Биография
Чингиз Айтматов родился в 1928 году в небольшом киргизском селе Шекер. Чингиз не закончил школу, а после восьмого класса пошел в зоологическое училище, а после его окончания в сельскохозяйственный институт. Учась в институте, начал писать рассказы и публиковаться. Но литературу еще не планировал делать своим призванием и поэтому работать пошел по первой выбранной специальности — ветеринаром. Проработал несколько лет и уехал в Москву поступать на литературные курсы. Известность ему принесла повесть «Джамиля», вышедшая сначала на киргизском, а потом на русском языке. Эта повесть переведена на все основные мировые языки и ее можно найти во всем книжных магазинах. После этого, Чингиза Айтматова много стали печатать. По многим работам Айтматова были сняты фильмы, а экранизация «Белого парохода» обошла несколько кинофестивалей. За свои произведения Айтматов неоднократно получал государственные премии, как в СССР, так и в Киргизии. А все постсоветские романы , повести и рассказы издаются в Германии. Айтматовым был основан Фонд «Диалог без границ», много внимания писатель уделял программам, направленным на поддержку русского языка в странах бывшего СССР. Писатель играл видную роль и в политике, был и депутатом, и послом. Чингиз Айтматов умер в 2008 году в Германии, где проходил лечение.
Читать полностью Свернуть текст
Книги
Хиты продаж (1)
Серии (14)
Все книги (18)
Отзывы
Все смешалось и переплелось в романе И ДОЛЬШЕ ВЕКА ДЛИТСЯ ДЕНЬ — и фантастика , и мифология и реальность , Небольшой поселок около Байконура , где поезда идут с запада на восток и с востока на запад , где живет главный герой Едигей со своим красавцем верблюдом Каранаром . все переломы истории прошли по его жизни . Есть еще космонавты попавшие на другую планету и встретившие другую цивилизацию , более совершенную ,чем земляне . И сквозь весь роман проходит старинная легенда о манкуртах , тех кто не помнит ни своей матери , ни дома , ни родины , Это роман о нашей жизни , о том , как нужно поступать в трудных ситуациях , о доброте и человечности . Читать далее
Если ребенок много читает, это хорошо. Вот только иногда возникает вопрос — а что он читает? И какой след оставят в детской душе прочитанные книги? Есть литература легкая, как жвачка — выплюнул и забыл, а есть книги, которые после прочтения никак не выходят из головы. Произведения Чингиза Айтматова относятся именно к таким книгам. И они обязательно должны быть на книжной полке вашего ребенка. В издание «Первый учитель» вошли 3 лучших повести Айтматова — Тополек мой в красной косынке, Первый учитель, Ранние журавли. Книга предназначена для детей старшего школьного возраста. Читать далее
Все отзывы
Голосование за переиздание книги
Прощай, Гульсары!
Уже ранние произведения Чингиза Айтматова (1928-2008) отличали особый драматизм, сложная проблематика, неоднозначное решение проблем. Постепенно проникновение в тайны жизни, суть важнейших вопросов современности стало глубже, расширился охват жизненных событий, усилились философские мотивы; противоречия, коллизии достигли большой силы и выразительности. В своем постижении законов бытия, смысла жизни писатель обрел особый неповторимый стиль, а образы достигли нового уровня символичности, высветив во многих из них чистоту помыслов и красоту душ. Герои «Ранних журавлей» — дети, ученики 6 — 7 …
Первый учитель. Повести
Аннотация …
Белый пароход. Повести
Аннотация …
И дольше века длится день. Плаха
Вплетение мифологии в реальную жизнь в произведениях Ч. Айтматова создает особый неповторимый авторский стиль. Всемирно известный киргизский писатель исследует проблемы человека в современном мире, утрачивающего связь со своим родом, традициями, грозящие человеку разрушительными последствиями. Автора прежде всего интересует вопрос о пути цивилизации, в которой главной движущей силой становится власть денег, а человечность, доброта, милосердие становятся абстрактными понятиями, превращающимися в пустые слова. Мудрость и философичность произведений Айтматова неизменно остаются привлекательными …
И дольше века длится день
Вплетение мифологии в реальную жизнь в произведениях Ч. Айтматова создает особый неповторимый авторский стиль. Всемирно известный киргизский писатель исследует проблемы человека в современном мире, утрачивающего связь со своим родом, традициями, грозящие человеку разрушительными последствиями. Автора прежде всего интересует вопрос о пути цивилизации, в которой главной движущей силой становится власть денег, а человечность, доброта, милосердие становятся абстрактными понятиями, превращающимися в пустые слова. Мудрость и философичность произведений Айтматова неизменно остаются привлекательными …
И дольше века длится день
Вплетение мифологии в реальную жизнь в произведениях Ч. Айтматова создает особый неповторимый авторский стиль. Всемирно известный киргизский писатель исследует проблемы человека в современном мире, утрачивающего связь со своим родом, традициями, грозящие человеку разрушительными последствиями. Автора прежде всего интересует вопрос о пути цивилизации, в которой главной движущей силой становится власть денег, а человечность, доброта, милосердие становятся абстрактными понятиями, превращающимися в пустые слова. Мудрость и философичность произведений Айтматова неизменно остаются привлекательными …
Джамиля
Удивительно поэтичное повествование Чингиза Айтматова о настоящей любви, ломающей стереотипы патриархальных устоев, напоминает, что человек свободен в выборе своей дальнейшей судьбы и только так может остаться верным самому себе и своему предназначению на …
Ранние журавли
В книгу включены повести Чингиза Айтматова «Ранние журавли» и «Первый учитель», которые рекомендованы к прочтению в 5-8 …
Белый пароход
Чингиз Айтматов (1928 -2008) — всемирно известный киргизский писатель, автор многих произведений, в центре которых человек в современном мире. Вплетение мифологии в реальную жизнь в произведениях Ч. Айтматова создает особый неповторимый авторский стиль и помогает точнее выразить нравственные проблемы, мучающие человека. Философская повесть — притча «Белый пароход» определяет нравственной мерой личности заботу о мире. Основанное на легенде о едином происхождении человека и маралов повествование, переплетающее сказку и быль, предупреждает, что рука человека не должна подниматься на своих …
Белый пароход
Чингиз Айтматов (1928 -2008) — всемирно известный киргизский писатель, автор многих произведений, в центре которых человек в современном мире. Вплетение мифологии в реальную жизнь в произведениях Ч. Айтматова создает особый неповторимый авторский стиль и помогает точнее выразить нравственные проблемы, мучающие человека. Философская повесть — притча «Белый пароход» определяет нравственной мерой личности заботу о мире. Основанное на легенде о едином происхождении человека и маралов повествование, переплетающее сказку и быль, предупреждает, что рука человека не должна подниматься на своих …
Белый пароход
Чингиз Айтматов — всемирно известный киргизский писатель, пишущий на русском языке, он — автор многих произведений, в центре которых человек в современном мире. Его творческий почерк неповторим и узнаваем, его романы и повести мудры и философичны. В книгу вошли два широко известных произведения писателя — повесть «Белый пароход» и роман «И дольше века длится …
Тополек мой в красной косынке
Яркая и честная проза Чингиза Айтматова (род. в 1928 г.) вот уже более полувека пользуется неизменным успехом у читателей многих поколений. Вошедшие в книгу повести «Первый учитель», «Джамиля», «Тополек мой в красной косынке» представляют ранний период творчества Ч.Айтматова. Именно они принесли славу писателю (Ленинская премия 1963 г.). Это взволнованное, доверительно-исповедальное повествование о чистоте помыслов и красоте душ. Роман «Плаха» (1986) — зрелое произведение, основанное на идее противоречивости человеческой природы. …
И дольше века длится день: роман, повести
…
Плаха
Что случится с обществом, в котором человечность, доброта, милосердие становятся абстрактными понятиями, превращающимися в пустые слова, а главной движущей силой — власть денег? Разрушительна ли, трагична для человека и цивилизации утрата связи с природой, со своим родом, уничтожение традиций? Чингиз Айтматов в одном из важнейших своих произведений отвечает на все эти вопросы, вплетая в реалистическую ткань повествования …
Я открываю настежь окна. В комнату вливается поток свежего воздуха. В яснеющем голубоватом сумраке я всматриваюсь в этюды и наброски начатой мною картины. Их много, я много раз начинал все заново. Но о картине в целом судить пока рано. Я не нашел еще своего главного, того, что приходит вдруг так неотвратимо, с такой нарастающей ясностью и необъяснимым, неуловимым звучанием в душе, как эти ранние летние зори. Я хожу в предрассветной тиши и все думаю, думаю, думаю. И так каждый раз. И каждый раз я убеждаюсь в том, что моя картина – еще только замысел.
Это не прихоть. Я не могу поступить иначе, потому что чувствую: мне одному это не по плечу. История, всколыхнувшая мне душу, история, побудившая меня взяться за кисть, кажется мне настолько огромной, что я один не могу ее объять. Я боюсь не донести, я боюсь расплескать полную чашу. Я хочу, чтобы люди помогли мне советом, подсказали решение, чтобы они хотя бы мысленно стали со мной рядом у мольберта, чтобы они волновались вместе со мной.
Не пожалейте жара своих сердец, подойдите поближе, я обязан рассказать эту историю…
Наш аил Куркуреу расположен в предгорьях на широком плато, куда сбегаются из многих ущелий шумливые горные речки. Пониже аила раскинулась Желтая долина, огромная казахская степь, окаймленная отрогами Черных гор да темной черточкой железной дороги, уходящей за горизонт на запад, через равнину.
А над аилом, на бугре, стоят два больших тополя. Я помню их с тех пор, как помню себя. С какой стороны ни подъедешь к нашему Куркуреу, прежде всего увидишь эти два тополя, они всегда на виду, точно маяки на горе. Даже и не знаю, чем объяснить, – то ли потому, что впечатления детских лет особенно дороги человеку, то ли это связано с моей профессией художника, – но каждый раз, когда я, сойдя с поезда, еду через степь к себе в аил, я первым долгом издали ищу глазами родные мои тополя.
Как бы высоки они ни были, вряд ли так уж сразу можно увидеть их на таком расстоянии, но для меня они всегда ощутимы, всегда видны.
Сколько раз мне приходилось возвращаться в Куркуреу из дальних краев, и всегда с щемящей тоской я думал: «Скоро ли увижу их, тополей-близнецов? Скорей бы приехать в аил, скорей на бугорок к тополям. А потом стоять под деревьями и долго, до упоения слушать шум листвы».
В нашем аиле сколько угодно всяких деревьев, но эти тополя особенные: у них свой особый язык и, должно быть, своя особая, певучая душа. Когда ни придешь сюда, днем ли, ночью ли, они раскачиваются, перехлестываясь ветвями и листьями, шумят неумолчно на разные лады. То кажется, будто тихая волна прилива плещется о песок, то пробежит по ветвям, словно незримый огонек, страстный, горячий шепот, то вдруг, на мгновенье затихнув, тополя разом, всей взбудораженной листвой шумно вздохнут, будто тоскуя о ком-то. А когда набегает грозовая туча и буря, заламывая ветви, обрывает листву, тополя, упруго раскачиваясь, гудят, как бушующее пламя.
Позже, много лет спустя, я понял тайну двух тополей. Они стоят на возвышенности, открытой всем ветрам, и отзываются на малейшее движение воздуха, каждый листик чутко улавливает легчайшее дуновение.
Но открытие этой простой истины вовсе не разочаровало меня, не лишило того детского восприятия, которое я сохраняю по сей день. И по сей день эти два тополя на бугре кажутся мне необыкновенными, живыми. Там, подле них, осталось мое детство, как осколок зеленого волшебного стеклышка…
В последний день учебы, перед началом летних каникул, мы, мальчишки, мчались сюда разорять птичьи гнезда. Всякий раз, когда мы с гиканьем и свистом взбегали на бугор, тополя-великаны, покачиваясь из стороны в сторону, как бы приветствовали нас своей прохладной тенью и ласковым шелестом листьев. А мы, босоногие сорванцы, подсаживая друг друга, карабкались вверх по сучьям и веткам, поднимая переполох в птичьем царстве. Стаи встревоженных птиц с криком носились над нами. Но нам все было нипочем, куда там! Мы взбирались все выше и выше – а ну, кто смелее и ловчее! – и вдруг с огромной высоты, с высоты птичьего полета, точно бы по волшебству, открывался перед нами дивный мир простора и света.
Нас поражало величие земли. Затаив дыхание, мы замирали каждый на своей ветке и забывали о гнездах и птицах. Колхозная конюшня, которую мы считали самым большим зданием на свете, отсюда казалась нам обыкновенным сарайчиком. А за аилом терялась в смутном мареве распростертая целинная степь. Мы всматривались в ее сизые дали, насколько хватало глаз, и видели еще много-много земель, о которых прежде не подозревали, видели реки, о которых прежде не ведали. Реки серебрились на горизонте тоненькими ниточками. Мы думали, притаившись на ветках: это ли край света или дальше есть такое же небо, такие же тучи, степи и реки? Мы слушали, притаившись на ветках, неземные звуки ветров, а листья в ответ им дружно нашептывали о заманчивых, загадочных краях, что скрывались за сизыми далями.
Я слушал шум тополей, и сердце у меня колотилось от страха и радости, и под этот неумолчный шелест я силился представить себе те далекие дали. Лишь об одном, оказывается, я не думал в ту пору: кто посадил здесь эти деревья? О чем мечтал, о чем говорил этот неизвестный, опуская в землю корни деревцев, с какой надеждой растил он их здесь, на взгорье?
Этот бугор, где стояли тополя, у нас почему-то называли «школой Дюйшена». Помню, если случалось кому искать пропавшую лошадь и человек обращался к встречному: «Слушай, не видел ты моего гнедого?» – ему чаще всего отвечали: «Вон наверху, возле школы Дюйшена, паслись ночью кони, сходи, может, и своего там найдешь». Подражая взрослым, мы, мальчишки, не задумываясь, повторяли: «Айда, ребята, в школу Дюйшена, на тополя – воробьев разгонять!»
Рассказывали, что когда-то на этом бугре была школа. Мы и следа ее не застали. В детстве я не раз пытался найти хотя бы развалины, бродил, искал, но ничего не обнаружил. Потом мне стало казаться странным, что голый бугор называют «школой Дюйшена», и я как-то спросил у стариков, кто он такой, этот Дюйшен. Один из них небрежно махнул рукой: «Кто такой Дюйшен? Да тот самый, что и сейчас тут живет, из рода Хромой овцы. Давно это было, Дюйшен в ту пору комсомольцем был. На бугре том стоял чей-то заброшенный сарай. А Дюйшен там школу открыл, детей учил. Да разве же то школа была – название одно. Ох, и интересные же времена были! Тогда, кто мог схватиться за гриву коня и вдеть ногу в стремя, тот сам себе начальник. Так и Дюйшен. Что взбрело ему в голову, то и сделал. А теперь и камешка не найдешь от того сарайчика, одна польза, что название осталось…»
Я мало знал Дюйшена. Помнится, это был пожилой уже человек, высокий, угловатый, с нависшими орлиными бровями. Его двор был по ту сторону реки, на улице второй бригады. Когда я еще жил в аиле, Дюйшен работал колхозным мирабом и вечно пропадал на полях. Изредка он проезжал по нашей улице, подвязав к седлу большой кетмень, и конь его был похож чем-то на хозяина – такой же костлявый, тонконогий. А потом Дюйшен постарел, и говорили, что он стал возить почту. Но это к слову. Дело в другом. В моем тогдашнем понятии комсомолец – это горячий на работу и на слово джигит, самый боевой из всех в аиле, который и на собрании выступит, и в газете о лодырях и расхитителях напишет. И я никак не мог себе представить, что этот бородатый смирный человек был когда-то комсомольцем, да к тому же, что самое удивительное, учил детей, будучи сам малограмотным. Нет, не укладывалось такое у меня в голове! Откровенно говоря, я считал, что это одна из многочисленных сказок, которые бытуют в нашем аиле. Но все оказалось совсем не так…
Прошлой осенью я получил из аила телеграмму. Земляки приглашали меня на торжественное открытие новой школы, которую колхоз построил своими силами. Я сразу решил – ехать, не мог же я в такой радостный для нашего аила день усидеть дома. Я выехал даже на несколько дней раньше. Поброжу, думал, погляжу, сделаю новые зарисовки. Из приглашенных ждали, оказывается, и академика Сулайманову. Мне сказали, что она пробудет здесь день-два и отсюда поедет в Москву.
Я знал, что эта прославленная теперь женщина в детстве ушла из нашего аила в город. Став горожанином, я познакомился с ней. Она была уже в преклонном возрасте, полная, с густой проседью в гладко зачесанных волосах. Наша знаменитая землячка заведовала кафедрой в университете, читала лекции по философии, работала в академии, часто ездила за границу. Словом, человеком она была занятым, и мне не удавалось познакомиться с ней поближе, но каждый раз, где бы мы ни встречались, она всегда интересовалась жизнью нашего аила и непременно, пусть даже коротко, высказывала мнение о моих работах. Однажды я решился сказать ей:
– Алтынай Сулаймановна, хорошо бы вам съездить в аил, повидаться с земляками. Вас там все знают, гордятся вами, но знают-то больше понаслышке и, случается, поговаривают, что, мол, наша знаменитая ученая, видно, чурается нас, дорогу позабыла в свой Куркуреу.
– Надо бы, конечно, съездить, – невесело улыбнулась тогда Алтынай Сулаймановна. – Я и сама давно мечтаю побывать в Куркуреу, век уже не была там. Правда, родственников у меня в аиле нет. Но дело ведь не в этом. Непременно поеду, я должна поехать, истосковалась по родным краям.
Академик Сулайманова приехала в аил, когда торжественное собрание в школе вот-вот должно уже было начаться. Колхозники увидели в окно ее машину, и все повалили на улицу. Знакомым и незнакомым, старым и малым – всем хотелось пожать ей руку. Пожалуй, Алтынай Сулаймановна не ожидала такой встречи и, как мне показалось, даже растерялась. Приложив руки к груди, она кланялась людям и с трудом пробиралась в президиум на сцену.
Наверно, не раз на своем веку Алтынай Сулаймановна бывала на торжественных собраниях, и встречали ее, наверно, всегда и с радостью, и с почестями, но здесь, в обыкновенной сельской школе, радушие земляков очень растрогало ее, взволновало, и она все пыталась скрыть непрошеные слезы.
После торжественной части пионеры повязали дорогой гостье красный галстук, преподнесли цветы и ее именем открыли почетную книгу новой школы.
Сложно излагать кратко произведение, которое в обязательном порядке надо читать полностью. В пользу этого говорит и его небольшой объем. Но долг велит упаковать в малый размер всю суть произведения советского классика. В фокусе внимания — Айтматов, «Первый учитель». Краткое содержание повести ждет читателя в настоящей статье.
Два тополя
Повествование начинается с того, что читатель внутренним взором видит художника, который не может написать очередную картину, вернее, выбрать для нее тему. Для вдохновения он вспоминает свое детство, которое он провел в аиле Куркуреу, в степи Казахстана. Он с теплотой думает о двух тополях на бугре в стороне от селения. Этот бугор в родных местах (художник запомнил с детства) называли «школой Дюйшена». Когда-то давным-давно, лет 40 назад, на том месте действительно была школа для деток. Ее основал идейный комсомолец — Дюйшейн.
Художник думает посетить родные места и увидеть те тополя, но все нет повода. И тут ему присылают письмо (телеграмму) с приглашением поучаствовать в открытии новой школы в аиле.
Художник, недолго думая, летит в родные пенаты на крыльях ностальгии. Видит он и два тополя на бугре, и своих знакомых, и друзей. В числе гостей приезжает и уже немолодая женщина, академик Алтынай Сулаймановна Сулайманова. Она с грустью смотрит на тополя, с тем чувством, когда между человеком и неодушевленным существом есть какая-то тайная связь, известная только им одним. Вообще, надо сказать, что повесть Айтматова «Первый учитель» наполнена тонким символизмом, зримым, только если читать произведение полностью.
На празднике в честь открытия школы все вспоминают со смехом, как необразованный человек, читавший по слогам, учил детей азам грамоты. В разгар действа приходят телеграммы от бывших учеников с поздравлениями. Их разносит уже пожилой и даже старый Дюйшен. На само торжество он не заходит, потому что у него много работы.
Алтынай отчего-то становится жутко стыдно, она спешит уехать из родных мест в Москву. Художник сначала просит ее остаться, затем спрашивает, не огорчил ли ее кто-то. Она говорит, что ей на него и вообще на местных жителей обижаться не за что. Если у нее и есть обиды, то только на себя.
Она уезжает, а после пишет длинное письмо художнику, в котором исповедуется и рассказывает ему свою историю. Повествование ведется от ее лица. А читатель, переворачивая последнюю страницу предыстории, ловит себя на мысли, что тополя еще скажут свое слово в этой повести. Рассказ «Первый учитель» Айтматов написал замечательно от начала и до конца, о чем свидетельствует вводная часть произведения.
Человек из ниоткуда
В 1924 году в аил пришел человек в шинели из черного сукна. Это было очень необычно, но еще более странным казалось то, что он предложил сделать местному населению: устроить школу в заброшенной конюшне на бугре. Этого человека звали Дюйшейн, он был убежденным коммунистом.
Если задуматься, очень характерно то, что человек фактически возник из ниоткуда. У него не было родителей. Он был плоть от плоти сын Советской власти, воплощенный идеал человека того времени. Да, у него не хватало образования, но зато это с лихвой компенсировалось душевным жаром и убежденностью в своей правоте.
Невежество народа
И конечно, местные жители восприняли эти стремления вновь прибывшего молодого человека в черном настороженно. Они веками жили в степи, и никакое образование им не было нужно. Традиция каменной глыбой стояла за их право жить так, как они привыкли.
Но Дюйшейн неспроста был персонификацией всей реформирующей советской власти. Он не испугался традиции и решил бросить ей открытый вызов. Жители же, когда увидели, что молодого человека переубеждать бессмысленно, оставили свои попытки.
Алтынай
Алтынай — идеальная героиня, «золушка» советского времени. Но самое интересное в том, что в отличие от сказочной истории, читатель верит, что в советское время такое развитие событий вполне возможно: сиротка из степного аила в результате многих усилий стала академиком. Начала с рабфака и пришла в итоге к храму знаний, к альфе и омеге каждого ученого Советского Союза (России) — академии наук. Именно так видит современную ему золушку Айтматов. «Первый учитель» анализ предполагает именно такой, с параллелями из сказок. Ведь эта повесть — тоже сказка, но грустная и правдивая. Но это было после. Предшествовала же восхождению «золушки» на научный Олимп драматичная история.
В 1924 главной героине было 14 лет. Среди всех учеников она была самой старшей. Кроме того, она была сиротой. Жила у тети и дяди, которые ее не слишком-то любили. Как и классическая Золушка, она много работала и терпела от своей опекунши унижения, а иногда и побои. Так описывает жизнь главной героини в аиле Айтматов. «Первый учитель» (краткое содержание повести в том числе) дает почувствовать атмосферу гнетущей безысходности детской жизни в селении.
Однажды, когда Алтынай с другими детьми (там были только девочки) собирала кизяк, девочка увидела молодого человека, который трудился и облагораживал будущее помещение для школы. Путь от места сбора топлива (кизяк зимой использовался именно так) проходил через бугор, на котором располагалась бывшая байская конюшня. Дети любопытны, поэтому девочки спросили, что же здесь будет? Дюйшейн им ответил, что здесь будет построена школа. Он также сказал, что когда придет время, и все будет готово, то он обязательно соберет всех детей в округе и будет сам учить их грамоте. Глаза загорелись по-настоящему только у Алтынай. Девочка предложила другим детям ссыпать весь собранный за день кизяк в школе, чтобы им зимой было, чем согреться. Остальные, разумеется, не согласились и потянулись к дому со своими мешками. А Алтынай набралась храбрости и оставила весь свой дневной «урожай» в школе, за что учитель наградил ее благодарной улыбкой. От этого в душе ребенка как будто вспыхнул факел, осветивший и озаривший весь внутренний мир, подаривший надежду. Чтобы хорошо понимать реакцию Алтынай, нужно помнить, что девочка была сиротой, не очень избалованной лаской. И это был ее первый самостоятельный поступок, совершенный вопреки тому, что, возможно, ждало ее дома. Конечно, в полной версии этот момент читать значительно интереснее, ведь так виртуозно владеет пером Айтматов. «Первый учитель», краткое содержание которого мы сейчас обсуждаем, дает читателю возможность прочувствовать всю знаменательность события.
О трудностях обучения
Современным детям, наверное, сложно понять, почему их ровесники, описанные Ч. Айтматовым, преодолевали такие трудности ради того, чтобы ходить в школу. Но восприятие жизни меняется, когда первая ступень образования превращается из каждодневной рутины, которая тянется, как жвачка, неизвестно зачем и почему, в реальный билет в жизнь. Для детей из аила учеба была способом вырваться из мира невежества, безысходности и беспричинного ежедневного насилия. Особенно это было справедливо в отношении Алтынай.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что учитель Дюйшейн, когда наступила зима и намело огромные сугробы, брал самых маленьких детей на руки и нес на себе до бывшей конюшни, а ныне школы. Убежденный комсомолец преодолевал не только превратности общественного мнения, но и природы.
Живописует проникновенно миг человеческого преодоления в своей повести Айтматов. «Первый учитель», краткое содержание его, не может скрыть того, что это произведение — памятник стойкости человеческого духа, а его главный герой — идеал человека, который вызывает симпатию и сейчас, в то время, когда от Советского Союза и его идеологии осталось только воспоминание.
Нападение на учителя
Но сочинения не было бы без конфликта. Тетку Алтынай выводило из себя то, что девочка учится грамоте вместо того, чтобы работать дома. Поэтому она решила любой ценой выдать ее замуж за одного из богатых горцев, которые уж точно увезут Алтынай к себе, и она забудет и о школе, и о своем учителе. В повести блестяще выписан образ злобной мегеры — тетки. Все-таки мастером своего дела предстает Чингиз Айтматов. «Первый учитель», краткое содержание которого сейчас находится в фокусе нашего внимания, дает почувствовать мастерство филигранной работы мэтра писательского цеха.
Однажды, когда Алтынай приходит из школы, она видит, что тетя с ней непривычно ласкова. Дядя пьет водку с какими-то странными неприятными мужиками в дорогих одеждах. Другими словами, в доме что-то празднуют, но что — непонятно. После торжества к тетке приходила знакомая, и две женщины что-то громко выясняли. Потом тетькина товарка вышла во двор, где была Алтынай, и посмотрела на нее одновременно и зло, и жалостливо. И девочка поняла: ее хотят выдать (продать) замуж за богача.
Алтынай рассказала все своему учителю, а тот уже был в курсе событий. Ему поведала эту историю та женщина, которая была у тетки девочки. Он сказал, что пока Алтынай должна пожить у этой женщины и ее мужа. Девочка должна ходить в школу и ничего не бояться, ибо он поможет ей со всем справиться. В знак серьезности их договора Дюйшейн и Алтынай посадили на бугре, там, где школа, два тополя. Герои не учли только одного — вероломства злодеев.
Однажды во время занятия в школу пришла тетка Алтынай с головорезами, и они силой забрали девочку. Учитель старался им помешать, но его зверски избили и сломали руку. Девочку перекинули через седло и увезли в горы. Очнулась она в юрте своего нового мужа-насильника. Оказалось, что она стала второй женой злодея. Но это был еще не конец. Впереди самый драматичный момент произведения, который психологически точно и достоверно передал Чингиз Айтматов. «Первый учитель» (краткое содержание крадет у читателя незабываемые эмоции и оставляет ему только сухой пересказ) повествует и о жестокости, и о внутренней силе и вере в себя.
Алтынай вырывается из лап негодяев и уезжает в город учиться
Утром на следующий день у юрты появляются учитель Дюйшейн и два милиционера. Они арестовывают насильника. Проходит два дня, и Дюйшейн провожает Алтынай на поезд. Она едет учиться в большой город — Ташкент, и жить там в интернате. Их прощание на железнодорожной станции проходит чрезвычайно эмоционально: оба плачут. Когда девочка садится на поезд, Дюйшейн бежит за ним и пронзительно кричит: «Алтынай!» Переживания героев достигают апогея, и у читателя по замыслу автора в этом месте должен произойти катарсис. Советские писатели были сильны, но даже среди них выделяется своих мастерством Чингиз Айтматов. «Первый учитель» — превосходное сочинение тех времен.
У Алтынай все сложилось просто замечательно: она закончила учебу в Ташкенте, потом поехала в Москву, отучилась на рабфаке, да так, что стала в итоге академиком, доктором философских наук. Она много писала своему первому учителю, писала, что любит его и ждет, когда он к ней приедет. Дюйшейн же так и остался верен своему кредо и не хотел мешать Алтынай учиться, поэтому прервал переписку с ней, о чем девушка горько сожалела. Об этом говорит и один случай.
Эпизод с поездом
Советские ученые много путешествовали. И вот, когда уже Алтынай была маститым доктором наук, она ездила по Сибири с лекциями, и на одном железнодорожном переезде ей показалось, что она видит его — Дюйшейна. Алтынай срывает стоп-кран поезда, бежит к мужчине, но обознается. Так как недавно была война, окружающие люди думают, что в стрелочнике или путейце она признала своего брата или мужа, не вернувшихся с войны. Ее все жалеют.
Причины стыда Алтынай, который охватил ее в начале, становятся понятны, но они все равно не конкретизируются: за что именно ей стало совестно? За то, что она не нашла способа приехать в аил и настоять на своих чувствах к Дюйшейну, или ей все еще больно вспоминать ту историю, которая произошла много лет назад. Так или иначе, но об этом остается только гадать.
Можно, конечно, одобрять или осуждать поступок Дюйшейна (отказ от продолжения переписки и разрыв отношений), но нельзя отрицать того, что все у Алтынай кончилось хорошо. У нее муж, дети. Да, нет любви. Живут люди и без страстных чувств друг к другу, а вот если бы комсомолец пошел на поводу у своих чувств, он мог сломать девушке жизнь. Да и, признаться, повесть как произведение искусства со счастливым финалом была бы так себе. Значит, прав был, как художник, Чингиз Айтматов. «Первый учитель» вышел из-под его пера практически совершенным.
Повествование Алтынай заканчивается тем, что она обещает художнику завершить все дела в Москве и, как только сможет, сразу же приехать в родной аил и сделать так, чтобы здание новой школы была названо в честь ее первого учителя.
Портрет первого учителя
В конце произведения художник, потрясенный прочитанным, уже не мучается от творческих поисков темы. Он знает, о чем писать. Проблема только в том, какое именно событие из этой истории выбрать. Если бы обычный читатель мог советовать художнику, то он бы, конечно, попросил его написать портрет первого учителя. Не так уж часто в мире встречаются такие люди. Не совсем так кончает свое сочинение Чингис Айтматов. «Первый учитель» (краткое содержание обязательно должно об этом упомянуть) имеет открытый финал. Пусть так и будет.
Кадр из фильма «Первый учитель» (1965)
Очень кратко
На заре советской власти молодой малограмотный парень приходит в аил в казахской степи и основывает школу, открывая для местных детей новый мир.
Композиция произведения построена по принципу рассказ в рассказе. Начальные и финальные главы представляют собой размышления и воспоминания художника, середина — рассказ главной героини о своей жизни. Всё повествование ведётся от первого лица: первая и последняя части — от лица рассказчика, середина — от лица академика.
Художник задумывает написать картину, однако пока не может выбрать тему для неё. Он вспоминает своё детство в аиле Куркуреу, что в казахской степи. Перед глазами возникает главный символ родных мест — два больших тополя на бугре. Этот голый бугор в аиле называют «школой Дюйшена». Когда-то некому комсомольцу вздумалось организовать там школу. Теперь одно название осталось.
Художник получает телеграмму — приглашение на открытие новой школы в аиле. Там он встречает гордость Куркуреу — академика Алтынай Сулаймановну Сулайманову. После торжественной части директор приглашает активистов колхоза и академика к себе. От бывших учеников приносят телеграммы с поздравлениями: их привёз Дюйшен. Теперь он развозит почту. Сам Дюйшен не заходит на праздник: надо сначала закончить работу.
Теперь многие с усмешкой вспоминают его затею со школой: он, мол, сам не весь алфавит знал. Пожилая академик краснеет при этих словах. Она поспешно, в тот же день, уезжает в Москву. Позже она пишет художнику письмо и просит донести её историю людям.
В 1924 году в аиле появляется молодой Дюйшен и хочет открыть школу. Он своими силами приводит в порядок сарай на бугре.
Сирота Алтынай живёт в семье тётки, которая тяготится девочкой. Ребёнок видит лишь оскорбления и побои. Она начинает ходить в школу. Ласковое отношение и добрая улыбка Дюйшена согревает ей душу.
На уроке учитель показывает детям портрет Ленина. Для Дюйшена Ленин — символ светлого будущего простых людей. Алтынай вспоминает то время: «Думаю я сейчас об этом и диву даюсь: как этот малограмотный парень, сам с трудом читавший по слогам, … как он мог отважиться на такое поистине великое дело!.. Дюйшен не имел ни малейшего представления о программе и методике преподавания… Сам того не ведая, он совершил подвиг… нам, киргизским детям, нигде не бывавшим за пределами аила, … вдруг открылся… невиданный прежде мир…»
В холода Дюйшен на руках и на спине переносил детей вброд через ледяную речку. Богатые люди, проезжавшие в такие моменты мимо в лисьих малахаях и овчинных шубах, презрительно посмеивались над ним.
Зимой, в ночь возвращения учителя из волости, куда он ходил на три дня каждый месяц, тётка выгоняет Алтынай к дальним родственникам — старикам Сайкал и Картанбаю. У них в то время и жил Дюйшен.
Среди ночи раздаётся «гнусавый, утробный вой». Волк! И не один. Старик Картанбай понял, что волки кого-то окружают — человека или лошадь. В этот момент в дверях появляется Дюйшен. Алтынай плачет за печкой от счастья, что учитель вернулся живой.
Весной учитель вместе с Алтынай сажают на бугре две «молоденькие сизоствольные топольки». Дюйшен верит, что будущее девочки в учении, и хочет отправить её в город. Алтынай с восхищением смотрит на него: «горячей волной поднялось в моей груди новое, незнакомое чувство из неведомого ещё мне мира».
Вскоре в школу является тётка с краснорожим человеком, который недавно появлялся в их доме. Краснорожий и ещё двое всадников избивают Дюйшена, защищавшего девочку, и силой увозят Алтынай. Тётка отдала её во вторые жены. Ночью краснорожий насилует Алтынай. Утром перед юртой появляется перебинтованный Дюйшен с милиционерами, и насильника арестовывают.
Через два дня Дюйшен везёт Алтынай на станцию — она будет учиться в ташкентском интернате. Уже отходящему поезду учитель, с полными глазами слёз, кричит «Алтынай!», будто забыл сказать что-то важное.
В городе Алтынай учится на рабфаке, потом — в Москве в институте. В письме она признаётся Дюйшену, что любит его и ждёт. На этом обрывается их переписка: «я думаю, что отказал он мне и себе потому, что не хотел мешать мне учиться».
Начинается война. Алтынай узнаёт, что Дюйшен ушёл в армию. Больше о нём нет вестей.
Уже после войны она едет в поезде по Сибири. В окне Алтынай видит в стрелочнике Дюйшена и срывает стоп-кран. Но женщина обозналась. Люди из поезда думают, что ей привиделся погибший на войне муж или брат и сочувствуют Алтынай.
Проходят годы. Алтынай выходит замуж за хорошего человека: «У нас дети, семья, живём мы дружно. Я теперь доктор философских наук».
Она пишет художнику о произошедшем в аиле: «…не мне надо было оказывать всяческие почести, не мне надо было сидеть на почётном месте при открытии новой школы. Такое право имел прежде всего наш первый учитель… — старый Дюйшен… я хочу поехать в Куркуреу и предложить там людям назвать новую школу-интернат „школой Дюйшена“».
Под впечатлением от истории Алтынай художник думает над ещё не написанной картиной: «…мои современники, как сделать, чтобы мой замысел не просто дошёл до вас, а стал бы нашим общим творением?» Он выбирает, какой из рассказанных академиком эпизодов изобразить на своём полотне.
Творчество киргизского писателя Ч. Т. Айтматова полюбилось русским читателям. Оно несет в себе, то высокое духовное лирическое наполнение, которого часто не хватает в современной литературе. Его произведения заставляют с любовью и душевной чувственностью смотреть на окружающий мир, воспринимать ту красоту, которой он насыщен.
Повесть « Первый учитель» обращает на себя повышенный интерес современных критиков — очень часто ее воспринимают как литературную пропаганду. К сожалению, это самое распространенное заблуждение, касающееся множества советских литературных произведений.
Автор воспевает в первую очередь сильную человеческую личность, а не систему, в которой он живет. Главный герой повести, учитель Дюйшен человек своего времени, свершающий ежедневные подвиги ради процветания государства и общества.
Молодой учитель Дюйшен отправляется в отдаленный киргизский аул, чтобы учить там местных детей. За неимением средств, жители поселка переоборудовали под школу старую местную конюшню, где и происходил процесс обучения. Маленькие ученики обездоленные дети, которые воспитывались так, что главный труд для них заключался в сельскохозяйственной работе, но никак не в учебе.
Среди них маленькая сирота Алтынай, которая после смерти своих родителей вынуждена была жить в семье своего дяди. Девочка не знала доброго отношения к себе родные заставляли ее работать на земле, всячески препятствовали тому, чтобы она посещала школу.
Через некоторое время родные продали ее богатому человеку в жены, однако благодаря вмешательству учителя, который обратился в правоохранительные органы, Алтынай удалось спасти. Дюйшен отправил девочку в детский дом, где она смогла продолжить учебу и благодаря этому смогла достичь высоких жизненных успехов.
Несмотря на то, что повесть занимает два листа, автор сумел изложить в ней и варварские жизненные устои общества, и силу духа человека, который нашел в себе мужество вмешаться в процесс фактически уничтожения другого человека. Учитель Дюйшен это борец за справедливость, строитель нового цивилизованного мира, которые исповедует нормы гуманности, доброты и честности.
Поступок и характер учителя Дюйшена
Героический поступок Дюйшена заставляет жителей аила задуматься о том, насколько правильно они живут и не устарели ли их общественные нормы. Постепенно Дюйшен приобретает все больше приверженцев своих идей, люди соглашаются с тем, что надо что-то менять в своей жизни.
Дюйшен становится своеобразным мостом, по которому люди переходят от мрачного варварского прошлого в светлое, свободное будущее, где независимость человеческой личности наивысшая ценность.
Айтамтов сумел создать образ настоящего коммуниста, который смело воплощает в жизнь идеи социалистического строя, как неотъемлемую часть культурного преображения.
Чингиз Айтматов
Первый учитель
Я открываю настежь окна. В комнату вливается поток свежего воздуха. В яснеющем голубоватом сумраке я всматриваюсь в этюды и наброски начатой мною картины. Их много, я много раз начинал все заново. Но о картине в целом судить пока рано. Я не нашел еще своего главного, того, что приходит вдруг так неотвратимо, с такой нарастающей ясностью и необъяснимым, неуловимым звучанием в душе, как эти ранние летние зори. Я хожу в предрассветной тиши и все думаю, думаю, думаю. И так каждый раз. И каждый раз я убеждаюсь в том, что моя картина — еще только замысел.
Это не прихоть. Я не могу поступить иначе, потому что чувствую — мне одному это не по плечу. История, всколыхнувшая мне душу, история, побудившая меня взяться за кисть, кажется мне настолько огромной, что я один не могу ее объять. Я боюсь не донести, я боюсь расплескать полную чашу. Я хочу, чтобы люди помогли мне советом, подсказали решение, чтобы они хотя бы мысленно стали со мной рядом у мольберта, чтобы они волновались вместе со мной.
Не пожалейте жара своих сердец, подойдите поближе, я обязан рассказать эту историю…
Наш аил Куркуреу расположен в предгорьях на широком плато, куда сбегаются из многих ущелий шумливые горные речки. Пониже аила раскинулась Желтая долина, огромная казахская степь, окаймленная отрогами Черных гор да темной черточкой железной дороги, уходящей за горизонт на запад через равнину.
А над аилом на бугре стоят два больших тополя. Я помню их с тех пор, как помню себя. С какой стороны ни подъедешь к нашему Куркуреу, прежде всего увидишь эти два тополя, они всегда на виду, точно маяки на горе. Даже и не знаю, чем объяснить, — то ли потому, что впечатления детских лет особенно дороги человеку, то ли это связано с моей профессией художника, — но каждый раз, когда я, сойдя с поезда, еду через степь к себе в аил, я первым долгом издали ищу глазами родные мои тополя.
Как бы высоки они ни были, вряд ли так уж сразу можно увидеть их на таком расстоянии, но для меня они всегда ощутимы, всегда видны.
Сколько раз мне приходилось возвращаться в Куркуреу из дальних краев, и всегда с щемящей тоской я думал: «Скоро ли увижу их, тополей-близнецов? Скорей бы приехать в аил, скорей на бугорок к тополям. А потом стоять под деревьями и долго, до упоения слушать шум листвы».
В нашем аиле сколько угодно всяких деревьев, но эти тополя особенные — у них свой особый язык и, должно быть, своя особая, певучая душа. Когда ни придешь сюда, днем ли, ночью ли, они раскачиваются, перехлестываясь ветвями и листьями, шумят неумолчно на разные лады. То кажется, будто тихая волна прилива плещется о песок, то пробежит по ветвям, словно незримый огонек, страстный горячий шепот, то вдруг, на мгновенье затихнув, тополя разом, всей взбудораженной листвой шумно вздохнут, будто тоскуя о ком-то. А когда набегает грозовая туча и буря, заламывая ветви, обрывает листву, тополя, упруго раскачиваясь, гудят, как бушующее пламя.
Позже, много лет спустя, я понял тайну двух тополей. Они стоят на возвышенности, открытой всем ветрам, и отзываются на малейшее движение воздуха, каждый листик чутко улавливает легчайшее дуновение.
Но открытие этой простой истины вовсе не разочаровало меня, не лишило того детского восприятия, которое я сохраняю по сей день. И по сей день эти два тополя на бугре кажутся мне необыкновенными, живыми. Там, подле них, осталось мое детство, как осколок зеленого волшебного стеклышка…
В последний день учебы, перед началом летних каникул, мы, мальчишки, мчались сюда разорять птичьи гнезда. Всякий раз, когда мы с гиканьем и свистом взбегали на бугор, тополя-великаны, покачиваясь из стороны в сторону, вроде бы приветствовали нас своей прохладной тенью и ласковым шелестом листьев. А мы, босоногие сорванцы, подсаживая друг друга, карабкались вверх по сучьям и веткам, поднимая переполох в птичьем царстве. Стаи встревоженных птиц с криком носились над нами. Но нам все было нипочем, куда там! Мы взбирались все выше и выше — а ну, кто смелее и ловчее! — и вдруг с огромной высоты, с высоты птичьего полета, точно бы по волшебству, открывался перед нами дивный мир простора и света.
Нас поражало величие земли. Затаив дыхание, мы замирали каждый на своей ветке и забывали о гнездах и птицах. Колхозная конюшня, которую мы считали самым большим зданием на свете, отсюда казалась нам обыкновенным сарайчиком. А за аилом терялась в смутном мареве распростертая целинная степь. Мы всматривались в ее сизые дали насколько хватал глаз и видели еще много-много земель, о которых прежде не подозревали, видели реки, о которых прежде не ведали. Реки серебрились на горизонте тоненькими ниточками. Мы думали, притаившись на ветках: это ли край света или дальше есть такое же небо, такие же тучи, степи и реки? Мы слушали, притаившись на ветках, неземные звуки ветров, а листья в ответ им дружно нашептывали о заманчивых, загадочных краях, что скрывались за сизыми далями.
Я слушал шум тополей, и сердце у меня колотилось от страха и радости, и под этот неумолчный шелест я силился представить себе те далекие дали. Лишь об одном, оказывается, я не думал в ту пору: кто посадил здесь эти деревья? О чем мечтал, о чем говорил этот неизвестный, опуская в землю корни деревцев, с какой надеждой растил он их здесь, на взгорье?
Этот бугор, где стояли тополя, у нас почему-то называли «школой Дюйшена». Помню, если случалось кому искать пропавшую лошадь и человек обращался к встречному: «Слушай, не видел ты моего гнедого?» — ему чаще всего отвечали: «Вон наверху, возле школы Дюйшена, паслись ночью кони, сходи, может, и своего там найдешь». Подражая взрослым, мы, мальчишки, не задумываясь, повторяли: «Айда, ребята, в школу Дюйшена, на тополя, воробьев разгонять!»
Рассказывали, что когда-то на этом бугре была школа. Мы и следа ее не застали. В детстве я не раз пытался найти хотя бы развалины, бродил, искал, но ничего не обнаружил. Потом мне стало казаться странным, что голый бугор называют «школой Дюйшена», и я как-то спросил у стариков, кто он такой, этот Дюйшен. Один из них небрежно махнул рукой: «Кто такой Дюйшен! Да тот самый, что и сейчас тут живет, из рода Хромой овцы. Давно это было, Дюйшен в ту пору комсомольцем был. На бугре том стоял чей-то заброшенный сарай. А Дюйшен там школу открыл, детей учил. Да разве же то школа была — название одно! Ох, и интересные же времена были! Тогда кто мог схватиться за гриву коня и вдеть ногу в стремя, тот сам себе начальник. Так и Дюйшен. Что взбрело ему в голову, то и сделал. А теперь и камешка не найдешь от того сарайчика, одна польза, что название осталось…»
Я мало знал Дюйшена. Помнится, это был пожилой уже человек, высокий, угловатый, с нависшими орлиными бровями. Его двор был по ту сторону реки, на улице второй бригады. Когда я еще жил в аиле, Дюйшен работал колхозным мирабом и вечно пропадал на полях. Изредка он проезжал по нашей улице, подвязав к седлу большой кетмень, и конь его был похож чем-то на хозяина — такой же костлявый, тонконогий. А потом Дюйшен постарел, и говорили, что он стал возить почту. Но это к слову. Дело в другом. В моем тогдашнем понятии комсомолец — это горячий на работу и на слово джигит, самый боевой из всех в аиле, который и на собрании выступит, и в газете о лодырях и расхитителях напишет. И я никак не мог себе представить, что этот бородатый смирный человек был когда-то комсомольцем, да к тому же, что самое удивительное, учил детей, будучи сам малограмотным. Нет, не укладывалось такое у меня в голове! Откровенно говоря, я считал, что это одна из многочисленных сказок, которые бытуют в нашем аиле. Но все оказалось совсем не так…
Прошлой осенью я получил из аила телеграмму. Земляки приглашали меня на торжественное открытие новой школы, которую колхоз построил своими силами. Я сразу решил — ехать. Не мог же я в такой радостный день для нашего аила усидеть дома! Я выехал даже на несколько дней раньше. Поброжу, думал, погляжу, сделаю новые зарисовки. Из приглашенных ждали, оказывается, и академика Сулайманову. Мне сказали, что она пробудет здесь день-два и отсюда поедет в Москву.
Учительница. Художник: Ростислав Слетов
Учитель называется этим именем
по участию в деле истинного Учителя.
Блаженный Иероним Стридонский
Человек с самого рождения и до конца своей земной жизни постоянно обучается, познает и развивается. И очень важно, чтобы на жизненном пути ему встретились хорошие люди, хорошие учителя.
Моим первым учителем была Александра Константиновна – прекрасный педагог и воспитатель. Это был светлый учитель, она любила чистоту, порядок, справедливость и дисциплину. Конечно же, как и у всякого преподавателя младших классов, у Александры Константиновны был ненормированный рабочий день, огромная ответственность и постоянное нервное напряжение. И когда она с нами физически и морально уставала, то своеобразным способом эту усталость снимала. Во время урока она обращалась к нам со словами: «Класс, встать. Песню запевай». Мы дружно вставали и пели. Очень любила песню «Родительский дом» и другие песни из репертуара Льва Лещенко. И если кто-то, проходя по школьному коридору, слышал, что во время уроков наш класс поет, говорили: «Сегодня Александра Константиновна не в духе». Ее считали строгой учительницей, но не я. Потому что дома у меня был не менее строгий отец.
И я все думал: а если встретятся Александра Константиновна и мой отец, кто победит в строгости? И они однажды встретились. Победило смирение и юмор. Это было на выпускном вечере – после окончания третьего класса был прощальный вечер. Пришли школьники со своими родителями и я со своим отцом. Обычно на родительские собрания ходила мама, а тут вышло исключение. Ребята читали стихи, родители дарили цветы и благодарили нашего первого учителя. Но вдруг праздничный вечер омрачился недовольным выступлением мамы моей одноклассницы. Она обратилась к учителю со словами: «Мы все благодарны вам, но моей дочери вы поставили итоговую оценку четыре, хотя она заслуживает пятерку». На что Александра Константиновна ответила: «Эта оценка никуда не идет, вся жизнь впереди, впредь будьте внимательнее, и все будет отлично». Но мама не успокаивалась и, уже повысив тон, требовала исправить оценку. В этот спор вмешались другие родители – праздничное настроение улетучивалось. Но тут неожиданно встал мой отец и громко произнес: «Я тоже недоволен оценкой моего сына». Все замолчали, и в этой тишине тихо произнесла Александра Константиновна: «И вы тоже, Владимир Георгиевич?» – «Да, я тоже. Я проверил своего сына, и у него максимальная оценка – тройка, а вы ему поставили четыре». Вздох облегчения пронесся по всему классу, и праздничный вечер благополучно завершился.
Вздох облегчения пронесся по всему классу, и праздничный вечер благополучно завершился
И еще долгие годы отец говорил, что я «еду на багаже», данном мне Александрой Константиновной, и ничего к нему не прибавляю. После окончания школы, института и аспирантуры я решил навестить своего первого учителя. Нашел друга-одноклассника, и вместе мы пришли домой к Александре Константиновне, которая была уже на пенсии. Вспоминали годы учебы, рассказывали о своих успехах, чем очень обрадовали своего учителя. В тот день у нее было очень радостное лицо, а улыбку и добрые глаза помню до сих пор.
Учась в школе, мы занимались спортивной борьбой, с удовольствием ходили на тренировки, после них подолгу беседовали. Наш тренер говорил, что не все из нас будут чемпионами, но главное – быть здоровыми, стойкими, смелыми, самоотверженными и дружными. Некоторые из ребят ленились на тренировках и на вопрос тренера:
«Почему не выкладываетесь полностью?» – отвечали: «Болит рука или спина». На что тренер сказал: «Если болит рука, тренируй ноги, если болит нога, тренируй шею, если все болит, но здоров один лишь палец, тренируй этот палец». То есть учил нас не падать духом, уметь терпеть боль, держать удар, никогда не сдаваться – не только на соревнованиях, но и в жизни, что очень пригодилось и в духовной борьбе.
Тренер учил нас не падать духом, уметь терпеть боль, держать удар, никогда не сдаваться
Прошли годы, и когда я осознанно стал читать псалмы Царя Давида, обратил внимание на эти строки:
«Благословен Господь Бог мой, укрепляющий руки мои для битвы, персты (пальцы) мои – для сражения» (Пс. 143, 1).
По толкованию Евфимия Зигабена:
«Под перстами праведника можешь понимать действия его, не исключая и самых малых, которыми он поражает диавола».
Учили честно идти к своей цели и никогда не оставлять друга в беде. И таким был мой друг, занимавшийся с нами борьбой, Алексей Цепцура – настоящий герой, пожертвовавший собой ради ближних. После окончания школы наши пути разошлись, мы выбрали профессии своих отцов: он стал пожарным, а я – врачом. Вот как описывает саратовская газета подвиг Алексея:
«Начальник караула пожарной части Алексей Цепцура погиб 10 декабря 2006 года при тушении Ледового Дворца спорта. Он вывел из пылающего здания 200 ребятишек, а потом вместе с экипажем работал в самом пекле: заливал горящий подвал. Дважды он поднимался менять баллоны с воздухом, а когда спустился к эпицентру возгорания в третий раз, ему стало плохо. Через два часа он умер».
Царствие Небесное брату нашему Алексию.
В советской школе не было уроков основ религиоведения, но удивительным образом Господь посылал хороших людей
Конечно, в советской школе не было уроков основ православной культуры и религиоведения, но удивительным образом Господь посылал хороших людей. Таким учителем для меня была раба Божия Елена, гречанка родом из Цалки. Она впервые рассказала мне о земной жизни Иисуса Христа, о молитве и посте. Воистину, чудны дела Твои, Господи! Кто бы мог подумать, что в далеком 1986-м году, в городе Саратове, все это объясняли школьнику, который станет епископом Цалки. Вся наша жизнь – это удивление. Удивляемся Промыслу Божию, как «Вся премудростию сотворил еси» (Пс. 103, 24). Ведь «все дела Божии удивительны, достойны изумления и исполнены премудрости»[1].
Оглядываясь назад, благодарю своих учителей за то, что все они, воспитывая, обучая, тренируя, наставляя и благословляя нас, желали нам счастья. А разве можно быть счастливым человеком без благодарности и благодарным – без счастья?
«Благодарность – это самое сердце счастья; вычтите из счастья благодарность, и что останется? – всего-навсего благоприятные обстоятельства, не более того»[2].
Будем от всего сердца благодарить своих учителей, которые научили нас читать и писать, познавать видимый мир, и милостивый Господь пошлет нам учителей, которые научат нас молиться, верить и любить, познавать себя и мир духовный. Благодаря нашим учителям мы благодарим Самого главного Учителя (Мф. 23, 8), Который учит нас всему доброму, светлому и святому, без чего невозможно быть счастливым человеком ни в этом мире, ни в ином.
Благодаря нашим учителям мы благодарим Самого главного Учителя
Некоторые христиане сетуют на то, что в наше сложное время оскудения духовных дарований уже нет великих учителей молитвы, покаяния и любви. Но если мы будем благодарны Богу и «верны в малом» (Лк. 16, 10) за учителей земной науки, то любящий Господь явит нам учителей Небесной науки, чтобы научиться и подготовить себя к истинному счастью и радости бесконечной в месте светлом, блаженном и отрадном, где святые вселенские учителя и их верные ученики благодарят и славят Пресвятую Троицу ныне и присно и во веки веков. Аминь.