Петр и феврония муромские рассказ

ПОВЕСТЬ О ЖИТИИ НОВЫХ МУРОМСКИХ СВЯТЫХ ЧУДОТВОРЦЕВ БЛАГОВЕРНОГО, И ПРЕПОДОБНОГО, И ДОСТОЙНОГО ПОХВАЛЫ КНЯЗЯ ПЕТРА, НАЗВАННОГО ВО ИНОЧЕСТВЕ ДАВИДОМ, И СУПРУГИ ЕГО, БЛАГОВЕРНОЙ И ПРЕПОДОБНОЙ И ДОСТОЙНОЙ ПОХВАЛЫ КНЯГИНИ ФЕВРОНИИ, НАЗВАННОЙ ВО ИНОЧЕСТВЕ ЕФРОСИНИЕЙ

Благослови, Отче. Слава Богу Отцу и вечно сущему Слову Божию — Сыну, и пресвятому и животворящему Духу, единому и безначальному Божию естеству, воедино в Троице воспеваемому, и восхваляемому, и прославляемому, и почитаемому, и превозносимому, и исповедуемому, в которого веруем и которого благодарим, создателю и творцу невидимому и неописанному, изначала по своей воле своею премудростию все свершающему, и создающему, и просвещающему, и прославляющему тех, кого изберет по своей воле, ибо прежде сотворил он ангелов своих на небесах, духов и слуг своих, огонь палящий, чины мысленные, бестелесное воинство, силу которого нельзя описать, и все невидимое сотворил, что непостижимо уму человеческому, сотворил и видимые небесные стихии: солнце, и луну, и звезды, а на земле же издревле создал человека по своему образу и подобные своему трехсолнечному Божеству три качества даровал ему: разум, ибо Он отец слова, и слово исходит от него, посылаемое, словно сын, на котором почиет дух, потому что уста каждого человека слов без духа произвести не могут, но слово с духом исходит, а разум руководит.

Да закончим слово о сути человеческой и возвратимся к тому, о чем начали речь.

Бог же, не имеющий начала, создав человека, оказал почет ему — над всем, что существует на земле, поставил царем и, любя в человеческом роде всех праведников, грешников же прощая, захотел всех спасти и привести в истинный разум. И когда с Отчего благословения, по своей воле и с помощью святого Духа один из Троицы — Сын Божий не кто иной, как Бог, слово, Сын отца, соблаговолил родиться во плоти на земле от пречистой девы Марии, то и стал человеком, не изменив Божества своего; и, хотя по земле ходил, от отчих недр вовсе не отлучился. И в мучениях божественная сущность его не подверглась страданиям. И бесстрастие это его несказуемо, и никаким иносказанием не выразишь этого, ни с чем не сравнишь, потому что все создано им самим; и в творениях его есть бесстрастие — ведь вот, если дерево стоит на земле и солнце озаряет его и в это время окажется, что дерево то начнут рубить, и в этом заключается его страдание, то эфир солнечный, заключенный в нем, из него не исчезнет, тем более не погибнет с деревом, не страдает.

Говорим же о солнце и о дереве потому, что это им сотворено, создатель же и творец этого словами определен быть не может. Он ведь плотью пострадал за нас, грехи наши к кресту пригвоздив, искупив нас у владыки мира дьявола ценою крови своей честной. Об этом так сказал избранник божий Павел: «Не будете рабами людей, ибо выкуплены дорогой ценой». А после распятия, через три дня, господь наш Иисус Христос воскрес, и на сороковой день вознесся на небо и сел справа от Отца, и на пятидесятый день послал от Отца Духа святого на святых своих учеников и апостолов. Они же всю вселенную просветили верою, святым крещением.

И те, кто в Христа крестились, во Христа облеклись. А если во Христа облеклись, пусть не отступают от заповедей его, как обманщики и лжецы, после крещения забывшие заповеди Божий и прельстившиеся соблазнами мира сего, но как святые пророки и апостолы, а также мученики и все святые, ради Христа страдавшие, перенося скорби, и беды, и притеснения, и раны, находясь в темницах, неустроенные в жизни, в трудах, в бдениях, в постах, в покаянии, в размышлениях, в долготерпении, в благости, пребывая в Духе святом, в нелицемерной любви, в словах правды, в силе Божьей — все они известны Единому, который знает все тайны сердечные, которыми землю осветил, как небо украсил звездами, почтил их даром чудотворения — одних ради молитв, и покаяния, и трудов, других же — твердости ради и смирения, как и тех святых прославил, о которых будет наша повесть.

I

Есть в Русской земле город, называемый Муромом, в котором правил, как рассказывают, благоверный князь по имени Павел. Но дьявол, испокон веку ненавидящий благо человеческого рода, послал жене князя на блудное дело злого крылатого змея. Он являлся ей в видениях таким, каким был по своей природе, а посторонним людям казалось, что это сам князь с женою своею сидит. Долго продолжалось такое наваждение. Жена же этого не скрывала и рассказала о всем, что с ней произошло, князю, мужу своему. А злой змей силой овладел ею.

Князь стал думать, как поступить со змеем, но был в недоумении. И говорит жене: «Раздумываю, жена, но не могу придумать, чем одолеть этого злодея? Не знаю — как убить его? Когда станет он говорить с тобой, спроси, обольщая его, вот о чем: ведает ли этот злодей сам — от чего ему смерть должна приключиться? Если узнаешь об этом и нам поведаешь, то освободишься не только в этой жизнь от злосмрадного дыхания и шипения его и всего этого бесстыдства, о чем даже говорить срамно, но и в будущей жизни нелицемерного судью, Христа, тем умилостивишь». Слова мужа своего жена накрепко запечатлела в сердце своем, и решила она: пусть так и будет.

И вот однажды, когда пришел к ней этот злой змей, она, крепко храня в сердце слова мужа, обращается к этому злодею с льстивыми речами, говоря о том и о другом, а под конец с почтением восхваляя его, спрашивает: «Много всего ты знаешь, а знаешь ли про смерть свою — какой она будет и от чего?» Он же, злой обманщик, обманут был простительным обманом верной жены, ибо, пренебрегши тем, что тайну ей открывает, сказал: «Смерть мне суждена от Петрова плеча, от Агрикова меча». Жена же, услыхав эти слова, накрепко запомнила их в сердце своем и, когда этот злодей ушел, поведала князю, мужу своему то, что сказал ей змей. Князь же, услышав это, недоумевал — что значит: смерть от Петрова плеча и от Агрикова меча?

А у князя был родной брат по имени Петр. Как-то Павел позвал его к себе и стал говорить ему о словах змея, которые тот сказал жене его. Князь же Петр, услыхав от брата своего, что змей назвал виновника смерти своей его именем, стал думать, без колебаний и сомнений, как убить змея. Только одно смущало его — не ведал он ничего об Агриковом мече.

Было у Петра в обычае ходить в одиночестве по церквам. А за городом стояла в женском монастыре церковь Воздвижения честного и животворящего креста. Пришел он в нее один помолиться. И вот явился ему отрок, говоря: «Княже! Хочешь, я покажу тебе Агриков меч?» Он же, стремясь исполнить задуманное, ответил: «Да увижу, где он!» Отрок же сказал: «Иди вслед за мной». И показал князю в алтарной стене меж плитами щель, а в ней лежал меч. Тогда благоверный князь Петр взял тот меч, пошел к брату и поведал ему о всем. И с того дня стал искать подходящего случая, чтобы убить змея.

Каждый день Петр ходил к брату своему и к снохе своей, чтобы отдать поклон им. Раз случилось ему прийти в покои к брату своему, и сразу же от него пошел он к снохе своей, в другие покои, и увидел, что брат его у нее сидит. И, пойдя от нее назад, встретил он одного из приближенных брата своего и сказал ему: «Вышел я от брата моего к снохе моей, а брат мой остался в своих покоях, и я, нигде не задерживаясь, быстро пришел в покои к снохе моей и не понимаю и удивляюсь, каким образом брат мой очутился раньше меня в покоях снохи моей?» А тот человек сказал ему: «Господин, никуда после твоего ухода не выходил твой брат из покоев своих!» Тогда Петр уразумел, что это козни лукавого змея. И пришел он к брату и сказал ему: «Когда это ты сюда пришел? Ведь я, когда от тебя из этих покоев ушел и, нигде не задерживаясь, пришел в покои к жене твоей, то увидел тебя сидящим с нею и сильно удивился, как ты пришел раньше меня. И вот снова сюда пришел, нигде не задерживаясь, ты же, не понимаю как, меня опередил и раньше меня здесь оказался?» Павел же ответил: «Никуда я, брат, из покоев этих, после того как ты ушел, не выходил и у жены своей не был». Тогда князь Петр сказал: «Это, брат, козни лукавого змея — тобою мне является, чтобы я не решился убить его, думая, что это ты — мой брат. Сейчас, брат, отсюда никуда не выходи, я же пойду туда биться со змеем, авось, с Божьей помощью убит будет лукавый этот змей».

И, взяв меч, называемый Агриковым, пришел он в покои к снохе своей и увидел змея в образе брата своего, но, твердо уверившись в том, что не брат это его, а коварный змей, ударил его мечом. Змей же, обратившись в свое естественное обличье, затрепетал и умер, и обрызгал он блаженного князя Петра своей кровью. Петр же от зловредной той крови покрылся струпьями, и появились на теле его язвы, и охватила его тяжкая болезнь. И искал он у многих врачей от своего недуга исцеление, но ни у кого не нашел.

II

Прослышал Петр, что в Рязанской земле много врачей, и велел везти себя туда — из-за тяжкой болезни сам он сидеть на коне не мог. И когда привезли его в Рязанскую землю, то послал он всех приближенных своих искать врачей.

Один из княжеских отроков забрел в село, называемое Ласково. Пришел он к воротам одного дома и никого не увидел. И вошел в дом, но никто не вышел ему навстречу. Тогда вошел он в горницу и увидел удивительное зрелище: сидела в одиночестве девушка и ткала холст, а перед нею скакал заяц.

И сказала девушка: «Плохо, когда дом без ушей, а горница без очей!» Юноша же, не поняв этих слов, спросил девушку: «Где хозяин этого дома?» На это она ответила: «Отец и мать мои пошли взаймы плакать, брат же мой пошел сквозь ноги на покойников глядеть».

Юноша же не понимал слов девушки, дивился, видя и слыша подобные чудеса, и спросил у девушки: «Вошел я к тебе и увидел, что ты ткешь, а перед тобой заяц скачет, и услышал я из уст твоих какие-то странные речи и не могу уразуметь, что ты говоришь. Сперва ты сказала: плохо, когда дом без ушей, а горница без очей. Про отца же и мать сказала, что они пошли взаймы плакать, про брата же сказала — “сквозь ноги на покойников смотрит”. И ни единого слова твоего я не понял!»

Она же сказала ему: «И этого-то понять не можешь! Пришел ты в дом этот, и в горницу мою вошел, и застал меня в неприбранном виде. Если бы был в нашем доме пес, то учуял бы, что ты к дому подходишь, и стал бы лаять на тебя: это — уши дома. А если бы был в горнице моей ребенок, то, увидя, что идешь в горницу, сказал бы мне об этом: это есть у горницы очи. А что сказала тебе про отца и мать, и про брата, что отец мой и мать моя пошли взаймы плакать — это пошли они на похороны и там оплакивают покойника. А когда за ними смерть придет, то другие их будут оплакивать: это — плач взаймы. Про брата же тебе так сказала потому, что отец мой и брат — древолазы, в лесу по деревьям мед собирают. И сегодня брат мой пошел бортничать, и когда он полезет вверх на дерево, то будет смотреть сквозь ноги на землю, чтобы не сорваться с высоты. Если кто сорвется, тот с жизнью расстанется. Поэтому я и сказала, что он пошел сквозь ноги на покойников глядеть».

Говорит ей юноша: «Вижу, девушка, что ты мудра. Назови мне имя свое». Она ответила: «Зовут меня Феврония». И тот юноша сказал ей: «Я слуга муромского князя Петра. Князь же мой тяжело болен, в язвах. Покрылся он струпьями от крови злого летучего змея, которого он убил своею рукою. От своей болезни искал он исцеления у многих врачей, но никто не смог вылечить его. Поэтому повелел он сюда себя привезти, так как слыхал, что здесь много врачей. Но мы не знаем ни имени, ни где они живут, поэтому и расспрашиваем о них». На это она ответила: «Если бы кто-нибудь взял твоего князя себе, тот мог бы вылечить его». Юноша же сказал: «Что это ты говоришь — кто может взять моего князя себе! Если кто вылечит его, того князь богато наградит. Но назови мне имя врача того, кто он и где дом его». Она же ответила: «Приведи князя твоего сюда. Если будет он чистосердечным и смиренным в словах своих, то будет здоров!»

Юноша быстро возвратился к князю своему и подробно рассказал ему о всем, что видел и что слышал. Благоверный же князь Петр повелел: «Везите меня туда, где эта девица». И привезли его в тот дом, где жила девушка. И послал он одного из слуг своих, чтобы тот спросил: «Скажи мне, девица, кто хочет меня вылечить? Пусть вылечит и получит богатую награду». Она же без обиняков ответила: «Я хочу его вылечить, но награды никакой от него не требую. Вот к нему слово мое: если я не стану супругой ему, то не подобает мне и лечить его». И вернулся человек тот и передал князю своему, что сказала ему девушка.

Князь же Петр с пренебрежением отнесся к словам ее и подумал: «Ну как это можно — князю дочь древолаза взять себе в жены!» И послал к ней, молвив: «Скажите ей — пусть лечит, как умеет. Если вылечит, возьму ее себе в жены». Пришли к ней и передали эти слова. Она же, взяв небольшую плошку, зачерпнула ею квасу, дунула на нее и сказала: «Пусть истопят князю вашему баню, пусть он помажет этим все тело свое, где есть струпья и язвы. А один струп пусть оставит непомазанным. И будет здоров!»

И принесли князю эту мазь; и повелел он истопить баню. Девушку же он захотел испытать в ответах — так ли она мудра, как он слыхал о речах ее от отрока своего. Послал он к ней с одним из своих слуг небольшой пучок льна, говоря так: «Эта девица хочет стать моей супругой ради мудрости своей. Если она так мудра, пусть из этого льна сделает мне сорочку, и одежду, и платок за то время, пока я в бане буду». Слуга принес Февронии пучок льна и, вручив его ей, передал княжеский наказ. Она же сказала слуге: «Влезь на нашу печь и, сняв с грядки поленце, принеси сюда». Он, послушав ее, принес поленце. Тогда она, отмерив пядью, сказала: «Отруби вот это от поленца». Он отрубил. Она говорит ему: «Возьми этот обрубок поленца, пойди и дай своему князю от меня и скажи ему: за то время, пока я очешу этот пучок льна, пусть князь твой смастерит из этого обрубка ткацкий стан и всю остальную снасть, на чем будет ткаться полотно для него». Слуга принес к своему князю обрубок поленца и передал слова девушки. Князь же говорит: «Пойди скажи девушке, что невозможно из такой маленькой чурочки за такое малое время смастерить то, чего она просит!» Слуга пришел и передал ей слова князя. Девушка же на это ответила: «А это разве возможно — взрослому мужчине из одного пучка льна, за то малое время, пока он будет в бане мыться, сделать сорочку, и платье, и платок?» Слуга ушел и передал эти слова князю. Князь же подивился ответу ее.

Потом князь Петр пошел в баню мыться и, как наказывала девушка, мазью помазал язвы и струпы свои. А один струп оставил непомазанным, как девушка велела. И когда вышел из бани, то уже не чувствовал никакой болезни. Наутро же глядит — все тело его здорово и чисто, только один струп остался, который он не помазал, как наказывала девушка, и дивился он столь быстрому исцелению. Но не захотел он взять ее в жены из-за происхождения ее, а послал ей дары. Она же не приняла.

Князь Петр поехал в вотчину свою, город Муром, выздоровевшим. Лишь оставался на нем один струп, который был не помазан по повелению девушки. И от того струпа пошли новые струпья по всему телу с того дня, как поехал он в вотчину свою. И снова покрылся он весь струпьями и язвами, как и в первый раз.

И опять возвратился князь на испытанное лечение к девушке. И когда пришел к дому ее, то со стыдом послал к ней, прося исцеления. Она же, нимало не гневаясь, сказала: «Если станет мне супругом, то исцелится». Он же твердое слово дал ей, что возьмет ее в жены. И она снова, как и прежде, то же самое лечение определила ему, о каком я уже писал раньше. Он же, быстро исцелившись, взял ее себе в жены. Таким-то вот образом стала Феврония княгиней.

И прибыли они в вотчину свою, город Муром, и начали жить благочестиво, ни в чем не преступая Божиих заповедей.

III

По прошествии недолгого времени князь Павел скончался. Благоверный же князь Петр после брата своего стал самодержцем в городе своем.

Бояре, по наущению жен своих, не любили княгиню Февронию, потому что стала она княгиней не по происхождению своему; Бог же прославил ее ради доброго ее жития.

Однажды кто-то из прислуживающих ей пришел к благоверному князю Петру и наговорил на нее: «Каждый раз, — говорил он, — окончив трапезу, не по чину из-за стола выходит: перед тем, как встать, собирает в руку крошки, будто голодная!» И вот благоверный князь Петр, желая ее испытать, повелел, чтобы она пообедала с ним за одним столом. И когда кончился обед, она, по обычаю своему, собрала крошки в руку свою. Тогда князь Петр взял Февронию за руку и, разжав ее, увидел ладан благоухающий и фимиам. И с того дня он ее больше никогда не испытывал.

Минуло немалое время, и вот однажды пришли к князю бояре его во гневе и говорят: «Княже, готовы мы все верно служить тебе и тебя самодержцем иметь, но не хотим, чтобы княгиня Феврония повелевала женами нашими. Если хочешь оставаться самодержцем, путь будет у тебя другая княгиня. Феврония же, взяв богатства, сколько пожелает, пусть уходит, куда захочет!» Блаженный же Петр, в обычае которого было ни на что не гневаться, с кротостью ответил: «Скажите об этом Февронии, послушаем, что она скажет».

Неистовые же бояре, потеряв стыд, задумали устроить пир. Стали пировать, и вот, когда опьянели, начали вести свои бесстыдные речи, словно псы лающие, лишая святую Божьего дара, который Бог обещал ей сохранить и после смерти. И говорят они: «Госпожа княгиня Феврония! Весь город и бояре просят у тебя: дай нам, кого мы у тебя попросим!» Она же в ответ: «Возьмите, кого просите!» Они же, как едиными устами, промолвили: «Мы, госпожа, все хотим, чтобы князь Петр властвовал над нами, а жены наши не хотят, чтобы ты господствовала над ними. Взяв сколько тебе нужно богатств, уходи, куда пожелаешь!» Тогда она сказала: «Обещала я вам, что чего ни попросите — получите. Теперь я вам говорю: обещайте мне дать, кого я попрошу у вас». Они же, злодеи, обрадовались, не зная, что их ждет, и поклялись: «Что ни назовешь, то сразу беспрекословно получишь». Тогда она говорит: «Ничего иного не прошу, только супруга моего, князя Петра!» Они же ответили: «Если сам захочет, ни слова тебе не скажем». Враг помутил их разум — каждый подумал, что если не будет князя Петра, то поставят другого самодержца: а ведь в душе каждый из бояр надеялся самодержцем стать.

Блаженный же князь Петр не захотел нарушить Божиих заповедей ради царствования в жизни этой, он по Божьим заповедям жил, соблюдая их, как богогласный Матфей в своем Благовествовании вещает. Ведь сказано, что, если кто прогонит жену свою, не обвиненную в прелюбодеянии, и женится на другой, тот сам прелюбодействует. Сей же блаженный князь по Евангелию поступил: достояние свое к навозу приравнял, чтобы заповеди Божьей не нарушить.

Злочестивые же бояре эти приготовили для них суда на реке — под этим городом протекает река, называемая Окой. И вот поплыли они по реке в судах. В одном судне с Февронией плыл некий человек, жена которого была на этом же судне. И человек этот, искушаемый лукавым бесом, посмотрел на святую с вожделением. Она же, сразу угадав его дурные мысли, обличила его, сказав ему: «Зачерпни воды из реки сей с этой стороны судна сего». Он почерпнул. И повелела ему испить. Он выпил. Тогда сказала она снова: «Теперь зачерпни воды с другой стороны судна сего». Он почерпнул. И повелела ему снова испить. Он выпил. Тогда она спросила: «Одинакова вода или одна слаще другой?» Он же ответил: «Одинаковая, госпожа, вода». После этого она промолвила: «Так и естество женское одинаково. Почему же ты, забыв о своей жене, о чужой помышляешь?» И человек этот, поняв, что она обладает даром прозорливости, не посмел больше предаваться таким мыслям.

Когда приспел вечер, пристали они к берегу и начали устраиваться на ночлег. Блаженный же князь Петр задумался: «Что теперь будет, коль скоро я по своей воле от княженья отказался?» Предивная же Феврония говорит ему: «Не скорби, княже, милостивый Бог, творец и заступник всех, не оставит нас в беде!»

На берегу тем временем на ужин князю Петру готовили еду. И повар его воткнул маленькие колья, чтобы повесить на них котлы. А когда закончился ужин, святая княгиня Феврония, ходившая по берегу и увидевшая обрубки эти, благословила их, сказав: «Да будут они утром большими деревьями с ветвями и листвой». Так и было: встали утром и нашли вместо обрубков большие деревья с ветвями и листвой.

И вот, когда люди собрались грузить с берега на суда пожитки, то пришли вельможи из города Мурома, говоря: «Господин наш князь! От всех вельмож и от жителей всего города пришли мы к тебе, не оставь нас, сирот твоих, вернись на свое княжение. Ведь много вельмож погибло в городе от меча. Каждый из них хотел властвовать, и в распре друг друга перебили. И все уцелевшие вместе со всем народом молят тебя: господин наш князь, хотя и прогневали и обидели мы тебя тем, что не захотели, чтобы княгиня Феврония повелевала женами нашими, но теперь, со всеми домочадцами своими, мы рабы ваши и хотим, чтобы были вы, и любим вас, и молим, чтобы не оставили вы нас, рабов своих!»

Блаженный князь Петр и блаженная княгиня Феврония возвратились в город свой. И правили они в городе том, соблюдая все заповеди и наставления Господние безупречно, молясь беспрестанно и милостыню творя всем людям, находившимся под их властью, как чадолюбивые отец и мать. Ко всем питали они равную любовь, не любили жестокости и стяжательства, не жалели тленного богатства, но богатели Божьим богатством. И были они для своего города истинными пастырями, а не как наемники. А городом своим управляли со справедливостью и кротостью, а не с яростью. Странников принимали, голодных насыщали, нагих одевали, бедных от напастей избавляли.

IV

Когда приспело время благочестивого преставления их, умолили они Бога, чтобы в одно время умереть им. И завещали, чтобы их обоих положили в одну гробницу, и велели сделать из одного камня два гроба, имеющих меж собою тонкую перегородку. В одно время приняли они монашество и облачились в иноческие одежды. И назван был в иноческом чину блаженный князь Петр Давидом, а преподобная Феврония в иноческом чину была названа Ефросинией.

В то время, когда преподобная и блаженная Феврония, нареченная Ефросинией, вышивала лики святых на воздухе для соборного храма пречистой Богородицы, преподобный и блаженный князь Петр, нареченный Давидом, послал к ней сказать: «О сестра Ефросиния! Пришло время кончины, но жду тебя, чтобы вместе отойти к Богу». Она же ответила: «Подожди, господин, пока дошью воздух во святую церковь». Он во второй раз послал сказать: «Не долго могу ждать тебя». И в третий раз прислал сказать: «Уже умираю и не могу больше ждать!» Она же в это время заканчивала вышивание того святого воздуха: только у одного святого мантию еще не докончила, лицо уже вышила; и остановилась, и воткнула иглу свою в воздух, и замотала вокруг нее нитку, которой вышивала. И послала сказать блаженному Петру, нареченному Давидом, что умирает вместе с ним. И, помолившись, отдали они оба святые свои души в руки Божий в двадцать пятый день месяца июня.

После преставления их решили люди тело блаженного князя Петра похоронить в городе, у соборной церкви пречистой Богородицы, Февронию же похоронить в загородном женском монастыре, у церкви Воздвижения честного и животворящего креста, говоря, что, так как они стали иноками, нельзя положить их в один гроб. И сделали им отдельные гробы, в которые положили тела их: тело святого Петра, нареченного Давидом, положили в его гроб и поставили до утра в городской церкви святой Богородицы, а тело святой Февронии, нареченной Ефросинией, положили в ее гроб и поставили в загородной церкви Воздвижения честного и животворящего креста. Общий же их гроб, который они сами повелели высечь себе из одного камня, остался пустым в том же городском соборном храме пречистой Богородицы. Но на другой день утром люди увидели, что отдельные гробы, в которые они их положили, пусты, а святые тела их нашли в городской соборной церкви пречистой Богородицы в общем их гробе, который они велели сделать для себя еще при жизни. Неразумные же люди как при жизни, так и после честного преставления Петра и Февронии, пытались разлучить их: опять переложили их в отдельные гробы и снова разъединили. И снова утром оказались святые в едином гробе. И после этого уже не смели трогать их святые тела и погребли их возле городской соборной церкви Рождества святой Богородицы, как повелели они сами — в едином гробе, который Бог даровал на просвещение и на спасение города того: припадающие с верой к раке с мощами их щедро обретают исцеление.

Мы же по силе нашей да воздадим похвалу им.

Радуйся, Петр, ибо дана тебе была от Бога сила убить летающего свирепого змея! Радуйся, Феврония, ибо в женской голове твоей мудрость святых мужей заключалась! Радуйся, Петр, ибо, струпья и язвы нося на теле своем, мужественно все мучения претерпел! Радуйся, Феврония, ибо уже в девичестве владела данным тебе от Бога даром исцелять недуги! Радуйся, прославленный Петр, ибо, ради заповеди Божьей не оставлять супруги своей, добровольно отрекся от власти! Радуйся, дивная Феврония, ибо по твоему благословению за одну ночь маленькие деревца выросли большими и покрытыми ветвями и листьями! Радуйтесь, честные предводители, ибо в княжении своем со смирением, в молитвах, творя милостыню, не возносясь прожили; за это и Христос осенил вас своей благодатью, так что и после смерти тела ваши неразлучно в одной гробнице лежат, а духом предстоите вы перед владыкой Христом! Радуйтесь, преподобные и преблаженные, ибо и после смерти незримо исцеляете тех, кто с верой к вам приходит!

Мы же молим вас, о преблаженные супруги, да помолитесь и о нас, с верою чтущих вашу память!

Помяните же и меня, прегрешного, написавшего все то, что я слышал о вас, не ведая — писали о вас другие, сведущие более меня, или нет. Хотя и грешен я, и невежда, но на Божию благодать и на щедроты его уповая и на ваши молитвы к Христу надеясь, работал я над трудом своим. Желая вам на земле хвалу воздать, настоящей хвалы еще и не коснулся. Хотел вам ради вашего кроткого правления и праведной жизни сплести венки похвальные после преставления вашего, но по-настоящему еще и не коснулся этого. Ибо прославлены и увенчаны вы на небесах истинными нетленными венками общим владыкой всех Христом, которому подобает вместе с безначальным его Отцом и с пресвятым, благим и животворящим Духом вся слава, честь и поклонение ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.

Ермолай-Еразм Прегрешный
«Повесть о Петре и Февронии Муромских» Краткое содержание

Данное произведение без сомнения можно назвать одной из самых выдающихся работ в древнерусской литературе. Повесть о жизни Петра и Февронии была создана в 16 веке. Ее Сюжет основывается на муромских преданиях о житие правителей Мурома в 13 веке.

Очень краткий пересказ «Повести о Петре и Февронии Муромских» Ермолай-Еразм Прегрешный

История разворачивается во время правления князя Павла, жену которого пытался искусить змей. Женщина смогла разузнать, что убить змея сможет лишь Петр, используя Агриков меч.

У князя был брат Петр, который убивает змея, но получает неизлечимые увечья. В итоге больного Петра излечивает Феврония, в обмен на то, что он возьмет ее в жены. Но мужчина не желает жениться на дочери древолаза и решает откупиться от неё дорогими подарками, которые Февронья не принимает.

После отъезда в Муром Петр вновь заболел и был вынужден вернуться к Февронье. Девушка опять его вылечивает, тогда Петр женится на ней. После смерти Павла князем становится Петр.

Бояре не любят жену Петра из-за её низкого происхождения. Ставят условие Князю, что Февонья должна быть изгнана из Мурома, но Петр уезжает вместе с женой отрекаясь от престола.

После их отъезда в Муроме начинаются беспорядки. Тогда Петра и Февронию находят вельможи и просят их вернуться в город и править как раньше. Князь с княгиней возвращаются в Муром.

Они характеризуются как справедливые и мудрые правители, принимают у себя странников, кормят голодных, дают одежду нуждающимся, спасают бедных от напастей.

Князь с княгиней приняли монашество, сменили одежды на иноческие и приняли имена Давид и Ефросинья.

После смерти святые были похоронены вместе возле церкви Рождества святой Богородицы.

Супруги являлись образцом христианского супружества и были причислены к лику святых  за проявленное благочестие и милосердие.

Список и краткая характеристики героев «Повести о Петре и Февронии Муромских»

Главные герои «Повести о Петре и Февронии Муромских»:

• Феврония – княгиня, супруга князя Петра. Она является трудолюбивой, мудрой девушкой, имеющей народные знания.
• Петр – правитель Мурома, честный и добрый человек. Он управляет с помощью рассудительности и благого слова, не использует ярость и гнев.

Второстепенные герои «Повести о Петре и Февронии Муромских»:

• Змей – враг семьи Павла и искуситель его жены, посланный самим дьяволом.
• Бояре –вельможи Мурома, жаждущие власти и пытающиеся занять трон.
• Павел – старший брат Петра и Муромский князь, облик которого принимает змей.

Краткое содержание «Повести о Петре и Февронии Муромских» подробно по главам

Сказание разделено на 4 главы, последовательно повествующих о событиях в жизни святых.

Глава 1

Легенда начинается с момента, когда городом правит муромский князь Павел. Дьявол посылает крылатого змея искусителя. Он появляется перед княгиней в образе ее мужа. По прошествии времени женщине удается заподозрить неладное. Она рассказывает Павлу о произошедшем. Он просит жену узнать, как можно победить змея. Женщина с помощью лести узнает, что убить его сможет лишь Петр, используя Агриков меч.

Петр был младшим братом князя. Он был готов сразиться со змеем, но необходимого меча у него не было. Однажды мужчина зашел в церковь «Воздвижения честного и животворящего креста» для молитвы. Там Петр встретил мальчишку, который предложил посмотреть на Агриков меч. Петр согласился и пошел за мальчиком. Петр увидел меч, лежащий в щели камня и достал его. В результате главный герой получает возможность помочь брату одолеть искусителя. Петр ждет подходящего случая, когда змей снова явится в образе его брата.

Когда наступает подходящий момент, Петр убивает искусителя с помощью Агрикова меча. Но перед смертью змей принимает свой обычный облик и обрызгивает героя своей кровью. В результате чего на теле мужчины начинают появляться множественные неизлечимые язвы. Помочь больному не может ни один лекарь.

Глава 2

Петр отправляется в рязанскую землю в надежде исцелиться. По прибытию князь отправляет слуг на поиски врачей. Один из его слуг заходит в дом к девушке по имени Феврония. Он рассказывает ей о болезни Петра и спрашивает о лекаре, способном излечить болезнь. Феврония просит, чтобы князя привезли к ней и говорит, что если тот проявит чистосердечие и смирение в своих словах, то поправится.

Петр обещает девушке щедрые подарки, если та сможет его излечить. Но Феврония просит другую плату. Если Петр поправится, то он женится на ней. Мужчина делает вид, что согласен на такое условие. Феврония отдает слуге закваску на основе хлеба и наказывает мазать ею язвы князя, за исключением одной.

Следующим утром Петр был абсолютно здоров. Но он не желал брать в жены дочь древолаза, а решил поблагодарить ее с помощью щедрых подарков.  Они не были приняты девушкой. После того как Петр отправился в Муром, он вновь заболел и его тело стало покрываться множеством язв. Он возвращается к Февронии и она снова исцеляет его. После этого Петр решает жениться на девушке.

Глава 3

После смерти старшего брата Муромом правит Петр. Бояре недолюбливают Февронию из-за ее низкого происхождения. Постоянно наговаривают на Февронью Князю.  Некоторое время спустя их терпение заканчивается, и бояре решают открыто заявить Петру о нежелании видеть Февронию в качестве княгини. Они ставят князя перед выбором, если тот желает продолжать править, то должен жениться на другой девушке. Феврония же должна быть изгнана из Мурома. Княгиня соглашается покинуть город и уйти восвояси, но желает, чтобы ее благоверный отправился вместе с ней. Петр тоже не хотел разлучаться с женой. Князь добровольно отрекается от престола, что не может не порадовать бояр, жаждущих власти.

Супруги уплывают из Мурома по реке. После того, как они устраивают стоянку, их находят муромские бояре и начинают просить вернуться, чтобы вновь править городом. Так как Муроме в результате борьбы за власть было убито множество вельмож, мечтавших о княжеском престоле.

Князь с княгиней возвращаются и снова правят в городе. Они характеризуются как справедливые и мудрые правители, принимают у себя странников, кормят голодных, дают одежду нуждающимся, спасают бедных от напастей.

Глава 4

Состарившись и чувствуя приближение смерти, Петр и Феврония стали молиться, чтобы уйти из жизни вместе. Супруги хотели, чтобы их похоронили в гробах, сделанных из одного камня, имеющих лишь тонкую перегородку. Князь с княгиней приняли монашество, сменили одежды на иноческие и приняли имена Давид и Ефросинья.

Княгиня начала вышивать лики святых для храма Богородицы. Муж отправил за ней гонца, который сообщил, что пришло его время отправиться в мир иной. Феврония закончила вышивку и отправилась к Петру. Они помолились, и бог забрал их святые души.

После смерти супругов хотели похоронить в разных местах и положили в разные гробы. Но на следующее утро, когда люди пришли, чтобы их похоронить, они увидели, что тела исчезли. Их нашли в одном гробу, в котором Петр и Феврония завещали себя похоронить. После чего уже ни кто не решился вновь побеспокоить тела, и они были похоронены возле церкви Рождества святой Богородицы.

Кратко об истории создания произведения «Повесть о Петре и Февронии Муромских»

Сказание было написано в 40-х годах 16 века, но появление легенды берет свое начало в гораздо более раннем периоде.

Повесть о Петре и Февронии Муромских была создана в преддверии канонизации чудотворцев из Мурома в 1547 г. Произведение прославляет святых Петра и Февронию и рассказывает о силе любви и верности, а также вере в промысел Божий. Рассказ написал Ермолай-Еразм Прегрешный(известный публицист в эпоху Ивана Грозного), который взял за основу тексты церковной службы и устные предания.

Повесть имеет несколько вариантов, сохранившихся в большом количестве списков. Общепринятым вариантом оказался текст, дошедший до наших дней в списке собрания Погодина. Хотя авторский вариант рассказа почти не сохранился, а рукописи самого Ермолая попали в 16 веке в Соловецкий монастырь достоверно известно, что тексты повести неразрывно связаны с его именем.

О ренессансных веяния

Возрождение в России XV—XVI вв. не состоялось; исторических предпосылок для такого глубокого культурного переворота, который произошел в это время в Западной Европе, здесь еще не было. Реформационно-гуманистические движения, подавленные самодержавной властью уже в начале XVI в., были окончательно разгромлены во второй половине XVI в., после установления жесточайшей самодержавной диктатуры и создания опричнины.

И в Западной Европе XV—XVI вв. гуманисты, рассчитывавшие на сильную власть князей-меценатов и королей, не раз убеждались во враждебности тирании Ренессансу (эту коллизию ощущали и Микеланджело и Шекспир). Однако абсолютизм в Западной Европе (включая даже Испанию, где он имел наиболее тиранический характер) все же не достигал такого законченного и всеобъемлющего характера, как в России Ивана Грозного.

Опричный террор в наглухо «затворенном» Российском государстве означал полное подавление человеческой личности — этой главной опоры Возрождения. В европейских городах-коммунах человек был не только подданным, но и гражданином; тот же юридический принцип официальной принадлежности города его жителям признавался и в «господине Великом Новгороде».

Но включение городских вольностей в политическую систему абсолютной монархии, характерное для некоторых западноевропейских государств, в России не произошло. В государстве Ивана Грозного все подданные, включая бояр и князей, в равной степени рассматривались как «страдники», «холопы государевы». Неограниченный произвол и попрание правового порядка — явления, принципиально несовместимые с Возрождением.

И все-таки даже в литературе XVI в., точнее, его первой половины, мы можем найти некоторые, хотя и не получившие достаточного развития, признаки устремленности к Ренессансу. Публицистика XVI в. не только обращалась к «мирским» темам и имела в значительной степени светский характер, но и обнаруживала необычные для средневековья авторские, индивидуальные черты.

Публицисты XVI в. не случайно почти все известны нам по именам: это яркие, не похожие друг на друга личности. Вера в силу разума, в возможность построения общества и государства на неких разумных началах — вот что сближает между собой различных по мировоззрению публицистов XVI в. Не менее характерно для них и светское обоснование самого назначения государства — как института, служащего человеческому благу и могущего быть построенным на разумных основаниях.

В упомянутом уже рассуждении Ермолая-Еразма о «ратаях» характернее всего именно утилитарно-рационалистическое обоснование его теории, его апелляция к тому, что западные мыслители назвали бы «общественным благом» (res publica, common wealth): «В начале же всего потребны суть ратаеве: от их бо трудов есть хлеб, от сего же всех благих главизна…, потом же и вся земля от царя и до простых людей тех труды питаема».

Сходным образом доказывал и Пересветов свою идею вредоносности для военной мощи государства «порабощения» людей: «… они бо есть порабощены, и тот человек срама не боится и чести себе не добывает» . И даже сам Иван Васильевич Грозный обосновывал (в послании «во все Российское царство» — в Первом послании Курбскому) свою враждебность к опальным боярам и священнику Сильвестру тем, что государство, «от попов владомое» или «послушное епархом [духовенству] и сигклитам [вельможам-правителям]», приходит в «гибель»: «То убо вся царьствия нестроением и междоусобными браньми растлятся [испортятся]».

Интересы государства, заявлял он, возлагают определенные обязательства и на государей: «Подобает властелем не зверски яритися, ниже безсловесно смирятися». Мы не можем, конечно, не заметить, что эти разумные наставления исходили именно от властителя, в высшей степени склонного «зверски яритися», от царя, объявлявшего «холопами» и уничтожавшего любых своих подданных — от крестьян до бояр и наследника престола.

Но уже самое сочетание крайнего произвола с такими декларациями свидетельствовало о духе времени, с которым вынужден был считаться (хотя бы словесно) и великий «человекоядец».

Несмотря на подавление религиозно-гуманистических движений и исчезновение «неполезных повестей», литература XVI в. обнаруживала уже новые черты, не свойственные средневековой письменности. Эти новые черты русской литературы «неудавшегося Возрождения» получили свое дальнейшее развитие в литературе XVII в.

Переход к Новому времени не мог свершиться без открытия ценности человека самого по себе, вне его принадлежности к сословию, к той или иной корпорации, без развития личностного начала, т. е. без всего того, что характерно для Нового времени. Это и свершилось в России, но потребовало длительного времени. В России не было эпохи Возрождения, как на Западе, но обнаруживались возрожденческие явления, растянувшиеся на весь XVI, XVII и XVIII вв. — своего рода «заторможенный Ренессанс».

Литература

Повесть о Петре и Февронии Муромских

 Повесть о Петре и Февронии (первоначальный сюжет). Мудрость центрального персонажа, раскрывающаяся неожиданно для окружающих, характерна для памятника житийной литературы, сложившегося первоначально, по-видимому, в тот же период, – для «Повести о Петре и Февронии». Один из наиболее выдающихся памятников древнерусской агиографии и литературы вообще, «Повесть о Петре и Февронии», как и «Житие Михаила Клопского», возникла на местном материале (Петр и Феврония были святыми Муромского княжества), но приобрела общерусское литературное распространение.

Вопрос о происхождении «Повести о Петре и Февронии» сложен и вызывал споры в научной литературе. В настоящее время можно, по-видимому, считать установленным, что дошедший до нас письменный текст Повести восходит к времени не ранее середины XVI в. и создан писателем-публицистом этой эпохи Ермолаем-Еразмом. Однако уже в XV в. существовала церковная служба Петру и Февронии, где упоминались основные мотивы повести – победа Петра над змеем, его женитьба на Февронии и их совместное погребение. Вполне возможно поэтому, что Ермолай, как и другие средневековые агиографы, подверг стилистической обработке уже существовавшую житийную повесть. К повести Ермолая-Еразма мы еще обратимся; пока изложим основной сюжет жития.

Сюжет жития о Петре и Февронии не похож на большинство житийных сюжетов. Здесь нет ни страданий за веру, ни мученической кончины героев, утверждающей их святость. Герои повести весьма мало связаны с историей; попытки установления их исторических прототипов сомнительны; для XV–XVI вв. эти герои, во всяком случае, были персонажами далекого прошлого. В центре повести – крестьянская девушка Феврония, согласившаяся излечить княжича Петра, заболевшего от пролившейся на него змеиной крови. В награду за это Феврония требует, чтобы княжич женился на ней. В начале Петр пытается «искусить» Февронию: моясь в бане перед излечением, он посылает Февронии клочок льна и требует, чтобы она выткала из него «срачицу и порты и убрусец». Но Феврония поступает, как и подобает фольклорному хитрецу, которого пытаются одурачить (ср., например, Акира при дворе египетского царя): она отвечает нелепостью на нелепость, соглашаясь выполнить просьбу Петра при условии, если княжич приготовит ей из щепочки ткацкий станок. Так же неудачно кончается попытка излеченного князя просто нарушить свое обещание: Феврония предусмотрительно велела смазать все его язвы (полученные от змеиной крови), кроме одной, и вероломство Петра приводит к тому, что от «того струпа начаша многие струпы расходитися на теле его»; для окончательного излечения Петру приходится выполнить свое обещание. После смерти брата Петр занимает престол Муромского княжества. Когда мятежные бояре решают изгнать княгиню-крестьянку из Мурома, она соглашается уйти, если ей разрешат взять с собой то, что она попросит. Бояре соглашаются, и княгиня просит «токмо супруга моего князя Петра». Петр следует за нею. В конце концов Петр и Феврония благополучно «державствуют» в Муроме; по «преставлении купнем» (одновременной смерти) и раздельном погребении они оказываются все же воссоединенными «в едином гробе».

Связь «Повести о Петре и Февронии» с устным народным творчеством, отражение в ней «мировых» фольклорных мотивов весьма значительны и неоднократно отмечались в научной литературе.

Однако существующие записи сказок и преданий об этих святых – поздние (не ранее конца XIX в.) и сложились уже под влиянием письменной житийной традиции (хотя, возможно, включают и подлинные фольклорные мотивы). В сюжете Повести соединились два основных сказочных сюжета – волшебная сказка о борьбе во змеем и новеллистическая сказка о мудрой крестьянской девушке, выходящей замуж за знатного человека и подвергающейся трудным испытаниям. Герой жития Петр заболевает после того, как побеждает змея; Феврония излечивает его от язв. Эта завязка сближает Повесть с кельтской легендой и средневековым западным романом о Тристане и Изольде: подобно Февронии, Изольда излечивает Тристана, заболевшего от крови дракона; с «Тристаном и Изольдой» совпадает и тема воссоединения героев после смерти (в Повести герои чудесным образом оказываются в едином гробу, в легенде о Тристане из его могилы вырастает куст терновника, соединяющий ее с могилой Изольды).  Сочетание сюжета неравного брака крестьянки и знатного человека с мотивом исцеления жениха не характерно для известных нам русских сказок, но такое же сочетание присуще новелле Боккаччо о Джилетте из Нарбонны («Декамерон», день 3, новелла 9) и комедии Шекспира «Все хорошо, что хорошо кончается», – вероятно, такой контаминированный сюжет существовал и в русском фольклоре XV в.

Сюжет жития Петра и Февронии принадлежит, таким образом, к числу популярнейших сюжетов мировой литературы. 

Житие Михаила Клопского

Как и записка о последних днях Пафнутия, новгородское «Житие Михаила Клопского» было написано в 70-х гг., но по своему характеру и происхождению оно существенно отличается от записки Иннокентия. Это отнюдь не запись очевидца, а развернутое агиографическое повествование о жизни и чудесах новгородского святого-юродивого, сочувствовавшего московским князьям (именно это обстоятельство способствовало сохранению Жития в общерусской письменности после присоединения Новгорода). Создатель Жития Михаила несомненно опирался на определенные литературные традиции, скорее фольклорные (или основанные на фольклоре), нежели агиографические.

Необычно для агиографической литературы было уже самое начало Жития: оно начиналось не рассказом о рождении и воспитании святого, как большинство житий, а описанием неожиданного и таинственного появления не названного по имени героя в Клопском монастыре. Перед нами как бы «закрытый» сюжет, вызывающий недоумение и естественное любопытство читателя.

Ночью после богослужения некий поп явился в свою келью в монастыре и увидел, что в келье неизвестный «старец седит на стуле, а перед ним свеща горит». Изумленный поп попятился и привел игумена Феодосия, но келья оказалась запертой. Заглянув через окно, игумен приветствовал незнакомца молитвой; незнакомец ответил той же молитвой, это повторялось три раза. «Кто еси ты, человек ли еси или бес? Что тебе имя?» – спросил после этого игумен. «Человек ли еси или бес? Что ти имя?» – повторил тот же вопрос незнакомец. Игумен спросил вторично: «Человек ли еси или бес?»; незнакомец тоже спросил: «Человек ли еси или бес?»; это же произошло и в третий раз. Взломав дверь в келью, игумен стал кадить; старец закрылся от кадила, но осенил себя крестным знамением. Однако назвать своего имени он так и не захотел и на вопрос «Как еси пришел к нам и откуда еси?» снова ответил тем же вопросом. Тайна его происхождения раскрылась позже, когда приехавший в монастырь князь Константин сообщил монахам, что незнакомец – знатный человек, «своитянин» (родич) князя. Далее рассказывается о том, как ставший монахом Михаил Клопский распознал разбойников в людях, пришедших в монастырь, лишил ума попа, укравшего панагию, предсказал паралич посаднику, обижавшему монастырских рыбаков.

Михаил Клопский был юродивым, и этим в значительной степени оправдывался эксцентрический характер рассказов о нем. Эта особенность Жития связывает «Житие Михаила» со светской литературой такого характера, о которой мы будем говорить в дальнейшем, – например со сказаниями о Соломоне и Китоврасе, где «дивий зверь» Китоврас, как и Михаил, «насквозь видит» настоящее и будущее своих собеседников и скрывает за внешним чудачеством глубокую мудрость.

Повесть о Дракуле

В основе «Повести о Друкале» лежали сказания о жестоком мутьянском (румынском) князе Владе Цепеше – Дракуле, правившем в 1456–1462 и 1477 гг. Авторство повести может быть установлено из упоминания в ее заключительной части, что второй сын Дракулы, находившийся в Венгрии, «при нас умре, а третьего сына, старейшего, Михаила тут же на Будину видехом», и что «ныне» на престоле Дракулы сидит Влад Монах. Влад Монах вступил на мутьянский (румынский) престол в 1481 г. Автором повести был русский (со ссылки на «наш» русский язык начинается рассказ о Дракуле), побывавший в Венгрии в начале 80-х гг. XV в., и не один, а с какими-то спутниками («при нас», «видехом»). Все эти данные более всего подходят к Федору Курицыну, известному еретику и крупнейшему дипломату Ивана III, возглавлявшему посольство в Венгрию и Молдавию как раз в 1482–1484 гг. и в сентябре 1485 г. вернувшемуся в Россию (в феврале 1486 г. и вторично в январе 1490 г. Повесть была переписана известным кирилло-белозерским книжником Ефросином).

Наиболее характерная особенность «Повести о Дракуле» – ее теснейшая связь с устным сюжетным повествованием; она представляет собою, в сущности, ряд анекдотов о жестоком «мутьянском воеводе Дракуле» (так в странах, соседних с Валахией, именовали Влада Цепеша). Сходные анекдоты использовались в рассказах о «великом изверге» Дракуле, помещавшихся в немецких брошюрах конца XV в. (рукописных и печатных) и в повествовании о нем, включенном в «Венгерскую хронику» итальянского гуманиста Антонио Бонфини (90-е гг. XV в.). Сходство русской повести с этими памятниками – не текстуальное, а сюжетное; общим их источником были, очевидно, рассказы, услышанные различными авторами в землях, соседних с Валахией.

Как же может быть определен идейный смысл русской «Повести о Дракуле»? В науке предполагались самые различные решения этого вопроса: одни исследователи усматривали в Повести осуждение тирании и считали, что она распространялась в боярских кругах, враждебных Ивану Грозному, другие видели в ней апологию грозной и справедливой власти и тех репрессий, которые применялись феодальным государством против его врагов. Возможность столь противоположных мнений вытекает из жанрового своеобразия повести: перед нами не публицистическое произведение, автор которого прямо высказывает свои воззрения, а произведение беллетристики.

Повесть начинается с краткого сообщения: «Бысть в Мутьянской земли греческыя веры христианин воевода именем Дракула влашеским языком, а нашим диавол. Толико зломудр, яко же по имени его, тако и житие его». Далее читатель, как и в «Житии Михаила Клопского», прямо вводился в середину действия: автор рассказывал о том, как Дракула велел прибить «капы» (шапки) к головам турецких послов, осмелившихся явиться к нему, «великому государю», с покрытыми головами. Так строилась вся повесть: подобно сказаниям о Соломоне и Китоврасе, она состояла из отдельных эпизодов-рассказов.

Но как и в «Соломоне и Китоврасе», такая дробность построения вовсе не означала отсутствия единой темы. Эпизод за эпизодом рисовал дьявольское «зломудрие» мутьянского воеводы – сочетание изощренной жестокости с остроумием. Эпизоды эти представляли собой своеобразные анекдоты, многие из которых строились как загадки, имевшие второй, метафорический смысл (с. 67–68). Дракула не просто казнит попавших ему в руки людей – он испытывает их, и недогадливые, не «изящные» испытуемые, не умеющие «против кознем его отвечати», трагически расплачиваются за свое «неизящество». Яснее всего это видно на эпизоде с нищими. Собрав по всей своей стране «нищих и странных» и угостив их, Дракула спрашивает: «Хощете ли, да сотворю вас беспечалны на сем свете, и ничим же нужни будете?». Не поняв второго, зловещего смысла его слов, нищие с восторгом соглашаются. Дракула освобождает их от нищеты и болезней, сжигая в запертой «храмине». Так же поступает Дракула и с турецким царем: он обещает ему «послужить»; турецкий царь, понявший эти слова буквально, радуется; Дракула разоряет турецкие владения и сообщает царю, что сколько мог, столько «ему и послужил». На такой же двусмыслице строится и первый эпизод повести. На вопрос, почему они не снимают шапок, послы отвечают, что таков обычай их страны. «Хощу вашего закона подтвердити, да крепко стоите», – отвечает Дракула. Понятое буквально, такое обещание тоже, как будто, должно было вызвать удовлетворение собеседников. Но Дракула «подтвердил» турецкий обычай гвоздями, прибив турецким послам «капы» к головам.

Мотив испытания, проходящий через все эти эпизоды, принадлежит к числу популярнейших мотивов мировой литературы и фольклора. Мотив этот был хорошо знаком и древнерусской литературе: так же «изящно» и так же жестоко, как Дракула, «испытывала» древлянских послов Ольга в «Повести временных лет»; мотив испытания встречается и в «Повести об Акире премудром» и в житийной «Повести о Петре и Февронии».

Что же хотел сказать автор «Повести о Дракуле», представляя читателю своего «зломудрого» героя? Сюжет «Повести о Дракуле», как и сюжет «Соломона и Китовраса» и «Стефанита и Ихнилата», неоднозначен – он не может быть сведен к какому-либо определенному выводу или поучению. Дракула совершает бесчисленные злодейства, сжигает нищих, казнит монахов, женщин, мастеров, прятавших его сокровища, и обедает среди кольев, на которых разлагаются «трупия мертвых человек». Но он же ведет борьбу с турками, борьбу героическую и несомненно вызывающую одобрение читателя, и погибает в этой борьбе, ненавидит «зло», уничтожает воровство и устанавливает в своем государстве справедливый и нелицеприятный суд, от которого не может откупиться ни богатый, ни знатный.

Позицию автора Повести можно определить, сравнив ее с западными сочинениями о том же персонаже. Если авторы немецких рассказов рисовали только изуверскую жестокость «великого изверга», то итальянский гуманист Бонфини подчеркивал сочетание в Дракуле «неслыханной жестокости и справедливости». Так же двойствен Дракула и в русской повести.

Но в отличие от хроники Бонфини, «Повесть о Дракуле» была не публицистическим, а беллетристическим памятником: автор его не высказывал поэтому своей оценки героя в прямой форме, а рисовал образ этого героя, образ, не подымавшийся до уровня характера, однако обладавший определенной характерностью. Дракула – не абстрактный злодей и уж никак не абстрактный мудрый правитель. Он веселое чудовище, испытывающее свои жертвы, некое подобие сказочного Тома-Тима-Тота или Рюмпельштильца. Необычный с точки зрения традиций житийной или героической воинской повести, образ Дракулы был зато близок к уже известным нам фигурам переводной беллетристики. Мудр и жесток был Китоврас в «Соломоне и Китоврасе»; теми же свойствами отличался Ихнилат в «Стефаните и Ихнилате». Самооправдания Дракулы по поводу убийства нищих или казни послов во многом напоминали софизмы Ихнилата во время суда над ним. Сюжет «Повести о Дракуле» принадлежал к типу сюжетов, который мы определили выше как многозначный. Такое построение сюжета было характерно для многих памятников беллетристики позднего средневековья и Возрождения, авторы которых противопоставляли однозначному феодально-рыцарскому идеалу «протест реальности».

Рассказ о смерти Пафнутия Боровского

Записка Иннокентия о последних днях Пафнутия Боровского. К «неукрашенным» житиям первого типа принадлежит прежде всего составленная в 1477–1478 гг. записка о последних днях крупнейшего церковного деятеля XV в., основателя и игумена Боровского монастыря Пафнутия. Автор этой записки – «келейник (сожитель по келии и прислужник) игумена Пафнутия Боровского Иннокентий, человек, не занимавший сколько-нибудь видного места в управлении монастыря. Характеризуя самого себя как „невежду и грубого“, Иннокентий видел свою задачу именно в том, чтобы как можно точнее и детальнее описать последние дни и записать предсмертные речи „святаго и великаго отца нашего Пафнутия“. И именно благодаря отсутствию всякой „украшенности“ и риторики этому безвестному монаху удалось создать необыкновенно выразительный образ больного старика, еще недавно возглавлявшего огромное монастырское хозяйство и наконец уставшего от всей этой суеты и жаждущего покоя. Заботы еще не совсем оставили Пафнутия – перед самой смертью он объясняет Иннокентию, как устроить в монастыре запруду через „поток водный“, высказывается о междукняжеских ссорах, но он уже чувствует, что его ждет „ино дело… неотложно“: разрушение „соуза“ души и тела. „Ни так, ни сяк, видиши, брате, сам, боле не могу… А выше силы ничто не ощущаю от болезни“, – просто отвечает на вопрос о своем здоровье. Но к нему все еще идут с делами – от старцев монастыря, от удельного князя, от самого Ивана III. Возникает вопрос о преемнике Пафнутия (им стал потом Иосиф Санин, будущий „обличитель“ еретиков Иосиф Волоцкий), о том, кому оставить игуменство. „Пречистой!“ – лаконично отвечает Пафнутий. С представителями светских властей больной старец вообще не хочет объясняться, но испуганный Иннокентий не решается отослать столь высокопоставленных посетителей и вновь напоминает Пафнутию о них. „Что тебе на мысли?“ – досадливо и совсем не смиренно отвечает Иннокентию Пафнутий. „Не даси же мне от мира сего ни на един час отдохнути! Не веси [не знаешь ли] – 60 лет угажено [угождалось] миру и мирским человеком, князем и бояром… Ныне познах: никая ми от всего того полза“.

Перед нами – поразительный «человеческий документ», «литературное чудо XV века», по справедливому замечанию исследователя. Но «чудом» записка Иннокентия является лишь по своим высоким художественным достоинствам, а не по полной уединенности в древнерусской литературе. Свобода от норм литературного этикета, экспрессивность живой разговорной речи – все это сближает записку Иннокентия с другим произведением нетрадиционной «деловой» литературы XV в. – «Хожением за три моря» Афанасия Никитина; перед нами та самая «литература факта», на которой впоследствии вырастут такие великие памятники, порывающие с литературными канонами, как «Житие» Аввакума.

8 июля православные верующие вспоминают муромских чудотворцев, благоверного князя Петра (в иночестве Давида) и княгиню Февронию (в иночестве Евфросинию). К этой дате приурочен и мирской праздник — «День семьи, любви и верности».

После смерти князь Пётр и княгиня Феврония упокоились в общей гробнице Свято-Троицкого монастыря в Муроме. Сегодня тысячи людей приходит сюда, чтобы просить у святых разрешения своих семейных проблем, покровительства в любви, исцеления от болезней. Сегодня история вечной любви Петра и Февронии учит нас мудрости. Оказывается, что в суете окружающей жизни нет ничего дороже мира и уюта в семье, здоровых и счастливых детей, близкого человека рядом. По всей православной России молятся о семейном счастье этим муромским чудотворцам, дабы испросили они у Господа веры, любви и верности.

Святые Давид и Ефросиния (в миру их звали Пётр и Феврония) уже семь веков почитаются на Руси как покровители и защитники семейного очага, любви и верности. Старинный город Муром — абсолютный
рекордсмен по числу святых. Здесь родились, жили или княжили 23 православных святых. Таким феноменом не может похвастаться ни один город в мире. Но даже на фоне такой богатой истории жители Мурома с особенным трепетом хранят память о чудесных деяниях  Петра и Февронии.

История о Петре и Февронии

В начале 13 века в Муроме правил князь Пётр. Был он хорош собою, храбр, справедлив и в крепкой вере. Но однажды объявился в Муроме поганый змей. Стал он прельщать людей пороками и сладостными грехами, но сильные духом сопротивлялись дьяволу, и тогда он обнажил свой меч, призвал на помощь темные силы и пропитал свой клинок сатанинским ядом. И бросил клич смельчаку, который отважится выйти на бой с самим дьяволом. Князь Пётр принял этот вызов. в его руках был святой Агриков меч, полученный им от архангела Михаила. Хитрый враг хотел напасть на Петра неожиданно, исподтишка, но князь не растерялся и начался лютый бой. Порой казалось, что не устоит князь перед дьявольским напором, дрогнет. Но помнил Пётр, что сражается не за себя, а за Муромскую землю. Победа или смерть- о другом исходе поединка он и не помышлял. Коварным ударом змей ранил князя. Однако ни боль, ни страдание не остановили Петра. Собравшись с силами, он тяжелым ударом сразил врага, зло было повержено.

После боя увидел князь, что всё тело его покрылось язвами, горело адским огнем. Позвал он своего верного слугу, Анику-воина и велел ему рассылать гонцов во все концы земли русской, искать лучших лекарей. Ходил слух, что есть в Рязанской деревне Ласково девица Феврония. Вроде как блаженная, но лечит знатно. Поехали князь с Аникой к ней.

Сегодня деревня Ласково — дачный поселок недалеко от Рязани. Горожане любят это место отдыха, с удовольствием сюда приезжают.

В деревенской горнице за прялкой сидела в одиночестве Феврония с зайцем на коленях. Увидев непрошеного гостя, девушка не смутилась, велела только дверь прикрыть. «Люди говорят что лечишь ты хорошо, так может и и князю моему поможешь»? — спросил Аника. «Что же», — ответила Феврония, — «может и излечу я вашего князя, только вот условие у меня есть. Будет князь здоров, если возьмет меня в жены». И тут Аника вспомнил народную примету: заяц в доме к свадьбе.

Наказала Феврония Анике истопить баню, а сама тем временем принялась готовить снадобье, рецепт которого только она и знала. Взяла Феврония ковш со снадобьем, перекрестила его, будто Дух святой вселила. Велела Анике, чтобы князь хорошенько вымылся, да растёр этим снадобьем все язвы и струпья, только одну маленькую ранку пусть обязательно оставит. Всё в точности передал Аника Петру, а заодно и предупредил, что хочет девица княжеской женой стать. Задумался Пётр, однако делать ему было нечего. Решил: пусть Феврония сначала вылечит его, а там посмотрим. А если она такая шустрая, что рассчитывает его женихом сделать, то пусть покажет свою расторопность и смекалку. Пусть возьмет этот клочок льна, выткет полотно, да и сошьет из него сорочку. портки и платок, пока он в бане моется. Не растерялась Феврония от княжеской выдумки. Взяла щепку и велела передать Петру: дескать, пусть и он постарается смастерить из этой деревяшки ткацкий станок. Удивился князь, понял, что девица не так проста как кажется, но решил исполнить всё в точности как велела Феврония. Кто его знает, а вдруг блаженная и впрямь владеет особенным секретом.

Осторожно смочил князь каждую язву отваром, но одну ранку оставил, и случилось чудо: вмиг исчезли болячки. Вышел князь на свет божий, вздохнул полной грудью, да тут же и забыл о своем обещании жениться. Решил Пётр, что не грех это — нарушить слово, данное крестьянской девице. Велел он Анике нести мешки с золотом и серебром в награду Февронии. Но Феврония отказывалась от княжеских подарков, жалко
ее стало лжеца. Она-то знала, что не откупится он от своей болезни богатствами. И велела она Анике забрать мешки с серебром и златом. Дескать, они еще понадобятся князю, чтоб другим врачам давать.

Ночью стало Петру тяжко, вернулась его болезнь. И было Петру видение. Явился ангел и сказал: «Тяжелый грех на тебе, Пётр. Пренебрег ты исцелившей тебя, обидел своим обманом. А ведь сказал апостол Лука: каждый, возвышающий себя, сам унижен будет, а унижающий себя возвысится». На следующее утро исповедался князь Пётр в церкви и прощены были ему грехи. Превозмогая боль, потащился он к дому Февронии один, без верного слуги. А Феврония приняла Петра кротко, без единого попрека. Повинился князь перед девушкой, просил не помнить обиды, и дал верную клятву: взять её в жёны. И тогда Феврония исцелила Петра от дьявольской проказы.

На радостях решили они не откладывать венчание. Свадьбу сыграли в Муроме на Петров день. Казалось, отродясь не видели на этой земле такой красивой пары как князь Пётр и деревенская девушка Феврония. О таких браках говорят, что они заключаются на небесах.

• Торопился посланец, чтобы успеть застать Давида в живых. Слово в слово передал он ответ блаженной
  Ефросинии. Дескать, придет она как закончит работу. И тогда взмолился Давид: «Нет больше мочи терпеть, пусть Ефросинья поторопится». Спокойно выслушала и Ефросиния послушника, но не бросила работы. Знала она, что скоро уже они встретятся. Последний стежок остался.

После свадьбы зажили Пётр и Феврония в княжеском дворце в мире и согласии. Пётр не мог налюбоваться на жену- и умна, и красива, и скромна. Вот только бояре сразу невзлюбили Февронию- не по чину она им пришлась. Жёны шептались между собой: «И что только князь в ней нашел? И драгоценностей на ней нет и
солидности княжеской не имеет». Печален стал Пётр. Видел он, как потешаются над Февронией бояре, но ничего сделать не мог. А бояре смеялись, дескать княжеская жена как простая крестьянка крошки хлебные
со стола собирает. Раздосадованный князь велел жене разжать руку, и увидели все бояре: на её ладони не крошки, а сверкающие самоцветы.

Чудо с самоцветами еще больше раззадорило злобных бояр. Собрались они и направились к Петру требовать, чтобы изгнал он свою жену. «Тебе служить готовы, а ей, простой крестьянке- нет»! Разозлился князь, крепко призадумался и велел боярам идти к Февронии, и пусть как она сама решит, так он и поступит. С достоинством поистине княжеским выслушала Феврония требования и обратилась за помощью в заступнице своей — Божьей Матери. А своим гонителям сказала: если хотят, чтобы она ушла из города, то
пусть выполнят ее условие- дадут ей то, что она попросит. Бояре согласились: пусть берет что хочет и убирается из Мурома восвояси.

Никаких богатств не попросила Феврония, пусть только отпустят вместе с ней и супруга, князя Петра. А бояре только обрадовались: мол, не станет Петра — другого изберем. И отправились Пётр и Феврония изгнанниками с родной земли. Усталый князь заснул, а кормчий с вожделением смотрел на Февронию.  Заметила она его взгляд и сказала: «Почерпни, человече, воды с той стороны лодки и с этой и выпей». Исполнил кормчий, обуреваемый бесом, её просьбу, а Феврония спросила: «Одинакова ли вода?» «Одинакова, госпожа», — прошептал кормчий. «Так и естество женское одинаково», — устыдила кормчего Феврония: «Что ж ты свою жену забыл, о чужой помышляешь»?

Ну а в осиротевшем Муроме тем временем начались боярские усобицы, народ страдал от голода и болезней.
А бояре, осатаневшие от гордыни и властолюбия, боролись за княжеский трон. Многие из них пострадали в этой вражде, а сколько было покалечено и не сосчитать. Настали в городе страшные времена. Тяжело было князю смотреть, как гибнет его родной Муром. «Что же теперь будет»? —  думал он: «Коли я по своей воле отказался от княжеского престола»? Увидела Феврония, что одолевает Петра уныние и решила она укрепить мужа в его вере и явить ему зримо милосердие Божие.

А Пётр недоумевал: от чего так спокойна она? И тогда она сказала: «Не печалься, суженый мой. Храни достоинство и в горе и в радости. Показала Феврония на голые колья, что торчали на берегу. «Наутро станут эти колья большими ветвистыми деревьями, и это будет знаком Божьим». Приснился в ту ночь Петрус сон: будто бы кто ни примерял на себя княжескую шапку, никому она не пришлась впору, а ведь каждый считал, что только он и достоин её.

Рано утром, хорошо выспавшись, князь вышел на берег и увидел невиданное зрелище. Как и предрекала Феврония, на месте сухих кольев шелестели зеленой листвой два стройных деревца. Не веря своим глазам, схватил князь стволы деревьев руками, тряхнул: «Неужто и вправду это знамение Божие»? Сию минуту, сгинуло прочь отчаяние, возродилась в душе Петра надежда.

А тут и боярские гонцы появились на поляне, в ноги жаловались на горести, постигшие их город и просили князя Христом-Богом возвратиться и принять престол.

• Умер старец Давид, не дождавшись Ефросинию. Принес гонец монахине скорбную весть. Упал в отчаянии на колени: «Преставился Давид». Сделала Ефросиния последний стежок, закончила долг послушания. Поняла она, что пришел и её черёд. Встала, помолилась своей заступнице, Божией Матери, с чьим велением сверяла она свою жизнь и с миром отправилась вслед за верным своим мужем и братом во Христе. Так навечно соединились души Петра и жены его Февронии.

В муромском Спасо-Преображенском монастыре на склоне лет принял постриг князь Пётр, получив духовное имя Давид.

Игумен Кирилл, наместник муромского Спасо-Преображенского монастыря: «Здесь Пётр и Феврония  вырастили своих детей посадили их на трон. Одна из их дочерей вышла замуж за Юрьев-Польского князя. Это реальные исторические личности. Пётр принял здесь постриг, в этом монастыре, с именем Давид. А недалеко южнее, вверх по реке был женский монастырь за крутым оврагом в честь Воздвижения Креста Господня. Там Феврония была пострижена в монашество с именем Ефросиния. Но у них был уговор: чтобы они умерли в один день и час. Вот они в единый час и предали Богу своей святы души… Когда отпадет само по себе отношение к браку как к некоему коммерческому или развлекательному акту- вот в этом случае возродится Россия.

Были ли Пётр и Феврония на самом деле?

Всё, что мы знаем о муромских супругах-чудотворцах, идёт от литературного произведения, написанного Ермолаем-Еразмом в XVI веке по повелению митрополита Макария. Называется это произведение (в современном наименовании) «Повесть о Петре и Февронии Муромских». Составлялось же это сказание на основе народных местных преданий, которые на протяжении сотен лет передавались в народе из уст в уста.

Однако, исторических сведений о том, что в Муроме правили князь Пётр и его старший брат Павел нет. Есть версия, которая допускает, что прототипом Петра мог быть князь Давыд Юрьевич, сын муромского князя Юрия Владимировича. Он вступил на муромский престол после смерти своего старшего брата, Владимира Юрьевича и, приняв постриг, получил имя Пётр (то есть всё наоборот). Давыд Юрьевич и его жена Ефросиния имели троих детей — дочь Евдокию и двоих сыновей — Юрия и Святослава. В «повести» же Ермолая-Еразма ничего не говорится о том, что у Февронии и Петра были дети. Сказано, что они заботились о людях «как чадолюбивые отец и мать».

Мультфильмы о Петре и Февронии

Предлагаем Вашему вниманию 2 мультфильма: История о жизни святых муромских чудотворцев для самых маленьких и м/ф «Сказ о Петре и Февронии » (Полная версия 2017 года в хорошем качестве)

10 и 11 апреля в МХАТ им. М. Горького одиннадцатая премьера сезона — «Петр и Феврония». Очень тонкая, очень современная и очень непростая жизненная история, которую рассказывают актеры МХАТ и фольклорный хор «Кладец».

Пьеса «Петр и Феврония» — это переложение написанной во времена Ивана Грозного писателем Ермолаем Еразмом «Повести о Петре и Февронии Муромских» — драматичной истории реальных персонажей, муромских князя и княгини. В православной традиции эта пара святых покровительствует семье и браку. Все образы «Повести» несут в себе скрытый сакральный смысл. Много глубоких метафор заключено в этом таинственном тексте.

Жанр неканоничен: в христианском подвиге героев угадываются старинные муромские предания об огненном змее и о мудрой деве. А драматург включил в действо и рассказчика, и хор, поющего акафисты: когда мир был молод, любовь венчалась браком, а театр и литургия были рядом. 

«С одной стороны, это история о православных святых. Часто православие у людей, далеких от него, ассоциируется с мученичеством, страданием, печалью. Все это, конечно, имеет место, если мы рассматриваем житие. Но, с другой стороны, мы говорим не о житийной истории, положенной в основу нашего спектакля, а в первую очередь — о любви. История очень современная, и ее актуальность почувствуют зрители. Совсем несложно былинного героя, сказочного змея или средневекового рыцаря экстраполировать в нашу реальность и понять, кто и что стоит за персонажами: театр, как любое другое искусство, мы всегда пропускаем через себя. И в этом смысле наш рассказ про Петра и Февронию окажется мега актуальным, особенно в контексте того, что происходит сегодня вокруг семейный ценностей», — Эдуард Бояков, художественный руководитель МХАТ им. М. Горького.

Творческая группа аккуратно оформила житийную историю в современные рамки. Драматург Елена Исаева работала со сценической версией древней истории, художник Николай Орлов стилизовал красочные костюмы, создав некую игру между исторически точными костюмами прошлого и современной эстетикой. Теремные красочные декорации делает один из самых известных современных художников-сценографов Александр Цветной. Даже музыка спектакля сочетает в себе композиции Макса Рихтера и аутентичное живое звучаниеансамбля «Кладец» с традиционными народными песнями, бережно сохраненными руководителем фольклорного хора, бывшим солистом ансамбля им. Покровского, Дмитрием Фокиным.

Сергей Глазков, режиссер спектакля:

«Дети в музее либо зевают, либо с открытым ртом слушают историю своего народа и своей страны — все зависит от экскурсовода. Так и мы, творческая группа, создаем спектакль, как хорошие экскурсоводы. Мы не только осовременили текст, но и убрали из постановки «котурны», лубок, сказочность повествования, чтобы сделать его более живым и понятным современному человеку. Мы хотим рассказать не только житийную, но и очень жизненную историю про любовь, про ценность обретения, про верность и взаимопонимание: мужчина и женщина встречаются на каком-то необъяснимом энергетическом уровне и становятся единым целым. В нашем спектакле встречаются две настоящие личности, равные по силе духа. Это история о том, как ты обретаешь человека, который дополняет тебя, каким бы ты целостным не был. Каждый мечтает о такой любви. Нет черного без белого, нет солнца без луны, нет мужа без жены». 

«Петр и Феврония» — абсолютно семейный спектакль, на который могут прийти не только взрослые, но и дети. И сам спектакль создается таким, чтобы его понимали в первую очередь дети. Ребенку, считают создатели, важно как можно раньше понять, что настоящую любовь, если она случилась, нужно беречь, культивировать и ценить.  

История спектакля  

«Повесть о Петре и Февронии Муромских» Ермолая Еразма — одна из самых ярких в христианской литературе историй о том, как человек спасается праведностью. В православной традиции эта пара святых покровительствует семье и браку. В день их памяти, 8 июля, отмечается всероссийский праздник — День семьи, любви и верности. МХАТ им. М. Горького шел к этому спектаклю больше года. Инсценировку по мотивам повести XVI века написала известный драматург Елена Исаева. Летом 2019 года на фестивале «Таврида-Арт» в Крыму и на фестивале «Традиция» в усадьбе Захарово (Музей-заповедник А. С. Пушкина) были показаны эскизы спектакля. В период карантина на Youtube-канале «МХАТ ГОВОРИТ!» была сделана читка пьесы.  

Супруги Петр и Феврония — ярчайшие личности Святой Руси, своей жизнью отразившие ее духовные ценности и идеалы. Для князя Муромского Петра женитьба на дочери простолюдина Февронии, исцелившей его от смертельной болезни, стала началом крестного пути. Не было сначала любви между супругами, но, пройдя через испытания, они «срослись» друг с другом настолько, что и после смерти никто не смог их разлучить.