Первый снег рассказ паустовского читать

Шрифт:

100%

+

Собрание чудес

У каждого, даже самого серьёзного человека, не говоря, конечно, о мальчишках, есть своя тайная и немного смешная мечта. Была такая мечта и у меня – обязательно попасть на Боровое озеро.

От деревни, где я жил в то лето, до озера было всего двадцать километров. Все отговаривали меня идти – и дорога скучная, и озеро как озеро, кругом только лес, сухие болота да брусника. Картина известная!

– Чего ты туда рвёшься, на этот озер? – сердился огородный сторож Семён. – Чего не видал? Народ какой пошёл суетливый, хваткий, господи! Всё ему, видишь ли, надо своей рукой цопнуть, своим глазом высмотреть! А что ты там высмотришь? Один водоём. И более ничего!

– А ты там был?

– А на кой он мне сдался, этот озер! У меня других дел нету, что ли? Вот они где сидят, все мои дела! – Семён постучал кулаком по своей коричневой шее. – На загорбке!

Но я всё-таки пошёл на озеро. Со мной увязались двое деревенских мальчишек – Лёнька и Ваня. Не успели мы выйти за околицу, как тотчас обнаружилась полная враждебность характеров Лёньки и Вани. Лёнька всё, что видел вокруг, прикидывал на рубли.

– Вот, глядите, – говорил он мне своим гугнивым голосом, – гусак идёт. На сколько он, по-вашему, тянет?

– Откуда я знаю!

– Рублей на сто, пожалуй, тянет, – мечтательно говорил Лёнька и тут же спрашивал: – А вот эта сосна на сколько потянет? Рублей на двести? Или на все триста?

– Счетовод! – презрительно заметил Ваня и шмыгнул носом. – У самого мозги на гривенник тянут, а ко всему приценивается. Глаза бы мои на него не глядели!

После этого Лёнька и Ваня остановились, и я услышал хорошо знакомый разговор – предвестник драки. Он состоял, как это и принято, только из одних вопросов и восклицаний.

– Это чьи ж мозги на гривенник тянут? Мои?

– Небось не мои!

– Ты смотри!

– Сам смотри!

– Не хватай! Не для тебя картуз шили!

– Ох, как бы я тебя не толканул по-своему!

– А ты не пугай! В нос мне не тычь!

Схватка была короткая, но решительная.

Лёнька подобрал картуз, сплюнул и пошёл, обиженный, обратно в деревню.

Я начал стыдить Ваню.

– Это конечно! – сказал, смутившись, Ваня. – Я сгоряча подрался. С ним все дерутся, с Лёнькой. Скучный он какой-то! Ему дай волю, он на всё цены навешает, как в сельпо. На каждый колосок. И непременно сведёт весь лес, порубит на дрова. А я больше всего на свете боюсь, когда сводят лес. Страсть как боюсь!

– Это почему же?

– От лесов кислород. Порубят леса, кислород сделается жидкий, проховый. И земле уже будет не под силу его притягивать, подле себя держать. Улетит он во-он куда! – Ваня показал на свежее утреннее небо. – Нечем будет человеку дышать. Лесничий мне объяснял.

Мы поднялись по изволоку и вошли в дубовый перелесок. Тотчас нас начали заедать рыжие муравьи. Они облепили ноги и сыпались с веток за шиворот. Десятки муравьиных дорог, посыпанных песком, тянулись между дубами и можжевельником. Иногда такая дорога проходила, как по туннелю, под узловатыми корнями дуба и снова поднималась на поверхность. Муравьиное движение на этих дорогах шло непрерывно. В одну сторону муравьи бежали порожняком, а возвращались с товаром: белыми зёрнышками, сухими лапками жуков, мёртвыми осами и мохнатой гусеницей.

– Суета! – сказал Ваня. – Как в Москве. В этот лес один старик приезжает из Москвы за муравьиными яйцами. Каждый год. Мешками увозит. Это самый птичий корм. И рыбу на них хорошо ловить. Крючочек нужно махонький-махонький!

За дубовым перелеском, на опушке, у края сыпучей песчаной дороги стоял покосившийся крест с чёрной жестяной иконкой. По кресту ползли красные, в белую крапинку божьи коровки. Тихий ветер дул в лицо с овсяных полей. Овсы шелестели, гнулись, по ним бежала седая волна.

За овсяным полем мы прошли через деревню Полково. Я давно заметил, что почти все полковские крестьяне отличаются от окрестных жителей высоким ростом.

– Статный народ в Полкове! – говорили с завистью наши, заборьевские. – Гренадеры! Барабанщики!

В Полкове мы зашли передохнуть в избу к Василию Лялину, высокому красивому старику с пегой бородой. Седые клочья торчали в беспорядке в его чёрных косматых волосах.

Когда мы входили в избу к Лялину, он закричал:

– Голову пригните! Голову! Все у меня лоб о притолоку расшибают! Больно в Полково высокий народ, а недогадливы – избы ставят по низкому росту.

За разговором с Лялиным я наконец узнал, почему полковские крестьяне такие высокие.

– История! – сказал Лялин. – Ты думаешь, мы зря вымахали в вышину? Зря даже кузька-жучок не живёт. Тоже имеет своё значение.

Ваня засмеялся.

– Ты смеяться погоди! – строго заметил Лялин. – Ещё мало учён, чтобы смеяться. Ты слушай. Был в России такой дуроломный царь – император Павел? Или не был?

– Был, – сказал Ваня. – Мы учили.

– Был, да сплыл. А делов понаделал таких, что до сих пор нам икается. Свирепый был господин. Солдат на параде не в ту сторону глаза скосил – он сейчас распаляется и начинает греметь: «В Сибирь! На каторгу! Триста шомполов!» Вот какой был царь! Ну и вышло такое дело – полк гренадерский ему не угодил. Он и кричит: «Шагом марш в указанном направлении за тыщу вёрст. Походом! А через тыщу вёрст стать на вечный постой!» И показывает перстом направление. Ну, полк, конечно, поворотился и зашагал. Что сделаешь! Шагали-шагали три месяца и дошагали до этого места. Кругом лес непролазный. Одна дебрь. Остановились, стали избы рубить, глину мять, класть печи, рыть колодцы. Построили деревню и прозвали её Полково, в знак того, что целый полк её строил и в ней обитал. Потом, конечно, пришло освобождение, да солдаты прижились к этой местности и, почитай, все здесь и остались. Местность, сам видишь, благодатная. Были те солдаты – гренадеры и великаны – наши пращуры. От них и наш рост. Ежели не веришь, езжай в город, в музей. Там тебе бумаги покажут. В них всё прописано. И ты подумай: ещё бы две версты им прошагать – и вышли бы к реке, там и стали постоем. Так нет, не посмели ослушаться приказа, точно остановились. Народ до сих пор удивляется. «Чего это вы, – говорят, – полковские, впёрлись в лес? Не было вам, что ли, места у реки? Страшенные, – говорят, – верзилы, а догадки в башке, видать, маловато». Ну, объяснишь им, как было дело, тогда соглашаются. «Против приказа, – говорят, – не попрёшь! Это факт!»

Василий Лялин вызвался проводить нас до леса, показать тропу на Боровое озеро. Сначала мы прошли через песчаное поле, заросшее бессмертником и полынью. Потом выбежали нам навстречу заросли молоденьких сосен. Сосновый лес встретил нас после горячих полей тишиной и прохладой. Высоко в солнечных косых лучах перепархивали, будто загораясь, синие сойки. Чистые лужи стояли на заросшей дороге, и через синие эти лужи проплывали облака. Запахло земляникой, нагретыми пнями. Заблестели на листьях орешника капли не то росы, не то вчерашнего дождя. Гулко падали шишки.

– Великий лес!.. – вздохнул Лялин. – Ветер задует, и загудят эти сосны, как колокола.

Потом сосны сменились берёзами, и за ними блеснула вода.

– Боровое? – спросил я.

– Нет. До Борового ещё шагать и шагать. Это Ларино озерцо. Пойдём, поглядишь в воду, засмотришься.

Вода в Ларином озерце была глубокая и прозрачная до самого дна. Только у берега она чуть вздрагивала – там из-под мхов вливался в озерцо родник. На дне лежало несколько тёмных больших стволов. Они поблёскивали слабым и тёмным огнём, когда до них добиралось солнце.

– Чёрный дуб, – сказал Лалин. – Морёный, вековой. Мы один вытащили, только работать с ним трудно. Пилы ломает. Но уж ежели сделаешь вещь – скалку или, скажем, коромысло, – так навек! Тяжёлое дерево, в воде тонет.

Солнце блестело в тёмной воде. Под ней лежали древние дубы, будто отлитые из чёрной стали. А над водой, отражаясь в ней жёлтыми и лиловыми лепестками, летали бабочки.

Лялин вывел нас на глухую дорогу.

– Прямо ступайте, – показал он, – покамест не упрётесь в мшары, в сухое болото. А по мшарам пойдёт тропка до самого озера. Только сторожко идите – там колков много.

Он попрощался и ушёл. Мы пошли с Ваней по лесной дороге. Лес делался всё выше, таинственней и темнее. На соснах застыла ручьями золотая смола.

Сначала были ещё видны колеи, давным-давно поросшие травой, но потом они исчезли, и розовый вереск закрыл всю дорогу сухим весёлым ковром.

Дорога привела нас к невысокому обрыву. Под ним расстилались мшары – густое и прогретое до корней берёзовое и осиновое мелколесье. Деревца тянулись из глубокого мха. По мху то тут, то там были разбросаны мелкие жёлтые цветы и валялись сухие ветки с белыми лишаями.

Через мшары вела узкая тропа. Она обходила высокие кочки. В конце тропы чёрной синевой светилась вода – Боровое озеро.

Мы осторожно пошли по мшарам. Из-под мха торчали острые, как копья, колки́ – остатки берёзовых и осиновых стволов. Начались заросли брусники. Одна щёчка у каждой ягоды – та, что повёрнута к югу, – была совсем красная, а другая только начинала розоветь. Тяжёлый глухарь выскочил из-за кочки и побежал в мелколесье, ломая сушняк.

Мы вышли к озеру. Трава выше пояса стояла по его берегам. Вода поплёскивала в корнях старых деревьев. Из-под корней выскочил дикий утёнок и с отчаянным писком побежал по воде.

Вода в Боровом была чёрная, чистая. Острова белых лилий цвели на воде и приторно пахли. Ударила рыба, и лилии закачались.

– Вот благодать! – сказал Ваня. – Давайте будем здесь жить, пока не кончатся наши сухари.

Я согласился.

Мы пробыли на озере два дня. Мы видели закаты и сумерки и путаницу растений, возникавшую перед нами в свете костра. Мы слышали крики диких гусей и звуки ночного дождя. Он шёл недолго, около часа, и тихо позванивал по озеру, будто протягивал между чёрным небом и водой тонкие, как паутина, дрожащие струнки.

Вот и всё, что я хотел рассказать. Но с тех пор я никому не поверю, что есть на нашей земле места скучные и не дающие никакой пищи ни глазу, ни слуху, ни воображению, ни человеческой мысли.

Только так, исследуя какой-нибудь клочок нашей страны, можно понять, как она хороша и как мы сердцем привязаны к каждой её тропинке, роднику и даже к робкому попискиванию лесной пичуги.

Подарок

Каждый раз, когда приближалась осень, начинались разговоры о том, что многое в природе устроено не так, как нам бы хотелось. Зима у нас длинная, затяжная, лето гораздо короче зимы, а осень проходит мгновенно и оставляет впечатление промелькнувшей за окном золотой птицы.

Разговоры наши любил слушать внук лесника Ваня Малявин, мальчик лет пятнадцати. Он часто приходил к нам в деревню из дедовской сторожки с Урженского озера и приносил то кошёлку белых грибов, то решето брусники, а то прибегал просто так – погостить у нас, послушать разговоры и почитать журнал «Вокруг света».

Толстые переплетённые тома этого журнала валялись в чулане вместе с вёслами, фонарями и старым ульем. Улей был выкрашен белой клеевой краской. Она отваливалась от сухого дерева большими кусками, и дерево под краской пахло старым воском.

Однажды Ваня принёс маленькую, выкопанную с корнем берёзу. Корни он обложил сырым мхом и обернул рогожей.

– Это вам, – сказал он и покраснел. – Подарок. Посадите её в деревянную кадку и поставьте в тёплой комнате – она всю зиму будет зелёная.

– Зачем ты её выкопал, чудак? – спросил Рувим.

– Вы же говорили, что вам жалко лета, – ответил Ваня. – Дед меня и надоумил. «Сбегай, – говорит, – на прошлогоднюю гарь, там берёзы-двухлетки растут, как трава, – проходу от них нет никакого. Выкопай и отнеси Руму Исаевичу (так дед называл Рувима). Он о лете беспокоится, вот и будет ему на студёную зиму летняя память. Оно, конечно, весело поглядеть на зелёный лист, когда на дворе снег валит, как из мешка».

– Я не только о лете, я ещё больше об осени жалею, – сказал Рувим и потрогал тоненькие листья берёзы.

Мы принесли из сарая ящик, насыпали его доверху землёй и пересадили в него маленькую берёзу. Ящик поставили в самой светлой и тёплой комнате у окна, и через день опустившиеся ветки берёзы поднялись, вся она повеселела, и даже листья у неё уже шумели, когда сквозной ветер врывался в комнату и в сердцах хлопал дверью.

В саду уже поселилась осень, но листья нашей берёзы оставались зелёными и живыми. Горели тёмным пурпуром клёны, порозовел бересклет, ссыхался дикий виноград на беседке. Даже кое-где на берёзах в саду появились жёлтые пряди, как первая седина у нестарого человека. Но берёза в комнате, казалось, всё молодела. Мы не замечали у неё никаких признаков увядания.

Как-то ночью пришёл первый заморозок. Он надышал холодом на стёкла в доме, и они запотели; посы́пал зернистым инеем крыши, захрустел под ногами. Одни только звёзды как будто обрадовались первому морозу и сверкали гораздо ярче, чем в тёплые летние ночи. В эту ночь я проснулся от протяжного и приятного звука – пастуший рожок пел в темноте. За окнами едва заметно голубела заря.

Я оделся и вышел в сад. Резкий воздух обмыл лицо холодной водой – сон сразу прошёл. Разгорался рассвет. Синева на востоке сменилась багровой мглой, похожей на дым пожара. Мгла эта светлела, делалась всё прозрачнее, сквозь неё уже были видны далёкие и нежные страны золотых и розовых облаков.

Ветра не было, но в саду всё падали и падали листья.

Берёзы за одну эту ночь пожелтели до самых верхушек, и листья осыпались с них частым и печальным дождём.

Я вернулся в комнаты; в них было тепло, сонно. В бледном свете зари стояла в кадке маленькая берёза, и я вдруг заметил – почти вся она за эту ночь пожелтела, и несколько лимонных листьев уже лежало на полу.

Комнатная теплота не спасла берёзу. Через день она облетела вся, как будто не хотела отставать от своих взрослых подруг, осыпа́вшихся в холодных лесах, рощах, на сырых по осени просторных полянах.

Ваня Малявин, Рувим и все мы были огорчены. Мы уже свыклись с мыслью, что в зимние снежные дни берёза будет зеленеть в комнатах, освещённых белым солнцем и багровым пламенем весёлых печей. Последняя память о лете исчезла.

Знакомый лесничий усмехнулся, когда мы рассказали ему о своей попытке спасти зелёную листву на берёзе.

– Это закон, – сказал он. – Закон природы. Если бы деревья не сбрасывали на зиму листья, они бы погибали от многих вещей: и от тяжести снега, который нарастал бы на листьях и ломал самые толстые ветки, и от того, что к осени в листве накапливалось бы много вредных для дерева солей, и, наконец, от того, что листья продолжали бы и среди зимы испарять влагу, а мёрзлая земля не давала бы её корням дерева, и дерево неизбежно погибло бы от зимней засухи, от жажды.

А дед Митрий, по прозвищу Десять процентов, узнав об этой маленькой истории с берёзой, истолковал её по-своему.

– Ты, милок, – сказал он Рувиму, – поживи с моё, тогда и спорь. А то ты со мной всё споришь, а видать, что умом пораскинуть у тебя ещё времени не хватило. Нам, старым, думать способнее, у нас заботы мало – вот и прикидываем, что к чему на земле притёсано и какое имеет объяснение. Взять, скажем, эту берёзу. Ты мне про лесничего не говори, я наперёд знаю всё, что он скажет. Лесничий мужик хитрый, он когда в Москве жил, так, говорят, на электрическом току пищу себе готовил. Может это быть или нет?

– Может, – ответил Рувим.

– «Может, может»! – передразнил его дед. – А ты этот электрический ток видал? Как же ты его видал, когда он видимости не имеет, вроде как воздух? Ты про берёзу слушай. Промеж людей есть дружба или нет? То-то, что есть. А люди заносятся. Думают, что дружба им одним дадена, чванятся перед всяким живым существом. А дружба – она, брат, кругом, куда ни глянешь. Уж что говорить – корова с коровой дружит и зяблик с зябликом. Убей журавля, так журавлиха исчахнет, исплачется, места себе не найдёт. И у всякой травы и дерева тоже, надо быть, дружба иногда бывает. Как же твоей берёзе не облететь, когда все её товарки в лесах облетели? Какими глазами она весной на них взглянет, что скажет, когда они зимой исстрадались, а она грелась у печки, в тепле, да в сытости, да в чистоте? Тоже совесть надо иметь.

– Ну, это ты, дед, загнул, – сказал Рувим. – С тобой не столкуешься.

Дед захихикал.

– Ослаб? – спросил он язвительно. – Сдаёшься? Ты со мной не заводись – бесполезное дело.

Дед ушёл, постукивая палкой, очень довольный, уверенный в том, что победил в этом споре нас всех и заодно с нами и лесничего.

Берёзу мы высадили в сад, под забор, а её жёлтые листья собрали и засушили между страниц «Вокруг света».

Прощание с летом

Несколько дней лил не переставая холодный дождь. В саду шумел мокрый ветер. В четыре часа дня мы уже зажигали керосиновые лампы, и невольно казалось, что лето окончилось навсегда и земля уходит всё дальше и дальше в глухие туманы, в неуютную темень и стужу.

Был конец ноября – самое грустное время в деревне. Кот спал весь день, свернувшись на старом кресле, и вздрагивал во сне, когда тёмная дождевая вода хлестала в окна.

Дороги размыло. По реке несло желтоватую пену, похожую на сбитый белок. Последние птицы спрятались под стрехи, и вот уже больше недели как никто нас не навещал – ни дед Митрий, ни Ваня Малявин, ни лесничий.

Лучше всего было по вечерам. Мы затапливали печи. Шумел огонь, багровые отсветы дрожали на бревенчатых стенах и на старой гравюре – портрете художника Брюллова. Откинувшись в кресле, он смотрел на нас и, казалось, так же как и мы, отложив раскрытую книгу, думал о прочитанном и прислушивался к гудению дождя по тесовой крыше.

Ярко горели лампы, и всё пел и пел свою нехитрую песню медный самовар-инвалид. Как только его вносили в комнату, в ней сразу становилось уютно – может быть, оттого, что стёкла запотевали и не было видно одинокой берёзовой ветки, день и ночь стучавшей в окно.

После чая мы садились у печки и читали. В такие вечера приятнее всего было читать очень длинные и трогательные романы Чарлза Диккенса или перелистывать тяжёлые тома журналов за старые годы.

По ночам часто плакал во сне Фунтик – маленькая рыжая такса. Приходилось вставать и закутывать его тёплой шерстяной тряпкой. Фунтик благодарил сквозь сон, осторожно лизал руку и, вздохнув, засыпал. Темнота шумела за стенами плеском дождя и ударами ветра, и страшно было подумать о тех, кого, может быть, застигла эта ненастная ночь в непроглядных лесах.

Однажды ночью я проснулся от странного ощущения. Мне показалось, что я оглох во сне. Я лежал с закрытыми глазами, долго прислушивался и наконец понял, что я не оглох, а попросту за стенами дома наступила необыкновенная тишина. Такую тишину называют «мёртвой». Умер дождь, умер ветер, умер шумливый, беспокойный сад, было только слышно, как посапывает во сне кот.

Я открыл глаза. Белый и ровный свет наполнял комнату.

Я встал и подошёл к окну – за стёклами всё было снежно и безмолвно. В туманном небе на головокружительной высоте стояла одинокая луна, и вокруг неё переливался желтоватый круг.

Когда же выпал первый снег? Я подошёл к ходикам. Было так светло, что ясно чернели стрелки. Они показывали два часа.

Я уснул в полночь. Значит, за два часа так необыкновенно изменилась земля, за два коротких часа поля, леса и сады заворожила стужа.

Через окно я увидел, как большая серая птица села на ветку клёна в саду. Ветка закачалась, с неё посыпался снег. Птица медленно поднялась и улетела, а снег всё сыпался, как стеклянный дождь, падающий с ёлки. Потом снова всё стихло.

Проснулся Рувим. Он долго смотрел за окно, вздохнул и сказал:

– Первый снег очень к лицу земле.

Земля была нарядная, похожая на застенчивую невесту.

А утром всё хрустело вокруг: подмёрзшие дороги, листья на крыльце, чёрные стебли крапивы, торчавшие из-под снега.

К чаю приплёлся в гости дед Митрий и поздравил с первопутком.

– Вот и умылась земля, – сказал он, – снеговой водой из серебряного корыта.

– Откуда ты это взял, Митрий, такие слова? – спросил Рувим.

– А нешто не верно? – усмехнулся дед. – Моя мать-покойница рассказывала, что в стародавние годы красавицы умывались первым снегом из серебряного кувшина и потому никогда не вяла их красота. Было это ещё до царя Петра, милок, когда по здешним лесам разбойники купцов разоряли.

Трудно было оставаться дома в первый зимний день.

Мы ушли на лесные озёра. Дед проводил нас до опушки. Ему тоже хотелось побывать на озёрах, но «не пущала ломота в костях».

В лесах было торжественно, светло и тихо.

День как будто дремал. С пасмурного высокого неба изредка падали одинокие снежинки. Мы осторожно дышали на них, и они превращались в чистые капли воды, потом мутнели, смерзались и скатывались на землю, как бисер.

Мы бродили по лесам до сумерек, обошли знакомые места.

Стаи снегирей сидели, нахохлившись, на засыпанных снегом рябинах.

Мы сорвали несколько гроздей схваченной морозом красной рябины – это была последняя память о лете, об осени.

На маленьком озере – оно называлось Лариным прудом – всегда плавало много ряски. Сейчас вода в озере была очень чёрная, прозрачная – вся ряска к зиме опустилась на дно.

У берегов наросла стеклянная полоска льда. Лёд был такой прозрачный, что даже вблизи его было трудно заметить. Я увидел в воде у берега стаю плотиц и бросил в них маленький камень. Камень упал на лёд, лёд зазвенел, плотицы, блеснув чешуёй, метнулись в глубину, а на льду остался белый зернистый след от удара. Только поэтому мы и догадались, что у берега уже образовался слой льда. Мы обламывали руками отдельные льдинки. Они хрустели и оставляли на пальцах смешанный запах снега и брусники.

Кое-где на полянах перелетали и жалобно попискивали птицы. Небо над головой было очень светлое, белое, а к горизонту оно густело, и цвет его напоминал свинец. Оттуда шли медленные снеговые тучи.

В лесах становилось всё сумрачнее, всё тише, и наконец пошёл густой снег. Он таял в чёрной воде озера, щекотал лицо, порошил серым дымом леса.

Зима начала хозяйничать над землёй, но мы знали, что под рыхлым снегом, если разгрести его руками, ещё можно найти свежие лесные цветы, знали, что в печах всегда будет трещать огонь, что с нами остались зимовать синицы, и зима показалась нам такой же прекрасной, как лето.

У каждого, даже самого серьезного человека, не говоря, конечно, о мальчишках, есть своя тайная и немного смешная мечта. Была такая мечта и у меня, — обязательно попасть на Боровое озеро.

От деревни, где я жил в то лето, до озера было всего двадцать километров. Все отговаривали меня идти, — и дорога скучная, и озеро как озеро, кругом только лес, сухие болота да брусника. Картина известная!

— Чего ты туда рвешься, на этот озер! — сердился огородный сторож Семен. — Чего не видал? Народ какой пошел суетливый, хваткий, господи! Все ему, видишь ли, надо своей рукой цопнуть, своим глазом высмотреть! А что ты там высмотришь? Один водоем. И более ничего!

— А ты там был?

— А на кой он мне сдался, этот озер! У меня других дел нету, что ли? Вот они где сидят, все мои дела! — Семен постучал кулаком по своей коричневой шее. — На загорбке!

Но я все-таки пошел на озеро. Со мной увязались двое деревенских мальчишек, — Ленька и Ваня. Не успели мы выйти за околицу, как тотчас обнаружилась полная враждебность характеров Леньки и Вани. Ленька все, что видел вокруг, прикидывал на рубли.

— Вот, глядите, — говорил он мне своим гугнивым голосом, — гусак идет. На сколько он, по-вашему, тянет?

— Откуда я знаю!

— Рублей на сто, пожалуй, тянет, — мечтательно говорил Ленька и тут же спрашивал: — А вот эта сосна на сколько потянет? Рублей на двести? Или на все триста?

— Счетовод! — презрительно заметил Ваня и шмыгнул носом. — У самого мозги на гривенник тянут, а ко всему приценивается. Глаза бы мои на него не глядели.

После этого Ленька и Ваня остановились, и я услышал хорошо знакомый разговор — предвестник драки. Он состоял, как это и принято, только из одних вопросов и восклицаний.

— Это чьи же мозги на гривенник тянут? Мои?

— Небось не мои!

— Ты смотри!

— Сам смотри!

— Не хватай! Не для тебя картуз шили!

— Ох, как бы я тебя не толканул по-своему!

— А ты не пугай! В нос мне не тычь!

Схватка была короткая, но решительная, Ленька подобрал картуз, сплюнул и пошел, обиженный, обратно в деревню.

Я начал стыдить Ваню.

— Это конечно! — сказал, смутившись, Ваня. — Я сгоряча подрался. С ним все дерутся, с Ленькой. Скучный он какой-то! Ему дай волю, он на все цены навешает, как в сельпо. На каждый колосок. И непременно сведет весь лес, порубит на дрова. А я больше всего на свете боюсь, когда сводят лес. Страсть как боюсь!

— Это почему же?

— От лесов кислород. Порубят леса, кислород сделается жидкий, проховый. И земле уже будет не под силу его притягивать, подле себя держать. Улетит он во-он куда! — Ваня показал на свежее утреннее небо. — Нечем будет человеку дышать. Лесничий мне объяснял.

Мы поднялись по изволоку и вошли в дубовый перелесок. Тотчас нас начали заедать рыжие муравьи. Они облепили ноги и сыпались с веток за шиворот. Десятки муравьиных дорог, посыпанных песком, тянулись между дубами и можжевельником. Иногда такая дорога проходила, как по туннелю, под узловатыми корнями дуба и снова подымалась на поверхность. Муравьиное движение на этих дорогах шло непрерывно. В одну сторону муравьи бежали порожняком, а возвращались с товаром — белыми зернышками, сухими лапками жуков, мертвыми осами и мохнатой гусеницей.

— Суета! — сказал Ваня. — Как в Москве. В этот лес один старик приезжает из Москвы за муравьиными яйцами. Каждый год. Мешками увозит. Это самый птичий корм. И рыбу на них хорошо ловить. Крючочек нужно махонький-махонький!

За дубовым перелеском, на опушке, у края сыпучей песчаной дороги стоял покосившийся крест с черной жестяной иконкой. По кресту ползли красные, в белую крапинку, божьи коровки. Тихий ветер дул в лицо с овсяных полей. Овсы шелестели, гнулись, по ним бежала седая волна.

За овсяным полем мы прошли через деревню Полково. Я давно заметил, что почти все полковские крестьяне отличаются от окрестных жителей высоким ростом.

— Статный народ в Полкове! — говорили с завистью наши, заборьевские. — Гренадеры! Барабанщики!

В Полкове мы зашли передохнуть в избу к Василию Лялину — высокому красивому старику с пегой бородой. Седые клочья торчали в беспорядке в его черных косматых волосах.

Когда мы входили в избу к Лялину, он закричал:

— Головы пригните! Головы! Все у меня лоб о притолоку расшибают! Больно в Полкове высокий народ, а недогадливы, — избы ставят по низкому росту.

За разговором с Лялиным я, наконец, узнал, почему полковские крестьяне такие высокие.

— История! — сказал Лялин. — Ты думаешь, мы зря вымахали в вышину? Зря даже кузька-жучок не живет. Тоже имеет свое назначение.

Ваня засмеялся.

— Ты смеяться погоди! — строго заметил Лялин. — Еще мало учен, чтобы смеяться. Ты слушай. Был в России такой дуроломный царь — император Павел? Или не был?

— Был, — сказал Ваня. — Мы учили.

— Был да сплыл. А делов понаделал таких, что до сих пор нам икается. Свирепый был господин. Солдат на параде не в ту сторону глаза скосил, — он сейчас распаляется и начинает греметь: «В Сибирь! На каторгу! Триста шомполов!» Вот какой был царь! Ну и вышло такое дело, — полк гренадерский ему не угодил. Он и кричит: «Шагом марш в указанном направлении за тыщу верст! Походом! А через тыщу верст стать на вечный постой!» И показывает перстом направление. Ну, полк, конечно, поворотился и зашагал. Что сделаешь! Шагали-шагали три месяца и дошагали до этого места. Кругом лес непролазный. Одна дебрь. Остановились, стали избы рубить, глину мять, класть печи, рыть колодцы. Построили деревню и прозвали ее Полково, в знак того, что целый полк ее строил и в ней обитал. Потом, конечно, пришло освобождение, да солдаты прижились к этой местности, и, почитай, все здесь и остались. Местность, сам видишь, благодатная. Были те солдаты — гренадеры и великаны — наши пращуры. От них и наш рост. Ежели не веришь, езжай в город, в музей. Там тебе бумаги покажут. В них все прописано. И ты подумай, — еще бы две версты им прошагать и вышли бы к реке, там бы и стали постоем. Так нет, не посмели ослушаться приказа, — точно остановились. Народ до сих пор удивляется. «Чего это вы, говорят, полковские, вперлись в лес? Не было вам, что ли, места у реки? Страшенные, говорят, верзилы, а догадки в башке, видать, маловато». Ну, объяснишь им, как было дело, тогда соглашаются. «Против приказа, говорят, не попрешь! Это факт!»

Василий Лялин вызвался проводить нас до леса, показать тропу на Боровое озеро. Сначала мы прошли через песчаное поле, заросшее бессмертником и полынью. Потом выбежали нам навстречу заросли молоденьких сосен. Сосновый лес встретил нас после горячих полей тишиной и прохладой. Высоко в солнечных косых лучах перепархивали, будто загораясь, синие сойки. Чистые лужи стояли на заросшей дороге, и через синие эти лужи проплывали облака. Запахло земляникой, нагретыми пнями. Заблестели на листьях орешника капли не то росы, не то вчерашнего дождя. Гулко падали шишки.

— Великий лес! — вздохнул Лялин. — Ветер задует, и загудят эти сосны, как колокола.

Потом сосны сменились березами, и за ними блеснула вода.

— Боровое? — спросил я.

— Нет. До Борового еще шагать и шагать. Это Ларино озерцо. Пойдем, поглядишь в воду, засмотришься.

Вода в Ларином озерце была глубокая и прозрачная до самого дна. Только у берега она чуть вздрагивала, — там из-под мхов вливался в озерцо родник. На дне лежало несколько темных больших стволов. Они поблескивали слабым и темным огнем, когда до них добиралось солнце.

— Черный дуб, — сказал Лялин. — Мореный, вековой. Мы один вытащили, только работать с ним трудно. Пилы ломает. Но уж ежели сделаешь вещь — скалку или, скажем, коромысло, — так навек! Тяжелое дерево, в воде тонет.

Солнце блестело в темной воде. Под ней лежали древние дубы, будто отлитые из черной стали. А над водой, отражаясь в ней желтыми и лиловыми лепестками, летали бабочки.

Лялин вывел нас на глухую дорогу.

— Прямо ступайте, — показал он, — покамест не упретесь в мшары, в сухое болото. А по мшарам пойдет тропка до самого озера. Только сторожко идите, — там колков много.

Он попрощался и ушел. Мы пошли с Ваней по лесной дороге. Лес делался все выше, таинственней и темнее. На соснах застыла ручьями золотая смола.

Сначала были еще видны колеи, давным-давно поросшие травой, но потом они исчезли, и розовый вереск закрыл всю дорогу сухим веселым ковром.

Дорога привела нас к невысокому обрыву. Под ним расстилались мшары — густое и прогретое до корней березовое и осиновое мелколесье. Деревца тянулись из глубокого мха. По мху то тут, то там были разбросаны мелкие желтые цветы и валялись сухие ветки с белыми лишаями.

Через мшары вела узкая тропа. Она обходила высокие кочки. В конце тропы черной синевой светилась вода — Боровое озеро.

Мы осторожно пошли по мшарам. Из-под мха торчали острые, как копья, колки, — остатки березовых и осиновых стволов. Начались заросли брусники. Одна щечка у каждой ягоды — та, что повернута к югу, — была совсем красная, а другая только начинала розоветь. Тяжелый глухарь выскочил из-за кочки и побежал в мелколесье, ломая сушняк.

Мы вышли к озеру. Трава выше пояса стояла по его берегам. Вода поплескивала в корнях старых деревьев. Из-под корней выскочил дикий утенок и с отчаянным писком побежал по воде.

Вода в Боровом была черная, чистая. Острова белых лилий цвели на воде и приторно пахли. Ударила рыба, и лилии закачались.

— Вот благодать! — сказал Ваня. — Давайте будем здесь жить, пока не кончатся наши сухари.

Я согласился. Мы пробыли на озере два дня. Мы видели закаты и сумерки и путаницу растений, возникавшую перед нами в свете костра. Мы слышали крики диких гусей и звуки ночного дождя. Он шел недолго, около часа, и тихо позванивал по озеру, будто протягивал между черным небом и водой тонкие, как паутина, дрожащие струнки.

Вот и все, что я хотел рассказать. Но с тех пор я никому не поверю, что есть на нашей земле места скучные и не дающие никакой пищи ни глазу, ни слуху, ни воображению, ни человеческой мысли.

Только так, исследуя какой-нибудь клочок нашей страны, можно понять, как она хороша и как мы сердцем привязаны к каждой ее тропинке, роднику и даже к робкому попискиванию лесной пичуги.

У каждого, даже самого серьезного человека, не говоря, конечно, о мальчишках, есть своя тайная и немного смешная мечта. Была такая мечта и у меня, — обязательно попасть на Боровое озеро.

От деревни, где я жил в то лето, до озера было всего двадцать километров. Все отговаривали меня идти, — и дорога скучная, и озеро как озеро, кругом только лес, сухие болота да брусника. Картина известная!

— Чего ты туда рвешься, на этот озер! — сердился огородный сторож Семен. — Чего не видал? Народ какой пошел суетливый, хваткий, господи! Все ему, видишь ли, надо своей рукой цопнуть, своим глазом высмотреть! А что ты там высмотришь? Один водоем. И более ничего!

— А ты там был?

— А на кой он мне сдался, этот озер! У меня других дел нету, что ли? Вот они где сидят, все мои дела! — Семен постучал кулаком по своей коричневой шее. — На загорбке!

Но я все-таки пошел на озеро. Со мной увязались двое деревенских мальчишек, — Ленька и Ваня. Не успели мы выйти за околицу, как тотчас обнаружилась полная враждебность характеров Леньки и Вани. Ленька все, что видел вокруг, прикидывал на рубли.

— Вот, глядите, — говорил он мне своим гугнивым голосом, — гусак идет. На сколько он, по-вашему, тянет?

— Откуда я знаю!

— Рублей на сто, пожалуй, тянет, — мечтательно говорил Ленька и тут же спрашивал: — А вот эта сосна на сколько потянет? Рублей на двести? Или на все триста?

— Счетовод! — презрительно заметил Ваня и шмыгнул носом. — У самого мозги на гривенник тянут, а ко всему приценивается. Глаза бы мои на него не глядели.

После этого Ленька и Ваня остановились, и я услышал хорошо знакомый разговор — предвестник драки. Он состоял, как это и принято, только из одних вопросов и восклицаний.

— Это чьи же мозги на гривенник тянут? Мои?

— Небось не мои!

— Ты смотри!

— Сам смотри!

— Не хватай! Не для тебя картуз шили!

— Ох, как бы я тебя не толканул по-своему!

— А ты не пугай! В нос мне не тычь!

Схватка была короткая, но решительная, Ленька подобрал картуз, сплюнул и пошел, обиженный, обратно в деревню.

Я начал стыдить Ваню.

— Это конечно! — сказал, смутившись, Ваня. — Я сгоряча подрался. С ним все дерутся, с Ленькой. Скучный он какой-то! Ему дай волю, он на все цены навешает, как в сельпо. На каждый колосок. И непременно сведет весь лес, порубит на дрова. А я больше всего на свете боюсь, когда сводят лес. Страсть как боюсь!

— Это почему же?

— От лесов кислород. Порубят леса, кислород сделается жидкий, проховый. И земле уже будет не под силу его притягивать, подле себя держать. Улетит он во-он куда! — Ваня показал на свежее утреннее небо. — Нечем будет человеку дышать. Лесничий мне объяснял.

Мы поднялись по изволоку и вошли в дубовый перелесок. Тотчас нас начали заедать рыжие муравьи. Они облепили ноги и сыпались с веток за шиворот. Десятки муравьиных дорог, посыпанных песком, тянулись между дубами и можжевельником. Иногда такая дорога проходила, как по туннелю, под узловатыми корнями дуба и снова подымалась на поверхность. Муравьиное движение на этих дорогах шло непрерывно. В одну сторону муравьи бежали порожняком, а возвращались с товаром — белыми зернышками, сухими лапками жуков, мертвыми осами и мохнатой гусеницей.

— Суета! — сказал Ваня. — Как в Москве. В этот лес один старик приезжает из Москвы за муравьиными яйцами. Каждый год. Мешками увозит. Это самый птичий корм. И рыбу на них хорошо ловить. Крючочек нужно махонький-махонький!

За дубовым перелеском, на опушке, у края сыпучей песчаной дороги стоял покосившийся крест с черной жестяной иконкой. По кресту ползли красные, в белую крапинку, божьи коровки. Тихий ветер дул в лицо с овсяных полей. Овсы шелестели, гнулись, по ним бежала седая волна.

За овсяным полем мы прошли через деревню Полково. Я давно заметил, что почти все полковские крестьяне отличаются от окрестных жителей высоким ростом.

— Статный народ в Полкове! — говорили с завистью наши, заборьевские. — Гренадеры! Барабанщики!

В Полкове мы зашли передохнуть в избу к Василию Лялину — высокому красивому старику с пегой бородой. Седые клочья торчали в беспорядке в его черных косматых волосах.

Когда мы входили в избу к Лялину, он закричал:

— Головы пригните! Головы! Все у меня лоб о притолоку расшибают! Больно в Полкове высокий народ, а недогадливы, — избы ставят по низкому росту.

За разговором с Лялиным я, наконец, узнал, почему полковские крестьяне такие высокие.

— История! — сказал Лялин. — Ты думаешь, мы зря вымахали в вышину? Зря даже кузька-жучок не живет. Тоже имеет свое назначение.

Ваня засмеялся.

— Ты смеяться погоди! — строго заметил Лялин. — Еще мало учен, чтобы смеяться. Ты слушай. Был в России такой дуроломный царь — император Павел? Или не был?

— Был, — сказал Ваня. — Мы учили.

— Был да сплыл. А делов понаделал таких, что до сих пор нам икается. Свирепый был господин. Солдат на параде не в ту сторону глаза скосил, — он сейчас распаляется и начинает греметь: «В Сибирь! На каторгу! Триста шомполов!» Вот какой был царь! Ну и вышло такое дело, — полк гренадерский ему не угодил. Он и кричит: «Шагом марш в указанном направлении за тыщу верст! Походом! А через тыщу верст стать на вечный постой!» И показывает перстом направление. Ну, полк, конечно, поворотился и зашагал. Что сделаешь! Шагали-шагали три месяца и дошагали до этого места. Кругом лес непролазный. Одна дебрь. Остановились, стали избы рубить, глину мять, класть печи, рыть колодцы. Построили деревню и прозвали ее Полково, в знак того, что целый полк ее строил и в ней обитал. Потом, конечно, пришло освобождение, да солдаты прижились к этой местности, и, почитай, все здесь и остались. Местность, сам видишь, благодатная. Были те солдаты — гренадеры и великаны — наши пращуры. От них и наш рост. Ежели не веришь, езжай в город, в музей. Там тебе бумаги покажут. В них все прописано. И ты подумай, — еще бы две версты им прошагать и вышли бы к реке, там бы и стали постоем. Так нет, не посмели ослушаться приказа, — точно остановились. Народ до сих пор удивляется. «Чего это вы, говорят, полковские, вперлись в лес? Не было вам, что ли, места у реки? Страшенные, говорят, верзилы, а догадки в башке, видать, маловато». Ну, объяснишь им, как было дело, тогда соглашаются. «Против приказа, говорят, не попрешь! Это факт!»

Василий Лялин вызвался проводить нас до леса, показать тропу на Боровое озеро. Сначала мы прошли через песчаное поле, заросшее бессмертником и полынью. Потом выбежали нам навстречу заросли молоденьких сосен. Сосновый лес встретил нас после горячих полей тишиной и прохладой. Высоко в солнечных косых лучах перепархивали, будто загораясь, синие сойки. Чистые лужи стояли на заросшей дороге, и через синие эти лужи проплывали облака. Запахло земляникой, нагретыми пнями. Заблестели на листьях орешника капли не то росы, не то вчерашнего дождя. Гулко падали шишки.

— Великий лес! — вздохнул Лялин. — Ветер задует, и загудят эти сосны, как колокола.

Потом сосны сменились березами, и за ними блеснула вода.

— Боровое? — спросил я.

— Нет. До Борового еще шагать и шагать. Это Ларино озерцо. Пойдем, поглядишь в воду, засмотришься.

Вода в Ларином озерце была глубокая и прозрачная до самого дна. Только у берега она чуть вздрагивала, — там из-под мхов вливался в озерцо родник. На дне лежало несколько темных больших стволов. Они поблескивали слабым и темным огнем, когда до них добиралось солнце.

— Черный дуб, — сказал Лялин. — Мореный, вековой. Мы один вытащили, только работать с ним трудно. Пилы ломает. Но уж ежели сделаешь вещь — скалку или, скажем, коромысло, — так навек! Тяжелое дерево, в воде тонет.

Солнце блестело в темной воде. Под ней лежали древние дубы, будто отлитые из черной стали. А над водой, отражаясь в ней желтыми и лиловыми лепестками, летали бабочки.

Лялин вывел нас на глухую дорогу.

— Прямо ступайте, — показал он, — покамест не упретесь в мшары, в сухое болото. А по мшарам пойдет тропка до самого озера. Только сторожко идите, — там колков много.

Он попрощался и ушел. Мы пошли с Ваней по лесной дороге. Лес делался все выше, таинственней и темнее. На соснах застыла ручьями золотая смола.

Сначала были еще видны колеи, давным-давно поросшие травой, но потом они исчезли, и розовый вереск закрыл всю дорогу сухим веселым ковром.

Дорога привела нас к невысокому обрыву. Под ним расстилались мшары — густое и прогретое до корней березовое и осиновое мелколесье. Деревца тянулись из глубокого мха. По мху то тут, то там были разбросаны мелкие желтые цветы и валялись сухие ветки с белыми лишаями.

Через мшары вела узкая тропа. Она обходила высокие кочки. В конце тропы черной синевой светилась вода — Боровое озеро.

Мы осторожно пошли по мшарам. Из-под мха торчали острые, как копья, колки, — остатки березовых и осиновых стволов. Начались заросли брусники. Одна щечка у каждой ягоды — та, что повернута к югу, — была совсем красная, а другая только начинала розоветь. Тяжелый глухарь выскочил из-за кочки и побежал в мелколесье, ломая сушняк.

Мы вышли к озеру. Трава выше пояса стояла по его берегам. Вода поплескивала в корнях старых деревьев. Из-под корней выскочил дикий утенок и с отчаянным писком побежал по воде.

Вода в Боровом была черная, чистая. Острова белых лилий цвели на воде и приторно пахли. Ударила рыба, и лилии закачались.

— Вот благодать! — сказал Ваня. — Давайте будем здесь жить, пока не кончатся наши сухари.

Я согласился. Мы пробыли на озере два дня. Мы видели закаты и сумерки и путаницу растений, возникавшую перед нами в свете костра. Мы слышали крики диких гусей и звуки ночного дождя. Он шел недолго, около часа, и тихо позванивал по озеру, будто протягивал между черным небом и водой тонкие, как паутина, дрожащие струнки.

Вот и все, что я хотел рассказать. Но с тех пор я никому не поверю, что есть на нашей земле места скучные и не дающие никакой пищи ни глазу, ни слуху, ни воображению, ни человеческой мысли.

Только так, исследуя какой-нибудь клочок нашей страны, можно понять, как она хороша и как мы сердцем привязаны к каждой ее тропинке, роднику и даже к робкому попискиванию лесной пичуги.

Ребятам о зверятах: Рассказы русских писателей
Коллектив Авторов

В этой книге вы найдете рассказы о животных, написанные самыми разными авторами. Есть среди них такие, кто писал только для детей: К.Д. Ушинский, Н.И. Сладков, Е.И. Чарушин. Есть и такие, как, например, Л.Н. Толстой, К.Г. Паустовский, Д.Н. Мамин-Сибиряк, кто творил больше для взрослых. Прочтете вы и рассказы писателей, посвященные в основном природе, – М.М.Пришвина, В.В.Бианки и тех, кого больше всего интересует человек, – И.С. Тургенева, А.П. Чехова, В.П. Астафьева. Но все писатели, чьи произведения помещены в этом сборнике, передают нам свою любовь к животным.…

Поколения
Майкл Диллард

Мир, которого нет
Виктор Кувшинов

Шутки кончились. Герой влипает в серьезный переплет, из которого нет выхода. Как сохранить человечность, когда даже выжить невозможно?.. Это третья книга «Пирамид астрала». Ее можно читать и отдельно. Краткое содержание первых двух книг: Женька, нашедший с приятелями путь в астрал в первой книге, находит свое счастье на другой планете с принцессой в изгнании во второй книге и в очередной раз идет на дело в третьей… — Жанр тот же, что-то вроде «научно обоснованного»

Храм Луны
Пол Остер

«Храм Луны» Пола Остера — это увлекательная и незабываемая поездка по американским горкам истории США второй половины прошлого века; оригинальный и впечатляющий рассказ о познании самих себя и окружающего мира; замечательное произведение мастера современной американской прозы; книга, не требующая комментария и тем более привычного изложения краткого содержания, не прочитать которую просто нельзя.

№10 2005
Журнал «Если»

№10 2005 г.
Журнал «Если»

Краткое содержание номера: Мария ГАЛИНА ЗАПЛЫВАЯ ЗА БУЙКИ Исторический процесс — материя хрупкая. На него способны повлиять даже самые мелкие детали классической литературы. Дмитрий ВОЛОДИХИН ПЛАЦДАРМ Это военно-историческое общество способно привести питомцев под знамена генерала Корнилова. Да-да, в 1919 год. Николай ГОРНОВ ТРАФИК Более двухсот лет тяготеет над Сибирью проклятие — Hysteria Siberina. Разобраться в ситуации послан специальный полевой Трибунал. Джон МИНИ БОМБА-СВАСТИКА Британский шпион с особыми полномочиями может решить исход второй…

2005 № 10
Журнал «Если»

Краткое содержание номера: Мария ГАЛИНА ЗАПЛЫВАЯ ЗА БУЙКИ Исторический процесс — материя хрупкая. На него способны повлиять даже самые мелкие детали классической литературы. Дмитрий ВОЛОДИХИН ПЛАЦДАРМ Это военно-историческое общество способно привести питомцев под знамена генерала Корнилова. Да-да, в 1919 год. Николай ГОРНОВ ТРАФИК Более двухсот лет тяготеет над Сибирью проклятие — Hysteria Siberina. Разобраться в ситуации послан специальный полевой Трибунал. Джон МИНИ БОМБА-СВАСТИКА Британский шпион с особыми полномочиями может решить исход второй…

Дракон цвета пепла
Елизавета Иващук

Первыми созданиями, появившимися в новорожденном мире, были драконы. Прочие — эльфы, вампиры, сэлирры — возникли позже. Эта история повествует о жизни и смерти одного из драконов первого поколения. Краткое содержание: Сначала появился мир — один из многих. Вскоре возникли и разумные существа, драконы первого поколения, сильнейшие представители своей расы. Один из них мог видеть будущее. Именно это помогло маленькому, еще безымянному дракону выжить там, где это было невозможно. Потом — выжить, когда эльфы убили приемных родителей, и найти союзников.…

Управление дыханием Ци-Гун в шаолиньской…
Дэ Чань

(Издательство научно-технической литературы провинции Хэнань) (исправленное издание) Традицию передал: Законоучитель Дэ Чань. Материал изложили: Дэ Цинь, Дэ Янь, Хун Вэй. Краткое содержание: Шаолиньская школа управлении дыханием ци-гун представляет важную составную часть шаолиньской традиции боевых искусств. Данная книга знакомит с внутренними техниками, которые используются для исправления организма и питания природы, для лечения болезней, и внешними техниками, применяющимися для усиления сухожилий, укрепления костей, нанесении ударов…

Неправда
Ивакин Геннадьевич

Это православная фантастика))) Предупреждаю. Краткое содержание: Все началось с того, как четверо студентов стали заниматься экстрасенсорикой. Или, сиречь, колдовством. Ну, или магией, если хотите. Собственно говоря, повесть о том, что из этого вышло и чем это все закончилось. Ох, и помотало их по стране… Из вятки во Владимир, потом в Москву, Калугу, Крым. И все в мистическом тумане, между вампирами и оборотнями. Ужас!))) Соответствие заявленной теме: Любое событие обратимо. Можно вернуться туда, откуда пришел и исправить, то что испортил. Было бы желание.

Яблоня
Philo

Тактика партизанской борьбы
оперативных подразделений

Краткое содержание книги «Тактика партизанской борьбы», подготовленной и изданной в Иране и распространенной среди вооруженных групп оппозиции в Афганистане, которую советники изучали более внимательно и более глубоко, чем малограмотные моджахеды. Перевод краткого изложения из этой книги изданной в Иране был практически во всех оперативных подразделениях и советников МВД СССР в ДРА.

Война богов
Эварист Парни

Полемическое произведение, проникнутое антикатолическим духом Великой французской революции. Поэма написана легким и гибким десятисложным стихом с нерегулярными рифмами. Каждой песне предпослано развернутое заглавие, в котором излагается краткое содержание песни. Как и Вольтер в «Орлеанской девственнице», Парни старался охватить как можно больше проблем — философских, нравственных и религиозных. Предмет пародирования — Библия.

Герои меча и магии
Анна Гурова

Приключенческая повесть в стиле «фэнтези», написанная по мотивам известной одноименной компьютерной игры. Все, кто не знаком с этой увлекательной игрой-стратегией, смогут получить представление о ней, а игравшие увидят новые варианты развития сюжета. Краткое содержание: властители земель соперничают в стремлении раздобыть дракона, орудие господства в волшебном мире, и ищут разнообразные хитроумные пути для достижения этой цели. Главная героиня (она же начинающий игрок), вовлеченная в запутанную интригу, набирает знания и опыт по мере преодоления…

Вампиры на Каникулах
Кэтрин Коути

Продолжение «Bücher! Bücher!» — трагикомичная пародия на мюзикл «Танец Вампиров,» книгу «Призрак Оперы», книгу «Дракула», фильм «Интервью с Вампиром», а так же рассказы Вудхауса про Берти Вустера. Париж — идеальное место для каникул. Другое дело, что двум вампирам и их верному слуге-горбуну отдохнуть не придется. Ведь они должны помочь Призраку Оперы наладить личную жизнь, что бы ни входило в это понятие. Ну а когда в дело вмешиваются охотники на вампиров, события принимают серьезный оборот. А уж если и политкорретные американские вампиры бродят поблизости,…

Паустовский Подарок для читательского дневника

Произведение рассказывает о том, как мальчик подарил автору березку. Мальчишка знал о том, что автор очень тоскует по уходящему лету. Он надеялся, что березку можно посадить дома. Там она радовала бы автора своей зеленой листвой и напоминала бы о лете.

Рассказ учит своих читателей доброте, а также тому, что обязательно нужно помогать окружающим людям. Особенно, если человек грустит или переживет несчастье, то нужно его обязательно поддержать.

Краткое содержание Паустовский Подарок

Автор очень сильно грустил из-за уходящего лета. Тогда мальчик сделал ему подарок – березку. Он думал, что автор посадит ее в собственном доме. Березка должна была вырасти, и радовать автор своей зеленой листвой круглый год. Но как только началась осень, деревце начало менять свой яркий зеленый покров. Листики начали понемногу желтеть, а позже и вовсе опадать. Все вокруг этому очень удивились, ведь дерево росло в доме, а не на улице.

Позже пришел соседский дедушка и все объяснил. Он сказал, что деревце потеряло свою листву из-за того, что ему было стыдно перед всеми своими друзьями. Ведь березка всю холодную зиму должна была провести в тепле и уюте, а ее друзья – на улице, где было морозно. Многим людям нужно брать пример с этой самой березки.

Картинка или рисунок Подарок

Печорин – весьма загадочная натура, которая может быть порывистой, так и холодно-расчетливой. Но он далеко не прост, но в этом случае – в Тамани, его обвели вокруг пальца. Именно там Печорин останавливает в доме одной старушки

Свинья, под огромным дубом, которому уже не одна сотня лет, поела вдоволь желудей. После такого хорошего и сытного обеда, она завалилась спать, прямо под этим же деревом.

Семья Савиных живет в Москве в старой квартире. Мать – Клавдия Васильевна, Федор – старший сын, защитил кандидатскую, женился.

лавный герой романа Федор Иванович Дежкин. Он приезжает в город для того, чтобы с коллегой – Василием Степановичем Цвяхом, проверить работу сотрудников кафедры. Еще им обоим велено проверить информацию о незаконной и запрещенной деятельности студентов

Краткое содержание Паустовский Собрание чудес для читательского дневника

В рассказе К.Г. Паустовского герой отправляется в путешествие к озеру Боровое вместе с деревенским мальчишкой Ваней, рьяным защитником леса. Путь их лежит через поле и село Полково с удивительно высокими крестьянами, гренадёрами, через мшистый лес,через болото и колки. Местные жители не видят ничего особенного в этом озере и отговаривают от похода к нему, они привыкли к местным скучным местам и не видят в них никаких чудес.

Разглядеть чудеса в природе удаётся лишь тем, кто по-настоящему привязан к её красоте и видит прекрасное в каждом уголке своей страны. Сбывается давняя тайная мальчишеская мечта нашего героя — попасть на Боровое озеро.

Паустовский. Краткие содержания произведений

Картинка или рисунок Собрание чудес

Другие пересказы для читательского дневника

В Опере, которая повествует про Симона Бокканегру есть пролог и три действия. Главный герой — плебей и дож Генуи. Сюжет разворачивается в Генуе, в доме, который принадлежит Гримальди. В рамках общей истории сейчас 14 век.

Повесть Сорока-воровка начинается с разговора трех молодых людей о театре и о роли женщин в нем. Но это только кажется, что они говорят о театре, на самом же деле разговор о традициях, о женщинах и укладах семьи в разных странах

Герою рассказа, мальчику Юре, на тот момент было пять лет. Он жил в деревне. Как — то раз Юра вместе со своей мамой отправились в лес по ягоды. В то время была пора земляники.

Краткое содержание произведений Паустовского

Акварельные краски

Барсучий нос

Белая радуга

Дремучий медведь

Желтый свет

Жильцы старого дома

Заботливый цветок

Заячьи лапы

Золотая роза

Золотой линь

Исаак Левитан

Колотый сахар

Корзина с еловыми шишками

Кот ворюга

Мещерская сторона

Повесть о жизни

Прощание с летом

Разливы рек

Растрепанный воробей

Рождение рассказа

Скрипучие половицы

Собрание чудес

Стальное колечко

Старый повар

Телеграмма

Тёплый хлеб

Краткое содержание рассказов Паустовского

Творчество Константина Георгиевича Паустовского примечательно тем, что оно вбирает в себя большое количество жизненного опыта, который писатель старательно накапливал годами, путешествуя и охватывая различные сферы деятельности.

Первые произведения Паустовского, которые были написаны им еще во время учебы в гимназии, публиковались в различных журналах.

«Романтики» — первый роман писателя, работа над которым продолжалась долгие 7 лет. По мнению самого Паустовского, характерной чертой его прозы была именно романтическая направленность.

Настоящую известность Константину Георгиевичу принесла повесть «Кара-Бугаз», вышедшая в 1932 году. Успех произведения был ошеломляющим, о чем сам автор некоторое время даже не догадывался. Именно это произведение, как считали критики, позволило Паустовскому стать одним из ведущих советских писателей того времени.

Однако своим главным произведением Паустовский считал автобиографическую «Повесть о жизни», включающую в себя шесть книг, каждая из которых связана с определенным этапом жизни автора.

Важное место в библиографии писателя занимают также сказки и рассказы, написанные для детей. Каждое из произведений учит тому доброму и светлому, что так необходимо человеку во взрослой жизни.

Вклад Паустовского в литературу трудно переоценить, ведь он писал не только для людей, но и о людях: художниках и живописцах, поэтах и писателях. Можно смело говорить о том, что этот талантливый человек оставил после себя богатое литературное наследие.

Рассказы Паустовского

Читать онлайн. Алфавитный список с кратким содержанием и иллюстрациями

Теплый хлеб

Краткое содержание «Теплый хлеб»:

Однажды через деревню проходили кавалеристы и оставили вороного коня, раненого в ногу. Мельник Панкрат вылечил коня, и тот стал ему помогать. Но мельнику было тяжело прокормить коня, поэтому конь иногда ходил по деревенским домам, где его угощали кто ботвой, кто хлебом, а кто и сладкой морковкой.

В деревне жил мальчик Филька, по прозвищу «Ну тебя», потому что это было его любимое выражение. В один день конь пришел к дому Фильки, надеясь, что мальчик даст ему что-нибудь поесть. Но Филька вышел из калитки и бросил хлеб в снег, выкрикивая ругательства. Это очень обидело коня, он встал на дыбы и в этот же момент началась сильная метель. Филька еле нашел дорогу до двери дома.

А дома бабка, плача, рассказала ему, что теперь их ждет голодная смерть, потому что река, которая вращала мельничное колесо замерзла и теперь нельзя будет сделать муку из зерна, чтобы испечь хлеб. А запасов муки во всей деревне осталось на 2-3 дня. Еще бабка рассказала Фильке историю, что подобное уже было в их деревне около 100 лет назад. Тогда один жадный мужик пожалел хлеба для солдата-инвалида и бросил ему заплесневелую корочку на землю, хотя солдату было тяжело нагибаться — у него была деревянная нога.

Филька испугался, но бабка сказала, что мельник Панкрат знает, как жадному человеку исправить свою ошибку. Ночью Филька побежал к мельнику Панкрату и рассказал ему как обидел коня. Панкрат сказал, что ошибку ее можно исправить и дал Фильке 1 час 15 минут, чтобы он придумал, как спасти деревню от стужи. Cорока, жившая у Панкрата, все подслушала, затем выбралась из дома и улетела на юг.

Филька придумал попросить всех мальчишек деревни помочь ему продолбить лед на реке ломами и лопатами. И на следующее утро вся деревня вышла на борьбу со стихией. Разожгли костры, кололи лед ломами, топорами и лопатами. К обеду с юга потянул теплый южный ветер. И к вечеру ребята пробили лед и река хлынула в мельничный лоток, вращая колесо и жернова. Мельница начала молоть муку, а женщины набивать ею мешки.

К вечеру вернулась сорока и стала всем рассказывать, что она летала на юг и попросила южный ветер пощадить людей и помочь им растопить лед. Но ей никто не верил. Женщины в этот вечер замесили сладкого теста и напекли свежих теплых хлебов, по всей деревне стоял такой запах хлеба, что все лисы выбрались из нор и думали, как бы им раздобыть хоть краюшку теплого хлеба.

А на утро Филька взял теплый хлеб, других ребят и отправился на мельницу угостить коня и извиниться перед ним за свою жадность. Панкрат выпустил коня, но тот сначала не стал есть хлеб из рук Фильки. Тогда Панкрат поговорил с конем и попросил его простить Фильку. Конь послушал своего хозяина и съел всю буханку теплого хлеба, а затем положил свою голову на плечо Фильке. Все сразу стали радоваться и веселиться, что теплый хлеб примирил Фильку и коня.

Тёплый хлеб — Константин Паустовский

Подробности

Категория: Константин Паустовский

Страница 1 из 3

Тёплый хлеб (рассказ)

---

Когда кавалеристы проходили через деревню Бережки, немецкий снаряд разорвался на околице и ранил в ногу вороного коня. Командир оставил раненого коня в деревне, а отряд ушёл дальше, пыля и позванивая удилами, – ушёл, закатился за рощи, за холмы, где ветер качал спелую рожь.

Коня взял к себе мельник Панкрат. Мельница давно не работала, но мучная пыль навеки въелась в Панкрата. Она лежала серой коркой на его ватнике и картузе. Из-под картуза посматривали на всех быстрые глаза мельника. Панкрат был скорый на работу, сердитый старик, и ребята считали его колдуном.

Панкрат вылечил коня. Конь остался при мельнице и терпеливо возил глину, навоз и жерди – помогал Панкрату чинить плотину.

Панкрату трудно было прокормить коня, и конь начал ходить по дворам побираться.

Постоит, пофыркает, постучит мордой в калитку, и, глядишь, ему вынесут свекольной ботвы, или чёрствого хлеба, или, случалось даже, сладкую морковку. По деревне говорили, что конь ничей, а вернее, общественный, и каждый считал своей обязанностью его покормить. К тому же конь – раненый, пострадал от врага.

Жил в Бережках со своей бабкой мальчик Филька по прозвищу Ну Тебя.

Филька был молчаливый, недоверчивый, и любимым его выражением было: «Да ну тебя!» Предлагал ли ему соседский мальчишка походить на ходулях или поискать позеленевшие патроны, Филька отвечал сердитым басом: «Да ну тебя! Ищи сам!» Когда бабка выговаривала ему за неласковость, Филька отворачивался и бормотал: «Да ну тебя! Надоела!»

Зима в этот год стояла тёплая. В воздухе висел дым. Снег выпадал и тотчас таял. Мокрые вороны садились на печные трубы, чтобы обсохнуть, толкались, каркали друг на друга. Около мельничного лотка вода не замерзала, а стояла чёрная, тихая, и в ней кружились льдинки.

Панкрат починил к тому времени мельницу и собирался молоть хлеб, – хозяйки жаловались, что мука кончается, осталось у каждой на два-три дня, а зерно лежит немолотое.
В один из таких тёплых серых дней раненый конь постучал мордой в калитку к Филькиной бабке. Бабки не было дома, а Филька сидел за столом и жевал кусок хлеба, круто посыпанный солью.

Филька нехотя встал, вышел за калитку. Конь переступил с ноги на ногу и потянулся к хлебу. «Да ну тебя! Дьявол!» – крикнул Филька и наотмашь ударил коня по губам. Конь отшатнулся, замотал головой, а Филька закинул хлеб далеко в рыхлый снег и закричал:
– На вас не напасёшься, на христарадников! Вон твой хлеб! Иди, копай его мордой из-под снега! Иди, копай!

И вот после этого злорадного окрика и случились в Бережках те удивительные дела, о каких и сейчас люди говорят, покачивая головами, потому что сами не знают, было ли это или ничего такого не было.

Слеза скатилась у коня из глаз. Конь заржал жалобно, протяжно, взмахнул хвостом, и тотчас в голых деревьях, в изгородях и печных трубах завыл, засвистел пронзительный ветер, вздул снег, запорошил Фильке горло. Филька бросился обратно в дом, но никак не мог найти крыльца – так уже мело кругом и хлестало в глаза.

Летела по ветру мёрзлая солома с крыш, ломались скворечни, хлопали оторванные ставни. И всё выше взвивались столбы снежной пыли с окрестных полей, неслись на деревню, шурша, крутясь, перегоняя друг друга.

Филька вскочил, наконец, в избу, припёр дверь, сказал: «Да ну тебя!» – и прислушался. Ревела, обезумев, метель, но сквозь её рёв Филька слышал тонкий и короткий свист – так свистит конский хвост, когда рассерженный конь бьёт им себя по бокам.

Метель начала затихать к вечеру, и только тогда смогла добраться к себе в избу от соседки Филькина бабка. А к ночи небо зазеленело, как лёд, звёзды примёрзли к небесному своду, и колючий мороз прошёл по деревне. Никто его не видел, но каждый слышал скрип его валенок по твёрдому снегу, слышал, как мороз, озоруя, стискивал толстые брёвна в стенах, и они трещали и лопались.
Бабка, плача, сказала Фильке, что наверняка уже замёрзли колодцы и теперь их ждёт неминучая смерть. Воды нет, мука у всех вышла, а мельница работать теперь не сможет, потому что река застыла до самого дна.

«Тёплый хлеб» за 5 минут. Краткое содержание рассказа Паустовского

Командир кавалеристского отряда оставил в деревне коня, раненного в ногу осколком немецкого снаряда. Приютил коня мельник Панкрат, мельница которого давно уже не работала. Мельник, считающийся в деревне колдуном, вылечил коня, но прокормить его не мог, и тот ходил по дворам, искал еду, побирался.

По деревне говорили, что конь ничей, а вернее — общественный, и каждый считал своей обязанностью его покормить. К тому же конь — раненый, пострадал от врага.

Продолжение после рекламы:

В той же деревне жил со своей бабкой молчаливый и недоверчивый мальчик Филька по прозвищу «Ну Тебя». На любое предложение или замечание Филька хмуро отвечал: «Да ну тебя!».

Зима в том году выдалась тёплая. Панкрат сумел починить мельницу и уже собирался молоть муку, которая кончилась у деревенских хозяек.

Однажды во двор Фильки забрёл конь. Мальчик в тот момент жевал ломоть хорошо посоленного хлеба. Конь потянулся к хлебу, но Филька ударил его по губам, закинул ломоть далеко в снег и грубо крикнул на животное.

И вот после этого злорадного окрика и случились ‹…› те удивительные дела, о каких и сейчас люди говорят, покачивая головами, потому что сами не знают, было ли это или ничего такого и не было.

Из глаз коня покатились слёзы, он жалобно и протяжно заржал, взмахнул хвостом, и на деревню налетела снежная буря. Запершись в избе, перепуганный Филька слышал «тонкий и короткий свист — так свистит конский хвост, когда рассерженный конь бьёт им себя по бокам».

Метель затихла только к вечеру, и тогда вернулась домой Филькина бабка, застрявшая у соседки. Ночью в деревню пришёл сильнейший мороз — все слышали «скрип его валенок по твёрдому снегу». Мороз сжимал толстые брёвна изб так сильно, что они трещали и лопались.

Брифли существует благодаря рекламе:

Бабка расплакалась и сказала Фильке, что всех ждёт «неминучая смерть» — колодцы замёрзли, воды нет, вся мука кончилась, а мельница работать не будет, потому что река промёрзла до дна.

От бабки мальчик узнал, что такой же лютый мороз упал на их округу сто лет назад.

Десять лет после того не цвели ни деревья, ни травы. Семена в земле пожухли и пропали. Голая стояла наша земля. Обегал её стороной всякий зверь — боялся пустыни.

А случилось это «от злобы людской». Проходил тогда через деревню старый солдат, калека с деревяшкой вместо ноги. Попросил он хлеба в одной из изб, а хозяин, человек злой и крикливый, оскорбил калеку — бросил перед ним на землю заплесневелую корку. Тогда свистнул солдат, и «буря закружила деревню». А мужик тот злой умер «от охлаждения сердца». Видно, и теперь завёлся в деревне злой обидчик, и не отпустит мороз, пока этот человек злодейство своё не исправит. Как всё исправить, знает хитрый и учёный Панкрат.

Ночью Филька тихонько вышел из избы, с трудом добрался до мельницы и рассказал Панкрату, как обидел коня. Посоветовал мельник мальчику «изобрести спасение от стужи», чтобы снять свою вину перед людьми и раненым конём.

Разговор этот послушала сорока, которая жила у мельника в сенях. Выскочила она наружу и полетела на юг. А Филька тем временем решил поутру собрать всех деревенских ребят и прорубить лёд у мельничного лотка. Тогда потечёт вода, закрутится мельничное колесо, и в деревне будет свежий, тёплый хлеб. Одобрил мельник Филькину задумку и решил позвать в помощь ребятам деревенских стариков.

Продолжение после рекламы:

На следующее утро все собрались, разложили костры и работали до полудня. А потом небо затянуло облаками, подул тёплый южный ветер и земля начала оттаивать. К вечеру домой вернулась сорока, а у мельницы появилась первая полынья. Сорока трясла хвостом и трещала — хвасталась воронам, что это она долетела до тёплого моря, разбудила летний ветер, который спал в горах, и попросила его помочь людям.

Всем известно, что сорока — самая болтливая птица на свете, и потому вороны ей не поверили — покаркали только между собой: что вот, мол, опять завралась старая.

Панкрат намолол муки, и вечером по всей деревне топились печи, и пёкся хлеб.

Утром Филька притащил к мельнице буханку тёплого хлеба и угостил им коня. Тот сначала испугался мальчишки, но потом съел хлеб, «положил голову Фильке на плечо, вздохнул и закрыл глаза от сытости и удовольствия».

Все радовались этому примирению, только старая сорока сердито трещала — видно, хвасталась, что это она помирила Фильку и коня. Но её никто не слушал.

«Теплый хлеб» Паустовский Константин Георгиевич — описание книги | Читаем сами без мамы

Алтайский край

Астрахань

Белгород

Благовещенск

Богучар

Владимирская область

Волгоград

Воронеж

Губкин

Екатеринбург

Ивановская область

Кабардино-Балкарская Республика

Калач

Кемерово

Кемеровская область

Киров

Краснодарский край

Красноярск

Курск

Липецк

Лиски

Москва

Московская область

Нововоронеж

Новосибирск

Омск

Оренбург

Орловская область

Пенза

Пермь

Поворино

Республика Адыгея

Республика Башкортостан

Республика Крым

Республика Северная Осетия — Алания

Республика Татарстан

Республика Хакасия

Россошь

Ростов-на-Дону

Ростовская область

Рязань

Самара

Самарская область

Саратов

Севастополь

Смоленск

Ставрополь

Ставропольский край

Старый Оскол

Тамбов

Томск

Тула

Тюмень

Ульяновск

Хабаровск

Ханты-Мансийский автономный округ

Челябинск

Чувашская Республика

Ярославль

Паустовский К — Теплый хлеб.

Слушать онлайн
К. Паустовский
Теплый хлеб
Сказка

З. Бокарева
Н. Литвинов

В одной из сказок Андерсена засохший розовый куст покрывается среди жестокой зимы белыми душистыми цветами. Потому что к нему прикоснулась добрая человеческая рука… Всё, к чему прикасалась рука Константина Паустовского, тоже расцветало, становилось светлым и добрым. Эта доброта шла от душевной чистоты писателя, от его большого сердца.
Константин Георгиевич Паустовский прожил большую и интересную жизнь. «Родился я в Москве 31 мая 1892 года в Гранатном переулке, в семье железнодорожного статистика, — рассказывает писатель. — Отец мой происходил из запорожских казаков, переселившихся после разгрома Сечи на берега реки Рось около Белой Церкви. Там жили мой дед — бывший николаевский солдат и бабка — турчанка». Из Москвы семья переехала в Киев. Здесь гимназист Паустовский написал свой первый рассказ, напечатанный в местном литературном журнале «Огни».
Константина Паустовского еще в юношеские годы захва¬тила страсть к путешествиям. Собрав свои нехитрые пожитки, будущий писатель уходит из дома: работает в Екатеринославле, в шахтерской Юзовке, в рыбацкой артели в Таганроге. В Таганроге юноша начинает писать свой первый боль¬шой роман «Романтики»… В 1932 году Константин Паустовский завершает книгу «Кара-Бугаз», которая приносит ему широкую известность. Он становится профессиональным писателем.
«Муза дальних странствий» никогда не оставляла в покое
Паустовского. Будучи уже знаменитым писателем, он продолжает много ездить. Но в каких бы сказочно красивых местах Паустовский ни бывал, он неизменно возвращался в скромный городок на Оке Тарусу. Полюбившейся ему Таруса, Средней России, ее трудовым людям писатель посвятил много произведений. Герои его книг чаще всег простые люди -пастухи, бакенщики, лесные объездчики, сторожа, деревенские дети, с которыми он всегда был в самых дружеских отношениях.
Ряд своих произведений Паустовский написал специально для детей. Среди них есть и несколько сказок: «Теплый хлеб», «Похождения жука-носорога», «Стальное колечко» и другие. Писатель серьезно относился к сказ¬кам. «Сказка нужна не только детям, но и взрослым,—говорил он. — Она вызывает волнение — источник высоких и че¬ловеческих страстей. Она не дает нам успокоиться и показывает всегда новые, сверкающие дали, иную жизнь, она тревожит и заставляет страстно желать этой жизни». Сказки Паустовского всегда добрые и умные. Они помогают при¬стально вглядеться в красоту родной земли, учат любить ее, беречь все, что украшает нашу жизнь.
Красоте родной земли, душевному богатству наших лю¬дей посвящена сказка Паустовского «Теплый хлеб». Напи¬сана она была в 1945 году в конце войны. Действие сказки происходит в суровые трудные годы. В деревнях остались лишь старики, женщины и дети, да и у тех не хватало зерна, не было ни сеялок, ни тракторов, пустовали старые разру¬шенные мельницы…
До самых крыш засыпана снегом маленькая деревушка Бережки, где живут герои сказки — мудрый мельник Панкрат, ворчливый мальчишка Филька по прозвищу «Ну тебя» и его старая бабка. Тяжелое то было время — холодное да и голодное. Хлеб, особенно теплый, почитался тогда за главное лакомство. Скудно жила и деревушка Бережки. И все же люди старались быть добрыми и отзывчивыми. Вот толь¬ко Филька не похож на всех: скупой он да жадный. Не то что не поможет — никому не скажет ласкового слова. Только и слышно, как Филька ворчит да огрызается.
Может быть, таким злым да неприветливым Филька и остался бы до самой старости, если бы не случай… Впрочем, о том, что случилось с Филькой, почему он пошел мириться с конем и понес ему, как равному, хлеб-соль, ты узнаешь из сказки. Ты поймешь, что
сказка-быль «Теплый хлеба — не о горячем и мягком хлебе, что названа она так в честь хлеба, которым человек от души делится с другом.
Б. Заболотских

Теплый хлеб — «Книга хороша. Поделюсь теперь своим мнением о мультфильме. »

Рассказ Константин Паустовский написал в 1954 году, а спустя 20 лет — в 1973 году режиссер Ирина Гурвич сняла по этой истории мультипликационный фильм. Длительность — 9 минут

?Вкратце.

Деревенский мельник Панкрат приютил коня, брошенного кавалеристами на околице после ранения в ногу. Выходил, вылечил и пристроил к работам на мельнице. Но так как время было послевоенное , голодное, то коня стала кормить вся деревня, он мог зайти в любой двор и получить то ботву, то морковку, то хлеб.. Но вышла однажды незадача. Попросил он хлебную корку у сердитого деревенского мальчугана Фильки по прозвищу «Да ну тебя!», но мальчик корку не дал, коня ударил по губам, швырнул хлеб в снег .. Обиделся конь, заржал и опустился на деревню трескучий мороз….

А теперь собственно о том, как сняли эту историю

?Герои

Если сравнивать с книгой, то главными героями остаются Филька, конь и мельник Панкрат. От лица Панкрата ведется повествование

Теплый хлеб

Филька

Свидетелями поступка Фильки становятся все односельчане, которым мельник только-только намолол муки. Так режиссер усиливает контраст между добрыми поступками и худыми. Между благодарностью к чужому труду и равнодушием. А еще мне все же хотелось Фильку оправдать. Ну не смогу я поверить, что парнишка просто так такой угрюмый, когда другие радуются. Живет он с бабушкой. Время послевоенное. Где отец с матерью — бог его знает, вот наверно и осерчал Филька. Одиноко. Ведь вот же мимо идут соседские ребятишки, а с ними мама.

Теплый хлеб

Теплый хлеб

?Картинка

Честно сказать, мне не очень понравилась. Если сказку еще можно прочесть малышу, то мультик его вряд ли удержит. И школьника, скорее всего, тоже не займет. Вот мультфильм сняли какой-то взрослый. Мрачноватая прорисовка героев, черно-белые тона. Хотя цвет здесь имеет значение. Таким образом во-первых подчеркивается голодное послевоенное время. Видно, что люди ходят кто в чем, на мальчишках одежда не по размеру,на девчонках валенки чуть не на босу ногу, взрослые в штопаных телогрейках и тулупах.

Теплый хлеб

Во-вторых подчеркнута негативная окраска поступка мальчика. Ведь какая самая важная составляющая меню в деревне? — мука и хлеб. И отношение к хлебу было особенным, хлеб ценили и берегли, хлеб всему голова! А уж лошадь — первая помощница наравне с коровой. Лошади и коровы после войны были на вес золота. И тут такой поступок! И хлеб в снег бросил, и коня обидел… Мультфильм получился атмосферным, философским и тонким, жаль, что не очень интересным для восприятия ребенка в таких красках.

Филька

Теплый хлеб

Когда на землю опускается звенящая стужа, цвета в мультфильме сменяются на холодные синие и голубые. Даже героев прорисовали студеными и замерзшими. Так от плохих поступков прокладывается стужа в чужие души, замораживает, завьюживает, леденит сердца.

-Эх, Филька, бессмысленный ты гражданин!

— Что делать, дедушка Панкрат?

— Изобрести надо спасение от стужи. Тогда перед людьми не будет твоей вины. И перед раненой лошадью тоже. Тогда будешь ты чистый человек, веселый. Каждый тебе улыбнется. Понятно?

Наставляет Фильку мудрый Панкрат

Теплый хлеб

Теплый хлеб

Теплый хлеб

В мультфильме Филька не зовет никого в помощь. Он сам пытается исправить свою ошибку. Ведь от мороза застыла мельница, пострадал и он, и Панкрат, и деревенские без хлеба останутся. Моя мысль по этому поводу, что от любых поступков, будь они плохие или добрые, как круги по воде расходятся последствия. Вспомните фразу про взмах крыла бабочки.

Теплый хлеб

Теплый хлеб

​​​

Теплый хлеб

А уж когда дело придет к развязке, то и зимние цвета сменятся на огненные, солнечные, золотые, весенние, все оттаивает под ласковым солнечным светом.

Теплый хлеб

Теплый хлеб

Теплый хлеб

? Музыка.Заслуживает отдельного внимания. В каждом своем отзыве, который касается военного времени, я всегда подчеркиваю значение музыки и песен. С песнями горевали, радовались, воевали и работали. Здесь радость деревенских от того, что мельница заработала подчеркнута развеселыми переливами гармони! И лучше не придумать! А играет кто? Мальчуган, которого и не видать из-за инструмента. Парни-то взрослые воюют. А еще в этом кадре Филька стоит один, к гармонисту не подходит, от того -то мне и показалось, что не просто так его напускное «Да ну тебя!»

Теплый хлеб

?Выводы. Мультфильм все же рекомендую. Он легко смотрится, быстро. Может не займет ребенка, по этому сниму звездочку, но тут и взрослому будет, о чем поразмышлять. Подает правильные мысли о добре и зле, о хороших и плохих поступках и их последствиях , о жизненных ценностях , ну и лишний раз дает вспомнить , как дорог был хлеб тем, у кого его не было. В общем не заскучаете!

Всем спасибо за внимание! Приятного просмотра!?

Урок-обсуждение по книге К.

Г.Паустовского «Теплый хлеб»

Библиотекарь  Ново-Федоровской сельская библиотеки организовала с учащимися МБОУ СОШ д.Новофедоровка урок-обсуждение по книге К.Г.Паустовского «Теплый хлеб». Ребята посмотрели одноименный мультфильм, далее обсудили рассказ Константина Георгиевича Паустовского «Тёплый хлеб». Каждый учащийся поделился тем, чему его  научил рассказа К.Г.Паустовского.  «Рассказ учит добру, милосердию, отзывчивости. А также тому, что если делать всё вместе, то можно победить даже лютый мороз», – сказали ребята. От названия сказки веет теплом, добротой, нежностью и любовью. Это произведение рассказывает нам о том, как добрые люди помогают растопить «охлажденное сердце» и побеждают «злобу людскую». Главный герой сказки – Филька – предстает перед нами «молчаливым, недоверчивым мальчиком».  А прозвище «Ну тебя» говорит о его лени, эгоизме, «неласковости» и даже грубости. Особенно ярко эти черты Фильки проявились в сцене с конём: «Да, ну тебя! Дьявол!»- крикнул Филька и наотмашь ударил коня по губам». Филька обидел раненого коня. За это поплатился не только он, но и все жители деревни. Наступил холод и голод. Природа словно взбунтовалась из-за жестокого обращения с конём. С этого момента в сказке начинают происходить фантастические события. «Конь взмахнул хвостом и тотчас…засвистел пронзительный ветер, вздул снег…

После случившегося Филька понял свою ошибку, он сделал первые шаги навстречу людям, и они щедро наградили своей признательностью, заботой, помощью, сочувствием. Из рассказа ребята поняли такие заветы: надо бережно относиться к хлебу. В нём заложен огромный труд ни одного человека. Пшеницу надо вырастить, затем убрать с поля. Свезти на мельницу. Смолоть муку. Испечь вкусный каравай. А без хлеба может погибнуть весь народ! Жить надо с добрыми намерениями, чтобы потом стыдно не было. Обдумывать каждый шаг. Слушаться старших. Любить природу. Не обижать братьев наших меньших.

Аудиосказка Паустовского Тёплый хлеб слушать онлайн

Аудиосказка Тёплый хлеб произведение Константина Паустовского. Рассказ можно слушать онлайн или скачать. Аудиокнига «Тёплый хлеб» представлена в mp3 формате.

• Теплый хлеб
  23:32

Поделиться с друзьями:

Аудиосказка Паустовского Тёплый хлеб, содержание:

История, которую рассказывает аудиосказка Паустовского Тёплый хлеб, произошла в военное время. А началось все с того, что в ногу боевого коня попал осколок снаряда, и раненое животное пришлось оставить в ближайшей деревне. Здесь жил мельник по имени Панкрат, которого все считали колдуном – он и вылечил коня и приобрел тем самым надежного помощника, кормить которого, впрочем, было практически нечем. Голодный конь ходил по деревне и просил еду, поэтому местные жители, которые его подкармливали, считали коня общим.

В этой же деревне жил со своей бабушкой угрюмый мальчик Филька. К нему-то и забрел однажды зимой голодный конь. Мальчик держал хлеб с солью, однако увидев животное, впал в ярость, ударил коня и швырнул хлеб в снег. Из глаз несчастного коня скатилась слеза.

Далее в рассказе Паустовского начинается страшная вьюга. Вечером пришла бабушка и сообщила, что вся вода в округе превратилась в лед, поэтому теперь им не выжить. Мальчик заплакал, а бабка рассказала, что такая же беда приключилась здесь около века назад, когда богатый мужик швырнул пожилому солдату черствый заплесневелый кусок хлеба.

Услышав эту историю, мальчик побежал к мельнику и все ему рассказал. Панкрат посоветовал придумать какой-то выход из положения, который загладит вину. И Федька собрал всех ребят, чтобы разбить лед на реке и возобновить работу мельницы.

На следующий день подул теплый ветер и, в конце концов, лед треснул. А наутро Филька принес коню целую буханку с солью, однако животное отказалось принимать угощение, пока мельник не уговорил своего верного друга простить мальчишку. В конце аудиосказки онлайн, конь все-таки съел хлеб и положил голову на плечо Фильки, что означало прощение и мир.

Теплый хлеб под дождем, автор — Глория Московиц-Свит

** Содержит спойлеры **
В этой беллетризованной биографии в свободном стихе рассказывается о жизни Мойше Московица незадолго до Холокоста, а затем во время него. В 1936 году Мойше, его мать, отец, старший брат Саул и младшая сестра Белла живут в Кельце, Польша. Их домашняя жизнь теплая, любящая и религиозная, хотя некоторые из них наблюдают, как нацистская угроза усиливается и приближается. На улице Мойше часто приходится высматривать польских мальчиков, которые «хотят растолочь меня, как шницель» просто потому, что он еврей.Мать Мойше часто призывает его отца уехать в Америку, где у них есть родственники, и скопить достаточно денег, чтобы отправить их семье. Однако его отец продолжает отказываться уезжать, в конце концов соглашается только для того, чтобы обнаружить, что возможность упущена.

Моисе 13 лет, когда нацистская Германия вторглась в Польшу, и жизнь еврейских семей, живущих там, навсегда изменилась. Сначала Московица прячутся в сарае друга-христианина, но когда ничего не происходит, они решают вернуться домой, но в 1941 году их схватили, чтобы временно жить в гетто Кельце.Каким-то образом отец Мосихе сбегает и присоединяется к сопротивлению. Оттуда, в августе 1942 года, гетто ликвидируют, а мать и сестру Моисея забирают из семьи, чтобы их больше никто не видел.

Мойше и Саула переводят из одного концлагеря в другой. Когда его брат придумывает план побега, выживает только Мойше, и его отправляют в Освенцим на каторгу. К 1945 году, когда становится ясно, что нацисты проигрывают войну, а союзники приближаются, Мойше оказывается на нескольких маршах смерти.Во время первого марша он делает вид, что падает, и ему удается убедить охранников, что он на самом деле мертв. Когда недобрый фермер находит его, Мойше помещают в другую группу еврейских заключенных, где его сажают в вагон для перевозки скота. Именно здесь он, наконец, находит надежду, которая ему нужна, чтобы пронести его, когда группа чехословацких женщин бросает вызов нацистской охране и бросает теплый свежеиспеченный хлеб в машины для людей в вагонах для скота.

Сняв поезд, Мойше начинает свой второй марш смерти, пробуя ту же тактику, которую использовал раньше, — упасть мертвым. Оставшись позади, он прячется в стоге сена. Здесь Мойше находит американский солдат, говорящий на идиш.

Да, Мойше переживает Холокост и в конце концов отправляется в Лос-Анджелес, Калифорния, где женится и создает семью. И, как большинство выживших в Холокосте, он не хотел рассказывать о своих переживаниях при нацистах. Но в конце концов он это сделал, и теперь его дочь Глория поделилась своими рассказами с поэтом Хоуп Анитой Смит, и они вместе написали рассказ Мойше.

Теплый хлеб под дождем рассказывается от первого лица в нескольких коротких запасных, иногда заниженных, стихотворениях и разделен на семь глав, каждая из которых посвящена конкретным событиям и времени в жизни Мойша. Смит создал душераздирающую запись. как это обнадеживает.Интересно, что нацистов образно называют хищными волками и никогда не изображают людьми.

Текст и небольшие иллюстрации акварельных пятен выполнены в коричневых тонах и многое добавляют к свидетельству человека, который был свидетелем того, что было сделано с европейскими евреями во время правления Гитлера.

«Теплый хлеб под дождем» — не та книга, которую стоит читать, если вы ищете фактический отчет о том, что случилось с Мойше и его семьей. Если это то, что вы хотите, или если после прочтения истории Мойше вы захотите узнать больше, вы можете найти отчет о Кельце и гетто Кельце ЗДЕСЬ.

Вместо этого не забудьте прочитать Заметку автора дочери Мойше, Глории, чтобы узнать больше об этом мужественном человеке, который потерял все, но нашел надежду, в которой он нуждался, чтобы пронести его через те темные дни.

Эта книга рекомендована для читателей от 9 лет.
Эта книга куплена для моей личной библиотеки.

ТЕПЛЫЙ ХЛЕБ ПОДОЖДЕМ | Kirkus Обзоры

от
Алан Грац
‧
ДАТА ВЫПУСКА: 25 июля 2017 г.

В разгар политических потрясений, как вам сбежать из единственной страны, которую вы когда-либо знали, и начать новую жизнь? Параллельные истории трех разных беженцев среднего школьного возраста — Йозефа из нацистской Германии в 1938 году, Изабель из Кубы 1994 года и Махмуда из Алеппо 2015 года — в конечном итоге переплетаются для максимального воздействия.

Три страны, три периода времени, три отважных героя. И все же у этих трех одиссеев беженцев так много общего. Каждый пересекает ландшафт, которым правит диктатор, и должен уравновешивать свободу, семью и ответственность. Каждый сначала уезжает на лодке, борется между видимостью и невидимостью, справляется с повторяющимися препятствиями и душераздирающими потерями и в процессе обретает стойкость. Каждое повествование от третьего лица предлагает доступный взгляд на миграцию под принуждением, в которой поведение знакомых взрослых меняется непредсказуемо, незнакомцы используют уязвимые места переходных людей, а обстоятельства, кажется, обусловлены случайной удачей. В конце концов Махмуд приходит к выводу, что видимость — это лучше всего: «Увидьте нас… .Слушайте нас. Помогите.» В этой книге Грац совершает подвиг, который является не чем иным, как гениальным, предлагая искусно составленное повествование, пронизанное глобальными и межпоколенческими отзвуками, которые сигнализируют о надежде на будущее. Отлично подходит для людей старшего возраста среднего класса и старше в классных комнатах, книжных группах и / или сообществах, которые хотят повысить сочувствие к новым и уже прибывшим издалека.

Проницательный, уважительный и исторически точный, наполненный эмоциональной суматохой, приключениями и неизвестностью.(карты, примечание автора)
(Историческая фантастика. 10-14)

Дата публикации: 25 июля 2017 г.

ISBN: 978-0-545-88083-1

Количество страниц: 352

Издатель: Scholastic

Обзор Опубликовано онлайн: 10 мая 2017 г.

Обзоры Киркуса Выпуск: 1 июня 2017 г.

Поделитесь своим мнением об этой книге

Вам понравилась эта книга?

Шел теплый хлеб: история надежды Мойше Московица (в твердом переплете)

16 долларов. 99

На наших полках сейчас или недавно

2 под рукой,
по состоянию на 18 апреля 16:17

(ФИКЦИЯ ХАРДКОВЕР)

Отзывы сотрудников

---

Возраст от 10 до взрослых

Глория Московиц-Свит рассказывает о триумфальной истории своего отца о Холокосте изысканными словами знаменитой поэтессы Хоуп Аниты Смит.Мойше Московицу было тринадцать, когда нацисты вторглись в Польшу, и его семья выучила язык страха. Волки маячили на каждом углу, но Мойше все еще держался благословений черничных вареников своей матери и праздновал субботу всей семьей. Но с каждым днем ​​тьма все сильнее давила на Мойше, когда его семья была разбита, изгнана и разбросана по рабочим и концентрационным лагерям. Как только его последние надежды начали тускнеть, простой акт доброты искупил его веру в то, что доброта может пережить испытания войны: это был день, когда пошел дождь из теплого хлеба.

— Из отличников среднего класса

Описание

---

Мощный роман в стихах для среднего класса об одном мальчике, пережившем Холокост.

Мойше Московицу было тринадцать лет, когда нацисты вторглись в Польшу, и его семья выучила язык страха. Волки маячили на каждом углу, но Мойше все еще держался благословений черничных вареников своей матери, празднования субботы всей семьей, верного друга.Но с каждым днем ​​тьма все сильнее давила на Мойше, когда его семья была разбита, изгнана и разбросана по рабочим и концентрационным лагерям. Как только его последние надежды начали тускнеть, простой акт доброты искупил его веру в то, что доброта может пережить испытания войны: это был день, когда пошел дождь из теплого хлеба.

Глория Московиц-Свит рассказывает о триумфальной истории своего отца о Холокосте словами знаменитой поэтессы Хоуп Аниты Смит. Этот документ, искусно сформулированный и прекрасно иллюстрированный Леей Лайон, является важным дополнением к неизменно важной коллекции свидетельств о Холокосте.

Кристи Оттавиано Книги

Об авторе

---

Глория Московиц-Свит — дочь пережившего Холокост Мойше Московица. Ее рассказы вдохновили детскую книгу «, теплый хлеб», «».

Хоуп Анита Смит, , является автором книги Как закрывается дверь, и ее продолжения, Хранение ночного дозора . Профессиональный рассказчик, Хоуп проводит семинары по написанию стихов для всех классов.Уроженка Акрона, штат Огайо, г-жа Смит сейчас живет в Лос-Анджелесе, штат Калифорния.

Леа Лион — иллюстратор детских книг. Среди последних названий — Say Something Пегги Мосс и Keep Your Ear on the Ball Женевьев Петрилло.

Похвала за…

---

Обладатель золотой награды журнала A Parents Choice Magazine
Лучшая книга года Киркуса
Известный стих NCTE
Известная детская книга ALSC
Известная книга ALA для юных читателей
Лучшая книга колледжа Бэнк-Стрит год

«Дочь Мойше рассказывает историю, рассказанную ей ее отцом, и поручает Смиту сочинять стихи, которые поражают сердце каждого момента, каждого страха, каждого ужаса и делают его личным для читателей, даже когда время стирает свидетели. Глубоко трогательное, красиво написанное изображение зла, о котором нельзя допустить, чтобы его забыли . »- Обзоры Киркуса , помеченных рецензией

« Скромный, красноречивый стих от первого лица. . . Случайные наброски акварельными красками дополняют стихи, добавляя незабываемое визуальное измерение. В примечании автора Московиц-Свит больше рассказывается о ее покойном отце Мойше, на воспоминаниях которого основан этот роман «- Horn Book

» Запасной стих Смита быстро продвигает читателей по всему рассказу. . . Читатели, запуганные более плотной прозой, могут оценить преуменьшение в этом поэтическом повествовании. Небольшие черно-белые виньетки добавляют визуального эффекта. . . трогательная прозаическая заметка из Московиц-Свита завершает книгу »- Бюллетень

« Короткие, вызывающие воспоминания стихи Смита освещают важные события с точки зрения Мойше, поскольку он выживает, несмотря на почти невероятные трудности. Искусство Лиона в тонах сепии изображает многие эмоции истории, особенно страх и одиночество, которые являются постоянными спутниками Мойше.»- Книжный лист

Подробнее о продукте
ISBN: 9781250165725
ISBN-10: 1250165725
Издатель: Henry Holt and Co. (BYR)
Дата публикации: 13 августа 2019 г.
Язык: 9 160
Страниц: 9 160
Английский
Рекомендуемый уровень чтения
Минимальный возраст: 9
Максимальный возраст: 13
Минимальный уровень успеваемости: 3
Максимальный уровень успеваемости: 9
Категории
Связанные издания (все)

Биография в стихах: дождь из теплого хлеба

Christie Ottaviano Books, 2019 (Генри Холт)

ТЕПЛЫЙ ХЛЕБ ПРОДОЛЖЕН: Рассказ Мойше Московица о надежде (Роман в стихах)

Рассказ Глории Московиц-Свит, Стихи Надежды Аниты Смит, иллюстрации Ли Лайон

Книги Кристи Оттавиано, Генри Холт и компания, Нью-Йорк, 2019

ISBN: 9781250165725, 160 стр.

Резюме:

Переживший Холокост Майкл (Мойше) Московиц был еврейским ребенком в 1936 году, когда приход к власти нацистов Гитлера превратил его родину, Польшу, в очень опасное место. В коротких, но волнующих душу стихах от первого лица его переживания раскрываются поэтапно / по главам. Коллекция 1936 года рассказывает об издевательствах и физических нападениях, Хрустальная ночь , семейной жизни и обмене школьных знаний на защиту двух здоровенных сверстников позволяет ему перемещаться из дома в школу, не подвергаясь нападению.Следующий раздел , 1939, включает в себя неудавшуюся попытку его семьи сбежать и спрятаться, их сожаление о том, что им не удалось сбежать раньше, а также ускоренное присутствие солдат, танков, собак и заборов из колючей проволоки. Хулиганы превратились в зверей, и последняя попытка его отца совершить побег слишком поздно — границы закрылись. Глава 4, Гетто Кельце, обостряет ужас его жизни в принудительном гетто, загоне изоляции-нормирования-голодания-казни внутри самого города. Игра, дружба, хитрость и его школьная смекалка укрепляют его разбитый дух и предоставляют материал для обмена, повышающий его шансы на выживание, но лишь незначительно. К августу , 1942 год, секция называется ЛИКВИДАЦИЯ , и первая из нескольких эвакуаций в лагеря смерти приводит к тому, что Мойше теряет мать и разлучается с отцом.

Наконец, Из лагеря в лагерь обнаруживает, что Мойше цепляется за надежду, борется за жизнь и полагается на удачу и надежду, чтобы поддержать себя и своего друга.Он ценит пример нескольких взрослых мужчин, у которых достаточно сил, чтобы воодушевлять его, а иногда и помогать ему выжить. Одно стихотворение имеет такое же название, как и книга, ТЕПЛЫЙ ХЛЕБ ПОДОЖДЕМ . Во время одного из многочисленных переездов между лагерями в открытых вагонах для перевозки скота, ближе к концу войны, чехословацкие женщины бросают вызов охранникам, совершают набег на пекарню и швыряют теплые буханки хлеба через крышу вагона для скота голодающим и замерзающим заключенным. Мойше сохраняет аромат своей смелости дольше, чем аромат свежего хлеба.В заключении описывается его последний марш смерти, который не положил конец жизни Мойше. Прочтите сами, чтобы узнать, как он выжил, а затем посвятил свою жизнь выживанию из их историй. Эта книга — попытка его дочери сохранить эту историю после того, как ее отец больше не может этого делать.

Мои мысли:

В течение нескольких лет я учился и готовился стать преподавателем Холокоста в районе Милуоки. Благодаря этой структурированной программе я получил так много знаний, нюансов и признательности за огромную задачу, связанную с передачей новому поколению неизмеримого ужаса и воздействия Холокоста.Я потратил всю жизнь чтение художественного и научную литературу по данной теме, активно исследовать научные и личные счета, переваривание и обработку реальности, ум numbingly ужасающего и все же, несомненно, правда.

Задача грандиозная, но достойная. Я не еврей и не выживший, но все же глубоко вложен в него. Почему? Потому что я человек, и это было ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ зверство. Именно человечность Холокоста делает жанр романов таким эффективным и мощным инструментом обучения, особенно для молодежи.Рассказы от первого лица важны безмерно, но романизированная история, хорошо изученная и предварительно проверенная специалистами по чувствительности, может достичь такого места в сердцах и умах читателей, которое иначе могло бы быть закрыто для прямых инструкций и / или академических материалов.

Мне понравился этот роман в стихах, в котором рассказывается отрывок из жизни Майкла Московица, очень молодого человека, пережившего Холокост в Польше. ТЕПЛЫЙ ДОЖДЬ: История надежды Мойша Московица — это рассказ в стихотворениях в свободном стихе, которым с любовью поделилась его дочь, Глория Московиц-Сладкое для поэта / писательницы Хоуп Анита Смит.Иллюстратор Леа Лион усилила эту историю своей собственной силой, умело вставляя штриховые наброски в тонах сепии по всей истории в нужные моменты.

Книги Кристи Оттавиано, 2019 (Генри Холт)

Этот роман в стихах предлагает поэтическое откровение воспоминаний одного человека о годах, которые он провел в гетто и лагерях во время войны в Европе. Это пристальный взгляд на физическую и эмоциональную цену, заплаченную за то, что они были евреями в разгар беспрецедентного нацистского геноцида.
Формат и сцены представляют трагический и ошеломляющий фрагмент истории для более молодой аудитории, и в наши дни кажется необходимым начать это разоблачение раньше, чем позже.

Такая книга — идеальный способ познакомить младших читателей с личной историей Холокоста. Это всего лишь один из миллионов (МИЛЛИОНОВ!) Отдельных историй. У каждого человека своя история выживания, страдания или смерти. Даже в этом случае одна подробная история, хорошо рассказанная, может быть более эффективным способом понять и соединиться с этой ОДНОЙ личной историей, чем обобщать и ошибочно воображать, что все эти индивидуальные переживания были одинаковыми.

Иногда достаточно одной истории.

Шел теплый хлеб: история надежды Мойша Московица

Рассказ Глории Московиц-Свит, стихи Надежды Аниты Смит, с иллюстрациями Ли Лайон. Генри Холт и Ко, 2019. 160 с. 16,99 $ / твердая обложка; 9,99 $ / электронная книга. Рекомендуется для детей 9–13 лет.

Купить в QuakerBooks

Каждый месяц сотни людей, переживших ужасный геноцид, известный как Холокост, умирают от болезней и старости.Даже тем, кто каким-то образом выжил в крошечных детях и которые не помнят о своем жизненном опыте, сейчас далеко за 70. И с каждой смертью мир теряет еще одну историю — историю ужаса, борьбы, разлуки, страха, надежды, веры, стойкости, любви — каждая уникальна, но каждая является частью важной истории, которую многие члены семьи, историки и авторы отчаянно работают, чтобы сохранить, пока не стало слишком поздно.

Это была миссия Глории Московиц-Свит, дочери польского выжившего Мойше Московица, который умер в 2019 году в возрасте 92 лет. В примечаниях в конце этой тонкой, но мощной книги она обсуждает трудности, с которыми ее отец сталкивался на протяжении многих лет, рассказывая свою историю, но когда он начал делиться своей историей, он поделился ею со всеми: со своими детьми; его внуки; и, как многие выжившие, с местными учениками средней школы. Я по собственному опыту знаю, какое огромное влияние может оказать прослушивание истории выжившего, рассказанной им самим, на комнату, полную молодых людей.

Также историю Мойше рассказывает отмеченная наградами поэтесса и писательница Хоуп Анита Смит, которая рассказывает о жизни Мойше в 65 коротких лирических стихотворениях на стихи.Стихи следуют за молодым Мойше из его довоенной жизни, столкнувшегося с повседневной дискриминацией, с которой ему и его собратьям-евреям приходилось иметь дело в Польше еще до прихода нацистов; к страху, который возник из-за необходимости скрываться после немецкого вторжения; к процессу гетто и разлучения семей; и, наконец, к борьбе Мойше за выживание в нацистских трудовых лагерях и в ужасных маршах смерти в конце войны.

Название этой эмоциональной истории происходит от одного инцидента в конце войны.Мойше и его сокамерники были эвакуированы из Освенцима сначала форсированным маршем, а затем поездом и въехали в Чехословакию. Нацисты — «волки», как Мойше называет их на протяжении всей истории, — знают, что конец приближается, и стараются скрыть доказательства своих преступлений. Однажды поезд останавливается в городе:

Сквозь доски мы видим.
Есть небо, трава и то, за что мы все цепляемся. . .
Есть жизнь.
Волки стоят прямо,
держат ружья наготове.
Они прячут свой стыд в вагонах для скота.

Затем Мойше понимает, что на остановившийся поезд смотрят и мирные жители — чешские женщины. И то, что присутствие немецкой охраны их не отпугивает, не отпугивает. Они бросают вызов, а затем действуют:

Они поворачивают к пекарне.
Один бежит внутрь.
Остальные следуют.
Они выходят с оружием в руках.
Что-то влетает в вагон для перевозки скота.

_____________________

Наши руки тянутся вверх
хватают, тянут.
Присутствует сладкий аромат.
И тогда мы знаем.
Это жизнь.
Это хлеб,
еще теплый из духовки.
Идет теплый хлеб.

В то время, когда инциденты с антисемитизмом происходят в нашей стране почти еженедельно, а количество выживших продолжает сокращаться, истории, подобные истории Мойше, важны как никогда, особенно когда они так же хорошо рассказаны, как эта.

Связанные

Теплый хлеб с дождем от Глории Московиц-Свит {Рецензия на книгу}

Моей дочери очень нравятся книги, написанные в форме стихов.Совсем недавно она позволила мне прочитать одно из своих любимых произведений — It Rained Warm Bread Глории Московиц-Свит.

Теплый хлеб про дождь

Книга открывается в Польше, где родился и вырос Мойше Московиц. Его отец чувствует опасность, поэтому он прячет семью в сарае друга-нееврея в течение двух месяцев до прихода нацистов. Однако другой друг говорит, что нацисты вторглись в Польшу, но они не создают никаких проблем. Услышав новость,

Мой отец
краснеет от своих крайностей.
Два месяца прячется в сарае.
Моя мать касается его руки.
Мы прощаемся с Янеком.
Поблагодарите жителей сарая
за то, что они поделились своим домом.
Закатывают глаза,
жуют сено.
Скатертью дорога, говорят они, когда
расходятся в пространстве, которое мы оставили позади.
Мы в бреду.
Едем домой.

Мы не думали ясно.
Мы пошли домой слишком рано.

Нацисты загоняют Мойше и его семью в гетто, а затем к 1942 году они направляются в концлагерь.Учитывая, как рано они вошли в лагерь, удивительно, что Мойше выжил.

Тем не менее, он не просто выживает. Ему даже удается несколько раз сбежать! Это мощная история, но самая яркая часть всей истории происходит из инцидента, который вдохновил название «Тёплый хлеб из дождя».

Мои мысли о книге

Я прочитал много книг о Холокосте, но поскольку эта книга была написана в форме стихов, в ней была тихая сила. Это было горько и печально. Мне очень понравилось читать эту книгу, и я считаю, что поэтическая форма идеальна.

Мне кажется, таким образом я узнал около 80% истории Мойше. Однако было несколько моментов, о которых я действительно хотел узнать больше. В тех немногих случаях я чувствую, что стихи оказали медвежью услугу рассказу Мойше, потому что они были слишком скудными, чтобы помочь мне понять, что происходит. Чтобы помочь с этим, в конце книги дочь Мойше включает шестистраничный рассказ, который помогает заполнить некоторые пробелы. Однако такое повествование не могло ответить на все мои вопросы.

Несмотря на этот незначительный недостаток, мне очень понравилась эта книга, и я бы порекомендовал Теплый хлеб с дождем Глории Московиц-Свит детям и взрослым в возрасте от 12 лет и старше.

Я даю этой книге 5 звезд из 5 по шкале «Планы мамы».

Хотели бы вы прочитать больше книг о детском опыте Холокоста? Рассмотрим

Луна была моим свидетелем Авраам Леви

и

Счастливый ребенок Томас Бюргенталь

Связанные

Интерлинк Паблишинг | Горячий хлеб и медовый торт

«Паграч-Чандра, обладатель Премии Софи Коу в области истории кулинарии 2000 года, написал выдающуюся книгу, которая частично является историей кулинарии, а частично — международной кулинарной книгой.Любители шоколада обязательно оценят как мини-историю какао, так и восхитительные рецепты. Уровни навыков выпечки различаются в зависимости от рецепта, и сложность отмечается для каждого … глобальное вдохновение (которое включает в себя Европу, Ближний Восток, Азию, Карибский бассейн, Латинскую Америку и Северную Америку) делает это уникальным в своем роде. ресурс для более предприимчивых и опытных пекарей. Настоятельно рекомендуется.» — Библиотечный журнал

«Среди последнего урожая новых книг по выпечке бесспорным победителем, несомненно, является« Горячий хлеб и медовый торт: домашняя выпечка со всего мира »Гайтри Паграч-Чандра (Interlink Books, $ 35.00). Тщательно изученный и с любовью написанный, «Теплый хлеб» заслуживает места на книжной полке каждого, кто любит печь. Подвергнувшись влиянию мультикультурности в раннем возрасте в своей родной Гайане, Паграч-Чандра развила любовь к выпечке и увлечение исследованием культурного фона рецептов, которые она собирала. И хотя она является лауреатом престижной премии Софи Коу («Оскар мира истории еды») за выдающиеся исследования, здесь нет высокомерной академической прозы.Она написала дружелюбным и информативным тоном — как любимая кузина, рассказывающая вам о семейном рецепте, а затем точно описывающая шаги к идеальному результату. Головокружительный ассортимент рецептов охватывает все, от индийского хлеба до голландского печенья и чилийских пирожных. Несладкая выпечка занимает важное место наряду с традиционными сладостями, и целая глава посвящена выпечке из листьев и ниток, включая настоящую турецкую пахлаву, штрудель и тертый кадаиф в пшеничном стиле.Аппетитные фотографии многих рецептов сделаны так, чтобы они выглядели уютно, а не красиво, и перемежаются с некоторыми снимками выпечки в их естественной среде обитания. «Теплый хлеб и медовый торт» — это не только увлекательное чтение, но и собрание рецептов, к которым вы — или пекарь из вашего праздничного списка подарков — будете возвращаться на долгие годы ». — Ник Мальжери

«… именно та книга, которую можно достать воскресным утром и найти идеальный рецепт на обед, поздний завтрак или ужин. Это соблазняет, потому что он не только имеет глобальный охват, но и рецепты сопоставлены, как если бы вы путешествовали и собирали рецепты и воспоминания.Вы найдете рецепты из Китая рядом с арабскими или греческими угощениями. Будет сложно решить, что делать в первую очередь ». — Супер повар

«Рецепты выпечки составляют основу кухни. Они объединяют оба конца съедобного спектра: с одной стороны, основные предметы быта в виде простых повседневных лепешек или буханок на закваске, а с другой — самые изысканные и экстравагантные торты для особых случаев и праздников. Эта книга объединяет весь этот спектр и богато наслоена хорошо изученными историческими справками.Автор … умело помещает эту коллекцию рецептов из стран Карибского бассейна, Европы, Ближнего Востока, Азии и Америки в исторический контекст, при этом соблазняя читателя воображаемыми ароматами и вкусами кокоса, шоколада, меда и специй. …. Тщательно написанные рецепты… а также роскошные фотографии. Умная и красивая книга, которая вознаграждает и чтение, и еду ».