Песня это было летом было так прекрасно началось все это как в волшебной сказке

49-летний петербуржец Евгений Туганков, осужденный по «дворцовому делу» за удар омоновца на митинге в поддержку Алексея Навального, освободился из колонии поселения, куда его отправили летом этого года. Туганков объявлял в колонии голодовку, где не было лекарств и умывальников для заключенных. Приговоренные к самому «легкому» виду лишения свободы фактически находятся в тюремных условиях, написал он российским властям: камеры и секции переполнены, заключенным не хватает места для хранения и приема пищи, нет душевых, и периодически приходится мыться в холодной воде. В интервью корреспонденту Север.Реалии Туганков рассказал, как администрация колонии отреагировала на протест и что, по его мнению, необходимо сделать, чтобы сломать систему.

Евгения Туганкова осудили ровно через два месяца после акции протеста 31 января. Он ударил сотрудника ОМОН по фамилии Кривов на Пионерской площади. По словам Туганкова, он увидел, как люди «в черном» и «без опознавательных знаков» начали арестовывать человека. «Я посчитал это несправедливым и посчитал нужным таким образом вмешаться», – говорил он судье. Прокуратура требовала для него 2,5 года колонии-поселения, адвокат просил суд не назначать наказание, связанное с лишением свободы. В итоге Евгения Туганкова приговорили к году колонии-поселения. Наказание он отбывал в ФКУ КП-8 УФСИН по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.

– Почему в колонии-поселения вы объявили голодовку?

– Я приехал в колонию-поселение. Всё там мило: воздух над головой свежий. «Кресты», конечно, вроде поменялись: камеры большие, питание получше, но все равно это душное очень заведение в моральном плане. Постоянно одни и те же люди – четыре человека, иногда ни радио, ни телевизора нет. Я думал, спокойно досижу в колонии-поселении: спорт, книжки и пойду спокойно домой. Я прекрасно понимал, что никакого УДО и освобожусь со звонком (после окончания срока заключения. – СР). Но начались моменты… Я терпел, терпел, но меня достали.

По УИКу (Уголовно-исполнительному кодексу РФ. – СР) в колонии-поселении у нас гражданская одежда, но почему-то, например, в шортах на проверку выходить нельзя, в локалке (огражденные прогулочные территории. – СР) майку снимать нельзя. Откуда локалка на поселении? Лето, жара 30 градусов, и ты не можешь выйти без майки. Я спрашиваю: шорты – это гражданская одежда? Отвечают: гражданская. Почему я не могу выходить в шортах, почему майку не могу снять в локалке, когда солнце 30 градусов? Мне неделями не отдавали письма и газеты. Девочка, младший оперативный сотрудник, все время смеялась на то, что мне люди пишут. Её как-то это веселило. Я спрашивал: «Вас что веселит-то? Вы людей не знаете, а оскорбляете их». Не отдавали неделю, две, я спрашивал: «Вы что там читаете? Вы что цензурируете в «Новой газете»? Правительство РФ разрешило эту газету, а вы хотите найти какие-то ошибки, и значит, правительство РФ ошиблось? Хотите что-то найти, что нельзя мне читать?» Они говорят: «У нас одна девочка, у неё времени нет». Лекарств нет. В колонии-поселении нет медсанчасти, парацетамола нет, анальгина нет.

– Если кому-то из заключенных станет плохо?

– В лучшем случае, если осужденные надавят на дежурную смену, то она вызовет врачей. Летом во время ковида лекарств не было. Я уже звонил в «ОВД-Инфо» (признан СМИ-иноагентом. – СР). Они дали объявление о сборе лекарств. Люди прислали нам лекарства, хотя бы парацетамол, ибупрофен. Их выдали. Колония-поселение – самый легкий вид наказания. А я попал в такую тюрьму, где общий режим, или особый, или строгий. В любых зонах – особого, общего и строгого режима – три проверки в день. На колонии-поселении – пять! С чего это? Просто захотелось, чтобы пять раз проверяли?! В этой колонии ничего не соответствует ничему: от количества унитазов, шкафчиков, тумбочек, душевых до помещений, где люди живут. Медицины нет, ШИЗО… На колонии-поселении ШИЗО не может быть вообще. Максимум, что может быть, – тебя отстраняют от работы, и ты месяц живешь на бараке с четырехчасовой прогулкой в день. В колонии-поселении люди (осужденные) простые, 90% – обычные мужики, которые к преступному миру отношения не имеют вообще. Они с воли заехали процентов 30–40, а их в тюрьму отправили, хотя им присудили колонию-поселение. Последней каплей стало то, что в общей столовой нет умывальников. Я хожу есть, иду по улице в столовую, открываю двери, но не могу помыть руки. Это все накопилось, достало. Утром в один день я написал заявление на хозяина (начальника колонии-поселения. – СР), на врача о том, что объявляю голодовку. И сразу из Москвы звонят Потапенко (главе ФСИН по Санкт-Петербургу и Ленобласти Игорю Потапенко. – СР). Везде в стране пандемия, а у нас не то что даже каких-то антисептиков, умывальников нет. Представляете уровень этого заведения? Через четыре часа появилось два умывальника. Систему можно и нужно ломать, если знать, как и чего она боится.

– Как администрация отреагировала на вашу спонтанную акцию протеста в колонии?

– В силу обстоятельств у меня много друзей сотрудников, в том числе связанных с ФСИН. И как у Задорнова: все по отдельности – классные люди, с ними можно дружить, пить водку, отдыхать, но как только он приходит и надевает форму – всё. Он человек системы. И им часто надо выбирать между человечностью, порядочностью, нравственностью и тем, что им диктует система. Понимаете, это выбор не очень простой на самом деле. Представьте, вы подполковник или майор, прослужили всю жизнь, вам до пенсии год-два и здесь надо принять решение, они понимают, что оно может быть незаконным, но если не сделают этого, то им придется уволиться. Они живут, лавируя постоянно между этим. Они не какие-то вурдалаки-упыри. Они нормальные мужики, но не в этой системе, которая говорит, что нужно ломать человека, что зэк – не человек. Много и тех, кто реально ненавидит арестантов и зэков, но много нормальных. Администрация в моей колонии-поселения была нормальная. Меня вызвали и спросили: «Женя, ну что ты к нам прийти не мог? Ну, поставили мы бы эти умывальники». УФСИН дала на сайте, что голодовки не было, но она была. Утром я отдал заявление, а в 15 часов меня вызвали к хозяину и сказали: вот умывальники, идите смотрите. Естественно, я прекратил голодовку. Потом проблем не было: администрация сказала, если что-то надо, мы все решим. В принципе, если это не влияет на какие-то отношения с управой (вышестоящей администрацией. – СР), то ничего не стоит пойти тебе навстречу. Они говорят: есть проблемы – приходи, будем обсуждать, решать. Я использовал это, чтобы помочь кому-то, потому что у меня в принципе все было нормально.

– Почему вы пошли на митинг 31 января?

– Я вообще очень люблю митинги, демонстрации. Мне нравится, когда люди отстаивают свои права, пытаются что-то донести до власти. Потому что обратная связь должна быть, без этого власть начинает умирать и тащит нас за собой: экономику, культуру, да вообще все. Российский народ аполитичен, инертен и местами очень равнодушен. Лично для меня все началось с Беларуси. Я очень удивился, что в Беларуси начался протест, потому что это такая терпеливая и спокойная нация. Я видел, как людей бьют, убивают. И 23 января у меня было просто желание выйти. Организация протеста была никакая. Я хотел просто выйти и сказать власти, что она не права. Такая обстановка была, что надо было что-то делать. Я живу в этой стране всю жизнь, почти 50 лет. Я застал Советский Союз и сегодняшнюю власть. Если кто-то думает, что что-то изменилось, то они ошибаются. Это просто Советский Союз эпохи интернета. Вот и все. Людей так же убивают. Ты не можешь ничего говорить, выходить на митинги за свои права. Никому ничего не надо тут. И власть у нас неподсудна и делает, что хочет. Если бы не интернет, то просто как раньше: всех к стенке, в лес и все.

– В суде вы говорили, что сожалеете о случившемся во время митинга. Это действительно так?

– Я сожалею о том, как я это сделал: я ударил его в спину, потому что в спину бить не по-мужски. Я за это попросил прощения. Я бы с удовольствием сделал это лицом к лицу.

– То есть бить сотрудников правоохранительных органов можно?

– Я бы жалел, если бы убежал. Сожаления о случившемся у меня не было ни разу. Я не ожидал, что за это может быть реальный срок, за то, что я пихнул сотрудника в спину и нанес «моральный вред» сотруднику. Мне дали год за то, что я нанес душевную травму сотруднику ОМОНа, потому что никакого физического вреда я ему нанести не мог. Ладно, если бы дали 15 суток, я бы согласился, но год… Это же не юридический момент, это политическая акция – чтобы другие не ходили. Сотрудник Росгвардии бьет женщину ногой, и ничего: ни уголовного дела, ни суда офицеров (речь идет о Маргарите Юдиной, которую росгвардеец с «запотевшим забралом» с размаху ударил ногой в живот. – СР). Они говорят, что они мужчины, что у них есть честь, они патриоты. Вы чьи патриоты, Путина и власти этой? России – нет.

– Вы говорите, что «нужно ломать систему». Что это значит в вашем понимании?

– Мы должны бороться, каждый как может. В первую очередь через изменения самих себя и своего мировоззрения. «Каждый день по капле выдавливать из себя раба» – это про нас. Мы также должны выходить на улицу, должны объявлять забастовки, должны требовать у власти исполнения закона и социальной справедливости. И для молодёжи я бы сказал так: идите во власть. Менять систему проще всего изнутри. Весь мой жизненный опыт говорит об этом. Но опять же: «Станьте сами теми изменениями, которые вы хотите видеть в мире». Это значит, будьте сами добры, справедливы, милосердны. Не осуждайте, не крадите, уважайте себя и других. Помогайте слабым и учитесь быть сильными. И если мы будем к этому стремиться, то Путины, Лукашенко и им подобные априори не смогут стоять во главе страны. Изменимся мы – изменится власть.

КПРФ создаст Валерию Рашкину ореол мученика и будет убеждать электорат, что коммунист пострадал не за браконьерство, а за убеждения. Такую тактику компартия уже применяла после предыдущих скандалов. И хотя они портят репутацию КПРФ, лидеры коммунистов продолжат рисовать свою не пересекающуюся с действительностью идеологическую реальность, считают политологи.

«В ситуации с лосем Рашкин и его однопартийцы пошли по привычному принципу: они стали создавать дополненную реальность, прекрасно зная, что на самом деле Рашкин виноват», – заявил политолог Александр Асафов, выступая на круглом столе «КПРФ-2021: кадровый и идейный кризис», организованном Экспертным институтом социальных исследований (ЭИСИ).

В центре дискуссии, естественно, оказалась фигура депутата Госдумы, первого секретаря московского горкома КПРФ Валерия Рашкина: как раз в то время, когда эксперты собрались на круглый стол, нижняя палата парламента принимала решение о том, что ответить на запрос Генпрокуратуры о лишении Рашкина депутатской неприкосновенности.

По словам Асафова, из обстоятельств дела следует, что история с охотой с самого начала наполнена «враньем», начиная с таких мелочей, как его «трезвое» состояние в тот момент, когда он оказался за рулем задержанного автомобиля. «Любая другая партия, конечно, после такого выгнала бы своего активиста любого уровня, поскольку это колоссальный репутационный ущерб», – считает эксперт.

Теперь же коммунисты изменили стратегию защиты Рашкина – на фоне явных доказательств его вины в незаконной охоте, добавил эксперт. «Сейчас они рассказывают, что раз кто-то другой тоже охотился нелегально, то к Рашкину нельзя приставать. А Геннадий Зюганов, председатель КПРФ, говорит, что и педофильский скандал с приморским депутатом Самсоновым, и дело Рашкина, и другие криминальные «следы» его однопартийцев – это не кадровая проблема самой КПРФ, а политические репрессии против «красных». То есть опять началось искажение реальности», – подытожил Асафов.

Директор Института новейших государств Алексей Мартынов рассказал про свой недавний разговор с одним из заместителей Зюганова Юрием Афониным. «Я поинтересовался, почему Рашкин все еще в КПРФ? На что Афонин ответил вопросом на вопрос: «А ведь из «Единой России» люди тоже попадались на охоте?» Да, было. Но как на это реагировали единороссы? Никто ничего не скрывал. Кроме того, мгновенно принимались решения по партийной, административной и уголовной линии», – напомнил политолог.

Не стоит спешить с выводом, что в результате скандала политическая карьера Рашкина закончилась. Он вполне может повторить судьбу бывшего главы Иркутской области Сергея Левченко, которого поймали на убийстве спящего медведя. «Когда это случилось, иркутские коммунисты пошли по пути создания культа мученичества Левченко. Они распространяют миф о том, что это был «лучший губернатор» из всех», – сказал доцент кафедры мировой истории и международных отношений Иркутского госуниверситета Сергей Шмидт.

«Если сравнивать эти две охотничьи истории, можно предположить, что КПРФ тоже начнет превращать Рашкина в нового мученика. И это будет уже не местная, а общероссийская история», – полагает аналитик.

Как уже сообщалось, Рашкина заподозрили в незаконной охоте на лося – после того, как депутата задержали в Саратовской области с тушей животного в машине. Полиции депутат поначалу давал путаные показания по этому поводу. Позднее Рашкин признал, что считает себя «морально виновным» в ситуации с незаконной охотой.

Скандал с Рашкиным – далеко не единичный случай для КПРФ в последнее время. Только на прошлой неделе по подозрению в педофилии задержали депутата заксобрания Приморья от КПРФ Артема Самсонова. Летом в Омской области скандал разразился вокруг бывшего депутата Покровского сельского поселения, активиста КПРФ Алексея Анищенко, обвиненного в изготовлении детского порно. В конце 2018 года стало известно о незаконной охоте на медведя с участием губернатора Иркутской области Сергея Левченко (ныне – депутата Госдумы от КПРФ). Поводом послужила публикация видеозаписи, на которой Левченко выстрелом в голову убивает медведя в берлоге. Через год Левченко подал прошение об отставке.

«Нынешняя КПРФ – это партия начальников, которые черпают образцы из прошлого: «Брежнев любил охотиться, и мы будем любить охотиться»,

– отметил руководитель Экспертного совета ЭИСИ Глеб Кузнецов. – Это не столько левая, сколько правоконсервативная партия». Если искать аналогии за рубежом, то нынешние российские коммунисты ближе не столько к лейбористам или левым континентальным европейцам, сколько к республиканцам в США или к консерваторам в Великобритании, считает Кузнецов.

«Начальники КПРФ не чужды аристократическим дорогим развлечениям и называются коммунистами по большому счету по ошибке. Я очень надеюсь, что какая-нибудь новая партия в России соберет вокруг себя наиболее успешные левые силы. Потому что то, что сегодня представляет из себя КПРФ, не имеет никакого отношения ни к коммунизму, ни к левой идее», – уверен Кузнецов. 

«КПРФ в последние годы выбирает для своей риторики популистские темы, которые не имеют практического решения, однако «неплохо заходят» публике. Это монетизация льгот и борьба за отмену пенсионной реформы. Тем не менее, эта повестка истончается, ядерный электорат партии уходит, в том числе в силу естественных причин. Нужны новые темы и новый электорат», – считает Асафов.

Оказавшись в условиях мировоззренческого кризиса, КПРФ сделала ставку на тему пандемии, причем в негативном ключе – вплоть до «маргинальных позиций, свойственных конспирологам и антиваксерам», пояснил эксперт. «Эта новая идеологическая платформа призвана привлечь электорат, к которому КПРФ раньше не имела отношения, но которому близки эти идеи, докрученные до абсурда: про чипирование и так далее», – заявил он.

Асафов напомнил, что представители московского отделения партии, которое и возглавляет Рашкин, долгое время наотрез отказывались соблюдать ковидные ограничения. Пользуясь депутатской неприкосновенностью, они организовывали запрещенные мероприятия под видом «встреч депутата с избирателями», не соблюдали социальную дистанцию, чем подвергали риску своих пожилых сторонников, добавил Асафов. «И когда Рашкин наконец заболел, он не стал соблюдать положенную самоизоляцию и ездил по городу. При этом он уверял, что его умышленно заразили на одном из митингов некие «прокремлевские активисты», – указал политолог.

Коммунисты сумели повысить свой результат на парламентских выборах, но они добились этого за счет опасного популизма, подняв на щит лозунги антиваксеров, добавил Мартынов. «Это игра на грани закона – коммунисты использовали мракобесные энергии и конвертировали в результат. Эта зюгановская прибавка – вся антиваксерская. Можно высчитать пропорцию: в погибших от ковида людях посчитать, во сколько обошлось каждое дополнительное место КПРФ в Госдуме», – добавил он.

Политолог Анна Федорова прямо назвала КПРФ «машиной производства фейков» о ковиде, которая отчаянно пытается «привлечь на свою сторону смертельно напуганных людей». Коммунисты могли бы успокоить электорат, но вместо этого решили подыграть самым архаическим мифам. «И люди верят, поскольку видят, что депутат или целая партия подтверждают их страхи о чипировании, «генетических ножницах», которые якобы режут ДНК и меняют геном человека, и прочей невообразимой чуши. КПРФ, которая жалуется на «сегрегацию» граждан с помощью QR-кодов, фактически работает не на объединение общества, а на раскол», – считает эксперт.

«Если бы во времена Маркса государство объявило бы бесплатную вакцинацию от опасной болезни для всех, включая рабочий класс, он наверняка бы ее приветствовал. Воскресни сегодня Маркс, увидь он, как нынешние «красные» действуют на подрыв вакцинации, он бы трижды отрекся от таких наследников», – предположила Федорова.

Российские левые могли бы улучшить свое положение, но пока «симптомов их выздоровления не наблюдается», отметил Шмидт. «Только когда мы увидим, что они поделятся на два лагеря – цивилизованных социал-демократов и настоящих коммунистов-романтиков – наверное, можно будет говорить о «выздоровлении». При этом молодым коммунистам-романтикам я сочувствую: им придется подолгу оставаться в одной компании с дедушками, которые не умеют говорить ни о чем, кроме как о величии СССР», – сыронизировал эксперт.