Отзыв о рассказе пара гнедых тендрякова

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Шейнин.

Лев Рома́нович Ше́йнин (12 [25] марта 1906, Брусановка^[1] — 11 мая 1967, Москва) — советский юрист, прокурор, писатель и киносценарист.

Биография[править | править код]

Родился в деревне Брусановка (ныне Велижский район, Смоленская область) в еврейской семье, которая в 1908 году переехала в Торопец. В 1919 году вступил в комсомол, был членом Торопецкого укома РКСМ, начал работать в газете «Светоч».

В 1921 году приехал в Москву, учился в ВЛХИ имени В. Я. Брюсова, хотел стать писателем.

В 1923 году был направлен на работу в Прокуратуру СССР. По некоторым данным, стал там сотрудником лаборатории психолога А. Р. Лурии, который придумал прибор, напоминавший примитивный детектор лжи^[2]. Параллельно учился в Московском университете, который окончил в 1924 году (по мнению исследователя, информация требует уточнения из-за краткости периода обучения, возможно, речь идет о курсах^[1]; и действительно, в документах МВД 1951 года указано, что образование у Шейнина незаконченное высшее^[3]).

В 1927 году был переведен в Ленинград, где работал старшим следователем в областном суде. В 1929 году^[4] вступил в ВКП(б). Расследовал Столкновение поезда и трамвая в Ленинграде 1 декабря 1930 года.

С 1931 года — в Москве, следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР. Опубликовал учебник по криминалистике.

В мае — сентябре 1933 года расследовал дело о массовой гибели заключенных на перегоне Котлас — Яренск. В том же году посетил Первый вседонецкий съезд советских писателей и литкружковцев.

В декабре 1934 года в Ленинграде участвовал в расследовании дела об убийстве С. М. Кирова. Вёл последний допрос обвиняемого Л. В. Николаева. 21 декабря 1934 года совместно с А. Я. Вышинским составил обвинительное заключение. Был помощником или заместителем Вышинского, по отзывам современников, сохранял ему лояльность и в хрущевское время^[5]. Камил Икрамов сообщает в своих воспоминаниях: «Мне рассказывали, что Лев Шейнин, когда проезжал мимо дома, где жил Вышинский, плакал настоящими слезами. Лев Романович очень любил Андрея Януарьевича»^[6]. Вышинский написал предисловие к первой книге Шейнина — сборнику рассказов (1938).

С 1935 года — начальник следственного отдела Прокуратуры СССР, государственный советник юстиции 2-го класса, член Особого совещания. В 1934—1935 годах участвовал в следствии по делу «Московского центра» Л. Б. Каменева и Г. Е. Зиновьева^[7]. В 1936 году вёл дело полярников Семенчука и Старцева (в 1989 году реабилитированы)^[8].

В 1937 году возглавлял специальную группу работников прокуратуры, занимавшуюся следственными делами Бухарина, Рыкова и Ягоды^[9].

Историк юстиции А. Г. Звягинцев, собравший наибольшее количество информации о его биографии, пишет: «Мне кажется, чувство тревоги за собственно политические дела, особенно в 1930-е годы, не покидало Шейнина. Люди, знавшие Льва Романовича, считали, что Шейнин не был напрямую причастен к фальсификации доказательств, истязаниям и пыткам»^[10].

Первый арест[править | править код]

В 1936 году был арестован и находился в заключении в лагере на Колыме, после пересмотра дела освобождён, обвинения были сняты.

В одной из посвященных Льву Шейнину статей приводятся воспоминания солагерника Шейнина, некоего Реева: «Осенью 1936 года я оказался с некоторыми друзьями в районе Берелеха куда мы пробивали трассу, на Еврашкале…. Появился среди нас писатель Шейнин или Ляля Шейнин, как мы его звали. Он быстро исчез, увезенный на переследствие в Москву, а потом освобожденный. Говорили, что у него огромный блат»^[1].

1930—1950-е[править | править код]

Возвратился на работу. «Поразительную форму приняло исправление преступников в начале 1937 г. благодаря инициативе Льва Шейнина»^[11], пишет историк Ш. Фицпатрик. Речь идет об опубликованной Шейнином в «Известиях» заметке «Явка с повинной», приглашающих преступников сдаться властям и вступить на дальнейший путь исправления с помощью того образования и работы, которые им предоставят. В рассказах «Разговор начистоту» и «Крепкое рукопожатие» (позже вошедших в сборник «Записки следователя») прокурор сообщает о том, что статья имела большие последствия, и многие уголовники сдались, не были наказаны и вступили на путь исправления. По словам историка, дальнейшая судьба перевоспитавшихся воров неизвестна, хотя сообщение, что по крайней мере Костя Граф несколько лет преуспевал^[11][12]. «Несомненно, реальность, скрывавшаяся за подобными историями об исправлении, как и за их завершением, была сложнее того, что попадало в печать (…) Правду или нет говорил Шейнин о множестве добровольных явок с повинной [неизвестно], но, по крайней мере, об одном таком случае сообщалось в разделе хроники „Известий“ годом раньше»^[11], считает Фитцпатрик, называя Шейнина «загадочной фигурой». Варлам Шаламов указывал, что полностью ложная государственная политика «перековки» и перевоспитания блатных (блатарей) была популяризована в том числе и литературой, и потому «один перевоспитался, а десять тысяч блатных вышли из тюрем раньше времени и совершили двадцать тысяч убийств и сорок тысяч ограблений». Вот цена, которую заплатили за «Аристократов» и «Дневник следователя» Шейнина^[13].

С 1939 года снова возглавлял следственный отдел Прокуратуры СССР^[4]. Занимался организацией защиты разведчиков Мордвинова и Корнилова после их провала в Анкаре^[14], способствовал их обмену в СССР. В 1943 году занимался^[15] делом кремлевских детей (см. Шахурин, Владимир Алексеевич).

В 1945 году в семье Шейнина родился сын Роман, окончивший впоследствии МЭИ и ставший доктором экономических наук^[16]. По некоторым указаниям, жена следователя Тамара была родственницей фарцовщика Рокотова, арестованного в 1947 году.

В 1945—1946 годах участвовал в работе Нюрнбергского трибунала, был помощником главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко, вместе с И.Д Гофманом. Актер Борис Ефимов, присутствовавший тогда в Германии, в своих воспоминаниях «Десять десятилетий» описывает Шейнина и его работу в Нюрнберге.

Был членом Союза писателей, в эти годы имел заметные дополнительные заработки от литературной деятельности, вращался в богемных кругах. Получал большие гонорары, их хватило на машину «Победа», на двухэтажную дачу в Серебряном Бору, на богатый гардероб^[17]. «Образ жизни вёл довольно свободный, хотя был женат»^[17], пишет Звягинцев.

После убийства Соломона Михоэлса 12 января 1948 года, как пишет Звягинцев, был командирован в Минск в качестве следователя по особо важным делам^[18]. Однако утверждение, что Шейнин расследовал эту смерть, является неподтвержденным официальными документами, окруженным домыслами и слухами. Так, другой исследователь пишет, что после второго ареста Шейнина следователями «проверялись и слухи о том, что Шейнин на свой страх и риск предпринял тогда расследование минской трагедии: вылетел вместе с бригадой следователей в Белоруссию, собирал там свидетельские показания, побывал на месте обнаружения тела Михоэлса»^[19]. Сам Шейнин в дальнейшем решительно отрицал всякую причастность к разбирательству «дела» Михоэлса, называл утверждения об этом слухами, в качестве «алиби» используя факт, что в январе 1948 года был командирован в Казахстан^{[L 1]} и потому никак не мог быть в это время в Минске^[19], тем более «по собственной инициативе». Слухи, однако, курсировали широко: дочь режиссёра Наталья считала, что Шейнин ездил расследовать смерть^[20]. Зускин показывал, что Шейнин отрицал поездку «с подмигиванием»^{[L 2]}, его сосед Александр Галич также упоминает подобный двусмысленный разговор^{[L 3]}. А. Борщаговский на основе недомолвок в беседе с Шейниным в 1960-е считал, что поездка была, но тот повёл расследование не так, как было угодно властям, и был отстранен^[21].

Когда в январе 1949 года сгорела дача Ворошилова, Шейнин со своей командой занимался расследованием, была установлена халатность органов госбезопасности, охранявших объект, виновные были отданы под суд^[18]. По воспоминаниям Е. Мелетинского, ходатайствовал за него, что позже тоже подшили к еврейскому делу самого Шейнина^[22].

В 1949 году освобождён от должности с формулировкой «в связи с переходом на другую работу»^[19], ему была обещана должность директора Института криминалистики, однако он её не получил^[10].

В 1950 году удостоен Сталинской премии первой степени за сценарий фильма «Встреча на Эльбе», однако в том же году руководство ССП обвинило Шейнина в протаскивании в своих произведениях космополитических и националистических «идеек»^[19].

Второй арест[править | править код]

19 октября 1951 года^[3] снова арестован — по делу В. С. Абакумова (дело врачей), обвинялся также в организации антисоветской группы еврейских националистов (Дело Еврейского антифашистского комитета), содержался в тюрьме на Лубянке. Арестовывал его Михаил Рюмин. По словам Звягинцева, он читал допрос Шейнина, где тот утверждал, что одной из причин его ареста стал конфликт в Нюрнберге с руководителем бригады Главного управления СМЕРШ — полковником Михаилом Лихачевым^[10]. В воспоминаниях И. А. Чернова рассказывается, как он сидел с Шейниным в одной камере во Внутренней тюрьме^[23].

В постановлении на арест было указано: «Как установлено показаниями разоблаченных особо опасных государственных преступников, Шейнин находился с ними во вражеской связи и как их сообщник совершил преступления, направленны против партии и Советского правительства»^[3]. Основанием к аресту Шейнина послужили показания обвиняемых И. С. Фефера, Б. А. Шимелиовича, П. Д. Маркиша, В. Л. Зускина, С. Д. Персова о его якобы националистической деятельности и преступной связи с еврейскими националистами и показания арестованного Л. Л. Швармана. Перечисленные выше показали, что Шейнин поддерживал близкую связь с Михоэлсом, со слов которого он был известен им как еврейский националист^[3]. ««Шимелиович, назвав Шейнина активным еврейским националистом, показал, что Шейнин высказывал недовольство условиями жизни в СССР, вынашивал изменнические настроения, протаскивал в своих литературных произведениях националистические взгляды, поддерживал близкую связь с Михоэлсом и был осведомлен о вражеской работе, проводившейся под прикрытием Еврейского антифашистского комитета. (…) В процессе следствия от арестованного Маклярского И. Б. (…) были получены показания о том, что со слов Шейнина ему известно о преступной связи Шейнина с представителем еврейского телеграфного агентства, которую он якобы установил, будучи в командировках в Анкаре и Нюрнберге», гласят документы^[3].

По воспоминаниям художника Б. Е. Ефимова, на вопрос, за что он был арестован, Шейнин бросил ему одно слово — «Михоэлс». Далее приводятся слова Ефимова: «Смысл этого, более чем краткого ответа, стал мне ясен только несколько лет спустя, когда после смерти Сталина люди стали более откровенны и, Шейнин поведал мне, что с ним произошло. Я узнал, что он был командирован в Минск в качестве „следователя по особо важным делам“ в связи с загадочной гибелью выдающегося артиста Михоэлса. (…) „Наверху“ сочли необходимым немедленно „убрать“ слишком дотошного следователя»^[1].

Объяснением повода для ареста может служить отрывок из допроса П. Д. Маркиша, проведенного 28 марта 1949 года (то есть задолго до ареста Шейнина) гласит: «Шейнин в еврейских кругах слывет как непревзойденный прокурорский работник. (..) Михоэлс также говорил мне, что у Шейнина настоящая еврейская душа. Поэтому после похорон Михоэлса националисты возлагали большие надежды на Шейнина и распространяли слухи, что Шейнин сам проявил инициативу и с бригадой следователей на самолёте якобы залетел в Минск, где, как выражались некоторые, он сумеет размотать клубок загадочной смерти Михоэлса. Выезжал ли Шейнин в Белоруссию, мне не известно, но разговор об этом свидетельствует о том, что он сам был участником распространения таких слухов»^[24]. Сам Шейнин на допросе 28 октября 1951 года отрицал поездку^{[L 1]}.

Звягинцев, имевший доступ к следственному делу, пишет: «Дело Шейнина тянулось два года, хотя другие, куда более сложные и запутанные, заканчивались гораздо быстрее. Видимо, потому, что он понимал, чего от него хотят, высчитывал, что можно сказать, а чего нельзя, по течению допросов догадывался, как меняется политика на самом верху. Делом занимались в разное время семь старших следователей Следственной части по особо важным делам МГБ СССР, и к концу оно насчитывало семь огромных томов. Шейнина допрашивали не менее 250 раз. Более года держали в одиночке, шантажировали, оскорбляли, грозили побоями»^[10]. Осторожный и хитрый, Шейнин панически боялся допросов с пристрастием, признавался, что он их не выдержит. Согласно мнению Звягинцева на основе изученных документов, в первый год расследования следователи усиленно «раскручивали» его по делу Еврейского антифашистского комитета, причем Шейнин давал показания охотно и подробно, всячески демонстрируя сотрудничество со следствием и оговаривая всех, кого ему называли. Когда еврейский вопрос начал терять актуальность, ему стали инкриминировать шпионаж, связи с заграницей, однако Шейнин начисто отрицал свою вину в шпионаже или измене Родине^[10].

5 марта 1953 года скончался Сталин, в июле был арестован Лихачев. В этот момент Шейнин резко изменил показания, стал писать «наверх»:

«Чтобы сохранить жизнь и дожить до объективного рассмотрения дела, я подписывал эти бредовые формулировки, сомнительность которых очевидна… Я не перенес бы избиений»^[10].

Полковник Чернов вспоминал о сокамернике: «От него я и узнал, что Берию посадили. Шейнину, понятно, этого не сказали, но Лева башковитый — по характеру записей в протоколе допроса сам обо всем догадался и тут же написал письмо Хрущеву, они друг с дружкой давно знакомы. Главное, был случай, когда Лева ему добро сделал: входил в комиссию, которая по заданию Политбюро что-то проверяла на Украине, и составил справку в пользу Хрущева. И Руденко ходил у него в дружках, тоже, видно, замолвил словечко — в общем, Леву вскоре выпустили»^[23].

Постановление о прекращении дела Шейнина датируется 21 ноября 1953 года, в нём указано: проверкой установлено, что Шейнин был оговорен, Маклярский от своих показаний отказался, сославшись на примененное физическое воздействие; сам Шейнин от своих признаний также отказался^[3].

Якобы к его освобождению привело совпадение: в ноябре 1953 года Каганович распорядился освободить арестованного по делу ЕАК его тезку Льва Александровича Шейнина, которого он знал по дореволюционному подполью, однако вместо него МВД по ошибке освободило Льва Романовича^[25]. Эту историю приводит Ф. И. Чуев в книге «Так говорил Каганович»: «В 1953 году я узнал, что Лев Шейнин жив, попросил чекистов его найти, так они нашли сначала его однофамильца писателя Льва Шейнина, который тоже сидел, и его освободили. А потом уже этого освободили». (Это подтверждается письмом Л. А. Шейнина Кагановичу, найденным Шейлой Фицпатрик в архиве Совета Министров СССР^[26]). Его личный знакомый Василий Ливанов в своих воспоминаниях приводит историю спасения от расстрела, построенную по тому же принципу: «когда Сталину доложили, что Шейнин арестован, и приговор ему вынесен, „лучший друг чекистов“ процедил через всемирно известные усы: „По-моему, мы арестовали не того Шейнина“. Поскольку никто из исполнителей сталинской воли не мог догадаться, как нужно понимать эти слова „гениального вождя“, Шейнина решили на всякий случай не расстреливать и упрятали в ГУЛАГ»»^[27]. Эти версии имеют характер слухов.

Дальнейшая жизнь[править | править код]

После 1953 года Шейнин занимался писательской деятельностью. В течение нескольких лет был членом редколлегии и заместителем главного редактора журнала «Октябрь»^[28]. Член правления Союза писателей СССР^[4]. В 1960-е годы занимал посты члена худсовета Министерства культуры СССР^[4], главного редактора киностудии «Мосфильм»^[29] (до 1964 года^[30]), руководителя кинокомиссии^[4] Совета по драматургии СП СССР.

Василий Ливанов, беседовавший с ним о Пастернаке, пишет: «вышел уже действительно „не тот Шейнин“. Единственным его желанием было найти хоть какое ни есть оправдание своей прежней деятельности. Такое оправдание он видел в беспрестанной выдаче разнообразной информации, считавшейся во время его службы секретной. Говорил он без умолку и готов был отвечать на любые вопросы»^[27]. Но когда Ливанов предложил ему написать мемуары, только ответил: «Васечка! Вы что, с ума сошли?!»^[10].

Уже во времена Хрущева (и по его одобрению), как сообщает А. Алексин, постарался воскресить свою давнюю идею о реабилитации уголовников: «очень уважаемая газета по его инициативе развернула на своих страницах обсуждение: брать или не брать предприятиям и учреждениям „на поруки“ уголовных преступников, ручаясь за их перевоспитание и одновременно освобождая их, таким образом, от возмездия»^[5]. Речь, возможно, идет об очерках «Ставка на доверие» и «Сила и вера», напечатанных в «Известиях» в 1959 году^[31]. Затея кончилась провалом и постановлением «Об усилении борьбы с преступностью»^[5].

Все знакомые с ним отмечали обаяние Шейнина и его любовь к жизни. «Лев Романович был поистине уникальной личностью. В нём вполне мирно уживалось два разных человека. Чекист, представитель соответствующей системы, со всеми, вытекающими отсюда последствиями, и «веселый, общительный, балагур, „душа общества“, подкупающий редким даром рассказчика, мастер добродушных, смешных розыгрышей», пишут о нём со слов родственницы^[2]. По отзыву Юлиана Семенова: «Маленький, кругленький, (…) Шейнин был человеком улыбчивым, постоянно тянувшимся к людям. В разговорах, однако, был сдержан»^[32] Когда он читал лекции в юридическом институте, аудитории были переполнены^[5].

Серьёзный коллекционер-библиофил^[33]. В 1958 году ездил в ГДР^[34]. По словам Алексина, страдал диабетом^[5], Бориса Ефимова — канцерофобией.

Скончался 11 мая 1967 года от сердечного приступа^[1].

Как гласит некролог в «Известиях», уже будучи тяжело больным, Шейнин совершил несколько поездок по стране в качестве специального корреспондента «Известий»^[4].

Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 6).

Творчество[править | править код]

Впервые начал работать в газете ещё в 1919 году, начал работать в торопецкой газете «Светоч». Как рассказывает сам Шейнин в предисловии к сборнику «Записки следователя», первоначально он хотел быть именно литератором, поступил для этого в ВЛХИ имени В. Я. Брюсова, и только комсомольское распределение бросило его в юриспруденцию.

Известен в первую очередь как автор сборника рассказов о буднях советского уголовного розыска «Записки следователя». Свой первый рассказ «Карьера Кирилла Лавриненко» напечатал в 1928 году в журнале «Суд идёт!». Его рассказы печатались в газетах «Правда», «Известия» и в ряде журналов. Полностью первая книга «Записок следователя» вышла в свет в 1938 году в издательстве «Советский писатель». Предисловие к ней написал Вышинский. В дальнейшем Шейнин будет её дополнять и переиздавать. В основу рассказов обычно ложились реальные дела Шейнина и его коллег, где он менял детали и имена: так, в рассказе «Исчезновение» действует инженер Глотник, а реального героя этого дела звали Злотник^[35] (а Люся Б. — это Елена Боннер, фотокопию рассказа позже использовали для ее травли^[36]). В основу рассказа «Карьера Кирилла Лавриненко» легло дело корабля «Память Азова»^[37]. И. Мацкевич в книге «Мифы преступного мира» пишет, что Шейнин внес большой вклад в становление мифа о Леньке Пантелееве в одноимённом рассказе^[38]. По свидетельству Шаламова, дом свиданий в Москве, описанный в рассказе «Генеральша Апостолова» — также подлинная история^[39]. Не изменены обстоятельства в рассказе «Дело Семенчука». Рассказ «Злой гений „Народной воли“» посвящен Окладскому.

Прототипом главного героя романа «Военная тайна» был Иван Гвай, также использован сюжет провала в Анкаре.

С 1936 года выступал как драматург. В 1939 году по мотивам пьесы братьев Тур и Льва Шейнина «Очная ставка» на киностудии «Мосфильм» был снят шпионский фильм «Ошибка инженера Кочина». Впоследствии совместно с братьями Тур написал ещё несколько пьес и киносценариев. В Москве после войны по этому поводу ходило присловье: «На берегах литературы пасутся мирно братья Туры и, с ними заводя амуры, Лев Шейнин из прокуратуры»^[40].

Другим его соавтором был Маклярский, несмотря на то, что тот давал против него показания во время второго ареста: «Молва гласит, что они оба одновременно вышли из тюрьмы, сели в поданную автомашину и, невзирая на недавние распри, по дороге домой договорились вместе писать литературный сценарий художественного кинофильма. Не берусь судить, что здесь правда, а что домысел, но скажу, что в 1957 году на экраны вышел кинофильм „Ночной патруль“, снятый по сценарию двух авторов — М. Б. Маклярского и Л. Р. Шейнина»^[41].

До войны совместно с Эйзенштейном будто бы предложил сценарий о суде и оправдании еврея Менделя Бейлиса, обвиненного в 1913 г. в Киеве в ритуальном убийстве христианского мальчика, но режиссёру сказали снимать про Ивана Грозного^[42]. Звягинцев пишет, что Шейнин принимал активное участие в подготовке создания сериала «Следствие ведут знатоки»^[18].

Некролог «Известий»^[4] так характеризует его литературную работу: «Один из представителей советского обвинения на Нюрнбергском процессе, Шейнин после Отечественной войны отдает много энергии публицистике, гневно разоблачающей поджигателей войны. Его страстные антивоенные памфлеты и статьи до последнего времени печатались на страницах „Известий“, „Литературной газеты“, „Огонька“».

Согласно «Известиям», до последних дней не оставлял работы над пьесой «Дети России», приуроченной к 50-летию Октябрьской революции^[4]. Ю. Семенов за год до смерти Шейнина писал, что тот работает над большой эпопеей «Дело Бейлиса»^[43].

Отзывы о творчестве[править | править код]

Исследование «Детектив: от рассвета до расцвета. Родословная в лицах» причисляет его к родоначальникам советского милицейского детектива^[44].

«Литература служила Льву Шейнину во время работы в следственных органах своего рода „отдохновением“ от трудных и далеко не праведных дел. Она же помогла ему остаться на плаву, когда пришлось оставить юриспруденцию и заняться добыванием хлеба насущного»^[1].

«Все его произведения построены схематично, обладают известным сюжетным напряжением и никогда не отклоняются от выполнения воспитательных задач, поставленных партией и службой госбезопасности (ЧК, НКВД, МВД)», пишет критик^[45]. «Сегодня, конечно, трудно поверить в раскаявшихся „воров в законе“, абсолютно всех без исключения, которых он описывал. Как и трудно представить себе безупречно честных работников НКВД и МВД. Однако есть в этих рассказах некое обаяние, которое делает их популярными до сегодняшнего дня. Может быть, дело в том, что они лишены назидательности, а вот характеры преступников, сюжетные линии выстроены вполне занимательно и весело описаны», считает историк юстиции^[10].

Советолог Ш. Фитцпатрик в своем исследовании о советском быте отмечает его творчество: «Будучи сами политическим театром, показательные процессы породили множество подражаний на сцене настоящего театра, и профессионального, и самодеятельного. Лев Шейнин (…) был соавтором одной из самых популярных пьес на тему Большого Террора под названием „Очная ставка“, которую в 1937 г. ставили театры по всему Советскому Союзу. Поскольку Шейнину приписывалась также честь соавторства в сценариях крупных московских показательных процессов, это переключение на „настоящую“ драматургию с использованием тех же сюжетов о шпионах, их разоблачении и допросах весьма любопытно. Некоторые критики нашли пьесу неудачной — чересчур публицистичной, но другие были более снисходительны. На Джона Скотта, смотревшего её постановку в Магнитогорске, произвели большое впечатление напряженность действия и мощь содержавшегося в ней призыва к неусыпной подозрительности и бдительности, по его словам, зрительный зал в конце разразился бурными аплодисментами»^[11].

Библиография[править | править код]

Наиболее известным произведением писателя является сборник рассказов «Записки следователя» (первое издание — М., «Советский писатель», 1938), повествующих о различных эпизодах из его карьеры следователя

Книга неоднократно переиздавалась, состав рассказов менялся.

Прочие рассказы, очерки, статьи:

• Цикл рассказов: «Тени прошлого» (см. список рассказов в таблице выше)
• Немецкие консервы (1942), в переработанном виде лег в основу повести «Старый знакомый» («Ответный визит»)
• Очерк «Берегись шпионов!»
• Похищение Михаила Петровича (1944)
• Статья «О правовом воспитании»
• Омут (1958)^{[L 9]}
• Ангелы и черти (1958)^{[L 9]}
• Народ и суд (1958)^{[L 9]}
• Сорок лет (1958)^{[L 9]}
• Цикл очерков «Поджигатели» (в сборнике «В середине века», 1958): Клеймо дьявола, Династия убийц, Детоторговцы, Индюк президента, Гауляйтер в юбке, Литература с окурками, Карьера палача, Внимание. Говорят документы!, На чужбине, Плантатор Истлэнд, Воинственный мыловар
• Очерки в сборнике «Проклятое клеймо» (1960): кроме упомянутых выше — Суд идёт, Проклятое клеймо, «Картинная галерея», Литература с окурками, На чужбине, Чёрная эстафета
• Статья «Задумайтесь над этим, товарищи!» (1960)
• Статья «Гордость планеты» (1961)
• Герр Иван (1966)

Пьесы:

• «В середине века» («Совесть мира»)
• «Вдали от Родины»
• Комедия «Внук короля»
• «Волки в городе»
• «Генеральный консул» — совместно с братьями Тур
• «Губернатор провинции» — совместно с братьями Тур
• Комедия «Заморские гости»
• «Запутанный узел»
• «Дым отечества» — совместно с братьями Тур
• «Игра без правил», экранизирована («Игра без правил»)
• «Кому подчиняется время. (Ночное радио)» — совместно с братьями Тур
• «Очная ставка» (1939) — совместно с братьями Тур. Экранизирована как «Ошибка инженера Кочина»
• «Поединок. (Капитан Бахметьев)» — совместно с братьями Тур
• Комедия «Роковое наследство»
• «Тяжкое обвинение» (1960)
• Сатирическая комедия «Чрезвычайный закон» — совместно с братьями Тур

Романы и повести:

• 1942—1965: Роман-трилогия «Военная тайна», шпионский детектив. В 1944 году по первой части романа был снят фильм «Поединок».
• 1944: Повесть «Лицом к лицу»
• 1945: Повесть «Старый знакомый» («Ответный визит»), шпионский детектив. В основу повести лег переработанный рассказ «Немецкие консервы» (1942)
• 1945: Повесть «Конец „графа Монтекриста“»
• Повесть «Помилование»

Прочее:

• 1931: Учебник по криминалистике^[10]
• 1949: «Настольная книга следователя» (один из соавторов^[10])
• 1958: Михаил Маклярский, Лев Шейнин, киноповесть «Ночной патруль». Новеллизация фильма «Ночной патруль».
• 1964: Сценарий «Ошибка генерала Гудериана» // «Литературная Россия» от 8 мая 1964 года (сюжет был использован в фильме «Жаворонок», 1964)

Фильмография[править | править код]

• 1939 — «Ошибка инженера Кочина», по мотивам пьесы «Очная ставка» (совместно с братьями Тур)
• 1944 — «Поединок» — сценарист. Экранизация первой части романа «Военная тайна».
• 1949 — «Встреча на Эльбе» — сценарист (совместно с братьями Тур)
• 1957 — «Ночной патруль» — сценарист (совместно с М. Б. Маклярским)
• 1962 — «Цепная реакция» — сценарист
• 1965 — «Игра без правил» — сценарист (совместно с братьями Тур)
• 2015 — «Трагедия в бухте Роджерс» — по мотивам рассказа «Дело Семенчука»

Образ в искусстве[править | править код]

Шейнин выведен в романе Ю. О. Домбровского «Факультет ненужных вещей» под именем Романа Львовича Штерна^[46] (автор книги также учился на «брюсовских курсах», хотя Шейнин окончил их десятью годами ранее).

Братья Вайнеры в книге «Петля и камень в зелёной траве», говоря об убийстве Михоэлса, выводят Шейнина под настоящим именем: «Дело было знаменитое. А кокнули Михоэлса крутовановские ребята, да грязно сделали, наследили, насрали повсюду, за ними ещё год подбирать пришлось… Туда же выезжал с официальным расследованием Шейнин. Ну, конечно, этот еврей-грамотей, стрикулист паршивый, сразу же почти все разнюхал (…) Шейнина послали тогда в Минск марафет навести, а он всю срань раскопал…».

В телесериале «Чёрная кошка» 2016 года одним из главных героев является следователь по особо важным делам Московского уголовного розыска майор Лев Шеин (Константина Лавроненко) Персонаж является тёзкой Шейнина и имеет схожую с ним судьбу (служил в качестве следователя в органах правопорядка, подвергался сталинским репрессиям, но выжил и вернулся на работу в органы). Тем не менее к разоблачению и задержанию банды Ивана Митина, о которой рассказывается в сериале, Шейнин не имел никакого отношения.

Награды и премии[править | править код]

• Сталинская премия первой степени (1949) — за сценарий фильма «Встреча на Эльбе» (1949)
• Орден Ленина^[4]
• Орден Трудового Красного Знамени^[4]
• Орден Отечественной войны I степени^[4]
• 6 медалей^[4]

Комментарии[править | править код]

Примечания[править | править код]

Библиография[править | править код]

Отзывы современников:

• Семенов Ю. С. С пожеланиями всяческого добра (1965). Статья к 60-летнему юбилею писателя
• Хруцкий Э. Об авторах: Ал. Толстом, В. Катаеве, Л. Соболеве, Л. Овалове, П. Нилине, Л. Шейнине // «Подвиг 1974’03», 1974
• Миронова М. В., Менакер А. С. В своем репертуаре. Глава «Лев Шейнин. „Волки в городе“».
• Анатолий Алексин. Перелистывая годы.— ISBN 978-5-4467-2630-1. Глава «Лёвчик Шейнин и другие».
• Полторак, Давид. Воспоминания о моей жизни. М., 2014. Глава «Лев Шейнин».
• А. М. Борщаговский. Записки баловня судьбы

Исследования:

• Джонатан Брент, Владимир Наумов. Последнее дело Сталина. М. : Проспект, 2004. С. 104 и др.
• Государственный антисемитизм в СССР: от начала до кульминации, 1938—1953 / сост. Г. В. Костырченко; под ред. А. Н. Яковлева. — М. : Материк, 2005.
• Звягинцев (текст главы в некоторых книгах — один и тот же, разной степени переработки):
  • Звягинцев А. Г., Орлов Ю. Г. Приговоренные временем. Российские и советские прокуроры. XX век, 1937—1953. М., 2001. С. 522—525
  • Звягинцев А. Г. Заложники вождей. Российские и советские прокуроры. XX век. 1954—1992 / А. Г. Звягинцев, Ю. Г. Орлов. — Москва : РОССПЭН, 2006
  • Звягинцев А. Г. Роковая Фемида: драматические судьбы знаменитых российских юристов. М., 2012
  • Звягинцев А. Г. Руденко. Генеральный прокурор СССР. М., 2012
  • Звягинцев А. Г. Грозный баловень судьбы, или По законам своего времени // В сб. Последний идол
• СССР и Нюрнбергский процесс. Неизвестные и малоизвестные страницы истории. М., 2012
• Васькин А. А. От Тверской до улицы Горького и обратно по старой Москве. М,, 2006. Сс. 303—304.
• Ищенко П. П. Лев Шейнин — человек с необычной биографией и судьбой // Вестник Университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА) № 8 (60). — 2019. C. 157

Ссылки[править | править код]

• На сайте «Память народа»
• На сайте fantlab