с известными людьми, потому что контактировавший с артистами журналист заболел. Поскольку имею хорошую коммуникацию, дружу со многими, то согласился. Тогда думал, что это только на один раз. Но через две недели мне предложили постоянное место работы.
Конечно, ситуация в 2007 году отличалась от той, которая есть сейчас. Тогда я лично по-другому относился к телеиндустрии, не понимал, как работает этот бизнес. Для меня все было новым, был интерес, желание чего-то достигать, возможность общаться с большим количеством людей, меня стали узнавать на улице.
Геннадий Витер / Фото JetSetter.ua
С тех пор вы, вероятно, начали посещать разные события, где было много известных людей. С какими звездами шоу-бизнеса познакомились первыми?
Когда-то была юмористическая телепередача-сериал «Шоу долгоносиков». И я мечтал познакомиться с актерами оттуда. Так и вышло. Это дало толчок посещать театральные кружки, ходить на спектакли. Они привлекали меня к своим выступлениям.
А из звезд тогда мегапопулярной была Ирина Билык.
Каково было первое впечатление от встречи с Ириной и не было ли оно обманчивым?
Я никогда заочно не очаровываюсь людьми. Могу любить творчество, но не воспринимать человека как личность, потому что он не является для меня ориентиром, идолом.
Ирина покорила меня простотой, искренностью, умением начать разговор и поддержать его. Между нами не было отношений: она – звезда, а я – никто, только чему-то учусь. Наверное, это одна из немногих артисток, которая умеет создавать вокруг себя уютную атмосферу. Она всегда интересуется не только творчеством собеседника, но и его жизнью вне сцены. И это очень важно.
Людям всегда интересно узнавать закулисье отношений между известными людьми, какие они в кругу друзей, знакомых, коллег. Какая атмосфера царит на светских событиях?
Украинский шоу-бизнес – это «террариум», где существует большое количество «тарантулов», «кобр», «анаконд», где каждый готов друг друга укусить, ранить. Я же не строю отношений, которые подобны на эти.
Общаюсь только с теми людьми, с которыми мы дышим одним воздухом, с которыми действительно приятно разговаривать. У нас нет соревнования кто круче. Для меня – это семья, к которой могу отнести Андрея Данилко, Олега Винника, Олю Полякову, Диму Монатика, Сергея Танчинца. С этими людьми мне комфортно разговаривать, между нами нет понятия статусности. Для меня это не звезды, а люди, которым интересна моя жизнь. Никогда никому не поклонялся. К примеру, не понимаю, почему поклонение должно быть перед президентом. Да, его нужно ценить, уважать, ведь выбрали всенародно. Это тот человек, который должен вести страну вперед. Но у меня точно никогда не будут дрожать руки во время встречи нашего гаранта. Так же у меня нет ощущения волнения, когда рядом артист. Я общался с большим количеством мировых звезд, среди которых Мадонна, Леди Гага. И никогда не было ощущения, что они ко мне относятся неправильно. Это такие же люди, как мы. Все одинаковые.
Геннадий Витер / Фото пресс-службы артиста
К примеру, Оля Полякова очень импульсивная и, глядя на нее, могут возникать разные эмоции. Но для меня это друг, с которым легко говорить на разные темы. Но, зная характер Оли, всегда нужно быть готовым к ее жестким шуткам. Однако на это точно не нужно обижаться.
Между артистами часто возникают скандалы, которые активно обсуждаются в сети. Как вы относитесь к публичным выяснениям отношений между коллегами?
Это естественная составляющая шоу-бизнеса. Презентовать какую-то песню – мало. Все равно нужно показывать отношения с родными, друзьями. Это тот мир, в который аудитория хочет погрузиться. В моей жизни есть правило: всегда открыто говорить о конфликте, если он есть.
Отделяете ли творчество артистов от их человеческих качеств?
Есть артисты, творчество которых мне нравится, но как люди не импонируют. Но это не значит, что в дальнейшем я не буду воспринимать музыку, которую они представляют. Умею разделять личное и эмоциональное.
Геннадий Витер на съемках фильма / Фото пресс-службы артиста
Где в большинстве своем начинаются товарищеские отношения между знаменитостями? Может, это публичные мероприятия, концерты, ТВ-шоу, соцсети?
Каждому из нас что-нибудь нужно. И именно это наверняка является моделью поведения и умением находить общий язык, договариваться. Самое главное, чтобы не было конфликтных ситуаций или каких-либо моментов, за которые может быть стыдно. Следует говорить обо всем сразу честно, глядя в глаза.
Бывают ситуации, когда делаете что-нибудь в коллаборации, человек обещает одно, а через некоторое время без предупреждения меняет планы. Это неприятно, но такова жизнь и это определенная закалка. Лично я делаю вывод, что с человеком нельзя начинать деловые отношения.
Репутация – очень тяжелая вещь. Сначала вы работаете на нее, а потом она на вас. Я всегда стараюсь, чтобы все действия и поведение не приносили дискомфорт людям рядом.
Дружба с Винником, Данилко и Поляковой
С кем из известных людей находитесь в близких отношениях?
Есть три человека, которые на все события моментально реагируют. Мы следим за жизнью друг друга: Олег Винник, Оля Полякова и Андрей Данилко. Они всегда рядом. Не просто коллеги, это друзья, семья. Понимаю, что могу позвонить им в любой момент. Они тоже. И мы будем слышать друг друга не только в рабочих вопросах, но и личных.
Олег Винник любимец миллионов женщин, собирает аншлаги на концертах. А какой Олег в кругу друзей?
На сцене он настоящий, такой, как и в жизни. Но вне сцены с ним можно поговорить на очень личные темы. Конечно, эту информацию я не буду распространять, поскольку Олег хочет оставить ее в тайне. Чтобы обнародовать все, нужно обладать очень предательскими чертами. Мы все прекрасно понимаем, что чем больше успех человека, тем больше интереса к нему. Но есть что-то слишком личное и родное, что можно рассказать только самым близким.
Геннадий Витер и Олег Винник / Фото из инстаграма артиста
Олег очень простой, искренний, всегда всем интересуется. На все события в моей жизни очень быстро реагирует. Для меня не проблема сорваться ночью и приехать к Олегу, чтобы обсудить какую-нибудь тему, потому что для него это важно. То же он сделает и для меня. Есть черты, которые делают артиста настоящим. Этим людям хочется верить, у них нет фальши, поэтому они и становятся любимцами миллионов. Не играют, а живут. Олег живет сценой, на сцене очень любит людей, для которых творит.
Какая история, связанная с Винником, вам запомнилась больше всего?
Год назад я приехал к Олегу в гости. Мы тогда обсуждали общие планы и мне позвонила по телефону мама. Я сказал: «Мамочка, извини, не могу сейчас говорить, позже перезвоню». И услышал от Олега: «Стоп». Он взял трубку и разговаривал с моей мамой. Когда диалог закончился, я еще минут пять просто сидел и молча смотрел на него. Будь он бездушным человеком, то он бы просто отмахнулся и сказал: «Да, конечно, позвонишь маме позже». Для меня это определенный показатель умения дружить, быть настоящим и честным.
Вот такие моменты запоминаются больше всего. И когда совсем недавно мама ушла из жизни, Олег первым написал мне.
Также дружите с Андреем Данилко. Какие основные отличия существуют между Данилко и Веркой Сердючкой?
Для меня Андрей – уникальный человек. Без проблем могу зайти к нему в гримерную. Мы часто созваниваемся, постоянно переписываемся, обсуждаем какие-нибудь вещи. Но когда захожу в гримерку и вижу Верку Сердючку, нахожусь в ступоре. Для меня это любимица всего мира, тот образ, который очень люблю, который помогает мне в трудные моменты улыбнуться. Это две совершенно разные планеты: с Андреем могу говорить обо всем, что угодно, а перед Сердючкой – закрывается рот.
И это мастерство Андрея, который на самом деле является великим артистом. Похоже, что это единственный человек, к которому я должен заходить со стуком, перед которым это чувство ступора. Это тот персонаж, который влюбил в себя практически весь мир.
Геннадий Витер и кукла в виде Верки Сердючки / Фото пресс-службы артиста
Шоу-бизнес и личная жизнь
Вы, Олег и Андрей одни из тех знаменитостей, которые держат личную жизнь как можно дальше от посторонних глаз. Почему вы себе выбрали такую позицию?
Потому что это очень интимное. В меня могут лететь любые камни, меня могут унижать, оскорблять, выражать свое мнение. И даже если мне что-то не нравится, все равно буду слушать. Но самое ценное, что у меня есть – это семья, мой дом. Мне хочется оберегать самых родных, потому что они все воспринимают очень близко к сердцу. Если я понимаю, что некоторые моменты являются лишь пиаром, не стоит учитывать их, то самые родные будут волноваться. Максимально оберегаю их от этого. Для меня важно, чтобы они улыбались, поэтому не хочу показывать их общественности. Обо мне могут говорить что угодно, но семья – это тот мир, который не хочу ни с кем делить.
Понимаю, что многих интересуют личные темы, но я отвечаю только так, как могу. Чтобы свое сберечь.
Геннадий Витер на сцене / Фото пресс-службы артиста
По-вашему, почему некоторые известные люди наоборот активно рассказывают о личной жизни?
Может быть, не хватает всплесков в творчестве. Когда есть какие-то неудачи, вероятно, любая творческая личность готова на максимум для того, чтобы привлечь внимание аудитории. Артистам это важно. Для меня тоже, но стараюсь находить другие варианты. В такие моменты большую роль играет команда звезды, которая управляет и понимает, что необходимо показать аудитории. Конечно, когда уже ничего не осталось и нечем удивить, проще все рассказать о семье.
Но я скорее буду днем и ночью упорно работать, искать песни, придумывать коллаборации, инфоприводы и сам за это буду отвечать, чем привлекать самое ценное. Родные любят, оберегают, делают для меня все. А над работой буду думать с командой.
Клип, в котором снялись звезды украинской сцены
В сентябре этого года вы представили новую видеоработу на песню «Больше 30». В ней снялись многие коллеги, вместе с которыми вы были в составе звездной сотни на шоу «Співають всі!». Идея этого видео появилась именно на этом проекте?
Песню я написал еще весной. Но никак не мог найти идею для клипа. Любая видеоработа должна быть частью жизни артиста, иначе выйдет сказка, у которой не всегда положительный финал.
Когда на «Співають всі!» посмотрел на коллег, понял, что у нас прекрасный шоу-бизнес, есть люди, с которыми можно пообщаться на разные темы, объединить их. Говорят, что шоу-бизнес – это одна большая кровать. Я с командой решили «затащить» этих людей в «кровать». Тем более в шутку говорят, что за мою помощь надо со мной переспать. Вот и звездам и пришлось сделать это в клипе. На съемочную площадку приехали Павел Зибров, Оля Цибульская, Анастасия Приходько, Владимир Остапчук, Наталья Могилевская, Анна Тринчер, Мила Кузнецова.
Геннадий Витер на съемках клипа / Фото пресс-службы артиста
Главный смысл этой работы – ко всему относиться с иронией. Когда человеку 18 – 20 лет, он только делает первые шаги во взрослой жизни, кажется, что после 30 все закончится. Но на самом деле до 30 лет можно получить образование, построить семью, дом, путешествовать. И уже после этого возраста будто открывается дыхание и приходит осознание того, что теперь можно наслаждаться этой жизнью. Самое главное, чтобы людям вокруг тоже было комфортно.
К сожалению, в мире много токсичных людей. Я стараюсь избегать и исключать их из круга общения. Жизнь прекрасна только тогда, когда можно улыбнуться любому, даже незнакомому, человеку. Надо научиться делать добрые дела не потому, что это нужно кому-то, а потому, что это может помочь другому человеку воплотить в жизнь какую-то мечту. Необходимо помнить, что улыбка способна осчастливить других. Мир прекрасен и ему помогают существовать улыбкой, любовью, открытой душой.
Да, шоу-бизнес – это одна большая кровать и у каждого свои роли, но при правильном сочетании этих ролей и определенной гармонии он может превратиться в настоящую семью.
Gena Viter – «Больше 30»: смотрите видео онлайн
Из-за насыщенных рабочих графиков артистов трудно собрать вместе. Как вам удалось это сделать?
Они не знали, что будет происходить. У меня репутация человека, которому доверяют. Никогда не заставлю делать кого-то то, на что сам не подписался бы. Сначала их отношение было скептическим, не знали, что делать, но потом расслабились и даже реализовывали собственные идеи.
Анастасия Приходько, которая никогда не танцевала, станцевала в моем клипе. Очень этого стыдилась и боялась. А Оля Цибульская поцеловалась с Павлом Зибровым.
Самым трудным и важным моментом была премьера клипа. Я очень волновался, но в итоге все остались довольны. Никто не выглядел плохо. Круто, когда друзья и коллеги могут отрываться вместе со мной. Я всегда откликаюсь на их просьбы и для меня было важно то, что они поступили так же. Не потому, что нам друг от друга что-нибудь нужно. Просто лучше этот мир делают люди, которые умеют слушать и помогать друг другу.
Сколько времени длились съемки и были ли какие-то проблемы во время них?
Съемки продолжались 16-17 часов. Конечно, не обошлось без инцидентов. Коллеги решили бросить меня в бассейн. Перед тем я спрашивал режиссера, глубокий ли он, и он заверил, что по шею. Меня бросили с высоты и, как оказалось, глубина бассейна была даже не по пояс. Тогда очень сильно ударился копчиком и, к сожалению, все услышали мои нецензурные высказывания. Но через 15 минут мы продолжили съемку. Как говорится: «Жизнь продолжается и шоу должно продолжаться».
В подписи к клипу вы поблагодарили всех, кто стал его частью, назвав этих артистов «друзьями». По Вашему мнению, дружба в шоу-бизнесе существует?
Если дружба настоящая, то она не оборвется. Другу можно простить все. Да и настоящий друг не будет обижаться, не будет злиться, а позвонит по телефону и выяснит, что произошло. Прервать общение, не имея какого-либо объяснения ситуации, – самое глупое в мире.
Геннадий Витер с Приходько и Остапчуком / Фото пресс-службы артиста
В шоу-бизнесе каждый «сражается» за свою аудиторию, стремится «вырвать» ее. Но это должна быть здоровая конкуренция. Нет смысла уничтожать коллег, потому что аудитория сама выбирает, чьему творчеству отдавать предпочтение. Надо просто работать.
Когда я общаюсь с коллегами, то слышу логические мысли, которые точно не звучат так: «Я ничего не буду говорить, потому что ты станешь суперзвездой, а я не получу своего слушателя». Мы искренне радуемся победам. Мы можем прийти друг к другу на концерт, подарить цветы, поздравить с премьерой, позвонить просто так. В этом и есть дружеские отношения. Это очень важно. К сожалению, не все на такое способны. Но мне везет. Думаю, дружба в шоу-бизнесе таки существует, несмотря на то, что это та среда, где каждый готов укусить.
Премьерный показ долгожданного национального спектакля «Золотая колыбель горных духов» прошел в Хакасском национальном театре кукол «Сказка» им. Л.Г. Устинова 20 декабря.
Как уже писало 19rus.info, «Сказка» стала победителем Всероссийского конкурса по поддержке современной драматургии в 2021 году и выиграла грант 1,5 млн рублей на создание постановки.
Таким образом стало возможным воплотить прекрасную историю писателя и музыканта Алисы Кызласовой в форме кукольного спектакля. Режиссером-постановщиком выступил артист Хакасского драматического театра имени А.М. Топанова Максим Султреков.
Прежде чем дойти до читателя и зрителя, легенда обретала разную форму и символику: пересказывалась как проза и как поэтическое сказание, формулировалась в форме пьесы или тахпаха. А теперь в Год хакасского героического эпоса предстала как ожившее озарение, свидетелями которого стали и корреспонденты информагентства.
«Сказку» всегда отличает особая атмосфера, в которую погружаешься уже с порога, попадая в здание театра. Оказавшись же в зрительном зале при первых звуках музыки, понимаешь, что стал участником мистерии. Кстати, музыкальное сопровождение к спектаклю «Золотая колыбель горных духов» создали два композитора Тамара Чустеева и Игорь Окольников.
Этническая мелодия стала тем самым связующим звеном для самобытной и яркой картинки. Над ней поработали, как художники-бутафоры, декораторы, так и осветители. Вообще, говоря, о едином полотне постановки, стоит отметить и потрясающую работу художника по костюмам.
В результате в камерной, уютной обстановке театра разворачивается рукотворное волшебство. Дышит небо, движутся камни, греет огонь, солнечный диск движется над землей, и кажется, еще чуть-чуть и из-за кулис выбежит какой-нибудь древний бычок, запахнет свежеприготовленной пищей, а на крыльях ветра принесется тягучий плотный аромат чабреца и полыни.
— От Ине, языками пламени согрей мое жилище, сорокозубая Хыс Ине красными языками пламени убери все темное. Красным пламенем горевший красный огонь не сокращай мои дни жизни. Синим пламенем горевший синий огонь пусть укрепляет грудь моего ребенка. Пламенем горящий искрящий огонь задавливай плохое.
Оставшиеся потомки мои пусть здоровыми растут. Пусть горит жизнь в их очах! Пришедшее поколение пусть придерживается традиций. Пусть дух моего ребенка будет крепким. Хурай! Хурай! Укрепляю дух дитя своего. Поклоняюсь От Ине…, — говорит герой сказания, погружая зрителя в мистический транс.
Оторваться от зрелища невозможно, следуя за приключениями главного героя, которому предстоит договориться с духами не только о своем благополучном будущем, но и получить от них добро для всех последующих поколений.
Создатели постановки преследуют, казалось бы, трудно осуществимые задачи: примирить человека с самим собой, устроить мир во всем мире, найти и заслужить любовь, сохранить окружающую среду. Сразу несколько сюжетных линий предлагают зрителю заняться не самой легкой душевной работой. Как выясняется позже в разговоре с режиссером-постановщиком Максимом Султрековым, для него этот спектакль стал своего рода испытанием:
— Это моя первая такая большая постановка, соответственно, был сложный материал. Сложность была как режиссеру донести до зрителя, до актеров и через актеров импульс. Это же этническая тема и нужно было добиться понимания, чтобы артист понял ее, пропустил через себя и донес ее до зрителя.
Воистину Год хакасского эпоса потребовал от артистов и режиссера определенного героизма и мужества, чтобы в итоге получилась красивая эпическая работа. Этот спектакль еще и дань уважения таланту Алисы Кызласовой, которая на протяжении многих лет в образе Белой Волчицы открывала в столице Хакасии Международный эколого-этнический фестиваль театров кукол Чир Чайаан. Культурное событие, которое стало визитной карточкой региона, единственным и неповторимым праздником, имеющим в своей основе идеологию — говорить об этносе и экологии человеческой души.
Чир Чайаан получил грантовую поддержку
Вот почему эпическое сказание Кызласовой как нельзя кстати подходит и для фестивальной программы Чир Чайаана, и становится логической точкой в уходящем 2021 году, ставшим Годом хакасского героического эпоса.
— По произведению Алисы Кызласовой очень четко прописывается, что героизм — это жертва. Старик со старухой остались на закате жизни одни, они перестали верить во все, перестали преклоняться богам. И на закате жизни им дают ребенка. Происходит микровозрождение через ребенка, они перерождаются в духовном плане. В благодарность им дают новое поколение. В начале спектакля у них нет ничего, ни земли, ни детей, а в конце их одаривают. Он уже с землей, с верой и с потомством, — рассказал Максим Султреков.
Казалось бы прописные истины — беречь природу, сохранять душевную чистоту, моральный облик, в этой истории не читаются столь явно, не навязываются зрителю суровым ментором. В форме сказочного представления грехи человеческие, будь-то оторванность от корней, пренебрежительное отношение к родной земле, находят отклик в совести, которую удается разбудить с помощью художественного высказывания.
Московский критик поработала над национальной премьерой в театре «Сказка»
— В этой постановке у меня крик души. Утратилась вера хакасского народа и через это произведение хочется возрождения традиций. Поэтому я больше акцентировался на какие-то традиционные вещи: кормление огня, разрезание пут, поклонение.
Если брать более масштабно, то это произведение имеет отношение к каждому народу. Сейчас у нас век интернета, все обитают в интернете. Хочется сказать, ребята, оглянитесь, посмотрите, что на улице есть небо, солнце, земля. Уважайте ее и цените, — поделился мыслями режиссер-постановщик.
Камни с нанесенной на поверхность микросхемой и фигурками животных будто вторят словам режиссера. Кстати, можно только догадываться в чем смысл этих немых свидетелей на сцене, кроме красоты. Но кажется, что покрытые позолотой камни — это карта мира, отражение нашей матрицы, в которой все взаимосвязано.
— Как говорил мальчик, душа человека — в дереве. Срубишь молодое дерево — умрет твой ребенок, уничтожишь тайгу — умрет все твое потомство, — подытожил Максим Султреков.
«Золотая колыбель горных духов» получилась очень эмоциональной и выразительной философской работой. Она как самое известное полотно Поля Гогена «Откуда мы пришли? Кто мы? Куда мы идем?» отвечает не только на вопросы художника, но и всего человечества. И что не мало важно, она заставляет человека остановиться и задуматься, что он оставит после себя.
Режиссер из Петербурга о казанской «Тени» с песнями БГ, декодировании сказок и смысле жизни
Недавняя премьера по знаменитой пьесе Евгения Шварца «Тень», случившаяся в зеркальном репетиционном зале Казанского ТЮЗа, стала едва ли не самым ярким событием конца календарного года в театральной жизни столицы РТ. Спектакль известного петербургского режиссера Петра Шерешевского вырос из эскиза, представленного на лаборатории «125» по случаю 125-летия со дня рождения уроженца Казани Шварца. В интервью «БИЗНЕС Online» Шерешевский рассказал о том, как перед самой премьерой добавил актерам в текст слова «диссидент» и «либерал», почему постановка любого спектакля — это не конечная цель, а процесс и есть ли у него желание возглавить театр в Татарстане.
Петр Шерешевский: «Конечно, я бы мечтал о большом своем театре в Москве или Петербурге, но пока я счастлив и тем, что есть»
Фото: пресс-служба Казанского ТЮЗа
«Я не должен был приезжать на премьеру, но почему-то у меня сердце было не на месте»
— Петр, не опасались ли браться за Шварца, тем более за «Тень» — пьесу, которая вместе с «Драконом» и «Голым королем» есть не что иное, как острый политический памфлет? По нынешним временам это смело само по себе.
— Я думаю, мы живем в таком обществе, в котором необходимо говорить о каких-то острых вещах. Слава богу, театр — ниша, где это пока возможно и, надеюсь, будет продолжать быть возможным. Это первое. Во-вторых, то острое политическое звучание, вы не поверите, возникло буквально за час до премьеры.
Петр Юрьевич Шерешевский — режиссер театра и кино, драматург.
Родился в 1972 году в Ленинграде.
В 1996 году окончил Санкт-Петербургскую академию театрального искусства по кафедре режиссуры (мастерская профессора И.Б. Малочевской). В
1997–1999 — режиссер в театре им. Комиссаржевской (Санкт-Петербург).
В 2004 году стажировался в студии при национальном театре Лондона.
2010–2011 — главный режиссер Новокузнецкого драматического театра.
2014–2016 — главный режиссер Государственного русского драматического театра Удмуртии (Ижевск).
С 2015 года — главный режиссер Камерного театра Малыщицкого (Санкт-Петербург).
Поставил более 50 спектаклей в разных городах России.
Лауреат Высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит», неоднократный номинант высшей театральной премии России «Золотая маска».
— Каким образом?
— То есть спектакль был… Мы уже выступили на лаборатории, потом сыграли на сдаче спектакля за неделю до премьерного показа. Сейчас я даже не должен был приезжать на премьеру, но почему-то у меня сердце было не на месте, думаю: «Как это — первая премьера в моей жизни более чем из 50, на которой меня не будет?» Как-то это странно. Поэтому я написал Радиону (Букаеву — главному режиссеру Казанского ТЮЗа — прим. ред.), тот договорился с директором, они с радостью меня пригласили, спасибо им. Я выкроил этот день, прилетел, и мы днем делали прогон.
Спектакль был практически таким же, мы дописали буквально 2–3 фразы и чуть-чуть сменили акценты. Все было точно так же, но ни пришей ни пристегни оказалась вся эта история с министром из Шварца. Непонятно, при чем это все здесь. Потому что история только о любви и поиске человека.
— Вы добавили актерам в текст слова «диссидент» и «либерал»?
— Да, мы их добавили, сделали главного героя уволенным с работы. Буквально за час до спектакля мы это сделали — и как бы возникло другое звучание, хотя, конечно, для меня это прежде всего спектакль о любви, взаимоотношениях человека со своим взрослением, фобиях, страхах любви.
Все-таки это главное. Просто мы живем в социальном мире и как бы рассказывать в безвоздушном пространстве данную историю невозможно, точно так же как и у Шварца это сказка о любви. Притом, что она вроде бы погружена в какие-то сказочные такие социальные реалии, все равно это сказка о любви, чем и цепляет…
Из сказки это пришлось вытаскивать, потому что в сказке-то просто добро и зло, но все-таки это части одной личности и то, что главный враг себя — это ты сам. Да, и разговор с самим собой разных частей одного и того же человека — мне кажется, это тоже очень живая и сегодняшняя тема.
— Знаю, вы изначально говорили, что этот спектакль для вас — очень личная история. И всю премьеру я пытался понять, что могло быть источником этого вдохновения. Сначала показалось, что это история большой юношеской любви, закончившейся печально. Потом вспомнил, что вам на следующий год должно исполниться 50 лет и вы грустите и рефлексируете по этому поводу. Наконец, в финале уже думалось о судьбах либерально мыслящих людей, которым в современной России остаются только пьяные разговоры на кухне. Что-нибудь из этого верно?
— Все. Из этого верно все. Конечно, мы опираемся на свой жизненный опыт, но искусство — это все-таки не исповедь, а перерабатывание каких-то жизненных впечатлений в живые истории, но все-таки это конструкции. То есть я не могу сказать, что у меня в юности была страшно триггерящая история и я поэтому отказался от любви, хотя, может быть, где-то это и близко. Но вы совершенно правильно формулируете: это история того, как человек, пережив очень болезненную любовь, сказал себе, что больше в эту сторону не пойдет никогда, потому что не хочет испытывать боль, а хочет быть защищенным. С одной стороны, это как бы попытка сохранения трезвого ума и душевного комфорта, с другой — его самого это приводит к ощущению полной душевной выхолощенности и пустоты. В основном история об этом. Конечно, все остальные темы, которые вы называете, тоже присутствуют, но уже как обертон.
— Но разве это не обычная история взросления человека, желающего действительно уйти от какой-то излишней боли в отношениях и становящегося менее чувствительным? Мы все через это проходим…
— В общем, да, это история взросления, но не совсем естественного, потому что человек создал себе некую мозговую схему, он придумал себе некий символ веры, который будет защищать его от болей в жизни. Именно об этом разговор. То есть понятно, что человек с возрастом становится спокойнее… Хотя черт его знает, по-разному бывает. Но это разговор именно о фрустрирующих моментах, заставляющих человека делать себе самому лоботомию, и о том, как с этой лоботомией потом этот человек живет.
«Конечно, мы опираемся на свой жизненный опыт, но искусство — это все-таки не исповедь, а перерабатывание каких-то впечатлений жизненных в живые истории, но все-таки это конструкции»
Фото: пресс-служба Казанского ТЮЗа
«Шварц — прекрасный драматург, с ним интересно»
— Что для вас Евгений Шварц в этом спектакле?
— Известно, что Шварц очень тяготился своей ролью сказочника, все хотел писать что-то всерьез. И понятно, что роль сказочника — это им сознательно выбранная такая внутренняя эмиграция от тоталитарного государства, попытка найти себе нишу, в которой он может быть искренним, в которой он может не врать, но как бы спрятавшись за эту сказочную форму. Самое интересное и самое прекрасное в пьесах Шварца — это именно то, что ты чувствуешь под ними какую-то глубину личностного, прожитого материала, болезненного человеческого отношения к миру, к стране, к, собственно, очень личным темам. Потому что личные темы для него, мне кажется, все-таки главные. И интересно именно декодировать его, то бишь из этих сказок вынимать то, собственно, что являлось вдохновляющим. И вот этот опыт декодирования превращает сказку уже во что-то иное.
— То, что знаменитый писатель родился в Казани, как-то влияло на процесс вашей работы?
— На процесс никак, но это влияло на то, что лаборатория «125» в принципе возникла. Ну понятно, что Радион сочинил ее именно потому, что исполнилось 125 лет со дня рождения, именно потому, что Шварц родился в Казани. Он прекрасный драматург, с ним интересно. Это уже второй Шварц в моей режиссерской жизни. До этого я делал «Обыкновенное чудо». И там тоже занимался, собственно, тем же самым опытом какого-то декодирования. Это очень любопытно — с ним взаимодействовать.
— Весь спектакль у вас звучат Борис Гребенщиков и «Аквариум». Что это, некая непреходящая ценность? Или соображение о том, что вчера было лучше, чем сегодня, поэтому и звучат именно старые вещи?
— Это скорее такая попытка задания маркера времени, потому что «Аквариум» существует в очень разных качествах в спектакле. А когда мы делали эскиз, там была только одна песня, финальная, «Поезд в огне»… Ну как раз о том, что вы говорите,— мы всё продолжаем петь одну и ту же песню, которую написали 20 лет назад, о том, что мы прорвемся, будем свободными, а свободы никакой и не наступает, мы на кухне всё орем эту песню, которая уже бородатая.
А потом я стал искать какие-то маркеры времени и понял, что «Аквариум» очень хорошо его маркирует, потому что, когда ты включаешь песни 90-х для ощущения именно той эпохи, они задают очень точно время. И действительно, у меня, как человека, прожившего 90-е, при виде этого всего срабатывает какая-то щемящая ностальгия.
— Вы режиссер с большим опытом. После премьеры уже понятно, какая судьба ждет казанскую «Тень»?
— Это зависит от энергии театра. Это не зависит… То есть, конечно, зависит от спектакля. Он мне нравится. Мне кажется, очень живые артисты. Думаю, возникла очень живая история. Полагаю, есть просто большие артисты в этом спектакле, а хороши все.
— Назовете имена больших артистов?
— Ну тогда остальные будут думать, что они не большие… Я всеми очень доволен. А дальше судьба зависит уже от энергии театра: поехали на какой-то фестиваль или не поехали, договорились на какие-то гастроли или не договорились и так далее. Как бы это непредсказуемые вещи.
Бывают театры, которые в этом активны, — и тогда у спектакля получается какая-то более шумная судьба. Бывают менее активные — тогда судьба потише. Но, в общем, на самом деле, надеюсь, что спектакль будет здесь идти достаточно регулярно, и это меня уже очень радует. Потому что Казань — это не Серов: да, здесь есть зритель, есть с кем разговаривать.
— Не возникало ли мыслей перенести спектакль после лаборатории из зеркального репетиционного зала ТЮЗа на основную сцену?
— Нет. Просто когда что-то рождается в конкретной какой-то ситуации, не хочется это ломать, потому что, я думаю, тогда надо было сочинять совсем другой, новый спектакль, и на подобное у меня просто не было времени.
— Фотографии со спектакля возбудили отдельных наших читателей, которые писали гневные комментарии. Как по мне, так красота женского тела передана очень нежно и трепетно, и строго говоря, ничего не видно сверх дозволенного. Как актрисы ТЮЗа, с которыми вы работали, отреагировали на вашу режиссерскую идею?
— Во-первых, это издание сознательно спровоцировало шум, сделав обложкой публикации фотографию, на которой спит полуобнаженная девушка. И центр композиции — ее попа. Это фотография со спектакля, но фотография случайная. Так легла, иначе говоря, повернулась, сползла простыня… Этот момент даже не попадает в зону внимания зрителей. Я, по большому счету, ничего против такой провокации не имею. Понятно, что задача медиа — вызывать сильные эмоции своих читателей. Но люди, пишущие возмущенные комментарии, — это не театральные зрители. Они, может быть, в театре-то были последний раз в прошлом тысячелетии. Это такие специальные ханжи-тролли, блюстители скреп, сидящие у своих компьютеров и ищущие, по какому поводу бы крикнуть: «Ату!» И издание сознательно подкинуло им повод, угля в топку. Ответственность за этот шум лежит на издании, а не на спектакле.
Если же отвечать по сути, то я считаю очень важным в сегодняшнем театре работать с телесностью. Мы люди, мы тела и души, мы любим, и это связано с нашей сексуальностью. Невозможно рассказывать о душе, минуя тело. И актеры — живые сегодняшние люди — прекрасно это понимают и чувствуют.
Они понимают, что их тело — такой же актерский инструмент, как голос. Что суть исследования — это исследование души человеческой. И ничего стыдного нет в человеческом теле. Оно прекрасно.
«Я понимаю, что это какой-то очень ценный спектакль, «Иваново детство», который в ТЮЗе возник»
Фото: пресс-служба Казанского ТЮЗа
«Если ты это делаешь в городе, где практически не живут люди…»
— В целом какое у вас впечатление от Казанского ТЮЗа? В Казани он считается театром с непростой судьбой, зданием, требующим реконструкции, репертуаром, тоже вызывавшим в прошлые годы вопросы.
— Я-то видел театр на лаборатории, по сути дела. И лаборатория была очень удачной. Те артисты, с которыми я встретился, прекрасны. Две другие работы на «125» — режиссеров Мити Егорова и Артема Устинова — мне очень понравились. Мне показалось, что они сильные и осмысленные. А артисты в них, соответственно, выглядели сильными и осмысленными. Поэтому у меня было очень приятное ощущение. Кроме того, у вас спектакль опять же в этом году выдвинут на «Золотую маску» — это тоже дорогого стоит. Я понимаю, что это какой-то очень ценный спектакль, «Иваново детство», который в ТЮЗе возник. Радион у вас появился — человек с большой энергией двигать и развивать театр. Так что у меня ощущение какого-то очень живого и интересного процесса, который здесь может происходить.
— По городам, в которых вы ставили, можно изучать российскую географию. Есть ли в нашей провинции этот самый живой и интересный театральный процесс?
— Ну как?.. Ты всюду приезжаешь и всюду, в общем, практически встречаешь живых изголодавшихся по интересной работе артистов, поэтому, когда я что-то делаю, мне интересно всюду. Другой вопрос, если ты это делаешь в городе, где практически не живут люди, то возникает сильная фрустрация на тему того, что ты сделал и для чего это теперь… Ты понимаешь, что на премьере сидят 50 процентов его потенциальных зрителей, а дальше спектакль станет играться раз в два месяца и будет сидеть 10 процентов зрителей… И для кого вообще в этом городе? Я как раз не о Серове говорю. Когда я ставил, хоть это малюсенький город (по-моему, 70 тысяч жителей), там они как раз в тот момент очень активно этим занимались и как-то сумели даже из этого странного города к себе привлечь внимание. Но очень часто бывает, что ты, получив удовольствие, с растерянностью и печалью смотришь на то, как дальше спектакль будет жить. Но живое происходит всюду, интересное — тоже.
— Вы были главным режиссером в драмтеатрах в Новокузнецке и Ижевске, но не очень долго. Мешали личные причины?
— Это каждый раз были какие-то дурацкие стечения обстоятельств. Я и там и тут готов был оставаться… Не могу сказать, что всю жизнь, но лет пять как минимум.
— Директор хотел, чтобы вы были при театре постоянно?
— Ну да, из серии того, что ты должен постоянно быть здесь, а если… Сначала все говорили: «О, ура! Полгода ты здесь, полгода ты не здесь — нормально». А через полгода начинали говорить: «О-о-о, а кто же будет присматривать за труппой?» А потом какие-нибудь люди начинали говорить: «А вот в нашей деревне такие серьезные репертуары, зачем нам это нужно?!» Я начинал ломать репертуарную политику театра в сторону более серьезного, более сложного театра. И на этом… возникали не то что конфликты, но такая ситуация, когда проще разойтись и продолжить дружбу, чем устраивать войну. Потому что свет клином не сошелся ни на Новокузнецке, ни на Ижевске. Но и в том и другом театре после того, как я уже уходил из главных режиссеров, в Новокузнецке затем я спектаклей 10, наверное, поставил, в Ижевске — тоже штуки четыре. С Новокузнецком у меня до сих пор любовь и дружба, с Ижевском — к сожалению, поменьше. Жизнь меняется, что-то течет. Это такие были, как сказать, конфликты или не конфликты, но на уровне «главный режиссер — директор».
— От вас Рэя Куни и Нила Саймона ждали?
— Ну практически.
— И у вас они есть в режиссерской биографии, пусть и давно.
— К сожалению… Да, это происходило давно, и это было таким, как сказать… Нет работы, тебе говорят: «Приедешь ставить Нила Саймона». Работать хочется — ты едешь ставить Нила Саймона. Понятно, что зарекаться ни от чего нельзя вообще в этой жизни.
У меня случилась очень смешная история: меня, по-моему, в 2000-м звал Александр Прокопьевич Кулябин (директор новосибирского театра «Красный факел» — прим. ред.) к себе главным режиссером. Я говорил: «С удовольствием, с удовольствием». Мы поехали к нему на дачу, я ему рассказал, что у нас не будет никакого Рэя Куни, у нас не будет никаких вот этих дурацких комедий, он покивал-покивал-покивал, потом приехал в Питер, сказал: «Тут вот мне надо комедию поставить, вот здесь какой-то режиссер». Не буду сейчас фамилию называть. Мы сидели и смотрели его петербургский спектакль. Кулябин говорил: «Как это может быть?! Почему у нас, в Питере, такие спектакли идут?! Ужас какой! Ну ладно, мне комедию поставить». В общем, этот режиссер стал его главным режиссером на несколько лет вместо меня, а я буквально через два месяца поехал ставить Рэя Куни в Одессу, потому что никакой другой работы не было. Так что зарекаться ни от чего невозможно, то есть лучше не произносить этого, но, конечно, в эту сторону ходить не очень интересно.
«Вообще в чем смысл жизни нашей? Чтобы от точки А (рождения) до точки Б (смерти) каким-то образом растить свою душу. Что будет дальше, неведомо»
Фото: пресс-служба Казанского ТЮЗа
«Я не работаю для публики, а просто занимаюсь познанием через театр»
— Вы в своих интервью говорите, что работаете для, условно, интеллектуальной театральной публики, составляющей, допустим, 5–10 процентов от всех зрителей. Это принципиально важно?
— Да. Только я не работаю для публики, а просто занимаюсь познанием через театр. Это такой разговор уже о смысле жизни, но давайте коротенько расскажу, что я об этом думаю.
Вообще в чем смысл жизни нашей? Чтобы от точки А (рождения) до точки Б (смерти) каким-то образом растить свою душу. Что будет дальше, неведомо. У меня есть какие-то там предположения, у других людей они другие. Я верю в реинкарнацию, кто-то в нее не верит, кто-то верит в то, что мы белковые тела, кто-то верит, что мы попадаем в рай и ад и так далее. Но в любом случае для меня очевидно, если ты растишь свою душу, то на следующем этапе, каким бы он ни был, начинаешь с чуть более высокой ступеньки. И в этом, собственно, и есть смысл нашего делания. И искусство — один из тех тренажеров, которые позволяют тебе это с собой делать. Спектакль — это вовсе побочный продукт. Но этот побочный продукт вырастает как гриб из грибницы. Другое дело, что данный побочный продукт нужно сделать идеальным для того, чтобы этот тренажер работал, иначе это бессмысленно, с одной стороны. С другой — этот побочный продукт является пусковым механизмом для кого-то другого, для того чтобы пустить какую-то цепочку размышлений и работы над своей душой. То есть в этом всем есть смысл, но, по сути дела, спектакль — это не цель, а процесс.
— Вы главный режиссер негосударственного театра, камерного театра Малыщицкого в Петербурге. Как живется негосударственным театрам, особенно в период пандемии? Приходится ли выживать?
— А никак это не связано с последними годами. Я люблю наш театр, пытаюсь выстраивать какую-то там репертуарную политику живого осмысленного театрального места в Питере. Думаю, что зал на 90 мест в центре Петербурга может заполняться до отказа и на самые сложные названия, и на самую сложную драматургию, режиссуру и так далее. И как бы есть возможность заниматься искусством. Но сложность заключается в том, что нам удается получать всякие гранты на то, чтобы мы могли делать спектакли, сам я зарабатываю деньги, работая в больших государственных театрах…
— То есть ваша работа в камерном театре Малыщицкого — это своего рода волонтерство?
— Ну да, да. Но проблема в том, что артисты наши находятся в нищенском состоянии, и изменить это никак не получается. И вот это моя главная головная боль… Люди приходят туда, потому что понимают: здесь интересно, здесь искусство, живой театр, проводят там 3–4–5 лет. Но затем понимают, что перспектив нет никаких, то есть я стану заниматься живым театром, а деньги должен буду зарабатывать по-прежнему неизвестно где и неизвестно как. И, пока у меня нет семьи, я еще могу себе это позволить. Как только появляются семья и дети, все это становится в разы сложнее. И происходит, в общем, такое выгорание. То есть я там 7 лет, по-моему, или 8 главный режиссер — и, по сути дела, сменилось уже три поколения. Ну как бы хорошие артисты, которые пенсионеры, остаются, а вот все, что молодое, работает по 3–4 года, а потом кто-то остается в спектаклях старых, но уже не принимает участия в новых, кто-то просто уходит, и приходится делать вводы… То есть вот это ощущение бесперспективности с точки зрения социальной очень давит… Даже бесперспективности не с точки зрения меня, а с точки зрения команды, которую мы там пытаемся собрать, это тяжелая ситуация в данном смысле.
— Вы несколько лет назад в интервью говорили, что не нужны родному Петербургу как режиссер. Получается, с тех пор что-то поменялось?
— У меня есть свой театр, слава богу, но приглашений за последние 10 лет просто не было. Но вот сейчас у меня будет, тьфу-тьфу-тьфу: мы договорились с двумя государственными театрами, я буду ставить там весной и осенью два спектакля.
У нас в этом смысле консервативно закрытый город. К сожалению, в очень многих театрах проще позвать своего артиста, чтобы он поставил что-нибудь, а потом этот артист как-то постепенно дорастает до режиссера, чем развернуться, покрутить головой и посмотреть, какие режиссеры ходят по Санкт-Петербургу.
— Хорошие петербургские режиссеры постоянно жалуются на театральные порядки в городе. Одновременно в Северной столице полно таких полубесхозных государственных театров, которые делают непонятно какие спектакли и непонятно для кого.
— Нет, они все «хозные». В том-то и дело, что всюду сидит какой-нибудь человек. И такие люди достаточно симпатичны, но они абсолютно сидят… Почему-то в провинции у театров есть амбиции куда-то прорваться и чего-то там достичь, а в Петербурге практически у каждого театра вроде есть амбиции, но не на уровне «мы позовем режиссера, создадим что-то», а на уровне «у нас все хорошо». Нам бы дали «Маску», вот нам, которые здесь сидят. Было бы очень хорошо. Но для этого что-то делать, куда-то двигаться и как-то меняться мы вообще не готовы от слова «совсем» — ну по моим ощущениям. И действительно, это такой путь стагнации.
«Я счастлив тем, что есть, потому что у меня работа интересная, и она есть»
Фото: пресс-служба Казанского ТЮЗа
«Челны — это не Казань»
— Я уже напомнил о вашем возрасте. Не устали ли в без малого 50 лет колесить по городам и весям?
— Конечно, я бы мечтал о большом своем театре в Москве или Петербурге, но пока я счастлив и тем, что есть. Понятно, что мечты всегда есть. Наверное, если ты получаешь большой театр в Москве или Петербурге, то начинаешь мечтать о том, чтобы снимать кино в Голливуде. Я условно говорю. То есть пути для роста всегда есть… социального. Я счастлив тем, что есть, потому что у меня работа интересная и она есть. Я не могу выкроить свободное время под ничто, потому что все время занят. Ну конечно, хотелось бы большего, да, и есть ощущение, что лучшие годы идут, идут, идут. Но надеюсь, что еще лет 15 у меня есть сильных, активных.
— Театр в регионе больше нет желания возглавить?
— Театр в регионе… Если Новосибирск или Екатеринбург, даже Казань, наверное, я бы всерьез это рассматривал. Совсем в регионе уже не очень хочется, потому что я понимаю, когда ты берешь театр, туда нужно очень всерьез вкладываться. То есть это понятно, что ты перестаешь ездить, а свой театр в Петербурге я бросать не хочу. По сути дела, у тебя остается одна постановка в год где-то еще, кроме своего театра одного и своего другого. И тогда ты хотя бы должен понимать, что этот театр имеет зрителя и обратную связь. Это важно.
— Можете назвать три своих спектакля, которые сейчас идут в российских театрах, на которые вы бы позвали зрителей?
— Мне сложно с этим, потому что я все люблю, честно говоря, но просто могу последние назвать. Вот последние две работы: выпустил в Южно-Сахалинске «Атиллу» Замятина, в новосибирском «Красном факеле» — «Тайм-аут» Марины Крапивиной. «Тайм-аут» на «Маску» попал тоже — мы радуемся. «Атилла», мне кажется, тоже очень для меня важная, энергичная и сложная работа получилась.
Еще похвастаюсь, раз уж даю интервью: мы на «Маску» попали и с камерным театром Малыщицкого впервые, что тоже нас очень радует. Может, как-то это немножко изменит нашу судьбу — уж не знаю, каким образом… И для театра это тоже способ роста, попали с пьесой Аси Волошиной «Дания тюрьма».
Я в Пскове люблю спектакли свои: и «Село Степанчиково», и «Ревизор». Что там еще за последнее время было?.. Я просто могу перечислять последние работы.
— Может, если получить наконец «Маску», а вы номинировались уже много раз, режиссерская судьба несколько изменится?
— Не знаю. Но, если получить «Маску», наверное, предложений станет больше.
— Нет ли в ближайших планах постановок в Татарстане? В Казани или, например, в Челнах, где вы делали два спектакля с «Мастеровыми».
— В ближайших планах нет. Меня Армандо Диамантэ (директор театра «Мастеровые» — прим. ред.) сейчас звал главным режиссером в «Мастеровые», но я как раз отказался. Все-таки Челны — это не Казань, не Новосибирск и не Екатеринбург.
А.Плющев― Добрый вечер! У микрофона — Александр Плющев. Это программа «Особое мнение». Я бы хотел начать с анонса, но это будет продиктовано вопросом. Сначала поздороваюсь, конечно, с главным героем и гостем нашей программы Александром Прохановым. Добрый вечер, Александр Андреевич!
А.Проханов― Здравствуйте!
А.Плющев― Анонс заключается в том, что после нас с вами не хоть потом, а в 20 часов в программе «В круге Света» будет тема рассматриваться: «Церковные школы: назад в будущее?» Такой вопрос задают авторы программы. И в гостях будут — доктор психологических наук Александр Асмолов и священник писатель Андрей Кураев, а также уполномоченный по правам ребенка в Московской области Ксения Мишонова.
И, конечно, это, так или иначе, связано со взрывом в Серпухове. И он поставил вопрос о религиозных школах, возможно, издевательствах там. Естественно, сразу эти версии появились. Как, по-вашему, то, что там случилось, — это то, что могло произойти везде или среда, где это случилось, тоже имеет значение?
А.Проханов― Во-первых, это уже происходит везде. Все, что сейчас нас ужасает в связи с помповыми ружьями, приносимым в школу, ножами, которые режут учителей и товарищей, это стало субкультурой, вот что ужасно. Этому нет, может быть, реального психологического объяснения. Это поток. А с субкультурами практически невозможно бороться. Субкультуры — это то, что не поддается истреблению. Ибо если из него вырывается тот или иной лидер, на его место встает другой. Это сетевое явление.
И вот явление — приносить с собою оружие и палить по обидчиками, учителям или просто по людям-мишеням, оно стало почти нормой. Я не знаю этой статистики, но есть, наверное, резонансные дела раза два в год, помимо этого есть тихие, закрытые, неафишируемые преступления молодых людей в школах, колледжах, в университетах.
Поэтому, мне кажется, что это явление надо вписать в категорию субкультуры и исследовать его на этом уровне. В данном случае саму эту субкультуру надо понять, как она образовалась, возможно ли ее остановить, чем она подпитывается, не является ли она началом чего-то другого, более угрожающего и страшного, что охватит не только молодых людей, но и взрослых людей. Не является, может быть, прелюдией какого-нибудь терроризма, какого-нибудь нового народовольчества.
А.Проханов: Я вам скажу, что русофобия на Украине — это фактор государственной политики
Потому что посмотрите, семинарии в России, они были источником революционизма. Иосиф Виссарионович Сталин окончил семинарию.
А.Плющев― Так себе связь, скажем.
А.Проханов― Не так себе связь, а ого-го какая связь! А Белинский?..
А.Плющев― Они не все гимназии заканчивали, знаете ли. Или некоторые университеты.
А.Проханов― Университеты. Но все, так или иначе, заканчивали семинарии. Это все семинарские революционеры, это бурсаки. Удивительно, что в те царские достославные времена семинарии были источником революционных настроений. Вот что это, почему? Конечно, это может быть связано с тем, в то время церковь стала гаснуть, она стала угасать. В семинариях царил дух затхлости, печали. И молодая поросль, молодая энергетика требовала других откровений, другого восстания после этой догматики унылой. Может быть, теперь то же самое происходит?
Хотя мой опыт — я несколько бывал в православных гимназиях, это очень интересные места, — там работают, как правило, подвижники. И батюшки и учителя — это подвижники, светлые люди, одержимые, может быть, идеей спасения молодых людей.
Поэтому этот случай, с одной стороны, ужасен сам по себе, с другой стороны, интересен, что является частью субкультуры и побуждает нас изучать субкультуры. Во-вторых, действительно, посмотреть, что семинарии, в данном случае наша, и православные гимназии могут быть источником не просто вольнодумства, а радикализма социального.
А.Плющев― Интересно, что вы говорите — субкультура, но не называете субкультура чего. Обычно говорят — субкультура, и дальше следует какое-нибудь название. Я подумал, какое название. Но обычно здесь применяют два слова явно пока чужеродных для русского языка. Это «шутинг» и «колумбайн». А какое бы вы дали определение этой субкультуре одним словом или, может быть, словосочетанием?
А.Проханов― Я бы назвал эту субкультуру: «Головуотрываем». Это желание оторвать голову всему, вообще всему человечеству. Сейчас мне пришла мысль о субкультуре. Моргенштерн, например. Рэпер, который вывелся, которого хотят срезать, прижать, потому что он слишком экстравагантен. Он вообще сам по себе интересен. Но он явление субкультуры, потому что рэп — это, действительно, молодежное, много лет сохраняющееся молодежное поветрие, в недрах которого молодые люди чувствуют себя веселыми, счастливыми, у них общества, они друг друга узнают по притоптыванию. Это, в общем, своеобразные знаки. И бороться с субкультурой невозможно. Невозможно же было бороться с субкультурой Цоя, «Мы требуем перемен!» Это культура оказались сильнее и преследования и всевозможных вызовов на допросы в госбезопасность. Поэтому субкультура, она сильнее, чем силовые средства воздействия на нее.
А.Проханов: Православные гимназии могут быть источником не просто вольнодумства, а радикализма социального
Как власти гасить вредную для нее субкультуру.
А.Плющев― Только возглавить, мне кажется.
А.Проханов― Возможно. Потому что, скажем, пример Че Гевары удивительный. Это же верх революционизма, верх радикализма. Что с ними сделали? Что с Че Геварой сделала буржуазная культура? Она обволокла его, она обняла его. Она стала печатать этого человека в берете на майках на потных, на женских и на мужских. Стала именем Че Гевара называть бары, может быть, универсальные магазины. Она опошлила, обезопасила его. Но не думаю, что это уничтожило Че Гевару. Это просто создало еще один вид субкультуры.
А с субкультурой-то как бороться? Че Гевара не был субкультурой. Че Гевара был звездой, он был одиночка, он был восхитителен. Субкультура сожрала. А как с субкультурой бороться? — вот вопрос.
С субкультурой, может быть, можно бороться таким образом, если бы в недрах субкультуры возникло восстание против этой субкультуры. Если бы возник какой-то лидер, какая-то душа, новый стиль, новая форма произведений, еще более радикальная, чем субкультура. Тогда бы субкультура распалась. Одна часть потянулась бы за этим новым явлением. Другая, оскудев, стала вырождаться, погасла. Но это мой домысел.
А.Плющев― А зачем делает с ней бороться, Александр Андреевич? Вот вы то что показали,что буржуазное общество. Оно обнимает и превращает в мерч, и извлекает из этого деньги. Может быть, не самое душевное занятие, но тем не менее. Что делает авторитарное гс? Оно пытается уничтожить. В результате оно может быть уничтожено само, как нам показал опыт Советского Союза 30-летие развала которого мы тут в разных смыслах отмечаем.
А.Проханов― Вы знаете, были «Красные бригады»…
А.Плющев― Это террористическая организация.
А.Проханов― Это своеобразная террористическая субкультура, которая родилась как раз в недрах сытого буржуазного западного общества. Потому что западное общество НРЗБ провоцирует революционеров. Восстание против буржуазности, восстание против этой усредненности, сытости, против потребление. Этот бунт, это восстание, оно может произойти.
Я, кстати, думаю, что может быть, уродливые явления сегодняшнего западного мира, с моей точки зрения — господство геев, превознесение всевозможных половых сексуальных уродств, странное гендерство — это тоже связано со слишком филистерским характером этого общества. Это общество устало от усредненности, от сытости, от спокойствия. От благополучия. Оно хочет быть взорвано, оно взрывает себя само. Поэтому не всякая субкультура подавляется тоталитаризмом. Вовсе нет.
Скажем, в Советском Союзе, там не было такого слова «субкультура», но там были молодежные движения, скажем «Ворошиловские стрелки» или ОСАВИАХИМ. Все молодые люди хотели пойти в летчики вслед за Чкаловым.
А.Плющев― Но подождите, что значит, движения. Это была вполне себе государственная политика. Это была часть государственной политики. И, более того, вы еще ДОСААФ назовите, собственно, преемник ОСАВИАХИМа. Более того, оно были во многом принудительными, людей загоняли туда. Разве можно загнать в субкультуру?
А.Проханов― Субкультуры зарождаются не обязательно как протестные культуры. По всей видимости, есть фабрики субкультур. Потому что мы видим, что субкультуры фабрикуются. Что такое интернет современный? Это фабрика субкультур. По всей видимости, есть мастера, есть портные, которые шьют одежды для новых субкультур? Где это зарождается? Где этот микроб, какой-то штамм, который развивается в какую-то эпидемию субкультурную?
А.Проханов: Когда рушился Советского Союза, я переживал реликтовый ужас, ломался хребет русской истории
А.Плющев― Чайный гриб еще хорошо. Где этот чайный гриб?..
А.Проханов― Чайный гриб хорошо. Кстати, не шутите с чайным грибом.
А.Плющев― Нет. Комбуча сейчас очень популярный напиток на проклятом Западе. Все поглотил, наш чайный гриб тоже поглотил, собака.
А.Проханов― Посмотрите на себя в зеркало, Саша. Я вот на себя смотрю в зеркало и вижу чайный гриб. Вы внимательно посмотрите на себя.
А.Плющев― Я просто гриб, я без всякого чайного.
А.Проханов― Ну вот, все, что я хотел вам сказать по поводу взрывов.
А.Плющев― Мы от них довольно далеко ушли. Я хотел еще одну цитату обсудить. Не так давно патриарх Московский и всея Руси сказал, когда очередной был как раз колумбайн, шутинг: «Мы видим молодых ребят, которые, назвав самих себя богами, всех остальных — биомусором, берут в руки оружие, идут убивать», сказал патриарх, указав, что преподавание основ религии позволит узнать о религиозной традиции своего народа, сформировавшей систему нравственных ценностей. Но, видимо, не сработало.
А.Проханов― Он примерно подтвердил то, о чем мы с вами говорили. Вот атмосфера такой скуки, уныния, буржуазности, погоня за чистоганом людей возмущает. Люди протестуют самым разным образом. Одни от этого убегают, другие занимаются проповедями, а другие хотят взорвать к чертовой матери этот мир, который стал паскудным, который стал античеловечным. Это так. И патриарх прав. Но только где те огненные слова, которые изрекает священник и ведет за собой паству? Есть много хороших, добрых священников, прекрасных людей. И храм, чтобы о нем не говорили наши антицерковники или Александр Глебович Невзоров, храм — это то место на земле, где светло, гораздо светлее, чем за пределами храма. Моя жена, царствие ей небесное, ее усилиями построен у нас храм, а дочь наша стала звонарем, и она ходит каждую субботу, воскресенье звонить на колокольню нашего храма. И я знаю, какая там в храме обстановка, в этой общине небольшой, какая там доброта, свет.
Где это огненное слово, когда паства становится такой, ангелопрекрасной и идет совершать духовные подвиги. Этого нет. Отсюда и патриарший призыв учить молодых людей основам православной культуры во многом учить дидактически. Где эти учителя.
А.Плющев― Раз вы заговорили о слове, как некоем двигателе, давайте поговорим о словах, близком вам жанре, может быть, о литературе в некотором смысле. Как вам день челобитных в Российской Федерации?
А.Проханов― День челобитных? Это что, день проскрипционных списков, что ли? Я толком не знаю, что это за день челобитных.
А.Плющев― Конечно, это моя терминология. Я подумал, как бы подхватите, нет. Нет, пока еще не прижилось в Российской Федерации. Есть над чем работать.
А.Проханов: Субкультуры — это то, что не поддается истреблению
Ну как, встреча Путина со своим Советом по правам человека — разве это не День челобитных?
А.Проханов― Не знаю. Думаю, может быть, конечно. Потому что там собрались люди достаточно респектабельные. Это были не дерзновенные люди, это были законопослушные люди. Они требуют от власти соблюдения законов…
А.Плющев― Их, прямо скажем, собрали, потому что их назначают, в том числе, и президент. И многих вывели из его состава, может быть, за дерзновенность как раз.
А.Проханов― Не знаю, кого там вывели. Мне интересен только один ушедший оттуда блистательный Шевченко.
А.Плющев― Шульман Екатерина Михайловна будет, кстати, сегодня в 21 час в программе «Статус» — вот вам еще один пример. Чиков Павел — блистательный адвокат. Я согласен с вами совершенно, Шевченко тоже полезные член Совета по правам человек.
А.Проханов― Вы знаете, этот совет — я кое-что слушал о том, что там говорилось, в частности, часть речи Сокурова. Много комментариев на тот счет. Знаете, какое у меня ощущение? Что это гигантский проигрыш либерализма. Сокуров подставил всех либералов своими высказываниями.
А.Плющев― Прошу прощения, все называют Александра Сакурова Сокуровым. Более-менее, у вас есть какое-то тайное знание.
А.Проханов― Ну, японское растение, оно какое у нас?
А.Плющев― Сакура, но оно пишется через другую букву — через «А».
А.Проханов― Вот это моя вечная… Я и «корову» пишу через «А», что поделаешь.
А.Плющев― Вы, видимо, Александр Андреевич, в душе белорус.
А.Проханов― Да у меня души-то нет. Что вы ко мне пристали с душой? Белорус — да, но души у меня нету.
Повторяю, почему я так считаю. Сокуров сказал удивительную фразу. Может быть, это была оговорка, может быть, это была либеральная фронда. Он сказал, что за то, чтобы дать волю всем субъектам, самоопределению всех, по существу, народов. Пусть народы делают так, как они считают нужным.
А это главный тезис либералов, которые разрушили Советский Союз. Это главная философия и Гавриила Харитоновича Попова, и Бориса Николаевича Ельцина — распустить эти субъекты. В данном случае союза. И этот распад государства обошелся народам, русскому, прежде всего, но и всем остальным чудовищными катастрофами. То есть идея потерять государство для фрондирующей части русского народа является кромешной и самой страшной.
И когда было услышано, что Сокуров предлагает дать вольницу тому, что с таким трудом после 91-го года было собрано Путиным, мне кажется, у Путина должна была возникнуть торжествующая улыбка на лице. Не знаю, возникла она или нет. Теперь он этот раунд выиграл на тысячу процентов. Народ посмотрел на это собрание, в общем, как на людей, несущих зло.
А.Плющев― Да там собрание-то было, господи — что? Если бы все члены Совета по правам человека были как Сокуров или как Сванидзе — одно дело. А только по ним и судят, потому что они там что-то такое, действительно, дискуссионное и предложили президенту, о чем стоит разговаривать. А Совет по правам человека состоит, господи, из людей, прямо скажем, отфильтрованных.
А.Проханов― Я говорю об общественном сознании. В общественном сознании Совет по правам человека не является организацией ФСБ и не является организацией Министерства обороны и не является профсоюзной организацией.
А.Плющев― Но уже близко к тому.
А.Проханов― Я не измерял расстояние, но в общественном сознании правозащитники, которые радеют за права человека, — это либералы. В этом смысле либерализм, права, свободы. Свобода субъектов Федерации. Эта свобода, она в 91-м году кончилось жутью распада страны. И она теперь тоже толкает и ведет к тому же самому. Либералы неуемные. Мало того, что они рассекли Советский Союз на 16 частей. Они хотят рассечь и Россию на сто кусков. Поэтому повторяю…
А.Плющев― Почему на 16?
А.Проханов: Либералы неуемные. Мало того, что они рассекли СССР на 16 частей. Они хотят рассечь и Россию на сто кусков
А.Проханов― А сколько республик у нас было?
А.Плющев― 15. Или вы Болгарию заодно считаете.
А.Проханов― Приднестровье, наверное. Не знаю, что я там считаю. Я высказал свою оценку. Это был колоссальный проигрыш либерализма и, по существу доставшаяся Путину даром победа.
А.Плющев― Я, честно говоря, не понял, в чем тут проигрыш либерализма именно. Но я понимаю, о чем это. Это хороший мостик к распаду 30-летния Советского Союза. Собственно, что в нем такого трагического за исключением того, что до сих пор мы не можем определиться: была это главная геополитическая катастрофа или это был естественный процесс путь к свободе?
А.Проханов― Давайте считать, что это был путь к свободе, естественный процесс, то есть это благо. Как считает вся элита.
Я считаю, что огромным достижением в связи с распадом Советского Союза явилось образование по периферии сегодняшнего российского государства русофобских, пронатовских, оснащенных танками, ракетами, государств…
А.Плющев― Это же прямое следствие того, что с ними было в Советском Союзе, разве нет? Очевидно, совершенно. Они больше не хотят туда, в этот Советский Союз. И они бегут в НАТО, ясное дело, что еще им делать?
А.Проханов― Давайте отрежем Сибирь от сегодняшней России и отправим Сибирь в НАТО.
А.Плющев― То есть вы хотите сказать, что сейчас Сибирь находится на положении региона, с которым плохо обходятся?
А.Проханов― Нет, я хочу сказать, что если расчленить целой и воздействовать на эти части в нужном для расчленителя направлении, то эти части будут восставать против недавнего целого. И все государства, которые были созданы на развалинах Советского Союза, большинство из них, они поощрялись Россией на создание собственных суверенных государство. Это была так практика Ельцина. Ельцин радел за создание независимых, суверенных государств. Он скорбел по этому поводу.
Но эти суверенные государство создавались, естественно, на базе русофобии. Надо было оттолкнуться от чего-то, не только от советского, но и от русского. Поэтому создание русофобских государств, пронатовских — это прямое следствие распада Советского Союза.
А.Плющев― Продолжим об этом через некоторое время. Нам надо прерваться на краткие новости и рекламу. Я лишь напомню, что в 20 часов — «В круге света», «Церковные школы: назад в будущее?» В 21 час — «Статус» с Екатериной Шульман. А в 22 часа — программа «Кейс». Тем не менее, сегодня Алексей Соломин, Юлий Гусман.
НОВОСТИ
А.Плющев― Мы с Александром Прохановым, писателем продолжаем. Мы на большой теме прервались. Это был Советский Союз, соответственно, проигрыш либералов и страшная катастрофа, в результате которой образовались русофобские, как сказал Александр Проханов, государства по периметру.
Давайте продолжим эту прекрасную тему. Смотрите, по периметру. Между прочим, никакого русофобства не было в Беларуси, да и сейчас нет ровным счетом. Мне кажется, что, условно говоря, какой-нибудь Казахстан не назовешь русофобской страной. Там не было какого-то национально-освободительного движения.
А.Проханов: Это общество устало от усредненности, от сытости, от спокойствия. Оно взрывает себя само
У нас все время Владимир Путин называет Украину братским народом или вообще даже одним народом. Какая же русофобия, если один народ присутствует на территории двух государств? Я понимаю, куда вы клоните. Например, можно, с вашей точки зрения, наверняка это бросить Балтийским государствам, потому что там соответствующее национально-освободительное движение фактически было. Но бросить этот упрек Беларуси или Украине мне, в общем, странно.
А.Проханов― Вы хотите поймать Путина на оговорках? Нет, я не советую этого делать. Я вам скажу, что русофобия на Украине — это фактор государственной политики. Это тот фактор, которые, по мнению украинских философов, социологов должен цементировать украинский народ, разрушить в нем русский элемент, растворить его в элементах украинских. Поэтому русофобия на Украине, она еще гораздо более грозная и страшная, чем русофобия прибалтийская.
Теперь в такой республике как Казахстан тоже возникают эти тонкие формы, осторожные…
А.Плющев― Я замечу, 20 лет или 30 лет спустя после развала Советского Союза. 30 лет прошло!
А.Проханов― Знаете, сейчас можно предъявить претензии и к Римской империи за то, что они так жестоко обходились с галлами. И все насилия исторические, они просто всплывают рано или поздно. И здесь фактор времени ничего не значит. Наоборот, чем глубже и древнее эти обиты, тем они с большей жестокостью наказываются, и реванш является более страшным и тяжелым.
Проблема распада Советского Союза и эта идеология, которую мы с вами ведем, — это уже банальность. Об этом говорилось тысячу раз. говорил это свое, талдычил. Мне говорили примерно то же, что вы говорили. Это все стало банальностью. Это является усталостью проблемы. Поэтому я думаю, как же все-таки продвинуться чуть дальше в понимании того, что случилось?
И, мне кажется, что очень важным было понять, что там во время Беловежского соглашения 30 лет тому назад, там пролегла та грандиозная, трагическая пропасть, которая время от времени пролегает внутри русской истории. Вот эти разрывы времен, которыми характерна вся русская история и которые с таким мучением и горечью преодолевается русским имперским государственным субъектом. Этот разрыв истории произошел тогда 30 лет назад. Это очень важно. И когда рушился Советского Союза, я помню, переживал какой-то реликтовый ужас. Мне было страшно, страшнее, чем когда бы то ни было — страшнее во время моих военных одиссей, страшнее, чем во время катастроф, в которые я случайно попадал. Это был реликтовый ужас, связанный с движением этих тектонических платформ, ломался хребет русской истории.
А.Плющев― Слушайте, а что страшного? В результате, простите, Октябрьской революции, когда к власти пришли большевики и образовали потом они Советский Союз, который потом благополучно развалился, тоже сопровождалось это подобными… может быть, не на 15 частей разделилась, но Польша ушла, Финляндия ушла. Никто не плакал вообще. И не вспоминают об этом, как о какой-то геополитической катастрофе гигантской.
А.Проханов― Что вы говорите, Саша? Советский Союз собирался с помощью Конной армии. Были созданы армейские подразделения, которые входили в Тифлис, шли на Варшаву, просто не дали им взять эту Варшаву, Тухачевскому. Союз как раз собирался на развалинах царской империи. Она развалилась вся. Это самая страшная пропасть развала. И собирание этой империи итоговое, оно стоило народам колоссальных жертв и усилий. И мы собрали эту империю красную, и собрав ее, одержали эту победу.
А в 91-м году опять возник разрыв. И надо сегодня, спустя уже 30 лет, поместить себя в недра этого разрыва и понять, как долго длился этот разрыв. Он длился примерно 10 лет, а, может быть, даже больше. И понять, как государственность из той, советской эры перенеслась в нынешнюю эру. Почему не исчезло Государство российское? Оно должно было исчезнуть, оно должно было раствориться. Оно должно было перейти в сплошной лом, как ломаются льдины. Должны были уйти Кавказ, должна была уйти Татария, Якутия. Все это ломалось, скрежетало. С каким трудом это спаяно, слеплено.
А.Плющев― Мне кажется, то из разряда мифов. То есть понятно, как и почему уходили республики Советского Союза. Потому что они все-таки были странами по большому счету внутри Советского Союза, были республиками. Какая Якутия? Куда она уйдет? Какой Урал? Какая Уральская республика? О чем вы?
А.Проханов― Вы ни разу не были в Чечне во время войн? Вы на чеченских войнах были?
А.Плющев― Нет, я не был.
А.Проханов― Какая Чечня? Куда она уйдет? Подождите, а куда уйдет Дальний Восток? Дальневосточная республика? Она же была. А куда уйдет Урал? Когда все дряблое, рыхлое… Что, Ельцинское государство — это что, сталинская мощь? Все стало плыть, расплываться. В 90-е годы Россия была огромной медузой бесхребетной, которая между трех океанов высыхала на этом историческом солнце. Поэтому что вы, Саша, не лепите мне это все.
А.Плющев― Ну ладно, какая там сталинская мощь? В конце концов, сталинская мощь закончилась брежневской немощью, даже черненковской, я бы так сказал. Ну, да бог с ним.
А.Проханов― Конечно.
А.Плющев― А как? Вот так вот.
А.Плющев― Ну вот бушевская мощь закончилась байденской дряблостью. Гитлеровская мощь окончилась дряблостью Хонеккера. Вообще всякая мощь кончается дряблостью. Что уж там уж? Это же ваша Родина, Саша, Советский Союз. Вы же советский. У вас на лбу-то звездочка, я смотрю, сверкает.
А.Плющев― Есть такое: во лбу звезда горит. Но мне кажется, что сейчас мы с вами рассказываем друг другу некие сказки. Во всяком случае я от вас точно слышу. Возможно, и вы от меня слышите. Это нормальное.
И мне показалось, что как-то под Новый год все стали друг другу сказочки рассказывать, в том числе, например, президент Путин. Сказочки, я не говорю, что это обязательно ложь, но смотрится своеобразно. Путин успел нам рассказать про агентов ЦРУ, которые в 90-е годы фактически с ногами на столе сидели в правительстве. Про расчлененную Россию, которую на картах показывали всем. И про то, что сам он таксовал в 90-х.
А.Проханов: В 90-е Россия была огромной медузой бесхребетной, которая между трех океанов высыхала на историческом солнце
Я хотел вас как писателя спросить, отчего такая вдруг литературщина поперла со всех щелей? И Путин просто ежедневно нас снабжает какими-то байками, что ли, я не знаю, как сказать.
А.Проханов― Вы знаете, я принадлежу к числу этих сказочников…
А.Плющев― Да я знаю. Вы не в прошлый раз, две недели назад рассказывали про подлодку «Курск» отличную сказку тоже.
А.Проханов― Я договорю. Я объехал огромное количество оборонных предприятий, которые были уничтожены и закрыты в 90-е годы. Я был на великом «Севмаше», который сейчас выпускает «Бореи». Я знал, когда приезжал Гайдар и Ельцин, требуя закрытия этих заводов. Это сделали цээрушники, которые сидели у Чубайса. Они занимались госимуществом, они занимались уничтожением отраслей, конкурирующих с американцами. Самолетами увозили секретную документацию.
Это все сказки, я понимаю, новогодние сказки, там не было ничего этого. Совершился гигантский разгром великой советской цивилизации. Он совершился не сам по себе, это сделали не мыши, это сделал не Цой. Это сделали офицеры ЦРУ, которые сидели в Москве, которые сидели в Вашингтоне, которые сидели в Лэнгли, которые занимались проблемой обескровливания этой огромной конкурентной страны красной.
Поэтому, конечно, все это сказки, все это не так. Мы живем в чудесной, великолепной, полноценной стране, где соблюдаются права человека. Это же идеал. Вы достигли идеала. Вы разрушил Советский Союз и живете в своей свободной, восхитительной, милой стране. Как я вам завидую, что вы, наконец, добились своего либерального счастья.
Вы его не добились по одной причине — что там, внутри русской истории живет этот сгусток энергии, который преодолевает разломы исторические и воспроизводит сущности имперские на любых отрезках русской истории, в том числе, на этом. Вы этого не понимаете и не хотите с этим смириться. Отсюда и одиночные пикеты.
А.Плющев― Неожиданный вывод, собственно говоря. Вам что милее в этом смысле, широкомасштабные манифестации?
А.Проханов― Да мне просто милее ваше изумление, ваша милая моему сердцу ирония.
А.Плющев― Это так, действительно. Слушайте, а какие цээрушники? Почему мы узнаем о них только сейчас? Что вы молчали все эти годы? Сначала про подводную лодку, спустя 20 лет, теперь про цээрушников, спустя 20 лет. Где были спецслужбы, что с ними стало?
А.Проханов― Что стало со спецслужбами в виде Бобкова?
А.Плющев― Нет, в виде Путина. Почему в виде Бобкова?
А.Проханов― Ну, потому что Путин тогда был еще мелкий сошка. А вся крупная рать кагэбэшная, которая разрушала Советский Союз вместе с Крючковым…
А.Плющев― Вместе с Крючковым? Крючков же был в ГКЧП. Вы о чем сейчас?
А.Проханов― Ой, Саша, у нас не будет времени. ГКЧП… Крючков должен был арестовать Ельцина и положить конец ельцинизму. Вместо этого он не отдал приказ, уничтожил ГКЧП, а вместе с ним Советский Союз. Это длинная история о роли КГБ, Андропова в разрушении государства.
Просто я говорю, что эти, как их называют, темные рыбы истории, которая плавают в глубинах истории, время от времени всплывают. Нам, например, никто не сказал, о чем говорил Ельцин в Сиэтле, когда он прилетел, как пьяный бык мочился там на шасси, о чем он говорил? О чем говорил Горбачев в Рейкьявике с Рейганом, когда он выступил по телевизору. Лицо у Горбачева было страшное, как будто его ошпарили кипятком. Такое лицо, наверное, было у Иуды, когда он убегал из Гефсиманского сада. Нам никто об этом не рассказал. Но когда-нибудь расскажет.
А.Плющев― Безусловно. Ну, потихоньку узнаем правду, действительно. Спасибо большое! Благодарю писателя Александра Проханова. Как всегда искрометно провели 45 минут. Через 15 минут — «В круге Света».