Сто лет назад в эти дни в России
много пили, митинговали, носили красные банты – всячески праздновали революцию. Эйфория охватила, казалось, все слои населения Центральной России. Тобольская губерния – отнюдь не окраина империи, но здесь царили другие настроения и для большинства случившееся было неожиданностью. Здесь жили медленно, основательно, «с устоями». О том, каковы были политические настроения сибиряков в годы, перед «великим
переломом», «Комсомольской правде» – Тюмень
» рассказал кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института проблем освоения Севера СО РАН Алексей Конев
.
Земля и люди
– В начале
XX
века Тобольская губерния находилась на этапе более активного социально-экономического развития по сравнению с предшествовавшим столетием?
– Да, это так. Правда, темпы и глубина этих изменений в разных частях региона заметно отличались. Губерния была одной из самых больших в Российской империи по площади, занимая огромную территорию от курганского лесостепья до холодных тундр Ямала
, имела пестрый этнический и конфессиональный состав населения.
Важнейшими транспортными артериями, связывающими юг и север, оставались реки – Тобол
, Иртыш
, Обь
. Не случайно судоходство здесь получило бурное развитие. Тобольская губерния была местом дислокации крупных пароходных компаний и судостроительных заводов. Тобольский Север был крупным поставщиком беличьего меха и рыбы ценных пород на российский и международный рынки.
Общий вылов рыбы к 1914 году достиг рекордных 2 млн пудов (более 32 млн тонн). Активно развивались рыбоконсервное производство и заготовка леса, маслодельная, мукомольная, кожевенная, винокуренная, пивоваренная отрасли. Замечу, что крупных предприятий было немного, основная часть промышленности была по-прежнему представлена небольшими кустарными и полукустарными заведениями.
– Какова была численность населения губернии?
– Не очень большая, в сравнении даже с соседними. К началу Первой мировой войны насчитывалось чуть более 2 млн 103 тыс. человек, из них около 93% проживали в сельской местности.
Подавляющую часть немногочисленных жителей двух самых северных уездов составляли «ясачные инородцы»: самоеды (ненцы), остяки и вогулы (ханты и манси), которые вели кочевой и полукочевой образ жизни, в целом мало изменившийся с XVIII – XIX вв. Основные занятия северян – добыча пушнины, выпас оленей, рыбная ловля, сбор дикоросов.
Сельскохозяйственный юг был заселен в основном русским старожильческим населением, в пяти уездах проживали компактные группы сибирских татар и так называемых «бухарцев
». Это население испытало более существенное влияние развивающегося капитализма. Заметно ускоряется рост Тюмени, Кургана
и Ишима
, меньшими темпами росли Тобольск
и Ялуторовск
. Всего в городах губернии к 1917 г. проживало чуть более 130 тыс. человек (в 1897 г. – 87,5 тыс. чел.).
Приросту населения юга губернии способствовало активное переселение крестьян из Европейской России в годы столыпинской аграрной реформы, часть из которых оседала в городах. И все же процессы урбанизации в нашем крае заметно отставали не только от центральных районов страны, но и от ближайшей Томской губернии, к тому же за годы мировой войны число горожан сократилось на 10 тыс. человек.
– Рост числа переселенцев, вероятно, вызывал некоторые проблемы в отношениях с «местными»?
– Да, крестьяне-старожилы и инородцы в районах размещения переселенцев были недовольны этим, им приходилось делиться своей землей: правительство формировало колонизационный земельный фонд и вводило здесь новые нормы наделов. Из-за этого возникало много конфликтов.
Да и переселенцы выражали недовольство из-за того, что им давали «неудобь», например в лесных и заболоченных районах. Кроме того, оставался нерешенным вопрос о праве собственности на землю, это снижало заинтересованность в более интенсивной разработке пашни.
И тем не менее массовое переселение вызвало увеличение посевных площадей (по сравнению с 1907 г. на 30 %) и, как следствие, заметный рост сбора зерна. Переселенцы принесли с собой новые сорта сельскохозяйственных культур и методы обработки земли.
Губерния превратилась в важный хлебопроизводящий регион. Сибирские крестьяне в основной своей массе были значительно лучше, чем крестьяне большинства районов европейской части страны, обеспечены не только земельными угодьями, но и лошадьми, имели больше крупного и мелкого рогатого скота.
В общем, жили зажиточно, что неоднократно отмечалось современниками.
Городская цивилизация
– Какими были сибирские города той эпохи?
– Они производили противоречивое впечатление, даже крупные и губернские некоторыми своими районами и укладом повседневной жизни части горожан напоминали скорее богатые сёла, а маленькие северные, как Березово и Сургут
, по сути от сёл и не отличались. Улицы редко мостились булыжником, не говоря об асфальте, который к тому времени появился только в Петербурге
и Москве
как эксперимент.
Деревянные мостовые были характерной принадлежностью большинства западносибирских городов, дренаж осуществлялся по сточным канавкам, проложенным между проезжей и пешеходной частью улицы. Санитарное состояние городских поселений вызывало много вопросов и было объектом жесткой критики.
Вместе с тем в Тобольске, Тюмени, Кургане, Ишиме происходили заметные изменения, влиявшие на их облик и уровень благоустройства. Во-первых, оживилось каменное домостроительство. Возведенные в конце XIX – начале XX веков каменные постройки, как общественные, так и частные, до сих пор определяют неповторимый шарм исторических кварталов наших городов.
В Тобольске между 1904 и 1914 годами появилось более ста сорока каменных зданий. По этому показателю он мало уступал Омску
, который к тому времени сильно превзошел Тобольск по размерам. Настоящим украшением стали новое здание Мариинской женской гимназии, мужского духовного епархиального училища.
Появился в губернской столице водопровод, с ежесуточной подачей воды в 110 тыс. вёдер, новые большие общественные бани. С генератора водонапорной станции в 1908 году было подано первое электричество, чуть позднее была введена электростанция мощностью в 40 киловатт.
В Тюмени электростанции действовали при судостроительном и лесопильном заводах. К 1912 году практически во всех городах губернии осуществлялось освещение главных улиц керосиновыми фонарями. А вот электрические, и то всего 6 штук, имелись только в Тобольске. Новым массовым развлечением горожан стал синематограф.
К 1910 году в Тобольске было 4 «электротеатра», в Тюмени – 3. В некоторых крупных сибирских городах появился и такой примечательный признак наступающей модернизации, как загородные дачи, которые служили исключительно для летнего отдыха, а не затем, чтобы работать на земле.
Счёт и грамота
– До Октябрьской революции подавляющая часть населения в России, в Сибири в том числе, была абсолютно неграмотная. Возможно, потому люди не интересовались политикой «в столицах?»
– Это некорректное утверждение. Вопрос в том, каковы были тенденции в развитии системы просвещения, о каком уровне грамотности идет речь и среди каких слоев населения. Кстати, к 1917 году регион был неплохо насыщен учебными заведениями.
Так, в Тобольске были представлены все уровни учебных заведений, кроме университета. Образование можно было получить как светское, так и духовное, как классическое, так и прикладное (реальное).
В городах губернии действовали светские (уездные, реальные, коммерческие) и духовные училища, прогимназии
, сельскохозяйственные школы. В сельской местности работали церковно-приходские и передвижные одноклассные школы. У мусульман дети обучались грамоте в мектебе
. Перед Первой мировой в стране планировалось введение всеобщего начального обучения, массово открываются учительские институты. В 1916 году такой институт был организован и в Тобольске.
Отмечу,что более 90% городских и около 30% сельских детей школьного возраста в губернии получали в это время начальное образование. Большие проблемы были с привлечением к обучению детей народов Севера. Жители тайги и тундры, как, впрочем, и существенная часть русских крестьян, не видели необходимости в этом и опасались, что учеба оторвет их детей от привычного образа жизни, не будет способствовать получению необходимых жизненных навыков.
Многие крестьяне своих детей учили счету и грамоте на дому и полагали, что этого будет достаточно. У большинства же городских жителей сформировалось представление о важности получения детьми как минимум начального образования в школах.
– Сибирь до сих пор отождествляется со словом «ссылка». Сотни тысяч осужденных были отправлены за Урал, отбывать наказание за различные преступления. В Тобольской губернии ссыльные в начале
XX века составляли 3% от общего числа населения. Как реагировали сибиряки на присутствие такого числа ссыльных?
Большим числом «кандальников» были недовольны в равной мере и жители, и местные власти. Среди ссыльнопоселенцев было немало «политических», часть из которых занималась активной пропагандистской работой в среде учащихся, интеллигенции, мелких служащих, рабочих и крестьян.
В период всплеска протестной активности в годы революции 1905–1907 гг. в губернии сформировались ячейки основных политических партий, но не все смогли в дальнейшем себя достаточно активно проявить, действовать легально.
Группы РСДРП были разгромлены полицией, самая крупная подпольная организация социал-демократов в Тюмени в 1914 году распалась. Эсеры также к этому времени свернули подпольную деятельность и сосредоточились на работе в легальной печати и потребкооперативах.
Отделение партии кадетов возникло на основе Тобольского союза гражданской свободы. При поддержке либералов в третью Государственную думу прошел губернский агроном, известный общественный деятель Н. Л. Скалозубов.
Местное отделение партии октябристов, поддерживаемое гильдейским купечеством, интеллигенцией и некоторыми чиновниками, после поражения на выборах в третью Думу практически сворачивает свою деятельность. Не имели успеха в это время на выборах от Тобольской губернии и представители монархической партии «Союз русского народа».
– Получается, что большинству населения региона общеполитические проблемы были малоинтересны?
– Для жителей губернии были характерны, как выражались социал-демократы, мелкобуржуазные взгляды. Это объяснялось незначительной прослойкой крупной и средней буржуазии, преобладанием крестьян и мещан. Осознанной потребности в радикальных реформах основная часть местных жителей, полагаю, не испытывала.
Скорее, они были озабочены своими текущим проблемами. Бич сибирской жизни – произвол чиновников. Так, многие были недовольны судебной системой, с которой сталкивались в разборе имущественных споров, семейных ссор, уголовных преступлений. Но в целом свои проблемы, как правило, люди редко переводили в политическую плоскость.
Крайнее раздражение действующей властью и недоверие к ней сформируется в условиях затянувшейся войны, под давлением экономических трудностей и нараставшего политического кризиса, под влиянием пропаганды со стороны «политических» и умонастроений демобилизованных с фронта солдат.
*Редакция «Комсомольской правды» – Тюмень» благодарит Алексея Конева за предоставленные фотоматериалы.
Документ из ИПС «Кодекс»
Тобольская губерния накануне 1917 года
Война, разразившаяся в Европе в 1914 г., не случайно была названа ее современниками Великой. Она породила глобальные изменения в мировой системе и кардинально повлияла на судьбы России — оказала решающее воздействие на механизмы и формы общественного воспроизводства, на массовое сознание и ценностные ориентиры, определила характер и направленность революционного процесса. Однако на регионы Российской империи (с их спецификой довоенного развития) мировая война оказала различное влияние. В этом отношении судьба Тобольской губернии показательна: отдаленная от линии фронта, промышленно менее развитая, политически инертная, она оказалась вне эпицентра основных событий эпохи, но все же испытала на себе их негативные последствия.
Губерния в годы войны продолжала оставаться территорией с крайне низкой плотностью населения — 1,62 чел. на 1 кв. версту, а основная часть жителей сосредоточивалась вдоль железной дороги – в Курганском, Ялуторовском и Ишимском уездах. Плотность населения оказывала решающ ее воздействие на общественное развитие. Так, малонаселенный север губернии еще находился преимущественно во власти патриархальных общественных отношений, натурального и полунатурального хозяйства, а плотно населенный юг был более развит в экономическом отношении и испытывал влияние капитализма. Однако на юге губернии по-прежнему сохранялись возможности для преимущ ественно экстенсивного развития сельского хозяйства, а избытка населения практически не было.
В период войны не произошло изменений в характере экономического развития губернии. Она оставалась крестьянской как по составу, так и по роду занятий большинства населения. Об этом свидетельствуют незначительные изменения в соотношении городского и сельского населения. На 1 января 1914 г. городское население составляло 6,8% населения губернии, к 1917 г. – 8%. *1
Не последняя роль в процессе роста доли городского населения принадлежала беженцам и ратникам ополчения.
Несмотря на призыв в войска 243,3 тыс. чел., из которых 223,7 тыс. чел. *2
были сельскими жителями, население края в годы войны продолжало увеличиваться. Если в 1914 г. на территории губернии проживало 2103, 2 тыс. чел. *3
, то, по нашим подсчетам, к 1917 г. население губернии, включая призванных в войска, без учета военных потерь составляло 2160,8 тыс. человек. Ежегодный прирост населения в 1914-1916 гг., хотя и был почти в два раза меньше довоенного, составлял около 1%, то есть сохранялся в целом положительным. Этому в немалой степени способствовало тыловое положение и то, что до войны губерния была краем интенсивного освоения и переселений.
Вместе с тем, заметные изменения претерпели демографические параметры населения. К 1917 г. в губернии довольно острой проблемой стало сокращение мужского населения, что негативно отразилось на соотношении полов. Если в городах из-за присутствия запасных и ратников ополчения численно преобладали мужчины, то в 1916 и 1917 гг. в обследованных сельскохозяйственными переписями сельских районах лидировали женщ ины (на каждых сто мужчин — 120 и 128 женщин, соответственно *4
). “Средняя” крестьянская семья, насчитывавшая в 1914 г. нескольким более 6 душ, к 1917 г. сократилась до 5 человек. *5
Наметилась также тенденция снижения рождаемости и роста смертности населения. Это не могло не отразиться на количестве и качестве рабочей силы, а как следствие и на темпах развития экономики края. В то же время негативные тенденции проявились здесь в меньшей степени по сравнению с европейской Россией.
В губернии в целом сохранилась положительная динамика аграрного развития. Несмотря на заметное снижение темпов роста посевных площадей (в 1911-1913 гг. посевные площади увеличились на 8%, а к 1917 г. — лишь на 5,2 процента) *6
, произошло увеличение валовых сборов зерновых культур, прежде всего пшеницы, овса и ржи (среднегодовые показатели за 1914-1917 гг. были выше таковых в 1910-1913 гг. на 58 %). Объяснение этому мы находим в ценовой политике государства в годы войны, в стремлении крестьянства Тобольской губернии максимально использовать конъюнктуру рынка. Свое благотворное воздействие оказали отмена накануне войны “челябинского тарифного перелома”, благоприятные погодные условия (за исключением 1915 г.) и частичная компенсация убыли мужчин за счет применения труда военнопленных. В результате Тобольская губерния, как и другие районы Западной Сибири, в годы войны не только обеспечивала себя хлебом, но и имела значительные его излишки. Избыток хлеба от урожаев 1916 и 1917 гг. составлял 30,2 млн. пуд., в то время как соседние уральские губернии испытывали его дефицит в 17 млн. пуд. *7
Основными районами товарного земледелия были Курганский, Тюкалинский, Ишимский
уезды. Хотя рост площади посевов отставал от роста числа крестьянских хозяйств (5% против 10%), тенденция к тотальному разорению крестьян в губернии была выражена слабо.
Изменения, произошедшие в годы войны в животноводческой отрасли, отражены статистикой животноводства гораздо слабее, нежели статистикой земледелия. Абсолютные данные губернской статистики и переписей 1916 и 1917 годов практически несопоставимы между собой и не позволяют выявить динамику, а потому сравнения возможны лишь со значительной долей условности. Анализ имеющихся источников позволяет утверждать, что выводы некоторых исследователей, как о значительном сокращении поголовья скота, так и о резком его увеличении к 1917 г. представляются сомнительными.
В период войны изменилась структура стада, произошло перераспределение процентного соотношения разных групп скота. В связи с реквизициями крупного рогатого скота и лошадей крестьянство губернии сделало ставку на мелкий скот и молодняк. Доля и того и другого в 1916 г. повысилась. При уменьшении за 1913-1916 гг. доли лошадей в стаде на 9,3%, доля овец, коз, свиней увеличилась на 8,4 %. Незначительное уменьшение доли крупного рогатого скота (0,1%) свидетельствовало о сохранении крестьянским хозяйством молочно-мясного направления.
Мировая война не изменила ориентации промышленного производства Тобольской губернии на переработку продукции сельского хозяйства, а также господство мелких форм промышленности. Эти обстоятельства, а также конъюнктура времени (военные заказы) определили преимущественное развитие кожевенного, овчинно-шубного, мясоконсервного, мукомольного производств и маслоделия, то есть отраслей, сохранявших развитие губернии как сельскохозяйственного сырьевого придатка. Потребности войны вызвали расширение старых и открытие новых предприятий в губернии, большинство из которых представляли собой небольшие предприятия, а также мастерские с малым количеством рабочих и низкой механизацией труда.
Численное преобладание мелкой, кустарной и ремесленной промышленности, незначительный рост городского населения указывали на то, что экономика губернии только вступила на путь модернизации. В отличие от других районов Сибири, в годы войны в Тобольской губернии не проявилась деятельность крупных монополистических объединений. Не возникло новых промышленных центров, а основное производство сосредоточилось в уже сложившихся — в Тюменском и Курганском уездах. Кроме того, война привела к падению значения ряда промыслов и занятий населения, которые играли важную роль в экономике края в довоенное время (рыбный, пушной, ковровый, лесной промыслы).
Будучи аграрным краем, Тобольская губерния, тем не менее, столкнулась в 1914-1917 гг. с ростом цен на продовольствие. Причиной, на наш взгляд, стала дезорганизация экономических связей на микро- и макроуровнях в результате войны, а также неэффективная, плохо продуманная и организованная политика центра. Рост дороговизны явился также показателем незрелости капиталистического развития страны.
Поначалу подорожание основных продуктов было вызвано нарушением нормального обмена между городом и деревней, деятельностью скупщиков-посредников в условиях повышения спроса на продовольствие со стороны армии (особенно на Урале, в Петрограде и других промышленных центрах). Значительнее всего подорожали привозные товары – сахар, табак, мыло (почти вдвое), соль (в три раза). *8
Несмотря на имевшийся в регионе избыток продовольственных запасов, рост цен на них был ощутим. По данным городских управ, в январе-марте 1915 г. цены возросли в среднем по губернии на 22%, к октябрюноябрю – еще на 40%. *9
Это становится особенно удивительным, если учесть, что население городов было сравнительно невелико, а сами города были окружены густой сетью деревень. Установление городскими думами фиксированной цены продуктов мало способствовало устранению проблемы дороговизны: таксируемые предметы – мясо, хлеб, масло — вывозились в Ирбит, Камышлов, Екатеринбург, где цены были более высокими. Нередки были случаи сокрытия товаров. Достоянием гласности стало сокрытие товаров иностранными фирмами в Кургане, купцами в с. Обдорском, реквизиция крупного запаса пшеницы у купца Текутьева. *10
В Ялуторовском уезде в 1915 г. образовалось неофициальное акционерное общество для перевозки масла гужом в Москву, которое составляло серьезную конкуренцию правительственным агентам по заготовке масла для армии. *11
Создание в 1915 г. по инициативе власти продовольственных комиссий в городах поначалу внушало определенный оптимизм и рождало надежды на перемены в решении продовольственного вопроса. Однако вскоре обнаружилось отсутствие у них какой-либо реальной власти и возможности повлиять на ситуацию. С этим были связаны волнения в Тюмени в январе 1916 г. при выборах новой продовольственной комиссии. Несмотря на прилагаемые властями усилия, губернию один за другим потрясали сахарный, хлебный, мясной кризисы.
Продовольственный кризис стал фактором не только экономической, но и социальной дезинтеграции общества. В условиях всеобщ его роста цен одиозной становилась фигура торговца. Складыванию негативного восприятия в немалой степени способствовала и пресса. Так, газета “Ермак” называла “людей наживы” “голодными шакалами” и “внутренними врагами”, *12
а некий “Обыватель” в “Сибирской торговой газете” высказывал мнение, что цены вздувают сами торговцы, оправдывая это сомнительными “мировыми ценами”. *13
С осени 1915 г. отмечается рост стихийного недовольства малоимущего населения перебоями в снабжении и дороговизной основных продуктов питания и предметов первой необходимости. В сельской местности протест против скупки и дороговизны продуктов и товаров чаще выражался в поджогах — специфически крестьянской форме борьбы. Самым массовым здесь стало выступление в мае 1916 г. доведенных до отчаяния крестьян с. Викуловского Тарского уезда, которые сожгли 17 домов местных лавочников и купцов. *14
Прочие формы протеста против дороговизны в Тобольской губернии сочетались с требованиями повышения заработной платы и носили стачечный характер.
Свою роль в подорожании основных продуктов сыграло и установление предельных цен на закупаемые для армии хлеб и фураж, а также запрет на вывоз ряда продуктов из губернии. Организация заготовок для армии не отличалась системностью и последовательностью, а нерасторопность и неопытность в этом деле государственных чиновников регулярно приводила к срыву сроков поставок и к необходимости применения экстренных мер – реквизиций, которые наносили ощ утимый удар по крестьянскому хозяйству. Государство не только обнаружило свою слабость и неспособность организовать эффективное снабжение армии продовольствием, но своими неудачными мероприятиями в области продовольственного дела разрушило продовольственный рынок в стране. Несмотря на то, что в Тобольской губернии ни город, ни деревня не испытали того голода, признаки которого отчетливо проявились в конце 1916 г. в европейской России, вопрос о дороговизне в губернии был гораздо актуальнее других политических проблем. Провал в организации продовольственного дела в годы войны стал одним из главных факторов недовольства существующим правительством и политическим строем империи не только в центре, но и в такой далекой аграрной провинции, как Тобольская губерния.
Вопреки утверждениям многих сибиреведов предшествующего периода, мы далеки от вывода, что в Сибири складывались в этот период предпосылки к революции. На наш взгляд, важным вопросом, требующим специального рассмотрения и осмысления, является проблема происшедших под влиянием войны изменений в настроениях населения. Анализ источников позволяет выделить основные этапы этих перемен: патриотический подъем в начальный период войны, смена его “патриотической тревогой” к середине 1915 г. и нарастание кризиса власти к концу 1916 г.
Объявление войны и мобилизации поначалу вызвало шок, который в сельской местности губернии вылился в 16 волнений мобилизованных, крупнейшим из которых было произошедшее в г. Ишиме. *15
Выступления не были направлены против войны, а сопровождались разгромом винных лавок и требованием кормовых денег, *16
в основе чего лежали естественные человеческие чувства — верность существовавшим традициям и тревога за судьбы близких. Царский манифест и начало пропагандистской кампании о поводе и целях войны пробудили “народный энтузиазм”, а шок сменился бурным выражением верноподданнических чувств Царствующ ему дому. Свою преданность русскому государству и народу провозгласили иудеи, мусульмане, католики. Наблюдалась не просто лояльность к режиму, но всплеск проправительственных настроений, что выразилось как в участии практически всех слоев населения в сборе пожертвований на различные нужды, так и в создании общественных организаций и комитетов в помощь фронту. Важной особенностью этого периода стал интерес к печатному слову.
Диссонансом с общими настроениями прозвучали призывы коммуны толстовцев (“Опомнитесь, людибратья” и “Милые братья и сестры”) к прекращению мировой бойни, но они не получили широкого отклика. Кроме того, менее успешное вопреки ожиданиям положение на фронте породило первые сомнения в степени боеспособности российской армии, которые все же не стали преобладающими до конца 1914 года.
Население по-разному относилось к войне. Часть крестьянства, купечества и промышленников, для которых были выгодны поставки для армии, а также военные заказы, что к тому же давало возможность им избежать отправки на фронт, поддерживала продолжение войны. Однако имелись и другие настроения, на которые повлияли как неудачное ведение военной кампании 1915 г., рост цен и продовольственные проблемы, наплыв беженцев и военнопленных, так и разложение верховной власти, ее нежелание считаться с мнением общества и пойти на определенные реформы.
Тяжелое и неравномерно распределенное бремя войны вызывало у крестьянства рост стихийного пацифизма и чувство неприятия социальной действительности. Это нашло выражение не только в
распространении негативных слухов о событиях на фронте, но и в росте числа антивоенных и антимонархических высказываний. Все чаще, особенно в 1916 г., стал звучать мотив желательности расправы с самим царем, как с главным “источником бед” и мучений народа. На настроение деревни влияли и многочисленные реквизиции и взыскания недоимок. Отказ крестьян, а особенно семей призванных, выплачивать недоимки, а также текущ ие сборы, становится широко распространенным явлением. *17
В 1916 г. рост недоимок составил 33,5% в сравнении с 1914 г., а казенные и земские сборы – 84% от намеченного уровня. *18
Другим проявлением особенных настроений крестьянства стали порубки казенного леса, так как по окончании войны все надеялись на издание манифеста о “сложении” штрафов и взысканий за порубки. Показательна и судьба “сухого закона”, имевшего идеологическую подоплеку и введенного в начале войны. Несмотря на запреты и преследования, подпольное самогоноварение приняло в деревне гигантские масштабы. Крестьяне варили самогон даже вблизи губернского центра. *19
Отличительной особенностью общественной жизни Тобольской губернии в годы войны оставалась ее глубокая провинциальность, слабая политическая организованность в сравнении даже с соседними территориями — Уралом и Томской губернией. Разгром в предвоенный период социал-демократической организации в губернии, сокращение притока политических ссыльных, усиление полицейского надзора в период войны, — все это не способствовало широкому распространению идей социал-демократов. Исключение составил подпольный марксистский кружок учащейся молодежи в Тобольске в 1914-1915 годах. Эсеры отдали предпочтение практической работе в кооперации.
Пока не подтверждается документально факт антиправительственной и антивоенной агитации революционных партий в губернии, а стачки и забастовки были связаны скорее с общим ухудшением условий жизни рабочих. Рабочие выступления носили сезонный характер и в подавляющем большинстве своем были направлены на улучшение условий труда. Тюмень и Курган в период войны оказались на третьем и четвертом месте по количеству стачек в Сибири.
Масштабность задач, поставленных войною перед городским управлением, и ограниченность средств для их реализации, неспособность самодержавия вести победоносную войну благоприятствовали смене “патриотических” настроений в городской среде более умеренным. В результате усилились активные требования реформ в городском самоуправлении, хотя они не были чрезмерно радикальными и не выходили за рамки оппозиции режиму. Просторы края, слабые связи из-за отсутствия развитых путей сообщения, мешали не только исчерпанию экстенсивного развития в области экономики, но и появлению кардинально новых идей в области мысли. Лишь узкий круг либералов в Тюмени и Кургане, сопричастных веяниям времени и подверженных влияниям из центра, оказался способным поднять вопрос о формировании правительства народного доверия. Если правительство в годы войны, как и прежде, наиболее приемлемым для Сибири считало централизованное правление, то местная либеральная общественность начинает активно высказываться за введение земства на территории Тобольской губернии и обеспечение более эффективного городского управления. Если в европейской России в этот период разворачивается движение против сословных земств, за демократизацию земских органов, *20
то общественность губернии сочла бы за демократизацию само лишь учреждение земства. Однако разработка правительством основных положений о введении земства в Тобольской и Томской губерниях постоянно откладывалась.
Вопрос об изменении городового положения был тем более актуален, что имперские структуры в критической ситуации не имели возможности наладить эффективное управление страной и львиная доля расходов по содержанию пленных, размещению и обеспечению беженцев легла на города. На обремененность городского бюджета непосильными расходами, связанными с военным временем, ссылались управления почти всех городов губернии. *21
Города быстро исчерпали имевшиеся возможности повышения городских доходов, а установить новые им не позволяло городовое положение. Так вопрос экономический перерастал в вопрос о реформе. В конце 1916 г. Тюменская городская дума заявила: “Лозунг “Все для войны, а потом внутреннее устройство страны”, принятый Государственной думой
– лозунг неправильный, нужны внутренние реформы”. *22
Однако в силу слабого развития “элемента общественности” и узости круга своих сторонников либеральное движение в губернии не смогло выйти за рамки подражательности.
Особенно обострилась ситуация в губернии во второй половине 1916 года. В силу очевидной бесперспективности и растущ ей непопулярности войны особенное внимание общества привлекло уклонение состоятельных граждан от воинского долга, а также подкуп и казнокрадство в 35-м стрелковом полку в Тюмени. *23
Участились случаи бегства сибиряков с фронта. Отсутствие реформ и ухудшение
экономического положения в стране, разрыв хозяйственных связей делали практически невозможной поддержку правительства. В связи с реквизицией на тыловые работы проявляло недовольство инородческое население губернии. Несмотря на разницу социального происхождения и имущественного положения, для значительной части населения губернии к концу 1916 г. стал характерен взгляд на правительство как на противоположный, противоборствующий лагерь. Истоки этого были не только в тяжести войны, но и в неспособности правительства признать свою несостоятельность и пойти хотя бы на некоторую либерализацию режима. Тем самым самодержавие лишило себя поддержки и доверия широких слоев населения.
Экономическое благополучие не спасло Тобольскую губернию от политических потрясений. Февральская революция была с ликованием встречена в губернии, население которой в надежде на перемены в общественной жизни выразило свою поддержку новому правительству. Однако более стабильное развитие экономики не создавало благоприятной почвы для левого радикализма и распространения идей большевизма. Таким образом, специфика развития Тобольской губернии в военное время наложила свой отпечаток на характер политического процесса в регионе.
| law.admtyumen.ru/nic?print&nd=466200137 |
Динамика численности населения и основные демографические процессы в
Тобольской губернии в 1861-1913 гг.
Панишев Евгений Александрович,
аспирант ТГПИ им. Д.И. Менделеева
Научный руководитель – доктор исторических наук, профессор
Прибыльский Юрий Пантелеймонович.
В
1861 г.
население Тобольской губернии состояло из 1087614 чел. В губернии находилось
девять окружных городов, два заштатных и один, не имеющий уезда. Население
городов составляло 77456 чел. или 1/14 от общего населения губернии . В 1869 г. Омск и Петропавловск
были выведены из состава Тобольской губернии и присоединены к Акмолинской
области. Березовский округ был разделен на собственно Березовский и Сургутский
округа . В 1868 г.
Сургуту был возвращен статус города . Статус Тюкалинска изменился лишь в 1876 г., когда город из
заштатного стал именоваться окружным. Таким образом, с 1876 г. в составе Тобольской
губернии находилось 10 городов с округами: Тобольск, Березов, Ишим, Курган,
Сургут, Тара, Туринск, Тюкалинск, Тюмень и Ялуторовск.
Тобольская губерния занимала 7,1 % площади всей
Российской империи. Северные округа (Березовский и Сургутский) занимали 68%
площади Тобольской губернии, южные (Курганский, Ишимский, Тюкалинский и
Ялуторовский) –12 %. Оставшуюся часть занимали средние округа – Тобольский,
Тюменский, Тарский и Туринский .
В национальном составе Тобольской губернии были
национальности: русские, являющиеся доминирующим этносом, сибирские татары и
бухарцы. Коренное инородческое население составляли три этноса: остяки (ханты),
вогулы (манси), самоеды (ненцы). Селькупов официальная статистика не выделяла в
отдельную этническую общность, причисляя их к остяко-самоедам. Среди десперстно
расселенных народов на территории Тобольской губернии проживали евреи, немцы и
цыгане. Довольно значительный процент населения составляли поляки.
В пореформенный период численность населения
Тобольской губернии быстро росла. Рост населения складывался естественным и
механическим (искусственным) приростом.
Факторами естественного прироста населения являлись
рождаемость, брачность и смертность, которые обуславливали постоянную смену
поколений.
При характеристике брачности имели место такие
характеристики, как возраст вступления в брак, сезонность браков, уровень
разводов. В традиционной культуре русских нормы поведения запрещали добрачные
сексуальные контакты, предписывали вступать в брак только по благословению
родителей, сохранять семью при любых условиях, вступать в повторный брак в
случае вдовства .
Указами Святейшего Синода были определены степени
родства для вступления в брак, браки между близкими родственниками, двоюродными
братьями и сестрами запрещались.
Специальное разрешение от епископа (архиепископа)
требовалось, если: 1) два родных брата женились на двоюродных сестрах, 2) два
брата — на тетке и внучке ее родной сестры, 3) дед и внук — на двоюродных
сестрах, 4) отец и сын — на троюродных сестрах .
Важным показателем являлся возраст вступления в брак.
Согласно Гл. 2 «Прав семейных» Собрания законов Российской империи был
установлен минимальный брачный возраст для мужчин – 18, женщин – 16 лет. .
По материалам метрических книг церквей Тобольской губернии фиксируется средний
возраст вступления в первый брак для мужчин – 22-23 года, женщин – 21-22,
причем возраст вступления в брак для города в среднем на 3 года больше, чем в
деревне . В сельской местности часты были случаи, когда девушка выходила
замуж в 15 лет, а юноши женились в 17. По законодательству это допускалось, с
разрешения местных церковных властей, если до совершеннолетия было менее
полугода.
После введения в 1874 г. всеобщей воинской
повинности брачный возраст мужчин увеличился, так как свадьбу откладывали до
возвращения со службы. Средний возраст вступления в брак для мужчин стал
приближаться к 24 годам.
По данным Тобольской духовной консистории в 1874-1913
гг. возраст вступления в первый брак колебался от самого минимального: для
мужчин 17-18 лет и женщин – 15, до максимального: для мужчин – 46-64 года,
женщин – 39-49 лет .
Возраст вступления в первый брак имел различия для
разных национальностей. Для мусульманского населения (сибирских татар и
бухарцев) был ниже, чем у русских и составлял: для мужчин – 20-22, женщин –
18-22 года . Более высокий, чем у православных возрастной ценз
прослеживается и у еврейского населения. По еврейским традициям глава семьи
должен быть человеком состоятельным, иметь средства для существования семьи. У
евреев, в отличие от русских, не было тенденции скорей женить старшего сына
.
Самым распространенным брачным возрастом у остяков и
вогулов был возраст 17-20 лет . Браки у самоедов заключались в основном в
возрасте 16-20 лет. Однако, широко практиковались и ранние браки: родители
сговаривались о свадьбе детей, когда тем было по 3-6 лет, а в 12 лет ненецкая
девочка становилась матерью . Е.В. Кузнецов писал, что «самоеды женятся
рано, случается жених бывает 13-14 лет…» . Исследователь Б.М. Житков
описывал встреченную им на Ямале супружескую пару, в которой мужу было 10, а
жене – 11 лет .
Повторные браки, заключенные между вдовцами и
девицами, занимают второе место по численности. При этом возраст вступающих в
брак девушек оставался 21-22 года, для мужчин увеличивался до 40-50 лет.
Инициатива заключения подобных браков принадлежала мужчине-вдовцу,
стремившемуся продлить семейную жизнь найти мать для осиротевших детей. Как
правило, это были люди хорошо обеспеченные, состоятельные.
Наименьшее количество среди зарегистрированных браков
– это браки между холостыми мужчинами и вдовами. Вдове было намного сложнее
вступить во второй брак, чем мужчине-вдовцу. Причиной этому было формируемое
общественным мнением негативное отношение к вдове. Овдовевшая женщина, особенно
в молодом возрасте, часто получала репутацию блудницы, падшей женщины.
Нормы брачного поведения коренного малочисленного
населения Сибири предписывали иное отношение к вдове. Этнографами зафиксировано
бытование на севере древнего обычая левирата, при котором вдова вместе с детьми
переходила к младшему брату умершего мужа .
Важным моментом при характеристике брачного поведения
является сезонность браков. В традиционной календарной обрядности свадьбы
русских происходили поздней осенью-зимой, то есть во время, когда все
сельскохозяйственные работы выполнены. Кроме того, имеется прямая зависимость
заключения браков по месяцам от религиозного фактора. Осенний экстремум
брачности православным приходился на октябрь-ноябрь и продолжался с праздника
Покрова (14 октября) до начала Рождественского поста (28 ноября). Большая часть
зимних браков приходилась на время от Рождества до масленицы (до начала
Великого поста, то есть конец февраля — начало марта) .
Для мусульманского населения сезонность браков имела
отличия от браков православных. Большинство браков мусульман выпадало на март и
декабрь .
Обращает на себя внимание чрезвычайная малочисленность
разводов, особенно у русского населения. Причина в негативном отношении к ним
православной церкви. Любой бракоразводный процесс тщательно рассматривался
церковными властями. Для развода был нужен веский подов: супружеская неверность
(прелюбодеяние), долгая отлучка (более 5 лет) без объяснения причин, лишение
одного из супругов всех прав состояния.
Во второй половине-конце
XIX
в. в Тобольскую духовную консисторию ежегодно
подавалось 10-15 прошений о разводах, в начале ХХ в. их количество возросло в
несколько раз, что явилось символом демографического. За период 1903-1913 гг. в
Тобольскую духовную консисторию было подано 649 прошений. Наибольшее их
количество поступило от крестьян – 507 (78,1%) и мещан – 48 (7,3%), далее
следовали прошения от дворян и чиновников – 32 (4,9%), военных – 31 (4,7%),
разночинцев – 8 (1,2%) и ссыльных – 6 (0,9 %). Наименьшее количество прошений
поступило от купечества – 4 (0,6%) и духовенства – 3 (0,4 %) .
Другими показателями при исследовании демографических
процессов являются рождаемость и смертность. Наиболее высокие показатели
рождаемости в данный период прослеживаются у русского и татарского населения,
более низкие – у евреев, польских ссыльных и представителей коренного населения
Сибири. У русских традиционно была закреплена ориентация на большие семьи. По
данным метрических книг встречались семьи имеющие по 15-17 детей. За свою жизнь
русская женщина в среднем рожала 7-8 раз, при чем 1/3 детей умирала в возрасте
от 1 до 5 лет.
Число детей в семьях коренного населения Сибири было
невелико. Нужно отметить у аборигенов более высокую детскую смертность, чем у
других этносов. В значительной степени этому способствовала обстановка, в
которой происходили роды. Этнограф А.И. Якобий отмечал, что женщины у самоедов
во время перекочевок рожали прямо на нарте . Женщине приходилось
рассчитывать только на свои силы, так как никакого медицинского обслуживания в
тундре не существовало.
Как и брачность рождаемость имеет свою сезонность.
Наибольшее количество рождений приходилось на весенне-летнее время, наименьшее
– на осень и зиму, что было связано с сезонностью браков и запретами на
сексуальные отношения во время постов.
Важным критерием является доля рождений внебрачных
детей. Увеличение количества незаконнорожденных является не только показателем
ломки традиционных норм поведения, когда рождение детей приветствовалось только
в браке, но и показателем социального кризиса в обществе.
Следует отметить большее количество рождений детей вне
брака в городах, чем в сельской местности. К примеру, в 1881 г. в городах Тобольской
губернии родилось 273 незаконнорожденных ребенка (10,7% от общего количества
новорожденных), в округах – 3676 (5,37%) .
Другим показателем является смертность населения.
Смертность тесно связана с рядом социальных причин – санитарно-гигиеническим
состоянием населенных пунктов, уровнем медицинского обслуживания, условиями
труда и т.д. В зависимости от этих факторов можно исследовать такие показатели
как уровень младенческой и детской смертности, продолжительность жизни.
На протяжении всего периода исследования сохранялся
высокий уровень младенческой и детской смертности, что было вызвано недостатком
медицинской помощи и плохими санитарно-гигиеническими условиями быта. В 1860-х
гг. дети, умершие от рождения до 5 лет составляли 58,4 % умерших, в 1880-х –
59,7 %, в 1890-х – 58,5% .
На рубеже
XIX
—
XX
вв. шла тенденция снижения смертности, по причине
улучшения медицинского обслуживания, усиления санитарного контроля,
благоустройства городов. Не смотря на общее снижение, уровень младенческой и
детской смертности оставался очень высоким. К примеру, по материалам
метрических книг Тобольска дети, умершие от рождения до года составляли 50,6%
умерших, в возрасте от года до 5 лет – 16% .
Существенным показателем при характеристике
демографических процессов имеет размер семьи. Отчетливо выявляется тенденция в
изменении размера семьи в разных типах поселений. По материалам переписи 1897 г. в крупных городах
Тобольской губернии (свыше 20 тыс. чел.) преобладали семьи из 4-5 чел., в
средних (5-10 тыс.) – 5-6, в малых городах (1-5 тыс.) и сельской местности –
свыше 6 чел.
Следует уделить внимание и такому показателю как
половозрастная структура населения. Она зависит прежде всего от особенностей
воспроизводства населения и характера миграционных процессов, существенное
влияние на нее оказывали неурожаи, эпидемии и т.п.
Возрастная структура в свою очередь влияет на
показатели рождаемости, смертности и брачности населения. Специфическая
особенность возрастной структуры населения Тобольской губернии во второй
половине
XIX
в. рождаемость в сельской
местности была выше, поэтому удельный вес детей был больше, чем в городах. На
рубеже
XIX
-ХХ вв. постоянный отток молодых людей в города вел к
тому, что доля людей пожилого возраста в сельской местности росла.
С показателем возрастной структуры связан и половой
состав населения. Показатель рождаемости фиксирует то, что на каждые 100
девочек рождалось 104-107 мальчиков. Однако, более высокая смертность среди
мальчиков приводила к тому, что к возрасту 15-20 лет численное соотношение
полов выравнивалось. В среднем возрасте женщины по численности начинали
преобладать над мужчинами.
Существенно отличался половой состав населения в
городах и округах губернии. Быстро растущие города притягивали большое
количество мужчин-мигрантов. Кроме мужчин, приходящих на заработки в городах
сосредотачивались солдаты и ссыльные. Например, в Тобольске находились
резервный пехотный батальон, арестантская рота гражданского ведомства и
каторжные тюрьмы с большим количеством заключенных. Сильная половая
диспропорция с существенным преобладанием мужчин была и в Омске.
Переселение крестьян на рубеже
XIX
—
XX
вв. внесло
значительное изменение в соотношении полов. Это привело к тому, что к 1913 г. на 1000 мужчин стало
приходиться 887 женщин .
Таким образом, на протяжении периода исследования
диспропорции в половом составе населения Тобольской губернии сглаживаются. В 1881 г. женщины составляли
56,26%, в 1897 г.
– 51,7%, в 1913 г.
– 50,33%.
Итогом демографических процессов Тобольской губернии
во второй половине
XIX
— начале ХХ вв. являлся
прирост населения. Если в 1861
г. абсолютная численность населения губернии была
1087614 чел., то в 1868 г.
– 1152442 чел. Видно, что увеличение составило 5,96 %, то есть в среднем в год
– 0,85%. После выхода Петропавловска, Омска и Омского округа из состава
Тобольской губернии численность населения сократилась на 74832 чел. и составила
1077610 чел.
В последующие годы темпы роста численности населения
были стабильными. С 1869 по 1881 гг. население Тобольской губернии возросло с
1077610 до 1206430 чел., то есть за 12 лет прирост составил 10,67%, в среднем
за год – 0,88%. С 1881 по 1897 гг. темпы роста населения немного снизились (прирост
– 8,42 %, в среднем в год – 0,57%). За 16 лет население Тобольской губернии
увеличилось на 226613 чел. и достигло 1433043.
На рубеже
XIX
-ХХ
вв. темпы роста населения губернии сохранялись, так с 1897 по 1913 гг.
население губернии увеличилось на 674183 и составило 2107226 чел. Среднегодовой
прирост населения сохранялся на уровне 5%.
На наш взгляд, высокий уровень прироста населения в
Сибири являлся прямым следствием переселенческого движения. Высокий
естественный прирост населения Сибири можно объяснить изменениями в возрастной
структуре населения, так как среди переселенцев в основном преобладали люди
молодого возраста, удельный вес стариков был меньше .
Однако, темпы роста населения в рассматриваемый период
в Тобольской губернии были самыми низкими в регионе. На среднесибирском уровне
они находились только в Тюкалинском и Тарских округах. Число водворенных в
Тобольскую губернию переселенцев было намного меньше, чем в Томской и
Енисейской губерниях, — губерния была не только колонизируемым, но и транзитным
районом на пути следования переселенцев в глубь Сибири и на Дальний Восток. Прирост
населения Тобольской губернии составлял всего 2 %. Для сравнения, тот же
показатель для Томской губернии составлял 2,4 %, в целом в России — 1,5 %.
Российская империя по темпам прироста населения опережала все страны Европы
(тот же показатель для Англии – 1,2%, Германии – 0,9%, Франции – 0,2%) .
Литература
1. Ильин В. Статистические сведения по Тобольской
губернии за 1861 год // Тобольские губернские ведомости, 1861, № 39. С.262.
2. Географо-статистический словарь Российской империи
/ Сост. П. Семенов, В. Зверинский. СПб., 1885. С. 154.
3. Исаева Т.А. Тобольской губернии Сургутский уезд //
Родина, Спец. Вып, 2002. С. 87.
4. Турчанинов Н.В. Азиатская Россия. Т.1. СПб., 1914.
С.67
5. Пушкарева Н.Л., Казьмина О.Е. Российская система
законов о браке в
XIX
в. и традиционные установки //
Этнографическое обозрение, 2003, № 4. С. 67.
6. Тобольские епархиальные ведомости, 1886, № 27.
С.124.
7.Полное собрание законов Российской империи. СПб.,
1887, т.
IX
, гл.
II
, Ст.6.
8. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 417. Оп.1. Д. 179. Л. 140, 142; Д. 180. Л. 37-38, 39, 213, 216
(об.); Д. 191. Л.
21; Д. 192.Л.82, 86,88; Д. 198.
Л. 2,40.
9. Там же. Ф. 156. Оп. 33. Д.3. Л. 15; Д. 4. Л. 47; Д. 51. Л. 17; Д. 52. Л. 56.
10. Там же. Ф. 686. Оп. 1. Д. 433. Л. 126.
11. Кушниров М. «Каин и Артем» (еврейский вопрос на
русском экране) // Родина, 2004, № 7. С.103.
12. Соколова З.П. Брачный возраст у хантов и манси
XVIII
—
XIX
вв. //
Советская этнография, 1982, № 2. С. 71.
13. Головнев А.В. Кочевники тундры: ненцы и их
фольклор. Екатеринбург, 2004. С. 47.
14. Кузнецов Е.В. О верованиях и обрядах самоедов //
Тобольские губернские ведомости, 1868, № 4. С. 20.
15. Житков Б.М. Полуостров Ямал. СПб., 1913. С. 218.
16. Хомич Л.В. Ненцы. СПб., 1995. С. 186.
17. Зверев В.А. Годовой цикл рождаемости у русских
крестьян Зауралья: влияние природы, экономики и культуры (вторая половина
XIX
-начало ХХ в.) // Этнокультурная история Урала
XVI
—
XX
вв.:
Материалы международ. научн. Конф., Екатеринбург, 1999. С. 23.
18. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 686. Оп. 1. Д. 433. Л. 15.
19. Там же. Ф. 156. Оп. 18. Д.1. Л.15; Д. 37. Л. 40; Д. 43. Л.10; Д. 63. Л.5; Д.83. Л. 1.
20. Якобий А.И. Угасание инородческих племен. СПб.,
1893. С. 28.
21. Обзор Тобольской губернии за 1881 год. Тобольск,
1882. С.10.
22. Анучин Е. Средняя продолжительность жизни и
долговечность в Тобольске // Памятная книжка для Тобольской губернии на 1864
год. Тобольск, 1864. С.326; ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 417. Оп. 1. Д. 181. Л. 27(об.)-28.
23. ГУТО ГА в г. Тобольске. Ф. 417. Оп. 1. Д. 192; Ф.
73. Оп.1. Д.51.
24. Обзор Тобольской губернии за 1913 год. Тобольск,
1915. С. 10.
25. Вибе П.П. Геодемографические последствия
крестьянской колонизации в Тобольской губернии во второй половине
XIX
– начале ХХ вв. // Известия Омского государственного
историко-краеведческого музея. Омск, 1996, № 4. С. 167.
26. Сибирская хроника. // Восточное обозрение, 1896, №
45. С. 1.
Административно-территориальное деление Российской империи на протяжении всего ХУШ века претерпело ряд изменений. Они касались непосредственно как всей Сибири, так и сибирского Зауралья.
В декабре 1708 года была образована Сибирская губерния с центром в Тобольске, которая включала в себя города и уезды от Перми и на восток, до Якутска. В марте 1711 года первым сибирским губернатором был утверждён князь Матвей Петрович Гагарин. При нём было начато каменное строительство в Тобольске, основаны новые крепости по рекам Ишим и Омь (Омская), проводились первые археологические раскопки. В 1719 году он был отстранён от должности, обвинён в расхищении казны. Следственная комиссии подтвердила обвинения, и в марте 1721 года Гагарин был повешен в присутствии Петра 1 и в назидание другим висел почти год. С его именем Сибирь и стала восприниматься как край лихоимства.
В мае 1719 года, с отстранением М.П.Гагарина, в составе Сибирской губернии были образованы три провинции, в том числе и Тобольская. Провинции Вятская и Соликамская в 1727 году были переданы в Казанскую губернию. В 1764 году Сибирская губерния была разделена на Иркутскую и Тобольскую губернии.. В 80- е годы губерния входила в наместничество, с 1804 года вошла в состав генерал-губернаторства.
Вторым губернатором, после М.П.Гагарина, в 1719 – 1724 годах был Алексей Михайлович Черкасский. Он не отличался особой энергией, при нём ничто в Сибири не менялось. В феврале 1724 года Петр 1 вынужден был подписать Указ «О пресечении злоупотреблений в Сибири»
, в котором отмечалось, что, несмотря на преподанный казнью Гагарина урок, «здесь в Сибири не унимаются бездельники, а именно: от земских комиссаров лишние сборы собираются, а народу обиды чинятся, и судебные комиссары, которые по слободам, делают великие пакости и неправды, и хотя челобитные и доношения на них от бедных людей есть, но никакого розыску и решения не чинится, а на кого бью челом, те по воле ходят, и знатно, что потачка таким ворам от надворных судей. Тако-ж о учиненных обидах от солдат и от прочих, рассмотрения и резолюции не чинят и таких бездельников не арестуют, от чего пакости больше делаются…».
Злоупотребления продолжались и при губернаторстве Михаила Владимировича Долгоруком (1724-1730).. Так в сознании русского общества складывался негативный образ края. В 1730 году губернатором был назначен Алексей Львович Плещеев, в 1736 году его сменил Пётр Иванович Бутурлин. Не оставили заметных следов своей деятельности губернаторы Иван Афанасьевич Шипов (1741-1742), Алексей Михайлович Сухарев (1742-1752), Василий Алексеевич Мятлев (1752-1757).
Значительный след в Истории Сибири оставил тобольский губернатор Фёдор Иванович Соймонов. Он был назначен в 1757 году. Но его интересы были связаны в основном с Забайкальем, с укреплением русской границы в Южной Сибири. Сменивший его в 1763 году Денис Иванович Чичерин принял меры к заселению почтового тракта от Тобольска к Иркутску. При нём в Тобольске была открыта геодезическая школа, построили госпиталь, он выписал доктора с помощниками и распорядился ставить горожанам прививки против оспы. Губернаторствовал он до 1780 года. В 1882 году в России была проведена очередная административная реформа, были учреждены наместничества. Наместником Пермским и Тобольским был назначен Е.П.Кашкин. Губернатором Тобольской губернии в 1787 году был назначен Александр Васильевич Алябьев, правивший краем до 1796 года. Он открывает первую в Сибири частную типографию, Главное народное училище, покровительствует развитию литературы и просвещению. При нём в Тобольске возобновились театральные представления. А.В.Алябьев оказался великодушен к сосланному в Сибирь А.Н.Радищеву и разрешил тому задержаться в Тобольске.
С 1719 года, когда проводилась первая в России перепись населения («ревизия»), по 1795 год (год пятой переписи), население Сибири увеличилось с 241 до 595 тысяч человек. Этот регион становится неотъемлемой частью России, активно участвующий во всех сферах её жизни, в том числе и в культурной.
Иоанн Максимович, митрополит Тобольский и Сибирский.
В круг чтения сибиряков входила и духовная литература, сочинения отцов церкви и её иерархов. Во главе Тобольской епархии нередко стояли иерархи, которые не только покровительствовали развитию культуры и литературы, но и сами известны были как духовные писатели. Митрополит Филофей Лещинский не только благословил создание в 1703 году в Тобольске театра, но и сам писал для него пьесы духовного содержания.
В июне 1711 года в митрополита Тобольского и Сибирского был произведён архиепископ Черниговский Иоанн Максимович, в августе он прибыл в Тобольск. Иоанн уже был широко известен в церковных кругах, в том числе и как духовный писатель. После его смерти рукописная Сибирская летопись отметила, что он «был тих, смирен, благорассуден, о бедных сострадателен и милостлив»
. И тут же было отмечено: «Едино у него увеселение было – писать душеполезные сочинения».
Основные сочинения Иоанном были написаны до приезда в Тобольск. Он окончил Киевскую духовную академию. Став Черниговским архиепископом, Иоанн начал писать и переводить назидательные сочинения. В 1705 году он составил краткие жизнеописания разных святых и издал эти описания книгой «Алфавит собранный, рифмами сложенный…»
. Наставления, советы и поучения начальникам и вообще всем имеющим власть составили содержание его книги «Феатрон, или позор нравоучительный…»,
вышедшей в 1708 году. Духовные наставления, толкование молитв и псалмов, вопросы христианской нравственности он освещал в книгах, которые выходили регулярно в черниговской типографии, им же основанной. Среди них большой интерес представляет «Синаксарь о победе под Полтавой»
. В основе этой книги проповеди архиепископа Тверского Феофилакта и Феофана Прокоповича по поводу полтавской победы Петра 1. Книга пользовалась большой известностью. Изданный в 1710 году том переводов с латинского «Богомысление на пользу правоверным»
быстро разошелся, на следующий год он вышел вторым, а потом и третьим изданием. Известно, что четыре книги он преподнёс Петру 1, и тот не только благосклонно их принял, но и отблагодарил. Перед отъездом в Сибирь Иоанн завершил работу над книгой «Илиотропион, сообразование человеческой воли с божественною наказующей»
. Рукопись он оставил в Чернигове, и она вышла там в 1714 году, когда он служил уже в Тобольск. После его смерти в епархиальной канцелярии нашли рукопись его неизданной и написанной уже в Тобольске книги «Путник
».
Библиографы указывают на 10 книг, написанных и изданных Иоанном в период с 1705 по 1711 годы. Правда, А.Сулоцкий скептически оценивает единоличное его авторство «большею частию массивных сочинений
», ибо параллельно он занимался делами епархии, вёл службы. Об объеме этих книг говорит хотя бы то, что в «Алфавите …» было 1О322 стиха, а книге «Богородице Дево»
(1707) – 24260 стихов. Это был силлабический стих. Правда, о его стихотворчестве довольно иронично отзывался поэт Антиох Кантемир, но это свидетельствует об известности его сочинений. Другие его книги соединяют стихи и прозу, некоторые же написаны прозой. Многие из них были в приходах Тобольской епархии. Сулоцкий свидетельствует, что они встречались ему в домах тобольских старожилов. Некоторые из них и сегодня хранятся в фондах Тюменского историко-краеведческого музея им. И.Я.Словцова.
Умер Иоанн Максимович 10 июня 1715 года, во время молитвы, стоя на коленях. Его подвижническая деятельность оставила о себе глубокую память у сибиряков. В 1915 году Русская православная церковь причислила Иоанна Максимовича к лику святых и канонизировала е
«Памятные записки» Н.Б. Долгоруковой.
Вслед за А.Д.Меншиковым, сподвижником Петра 1, на Север Тобольской губернии была сослана и опальная княжеская семья Долгоруковых, в их числе и юная княгиня Наталья Борисовна. В конце жизни, после освобождения из ссылки, уже в монастыре, куда она ушла добровольно, Н.Долгорукова написала свои «Памятные записки». Они признано считаются одним из памятников мемуарной прозы ХУШ века. В них отражены и детали её жизни в Берёзово, где семья отбывала ссылку.
Родилась она в 1714 году, была младшей дочерью фельдмаршала графа Б.П.Шереметева. В 16 лет Наталья стала невестой молодого князя Ивана Долгорукова. Она гордилась своим женихом, его положением в обществе. Долгоруковы были очень приближены ко двору, их дочь Екатерина стала невестой Петра П. Обручились Наталья Шереметева и Иван Долгоруков в декабре 1729 года. А в январе 1730 года император Пётр II, царствовавший всего несколько месяцев, неожиданно заболел оспой и скоропостижно умер. Сенат не признал подделанное Долгоруковым-старшим завещание Петра II, в соответствии с которым тот передавал корону своей невесте. Наталья Шереметева и Иван Долгоруков свадьбу сыграли в апреле 1730 года, а через несколько дней по указу Анны Иоанновны вся семья Долгоруковых была сослана сначала в их пензенские вотчины, а на середине дороги их развернули и отправили в Берёзов.
В Тобольске их заставили под конвоем пешком идти к пристани. «Процессия изрядна была: за нами толпа солдат идёт с ружьями, как за разбойниками Я уже шла, вниз глаза опустив, не оглядываясь, смотрельщиков премножество на той улице, где нас ведут».
Через месяц плавания по Иртышу и Оби, в конце сентября 1730 года их доставили в Берёзов. Здесь вскоре, после потрясений и трудной дороги, умирают старшие Долгоруковы – Алексей Григорьевич и Прасковья Юрьевна. Рассказ о пребывании в Берёзове Наталья Борисовна ведёт скупо. Городок ей совсем не понравился, она характеризует его как «маленькое пустое место»: «Избы кедровые, окончины ледяные вместо стекла; зима 10 месяцев или 8; морозы несносные, ничего не родится, ни хлеба, никакого фрукту – ни же капусты. Леса непроходимые да болота, хлеб привозят водой за тысячу вёрст. До такого местечка доехали, что ни пить, ни есть, ни носить нечего. Ничего не продают, ни же калача».
В Берёзове её муж князь Иван вёл себя не лучшим образом – много пил, болтал лишнее. Но в «Памятных записках» нет ни слова упрёка мужу. Она называет его «
товарищем
», «сострадальцем
»: «Я всё в нём имела: и милостливого мужа, и отца, и учителя, и старателя о счастье моём… Во всех злополучиях я была своему мужу товарищ
».
У них родилось здесь трое детей. Но в 1738 году по навету князь Иван, его братья и несколько человек из приставленных к ним были арестованы и увезены. В 1739 году братья Долгоруковы были преданы изуверской казни – колесованию. В 1740 году Наталье Долгоруковой с детьми разрешено было вернуться в Москву. Вошедшая вскоре на престол императрица Елизавета Петровна простила всех Долгоруковых. Наталья Борисовна вырастила сыновей, потом уехала в Киев и там приняла монашество.
Её «Памятные записки» рисуют образ мужественной женщины, преданной мужу и семье, стойкой в несчастьях и умеющей прощать. Умерла она в 1771 году. Она стала героиней одной из дум К.Рылеева, в которой он вкладывает в её уста следующие слова:
Была гонима всюду я
Жезлом судьбины самовластной;
Увы! Вся молодость моя
Промчалась осенью ненастной.
В борьбе с враждующей судьбой
Я отцветала в заточенье,
Мне друг, прекрасный и младой,
Был дан, как призрак, на мгновенье.
Забыла я родной свой град,
Богатство, почести и знатность,
Чтоб с ним делить в Сибири хлад
И испытать судьбы превратность.
История жизни Н.Б.Долгоруковой была примером для жён декабристов, которые добровольно отправились в Сибирь за своими сосланными мужьями.
Развитие образования.
Ещё в 1698 году митрополит Игнатий получил указ об открытии при архиерейском доме школы. Однако школа была открыта не сразу. В 1703 году в Тобольск из Киева приезжают 5 ученых монахов в качестве школьных учителей. С собой они привезли книги по русской грамматике, псалтыри, часословы и прочую учебную литературу, всего 206 книг. В это же время открывается школа и на воеводском дворе. В ней обучалось 96 учеников. Тогда же в Тобольске действовала школа шведа Антона Деловала для детей военнопленных, которых в ходе русско-шведской войны отправляли в Тобольск. В 1716 году открывается цифирная школа, в которой в 1722 году было уже 224 ученика и которая по численности была второй в России. В 1732 году она была переведена в разряд гарнизонных школ. В 1772 году в ней числилось 173 ученика, а в 1797 – 200. В 1789 году в Тобольске планировалось строительство нового здания вместо сгоревшего в 1788 году.
В 1748 году архиерейская школа была преобразована в семинарию. Обучение в ней длилось восемь лет. В первые классы набиралось до 100 учеников, а в старших — оставалось не более десяти. В зависимости от успехов и старания семинаристы могли задержаться в ней и дольше. В 1765 году в ней учились 200, а в 1791 – 280 семинаристов. Митрополит Павел в 1759 году стал открывать при монастырях и церквях латинские школы. Но найти учителей, знающих латынь, было трудно, а потому многие из латинских школ были заменены славяно-русскими, а после 1764 они были переведены на казённое содержание.
В 1782 году указом Екатерины II образована «Комиссия по учреждению народных училищ». 3 февраля 1789 года в Тобольске торжественно был зачитан указ императрицы об открытии в городе Главного народного училища. С горожан было собрано 3118 рублей, были приобретены необходимые для обучения книги, прибыли учителя. 11 марта 1789 года состоялось торжественное открытие училища. В него поступили: 49 учеников – в первый класс, 31 – во второй и 8 – в третий классы. Это были дети чиновников, купцов, солдат, священников. К концу 1789 года число учеников достигло 165 человек и был открыт четвёртый класс для тех, кто выдержал испытания по программе трёх.
Параллельно с открытием Главного народного училища в Тобольске, в уездных городах Сибири стали открываться малые народные училища. В Тюмени такое училище было открыто в 1789 году. Примечательно, что в Тюмени в числе учащихся малого народного училища было 28 девочек, что говорит о большой тяге населения к образованию.
В Тобольской губернии было широко распространено обучение в частных школах. Обучать детей брались отставные и ссыльные. На частных квартирах обычно обучалось несколько человек. Администрация пыталась принять меры против частных школ, потому что снижалось число учеников в школах казённых. В 1796 году частные школы в городах, где были открыты народные училища, запрещались. Но число учеников Тобольского Главного народного училища сокращалось, в 1795 году обучалось 88 человек, в 1796 – 76, а в 1797 – всего 53 ученика. Тем не менее, по уровню образования основного населения Тобольская губерния, как и вся Сибирь, не отставала от европейской России.
Черепановская летопись.
В конце ХУШ века начинается процесс становления сибирского самосознания. В основе его – тщательное сбережение памяти об истории заселения края, становлении первых городов и поселений. Свидетельством этого стала рукопись, получившая название Черепановской летописи. Автор её – Черепанов Илья Леонидович. Он родился в 1724 году и происходил из «ученого ямщицкого семейства». В Тобольске его хорошо знали и как художника и зодчего.
Интерес И.Л Черепанова к истории проявился в том, что он тщательно собирал все известные и доступные ему источники. Из источников он выписывал характерные сведения, систематизировал их погодно, придавая вид летописи. Его рукопись, обнаруженная уже после смерти автора, носит компилятивный характер. Основной корпус её составлен на основе ряда источников, которые Черепанов и не скрывает, в том числе на доступных ему летописи С.У.Ремезова и Сибирского летописного свода, дополняя их сведениями из вышедшей в 1750 году работы Г.Ф.Миллера «Описание Сибирского царства…». В Черепановской летописи немало деталей, сведения о которых автор получил из рассказов очевидцев. Так, свидетельствуя о первых сценических представлениях в Тобольске, он отмечает, что во время одного из представлений, в 1705 году «мая 8 числа, в день Иоанна Богослова, в Тобольску, во время играния комедии, возста с течею буря жестокая и сломила над алтарём Соборной церкви крест, а также и с Сергиевской церкви верх весь с маковицею и крестом… В тот же час на звозе базарном сажени с три горы сползло с места глади».
Умер И.Л.Черепанов в 1795 году. Подлинник его рукописи хранится в Российском государственном архиве древних актов, а копия — в Тобольском историко-архитектурном музее-заповеднике. Имея несомненно культурологический интерес, она свидетельствует об уровне образованности населения края.
М.И. Галанин.
На территории Тюменского края широкое распространение получило старообрядчество. Тому способствовали, во-первых, значительное переселенческое движение уже со второй половины ХVII века. Во-вторых, слабый корпус официальных священников, многие из которых были даже неграмотны. Сибирско-уральское старообрядчество имело резкий беспоповщинский характер. Оно выдвинуло и ряд духовных писателей, сочинения которых распространялись в рукописях и очень почитались. Одним из них был М.И.Галанин.
Мирон Иванович Галанин родился в 1726 году. С детства принял веру отцов, а в 40-е годы записался в двойной раскольнический оклад. Среди единоверцев получил известность в 1777 году своим страстным выступлением на Невъянском соборе старообрядцев против «исправленных священников». Он заявил: «священство правленое наши ирюмцы отвергают и имеют в нём сумнение».
Ирюмчами называли себя старообрядцы деревень, расположенных в бассейне реки Ирюм. Из 18 сёл только два были православными. Здесь и оформилась зауральская крестьянская организация часовенного согласия. В их среде Галанин нашёл признание, его называли Святым Миронушком.
Известен М.Галанин и как старообрядский писатель. Рукопись «О древних отцах
» была создана им в 70-е года ХУШ века, в период споров среди беглопоповцев о священниках. Он один из авторов сочинения «Послание о вере
». В нём идёт речь об обрядово-догматической стороне богослужения. Основной его труд – «История про древнее благочестие
». Это большое историческое повествование о борьбе урало-сибирских крестьян с официальной церковью. Полный текст этого труда не найден, но в разных местах среди сибирских старообрядческих посланий были обнаружены выдержки из него. Содержатся они и в труде «Родословие часовенного согласия
», созданного на Урале отцом Нифонтом в конце Х1Х века. В начале 70-х годов ХХ века в фондах Тобольского филиала архива Тюменской области Н.Н.Покровским была найдена рукопись «Жития сибирских отцов
», в которой исследователь предположил заимствования из недошедшего до нас повествования М.Галанина.
М.Галанин был одним из руководителей массовых антицерковных выступлений в сибирском Зауралье. По этой причине имя его встречается в бумагах Тобольского архиерейского дома, а в конце ХУШ века даже в делах Святейшего Синода. В 50-е годы ХУШ века он был заключён в Мельковский (Заречный) острог. После этого много лет находился в духовной ссылке в Тобольске, был заточён в Знаменский монастырь.
«Много горя
, — описывал М.Галанин свои злоключения, — когда я находился в городе Тобольске: кругом люди веры с нами одной, как лютые восставали звери на нас в Знаменском монастыре при Пятницкой церкви, томили в оковах нас со иноком Иоакимом дважд, всё было увещевание, дабы нам принять новые обряды никониянские. И ещё были разные пытки, которые устроены при монастырских келиях. В етом же монастыре Знаменском находился первый наш подвижник и страдалец за веру Аввакум…».
Умер М.И.Галанин в деревне Кирсаново, которая расположена на территории современного Исетского района, 9 июня 1812 года. Имя его и сегодня окружено уважением и почётом, а в Исетском районе проводятся Галанинские чтения, научно-практические конференции по истории и культуре старообрядческого населения.
Сибирское царство было упразднено, а Тобольская провинция в течение 1780-1782 годов преобразована в Тобольское наместничество в составе двух областей (Тобольской и Томской), вошедшее в состав Пермского и Тобольского генерал-губернаторства .
Создание губернии
Взошедший на престол император Павел I пересмотрел многие реформы своей матери, в том числе отказался от института генерал-губернаторств. В связи с этим 12 декабря 1796 года как самостоятельная административная единица России была образована Тобольская губерния Именным указом, данным Сенату «О новом разделении Государства на Губернии» (12 декабря 1796 год № 17634).
Последующие преобразования
В свою очередь, сменивший Павла новый император Александр I пересмотрел многие реформы своего отца, в связи с чем в 1802 году Тобольская губерния наряду с Иркутской вошла в состав Сибирского генерал-губернаторства . В 1822 году Сибирское генерал-губернаторство было разделено на Западно-Сибирское и Восточно-Сибирское . Тобольская губерния вошла в состав Западно-Сибирского генерал-губернаторства, просуществовавшего до 1882 года .
Дальнейшие преобразования
В 1917 году после прихода к власти большевиков была первая попытка организовать Калачинский уезд из части Тюкалинского для удобного управления отдалёнными юго-восточными территориями губернии. Первым членом продовольственного комитета Калачинского уезда стал Яков Мартынович Калнин, латышский поэт и учитель. В течение 1917-1919 годов в перипетиях Гражданской войны, уезд не раз ликвидировался и вновь создавался разными властями, передавался из Тобольской губернии в Акмолинскую (Омскую) область .
1-10 февраля 1918 года состоялась Первая чрезвычайная сессия Тобольского губернского земского собрания, которая решала ряд неотложных вопросов, среди которых:
- О выделение Калачинского уезда из состава Тюкалинского уезда (вопрос решён положительно);
- Об отделении Тарского и Тюкалинского уездов из состава Тобольской губернии к Акмолинской области (окончательное решение отложено до следующей сессии с обязательством губернской земской управы представить обстоятельный доклад по данному вопросу);
- О переводе губернской земской управы из Тобольска в иной город губернии (принципиально признан необходимым перевод в Тюмень);
В сентябре 1918 года Омск возбудил вопрос об отходе Тюкалинского уезда и новоявленного, непризнаваемого Тобольском, Калачинского уезда.
13 марта в Тюмени 150 мобилизованных взбунтовались, вооружились захваченными в складе винтовками и начали безобразничать в городе. Приказываю бунт подавить самыми жестокими мерами и всех захваченных с оружием бунтовщиков расстрелять на месте без всякого суда. Об исполнении и о числе расстрелянных мне срочно донести. № 0809/ОП.
Командующий Сибирской армией генерал-лейтенант Гайда .
Наштарм сибирской генштаба генерал-майор Богословский .
Тобольская губерния официально переименована в Тюменскую специальным постановлением СНК РСФСР от 2 марта 1920 года .
Символика
Герб Тобольской губернии утверждён 5 июля 1878 года :
«В золотом щите червленная атаманская булава, на которой чёрный щит Ермака, круглый, украшенный драгоценными камнями, между двумя косвенно накрест положенными червленными знаменами с черными древками и остриями от копья. Щит увенчан Императорскою короною и окружен золотыми дубовыми листьями, соединенными Андреевскою лентою».
Население
В 1846 году в губернии проживало 831151 жителей обоего пола. Губерния занимала по населённости 35 место в Российской империи.
| Округ | русские | татары | украинцы | ханты | коми | ненцы | манси | латыши | киргизы |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Губерния в целом | 88,6 % | 4,0 % | 2,6 % | 1,3 % | … | … | … | … | … |
| Берёзовский | 17,5 % | … | … | 51,8 % | 9,4 % | 20,7 % | … | … | … |
| Ишимский | 93,8 % | … | 3,3 % | … | … | … | … | … | … |
| Курганский | 98,8 % | … | … | … | … | … | … | … | … |
| Сургутский | 27,8 % | … | … | 71,7 % | … | … | … | … | … |
| Тарский | 85,7 % | 9,0 % | 2,9 % | … | … | … | … | … | … |
| Тобольский | 77,0 % | 17,6 % | … | 1,8 % | … | … | … | … | … |
| Туринский | 93,2 % | … | … | … | … | … | 5,1 % | … | … |
| Тюкалинский | 81,9 % | … | 9,5 % | … | … | … | … | 1,4 % | 2,5 % |
| Тюменский | 87,3 % | 10,1 % | … | … | … | … | … | … | … |
| Ялуторовский | 94,8 % | 2,9 % | … | … | 1,3 % | … | … | … | … |
В религиозном составе преобладали православные — 89,0 %. 5,1 % были старообрядцами и «уклоняющимися от православия», 4,5 % — мусульманами . Грамотных было 11,3 % (мужчин — 17,7 %, женщин — 5,0 %) .
Административное деление
| № | Уезд | Уездный город | Площадь, вёрст ² | Население (), чел. |
|---|---|---|---|---|
| 1 | Берёзовский | Берёзов (1301 чел.) | 604442,2 | 29190 |
| 2 | Ишимский | Ишим (14226 чел.) | 37604,6 | 367066 |
| 3 | Курганский | Курган (39854 чел.) | 20281,6 | 359223 |
| 4 | Сургутский | Сургут (1602 чел.) | 220452,4 | 11561 |
| 5 | Тарский | Тара (11229 чел.) | 71542,1 | 268410 |
| 6 | Тобольский | Тобольск (23357 чел.) | 108296,0 | 147719 |
| 7 | Туринский | Туринск (2821 чел.) | 67008,6 | 96942 |
| 8 | Тюкалинский | Тюкалинск (2702 чел.) | 55049,3 | 344601 |
| 9 | Тюменский | Тюмень (56668 чел.) | 15608,0 | 171032 |
| 10 | Ялуторовский | Ялуторовск (3835 чел.) | 18944,9 | 216792 |
Руководство губернии
Первые руководители
Губернаторы (1796-1917)
| Ф. И. О. | Титул, чин, звание | Время замещения должности |
|---|---|---|
| Толстой Александр Григорьевич | 1796-28.07.1797 | |
| Кошелев Дмитрий Родионович | статский советник | 28.07.1797-20.03.1802 |
| Гермес Богдан Андреевич | действительный статский советник | 1802-1806 |
| Корнилов Алексей Михайлович | действительный статский советник | 1806-12.1807 |
| Шишков Михаил Антонович | действительный статский советник | 1808-02.04.1810 |
| Брин Франц Абрамович | действительный статский советник | 26.07.1810-28.07.1821 |
| Осипов Александр Степанович | действительный статский советник | 08.1821-12.12.1823 |
| Тургенев Александр Михайлович | статский советник | 12.12.1823-03.1825 |
| Бантыш-Каменский Дмитрий Николаевич | действительный статский советник | 03.1825-30.07.1828 |
| Нагибин Василий Афанасьевич | статский советник, и. д. | 30.07.1828-19.02.1831 |
| Сомов Пётр Дмитриевич | статский советник | 19.02.1831-17.10.1831 |
| Вакансия | 17.10.1831-30.10.1832 | |
| Муравьёв Александр Николаевич | статский советник, председатель губернского правления, исполнявший обязанности губернатора | 30.10.1832-21.12.1833 |
| Вакансия | 21.12.1833-05.05.1835 | |
| Копылов Василий Иванович | статский советник | 05.05.1835-23.06.1835 |
| Ковалёв Иван Гаврилович | действительный статский советник | 23.06.1835-25.06.1836 |
| Повало-Швейковский Христофор Христофорович | статский советник, и. д. | 06.07.1836-17.02.1839 |
| Талызин Иван Дмитриевич | действительный статский советник | 17.02.1839-18.06.1840 |
| Ладыженский Михаил Васильевич | действительный статский советник | 18.06.1840-03.03.1844 |
| Энгельке Кирилл Кириллович | действительный статский советник | 04.04.1845-04.03.1852 |
| Прокофьев Тихон Федотович | действительный статский советник | 04.03.1852-16.03.1854 |
| Арцимович Виктор Антонович | камер-юнкер (действительный статский советник) | 16.03.1854-27.07.1858 |
| действительный статский советник | 20.03.1859-23.11.1862 | |
| Деспот-Зенович Александр Иванович | действительный статский советник | 23.11.1862-28.07.1867 |
| Чебыкин Порфирий Васильевич | генерал-майор | 28.07.1867-10.07.1868 |
| Соллогуб Андрей Степанович | генерал-майор | 10.07.1868-24.08.1874 |
| Пелино Юрий Петрович | 29.11.1874-01.01.1878 | |
| Лысогорский Владимир Андреевич | действительный статский советник (тайный советник) | 07.06.1878-17.02.1886 |
| Тройницкий Владимир Александрович | действительный статский советник | 06.03.1886-10.12.1892 |
| Богданович Николай Модестович | статский советник, и. д. | 10.12.1892-08.03.1896 |
| Князев Леонид Михайлович | действительный статский советник | 12.04.1896-29.01.1901 |
| Лаппо-Старженецкий Александр Павлович | действительный статский советник | 29.01.1901-28.12.1905 |
| Гондатти Николай Львович | действительный статский советник | 13.01.1906-19.09.1908 |
| Гагман Дмитрий Фёдорович | статский советник | 19.09.1908-08.02.1912 |
| Станкевич Андрей Афанасьевич | действительный статский советник | 08.02.1912-11.11.1915 |
| Ордовский-Танаевский Николай Александрович | действительный статский советник | 13.11.1915-1917 |
Революционные руководители (1917-1919)
- Пигнатти, Василий Николаевич (1917-1918) председатель Комитета Общественного спокойствия, губернский комиссар, (1918-1919) управляющий Тобольской губернии
- Хохряков, Павел Данилович (1918), председатель губернского Совета
Вторые руководители
Вице-губернаторы (1796-1823)
| Ф. И. О. | Титул, чин, звание | Время замещения должности |
|---|---|---|
| Кошелев Дмитрий Родионович | статский советник | 1796-28.07.1797 |
| Картвелин Николай Михайлович | статский советник | 28.07.1797-18.07.1799 |
| Один Николай Михайлович | статский советник | 18.07.1799-1802 |
| Штейнгель Иван Фердинандович | статский советник | 1802-1808 |
| Минин Гавриил Васильевич | коллежский советник | 1808-1810 |
| Расказов Николай Евдокимович | коллежский советник | 1810-1813 |
| Непряхин Фёдор Петрович | коллежский советник (статский советник) | 1813-1823 |
Председатели губернского правления (1824-1895)
| Ф. И. О. | Титул, чин, звание | Время замещения должности |
|---|---|---|
| Жуковский Николай Васильевич | коллежский советник | 01.02.1824-19.01.1829 |
| Серебренников Григорий Степанович | коллежский советник | 19.01.1829-06.02.1830 |
| Кирилов Пётр Иванович | коллежский советник | 06.02.1830-06.09.1831 |
| Копылов Василий Иванович | статский советник | 26.09.1831-24.10.1831 |
| Муравьёв Александр Николаевич | статский советник | 25.06.1832-21.12.1833 |
| Дейнеко Иван Игнатьевич | коллежский советник | 24.10.1835-12.03.1840 |
| Соколов | надворный советник | 12.03.1840-11.08.1842 |
| Дубецкий Иосиф Петрович | коллежский советник | 11.08.1842-28.02.1844 |
| Владимиров Александр Николаевич | коллежский советник | 28.02.1844-20.05.1852 |
| Виноградский Александр Васильевич | статский советник | 20.05.1852-11.08.1855 |
| Милордов Николай Петрович | действительный статский советник | 11.08.1855-23.12.1858 |
| Соколов Михаил Григорьевич | коллежский советник | 23.12.1858-08.04.1863 |
| Курбановский Михаил Николаевич | статский советник | 08.04.1863-10.03.1872 |
| Залесский Пётр Матвеевич | коллежский советник (действительный статский советник) | 10.03.1872-27.02.1881 |
| Дмитриев-Мамонов Александр Ипполитович | надворный советник | 27.02.1881-08.08.1885 |
| Северцов Дмитрий Алексеевич | 19.12.1885-13.07.1891 | |
| барон, коллежский советник | 27.07.1891-01.11.1895 |
Вице-губернаторы (1895-1917)
| Ф. И. О. | Титул, чин, звание | Время замещения должности |
|---|---|---|
| Фредерикс Константин Платонович | барон, статский советник | 01.11.1895-25.04.1896 |
| Протасьев Николай Васильевич | действительный статский советник | 25.04.1896-23.03.1902 |
| Тройницкий Александр Николаевич | коллежский советник | 30.05.1902-05.04.1908 |
| Гаврилов Николай Иванович | статский советник (действительный статский советник) | 05.04.1908-1917 |
Помощники Тобольского губернского комиссара
Напишите отзыв о статье «Тобольская губерния»
Примечания
Литература
- / Под ред. В. П. Петровой. — Тюмень, 2003. — С. 13, 24-57. — 304 с. — 1,000 экз.
— ISBN 5-87591-025-9 .
- Атлас географических карт, статистических таблиц, видов и типов Тобольской губернии. Издание Тобольского губернского книжного склада. Типография епархиального братства. Тобольск. 1917.
- — М.: Объединённая редакция МВД России, 2003. — Часть 2. — С. 76-78.
- — М.: Объединённая редакция МВД России, 2003. — Часть 3. — С. 78.
- Кауфман А. А. , Латкин Н. В. , Рихтер Д. И. .
// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб.
, 1890-1907.
- Описание Тобольской губернии. — Петроград: Издание Переселенческого Управления, 1916. — С. 78.
- Тобольская епархия: Часть первая. Описание местности, занимаемой Тобольской епархией, в географическом и историко-этнографическом отношении. — Омск: Типография А. К. Демидова, 1892.
- Отдел первый
. Географические и топографические сведения о Тобольской губернии . — 99 с.
- Отдел второй
. Историко-этнографические сведения о Тобольской губернии;
Отдел третий
. Об Акмолинской и Семипалатинской областях, входящих в состав Тобольской епархии . — 79 с.
- Отдел первый
- . — Тобольск: Тобольский губернский статистический комитет, 1912.
- Сибирские и тобольские губернаторы: Исторические портреты,документы / отв. за вып. И. Ф. Кнапик. — Тюмень: Тюменский издательский дом, 2000. — 576 с. — ISBN 5-928800-08-8 .
Ссылки
| Генерал-губернаторства | ||
|---|---|---|
| Губернии | ||
| Области | ||
| Градоначальства | ||
| Области Степного края | ||
| Области Туркестанского края | ||
| Губернии Остзейского края | ||
| Губернии Финляндии | ||
| Губернии царства Польского | ||
| Губернии Галиции и Буковины , оккупированных в 1914-1915 годах | ||
| Административные единицы Кавказского наместничества | ||
| Особые округа | ||
| Особые образования | ||
| Зависимые гос. образования | ||
| Депутаты Государственной думы Российской империи от Тобольской губерни | ||
|---|---|---|
| I созыв |
| |
| II созыв | ||
| III созыв | ||
| IV созыв | ||
Отрывок, характеризующий Тобольская губерния
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.
– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
ТОБОЛЬСК
В сибиряке Тобольск, хоть бывал он в нем, хоть не бывал, живет так же, как в россиянине Москва, как в славянине Киев. Древлестольный былинный Киев, первопрестольная красная Москва и восточный стольник, под управой которого находился огромный полунощный край, младовеликий Тобольск. Удалью русского человека добытый и поставленный, удальством живший, леворукий у Москвы, но ох длинна была эта рука и много она пригребала Москве! У Киева Владимирская горка, у Москвы под кремль Красный холм, у Тобольска — тридцатисаженный Троицкий мыс при слиянии Иртыша и Тобола, с которого открываются для прозора по-сибирски удесятеренно размашистые картины, и открываются они туда, куда и приставлен был смотреть Тобольск, — на восток.
Тобольск появился на свет в ту пору, когда с присоединением Казани и Астрахани Русь только-только переходила в Россию. Но волжские земли до самого устья всегда были как бы свои, самой природой предназначенные под одну руку, еще не прибранные «украйны», прибор которых оставался делом времени и силы. Но дальше природа рубеж Уралом поставила слишком заметный. Это обстоятельство тоже играло, надо полагать, не последнюю роль в замешке Ивана Грозного, остановившегося за Волгой. Он еще именует себя, не привыкнув к титулу царя, одновременно и великим князем всея Руси. А уж недалеко оставалось до империи. И появление Тобольска, а вместе с ним скорый прибор многих языков и стран на востоке, для перечисления которых при поименовании самодержства государя у писцов не хватило бы чернил, явилось для защиты крепкими воротами, а для завоеваний — широкими и прицельными. Роль Тобольска, как сама собой разумеющаяся, в приращении территориального российского могущества историками обычно не взвешивается, а она потянет зело много. Еще до побед Петра Великого отец его Алексей Михайлович, благодаря одним только сибирским приобретениям, мог бы именоваться императором. И в царствование Петра азиатская Россия не передоляла ли европейскую, из Москвы и Петербурга за Урал от великости поприщ можно было смотреть только с закрытыми глазами; чудь, и переписанная поименно воеводами, все одно оставалась чудью. И только Тобольск со своего Троицкого холма должен был все видеть и знать, разведывать и догадываться, строить и прибирать, требовать и обещать, повелевать и ответствовать, озабочиваться продовольствием и провиантом, людьми служилыми, надельными и мастеровыми, мягкой рухлядью и рудами, вести учет и догляд, казнь и милость, вести дипломатию с местными князьями на всем протяжении огромного края и с иностранными владыками за его пределами.
Он был столицей Сибири, отцом сибирских городов. Лишь Москва и Тобольск могли принимать послов и отправлять посольства. Все, что утверждалось в Сибири, — летописи, училища, книги, театр, науки и ремесла, православие, ссылка, лихоимство, фискальство и т. д., — все это и многое другое начиналось с Тобольска и только после распространялось вглубь. Во всем он был первым. В 1593 году он принял первого ссыльного — угличский колокол, возвестивший убиение царевича Дмитрия, а спустя триста с лишним лет, после Февральской революции в 1917 году, — последнего русского императора с семьей. К этому времени, к моменту высылки Николая II, Тобольск давно захирел, потерял всякую самостоятельность и своей громкой бедностью как нельзя более подходил для утратившей власть династии. В этом был какой-то рок, судьба, какая-то холодно и тяжело взыскующая справедливость. Но она же, судьба, от последнего, от греха и ославы гибели царской семьи, Тобольск отвела.
По Тобольску, по его истории, нравам, мешанине населявшего его люда, удачному для нашего случая разделению на верхний и нижний города, по взлетам и падениям можно почти безошибочно составлять портрет русского характера в Сибири, который постепенно переходил своими отличиями в сибирский, но не успел и снова соединился в одно с русским, теряя затем и эти черты. Новейшая история Тобольска лишь подтвердит лицо теперешнего сибиряка. Понятно, что характер больше всего вызревает в глубинах страны, там же, где вызревают хлеба и ремесла, но как результаты трудов везли в прежние времена на ярмарку, так и его черты заметней проявлялись в городах, где жизнь шла побойчей и пооткровенней.
Начинать рассказ о Тобольске следует, пожалуй, с факта, что, будучи в Сибири долгое время во всем первым, сам Тобольск не был здесь первым русским городом. Хоть чуть, но опоздал. И тут хочешь не хочешь, а надо возвращаться к Ермаку.
Ни одна, похоже, историческая личность не оставила нам столько загадок, сколько Ермак. И в этом оказался он казаком, заметавшим за собой следы. Споры вокруг его имени, мотивов и подробностей похода начались в 18-м столетии, продолжались в 19-м, не кончились и сейчас. И чем больше разгадывают истину, тем больше запутывают. Меняется дата начала его похода и дата гибели, не однажды переиначивались и обстоятельства самой гибели; Строгановым то отказывают в пособничестве Ермаку, то признают; разные историки, пользуясь разными источниками (а разнобой в сибирских летописях — как гвалт ударившихся в воспоминания, друг друга перебивающих и обрывающих пьяных казаков) и разными предположениями, то одной битве придают значение, то другой, путаются в потерях, именах татарских и русских, погибшие встают из могил и участвуют в сражениях, именитые пропадают неведомо куда. И так без конца и без края.
Вот и сам Ермак — не было в святцах такого имени, стало быть, кличка. Но откуда она взялась — от созвучия ли с именем или действительно от артельного котла, называвшегося ермаком, когда будто в молодости кашеварил в волжской ватаге будущий завоеватель Сибири, или откуда-то еще. Кажется, никто не оспаривает, что в поход он шел Ермаком. Но в татарском языке есть это слово, означающее прорыв, проран. И если согласиться с историком прошлого века Павлом Небольсиным, что Ермак и прежде своего звездного прорыва бывал на Чусовой и знал пути в Зауралье, не мог ли он в таком случае сталкиваться с татарами в коротких набегах раньше и получить свою кличку от них за военную удаль. Этой догадкой больше того, что запутано, все равно не запутать, а ежели правда лишний раз и охнет от досады, нам не услышать.
Обо всем спорим. С детства знали по Карамзину, что столица Кучума, занятая Ермаком, называлась Искером или Сибирью. Позже Искер как-то само собой стал заглыхать перед более привычной Сибирью, появились и предположения, что название это было совсем в другой стороне. Хорошо: Сибирь. Город, давший имя всему зауральскому материку, а этимологически означавший центр, сборный пункт. Только установились, историки переправляют: не Сибирь, а Кашлык — так писалось в летописях. И будто был этот город до того мал, что триста или четыреста оставшихся в живых Ермаковых казаков перезимовать в нем не поместились и ушли в устье Тобола в улус Карачи, где и провели все три зимовки. Если так, то кого осаждал с ранней весны несколько месяцев татарский мурза Карача, когда среди осажденных в Кашлыке называются и Ермак и его атаман Мещеряк (Кольцо к тому времени погиб)? Не собираясь вступать в дискуссию с историками, у которых там, где не хватает документов, должно бы быть чутье, способное проникать за века, нельзя все же не заметить, до чего они вошли во вкус раскольничьего толкования Ермаковой истории, предлагая раз за разом все новые и новые версии, строящиеся как не на иртышском ли песке. Как бы ни противоречили одна другой летописи, но нигде в них, и это вынуждены признать историки, нет упоминания о карачинской зимовке. Откуда же она взялась? Вероятно, из желания связать концы с концами в своей схеме, мало считаясь с тем, что стало фактом.
Точно так же почему-то главная битва у Чувашского мыса, к которой Кучум успел приготовиться, сделав засеки и вал, собрав многочисленную рать (накануне чуть было не дрогнули казаки при виде Кучумова войска), обратилась нынче в незначительный эпизод, в приключение, в исторический дым без огня. Казаки при начале боя дали залп, остяцкие князьки показали тыл, Кучум, следивший за боем с горы, после ранения царевича Маметкула не мешкая обратился в бегство, открыв путь к своей столице. У казаков потерь якобы почти не было. «Бысть сеча зла, за руце емлющи, сечахуся» — преувеличение. И опять вперекор со свидетельствами Ермаковых казаков из синодика. Мол, составлялся синодик спустя сорок лет после события, и казаки мало что помнили. Не помнили, где им выпал главный жребий в сибирской судьбе — здесь или в Абалаке? Да об таком истлевающие кости и те не забудут и не перепутают. Тем более что писался когда в Тобольске синодик, Чувашев мыс был тут, под носом у них, в полутора верстах от Тобольска.
Но уже пошло подхватываться из книги в книгу: не Ермак сбил с сибирского куреня Кучума, а Кучум отдал его чуть ли не добровольно. Бои происходили позже. Казакам, оставившим воспоминания, ни в чем доверять нельзя. Вот что значит привнести в историю увлекательную новизну.
Без малого 150 лет назад П. Небольсин с мудрой иронией заметил:
«Слепое счастье! Надобно же было простому казаку, волжскому казаку, забрать в голову счастливую мысль идти в Сибирь; надобно же было счастью помочь ему счастливо добраться до Сибири, счастливо побеждать татар, счастливо не умереть с голоду, счастливо не замерзнуть от морозов, счастливо обладать Сибирью, счастливо три года держаться в ней, счастливо не упустить ее из рук, счастливо указать путь другим, счастливо заставить все потомство чтить его память…
Нет, тут уж из рук вон много счастья!
Невольно вспомнишь слова другого русака-счастливца: «Все счастье да счастье — надо же, помилуй бог, ведь и ума сколько-нибудь!».
Как бы то ни было, какими бы жертвами ни досталась победа у Чувашского мыса, но она открыла дорогу в Искер — Сибирь-Кашлык. Чувашское столкновение произошло, по прежним сведениям, 23 октября 1581 года, по нынешним поправкам — 26 октября 1582 года. Не вступая в спор о годе, что у Р. Скрынникова, на которого мы ссылаемся, является наиболее доказательным, прицепимся тем не менее к числу, поскольку оно исправлено на том основании, что Ермак вступил в Кучумов город 26 октября, стало быть, и бился он тем же днем и трое суток терять ему было негде. Негде? Но вспомним принятое «стояние на костях», когда хоронили павших, сбирались с силами и принимали меры против неожиданного нападения. Ермак был в чужой стране, сведения мог получать только от «языков» и, прежде чем двигаться к Сибири, до которой еще и грести оставалось верст с пятнадцать вверх по течению, должен был внимательно оглядеться и приготовиться к следующему, чрезвычайно важному шагу, не сделать ошибки и не поддаться опьянению от победы.
Ермак должен был оглядеться, и другой мыс, называвшийся у татар Алафеевской горой и названный впоследствии русскими Троицким, при слиянии Иртыша и Тобола, он не мог не заметить, тот был рядом. На нем к тому же было поселение и жила одна из Кучумовых жен. Проезжая и проплывая в три своих сибирских года многажды мимо и будучи «вельми разумен», не мог он не оглядываться на него: сразу две реки под прозором и до третьей, до Оби, недалече, вот бы где поставить острог. Можно предполагать, что Ермак отыскал место Тобольску еще до его зарождения и поименования, место само просилось под выбор и застройку.
И когда спустя два или три лета после смерти Ермака письменный голова Данила Чулков в 1587 году спускался по воде из Тюмени, посаженной за год до того и ставшей таким образом первым русским городом в Сибири, он знал, куда правил. Ладьи его приткнулись к крутому берегу под Алафеевской горой, и казаки без разведки принялись за разгрузку. Среди тех, числом в пятьсот (это число так часто повторяется при отрядном счете, что поневоле, подобно татарскому слову «Тюмень» — тысяча, принимается за обозначение множественности), так вот среди тех, кто прибыл с Данилой Чулковым и расчал Тобольск, были и ветераны, Ермаковы сотоварищи. С этого времени сибирская история худо-бедно пошла в ногу с событиями; она вспоминает, что, разгрузив свои струги, казаки принялись и их разбирать и потянули борта и днища в гору, чтобы пустить на острожное строительство.
Но попервости именно и худо, и бедно. Сибирский историк П. Словцов, не давая пояснений, почему-то относит первую закладку Тобольска к 1586 году, а следующим летом он переменил якобы место и встал там, где находится и поныне. Словцов изыскатель до исторической правды был строгий и дотошный, выговаривавший самим отцам сибирской истории Миллеру и Фишеру за пропуски и неточности, а уж слогатаев-летописцев иркутских и прочих готовый и по смерти пороть за то, что вели они не летописи, а станционные записки о приезде и выезде чиновников да амбарные книги о прибытии караванов. И основания, пусть и глухие, начинать хронологию Тобольска с перемещения у него, вероятно, имелись. Но были основания и не настаивать. Так или иначе, но Тобольск ведет свою родословную от года 1587-го, с которого, когда бы не пожары, не однажды истреблявшие главный сибирский град дотла, нам не представляло бы теперешних трудностей искать концы и начала.
За лето дружина Данилы Чулкова поставила острог, укрепила его, а в нем вознесла небольшую церквушку в честь живоначальной Троицы, от которой название, погребя под собой старые поименования, перешло на весь мыс и холм. Нет, не могли, возводя крепостцу, не чувствовать казаки победоносного и благословляющего соседства Чувашского мыса: «понеже ту бысть победе и одолеши на окоянных… вместо царствующего града Сибири (Искера) старейшина бысть сей град Тобольск…» Много позднее, когда будет отстроен белокаменный кремль, в Сибири И. Завалишин скажет, что нет города более картинного, чем Тобольск. И это правда до сей поры. В Сибири, по крайней мере, нет и быть не может, пока, вопреки чертежникам, не вернется архитектура.
Но Тобольск был «картинен» с самого начала, еще до Софийского собора, до Рентереи и всего кремлевского ансамбля. Лишь не до такой вдохновенной высоты, не до духовного совершенства, не до полной слиянности рукотворного с нерукотворным, не до грудного распора при взгляде снизу от Иртыша — эх, живая былина да и только! — но красотой и вдохновенностью природной, которую умело подхватил, не споря с творцом, человек. Еще и в деревянном завершении дело его рук должно было напоминать корону, пусть скромную, без позолоты и блеска, не столь величественную, как впоследствии, но достаточно красноречиво являющую власть. Разбогател, прославился коронованный град — сменил и корону. Жаль только, что нельзя было, сняв старую, поместить ее в хранилище, где бы могли мы любоваться ее рисунком и посадкой. Памятники тех времен (ровно тех в Сибири быть не может, то, что сохранилось, например, Братская острожная башня, на полвека моложе) дадут представление о крепостных сооружениях, подобные которым могли быть в Тобольске, но не о Тобольске. Все в нем, даже самое обыкновенное, должно было стоять и смотреться по-иному, внушительней и ярче, потому что стояло высоко, державно и царило далеко, как ныне царят, захватив власть, телевизионные вышки. Совсем недавно, к слову сказать, тоболяки всем миром с великим трудом оттеснили ее, новую владычицу наших умов и душ, из кремля, где телевышка выбрала себе место, пугая население, что ниоткуда больше она показывать картинку не станет. Только из кремля, чтоб сверху вниз смотреть на Софийский собор и его колокольню. А подвинули — ничего, показывает и от кладбища, иной раз выдерживает даже и Троицкий мыс в кадре, где чудом, сказкой и музыкой парит восстановленный Софийский двор.
Тобольск Данилы Чулкова простоял недолго: наскоро и тесно срубленный, он сыграл свою роль, заключавшуюся в том, чтобы твердою ногою стать при сибирской степи, и, как только это произошло, должен был уступить свое место более просторному и, надо полагать, более «картинному» острогу. Но на исходе первого же, судя по всему, лета, еще до конца не отстроенному, ему представился случай отомстить за смерть Ермака, его ближайшего сподвижника атамана Ивана Кольцо и многих казаков, погибших не в честном бою, а в результате обмана и вероломства. При всех разнотолках, до сих пор сопровождающих поход Ермака, есть события, в которых появляется согласие, говорящее о бессомненной подлинности. Ивана Кольцо, того самого, кто повез от Ермака царю известие о взятии Сибири, по возвращении из Москвы мурза Карача вместе с отрядом в сорок человек погубил совсем уж из рук вон подло: уговорил пойти с ним вместе против якобы притеснявшей его казахской орды, сыграв на чувствах искавших с ним мира русских, и при первом же удобном случае уничтожил всех до единого. И Ермак погиб, поверив ловко пущенным слухам о бухарских купцах, которых он решил перехватить, чтобы не дать им добраться до Кучума. Какими бы ни были последние минуты и обстоятельства смерти Ермака, не вызывает сомнений, что его обманули, заманили подальше от своих, шли за ним огромной силой и среди ночи напали. В этом все легенды послушно становятся былью.
И вот пришел черед без длинных и хитроумных замыслов, благодаря удаче, на коварство ответить коварством и одним махом освободиться от самых опасных врагов. Кучум к той поре в междоусобной борьбе окончательно потерял царство и кочевал со своей по-азиатски густой, гуще войска, родней по дальним стойбищам, изредка объезжая данников и делая привычные для него тайные и опасные вылазки. По Оби, Иртышу и Тоболу наступило двоевластие, как бы даже не трехвластие. В Тюмени стоял воевода В. Сукин, в Искере — Сеид-хан, по степям рыскал Карача. Поэтому когда Карача вместе с Сеид-ханом в сопровождении 500 воинов (опять пятьсот!) появились вблизи Тобольска на Княжьем лугу и принялись забавляться соколиной охотой, письменный голова Данила Чулков имел все основания усомниться, что тут и место для соколиной охоты. «О спорт! — ты мир!» — четыреста лет назад этого завета еще не знали и под видом спорта вполне могли явиться с войной. Бог в таких случаях благоразумно отступает, а дьявол надоумил Чулкова перехитрить татар. Внешне отношения были сносные, до этого дня письменный голова старался обходиться без стычек. Он снарядил на Княжий луг послов с приглашением прибыть высоких гостей на мирные переговоры. Те, как казалось им, обезопасив себя стражей в сто отборных воинов, согласились. Остальные встали под стены. Гостям предложено было считаться с обычаями хозяев и за стол идти без оружия. То ли невеликость народа внутри острога, то ли простодушные лица и ласковые речи, то ли самонадеянность, что нет такого молодца, чтобы превзойти восточного хитреца, усыпило бдительность татарских военачальников, но и сами они сняли оружие и сопровождавшим их ордынцам повелели снять. Должно быть, запоздало екнуло у Карачи сердце, когда увидел он за столом своего старого недруга, атамана Мещеряка из отряда Ермака, с которым не могло быть у него мира. Но и к Мещеряку, в свою очередь, должно было явиться предчувствие, начавшее отсчитывать последние часы. Старые герои — ветераны одновременно с той и другой стороны — сходили со сцены, и без того заглянув без Ермака в чужое действие, в роль вступали новые действующие лица.
Кульминация этой захватывающей истории просматривается слишком русской, не потерявшей своего обычая и сегодня. Наливалась чара — и хану. Тот пить не может, у него на шее ислам, запрещающий пить, заставляющий отводить чару. Наливается Караче, но и тот отводит. Слова, которые воспоследовали за сим, нам знакомы: «А, так вы брезгуете — стало быть, на уме у вас измена! (Сейчас бы сказали: «Ты меня, значит, не уважаешь!») А ну, вяжи их, ребята!» Ребята набросились и связали, а потом разделались со стражей. Но за крепостными воротами оставалось еще четыреста ордынцев. В схватке с ними, как вспоминали впоследствии очевидцы, и сложил свою голову последний товарищ Ермака, храбрый атаман Мещеряк. А Карачу с Сеид-ханом отправили в Москву и там, как водилось тогда, как было со многими плененными сыновьями, племянниками и женами Кучума, наградили поместьями и службой.
Каждому свое: победителям — смерть, побежденным — почести.
Как ни дурно поступил Чулков, обратившись к обману, но добыл он им мир, Искер татары снова оставили, теперь уже навсегда, двоевластие прекратилось, закаменная страна окончательно отошла к русским. В пору, когда в России все ближе придвигалось Смутное время, в Сибири смуты все больше затухали, дальше на восток столь организованной силы, как у Кучума и его наследников, больше не существовало.
Вот когда впервые должна была по-настоящему оценить Россия не одну лишь экономическую, но и политическую выгоду приобретения Сибири — в Смутное время. Сибирь постепенно, но незаменно входила новой мощью в весь государственный организм. Польское войско надвигалось на Москву, а сибирские казаки вышли к Енисею. Собирая ополчение, князь Пожарский пишет о своих намерениях сибирским воеводам, а осуществив их, великие намерения свои, и освободив Москву, к ним же обращается с торжественным посланием, там, за Уралом, видя для отечества бесшаткую опору.
«Сибирским воеводам» — это в Тобольск, который очень скоро, уже через семь лет после своего первого колышка, выходит из подчинения Тюмени и становится главным городом Сибири. В 1596 году ему вручается печать всего сибирского царства, которое прирастает с небывалой быстротой. Управляется оно воеводой и его товарищем, один ведет военную власть, другой гражданскую, в действительности же им приходится колотиться за все вместе, с прибавлением царства прибавляются и воеводские обязанности. Оборона выстроенных острогов и строительство новых, разведание старых путей и новых землиц, снабжение, вооружение, ясак и десятинная пашня, призыв и расселение крестьян, набор, в том числе и среди татар, в казаки, спрос на христианских девиц в женки служилым, то высочайшее требование вылавливать и возвращать в российские отчины беглецов, то закон по прошествии шести лет от побега не взыскивать с них; торговля и пошлина, отношения с инородцами внутри царства и отношения с соседями за царством, поощрения и наказания, храмы и питейные дома, фискальство и свары — чем только не приходилось заниматься первым сибирским воеводам, о чем только не болела у них голова, которая по суровости тех времен ни у кого не сидела прочно на шее. Надобно же и нам вслед за П. Небольсиным помянуть их добрым словом. Небольсин писал:
«Припоминая себе житье-бытье наших первых воевод в Сибири, мы очень жалеем, что не можем представить читателям описания великолепных дворцов, торжественных въездов, вкусных пиров, романтических происшествий, роскошной природы, которыми бы наслаждались русские головы в нашей Сибири по примеру испанских генералов в Сибири американской. И летописцы наши скупы были на эти описания, да и сама Сибирь мало представляла лакомых сторон в этом отношении… Житье-бытье наших воевод было плохое, удел их был — и вечный труд, и вечная забота, и вечные лишения».
История к сибирской администрации не всегда была справедлива. Послушать ее — вор на воре, плут на плуте сидел и самодуром погонял. Хватало с избытком и этого, на то она и Сибирь, чтобы, как богатую и простоватую тетку во все времена, пока не поумнеет, обирать ее под видом благодетельства, но — не всем же без разбора подряд.
И в те времена существовали понятия о чести и долге. И если полностью нравственность о всех праведных струнах еще не отрыта была из сибирских снегов и не явлена в полный вид из полунощных сумерек, то главными своими выступами, явившимися вместе с рождением первого человека, она должна была требовательно взыскивать и помимо писаных законов и, бессомненно, взыскивала. Это — если смотреть на нравы как на местное достояние, слепленное из местных материалов, а ведь по большей части они прибывали тогда из Москвы и показывали, чем руководилась в морали первопрестольная.
Глухо и невнятно, но и в истории можно разобрать имена воевод и губернаторов, чьей деятельности изначально обязана Сибирь организацией жизни и власти. Боярин Сулешев, князья Черкасские — это из воевод, большая часть из которых осталась в безвестности лишь потому, что слава любит питаться преступлениями, а не благодеяниями. Из губернаторов — Соймонов, Сперанский, Муравьев-Амурский, Деспот-Зенович, Чичерин, прибавим к ним и казненного за лихоимство князя Гагарина, имевшего перед Сибирью и Тобольском немалые заслуги, перечеркнутые потом, к несчастью, позорной смертью. Если же попытаться сравнить прежних владетельных «племянников», прибывавших для управления «теткиной экономией», с нынешними, придется с огорчением признать, что в старые безнравственные времена они лихоимствовали для себя и увезти с собой много не могли, тем более что существовало правило при выезде из Сибири досматривать воеводские обозы; нынешние же для себя, за малыми исключениями, не берут, но для других ничего не пожалеют, и чем больше отдадут на разграбление и поругание, тем выше в своем дальнейшем продвижении вознесутся. Тайная взятка превратилась в Сибири в открытое и разгульное разбазаривание природных богатств, которое вороватым воеводам и не снилось. Что для нравственности предпочтительней, судите сами.
Но до этого еще далеко, вернемся к только что явившемуся на свет божий Тобольску. Явился он в казацком зипуне, а оказалось — стольной крови, что называется, из грязи да в великие князи. Званию этому приходилось соответствовать не одной лишь царской печатью, следовало иметь и подобающий сану вид. Взобравшись на Троицкую гору, письменный голова Чулков не мог выбрать места, более подходящего для сибирской столицы. Но, сев на нем, Тобольск долго ерзал, вертелся на той горе, никак не получалось у него устроиться на ней раз и навсегда удобно и величественно и за первое столетие еще до камня только в дереве перестраивался шесть раз. Трижды этому способствовали пожары. Рубленый Чулковым острог продержался всего семь лет и показался воеводам Щербатову и Волконскому ненадежным, они сняли его и перестроили на свой лад. Воеводы тогда менялись через каждые два-три года, и при отъезде их Тобольск опять пошел под новый топор, а в 1606 году перекочевал на «другой бугор», на западную оконечность мыса. В последний раз рублен он был в 1679 году и простоял… год: жестокий огонь слизнул его вместе с храмами и 500 обывательскими домами. Только после этого кремль принялся возводиться в том виде, который частью сохранился до сегодня. Сибирский митрополит Павел обратился к царствовавшему тогда Федору Алексеевичу с поклоном о позволении каменного строительства и получил разрешение. Строили тогда не только прочней и красивей, но и быстрей. В 1686-м отстроен соборный Софийский храм, в 1690-м — Богородская церковь, в 1691-м — Знаменский монастырь, в том же году Троицкая церковь, вскоре Софийский двор обнесли оградой в две сажени высотой с шестью башнями и святыми воротами, поставили двухэтажный (не сохранившийся) архиерейский дом. И это при том, что по царскому повелению мастеровых следовало искать на месте, а пашенных крестьян привлекать «без отягощения их и без помехи в десятинной пашне». Правда, по настоянию Павла нескольких опытных мастеров-уставщиков из Москвы прислали, но на том кадровая подмога и кончилась, все остальное приходилось изыскивать в собственных вотчинах — находить, учить, добывать материалы и подспорье, потакать каждому, кто обнаруживал чутье к точности и красоте.
Началось с духа и воспоследовало уже при Петре Алексеевиче сооружениями власти и торга. Еще до князя Гагарина выстроены были в кремле Приказная палата и Гостиный двор, последний — в виде крепости с башнями по углам. Но это уже произведения и эпоха в кремлевском зодчестве сына боярского из местных Семена Ремезова, больше известного своими сибирскими «чертежными книгами», по которым мы судим о сибирской старине. О Ремезове, историке, писателе, архитекторе, художнике и географе, надо рассказывать отдельно, но при одном лишь воспоминании об этом имени невольно вырывается вздох, относящийся к отношению потомков к нашим великим предкам — первопроходцам, расчинателям городов, искусств и ремесел. Ремезов умер в нищете, могила его потеряна; Тобольск, имеющий мало что одну из главных улиц с именем Розы Люксембург, да еще и переулок, до недавнего времени не мог отыскать для Ремезова угла. Ни в Иркутске, ни в Тобольске, ни во многих других городах не отыщете вы упоминания об их основателях, забыты просветители, реформаторы и благодетели. Вся Европа — что Европа! — весь мир знает Страленберга, пленного шведского капитана, отбывавшего ссылку в Тобольске, составившего карту Сибири и по возвращении на родину написавшего о России книгу. А теперь представьте: что если бы Ремезов, оказавшись по счастью или несчастью в Швеции, привез оттуда карту этой страны, как расчертил он до последней землицы всю Сибирь, — кто-нибудь теперь поставил бы ему это в заслугу?! Коли и перед собственным отечеством заслуги занесены толстым слоем забытья и бескультурья! Мы за то, чтобы Тобольск помнил и даже в материальных росчерках памяти помечал имена и капитана Страленберга, и серба Юрия Крижанича, трудившегося в этом городе над своей славянской унией, и немца Миллера, первого автора сибирской истории, и других знаменитых иноземцев, если сыщутся они, но прежде всего ни буквы не потерял из имен и деяний своих великих земляков, будь то доморощенный поэт или зодчий, доморощенный декабрист или ямщик, составлявший летопись. К сожалению, собственное происхождение у нас все еще служит препятствием для гордости, а не наоборот.
Но мы отвлеклись. Тобольск — не Москва, не Киев, не Новгород, но столько в нем достопамятного, яркого, так много в его истории скрыто имен и событий, что, потянув за одну нить, как по одной улице пройдешь, оставив в стороне соседние, к которым волей-неволей приходится возвращаться, чтобы составить хоть в урывках общую картину. И кремль строился не сразу вместе с верхним городом, и город нижний, и столичность, породистость появились не одним махом, и громкость, слава, именитость прирастали не одним десятилетием и столетием, да и затухать впоследствии стали не общим своротом. Поэтому, как бы ни пытались, не удастся нам следовать тобольской хронологии. Граф Сперанский, отправляя историку П. Словцову, жившему в Тобольске, в подарок часы и Библию, надписал: «Вот тебе время и вечность». Отличить время Тобольска от его вечности не так уж и просто, для этого пришлось бы выбирать точку с места его окончательной судьбы, а язык не поворачивается, несмотря на незавидность и убогость теперешнего положения Тобольска, произнести приговор, что вся вечность его осталась в прошлом.
Из вечности, в которой можно не сомневаться, чуть упомянуто у нас об угличском колоколе, первом и необыкновенном изгнаннике, указавшем дорогу не самому лучшему назначению Сибири, — великой ссылке и каторге, продолжавшихся более трех столетий, а потом и еще… Сотни, тысячи и до миллионов прошло печальным и набитым путем отвержения в темные глубины Зауралья, навсегда ославив Сибирь в безрадостный и подневольный край, не способный дать ни приюта, ни утешения. Долгое время все они следовали через Тобольск или оставались в Тобольске. Если есть у него бескорыстная память, не зависящая от принятой буквы признания или непризнания, многих и многих российских великомучеников должен он поминать в своем молчаливом синодике.
И Киприан, первый архиепископ тобольский и сибирский, первый просветитель и памятователь, еще не возглавил у нас епархию, хотя и открыта она в 1620 году под его начальственность. После Смуты церковная и державная власть, как никогда ни до, ни после не бывало, сошлись в одном доме Романовых, которые хорошо понимали значение Сибири для России. Не случайно патриарх Филарет, отец первого царя новой династии, посылает в Тобольск близко-доверенное лицо, вручив ему от себя жезл и от царя золоченый именной крест с надписью: «Царствующий град Сибирь», а потом постоянно не оставляет вниманием. Через сто пятьдесят с лишним лет Екатерина II поднесет восточному «царствующему граду» и вовсе отменный знак державного благоволения — свой императорский трон, очевидно, после смены мебели. Но до этого еще надо дожить.
Самый первый дар сделал Борис Годунов. Об именном кресте на грудь Киприану и императорском троне теперь мало кто помнит, а об угличском колоколе, возвестившем убийство царевича Дмитрия и отосланном в наказание с оторванным «ухом» в Тобольск, должно быть, знают все, в ком окончательно не отмерло отеческое сознание. Доставлен он был на указанное Годуновым место назначения в 1593 году, а угличские граждане, возмутившиеся от его звона, во множестве, кто с отрезанным языком, кто с рваными ноздрями, повлечены в только что поставленный вслед за Тобольском Пелым. Воевода Лобанов-Ростовский, принявший движимого угличского ссыльного, надо думать, немало озадачился, что с ним делать, а потом решил, что и с отсеченным «ухом» может тот справлять службу, и приказал поднять его на выстроенную вновь церковь Спаса. И триста лет этот угличский бунтарь приставлен был издавать самый что ни на есть низменный звон, то объявляя начало торга, то отбивая часы на Софийской колокольне, что сравнимо с тем, как если бы с князя сорвать соболью шубу, натянуть на него овчину и заставить сторожить купеческие лавки. В юбилейный год прошлого века колокол испрошен был обратно на родину — и тоболяки вернули, но, до того как вернуть, отлили точную его копию и выстроили в кремле часовню, в которой он находится и поныне.
Угличскому колоколу рвали «ухо», угличским гражданам, заселенцам Пелыма, языки, а Федору Ивановичу Соймонову, сподвижнику Петра по морской службе и будущему тобольскому губернатору, рвали ноздри. А мы еще спрашиваем нравственность с Сибири, куда вместе с казаками и в путь за казаками кинулась самая разбитная вольноохочая публика, не признававшая ни бога и ни дьявола, а потом и без охочести вслед за знатными фамилиями, уничтожавшими одна другую в крутых поворотах власти, погнали со всей России отпетые головушки.
Сибирской нравственностью обеспокоился, утверждая правую веру, тобольский архиепископ Киприан, носивший фамилию Староруссенский — родиной его была Старая Русса на Новгородчине, облюбованная потом для трудов Ф. М. Достоевским. На службу в Сибирь, в том числе и пастырскую, определялись порой личности настолько яркие и биографические, что, не заглянув в предварительную жизнь, ограничившись лишь коротким сибирским периодом, значило бы сказать о них слишком мало или не сказать ничего. Попробуйте, назвав в роли сибирского губернатора Соймонова, не приостановиться со вздохом и удивлением над его судьбой, если ни один из российских историков не миновал ее — так она крута и удивительна (и уважительна), имея к тому же, что случалось редко, счастливое окончание. Одной из таких выдающихся фигур был и архиепископ Киприан. Лежал на нем перед Россией грех: в Смуту новгородские власти, выбирая из двух зол меньшее, чтобы не присягать Владиславу, решились призвать на престол шведского королевича Филиппа и отправили с этой миссией за новым варягом архимандрита Киприана. Шведы от престола не отказывались, но требовали отторжения от России Великого Новгорода. Едва ли у тайного посланника были полномочия решать судьбу этого вольного во все времена города, но и самой мысли отторжения его от России он воспротивился. Его пытали, требуя каких-то секретов, морили голодом, держали раздетым на морозе, но добиться ничего не могли. С воцарением Романовых Киприана отпустили восвояси, он явился к царю и пал на колени, испрашивая прощения не себе, а Новгороду, был вместе со своим городом прощен, замечен и приближен.
И вот не прошло и семи лет, из огня да в полымя, из Швеции в Сибирь. После Новгорода, где закон издавна имел силу, Киприан встретил в Тобольске, как показалось ему, крайнее развращение нравов. Казаки пьянствовали, картежничали (игра в кости занесена была ссыльными литовцами), не соблюдали постов, держали женок в каждом месте приклонения службы, покупали их и продавали, как с огородов разносол. Не успел Киприан оглядеться и ужаснуться — взыск от Филарета: «ведомо учинилось нам…» Ведомо учинилось святейшему, что в женки берут девиц не только без креста в душе, но и на шее, не считаясь с первой христианской нормой. Приходилось, поелику возможно, со всей строгостью выправлять принятые в нравах заведения.
Киприан вошел в сибирскую страницу, кроме этого, как расчинатель ее порусской письменной истории. Почти сорок лет минуло от Ермака, доживали по сибирским острогам последние его сотоварищи, а никому и в голову не приходило записать их воспоминания и составить список участников похода. Это было сделано стараниями Киприана в 1622 году, так появился синодик по погибшим казакам, и с той поры ежегодно Ермаку и его соратникам, каждому отдельно, «кликом» воздавалась слава и память. Сто лет назад кяхтинский купец Немчинов отписал Софийскому собору в Тобольске несколько тысяч, с процентов которых панихида по Ермаку справлялась бы на все времена дважды в году, не подозревая, что «все времена» будут иметь близкий конец.
Киприан остался в памяти как натакатель синодика, и полностью забыты его усилия по добродетельному выправлению сибиряков. А это было трудней, чем опросить казаков. Это было трудней, чем взять Сибирь, эта Сибирь, если верить старым и новым писателям, от французского аббата Шаппа в 18-м веке до Анатолия Рыбакова в веке 20-м, так никогда и не была взята. Остается добавить со своей стороны, что если это так, то она, Сибирь, давно распростерла свою могучую длань на всю страну, поскольку нравы ныне в Москве ничуть не лучше, а по нашим наблюдениям хуже, чем в малопросвещенных по части новейших развлечений Красноярске или Якутске, перед коими, перед развлечениями этими, грехи тобольских казаков представляются хоть и грубой, в духе того времени, но невинной забавой. Как не вспомнить в этой связи, что еще в нашем веке в Сибирь отправлялись не только сыновья Арбата в тридцатых, но и дочери Арбата вплоть до восьмидесятых — в последний раз, чтобы не портить целомудренный дух гостей Олимпиады. И не возмутительно ли после этого читать, какая распущенность встречала благонравных детей Арбата в низовьях Ангары среди потомков Ермака и Кучума! Уроженец тех мест, я свидетельствую, что какие угодно грехи можно приписывать моим землякам, хоть и невежество, доходившее до утверждений, что восстание Пугачева не обошлось без большевиков, но только не то, что со смаком рисует в них Анатолий Рыбаков. Из лести ли притравленному читателю рисует, которому желается чего-нибудь этакого, или из мести к местам невольничьих поселений, которые виноваты в этом столько же, сколько кобыла, попукивающая от непосильной натяги, виновата в наваленном на нее негуманном грузе.
Кстати привести тут замечание Словцова: «…издавна клевещут на него (сибиряка. — В. Р.) в России различным образом, и даже возводят на него чернокнижное искусство вызывать нечистых духов, подобно как и ныне поверхностные наблюдатели, за исключением благоразумного лейтенанта Врангеля и его спутников, называют рассудительного, хозяйственного, добронравного сибиряка невежею, ленивцем, развратником. Оставляя без примечания все три присвоения, как приличные для сволочи русских поселенцев, мы не могли бы без негодования слышать те же нарекания, если бы кто вздумал относить их к коренному классу сибиряков».
Но не станем преувеличивать и добродетельность Сибири, пусть каждой стороне и каждому времени достанутся собственные грехи. «Сам дурак!» — не логика, а ругань. Бессомненно, архиепископу Киприану было чем возмущаться и что выправлять в местном жителе. Неизвестно, добился ли он за три своих сибирских года каких-нибудь заметных результатов, должно быть, разнобогие семьи поуменьшились, а все остальное ушло с глаз в темноту. Но он оставил после себя сильную, хорошо подготовленную и убежденную кафедру, призывающую многоликое сибирское население в лоно одной веры и морали. По крайней мере, через сто лет пришлось Синоду сочинять воззвание к православным, прежде всего к тобольским женщинам, которые не решались заводить семьи с пленными шведами. Считалось, что не решались, а после воззвания выяснилось, что не хотели, так воспитаны. Что это — издержки воспитания? Или опять невежество? Попробуем сравнить с сегодняшней просвещенной страстью совлечься с любой масти иноземцем, чтобы убежать из отчих пределов, и пораскинем, что лучше.
И все же многие картины быта и справления власти покажутся сейчас и дикими, и странными, и непонятными.
Участник сибирской академической экспедиции 1733-1743 гг. натуралист И.-О. Гмелин в своей книге, так и не переведенной в России с немецкого (выдержки из нее взяты из «Истории русской этнографии» А. Н. Пыпина), описывает обычай, о котором прежде не приходилось слышать. Будто всех скончавшихся или не собственной смертью, или без причастия свозили в Тобольске за город в сарай и хоронили скопом раз в году, в четверг перед Троицей. Гмелин показал себя не только серьезным ученым, но и серьезным наблюдателем нравов, это не аббат Шапп, наблюдавший в 1761 году в Тобольске затмение Венеры и в своих позднейших впечатлениях все на российской земле перепутавший и осмеявший. Гмелину приходится верить. Он же в Тобольске и Иркутске становится свидетелем беспробудного пьянства, но это-то нам не в диковинку. «Право, кажется, что такие праздники посвящены больше дьяволу, чем богу, и это зрелище вовсе не служит хорошим примером для многочисленных язычников этого края, так как они видят, что высшее благо сибиряков состоит в пьянстве».
При тобольском губернаторе Гагарине обнаружен был в Соликамске (Сибирская губерния в то время заходила за западные отроги Урала) виновник нарочитого пожара, некий Егор Лаптев. Дабы проучить поджигателя раз и навсегда, его закопали живым в землю.
В архивных рапортах о наказаниях едва ли не самая убедительная мера — бить «морскими кошками». Били и девиц, и женок, и служилых, и посадских. Разъяснений, что это такое — «морские кошки» и почему они так действовали на чувствительность тоболяков, документы не дают. Наставляли, правда, из разнообразия еще и батожьем, и плетьми, и палками. Императрица Елизавета отменила смертную казнь, а Екатерина Великая повелела о каждом случае телесных наказаний доносить в губернскую канцелярию — да кто в Сибири стал бы брать на себя такие пустяки?!
За бороду и русское (требовалось немецкое) платье в Тобольске наказывали и аховыми штрафами и битьем спустя десятилетия после Петра.
По распоряжению полицмейстера губернской канцелярии в 1750 году трупы двух умерших по дороге в Сибирь раскольниц, коих следовало по тогдашним правилам предать земле без христианского обряда, проволокли на веревках по всему Тобольску и скинули за городом в ров. Надо ли удивляться после этого поступающим отовсюду в Сибири на протяжении ста с лишним лет сведениям о массовых самосожжениях староверов. «В 1679 году собралось обоего пола с детьми до 2700 душ из разных мест Сибири на Березовке при Тоболе и сделали из себя всесожжение». В 1687 году в Каменке под Тюменью в храме сожгли себя около 400 душ, в 1722 году близ слободы Каркиной на Ишиме — неизвестное, но огромное число душ, в 1724 году за Пышмою — 145 душ… И так далее. И так до конца 18-го, а кое-где и с заходом в 19-е столетие.
Раскол — трагедия народа, о нем особый разговор. Что же касается тобольских нравов, от которых сегодня содрогаешься, то добро бы они водились в таком виде только в Сибири. Нет, и вся Россия избытовствовала ими, оттуда они и приносились в Сибирь.
Монтескье писал, что, для того чтобы привести русского в чувство, его нужно отодрать. Оставим эти слова на совести французского философа, тем более что в России он не бывал и судил о ней понаслышке, на его родине и в его время тоже при желании можно отыскать сколько угодно примеров варварства. Только надо ли считаться, не лучше ли внимательней присмотреться к обидному замечанию великого француза и поискать в нем здравый смысл? На протяжении почти всей истории, за малыми и недолгими исключениями, образование в России было делом третьестепенным, законы тяжелы и несправедливы, нравы искажались необходимостью скрытого противодействия законам, имперский панцирь отягощал народ, который постоянно жил на пределе физических и моральных сил; друг друга не продолжающие, а исключающие, переворачивающие державные правления подрывали веру в благословенность государственного организма и заставляли строить крепость в себе. Отданная ближнему последняя рубашка, вероятно, способствовала нравственности, но, когда примечал россиянин, что ближних становится все больше и больше и порывы его принимаются как обязанность, между тем как рубашка у него все так же одна, он снимал ее без вдохновения и с прищуром слушал вывернутые наизнанку заповеди. У образованных людей рождалось убеждение, что Россия принесена самой ее судьбой в жертву, а чему в жертву — они не умели внятно доказать. Благословляющий Россию «в рабском виде царь небесный» долго оставался и символом ее, и утешением, и надеждой, пока просветители не отняли у нее и этот образ. И невесть сколько стоит Россия нараскоряку меж своим и чужим, то на одну ногу делая упор, то на другую, шарахаясь из крайности в крайность, словно не подозревая, что можно и на обе ноги стать, коли их отросло две, но не забывая при том, что правая, несущая — под свой груз, иначе теряется весь замысел о народе и национальности.
* * *
Но пора подняться и на поверхность сегодняшнего Тобольска. Только что справил он четыре столетия от своего основания. Справил торжественно, с соблюдением полного юбилейного церемониала, с приглашением гостей, сыновей и дочерей своих, коими можно гордиться, с воздаянием памяти прошлому и аллилуйей настоящему. Город разросся, прибавил в промышленности, в числе жителей, перешедшем за сто тысяч, и в цифре жилплощади. В юбилей все идет в строку, хотя в век демографического взрыва трудно избежать заслуги в приселении, это все равно что взрослому дяде хвалиться килограммами своего веса.
Еще в прошлый юбилей сто лет назад Тобольску пришлось с излишней старательностью начищать свой служебный мундир отставного героя. В 1839 году губернаторство у Тобольска отняли, переведя его в Омск, трактовый путь прошел южнее — и осталась сибирская столица на выселках. Но Сибирь сто лет назад сделала все, чтобы Тобольск не заметил своей обделенности. Депутации процветающих тогда городов из Кяхты, Иркутска, Красноярска, Омска и Томска прибыли и с богатыми дарами и с искренним поклонением первосоздателю Сибири. Печать всего огромного края воздала должное своему старому славному граду, в его честь устраивались собрания, чтения, денежные сборы, выпускались книги, назывались улицы. Сибирь сто лет назад была цельнее, теснее и родственней — и намного, чем теперь, когда, благодаря скоростям, сократились расстояния. Еще одно тому свидетельство — открытие Томского университета, на которое, как на общий праздник и общую победу, с великодушием отозвалось все Зауралье.
Нынешнего юбилея Тобольска Сибирь, можно сказать, даже и не заметила. Как перед тем не заметила круглых дат Тюмени, Иркутска, Томска. Не до того: нефть, уголь, ГЭС, лес, металл… Сибирью распоряжается не местная администрация, а ведомства из Москвы, у которых история, культура, патриотическое сознание в планах не значатся. 400-летие Тобольска не вышло за событие местного значения, а в местном значении (это участь не одного Тобольска) — до чего же не вовремя все эти Чулковы, Поярковы, Сукины и прочие дети боярские и письменные головы затевали строительство своих острогов, без них дел невпроворот, нет, надо отвлекаться на пустяки, на дату, организовывать, проводить, пробивать…
Повсюду это от Урала до океана: Сибири не до Сибири… Не до старого Тобольска, не до остатков Кузнецкой крепости, сдавленной промышленным Новокузнецком так, что из камня сочатся слезы, не до Енисейска, не до Кяхты, не до Селенгинска, не до реликтовых рощ, не до археологических погребений, не до заповедности и единственности. И уж на свой манер слышат полновластные хозяева нашего края звучание Сибири — себе бери, себе бери, се-бери… вывози, выноси, не зевай, пока не поспели другие.
У Тобольска, по-прежнему расположенного двумя частями — верхним городом и нижним, сразу за гордостью от восстановленного своего белокаменного кремля, на те же тридцать саженей, на которые возвышается Троицкий холм, должно опадать сердце при взгляде на нижний город. Там с нарушением старой и простой дренажной системы, происшедшим от небывалого уровня нынешней технической грамотности, поднялись грунтовые воды, все лето улицы стоят в болоте, затянутом зеленой ряской, деревянные дома подгнивают и утыкаются в грязь, не избежал этой участи и дом П. П. Ершова, автора «Конька-Горбунка», витающие над посадом запахи заставляют задуматься над происхождением замысловатого слова «благовоние».
Я был в Тобольске в мае, на июнь назначались торжества. Потом их пришлось перенести. Тура, Тобол, Иртыш, Обь — все в ту весну 1987 года переплескивало воду через берега, все топило свои города и селения. Наш автобус двигался из Тюмени по Тобольскому тракту как по ленточной насыпи, с обеих сторон далеко вокруг стояло половодье, которое все прибывало и прибывало. В Тобольске отсыпка у Иртыша шла круглые сутки, 20 мая уровень воды превысил восемь с половиной метров. Молодой председатель горисполкома Аркадий Григорьевич Елфимов, за полгода до того пришедший на этот пост из строителей, спал урывками, мобилизовал у предприятий на отсыпку весь годный для этого транспорт, сновал между телефоном, берегом и карьерами беспрерывно, делая все возможное, чтобы отстоять нижний город, но не раз, должно быть, являлась ему тайная, вперекор делу, мысль: а пусть бы к черту-дьяволу снесло все это раз и навсегда, тогда бы, глядишь, на стихийное бедствие раскошелились. Запущенность дошла до такого состояния (никто не считает эту отметку), что легче и дешевле, вероятно, строить заново, чем латать и перелатывать.
Но не пустили воду, спасли еще от одного наводнения нижний город, и пришлось городскому голове с той же поспешностью, с какой ограждались от Иртыша, ограждаться от старых построек новыми потемкинскихми заборами, чтобы не смущать юбилейный взор непотребством. Все, буквально все нуждается в ремонте и восстановлении, а денег хватило только на заборы, и до нового юбилея теперь далековато.
Тобольск возрос в последнее время с открытием тюменской нефти, с проведением железной дороги и строительством под боком нефтехимического комбината. Комбинат в верхней части города поставил для себя новые кварталы, похожие, разумеется, на все соцгородки в стране, провел от них, от своих кварталов, многокилометровую магистраль к цехам, назвал ее именем Д. И. Менделеева, уроженца Тобольска, поставил ему свой памятник, как бы отняв великого ученого у старого города, и стоит теперь независимо и гордо: вот я каков, молодец! У меня сила, власть, молодость, деньги, со мной не поспоришь! Но и комбинат начинает жаловаться, что прижимает его министерство, не выполняет своих обещаний. Кто сам небрежен, небрежения и заслуживает. Великие прибыли качая из тюменской земли, в которую входит и Тобольск, крохотной доли нефтяные и газовые магнаты не выделят на поддержание тощего культурно-исторического живота этой земли.
И в колониях принято выделять… Чем Сибирь хуже колоний?!
Тут кстати опять вспомнить старого сибиряка. Разбогатев на мягкой рухляди и золоте, торговлей и рудниками до того, что тесной для жизни становилась родная сторонушка, перебравшись домом в Москву или Петербург, он умел не потерять чувства долга и вины перед местом своего рождения и обогащения. И платил всякий раз, когда требовалась поддержка в культурном и духовном строительстве, в попечительстве наукам и ремеслам, дабы не осталась Сибирь навсегда «полунощной страной», дабы не только отряжала она лучшие свои умы и сердца в российское духовно-энергетическое общество, но просвещалась изнутри. Не всяк толстосум был таковым на ум, а и немало их было, кто способствовал картинным галереям, библиотекам и училищам, давал деньги для научных и технических обществ.
А теперь попробуем сравнить их с нынешними выходцами из Сибири, с теми же всесильными министрами, которые воспитанием или возвышением обязаны нашему краю. И что же — чем благодетельствуется от них Сибирь? Не до благодетельства. Не до жиру — быть бы живу. Словно мстят они ей за свое происхождение, соревнуясь друг с другом, кто больше возьмет и меньше даст, чья промышленность быстрей превратит ее в отработанные отвалы. А если и вынуждены по малости что-то давать на так называемые социальные нужды, — не во благо Сибири, а только в ведомственное благо, чтобы было где переночевать и чем развлечься, перед тем как снова рубать уголек и качать нефть. Если бы можно было в шахтах и на буровых, на лесосеках и комбинатах обойтись хотя бы вполовину роботами, которые на ночь бесхлопотно отставляются к стенке и не подвержены профессиональным заболеваниям, чтоб не строить ни квартир, ни профилакториев, — без раздумий пошли бы на выгодную реконструкцию сибиряка. Он и сейчас обходится столь малым, давая многое, что недалеко ему и до робота.
Нет, виноваты, виноваты господа Сибиряковы, Лушниковы, Демидовы и Трапезниковы, плохо они просвещали Сибирь, недостаточно патриотствовали, мало успели — вот и результат, что товарищам Щадову, Щербине, Бусыгину и другим нет дела до Сибири как места обитания и обетования, а дело — до угля, нефти и леса. Конечно, товарищи министры и надминистры могут возразить на это, что у господ Сибиряковых был собственный карман, а у них — государственный, в котором не должно быть ни родительства, ни приятельства. Но тут уж вместе с патриотическим чувством сдает и политическая логика. А что — Сибирь уже и не государство? Почему, влезая в ее закрома, вы действуете от имени государства, а как доходит до платежей — от своего собственного? Где и кто он, справедливый посредник между брать и возмещать, в каком государстве его искать?
И верно, не успели, не преуспели господа Сибиряковы в просвещении сибиряка.
Рискуя увести читателя и совсем далеко от Тобольска, я тем не менее хочу вспомнить Сундсваль, промышленный город на севере Швеции. Не ради сравнения с сибирскими промышленными городами, это вещи разного порядка, которые для сравнения не годятся. Искать сходство между Сундсвалем и, предположим, Братском на том основании, что тот и другой рабочие города, все равно что искать его между куском антрацита и самородком золота — ничего, кроме каменного происхождения, общего, все будет одно отличие.
В Сундсвале три целлюлозных комбината, деревообрабатывающий завод, механический завод, поставлявший, кстати, оборудование для Братского лесопромышленного комплекса, алюминиевый и химический заводы. А население — сто тысяч. Ни комбинатов, ни заводов не видно, они кормят город, но не властвуют в нем, как у нас, не выставляют с гордостью свои корпуса и трубы. B прошлом Сундсваль успешно торговал и любил украшать себя архитектурой, сегодняшняя современность в городской застройке на удивление уважительна и церемонна к старине, как и вообще в этой стране отношение к старикам возведено в ранг государственной добродетели. Им дается столько льгот и они настолько окружены в обществе атмосферой благоприятствования, что молодые всерьез мечтают стать пенсионерами. Нечто подобное, мне показалось, происходит и в городской архитектуре: до тех пор, пока новое здание не перестанет быть новым, как бы ни было оно исполнено и какие бы чувства оно ни вызывало, оно проходит что-то вроде испытательного срока, кончающегося, быть может, лишь с первым ремонтом.
Мы путешествовали по Швеции вместе с моим давним знакомым, журналистом и переводчиком Малькольмом Дикселиусом, который несколько лет проработал в Москве и не однажды бывал в Сибири. Сундсваль — его родной город, здесь живут родители Малькольма. Поэтому, обсуждая еще в Стокгольме маршрут, первую линию мы провели по восточному побережью к Сундсвалю. А по приезде, зная мои пристрастия, он повел меня сразу в старые торговые ряды, которые переоборудуются в культурный центр. И мы провели там часа три, разговаривая с реставраторами, художниками; кто-то встречался из городских властей, кто-то из жителей, интересующихся работами, к тому времени сюда успела переехать детская библиотека, шли последние приготовления для экспозиции по истории города — я спрашивал, мне подробно разъясняли, и все больше я убеждался в том, что судьба складов занимает весь город.
И вокруг мы обошли — ничего особенного в прежнем своем служебном виде они из себя не представляли. Склады как склады близ причала, с той, разумеется, поправкой, что это не наши склады — абы не мочило да пудовый замок на ворота. Строились они — чтоб не портить городу вида ни с моря, ни с суши, и все же строились не под музей. И когда остались они без дела и пришли в ветхость, ждала их та же участь, что и повсюду. Вернее, должна была ждать. Но для шведов старина имеет совсем другой смысл, чем для нас, они не приводят в качестве доводов ни воспитательное, ни историческое значение, чтобы кого-то ими убедить; старина для них — родительский мир, ничто из которого без последней нужды приговору не подлежит. Сундсвальцы больше всего гордятся не целлюлозными комбинатами, не химическим заводом, а находящейся у них на острове Альнен в храме реликвией 12-го века — деревянной чашей для крещения, купелью. Сгори комбинат — это будет беда для части горожан, которая потеряет работу, но пострадай святыня с острова Альнен — это будет трагедия для всех. После того как купель свозили на выставку в Париж и на ней появились трещины, они появились, без иронии сказано было мне, в сердце каждого сундсвальца.
Решая судьбу торговых складов, город не поскупился и принял самый дорогой проект реставрации, по которому склады соединяются стеклянной галереей и станут единым обновленным зданием. Кроме детской библиотеки и экспозиции по истории города, уже упоминавшихся, в нем разместятся картинная галерея, экспозиция охраны природы, читальный зал, некоторые культурные учреждения. Теперь уже, конечно, все это разместилось, соединилось в единый центр и работает, а затраты в сто миллионов крон остались позади. Надо сказать, что часть их приняло на себя государство, часть — город и часть составилась из пожертвований.
После складов мы с Малькольмом Дикселиусом отправились обедать, рассуждая заодно за столом о роли культуры в судьбах людей и народов. Пусть не тревожится читатель, до меню дело не дойдет, а об обеде я упоминаю потому лишь, что после него наши планы пришлось срочно изменить. Для Дикселиуса не имело большого значения то, о чем он спросил меня, и я благодарен толчку, который заставил его поинтересоваться:
— Вы что-нибудь о капитане Страленберге знаете?
— Не о моем ли «земляке», который отбывал после Полтавы плен в Сибири, в Тобольске?
Малькольм засмеялся:
— Но он и мой земляк. Благодаря Страленбергу и его товарищам по несчастью мы с вами ближе, чем предполагали. А знаете ли вы, что карта Сибири этого капитана находится здесь, в нашем городе?
От неожиданности в таких случаях, как «ой», только и вырывается:
— Не может быть!
Малькольм оставил меня и пошел к телефону. Через две минуты объявил:
— Нас ждут. Не берусь судить о Сибири, а карта Сибири в целости и сохранности.
— А его книга?
— С книгой, наверное, проще, она выходила не в одном экземпляре. А карта вычерчена рукой Страленберга, это большая ценность. Но Страленберг попал в мировые энциклопедии, кажется, не из-за карты и не из-за книги, а потому, что открыл где-то у вас древнюю наскальную живопись.
— «Томские писаницы» на реке Томь неподалеку от нынешнего Кемерова.
— Сохранились они?
— Да. Но в какой сохранности, не знаю, я их не видел. Слышал, что там собираются устраивать заповедник.
Мы проехали за город, оставили справа один из целлюлозных комбинатов, смотревшихся архитектурно не хуже, чем в Иркутске новый музыкальный театр, повернули влево, потом еще повернули и оказались на возвышении перед старинным замком. Не меньшей неожиданностью, чем известие о карте Страленберга в Сундсвале, было место ее нахождения — в архиве Мерло, принадлежащем целлюлозной акционерной компании SCA. Этакая редкость у целлюлозников! — я все меньше понимал эту страну.
Навстречу нам вышел симпатичный невысокий человек средних лет, оказавшийся архивариусом. Архивариусом? Ну да, если есть архив, должен быть и архивариус. Ян Острем, так звали его, провел нас в зал заседаний, где висела на стене карта, снял ее и осторожно расстелил на огромном столе. Мы вместе склонились над нею, отыскивая Тобольск, Иркутск, реку Томь, Байкал и Лену. С тем же чувством, с каким вглядывались бы мы в живые лица наших прямых предков почти за два столетия до нас, рассматривал я полузнакомые наивные очертания. С нее, с этой карты, Сибирь все еще представлялась загадочной и сказочной страной, великой и необмерной. Так хотелось когда-нибудь побывать в ней!
— Помнят в Сибири капитана Страленберга? — должно быть, архивариусу пришлось задать свой вопрос не однажды, я не слышал.
— Помнят. Но его больше знают у нас по имени Табберт, ведь Страленбергом он стал позже, уже по возвращении на родину.
— Да, он взял имя своего родного города. Хотите осмотреть архив?
Я хотел. Но двигался от экспоната к экспонату, от библии Карла XII к древним рукописям, от святыни к святыне с какой-то подавленностью и стыдом: вот вам и технократы! И уже не удивился, когда рассказали мне, как несколько лет назад алюминиевый завод в Сундсвале решил расширить свое производство, но город потребовал от него гарантий, что расширение не повлечет за собой дополнительных загрязнений. Гарантий таких компания дать не могла и отказалась от реконструкции. Наверное, и у нее есть свой архив с культурными ценностями.
Как не согласиться с великими: насколько поднять, настолько и уронить может любую страну ее отношение к культуре.
И вот я стою на Чукманском мысу, куда вынесли ноги в первые же тобольские часы сами собой, не зная, что это и есть самое удачное место для обзора и что отсюда открывается «лучший вид» на Западную Сибирь. «Лучший вид» я ставлю в кавычки лишь потому, что замечено это было давно и как бы утверждено в путеводителях и справочниках в ранге достопримечательности. Видно действительно так далеко и широко, так вольно, красиво и охватно, будто просторная излучина Иртыша подставлена для полета. Ибо что это и есть, когда с радостью и удивлением переносишься без помех все дальше и дальше, как не полет? И извивающийся размашистой и разливистой дугой Иртыш, берущийся от Подчувашей и западающий за Троицкий мыс, — тоже как полет в глубокой зелени неба, полет беспрерывный, могучий и властноспокойный, ибо за что же, как не за небо, и принять эту бескрайность?!
И еще не однажды всходил я и на Чукманский мыс, и на Панин бугор, чтобы полюбоваться и на Западную Сибирь, и на нижний город, и вправо на кремль, и влево на Вершину, уцелевшую чуть ли не в средневековом строе деревянную улицу в овраге вдоль сбегающей в город речки Курдюмки. И она, Вершина, тоже как запань в небе среди облаков, разрисованная облачными же оттаями под пакибытие. Только здесь дано было родиться вопросу, который любят задавать тоболяки: чего у нас больше — воды, зелени, дерева? И ответу: неба.
Не мог, одержав рядом победу над Кучумом в Подчувашах, не подняться Ермак на Чукманский мыс. Не мог, ибо как же и удержаться, чтобы не взглянуть с высоты, что за страна открылась ему, куда она ведет, какой пробуется на глаз. Здесь и поставлен Ермаку еще полтораста лет назад строгий беззатейливый мраморный обелиск с короткой адресной надписью на постаменте: «Покорителю Сибири Ермаку», огражденный тяжелой цепью. За ним в глубь бугра тоже в прошлом веке разбит парк в честь покорителя Сибири, изрядно сейчас запущенный, колонизированный покорителями зелья.
А справа, справа через Никольский взвоз — кремль с Софией, пятиглавие которой вместе с колокольней — как сосцы, сбирающие корм небесный. Весь Софийский двор с восстановленной стеной и башнями, с архиерейским домом и гостиным двором, с храмами и звонницей, откуда на него ни взгляни, сбоку ли, снизу — чудное видение, да и только, счастливый вздох и благодарствие людское за солнце и землю. Людское — и все-таки надо делать усилие, чтобы поверить, что строилось и восстанавливалось все это людскими руками, а не спущено с неба. Принято говорить: застывшая легенда, застывший камень, застывшее прошлое… Но как это застывшее сияет, дышит, живет, как много и чудно глаголет! Дерзко, вольно, красиво, на вечные времена, а не на постояльство, на царствие земное, а не на вахтовый способ жизни распиналась Сибирь… Отсюда обозначалась ее судьба, и тобольским кремлем повелевалось сибирской судьбе быть высокой и славоносной.
Внизу — кружево и разброс старого города. Многажды горевшего, много плававшего, потемневшего, с обрывами и заставками, с узлами и дырами… Позадь него половодье Иртыша, перед ним у холма речка Курдюмка, и среди улиц тут и там проблески воды — будто на плаву он весь из края в край, как загруженный на плоты скарб, ожидающий отплытия. Среди темной старообывательской деревянной застройки богатые купеческие особняки, гимназии, присутствия в камне, верховодье устоявших храмов. И если всмотреться — да нет, не на плаву, на земле стоит, снуют вон машины, ходят люди, но был он оставлен и заселен заново лишь недавно, не успели еще справиться с разором, отвести воду, восстановить житность. И топоры стучат над новыми заборами — обживаются люди, вспоминают, где что было, поправляют картину. Самый ведь «картинный» в Сибири город!..
Половина Тобольска тут, половина истории, половина жизни.
По Никольскому взвозу можно спуститься в нижний посад и неторопливо пройтись по старине. Тут все старина; новоделы — как заплатки на общем полотне, да их и немного. И по-прежнему слобода с ее особым духом, покроем и законами. Жили тут когда-то отдельными общинами татары, поляки, немцы, литовцы, шведы, здесь заводились ремесла, сюда же спустилась из кремля торговля. Не мною подсмотрено, что нельзя, кажется, было отыскать худшего для заселения места — болото, иртышские затопления, грязь, но в этом и характер россиянина: чего нельзя, то и можно. Как было из красоты, из соперничества, из противоречия и поклонения не приникнуть к Троицкому мысу! Страдать от упрямства, от огня, от мокроты, но врастать все сильней и сильней, любить нижний город за мученичество, вольнородность и демократичность. Как снизу при взгляде на кремль красота собирается в одно целое, в верховное организованное начало, так сверху при взгляде на посад она тепло растекается по улицам и дворам, чтоб было опять откуда ей взяться для нового поклона. Если верхний город — крона дерева, нижний — ее корни. Это как две стороны одной медали. Без любого из них другого не станет. И ржавчина на одном съест и другой.
Сибирь, в сравнении с коренной Россией, не столь богата вышедшими из нее великими именами. Принято по старинке говорить «вышедшими». Вышел — чтобы уйти в столицы и там прославиться на своем поприще. Что делать! — Сибири приходится гордиться ссыльными раскольниками, анархистами, декабристами, поляками, а уж потом собственными величинами. Вот и в Тобольске остались могилы декабристов А. М. Муравьева и Ф. Б. Вольфа, переехавших сюда в 1845 году из-под Иркутска, В. К. Кюхельбекера (пушкинского друга Кюхли), А. П. Барятинского, С. М. Семенова, Ф. М. Башмакова, С. Г. Краснокутского. Здесь сохранился дом М. А. Фонвизина. Один лишь сибиряк не по ссылке, а по рождению был среди декабристов. Это тоболяк Г. С. Батеньков. Отсюда же вышел художник В. Перов. А вот поэт П. П. Ершов, автор «Конька-Горбунка», и историк П. А. Словцов, выйдя, тут и остались, еще раньше к ним надо прибавить велеталанного С. У. Ремезова. Представим только: что бы Тобольск был без этих своих сыновей, не покинувших его ни в славе, ни в юдоли? Сколько бы потеряла Сибирь, если бы ушли из нее Г. Н. Потанин, тоже уроженец Тобольска, и Н. М. Ядринцев, а в наше время — археолог А. П. Окладников и другие!
Сразу перед кремлем стоит в нижнем городе длинное приземистое двухэтажное здание, которому по славе нет, пожалуй, равного в Сибири. Сейчас здесь поликлиника, а строилось оно в 18-м столетии купцами Корнильевыми, затем продано было после пожара в кремлевском наместническом дворце под резиденцию наместника, каковым тогда являлся А. В. Алябьев, отец композитора. В нем, этом доме, будущий великий композитор и родился. В начале 19-го века оно было перестроено под губернскую гимназию, в ней учился Батеньков, директорствовал И. П. Менделеев, отец великого химика. Когда Иван Павлович Менделеев служил директором, у него учился Ершов, впоследствии и сам ставший инспектором гимназии, а у него, в свою очередь, проходил курс первоначальных наук четырнадцатый ребенок в семье Менделеевых, открывший затем Периодическую систему элементов. Все в Тобольске, небольшом городе, было тесно сплетено между известными фамилиями. Мать Д. И. Менделеева вышла из рода Корнильевых, тех самых, которые выстроили дом, ставший гимназией, и начинали в нем издательскую деятельность, выпускали первый в Сибири литературный журнал под названием «Иртыш, превращающийся в Ипокрену». Правда, П. А. Словцов оставил о нем нелестный отзыв: «В 1790 и 1791 гг. издавалось периодическое сочинение «Иртыш, превращающийся в Ипокрену». Не Ипокрена ли превращалась в Иртыш? Вместо того чтобы заняться сообщением современных в Сибири происшествий, изложением местных исторических отрывков или описанием торговли, хлебопашества и вообще хозяйственного быта, издатели пустились обезьянничать в словесности и поэзии пошлой».
С самых начал строго в Тобольске спрашивали с искусства. В музее местного театра есть выписка из летописи: «Мая, 8 числа, 1705 г. в день Иоанна Богослова, в Тобольску, во время игрища комедии, возста тучею буря жестокая и сломила под алтарем соборной церкви верх весь с маковицей и крест. Прознаменуя всемогущий господь бог гнев свой на творящих игрища комедианские: в тот же час на взвозе базарном сажени с три горы спозло с места глади».
Спустя два с лишним века «игрища комедианские» не прекратились. Это уже афиша: «Воскресенье, 7 февраля 1926 г. Состоится первая постановка сенсационного боевика сезона. Исключительный сюжет. Ввиду того, что в пьесе выведены некоторые тобольские обыватели, а также исторические события времени пребывания здесь бывшего царя и его семьи, эта постановка представляет для Тобольска исключительный интерес. «Конец Романовых». Драма в пяти действиях. Сочинение М. Волохова и П. Арского». После сего уже не с одной церкви повалились под бурею жестокой кресты и маковицы, они вполовину и сегодня стоят обезглавленные.
Что до исключительных сюжетов — к ним опять, как в 20-е годы, потянулись поклонники сенсаций.
Уж коли оказались мы возле театра, надо и о нем упомянуть. Яркая, веселая красота всегда вызывает или любование, или раздражение. В Тобольске, и прежде всего в нижнем городе, немало праздничных зданий в стиле барокко и сибирского барокко, даже, как называют специалисты, местного барокко с неожиданной игрой и театральностью форм. Уже если жилые дома и храмы выписывались театрально, то театр в Тобольске должен был стать совсем особенным, не походить на своего собрата нигде в мире. О нем писали, еще когда он строился, что бедному и провинциальному городу (так оно и было в конце прошлого столетия) заводить такой терем не с руки. Он и есть терем. Деревянный. И не один, а несколько, набегающих друг на друга, подхватывающихся, соединенных в общий теремной городок, с шатрами, как коронами, над главным зданием и над приделами, увенчанный башенками и шпилями, разукрашенный резьбой, держащий при входе узорные колонны. Не сразу и найдешь, что можно поставить в Сибири рядом с такой нарядностью, форсистостью и фантазией. Разве что томскую деревянную узорность, но там она богаче — под стать своему городу, там она рисовалась в пору расцвета, когда Томск спорил за столичность в Сибири с Иркутском. Тобольск в то время отодвинут был далеко. Но он не был бы Тобольском, если бы и при бедности не напомнил о себе широким и красивым жестом. И сколько бы ни говорили о тобольском театре, что он перегружен деталями, ярмарочен, бросок, что нет в его формах ничего ценного, — да ведь и строился не в 16-м веке и строился не под университет. А что вспомнил и повторил глубокую старину, украсился под сказочную старину, показал русский дух по-билибински ярко, щедро, легко и замысловато — за то спасибо театру. При одном взгляде на него вольно распрямляется душа и всплывает улыбка. Театр начинается с театра, со стен его, принимающих зрителя.
Это был один из последних заметных штрихов в архитектурном лице города. Позже театра появился, кажется, лишь особняк купцов Корниловых возле Базарной площади — и тоже не без претенциозности, которую в живых столицах сочли бы устаревшей. Затем началось старение уже не моральное, а физическое, угасание и проживание нажитого. Вот и театр давно нуждается в ремонте и не может его дождаться. Архитектура, как и повсюду, стала вычерчиваться квадратными метрами, Ремезовы и Черепановы (Черепановы — тобольские зодчие, строители и летописцы из ямщиков) исчезли, столоначальники пошли не только без царя, но и без России в голове, нужда в мастерах отпала, стиль жизни потребовал замены искусства ремеслом, духовности — агитационностью; постоянно говоря о прекрасном будущем, ни камня не положили в это будущее, не поспевая за настоящим; из богатства и бедности, из величия и скудости, смешав их, добыли хлебово, поддерживающее лишь желудок…
Заканчивая воссоздание в прежнем облике кремля, Тобольск, похоже, растерялся: что же дальше? Работы непочатый край, в нижнем городе сплошь одна работа, а реставрационные мастерские слабы, мастеров мало, зарплата — как из милости. В чужие двери стучаться — всюду то же самое, в свои — в своих дверях заняты прокормно-обогревными делами, там не до истории, не до старины. Жизнь давно уже приняла конвейерный характер со все убыстряющейся скоростью, и что не успели набросить на конвейер сегодня, завтра негде взять. Мчится эта слепая прожорливая линия мимо старого Тобольска, мчится невесть куда, издавая требовательные понукания, и устроена она так хитро, что только на нее и наворачивай, а снять ничего не смей. Сочувствие к погибающему историческому городу меж пробежками проявить еще можно, а на помощь ни времени не остается, ни денег, ни сил. Потом, потом… Это стало походить на рок.
Я слышал о тобольской «Доброй воле» раньше; в отличие от множества неформальных объединений, заполнивших в последние годы общественную жизнь, она появилась еще до перестройки. Появилась и, несмотря на подозрительность к ней, патриотические движения всегда подозрительны (у нас привычней принимают групповое насилие, чем групповое посилье, пособь, которую тут же продолжат в пособничество и к чему только не подвяжут), несмотря на недоверие и окрики, не исчезла. В таких случаях должен быть руководитель, лидер; интеллигенция наша горазда вести разговоры, но не двигаться, — лидером оказалась инженер Людмила Николаевна Захарова, больше десяти лет назад приехавшая на стройку комбината из Омска. То, что из Омска, придало ей решительности и инициативы, в Омске со своей стариной обошлись как с пережитком проклятого прошлого и уничтожили, а в Тобольске Людмила Николаевна нашла город как из другого мира, уже и не подозреваемого ею, что он существует, влюбилась в него, почувствовала, как удобен он для души, как покровителей отеческой вере, как много говорит он улицами и стенами. Со временем она осмотрелась внимательней и увидела, что не только сносы и грабительство, но и равнодушие, небрежение, мимоходство, привычка к духовно-прожиточному минимуму губят город ничуть не меньше, а только медленней. Надо было что-то предпринимать. Захарова пошла в газету и дала на пробу объявление к тобольским гражданам тогда-то и там-то собраться на первый субботник по восстановлению старины. И — собрались. Обратись с подобным призывом власть — вероятней всего поостереглись бы, привыкнув не доверять ей в том, что выходит за текущий день, а тут призыв почти от себя, от неопытного и искреннего сердца. Выяснилось, что и у них сердца болели тем же. Пришли школьники, студенты (в Тобольске пединститут, и носит он, как ни странно, имя не Клары Цеткин, а Д. И. Менделеева), рабочие пришли и косторезы, бабушки вместе с внуками, сотрудники краеведческого музея и Дома пионеров. Сначала были «прихожанами» церкви Михаила Архангела, ломами и кайлами вырубая из нее закаменевшую за десятилетия грязь, чтобы после реставрации устроить выставочный зал, потом пошли выручать дом Ершова для музея его имени, потом дом Фонвизина для музея политической ссылки, провели переучет деревянных памятников, взялись на пустыре, заваленном строительным мусором, разбивать сквер. А после работы — самовар, сейчас «Доброй воле», когда доказала она истинность своего названия, отдали во временное пользование и для ремонта квадратную башню в кремле, за самоваром чтения и беседы о прошлом города, песни и встречи с гостями Тобольска.
Конечно, в сравнении с тем, что требуется сегодня Тобольску, а требуются ассигнования, а не подачки, значительное увеличение мощностей реставрационных мастерских, повышение квалификации реставраторов, которое зависит и от зарплаты, а также повышение духовной квалификации городских и областных руководителей по отношению к историческому городу, — по сравнению со всем этим «ручной», скажем, вклад «Доброй воли» рядом с механизированным производством не столь и велик, как хотелось бы, но и при малости его пользу он приносит огромную. И польза его прежде всего в том, что: вот как надо. Не ждать, явится ли добрый дядя, который соблаговолит заметить рядом с нефтью древний город, приклонивший в прошлом к России эту землю, а все больше и больше готовить постепенно такую обстановку и воспитывать примером такой народ, чтобы он не мог из него не явиться.
Другого пути у нас, похоже, нет.
Лишь возле Базарной площади нижний Тобольск покажется благополучным. Сюда еще в прошлом веке спустились торговля и административный центр, сейчас здесь асфальт, широкая планировка улиц, богатые особняки, в Гостином дворе шумит универмаг, Захарьевская церковь, образец местного барокко, обнесена реставрационными лесами. Неподалеку губернаторский дом, в котором после революции содержалась царская семья, рядом плацпарадная площадь. Напротив — уже упоминавшийся дворец купцов Корниловых, построенный незадолго до революции. В губернаторском доме сегодня райком партии и райисполком, в доме купцов Корниловых — банк, а Благовещенскую церковь, в которой молился император, чтоб о лишнем не напоминала, уже в 50-х годах снесли. «Умом Россию не понять…» Чтобы еще раз убедиться в этом, достаточно пройтись не спеша по улице Мира, где присутствуют и отсутствуют поименованные и другие здания и где свои архитектурные стили в классицизме, барокко, эклектике и примитиве они распространили на современное общество.
А от Базарной площади по Софийскому взвозу, который в разные времена назывался и Прямским, и Торговым, и Базарным, через 198 деревянных ступеней можно подняться, оглядываясь на нижний город, к арке Дмитриевских ворот, над которой проходит Рентерея, или Шведская палата в ансамбле кремля. Шведская — потому что по чертежам Семена Ремезова строили ее пленные шведы. За воротами сразу словно в другой мир переносишься, где Сибирью и не пахнет, а встретить его можно где-нибудь в средневековой Европе. Глубокий, как ущелье, каменный коридор с отвесными стенами намерен, кажется, вести лишь в подземелье. О подземных ходах, прорытых от наместнического дворца и обжитых затем разбойниками, и поныне продолжают гулять легенды, но тоннельный ход от Софийского взвоза выводит на простор и свет Троицкого холма к западной стене кремля возле Софии. Первое, что видишь, — на уцелевшей стене мозаичный портрет Семена Ремезова, выполненный в наше время, когда стала возвращаться память.
Собственно, то, что заключено в стены и зовется сейчас кремлем, есть лишь половина кремля — Софийский двор с пристроем к нему двора Гостиного. Вторая половина, центр административный, располагался в Малом городе на западной оконечности Троицкой горы. Их и соединяла торжественным переходом Рентерея, предназначавшаяся под хранилище казны. В этом качестве Рентерея, судя по всему, прослужила весьма недолго. А. Н. Радищев, на полгода задержавшийся в Тобольске по пути в Илимскую ссылку, застал уже в Рентерее архивохранилище, где и увлекся чтением сибирской истории, составив потом «Описание тобольского наместничества» и «Описание китайского торга».
Рентерея протягивалась над взвозом уже при губернаторе Гагарине. До того в должности главного строителя каменного кремля Ремезов поставил Гостиный двор и в Малом городе Приказную палату. Гостиный двор сейчас реставрируется, а Приказная палата еще в 18-м столетии вошла частью в дворец наместника, в котором хозяйничает ныне рыбопромышленный техникум. Только для бухарских и китайских купцов делалось прежде исключение, только они из уважения к богатству и торговле могли квартировать в кремле. В наше время — рыбопромышленный техникум, питомцы которого, не наученные уважению к родным святыням, пристрастились сбивать, по их мнению, излишества на памятниках декабристам и тоболякам, перед именами которых полагается благоговеть. «О времена! о нравы!» — можно бы привычно воскликнуть по этому поводу, однако оно, восклицание это, во-первых, не слышимо теми, кому предназначается, а во-вторых, лучше оставить его до выхода из кремля в верхний город, где с северной стороны вплотную к нему приткнут стадион. Но и тут от классического римского выражения удержал меня мой спутник, родом из города Горького, объяснивший, что стадион под святыми стенами — это еще полбеды, а вот если бы тутошнее наместничество вбухалось со своими функциональными этажами на заповедную территорию кремля, как случилось в Горьком, тогда была бы полная беда. А стадион… какую ж надо голову иметь, чтобы разобраться, где ему быть?
Наибольшего могущества достиг Тобольск в 18-м веке, и началось оно с разделением российских территорий на губернии. Тобольская, или Сибирская, губерния одна тянула не меньше, чем все остальные, и простиралась от Великого Новгорода до Великого океана, включая в себя вятские, пермские и оренбургские земли, как бы принявшись, дойдя до океана и развернувшись, распространять свою власть за Урал. Это «как бы» имело потом, насколько можно догадываться, серьезные последствия.
Первым сибирским губернатором назначен был князь М. П. Гагарин, в молодости стольник Петра, затем нерчинский воевода, судья Сибирского приказа, комендант Москвы. В то время строился Петербург и строился он, как БАМ в наши дни, всей страной, каменное строительство повсюду было запрещено — Петербургу не хватало мастеров. И только Гагарину, благодаря своей близости к императору, удалось добиться для Тобольска исключения. При нем сооружение кремля завершилось. Оно не окончательно было завершено, но пришло к тому результату, который воспринимается нами как законченный ансамбль. При Гагарине расширяется торговля, развиваются ремесла, отовсюду идут сведения о сыскании руд, серебра и золота, на Крайнем Севере по Холодному океану открываются новые острова, джунгарские подданные просятся под руку Сибири. Ничего не стоит Гагарину руками пленных шведов взять и отвести русло Тобола на две версты в сторону — чтобы не подмывал кремлевскую гору. В Тобольске чеканится собственная, сибирская монета. Сибирь все меньше походит на малосведомую страну, какой она считалась еще накануне нового века.
Неожиданная расправа Петра и позорная смерть князя Гагарина до сих пор таят в себе загадку. Можно лишь предполагать, что вызвало тяжелый гнев государя. «За лихоимство» — это, вероятно, далеко не все. Да, любил Матвей Петрович роскошь и блеск, он и на службу в Тобольск плыл от Верхотурья на судне, обшитом красным сукном. Слухи живучей свидетельств, а они до сих пор нашептывают, что при выездах князя лошади стучали по мостовой серебряными подковами, ободья колес были также обиты серебром. Но любил и сам щедро одаривать. То выдаст пособие шведам в несколько тысяч, то отправит от себя в Киево-Печерскую лавру золотые сосуды, то поднесет тобольскому кафедральному собору бесценную митру, которая «украшена золотым крестом с алмазными искрами и убрана 40 финифтяными золотыми чеканными штуками, 778 драгоценными камнями, в том числе 8 изумрудами, 532 алмазными искрами, 31 большим яхонтом и 3131 жемчужиной». За лихоимство Петр взыскивал строго, да и на расправу был скор, но не до того же, чтобы повешенного перед юстиц-коллегией прославленного сибирского губернатора приказал он не снимать с виселицы, пока не сгниет веревка. И сгнила, доносит опять молва, — подняли и вздернули на цепь. Это было что-то сверх кары, для этого требовалась вина сверх любостяжания. Не имея доказательств, историки намекают, что при следствии «развязались в Сибири языки у злословия, у злобы, неблагодарности… иный утверждал, что Гагарин злоумышлял отделиться от России…» (П. А. Словцов).
Не здесь ли и надо искать разгадку Петровой расправы? Едва ли Гагарин «злоумышлял», но мог, мог вельможный губернатор гаркнуть при подвернувшемся фискале водившимся у него зычным голосом: «Мы сами государство!» Мог и повторить, недовольный поступившим повелением. И этого оказалось достаточно, чтобы получить приговор по подменной вине, а подлинные обвинения скрыть. Случайно ли, что вскоре после отозвания Гагарина в Петербург Сибирь разделяется на провинции, а при Елизавете при губернаторах заводятся тайные комиссии. Без Сибири Россия уже и не помышляла жизни, Сибирь приучила правительства к легким доходам, ее щедрость как не способствовала ли общему нашему безрадетельству.
Кроме лихоимства, попробуем вспомнить в сибирских губернаторах что-нибудь поприятней и попоучительней. Вспомним Федора Ивановича Соймонова, заступившего на губернаторство через сорок лет после Гагарина. Тоже любимец Петра, спасший ему в молодости жизнь, при Бироне Соймонова по подложному обвинению судили, рвали ему ноздри и отправили в Сибирь на вечную каторгу. Слишком давно на Руси завелось, что возвышенный при одном правителе становился преступником при другом. Помилованного при новой смене власти Соймонова с трудом разыскали близ Охотска, вернули ему поместья и награды и направили губернатором в Тобольск.
Не станем перечислять плоды его деятельности в Сибири, поверим историкам, что они были по тем временам значительные и касались просвещения, продовольствования народа, устройства путей сообщения, облегчения участи раскольников и прочего. Но вот что оставлено Соймоновым в письменных трудах: «История Петра Великого», «Краткое изъяснение астрономии», «Известие о торгах сибирских», «Сибирь, золотое дно», «Описание Каспийского моря», «Описание штурманского искусства» и т. д.
Другой губернатор сибирский, Д. Н. Бантыш-Каменский, был автором «Словаря достопамятных людей земли русской» в пяти томах.
А. М. Деспот-Зенович первым своим делом считал покровительство печати и культуре.
А Алябьев, отец композитора! А Сперанский! А Муравьев-Амурский!
Да, были люди в ваше время…
С Борисом Эрнстовым, научным сотрудником Тобольского краеведческого музея и знатоком тобольской старины, мы отправились взглянуть на Искер. Давно нет уже этого города, татарской столицы Сибири на берегу Иртыша, ставки Кучума, откуда управлял он своими владениями и куда свозил богатую дань. Города нет, но хотелось посмотреть хоть на место, где он стоял, представить, как стоял, с какой стороны входил в него Ермак, что перед собой видел. И хотя знал я, что Иртыш (землерой с тюркского) подмывает и Кучумов холм, что, вероятней всего, мало что от него осталось, но и это «мало» не терпелось увидеть.
По Иркутскому тракту мы проехали мимо Ивановского монастыря, поставленного первой постройкой в середине 17-го века, миновали вдоль полей еще несколько верст и перед лесной полосой остановились. Иртыш остался справа, за полями. Дороги туда нет, нет нигде и упоминания об Искере. Только чудаки да историки помнят еще о нем, редко кто спросит теперь о Сузге, красавице жене Кучума, которой Ершов посвятил поэму. История, кормясь, тоже пашет свою пашню, и целый пласт ее перевернут за четыреста лет, полностью погребя под собой Кучумово царство, и уж немного, судя по всему, остается, чтобы и новому пласту лечь наверх и закрыть навсегда даже и для памяти былое тобольское могущество.
Мы пошли по лесной меже, нахватали с берез клещей, которых потом выдирали из себя дня три. От реки Сибирки, подходившей к Искеру, теперь только урман и остался, в котором было русло. Он повернул круто влево, а мы направились через незасеянное поле напрямик к Иртышу. И когда вышли — будто вознесло нас, и далеко-далеко, верст на тридцать, открылось его подолье в зелени и старицах, островах и низких берегах. Перед такой картиной с особенной печалью чувствуешь свою немоту, это восхищение не имеет языка. Видно, и в нас, как в Сибирке, пересыхают чувствительные струи, и лишь по обессиленным смутным толчкам догадываемся мы, где, перед чем бы они брызнули и наполнили нас радужной страстью. Не то же ли самое происходит и перед делом рук человеческих, перед вершинными творениями предков наших, перед коими мы останавливаемся, догадываясь, что достойны они восхищения, — и оскудело восхищение. Можно расчистить русло Сибирки, но где взяться влаге, если завалены и опустынены истоки? Часто, слишком часто любование наше имеет механическую силу, словно даешь себе команду, что тут принято любоваться, и принимаешься качать насосик.
По высокому берегу Иртыша и подошли мы к крутому оврагу, за которым воздымался Кучумов холм. Историк Миллер два с половиной века назад застал здесь пятьдесят сажен в ширине холма, тобольский краевед и художник М. С. Знаменский сто лет назад намерил лишь пятнадцать сажен. Ныне ушло под воду и начало их замеров. Знаменский пил из Сибирки студеную воду, стоял над знаменитым Кучумовым колодцем, отрытым на случай осады. Сегодня все кануло в преисподнюю. От холма осталась уже и не часть его, а понижение к Сибирке с северной стороны. Как время сносит события, так ветер и вода — место этих событий на земле, и чем громче и ярче прозвучали они в истории, тем безжалостней результат.
С основанием Тобольска и восселением русских Искер обречен был на гибель, Иртыш лишь исполнил приговор. Какая судьба ждет теперь Тобольск, неужели явятся люди, которые поставят новый град и отдадут Тобольск Иртышу или какой-нибудь иной силе? Суждено ли им быть? Или они уже пришли, молодые и энергичные, без груза памяти на этой земле, и встали под боком Тобольска, тесня и тесня его к обрыву? Пятнадцать верст считалось от Искера до Тобольска. Эти — рядом. Не значит ли это, что настолько же скоростней будет их безжалостный надвиг?
Или они все же мирно уживутся?
Или — как вышло с домом М. С. Знаменского, того самого, который за сто лет до нас искал Искер. Дом снесли, на его место поставили новый и прибили к нему, полностью новому, прежнюю мемориальную доску: «В этом доме жил известный художник-демократ М. С. Знаменский». Тоже выход для исторического города.
Что ждет тебя, Тобольск, громкая, славная старая столица Сибири?! Достанет ли у нас сил, мужества, убедительности, памяти и доброй воли, чтобы тебя отстоять?
1988
Флаг и герб региона
ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ
В состав Тюменской
области территориально входят два равноправных субъекта Российской Федерации:
Ханты-Мансийский автономный округ – Югра и Ямало-Ненецкий автономный округ
Дата
образования – 14 августа 1944 года
Административный
центр – г. Тюмень
Тюменская область находится в пределах Уральского
федерального округа
Площадь территории
(без автономных округов) (тыс. кв. км.) – 160,1
Население (без
автономных округов) (тыс. чел.) – 1542,5 (2021 г.)
Национальный
состав населения
(по данным
Всероссийской переписи населения 2010 г., %):
русские – 83,78
татары – 8,06
украинцы – 1,34
казахи – 1,04
другие
национальности – 5,78
Административно-территориальное
устройство (без автономных округов) (2021 г.):
муниципальные
районы – 20
городские
округа – 6
сельские
поселения – 273
Географическое положение и природно-климатические условия
Тюменская область (с Ханты-Мансийским автономным округом — Югрой и Ямало-Ненецким автономным округом) простирается от степей Казахстана до берегов Северного Ледовитого океана и занимает большую часть Западно-Сибирской равнины. Тюменская область по площади
занимает 3-е место в России, уступая лишь Якутии и Красноярскому краю.
Протяженность территории с севера на юг составляет 2100 км, с запада
на восток – 1400 км.
Граничит с Республикой Коми, Красноярским краем, Курганской, Свердловской,
Томской, Омской областями, Ненецким автономным округом. Государственная граница
с Республикой Казахстан.
Область отличается суровыми природно-климатическими условиями, 90%
территории отнесено к районам Крайнего Севера или приравнено к ним.
Средняя температура января колеблется от минус 17°С в районе Тюмени до минус
27°С на севере. Продолжительность морозного периода в году составляет от 130 дней в Тюмени и до 210 дней и более в районе
тундры.
Для региона характерно наличие большого количества рек и озёр. Самые
протяженные реки – Иртыш, Тобол, Ишим, Тавда, Тура. Наиболее крупные озёра –
Большой Уват, Черное.
На территории региона (без автономных округов) находятся 97 особо
охраняемых природных территорий, из них 2 – федерального значения
(государственные природные заказники «Белозерский» и «Тюменский»).
Система органов государственной
власти
Законодательная
власть в Тюменской
области осуществляется Тюменской областной Думой, которая является постоянно
действующим высшим и единственным органом законодательной власти области.
Тюменская областная Дума состоит из 48 депутатов,
избираемых сроком на пять лет. 24 депутата Тюменской областной Думы избираются
по одномандатным избирательным округам, 24 – по спискам кандидатов, выдвинутым
избирательными объединениями.
Действующий созыв областной Думы избран в сентябре
2021 года. Срок окончания полномочий – сентябрь 2026 года.
Исполнительную
власть в Тюменской
области осуществляют возглавляемое Губернатором Тюменской области Правительство
и иные органы государственной власти области.
Губернатор Тюменской области является высшим должностным лицом области,
срок полномочий – пять лет. Срок окончания
полномочий действующего губернатора – сентябрь 2023 года.
Экономика
и природные ресурсы (без автономных округов)
Тюменская область располагает
значительными природными ресурсами. На территории области производится добыча
торфа, сапропеля, кварцевых песков, кирпичных и керамзитовых глин, известняков,
строительного камня и других полезных ископаемых. Ведется активное освоение в северной
части региона Уватской группы нефтяных месторождений.
Юг области богат запасами пресной
воды. Имеются большие ресурсы минеральных вод. В подземных водах содержится
более половины российских запасов йода и брома. Наиболее крупные йодо-бромные
месторождения — Черкашинское и Тобольское.
Область располагает значительными
лесными ресурсами, а также ресурсами животного мира.
В водоемах области обитает около 30 видов рыб, из которых 20 имеют
промысловое значение.
Обеспеченность разнообразными
природными ресурсами, близость к экономически развитым районам европейской
части страны, прежде всего к Уралу, являются условиями экономического развития Тюменской
области, составляют её инвестиционную привлекательность.
Доля промышленного производства в структуре
валового регионального продукта области составляет около 36%.
Главными отраслями промышленности
области являются обрабатывающие производства, а также машиностроение для
нефтяной и газовой промышленности, производство строительных материалов,
топливная промышленность, фармацевтическое производство, деревообработка, электроэнергетика.
Появились новые
высокотехнологические отрасли: нефтепереработка и нефтегазохимия,
производство полимеров, черная металлургия, стекольное и биотехнологическое
производство.
На развитие промышленности региона
большое влияние оказывают нефтегазовые территории Ханты-Мансийского округа – Югры
и Ямало-Ненецкого автономного округа, отличающихся высокой потребностью в привозных
ресурсах для производственной деятельности и жизнеобеспечения населения.
Область поставляет в автономные округа оборудование и технические средства
для нефтяной и газовой промышленности, строительные материалы,
продукты питания и другие товары.
Крупными региональными предприятиями
являются: «ЗапСибНефтехим», ЗАО «Тюменский машиностроительный
завод», ООО «Ялуторовский литейный завод», АО «Заводоуковский
машиностроительный завод», АО «Тюменский аккумуляторный завод»,
АО «Антипинский НПЗ», ОАО «Ишимский машиностроительный
завод», ПАО «Тюменские моторостроители», АО «Тюменский
завод медицинского оборудования и инструментов», ПАО «Деревообрабатывающий
комбинат „Красный Октябрь“. Предприятия электроэнергетики полностью
обеспечивают потребности области и передают энергию в другие регионы.
Тюменские ТЭЦ-1 и ТЭЦ-2 – одни из крупнейших в Европе производителей
электроэнергии, работающих на попутном газе.
В области реализуются важнейшие
проекты – модернизация аэропорта в Тобольске, строительство комплекса по производству,
хранению и отгрузке сжиженного природного газа, который станет частью
Западно-Сибирского нефтегазохимического кластера.
Высокими темпами развивается
агропромышленный сектор экономики. Основные отрасли сельского хозяйства –
производство зерна, мясомолочное скотоводство, свиноводство, птицеводство,
картофелеводство. Область не только полностью обеспечивает себя основными
видами сельхозпродукции, но и поставляет ее в десятки регионов страны.
Культура и туризм
За Тюменью и Тюменской областью
навсегда закрепилось название «Ворота Сибири». Отсюда начинали
осваивать сибирские земли знаменитые землепроходцы. Такие исторические места
области, как Нижняя Тавда, Искер, Вагай, хранят память о легендарном
походе дружины Ермака и Сибирском взятии.
Особое
место в истории региона занимает город Тобольск – «жемчужина» в ожерелье старых сибирских городов. Это город древних храмов и богатейшей
истории, город, который называют «духовной столицей» Сибири.
Красой и гордостью Тобольска
является белокаменный кремль. На его территории расположен Тобольский
историко-архитектурный музей-заповедник, включающий 33 объекта федерального
значения.
Через Тобольск проходили торговые
пути из европейской части России в Китай и Среднюю Азию – «Великий
шёлковый путь» и «Большой чайный путь».
С историей Тобольска связаны судьбы
выдающихся личностей России: архитектора и летописца С.У. Ремезова,
известного химика Д.И. Менделеева, композитора А.А. Алябьева,
писателя-сказочника П.П. Ершова, художника В.Г. Перова и многих
других. Здесь в ссылке находилась семья последнего императора Николая II.
В Тобольске располагается
единственная в России художественная косторезная фабрика.
Святыни региона привлекают паломников
со всей страны. На территории Тюменской области располагаются 4 действующих
монастыря: Свято-Троицкий Тюменский мужской монастырь,
Богородично-Рождественский Ильинский женский монастырь, Свято-Знаменский
Абалакский мужской монастырь и Иоанно-Введенский женский монастырь. Все
монастыри являются памятниками истории и архитектуры и связаны с массой
исторических и культурных событий.
В Тюменской области развиваются
театральное, музыкальное, изобразительное искусство, музейное и библиотечное
дело, традиционная народная культура, культурно-досуговая деятельность.
Ежегодно в области проводятся
большое количество традиционных народных праздников и гуляний, фестивалей и ярмарок. Например, фестиваль народного творчества имени С.И. Мамонтова,
фестиваль искусств «Алябьевская музыкальная осень», фестиваль
исторической реконструкции «Абалакское поле» и другие. С 1988 года
проводится историко-культурный фестиваль «Декабристских вечеров»,
который является одним из самых ярких и масштабных региональных событий.
Богатое историко-культурное наследие
области способствует развитию туризма. В Тюменской области насчитывается более 1000 объектов истории и культуры,
сотни археологических памятников.
Тюменская область располагает
большими возможностями для занятий активным отдыхом и для желающих получить
услуги санаторно-курортного обслуживания.
Любителям спортивного туризма
Тюменская область предлагает хорошо развитую инфраструктуру спортивных
сооружений и большое количество спортивных событий, привлекающих гостей из разных стран и регионов.
Огромные возможности Тюменская
область предоставляет любителям охоты и рыбалки. Основными районами
охотничье-рыболовного туризма являются Уватский, Тобольский, Вагайский,
Ярковский, Викуловский, Армизонский, Нижнетавдинский и Казанский. Здесь
построены охотничье-рыболовные кордоны и базы с высоким сервисным обслуживанием
туристов и наличием туристской инфраструктуры.
Тюменская область располагает
широким спектром уникальных природных лечебных факторов – минеральные воды,
термальные источники, целебные сапропелевые грязи. В настоящее время в регионе
действуют более 25 санаториев, профилакториев, пансионатов и баз
отдыха, которые используют природные лечебные ресурсы региона для лечения и профилактики различных заболеваний. Самые известные из них – Тараскуль, Сибирь,
Ласточка, Ахманка, Ишимский и др.
Менделеев Дмитрий Иванович (27 января (8 февраля) 1834, Тобольск — 20 января (2 февраля) 1907, Санкт-Петербург) — русский учёный-энциклопедист, общественный деятель. Химик, физикохимик, физик, метролог, экономист, технолог, геолог, метеоролог, педагог, воздухоплаватель, приборостроитель. Профессор Санкт-Петербургского университета; член-корреспондент по разряду «физический» Императорской Санкт-Петербургской Академии наук. Среди наиболее известных открытий — периодический закон химических элементов, один из фундаментальных законов мироздания, неотъемлемый для всего естествознания.
Биография
Д.И. Менделеев родился 27 января (8 февраля) 1834 года в селе Верхние Аремзяны, неподалеку от Тобольска. Он был последним семнадцатым по счёту ребенком в семье. Его отец, Иван Павлович Менделеев, окончил в 1804 году духовное училище, а затем филологическое отделение Санкт-Петербургского Главного педагогического института, и был определён в Тобольск, где позднее стал директором Тобольской губернской мужской классической гимназии и училищ Тобольского округа, «учителем философии, изящных искусств и политической экономии». Мать, Мария Дмитриевна, была дочерью тобольского купца Корнильева. Умная, образованная женщина, добрая и заботливая мать, она занималась воспитанием детей. Восемь детей умерли еще в младенческом возрасте, и троим из них родители не успели даже дать имени. Дмитрий был любимцем матери. Мария Дмитриевна собрала большую библиотеку, ее дети умели читать с 4-5 лет. Вечерами она играла на фортепиано, послушать музыку собиралась не только многочисленная семья Менделеевых, но и друзья, знакомые.
Семья занимала несколько комнат в здании гимназии, т.к. директору полагалось бесплатная квартира. В этой квартире и родился Дмитрий Менделеев. Здание гимназии сохранилось до нашего времени, правда, сейчас в нем располагается больница. В год рождения Дмитрия Иван Павлович ослеп, что вынудило его выйти на пенсию. Для удаления катаракты он в сопровождении дочери Екатерины отправился в Москву, где в результате удачной операции доктора Брассе ему было возвращено зрение. Он снова стал видеть и смог работать, но вернуться к прежней должности директора уже не мог, и семья жила на его небольшую пенсию.
Прожив в селе около 6 лет, в 1841 году Менделеевы переезжают в Тобольск, где Дмитрий поступает в гимназию. Первые годы его учебы не отличаются особым успехом. Оценка «посредственно» — частая гостья в его табеле. Особенно не любил Митя латынь и закон божий. На уроках закона божьего нужно было заучивать длинные скучные молитвы. Латынь преподавал Редькин, ребята дали ему прозвище Редька. Он приходил на урок, давал задание, подпирал голову руками и начинал дремать. Вскоре мальчикам надоедало читать латынь, и они начинали шалить. Но горе было тому, кого проснувшийся преподаватель заставал за шалостями, наказание было суровым. После окончания гимназии ребята устроили латыни «показательную казнь». Они сложили учебники латыни в кучу и, приплясывая, забросали камнями. Были у Мити и любимые предметы: русская литература, которую преподавал Петр Павлович Ершов, сибиряк, известный впоследствии русский поэт, автор «Конька-горбунка», а также математика и физика.
Дмитрий был таким же мальчишкой, как и большинство его сверстников, и ничто свойственное юности ему не было чуждо. Сын Дмитрия Ивановича Иван Менделеев вспоминал, что однажды, когда отец был нездоров, он сказал ему: «Ломит всё тело так, как после нашей школьной драки на Тобольском мосту». Когда отец Д.И. Менделеева, Иван Павлович оставил должность директора гимназии, ему пришлось освободить квартиру, а в 1847 году он умер. Его похоронили на Завальном кладбище рядом со старшей дочерью Апполинарией. Вся забота о семье перешла к Марии Дмитриевне.
Содержать большую семью на одно жалованье было непросто. Материальное положение Менделеевых было тяжелым. На помощь пришли родственники Марии Дмитриевны. У ее брата Василия Дмитриевича Корнильева недалеко от Тобольска, в с.Верхние Аремзяны, был небольшой стекольный завод. Сам Василий Дмитриевич жил в Москве, а заводом управлял специально назначенный человек. Однако управлял он заводом плохо, прибыли завод почти не приносил. Василий Дмитриевич предложил сестре принять управление стекольным заводом. Семья Менделеевых переехала в Верхние Аремзяны и поселилась в просторном барском доме. Работать Марии Дмитриевне в первое время было трудно: поставщики и купцы пытались обмануть женщину, крестьяне ей не доверяли. Но скоро Мария Дмитриевна завоевывает доверие. Она разобралась в делах завода, по ее указанию в селе начинают строительство школы для крестьянских детей и церкви. Дмитрий Иванович вспоминал: «Там, на стекольном заводе, управляемом моей матушкой, получились первые мои впечатления от природы, от людей, от промышленных дел».
Несмотря на то, что учился Митя не блестяще, он хорошо окончил гимназию и в 1849 году получил аттестат из рук своего любимого учителя и директора Тобольской мужской гимназии П.П. Ершова. Тем не менее, отвращение к классической школе осталось у него на всю жизнь. Давая характеристику выпускнику, Ершов отметил его эрудицию, начитанность, стремление к познанию. Мария Дмитриевна, любившая своего младшего сына, решается на смелый шаг: повезти Митю в Москву для поступления в университет. Она успевала и руководить заводом, и заботиться о детях, которым дала прекрасное по тому времени образование. Старшие дети Менделеевых были уже пристроены: сыновья определены на службу, дочери выданы замуж. Мария Дмитриевна распродает небогатое имущество, ликвидирует все дела в Сибири и с младшими — Лизой и Митей — уезжает в Москву, где жил ее брат. На лошадях через Уральские горы семья отправляется в трудное, но интересное путешествие. Так закончились детские годы, а вместе с ними и тобольский период жизни Менделеева.
Менделеевы, впрочем, погостив в Москве, уехали в Петербург, где Дмитрий пытался поступить в Медико-хирургическую академию. Однако анатомия оказалась не под силу впечатлительному юноше, поэтому ему пришлось сменить медицину на педагогику. Летом 1850 года 16-летний Дмитрий Менделеев поступает на естественное отделение Главного педагогического института, где когда-то учился его отец.
Мария Дмитриевна приложила немало усилий, чтобы Дмитрий получил образование. Однако дожить до окончания сыном института ей было не суждено — в 1850 году она умерла. Менделеев сохранил до конца своих дней благодарную память о матери. Вот что писал он в 1887 году, посвящая ее памяти первое свое крупное сочинение «Исследование водных растворов по удельному весу»: «Это исследование посвящается памяти матери ее последышем. Вашего последыша, семнадцатого из рождённых Вами, Вы подняли на ноги, вскормили своим трудом после смерти батюшки, ведя заводское дело. Вы научили любить природу с её правдою, науку с её истиной, родину со всеми её нераздельнейшими богатствами, дарами, больше всего труд со всеми его горестями и радостями… Вы заставили научиться труду и видеть в нём одном всему опору, Вы вывезли с этими внушениями и доверчиво отдали в науку, чувствуя, что это будет последнее Ваше дело. Вы внушали любовь, труд и настойчивость, завещали: настаивать в труде, а не в словах и терпеливо искать божескую или научную правду, ибо понимали, сколь часто диалектика обманывает, сколь многое еще должно узнать, и как при помощи науки, без насилия, но твердо устраняются предрассудки и ошибки, а достигаются: охрана добытой истины, свобода дальнейшего развития, общее благо и внутреннее благополучие. Приняв от Вас так много, хоть малым, быть может последним, Вашу память почитаю. Д.Менделеев».
Учеба Дмитрия Менделеева в Петербурге вначале давалась нелегко. На первом курсе он по всем предметам, кроме математики, получил неудовлетворительные оценки. Но на старших курсах дело пошло по-другому — среднегодовой балл Менделеева был равен 4,5 (из пяти возможных). В Главном педагогическом институте, где его учителями были такие известные ученые, как академики и профессора Петербургского университета физик Э.Х. Ленц, химик А.А. Воскресенский, математик М.В. Остроградский, зоолог Ф.Ф. Брандт, Менделеев почувствовал вкус к учебе и скоро стал одним из лучших. Сама обстановка института, при всей строгости режима закрытого учебного заведения, благодаря малому числу студентов, заботливому к ним отношению и тесной связи их с профессорами, давала широкую возможность для развития индивидуальных склонностей.
Мешало учебе и слабое здоровье Менделеева. С самого детства он не отличался крепким здоровьем, а в студенческие годы, во влажном петербургском климате, и вовсе расхворался. Иногда у него горлом шла кровь, и врачи считали, что у него началась последняя степень чахотки. Он лежал в клинике Педагогического института, где учился, когда однажды во время обхода главный лекарь, думая, что Менделеев уснул, сказал директору: «Ну, этот-то уже не поднимется…» А «этот», услышав свой приговор, сел на кровати, достал тетради и тут же погрузился в записи с лекциями. Институтские друзья сумели устроить для Менделеева аудиенцию у придворного медика Здекауэра, и тот, прослушав его, посоветовал ему срочно ехать в Крым (куда в те времена направляли всех безнадежно больных), а заодно и показаться там Пирогову, на всякий случай.
Менделеев выехал в Крым, где в это время шла война. Пирогов оперировал с раннего утра и до позднего вечера, проделывая в день по нескольку десятков ампутаций. Менделеев каждое утро приходил к нему в госпиталь, заглядывал в операционную, но, увидев, чем занят великий медик, тут же удалялся, утешая себя тем, что сейчас Пирогов больше нужен раненым, чем ему, но в то же время прекрасно понимая, что все дело в его собственной нерешительности. Чтобы хоть как-то убить время и отвлечься от мрачных мыслей, он устроился на временную работу в Симферопольскую мужскую гимназию. Но, ввиду непрекращающихся военных действий, гимназия практически не работала. Через некоторое время Менделеев решился-таки подойти к Пирогову. Каково же было его удивление, когда тот, внимательно его осмотрев, сказал: «Нате-ка вам, батенька, письмо вашего Здекауэра. Сберегите его, да когда-нибудь ему и верните. И от меня поклон передайте. Вы нас обоих переживете». Предсказание великого хирурга сбылось в точности: Менделеев пережил и Пирогова, и Здекауэра.
Из Крыма Менделеев переезжает в Одессу, где его, 21-летнего студента в 1855 году назначают учителем Ришельевской гимназии. Здесь он подготовил научную работу по химии — «Удельные объемы». Полгода в Одессе, и вот Менделеев вновь в Петербурге. Приехал он не с пустыми руками: работа, которую он привез — тонкое и кропотливое исследование по удельным объемам. В 1855 году Менделеев окончил с золотой медалью физико-математический факультет Главного педагогического института в Петербурге, получив диплом старшего учителя. Он блестяще выдержал выпускные экзамены, а его дипломная работа о явлении изоморфизма, раскрывающем отношения между кристаллической формой и химическим составом соединений, а также зависимость свойств элементов от величины их атомных объемов, была признана кандидатской диссертацией. В 1857 году, 23 лет от роду, он делается доцентом Петербургского университета, где читает сначала теоретическую, потом органическую химию, а вскоре был утвержден приват-доцентом этого университета.
В январе 1859 года молодой ученый Менделеев едет в первую свою командировку — на два года в знаменитый Гейдельберг, где он работал в лаборатории патриарха химии профессора Р.Бунзена. Менделеев верил, что дни, проведенные в лаборатории рядом с прославленным химиком, будут ему полезны, но он ошибся. Бунзен, занятый своими опытами, встретил молодого русского коллегу вежливо, но сдержанно. А в лаборатории, где Менделееву выделили место, было все как нельзя более нескладно: в тесноте толпились студенты, не хватало посуды, реактивов. Менделеев понял, что здесь он лишь потеряет время. С видом глубочайшего сожаления сказал Бунзену, что он нездоров, поблагодарил за радушное гостеприимство и тут же съехал с университетской квартиры.
Он поехал в Париж, к Салерону, лучше которого никто не делал химические приборы и инструменты. Менделееву нужны были самые точные из всех точных весов, потому что для его работы не годились другие. Затем он вернулся в Гейдельберг, где снял крохотную комнатенку под лабораторию, и где его уже ждало обеспокоенное письмо попечителя Петербургского учебного округа И.Д. Делянова — до того уже дошли сообщения о выходке с Бунзеном. Но Менделеев не спешил домой. В Гейдельберге ему хорошо работалось, он чувствовал себя свободным, независимым. Кроме того, здесь он обрёл новых друзей. Иван Сеченов, Александр Бородин, Дмитрий Менделеев — они были тогда молоды, их имена еще не звучали так громко, но каждый из них уже был известен своими работами. Все трое с увлечением занимались химией.
В Гейдельберге в 1859 году Менделеев сконструировал пикнометр — прибор для определения плотности жидкости, а вскоре открыл температуру абсолютного кипения. Определение (1860) «температуры абсолютного кипения жидкостей», известной ныне под названием критической температуры, стало одним из важнейших открытий Менделеева. В 1860 году Менделеев вместе с шестью другими русскими химиками принимал участие в работе знаменитого Международного съезда химиков в Карлсруэ, на котором Канниццаро выступил со своей интерпретацией атомно-молекулярной теории Авогадро. Это выступление и дискуссия по поводу разграничения понятий атомов, молекул и эквивалентов послужили предпосылкой к открытию периодического закона.
В 1861 году Менделеев возвращается в Петербург и возобновляет чтение лекций по органической химии в университете. В 1863 году он издает первый отечественный учебник по органической химии, в котором идеей, объединяющей всю совокупность органических соединений, является теория пределов, оригинально и всесторонне развитая. Позднее учебник «Органическая химия» был удостоен Демидовской премии.
В 1863 году физико-математический факультет Петербургского университета избирает Д.И. Менделеева профессором на кафедру технологии, но он не получает утверждения от министерства, за отсутствием у него степени магистра технологии (утверждение состоялось, однако, в 1865 году). В 1864 году Менделеев был также избран профессором химии Технологического института в Петербурге, где проработал до 1872 года. Здесь он выполнил обширное исследование, которое представил в качестве докторской работы, а затем в 1865 году защитил докторскую диссертацию на тему «Рассуждение о соединении спирта с водой», в которой изложил гидратную теорию растворов. В том же году он стал ординарным профессором Петербургского университета по кафедре технической химии, через два года возглавил кафедру неорганической химии.
Эта диссертация была первой серьезной работой Менделеева по растворам и, как оказалось впоследствии, она стала основой для создания гидратной теории растворов. О Менделееве всегда ходило немало всевозможных слухов и домыслов. Одни, например, говорили, что именно Дмитрий Иванович открыл секрет приготовления русской водки, прославившейся на весь мир своим исключительным вкусом. Другие утверждали, что Менделеев изготовлял поддельные французские вина для известного владельца магазинов Елисеева… Все эти измышления были построены только на том факте, что докторская диссертация Дмитрия Ивановича называлась «Рассуждение о соединении спирта с водою». В ней не было ни слова о водке. Тем более, отыскать в этом труде обоснование рецепта «идеальной» русской водки при всем старании не удастся. Однако именно эту работу Менделеева считают часто чуть ли не изобретением спиртного напитка. С именем Менделеева стали связывать открытие секрета приготовления русской водки, что именно он вел поиски идеального соотношения объема и веса частей спирта и воды. Да, в труде Менделеева есть указание на специфические свойства смеси из одной части спирта и трех частей воды, однако данный молекулярный состав никоим образом не соответствует 40 объемным процентам.
Разумеется, Дмитрий Менделеев, вопреки сложившейся легенде, водку не изобретал; она существовала задолго до него. С именем Менделеева связывают выбор для водки крепости в 40°. Говорят даже, что он, якобы, считал идеальной крепостью водки 38°, но это число чиновники округлили до 40, для упрощения расчёта налога на алкоголь. Однако в трудах ученого отыскать обоснование этого выбора не удаётся. Его диссертация, посвящённая свойствам смесей спирта и воды, никак не выделяет 40° или 38°. В последующие 20 лет Менделеев вообще не занимался растворами и только в 1884 году, в разгар исследований по нефти, он вновь возвращается к проблеме гидратной теории.
В 1865 году у четы Менделеевых родился сын Владимир. Дмитрий Иванович вкупе со своим другом профессором Ильиным покупает у разоренного князя небольшое имение Боблово, неподалеку от Клина, переезжает туда и с пылом начинает заниматься сельским хозяйством. Менделеев давно скучал без природы. В Боблове ему было хорошо. Он много гулял, ездил верхом, хлопотал на своем опытном поле. Он все это очень любил. Но он хорошо понимал, что его наука должна сослужить людям конкретную пользу. Здесь он воспитывает в себе иное отношение к делу: труд ученого не должен быть вне связи с практикой. В Боблове он чувствует себя самим собой, вольготно и счастливо. Так думала, глядя на него, его жена. Она тоже любила деревенскую жизнь. Она хотела, чтобы и муж ее, как примерный семьянин, все свободное от основной работы время проводил вместе с нею, в хозяйственных хлопотах, наслаждаясь радостями семейной жизни. Она думала, что так будет всегда, от одних только этих мыслей радость переполняла ее. Но она ошибалась. В ее муже в то время зрел великий ученый. Она этого просто не понимала.
Получив звание профессора Петербургского университета, Менделеев 1867 году возглавил кафедру неорганической (общей) химии физико-математического факультета, а в конце года переехал в долгожданную служебную квартиру в главном здании на Университетской набережной, дом 7. В стенах Петербургского университета Менделеев проработал 23 года и совершил свои основные открытия. В мае 1868 года у Менделеевых родилась любимая дочь Ольга.
Зимой 1867-1868 года Менделеев начал писать фундаментальный учебник «Основы химии», и сразу столкнулся с трудностями систематизации фактического материала. К середине февраля 1869 года, обдумывая структуру учебника, он постепенно пришел к выводу, что свойства простых веществ (а это есть форма существования химических элементов в свободном состоянии) и атомные массы элементов связывает некая закономерность. Менделеев многого не знал о попытках его предшественников расположить химические элементы по возрастанию их атомных масс и о возникающих при этом казусах. Например, он не имел почти никакой информации о работах Шанкуртуа, Ньюлендса и Мейера. Решающий этап его раздумий наступил 1 марта 1869 года (14 февраля по старому стилю). Днем раньше Менделеев написал прошение об отпуске на десять дней для обследования артельных сыроварен в Тверской губернии: он получил письмо с рекомендациями по изучению производства сыра от А.И. Ходнева — одного из руководителей Вольного экономического общества.
За завтраком Менделееву пришла неожиданная мысль: сопоставить близкие атомные массы различных химических элементов и их химические свойства. Недолго думая, на обратной стороне письма Ходнева он записал символы хлора Cl и калия K с довольно близкими атомными массами, равными соответственно 35,5 и 39. На том же письме Менделеев набросал символы других элементов, отыскивая среди них подобные «парадоксальные» пары: фтор F и натрий Na, бром Br и рубидий Rb, иод I и цезий Cs, для которых различие масс возрастает с 4,0 до 5,0, а потом и до 6,0. Менделеев тогда не мог знать, что «неопределенная зона» между явными неметаллами и металлами содержит элементы — благородные газы, открытие которых в 1900 году существенно видоизменит Периодическую систему.
После завтрака Менделеев закрылся в своем кабинете. Он достал пачку визитных карточек и стал на их обратной стороне писать символы элементов и их главные химические свойства. Менделеев перекладывал карточки из одного горизонтального ряда в другой, руководствуясь значениями атомной массы и свойствами простых веществ, образованных атомами одного и того же элемента. Постепенно начал вырисовываться облик будущей Периодической системы химических элементов. Так, вначале он положил карточку с элементом бериллием Be (атомная масса 14) рядом с карточкой элемента алюминия Al (атомная масса 27,4), по тогдашней традиции приняв бериллий за аналог алюминия. Однако затем, сопоставив химические свойства, он поместил бериллий над магнием Mg. Усомнившись в общепринятом тогда значении атомной массы бериллия, он изменил ее на 9,4, а формулу оксида бериллия переделал из Be2O3 в BeO (как у оксида магния MgO). Кстати, «исправленное» значение атомной массы бериллия подтвердилось только через десять лет. Так же смело действовал он и в других случаях. Постепенно ученый пришел к окончательному выводу, что элементы, расположенные по возрастанию их атомных масс, выказывают явную периодичность физических и химических свойств.
К тому времени было известно 63 элемента с их атомными весами (сейчас почти вдвое больше). Идея расположить элементы по порядку возрастания их атомных весов совершенно естественна и банальна. Сложнее было заметить периодические закономерности в этом ряду, но и здесь было немало сделано до Менделеева. Уже существовало «правило октетов» (химические свойства каждого 8-го элемента очень близки), «правило триад» (в каждой тройке близких по свойствам элементов средний элемент обладает и средним атомным весом). Но никому из исследователей не удавалось, даже с использованием этих закономерностей, построить систему для всех известных элементов. Объяснялось это тем, что и свойства многих элементов были неизвестны или определены неверно, и атомные веса ряда элементов были измерены неправильно.
В течение всего дня Менделеев работал над системой элементов, отрываясь ненадолго, чтобы поиграть с дочерью Ольгой, пообедать и поужинать. Вечером 1 марта 1869 года он набело переписал составленную им таблицу и под названием «Опыт системы элементов, основанной на их атомном весе и химическом сходстве» послал ее в типографию, сделав пометки для наборщиков и поставив дату «17 февраля 1869 года» (это по старому стилю). Так был открыт Периодический закон. На Западе, особенно в Германии, соавтором открытия считают Лотара Мейера. Существенное различие этих систем заключается в том, что таблица Мейера — это один из вариантов классификации известных к тому времени химических элементов. Таблица Д.И. Менделеева — это система, которая дала понимание закономерности, позволившей определить место в ней неизвестных в то время элементов, предсказать не только их существование, но и дать их характеристики.
Дата 1 марта 1869 года вошла в историю как день рождения периодического закона. Говорят, что Периодическая таблица приснилась Менделееву во сне. Может быть, и так, хотя говорят также, что эту легенду придумал сам Менделеев. Во всяком случае, способ решения этой задачи вряд ли лежит в области логики, может быть, здесь не обошлось без «сверхчувственного откровения», озарения. Менделеев просто взял и изменил атомный вес бериллия, а между кальцием и титаном поставил пустую карточку, предсказав таким образом элемент скандий. Самое поразительное, что поступил он так не с двумя элементами, а с чуть ли не с третьей частью всех тогда известных! Например, он присвоил урану атомный вес 240 вместо принятого 60 (увеличил в 4 раза!), переставил местами кобальт и никель, теллур и йод. Опубликовав в 1869 году первый вариант своей таблицы, он предсказал сразу три элемента, изменил атомные веса у десятка элементов и при этом открыл закон, что «свойства элементов стоят в периодической зависимости от их атомного веса». Но получилось так, что свойства элементов стоят в периодической зависимости от… того номера в таблице, который им присвоит сам Менделеев! Это он, Менделеев, приказал элементам построиться в придуманный им ряд, и Природа послушно смирилась. И выходит, что наша Вселенная, состоящая сейчас примерно из 114 элементов, устроена Дмитрием Ивановичем Менделеевым.
Но не случайным результатом, а плодом долгих размышлений и упорных исканий был для Менделеева открытый им закон. Известно, что Дмитрий Иванович сам дал повод к рассказу о сделанном открытии: «Я стал подбирать, написав на отдельные карточки элементы с их атомными весами и коренными свойствами, что быстро и привело меня к тому заключению, что свойства элементов стоят в периодической зависимости от их атомного веса». Однако Менделеев открыл закон не потому, что раскладывал «химический пасьянс», он «раскладывал» его потому, что искал закон. Ученый был убежден, что закон существует, и знал, где и как его искать. Именно поэтому, приступая к поискам, он и выписал на карточки вслед за названием химического элемента его атомный вес и валентность. Эта периодическая повторяемость свойств атомов в естественной последовательности элементов — один из важнейших законов природы. Менделеев назвал свой закон периодическим, а естественную последовательность элементов — периодической системой элементов. Менделеев не только первый точно формулировал этот закон и представил содержание его в виде таблицы, которая стала классической, но и всесторонне обосновал его, показал его огромное научное значение, как руководящего классификационного принципа и как могучего орудия для научного исследования. Открытый Менделеевым закон давал возможность не только подойти по-новому к изучению известных химических элементов и исправить неверные атомные веса, но и, что очень важно, предсказать существование не открытых еще элементов. Менделеев и оставил в своей таблице пустые места, отметив их знаками вопроса. Более того, Менделеев указал даже, каким путем можно открыть тот или иной из предсказанных элементов. Особенно знаменательно, что он сам воспользовался периодическим законом для исправления атомных весов некоторых элементов и для предсказания трех новых элементов, галлия, скандия и германия, дотоле неведомых, со всеми их свойствами. Все эти исправления и предсказания блестящим образом оправдались.
В 1870 году Менделеев предсказал существование и описал свойства трёх ещё не открытых тогда элементов — «экаалюминия» (открыт в 1875 году и назван галлием), «экабора» (открыт в 1879 году и назван скандием) и «экасилиция» (открыт в 1885 году и назван германием). Иногда открытие новых элементов приводило к курьезным ситуациям. Так, 27 августа 1875 года французский химик Лекок де Буабодран, исследуя с помощью спектрального анализа цинковую руду, добытую в Пиренейских горах, обнаружил в ней неизвестный элемент. Назвав этот элемент в честь своей страны галлием (Франция по латыни Gallia) и определив важнейшие его свойства, Буабодран напечатал коротенькое сообщение в «Докладах Парижской академии наук». Открытие само по себе не было чем-либо замечательным — еще один элемент. К таким сообщениям все давно привыкли. И все же открытие галлия вскоре приобрело всемирную известность. Поначалу французу и в голову не пришло как-то связать свою находку со сделанным четырьмя годами ранее предсказанием русского ученого, но вскоре Буабодран получил из-за границы письмо. Почерк незнакомый, на почтовом штемпеле «Санкт-Петербург». Буабодран читал письмо и глазам своим не верил. Автор письма утверждал, что все свойства галлия определены правильно, однако, в частности, удельный вес нового металла должен быть не 4,7, как нашел Буабодран, а 5,9. Письмо было подписано: «Дмитрий Менделеев, профессор Санкт-Петербургского университета». И этот Менделеев настаивал: «Мне наплевать, как вы там его назовете. Хоть японием. Дело не в авторстве. Но плотность его должна быть пять и девять десятых!» Легко понять чувство Буабодрана. Кто же открыл галлий — он или нет? Не он ли единственный в мире человек, державший в руках только что открытое вещество? Русский профессор, никогда не видевший галлия, просто издевается.
Буабодран оказался упрямцем и, не утруждая себя проверкой полученных данных, продолжал настаивать, что открытый им элемент имеет плотность 4,7. В конце концов самые авторитетные ученые, собравшись вместе, уговорили-таки его провести повторные измерения, чтобы только прекратить этот спор, бросавший тень на все научное сообщество. Буабодран еще раз очистил галлий от всех примесей и снова определил его удельный вес. Возмущение исчезло, оно сменилось удивлением и восхищением. Этот Менделеев прав! Удельный вес галлия оказался 5,96! Когда ученые ознакомились и с остальными свойствами вновь открытого вещества, они в один голос сказали: «Да, это действительно эка-аллюминий!» Случай с Буабодраном показал, что в химии порван заколдованный круг неожиданностей, случайностей, слепого блуждания. Впервые в истории науки был открыт элемент, существование которого, свойства и даже способ открытия были предсказаны. Только теперь ученые всего мира ознакомились с открытием Менделеева. Случай с Буабодраном доказал, что игнорировать дальше работы русского ученого без риска оказаться в стороне от главных путей развития химии было нельзя.
Так начался период открытий, период изумительных успехов теории русского ученого. В десятках лабораторий Европы закипела работа, сотни ученых мечтали о необыкновенных открытиях, и успехи не заставили себя ждать. В 1879 году профессор Ларс Фредерик Нильсон, работавший в лаборатории шведского ученого Й.Берцелиуса, открыл новый элемент, полностью соответствующий описанию, данному Менделеевым. Нильсон назвал его скандием. Это был настоящий успех, мировое признание русской науки. При жизни Менделеева было открыто еще два, предсказанных им, элемента. Он предсказал существование еще восьми элементов, в том числе «двителлура» — полония (открыт в 1898), «экаиода» — астата (открыт в 1942-1943), «двимарганца» — технеция (открыт в 1937), «экацезия» — франция (открыт в 1939).
В 1871 году Менделеев подытожил исследования, связанные с установлением периодического закона, в труде «Периодическая законность для химических элементов». В своем труде «Основы химии» (1869-1871) он развил идеи периодичности, ввел понятие о месте элемента в периодической системе как совокупности его свойств в сопоставлении со свойствами других элементов. На этой основе Менделеев исправил значения атомных масс многих элементов (бериллия, индия, урана и др.). Классический труд Менделеева «Основы химии» выдержал при жизни ученого восемь изданий и много раз переиздавался после его смерти, был издан во Франции, Германии и трижды в Англии. По этой книге училось несколько поколений химиков, об этой работе незадолго до смерти Менделеев писал: «Эти «Основы» — любимое дитя мое. В них мой образ, и мой опыт педагога, и мои задушевные научные мысли. В «Основы химии» вложены мои духовные силы и мое наследство детям». Действительно, «Основы химии» далеки от типа обыкновенного учебника химии. Первоначально написанный для начинающих и имевший целью «завлечь в изучение химии сколь возможно больше русских сил», этот труд содержит так много глубоких и оригинальных мыслей, что сохраняет огромный интерес и для сложившегося химика, который, перечитывая его, каждый раз найдет в них немало для себя полезного. Таких сочинений нет в русской, трудно сыскать их и в мировой химической литературе.
В 1872 году Менделеев приступил к изучению упругости газов, и в 1874 году предложил обобщенное уравнение состояния идеального газа, включающее как частность зависимость состояния газа от температуры, обнаруженную в 1834 году физиком Б.П.Э. Клапейроном (уравнение Клайперона — Менделеева). Он много времени посвящает изучению сжимаемости газов, исследованию растворов, главным образом по отношению к удельному весу. Первая из этих работ велась на средства, предоставленные Менделееву Императорским Русским Техническим Обществом и Артиллерийским ведомством. В тесной связи с этими работами по газам он занимается вопросами, касающимися сопротивления жидкостей, воздухоплавания и метеорологии, и публикует по этому поводу две ценных монографии.
Менделеев посвящает много внимания нефтяной промышленности; так еще в 1863 году он первым выдвинул идею использовать трубопровод при перекачке нефти и нефтепродуктов. Разработка этой идеи имела огромное значение для российской промышленности, в которой стала стремительно развиваться нефтяная отрасль. В 1876 году Менделеев по поручению правительства едет в Америку для ознакомления с постановкой там нефтяного дела, неоднократно посещает с той же целью кавказские месторождения; ведет ряд любопытных работ по исследованию нефти. В 1877 году Менделеев выдвинул гипотезу происхождения нефти из карбидов тяжелых металлов, которая, правда, на сегодня большинством ученых не принимается. В 1880-1885 годах, занимаясь проблемами переработки нефти, он предложил принцип ее дробной перегонки.
16 ноября 1876 года отделения Академии наук выдвинули кандидатов на вакантные места членов-корреспондентов. Среди претендентов-химиков фигурировал и Менделеев; его кандидатуру, в частности, поддерживали Бутлеров и Кокшаров. Специально отмечались заслуги Менделеева в уточнении атомных весов некоторых элементов и предсказании существования новых, что, в частности, нашло подтверждение в открытии галлия. Баллотирование происходило 30 ноября. Из 20 присутствовавших академиков 17 проголосовали «за». 20 января 1877 года секретарь академии К.С. Веселовский уведомил ученого об избрании «по разряду физических наук» и препроводил ему диплом с текстом на латинском языке: «Императорская Санкт-Петербургская Академия наук, согласно установленному порядку, избрала своим членом-корреспондентом по разряду физики славнейшего мужа Дмитрия Ивановича Менделеева, ординарного профессора химии Императорского Санкт-Петербургского университета, за исключительные заслуги в развитии наук и публично утвердила избрание декабря 29 дня 1876 года».
В 1880 году Менделеев был выдвинут в академики, но был забаллотирован, что вызвало резкий общественный протест. Естественно, он испытал большой удар и по самолюбию. Наиболее точно он описал свое состояние в письме к П.П. Алексееву, профессору Киевского университета (23 ноября 1880): «Выбора в Академию я не желал, им остался бы недоволен, потому что там не надо, что я могу дать, а мне перестраивать себя уже не хочется. Ни важности заморской, ни солидной устойчивости в объекте знаний, ни напускного священнодействия в храме науки — ничего этого во мне быть не может, коли не было. И пришлось бы мне сглаживаться, а теперь противно мне это, пропала былая охота…» К этому времени он был членом почти всех академий и почетным членом многих ученых обществ. Но наша Академия Наук предпочла ему в 1880 году Ф.Ф. Бейльштейна, автора справочника по органической химии. За него проголосовало 10 академиков, а за Менделеева — 9. Неблаговидную роль при этом сыграл секретарь академии Веселовский. Он откровенно заявил: «Мы не хотим университетских. Если они и лучше нас, то нам все-таки их не нужно». Этот факт вызвал негодование в широких кругах русского общества.
С властями отношения у Менделеева не сложились. В начале 1880 года ученый направил М.Т. Лорис-Меликову, тогдашнему фактическому диктатору России, письмо с далеко идущими предложениями к предполагавшимся (но, конечно, не состоявшимся) реформам. Менделеев высказывался не только против таких официальных принципов политики в области просвещения, как классическое образование, не только ратовал за гражданские свободы, но предлагал ни более ни менее как уничтожить гражданские чины и сословия! Эти предложения, несмотря на то, что они кое-где сочетались с «благонамеренной» фразеологией, конечно, лишь дополнили представление царского правительства о Менделееве как о более чем «нежелательном элементе».
Проект реорганизации Академии, изложенный в статье Менделеева, требовал решительно изменить «все направление ее деятельности и всю ее структуру». Менделеев утверждал, что в том виде, в каком существует Академия наук, она не имеет такого значения, какое могла бы иметь не только для мирового развития науки, но и для интересов России. По его словам, это учреждение, «когда-то славное и сделавшее немало как для развития знаний вообще, так и для изучения страны», переродилось: «принципы императорской Академии взяли верх над началами русской Академии». Насильственно-бюрократическому навязыванию правительством своих установок Менделеев противопоставил девиз: «Наука есть дело вольное и совершенно свободное».
В 1887 году Русское техническое общество известило ученого, что в Твери снаряжается воздушный шар для наблюдения полного солнечного затмения и что совет Общества считает долгом заявить об этом, чтобы Менделеев в случае желания «лично мог воспользоваться поднятием шара для научных наблюдений». Менделеев отправился в Клин (всего в 18 верстах от его имения), где находился военный воздушный шар «Русский» под командованием опытного аэронавта поручика А.М. Кованько. Полет состоялся 7 августа 1887 года и был успешным, несмотря на то, что проходил в дождливую погоду. Перед стартом ассистент ученого В.Е. Тищенко доложил, что из-за плохой погоды у аэростата нет подъемной силы, и лететь на нем нельзя. Менделеев ответил, и в этом ответе он был весь — и как ученый, и как человек: «Аэростат — это тоже физический прибор. Вы видите, сколько людей следит за полетом как за научным опытом. Я не могу подорвать у них веру в науку». Вместе с пилотом Менделеев перелез через борт высокой корзины и сразу же понял: шар не поднимет даже двоих. И он решает лететь один. Подумать только: человек, никогда раньше не летавший на шаре, решается лететь в одиночку. Шар поднялся на высоту более трех километров, пробил облака, и Менделеев успел понаблюдать за полной фазой затмения. Правда, перед спуском ученому пришлось проявить не только бесстрашие, но и ловкость. Запуталась веревка, идущая от газового клапана. Менделеев взобрался на борт корзины и так, вися над пропастью, распутал клапанную веревку. Шар благополучно опустился в Калязинском уезде Тверской губернии. Весть о смелом полете русского профессора вскоре стала известна всему миру. «За проявленное мужество при полете для наблюдения солнечного затмения» французская Академия метеорологического воздухоплавания присудила Менделееву диплом, украшенный девизом братьев Монгольфье «Так идут к звездам».
В 1890 году Менделеев покинул Петербургский университет, в котором работал с 1857 года, и это были тоскливейшие дни в его жизни. Уходил он не по своей воле. Весной того года возникли студенческие беспорядки. Менделеев попал на студенческую сходку, стал убеждать всех разойтись, его не послушали, тогда он предложил студентам написать свои требования и пообещал донести это письмо до министра просвещения. Обещание свое он сдержал и, взяв с них слово остановить беспорядки, студенческую петицию вручил министру, графу Делянову. А тот вскоре вернул петицию, отказавшись рассмотреть ее и сопроводив запиской, в которой указывалось: тот, кто состоит на службе его императорского величества, «не имеет права принимать подобные бумаги». Министр, видимо, не вполне отдавал себе отчет, к кому он обращал эти слова. Менделеев не стал дожидаться, пока ему намекнут дважды. Возобновившиеся после того беспорядки заставили Менделеева подать прошение об отставке. Ректор университета прошение не принял. Тогда ученый просто сунул в карман ректора сложенный вдвое бумажный лист.
Просьбы товарищей не смогли заставить Менделеева изменить принятое решение; со стороны министра не было предпринято никаких шагов к тому, чтобы загладить свою вину и сохранить ученого за Петербургским университетом. Курс он дочитал до конца. Последнюю лекцию прочел великолепно, аудитория его в тот день была заполнена, как никогда: прощаться с профессором пришли студенты и других факультетов. Опасаясь волнений, в аудиторию направили отряд жандармов. Увидев их в зале, Менделеев опустился на стул и, положив голову на руки, беззвучно заплакал… Менделеев был уволен из университета по распоряжению министра народного просвещения графа Делянова.
Почти насильно оторванный от науки, Менделеев посвящает все свои силы практическим задачам. При его участии, в 1890 году создается проект нового таможенного тарифа, в котором последовательно проводится покровительственная система, а в 1891 году выходит в свет книга «Толковый тариф», представляющая комментарий к этому проекту и вместе с тем продуманный обзор российской промышленности. Морское и военное министерства поручают Менделееву (1891) разработку вопроса о бездымном порохе, и он (после заграничной командировки) в 1892 году, совместно с И.М. Чельцовым, блестяще выполняет эту задачу. Предложенный им «пироколлодий» оказался превосходным типом бездымного пороха, универсальным и легко приспособляемым к любому огнестрельному оружию. Уже в 1893 году Менделеев наладил производство изобретенного им бездымного пороха, но российское правительство, возглавляемое тогда П.А. Столыпиным, не успело его запатентовать, и изобретение «уплыло» за океан, хотя ученый предупреждал о последствиях такого разгильдяйства. В 1914 году Россия купила у США несколько тысяч тонн этого пороха за золото. Сами американцы, смеясь, не скрывали, что продают русским «менделеевский порох».
В 1892 году Менделеев принял предложение министра финансов графа С.Ю. Витте занять должность «ученого-хранителя» Депо образцовых гирь и весов, которое в 1893 году было преобразовано в «Главную Палату мер и весов». Менделеев стал управляющим и занимал этот пост до конца своей жизни. В главной палате он организует ряд работ по метрологии, связанных с возобновлением русских прототипов меры и веса. Особенно важны работы, касающиеся законов, управляющих колебаниями весов, и выработки приемов точного взвешивания. Он ведет работу по введению единой метрической системы, самолично определяет массу эталона фунта в граммах — с очень большой точностью — до шестого знака после нуля, да еще воюет с бюрократами, выбивая деньги на реконструкцию и расширение здания. Потом замыслил хитрость: пользуясь своими связями, он организовал посещение Палаты мер и весов императором и накануне его приезда велел вытащить из подвалов всякие ненужные приборы, ящики и разместить все прямо в коридорах, на дороге, чтобы создать тесноту. Сам привез несчетное множество чемоданов и руководил этой работой усердно: «Под ноги, под ноги! Чтобы переступать надо было! Ведь не поймут, что тесно, надо, чтобы спотыкались, тогда поймут!» В итоге, деньги на реконструкцию были выделены в нужном количестве! В 1899 году в России был введен Закон о мерах и весах, который устанавливал основные единицы измерений — фунт и аршин. Менделеев настоял также на включении в этот закон пункта, разрешающего факультативное применение международных метрических мер — килограмма и метра.
С 1893 года, по инициативе Александра III, под руководством министра финансов С.Ю. Витте, в стране начинает готовиться питейная реформа. Для разработки питейной монополии министр обращается за помощью к деятелям науки, техники, юриспруденции, торговли. Через год формируется «Комиссия для изыскания способов к упорядочению производства и торгового обращения напитков, содержащих в себе алкоголь». Эта комиссия, которую возглавил Д.И. Менделеев, не работала над технологией производства водки, у нее были совершенно другие задачи. Но вновь имя Менделеева стали связывать чуть ли не с изобретением рецепта водки. Стали считать, что комиссия запатентовала в качестве национального русского напитка «менделеевский» состав водки. Дальше — больше. Российские водочные фабриканты стали активно привлекать имя Менделеева к рекламе своей продукции. В действительности же, в период активной работы Комиссии по разработке питейной монополии, Менделеев был занят работой в Депо образцовых мер и весов, часто подолгу находился за границей. Он выступил в этой Комиссии только в конце 1895 года, когда монополия в некоторых губерниях уже просуществовала почти год. В связи с этим он пишет обширную (названную им «краткой») объяснительную записку об акцизном обложении спиртных напитков. Оно касалось исключительно акцизных вопросов и не имело никакого отношения к технологии и крепости водки.
С 1891 года Менделеев принимал участие в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, в качестве редактора химико-технического и фабрично-заводского отдела и автора многих довольно обширных статей: «Каление», «Нефть», «Огнеупорные материалы», «Отбросы», «Периодическая законность химических элементов», «Водка», «Винокурение». Из энциклопедических статей, из материалов Министерства Финансов, из воспоминаний самого ученого, из многочисленных монографий о Д.И. Менделееве совершенно не следует, что он «изобретатель» водки, что ему принадлежит «идея» 40 градусов. Кстати, в энциклопедии Брокгауза и Ефрона он написал статью не только о винокурении, но и о варениках. В 1895 году Менделеев ослеп, но продолжал руководить Палатой мер и весов. Деловые бумаги ему зачитывали вслух, распоряжения он диктовал секретарю, а дома вслепую продолжал работать. Профессор И.В. Костенич за две операции удалил Менделееву катаракту, и вскоре зрение вернулось.
Менделеев принимал участие в работах, связанных с Всероссийской выставкой (1896), с Чикагской (1893) и Парижской (1900) всемирными выставками. В 1899 году он был командирован русским правительством на уральские заводы для исследования состояния железорудной промышленности. Плодом этой поездки явилась в следующем же году обширная и в высшей степени содержательная монография. Из Уральской экспедиция учёный привёз бесценный материал, использованный им в дальнейшем в трудах «Учение о промышленности» и «К познанию России». Во время экспедиции на Урал в 1899 году, Менделееву удалось побывать и в родном Тобольске, посетить могилы отца и сестры. Купец Сыромятников организовал поездку ученого в село Верхние Аремзяны. Перед въездом в село Менделеев попросил остановить коляску, сошел на землю и низко поклонился своей малой Родине. Хлебом-солью встречали его крестьяне, бывшие друзья детства, ставшие уже стариками. С грустью он покидал родные места, зная, что эта поездка будет последней. В декабре 1899 года благодарные земляки в знак глубокого уважения и признательности занесли его имя в книгу почета города, присвоив звание «Почетный гражданин города Тобольска».
В декабре 1899 года еще раз встал вопрос об избрании Менделеева в Академию Наук. К тому времени он состоял уже членом множества академий, университетов, нескольких десятков научных обществ разных стран. В связи с этим президент Академии Великий князь Константин писал министру финансов С.Ю. Витте 10 декабря 1899 года: «Вопрос о привлечении Д.И. Менделеева в среду Академии наук давно меня озабочивал. Если Д.И. Менделеев еще не состоит академиком, то вина этого обстоятельства не падает на президента. Остается еще узнать, захотел ли бы Дмитрий Иванович подвергнуться выборам после того, как в 80-х годах он был забаллотирован. Что же касается моего личного мнения, то я был бы очень рад, если бы Менделеев принадлежал к составу Академии и если бы существующие для этого препятствия могли быть преодолены». Это письмо Витте передал Менделееву, у которого содержание письма вызвало раздражение, и ученый в резкой форме раз и навсегда отказался от баллотирования в Академию.
В 1900-1902 годах Менделеев редактирует «Библиотеку промышленности» (изд. Брокгауза и Ефрона), где ему принадлежит выпуск «Учение о промышленности». С 1904 года стали выходить «Заветные мысли» Менделеева, в которых содержится как бы его завещание потомству, итоги пережитого и передуманного по различным вопросам, касающимся экономической, государственной и общественной жизни России. По своему содержанию к «Заветным мыслям» примыкает и замечательное сочинение Менделеева: «К познанию России», представляющее анализ данных переписи 1897 года, и выдержавшее при жизни автора 4 издания (с 1905 года). В 1901-1902 годах ученый разрабатывал проект российского ледокола для арктических экспедиций.
Менделеев был членом более 90 академий наук, научных обществ, университетов. Он был доктором Туринской Академии наук (1893) и Кембриджского университета (1894); доктором химии Петербургского университета (1865), доктором права Эдинбургского (1884) и Принстонского (1896) университетов, университета Глазго (1904); доктором гражданского права Оксфордского университета (1894); доктором философии и магистром свободных искусств Гёттингенского университета (1887); членом Королевских обществ: Лондонского (1892), Эдинбургского (1888), Дублинского (1886); членом Академий наук: Римской (1893), Королевской академии наук Швеции (1905), Американской академии искусств и наук (1889), Национальной академии наук США (Бостон, 1903), Королевской Академии наук (Копенгаген, 1889), Ирландской королевской академии (1889), Юго-Славянской (Загреб), Чешской академии наук, литературы и искусства (1891), Краковской (1891), Ирландской, Бельгийской академии наук, литературы и изящных искусств (1896), Академии художеств (Санкт-Петербург, 1893); почётным членом Королевского института (Лондон, 1891); членом-корреспондентом Петербургской (1876), Парижской (1899), Прусской (1900), Венгерской (1900), Болонской (1901), Сербской (1904) академий наук; почётным членом Московского (1880), Киевского (1880), Казанского (1880), Харьковского (1880), Новороссийского (1880), Юрьевского (1902), Санкт-Петербургского (1903), Томского (1904) университетов, а также Санкт-Петербургского технологического (1904) и Санкт-Петербургского политехнического институтов, Санкт-Петербургской медико-хирургической (1869) и Петровской земледельческой и лесной (1881) академий, Московского технического училища (1880).
Д.И. Менделеева избрало своим почётным членом Русское физико-химическое (1880), Русское техническое (1881), Русское астрономическое (1900), Санкт-Петербургское минералогическое (1890) общества; и ещё около 30 сельскохозяйственных, медицинских, фармацевтических и других российских обществ; Общество биологической химии (1899), Общество естествоиспытателей в Брауншвейге (1888), Английское (1883), Американское (1889), Немецкое (1894) химические общества, Физическое общество во Франкфурте-на-Майне (1875) и Общество физических наук в Бухаресте (1899), Фармацевтическое общество Великобритании (1888), Филадельфийский фармацевтический колледж (1893), Королевское общество наук и литературы в Гётеборге (1886), Манчестерское литературно-философское (1889) и Кембриджское философское (1897) общества, Королевское философское общество в Глазго (1904), Научное общество Антонио Альцате (Мехико, 1904), Международный комитет мер и весов (1901) и многие другие научные учреждения. Учёный был удостоен медали Дэви Лондонского королевского общества (1882), медали Академии метеорологической аэростатики (Париж, 1884), Фарадеевской медали Английского химического общества (1889), медали Копли Лондонского королевского общества (1905) и многих других наград. В России Менделеев имел множество орденов, чин статского советника, т.е. гражданского генерала. Научный авторитет Менделеева был огромен. Список титулов и званий его включает более ста наименований. Тем не менее, свои труды, частные и официальные обращения он подписывал без указания причастности к ним: «Д.Менделеев» или «профессор Менделеев», крайне редко упоминая какие-либо присвоенные ему почётные звания.
Иностранными учёными Д.И. Менделеев трижды выдвигался на Нобелевскую премию — в 1905, 1906 и 1907 годах (соотечественниками — никогда). В 1905 году кандидатура Д.И. Менделеева оказалась в «малом списке» — с Адольфом Байером, который и стал лауреатом. В 1906 году его выдвинуло еще большее число иностранных учёных. Нобелевский комитет присудил Менделееву премию, но Шведская королевская академия наук отказалась утвердить это решение, в чём сыграло решающую роль влияние С.Аррениуса, лауреата 1903 года за теорию электролитической диссоциации — Д.И. Менделеев был её категорическим противником; лауреатом стал французский учёный А.Муассан — за открытие фтора. В 1907 году было предложено «поделить» премию между итальянцем С.Канниццаро и Д.И. Менделеевым (русские ученые опять в его выдвижении не участвовали). Однако вскоре Менделеев умер.
Великий ученый-энциклопедист, химик, физико-химик, физик, метролог, экономист, технолог, геолог, метеоролог, педагог, воздухоплаватель, уже при жизни пользовался мировой славой. Менделеев оставил после себя более 500 трудов, фундаментальных исследований по различным областям науки. Он всегда был увлечен разнообразными идеями и настойчиво претворял их в жизнь, мог одновременно работать в нескольких направлениях, всюду успевал, быстро, иногда почти в невероятно короткие сроки создавал крупные монографии или решал важные научные проблемы. Он организовал Палату мер и весов и стал ее первым директором, был профессором университета и действительным статским советником, ушел из университета в знак протеста, был избран членом 90 иностранных академий наук и забаллотирован при выборах в русскую. Академики сочли его труды недостаточно фундаментальными, слишком близкими к практическим нуждам. В качестве хобби Дмитрий Иванович делал чемоданы и сам себе шил одежду, считая готовую неудобной. Самым вредным человеческим качеством считал скромность, умело выбивал деньги из правительства для своей лаборатории и наблюдал солнечное затмение с воздушного шара. Он придумал теорию неорганического происхождения нефти и гидридов металлов — после почти столетнего пренебрежения к ней сейчас возвращаются геологи и химики. Периодическую систему он создал в 35 лет. Как учитель, Менделеев не создал и не оставил после себя школы, подобно А.М. Бутлерову; но целые поколения русских химиков могут считаться его учениками. Лекции Менделеева не отличались внешним блеском, но были увлекательны, и слушать его собирался весь университет. Он был знаком почти со всеми выдающимися художниками и писателями своего времени. Его единственная дочь Люба была женой А.Блока. У Менделеева почти не было друзей, со многими он открыто враждовал. Его главный оппонент, Лев Толстой, писал: «У него есть много интересных материалов, но выводы ужасающе глупы». Почти то же писал о Толстом и сам Менделеев: «Он гениален, но глуп».
В январе 1907 года Д.И. Менделеев сильно простудился, показывая Палату мер и весов новому министру промышленности и торговли Философову. Сначала был поставлен диагноз сухой плеврит, затем врач Яновский нашел у Дмитрия Ивановича воспаление легких. 20 января (2 февраля) 1907 года, в 5 часов великий российский ученый скончался в Петербурге. Он был похоронен рядом со своим сыном на Литераторских мостках на Волковском кладбище. Он купил для себя это место вскоре после смерти сына, Владимира Дмитриевича (1865-1898), оно находилось близ могилы матери Д.И. Менделеева — Марии Дмитриевны (1793-1850). Похороны ученого 24 января, принятые на счет государства, были настоящим национальным трауром, и напомнили современникам прощание с Тургеневым. Более чем десятитысячная процессия протянулась от убранных траурными флагами Технологического института и Палаты мер и весов. Менделеева провожали люди, принадлежавшие к разным слоям общества, люди разных процессий и политических взглядов, объединенные уважением и скорбью. До кладбища гроб ученого несли на руках студенты и гимназисты, чередуясь через короткие промежутки. Большая толпа молодежи шла буквально рядом с гробом, дожидаясь чести нести прах великого русского ученого.
Возможно, прощание с Д.И. Менделеевым было последним на Волковском кладбище событием, в котором душевное единение русского общества, его молодого поколения, проявилось так широко. Через год на могиле ученого установили памятник — большой гранитный крест на каменной глыбе. Позднее на этом месте продолжали хоронить членов семьи ученого — здесь похоронены племянник и полный тезка ученого Д.И Менделеев (1851-1911), сын Иван Дмитриевич (1883-1936), жена Анна Ивановна (1860-1942), внучка Валентина Ивановна (1896-1920), дочь Мария Дмитриевна (1886-1952) и др.
Семья
В 1860-е годы в Петербург к Менделееву приезжает сестра Ольга. Вместе со своим мужем декабристом Басаргиным она была в долгой сибирской ссылке. В доме сестры Менделеев встречается с подругой Ольги — Феозвой Никитичной Лещевой, уроженкой Тобольска и падчерицей Петра Петровича Ершова. Она ему нравится, но он плохо знает женщин и не уверен в том, что надо следовать совету сестры и жениться. Менделеев хочет выяснить — смогут ли они с Феозвой понять друг друга, но всякий раз решает все-таки не торопить судьбу. Даже после помолвки Менделеев думает о том, чтобы оставить невесту, которая, между прочим, старше его на 6 лет. Он знал, что был влюблен только, а не любил. И все же он уступает и в 1862 году сочетается с Феозвой браком. Через несколько месяцев у них родилась дочь Мария, но она умерла в младенчестве.
В 1880-е годы начинаются проблемы в личной жизни ученого. Менделеев чувствует себя одиноким. Он давно уже знает, что Феозва его никогда не поймет. В доме своей старшей сестры Менделеев знакомится с Анной Поповой. Она была дочерью казачьего полковника из Урюпинска, была стройна, нетороплива, под густыми черными бровями светились большие серые глаза, а голову украшали длинные, тяжелые косы. Но самое главное — она спокойно относилась к увлечению наукой Дмитрия Менделеева. Она приехала в Петербург, чтобы поступить в Академию художеств, и осталась в этом городе навсегда. Менделеев влюбился в нее как мальчишка. Сначала он даже не понимал, что с ним происходит: рядом с ней он ощущал острые приступы одиночества. Скоро и родители Анны узнали, что их дочь и Менделеев любят друг друга. Однако надежд у них никаких не было. Феозва развод давать ни за что не соглашалась, и отец Анны требовал у Менделеева, что он не будет искать встреч с его дочерью. Менделеев обещал, но не мог сдержать свое слово. Его влекло в те места, где можно было встретить ее.
Он входил в здание Академии художеств и ждал ее, прячась за колоннами, в тени залов. Отец Анны предпринимает еще один шаг: он отправляет дочь на всю зиму в Италию. Она уехала, а он писал ей письмо за письмом и опускал их в ящик, приделанный к столу, за которым работал. Ведь он обещал не напоминать о себе… Потом ему нужно было ехать в Алжир — на химический съезд. Его друг Бекетов, видя безнадежное отчаяние, с которым Менделеев собирался в дорогу, не вытерпел, сел в коляску и помчался к Феозве в Боблово. На что он рассчитывал, зная ее, было непонятно, но совершенно неожиданно для всех, вопреки всякой разумной логике и без всякой видимой причины, он сумел убедить ее предоставить свободу мужу. Заручившись согласием на развод, Бекетов на крыльях полетел в Петербург и едва застал Менделеева перед отъездом на пристань. Разумеется, о научном конгрессе уже речи идти не могло. Вместо Алжира Менделеев понесся в Рим, к ней. Затем они поехали в Египет, потом — в Испанию. Но до полного счастья было еще далеко. Церковь наложила на брак Менделеева епитимью — запрет, и он семь лет не имел права жениться. В апреле 1882 года кронштадтский священник нарушил этот запрет и обвенчал Дмитрия Ивановича с Анной Ивановной и на другой же день в наказание был лишен своего сана. В этом же году у них родилась дочь Люба. А еще через два года у Менделеевых родились близнецы: Мария и Василий.
У Дмитрия Ивановича и Анны Ивановны было четверо детей.
Менделеев и Блок
Дочь Любовь Дмитриевна (1881—1939) окончила Высшие женские курсы в Петербурге, в 1903 г. вышла замуж за поэта Александра Блока и сезон 1907—1908 гг. играла в труппе Вс. Мейерхольда и в театре В. Комиссаржевской. Впоследствии Блок посвятил Любе «Стихи о Прекрасной Даме».
В письме Александра Блока невесте Любови Дмитриевне есть такие строки об ее отце: «Он давно все знает, что бывает на свете.
Во все проник. Не укрывается от него ничего. Его знание самое полное. Оно происходит от гениальности, у простых людей такого не бывает… Ничего отдельного или отрывочного у него нет —все неразделимо».
Мастер чемоданных дел
Менделеев любил переплетать книги, клеить рамки для портретов, изготовлять чемоданы. Покупки для этих работ он обычно делал в Гостином Дворе. Однажды, выбирая нужный товар, он услыхал за спиной вопрос одного из покупателей: — Кто этот почтенный господин? — Таких людей знать надо, — с уважением в голосе ответил приказчик. —Это мастер чемоданных дел Менделеев.
Полный тезка Менделеева
У Менделеева был племянник Менделеев Дмитрий Иванович (1851—1911) —сын брата Менделеева Ивана Ивановича (1826— 1862). Племянник окончил Казанский университет, служил железнодорожным врачом во многих местах России, часто встречался со своим знаменитым дядей, а однажды вместе с ним совершил путешествие по Волге. Поскольку дядя и племянник были полными тезками, их нередко путали.
Декабристы и семья Менделеевых
Вторым мужем старшей сестры Менделеева Ольги Ивановны (1815—1866) был декабрист Николай Васильевич Басаргин —один из участников Южного общества декабристов, сосланный в Омск на поселение. Басаргин был не только родственником, но и старшим другом Менделеева. Пока Менделеев жил в Тобольске, они часто встречались, а потом постоянно переписывались. После смерти отца Менделеева Басаргин вместе с другим декабристом И. И.
Пущиным опекал всю семью Менделеевых, помогая деньгами и советом. С1848 г. Басаргины жили в Ялуторовске, а после окончания срока ссылки они всей семьей в 1857 г. переехали в его имение недалеко от Серпухова. После смерти мужа в 1861 г. Ольга Ивановна вернулась в Омск. Своих детей у Басаргиных не было. В их семье воспитывалась осиротевшая дочь декабриста Н. О. Мозгалевского.
Основные произведения
- «Заветные мысли»
- «К познанию России»
- «Периодический закон»
Награды, премии и членство в организациях
- Орден Святого Владимира I степени
- Орден Святого Владимира II степени
- Орден Святого Александра Невского
- Орден Белого орла
- Орден святой Анны I степени
- Орден Святой Анны II степени
- Орден Святого Станислава I степени
- Орден Почётного легиона
Память
Музеи
- Музей-архив Д. И. Менделеева в Санкт-Петербургском государственном университете
- Музей-усадьба Д. И. Менделеева «Боблово»
- Музей Госстандарта России при ВНИИМ им. Д. И. Менделеева
Памятники Д. И. Менделееву
- Санкт-Петербург, Московский проспект, 26/49. Скульптор М. Г. Манизер. Памятник открыт 28 ноября 1928 года.
- Санкт-Петербург, Московский проспект, 19. Скульптор И. Я. Гинцбург. Памятник открыт 2 февраля 1932 года. Памятник монументального искусства Федерального значения (подробнее — смотри ниже)
- Москва, Российский химико-технологический университет имени Менделеева, на первом этаже в главном корпусе.
- Киев, Проспект Победы, 37 (перед входом в корпус химико-технологического факультета НТУУ «КПИ»). Памятник открыт в мае 1998 года.
- Памятник Д. И. Менделееву перед входом в здание Химического факультета МГУ.
- Памятник Д. И. Менделееву в Тобольске.
- Памятник Д. И. Менделееву в с. Верхние Аремзяны
- Г. Рубежное Луганской области, Украина. Памятник Д. И. Менделееву на улице Менделеева.
Памятники Федерального значения
- Служебный кабинет в здании Главной палаты мер и весов — Забалканский (ныне Московский) проспект, 19, к. 1. — По реестру Министерства культуры № 7810077000
- Жилой дом Главной палаты мер и весов — Забалканский (ныне Московский) проспект, 19, к. 4, кв. 5. Арх. фон Гоген А. И. — По реестру Министерства культуры № 7810078000
- Памятник химику Менделееву Д. И. Санкт-Петербург, Московский проспект, 19. Скульптор И. Я. Гинцбург. * * Памятник открыт 2 февраля 1932 года. — По реестру Министерства культуры № 7810076000
Города
- Город Менделеевск (Республика Татарстан)
- Посёлок Менделеево (Солнечногорский район Московской области)
- Станция ж/д Менделеево (Пермский край, Карагайский муниципальный район Пермского края)
- Станция метро Менделеевская (Москва)
- Нефтеперерабатывающий завод им Д. И. Менделеева в посёлке Константиновский
- Посёлок Менделеево (Тобольский район Тюменской области)
География
- Ледник Менделеева (Киргизия), на северном склоне пика Менделеевец[69]
- Кратер Менделеев на Луне
- Подводный хребет Менделеева в Северном Ледовитом океане
- Вулкан Менделеева (остров Кунашир)
- Астероид Менделеев (астероид № 12190)
- Географический центр Государства Российского (рассчитан Д. И. Менделеевым, правый берег р. Таз близ села Киккиаки). Закреплён на местности НСЭ им. И. Д. Папанина в 1983 году.
Смотрите также
- Менделеев Дмитрий Иванович: «Не говорю о винной монополии, которую считаю не только у нас весьма уме… : Факт №278
- Дмитрий Менделеев в своё время полагал самой сложной проблемой будущего уборку огромного количества … : Факт №1470
- Сергей Михайлович Прокудин-Горский, ученик Менделеева, фактически не был изобретателем цветной фотог… : Факт №3238
Ссылки
- МЕНДЕЛЕЕВ Дмитрий Иванович (1834-1907)
«Первое и главное в жизни – труд для других. Труд не суета, не работа, не ломка сил, а, напротив, спокойное, любовное, размеренное делание того, что надо для других и для себя в данных условиях» «Труд есть радость, полнота жизни…»
Д.И.Менделеев.
Мария Дмитриевна Менделеева (урождённая Корнильева), мать Д. И. Менделеева
была женщина умная и энергичная.
После смерти отца воспитание детей и все заботы
о многочисленной семье
легли на плечи матери.
Она скончалась спустя
4 месяца после поступления Димы в институт.
Отец –Иван Павлович
Менделеев, директор
Тобольской гимназии.
В год рождения Дмитрия, в возрасте 51
года отец ослеп и вынужден был перейти
на скудную пенсию.
Дом в котором родился Дима Менделеев. Он был последним, 17 ребёнком в семье. Это здание Тобольской гимназии, в нём Менделеевы занимали несколько комнат. Сейчас здесь больница.
Д. И. Менделеев с женой Феозвой Никитичной
(урожд. Лещевой). 1862г.
Д.И. Менделеев с детьми Владимиром и Ольгой в Боблове. 1876. Фотография выполнена ученым с помощью автоспуска
Д.И. Менделеев.
1969год.
«Глаза у Дмитрия Ивановича были небольшие, глубоко сидящие, василькового цвета, смотревшие прямо и настолько проницательно, что забыть их раз увидевшему было нельзя.
Тип лица его был чисто
русский…»
Дочь Ольга.
Анна Ивановна Попова (вторая жена ученого)
Дочь Менделеева Любовь вышла
за известного поэта
В письме невесте есть такие
строки о её отце: «Он давно всё
знает, что бывает на свете. Во всё
проник. Не укрывается от него ничего, его знание самое полное. Оно происходит от гениальности, у простых людей такого не бывает.»
По существу четыре предмета составили мне имя:
периодический закон,
исследование газов,
понимание растворов как ассоциатов и
«Основы химии» (переиздавалось 8 раз)
Рукопись первого
варианта периодической системы.
17 февраля 1869 года
Интерактивная Периодическая система
С художником А.И.Куинджи
Запуск воздушного шара 7 августа 1887года.
Научное наследие Д.И.Менделеева
431 печатная работа, из них:
40 по химии;
106 по физической химии;
99 по физике;
22 по геофизике;
109 по вопросам техники, промышленности и сельского хозяйства;
36 по экономике;
19 по разным вопросам(метрологии, географии).
Полное академическое издание его сочинений выпущено в 26 томах.
Друзья Д.И.Менделеева
Поездка в Баку (1880г.)
«Как человек он был скромен и прост, образец мужа
истинно великого».
«Под суровой на вид внешностью у Дмитрия Ивановича скрывалась редкая
доброта к людям. Сколько
людей приходило к нему
с разнообразными просьбами и он всегда старался
удовлетворить, пошутить.»
«Удовольствие – пролетит, оно себе,
труд оставит след долгой радости — он другим. Ученье — себе, плод ученья
другим. Другого смысла нет в ученье, иначе его бы не надо было.»
Д.И.Менделеев.
«Главный секрет жизни вот какой: один человек – нуль, вместе – только люди»
(Д.И.Менделеев)
«Приобретайте главное богатство – себя побеждать»
(Д.И.Менделеев