Песня аленушки нам сказки бабушка читала

20
ноября — 120 лет со дня рождения Ирины Валериановны Карнауховой (1901 — 1959),
детской писательницы, фольклориста, исполнительницы народных сказок. А ещё она —
наша коллега, библиотекарь, учившийся на курсах библиотекарей у самой Крупской.
И сказки, и детский фольклор в её обработке наверняка вам знакомы, часто
читаемы детям и внукам. «Поэтическое народное слово учит сызмальства ребёнка
прекрасному родному языку, вот почему я сразу выбираю сказку!» — писала
Карнаухова. В нашу жизнь её книжки входят с раннего детства, сначала книжечки
типа «Весна-красна», «Скок-поскок», «Еду-еду, к бабе, к деду…», «Как у нашего
кота…», «Два весёлых гуся. Потешки», «Баиньки» — песенки, читаемые нараспев
маминым голосом. Потом сказки — «Крылатый, мохнатый да масляный», «Гуси-лебеди»,
«Жихарка», «Ивашечка», «Снегурочка», «Семь Симеонов», «Медное, серебряное и
золотое царства», «Финист — ясный сокол», «Белая уточка», «Иван-царевич и Серый
волк», «Летучий корабль», «Марья Моревна», «Сивка-бурка», «Царевна-лягушка» «Василиса
Прекрасная». Библиотекари наверняка вспомнят и сборники сказок «Ненаглядная
красота», «Забавные сказки», былин «Русские богатыри»…

О
жизни самой писательницы можно было бы написать большую интересную книгу. Ей
повезло на встречи и знакомства со многими интересными и известными людьми того
времени. Она была знакома со многими писателями и поэтами, с Сергеем Есениным и
Софьей Толстой, М. Волошиным, К. Чуковским и А. Ахматовой, Евгением Шварцем и
Ольгой Берггольц.

Ирина
Валериановна Карнаухова родилась 20 (7 по старому стилю) ноября 1901 г. в Киеве
в семье железнодорожного служащего. Дед по матери — Митрофан Евграфович Краинский,
киевский издатель, глава журнала «Искусство и жизнь» и газеты «Жизнь и
искусство». Его дочь Алла родилась в Киеве (1877 — 1958). После окончания
гимназии поступила помощником секретаря в редакцию газеты «Жизнь и искусство»,
которую издавал её отец, заведовала редакцией киевской земской газеты. Примерно
в 1900 году вышла замуж за выпускника Первой киевской гимназии Валериана
Карнаухова. В 1922 году вместе с дочкой переехала в Петроград, где работала
заведующей издательством «Мысль», с 1923 года сотрудничала с «Вестником
иностранной литературы» для которого начала делать переводы. Прекрасно зная
английский, немецкий и французский языки, впервые открыла для русского читателя
творчество английского прозаика и драматурга Джона Голсуорси и немецкой писательницы
Анны Зегерс, переводила произведения американских писателей Джека Лондона; О.
Генри, Фрэнсиса Брета Гарта, Джеймса Оливера Кервуда; английских писателей
Уильяма Джейкобса Ваймарка, Гилберта Честертона; немецких писателей Бернгарда
Келлермана, Генриха Манна, Клары Фибих; шведского писателя и публициста, Юхана
Стриндберга; индийского писателя и поэта Рабиндраната Тагора и других. Кроме
того, обрабатывала и пересказывала иностранные произведения для детей. Всего же
в её переводах было издано более 110 книг. Ее членский билет Союза писателей
подписал сам Горький.

С
такой наследственностью девочка не могла не стать писательницей. Духовные и
интеллектуальные интересы матери предопределили жизненный путь Ирины. В семье
ценилось литературное творчество. Поздний рассказ писательницы «Бандероль»
(1957), рисующий духовный мир девочки из интеллигентной семьи, взрослевшей в
предреволюционные годы, имеет полностью автобиографический характер. Вот что
рассказывает в предисловии к книге мамы дочь писательницы Галина Карнаухова: «Жила-была
девочка. Звали её Ирина. Жила она с мамой и папой в древнем былинном городе
Киеве. Стоит этот город на высоких холмах, на берегу широкого, многоводного
Днепра. Осенью киевские каштаны на набережной протягивают прохожим свои тяжёлые
ветки, словно приглашают: «Сорви, испеки, попробуй!» И ребята до ночи пекут на
кострах золотисто-коричневые плоды, разрывающиеся в огне, как хлопушки. А
весной город глядит как сквозь розовую пену — это яблоневые и вишнёвые сады
цветут. Сказочно красив этот старинный в золотых куполах город: и зимой в
снежной лёгкой и непрочной шубке; и летом, когда в светлом Днепре, как в
зеркале, отражаются маковки его соборов; и поздней осенью — в золоте и охре
медвяных ручьёв листопада. Осенью 1914 года, когда Ирине исполнилось двенадцать
лет, встретилась она с необыкновенным человеком. Он словно угадал, какая судьба
выпадет на долю Ирины, кем она станет, когда вырастет. И девочка, когда
выросла, вспомнила и записала рассказ об этой удивительной встрече.

«Шёл октябрь 1914 года. Я любила этот месяц, потому что в
октябре был день моего рождения, а кому не нравится этот день в двенадцать лет?
И вот я пошла в театр. На дневной спектакль. Первый раз в жизни — одна, без
взрослых! Это было как-то особенно интересно и празднично. В зрительном зале
прохладно и сумрачно, ещё не горела большая люстра, и не верилось, что за
стеной светит солнце и кружатся осенние золотые листья. Сидела я в ложе. Не
помню, какая тогда шла пьеса, мне было не до неё: я с нетерпением ждала
антракта. Дело в том, что у меня с собой была книга и она увлекла меня больше,
чем спектакль. Книгу подарила мне мама утром, я начала её просматривать в
трамвае, увлеклась и теперь уже не могла думать ни о чём другом. Темноту во
время спектакля воспринимала как досадную помеху.

Как только закрыли занавес и снова вспыхнул свет, я
схватилась за книгу. Чья-то тень упала на страницу. Я подняла глаза. Высокий
человек, лицо которого показалось мне знакомым, перегнулся через барьер и заглядывал
в мою книгу. Я отодвинулась: почему-то всегда неприятно, когда заглядывают в
книгу, которую читаешь. Он отвёл глаза, улыбнулся и спросил:

— Что вы с таким увлечением читаете, девочка?

— Горького, «Детство», — буркнула я не очень вежливо.

— И вам нравится? Вам интересно?

— Очень. Не мешайте, пожалуйста, скоро опять свет
потушат.

— Не буду, не буду.

Он встал и вышел из ложи. Уже поднимался занавес, когда
он снова сел рядом. Нагнувшись, он спросил шёпотом, как будто у нас уже была
общая тайна:

— Всё ещё интересно?

Читать было уже нельзя, и я ответила менее сурово:

— Да.

— А какое место вы читаете?

— К деду приехали… Там Сашка…

На нас зашикали, заворчали, пришлось замолчать.

В следующем антракте произошёл конфуз. Я читала: «Дед
бросил меня на лавку, разбив мне лицо…» Я читала дальше, а слёзы уже давно
собрались в глазах. Сдерживая всхлипывания, я читала, как мать бегала вокруг
лавки и хрипела: «Папаша… Отдайте!..» Тут я не выдержала, громко потянула
носом, и слёзы закапали на открытую страницу. Я старалась закрыться книгой. Но
странный мой сосед привстал, взял книгу из моих рук, взглянул на мокрое от слёз
лицо и вдруг крепко обнял меня за плечи, притянул к себе.

— Не надо плакать, девочка, — сказал он очень мягко, —
всё вышло гораздо лучше, чем можно было ожидать. Гораздо лучше… Алёша вырос,
стал писателем… И говорят, даже известным, — вдруг усмехнулся он.

После спектакля он проводил меня домой, и мы
разговаривали. Я рассказывала, что сегодня мой день рождения и мама подарила
мне эту книжку. А мой спутник тоже говорил о книгах и советовал мне читать
побольше.

— Только не в театре, — улыбнулся он. — В театре надо
смотреть и слушать.

Мы шли моим любимым парком и любовались осенним
тёмно-синим Днепром. А мой спутник вспоминал Волгу и говорил о реке, как о
родном человеке. Расстались мы у дверей моего дома. Кто он был, я так и не
узнала. Прошёл ровно год. Опять настал день моего рождения. Вдруг позвонил
почтальон и подал мне заказную бандероль из Петрограда. На бандероли круглым,
чуть приплюснутым почерком был написан мой адрес и — «Госпоже Ире». Уголок
снизу очерчен кривой линией, и за ней подпись и обратный адрес: «От А. Пешкова.
Кронверский, 23». В посылке были две книги: «Сказки» и «Лето» и ещё записка,
всё тем же почерком:

В день рождения — Ире. Эти книги веселее прочитанной Вами
раньше. Над ними Вы не будете плакать. И мне почему-то кажется, что Вы будете
писать, когда вырастете. И, может быть, сказки? Ведь у них почти всегда
счастливый конец. Пусть будет так. Максим Горький. Эта встреча стала началом
длинной дороги в творчество».

В анкете,
которую И. В. Карнаухова заполнила при вступлении в Ленинградское отделение
союза писателей, указано, что девушка в гимназические годы приобщилась к
революционному движению: «В 1915 г. начала работу в революционном кружке
учащихся». Гимназию Ирина окончила в 1918 г., когда страна уже была охвачена
гражданской войной. После несколько лет вела библиотечную работу и много
сделала для распространения книг среди народа. Семья перебралась из Киева
сначала в маленький городок Ейск на Азовском море, а затем в Екатеринодар. В
воспоминаниях художницы и писательницы Маргариты Сабашниковой, возможно,
говорится о юной Ирине Карнауховой (в комментариях указана она). Уезжая из России,
Маргарита посещает Петербург и встречается там с друзьями из антропософского
общества, в том числе с одной молодой девушкой:

«Мои
друзья Борис Леман и Елизавета Ивановна Васильева, руководители Петербургского
антропософского общества, только что вернулись из Ростова, куда они в 1918 году
бежали от голода. Я могла теперь представить им тот круг людей, с которыми я
вела антропософскую работу, и накануне моего отъезда они были приняты в
Общество. Среди недавно принятых была одна молодая девушка, ее историю я хочу
здесь рассказать. Это было последнее мое впечатление в России.

Тогда ей было около двадцати двух лет. У нее был
удивительный дар рассказывать сказки, и она знала бесчисленное множество сказок
разных народов. Когда большевики пришли в Киев, она еще училась в гимназии.
Вместе с одним своим товарищем она помогала белым офицерам бежать за границу,
изготовляя им паспорта для выезда. Ей удалось из соответствующего комиссариата
похитить печать во время разговора, а затем на глазах служащих унести целую
пачку паспортных бланков так, как будто она имела на это право. Она изучила
затем подписи начальников, и скоро могла их подделывать в совершенстве.
Паспорта изготовляла она, а печать хранилась у товарища. Так эти дети многим
спасли жизнь. Но однажды, когда она с паспортом в кармане передника пришла к
товарищу, у него как раз был обыск. «Разрешите мне уйти, — сказала она чекисту,
— мне надо готовить уроки». — «А что это у вас за тетрадка?» — «Английские
слова». Ее отпустили. Но, уходя, она видела, как побледнел товарищ: они нашли
печать. На другой день он был расстрелян.

А к ней той же ночью пришел другой ее товарищ, член
коммунистической партии. «Садись в автомобиль, — сказал он, — и ни о чем не
спрашивай. Тебе надо вон из города». Она протестовала, но он настоял. Он вывез
ее из города и сказал: «Иди в лес и в Киеве не показывайся». Она знала, что он,
как член партии, при вступлении поклялся ни для кого не делать исключений. «Для
тебя я нарушил клятву. Теперь беги!» — сказал он.

В лесу скрывалось много людей, преследуемых большевиками.
Время от времени ночью она приходила домой сменить белье, взять еды. Скоро к
ней присоединился отец, так как его положение становилось опасным, из-за нее
его постоянно вызывали на допросы. Они жили в лесу в маленькой хижине. У отца
была страсть: он играл на скрипке. И, несмотря на опасность, он играл и в их
лесном убежище. И однажды явились солдаты, привлеченные музыкой» Беглецы сочли
себя погибшими, но оказалось, что это белые. Вот-то были радостные слезы и
объятия! Весть, что белые снова взяли Киев, разнеслась среди беглецов, и тысячи
их потянулись из леса в город. Она видела, как они шли по мосту —
скелетоподобные люди в лохмотьях.

Когда большевики опять захватили Киев, ее семья
распалась. Она осталась совсем одна, ничего не зная о родных, и зарабатывала
себе пропитание, рассказывая сказки. Она рассказывала в детских приютах, школах
и красноармейских клубах; раз даже — сиротам, детям расстрелянных казаков —
дикой орде, к которой и мужчины боялись подступиться. Они окружили ее и
требовали, чтобы она непрерывно рассказывала. Они были гораздо опаснее солдат.
Этих она удерживала уже не сказками, а какими-нибудь захватывающими
приключениями вроде «Трех мушкетеров». Так она странствовала по взбаламученной
России, пока, наконец, в Ростове не познакомилась с моими друзьями, а через них
— с антропософией». Было ли это на самом деле, неизвестно.

7
января 1921 г. в Екатеринодаре, который на тот момент был переименован в
Краснодар, был создан кружок поэтов. В «Хронике жизни и творчества Е. И.
Васильевой (Черубины де Габриак)», составленной В. П. Купченко, написано: «Создание
Кружка поэтов «Птичник», собиравшегося на квартире Ф. А. Волькенштейна. Среди
участников — Васильева, Маршак, Елена Бекштрем, Ирина Карнаухова, Евгения
Николаева». Так начиналось приобщение Ирины, работавшей на тот момент
инструктором в библиотечной системе Отдела народного образования, к миру
большой литературы.

Весной
1919 года Ирину командировали в Москву на курсы библиотекарей. Из предисловия
дочери писательницы, Галины Карнауховой: «Книги она очень любила, была
отличницей — вот и командировали Ирину в Москву на курсы библиотекарей
Главполитпросвета в распоряжение Надежды Константиновны Крупской. В
характеристике, выданной Ирине Карнауховой, значилось: «…заведовала библиотекой
санатория «Детский Городок» и показала себя не только знающим и добросовестным
работником библиотечного дела, но и прекрасным рассказчиком — особенно ей
удаются сказки…» Знающему работнику» было тогда восемнадцать лет.

О первой встрече с Надеждой Константиновной сохранилась
подробная запись в «Дневнике инструктора», который аккуратно вела Ирина. «Мы (с
подругой) шли за комендантом Васей, опустив головы, испуганные барабанной
дробью, вылетающей из-под наших деревянных сандалий. Другой обуви не было. Не
хватало ни хлеба, ни соли, а о сахаре и мечтать было нельзя, ведь страна
вставала из разрухи… Но мы хотели учиться и очень смущались, что предстанем
перед Крупской в таком непрезентабельном виде.

— Здесь, — сказал комендант и оглядел нас строго.
Заправил гимнастёрку, снял кепку и постучал.

Мы испуганно замерли.

— Войдите, — раздался негромкий голос.

Опустив головы, мы переступили порог. Сандалии, как
кастаньеты, отщёлкали наши шаги.

— Что это? — спросил тот же голос, и явная смешинка в нём
сразу ободрила нас.

Я бросила быстрый взгляд на Надежду Константиновну. Она
стояла у окна. Среднего роста, сутулая, худая. На ней было лёгкое, видавшее
виды пальто из серой чесучи и белая полотняная панама. Близорукие глаза,
прищурившись, глядели на наши ноги.

— О, какие… гречанки к нам приехали, — сказала Надежда
Константиновна, сдерживая улыбку. И она посмотрела нам в глаза: — Озорные,
умные, такие нам и нужны, ведь мы будем работать с детьми, учить их любить
книгу… Да что это я! Вас же покормить и помыть надо — сами ещё дети! Вася!
Мигом — талоны в столовую и в баню, а потом проводи в общежитие этих… Психей.

И мы поняли, что прозвище «Психеи» (они ходили в Греции в
деревянных сандалиях) останется за нами надолго…

И закружила нас московская жизнь, заполненная до краёв
учёбой. Если читал лекцию Луначарский, то мы пробивались на эту лекцию. А если
из Петрограда в Москву приезжал на одно выступление наш любимый поэт Блок, то
последнюю драгоценную горсть соли, присланную из Киева мамой, я меняла на рынке
на ветку сирени, и мы подносили её поэту. Как это прекрасно, когда твоя
молодость совпадает с молодостью твоей страны и когда тебе встречаются такие
учителя, как Надежда Константиновна Крупская!..» Этот период ее жизни — бурный, полный энтузиазма — нашел
отражение в другом рассказе писательницы — «Бутсы».

В
Москве Карнаухова занималась также в Институте слова (позднее — Государственный
институт слова; ГИС), в котором преподавала известная артистка и фольклорист О.
Э. Озаровская. Это учебное заведение, находившееся в ведении Наркомпроса,
ставило целью подготовку мастеров художественного слова. Среди профессоров и
преподавателей были П. Н. Сакулин, И. Н. Розанов и другие выдающиеся
литературоведы, в том числе и фольклористы Ю. М. Соколов и E. Н. Елеонская,
самый видный на тот момент «сказковед» страны. Значит, приобщение к фольклорной
культуре началось для Карнауховой уже в 1921 году.

С
1922 года Ирина Карнаухова и ее мать проживали в Петрограде. В 1922 году она стала
студенткой литературного факультета Ленинградских высших курсов искусствоведения
при Институте истории искусств. Деканом Словесного факультета был В. М.
Жирмунский, а среди преподавателей — В. Б. Шкловский, Б. М. Энгельгардт, Н. С.
Гумилев (кафедра теории поэзии), В. М. Алексеев, И. Ю. Крачковский (поэзия
Востока), Ф. Ф. Зелинский, Б. В. Казанский (поэзия классической древности), М.
А. Жирмунский, Г. Л. Лозинский (романо­германская поэзия), Б. М. Эйхенбаум, М.
Л. Лозинский (русская поэзия и проза) и другие. Там Карнаухова получила
прекрасное филологическое образование. Став студенткой фольклорного отделения,
увлеклась «дитячьей сказкой». В это время Ирина писала в дневнике: «Поэтическое
народное слово учит сызмальства ребёнка прекрасному родному языку, вот почему я
сразу выбираю сказку! Верно угадал во мне сказочную душу Алексей Максимович, я
буду собирать сказки…»

Летом
1923 года вместе со своей московской знакомой Софьей Андреевной Толстой,
внучкой Л. Н. Толстого и в будущем женой С. А. Есенина, Карнаухова отдыхала в
Крыму в Коктебеле в гостеприимном доме поэта Максимилиана Волошина. «Приблизительно
в то же время, — написано в мемуарах Т. Шмелевой, — приехали Софья
Андреевна Толстая, внучка Л. Н. Толстого, и ее приятельница Ирина Карнаухова.
Обе они недавно окончили Институт слова. Ирина часто рассказывала нам русские
сказки в своем переложении». Ирину и Софью связывали очень теплые дружеские
отношения. 7 сентября 1923 года С. А. Толстая сообщала матери из Коктебеля: «Больше
всех я здесь дружу с той Ириной Карнауховой, с которой я в Ялту ездила. Ей 22
года, из хорошей украинской помещичьей семьи, умная, добрая, учится на курсах и
очень талантливая сказочница». По возвращении из Коктебеля Карнаухова
задержалась на три недели в Москве, где жила у С. Толстой почти весь октябрь
1923 г.

В
Коктебеле, помимо хозяина дома, девушке довелось общаться с К. И. Чуковским,
также приехавшим к М. А. Волошину. Имя И. В. Карнауховой неоднократно
встречается в «Дневнике» писателя. 14 ноября 1923 года вместе с К. И. Чуковским
она посетила Анну Ахматову. Приятельствовала с талантливой поэтессой Марией
Михайловной Шкапской. 19 ноября 1923 года, упомянув о И. В. Карнауховой в
письме к С. А. Толстой, Шкапская замечала: «Сегодня она у меня рассказывает
сказки». Ирина Карнаухова была знакома и с Сергеем Есениным. А. Л. Дымшиц,
знавший ее с 1920-х гг. и встретившийся с писательницей в 1958 г. в
Чехословакии в Карловых Варах, с интересом слушал ее рассказы о событиях и
людях первого послеоктябрьского десятилетия. «Есенин с первого знакомства
угадал в Карнауховой отменного знатока народного слова и нередко состязался с
ней в толковании фольклорных выражений», — так передавал он воспоминания И.
В. Карнауховой в своем очерке «Карловарские вечера». Здесь же приводится
сочиненный экспромтом стишок С. Я. Маршака о И. В. Карнауховой: «Цветок растет
из семечка, а Иринушка из темечка». Имя И. Карнауховой встречается и в письмах
Е. И. Замятина. Знакомство, очевидно, началось в Петрограде. Пересекались же
дороги И. В. Карнауховой и Е. И. Замятина в Крыму. Вот таким богатым на встречи
и впечатления было литературное окружение Карнауховой в 1920-е годы. Однако,
помимо явных литературных наклонностей, девушка проявляла интерес и к науке.

Ирину
Валериановну ещё в вузе увлекло глубокое изучение культуры и искусства народов
Севера. В 1926 году она окончила Российский институт истории искусств и 11 июня
уехала в первую экспедицию по Русскому Северу. С этого времени постоянно
участвовала в экспедициях в Заонежье, Мезени, Пинеге, Печоре, где изучала
фольклор. Собранный ею сказочный материал через несколько лет нашел место в книге
«Сказки и предания Северного края». Здесь даются 64 заонежские сказки от 21
исполнителя из 12 деревень. Научные результаты работы Карнауховой в Пинежской
экспедиции в 1927 году — 66 сказок от 14 исполнителей из 12 деревень. Еще одним
следствием поездки на Пинегу стала статья «Суеверия и бывальщины», где
приводятся очень тонкие наблюдения над поверьями, активно бытующими на Пинеге.
Статья рисует яркие образы местной демонологии — доможир, байная обдериха,
гуменник, лесной и лешачиха, мертвецы, черти. В сборнике «Сказки и предания
Северного края» Карнаухова позднее опубликовала 21 мезенский текст (записаны от
7 исполнителей в 5 деревнях), собранные в экспедиции 1928 года. Летом 1929 г.
целью экспедиции стала Печора — последняя из больших рек северо-востока
Русского Севера. Печорские сказки в сборнике «Сказки и предания Северного края»
представлены 18 текстами. Итогом четырех экспедиций на Русский Север стал
сборник «Сказки и предания Северного края», изданный в 1934 году. В нем четыре
раздела, представляющие региональную специфику материала — «Заонежье», «Пинега»,
«Мезень», «Печора». Сборник вводил в науку 169 новых доброкачественных
сказочных текстов и был высоко оценен учеными. «Итоги этой работы отражены
во многих статьях и книгах и впоследствии легли в основу моих обработок
народного творчества для детей, — писала она в своей автобиографии. — Отсюда
пошла моя литературная деятельность». Учёные-фольклористы отправляются за
песней, былиной, сказкой, частушкой в далёкие экспедиции — едут в глухие края
на поиски живого самоцветного народного слова, чтобы записать, сохранить,
изучить. И надо ещё суметь упросить, уговорить, «разговорить на сказку».
«Это ведь не так уж просто: вдруг незнакомому человеку «сказку показать», —
вспоминала о таких «сборах сказки» Ирина Валериановна.

Карнаухова
со временем могла бы стать видным исследователем фольклорной культуры русского
народа. Меткая наблюдательность, умение систематизировать материал —свойства,
необходимые фольклористу, а именно эти черты и прочитываются в ее научных
работах. Однако исторические обстоятельства и личные творческие интересы
подталкивали её к тому, чтобы она оставила науку и избрала другую стезю. В 1930
году в рамках коренного преобразования системы научных учреждений в СССР
началась реорганизация в Государственном институте истории искусств, где
работала исследовательница. Поначалу здесь был организован Кабинет изучения
фольклора города и деревни, Карнаухова стала секретарем Кабинета. Но в 1931 году
фольклорное направление в данном учреждении было закрыто. В ходе этих
реорганизаций Карнаухова, по-видимому, потеряла работу. На первое место для нее
вышло литературное творчество. Вместо фольклориста в эти годы рождалась детская
писательница Ирина Карнаухова.

В
1930 году была издана тоненькая книжка для детей младшего возраста «Чьи это
игрушки?», где главным содержанием были красочные рисунки А. Порет, под
которыми давался текст Карнауховой. Это был её первый печатный опыт в детской
литературе. В 1931 году московское издательство «Молодая гвардия» выпустило в
свет первую повесть писательницы «Кружево на мачте». Действие происходит в
поморском селе Рыбацкое на берегу Белого моря. Героиня повести
девочка-подросток Ленка вместе со своими земляками роет канал через опасную
косу, облегчающий жизнь рыбакам-поморам. Узнав, что ее отец оказался брошен
хозяином в Норвегии, она решается одна на карбасе плыть туда, чтобы помочь ему
вернуться на родину. Пережив непогоду и заболев, Ленка попадает в Норвегии в
больницу, находит отца, живет в доме у местного бургомистра в качестве
служанки. Бургомистр видит у Ленки полотенце, замечательно украшенное
кружевами. Не поверив, что кружево вышито русскими крестьянками, он предлагает
Ленке вышить такое же полотенце, в случае успеха обещая большую сумму денег.
Ленка вышивает полотенце, получает деньги, покупает карбас и вместе с отцом
возвращается в родную деревню. В том же 1931 году была опубликована еще одна
детская повесть И. В. Карнауховой — «Ой-хо: Повесть о самоедском мальчике»,
героем которой становится мальчик-ненец Харри. Быт ненцев-оленеводов, правдиво
описанный в этой книге, писательница могла наблюдать в Мезенской и Печорской
экспедициях. В своих героях она подметила лучшие черты их национального
характера: отвагу, трудолюбие, чувство собственного достоинства. Повесть «Кружево
на мачте» родилась из рассказа поморки, с которой встретилась Ирина
Валериановна в маленьком северном селе на берегу Белого моря. «Вдруг посреди
беседы нашей, — вспоминала писательница, — встала хозяйка и показала мне
диковинной красоты кружевную ленту. Развернула — будто пена морская сверкает,
будто Марья Моревна в горницу вошла…

— Это кружево, — говорит хозяйка, — меня от смерти
неминучей в море спасло. В погожее утро девчонкой отправилась я за рыбой. Мы
ведь тут все рыбачим. И вдруг налетел ветер, поднялся шторм. Ну, думаю,
пропаду… Не увидят рыбаки мою лодку с берега, как им знак подать? И вот что я
надумала: прилажу-ка кружевную ленту на мачту (я её всегда с собой в море
брала. Там и плела, как выдавалась минута свободная).

Заплескалось по тёмному грозному небу моё кружево, а я в
лодке жду последнего своего часа — конца неминучего. Заметили с берега рыбаки:
что за диво? Кружево по небу летит — сигнал подаёт. Может, в беде кто? Помощь
требуется?! Спустили они в штормовую волну лодки — у нас, у поморов, закон:
друг за дружку держись!..

Послушала я хозяйку да и написала книжку о ненецкой
девочке Ленке-кружевнице и о мальчике Харри — погонщике оленей».

При вступлении
в Ленинградское отделение союза писателей в анкете Карнаухова на вопрос, «где и
когда напечатано ваше первое произведение», ответила: «В газете “Голос средней
школы”. Названия не помню». В ответе на вопрос «Перечислите издания, в которых
вы участвовали с 1918 г. по сей день» писательница указала вечерние выпуски
петроградской «Красной газеты» (12 фельетонов), журнал «Краснофлотец» (4
очерка), «Одесские известия» (2 очерка), журнал «Красная панорама» (1 очерк). В
конце 1930 года она была принята во Всероссийский союз писателей.

Летом
1932 года Карнаухова выехала в фольклорную экспедицию по беломорским
рыболовецким селам, которая стала последней в жизни фольклористки. В 1937 году
издала сборник «Частушки колхозной деревни», в который вошли тексты из
Ленинградской, Горьковской, Куйбышевской, Ивановской областей. «Но и в эти
годы я не забывала о сказке. О сказке, которая рассказывается — с к а з ы в а е
т с я, значит, живёт в устах, голосе рассказчика. И решила я сама попробовать «сказки
сказывать», я ведь их столько наслушалась, столько записала!..»

В
середине 1930-х годов Ирина Карнаухова активно сотрудничает с Ленинградским
радиокомитетом. Дети тридцатых и сороковых годов хорошо помнят «бабушку Арину»,
выступавшую на литературных вечерах, новогодних праздниках елки, в День детской
книги и по радио с забавными сказками, занимательными рассказами. На радио
становится популярной ее передача «Сказки бабушки Арины». Перекроив имя на
деревенский лад, Карнаухова выступает перед микрофоном со своими переделками
народных сказок. Так пригодились ее занятия в Институте слова и опыты
сказывания сказок в Коктебеле. Так родилась «бабушка Арина» — образ сказочницы
из северной деревни, собирающей вокруг себя «ребятушек», чтоб сказку
рассказать. Голос Ирины Карнауховой в образе бабушки Арины прозвучал впервые по
Ленинградскому радио в 1936 году: «Здравствуйте, ребятушки, здравствуйте,
голубятушки! Это я, бабушка Арина, к вам в гости пришла, сказку с присказкой
принесла. Сказки мои старинные, где короткие, где длинные. Про дуб высокий, про
Верлиоку, про гусей-лебедей, про диковинных зверей. А ты сядь в уголок, возьми
в руки пирожок, помалкивай — кушай, нашу сказку слушай…»

Вскоре
на радио посыпались письма: слушатели приглашали бабушку Арину на праздники в
детский сад, в библиотеку. И писательница решила попробовать — приняла
приглашение и вышла к маленьким зрителям на эстраду. Это было сложно, ведь в те
годы Ирина Валериановна была молода и совсем не походила на старушку. Но тут
пригодились наблюдения, ведь стольких сказителей слушала она в экспедициях! Она
надевала привезённый из Архангельской губернии старинный, шитый серебряной
тесьмой сарафан до пят, белую холщовую рубашку, накидывала яркий домотканый
платок на плечи, а другой маленький платочек, «по моде» северных поморских
сказительниц, повязывала венчиком на голове; несколько морщинок гримом — и вот
уже певуче полилась, появилась сказка. Сказки для «живого показа» отбирала
особенно тщательно, пересматривала десятки вариантов, выбирала самые поэтичные.
«Сказочник должен… чувствовать музыку слова, поэтичность формы…» —
записала Ирина Валериановна в мае 1941 года.

На
основе радиопередач было сделано несколько книг писательницы. Первая книга под
заглавием «Сказки бабушки Арины» вышла в свет в 1936 г. на правах рукописи и
была издана в серии «Микрофонные материалы Управления местного вещания
Всесоюзного радиокомитета. Редакция детского вещания». Книга представляет собой
тексты пяти радиопередач для детей дошкольного возраста. Первая радиопередача
начиналась так: «Здравствуйте, ребятки, здравствуйте, голубятки. Я, бабушка
Арина, долго по свету бродила, на вас набрела. Ох, и далеко к вам, детушки,
ехать! Ехала я на собаках да ехала я на оленях. Села в сани — вот и говорю с
вами». Далее шла присказка и известная сказка о старухе и лапте.
Завершалась передача опять монологом бабушки Арины, не забывавшей о
дидактической направленности радиовещания: «Вот, ребятки, я вас потешила,
теперь вы меня потешьте. Рассказала я вам сказку-старинку, а вы нарисуйте к ней
картинку. Вы, Тит да Наум, беритесь за ум, пирожок дожуйте, бабку с лаптями
нари­суйте. У кого выйдет картинка получше — тому кашки погуще, тому три гуся.
Моя сказка вся». Книга сложилась постепенно из сказок, присказок и загадок радиопередачи.
Получилась яркая «сказочная энциклопедия» для малышей.

Вторая
книга, отражающая материал радиопередач, называлась «Народные сказки» (1936).
Эта передача представляла собой маленькую лекцию для детей среднего и старшего
возраста о ценности народных сказок. В лекции нашли место те сведения, которые были
собраны во время экспедиций. Так, говоря об особенностях бытования сказок, она
описывает их функционирование в различных условиях: «А на лесном сплаве,
когда плоты по неделям медленно плывут по реке, как дорог сказочник! На рыбной
тоне, где в бурю бездеятельно иногда сидит бригада, дожидаясь хорошей погоды.
На лесных разработках за 20-25 километров от села, в свободные часы в полевом
таборе… Всюду сказочник дорогой и любимый гость». Лекция иллюстрировалась
сказками «Пых», «Финист Ясный сокол», «Барин-кузнец», отражавшими разные грани
русской сказочной традиции. Опыт работы на радио стал толчком для создания еще
одной книжки под названием «Сказки бабушки Арины», вышедшей в 1938 г. в
Петрозаводске. Здесь собраны 27 литературно обработанных ею сказок: «Глиняный
Иванушко», «Кот-воркот Котофей Котофеевич», «Зимовье зверей», «Снегурушка», «Жихарко»,
«Верлиока», «Волк и семеро козлят», «Гуси-лебеди» и др. Второе издание этой
книги вышло в Петрозаводске в 1939 году.

Перед
войной была издана еще одна детская книга «Сказки» (1940). «Это не
фольклорные записи, — отмечает писательница в предисловии к книге. — Это
сборник пестрых сказок. Некоторые из них являются обработкой старинных сказок («Упрямая
баба», «Сорная трава», «Нонешняя служба»), другие — записаны автором со слов
раз­личных рассказчиков («Как баба в гору пошла»). В иных использованы
современные записи, опубликованные в периферийной печати («Мужицкая правда», «Мужик
и Нужда», «Три брата»). Большинство же сказок просто сочинены автором («Чапай»,
«Бабья дивизия», «Мороз, солнце и ветер», «Ясный сокол», «Мариша-летчица», «Аппетитная
земля» и др.). Но во всех случаях автор вольно обрабатывал народный материал,
пользуясь при этом творческим методом народных сказок, методом гибким, богатым
и вечно живым. В этом и заключается значение сборника». В том же 1940 году
Карнаухова начинает издавать тоненькие детские книжки, предназначенные самым
маленьким детям. Именно эти книжечки уже в 1950-е сделают ее одним из самых
читаемых авторов в детской аудитории. В 1940 году вышла ее книжечка народных
песенок «Рассыпушки» и сказка «Два Ивана».

22
июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Ирина Валериановна сначала
пошла работать санитаркой в военный госпиталь в Ленинграде. Потом
эвакуировалась с детским лагерем-интернатом Литературного фонда Союза писателей
«в должности воспитателя» — «общей мамы», как её там называли. Взяла с собой
дочь. 360 детей, мал мала меньше. Ясельных несли на руках. Сначала поезд, потом
пароход по Волге и Каме, потом телеги сквозь густой чёрный лес… Эвакуировали в
Пермскую (тогда — Молотовскую) область в маленькую деревню Чёрная среди
дремучих лесов на Урале, близ Краснокамска. Там и обосновался детский
лагерь-интернат ленинградского Литфонда. С 1941 по 1944 работала
воспитательницей, преподавала в младших классах школы. Неоднократно выступала
со своими сказками в Молотовском государственном университете, выезжала
выступать вместе с бригадами актёров и писателей в госпитали Перми,
Краснокамска, Свердловска.

За
это время ею были подготовлены к печати героические сказы о русских богатырях,
сражающихся за честь родной земли: «Бой на Калиновом мосту», «Богатыри», «Сталинградская
роза» и другие, воспитывающие патриотические чувства любви к Родине и
готовность защищать ее от врагов. В годы войны вышли книги писательницы для
детей «Забавные сказки», «Рассыпушки» и «Бой на Калиновом мосту»,
представлявшие собой литературные обработки фольклорного материала. На местном
материале написана «Повесть о дружных», книга, пользовавшаяся большой
популярностью у детей в 1950 — 1960-е гг. и незаслуженно забытая теперь.

По
документам и личным воспоминаниям о годах войны написаны «Повесть о дружных»
(Детгиз, 1949) и «Наши собственные» (Детгиз, 1958). Это книги о детях, которых «обожгла
война», как пишет Карнаухова. В них она говорит с читателями о самом главном, и
уже не через образ бабушки Арины, а от своего имени, из своего времени. «Я
обращаюсь к тебе, читатель, прямо к тебе: ты всегда ведёшь себя правильно? Ты
понимаешь, что надо брать на себя то, что трудно сделать другому, а тебе легко?
Бери в свои сильные молодые руки всё, что трудно сделать другим: маме, бабушке,
младшей сестрёнке. Ведь с дома, с твоей семьи, и начинается любовь… А потом
ширится круг — вы учитесь любить и защищать друга. А потом ещё шире — вы
становитесь солдатами, все мы солдаты в этой жизни… Мы любим Родину, мы
защищаем её в беде. Мы не отдадим её врагу. Так несли службу верную и герои
сказок и былин: Иван — крестьянский сын, Никита Кожемяка, Илья Муромец…»
Этим обращением писательница как бы сомкнула прошлое и настоящее: и солдаты
Великой Отечественной, и былинные богатыри, и герои народных сказок — все они
боролись с недругом, защищали малых и слабых, освобождали родную землю.

В «Повести
о дружных» прототипом главной героини Тани стала дочь автора Галина. Там показана
жизнь уральской сельской школы и молодой учительницы, детей, преодолевающих
вместе со всей страной трудности военного времени. Э. С. Литвин, автор
небольшой книги о Карнауховой, так определяет суть этого произведения: «Постепенно
в повести за образом далекой русской деревушки встает могучий обобщенный образ
родины героев повести — «страны дружных», которую они научились любить и беречь».
В другой повести — «Наши собственные» — ребята из детской здравницы в самом
начале войны оказываются на территории, которую захватил враг. В столкновении с
жестоким миром войны происходит их раннее взросление и осознание
ответственности за свою страну.

В
тридцатых и сороковых годах Ирина Валериановна много трудилась, выполняя завет
А.М. Горького: «создать для детей несколько сборников, составленных из лучших
образцов фольклора». Она собрала и творчески обработала для детей книгу
сатирических бытовых сказок народов СССР, назвав ее «Забавные сказки» (Детгиз,
1947), сборник волшебных русских сказок «Ненаглядная красота» (Детгиз, 1949),
несколько книг, состоящих из фольклорных произведений самых различных жанров:
песен, сказок, поговорок, пословиц, загадок, «Рассыпушки» (Детгиз, 1945), «Радуга-дуга»
(Детгиз, 1946), «Лукошко» (Детгиз, 1959) и многие другие. Больше всех
полюбилась юным читателям ее книга «Русские богатыри» (Детгиз, 1949). Это был
свободный прозаический пересказ русских былин о богатырях русского героического
эпоса, изложенный превосходным русским языком. Писательница была неутомимой
пропагандисткой народного поэтического русского слова. Много лет она выступала
с чтением и рассказыванием забавных русских сказок, шуточных песенок, мудрых
пословиц и поговорок.

Знакомство
с театром для многих детей также начинается с имени И. В. Карнауховой. Ее
пьесы, часто написанные в соавторстве с Л. Браусевичем, прочно вошли в
репертуар детских театров, начиная с Ленинградского театра юных зрителей,
который она очень любила. К послевоенному времени относятся детские пьесы,
созданные по фольклорным мотивам: «Аленушка», «Илья Муромец», «Веселый
портняжка», «Марья-краса», «Домик-пряник» и другие. «Старинка стародавняя про
могучего русского богатыря Илью Муромца» (1938); совместно с Л. Т. Браусевичем —
«Аленький цветочек» (1946), «Золотые руки» (1948), «Колокола-лебеди» (1948);
совместно с Н. Ф. Крамовой «Золотое руно» (1959).

В 1946-м,
получив за книжку «Повесть о дружных» Сталинскую премию, Ирина Валерьяновна не
побоялась принять в доме попавшую в немилость к властям поэтессу Ольгу
Федоровну Берггольц. Дочь писательницы, Галина Исакиевна Карнаухова (1933-2016),
театровед, писатель, педагог, журналист, автор многочисленных теле- и
радиопередач, рассказывала в радиопередачах о встречах с Берггольц. Галина
Исакиевна была замужем за Виталием Николаевичем Дмитриевским — театроведом,
доктором искусствоведения, профессором. Родился в 1934 году в Ленинграде. В
1957 году окончил театроведческий факультет ЛГИТМиК, где и познакомился с
будущей женой. В своих воспоминаниях он написал о том, как Ирина Валерьяновна
приняла его в семью с теплотой и материнской заботой, как все вместе жили в
доме на Малой Посадской; в трехкомнатной квартире. Как в гости к Ирине
Валерьяновне нередко наведывался ее первый муж — киновед Эдгар Михайлович
Арнольди, тихий, застенчивый человек, только что вернувшийся из
семнадцатилетней ссылки. В гостях у них бывали Евгений Шварц и Ольга Берггольц.

Последние
годы писательница жила с дочкой и внучкой в Москве. Выросли внучка Ирина,
правнучка. Тяжелая болезнь сломила ее весной 1959 года в расцвете творческих
сил. Осталась незавершенной вторая часть повести «Наши собственные», не
дописана повесть о Н.К. Крупской. Ирина Валериановна Карнаухова скончалась 13
апреля 1959 года.

Пытаясь
осмыслить место литературной обработки фольклорного материала в духовной жизни
современного ребенка, И. В. Карнаухова писала: «…народная сказка
воспитывает эмоциональное отношение к миру, а не абстрактное
холодно­рассудочное. По языку народная сказка всегда прозрачная, скупая и ясная».
Литературные обработки сказок и народных песенок, сделанные писательницей,
прочно вошли в репертуар детских книжек, обязательных в жизни каждого русского
ребенка. Недаром том «Русские волшебные сказки» в серии «Библиотека для детей»
большей частью состоит из литературных обработок писательницы. Сказки в
обработке и пересказе писательницы издаются часто, недавно переиздана повесть «Наши
собственные». А «Повесть о дружных», к сожалению, не издают, но её можно найти
и почитать в электронном виде. Прекрасные детские повести о том, как важна
дружба, поддержка и взаимоуважение в страшные дни войны. Произведения написаны
легким языком, в них показано, как развиваются детские характеры, становление
личности, как налаживаются непростые отношения между детьми. Даже
педагогические находки Леночки при объяснении на уроке темы приставок. Такие
книги — настоящий учебник жизни. И, конечно, ностальгия по нашему советскому
детству, в котором были такие книги…

Критик
С. Шиллегодский: ««Повесть о дружных» — это прежде всего книга о большой
дружбе советских людей, которая помогла им победить врага в годы Великой
Отечественной войны. В повести показано, как эта дружба проявлялась в крепкой
связи фронта и тыла, постоянной моральной поддержке Советской Армии, в
снабжении ее всем необходимым для успешного ведения справедливой войны: боевыми
припасами, теплой одеждой, продуктами питания. Фронтовики были глубоко
благодарны за эту постоянную заботу. Живо написана сцена, рисующая посылку
подарков в родную сибирскую воинскую часть. В «Повести о дружных» показана
дружба города и деревни, особенно прочная в годы войны. Молодая учительница
Леночка приезжает в деревню, чтобы учить детей; горожане помогают колхозникам
убрать урожай, необходимый для своевременного снабжения фронта. «Повесть о
дружных» — книга о силе пионерской дружбы. Впервые об этом талантливо рассказал
мудрый Аркадий Петрович Гайдар в книге «Тимур и его команда». Писательница
продолжила повествование о пионерской дружбе, познакомив читателей со «звеном
дружных» и его тимуровскими делами. В повести нарисованы близкие детям люди.
Таков образ учительницы Леночки. Он создан на основе наблюдений самой
писательницы, которая в дни Великой Отечественной войны учительствовала на
Урале в деревне, «которой нет на карте». Леночка молода, у нее мало опыта, но
она отлично держится с учениками, даже с такими «трудными», как Миша Теплых, и
умеет повести их за собой. Ее заботами создается «звено дружных» в пионерской
организации. Очень удался автору образ русской женщины-патриотки — мудрой и
сердечной Власьевны. По-хозяйски она относится к школе, по-матерински — к
Леночке и Тане и вызывает неизменное чувство большой симпатии юных читателей.

Вторая послевоенная повесть писательницы носит название «Наши
собственные». Ее герои — дети, наши обыкновенные мальчики и девочки. Оказавшись
в тылу врага в первые дни Великой Отечественной войны, они прошли через
серьезные жизненные испытания. Это была проверка на идейную прочность, и они ее
выдержали. Писательница показала, что эти дети выросли в условиях советского
строя, и с гордостью называет их: «наши собственные». Юные читатели полюбили
ребят, таких разных по характеру и таких единых в их чувстве горячей любви к
Родине и ненависти к ее врагам. Ценят они и образы взрослых людей — Анну Матвеевну
и Василия Игнатьевича, искренне любивших ребят и готовых отдать за них свою
жизнь. От повести веет сердечным теплом, что совершенно необходимо для детской
книги. Хороши в повести лирические обращения автора к читателю. Это делает
читателя живым свидетелем событий и приближает к нему книгу».

В «Повести
о дружных» — история молоденькой учительницы Лены Павловны и её сестры Тани,
Чижика, которой Леночка заменила мать. После окончания педагогического
техникума Лену направляют в глубокий тыл, маленькую уральскую деревню. Непросто
приходится городским девчонкам, но они справляются со всеми трудностями. Идёт
1944 год, отец героинь на фронте. Как почти все мужчины села. Работы в колхозе
много, а рук не хватает. Начинается новая жизнь. Городские барышни учатся
тяжёлому деревенскому труду, Лена осваивает новую для себя профессию, Таня
успевает крепко сдружиться с ребятами. Четвероклассники, звено дружных, учатся,
растут, помогают солдатам, куют победу вместе со страной, как могут. Ухаживают
за школьным огородом, помогают семьям солдат, приводят в порядок избу-читальню
и школьную библиотеку, проводят выставку, посвященную фронту. Вместе ребята
помогают взрослым в сборе урожая, лепке нескольких сот пельменей для фронта,
учась при этом быть настоящими людьми. Это когда придёшь на помощь, несмотря ни
на что, не оставишь в беде оступившегося друга, подбодришь в горе. А горе
всегда рядом, особенно в последние месяцы войны. Когда в конце книги Таня
заблудилась в лесу, все пришли на поиски, а спас её «трудный подросток» Миша…
И так важно быть сплочёнными, как единая страна, чтобы выстоять против врага. И
начинать надо с детства. Повесть была премирована в 1949 году на конкурсе на
лучшую художественную книгу для детей. Она стала хорошо известным произведением
советской детской литературы, была переведена на немецкий и румынский языки.

Не
зря любимой песней героев книги была вот эта:

Песня о дружбе

Музыка: А.
Лепин

Не только в радости, но и в печали

Мы верных нам друзей повсюду узнавали,

Нас школьная скамья недаром породнила,

Мы школьные друзья, и в этом наша сила!

Кто в дружбу верит горячо,

Кто рядом чувствует плечо —

Тот никогда не упадёт,

В любой беде не пропадёт.

А если и споткнётся вдруг,

То встать ему поможет друг.

Всегда ему надёжный друг

В беде протянет руку. 

В боях за родину, в краях тревожных

Встречали мы друзей, товарищей надёжных.

И всё, что мы могли, мы поровну делили.

Мы
всюду рядом шли и вместе победили!

Сергей Михалков

«Наши
собственные» — повесть для более старших детей. Посреди соснового бора, вдали
от городского шума и пыли стоит «Счастливая Долина» — детская здравница.
Вот-вот распахнёт она свои двери, но уже несколько ребят живут здесь: кто
помогает сажать деревья, кто изобретает и ставит опыты, а кто лениво нежится на
солнышке. Так спокойно и хорошо в этих гостеприимных стенах, среди высоких
деревьев и щебетанья птиц! И когда ни в день открытия, ни даже на следующий в
здравницу никто не приезжает, а вдали над лесом показываются клубы дыма, ребята
и взрослые не сразу понимают, что один гость всё-таки ступил к ним на порог, и
это — война. Теперь им предстоит пережить немало испытаний и потерь. Это
история нескольких детей и взрослых, оказавшихся в первые дни войны на занятой
немцами территории. История их жизни и выживания, история подвига. Дети,
приехавшие в здравницу, оказались запертыми в ней. Всего двое взрослых — Василий
Игнатьевич и Анна Матвеевна — уже в годах, и несколько детей разного возраста.
Сколько всего пришлось им пережить. И голод, ведь, забытые всеми, они не
получали продовольствия и почти с первого дня вынуждены были урезать паек, а в
какой-то момент вообще остались без пропитания. Коварная корь, которая
подкосила двух мальчишек Юматика и Пиньку и чуть не убила маленькую Мусю.
Предательство, когда продукты, запертые в шкафу в качестве неприкосновенного
запаса, были подло украдены. Разногласия, споры. Помощь партизанам: спасение
раненого Серёжи, приготовление хлеба. Встреча лицом к лицу с фашистами. Смерть
друзей, детей… Пришлось принять на себя груз ответственности за малышей и
стариков, понять, что, казалось бы, героический поступок может повлечь за собой
несчастье… Кто-то показал себя надежным товарищем, готовым рискнуть и
вытащить раненого на себе, кто-то — подлецом, способным украсть общую еду и
свалить вину на другого. Герои меняются на протяжении повествования. Таня
учится брать на себя ответственность и отвечать за других. Гера — признавать
ошибки. Леша учится раскаиваться. Больше всего изменений в Лиле. Из ленинградской
«принцессы» она превращается в работящую девушку, спасающую партизана, моющую
полы и хранящую чужие тайны. «Наши собственные» — книга о патриотизме, о
самопожертвовании во имя главной цели, иногда ценою собственной жизни, о
способности брать на себя ответственность и о зарождающейся первой любви… Написано
интересно, с любовью к людям, к детям и вообще к русской земле. В конце
некоторых глав есть короткие отступления, в них автор обращается к детям и
говорит о простых истинах, которые должен понять каждый ребенок, чтобы вырасти
достойным человеком.

Читайте
потешки, читайте сказки и книжки и вспоминайте Ирину Валериановну Карнаухову!

Источники:

https://secrethistory.su/681-karnauhova-irina-valerianovna-folklorist-i-pisatel.html

https://www.litmir.me/br/?b=280845&p=88 Сабашникова Маргарита Васильевна Зеленая Змея. История
одной жизни

Все должно быть на изломе

— Как прошел ваш творческий вечер?

— Мне трудно судить. Очень волновалась, много думала, нужен ли творческий вечер вообще? Но я влюблена в то, что делаю, и решила, что найдутся еще люди, которые смогут разделить это чувство со мной. Наверное, только так бывает у творческих людей.

Конечно, сложнее всего выступать, когда на тебя смотрят коллеги и ученики. Но мне потом сказали много хороших слов. Так что думаю, вечер прошел достойно.

— Бенефис можно назвать моноспектаклем?

— В какой-то мере так и получилось. Я читала отрывки из Тэффи, воспоминания о «Вишневом саде», стихи Беллы Ахмадулиной из цикла «Времена года», Мандельштама — кстати, по его произведениям раньше шла музыкально-поэтическая постановка.

Долго сомневалась, читать ли Мандельштама — это трагический поэт, к его стихам надо правильно подготовить зрителя. Но его темы гражданина и поэта созвучны с темой любого творчества. Когда на последних строчках все исчезает, остается только пространство, звезды и певец — метафора художника, который через века будет доносить до нас строки Гомера и красоту Микеланджело.

— Сегодня очень редко можно услышать стихи со сцены.

— Время такое. Я стараюсь смотреть по каналу «Культура» передачи, где молодые поэты собираются и читают свои стихи.

Когда мы были молодые, то устраивали в театре поэтические вечера. Читали алтайских поэтов, писателей. И, конечно, классиков — Гумилева, Ахматову, Цветаеву, всех подряд.

— А вы помните, какое стихотворение читали при поступлении в театральный вуз?

— Я читала своего любимого Лермонтова — «Уж зачем ты, алая заря, просыпалася? На какой ты радости разыгралася?». Это из «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова».

Из современного — «Учительница Элькина» Евтушенко (из «Азбуки революции» — Прим.ред). Я трагическая актриса — мне нравится, чтобы все было на изломе.

— Как вы готовились к поступлению (Нина Таякина закончила Горьковского театральное училище — Прим.ред.)? Слушали, как читают стихи другие артисты? Или брали у кого-то «консультации»?

— Обычно у всех поступающих есть какая-то творческая база. Дети занимаются в театральных кружках при школах. В мое время ходили во Дворец пионеров, Дома культуры.

Но я готовилась сама. Просто читала так, как мне нравится. Не всегда и не у всех это получается хорошо. Поэтому иногда на вступительных экзаменах бывает очень весело. Одна знаменитая актриса рассказывала, как на вступительных она, «гэкая», плакала и падала на колени, а вся комиссия смеялась под столом.

Но все равно — когда готовишься сам, то и проявляешься ты сам, какой ты есть на самом деле. А опытный педагог обязательно рассмотрит игровую природу.

Я готовила то, что знала со школы. На уроках мы читали «Мцыри» Лермонтова — я уливалась слезами на моменте боя с барсом. Потом нашла другое стихотворение, которое мне тоже очень понравилось, я его ярко представляла. Но после Лермонтова на вступительных у меня все равно спросили: «А у вас что-нибудь девичье есть?».

Вообще мне больше нравилась мужская поэзия. И больше Ахматова, чем Цветаева. Хотя у Цветаевой — весь излом женской души. Может быть, я думала, что во мне меньше женственности, чем в ее стихах… Зрительный образ все-таки должен совпадать с поэтическим.

— А вы в юности были бойкой девушкой?

— Я была борцом. Выступала в школе против всякой несправедливости. Мне обязательно нужно было выхлестываться, проявляться каким-то образом.

— Но при этом вы любили книги.

— Я даже вела тетрадку, в которой писала, что прочитала, что понравилось, что запомнилось.

Иногда могла что-то от души сочинить, какой-нибудь «белый стих». Но не все записывала, к сожалению. Помню, на 70-летие мамы (а она всегда красилась в рыжий цвет) написала: «Цвет осени тебе идет».

Гражданский романтизм

— Вы уехали учиться в город Горький (сейчас Нижний Новгород — Прим.ред.), за тысячи километров от дома- не было страшно?

— Нет. А все потому, что было стремление быть похожими на своих героев. Иногда смотришь, как играет какая-то артистка и думаешь: «А я сделаю лучше» или: «Ну почему играет она, а не я?».

Я сначала поехала поступать в Ленинград, но не прошла. С этим опытом пришло понимание, что мои герои — недосягаемые небожители. Но я все равно хочу играть — и неважно, где.

В Горьковском училище я училась у Ривы Яковлевны Левите-Дворжецкой, ученицы Юрия Завадского, сокурсницы Эфроса. Она прожила 95 лет, выпустила много учеников. Недавно посмотрела ее биографию, там написано: «Среди воспитанников Левите — Александр Панкратов-Чёрный, Андрей Ильин и др». Так вот я — «и др.».

Из ее биографии узнала, что она после школы сначала поступила на юридический факультет, как и я. Не выдержала и ушла с третьего курса. А я — со второго. Она пошла в студию Завадского — я в училище. Дома у меня был скандал: как же так, из университета — и в училище!

Рива Яковлевна учила нас даже своим обликом — как она заходила в аудиторию, как выглядела, как говорила, как вела себя. Все это оставляло в нас след. Как говорила Аркадина в «Чайке» у Чехова: «Я никогда не выглядела фефелой, не распускала себя. Хоть пятнадцатилетнюю девочку играть». Вот Левите была такая. И судьба у нее, как у чеховской героини, трагическая — она похоронила своего сына, актера Евгения Дворжецкого.

Мне везло на педагогов — глубоких, мудрых. Я же сама не всегда себя так вела. Когда у Ривы Яковлевны случилось несчастье с сыном, я два года ей не звонила. Хотя до этого мы постоянно были в переписке, созванивались. Просто не знала, что сказать. А когда, наконец, позвонила, услышала ее голос в трубке: «Ой, Ниночка!». И мы очень долго разговаривали. И думаю — дура ты, дура, Ниночка, чего ждала, надо было раньше позвонить…

— А как сложилась судьба ваших однокурсников?

— Из девочек в артистки ушла только я. Другие стали преподавать, одна работала ведущей в филармонии. Мальчишки почти все ушли в режиссуру.

До сих пор переписываюсь с Александром Мюрисепом — он заслуженный артист, служит в Нижегородском театре драмы. Уникальный человек — играет роли, ставит спектакли, пишет книги.

— Есть ли у вас какие-нибудь теплые воспоминания об учебе?

— Как с подружкой на выходных ездили в Москву. От Горького до столицы — ночь на поезде. В субботу и воскресенье мы ходили на спектакли, а утром в понедельник возвращались на учебу. За два дня взахлеб могли посмотреть четыре-пять спектаклей.

— Куда ходили, что смотрели?

— Конечно, на Таганку. Прорывались туда с боем. Стояли на одной ноге на балконе.

Обычно в театр всегда пропускали студентов. Но однажды мы приходим на «Отелло» в театр на Малой Бронной, а нам говорят: «Мест нет!». А мы понимаем, что в другой раз на спектакль можем и не попасть.

И тут я вижу, что у входа стоит сам Эфрос и разговаривает с какими-то женщинами. Я снова подхожу к билетеру и говорю: «Я к Анатолию Васильевичу, мне к нему на минуточку надо!». Подхожу к ним, стою минуту-две. Эфрос раз на меня покосился, два, потом говорит: «Здравствуйте!», а я: «Ой, наверное, я вам мешаю, я отойду!» — и бегом в гардероб. А потом, дрожа, пряталась от контролеров по углам на втором этаже, ждала, пока поскорее выключат свет, чтобы занять какое-нибудь свободное местечко.

— В чем был феномен Таганки?

— Юрий Любимов (тогда он занимал должность главного режиссера — Прим.ред.) очень чутко чувствовал время. И подбирал актеров, в которых соединялись гражданственность, талант и веяния времени.

Тогда поэты собирали стадионы — Евтушенко, Вознесенский, Высоцкий. Молодежь страстно упивалась их стихами. Они были одержимы не желанием купить новую кровать, диван, квартиру, а бурлящей жизнью, творчеством. Я бы назвала это гражданским романтизмом.

Высоцкого я видела в роли Лопахина и Гамлета — конечно, этого забыть нельзя. Мне кажется, что сейчас так сложно найти хорошего исполнителя на роль Гамлета, потому что это должно быть соединение личности и того самого гражданского романтизма. Гамлет должен быть поэтом. Иначе все превратится в бытовую историю о том, как сын мстит за отца, без всякого философского звучания.

— А Золотухина видели на Таганке?

— Да, видела его в «Вишневом саду», он играл Петю Трофимова.

— Вы знали, что он ваш земляк?

— Не помню, не буду врать. Возможно, знала, но не принимала близко к сердцу. Но когда узнала его поближе — а я была педагогом его курса в Алтайском институте культуры — для меня он стал иконой русскости.

Его уникальный голос — это потрясение. Особенно хорошо Золотухин раскрывается в песнях. Когда он поет — такое ощущение, что можно кинуться к нему, обнять, поцеловать, просто и по-свойски, рассказать ему что-то свое — и он обязательно поймет.

«Слепые» пионеры и «голая» Смерть

— Помните свой первый рабочий день в ТЮЗе (прежнее название Молодежного театра Алтая — Прим.ред.)?

— Это была осень 1971 года. Я зашла к главному режиссеру Владимиру Чернину, сказала, что закончила Горьковское театральное училище, вот мой красный диплом. Тут живут мои родители, жилья мне не надо. Нужна ли я вам тут? Он сказал: «Идите, оформляйте документы».

Меня сразу же стали вводить в спектакль «Вечно живые» на главную роль Вероники. Это стало моей «проверкой». Артисты удивились моей ретивости, тому, что я даже на репетициях все делала по-настоящему — и рыдала, и целовала. Я говорю: «Ну как учили, так и играю, иначе это будет вранье». И дальше пошло-поехало, много разные интересных ролей удалось сыграть.

Режиссер Михаил Бычков, который сейчас руководит театром в Воронеже, ставил «Бумажный патефон» по пьесе Червинского. Главной героине в произведении — 17 лет, а мне уже было 30. Прочитала пьесу дома, заплакала — потому что поняла, что это должна быть моя роль, но мне ее не дадут, по возрасту не подхожу. Но когда увидела распределение, была поражена — Бычков дал эту роль мне. Это было такое счастье! Я все думала — как он угадал, что я хотела именно ее?

— А как складывалась работа с другими режиссерами?

— Моим «крестным отцом» был Захар Китай. Он задал мне планку, дал актерский трамплин. Например, я сильно выросла в спектакле «Поэма о любви» — это история казахских Ромео и Джульетты. Помню, специально из Алма-Аты нам привезли красивые шапки, костюмы, украшения.

Для постановки пластики он пригласил Андрея Дрознина, с которым я потом училась в Щукинском училище на режиссерском факультете. Дрознин ходил с чемоданчиком, в котором были разные чаи, он себе заваривал для здоровья. Всегда был очень худым. Потом он стал настоящей звездой, ставил спектакли в Студии Табакова, Московском ТЮЗе, новосибирском «Глобусе», работал по пластике с актерами и студентами во многих театрах.

Потом Бычков поставил одиозный спектакль «Прости меня» по Астафьеву. Мы сыграли его всего два раза, и постановку закрыли.

История в постановке следующая — мальчик уходит на фронт, и за ним по пятам ходит Смерть. Когда его раненого положили в госпиталь, она снимает с себя бушлат, и зрители видят, как голая Смерть ложится рядом с ним. То есть, она, как женщина, хочет его соблазнить, забрать с собой. А я — медсестра Лида — ее прогоняю.

Обнаженная Смерть не понравилась крайкому партии. Хотя она не была совсем голой — актриса Елена Зотова (сейчас она работает в театре драмы) надевала телесные тонкие колготки и натягивала их выше груди, все было закрыто. Еще не понравилось, что в госпитале пионеры пели в черных очках. Задавали вопрос: «У нас что, пионерская организация слепа?». Режиссер не захотел ничего менять. Спектакль закрыли, а Бычков тут же подал заявление об уходе.

Мой муж, Виктор Захаров, подходил к театру как к дому. Все знали, что я не получу главную роль только потому, что я его жена. У него я исполнила только две главные роли, но одна из них — Раневская — роль всей жизни.

Так сложилось, что у меня сейчас осталась только одна роль в театре — бабушки в спектакле «Валентин и Валентина» Алексея Бурдыко. Свой столик в гримерке я делю вместе со своей ученицей Дашей Чиж, которая только пришла в МТА.

— Какими качествами обладает хороший режиссер?

— Талант, ощущение сегодняшнего времени. А про работу с актерами сложно сказать. Тактичность? Ерунда. Бычков иногда доводил меня до слез. Он не вмешивался в то, что я делаю. Но когда наступал момент, когда я не знала, как играть и спрашивала у него, он отвечал: «Ты играешь эту роль. Почему ты спрашиваешь? Делай». Я начинала рыдать, он смягчался: «Ну, давай думать».

Многие говорят, что режиссер должен быть еще и педагогом, но я считаю, что не всегда это уместно. Все-таки он должен знать, чего он хочет и попытаться разными способами это сделать. Тогда получится хорошо, даже если в работе есть неприятие, слезы и прочее.

— Самая главная пьеса всех времен и народов, по вашему мнению?

— Банально, но «Вишневый сад». Удивительно, что Чехов в свои 40 с небольшим смог написать Фирсу такие слова — «Прошла жизнь, словно и не жил». И до сих пор пьесу ставят, и ищут в ней что-то новое. А все потому, что написан «Вишневый сад» про человека — это самое важное.

Что известно о собеседнице

Нина Таякина родилась 2 апреля 1949 года в Барнауле.

В 1971 году окончила актёрский факультет Горьковского театрального училища, позже режиссёрский факультет Театрального училища имени Бориса Щукина.

Сразу после учебы стала работать в Алтайском ТЮЗе. К бесспорным актёрским удачам относятся роли Раневской в спектакле по пьесе Антона Чехова «Вишнёвый сад», Состраты в «Мандрагоре» Никколо Макиавелли, Счастливой в «Дамах с комедиями» Надежды Тэффи, Алёны Ивановны в «Преступлении и наказании» по роману Фёдора Достоевского.

В 1998 году Нине Васильевне Таякиной присвоено звание заслуженной артистки Российской Федерации.

Больше 15 лет работает педагогом по актерскому мастерству в Алтайском институте культуры. В 2021 году выпустила свой актерский курс.

В сентябре учреждения культуры Пензы и области чествовали 130-летие со дня рождения Александры Петровны Анисимовой, сказочницы и фольклористки. К сожалению, сейчас редкий взрослый, а тем более ребенок сможет назвать хотя бы одну сказку или песню, созданную необыкновенным талантом писательницы.

СКАЗКИ, ПЕНЗА И МАРШАК

Я помню свои впечатления из детства, когда не могла оторваться от Светланы и Смугляны — героинь сказки «Две сестрицы»: поэтичность, близость народному творчеству, естественность переходов от небыли к были. Вместе с мамой мы читали и «Царицу Ледяницу»: «Было в некотором царстве, в очень дальнем государстве, за лесами, за горами, за холодными морями, — там жила-была царица Ледяная Ледяница…» И до сих пор, когда перелистываю страницы, внутри меня происходит какая-то магия — слова хочется медленно пропевать, растягивать как колыбельную, возвращается ощущение детства.

Невероятные узоры из слов составляла сказочница Анисимова. Но многим моим знакомым, прожившим в Пензе всю жизнь, имя писательницы неизвестно. А хочется, чтобы память о ней была увековечена в нашем городе — можно назвать в ее честь улицу, ставить спектакли по ее сказкам, переиздавать книги (в библиотеках можно встретить лишь единичные экземпляры изданий середины прошлого века), чтобы произведения были включены в школьную программу, ведь заслуги Анисимовой перед Пензенской областью были и остаются более чем значительными. Вот пройдет юбилейный год, и в следующий раз только через пять лет вспомнится ее имя в стенах музеев и библиотек…

Пензенская сказочница была хорошо известна самым маститым писателям страны. Илья Григорьевич Эренбург в мемуарах «Люди, годы, жизнь» очень тепло отзывался о знакомстве с писательницей, а в канун 75-летнего юбилея обратился к Александре Петровне: «Разрешите поклониться вам за ваш большой творческий труд, за все, что вы сделали, чтобы сохранить искусство русского народа».

Самуил Яковлевич Маршак ценил выдающийся талант Анисимовой: «Вы рождены сказочницей и останетесь ею до последних дней. У нас не так много людей, которые так глубоко чувствуют сказочный стиль и словарь, как вы».

«КРЕСТНАЯ МАМА»

Будучи одной из первых, кто стоял у истоков областной писательской организации, Александра Петровна проложила дорогу в творчество многим молодым писателям и поэтам. Они благодарили своего доброго наставника, называли «крестной мамой от литературы», «бабушкой пензенских писателей».

Александра Петровна не только писала сказки, стихи, песни, но и серьезно, скрупулезно занималась фольклором, сохранением языковой памяти жителей нашего края.

Особое место в ее творческой деятельности занимают сборники: «Песни и сказки Поимского района» (выпущен в 1948 году), «Песни и сказки Пензенской области» (1953 г.). Кроме этих изданий, Анисимовой принадлежит множество публикаций и статей, посвященных устно-поэтическому творчеству. И можно сказать, что до Александры Петровны так глубоко никто не изучал фольклор Пензенской земли, он нечасто встречался в советских и дореволюционных сборниках.

Широкий интерес к народному творчеству в нашей стране возник в середине 30-х годов.

Тогда изучение фольклора стало одним из важнейших направлений деятельности советской литературы благодаря Максиму Горькому, который буквально «создал» многих авторов. Точнее сказать, молодых, но начинавших «бронзоветь» литераторов из Москвы отправляли бригадами в медвежьи углы Союза вплоть до песков Каракумов и гор Южного Кавказа изучать местные предания.

Примерно с этого же времени Александра Петровна начала записывать услышанные ею загадки, частушки, собирать лучшие образцы фольклора.

СТАРЫЕ НОВЫЕ НАЗВАНИЯ И ЗАГАДКИ

С 1938 года жизнь ее была неразрывно связана с селом Поим, где ею было написано за 15 лет 26 книг.

В 1959 году Александра Петровна выпускает сборник «Народное красное слово», в котором собрала интереснейший материал из загадок, песен, сказок-шуток.

Вошли в сборник и предсказания погоды по народным приметам, народные названия различных тканей и обозначения цветов. И если о холодной погоде по тому, как сворачивается кошка, мы еще знаем, то вряд ли кто сейчас обращает внимание на заходящее солнце — к дождю или ясной погоде положение облаков в этот час. И мало кто вспомнит такие цвета, как тусинный (фиолетовый), кубовый («темно-синий без красноватого оттенка»), жаровый («цвет пылающего огня»), сизый («отливающий то красным, то зеленым, переливчатый»).

Занятно сейчас тоже звучит «муравчатый» узор на ткани (мелкий рисунок в виде листиков), «лапчатый» (рисунок в виде следов лап), хотя и сейчас данный узор популярен, только называется тканью с мелким принтом. Все новое — это хорошо забытое старое (кстати, тоже крылатое выражение с давних времен).

Пословицы и поговорки, которых в сборнике больше сотни, впитали в себя столько народной мудрости, что на любой случай нашлось бы красное словцо: «Ты нам не бай про чужой сарай, разговор-то — про твой забор», «От баловства не далеко и до худого ремесла», «Здоровье не деньги — взаймы не выпросишь», «Красоту сразу видать, а характер не легко узнать», «Скупой глядит, как бы другому не дать, а жадный глядит, как бы и у другого отнять».

Не имеют срока давности и загадки, они всегда интересны детям. В сборник Анисимова включала не только русские загадки, но и фольклор народов, проживающих на территории области: чувашская загадка о месяце на небе («По синему морю золотая уточка плывет»), мордовская загадка о пожаре («Набежал красный старик, все село утащил»), русская загадка о заре («Красная девица в зеркало глядится»).

Много вложила труда Александра Петровна в личное творчество, в собирание фольклора. В своих автобиографических записях Анисимова рассказывала, что ей удалось вспомнить более 2 000 припевок, услышанных когда-то от родственников, соседей, подруг. Изучить, переработать, издать — этот огромный труд оказался под силу маленькой, хрупкой на вид женщине с огромной силой духа внутри.

Екатерина Бурякова

«Наша Пенза», № 45, 10 ноября 2021 г.

«Театр на Чайной» пригласил публику в свою гостиную на премьеру музыкального моноспектакля Фаины Мартыновой «За всё Тебя благодарю…» Здесь так невелика дистанция между артистами и зрителями, что каждая реакция становится очевидной. Время от времени Фаина вглядывается в лица сидящих, делясь какими-то девичьими секретами, радостями и болями, философскими обобщениями. Молодая актриса является и автором текстов. Работа над постановкой длилась всего месяц, но мечтала Фаина об этом спектакле давно. Случился карантин, и даты переносились. Есть и ещё один актёр, вернее, только его тень — Михаил Закерничный в образе возлюбленного героини мелькает на видео (режиссура и монтаж Татьяны Камелевской).