Пересеять муку как пишется

В поисках полезной еды мы научились читать составы на этикетках. Но производители придумывают все новые ходы, чтобы нас запутать. Например, «обезжиренный» не значит полезный, а за таким здоровым словом «цельнозерновой» часто скрывается пробитая в пыль мука (но из цельных зерен). Мы собрали топ-10 маркетинговых ходов производителей еды — теперь вы точно не попадетесь.

1. Обезжиренный

Магазины заполнили переработанные продукты с пониженным содержанием жира. Обычно на них есть этикетки: «обезжиренный», «без жира», «с низким содержанием жира». 

Многие люди считают, что это более здоровая пища. Но это не обязательно так: нежирный продукт часто не очень вкусный, поэтому в него добавляют много сахара или других подсластителей.

В йогурте с пониженной жирностью нашлись несколько видов сахара: обычный, а также в составе наполнителя, плюс глюкозно-фруктозный сиропЯромир Романов / Znak.com

2. Цельнозерновой

Мы часто слышим, что цельные зерна полезнее очищенных. 

Проблема в том, что цельные зерна не всегда «цельные»: они измельчены в муку очень мелкого помола, из-за чего перевариваются человеком так же быстро, как и очищенные.

Кроме того, продукт даже с небольшим количеством цельного зерна может содержать массу других вредных ингредиентов, в том числе сахар и кукурузный сироп с высоким количеством фруктозы.

Из-за надписи «с цельным зерном» кажется, что это полезный продукт. Но по составу понятно, что «цельнозерновость» тут… ну, такая (крупа пшеницы, овсяные хлопья и рисовая мука, серьезно?). Кроме того, здесь опять-таки есть сахарЯромир Романов / Znak.com

3. Натуральный

Производители любят писать на своих продуктах «100% натуральный» или «Натуральный продукт». Это бросается в глаза. Кажется, что этот продукт — хороший, полезный.

Но это не всегда так: маркировка «натуральный» никак не регламентируется и не дает никаких гарантий качества.

Надпись «100% натуральные ингредиенты» каждый трактует, как хочет. Например, в этом готовом завтраке натуральными ингредиентами стали два вида сахара (обычный и глюкоза), какой-то фруктовый порошок, краситель и ароматизаторЯромир Романов / Znak.com

4. Без глютена

Безглютеновая диета — модная тема последних лет. Теперь на ней сидят не только для лечения целиакии, но и чтобы улучшить память и похудеть.

Проблема в том, что обработанные продукты с надписью «без глютена» часто вредны и дорого стоят. Обычно их изготавливают из высокоочищенных крахмалов с высоким гликемическим индексом: кукурузного, картофельного. Также они могут содержать сахар.

Печенье отважно заявляет, что не содержит глютена. При этом содержит кукурузный крахмал с высоким гликемическим индексом и сахар. Что из этого полезнее?Яромир Романов / Znak.com

5. Без сахара

Если на продукте написано, что он не содержит сахара, это еще не значит, что его и правда там нет.

Производители часто добавляют в продукты разные виды сахара. Кукурузный сироп и сгущенный тростниковый сок — все тот же сахар, только спрятавшийся в списке ингредиентов.

Производитель заявляет, что в кетчупе нет сахара. Но в составе есть фруктоза (тот же сахар), а также сорбитовый сиропЯромир Романов / Znak.com

6. Без ГМО

Надпись «без ГМО» не означает, что продукт не был модифицирован. А продукт без этой надписи вполне может быть без ГМО.

По законодательству РФ, если в пищевых продуктах меньше 0,9% ГМО, то упоминать о наличии ГМО в продукте производитель не должен.

Не так уж важно, содержит ли продукт ГМО (тем более что надпись не гарантирует его отсутствия). Лучше читайте состав. Например, в этих сухих завтраках может и не быть ГМО, но зато много сладкого: сахар и подсластителиЯромир Романов / Znak.com

7. Калории на порцию

Вместо общего числа калорий на этикетке может быть указано количество на одну порцию. Это сделано, чтобы вы успокоились, что продукт не очень калорийный.

На самом деле производитель может считать, что в одном шоколадном батончике — три порции, а вы, порадовавшись цифре на этикетке, съедите его за раз.

Производители сладких напитков и шоколада любят писать количество калорий «на порцию», а не на 100 г. Например, в этой шоколадке — 120 ккал. Кажется, не так уж много. Но производитель считает, что в упаковке — 4 порции. Если увлечься и съесть всю плитку, то будет уже 480 ккал.Яромир Романов / Znak.com

8. Со вкусом клубники

Упоминание натурального продукта в названии не гарантирует его наличия в составе.

Возможно, вы будете шокированы, но в газировке со вкусом клубники нет никакой клубники. Она сладкая из-за сахара, а клубничная из-за химикатов.

«Клубника» и «малина» в составе этого зеленого чая — это концентрированные соки и ароматизаторыЯромир Романов / Znak.com

9. Содержит омега-3

Хорошая уловка для родителей — писать на детских пюре, кашах и печенье «содержит омега-3» или еще что-нибудь полезное. Люди верят, что делают лучший выбор для своих детей.

К сожалению, это маркетинговый трюк: обычно количество этих полезных веществ очень мало и не компенсирует вред от других ингредиентов.

Этот гарнир якобы содержит омега-3. Но сколько его там — никто не знаетЯромир Романов / Znak.com

10. Е вместо глутамата натрия

Глутамат натрия — пищевая добавка, которая усиливает вкус и запах продуктов, из-за чего мы сильнее хотим их съесть. Не все хотят, чтобы естественный вкус усиливался таким способом.

Но производители на шаг впереди: вместо глутамата натрия они пишут его техническое название — Е621. Так они как будто бы не скрывают наличие вредного вещества. В то же время люди могут не обратить внимание на наличие Е621 и купить продукт.

В составе этих чипсов производитель избежал названия «глутамат натрия», заменив на «усилители вкуса и аромата» и техническое название. Е621 — и есть глутамат натрияЯромир Романов / Znak.com

«Будет обвинительный приговор, и даже самую ужасную экспертизу суд вытянет за уши»

За последние 10 лет в России в несколько раз выросло количество приговоров с реальными сроками по уголовным делам, в которых обычно требуется гуманитарная экспертиза. Нередко именно результаты экспертизы ложатся в основу обвинений, позволяя ликвидировать организации и приговаривать людей к реальным срокам и штрафам за слова, изображения, видеоролики, перформансы. 

Спрос на экспертизы растет, но их качество и обвинительный уклон вызывают много вопросов. Кроме того, защита не имеет права воспользоваться этим инструментом, что является нарушением прав, признают сами эксперты.

Публикуем сокращенный вариант исследования «Какие надо смыслы», которое провела группа независимых журналистов, изучая, как устроена система судебной экспертизы и что с ней не так. 

Экспертизы «с явным нарушением академической честности и норм научной этики»

В конце октября в России впервые посадили по статье за оскорбление чувств верующих. Блогера из Таджикистана Руслана Бобиева и модель Анастасию Чистову приговорили к 10 месяцам колонии за фотосессию на фоне храма Василия Блаженного. На снимке Чистова в куртке с надписью «Полиция» стоит на коленях перед Бобиевым, а тот держит ее за волосы. Судебная экспертиза этого изображения проводилась, хотя в конечном итоге не потребовалась — обвиняемые признали свою вину. 

В другом резонансном, пока не завершившемся деле последних дней — деле правозащитного центра «Мемориал» (признан иностранным агентом) — гуманитарная экспертиза, напротив, сыграла ключевую роль. Мосгорпрокуратура потребовала ликвидировать Центр, утверждая, в частности, что в его материалах присутствуют «лингвистические и психологические признаки оправдания деятельности участников международных террористических и экстремистских организаций». Эти выводы сделаны на основе психолингвистического исследования АНО «Центр социокультурных экспертиз», известной своими заключениями по делам историка Юрия Дмитриева, Pussy Riot и Свидетелей Иеговы (управленческий центр в России признан экстремистской организацией).

Сколько человек получили реальные сроки по уголовным делам, в которых обычно требуется гуманитарная экспертиза (Источник данных: проект «Достоевский»)

Гуманитарная судебная экспертиза начала развиваться с начала нулевых. До этого времени, говорят эксперты, она была явлением редким — не было ни методических разработок, ни обширной практики. Второй всплеск спроса, по оценкам наших собеседников, приходится на конец прошлого десятилетия. С тех пор он не ослабевает, однако качество экспертиз нередко вызывает вопросы. В начале 2021 года сообщества Amicus Curiae и «Диссернет» запустили проект, в котором начали собирать «коллекцию» экспертиз, выполненных «с явным нарушением академической честности и норм научной этики». Добывать тексты заключений не так-то просто, поэтому пока на сайте собрано только 26 документов. Каждый сопровождается рецензией квалифицированного специалиста и списком нарушений. 

«С 2011 по 2017 год количество обращений ко мне [по поводу гуманитарной экспертизы] колебалось от 160 до 190 в год. С 2018 года этот показатель пошел вверх», — говорит о росте спроса начальник научно-методического отдела Гильдии лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам (ГЛЭДИС) Игорь Жарков. Так, в 2018 году к нему обратились 253 раза, в 2019 — 272 раза, в 2020 году — уже 337. 

Одной из причин роста спроса на экспертизы эксперт считает кризис — растет число конфликтов и судебных разбирательств как таковых. Второй причиной он называет рост числа обращений по делам «откровенно политическим либо политически мотивированным».

Один из авторов проекта Amicus Curiae Дмитрий Дубровский называет рост спроса на гуманитарную экспертизу «заметным» и объясняет его расширением законодательства. Сейчас, говорит Дубровский, есть целый набор сюжетов, когда именно эксперты определяют исход дела. При этом в ряде ситуаций «вообще ничего не сделаешь», потому что это «оформление через суд прямой политической репрессии».

К гуманитарным (или специальным) судебным экспертизам относят лингвистические, психологические и религиоведческие экспертизы. В качестве объекта выступает, как правило, текст, а задачей эксперта является его рассмотрение с точки зрения значения и контекста. В последнее время круг дисциплин, специалисты которых становятся авторами специальных судебных экспертиз, расширяется в сторону политических наук, социологии, истории.

«Самые одиозные и скандальные экспертизы исходят от университетов»

Судебную экспертизу может заказать суд, а также правоохранительные органы (полиция, следственный комитет, ФСБ) — то есть сторона обвинения. Сторона защиты правом экспертной инициативы не обладает. Она может заказать альтернативное заключение или предоставить рецензию на экспертизу, однако принимать ее во внимание или нет — решает суд. Чаще всего, не принимает.

Экспертные организации можно разделить на несколько категорий:

•  ведомственные структуры, 
• экспертные центры при вузах, 
• некоммерческие организации, 
• коммерческие организации.

«Склонность отрабатывать госзаказ»

Ведомственные работают при Министерстве юстиции, ФСБ, МВД и Следственном комитете. По словам наших собеседников, нередко они пишут «вполне адекватные тексты». «Там есть внутренние профессиональные стандарты, которые нельзя нарушать», — комментирует Дмитрий Дубровский. По выражению Жаркова, когда госэксперты работают по утвержденным методикам, то «менее склонны беспредельничать». Однако, подчеркивает собеседник, системный недостаток государственного эксперта — его подчиненное по отношению к власти положение. Как следствие — «склонность отрабатывать госзаказ».

В 2017 этот тезис подтвердил Европейский суд по правам человека в деле «Дмитриевский против России». В основу обвинения было положено заключение эксперта Приволжского регионального центра судебной экспертизы при Минюсте. В ЕСПЧ пришли к выводу, что экспертиза не была независимой, так как ее делали, по сути, представители госвласти. По словам юриста «ОВД-инфо» (проект признан иностранным агентом) Николая Зброшенко, после дела Дмитриевского такая позиция Европейского суда кочует из дела в дело.

«Не выступать на стороне одной из спорящих сторон, а обеспечивать интересы государства»

Экспертные центры при вузах — еще одна категория учреждений, проводящих судебные экспертизы. «Самые одиозные и скандальные экспертизы исходят от университетов. Как ни странно, они не проходят контроль научного сообщества, и научного качества там мало», — утверждает Дмитрий Дубровский. В частности, все наши собеседники, сошлись во мнении в отношении экспертного центра при СПбГУ. «Раньше он был независимым и делал хорошие экспертизы, но буквально три-четыре года назад у них что-то поменялось, и они стали делать экспертизы с выводами, которые интересуют обвинение», — комментирует адвокат Дмитрий Динзе.

Его слова косвенно подтверждает протокол совещания юридического факультета СПбГУ от сентября 2017 года (есть в распоряжении редакции). На совещании были озвучены правила для преподавателей, привлекаемых в качестве экспертов по «резонансным делам, имеющим важное общественное и государственное значение»: «не выступать на стороне одной из спорящих сторон, а обеспечивать интересы государства и органов власти». С 2017 года экспертный центр СПбГУ нарастил объемы работы примерно в пять раз, директор центра Антон Попов объяснил это ростом авторитета организации.

«Эксперты по вызову следствия»

Часто экспертизы проводят некоммерческие организации. Они могут быть и способом существования независимой экспертизы, комментирует Дубровский, но нередко становятся «прибежищем» экспертов, которые себя дискредитировали. Его слова подтверждает крымский адвокат-правозащитник Эмиль Кубердинов: «Лицензия не нужна, они устраивают некоммерческую организацию и стряпают экспертизы».

Так, в основе иска о ликвидации правозащитного центра «Мемориал» — документ (он позиционируется как «психолого-лингвистическое исследование»), подготовленный Натальей Крюковой и Александром Тарасовым. Крюкова — основательница автономной некоммерческой организацией «Центр социокультурных экспертиз». Она создала организацию вместе с психологом, доктором культурологии Виталием Батовым, ныне покойным. Дмитрий Дубровский в одном из своих интервью называл их «экспертами по вызову следствия», подчеркивая, что «они берутся за все, что вообще не входит в сферу их научных компетенций».

К экспертизам есть много вопросов. Один из главных — то, что этим инструментом могут пользоваться только суд и сторона обвинения, но не защитаЯромир Романов / Znak.com

Также именно некоммерческая организация — АНО «Казанский межрегиональный центр экспертиз» — проводила экспертизу по алуштинскому делу «Хизб ут-Тахрир» (признана террористической организацией, запрещена на территории РФ). Проанализировав аудиозаписи и расшифровки разговоров в мечети, следователь интерпретировал использование исламских терминов, иных «косвенных» и «прямых» признаков как связь с деятельностью запрещенной организации. Обвинение запросило фигурантам дела от 14 до 19 лет колонии строгого режима.

Экспертизы, ламинирование, шиномонтаж

Коммерческим организациям формально делать экспертизу запрещено. Однако запрет можно обойти, если заказывать заключение не ООО, а сотруднику компании напрямую. Так, эксперт ООО «Лагуна-100» выполнил экспертизу по делу коломенского блогера Вячеслава Егорова, который предположил, что волна заболеваемости внебольничной пневмонией осенью 2019 года в Коломне могла быть связана с коронавирусом. На сайте организации можно узнать, что помимо судебно-экспертной деятельности, «Лагуна» занимается также печатью, ламинированием, набором текстов и шиномонтажом. 

«Экспертиза на общественных началах»

Отдельная категория — преподаватели вузов, которые выступают в личном качестве. Мы направили официальные запросы в восемь высших учебных заведений, чьи сотрудники проводили резонансные экспертизы. Связь с упомянутыми в запросах заключениями отвергли все — как говорится в ответах, их у вуза никто не заказывал, а преподаватели действовали самостоятельно. Однако, как отмечают наши собеседники — адвокаты, исследователи, независимые эксперты — процесс внутри вуза может быть неформальным, когда вузовское руководство «спускает» запрос на проведение экспертизы своим подчиненным без официального приказа.

Так, в Пермском научно-исследовательском университете (ПГНИУ) заявили, что вуз не имеет отношения к экспертизе по делу о «кукле Путина», сотрудники вуза действовали в частном порядке. Однако один из экспертов этого дела, доктор филологических наук Валерий Мишланов сообщил в переписке, что распоряжение сделать экспертизу он получил от ректора. При этом преподаватель подчеркнул, что «со следственными органами договор не заключался, а экспертиза проводилась на общественных началах».

Многие эксперты считают свою работу «гражданским служением»

«Что заставляет профессора, доктора наук утверждать, что существует некая особая социальная группа — «высшее руководство РФ», — причем она состоит только из двух человек — Путина и Медведева? О существовании других ветвей власти, о разделении властей доктор наук, вероятно, не слышал, — комментирует Игорь Жарков одно из дел в своей практике и заключает: — В большинстве случаев я плохо понимаю, что движет этими людьми».

Собеседник подчеркивает: основной двигатель — не деньги. Он приводит пример, когда следователь «зачем-то засунул» в дело платежные документы. Из них Жарков узнал, что за экспертизу ученый получил всего 6 тыс. рублей. В среднем, впрочем, стоимость экспертиз выше. В зависимости от сложности и числа вовлеченных людей, она колеблется от 15 тыс. до 100 тыс. рублей. «Так себе бизнес», — считает правозащитник Эмиль Кубертдинов.

Сколько человек осудили по уголовным делам, в которых обычно требуется гуманитарная экспертиза (Источник данных: проект «Достоевский»)

*Сокращение количества дел по статье о возбуждении ненависти или вражды связано с частичной декриминализацией статьи — теперь уголовная ответственность по ней наступает только после повторного нарушения.

«Полагать, что люди халтурят за деньги — слишком серьезное упрощение», — соглашается Дмитрий Дубровский. По его мнению, многие из экспертов считают свою работу «гражданским служением»: «Они действительно защищают государство от экстремистов и террористов, борются с религиозными меньшинствами. Такие прогосударственники — [им] непонятно, какие к ним претензии».

Правозащитник Эмиль Курбединов приводит в пример Елену Хазимуллину, известную по делу «Хизб ут-Тахрир» (признана террористической организацией, запрещена на территории РФ): «Она очень эмоционально выступает и не скрывает своей неприязни». Ольга Якоцуц, делавшая экспертизу по делу журналистки Светланы Прокопьевой, убеждена, что позицию вроде той, что выразила журналистка в своей колонке, можно высказывать «дома на диване, друзьям». 

Евгений Тарасов, известный по делу директора Библиотеки украинской литературы Натальи Шариной, открыто признавался, что не терпит «антисоветчину» и «русофобию», а резко негативную характеристику деятельности советского правительства считает признаком экстремизма.

Мы попытались связаться с тринадцатью экспертами, чьи имена становились известны в связи с резонансными экспертизами. Почти все отказались от общения либо не ответили на наши звонки, сообщения и письма. Так, Ольга Якоцуц отказалась от интервью, потому что считает, что тему экспертиз «не стоит публично транслировать». Лариса Астахова свой отказ объяснила состоянием здоровья. Наталия Крюкова из АНО «Центр социокультурных экспертиз» заявила, что «рынка судебных экспертиз» не существует, поэтому и обсуждать нечего. Шамиль Махмудов, известный по делу о свастике на языческом празднике, отказался от интервью с формулировкой: «Извините, но не могу».

«Я выступала по делу, а адвокат спросил: «Как вы можете делать религиоведческую экспертизу, если вы не религиовед?»»

Единственный эксперт, давший согласие на разговор — Наталья Еднералова, учредитель и генеральный директор ООО «Центр экспертных исследований» (Сочи). В частности, она делала экспертизу по делу активистки Ольги Музыки, вышедшей на одиночный пикет в Воронеже. На плакате говорилось: «Требуем расследовать преступления против ЛГБТ в Чечне». Эксперт посчитала, что аббревиатура ЛГБТ может вызвать интерес, который в свою очередь может «перейти от теоретического исследования к практическому применению новых сексуальных знаний». На этом основании она сочла, что содержание плаката попадает под действие статьи КоАП 6.21, но до суда дело не дошло, его закрыли из-за процессуальных нарушений.

Свою первую экспертизу Еднералова подготовила в 2008 году. Говорит, на нее «практически пнула пинком хорошая приятельница, адвокат». Внимание судьи к ее словам и дело, завершившееся примирением сторон, вдохновило — Наталья Еднералова решила стать экспертом и пошла учиться. У нее много различных «сертификатов и бумаг». 

«Теория лжи, графология, сертификаты судебного соответствия по исследованию речи, по почерковедению, по исследованию психологии и психофизиологии человека», — перечисляет собеседница. Все это не государственное сертифицирование, добровольное. 

Сначала Еднералова делала экспертизы в направлениях, про которые говорит «чисто мое» — лингвистика, психология, графология, почерковедение. Потом адвокаты начали обращаться с запросами других экспертиз — по оценке имущества, по земельным делам. Тогда эксперт открыла ООО «Центр экспертных исследований» и стала привлекать к работе коллег.

Недавно она прошла курсы повышения квалификации и теперь может проводить религиоведческие экспертизы. Пойти на курсы решила после дела «Фалуньгун» (последователь учения получил штраф в 10 тыс. рублей за незаконное миссионерство). «Я выступала по делу, а адвокат спросил: Как вы можете [делать религиоведческую экспертизу, если вы не религиовед]?» — рассказывает Еднералова. По ее словам, это было «последней каплей», после которой она «срочно нашла, где научиться религиоведению». Курсы повышения квалификации заняли 1040 часов.

«В нашем Краснодарском крае это направление сейчас востребовано — появляется много сектантских объединений, которые наносят вред людям», — пояснила Еднералова в интервью. Она считает, что бороться с ними нужно «профессионально», доказывая, что они — «нечто иное, инородное для нашего народа и общества».

При этом эксперт признает — проблемы у отрасли есть. Например, то, что сторона защиты не может заказать судебную экспертизу. «Нарушается право человека на защиту», — комментирует Еднералова, объясняя такое положение вещей тем, что это позволяет «легко закрывать дела и получать «палки» за раскрываемость».

«Суд не обсуждает тексты, ему вообще неинтересно»

Одна из главных проблем — невозможность защиты «разбить» экспертизу, заказанную обвинением. Адвокат Илья Новиков приводит в пример дело московского студента Егора Жукова (его приговорили к 3 годам лишения свободы условно по статье о призывах к экстремизму через интернет). «По этому делу у нас было, по-моему, восемнадцать лингвистов, причем далеко не последних — [Ирина] Левонтина, [Виктория] Сафонова, [Евгения] Смоловская…» — рассказывает Новиков. Четверо из них пришли в зал заседаний. Однако прокурор заявил, что считает специалистов некомпетентными и попросил дать им отвод. «Понятно, что при таком подходе даже если бы в зал суда вошла вся Академия наук в полном составе, никто из них не смог бы удовлетворить суд в смысле своей квалификации», — заключает собеседник.

Защита обращается к другим экспертам за альтернативным заключением или рецензией, но в большинстве случаев это бесполезно.

По словам адвоката Дмитрия Динзе, к экспертизе со стороны защиты суд скорее всего отнесется критически: «Скажет — у вас непонятный специалист, а тут эксперты, проверенные следователем, у них большой стаж работы с уголовными делами. То, что это вопрос науки, а не стажа работы со следствием, никого не интересует».

Иногда бороться получается. Так, по словам Эмиля Курбединова, адвокаты крымских татар «камня на камне не оставили» от экспертиз БГПУ им. Акмуллы. Практически на каждом процессе, где в качестве экспертов привлекали сотрудников этого университета, защитники оглашали разгромные рецензии. В конце концов ФСБ стала обращаться к другим экспертам. Еще одно исключение — рассмотрение дела судом присяжных. «Если я могу показать присяжным, что человек — шарлатан, если я могу устроить конфронтацию между ним и другим специалистом, мои шансы убедить присяжных очень высоки», — говорит Илья Новиков.

Суды часто относятся скептически к экспертам, мнение которых приводит сторона защиты, считают экспертыЯромир Романов / Znak.com

Другая проблема — отсутствие требований к компетенции юриста. По существующим правилам, в качестве эксперта может выступать любой человек, «обладающий специальными познаниями», но суд «по-своему» понимает это требование. «Человек мог всю жизнь заниматься детской поэзией, а тут его спрашивают про экстремизм, где нужны совсем другие знания», — комментирует Дмитрий Дубровский. 

По сути, отсутствуют требования и к методике. Ведомственные эксперты обязаны пользоваться утвержденными методиками Минюста, МВД, ФСБ. Для остальных это не обязательно. Дмитрий Динзе приводит пример, когда на вопрос, какой метод использовал эксперт, оценивая рисунки хентай, тот ответил — «визуальное наблюдение». «Есть эксперты, которые говорят: Я использую метод синтеза. Люди путают логические операции с научным методом», — дополняет Дмитрий Дубровский.

В ситуациях, когда «подходящей» методики нет, можно придумать свою. Игорь Жарков из ГЛЭДИС называет это «научно легитимизированным подходом»: «Если не получается то, что хочется, а ресурсы позволяют, можно замутить НИР [научно-исследовательская работа] и дать «уточненное» определение»». В качестве примера он приводит понятие «призыв» (например, на акцию протеста). В середине нулевых оно рассматривалось как довольно узкое, а затем было уточнено, и возникла возможность писать «косвенный призыв», «скрытый призыв», «имплицитный призыв». По словам Жаркова, такая трактовка уже отражена в методических разработках государственных судебно-экспертных учреждений.

Ситуацию усугубляет непрозрачность. «Обычные научные тексты где-то публикуются, их можно почитать и сделать вывод. А судебные экспертизы никому не известны. В суд это приходит, там озвучивается, там и остается», — продолжает Дубровский. Тексты экспертиз нигде не выкладывают, их приходится добывать сложным образом, упрашивая адвокатов и правозащитников, подтверждает Лариса Мелихова, координатор проектов сообщества «Диссернет».

Главной причиной появления сомнительных экспертиз наши собеседники называют общую деградацию судебной системы.

«Суд не обсуждает тексты, ему вообще неинтересно. Он берет экспертизу и говорит: ну вот же, эксперт нам сказал — экстремизм, какие тут могут быть обсуждения?», — комментирует исследователь Дмитрий Дубровский. «Вся эта группа играет на одном поле — на поле обвинения, — соглашается адвокат Дмитрий Динзе, имея в виду полицию, органы следствия, ФСБ, суд и привлекаемых ими экспертов. «Качество экспертизы ухудшается [еще и] из-за того, что все прекрасно знают — будет обвинительный приговор, и любую, даже самую ужасную экспертизу, суд вытянет за уши», — дополняет правозащитник Эмиль Курбединов.

Для того чтобы добиться нужного результата, суд может заказывать экспертизы неоднократно. Так, по делу журналистки Светланы Прокопьевой, осужденной за мнение, проводили восемь экспертиз, и именно последняя легла в основу обвинительного заключения. По делу о «кукле Путина» в первой экспертизе ее авторы, по сути, встали на сторону обвиняемых — тогда суд заказал другую экспертизу, которая выдала результат, позволивший вынести обвинительный приговор.

Кроме того, в похожих ситуациях и с похожими вводными данными сторона обвинения может получить радикально разные результаты — в зависимости от темы. Пример — два случая, произошедшие в Перми примерно в одно и то же время. И там и там есть видеоролик, где роли героев прописаны, используются костюмы и диалоги. В первом случае, видео касалось президента России Владимира Путина (упомянутое выше дело «о кукле»), экспертиза была проведена, а во втором ее провести якобы не смогли, заявив, что текстовая часть видео «не обладает смысловой самостоятельностью и видеоролик не пригоден для проведения лингвистического исследования». Это дело касалось клипа «Гражданский контроль», снятого сообществом «Гомофобия». Авторы ролика призывали к определенным действиям в отношении геев — «не давить, не пытать, не сжигать их в печи, аккуратно поймать и серьезно лечить». 

Реформа судебной системы, «в идеале — с люстрацией»

«Проблема в судебной системе, которая переваривает эти отвратительные экспертизы и не обращает внимания на то, что говорит защита», — убежден правозащитник Эмиль Курбединов. Игорь Жарков из ГЛЭДИС соглашается, добавляя, что нужна реформа судебной системы, «в идеале — с люстрацией».

Наши собеседники называют и другие меры, которые могли бы изменить ситуацию. Например, закрепление права адвоката на судебную инициативу на уровне Уголовно-процессуального кодекса. «Чтобы суд столкнулся с ситуацией, когда у него есть два равноценных документа, а дальше он должен разобраться», — комментирует исследователь Дмитрий Дубровский. В англо-американском праве это вполне официально называется «битва экспертов». «Там вообще нет понятия «независимый эксперт». У каждой стороны свои эксперты, они приходят в суд и спорят друг с другом в судебном заседании», — рассказывает Игорь Жарков.

Кроме того, полагают эксперты, необходимо вводить оценку экспертного акта до момента, когда он становиться доказательством. Экспертиза, считает Дмитрий Дубровский, должна быть «ну хотя бы формально научным текстом» — в частности, там должен быть и список научной литературы, — а не «списки из словарей и ссылки на Википедию», — и научная методика. «Что у нас делают эксперты? [Пишут: ] «Я использовал 225 разных методик» — а дальше весь текст представляет собой личные измышления», — комментирует исследователь.

Метод, доступный без изменений УПК, — предавать имена экспертов публичности. Именно так действуют сообщества Amicus Curiae и «Диссернет» в проекте «Судебные экспертизы», запущенном в начале 2021 года. 

«Когда мы начинали «Диссернет», то никто не думал, что в результате сотни человек будут лишены ученой степени, а сейчас постоянно приходят сообщения — этот лишен, тот лишен, здесь диссовет проголосовал за лишение… — комментирует координатор проектов «Диссернета»» Лариса Мелихова. — Эти изменения происходят не сразу, все началось с изменений репутационных. [Поэтому] первый шаг — вывесить эти экспертизы на свет, показать научному сообществу, которое вообще не очень в курсе того, что происходит». «Постепенно мы сумеем перемолоть эту муку», — уверен один из основателей «Диссернета» Андрей Заякин. По его мнению, публичность как минимум «уменьшит количество людей, которые готовы в подобной роли выступать».

Для кардинального изменения ситуации необходима судебная реформа, считают экспертыНаиль Фаттахов / Znak.com

Так произошло, например, после дела о «кукле Путина». Имена экспертов — преподавателей ПГНИУ — стали известны общественности, дело вызвало резонанс. Выпускники вуза отправили в университет коллективное обращение с требованием уволить авторов экспертизы — в противном случае они грозились сообщить зарубежным партнерам ПГНИУ о его толерантности к политическим репрессиям (Университет на обращение не отреагировал). Некоторые преподаватели учебного заведения резко высказались о работе коллег. Экспертизу критиковали в соцсетях, называя «позором пермского университета». Во время слушаний по делу в апелляционной инстанции, активисты с нацбольскими повязками (НБП признана экстремистской организацией) раздавали людям листовки с изображением экспертов, на которых было написано: «Благодаря этому человеку и его участию в экспертизе Александра Шабарчина посадили на два года». Такие же листовки они расклеили по городу. «Прямо на их [экспертов] подъезд клеили, так, чтобы видели», — пояснил один из участников этой акции. 

Юрист Виталий Степанов работает с одним из экспертов по делу о «кукле Путина» на одной кафедре. Говорит, что отношение к авторам заключения внутри университетского сообщества не изменилось. Однако, по мнению Степанова, после начавшейся травли, преподавателей, «желающих поучаствовать в чем-то подобном, явно не прибавилось». 

Собственно, сам эксперт по делу, доктор филологических наук Валерий Мишланов, подготовивший лингвистическую часть заключения, признался журналисту, что отказался бы от участия в подготовке экспертизы, если бы знал, «сколь агрессивной, исполненной враждебности и ненависти» будет реакция «свободолюбивой либеральной общественности» (эта формулировка в ответе Мишланова взята в кавычки). Преподаватель, впрочем, оговорился, что, если бы взяться за экспертизу все же пришлось, он бы «не изменил в своей части ни буквы, ни запятой».

Полный проект «Какие надо смыслы» — по ссылке.

Западный порок

Коррупции в Советском Союзе не существовало.

На официальном уровне о ней заговорили только в конце 80-х годов, а до этого времени в отечественной пропаганде коррумпированными могли быть только капиталистические правительства.

Характерно, что впервые о коррупции в СССР заявили только в 1937 году в книге «Проблемы уголовной политики». Автор рассказал об институте масштабного взяточничества на примере Германии. Дескать, в Европе такое возможно, а у нас – ни-ни. Для описания отечественной практики использовался термин «взяточничество», что автоматически делало коррупцию местным, локальным явлением. Термин коррупция мог бросить тень на кремлевское руководство, так как носил системный характер. В народе для дачи взяток существовало немало синонимов – «благодарность», «так надо», «сувенир на память», «не подмажешь – не поедешь» и тому подобные.

В Советской России в первый раз официально столкнулись с коррупцией уже в декабре 1917 года, когда член следственной комиссии революционного трибунала требовал 5 тысяч рублей от подозреваемого. При этом в первое время наказания были чисто символическими. Например, в мае 1918 года Московский ревтрибунал приговорил четверых своих служащих-взяточников к заключению на 6 месяцев.

На слишком мягкий приговор обратил внимание сам Владимир Ильич, потребовал ужесточить наказание и форсировал принятие Декрета «О взяточничестве» – первого советского юридического документа о наказании за коррупцию. 21 октября 1919 года он трансформировался в Декрет «О борьбе со спекуляцией, хищениями на государственных складах, подлогах и другими злоупотреблениями по должности в хозяйственных и распорядительных органах». И взяточнику, и взяткодателю грозили сроки не менее пяти лет вкупе с конфискацией имуществ. С 1922 года были предусмотрены премии для информаторов, способствующих раскрытию коррупционных схем.

Сталинский период закрепил тренд на засекречивание статистики должностных преступлений, в том числе и с коррупционной составляющей. Тем не менее были и инновации – в 1937 году в составе НКВД появился отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности, спекуляцией и взяточничеством. Позже это подразделение трансформировалось в знаменитый ОБХСС.

Свидетельства очевидцев

Повествование об исторической рутине развития отечественной коррупции необходимо разбавить живыми историями, по крупицам собранными современными историками.

К примеру, в исследованиях лаборатории изучения истории советской действительности, которая располагается в Перми и относится к структуре ВШЭ, есть материал «Особенности провинциальной советской коррупций в 1946–1953 годах на материале Молотовской области» под авторством А. С. Кимерлинга. Безусловно, масштабировать обнаруженные свидетельства на всю страну нельзя – везде была своя специфика – но можно говорить об общих характерных чертах послевоенной коррупции. В полуголодной стране на первый план вышли не денежные отношения, а взятки вещами и продуктами. Распределение продуктов питания среди руководства нередко, а порой и повсеместно, было связано с коррупционными схемами.

В исследовании упоминается свидетельство заведующего магазином Березниковского магниевого завода (авторская орфографии сохранена):

«Приходя ко мне в магазин Б. приказывает мне как подчиненному лицу, подавая список на 10 человек, развезти муку 85 % по квартирам дирекции по 30 кг каждому и говорит 5 мешков муки забронируйте и никуда. 29 апреля они режут свиноматку на подсобном хозяйстве, привозят ее в столовую, рабочие узнают – скоро мясо будете продавать? …Приказ везти эту свинью не в магазин, а в засолочный пункт… мы же должны продать ее по списку и не рабочим… По списку, написанному у Б. Он говорит: Бачурину 3 кг, Бычину 3 кг, Бокману 3 кг, Савельеву 2 кг, Бригу 2 кг, Чурсину 2 кг и т. д. (это фамилии руководства завода)… 7 мешков сортовой муки тоже по списку».

В мае 1948 года в Молотовской области фиксируется очередное письмо, разоблачающее взяточников (авторская орфографии сохранена):

«Если Вы спросите, кому вольготно и лучше всех живется на Руси, можно с уверенностью сказать председателю Рудничного Комитета при Соликамском калийном комбинате т. Ж. Якову Филипповичу с супругой Наталией Ивановной… не прошло и двух лет после избрания… председателем… благочестивые супруги обзавелись так, что всех… стал интересовать вопрос об источниках их доходов… Факты упрямая вещь: т. Ж. нигде не заготовлял и не выписывал дров, однако дровами был обеспечен на всю зиму. Не за счет ли пионерлагеря супруги отапливают свою квартиру? 15 декабря 1947 года за день до действия закона о денежной реформе т. Ж. купил на Комбинате корову за 2300 рублей на старые деньги. Корова содержалась на опытной станции Комбината несколько месяцев, а затем после теления… теленка зарезал, а корову… уже на новые деньги… продал по завышенной цене 4700 рублей… при наличии в хозяйстве трех коз… В предыдущую командировку из Москвы т. Ж. привез биреты и продал на рынке по спекулятивным ценам через работницу… Американские подарки – вещи стали также большим источником доходов… Если учесть, что секретарь т. Ж. …имеет несколько американских польт и платьев, то Ж. по штату полагалось взять больше… бесплатное содержание сына своего в течении всего лета в пионерском лагере. Во время карточной системы занимался раздачей промтоварных ордеров продавцам магазинов и другим знакомым очевидно за услуги».

Обратите внимание на покупку Яковом Филипповичем коровы буквально за день до знаменитой денежной реформы 1947 года. Автор письма фиксирует новый вариант коррупции – использование инсайдерской информации в корыстных целях.

Характерной чертой коррупции, описанной в исследовании, является использование подчиненных в качестве бесплатной рабочей силы.

Начальники часто привлекали служащих подконтрольных предприятий на покосы, копание картошки, заготовку дров и другие хозяйственные работы. Естественно, пользовались бесплатным трудом и в исправительных учреждениях.

Свидетельствуют о ситуации в местном Усольлаге:

«В лагере имеет место практика использования заключенных в своих личных целях по уходу за квартирами, разноска продуктов по квартирам, развозка и разделка дров и т. п. При этом, якобы, имели место такие случаи, когда заместитель начальника управления лагеря Л. дал заключенной арест за то, что она ему на квартиру принесла кислое молоко».

В Молотовской области в частности и в СССР в общем, в первые послевоенные годы коррупция оказалась вполне привычным явлением, пропитавшем все стороны жизни советского человека.

И в дальнейшем эта ситуация только усугублялась.

Рождение теневой экономики

Во второй половине 50-х годов в СССР наблюдается рост числа преступлений, связанных с коррупцией или, как говорили тогда, со взяточничеством.

Правительство во главе с Хрущевым реагирует, на первый взгляд, адекватно – усиливает уголовную ответственность для провинившихся. С 1962 года введена высшая мера наказания за взятки с отягчающими обстоятельствами. О том, что атмосфера тотального дефицита провоцирует рост числа преступлений, никто всерьез не задумывался. А если бы и задумывались, то это могло привести к системным изменениям в государстве, а этого никто не желал.

Как утверждают исследователи феномена советской коррупции, в 60-х годах

«взятки в крупных размерах, как правило, давались за счет государственных и общественных средств, в том числе и похищенных, или за счет средств, незаконно полученных путем завышения расценок или объема выполненных взяткодателем работ, связанных с распространенностью группового характера совершения коррупционных преступлений».

Взяточничество в СССР приобретает системный характер и начинает оформляться теневая экономика страны.

Настоящий расцвет коррупции, разросшейся до масштабов всего Союза, связывается с периодом 1964–1986 годов.

Эпоха застоя и последующая стагнация советского строя оказались благодатной почвой для различных серых экономических схем. В стране появились деньги, особенно после запуска в работу западносибирских месторождений, но сохранился острый дефицит товаров, в том числе первой необходимости. При этом государство запретило частную предпринимательскую деятельность, которая могла бы частично снять вопрос дефицита.

Но рынок существовал, спрос сохранялся и он ушел в тень. Появились целые классы дельцов – «теневики», «фарцовщики», «барыги», «валютчики», «цеховики», получающие баснословные барыши от своей незаконной деятельности. Естественно, они прикормили массу чиновников и силовиков, воспитав целые поколения управленцев, не представляющих жизнь без взяток.

Современные исследования поражают – в 60–70-х годах до 20 % промышленного производства и 40 % пищевых продуктов производились и реализовывались незаконно. То есть в обход бюджета и без уплаты налогов.

Исследователь советской экономики Ю. Н. Попов пишет:

«Самыми распространенными видами теневой деятельности были бартерные обмены материальными ресурсами, продажа ресурсов (стройматериалов, горюче-смазочных материалов, продовольственных товаров и др.) на сторону, взятки за принятие нужных клиенту управленческих решений».

Как только у советских граждан появились личные автомобили, тут же появился подпольный рынок ГСМ. Водители массово сливали казенное топливо и продавали подешевле частникам. Со временем перепродавать топливо стали уже оптовыми объемами с централизованных баз и ведомственных учреждений.

В разные годы на такой оборот приходилось до 65 % покупок бензина частными лицами!

К концу 70-х годов большая часть отраслей народного хозяйства СССР была вовлечена в незаконную экономическую деятельность.

И опять шокирующие цифры – 30 % ВВП страны приходилось на теневую экономику, в неё были включены до 1/5 всей рабочей силы СССР, а средний заработок превышал официальный в 8–10 раз.

Сразу оговоримся, что к теневой экономике относится любая деятельность, налоги от которой не поступили в бюджет. Например, оплата труда парикмахера мимо кассы или оплата ремонта машины натуральным товаром – водкой.

Но это лишь верхушка айсберга.

В глубине была насквозь пропитанная коррупцией государственная система, главные герои которой зарабатывали миллиарды. Несмотря на то, что в 80-х годах прогремело несколько резонансных уголовных дел – «рыбное», «сочинское», «краснодарское», «елисеевское», «узбекское» – принципиально ситуацию это не изменило.

Самое страшное, что коррупция начала сращиваться с зародившейся организованной преступностью. После развала СССР это оказалось настоящим бичом российской действительности.

В Клубе новых старших в Ельцин-центре стартовал образовательный проект: «Литературная мастерская». Как считают авторы проекта Диана Королькова и Наталья Кадешникова,   их поколению, чье детство и юность пришлись на девяностые, может быть полезен опыт родителей. Беби-бумеры и старшие из поколения X прошли эти непростые годы, и прошли успешно, коль не готовы почивать на лаврах, а хотят нового, для старших. 

Литературная мастерская призвана помочь членам клуба освоить навыки письменной коммуникации и сторителлинга, новичкам преодолеть барьер чистого листа, а опытным блогерам — отточить перо, чтобы написать и издать книгу про «мои девяностые». По опыту Дианы Корольковой издать свои мемуары можно в Ridero. 

Вероятно, еще не настал момент, «когда я итожу все, что прожил»¹.  Но «роясь в днях»¹ я понимаю, что этот вопрос требует размышлений. Когда настали девяностые, мне исполнилось 35 лет. Этот возраст не зря называют возрастом расцвета: уже есть жизненный и профессиональный опыт, еще много сил и планов громадьё, и в нашей стране и в жизни все стало стремительно меняться. 

Настал тот момент, когда, как мы узнали позже из книг по саморазвитию про жизнь в потоке, следовало «оседлать волну». И дальше, как в песне: «А жизнь меня кружила, кружила и бросала». 

Ищем ответ на вопрос: нужно ли отправляться в путешествие «по волнам моей памяти». 

Когда-то в конце девяностых, меня учил писать книги академик Першин, Борис Борисович: «Написать книгу легко. Все что нужно — это три «К». Карандаш острозаточенный, Кофе крепкий, Книги предшественников». Варим Кофе, включаем Компьютер (думаю, что он уже прочно заменил  карандаш) и внимательно читаем Книги предшественников. 

Автобиография — рассказ о себе, воспоминания — рассказ о других. Впрочем, случается, что и воспоминания косвенно больше говорят о самом авторе, чем о людях, о которых он вспоминает. — Нина Берберова «Курсив мой».

Большинство книг — о себе 

Почти всегда книга, будь то мемуары, автобиография, путевые заметки или даже роман — это в большей или меньшей степени книга воспоминаний автора. Писатель пишет только о том, о чем хорошо знает. Как-то на Киноклубе мы обсуждали фильм «Из Африки» по автобиографической книге Карен Бликсен. Фильм сразу сравнили с классикой мирового кинематографа «Снега Килиманджаро», экранизацию рассказа Эрнеста Хемингуэя.  

Карен Бликсен в Африке

Книга Карен Бликсен, рассказывающая о семнадцати годах, проведенных ее в Африке, во многом противоречит социальным, колониальным и гендерным предубеждениям начала XX века. На фото в руках у Карен настоящее ружье, а львы — это ее охотничий трофей. Один из центральных в фильме — эпизод, когда она вела повозки буйволов с припасами через саванну, что, безусловно было недопустимым для женщины начала XX века. Уже в Дании, после того как уехала из Африки, Карен узнала, что многие предложения, о которых она писала властям, приняты. Естественно, без указания на ее авторство. В книге (и в экранизации Сидни Поллака, получившей семь «Оскаров») показаны реальные люди, названы их имена, у многих из них есть потомки, для которых важна память о предках. 

Если Бликсен пишет об Африке, которую полюбила, и о людях, с которыми она прожила рядом семнадцать лет (с 1914 по 1931 гг.), то Хэмингуй, уезжая на сафари в Африку, привозил оттуда автобиографическую повесть «Зелёные холмы Африки», которую не приняли критики и последовавшие за ней рассказы.  

«Килиманджаро — это не Париж», замечает Гертруда Стайн (Кэти Бэйтс) в фильме Вуди Аллена «Полночь в Париже». Но Хемингуэй привез из Африки два коротких рассказа, портреты героев которых он, также, как и Карен Бликсен, списывал со своих знакомых, а действие одного рассказа частично происходит в Испании и в Париже (туда отправляется герой в горячечном бреду). Гертруда ошиблась! Да и характер героев произведений великого писателя, которого современники называли главным «сс века» (сукин сын), часто не соответствовал их  историческим прототипам. 

Джеральд и Сара Мерфи, Антибы, 1923

Чаще всех в романы и рассказы Хемингуэя попадали Сара и Джеральд Мёрфи, которые собирали весь цвет парижского Монмартра у себя дома в Париже или в Антибах, где они первыми придумали пляжный отдых. Портреты этой американской четы папа Хэм вывел сразу в двух «африканских» рассказах: «Снега Килиманджаро» и «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера».  

Они познакомились в 1921 году, когда Хемингуэй был неизвестным и практически нищим военным корреспондентом и Джеральд Мерфи, обладавший отличным вкусом и чутьем на таланты, а еще владелец и наследник «заводов, газет…», нередко поддерживал его деньгами. 

Оба рассказа вышли в 1936 году и позже были экранизированы, и, несмотря на то, что оба раза в главной роли снялся легендарный Грегори Пек, фильм про «недолгое счастье» имел недолгий успех. Возможно, потому что в «снегах Килиманджаро»  в роли единственной возлюбленной писателя, умирающего у подножья Килиманджаро от гангрены, снялась Ава Гарднер с «лицом ангела и телом богини». Так писали о ней таблоиды. Необъяснимым магнетизмом обладала и Сара Мёрфи, и, как считают литературоведы, для образа героини одного из своих лучших рассказов  «Недолгая счастливая жизнь Френсиса Мак Комбера»,  автор довольно мстительно использовал ее черты.  

«А вот и миссис МакКомбер», — сказал Уилсон.
У нее было овальное безупречное лицо, такое безупречное, что казалось глупым. «Но она не глупа, — подумал Уилсон, — нет, не глупа».
Э. Хемингуэй. «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера»

Эрнест был влюблен в Сару, которая на отвечала ему взаимностью. Неприязнь к Джеральду Мерфи объяснялась не только мужским соперничеством, но еще и тем, что тот часто оплачивал счета Хемингуэя. Потому писатель часто живописал портрет красавца, весельчака и интеллектуала Джеральда, выставляя его как малодушного сноба, женатого либо на «деньгах» избранницы, как в «Снегах Килиманджаро», либо «мешка с деньгами» женатого на красавице, которая терпит его только из-за денег.  

Ещё один постоянный гость виллы «Америка» в Антибах Скотт Фицджеральд в романе «Ночь нежна», пытаясь разгадать загадку этой пары, которая собирала у себя весь цвет Старого и Нового света, списывает портреты с четы Мёрфи, чей дом в Париже был самозваным культурным центром, в котором 10 лет кипела жизнь всего «Потерянного поколения». 

Достаточно открыть роман, чтобы с первых страниц узнать в Николь Дайвер Сару Мёрфи, в которую Фицджеральд, также как его друг и негласный соперник в литературе Хемингуэй, был влюблен. И так же без взаимности. 

Сара Мерфи на пляже в Антибах, 1923 год.

«Николь Дайвер, подставив солнцу подвешенную к жемчужному колье спину, искала в поваренной книге рецепт приготовления цыплят по-мэрилендски.

Розмэри решила, что ей должно быть года двадцать четыре; на первый взгляд казалось, что для нее вполне достаточно расхожего определения «красивая женщина», но если присмотреться к ее лицу, возникало странное впечатление — будто это лицо задумано было сильным и значительным, с крупной роденовской лепкой черт, с той яркостью красок и выражения, которая неизбежно рождает мысль о темпераментном, волевом характере; но при отделке резец ваятеля стесал его до обыкновенной красивости — настолько, что еще чуть-чуть — и оно стало бы непоправимо банальным. Особенно эта двойственность сказывалась в рисунке губ; изогнутые, как у красавицы с журнальной обложки, они в то же время обладали неуловимым своеобразием, присущим и остальным чертам этого лица».

Вернемся еще раз на сафари с Эрнестом Хэмингуэем, и посмотрим на чету  Макомберов, глядя на которую белый охотник Уинстон отмечает  «безусловно, очень обольстительна <…> Жестока она до черта, — впрочем, все они жестокие. Они ведь властвуют, а когда властвуешь, приходится иногда быть жестоким». 

Николь Дайвер, персонажа романа Скотта Фицджеральда «Ночь Нежна», при абсолютном портретном сходстве с Сарой Мёрфи автор наделяет духовным недугом. Шизофренией, как известно, страдала жена писателя — красавица и умница Зельда.  

 «Роман мне и понравился и нет, – так начинал Эрнест Хемингуэй письмо Скотту о «Ночь нежна». – Он начинается чудесным описанием Сары и Джеральда… А потом ты стал валять дурака, придумал им историю, которая с ними никогда не происходила, превратил их в других людей, а ты не можешь делать этого, Скотт».

«Скотт влюблен в Сэру, — писал Джеральд Мёрфи в дневнике. — Я думаю, он раньше не встречал в женщинах такой искренности и бесстрашной прямоты».  

«Моя книга — плод вдохновения, а источник вдохновения — вы, Дик, и ваша супруга Сара. Так я вижу вас и вашу жизнь. А вторая половина книги — это уже я и Зельда. А все потому, что я и Зельда суть вы с Сарой», — отвечал Фицджеральд на претензии Мёрфи. 

Из-за романа  «Ночь нежна» Джеральд Мёрфи и Скотт Фицджеральд поссорились, и Джеральд даже угрожал знаменитому писателю судом. Но простил, как простил и Хемингуэя, в романах и рассказах которого он фигурировал чаще и уже совсем в нелицеприятных образах. 

Лора Доннелли, внучка Сары и Джеральда Мерфи вспоминает, что Фицджеральд всегда задавал им вопросы. Хемингуэй же писал: «Если вы собираетесь писать о реальных людях, то вы должны показать их настоящими. Вы не можете изменить их просто так, чтобы они подходили для вашего романа. С другой стороны, когда Хемингуэй написал «Праздник, который всегда с тобой», это тоже очень расстроило Джеральда Мерфи: «Это такая подлая книга, но так хорошо написана».  

 «Нам с Сарой было странно читать этот роман. Сара невзлюбила его тогда и не смогла смириться с ним сейчас. Недавно я перечитал его — впервые с тех пор, как он вышел в свет. И надо отметить, он показался мне довольно милым. Я узнавал в разговорах и событиях этой книги все то, чем мы жили тогда на Ривьере, — наши увеселения, беседы, перебранки. Но, как сказала тогда Сара, «…мистер Фицджеральд мало что понимает в людях. И уж совсем ничего в нас с Джеральдом». — Джеральд Мерфи в интервью газете «Нью-Йоркер» от 28 июля 1962 года, спустя 22 года после смерти автора.  

Как писать автобиографию или книгу воспоминаний? 

Точно, не так как Эрнест Хэмингуэй или Скотт Фицджеральд. Их причуды прощал великодушный  Джеральд Мёрфи, список гостей его дома биографы называют «справочником по истории искусств начала XX века». К тринадцати годам оба были именитыми писателями, в 1925 году вышел «Великий Гэтсби» Фицджеральда, а в 1926 «И восходит солнце» Хемингуэя. 

У каждого человека есть тайны. Но некоторые люди несут их сквозь жизнь, как тяжесть, а другие дорожат ими, берегут их, считают их не омертвелым грузом, но живой силой, которая живет и развивается и дает жизнь вокруг себя, той силой, из которой, собственно, до последней минуты существования произрастает личность. Нина Берберова, «Курсив мой»

Больше вдохновляет пример Нины Николаевны Берберовой. Воспоминания «Курсив мой» – одна из самых читаемых мемуарных книг ХХ века, и моя любимая из числа всех мемуаров и автобиографий, что я прочла. При этом, все исследователи сходятся во мнении, что Нина Николаевна половину утаила. Такой подход совпадет и с моей жизненной позицией:  

«Неправду говорить нельзя, а правду можно не сказать». 

Коул Портер в вязаной шапочке Джеральда и жемчуге Сары.1923 г.

Разрешение на публикацию

«Один в поле не воин», — говорила моя бабушка. В своих воспоминаниях мы так или иначе коснемся памяти других людей, которые были рядом с нами в те годы. Со многими у нас до сих пор один круг знакомств, и герои по-прежнему узнаваемы и ничего не изменится, даже если мы  назовем их другими именами, как, например, это сделал Фрэнсис Скотт Фицджеральд в романе «Ночь нежна». Все равно все узнали не только истинных героев, но даже жемчуг Сары.  Помните песенку Let’s do it… из фильма «Полночь в Париже»? На фото он,  Коул Портер, один из самых знаменитых американских композиторов песенного жанра, светский лев, денди, в вязаной пляжной шапочке Джеральда и жемчуге Сары на пляже в Антибах в 1923 году. (Жемчуг и шапочку вы видели на фото выше). 

Что делать? 

Можно поговорить заранее, спросить, можно ли писать  о том или ином событии. Что не всегда возможно, как писал наш главный поэт: «иных уж нет, а те далече»²

А можно воспользоваться советом / методом Норы Эфрон: 

С другой стороны, художественная литература – это не так уж плохо. И вот я пишу роман. Котов первого мужа заменяю на хомячков, британского посла – на заместителя госсекретаря, а еще у моего второго мужа в книге борода.³

Писать иль не писать воспоминания про свои девяностые? 

Вопрос остался без ответа. 

Скоро стану я седым и старым.
Уйду на пенсию писать свои я мемуары.
Опишу я, расскажу я всё как есть, как было –
С кем когда не ладил я, и кого любил я.

1975, Валерий Сауткин, ВИА «Аракс»

«Сейчас большинство книг в западном мире — вот уже лет пятьдесят пишутся о себе. Иногда кажется, что даже книги по математике и астрофизике стали писаться их авторами отчасти о себе. Моя задача написать о жизни осмысленно, не ставя смысла впереди жизни, будто ценишь его превыше всего, но и не ставя его позади жизни так, чтобы сквозь жизнь просвечивал ее смысл. Я хочу писать, осмысляя то, что было (и самое себя), то есть давая факты и размышления о них. В этом двойном раскрытии мне представляется пережитое.» 
Нина Берберова «Курсив мой».

Литературовед Ирина Винокурова, работавшая с архивами Нины Берберовой считает, что возможно, идею написать мемуары она нашла в мемуарах Симоны де Бовуар. Берберова имела возможность лично наблюдать успех этих книг в Париже,  летом 1960-го года, когда поступил в продажу второй том «Сила зрелости». Какова бы не была причина, а ее мемуары имеют большую историческую и литературную ценность. Также как и мемуары Симоны де Бовуар, которая, скорее всего, идею писать мемуары позаимствовала у своего друга, соратника, возлюбленного Жан-Поля Сартра. Первая автобиографическая книга «Воспоминания благовоспитанной девицы» стали в 1958 году абсолютным бестселлером.

Ищем вдохновения, или аргументы против написания воспоминаний. 

Во всяком случае продолжаем читать мемуары, книги воспоминаний, автобиографии и просто хорошие книги. Это не только интересно, но и полезно для когнитивного здоровья.

Примечания:

¹ Владимир Маяковский, поэма «Владимир Ильич Ленин», 1924

² Иных уж нет; а те далече, / Как Сади некогда сказал
Из романа в стихах «Евгений Онегин» (1823—1831) А. С. Пушкина (1799—1837) (гл. 8, строфа 51). Сади — знаменитый персидский поэт, писатель и мыслитель (Муслихиддин Абу Мухаммед Абдаллах ибн Мушрифаддин, 1203 или 1210—1292).

³ Нора Эфрон. «Я ненавижу свою шею и другие мысли о том, как быть женщиной», 2006. Перевод на русский  «Манн, Иванов и Фербер», 2019

Фото: Google, mondo-blogo.blogspot.com,
личный архив Надежды Маньшиной

©Надежда Маньшина,  16.06. 2021

Похожие сообщения в рубриках: 

Где можно купить бытовую химию? Купила муку в Матрешке и из нее полезли какие-то черные маленькие жучки, теперь их надо как-то протравить.

(Добавлено через 2 минуты)

лаванда спрей или масло?

Написать комментарий…