Пес издох так как сказка о мертвой царевне

Анализ «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях»

В основе произведения лежит русская народная сказка, которая была свободно обработана поэтом, здесь также сказалось и влияние немецких фольклорных традиций. Но сама сказка Пушкина — это несомненно оригинальное произведение, в нем утверждается идея нравственного превосходства подлинной красоты сердца над красотой внешней, носительницей которой является царица: она «на свете всех милее, всех румяней и белее», она «прекрасна, спору нет». Красота царицы не может быть признана подлинной, потому что для царицы она становится высшей ценностью, «красотой ради красоты», для сохранения своего «первенства» царица готова погубить девушку, вся «вина» которой заключается в том, что она, «царевна всех милее, всех румяней и белее». И такое поведение царицы, по мнению автора-рассказчика, не может быть оправдано ничем, здесь не помогают ни красота, ни то, что царица «у умом, и всем взяла» — душа ее разъедена завистью, и спасения от этой болезни нет.

Образу царицы в произведении «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях» Пушкина противопоставлена «царевна молодая», в которой красота внешняя всего лишь выражает ее глубокую нравственную красоту. Исследователи творчества Пушкина единодушны в том, что в образе царевны поэт воплотил народные представления о том, какой должна быть «идеальная» девушка: верность, доброта, скромность, уважение к людям, умение трудиться и настоящая любовь к труду — вот черты, отличающие созданный поэтом образ. Последнее — отношение к труду — лучше всего проявляется в том, как, оказавшись в тереме семи богатырей, царевна «убирается» в нём, создавая уют: «Всё порядком убрала, Засветила богу свечку, Затопила жарко печку».

Душевная красота царевны покорила богатырей, и здесь Пушкин вводит сцену, которой нет в фольклорных источниках: сцену сватовства богатырей к царевне. В этой сцене «верность суженому» оказывается для царевны превыше всего, и богатыри, благодарные ей за искренность и прямоту, испытывают к ней ещё большее уважение.

Как и положено в сказке, порок наказан, а добродетель вознаграждена. Пушкин в образе царевны сумел создать во многом идеальную девушку, которая в народном сознании воплощает женское начало, и счастливая судьба оказывается для нее вознаграждением за духовную красоту, верность себе и тем идеалам, которые составляют основу её характера.

Источник: Гладышев В.В. Краткий справочник по литературе. — М.: ФЛИНТА, 2014

Анализ сказки 3

Александр Пушкин один из величайших писателей русской литературы. С раннего детства он увлекался народными песнями и сказками. А рассказывала ему их его няня Арина Родионовна. И уже во взрослой жизни Пушкин использовал фольклорные сюжеты услышаны с детства при создании своих замечательных сказок. Он был известным автором стихов, поэм, романов, поэтому для многих показалось странным, что писатель взялся писать сказки. На самом деле это не была обычная обработка народной сказки, Пушкин в произведении нарушил вечные вопросы, на которые мудрецы многих поколений не могли дать ответа.

«Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» написана в Болдино в1833 году. В сказке рассказывается о том, что в одном королевстве жили-были царь и царица. Однажды правитель отправился в дальний путь, а пока его не было царица родила дочь. Как только царь возвращается, его жена умирает. Царь тоскует, но со временем он находит себе новую жену. Она прекрасна, но бессердечная, завистливая.

Также у нее есть магическое зеркальце, которое ежедневно говорит ей, что она самая красивая в мире. Но проходят годы, ее падчерица подрастает, у нее уже есть жених. И как-то раз зеркало сказало царице, что нет никого прекраснее на свете, чем ее падчерица. Царица как будто сходит с ума от гнева, немедленно зовет служанку и приказывает ей отвести падчерицу в лес и оставить ее волкам. Служанка не хочет этого делать, но не может идти против ее воли. Царевна обо всем догадывается и просит ее отпустить.

Царь горюет, что потерял дочь, Елисей, невеста царевны, отправляется на ее поиски. А царевна наткнулась на дом семи братьев богатырей и остается в них. Царица узнает, что царевна жива и решает сама ее убить. Притворяется старой нищей и идет к дому братьев богатырей и дарит царевне яблоко, пропитанное ядом. Только она откусила кусочек яблока, как упала не дыша. Братья увидев ее тело, решили положить ее в хрустальный гроб в пещере. Между тем ее жених ее повсюду ищет, спрашивает помощи у солнца, луны и ветра. Ветер рассказал ему о пещере. Елесей мчится туда. От отчаяния он разбивает гроб, и царевна оживает. Они возвращаются в королевства и когда царица встречает свою соперницу, то умирает он злобы и зависти. Сказка заканчивается свадьбой царевны и королевича.

Сравнивая образы царевны и ее мачехи читатели хорошо понимают, что внешняя красота ничего не стоит без красоты внутренней, доброты и искренности. А зависть, коварство теряют красавицу — царицу. В мире, где искренние чувства, преданность и любовь побеждают, нет и не может быть места коварства. Концовка пушкинского произведения, как и полагается в сказке, — счастлив. Человеческие добродетели — вознаграждаются. Красота, Добро и Справедливость — побеждают.

Другие сочинения: ← Народ в произведении Капитанская дочка↑ ПушкинИстория создания Повестей Белкина →

Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях — будущее человеческой цивилизации?

Творчество Александра Сергеевича Пушкина имеет особое значение для русских людей. Наверное ни у одного автора в произведениях так полно не проявился Русский дух. Не стала и исключением «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях», которая была написана Александром Сергеевичем Пушкиным в Болдино в 1833 году.

Мы решили в Новый год обратить внимание читателя к этой сказке и предложить свой вариант раскрытия матрицы, заложенной в ней, а также предложить нашим читателям в совместной беседе на сайте и в группе «ВКонтакте» (https://vk.com/inance_ru) раскрыть матрицу полностью и потом выпустить расширенную редакцию.

Однакожь нам пора. Ведь я рассказ Готовил; а шучу довольно крупно И ждать напрасно заставляю вас. А.С. Пушкин, «Домик в Коломне», XXI октава

Как и во многих произведениях Пушкина, мы полагаем, что царица — это символ докрещенской культуры и возможно правящей элиты, которая не смогла с момента предъявления ей ультиматума апостолом Андреем в течение 9 месяцев (столетий) «родить» концепцию управления обществом. И лишь по истечении 9-го столетия дохристианская культура и жреческий корпус пустили в самостоятельную жизнь народ, а сами покинули этот мир и перестали существовать как социальное явление. Царь же — это благонамеренные управленческие структуры государственного уровня значимости — концептуально безвластен. Но свято место пусто не бывает…

Долго царь был неутешен, Но как быть? и он был грешен; Год прошел, как сон пустой, Царь женился на другой.

То есть произошла смены одной культуры (дохристианской) на другую — библейскую.

Правду молвить, молодица Уж и впрямь была царица: Высока, стройна, бела, И умом и всем взяла; Но зато горда, ломлива, Своенравна и ревнива.

Новая царица пленила своей внешней красотой (вспоминаются рассказы о том, как Владимир принял православие — за внешнюю красоту, но никак не суть). Так благонамеренные управленческие структуры Руси (княжеско-боярская корпорация), сами по себе концептуально неграмотные, как и сегодня, вляпались в библейскую концепцию и идеологию православия.

Ей в приданое дано Было зеркальце одно: Свойство зеркальце имело: Говорить оно умело.

В нашем понимании зеркало — это ноосфера планеты Земля, с которой связан каждый человек и откуда черпает информацию. В нём отражается всё, что происходит на Земле и от неё ничего не утаить.

С ним одним она была Добродушна, весела, С. ним приветливо шутила И, красуясь, говорила: «Свет мои, зеркальце! скажи Да всю правду доложи: Я ль на свете всех милее, Всех румяней и белее?» И ей зеркальце в ответ: «Ты, конечно, спору нет: Ты, царица, всех милее, Всех румяней и белее». И царица хохотать, И плечами пожимать. И подмигивать глазами, И прищелкивать перстами, И вертеться подбочась. Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая, Тихомолком расцветая, Между тем росла, росла. Поднялась — и расцвела. Белолица, черноброва, Нраву кроткого такого. И жених сыскался ей, Королевич Елисей Сват приехал, царь дал слово. А приданое готово: Семь торговых городов Да сто сорок теремов. На девичник собираясь. Вот царица, наряжаясь Перед зеркальцем своим, Перемолвилася с ним: «Я ль, скажи мне. всех милее. Всех румяней и белее?» Что же зеркальце в ответ? «Ты прекрасна, спору нет; Но царевна всех милее, Всех румяней и белее». Как царица отпрыгнет, Да как ручку замахнет, Да по зеркальцу как хлопнет, Каблучком-то как притопнет!.. «Ах ты, мерзкое стекло! Это врешь ты мне назло. Как тягаться ей со мною? Я в ней дурь-то успокою. Вишь какая подросла! И не диво, что бела: Мать брюхатая сидела Да на снег лишь и глядела! Но скажи: как можно ей Быть во всем меня милей? Признавайся: всех я краше. Обойди все царство наше, Хоть весь мир; мне ровной нет. Так ли?» Зеркальце в ответ: «А царевна все ж милее, Все ж румяней и белее».

И снимая обратные связи через ноосферу, она выяснила, что толпа в силу закона времени начала взрослеть от младенческого состояния, стала постепенно превращаться в народ. Это в перспективе означало, что народ со временем займёт её место, а значит установится и новая культура Человечности — царевна станет царицей. И она решила избавиться от неё.

Черт ли сладит с бабой гневной? Спорить нечего. С царевной Вот Чернавка в лес пошла И в такую даль свела, Что царевна догадалась, И до смерти испугалась, И взмолилась: «Жизнь моя! В чём, скажи, виновна я? Не губи меня, девица! А как буду я царица, Я пожалую тебя».

Народ, пребывая в состоянии толпы, не смог заблаговременно распознать грядущую опасность и всё-таки попал в дремучий лес. Кто такая Чернавка — вопрос также открыт?

И молва трезвонить стала: Дочка царская пропала! Тужит бедный царь по ней. Королевич Елисей, Помолясь усердно богу, Отправляется в дорогу За красавицей-душой, За невестой молодой.

Королевич Елисей — зная прочую символику пушкинских произведений, логично предположить, что он — наиболее думающая часть народа, которая взяла на себя ответственность за него. В любом случае, чтобы вызволить народ, ей как и народу предстоит пройти путь повышения собственной меры понимания и вхождения в концептуальное управление цивилизацией. Остаётся открытым вопрос почему он королевич? Возможно, король происходит от др. герм. «karlja» или «karlaz», что значит «свободный человек».

Но невеста молодая, До зари в лесу блуждая, Между тем всё шла да шла И на терем набрела. Ей навстречу пёс, залая, Прибежал и смолк, играя; В ворота вошла она, На подворье тишина. Пёс бежит за ней, ласкаясь, А царевна, подбираясь, Поднялася на крыльцо И взялася за кольцо; Дверь тихонько отворилась. И царевна очутилась В светлой горнице; кругом Лавки, крытые ковром, Под святыми стол дубовый, Печь с лежанкой изразцовой. Видит девица, что тут Люди добрые живут; Знать, не будет ей обидно. Никого меж тем не видно.

Час обеда приближался, Топот по двору раздался: Входят семь богатырей, Семь румяных усачей. Старший молвил: «Что за диво! Всё так чисто и красиво. Кто-то терем прибирал Да хозяев поджидал. Кто же? Выдь и покажися, С нами честно подружися. Коль ты старый человек, Дядей будешь нам навек. Коли парень ты румяный, Братец будешь нам названый. Коль старушка, будь нам мать, Так и станем величать. Коли красная девица, Будь нам милая сестрица».

Кто такие эти семь богатырей, с кем жила в лесу царевна молодая. Вопрос остаётся открытым. А как считаете вы, наши читатели? Напишите в комментариях.

Если оценивать следующий фрагмент, то возможно семь богатырей — это государственная власть Руси и ключевые её правители?

День за днём идёт, мелькая, А царевна молодая Всё в лесу, не скучно ей У семи богатырей. Перед утренней зарею Братья дружною толпою Выезжают погулять, Серых уток пострелять, Руку правую потешить, Сорочина в поле спешить, Иль башку с широких плеч У татарина отсечь, Или вытравить из леса Пятигорского черкеса, А хозяюшкой она В терему меж тем одна Приберёт и приготовит, Им она не прекословит, Не перечат ей они. Так идут за днями дни.

Однако, государственная власть хотела бы всё-таки войти в союз с народом и прекратить смуту:

Братья милую девицу Полюбили. К ней в светлицу Раз, лишь только рассвело, Всех их семеро вошло. Старший молвил ей: «Девица, Знаешь: всем ты нам сестрица, Всех нас семеро, тебя Все мы любим, за себя Взять тебя мы все бы рады, Да нельзя, так бога ради Помири нас как-нибудь: Одному женою будь, Прочим ласковой сестрою. Что ж качаешь головою? Аль отказываешь нам? Аль товар не по купцам?»

«Ой вы, молодцы честные, Братцы вы мои родные, — Им царевна говорит, — Коли лгу, пусть бог велит Не сойти живой мне с места. Как мне быть? ведь я невеста. Для меня вы все равны, Все удалы, все умны, Всех я вас люблю сердечно; Но другому я навечно Отдана. Мне всех милей Королевич Елисей».

Тем самым молодая царевна (будущий народ) говорит, что она суждена тому, кто обретёт концептуальную власть?

Братья молча постояли Да в затылке почесали. «Спрос не грех. Прости ты нас, — Старший молвил поклонясь, — Коли так, не заикнуся Уж о том». — «Я не сержуся, — Тихо молвила она, — И отказ мой не вина». Женихи ей поклонились, Потихоньку удалились, И согласно все опять Стали жить да поживать.

Ей рогаткой угрожая, Положила иль не жить, Иль царевну погубить.

Кто такая эта старушка? Она — это обернувшаяся злая царица или ещё один персонаж?

Раз царевна молодая, Милых братьев поджидая, Пряла, сидя под окном. Вдруг сердито под крыльцом Пес залаял, и девица Видит: нищая черница Ходит по двору, клюкой Отгоняя пса. «Постой, Бабушка, постой немножко, — Ей кричит она в окошко, — Пригрожу сама я псу И кой-что тебе снесу». Отвечает ей черница: «Ох ты, дитятко девица! Пёс проклятый одолел, Чуть до смерти не заел. Посмотри, как он хлопочет! Выдь ко мне». — Царевна хочет Выйти к ней и хлеб взяла, Но с крылечка лишь сошла, Пес ей под ноги — и лает, И к старухе не пускает; Лишь пойдет старуха к ней, Он, лесного зверя злей, На старуху. «Что за чудо? Видно, выспался он худо, — Ей царевна говорит, — На ж, лови!» — и хлеб летит.

И Чернавка и черница в русле Божиего Промысла и не могут причинить вред царевне (Бог тебя благослови).

Приглядимся: а ведь пёс похож на самого Александра Сергеевича Пушкина? Что хотел нам сказать поэт? Какому процессу он пытался помешать, подобно тому, как пёс Соколко пытался помешать съесть отравленное яблоко?

И с царевной на крыльцо Пёс бежит и ей в лицо Жалко смотрит, грозно воет, Словно сердце пёсье ноет, Словно хочет ей сказать: Брось! — Она его ласкать, Треплет нежною рукою; «Что, Соколко, что с тобою? Ляг!» — и в комнату вошла, Дверь тихонько заперла, Под окно за пряжу села Ждать хозяев, а глядела Все на яблоко. Оно Соку спелого полно, Так свежо и так душисто, Так румяно-золотисто, Будто медом налилось! Видны семечки насквозь… Подождать она хотела До обеда, не стерпела, В руки яблочко взяла, К алым губкам поднесла, Потихоньку прокусила И кусочек проглотила…

Вдруг она, моя душа, Пошатнулась не дыша, Белы руки опустила, Плод румяный уронила, Закатилися глаза, И она под образа Головой на лавку пала И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой Возвращалися толпой С молодецкого разбоя. Им навстречу, грозно воя, Пес бежит и ко двору Путь им кажет. «Не к добру! — Братья молвили,— печали Не минуем». Прискакали, Входят, ахнули. Вбежав, Пес на яблоко стремглав С лаем кинулся, озлился, Проглотил его, свалился И издох. Напоено Было ядом, знать, оно.

Надкушенное яблоко — не только символ корпорации «Apple», но и Запада в целом, отравленное ядом Западной культуры, блокирующей раскрытие познавательно-творческого потенциала каждого человека. Александр Сергеевич иносказательно передал нам то, что он принял удар этой культуры на себя. Именно он заложил основы современного нам русского языка и культуры, отличной от библейской.

Перед мёртвою царевной Братья в горести душевной Все поникли головой И с молитвою святой С лавки подняли, одели, Хоронить ее хотели И раздумали. Она, Как под крылышком у сна, Так тиха, свежа лежала, Что лишь только не дышала. Ждали три дня, но она Не восстала ото сна.

И в полуночную пору Гроб её к шести столбам На цепях чугунных там Осторожно привинтили, И решеткой оградили; И, пред мертвою сестрой Сотворив поклон земной, Старший молвил: «Спи во гробе. Вдруг погасла, жертвой злобе, На земле твоя краса; Дух твой примут небеса. Нами ты была любима И для милого хранима — Не досталась никому, Только гробу одному».

Царевна заснула, отравленная ядом библейской культуры, до того момента, пока королевич Елисей не разбудит её ото сна.

В тот же день царица злая, Доброй вести ожидая, Втайне зеркальце взяла И вопрос свой задала: «Я ль, скажи мне, всех милее, Всех румяней и белее?» И услышала в ответ: «Ты, царица, спору нет, Ты на свете всех милее, Всех румяней и белее».

Так от людей, обретающих концептуальную властность, отворачиваются многие люди, которые не поднялись по мере своего понимания, и для них мудрёны вопросы Елисея, либо же эти поиски кажутся им смешными и глупыми, а кто отворачивается из страха за себя и свое будущее.

Красно солнце — тоже символ для размышлений. Можно было бы его соотнести с древней символикой обществ «солнцепоклонников», из которых выросла мифология многих орденов и частью — мифология исторически сложившегося христианства. Напрасно Елисей спрашивает его, он давно не различает свет истины и не может подсказать Елисею, куда идти.

Самая прямая ассоциация, что ясный месяц — это исторически сложившийся ислам и окружающие его ордена, который точно также, как ордена исторически сложившееся христианства, ходят по ритуальному кругу, но не обладает методологией познания и творчества и не может подсказать Елисею, где искать его невесту. Тем не менее исторически сложившийся ислам даёт подсказку, у кого искать — может Ветер знает путь. А как считаете вы, наши читатели?

Елисей, не унывая, К ветру кинулся, взывая: «Ветер, ветер! Ты могуч, Ты гоняешь стаи туч, Ты волнуешь сине море, Всюду веешь на просторе. Не боишься никого, Кроме Бога одного. Аль откажешь мне в ответе? Не видал ли где на свете Ты царевны молодой? Я жених её». — «Постой, — Отвечает ветер буйный, — Там за речкой тихоструйной Есть высокая гора, В ней глубокая нора; В той норе, во тьме печальной, Гроб качается хрустальный На цепях между столбов. Не видать ничьих следов Вкруг того пустого места, В том гробу твоя невеста».

Что это за социальное явление — ветер, который боится только Бога одного? Может тут стоит вспомнить другие два пушкинских произведения:

Волхвы не боятся могучих владык, А княжеский дар им не нужен; Правдив и свободен их вещий язык И с волей небесною дружен.

И второе:

Но вдруг знакомый слышит глас, Глас добродетельного Финна: «Мужайся, князь! В обратный путь Ступай со спящею Людмилой; Наполни сердце новой силой, Любви и чести верен будь. Небесный гром на злобу грянет, И воцарится тишина — И в светлом Киеве княжна Перед Владимиром восстанет От очарованного сна».

Ветер — это могут быть носители русского богословия, которые, живя в среде народной, знают всё обо всех (тут вспоминаются калики-перехожие) и не связаны той или иной ритуальщиной, застилающей глаза и ум. Они-то и подсказали Елисею — каков прямой путь. При этом, в отличие от поэмы Руслан и Людмила, они не говорят, как оживить царевну, только указывают путь.

Может быть Ветер — это сам Бог в образе ветра…

Гроб разбился. Дева вдруг Ожила. Глядит вокруг Изумлёнными глазами, И, качаясь над цепями, Привздохнув, произнесла: «Как же долго я спала!» И встаёт она из гроба… Ах!.. и зарыдали оба. В руки он её берет И на свет из тьмы несёт, И, беседуя приятно, В путь пускаются обратно, И трубит уже молва: Дочка царская жива!

Оживляет царевну Елисей, поскольку в ходе своих поисков он поднялся до уровня концептуальной власти. Концептуально властная часть общества соединяется с народом, в беседе происходит повышение уровня концептуальной грамотности общества и они совместно вступают в управление цивилизацией. Народ изумлённо смотрит на то, что с ним произошло, пока он был в библейском плену.

Дома в ту пору без дела Злая мачеха сидела Перед зеркальцем своим И беседовала с ним, Говоря: «Я ль-всех милее, Всех румяней и белее?» И услышала в ответ: «Ты прекрасна, слова нет, Но царевна все ж милее, Все румяней и белее». Злая мачеха, вскочив, Об пол зеркальце разбив, В двери прямо побежала И царевну повстречала. Тут её тоска взяла, И царица умерла.

Новая человечная концепция вступает в полную силу в мире, а старая концепция пытается убежать от новой, но бежать некуда — вся человеческая цивилизация изменилась. Обман старой концепции уже не действует и она испускает дух.

Лишь её похоронили, Свадьбу тотчас учинили, И с невестою своей Обвенчался Елисей; И никто с начала мира Не видал такого пира; Я там был, мед, пиво пил, Да усы лишь обмочил. 1833

Царевна и Елисей вместе — это будущее Русской культуры. И Бог с ними вместе.

Продолжение следует… если мы вместе ещё детальнее расшифруем матрицу этой сказки. Пишите в комментариях свои соображения.

Источник

Царь с царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И царица у окна
Села ждать его одна.
Ждет-пождет с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись глядючи
С белой зори до ночи;
Не видать милого друга!
Только видит: вьется вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белешенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог дает царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелешенько вздохнула,
Восхищенья не снесла,
И к обедне умерла.

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошел как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.
Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
«Свет мой, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты, конечно, спору нет;
Ты, царица, всех милее,
Всех румяней и белее».
И царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищелкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.
Сват приехал, царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь,
Вот царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
Что же зеркальце в ответ?
«Ты прекрасна, спору нет;
Но царевна всех милее,
Всех румяней и белее».
Как царица отпрыгнет,
Да как ручку замахнет,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
«Ах ты, мерзкое стекло!
Это врешь ты мне на зло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всем меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?» Зеркальце в ответ:
«А царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее».
Делать нечего. Она,
Черной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,
Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть царевну в глушь лесную
И, связав ее, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась: «Жизнь моя!
В чем, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я царица,
Я пожалую тебя».
Та, в душе ее любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, бог с тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей царица, —
Где красавица девица?»
— Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она. —
Крепко связаны ей локти;
Попадется зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть.

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.
Ей на встречу пес, залая,
Прибежал и смолк, играя;
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пес бежит за ней, ласкаясь,
А царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно!
Никого меж тем не видно.
Дом царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила богу свечку,
Затопила жарко печку,
На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: «Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица».

И царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те спознали,
Что царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.
От зеленого вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила,
Да кусочек прикусила,
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх во светлую светлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.

День за днем идет, мелькая,
А царевна молодая
Всё в лесу, не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарею
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберет и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечут ей они.
Так идут за днями дни.

Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: «Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так бога ради
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?»

«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им царевна говорит, —
Коли лгу, пусть бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей».

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
«Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь, —
Коли так, не заикнуся
Уж о том». — «Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить ее,
А на зеркальце свое
Долго дулась и сердилась;
Наконец об нем хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?»
И ей зеркальце в ответ:
«Ты прекрасна, спору нет;
Но живет без всякой славы,
Средь зеленыя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей».
И царица налетела
На Чернавку: «Как ты смела
Обмануть меня? и в чем!..»
Та призналася во всем:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Раз царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пес залаял, и девица
Видит: нищая черница
Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу».
Отвечает ей черница:
«Ох ты, дитятко девица!
Пес проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне». — Царевна хочет
Выдти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пес ей под ноги — и лает,
И к старухе не пускает;
Лишь пойдет старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался он худо, —
Ей царевна говорит: —
На ж, лови!» — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала:
«Благодарствую, — сказала. —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!»
И к царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пес как прыгнет, завизжит…
Но царевна в обе руки
Хвать — поймала. «Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед».
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с царевной на крыльцо
Пес бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце песье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою;
«Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!» — и в комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто медом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…
Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им на встречу, грозно воя,
Пес бежит и ко двору
Путь им кажет. «Не к добру! —
Братья молвили: — печали
Не минуем». Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пес на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился,
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мертвою царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой,
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить ее хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб ее к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решеткой оградили;
И, пред мертвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: «Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».

В тот же день царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
«Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты, царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее».

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрен;
Кто в глаза ему смеется,
Кто скорее отвернется;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец.
«Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я царевны не видало.
Знать ее в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь ее да встретил
Или след ее заметил».

Темной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
«Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаешь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звезды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ей». — «Братец мой,
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня царевна, видно,
Пробежала». — «Как обидно!» —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
«Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
«Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты царевны молодой?
Я жених ее». — «Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста».

Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошел к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть еще хоть раз.
Вот идет; и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг нее страна пустая;
Под горою темный вход.
Он туда скорей идет.
Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит царевна вечным сном.
И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумленными глазами,
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
«Как же долго я спала!»
И встает она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он ее берет
И на свет из тьмы несет,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним.
Говоря: «Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?»
И услышала в ответ:
«Ты прекрасна, слова нет,
Но царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее».
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И царевну повстречала.
Тут ее тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь ее похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;
И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мед, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.