Песня где живет сказка поет ксения незнамова

И. Петровская― Доброе утро, здравствуйте, дорогие наши друзья! С вами, как всегда, по субботам в прямом эфире «Человек из телевизора». На улице лютый мороз, не ходите никуда. По крайней мере, с нами вы не замерзнете, а может быть, наоборот, даже согреетесь, и будет вам тепло или горячо. Мы постараемся обеспечить вам. Мы — это Ксения Ларина… Здравствуй, дорогая моя подруга!

К. Ларина― Доброе утро всем, здравствуйте! И Ирина Петровская.

И. Петровская― Да, я уже открыла рот, чтобы это сказать, но ты, слава богу, опередила. И за звукорежиссерским пультом с нами Илья Крылов. Ну а мы едем.

К. Ларина― Куда это мы едем?

И. Петровская― Едем дальше. Давай, твоя очередь.

К. Ларина― Ну смотрите, у нас, конечно, выпуск речей, как я написала в Фейсбуке на страничке, анонсируя сегодняшнюю программу. Нобелевская речь Дмитрия Муратова. Встреча правозащитников с Путиным. Выступление Сокурова, Меркачевой, Гусева, Сванидзе, Резника — может быть, я кого-то забыла. Выступление Лии Ахеджаковой на «Звезде театрала».

Юрий Дудь, «Почему в России пытают?» — большой фильм Юрия Дудя на актуальную тему посвящен прежде всего работе Игоря Каляпина и его Комитета против пыток, который, как вы знаете, иностранный агент. Церемония вручения премии «Лавровая ветвь» в области документального кино на «Дожде*». Вчера вечером была. Я вот с удовольствием смотрела. Необычный формат. Может быть, об этом поговорим.

И. Петровская― На иностранном агенте.

К. Ларина― «Вечерний Ургант» — именно так назывался специальный выпуск памяти Нины Ургант, которую провел внук замечательной актрисы Нины Ургант Иван. С участием Андрея Смирнова*, режиссера фильма «Белорусский вокзал». Робер Лепаж, канадский режиссер, выдающийся театральный деятель, в гостях у Владимира Познера. Клара Новикова у Катерины Гордеевой.

Зина Пронченко у Лизы Лазерсон. Лизу наши слушатели знают как ведущую авторской передачи «Атаки с флангов» — по-моему, так она называется. У Лизы есть свой youtube-канал. Я пошла, как за морковкой, за Зиной Пронченко, кинокритиком, которая мне очень симпатична. Я за ней слежу и с удовольствием посмотрела эту беседу тоже.

«Док-ток» на Первом канале. Никогда в жизни не включила бы это, если бы не узнала, что там сестры Вертинские. Это был такой специальный выпуск. Там у них целый большой проект, я так понимаю. Сериал закончился уже, Ира? «Вертинский».

И. Петровская― Собственно, это как раз было приурочено к окончанию сериала на Первом канале. Да, Первый канал умеет делать такие протяженные во времени акции.

К. Ларина― Да, выдавить всё, что называется.

И. Петровская― Да, тут еще на следующий день они транслировали концерт — песни Вертинского. Тут можно по-разному к этому относиться.

К. Ларина― Это было лишнее, скажем аккуратно.

И. Петровская― Может быть, да. Но я говорю о том, что всё-таки умение подавать блюдо, которое они считают самым главным на какой-то текущий момент — вот в этом Первому каналу не откажешь.

К. Ларина― Ну и последнее, что у нас стоит в списке — выпуск «Редакции» «Почему женщина убивает?». Спецреп Саши Сулим о том, почему женщины решаются на убийство, и как они же потом живут с этим внутренним ужасом. Ну, Саша у нас уже такой специалист в области криминалистики. Я думаю, что она уже может защищать диссертацию на эту тему.

И. Петровская― Но это на самом деле даже не столько криминалистика. Это скорее такая психология.

К. Ларина― Психология преступления.

И. Петровская― Ужасная травма с одной стороны и абсолютно дикая несправедливость по отношению к женщинам, которые (по крайней мере, героини этого выпуска) применяли это насилие как средство защиты, самозащиты. Но закон этого не учитывает. И это важная тема, что по-прежнему закон о домашнем насилии не существует, и по-прежнему это считают обычным преступлением: превысила необходимые средства самообороны. В этом весь ужас.

К. Ларина― Ну, Ира, значит, напомню нашим слушателям, что вы можете не только слушать, но и смотреть нас на YouTube-канале «Эхо Москвы». Конечно же, как обычно, по традиции, как все ютьюберы, мы тоже просим вас поставить на нам лишний лайк. Вам ничего не стоит, а нам приятно.

Во-вторых, там уже есть пожелания по поводу речей. Мы сейчас будем подробно об этом говорить. Спрашивают тебя как очевидца, как зал воспринял речь Лии Ахеджаковой. Поскольку мы знаем, насколько это сообщество сторонится и пугается, шарахается от любых тем, так или иначе связанных с политикой. Как восприняли в Театре Вахтангова речь Лии Ахеджаковой на вручении ей премии «Легенда сцены» на церемонии премии «Звезда театрала»?

И. Петровская― Я именно это отслеживала, поскольку мне выпала честь представить Лию на сцене точка и вручить вместе с президентом этого конкурса, так назовем, «Звезда театрала» Валерием Яковым. Я смотрела в зал, когда говорила Лия. Во-первых, она невероятно волновалась до того, и меня это невероятно, опять же, тронуло, поскольку вроде как человек 500 миллионов раз выходит на сцену. Но как она концентрировалась, как она не стеснялась этого волнения — это отдельное наблюдение.

А второе — зал. Кто-то уже тоже мне сказал или написал, что зал очень вяло реагировал. Нет, ничего подобного. Я бы сказала, что зал реагировал с восхищением и даже в каком-то смысле был ошеломлен. Я смотрела на совсем молодых людей, актрис, актеров, которые сидели ближе к сцене. У них были расширенные глаза от того, что они слышат. Не потому, что они, может быть, первый раз это слышат, а от этого общего ощущения, что выходит маленькая, в маленьком черном платье Лия Ахеджакова и превращается действительно, просто реально в такого пламенного трибуна и говорит обо всём, что наболело.

При этом она же облекла это всё в форму, в общем, такого даже театрального монологах — вот этот лейтмотив «быть или не быть?». Безусловно, это прерывалось несколько раз аплодисментами. В конце аплодировали — в финале, когда она закончила. Поэтому мне показалось, что она была права: «Мы люди театральные и мы многое с вами, — сказала она, — одинаково понимаем». И именно с этой целью она произносила эти слова — в надежде встретить это понимание. И она его, на мой взгляд, встретила.

К. Ларина― Ну да, я смотрела это по трансляции, и мне тоже показалось, даже по ту сторону, что называется, экрана, что были просто овации. В каких-то моментах просто прерывалось. Я даже добавлю к чувству восхищения, о котором ты говоришь, мне кажется (может быть, я придумываю это, может быть, мне так хотелось бы думать), что это еще и чувство благодарности: тебя тянет аплодировать человеку, потому что ты так не можешь. Она может.

Есть два чувства, которые сопровождают такое эмоцию, что я так не могу — чувство зависти или раздражения и чувство восхищения и благодарности. Вот мне кажется, что это скорее позитивное чувство благодарности в едином порыве, что называется, этот зал заставляло аплодировать, вело. Это очень хорошо. Хорошее чувство. И Лия, конечно, безусловно, молодец.

Вторая тема сразу. Вопрос, который тоже задают наши зрители в YouTube и слушатели: что там на федеральных ток-шоу по поводу Сокурова? Что-нибудь появилось? Мы знаем, что в четверг на заседании Совета по правам человека была жесткая перепалка с Сокуровым со стороны президента. И такие слова, по-моему, впервые были сказаны в адрес человека такого уровня, как Александр Николаевич Сокуров, президентом. По сути, типа, не лезьте. Не знаете, так не лезьте. Публично уж тем более нельзя про это говорить, если вы этого не понимаете.

И. Петровская― Ну, появилось, да. Вчера были сюжеты на эту тему. Разумеется, не комментировали так, как позже откомментировал глава Чечни, выступив с совершенно оскорбительным, безобразным текстом, который можно прочитать везде тоже. Но скорее показывали, как Владимир Владимирович умеет давать отпор. Естественно, приводились его слова: «Да, хорошо бы извиниться», вот это вот по поводу всего, что касалось первой части. Собственно, первую часть только и показывали, и цитировали, когда Александр Николаевич говорил о проблемах федерализма в России и государственного устройства, и дальше отпор самого нашего всего.

К. Ларина― Но никаким образом не комментировали?

И. Петровская― По крайней мере, не комментировали в выражениях, не знаю, «как посмел?».

К. Ларина― Ты смотрела вообще трансляцию этого Совета по правам человека?

И. Петровская― Да, я смотрела трансляцию на канале «Россия-24», которая прервалась часа, наверное, через 2 — по-моему, после выступления Павла Гусева по поводу иностранных агентов. Дальше уже пошла нормальная обычная программа. А уже само выступление Сокурова и весь этот, назовем это, спор я смотрела уже позже. Кто-то выложил — слава богу, не пришлось искать — весь этот кусок с этого кремлевского… как у них там это называется?

К. Ларина― Совет по правам человека.

И. Петровская― Нет, сайт.

К. Ларина― Я как раз смотрела первую часть тоже в прямой трансляции на разных источниках. Там даже больше, после Гусева еще было. То есть там первая часть где-то около 2 часов, целиком трансляция. А вторую часть я уже смотрела на другой день, буквально вчера. Как раз на кремлевском сайте целиком, без купюр всё выложено. Потому что там, помимо Сокурова, есть еще несколько выступлений просто невероятной силы.

Это Генри Маркович Резник, который как раз говорил про закон об иноагентах — прежде всего об этом. И рефреном в его речи звучало, что это оскорбляет мои юридические чувства, этот закон — настолько он вообще постыден и безграмотен. Хотя при этом он не требовал его целиком отменять, а требовал скорректировать вместе с профессиональным сообществом. Тоже говорил об ученых, об институтах.

И. Петровская― Про «Мемориал*» он еще говорил, по-моему.

К. Ларина― «Мемориал*»? Это я не помню. Наверное, он говорил, потому что «Мемориал*» многие говорили («Мемориал*» — иностранный агент). Николай Сванидзе говорил про «Мемориал*» тоже, и про Зуева, ректора Шанинки. Очень жестко Николай говорил, опять же, про «Мемориал*» (иностранный агент). «Это вам, говорит, Владимир Владимирович, не контора «Рога и копыта»», — говорил Сванидзе президенту. — «Это совсем другая организация. Это организация, которая хранит историческую память о преступлениях нашего государства». Я, может быть, не впрямую цитирую, но смысл был такой.

Вообще я не знаю, как у тебя ощущение — мне кажется, что он был в бешенстве еще и до речи Сокурова. Это просто была последняя капля. Потому что картина, которую рисовали — я такого не помню заседания. Не было ни одного позитивного выступления. Потому что раньше всегда выступали какие-нибудь специальные засланные правозащитники типа Фадеева. Вот, кстати, Фадеев выступил — картина была такая благостная: типа, но много и хорошего, многое делается. А все остальные, конечно, рисовали просто какой-то апокалипсис.

И я думаю, что на него это произвело впечатление. Я даже подумала, что, наверное, они встречаются в последний раз. Он скажет: «Вот этого всего я не хочу. Вот не надо мне этого всего. Не надо мне этих людей, не надо мне портить картину, которая у меня своя в окне. Верните мне мою картинку, к которой я привык. Вот эту не хочу». Ты тоже почувствовала это раздражение?

И. Петровская― Ну да, хотя, с другой стороны, обычно ведь как мы говорим, или многие говорят? «Наверное, сам-то царь-батюшка не знает — вот мы-то ему и расскажем. Наверное, его окружение его максимально оберегает от негативной информации». Но судя по его реакциям, всё он знает, никто его не оберегает. И больше всего меня поражали в ответ на такие страстные выступления — и страстные, и страшные, по поводу пыток — довольно равнодушные реакции. Согласись? «Да, согласен…».

К. Ларина― Я скажу. Потому что он знает. Потому что для себя он все эти ответы уже сформулировал. «Ну да, всё понятно, дальше, дальше». По поводу агентов ЦРУ…

И. Петровская― Иностранные агенты — когда говорил Гусев по поводу того, что физическим лицам, помимо юридических, присваивается эта черная метка, то как он отреагировал? «Это комичная ситуация», сказал он, когда Павел Гусев привел пример, что объявленное физическое лицо, молодая журналистка, объявленная иностранным агентом, вынуждена в соцсетях уведомлять любое свое появление с котиком, с елкой, что иностранный агент наряжает со своим ребенком елку. Это Владимиру Владимировичу показалось действительно очень смешным. Комическим, комичным.

К. Ларина― Да, но это такие детали.

И. Петровская― Это важные детали.

К. Ларина― Очень многое изменилось. Поскольку эта встреча происходит раз в год, и каждый год мы обсуждаем ее и смотрим ее, мы видим по позавчерашней трансляции, как стремительно меняется время. Вообще ни шуток уже никаких нет — раньше он позволял себе шутить по какому-то поводу. Ну, раздражался, естественно, тоже, особенно когда речь шла о «врагах народа» так называемых. Не знаю, когда Лев Пономарев* его бесил совершенно (тоже иностранный агент) и так далее. Я уж не говорю про всё остальное. Но в этот раз, мне кажется…

Во-первых, мне очень понравился посыл всех выступающих. Никто ничего не просил и никто не раскрывал глаза — типа, может быть, вы не знаете? Такого не было. Это было очень жесткое требование, просто по пунктам. Собственно говоря, потом речь Муратова по тем же точкам и прошлась. По тем же страшным болевым точкам, которые сегодня являются образом стороны, образом России. Он ничего не упустил. Ну тут можно перейти уже к Дмитрию. У тебя какие чувства?

И. Петровская― Это самое сильное впечатление недели. Я смотрела в прямой трансляции на телеканале «Настоящее время*» (иностранным агенте). Они накануне, кстати, показывали пресс-конференцию его и Марии Рессы. Сама церемония была в прямом эфире с переводом. В общем, м, собственно, поимели возможность видеть, как это происходит.

К. Ларина― Давай добавлю тогда, прости, справедливости ради, раз ты говоришь про источник…

И. Петровская― Еще на сайте «Новой газеты».

К. Ларина― «Дождь*» (иностранный агент) транслировал также и саму церемонию, и речь, естественно. И, собственно, на сайте Нобелевского комитета.

И. Петровская― Но это я говорю источник, по которому я смотрела. У меня было знаешь какое чувство? Вот ты живешь и знаешь человека четверть века. Он один из многих. Твой коллега, вы при встречах обнимаетесь, смеетесь, потом вместе работаете. Дима и Дима. И вот тут у меня возникло абсолютное как бы физическое ощущение того, что на твоих глазах человек входит в историю. Ты понимаешь, что это не просто Дима, твой старый товарищ, а это реально наш великий гражданин, выдающийся соотечественник, современник. Когда ты понимаешь весь масштаб и объем. И вот это ощущение у меня было прямо, как любят говорить наши звезды, до мурашек, реально.

Ну и смысл, и как была выстроена эта речь, когда действительно ни слова ни одного не выкинешь. И выше он поднимался в своих тезисах, чем просто какие-то случаи приводить. Он рисовал объемную картину того, что сегодня происходит.

К. Ларина― Мне кажется, они были в шоке.

И. Петровская― Они — это кто, присутствующие?

К. Ларина― Люди, которые слушали, да. Они были в шоке. Потому что понятно, когда про что-то одно рассказать или какое-то одно свидетельство представить миру, использовать эту трибуну. Но когда это всё собирается, такая концентрация кошмара в одной отдельно взятой стране… Даже когда он не называет фамилию «Путин», даже когда он говорит: «Мир сегодня торгует войной», мы все прекрасно понимаем, что он имеет в виду. Здесь никаких вариантов вообще быть не может. И то, что сегодня Россия вписана в историю, как ты говоришь, современности вот таким ужасным образом, таким некрасивым, таким постыдным, нам всё время неловко, неудобно, стыдно и страшно — это, конечно. Вот это чувство он передал, Дмитрий.

Я считаю, что он просто молодец. Там уже обсуждают, многие говорят: «Вот он про это не сказал, и про это не так сказал, и про это тоже не так сказал». Я считаю, что он сделал всё, что мог. Поскольку эта речь очень афористична, еще очень важно это. Не зря он процитировал в начале речь Андрея Дмитриевича Сахарова, поскольку он, по сути, принял эту… «Эстафету» — не люблю эту слово.

И. Петровская― Преемственность.

К. Ларина― Да, эту традицию, понимая, кого он представляет сейчас, какое общество он сейчас представляет, какую страну он сейчас представляет, что за его спиной происходит. Молодчина просто!

И. Петровская― И потом также он процитировал и Михаила Сергеевича Горбачева, который был вторым лауреатом — после Андрея Дмитриевича, спустя какое-то время — Нобелевской премии мира. И в этом тоже была вот эта преемственность. Есть, кстати, еще одна преемственность. Потому что точно так же, как официальные СМИ того времени не цитировали, не публиковали и не транслировали речь Андрея Дмитриевича Сахарова, которую, как мы знаем, на самой церемонии читала его жена Елена Георгиевна Боннэр, точно так же…

Нет, где-то напечатали. ТАСС, по-моему, эту речь напечатал. Но я вчера специально отслеживала новости на федеральных каналах. А это новость ого-го какая, это новость огромная: нашего соотечественника чествуют и награждают Нобелевской премией мира. 30 секунд на Первом канале — даже не во «Времени», а в 6-часовом выпуске. По-моему, также 30 секунд (ну, 35-40, неважно) в 8-часовых «Вестях». Исключительно устная информация на кадрах — «состоялась, вручили», вот это всё.

К. Ларина― Кошмар, Ира!

И. Петровская― Да, но с другой стороны, если мы вспомним, что говорил Дмитрий Муратов. Он сказал об ответственности федерального телевидения, государственного телевидения, которое эту ответственность за разжигание агрессии, за вот эти шовинистические настроения разделяет с властью, которая эти настроения транслирует и насаждает. Поэтому ожидать, что в этой ситуации кто-нибудь будет хоть что-нибудь… А потом я даже подумала: а что там можно было бы процитировать без ущерба для привычной каналам политической повестки? Да ничего.

К. Ларина― Только начало, когда мама позвонила и спросила, что новенького.

И. Петровская― Да, и всё. У нас новости. Мы прерываемся, новости.

НОВОСТИ.

РЕКЛАМА.

И. Петровская― Мы продолжаем. Время прямо стремительно летит. Давай дальше.

К. Ларина― Что дальше? Я просто хотела напомнить вам в связи с тем умолчанием такого события, как вручение Нобелевской премии мира гражданину России Дмитрию Муратову: вспомните, что творится, когда какое-нибудь «Евровидение» происходит, и занимают почетное 17-е место. Вспомните. Или вспомните про спорт, когда, допустим, какую-нибудь медаль выигрывают — что происходит на федеральных каналах? Просто истерика: мы всех порвали! А здесь… Для меня это, конечно, загадка. Ты государство, ты должно быть благородным, ты должно гордиться человеком, который получил такое признание во всём мире. Ну ё-моё, ну как же так? Даже в этом есть какая-то мерзкая мелочность.

И. Петровская― Дорогие товарищи, вы прослушали монолог Ксении Лариной «В гостях у сказки». Идем дальше.

К. Ларина― Я хотела еще у тебя спросить по поводу вчерашней церемонии «Лавровой ветви». Это официальное название премии, а всё равно все её называют «Лавр. Мне показалось, что это был очень хороший формат. Обычно это награждение (как, собственно, и открытие и закрытие фестиваля «Артдокфест») проходит всё-таки в зале, в кинотеатрах. А в этот раз… Мы с тобой в прошлый раз говорили: во-первых, и премии развели, «Артдокфест» с «Лавром», а во-вторых, придумали вот такой формат, студийный. Мне показалось, это классно. Прекрасная Анна Монгайт. Поскольку там масса всяких накладок, как это обычно бывает в прямых эфирах.

И. Петровская― «Я инфаркт сейчас получу в этой номинации». Слово «развели» надо сказать — развели по времени. Потому что оно приобретает некоторый иной смысл, современный. Да, естественно, я смотрела, потому что я член этого большого жюри, которое выносит окончательные решения. И конечно, я ностальгировала по временам, когда это происходило в разных залах. В последнее время — в основном в еще не отреставрированном кинотеатре «Художественном».

И это всегда было как-то ужасно тепло, ужасно атмосферно. Редкий случай бывает, когда все свои в зале, когда искренне радуются. Документалисты меньше похожи на других кинематографистов, где радость иногда приходится буквально выжимать. А здесь это было, как правило, абсолютное единство зала и лауреатов. И как приветствовали.

Мне даже сегодня Фейсбук подкинул воспоминание, мое же, 2011 года, когда в этот же день происходила первая Болотная. Ровно 10 лет прошло. Хотя у меня были, естественно, обязанности ведущего — подготовка и всё, я всё-таки туда пошла. И потом огромная часть людей, пришедших в зал, тоже пришли с Болотной. У всех было такое воодушевление, такой подъем. Действительно, какое-то единение. Но это дела давно минувших дней.

Сам формат, я тоже считаю, вполне удался — я имею в виду, вчерашней церемонии. Не без накладок, но это то, что добавляет еще какой-то естественности, настоящести происходящему. Окончательное решение по подсчетам во многом меня обрадовало, потому что моих кандидатов там было немало. Фильмы в этом году были…

К. Ларина― Ира, а ты в жюри?

И. Петровская― Да, это Гильдия неигрового кино. И в это большое жюри входят, по-моему, 50 человек, которые уже на основании отобранных в 5 номинациях, по каждой номинации 8 картин должны в окончательном своем решении определить одного. И вот это самая страшная проблема, я думаю, для каждого. Потому что ты разрываешься: и это прекрасно, и это прекрасно.

К огромному сожалению, большинство этих работ массовый зритель пока не видели. Видел «Дело Сахарова» на Первом канале Елены Якович, который попал в тройку номинантов, но не выиграл. Хотя я считаю, что это фильм прекрасный. То есть была бы возможность дать двух «Лавров» — безусловно, этот фильм был бы достоин.

Но выиграл тоже совершенно замечательный фильм «Нафиг такую работу» или «Зачем такая работа?», если перевести с английского, как раз посвященный Наталье Синдеевой и истории создания, становления, преследований, противостояний и всё равно побед Наташи Синдеевой и ее детища под названием «Дождь*», впоследствии иностранный агент.

К. Ларина― Еще есть какие-то картины. Я думаю, что можно найти какие-то фильмы в сети, помимо фильмов, которые прошли на каналах. На Первом канале вообще… Фильм замечательный, я с тобой согласна — Елена Якович, «Дело Сахарова». Прекрасный. Есть еще «Артдокмедиа», кинотеатр.

И. Петровская― Да, онлайн-кинотеатр. Там, наверное, есть.

К. Ларина― Там тоже наверняка можно посмотреть.

И. Петровская― Меня в этот раз совершенно поразил фильм, который, кстати, победил в номинации «Лучший…». Не помню. В общем, короче, номинация неважна, победил в одной из номинаций. Под названием «Остров». Это действительно такая невероятная метафора жизни современной России. Потому что действие происходит на острове посреди Каспийского моря, где люди живут, в общем, почти оторванные от цивилизации. Рыбу им запрещают ловить, но других способов прокормиться и заработать у них нет. И вот там всё. Я не представляю, как это снимается.

Это жизнь одной семьи. Но не просто семьи, но и взаимодействия с другими жителями этого острова. И самое поразительное там, когда в самом конце (а правда, мужики изнемогают от того, что их преследуют за эту рыбалку, что жить не на что) они смотрят выступление Владимира Владимировича по телевизору, прямую линию, где он решает одним движением мизинца проблемы.

К. Ларина― Махнул правым рукавом — и тут же тебе озеро с лебедями.

И. Петровская― И тогда герой как раз и говорит: «Вот к кому надо обращаться!». И они пишут письмо турецкому… нашему, российскому президенту с просьбой, описывая все свои напасти, несчастья и вот эту совершенно невозможную жизнь, с верой, что вот тут-то уж вот кто нам поможет, барин-то.

К. Ларина― Прошу вернуться на минуточку еще к речи Дмитрия и вообще к нескольким его выступлениям, которые были до этого — и на пресс-конференции, и до этого было выступление там же. Я хочу сказать вот что. Он, помимо того, что он там рассказывал о том, что происходит сегодня, что должно волновать каждого нормального человека, у которого есть сердце и совесть, предложил две очень важные инициативы.

В одной речи он предложил всем, у кого есть подобные законы об иноагентах, особенно на которые ссылается Владимир Путин (в Америке прежде всего, в США), он выступил с инициативой отменить эти законы. Вообще. Просто чтобы их не было. Поскольку их можно по-разному применять и интерпретировать, чтобы просто об этом забыть. Этот закон 1938 года в Америке — из позапрошлой жизни.

И. Петровская― Он, кстати, очень мало похож на наш, особенно на практику его применения здесь.

К. Ларина― Это понятно, но это правильно. Чтобы лишить возможности опираться на этот американский опыт и размахивать им как тряпкой в качестве главного аргумента, надо, чтобы его отменили везде. И вторая инициатива (об этом он сказал уже в своей Нобелевской речи) — это создать отдельный международный трибунал по пыткам. Чтобы это был трибунал, который собирал бы со всего мира все свидетельства, где государство применяет пытки к гражданам. Это, конечно, мне кажется, замечательная идея, очень точная, очень правильная. И вообще эта тема стала главной. И кстати, когда появился фильм Дудя… А это было на этой неделе — ты посмотри, какая плотность информации.

И. Петровская― Всего 3 дня назад.

К. Ларина― Да, я думала, что всё, это будет главное событие. Но потом пошли выступления, выступления. И когда это всё сформировалось в такую огромную, объемную тему, страшную, то видишь, мы с тобой даже не начали с этого фильма. А по идее, должны были с него начинать. Я, кстати, хочу сказать нашим слушателям, что Ира написала как раз колонку в «Новой газете», посвященную целиком этому документальному фильму Юрия Дудя, который, конечно же, событие, безусловно. Может быть, даже событие сезона.

И. Петровская― Абсолютно согласна, что событие сезона. И я даже могу сказать, почему. На фоне появлявшихся после того массива видеосвидетельств, который опубликовал Гулагу.нет — он у нас иностранный, нет?

К. Ларина― Пока нет.

И. Петровская― В октябре было много, как ты помнишь (и мы это обсуждали) программ на youtube-каналах. Это было в «Редакции» у Пивоварова, это было у Ксении Собчак в «Осторожно: Собчак», это было у Ольги Романовой на канале «МРР». То есть эта тема в YouTube, по крайней мере, в интернете действительно и была замечена, и прозвучала. И речь шла о пытках заключенных в колониях, в туберкулезной Саратовской больнице, принадлежавшей ФСИН, иркутская какая-то там из колоний. Когда стало понятно, что это система — абсолютная система, а не эксцессы, время от времени случайно возникающие по вине каких-то особо садистки настроенных тюремщиков.

У Дудя самое главное, что есть — что любой абсолютно случайный человек, который просто шел по улице, или ехал в машине, или попался под горячую руку полицейскому — любой может быть задержан и может быть подвергнут самым страшным пыткам, после которых он станет либо изгоем, либо инвалидом.

Как один из героев фильма Алексей Михеев (одна из самых страшных историй), которого реально ни за что, приписав ему убийство и изнасилование девушки, которую он, будучи сотрудником ГИБДД, то есть даже той же, в общем-то, системы, подвез до остановки, как там рассказано, после чего девушка пропала, и его и его товарищей обвинили в изнасиловании и убийстве. Его пытали до тех пор, пока он, спустя, по-моему, 10 дней, он там рассказывает, на 10-е сутки, обезумев от ужаса и боли (электрический ток, пропущенный через мочки ушей и так далее), рванул со стула и выкинулся из окна, после чего получил перелом позвоночника и был отправлен в больницу. 3 дня к нему не подпускали врачей, а когда уже пустили, во-первых, в этот день и девушка нашлась, которая загуляла и боялась потом прийти домой, боясь гнева родителей. А операция, которую произвели Алексею Михееву, оказалась уже бесполезной, поскольку произошли необратимые нарушения.

К. Ларина― Я прошу, всё-таки давай мы не будем целиком пересказывать. Потому что я сейчас проверила просмотры — 7 миллионов просмотров.

И. Петровская― Да, не буду дальше пересказывать. Я просто говорю, почему это так прозвучало на фоне того, что, в общем, это тема была уже освящена и разработана. Именно потому, что здесь всё это подкрепляется еще и свидетельствами Игоря Каляпина, главы Комитета против пыток (иностранного агента), и его коллег в разных городах — в Краснодаре, в Башкирии, которые рассказывают вот эти кошмарные случаи, за которые никто не понес ответственности.

И важно добавить (почему я Алексея Михеева еще вспомнила), что помимо того, что его история рассказана, Юрий Дудь, его коллеги и друзья откликнулись на мечту, которую тот высказал в этом выпуске. Сказал: «Мечта об инвалидной коляске — 140 тысяч».

К. Ларина― Ничего себе! Ну какая там мечта? Это необходимость.

И. Петровская― Он сказал: «О чем вы мечтаете?». А он живет на пенсию 20 тысяч и мамину минимальную. Конечно, ни о каких 140 речи… И вот друзья Юрия Дудя купили ему эту коляску. А те, кто смотрят сегодня и смотрели, посылают по мере возможностей и своих сил деньги на счет этого Алексея Михеева, чтобы как-то помочь ему справиться с этой жизнью.

К. Ларина― Это очень важная инициатива. Не первый раз Дудь это делает, когда рассказывает о страшных обстоятельствах, в которые попали его герои. Помню, одной девушке, которая надомница, тоже.

И. Петровская― В Беслане. Фильм «Беслан».

К. Ларина― Да, которая делает какие-то поделки и в Инстаграме пытается их продавать. Он просто призвал всех купить.

И. Петровская― Фиалки, по-моему.

К. Ларина― Да, и купить, и подписаться. И это произошло. И здесь тоже очень важная инициатива. Я бы на его месте и остальных героев тоже публиковала сюда, потому что там один герой другого страшнее, кошмарнее. Истории, конечно, жуткие. Но про Михеева еще очень важно сказать, что это был один из таких первых случаев, который всё-таки подал в Международный Гаагский суд, суд по правам человека. И он выиграл этот суд, хотя это всё длится. Это же в 1998 году всё произошло. Вы понимаете? Ему было 22 года. Мальчишка был совсем. А сейчас сколько лет прошло, чтобы о нем вспомнили?

И. Петровская― 23 года. Но я должна сказать, что смотри, это невероятные кровоточащие темы, которые вообще не попадают сегодня ни в какую повестку наших федеральных каналов. Действительно от слова «вообще». И делают это… Тот же самый Юрий Дудь вообще вполне мог бы этого и не делать. У него были и продолжают время от времени появляться успешные интервью. Он уже завоевал репутацию. Действительно, наверное, его можно назвать самым успешным сегодня журналистом. Что бы он ни сделал, миллионы просмотров. Но, видимо, какое-то его внутреннее понимание, как вчера Муратов говорил, миссии, из-за того, что он уже уже достиг вот этого уровня известности и такой репутации, не позволяет ему этого не делать.

И всё, что появлялось на эту тему — всё, давайте заметим, появляется именно на YouTube-каналах, которые я перед этим уже перечислила. Точно так же, как трагическая, более чем трагическая история шахтеров тоже в таком объеме обсуждается именно там. Да, после того, как Путин стукнул кулаком и приказал навести порядок в этой отрасли, она в той или иной мере — в легкой такой, лайт — появлялась на федеральных каналах. Но весь вот этот объем проблем, которые там существуют, абсолютного бесправия людей, которые работают в этих страшных шахтах, отчаяние их семей, их невозможность, работая в аду каждый день, заработать на нормальную жизнь — вот эти все темы… Потому что они требуют того, чтобы туда поехали люди, чтобы они с этими героями, местными, поговорили, расположили их к себе. А у нас на каналах — я это отслеживала — ничего похожего не появляется. Короткие сюжеты по типу «Путин потребовал, что сделано или предполагается сделать». Это какая-то совсем новая реальность.

К. Ларина― Но и на «Дожде*» тоже, иностранном агенте. Всё-таки не youtube-канал, всё-таки профессиональное телевидение. И там все эти сюжеты… Не то что сюжеты — они делают вот эти огромные спецрепортажи. У них замечательные репортеры — не будем перечислять, мы их всех знаем. Так что они как раз этим занимаются, и огромное им за это спасибо!

А что касается Дудя, всё-таки, Ира, поскольку мы не первый раз говорим про этот его прием, когда он набирает себе огромную аудиторию с помощью кумиров именно молодой аудитории, а потом туда же, в это огромное многомиллионное пространство, помещает Беслан, помещает Колыму, помещает пытки — я думаю, что всё-таки да, понятно, осознание своей миссии — это понятно. Куда деваться, что называется. Если уж ты назвался… Но он всё равно человек с убеждениями.

И он был такой всегда, даже когда работал у себя на «Спорт.ру». Он же спортивный журналист изначально, давайте вспомним. Он человек с убеждениями, и это, собственно, его и отличает от многих других профессиональных журналистов, которые сегодня работают. И когда ты говоришь «Он мог бы этого не делать», я в это не верю.

И. Петровская― В принципе.

К. Ларина― Ну как?

И. Петровская― Он мог. Его никто не заставляет. Вот о чем я говорю.

К. Ларина― Нет, он это сделал, потому что он не мог этого не сделать. Вот что. Ты вспомни, когда он выступал..

И. Петровская― Вот именно: он мог, но он не мог.

К. Ларина― Ну это всё… Нет. Я бы скорее так про Ксению сказала: она могла бы этого не делать. Потому что у нее совсем другая история. А Юрий — нет, я в это не верю. Я тебе скажу больше: Осечкин рассказывал, что он к нему обращался тоже. Когда только появился первые вот эти архивные материалы — какие архивные? свидетельские материалы Савельева, Дудь к нему обращался, звонил ему, чтобы сделать с ним эту огромную передачу про пытки. Но Осечкин говорит, что он в этот момент уже дал согласие Ксении. Он так и сказал честно: «Я уже согласился Ксении Собчак». Так что нет, не мог.

И. Петровская― Хорошо, я с тобой согласна, не мог.

К. Ларина― Да, мы должны заканчивать. Песня меня вчера прямо тоже пробила Васи Обломова, которую он исполнил в прямом эфире на «Дожде*» (иностранным агенте) в завершение церемонии вручения премии «Лавр». Это песня, которая, по сути, продолжает разговор, который мы сегодня провели в рамках нашей передачи.

*
Телеканал Дождь —
СМИ, признанное иностранным агентом.
Сергей Смирнов —
физлицо, признанное иностранным агентом.
«Мемориал» —
НКО, признанное иностранным агентом.
Лев Пономарев —
физлицо, признанное иностранным агентом.
Телеканал Настоящее Время —
СМИ, признанное иностранным агентом.

Школа – это тюрьма

– Димуля, добрый день. Почти уже вечер спускается за окнами. Я поймал себя сейчас на мысли, что я еще никогда не брал интервью у Дмитрия Гордона. И для меня сегодня знаменательный день. Потому что это впервые. У меня еще такого не было. Ну, и для тебя сегодня знаменательный день, потому что у тебя берет интервью Дмитрий Гордон.

– Только хотел сказать.

– Я прочитал твою мысль. В общем, у нас раздвоение личности получается. Во-первых, я благодарен тебе, что ты согласился на это интервью. Во-вторых, я хочу у тебя спросить для начала разговора: вот с какого времени ты себя ощущаешь? Твои самые первые воспоминания, когда тебе сколько лет было?

– Три года.

– Поздновато.

– Ну, может быть, и раньше.

– Что ты помнишь? Какое воспоминание у тебя сохранилось об этом времени?

– Ну, было небо выше, трава зеленее…

– Звезды были ярче.

– Звезд не видел: спал тогда по ночам. Я помню Чкаловский парк очень отчетливо, возле которого я тогда жил. Помню немножко Белую Церковь. Помню, как мы гуляли на Крещатике. И помню, как в гости однажды должен был прийти дядя Феликс. Я почему-то очень радовался, хотя я не знал, кто это, и вообще не помнил, как он выглядит.

– Ты еще не знал, что он много ест.

– Не знал. Но имя веселое – и мне казалось, что это будет празднично. Поэтому очень ждал. Примерно такие воспоминания.

– У тебя в детстве был кот Герцог.

– Да. По-моему, он был позднее немного.

– Ты его называл Гейцог. Он был очень большой. И ты его страшно мучил.

– Да. Я знал, что будет этот вопрос, кстати.

– Я не знал, какой будет вопрос. Я себе не выписывал вопросов никаких. Я просто говорю с тобой о жизни. Но кота Герцога забыть трудно. Почему ты его так мучил? Ты его разрывал, я помню. Ты голову отдельно пытался, туловище отдельно как-то… Он от тебя прятался, он убегал, а ты все не унимался. Что это было?

– Ну, ты меня сейчас выставишь живодером. У меня потом проблемы в будущем могут быть по этому поводу. Я его на самом деле не так и мучил. Просто когда гости приходили, я показывал фокусы с ним. Я знал, например, что если его спрятать в корзинку и накрыть платком, потянуть за хвост, он там перевернется. И потом я открывал платок – и опа! – фокус. Но я не помню, чтобы я сильно его прямо так, до изнеможения, мучил. Разве что я мог ему мстить иногда, когда он меня больно царапал пару раз.

– Ну, кота решили отдать. Тебе сказали, что он поехал учиться…

– В цирковое училище, да.

– Да. Ты поверил в это?

– Я как-то не подумал, что в цирке нет котов.

– Ты думал, он будет дрессированным котом, – да?

– Может, единственным в своем роде. Я не знаю. Я вообще тогда играл в приставку. Я помню, приехала женщина – забрала его. И я как-то даже с ним не попрощался особо. Потом, когда уже я закончил, отложил – говорю: «Где Герцог?» Говорят: «Забрали уже». Я начал плакать тогда, мне жалко так стало…

– Расстроился, да?

– Да, да.

– Ты испытываешь угрызения совести? Во-первых, за то, что ты так мучил Герцога, а во-вторых, за то, что ты с ним не попрощался.

– Да. Вообще интересно, сколько он прожил. Наверное, его уже нет. Но…

– Но память о нем…

– Память о нем жива, да.

– Тебя греет.

– Да, да. Хороший был кот все равно. Жалко.

– Скажи: у тебя было счастливое детство?

– Да.

– В чем заключается счастье для тебя в детстве твоем?

– У меня была хорошая компания с детства. Со многими я поддерживаю дальше отношения. Лет с трех-четырех, как мы в парке тогда собирались с ребятами, устраивали войнушки с мечами, туда-сюда, – как минимум с пятью-шестью из этих людей я сегодня дальше общаюсь.

– Ну, немало.

– Да, да. В возрасте четырех-пяти лет все было вообще шикарно. До школы – отлично. Днем можно было выйти на улицу, потом я приходил домой, обедал, смотрел мультики. Тогда только «Новый канал» запустился, я помню. Шел «Том и Джерри» в 3 часа дня. Тоже, кстати, три года было, я помню точно. Меня садили за небольшой столик – я смотрел мультики. И знал, что «о, сейчас посмотрю – и пойду опять на улицу. Интересно, кто там будет. Интересно, кто что принесет».

– А что приносили?

– Приносили много всего разного. Приносили и какие-то машинки, и конструкторы, и мечи – и все, что хочешь. Я, правда, особо своего никогда не брал: мне не нравился песок потом на вещах. Все начинают возиться в песочнице туда-сюда… Но это хорошие воспоминания. Вот особенно до школы. Потом: с первого класса…

– Что случилось в школе? Расскажи.

– Школа – это тюрьма.

– Все-таки?

– Да, это тюрьма. Это лишний стресс, переживания. Ну что? Сидишь в здании. Вначале, там, по четыре урока, по шесть было. Это еще терпимо. Но потом все больше и больше. И уже как-то не остается ни времени, ни энергии на другие вещи.

– В школе тебе не нравилось?

– В самой первой – нравилось.

–То есть это зависело от школы?

– Да, да. Вот 38-й лицей… Я же до третьего класса ходил туда. А потом какая история была? У меня же с английским было плохо. У нас учительница была такая себе.

– И ты пошел…

– Не я пошел – меня пошли. Вы меня отправили в британскую школу. За Ростиком. Мне там не нравилось.

– Там были хамы.

– Мы когда туда вошли, между прочим, я почувствовал запах дохлой крысы и про это вам сказал. Вы говорите: «Нет, нет никакого запаха. Это тут новое здание».

– Оказалось…

– Там крыса зарыта. Ну, я не знаю наверняка. Это так, образно. Но затхлое место. До сих пор вспоминаю – мне иногда кошмары снятся оттуда.

– Минуточку. Я вынужден прерваться. Вот сидит Ростик. Ростик, там была зарыта крыса?

Ростислав Гордон (за кадром): Я сижу, ржу.

Дмитрий Гордон – младший: Ты помнишь этот запах?

Ростислав Гордон: Нет, конечно. О чем ты?

Дмитрий Гордон – младший: Ну, я же не могу одним быть. Она же не в носу у меня была.

Ростислав Гордон: Какая крыса?

Дмитрий Гордон – младший: Ну, запах дохлой крысы. Примерно такой же запах был в старой редакции, кстати.

– Скажу тебе по секрету: там тоже была зарыта крыса. Причем та же самая.

– Но там мне нравилось гораздо больше, чем в британской школе. Там, помимо крысы, были хамы, да.

– Дети-хамы были?

– Да. Ну что это такое? Я пошел в третий класс – и я слышу маты отовсюду. В третьем классе. Мне это очень не нравилось. И мне не нравилось то, какое лицемерие там царило. Потому что все такие хорошие были при своих мамах, папах, при учителях… И когда мне в пример ставят какую-то девочку: «Вот посмотри, какая хорошая… Она так хорошо учится…» А потом она на перемене выходит и такие слова говорит… У меня вообще уши заворачивались от такого.

– Ты был культурным мальчиком.

– Мне это не нравилось. Это как-то неправильно было, неестественно. Это было неправильно.

---

---

– И что, вот пока ты учился в британской школе, тебе все не нравилось?

– Мне жутко не нравились очень многие моменты. Я протестовал, кстати, тогда. Я помню, в четвертом классе особенно. Я приходил домой, и меня мама спрашивала, как прошло, – я говорю: «Плохо». Даже если оно было не очень плохо, я все равно говорил: «Плохо». Потому что в целом оно в итоге складывалось в не очень хорошее ощущение. А потом был такой мистер Риган, как сейчас помню. Это деспот, тиран. Девять классов сделал в… Это был то ли четвертый, то ли пятый класс. Девять классов. Ну я выходил в 5 часов вечера из школы…

– Девять уроков, наверное?

– Девять уроков, да. Ну, класс – я урок имею в виду. Кому это надо? Потом отменили, конечно. Это не очень все прижилось, видимо. Потом они сделали эту форму, которая сильно кололась тоже. Ну просто минус на минусе. Ну зачем?

– Крыса зарыта была, форма кололась, девять уроков…

– Да. Цены кусались.

– Ну, это уже…

– Меня это тогда не заботило, но сейчас я уже…

– Это уже мой вопрос был – про цены.

– Мне жалко просто. Это ж столько всего можно было…

– Они не просто кусались – они больно кусались.

– Да, да. Оно того не стоит. Я поддерживаю сейчас связь ровно с одним человеком оттуда. И то – он из параллельного класса. Мы встретились в Лос-Анджелесе. Кстати, он прилетал недавно. И он мне тогда озвучил цены. И я в шоке был – я не мог поверить. Он говорит: «Не, ну спроси». Так и было.

– То есть от школы хороших воспоминаний у тебя практически не осталось?

– От британской – точно нет. Только несколько.

В детстве я хотел стать режиссером кино

– Кем в детстве ты хотел стать?

– Режиссером.

– Театральным, кино?

– Кино.

– Почему?

– Снимался твой клип «С Новым годом»…

– Да. В котором ты принимал участие.

– Да. И я увидел женщину, которая всеми командовала…

– В белом свитере ты был, как сейчас помню.

– Возможно, да. Там была женщина, которая всеми командовала. Я спросил, кто это. Мне говорят: «Режиссер».

– То есть тебе понравилась женщина.

– Мне понравилось то, что она делала. Я не знаю почему. Потом как-то у меня отложилось, что «О, режиссер – это здорово». И дальше уже какие-то фильмы, которые я любил смотреть в детстве, я начал пересматривать много раз, думать: «Хорошо. Как режиссер, интересно, делал это?» Я смотрел какие-то интервью с режиссерами…

– Хороший клип был. Я сейчас вспоминаю… Кроме детей моих…

– Все было хорошо.

– Нет. Там же снимались какие люди интересные – в этом клипе… Роман Виктюк, Ада Роговцева. Таисия Повалий и Игорь Лихута, Леонид Буряк, Александр Волков – баскетболист, – Ян Табачник, Татьяна Недельская, Михаил Светин, Павел Глоба… Боже, всех ли я вспомнил? Какие люди играли в клипе… И продюсером был Сергей Перман. Я помню как сейчас… Он теперь большой человек в Офисе президента, а тогда он был продюсером нашим. И когда я тебя с ним знакомил, я сказал: «Это Дима, а это продюсер Сергей Перман». Ты сказал: «Ммм, продюсер Сергей Перман…» Да?

– Ты помнишь это? Звучало солидно.

– Да. Хорошо. Режиссером. Кем потом ты хотел стать, когда подрос чуть-чуть?

– Я довольно долго хотел быть режиссером. Вот с семи лет и до того момента… До 14, когда я начал музыку писать. Я тогда начал немножко взвешивать: «Может быть, кинокомпозитором». Потому что это довольно близко было все равно, но мне казалось, что раз у меня музыка идет, нужно же этим пользоваться. А с режиссурой я себя не попробовал еще на тот момент. Поэтому думал, что я вначале пойду по пути музыки, а возможно, потом я буду режиссером. Потом я насмотрелся на то, как режиссерам трудно: уже года через два-три – и понял, что режиссером быть больше не хочу.

В 14 лет я написал свою первую музыку. Тогда я почувствовал свободу

– Переходим к музыке. С какого времени ты начал брать уроки игры на фортепиано? Сколько тебе было лет?

– Четыре.

– С четырех лет.

– Да.

– Я должен перед тобой повиниться. Я думал: «Ну что, там… Заставлять ребенка играть на фортепиано? Блажь какая-то. Ну все равно ребенок дальше будет не связан с этим. Зачем мальчику играть на фортепиано?» Я не верил во всю эту затею.

– Ну, как и я.

– Нас двое уже не верило.

– Да.

– И потом вдруг тебе стало нравиться. Почему? И с какого момента?

– С 14 лет, когда я сел – и у меня пошло что-то свое. Тогда понравилось впервые.

– То есть ты написал первую музыку?

– Да.

– Тебе понравилось писать музыку?

– Да, очень.

– Как она рождается вообще у тебя? Как музыка появляется? Вот мне композиторы говорили разные, что есть так называемый «жопный» метод: когда ты сидишь и высиживаешь ее – и есть метод – как озарение: вдруг приходит – и все: только успевай ноты записывать. У тебя как происходит?

– Каждый раз по-разному. Иногда я могу просто шутить, делать пародию на какую-то… «О, якобы в этом стиле давай сейчас я придумаю за пару секунд». Оно выходит вот просто так. Иногда высиживаю. Да, иногда я долго высиживаю. Я могу годами высиживать одну тему.

– Годами?

– Да. Я делаю запись. Как только что-то начинает появляться, я записываю. И периодически я пронизываю эти записи, слушаю через несколько лет и понимаю, что вроде все хорошо – можно работать с этой темой. Или же «вот в этом моменте что-то слабовато» или «куда-то меня повело не туда», или «на что-то похоже». Я доделываю – и потом уже продолжаю работать.

– Когда в 14 лет ты написал первую свою музыку, что ты почувствовал?

– Свободу. Потому что ее не было, когда я играл музыку. Можно было создать такой мини-мир, в котором действуют твои правила, и при этом поведать какую-то историю через этот мини-мир. Вот это мне понравилось. Это близко было к режиссуре. Это то, наверное, что я хотел бы делать, если бы стал режиссером. Но я понял, что в музыке это сделать гораздо проще, потому что мне для этого не нужен оператор или актеры. И бюджет-то особо не нужен. Я могу просто сесть за инструмент – и просто из ничего сделать что-то. Вот это мне понравилось.

– Когда в 14 лет ты написал первую музыку, ты ощутил то, что хочешь стать композитором, или нет?

– Я думал вообще, что я напишу еще несколько таких пьес – и буду их слушать. Сам для себя. Потом я думал: «Может быть, я когда-нибудь что-нибудь сниму и смогу использовать эту музыку там». И потом потихоньку я начал идти к тому, что я могу это делать и мне нравится это делать, и я могу сделать это основным занятием.

– А сколько тебе было лет, когда ты написал эту музыку, которую я считаю блестящей, на мой взгляд? Вот это: там-та-та-там-та-та-тара-та-там-там… Извини, если в нотах запутался.

– 15 было. Ничего, довольно близко, кстати.

– То есть все равно запутался?

– Не, нормально.

– Спасибо. Довольно близко. 15 лет?

– Да.

– В 15 лет ты ее написал. Легко или высиживал?

– Когда как. Тогда, когда писал музыку в то время, я нащупывал. У меня все просто из-под пальцев шло. Причем самую первую когда я писал… Я про это часто рассказываю, когда меня спрашивают. Я играл этюд Черни, который мне очень нравился, но пальцы меня не слушали в тот день. Я сделал несколько ошибок, и мне показалось, что оно интересно звучит. И я так начал немножко отходить от Черни – и потом получилась первая пьеса таким образом.

– От кого ты отошел тут?

– Тут я скорее вдохновлялся вальсом Хачатуряна из фильма «Маскарад». Просто по энергетике скорее – не в нотном, не в гармоническом плане. Но я точно так же нащупывал. Я вообще делал то, что мне удобно играть было тогда. У меня не было никогда особо техники хорошей. И я не чувствовал себя свободно за роялем. Я обычно не импровизировал никогда до этого. Поэтому то, что было легко сыграть, и то, что было легко запомнить, я делал. Мне нравилось, там, допустим, грубо говоря, в двух руках дублировать аккорды с октавой. Дубль. И я что-то начал с этим делать – что-то пошло. Палец туда, палец сюда, потом уже голова подключается: «О, хорошо. Можно продолжить здесь таким образом, тут – таким образом». И я помню, что я блоково ее делал. То есть у меня какой-то блок появился довольно легко, сразу, потом прошло какое-то время, и я думал, как продолжить, как связать. Самое сложное – это связки. Придумать – это каждый дурак может: там, несколько нот. Вопрос только в том, как развить это и как довести до логического завершения, чтобы не стало скучно во время того, как это все происходит. Но тут были проблемы.

– А кто из композиторов вообще тебе нравится? Ты говорил сейчас про Хачатуряна, про Черни…

– Да. Они мне все нравятся. Но у меня любимых три композитора классических.

– Кто?

– Это Бетховен, это Малер и это Шостакович.

– Шостакович?

– Да. И из мира кино – это Джон Уильямс, который у меня в голове с трех-четырех лет и играет. Потому что он в тот момент написал к такому большому количеству фильмов, что…

– Засел – и играет.

– Да, да. И до сих пор.

– Так. Кто еще?

– Эннио Морриконе, если по фильмам тоже идти. Ну, это самые любимые. А так – какие-то моменты я еще могу выбирать у каких-то конкретных композиторов, но каждый год это разное.

---

---

– В 15 лет ты написал это произведение. И его показали у Савика Шустера.

– Вначале на «Мелодії двох сердець».

– Нет. Вначале у Савика Шустера.

– Нет. «Мелодія двох сердець» была сначала. Савик Шустер – это было как раз преддверие Нового года уже.

– «Мелодія двох сердець» – это Виталий и Светлана Билоножко.

– Да.

– И показал Савик Шустер.

– Потом Савик Шустер, да.

– Это было очень интересно. Там весь политический бомонд присутствовал, вся элита во главе с [Петром] Порошенко.

– Да, да, да.

– И ты играл тогда. Я сидел у телевизора. Это был прямой эфир, была прямая трансляция. У меня колотилось сердце, я помню, хотел, чтобы ты не сбился, чтобы не подвел Алесю [Бацман], которая устроила тебе это. Потому что я думал: «Если ты собьешься – еще полбеды. Но подведешь Алесю – неудобно». Она так горячо отстаивала перед Савиком Шустером, что ты молодое, юное дарование, и ты должен сыграть… Ты боялся вообще?

– Я боялся на «Мелодії двох сердець». Это было впервые.

– Ну да, там зал – 3600 человек сидело, дворец «Украина».

– Да, да. И у меня всегда были проблемы с таким исполнением – вживую. Я всегда переживаю. Причем оно так… Оно интересно идет, потому что я переживаю – и у меня руки немножко подтрушиваются. Потом я думаю: «Сейчас все увидят, что у меня руки трясутся, подумают, что алкоголик или наркоман». И еще больше трясутся. Потом смотрю – уже и нога трясется на педали. И оно все так…

– «Потом голова трясется, а потом сам трясусь». Да?

– Потом закончилось тем, что когда на «Мелодії двох сердець» я играл эту пьесу, мне в какой-то момент показалось, что скучная секция. И сам себе сказал: «Зачем ты ее написал вообще? Пропусти. Это никому не понравится».

– И ты пропустил?

– Я пропустил, да. Я не знаю, насколько это заметно было. Ну, те, кто слышал, – те заметили. Те, кто слушал раньше эту пьесу. Для тех, кто не слушал, наверное, оно прошло нормально. Но на Шустере на удивление хорошо получилось. Я помню этот день. У меня в школе тогда был концерт тоже. Это было, опять же таки, перед Новым годом. И у нас кто-то должен был от класса пойти на этот утренник и там что-то сделать. У нас почти не было музыкантов. Я и еще два парня объединились в группу. Меня еще и на вокал посадили. И я тогда там залажал на вокале. И когда на Шустера поехал, я уже думаю: «Ну, там уже все: как бы лажа была». Как-то я расслабился уже после этого, адреналин немножко прошел. И спать хотелось, и нервов почти не было. Поэтому сыграл ровно.

– То есть ты собой остался доволен?

– Да, вполне.

Впервые идею писать музыку мне подкинул Андрей Миколайчук

– Ну вот уже у тебя было два таких выступления. Я хочу просто сказать о людях, которые, на мой взгляд, сыграли роль в твоей творческой биографии. Знаешь, когда все хвалили тебя, я думаю, что… Я очень серьезно отношусь к тому, чтобы не говорили «вот, это его продвинули, это потому, что он сын Гордона, это по блату» и так далее.

И мы с тобой поехали к Игорю Покладу. Игорь Дмитриевич Поклад – выдающийся украинский композитор, основоположник украинской эстрады и вообще человек очень высокой требовательности. Он сначала так смотрел: «Ну, еще один пришел…» Мы к нему приехали домой. Но когда ты начал играть то, что написал сам, я видел, как он преображался. И я понял уже, что ему это нравится. И он сказал такие о тебе слова, после которых я понял, что «это, наверное, оно». Потом был Роман Григорьевич Виктюк, который умер буквально недавно – наш друг, который тебя послушал и порекомендовал тебя здесь… Кому? Расскажи.

– Он познакомил с Ниной Ивановной Королюк, которая, в свою очередь, познакомила с [Евгением] Станковичем.

– Это выдающийся композитор.

– Станкович и Поклад – да, это самые крупные композиторы на сегодняшний день в Украине. Одни из. Наравне с [Валентином] Сильвестровым, которому она тоже показывала мою музыку. Сильвестров, в принципе, вначале говорил, что он готов со мной заниматься, но потом немножко отстранился.

– Разные стили.

– Да. И я тогда по теории ничего не знал. Я же все делал…

– Сильвестров – мирового класса композитор. Да?

– Да, конечно. Конечно.

– И Станкович?

– И Станкович, да.

– Что Станкович сказал? Ему понравилось?

– Да, Станковичу понравилось. И я ему даже лучше тогда сыграл, чем Покладу. И более удачный набор композиций тоже. Я вот не знаю, на месте Поклада что бы я тогда сказал, если бы я услышал то, что я играл на тот момент. Мне казалось на тот момент, что это сильно, а сейчас я понимаю… Но как-то он что-то рассмотрел.

– Ну это нормально.

– Как-то он рассмотрел тогда. Ему спасибо большое: Покладу. Потому что он ускорил процесс моего экстерна. Я же тогда закончил на класс раньше.

– Школу.

– Да. Если бы он не сказал свое слово, этого бы не было. Так что спасибо ему большое. Спасибо тебе, что мы тогда это сделали.

– Он тебе дал крылья своим одобрением, я думаю.

– Да, да.

– Смотри. У тебя был вопрос: ты хотел идти учиться на композитора или нет?

– Да.

– Хотел?

– Да.

– И тогда стоял вопрос, что это будет: киевская консерватория или, может… Тогда же еще не было войны. Может, московская консерватория – и так далее.

– Да.

– Ну и я помню знаковый, мне кажется, для тебя вечер: в Киеве юбилей газеты «Бульвар Гордона», съехались выдающиеся люди отовсюду, в зале было больше звезд, чем на сцене. И на следующий день мы в узком кругу продолжали уже догуливать в ресторане. Был банкет в тот день, когда был праздник во дворце «Украина», и потом, на следующий день, по традиции, всегда после таких праздников собирался узкий круг такой… Здесь, между прочим: в Premier Palace, на восьмом этаже. Там присутствовали, я помню, Александр Пороховщиков – помнишь? – покойный: актер прекрасный, – Валентина Талызина, Барбара Брыльска, по-моему. В общем, много таких людей. И Виталий Коротич, Роман Виктюк… Цвет и эстрады, и поэзии. Юрий Рыбчинский был, Валерий Леонтьев, мне кажется, и Эдуард Ханок был. Много людей было интересных. И в конце ты начал играть. Помнишь?

– По-моему, Андрей Миколайчук тогда меня подбил к этому. Тоже важный момент, кстати.

– Да.

– Я потом вернусь к этому.

– Давай ему скажем спасибо. Вообще надо говорить всем спасибо. Правда?

– Вообще Андрей Миколайчук впервые подкинул мне идею писать музыку. Потому что я играл у тебя на дне рождения: кстати, тоже тут – сонату Бетховена первую в 12 лет. И Андрей Миколайчук мне в конце сказал: «Надумаешь писать музыку – пиши». Или «звони». Что-то такое. И потом, через два года, оно отдалось. Потому что я подумал: «А че?»

– Раз сам Андрей Миколайчук сказал писать музыку.

– Ну да. «Это же никуда не пойдет, – у меня в мыслях было, – для себя сделаю сейчас. Почему бы и нет? Надо попробовать, что это».

Уолтер Афанасьефф мне сказал: «Приходи сюда хоть каждый день, пока ты тут, играй. Я буду кайфовать»

– И вот дальше… Что такое судьба? Вот ты сыграл тогда, и Алеся мне говорит: «Диме же надо учиться за рубежом. Здесь не будет того класса». И тут же ее идея… Уолтер Афанасьефф, который композитор, обладатель двух «Грэмми» и «Оскара» – правильно я говорю, да? – продюсер – кого? – Мєрайи Кэри… Кого еще?

– Уитни Хьюстон, Селин Дион.

– Ну ничего себе фамилии…

– Даже Майкла Джексона однажды.

– Ничего себе фамилии… Да? И они пели его песни.

– Да.

– То есть человек хо-хо. И Алеся говорит: «Надо договариваться с ним и везти Диму к нему на прослушивание».

– Ну, я не помню детали. Я не знаю, знала ли она его на тот момент. Она знала Артема Боделяна.

– Да.

– Который знал Уолтера. Я не знаю, как так вышло…

---

---

– Конечно. Через Артема вышла она на Уолтера, и вы с ней поехали к Уолтеру.

– Да, в 2011 году.

– В 2011 году. Тебе было тогда 16 лет. Поехали к Уолтеру Афанасьеффу в славный город Лос-Анджелес.

– Да.

– Вот вы приехали к нему… Расскажи, как это было.

– Мы приехали. Он был немножко рассеянный в тот день.

– У музыкантов это бывает.

– Бывает, да. У него, по-моему, кто-то был в гостях еще, если я не ошибаюсь. И он как-то так: пару слов туда, пару слов сюда. Я помню, что я сел за рояль, я начал играть, и в тот момент он немножко сконцентрировался. Он закрыл дверь в комнату с роялем, чтобы не было никаких шумов на фоне. Он сел, меня терпеливо выслушал до конца. Потом сказал: «Давай еще, если что-то есть». И я так где-то три или четыре композиции сыграл.

– Своих?

– Да, все свои. И он очень тепло тоже отозвался о музыке. Честно: деталей не помню уже. Это было вечером – я хотел спать. Это же после перелета 11-часового. Но я помню, что он очень положительно отозвался. Он еще сказал: «Приходи сюда хоть каждый день, пока ты тут, играй. Я буду кайфовать». Вот как-то так.

– Вот красиво все это. Да? Я – знаешь, что хочу сказать? Вот спасибо просто всем хочу сказать. Потому что люди, не ища выгоды, помогали тебе на разных этапах. Понимаешь? Потому что видели талант.

– Да.

– Это крайне важно. И вот наша программа – она еще и тем хороша, что я просто хочу сказать всем, кто видит таланты попутно: «Помогайте им. Вам зачтется». Правда?

– Да, это важно.

Два украинских профессора сказали мне: «Вам пока не с чем поступать в консерваторию»

– Вот Уолтер Афанасьефф тебя посмотрел и сказал, что ты должен поступать в Беркли. Да?

– Я предисловие еще сделаю. Немножко длинное. Там важный был момент просто пропущен. До того, как я тогда сыграл и Алеся сказала, что нужно за рубеж, был эпизод, когда я хотел в консерваторию, потому что мы тогда еще думали…

– Киевскую?

– Да. И первый раз если я пришел с Ниной Ивановной к Станковичу… Она, кстати, не называла фамилию специально, чтобы была объективная оценка полностью. Станкович очень положительно отозвался. Сказал, что «приходите к нам». Ему действительно понравилось. И до сих пор с ним общаемся. Я его периодически набираю, прошу о чем-то: рекомендация для визы или еще что-нибудь. Он очень так: тепло…

Но потом мы пришли, на второй раз, уже более конкретно говорить о поступлении и что мне для этого нужно. Нас приняли тогда два профессора консерватории, которые – я очень хорошо помню – вот так вот вдвоем сели в такую позу сразу же… Вот так вот это было. То есть уже дискомфортно. И я сыграл то, что я играл Станковичу. Причем мне понравилось, как я сыграл. Я от них услышал два замечания. Первое замечание: «Молодой человек, если вы будете так громко играть, рояль скоро расстроится». Второе замечание: «А чего вы скачете левой рукой? Вы обращения не учили разве? У вас не было класса по гармонии?» Ну и потом начались вопросы: «Умеете ли вы писать гармонический диктант?» – на слух, знание теории, туда-сюда… И закончился разговор: «Ну, вам пока не с чем поступать в консерваторию». Дали список. «Вот, занимайся по этому всему. Когда будешь готов, приходи еще раз. Будешь сдавать экзамены», – и так далее.

– С этим ты поехал к обладателю двух «Грэмми» и «Оскара»…

– Ну, с этим я вначале поехал домой. Я немножко подрасстроился. Потому что я не понимал, что от меня хотят. Мне казалось просто после оценки Поклада и Станковича… Как минимум я ожидал какое-то слово поддержки: что «вот ничего, просто нужно подучить, но вот, значит, по композиции хотя бы хорошо». Но я этого не услышал. Я понимаю теперь почему, тоже.

– Почему?

– Ну, это было слишком просто для них. Профессора консерватории очень разбалованы в плане музыкальных предпочтений. И они музыку слушают немножко иначе. Не каждый из них является композитором.

– Да?

– Даже тот, кто пишет музыку, не каждый раз является действительно композитором. Многие музыковеды, основываясь на том, что уже было до них, выводят свою конструированную композицию, которая побеждает на конкурсах, которую смотрят такие же музыковеды и говорят: «О, вот здесь вы… Да, этот инструмент так еще нигде не играл. Разве что у Стравинского в «Жар-птице». Я понял, что вы хотели сказать. Это очень концептуально…» Похвалят вот так вот. И покритикуют еще больше, чем похвалят. Вот это консерватория.

– В общем, ты понял, что в киевской консерватории тебе не учиться. А тут Уолтер Афанасьефф говорит, что с таким талантом надо поступать в Беркли.

– Да. И перед этим еще Алеся сказала, что надо на Запад. Этот вопрос рассматривался. Тогда она тоже свое мнение сказала по этому поводу. И мы поехали смотреть университеты Лос-Анджелеса, помимо того, что мы встречались с Уолтером.

– Вы решили посмотреть, что есть.

– Мы три посмотрели.

– Лос-Анджелес: музыкальный университет. Да?

– Сейчас скажу. Loyola Marymount University первый был. Там очень хороший был кампус: ну, территория университета. Прямо как вот в фильмах показывают: зеленая трава между зданиями…

– Трава понравилась?

– Все понравилось. Люди такие приветливые… Потом нам показывает мужчина музыкальный зал: там все так красиво… Потом закрывает. Он как сторож там. И говорит: «Знаете, я тут тоже учился. Я был оперный певец». И Алеся потом сказала мне на ухо: «Нет, не надо сюда идти».

– Такое нам не надо.

– Да. Потом был ЮСи Элли.

– Это какой город?

– Все в Лос-Анджелесе. Или в окрестностях. И потом USC (University of Southern California. – «ГОРДОН») это университет…

– Тоже Лос-Анджелес?

– Тоже в Лос-Анджелесе. Это очень известное заведение. Там учился Спилберг и много кто другой. По музыкальной части тоже очень много выпускников. И если бы Уолтер тогда не сказал, что нужно в Беркли… Я просто спросил у него: я говорю: «Мне очень нравится USC». Я почувствовал, что я мог бы там учиться. Это как раз вот идеальный вариант был. Он говорит: USC – это больше для тех, кто хорошо поет. Тех, кто идет по такому, более медийному, пути». Говорит: «Если тебе нужна база и хорошая музыкальная школа, иди в Беркли».

– И вы поехали в Беркли.

– К бабушке с дедушкой.

– Да. Поехали в Бостон.

– Да.

– В Бостоне пошли на экскурсию с Алесей в Беркли. Посмотрели…

– Посмотрели. Я не скажу, что мне прямо класс как понравилось. USC нравился больше визуально. Но я понимал, что раз Уолтер сказал туда… И я посмотрел тоже список выпускников: кто там был. Оттуда выпустился Говард Шор, композитор музыки к «Властелин колец». Я очень любил этот фильм в детстве и эту музыку. И до сих пор. И я понял: «Хорошо, если база – туда». И я решил, что это правильно.

– Вам показали инструменты XVII века, которыми играют, на которых играют студенты.

– Да, да.

– Вам показали шикарный зал Беркли, один из лучших в Соединенных Штатах. Да?

– Да, да. Зал хороший.

– Показали еще много чего. И, в общем, тебе показалось, что Беркли – это оно. Да? Тем более, что Уолтер посоветовал.

– Оно чувствовалось правильным тем, что не было настолько расслабленной этой атмосферы, как в Калифорнии. Мне кажется, в Калифорнии трудно учиться было бы.

– Да.

– Бостон все-таки немножко такой, затянутый, был.

– Ну, студенческий город.

– Студенческий, да. Но погода была пасмурная – на солнышке не полежишь. Травы нет – это город. Ездят машины. И я понимал, что мне нужно абстрагироваться от всего и просто, действительно, нагнать базу.

– То есть было понятно, что это лучший в мире музыкальный университет: композиторский особенно факультет? Скажи.

– Это трудно сказать. По некоторым версиям – да, он на сегодняшний день лучший.

– Он считается лучшим в мире.

– Да. Но кто-то говорит, Juilliard в Нью-Йорке лучше. Кто-то говорит, что еще какой-то. Но многие признают, что Беркли – это оно.

– Ну, говорят композиторы, что Беркли – номер один в мире.

– Те, которые туда ходили.

– Нет, ну, слушай, это такое, знаешь, общепринятое высказывание, определение. И дальше чудеса происходят. Уолтер говорит, что он хочет лично тебя туда привести и представить как своего ученика. Я правильно говорю?

– Я не знаю, лично ли он это сказал или Алеся ему дала такую идею.

– Нет, нет, он это сказал Алесе, что ты ему так понравился, что он хочет лично с тобой поехать в Беркли на экзамены.

– Мне кажется, это говорила его воспитанность, но потом уже не отвертеться было.

– Ну, ты скромный человек, и мне эта скромность нравится. Тем не менее он садится в самолет…

– Это позже уже было.

– Позже, конечно.

– Это мы уже вернулись. Потом я поехал поступать в августе 2011-го.

– И он прилетел туда.

– Да, он прилетел туда. Мы там встретились…

– Вот фантастика тоже: такой человек садится в самолет из Лос-Анджелеса, летит в Бостон, чтобы тебя представить.

– Да.

– А ты ощущал вообще, насколько это здорово и насколько это похоже на сказку?

– Ну, у меня это еще со Станковича началось. Поэтому…

– Сказка началась со Станковича.

– Да. И с того, что я школу окончил преждевременно. Оканчивал. Еще не окончил на тот момент, но…

– Экзамены сложные были в Беркли?

– Я к ним готовился полгода. Мы готовились с двумя педагогами. Кстати, слова благодарности тоже: Татьяна Александровна Линкова – мой педагог по фортепиано с шести лет. Без нее вообще ничего бы не было, потому что когда я в 12 лет позвонил и сказал: «Я не хочу уже заниматься музыкой», она меня убедила остаться. И вообще ее терпение не имеет границ. Потому что дома я много раз вообще не занимался, приходил на урок неподготовленным, и как-то ей хватало терпения продолжать со мной работу.

– Что-то видела, видно.

– Да, явно. Второй педагог – Елена Николаевна Галузевская – по теории музыки, по сольфеджио, гармонии и прочему. Вот с ней мы как раз за год до Беркли примерно познакомились. Она меня вытянула полностью по теории. Я теорию никогда не учил. И мы с ними двумя готовились к этим экзаменам. Надо было сыграть. Причем композиторы могли играть две пьесы.

– Одну свою, одну чужую.

– Да. И я готовил тогда играть Шопена: прелюдию: по-моему, 24-й номер. И готовил играть свое произведение. Там нужно было, чтобы не больше трех минут, по-моему. Да, шесть вместе. Плюс к этому, нужно было импровизировать, чего я делать не умел. Я отказался импровизировать на экзамене: сказал, что «извините, я не джазовый музыкант». Ну, они с пониманием отнеслись.

– Ты еще характер проявил.

– Нет, я не хотел позориться. Я бы ничего не сыграл путного. Зачем? На слух был экзамен. Это мы готовили с Еленой Николаевной. Они на самом деле не такой трудный экзамен делали на слух. Я думал, там будет сейчас…

– А Уолтера пропустили на экзамены?

– На первый – нет. Там две части было: экзамен и потом интервью. Уолтер пошел со мной на интервью уже. На экзамене он спросил: «Могу ли я пойти?»

– Они сказали: «Нет»?

– Они сказали: «Нет».

– Но когда он с тобой пошел на интервью, сыграло какую-то роль в твоем поступлении то, что такой именитый человек: еще раз: два «Грэмми» и «Оскар», и продюсер, извини, Мэрайи Кэри, Уитни Хьюстон… Кто там еще?

– Ой, много кто. Я не знаю даже, с кого начать.

– Майкл Джексон – ты говоришь, он исполнял его песни.

– Ну, Леону Льюис давай еще возьмем, Кенни Джи. Куча людей. Андреа Бочелли.

– Да?

– Да, конечно. Джордж Гробан – ну длинный список.

– И Барбра Стрейзанд.

– Да, Барбра Стрейзанд.

---

---

– Да, Дима… Ну вот то, что он пришел с тобой и сказал, что ты его ученик, и он просит, чтобы тебя приняли, сыграло роль?

– Я думаю, да. Беркли очень коммерчески нацелен. Поэтому… С другой стороны, там никогда не знаешь, что именно сыграло роль. Мне кажется, сыграли роль две вещи. Первое – это то, что во время экзамена, после того, как я сыграл две композиции, – меня спросил экзаменатор и почему-то обратился ко мне «Дмитрий Дмитриевич». Я не знаю, откуда у него такая информация была. Шостакович был Дмитрий Дмитриевич. Может быть, оттуда. Может, он даже не знал, что я действительно Дмитриевич, а просто решил приколоться. Он сказал «Дмитрий Дмитриевич».

– Американец?

– Да, американец.

– Ничего себе…

– Он спросил, могу ли… Как он?.. Спросил, играю ли я Баха, почему-то. А я как раз играл Баха благодаря Татьяне Александровне. Я сыграл начало фуги ре-минор. Он послушал две минуты – потом говорит: «Спасибо большое, достаточно». И он как бы принимал экзамен, а женщина еще сидела, записывала все. Мне кажется, это был поворотный момент.

– То есть тебе помог Бах.

– Да, да, возможно. Бог.

– Надо его поблагодарить.

– Бог и Бах, да.

– Надо его поблагодарить. Хорошо, ты поступил в Беркли…

– Сейчас. Интервью – еще интересный момент.

– А, давай.

– Там студенты брали интервью: выпускники. И там был такой темнокожий парень: очень веселый, на расслабоне. Стандартные вопросы: «Почему ты хочешь учиться у нас?» Я помню, это важный вопрос. Нельзя отвечать «потому что это Беркли, потому что я, значит…»

– Нельзя?

– Нельзя. Потому что все так отвечают. Надо было найти другую какую-то фишку. Я не помню уже, что именно я ответил, но ответы были вполне себе. Уолтер играл роль как бы моего переводчика во время этого всего тоже.

– Но все понимали, кто это? Кто переводит?

– Ну, в конце: когда интервью закончилось – он этого паренька постучал по спине и говорит: «Ну, ты знаешь, вообще я Уолтер Афанасьефф, – туда-сюда, туда-сюда, – так что ты, наверное, лизал бы мне жопу больше, если бы ты знал это в начале».

– Так сказал?

– Да. В шутку. Они посмеялись просто. Я не знаю, сделал ли этот студент какие-то пометки потом, то есть сыграло ли это, действительно, роль или нет. Может быть. Уже не узнать. Но это было не лишним: то, что он тогда присутствовал. Как минимум он мне прибавил уверенности. И кто-то, возможно, в лицо его и знал, потому что он там раньше читал несколько раз лекции, если не ошибаюсь, или мастер-класс – что-то такое.

– Хорошо. Ты поступил – ты ощутил счастье от того, что ты студент Беркли?

– И да, и нет. Да – в том плане, что я понял, что наконец-то я занимаюсь тем, что мне пригодится, и не теряю время непонятно где в компании непонятно кого. Ну, 30 человек в классе сидят, слушают информатику, и учителя не слышно, потому что все перекрикивают. И я сижу и жду момента, когда я уже поеду домой и что-то, может быть, полезное сделаю. Поэтому в этом плане – да.

С другой стороны, я понимал: это опять за парту садиться. Так оно и было. А в-третьих, это далеко от дома. Это трудно было все-таки вначале. Нужно было привыкать к тому, что другой язык, другая культура. Надо было самому стирать вещи, готовить, если нужно готовить. Понимать, где покушать, что покушать.

– Я помню, как мы с Алесей прилетели тогда посмотреть, как ты устроился, и бабушка с дедушкой пришли. Помнишь?

– Да.

– Я думал: «О, Беркли, американское общежитие – это, наверное, крутизна невообразимая». А когда я увидел это общежитие, я понял, что оно не сильно отличается от общежитий Киевского строительного института времен моей юности.

– Ну не знаю. Я не был в Киевском строительном.

– Ростик с нами был. Нет, Ростика с нами не было?

– Нет, Ростика не было. USC в этом плане, кстати, гораздо лучше было бы. Поэтому оно мне зрительно нравилось больше. Да, Беркли – старое здание…

– Общежитие не фонтан, да.

– Это ты одно из общежитий видел – в котором я жил. У нас их было три на тот момент.

– Остальные еще хуже?

– Да. Одно из которых раньше было психлечебницей. Они его купили, перестроили. Там еще мифы ходили, что призраки якобы обитают.

– И вселяются в некоторых композиторов. Да?

– Возможно. Возможно.

– Тем не менее вот мы зашли в столовую вашу – у вас там шведский стол был.

– Да.

– Вот тут, конечно, бомба, я тебе скажу. Нас пустили покушать еще. Помнишь?

– Да, да. Ну у меня были пассы для гостей.

– Да. Ну мы пришли покушали, еще и мороженое. Так вкусно все… Берешь что хочешь. Фантастика для студентов. Это красиво было.

– Настолько вкусно было действительно?

– Да, вкусно было реально.

– Не знаю. Оно так иногда очень даже неплохой выбор, а иногда такой себе.

– Ты просто привык. Мы с голодухи были, поэтому нам пошло нормально.

– Может быть. Они под конец жлобиться начали. Сейчас расскажу. Когда вы приезжали, у нас еще были подносы. Можно было взять поднос и пойти набрать себе. Они потом поняли, что люди часто берут и недоедают. Убрали подносы. Сказали, это травматично, или какую-то фигню придумали.

– И?

– Ну, надо было потом в очереди простаивать каждый раз. То есть идешь за одним блюдом – стоишь в очереди из 15–20 человек. Уже как бы опаздываешь, и второе блюдо не успеваешь подойти взять.

– Ты возмутился?

– Мне это не нравилось, да.

– Вывел всех на протест. Нет?

– Не выводил. Я просто ушел из общежития и потом ел сам.

Барбра Стрейзанд в общении очень скромная, воспитанная и незаносчивая

– Вот ты выучился в Беркли, стал композитором, поехал в Лос-Анджелес: туда, где живет Уолтер Афанасьефф…

– Да.

– Мы к тебе опять приехали с Алесей тогда в Лос-Анджелес уже, выпили с Уолтером много водки.

– В «Трактире».

– Как сейчас помню. Ресторан «Трактир», да.

– Это не настоящий трактир, но…

– Веселый человек Уолтер, конечно. Лос-Анджелес – столица киноиндустрии мировой.

– Да.

– Огромное количество звезд. И вот Уолтер начал тебя привлекать – уже дипломированного композитора Беркли – к работе с выдающимися мировыми звездами.

– Да.

– Вот давай перечислим звезд мировых, с которыми ты уже работал как композитор. Вот Барбра Стрейзанд. Так?

– Барбра Стрейзанд, да. Но я должен сделать сноску: я не писал для нее музыку – я делал различные задачи. Запись – да, аранжировка где-то – да. Но пока что…

– Запись и аранжировка. Ну ты…

– Там очередь просто из стольких композиторов…

– Но ты помогал Уолтеру, который для нее делал альбом.

– Да.

– И сейчас делает второй альбом. И ты опять работаешь с Барброй Стрейзанд.

– Да.

– Скажи: как она вообще вблизи?

– Очень хорошо. Ей же 80 лет уже. Очень хорошо выглядит.

– Как общаться с ней? Я хочу сказать нашим зрителям, что я сейчас беру интервью у человека, который вот запросто общается с Барброй Стрейзанд. А скажи: как она в общении?

– Ну, не запросто, а при обстоятельствах. Я не могу ей позвонить среди ночи и сказать: «Мне грустно».

– Ну, потому что тебе просто не грустно. Тем не менее как она в общении?

– Очень скромная. Она мне показалась очень скромной, очень воспитанной. Она спросила, когда Уолтер нас впервые познакомил, это было во время записи оркестра… Ну, очень незаносчива.

– Что спросила?

– Спросила, откуда я. Я сказал: «Из Украины». Она сказала: «О, я знаю одно слово: «До свидания». Но это она не хотела от меня отделаться – это просто было…

– На этом вы и закончили. Да?

– Я заметил важный момент. Мы записывали в студии имени Барбры Стрейзанд в Sony Music.

– Ее личной?

– Ее личная студия, да. У нее там отдельное парковочное место, я помню. И все так обходят машину и говорят: «Это место Барбры Стрейзанд. Осторожно». Люди, когда долгий день записи, едят, оставляют какие-то пластиковые контейнеры, коробки… Мне запомнилось, как под конец она лично ходила, собирала эти контейнеры и говорит: «Это же моя студия. Надо убрать все». И лично выкидывала.

– Прикалывалась?

– Ну как, полуприколом. Но она не возмущалась – она просто прошлась вот так, контейнер отсюда, отсюда – в мусорное ведро.

– Видно, что это звезда мирового класса, по ней?

– Да.

– Она несет себя как звезда?

– У нее аура есть.

– Есть?

– Да. Но она не ведет себя как звезды украинского или российского шоу-бизнеса. Она не заносчива.

– Она хорошо поет еще?

– Очень. С первого тэйка.

---

---

– Вот интересно. Я видел, как записываются звезды украинской и российской эстрады. Мало кто записывается с первого раза.

– Да.

– Я тебе скажу, из всех, кого я видел записи… Я же и пел со многими, если можно назвать это словом «пел»…

– Пел, пел.

– Спасибо на добром слове. «Этот стон у нас песней зовется». Я видел записи многих. Вот я тебе скажу так: Иосиф Кобзон – с первого раза. Александр Розенбаум – с первого раза, Тамара Гвердцители – с первого раза. Вот встал, записал – и Владимир Бебешко говорит: «Спасибо, больше не надо. Лучше уже не будет».

– Да.

– Стрейзанд с первого раза записывается?

– Как правило, да.

– Сразу?

– Да.

– Раз! – и ушла – да?

– Да. Причем на протяжении многих лет.

– Всегда так.

– Ну вообще мурашки по коже, когда слушаешь, как поет Барбра Стрейзанд: и даже в записи.

– Мурашки по коже?

– Да. Я расскажу сейчас историю. В 2002 году Уолтер написал для нее песню, которую она тоже спела с первого раза тогда. Но сейчас я к этому вернусь еще. Там очень интересная предыстория. Он написал ее вместе с поэтом, который на тот момент переживал трудное время: его жена, с которой они ходили к психотерапевту или к психологу семейному – что-то такое, – она с этим психологом или психотерапевтом начала встречаться потом и, по сути, подала на развод. Развод в Америке – это очень плохая штука. Особенно для мужчины. И Уолтеру нужно было написать эту песню в тот момент для Барбры Стрейзанд. Он пригласил этого поэта к себе домой и говорит, что в 4 часа ночи он чего-то не спал, вышел во двор к себе, а у него тогда большая территория была, увидел, что этот поэт сидит на лавочке, его освещает лунный свет, он сидит с бумагой, и бумага мокрая от слез. И он написал: прямо у него пошло – за одну ночь. Он показал Уолтеру то, что он сделал. И они без единой правки записали потом эту песню с Барброй Стрейзанд, которую она спела с первого дубля. Песня до мурашек. Выходит она, правда, только сейчас. Потому что на тот момент, как мне Уолтер сказал, Барбра Стрейзанд вышла замуж – и альбом приобрел такие, веселые, краски. А песня слишком трагичная была. Она ее просто отложила.

– Ты смотри.

– Да. Это очень часто бывает.

– 19 лет песня ждала.

– Да. Это бывает часто: гениальные произведения по различным причинам, часто не связанным с силой самой песни, откладываются.

– Очень интересно.

– Ну, я надеюсь, что все-таки сейчас она выйдет, и это будет очень сильно.

– Ты сфотографировался с Барброй Стрейзанд?

– Нет, она не любит фотографироваться.

– Да ты что!

– Я у Уолтера спросил – говорит: «Не проси ее».

– Хорошо. Кого еще из великих музыкантов мирового класса ты видел за это время, с кем ты работал, кому ты жал руку, кто ходил с тобой рядом, дышал с тобой одним воздухом?

– Нил Даймонд. Это не очень известное имя здесь, но там это как Окуджава, допустим. Аналог. Это такая легенда кантри-музыки в Америке. В 60-е годы, если посмотреть сегодня статистику и чарты того времени, кто в Америке был на первом месте: Элвис Пресли, Барбра Стрейзанд, The Beatles, Нил Даймонд. В первой пятерке, десятке они периодически смещали друг друга.

– Интересный человек?

– Да. Он, правда, болен уже: у него Паркинсон.

– Но аура есть?

– Да.

– Дальше.

– Надо подумать.

– Кенни Джи, наверное?

– Кенни Джи, да.

– Но скажи, кто это.

– Это самый известный, наверное, на сегодняшний день саксофонист.

– В мире.

– Да. Если вы слышали как минимум одну песню с саксофоном, велик шанс того, что это был Кенни Джи.

– То есть номер один в мире?

– Пожалуй. Хотя многие так, скептично, настроены по отношению к его звукоизвлечению. Там уже такие, музыкантские, темы. Но да, это, пожалуй, самый известный и самый топовый саксофонист на сегодняшний день.

Рекомендации для визы мне подписали Кенни Джи, Леона Льюис и Дэвид Фостер

– Но что интересно: когда встала речь о том, чтобы тебе сделать рабочую визу, чтобы ты мог по закону работать в Соединенных Штатах Америки… У тебя же контрактов много. Кто тебе дал рекомендации личные, письменные для получения визы?

– Кенни Джи.

– Кто еще?

– Леона Льюис. Это известная британская певица. Дэвид Фостер, друг Уолтера.

– Ничего себе…

– Один из самых топовых продюсеров в 80-е, 90-е, 2000-е.

– Да, Дэвид Фостер – это крутизна какая крутая…

– Да. Это, можно сказать, основной такой человек. С ним связаны все: от Майкла Джексона до Уитни Хьюстон. Все самые большие хиты – это Дэвид Фостер.

– То есть Дэвид Фостер рукой написал тебе рекомендацию?

– Да. Находясь в туре по Азии, я ожидал где-то две недели. Да, он подписал.

– Фантастика. Смотри. То есть эти люди, которые являются символами мирового истэблишмента музыкального… Вот он не гнушается потратить время, чтобы талантливому мальчику откуда-то из Украины написать какие-то важные строки. Да?

– Ну, он подписал. Он не мог тратить время на то, чтобы писать самому. Это слишком затратно. Но он подписал.

– Дэвид Фостер.

– Да. И пожелал мне удачи. Я ему потом написал благодарность: после того, как я получил визу. Я написал: «Спасибо вам, потому что благодаря в том числе и вашему письму я смог продолжить здесь пребывание и работать дальше».

– Он тебе ответил?

– Он мне ответил, да. Он сказал, что «я тебе желаю удачи». Как-то так, по-доброму.

– А Кенни Джи лично – да? – рукой написал.

– Ну, тоже подписал. Никто не будет писать. Это иллюзии. Люди говорят как? Они говорят: «Пришли мне свою музыку». Я посылаю музыку. Потом они говорят: «Присылай письмо. Я подпишу без проблем».

– Понятно. Хорошо. Надо сказать, что у тебя была прекрасная запись, мне кажется: музыка очень хорошая и запись хорошая с оркестром киевской филармонии. Да?

– Да.

– Под руководством маэстро Романа Кофмана.

– Да.

– Выдающийся дирижер вообще. Он лично дирижировал оркестром. Они исполнили твою музыку. Очень красиво.

Вот на сегодняшний день как тебе кажется, ты как композитор имеешь шансы стать мегакрутым композитором?

– Я думаю, да. Но тут много факторов.

– Каких?

– Быть в правильном месте в правильное время – самый важный фактор.

– Ну ты в правильном месте. Ты работаешь в Лос-Анджелесе.

– Теперь нужно в правильное время быть тоже. Есть композитор такой Алан Сильвестри. Кстати, выпускник Беркли тоже. Если не ошибаюсь, он был саксофонистом. И в один прекрасный день он получил звонок. Спросили: «Это Алан Сильвестри?» Он говорит: «Да». – «У нас есть вот фильм. Мы хотим, чтобы вы написали музыку». Он не писал музыку вообще, он саксофонист. Говорит: «Хорошо». Потом оказалось, что они не тому Алану Сильвестри позвонили. Сейчас, на секундочку, это композитор фильмов «Назад в будущее», «Ночь в музее»… Там очень большой список. «Форрест Гамп».

– То есть есть шанс, что будут звонить мне, а дозвонятся до тебя?

– Да.

– То есть шанс этот есть?

– Есть. Может быть и наоборот. Ты тогда соглашайся – я напишу.

---

---

– Ты написал музыку сейчас к голливудскому фильму. Китайцы снимали в Голливуде, да? Что это за кино?

– Мы еще работаем пока что.

– Ну, ты закончил свою часть уже?

– Не до конца. Потому что у меня еще нет последних нескольких сцен.

– Сколько времени ты писал музыку эту?

– С 19-го года.

– Два года.

– Да. Мы попали в COVID-19 просто. Получилось так, что мы должны были закончить еще в марте 20-го. И в Китае как раз уже гремел COVID. Они, по сути, посчитали: «Чего мы будем сейчас заканчивать фильм? Кинотеатры закрыты».

– То есть это художественный фильм, который выпускает Голливуд по заказу Китая?

– Я не знаю подробностей вот так – на 100%. Я знаю, что это китайское спонсирование, это китайская компания, которая при этом находится в Лос-Анджелесе. Потому что проплата мне шла из города Глиндэйл. «Тайммашин Филмс» компания называется. Они решили сделать такой фильм как бы для Китая, но при этом все съемки проводились в Лос-Анджелесе с актером Элайджей Вудом – звездой «Властелина колец».

– А, понятно.

– Это криминальная драма на актуальную тему: приложений и игр, которые приводят детей и подростков к самоубийствам.

– Тебе интересно было писать музыку для голливудской картины?

– Ну, я же это и хотел делать. Конечно.

– То есть ты сегодня хочешь работать все-таки в кино?

– Да.

– Этот фильм – судя по замыслам режиссеров и продюсеров, посмотрят сотни миллионов людей в мире.

– 2 млрд китайцев, возможно.

– Скажи, пожалуйста, куда-то будут выдвигать его? На какие-то премии?

– Да, на фестивали, конечно.

– Может, на «Оскар» даже?

– Не знаю. «Оскар» – это тоже своя мафия, и свои правила там действуют. Поэтому…

– Но куда-то выдвигать будут?

– Куда-то будут, да.

– И не исключено, что ты прославишься.

– Не исключено.

– А ты хочешь прославиться?

– В принципе, фотографы мне не грозят и композиторов никто не преследует. Поэтому – да. Почему б и нет?

Есть вариант, что искусственный интеллект будет писать музыку для фильмов в ближайшее время

– Тебе на днях исполняется 26 лет.

– Да.

– Вот скажи, пожалуйста… Ты много успел уже, я считаю. Ну реально много. Ты получил фундаментальное образование. Ты живешь в Лос-Анджелесе. Причем не просто на правах беженца или эмигранта – ты работаешь там. Ты зарабатываешь приличные деньги, ты платишь налоги, ты ведешь легальный, красивый образ жизни, ты общаешься с выдающимися людьми мирового значения, ты занимаешься любимым делом… Ну, в 26 лет это достижение, конечно же. Ну, вот где потолок? Ты его видишь: свой потолок?

– Ну, до потолка очень далеко еще. Спасибо, во-первых, за комплименты.

– Ну, я же правду говорю. То есть потолка ты не видишь пока?

– Он гигантский, он высокий очень в Америке. Я думаю, что если бы я был в Киеве, то я бы, наверное, его видел и думал, что года четыре – и, наверное, я буду уже там, если все правильно пойдет. В Америке – я не знаю, где потолок.

– Как тебе кажется в твои практически уже 26 лет, жизнь удается? Вот это то, о чем можно мечтать? Или ты чем-то не доволен?

– Ну я много чем не доволен, конечно. Ну, музыкальная индустрия сегодня очень меняется быстро. Мы не знаем, что будет через 5-10 лет. Есть вариант, что искусственный интеллект будет писать музыку для фильмов в ближайшее время.

– И тогда…

– Много людей останутся без работы. Потому что, по сути, сегодняшняя функция кинокомпозитора – это создать атмосферу на протяжении определенной сцены. Так было и раньше, но раньше были еще такие, принципиальные, режиссеры, у которых был свой замысел и которые говорили: «Я хочу сделать такую картину и я хочу поломать стереотипы, я хочу сделать что-то новое и интересное». Сегодня их не так много, их подавляют студии. Студиям нужна окупаемость. Поэтому очень часто режиссер не имеет права голоса, а если имеет, то он полностью подчиняется тем стандартам, которые предлагает ему студия. И они просто хотят музыку «как у кого-то». Вот «напишите мне музыку, как в «Бэтмене», например. И что делает композитор? Он слушает «Бэтмена»…

– И пишет такую же музыку.

– И пишет. Там минимальные изменения, чтобы не засудили. Но вот оно должно быть очень близко, потому что иначе режиссер скажет: «Ну нет. Ну вот же «Бэтмен». Это же не похоже. Давай еще». И с этими функциями будет справляться машина вполне.

– Но ты же не только к фильмам пишешь музыку, не только для исполнителей, но и для игр каких-то компьютерных, я так понимаю?

– Ну вот сейчас аппликация эта, детская, с дракончиком: «Маленький Голубой Дракончик».

– Что это значит?

– Это аппликация, которая идет вместе с принтованной книгой, напечатанной. И с помощью планшета или телефона, смартфона можно увидеть, как картинки оживают, можно как-то взаимодействовать с персонажами в этой истории. Ну такая вот… «Расширенная реальность» это называется. Мне это больше нравится, чем фильмы, если честно. Я вообще считаю, что за этим будущее. Потому что, судя по тому, что произошло после COVID-19, кинотеатры будут закрываться.

– Да?

– Да. Они будут приобретать роль театров, а со временем люди отучатся ходить вообще в кино вот так: прийти и заплатить, там, $20, грубо говоря, и сидеть с другими людьми в одном зале.

– Но это же магия: большой экран, зал… Это же не просто дома лежишь на диване и смотришь телевизор.

– Ну а рядом там мужик кашляет или ребенок кричит. А дома – нет. Дома можно сесть спокойно в своей обстановке. Не понравился фильм – переключил. Это кому что нравится. Поэтому игры, расширенная реальность, виртуальная реальность – я думаю, что за этим будущее. Там нужна музыка. И честно говоря, мне это нравится даже больше. Потому что музыки нужно меньше, но времени на работу дается больше, и можно лучше проработать каждую секунду. В фильме ты гонишься. Вот я когда писал к этому китайскому фильму, когда еще не было COVID-19, мне ставили дедлайн: «Нужно восемь минут музыки послезавтра». Четыре минуты музыки в день. Если сложная сцена, это очень много. Это 10–12 часов работы в день.

Я работаю от шести до 12–14 часов в день

– А сколько ты работаешь ежедневно?

– По-разному. От шести до 12–14 – в зависимости от дедлайнов.

– Голова не начинает вращаться в обратную сторону от такого количества музыки?

– Да, начинает. И ухо замыливается, и спина болит, и уши тоже болят от наушников, когда долго слушаешь. Есть свои минусы. Поэтому мне не нравится этим работа с кино, но нравится больше работа с игрой: когда можно меньше времени проводить за музыкой, но качественнее ее делать. Потому что она циклируется.

– Ты сказал, спина болит. Ты все-таки спортсмен. Давай мы скажем: четырехкратный чемпион Европы среди детей… Или юношей. Как правильно?

– Юношей, да.

– Среди юношей по каратэ.

– Это в прошлой жизни уже было.

– Тем не менее. Как это называется?

– Нунчаки.

– Нунчаки, да. То есть ты чемпион Европы по нунчакам. Да?

– По ката с оружием. Там разные претенденты выступали с разным оружием. Ката – это показательный бой, так называемый бой с тенью.

– Да. Я тебе скажу, что, конечно, когда я видел, как ты общаешься с оружием: с нунчаками…

– И с тарелками.

– И с тарелками. Ну, когда двое нунчак еще в руках, и ты, там, начинаешь вот это делать, голова кружится, честно говоря. Ты в зале тренировался. А сегодня с каратэ закончено?

– Ну, трудно… Трудно находить время. Тогда были определенные цели. И я знал, что есть соревнования или есть сдача на пояс. Я к этому шел.

– Какой у тебя пояс?

– Черный, 1-й дан по рукопашному бою. Сейчас нет четко поставленных целей. Поэтому трудно так заставлять себя тренироваться.

---

---

– Ты в зал ходишь в Лос-Анджелесе?

– До того, как его закрыли, ходил, да.

– А если сейчас ты возьмешь нунчаки…

– Нормально будет.

– Пальцы помнят?

– Да, помнят. Кстати, недавно совсем брал две. Все в порядке. Выносливость немножко упала за год. Потому что не было такой физической активности…

– Но с двумя работаешь по-прежнему?

– Да. Если бы у меня так руки помнили, как играть на фортепиано, я бы вообще пошел, наверное, уже гораздо дальше.

– Нунчаки у тебя круче, чем фортепиано.

– Да.

– Так, может, ты не композитор совсем?

– Может быть, да.

Ощущаю ли я Киев своим городом? Уже нет

– Понятно. Находясь в Америке, в Лос-Анджелесе, по Киеву, по Украине ты скучаешь?

– Да.

– Ты ощущаешь Киев своим городом?

– Уже нет.

– Вот так?

– Да. Я это понял вот сейчас.

– Расскажи, пожалуйста, с этой минуты подробнее.

– Немножко… Ну, не немножко – множко по-другому все. Люди по-другому себя ведут, машины по-другому ездят, дома по-другому выглядят, стандарты другие, приоритеты другие, другой менталитет. Есть большая разница.

– То есть Лос-Анджелес теперь больше твой город, чем Киев?

– Да.

– Вот так?

– Да.

– Какой плюс есть? Вот мне иногда говорят: «Та шо, там, та Америка?» Какой плюс вообще в Америке есть? Там же и минусы наверняка есть.

– Много, конечно.

– А давай о плюсах и минусах Америки поговорим. Давай с плюсов начнем.

– Ну, давай с минусов. Потому что если закончим на минусах, будет депрессивно. Лучше начать с минусов.

– Давай с минусов.

– Очень трудно начинать в Америке. И есть какие-то базовые потребности, которые приходится откладывать. Вот то, что в Киеве, в Украине и других странах постсоветского Союза считается абсолютной нормой… Бесплатная медицина, например. Да, это очень неудобно: ждать подолгу врача. Иногда врач нехороший попадается. Есть моменты. И я не говорю, что здесь лучше в этом плане. Но есть ожидание, что если у тебя болит спина, ты идешь к массажисту, а если ты не можешь себе позволить его, то, скорее всего, кто-то тебя направит.

– В Америке – нет?

– В Америке очень трудно этого добиться. Ты приходишь и говоришь: «У меня спина болит» – тебе прописывают антибиотик.

– Да?

– Чтобы не болела. Да.

– Это по страховке?

– Это если у тебя страховка есть. Если нет – прописывают, и ты можешь пойти заплатить за него, если у тебя есть деньги.

– У тебя страховка?

– Да.

– То есть тебе назначают время. У тебя она болит, а тебе назначают время, когда врач свободен. Правильно?

– Да. Это может быть через два месяца.

– А все это время пей антибиотик?

– Да. Если вообще назначат к врачу. Тоже такой момент. Потому что доктор может посчитать, что «да нет, тебе не нужен массажист. Ты же ходишь. Если бы ты уже лежал и хекал, тогда, наверное, да».

– Какие еще минусы?

– Трудно питаться хорошо.

– В Бостоне вообще было плохо дело. Да?

– Да, да. Вообще по Америке не очень хорошее качество еды. В Калифорнии она самая лучшая, она действительно натуральная и вкусная. Калифорния, можно сказать, кормит всю Америку. Вот я был в Массачусетсе, в Аляске – и там, и там такое себе.

– Ну в Аляске откуда взять еду?

– Ну, оно все замороженное, да. Там только морепродукты. Хотя вот на Гавайях тоже вкусная еда.

– Ты был на Гавайях?

– Да. Гавайи, Калифорния – вкусно. Но дорого. Если так питаться, как у нас в Украине принято: что суп на первое, на второе, там, котлета с пюре, с овощами…

– На третье компот.

– Да, компот, еще десерт какой-то. Ну извините, это надо зарабатывать хорошенько, чтобы так кушать. Большинство американцев питается совершенно не так.

– Гамбургерами.

– Ну, те, у кого совсем плохо, – да, гамбургерами. Они очень плохого качества. Никогда не забуду, когда впервые попробовал «Макдональдс» в Америке. Самое худшее, что я пробовал.

– Да ты что!

– Ужасно. В Украине это считается не то чтобы деликатес, но с компанией зайти в Макдональдс – о, класс! Праздник особый, какой-то день или случай.

– А там не вкусно?

– Нет, там питаются бомжи и малоимущие семьи. Это невкусно, плохо себя чувствуешь. Я помню, вышел – и почувствовал, что вспотел от количества соли, которая была на этих булках или в котлете – не знаю. Котлета пережарена. Отвратительно.

– То есть питание не фонтан и дорогое.

– Не фонтан, если ты не можешь себе позволить подороже чуть-чуть.

– Магазины натуральных продуктов. Да?

– Да. Ну вот есть магазин натуральных продуктов «Хоул Фудс», а еда вообще невкусная просто потому, что они боятся туда лишнего добавить. Туда ходят люди с аллергиями и хипстеры.

– Ну и рестораны тоже не фонтан. Да? В Киеве получше, по-моему.

– Тоже не фонтан, да. Хотя смотря где. Для тех, кто, опять же таки, может очень большую сумму вывалить, – то все, что хочешь: и крутящаяся башня под центром Лос-Анджелеса…

– То есть, в принципе, в Америке все есть. Да?

– Да. Но очень большой разрыв.

– Так. Еще минусы.

– Конкретно в Лос-Анджелесе транспорт: общественный транспорт не развит. Город очень растянутый…

Я взял в лизинг в США Toyota Corolla 2016 года и платил за нее $142 в месяц

– Ну слушай, давай скажем: ты приехал, молодой парень. Ты берешь в лизинг машину.

– Да.

– Новую.

– Да.

–Ты берешь Toyota Avensis, да?

– Corolla.

– Toyota Corolla ты берешь. Давай расскажем. Сколько ты заплатил? В лизинг ты берешь новую машину.

– Да. Мне помогла моя четвероюродная сестра очень хорошую сделку сделать. Я платил $142 в месяц за эту Corolla.

– А сразу ты платишь что-то?

– Они хотели $2 тыс. сразу, а мы заплатили, по-моему, $1 тыс. тогда.

– То есть ты заплатил $1 тыс. долларов и платишь ежемесячно $142.

– За Toyota Corolla 16-го года. То есть это в тот же год, когда я приехал.

– Когда приехал. И имеешь новую машину. Сейчас ты ее поменял. У тебя Toyota какая?

– 20-го. Toyota Corolla.

– Toyota Corolla тоже. Ну, слушай, хотел бы я тут так поездить.

– Да, это плюсы.

– Ну конечно.

– Но не каждый, опять же таки, может себе это позволить. Потому что…

– $142 в месяц?

– Нет. Есть такая вещь как кредитная история в Америке. Тут она не развита совсем. Но если ты только приехал, у тебя нет стабильного дохода или дохода, который ты можешь подтвердить, если у тебя нет карточек открытых и так далее, тебе не дадут просто такой контракт, сколько бы ты ни предложил им платить. Или, может быть, ты сможешь с ними договориться, но тогда будешь платить, там, $2 тыс. сразу, грубо говоря, и потом $180 в месяц. Просто потому, что ты не знаешь, насколько ты сможешь платить в дальнейшем. То есть тебе нужен человек, который за тебя поручится. Тебе нужен кто-то в Америке, кто зарабатывает, там, грубо говоря, в четыре раза больше.

– За тебя четвероюродная сестра поручилась?

– Да.

– Давай ее назовем, поблагодарим.

– Да, Ксюша, спасибо.

– Фамилию назовешь?

– Гонан Ксения. И ее супруг Дэвид. Спасибо им. Они меня устроили.

– Муж американец у нее – да?

– Да, да. Они меня возили тогда по всему городу, мы смотрели квартиры. Они со мной машину поехали брать. Они полностью мне организовали быт.

– Вот скажи спасибо. У тебя есть возможность.

– Ну конечно. Спасибо. Я не знаю, куда смотреть, но спасибо.

– Плюсы какие?

– Плюсы… В любой момент можешь взлететь очень хорошо. Что-то вот повернется – и вчера ты никто, а сегодня ты все. Это, по-моему, только в Америке такое может быть с большим количеством людей. Всегда есть к чему можно стремиться. Нет потолка в принципе.

– То есть страна возможностей.

– Ну, да. Конечно. Конкретно в том же Лос-Анджелесе даже дышать воздухом с таким количеством людей, которых наблюдаешь по телевизору с детства и наслаждаешься их творчеством… Понимать, осознавать тот факт, что ты там находишься и в любой момент вот на улице можешь встретить кого-то…

– А с кем ты встретился где-то в двери?

– Дэнни Де Вито. Да, он выходил из ресторана, и с Уолтером они пообщались. Они работали над фильмами. Раньше «Геркулес» был: такой, анимационный, фильм, мультик, у Disney. Они тогда познакомились.

– Тебя представили?

– Да, он представил. Но я тогда никто был. Я только приехал. Он сказал: «Вот Дима».

– Бред Питт?

– Бреда Питта видел в машине. Он выезжал прямо возле моего дома. Там Worner Brothers неподалеку, прямо на углу. Я увидел, как он выезжает сам за рулем.

– Но он видел, что ты идешь?

– Нет.

– Поприветствовал тебя? Нет?

–Ты думал, он мне кивнет?

– Нет, я думал, он выйдет из машины сказать: «Здравствуй, Дима»

– Он повернул шею посмотреть, не едет ли никто, и выехал себе.

– Понятно. Хорошо. Плюсы еще какие?

– Ну, в целом, скажем так, несмотря на все плохое в медицине той же… Я и многие другие, кто живет в Америке, американцы считают, что медицина в Америке плохая. Она, опять же таки, плохая для тех, кто не может себе позволить лучше. Но при этом если какое-то действительно серьезное заболевание, людей почему-то переправляют либо в Израиль, либо в Америку, либо в Германию. И Америка, как правило, на передовой по технологиям в медицине, в науке и во всем остальном. Это дает о себе знать. Это, опять же таки, к потолку.

– А скажи: Америка – добрая страна или нет?

– Сейчас не очень. Очень разъединенная.

– Но люди добрые в большинстве своем?

– Да, да. В большинстве – да.

– Хорошо. Скажи, пожалуйста: вот тебе 26 лет. Что такое любовь, ты представляешь уже?

– Да. Думаю, да. Ну, любовь разная бывает. Смотря какая, к чему, к кому.

– Хорошо сказал. То есть бывает любовь к Родине.

– Да.

– Бывает любовь к родителям, к родственникам.

– Да.

– А бывает любовь к женщине.

– Да.

– Хорошо. Тебе понятны все три любви?

– Они, наверное, никому не понятны до конца. Я не знаю. Мне кажется, что да, но… Может, и нет.

---

---

– Когда ты пишешь музыку, тебе хочется в данный момент написать нечто такое, что просто будет невероятным?

– Обычно после этого меня просят переписать. Да. Всегда. Да. А иногда это не нужно, к сожалению. Поэтому возвращаюсь к вопросу, что бы мне хотелось в будущем… Я как-то неосторожно в интервью одну фразу сказал – потом меня ткнули в нее носом офицеры и сказали: «Ах вот он это сказал – значит, он, там, не дорос еще». А я сказал, что я хочу, чтобы когда-нибудь мне не нужно было писать к фильму, а я бы просто писал что-то – и ко мне бы приходил режиссер и говорил: «Я хочу это использовать вот для такой-то сцены». И чтобы у меня было право сказать «да» или «нет» и договориться об условиях. Это есть на самом деле. Это не то чтобы, там, какая-то недостижимая мечта. Так очень часто делают. Современные композиторы, такие, как Филипп Гласс, Макс Рихтер… Есть несколько таких имен, которые не из мира кино вообще. Они просто пишут, и потом где-то кто-то это слышит, приходит к ним и говорит: «Я хочу использовать это».

Вот яркий пример – фильм Arrival по-английски. Я не знаю, наверное, «Прибытие» по-русски он назывался. 16-го года. Композиция Макса Рихтера минималистическая для струнного квартета играла в начале и в конце фильма. Он не писал к этому фильму, но она идеально туда встроилась. И под нее монтировался фильм. Это было одно из самых мощных таких киновпечатлений, которые у меня были, когда я это увидел в кинотеатре, когда я услышал то, как это сосуществует вместе. Это гораздо лучше, чем многое, что композитор пишет специально для конкретной сцены.

– Дима, я тебе благодарен за беседу. Я хочу тебе пожелать реализации, стать звездой, которую знают во всем мире. Цоя вспомнил: «Звезда по имени Солнце». И чтобы ты был счастлив. Подозреваю, что пройдет много-много лет – ты будешь смотреть это свое интервью, и тебе будет приятно. И для этого, собственно говоря, я его и записываю.

– Буду плакать, да.

– Не исключено. Не исключено. Но это будут хорошие слезы.

– Да.

– Спасибо тебе.

– Спасибо тебе. Побывал в гостях у Гордона. Ты.

– «Ты» – это было важно. Спасибо.

ВИДЕО

Чувствуете? Он всё ближе! Кто он? Да новый год же! Вот-вот наступит декабрь и раз – новогодние праздники. Вы уже готовитесь к ним? А мы уже подготовились и предлагаем абсолютно новый полностью готовый сценарий на новый год 2022 для корпоратива. Сценарий с новыми играми и конкурсами, заводными интерактивами и сценками, песнями переделками и словами для ведущего. Специально к наступающему году тигра были придуманы развлечения, написаны песни и тосты. И всё это будет на вашем новогоднем корпоративе, если вы воспользуетесь данным сценарием.

План новогоднего корпоратива 2022

1. Подготовка к празднику
2. Начало праздника
3. Интерактив с гостями – розыгрыш новогоднего календаря
4. Песня переделка – Наступает тигра год
5. Активашка для гостей – с новым годом!
6. Видео игра – транспорт деда Мороза
7. Интерактив «Годовой Отчёт»
8. Видео игра – а где тут дед мороз
9. Игра с директором (начальником) – счастливое число
10. Интерактив: «до 12 и позже»
11. Новогодний музыкальный гороскоп
12. Видео игра – что дальше
13. Шуточные предсказания гостям на 2022 год
14. Шоу – Голос (новогоднее караоке)
15. Шуточная песня переделка — Тигра год идёт
16. Современные танцевальные фанты
17. Новогодняя шуточная лотерея – подарки с Али-Экспресс
18. Шоу «3 Шэ или Шпроты – Шоколад — Шампанское»
19. Видео игра – Угадай-ка
20. Новогодняя смешная сценка экспромт – смена символов года
21. Новогоднее желание – съедобные снежинки

Подготовка к празднику

Во-первых, на корпоратив нужно пригласить ваших коллег. Для этого мы сделали вот такое приглашение:

Вам нужно распечатать шаблон и вписать необходимые данные, чтобы коллеги знали, где и когда будет праздник

Во-вторых, имеются шаблоны лотерейных билетов с новогодней тематикой:

(При помощи лотерейных билетиков можно устроить беспроигрышную лотерею или разыграть обязанности среди коллег: кто будет в следующем году наливать всем кофе, кто первым дежурит в субботу, кто отвечает за подарки на день рождения коллег и так далее)

В-третьих, нужно распечатать календарь на 2022 год:

(Календарь нужен по сценарию. Это будет подарок для активных гостей, чтобы они как можно больше принимали участие в играх и конкурсах)

Далее информация для ведущего, который должен прийти пораньше и подготовить всё для корпоратива!

Ведущий должен прийти на праздник за пару часов до прихода гостей, чтобы всё подготовить.
Первым делом нужно заранее купить всякие безделушки, которые будут вручаться гостям на корпоративе как подарок. Это могут быть обычные товары за 30-50 рублей – ручки, блокнот, киндер-сюрприз, чупа-чупс, аскорбинки, бутылка минералки, брелоки, и так далее.
Эти мелкие подарки можно сразу спрятать в разных местах или раскладывать прямо во время корпоратива, пока люди выходят подышать свежим воздухом или танцуют.
Суть тут в следующем – в какой-то момент играет музыка (она должна быть всё время одной и той же) и ведущий говорит, что подарок спрятан там-то, там-то, и кто первым его найдёт, тот молодец.
Лучше всего это делать в момент, когда гости возвращаются с перекура или с танцпола. Так ведущий активизирует их и сразу настраивает на нужный лад.

Для объявления места, где спрятан очередной подарок, рекомендуем включать музыкальный трек группы Ленинград – дед мороз раздаёт подарки.
Как только заиграла эта музыка, ведущий объявляет место, где искать очередной подарок.

Места, где прятать подарки могут быть следующие:
— у бармена
— в сумке у девушки в красном
— на стуле в углу
— у директора
— под тарелкой
— под столом
— на окне за занавеской
— у лысого мужичка
— у мужчины с бородой с усами
— у девушки на лабутенах
— у меня
— в гардеробе
— в РОЗОВОМ рюкзачке (в яркой сумке у какой-то из девушек)
— на красном диванчике

Используете все интересные места там, где вы отдыхаете и проводите новогодний корпоратив.

*******************************************************************

СЦЕНАРИЙ НОВОГОДНЕГО КОРПОРАТИВА 2022 ДЛЯ ВЕДУЩЕГО СО СЛОВАМИ И РАЗВЛЕЧЕНИЯМИ

Начало праздника

Ведущий:
— Добрый день, уважаемые гости!
Сегодня мы собрались с вами вместе не просто так – мы собрались, чтобы проводить год старый, и ярко, весело, необычно встретить новый год.
И сразу главный вопрос сегодняшнего вечера, кто скажет, что это за вопрос?
(ответы гостей)
Все варианты отличные, но главный вопрос такой: скажите, что мы сегодня будем делать? … (слушаем ответы гостей)
Всё верно – сегодня мы будем веселиться, отдыхать и заряжаться отличным настроением и позитивом на весь следующий год!
Поднимите руки те, кто пришёл сюда отдохнуть? Какие молодцы – все пришли отдыхать! А давайте немного поиграем. Предлагаю вам назвать омонимы к слову ОТДОХНУТЬ. А кто будет самым активным и оригинальным. Тот получит от меня вот такой календарь (показывает календарь)

Интерактив с гостями – розыгрыш календаря

Гости называют (выкрикивают) омонимы к слову ОТДОХНУТЬ. Это могут быть слова: тусануть, жигануть, кайфануть, прибухнуть и так далее.
После интерактива активным гостям вручаем подарок – календарь.

Ведущий:
— Ну что сказать — просто молодцы! Теперь я вижу, что вы полностью готовы к празднику! А раз так, до давайте начинать веселиться!

*******************************************************************

Песня переделка – Наступает тигра год (замечательный сосед)

Далее включается трек Песня переделка – Наступает тигра год (замечательный сосед), и ведущий поёт под него красивую песню переделку на мотив песни – как же нам не веселиться (замечательный сосед).
Можете раздать гостям листочки с текстом песни переделки. А ещё гости будут дружно подпевать слова припева!

Как же нам не веселиться,
Наступает тигра год
Пусть всё лучшее случится,
Пока водим хоровод.
Тигра мы уже встречаем,
Открываем двери в дом,
Новый год мы отмечаем,
С пляской, песней и тостом!

Пап-пап Па-па-рапа пап пап…

Тигр пусть рычит — не страшно,
Его сможем мы унять.
Лишь закинем по рюмашке,
И пойдём с ним танцевать.
Все красиво разодеты,
И надушены слегка,
Так что настроенье супер!
Веселимся до утра!

Пап-пап Па-па-рапа пап пап…

Мы отбросим все заботы,
И забудем про дела,
Нет, не надо про работу,
Ну хотя бы до утра.
Мы сегодня отмечаем,
Года нового приход,
И сердечно поздравляем
Весь собравшийся народ!

Пап-пап Па-па-рапа пап пап…

Ну а тех, кто загрустит,
В этот праздник новогодний,
Пусть услышит этот хит,
Грусть-печаль он вмиг разгонит!
Мы припев все с вами знаем,
Повторим его сейчас.
С новым годом поздравляем,
И споём ещё не раз…

Пап-пап Па-па-рапа пап пап…

*******************************************************************

Активашка для гостей – с новым годом!

Ведущий:
— Молодцы, отлично начинаем праздник! А знаете, нам надо сегодня как можно чаще дружно и весело кричать и скандировать самые простые слова – С новым годом!
Есть идеи, как мы это будем делать? Завести будильник и каждый пять минут он нам будет напоминать?
Назначить старшего, чтобы он нам напоминал?
Нет, давайте мы поступим следующим образом.

…

Активашка для гостей в полной версии сценария

*******************************************************************

Обязательно делайте паузы, чтобы коллеги отдохнули от игр и конкурсов. Чем заполнить паузы? Устройте фотосессию! В этом вам помогут новые шаблоны бутафории к новому году 2022.
Новогодняя бутафория 2022 – это 15 шаблонов с прикольными надписями, красивыми картинками и новогодними рисунками.
Ваша новогодняя фотосессия получится безупречной!

*******************************************************************

Видео игра – транспорт деда Мороза

На экране появляется видео игра (файл игры в общей папке).
Гости видят общую картину и деда мороза. Но не видят, на чём он едет. Гости начинают делать предположения, а ведущий постепенно открывает транспорт деда мороза и в итоге всем становится видно, на чём он приехал.

(После игры самому активному гостю дарим календарь)

(Пример игры — в полной версии игры более 15 заданий)

*******************************************************************

Интерактив «Годовой Отчёт»

Разговорный интерактив с гостями и мы все узнаем, кто из коллег как провёл уходящий год. А в конце будет красивый коллективный тост!

Интерактив в полной версии сценария

*******************************************************************

Видео игра – а где тут дед мороз

Ведущий:
— Новый год – это не только дед Мороз и веселье, это ещё и вкусный новогодний стол! Скажите, вам нравится ваш новогодний стол? А кто сможет мне перечислить все названия блюд и салатов, которые стоят у вас на столе?
(гости перечисляют, ведущий дарит самому активному календарь)

Знаете, почему я затронул тему новогоднего стола? Нет, я не голодный, это я так плавно настраиваю вас на следующий конкурс, в котором речь пойдёт, и о дед Морозе, и о еде, и о географии.
Удивлены?
Смотрите – на экране будет появляться слово. Скорее всего, слово вам не знакомое. И вам предстоит угадать, что оно означает: имя деда мороза в какой-либо стране, диковинное блюдо из какой-либо страны или это столица страны.

Включается видео игра, гости угадывают, а ведущий комментирует ответы, шутит и помогает гостям раскрепостится.

(Пример игры — всего в игре более 10+ вопросов)

*******************************************************************

Игра с директором (начальником) – счастливое число

Интересная игра, где главным действующим лицом будет ваш начальник или кто-то главный. Он каждому гостю даст пять а после самому счастливому вручит приз!

Игра в полной версии сценария

*******************************************************************

Интерактив: «до 12 и позже»

Настало время песен! В этом интерактиве гости разделятся на 2 команды и будут соревноваться друг с другом в знании песен.

Правила игры и музыкальные файлы в полной версии сценария

*******************************************************************

Новогодний музыкальный гороскоп

Все любят новогодние гороскопы, а вы покажите своим гостям музыкальный видео гороскоп!
Гороскоп записан для каждого знака зодиака. плюс есть пояснения.

Гороскоп, видео и музыка в полной версии сценария

*******************************************************************

Ведущий:
— Продолжаем тему будущего и предсказаний. Каждый из нас хочет знать своё будущее, но не всегда будущее такое, каким мы представляем его в своих мыслях или мечтах.
Но, тем не менее, поиграем с вами в игру под простым названием – что дальше.

Видео игра – что дальше

Шикарная игра с гостями. Включаете видео файл (находится в общей папки), и начинает играть ролик. В какой-то момент ролик останавливается и появляются варианты ответов, что произойдёт дальше.
Гости выбирают любой вариант. После чего видео запускается вновь и все видят, что происходит дальше.

Для игры подобраны только новогодние ролики!

Игра в полной версии сценария

*******************************************************************

Ведущий:
— В канун нового года каждый читает гороскоп. Каждый хочет знать, как он будет жить следующие 365 дней. Но гороскопы они, как бы сказать – общие. Они дают одно предсказание для миллионов людей. И у большинства ничего из сказанного не сбывается. Поэтому каждому из вас сейчас будет дано личное, можно сказать индивидуальное предсказание! Готовы узнать свою дальнейшую судьбу? Тогда вперёд!

Шуточные предсказания на новый год 2022

Для предсказаний мы сделали вот такие шаблоны:

Всего 24 шаблона с предсказаниями и индивидуальными картинками

*******************************************************************

Далее в сценарии:

Шоу – Голос (новогоднее караоке)

Шоу состоит из двух этапом: на первом этапе отбор проходят все гости корпоратива. А в финал выходят два победителя и они исполняют новогодние песни. Но песни не обычные, а с подвохом!

Песня переделка на мотив Перетанцуй меня (тигра год идёт)

После шоу «Голос» ведущий предлагает показать как нужно петь и сам исполняет песню переделку.

Современные танцевальные фанты

И снова танцы. Только не обычные танцы — а фанты!
Сначала гости видят задание и описание танца, потом всем дружным коллективом решают, кто может исполнить этот танец и после того, как решили, ведущий показывает танец, который нужно повторить.
Задания смешные, можно снимать на видео и загружать в тик Ток!

Новогодняя шуточная лотерея – подарки с Али-Экспресс

В этой игре гости поотгадывают подарки и получат их — если смогут отгадать!

Шоу «3 Шэ или Шпроты- Шоколад- Шампанское»

Ещё одна игра, где гости поборются за подарки. А выиграть в этой игре можно Шампанское, Шпроты или Шоколад!

Видео игра – Угадай-ка

Нужно по трём картинкам угадать названия фильма или мультфильма. Простая игра, которая понравится гостям. Играть в неё можно за столом пока гости кушают.

Новогодняя смешная сценка экспромт – смена символов года

Музыкальная сценка в которой примут участие некоторые гости. Распределяйте роли и веселитесь!

Новогоднее желание – съедобные снежинки

Красивое завершение вечера — ведущий предлагает загадать желания, а чтобы они исполнились у него есть одно проверенное средство!

Стоимость полной версии сценария 249 рублей
После оплаты вам на электронную почту придёт ссылка на скачивание всех файлов сценария плюс бонусы:
— сборник новогодних тостов для корпоратива
— видео викторина про год тигра

Также есть возможность оплаты на Сбербанк Онлайн.
Для этого пишите нам по любому из контактов ниже: