Отношение автора к князю игорю в слове о полку игореве сочинение

Этот памятник вечно свеж. каждая эпоха находит в нем новое и свое. это предназначение подлинных произведений искусства. они говорят новое

Этот памятник вечно свеж. Каждая эпоха находит в нем новое и свое. Это предназначение подлинных произведений искусства. Они говорят новое новому, и они всегда актуальны. Д. С. Лихачев «Слово о полку Игореве» — великий памятник культуры Древней Руси. Этой поэме, написанной неизвестным автором, уже более 800 лет, а она до сих пор читается, обсуждается, переводится вновь и вновь многими людьми. Секрет «Слова о полку Игореве» заключается в его актуальности во все времена. Основная идея «Слова о полку Игореве» — объединение всех русских князей в борьбе против общего врага. Но разрозненность князей не является признаком того времени, эпохи. И в Средние века, и в прошлом веке, и в наше время людям не хватало и не хватает сплоченности, они не могут достичь своей цели в одиночку. Ни один великий император, князь, ученый не стал бы великим, если бы он один отстаивал свои идеи, если бы не имел сторонников и друзей. Со смертью человека умерли бы и его идеалы. В «Слове о полку Игореве» автор, современник князя Игоря, от имени киевского князя Святослава обращается к русским князьям с призывом объединиться, «загородить острыми стрелами ворота на Русь с широкой степи», послать свои войска в поход за обиду своего времени, за Русь», за живые Игоревы раны». К главному герою «Слова о полку Игореве», князю Игорю, автор относится двояко. Он восхищается отвагой и мужеством князя. Игорь хочет освободить Русь от кочевников-половцев, но он также преследует свои личные интересы — хочет прославиться. Поэтому князь Игорь, не принявший участия в общем походе князей против половцев, вместе с братом Всеволодом отправляется в поход. Игорь не обращает внимания даже на предупреждения природы: ни на затмение солнца, ни на кровавый зловещий рассвет перед второй битвой. Именно образы природы помогают автору выразить свою тревогу за Игорево войско. Князь Игорь ослеплен своим стремлением к победе: «Всю сорвем, что в будущем есть, славу, да и ту, что добыли уже деды», — говорит Святослав, отец Игоря и Всеволода. В «Слове о полку Игореве» «золотое слово Святослава» соседствует с плачем Ярославны. Автор хочет показать их сходства и различия. И Святослав, и Ярославна обращаются за помощью. Святослав — к князьям: «Встань за землю Русскую, за живые Игоревы раны», а Ярославна — к силам природы. Святослав корит князей за разрозненность, за междоусобицы, за неповиновение Киевскому князю, за то, что они не помогли Игорю, а Ярославна упрекает ветер, Днепр и солнце за поражение Игоря. Ее слова не просто мольба, но и заклинание, поскольку на Руси с приходом христианства все же остаются языческие обычаи, в частности олицетворение природы. За слепоту князя Игоря, за его неразумный поступок, повлекший за собой смерть огромного числа русских воинов, автор осуждает его. Именно поход Игоря открыл ворота на Русь. Половцы, никогда до этого не бравшие в плен русского князя, воодушевились и решили, что Русь ослабла, что теперь они легко ее захватят. Спустя совсем немного времени после неудачного похода Игоря, его пленения, его побега монголо-татарские полчища вторглись на Русь, и 300 лет Русская земля томилась под властью монголо-татарского ига. Но автор все же прощает Игоря, как и весь русский народ прощает его. Великому русскому народу свойственно всепрощение, поэтому Игорь прощен и даже восхваляется народом в конце поэмы. «В селах радость, в городах веселье; все князей поют, встречают». Ведь князь Игорь сражался за Русь, за ее свободу, хотя и потерпел неудачу. В «Слове о полку Игореве» автор высказывает свои собственные мысли. Боян, известный певец тех времен, воспевает прошлое. Он восхваляет князей. В отличие от Бояна автор говорит о настоящем, высказывает свое отношение к князьям. Автор не только восхваляет, но и осуждает всех князей. На примере князя Игоря автор показал, к чему может привести такой индивидуализм. Он укоряет их в том, что они, сильные и смелые, ведут междоусобные войны, которые обескровливают Русь, в то время как половцы совершают свои набеги. Некоторые князья даже прибегали к помощи «поганых» в своих междоусобных войнах. И во время того, как на какое-либо пограничное княжество нападали кочевники, другие князья не спешили на помощь, и лишь после того как вражеские полки подступали к их земле, они начинали обороняться. Именно из-за этого во время татаро-монгольского нашествия кочевники захватили всю Русь, ведь князья не смогли вовремя объединиться. Их ничему не научил пример Игоря, не помогло и обращение к ним автора «Слова о полку Игореве». Возможно, что
даже сейчас многие из тех, кто прочитает это великое произведение, не поймут его смысла, не поймут того, что единства не хватало не только князьям, но не хватает его и всем нам сейчас.

Популярные произведения

Статистика Всего произведений — 2141 Всего сочинений — 23707 Последнее сочинение добавлено: 17:19 / 07.02.14 загрузка… var RNum = Math. floor(Math. random()10000); document. write(‘‘);

2004-2015 _uacct = «UA-974261-2″; urchinTracker(); var MarketGidDate = new Date(); document. write(»); $(function() { setTimeout( function() { $(function() { if ($(‘.banner_is_empty’).height() mainContentHeight) { $(‘.main-content’).css(‘min-height’, mainColCenter — mainHeadHeight — 72); } });

В тени ковидных страстей и политических скандалов в исследовательской кабинетной тиши вызрела настоящая сенсация: установлен вероятный создатель первого древнерусского литературного произведения — фактически первый русский писатель — предшественник Пушкина и Толстого. Сенсационная гипотеза изложена в книге «Слово о полку Игореве» и его автор», вышедшей этим летом в издательстве «Согласие». «Культура» беседует с автором книги Александром Ужанковым.

Напомним, что в прошлом году в «Культуре» уже выходило интервью с профессором Ужанковым «Место сечи изменить нельзя», в котором он рассказал о том, как удалось установить автора «Слова» — игумена Выдубицкого Киевского монастыря Моисея, а также точный календарный отрезок написания великого произведения — зима 1200 года. Но исследователь не остановился на этом, отыскав и обосновав светское — до пострижения в монахи — имя автора шедевра. Все двести с лишним лет изучения «Слова о полку Игореве» оно лежало на самом видном месте.

— Александр Николаевич, не заклевали вас другие исследователи за дерзновенность?

— Пока не получил ни одного аргументированного опровержения или возражения на эту гипотезу ни от своих коллег-филологов, ни от историков. Те, кто серьезно и давно занимается изучением древнерусской литературы и «Словом о полку Игореве», пребывают в некотором замешательстве: кто-то поздравляет, кто-то недоверчиво качает головой. Сразу скажу: изучение «Слова» требует осмысления огромного багажа накопленных ранее коллективных знаний, и мое исследование опирается на труды предшественников. Главными, конечно, надо назвать академика Бориса Александровича Рыбакова и профессора Наталью Сергеевну Демкову из Ленинградского университета. Каждое поколение понемногу продвигалось к раскрытию этой тайны. Одни целенаправленно искали автора, а другие не специально давали к этому «ходы».

— Как выглядят подобные «ходы»?

— Та же Демкова обратила внимание, что рассказ о гибели дружины князя Игоря из Киевской летописи (включенной позже в Ипатьевскую летопись) явно отвечает на упреки, содержащиеся в Переяславской летописи (включена в Лаврентьевскую летопись). Главным героем Переяславской летописи выступает Владимир Глебович Переяславский, обороняющий в одиночестве свое княжество от половцев после разгрома князя Игоря. Киевская летопись, напротив, защищает Игоря, отводит все упреки к нему, поскольку половцы и раньше нападали на южные русские земли. К этому добавлю, что и сам Владимир Переяславский за год до этого опустошил Новгород-Северскую землю Игоря Святославича и не раскаялся в этом. Поэтому набег половцев — это ему наказание Господне за нераскаянный грех. А вот князь Игорь в отличие от него раскаялся в своих проступках: и взятии на щит города Глебова у Переяславля, и в завоевательном походе к Дону великому не на защиту Русской земли, а ради славы земной. Уже в плену у половцев Игорь, осознав свою неправду, восклицает: «Се возда ми Господь по беззаконию моему, и по злобе моеи на мя… снидоша днесь греси мои на главу мою». Схожее отношение к князю Игорю проявляет и автор «Слова». В последующем развитии действия в «Слове» князь, как библейский блудный сын, возвращается к Богу.

— То есть, по вашему мнению, автор Киевской летописи и автор «Слова» — одно и то же лицо?

— Именно. Это игумен Моисей, который был и автором летописной статьи, и автором-составителем самой Киевской летописи (последнее убедительно доказано до меня). Любой филолог вам скажет, что создатель шедевра не может быть автором всего одного произведения. К нему он может идти всю свою творческую жизнь.

— Как строилась ваша цепочка умозаключений?

— Для начала я выстроил хронологическую последовательность появления трех произведений о злополучном походе Игоря Святославича. Первой была написана Переяславская повесть, вошедшая в Лаврентьевскую летопись, потом — Киевская (Ипатьевская), а последним — «Слово о полку Игореве». Это очень важно, поскольку игумен Моисей являлся автором летописной статьи именно в Киевской летописи. Поход Игоря состоялся в апреле-мае 1185 года, в нем, как оказалось, принимал участие и будущий игумен, который в монастыре появился, скорее всего, той же осенью, став послушником. А 17 сентября следующего года в день памяти пророка Моисея, при постриге получил монашеское имя — так было тогда принято. В 1187 году он уже работает над Киевской летописью и историческим описанием похода Игоря Святославовича — свидетельство тому находим в сопоставлении двух вышеупомянутых летописей. В своей повести он очень ярко описывает раскаяние Игоря — и в этом несчастном походе, и в недавнем набеге на Переяславскую землю, когда «много христиан погибоша».

Важно отметить, что и в летописи, и в «Слове» описание решающей битвы Игоря ведется от лица «участника». В летописной повести: «Се снедошася на ны грехи» (то есть, на нас). А в «Слове о полку Игореве» уже и прямо: «Что ми шумить, что ми звенить» — то есть «мне». Значит это только одно: один и тот же автор летописного сюжета и литературного произведения был в сече на Каяле с князем Игорем. Он дал обет постричься в монахи, если останется жив, и в своей летописи показывает, что и князья поступали потом так же. Бывший дружинник заканчивает свой жизненный путь с другим именем и в совершенно ином состоянии духа, что отражается и в его произведениях.

— Но как вы перекинули от этого мостик к идентификации личности игумена до его пострижения?

— А вот здесь мы подходим к главному. В древнерусских произведениях авторы крайне редко писали о себе, и абсолютное большинство произведений анонимны. Но тут есть интересный нюанс. Я уже ставил в предыдущих своих работах вопрос: почему древнерусских авторов не замечают в произведениях? И отвечал на него: да потому, что авторы о себе пишут в третьем лице. И это — традиция библейская. Тот же игумен Моисей в своем «Слове на освящение церкви Святого Михаила» упоминает пророка Аггея, который также писал о себе в третьем лице. И апостол Иоанн Богослов в своем Евангелии говорит в описании событий о себе в третьем лице «один из учеников… которого любил Иисус (Ин. 13: 23). А когда говорит сам в «Откровении» — то от первого лица. И я стал смотреть: а есть ли такая загадочная личность, о которой говорится в третьем лице в летописной повести игумена Моисея?

Поход князя Игоря там отнюдь не центральная тема: летописец приводит разные сведения о походах других князей на половцев. А когда переходит к битве на Каяле-реке, сообщает, что из всех воинов смогли убежать всего 15 человек, остальные погибли, а князья попали в плен. И далее он пишет: «се прибеже к нему с тоя брани Беловод Просович, поведая ему погибель християн в земле Половецкой». «К нему» — это к великому князю киевскому Святославу Всеволодовичу, который, находясь под Черниговом, собирал войска против половцев.

Кто этот Беловод? Об этом — ни слова в летописи. Но зато игумен Моисей весьма подробно описывает встречу дружинника с князем и реакцию последнего на услышанное. То есть создается полное впечатление, что автор описывает происходившее на его глазах. «Святослав же, то слышавъ и вельми воздохнувъ, утеръ слезъ своих и рече: «О, люба моя братья, и сынове, и муже земле Руское! Дал ми Богъ притомити поганыя, но не воздержавше уности отвориша ворота на Русьскую землю. Воля Господня да будеть о всемь! Да како жаль ми бяшеть на Игоря, тако ныне жалую болми по Игоре, брате моемь». Дружинник он, судя по всему известный, раз поминается без представления, кто он и что он. Значит, человек знатный, скорее всего, авторитетный боярин, раз киевский князь его слушает.

— И тогда у вас возник вопрос: кто так ярко и подробно рассказал игумену Моисею об этом разговоре дружинника и князя?

— Совершенно верно! Если сам Беловод Просович, то тогда нужно доказывать, что он в 1087 году, то есть уже без своего князя, зачем-то поехал в Киев во владения другого князя и поведал все это незнакомому игумену Выдубицкого монастыря. Стоит отметить, что описание этого эпизода с небольшими вариациями встречается и в других летописях, восходящих именно к Киевской, например, в Хлебниковском списке Ипатьевской летописи. Причем везде значится, что Беловод прибежал «с тоя брани» — то есть однозначно был дружинником князя Игоря. А в Лаврентьевской летописи, которая далека от этих событий, изложено все совсем по-другому: «Поиде путем тем гость» (то есть, купец какой-то) и встретил он по дороге половцев, ведущих русских пленников, и половцы ему «рекуще: поидете по свою братью, али мы идеме по свою братию к вам». То есть приказали ему передать: «Идите за своими пленниками или мы придем к вам за своими». Согласно этой летописи, половцы торгуются о выкупе пленников через некоего купца. О Беловоде же Просовиче там — ни слова. В общем, исходя из текста Киевской летописи, напрашивается вывод: либо игумен Моисей присутствовал при беседе Беловода Просовича с князем Святославом, либо это одно лицо.

— То есть вы пошли методом отсечения более сложных версий и запутанных доказательств к более простым?

— Именно так. В моей книге нет ни одного оборота типа: «если мы предположим, что… то это значит то-то». Я не допускаю такие научные обороты. Поэтому предпочитаю говорить не об «открытии автора «Слова о полку Игореве», а об «установлении авторства». Это расследование сколько историческое, столько же и филологическое. Вот, скажем, в Киевской летописи и «Слове о полку Игореве» есть красноречивые параллели. В первой читаем: «Святослав же то слышав и вельми воздохнув, утер слез своих и рече». Во втором: «Святослав изрони злато слово со слезами смешано и рече». В летописи: «О любе моя братия и сынове». В «Слове»: «О мои сынове Игоре и Всеволоде». Летопись: «Не воздержавша юности». «Слово»: «Рано еста начала Половецкую землю мечи цвелити, а себе славы искати». Летопись: «Отвориша ворота на русскую землю». «Слово»: «Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Русскую». И таких — не лексических, но смысловых совпадений между двумя текстами очень много. Очевидно, что «Слово» как бы опирается на рассказ в Киевской летописи.

При этом мы наглядно видим творческое возрастание гениального писателя конца XII века. Гений не повторяется. Я задаю этот вопрос в книге: «Как можно доказать авторство гения, если он не подписал свое творение?» Могли бы мы, скажем, по сюжету и языку идентифицировать авторство Пушкина двух таких разных по жанру произведений, как «Капитанская дочка» и «Евгений Онегин», если бы не знали точно, что оба они вышли из-под его пера? Точно так же и в этом случае: Игумен Моисей — бывший воин, боярин, а ныне чернец — пишет сперва назидательную летописную повесть, в которой выводит в третьем лице и себя. А потом, осмыслив и передумав все в глубине души, создает, возможно, в «одночасье» свой литературный шедевр — «Слово о полку Игореве».

— А раньше никто не замечал особую роль в летописи Беловода Просовича?

— Замечали. В «Энциклопедии «Слова о полку Игореве» о Беловоде Просовиче сообщается: «В 1968 году в ФРГ была выпущена ротапринтом брошюра «Бѣловолодъ Просовичь. Слово о полку Игоревѣ. Новъгородъ Севѣрскый. Лѣто 6693», содержащая неподписанную статью на украинском языке, в которой Б. П. назван автором «Слова». Поскольку именно ему будто бы поведал Святослав Всеволодович свой сон».

— Выходит, авторство Беловода Просовича уже кто-то открыл?

— Я нигде больше не нашел ссылок на упомянутую выше брошюру, как и ее саму. Однако недавно петербургский лингвист Алексей Бурыкин в примечаниях к своей книге о «Слове о полку Игореве» заметил, что ленинградский языковед Никита Александрович Мещерский на своих семинарах по «Слову» в 1970-х годах также указывал на Беловода Просовича как возможного автора. Я был лично знаком с Мещерским. Когда, будучи еще студентом Львовского университета, приехал на один из его семинаров и в разговоре спросил, кто же мог быть автором «Слова», он назвал имя Беловода Просовича. Мне запомнился ответ, хотя я тогда не занимался еще этой темой. Бурыкин упоминал, что Мещерский считал автором этого героя на том основании, что автор носит не христианское имя, но занимает видное положение, поскольку упоминается с отчеством, а также имеет широкую известность: нигде не указывается ни статус, ни профессия его. Но Мещерский нигде это свое мнение не публиковал.

— Что за странное имя Беловод? Оно не русское?

— Беловод или Беловолод — это мирское славянское имя. У бояр и у князей в то время были двойные имена — славянские и христианские. Например, князья Борис и Глеб — они же Роман и Давид. Важно другое: почему о Беловоде Просовиче ничего не говорится — кто он да что он? А ответ лежит на поверхности: да потому что он и есть игумен Моисей, который описал сражение, в котором участвовал, и разговор с киевским князем, который он и вел! Поэтому и о себе он не будет ничего рассказывать.

— А почему он оказался именно в Выдубицком монастыре?

— Прямого ответа, конечно, нет. Но есть несколько фактов, которые подводят к этому. Эта обитель была ктиторским монастырем Мономашичей. Игумен Моисей одинаково относится как к киевским Мономашичам (он в летописи перечисляет пять колен этой княжеской ветви, а в «Слове» обращается к одиннадцати современным ему князьям Мономашичам), так и к черниговским Ольговичам, жизненный путь которых прослеживает в своей летописи. При этом он называет князя Игоря «благоверным», чего больше никто из летописцев не делал.

Стоит также вспомнить, что игуменами Выдубицкого монастыря становились, как правило, бояре (другие в летописях неизвестны), многих из которых рукополагали потом в белгородских или переяславских епископов. Все они были людьми очень грамотными. Игумен Моисей не исключение — он явно знал греческий язык, поскольку использует грецизмы в другом своем «Слове» на освящение церкви Святого Архангела Михаила. И там, и в «Слове о полку Игореве» используется Библия на греческом языке. Выдубицкий монастырь был основан Всеволодом Ярославичем — сыном Ярослава Мудрого для тех греческих монахов, которые приехали вместе с невестой Всеволода Анной — будущей матерью Владимира Мономаха. Разумеется, они привезли с собой греческие книги, и игумен мог выучиться по ним в монастыре. Но, возможно, он как боярин знал греческий язык и до этого.

— Ваши выводы все равно — гипотеза? Ведь доказать стопроцентно это невозможно…

— Естественно. Если авторство «Слова о полку Игореве» игумена Моисея верно на 99 процентов, то его тождество с Беловодом Просовичем — это рабочая гипотеза. Но гипотеза выросла не на пустом месте, а имеет много косвенных доказательств. И мое предлагаемое исследование представляет собой связный и непротиворечивый разбор этих доводов.

— Но можно ведь сказать, что никакого имени дружинника, кроме Беловода, в летописи не всплывает, поэтому его проще всего и назвать автором «Слова»…

— Логичнее спросить по-другому: а почему именно его имя всплывает в Киевской летописи игумена Моисея, к тому же связано с походом Игоря? Можно же было, как в Лаврентьевской летописи, сказать: вот прибежал какой-то дружинник и поведал все князю. Летописцы не любили загружать свои тексты неизвестными именами. А тут встает образ живого, неравнодушного человека с явными чертами индивидуальности при том, что он далеко не главный герой в этой истории. Там действуют одни князья, и вдруг почему-то появляется дружинник. В летописи нет случайных имен, и имя Беловода больше не упоминалось. Зачем же летописцу понадобилась такая персонализация? Да потому, что он и игумен Моисей — одно лицо. Только смотрит он на себя уже через призму лет — глазами монаха, игумена монастыря.

— Есть ли Промысел Божий в том, что имя автора «Слова о полку Игореве» не кануло в Лету и, будучи неведомым столько веков, теперь, видимо, войдет в энциклопедии и учебники?

— Несомненно. Я бы напомнил мудрость святого Амвросия Оптинского: «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного». Мы выдвигаем иногда какие-то мудреные гипотезы, версии, предполагающие сложные комбинации, а Господь в важных вещах всегда дает подсказку — что в математике, что в литературоведении. И лежит она, как правило, на самом видном месте. То, что из глубины веков до нас дошло это имя, — это и есть такая подсказка свыше.

— Почему «Слово о полку Игореве» так важно для нас с духовной точки зрения?

— У каждого древнерусского литературного произведения, так же, как и у произведения классической литературы XIX века, есть свое духовное предназначение. Читатель может видеть его или не видеть. Но все они связаны единой нитью. Первое известное нам произведение «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона, написанное в первый юбилей Крещения Руси, вводит русскую землю в контекст мировой христианской истории. Оно также впервые формулирует русскую идею — хранение Православия до Страшного Суда. В «Повести врЕменных лет» (произносить это название следует именно так) летописец Нестор берет эту историософию и выстраивает ее на примере русской истории, как проявление Божественного Промысла о русском народе до конца врЕменных лет, после которых настанут новая земля и новое небо.

А в «Слове о полку Игореве» показывается этот Промысел уже о человеке. То, что позже назовут «ролью личности в истории». Автор «Слова» создает его как назидательное произведение. Для него как человека духовного важно в притчевой манере донести до читателя евангельские истины. В частности, ту, что об одном раскаявшемся грешнике Бог радуется более, «нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии». Князь Игорь идет от Бога, а потом приходит к Богу, как множество поздних русских литературных героев. Вся русская классика вышла из этого истока.

— Наверное, именно из-за этой значимости «Слова» для русского народа его до сих пор столь яростно пытаются причислить к поздним литературным мистификациям?

— Несомненно, поскольку это глубинная наша ценность, духовный источник огромной концентрации. И теперь у этого безымянного прежде клада появился, надеюсь, автор — великая русская литература обрела в своем пантеоне очень важное для нее имя.

Материал опубликован в № 10 газеты «Культура» от 29 октября 2020 года.

На фото: Виктор Васнецов. После побоища Игоря Святославовича с половцами

Многомудрый Литрекон подготовил для вас краткий пересказ «Слова о полку Игореве», произведения древнерусской литературы, которое В.Г. Белинский назвал «прекрасным благоухающим цветком славянской народной поэзии». Основные события «Слова…» — это неудачный поход Новгород-Северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 году и побег Игоря из плена. Автор произведения даёт собственную трактовку события и его последствий, что для литературы того времени было нетипично. Сюжет изобилует авторскими лирическими отступлениями (здесь он передается в сокращении, но с цитатами). В «Слове о полку Игореве» выражена идея единения Руси, эмоциональный призыв к князьям забыть вражду и объединиться против общего врага – половцев.

Вступление

Начинается «Слово…» с обращения автора к читателям, в котором он предлагает начать повесть «по былинам сего времени, а не по замышлению Бояна», певца и сказителя времён первых княжеских усобиц. Боян, по мнению автора «Слова…», слишком высокопарно и обильно восхвалял князей, «растекаясь мыслью по древу». 

Если раньше песни исполнялись после ритуала (на стадо лебедей пускали 10 коршунов, и тот, чья птица быстрее долетит, пел песню), то теперь Боян просто пьет под звуки струн хвалу князю. Видимо, автор не одобряет такую легкомысленную забаву и излагает свою историю основательно и серьезно.

Поход Игоря 

Далее автор переносит читателя к Игорю и его храброму войску, выступившим в поход против половцев. Князь Игорь жаждет победы и преисполнен ратного духа, поэтому даже плохое предзнаменование – солнечное затмение, не может заставить его повернуть назад. 

Хочу положить свою голову
Или выпить шеломом из Дона

В поход вместе с Игорем также отправляется его брат Всеволод и другие собратья. Князья произносят воинственные речи и ведут воинов в Половецкие степи. Автор опять вспоминает Бояна, нелегко бы ему пришлось петь: не соколы сопутствуют дружинам, а галки. Плохие знамения преследуют их на пути: хищные птицы чувствуют скорое поражение Игоря и выжидают, волки воют в оврагах, лисицы брешут на русские щиты. Соловьи не поют, далеко русская земля.

Битва

После ночи в степи, рано утром русские войска «потоптали поганые полки половецкие» и получили богатую добычу (половецких девушек, золото, шелковые византийские ткани, плащи, знамена). После славной победы войско Игоря отдыхало в поле. «Далеко залетело!» — говорит автор о «храбром выводке» русских, таким образом, предвещая скорое возмездие «поганых» воронов — половцев. Но ханы Гзак и Кончак уже бегут на выручку…

На следующее утро поднялась кровавая зоря, сгустились черные тучи, пытались затмить четыре солнца (четырех князей). Начался бой: земля гудела, пыль покрыла поля, река стала мутной. Половцы, «дети бесовы», обступили русских со всех сторон. В самом центре боя сражался «ярый тур Всеволод», в пылу сражения забывший о своем положении, достоянии, милой жене, отчем престоле и кровоточащих ранах.

Из разгара сражения автор переносит читателей в прошлое Руси, вспоминая родоначальника бьющихся с половцами князей – Олега Святославича. В историю он вошёл как Олег Гориславич, ведь именно он положил начало междоусобным войнам на Русской земле. При Олеге «сокращались жизни людские», часто вороны каркали, трупы между собой деля». Но даже в то время не было такой рати, как войско Игоря. Три дня гремели сабли о шлемы, трещали копья, земля «костьми была посеена и кровью полита», прежде чем пало войско Игоря.

Тоска разлилась по Русской земле: жены оплакивали погибших мужей, застонали города от новых набегов осмелевших половцев. До похода Игоря киевский князь Святослав выгнал «поганых», но теперь они вновь стали ходить на Русь. Все корили Игоря, а сам он «пересел из седла золотого в седло рабское», то есть попал в плен.

Золотое слово Святослава

Накануне проигранной битвы, киевскому князю Святославу приснился «смутный сон», в котором наряжали его в чёрный саван, черпали «синее вино, с горем смешанное», и «сыпали на грудь крупный жемчуг», и всю ночь он слышал карканье воронов, улетевших к синему морю. Бояре объяснили сон горем, произошедшим с двумя русскими князьями. Тогда Святослав со слезами изрёк свое «золотое слово». Он сетовал на князей за их тщеславное желание искать славы и богатства для себя, за горе, обрушившееся на Русь после их бесславного похода. Великий князь киевский вспоминает, что в битве против, казалось бы, общего неприятеля князья не объединяются, не помогают друг другу, поэтому враг так силён. Святослав вспоминает всех князей, перечисляет их поименно, припоминая грешки и пороки, и призывает отомстить «за землю Русскую, за раны Игоревы». Русская земля должна быть едина, иначе враг одолеет ее.

Автор «Слова…» вновь в своих размышлениях о судьбе Русской земли отступает от повествования. Он продолжает мысль Святослава, приведя в пример недавно погибшего в битве с литовцами Изяслава, сына Василькова. В этой битве не помогли ему два родных брата — Брячислав и Всеволод, поэтому Изяслав «изронил жумчужную душу из храброго тела». Автор «Слова…» называет нынешнее поколение князей лишенными славы их дедов и с тоской вспоминает давние времена и первых князей. Тогда храбрый и мудрый Владимир, креститель Руси, часто ходил в военные походы, объединяясь с другими князьями. В нынешние же времена стяги князей развиваются врозь.

Плач Ярославны

Возвращаясь к повествованию об Игоре, автор переносит читателей на крепостную стену Путивля. Там плачет Ярославна, жена Игоря. Она обращается к ветру, к Днепру, к солнцу с просьбой вернуть ей милого и упреками в том, что силы природы не помогли ему в бою. Ярославна хотела бы полететь чайкой по Дунаю, омочить рукав в реке Каяле и утереть князю кровавые раны.

Силы природы, будто внимая мольбе Ярославны, указывают Игорю путь из плена на родную землю. Ночью при помощи крещеного половца Овлура князю удается сбежать. 

Побег Игоря

По пути Игорь благодарит реку Донец, которая взлелеяла князя и укрыла от половцев. Ей он противопоставляет коварную реку Стугну, в которой утонул юный Ростислав, брат Владимира Мономаха. Соловьи и дятлы указывали пленнику путь домой, и сама природа помогала ему бежать.

 По следам Игоря едут половецкие ханы Гзак и Кончак. Они говорят, что им делать с сыном Игоря, оставшемся в плену. Гзак предлагает убить «соколенка» золочёными стрелами, но Кончак считает, что лучше женить соколенка на «красной девице», дочке самого Кончака. Гзак не соглашается, ведь в таком случае и заложник и красная девица уйдут на Русь, а русские снова будут бить их в степи. 

Так говорили между собой половецкие ханы, а вот что в это время сказали Боян и Ходына, песнотворцы Святослава: «Тяжко голове без плеч, беда телу без головы» — так и Русской земле без Игоря.

И вот Игорь вернулся на родину: солнце светит, девицы поют, села рады, города веселы. Князь едет в стольный град Киев, помолиться в церкви святой богородицы Пирогощей. Автор присоединяется к ликованию простых людей и воспевает русских князей, призывая их бороться «за христиан против нашествия поганых!».

Автор: Ксения Яблокова

Àëåêñàíäðó Àíèêèíó

…èòàê, âñå çíàþò ïðåêðàñíûé ïàìÿòíèê Ñðåäíåâåêîâüÿ — ïîýìó Ñëîâî î ïîëêó Èãîðåâå. ß ïîñòàðàëàñü àêêóðàòíî ñîáðàòü ìàòåðèàë, êîòîðûé áû íå ïîêàçàë, ÷òî ÿ ôàëüñèôèöèðîâàëà èñòîðèþ, è, íà÷íó, «íå ðàñòåêàÿñü ìûñëèþ ïî äðåâó» (ñ) Ñëîâî î ïîëêó Èãîðåâå.

ßçûê Ñëîâà ñïåöèôè÷åñêèé, è ñòèëèçàöèþ äåëàòü ïîä íåãî ñëîæíî, ôàêòè÷åñêè íåâîçìîæíî. Ýòî íà ñàìîì äåëå òàëàíòëèâûå ëþäè, êòî ñïðàâÿòñÿ.
Çëàòà Ðàïîâà ñ÷èòàëà àâòîðîì   Ñëîâà ñàìîãî êíÿçÿ Èãîðÿ, ìû ñ ìàìîé, êîãäà ÿ ïèñàëà â øêîëå ñî÷èíåíèå íà òåìó «Êòî áûë àâòîðîì Ñëîâà?» ïðåäïîëîæèëè, ÷òî ýòî ïðîñòîé ÷åëîâåê, èç äðóæèíû êíÿçÿ, êîòîðûé íàïèñàë ïîýìó î ñâî¸ì ãîñïîäèíå. Ïî òèïó êàê ñåäûå èñòîðèêè ðàññêàçûâàëè î ïîõîäàõ Àëåêñàíäðà Ìàêåäîíñêîãî, ÷òî äåìîíñòðèðîâàëè ñîçäàòåëè ôèëüìà 2004 ãîäà Àëåêñàíäð ñ Êîëèíîì Ôàðåëëîì â ãëàâíîé ðîëè.

Íî ñóùåñòâóåò íåñêîëüêî ïåðåëîæåíèé Ñëîâà, ñîçäàííûõ ðàçíûìè ïîýòàìè, è ïåðåâîä÷èêàìè, è, äóìàþ, ÷òî ýòî íå ïðåäåë.
Íà÷àòü êîðîòêî ðàññêàçûâàòü î íèõ, è îá îñîáåííîñòÿõ ïåðåâîäà, ìíå õîòåëîñü áû ñ áèîãðàôèè Íèêîëàÿ Çàáîëîöêîãî.

1. Íèêîëàé Çàáîëîöêèé (1903-1958).  øêîëå ÿ ñ÷èòàëà ñåáÿ íåêðàñèâîé, ïðîäîëæàþ òàê äóìàòü è ñåé÷àñ, è â êàêîé-òî ìîìåíò, â êëàññå ñåäüìîì, åùå äî çíàêîìñòâà ñî Ñëîâîì, ñòèõîòâîðåíèå Çàáîëîöêîãî «Íåêðàñèâàÿ äåâî÷êà» ñòàëî äëÿ ìåíÿ íåêèì äóøåâíûì ãèìíîì, ïîêà ÿ íå îáðûäàëàñü íàä äåâî÷êîé, è åãî íå çàáðîñèëà.

Ñ ïåðåâîäîâ Çàáîëîöêîãî, õîòÿ ìåíÿ ó÷èòåëüíèöà ïî ëèòåðàòóðå ðóãàëà, ÷òî íå Ä.Ñ. Ëèõà÷åâ (åãî ÿ ïðî÷èòàëà ïîñëå øêîëû, â èíñòèòóòå) — ÿ îçíàêîìèëàñü ñ ïîýìîé «Ñëîâî î ïîëêó Èãîðåâå». Çàáîëîöêèé, êñòàòè, î ñîáûòèÿõ òåõ ëåò,  è ïåðåëîæåíèå ñàìîãî Ñëîâà ðàññêàçûâàåò êàê-òî ñ äóøîé, ãåðîÿì ñîñòðàäàåøü, ïîìíþ êàê ÿ ñîñòðàäàëà ìÿòåæíîìó Âñåñëàâó — ïðîëîã ê îáðàçó Áîðèñà Ñàâèíêîâà, õîòÿ ýòî áûë ìÿòåæíèê; ó Çàáîëîöêîãî êàêîé-òî ëè÷íûé, òðîãàòåëüíûé ïîäõîä ê Èãîðþ — åãî õî÷åòñÿ ÷èòàòü è ïåðå÷èòûâàòü.

Íèêîëàé Çàáîëîöêèé  — ïåðåâîä÷èê, ÷ëåí ÑÏÐ — Ñîþçà Ïèñàòåëåé Ðîññèè, çàìå÷àòåëüíûé ïîýò. Îí ðîäèëñÿ â 1903 ãîäó, íà ñòûêå ýïîõ, íî â îòëè÷èå îò Áîðèñà Ñàâèíêîâà, êîòîðîìó â ýòîì ãîäó èñïîëíèëîñü 24 — è ýòî çàêîííûé ñòàòóñ ñîâåðøåííîëåòíåãî, Çàáîëîöêèé â 1903 áûë åùå ìëàäåíöåì.

 ðåâîëþöèþ 1917 ãîäà, êîãäà Ñàâèíêîâó áûëî 38, Çàáîëîöêîìó áûëî 14 ëåò — ýòî áûë ïîäðîñòîê òåõ ëåò, âîñïèòàííûé íà ãèìíàõ ïåðâûõ áîëüøåâèêîâ, è ïðèäåðæèâàþùèéñÿ ïåðâûõ òðàäèöèÿõ. Íåñìîòðÿ íà òî, ÷òî â ñîâðåìåííîé ëèòåðàòóðå èíòåðåñ âîçíèêàåò êàê ðàç ê ïåðâîïðîõîäöàì, â Ñîâåòñêîé Ðîññèè áûë ìîìåíò, êîãäà Ëåíèíà è åãî êîìàíäó íå ïîíèìàëè ïîëíîñòüþ, íî Çàáîëîöêèé âïèòàë èäåè Èëüè÷à ïîäðîñòêîì, è ñëåäîâàòåëüíî, ó íåãî ìåíòàëèòåò è ïîýòè÷åñêîå âîñïðèÿòèå ìèðà ñëîæèëîñü ê 1917 ãîäó.

Êàê è Èâàí Êàëÿåâ, îäèí èç äðóçåé Áîðèñà Ñàâèíêîâà ïî ýñåðàì,     Íèêîëàé Çàáîëîöêèé, íà÷èíàë ïåðâûå ñâîè òâîð÷åñêèå ïîðûâû ïîä ñèëüíûì âïå÷àòëåíèåì îò ëèðèêè Àëåêñàíäðà Áëîêà è Êîíñòàíòèíà Áàëüìîíòà — ëþäåé, îò êîòîðûõ âèäèìî âñÿ Èìïåðèÿ áûëà áåç óìà. Íî, êîòîðûõ Àëåêñåé Òîëñòîé â îáðàçå ïîýòà Áåñîíîâà — ïîñ÷èòàë áåñïîëåçíûìè äëÿ ñòðàíû — òóïîé, óïîðîòûé ôàíàòèçì ïî îòíîøåíèþ ê íèì, íå ïðèâ¸ë íè ê ÷åìó õîðîøåìó, íè Åêàòåðèíó, íè Äàðüþ, ïåðåñïàâøóþ ñ Áåñîíîâûì.

 1920 ãîäó Çàáîëîöêèé îêîí÷èë ðåàëüíîå ó÷èëèùå â Óðæóìå, è ïðè ñòàíîâëåíèè Íîâîé âëàñòè ýòîò ïîýò, ïîñòóïèë ñðàçó íà äâà ôàêóëüòåòà — èñòîðè÷åñêèé è ìåäèöèíñêèé, íî âñêîðå ïåðåâ¸ëñÿ â Ïåòðîãðàä, ïîñòóïàòü íà êàôåäðó ïåðåâîäà è ÿçûêîâ. Îí ïîñòóïèë íà îòäåëåíèå «ÿçûêà è ëèòåðàòóðû» â Ïåäàãîãè÷åñêèé óíèâåðñèòåò èìåíè Ãåðöåíà, êîòîðûé îêîí÷èë â 1925 ãîäó.  1927 ãîäó Çàáîëîöêèé óâîëèëñÿ â çàïàñ, ïîëó÷èâ ìåñòî â ëåíèíãðàäñêîì ÎÃÈÇà (äåòñêèé îòäåë), ðóêîâîäèòåëåì êîòîðîãî áûë Ñàìóèë Ìàðøàê. â 1938 ãîäó Çàáîëîöêîãî àðåñòîâàëè, è çàêëþ÷èëè ïîä ñòðàæó.

î ñâî¸ì çàêëþ÷åíèè Çàáîëîöêèé íàïèñàë ìåìóàðû.  1946 ãîäó, Íèêîëàé áûë âîññòàíîâëåí â ÑÏÐ, à ðåàáèëèòèðîâàí îí áûë ïîñìåðòíî — òàê õîòåëà åãî æåíà.

Ìíåíèå î ïåðåâîäå Çàáîëîöêîãî Áóõàëîâà: «Çàáîëîöêèé ñ÷èòàåò, ÷òî àâòîð «Ñëîâà» óíàñëåäîâàë îò Áîÿíà åãî ñòèëèñò. ìàíåðó — ïåòü òîðæåñòâåííî, âåëè÷åñòâåííî, à òàêæå «òåõíèêó åãî âûñîêîãî ðåìåñëà» (ñ. 272), íî òåìà ó àâòîðà «Ñëîâà» áûëà èíàÿ. Ïðèíöèïèàëüíîå çíà÷åíèå èìååò óòâåðæäåíèå Ç. î òîì, ÷òî ïî õàðàêòåðó ïîýòè÷. òâ-âà àâòîðà «Ñëîâà» è Áîÿíà íåëüçÿ ïðîòèâîïîñòàâëÿòü, ò. ê. îáà îíè áûëè, ïî åãî ìíåíèþ, ïîýòàìè, ïåâöàìè, ìóçûêàíòàìè è, âîçìîæíî, êîìïîçèòîðàìè ñâîèõ ïðîèçâåäåíèé (ñ. 272 è ñë.); àâòîð «Ñëîâà» òâîðèë ñèíêðåòè÷åñêè. Ê òàêîìó çàêëþ÷åíèþ Çàáîëîöêèé ïðèøåë â ðåçóëüòàòå àíàëèçà ïîýòè÷. ñòðîÿ è ðèòìè÷. ñòðóêòóðû «Ñëîâà» â ñîïîñòàâëåíèè ñ áûëèííûì ýïîñîì Äðåâíåé Ðóñè. Âîîáùå Çàáîëîöêèé ñ÷èòàë, ÷òî è «Ñëîâî î ïîëêó Èãîðåâå» è ðóñ. áûëèíû «ðîäèëèñü â îäíîé êóïåëè äðåâíåðóññêîãî ýïè÷åñêîãî ïåñíîòâîð÷åñòâà», ïðè÷åì «Ñëîâî», âåðîÿòíî, äîëãîå âðåìÿ òîëüêî ïåëîñü è ëèøü âïîñëåäñòâèè áûëî «ïîñëîâåñíî» çàïèñàíî â ïàìÿòü ïîòîìñòâó» (ñ. 280). Ïî ýòîé ïðè÷èíå «Ñëîâî» èìååò ðÿä ïðèçíàêîâ îáùèõ ñ áûëèíàìè: «è òàì è òóò ñòèõè îáðàçóþòñÿ ñ ïîìîùüþ ìóçûêè. È „Ñëîâî“ è áûëèíû — ïðîèçâåäåíèÿ ìóçûêàëüíî-âîêàëüíûå, à íå ëèòåðàòóðíûå» (ñ. 281). Íî â îòëè÷èå îò íåêîòîðûõ èññëåäîâàòåëåé XIX â. è À. È. Íèêèôîðîâà (ñì. åãî äîêò. äèñ. «„Ñëîâî î ïîëêó Èãîðåâå“ — áûëèíà XII âåêà», 1941) Ç. íå ñêëîíåí áûë îòíîñèòü «Ñëîâî» ê áûëèíàì ââèäó îñîáåííîñòåé åãî ñîäåðæàíèÿ è ôîðìû».

Ïðèìåð ïåðåâîäà Çàáîëîöêîãî:

 
È âçûãðàëî ìîðå. Ñêâîçü òóìàí
Âèõðü ïðîì÷àëñÿ ê ñåâåðó ðîäíîìó —
Ñàì ãîñïîäü èç ïîëîâåöêèõ ñòðàí
Êíÿçþ ïóòü óêàçûâàåò ê äîìó.
Óæ ïîãàñëè çîðè. Èãîðü ñïèò —
Äðåìëåò Èãîðü, íî íå çàñûïàåò.
Èãîðü ê Äîíó ìûñëÿìè ëåòèò,
Äî Äîíöà äîðîãó èçìåðÿåò.
Âîò óæ ïîëíî÷ü. Êîíü äàâíî ãîòîâ.
Êòî ñâèñòèò â òóìàíå çà ðåêîþ?
Òî Îâëóð. Åãî óñëîâíûé çîâ
Ñëûøèò êíÿçü, óêðûòûé òåìíîòîþ:
«Âûõîäè, êíÿçü Èãîðü!» È åäâà
Ñìîëê Îâëóð, êàê îò íî÷íîãî ãóëà
Âçäðîãíóëà çåìëÿ,
Çàøóìåëà òðàâà,
Áóéíûì âåòðîì âåæè âñêîëûõíóëî.

 ãîðíîñòàÿ-áåëêó îáðàòÿñü,
Ê òðîñòíèêàì ïîì÷àëñÿ Èãîðü-êíÿçü

È ïîïëûë, êàê ãîãîëü, ïî âîëíå,
Ïîëåòåë, êàê âåòåð, íà êîíå.

Êîíü óïàë, è êíÿçü ñ êîíÿ äîëîé,
Ñåðûì âîëêîì ñêà÷åò îí äîìîé.

Ñëîâíî ñîêîë, âüåòñÿ â îáëàêà,
Óâèäàâ Äîíåö èçäàëåêà.

Ïëà÷ ßðîñëàâíû (ïåðåëîæåíèå Íèêîëàÿ Çàáîëîöêîãî):

Íàä øèðîêèì áåðåãîì Äóíàÿ,
Íàä âåëèêîé Ãàëèöêîé çåìëåé
Ïëà÷åò, èç Ïóòèâëÿ äîëåòàÿ,
Ãîëîñ ßðîñëàâíû ìîëîäîé:

«Îáåðíóñü ÿ, áåäíàÿ, êóêóøêîé,
Ïî Äóíàþ-ðå÷êå ïîëå÷ó
È ðóêàâ ñ áîáðîâîþ îïóøêîé,
Íàêëîíÿñü, â Êàÿëå îìî÷ó.
Óëåòÿò, ðàçâåþòñÿ òóìàíû,
Ïðèîòêðîåò î÷è Èãîðü-êíÿçü,
È óòðó êðîâàâûå ÿ ðàíû,
Íàä ìîãó÷èì òåëîì íàêëîíÿñü».

Äàëåêî â Ïóòèâëå, íà çàáðàëå,
Ëèøü çàðÿ çàéìåòñÿ ïîóòðó,
ßðîñëàâíà, ïîëíàÿ ïå÷àëè,
Êàê êóêóøêà, êëè÷åò íà þðó:

«×òî òû, Âåòåð, çëîáíî ïîâåâàåøü,
×òî êëóáèøü òóìàíû ó ðåêè,
Ñòðåëû ïîëîâåöêèå âçäûìàåøü,
Ìå÷åøü èõ íà ðóññêèå ïîëêè?
×åì òåáå íå ëþáî íà ïðîñòîðå
Âûñîêî ïîä îáëàêîì ëåòàòü,
Êîðàáëè ëåëåÿòü â ñèíåì ìîðå,
Çà êîðìîþ âîëíû êîëûõàòü?
Òû æå, ñòðåëû âðàæåñêèå ñåÿ,
Òîëüêî ñìåðòüþ âååøü ñ âûñîòû.
Àõ, çà÷åì, çà÷åì ìîå âåñåëüå
 êîâûëÿõ íàâåê ðàçâåÿë òû?»

Íà çàðå â Ïóòèâëå ïðè÷èòàÿ,
Êàê êóêóøêà ðàííåþ âåñíîé,
ßðîñëàâíà êëè÷åò ìîëîäàÿ,
Íà ñòåíå ðûäàÿ ãîðîäñêîé:

«Äíåïð ìîé ñëàâíûé! Êàìåííûå ãîðû
 çåìëÿõ ïîëîâåöêèõ òû ïðîáèë,
Ñâÿòîñëàâà â äàëüíèå ïðîñòîðû
Äî ïîëêîâ Êîáÿêîâûõ íîñèë.
Âîçëåëåé æå êíÿçÿ, ãîñïîäèíå,
Ñîõðàíè íà äàëüíåé ñòîðîíå,
×òîá çàáûëà ñëåçû ÿ îòíûíå,
×òîáû æèâ âåðíóëñÿ îí êî ìíå!»

Äàëåêî â Ïóòèâëå, íà çàáðàëå,
Ëèøü çàðÿ çàéìåòñÿ ïîóòðó,
ßðîñëàâíà, ïîëíàÿ ïå÷àëè,
Êàê êóêóøêà, êëè÷åò íà þðó:

«Ñîëíöå òðèæäû ñâåòëîå! Ñ òîáîþ
Êàæäîìó ïðèâåòíî è òåïëî.
×òî æ òû âîéñêî êíÿçÿ óäàëîå
Æàðêèìè ëó÷àìè îáîæãëî?
È çà÷åì â ïóñòûíå òû áåçâîäíîé
Ïîä óäàðîì ãðîçíûõ ïîëîâ÷àí
Æàæäîþ ñòÿíóëî ëóê ïîõîäíûé,
Ãîðåì ïåðåïîëíèëî êîë÷àí?»

Íèêîëàé Çàáîëîöêèé âèäåë ïî-ñâîåìó ðèòìèêó è ñòèëü Ñëîâà.
Âîò, ÷òî ïèøåò Áóõàëîâ ïî ýòîìó ïîâîäó: «Çàáîëîöêèé ñôîðìóëèðîâàë âûâîä, âåñüìà ñóùåñòâåííûé äëÿ ïîíèìàíèÿ ñòðîÿ ïàìÿòíèêà, ñîãëàñíî êîòîðîìó â äðåâíîñòè ïðè èñïîëíåíèè ïîýòè÷. ïðîèçâåäåíèÿ ãëàâíóþ ðîëü èãðàëà íå ìåòðèêà ñòèõà (ïåñíè), à ìóçûêàëüíî-âîêàëüíûå êîìïîíåíòû. «Ðåøàþùèì ôàêòîðîì â äåëå îðãàíèçàöèè ðèòìà äëÿ ïåâöà [„Ñëîâà“] áûë íàïåâ, ìåëîäèÿ, ìóçûêà. È êîðîòêèé è äëèííûé ñòèõ ó íåãî ñâîáîäíî óêëàäûâàëèñü â îïðåäåëåííûå îòðåçêè ìåëîäèè áëàãîäàðÿ òîìó, ÷òî îñíîâíàÿ òàêòîâàÿ äîëÿ åå ñïîñîáíà äðîáèòüñÿ è, òàêèì îáðàçîì, îáñëóæèâàòü ìíîãîñëîæíóþ íàãðóçêó ñëîâåñíîãî ìàòåðèàëà.
Ìåëîäèÿ âûðàâíèâàëà ñòðîêè âî âðåìåíè — îíà âûïîëíÿëà òó ôóíêöèþ, êîòîðóþ â ñîâðåìåííîé ïîýçèè âûïîëíÿåò ñòèõîòâîðíûé ðàçìåð».

Ñàì Çàáîëîöêèé ñ÷èòàë îñíîâîé Ñëîâà íàïåâíîñòü, ìóçûêàëüíîñòü, è ñ÷èòàë, ÷òî èçâåñòíûå ïåðåâîäû — Ñëîâà ýòî ïåðåëîæåíèå, íî íå íà ìóçûêàëüíûé ðÿä. È Ñëîâî è áûëèíû òîãäà ïåëèñü è íîòíûé ñòàí, è ðèòìèêà ýòèõ íàïåâîâ — óòðà÷åíû.

Öèò. ïî:

 Çàáîëîöêèé: «äëÿ ñîâðåìåííîãî ïåðåâîä÷èêà „Ñëîâà“, åñëè îí ñòàâèò ïåðåä ñîáîé çàäà÷ó ðèòìè÷åñêè îðãàíèçîâàòü ñâîé ïåðåâîä, èìååòñÿ ëèøü îäèí ïóòü: ðàçáèòü òåêñò íà ñòèõè ïðîèçâîëüíî è ðèòìè÷åñêè îðãàíèçîâàòü òåêñò èçíóòðè, ò. å. ïðèíÿòü äëÿ ïåðåâîäà ïðàâèëüíûé òîíè÷åñêèé èëè ñèëëàáî-òîíè÷åñêèé ñòèõ. Ýòèì ñàìûì îí ââåäåò â òêàíü ñòèõà îòñóòñòâóþùóþ íûíå ñîïðîâîäèòåëüíóþ ìóçûêó è ïðèáëèçèò äðåâíþþ ïîýçèþ ê íàøåìó ñîâðåìåííîìó åå ïîíèìàíèþ».

Èñòî÷íèêè:
1. Í.À. Çàáîëîöêèé. Ñëîâî î ïîëêó Èãîðåâå
2. Í.À. Çàáîëîöêèé. Ìåìóàðû.
3. Áóõàëîâ. Çàáîëîöêèé êàê ïåðåâîä÷èê Ñëîâà î ïîëêó Èãîðåâå.
4. Ëèõà÷åâ Ä. Ñ. Ïîñëåñëîâèå. — ÂË, 1969, ¹ 1, ñ. 168—176
5. Ñàâèíêîâ Á.Â. Ïðîèçâåäåíèÿ.
6.  Ðàáîòà Í. Çàáîëîöêîãî íàä ïåðåâîäîì “Ñëîâà î ïîëêó Èãîðåâå”: Èç ïèñåì Í. Çàáîëîöêîãî ê Í. Ë. Ñòåïàíîâó è Ä. Ñ. Ëèõà÷åâó // Âîïðîñû ëèòåðàòóðû. — 1969. — ¹ 1. — Ñ. 164–176.

2. Ëèáðåòòî îïåðû Êíÿçü Èãîðü. À.Ï. Áîðîäèí.
ëèáðåòòî ê îïåðå «Êíÿçü Èãîðü» — òàê, êàê îíî èä¸ò íà ñöåíå áûëî ñîñòàâëåíî ñàìèì êîìïîçèòîðîì ýòîé îïåðû — À.Ï. Áîðîäèíûì. Ïîñëóøàâ ýòî ëèáðåòòî (çà êíÿçÿ Èãîðÿ áûë À.Ï. Àíèêèí, 2004 ãîä) — ÿ äëÿ ñåáÿ îïðåäåëèëà, ÷òî àâòîð ñëîâ èëè êàêîé-òî ïåâåö òîãî âðåìåíè, èëè êîìïîçèòîð. ß óãàäàëà — àâòîðîì ñëîâ áûë êîìïîçèòîð.
Ïåðâàÿ ïðåìüåðà ñîñòîÿëàñü 4 íîÿáðÿ 1890 ãîäà, â îáùåì, Áîðèñó Ñàâèíêîâó â ýòîì ãîäó áûëî 11 ëåò.

Ñ äðóãîé ñòîðîíû, åñëè êîìó íóæåí äëÿ àíàëîãà òåêñò êîíöà 19 âåêà, åù¸ óõîäÿùèé êîðíÿìè â ýïîõó êîðîëåâû Âèêòîðèè (ãëàâíàÿ áàáóøêà Åâðîïû â 1890 ãîäó áûëà åùå æèâà) — ýòî îí è åñòü  -êëàññè÷åñêèé îáðàçåö ìûñëåôîðìû òîãî âðåìåíè, è, êñòàòè, èç ïåðåâîäîâ -ÿâíî îòëè÷àþùèéñÿ îò òåõ, ÷òî ïðåäëàãàëà Ñîâåòñêàÿ ýïîõà.

Àëåêñàíäð Áîðîäèí áûë çíàìåíèòûì ó÷àñòíèêîì «Ìîãó÷åé êó÷êè». Ñûí êíÿçÿ èç Èìåðåòèè Ëóêè Ãåäèàíîâà (Ãåäåâàíèøâèëè) è íåèçâåñòíîé ìåùàíêè, Áîðîäèí ðîäèëñÿ âíå áðàêà. Èìÿ ìàòåðè Áîðîäèíà èçâåñòíî —   Àâäîòüÿ Àíòîíîâà. Ó Áîðîäèíà åù¸ áûëî äâà áðàòà, êîòîðûå ðîäèëèñü âíå áðàêà òàêæå êàê è îí, íî îò ðàçíûõ îòöîâ — Äìèòðèé è Åâãåíèé, ñ êîòîðûìè Ñàøà äðóæèë âñþ æèçíü. Ìóçûêàëüíûå ñïîñîáíîñòè ïðîÿâèëèñü ðàíî — ìàëü÷èêà îáó÷èëè èãðå íà ôëåéòå è ôîðòåïüÿíî; íî òÿãà  Áîðîäèíà ê õèìèè èçâåñòíà âñåì ñî øêîëû. Ïîìèìî ìóçûêàëüíûõ ñïîñîáíîñòåé, Áîðîäèí èìåë äîïîëíèòåëüíûå òàëàíòû ê õèìèè. Õèìèÿ âïîñëåäñòâèè è ñòàëà îñíîâíîé ïðîôåññèåé êîìïîçèòîðà. ×òîáû ñûí ïîñòóïèë â ó÷èëèùå, ìàòü «ñõèìè÷èëà», è çàïèñàëà Ñàøó â êóïöû. «Êóïåö» Áîðîäèí ïîñòóïèë. Åãî íàñòàâíèêîì ñòàë Çèíèí, êîòîðûé â èñòîðèè ðàññìàòðèâàåòñÿ êàê óíèêàëüíàÿ ëè÷íîñòü, è êîòîðûé ñûãðàë âåäóùóþ ðîëü â ñòàíîâëåíèè ëè÷íîñòè áóäóùåãî êîìïîçèòîðà. Õèìèÿ è ìóçûêà øëè ðÿäîì ñ êîìïîçèòîðîì ðóêà îá ðóêó âñþ æèçíü.

Íî ðåàëüíî ìóçûêàíòîì è êîìïîçèòîðîì Áîðîäèí ñòàë â çðåëûå ãîäû.  1862 ãîäó, ïîçíàêîìèâøèñü ñ Áàëàêèðåâûì, Àëåêñàíäð Ïîðôèðüåâè÷ ðåøèë ñòàòü ó÷àñòíèêîì Ìîãó÷åé êó÷êè, íà çàíÿòèÿõ êîòîðîé, îí è ñî÷èíèë ñâîþ ïåðâóþ ñèìôîíèþ — 1865 ãîä.

Òåêñò àðèè ßðîñëàâíû, æåíû Èãîðÿ (àâòîð ñëîâ Áîðîäèí):

Àõ! Ïëà÷ó ÿ, ãîðüêî ïëà÷ó ÿ, ñë¸çû ëüþ
Äà ê ìèëîìó íà ìîðå øëþ ðàíî ïî óòðàì.
ß êóêóøêîé ïåðåë¸òíîé ïîëå÷ó ê ðåêå Äóíàþ,
Îêóíó â ðåêó Êàÿëó ìîé ðóêàâ áîáðîâûé.
ß îìîþ êíÿçþ ðàíû íà åãî êðîâàâîì òåëå.
Îõ! Òû, âåòåð, âåòåð áóéíûé, ÷òî òû â ïîëå âååøü?
Ñòðåëû âðàæüè òû íàâåÿë íà äðóæèíû êíÿçÿ.
×òî íå âåÿë, âåòåð áóéíûé, ââåðõ ïîä îáëàêà,
 ìîðå ñèíåì êîðàáëè ëåëåÿ?
Àõ, çà÷åì òû, âåòåð áóéíûé, â ïîëå äîëãî âåÿë?
Ïî êîâûëü-òðàâå ðàññåÿë òû ìî¸ âåñåëüå?
Àõ! Ïëà÷ó ÿ, ãîðüêî ïëà÷ó ÿ, ñë¸çû ëüþ
Äà ê ìèëîìó íà ìîðå øëþ ðàíî ïî óòðàì.
Ãîé, òû, Äíåïð ìîé, Äíåïð øèðîêèé,
×åðåç êàìåííûå ãîðû
â ïîëîâåöêèé êðàé äîðîãó
Òû ïðîáèë,
Òàì íàñàäû Ñâÿòîñëàâà äî êîáÿêîâà ïîëêó
Òû ëåëåÿë, ìîé øèðîêèé ñëàâíûé Äíåïð,
Äíåïð, ðîäíîé íàø Äíåïð!
Âîðîòè êî ìíå ìèëîãî,
×òîá íå ëèòü ìíå ãîðüêèõ ñë¸ç,
Äà ê ìèëîìó íà ìîðå íå ñëàòü ðàíî ïî óòðàì.
Îõ, òû, ñîëíöå, ñîëíöå êðàñíî,
 íåáå ÿñíîì ÿðêî ñâåòèøü òû,
Âñåõ òû ãðååøü, âñåõ ëåëååøü,
Âñåì òû ëþáî, ñîëíöå;
Îõ, êðàñíî ñîëíöå!
×òî æå òû äðóæèíó êíÿçÿ çíîåì æãó÷èì îáîæãëî?
Àõ! ×òî æ â áåçâîäíîì ïîëå æàæäîé
Òû ñòðåëêàì ëóêè ñòÿíóëî,
È êîë÷àíû èì èñòîìîé ãîðåì çàïåêëî?
Çà÷åì?

Òåêñò çíàìåíèòîé àðèè êíÿçÿ Èãîðÿ (àâòîð ñëîâ Áîðîäèí):

Àðèÿ Èãîðÿ èç îïåðû «Êíÿçü Èãîðü»

Íè ñíà, íè îòäûõà èçìó÷åííîé äóøå,
Ìíå íî÷ü íå øë¸ò íàäåæäû íà ñïàñåíüå,
Âñ¸ ïðîøëîå ÿ âíîâü ïåðåæèâàþ
Îäèí â òèøè íî÷åé.
È áîæüÿ çíàìåíüÿ, óãðîçó
È áðàííîé ñëàâû ïèð âåñ¸ëûé.
Ìîþ ïîáåäó íàä âðàãîì
È áðàííîé ñëàâû ãîðåñòíûé êîíåö,
Ïîãðîì è ðàíó, è ìîé ïëåí,
È ãèáåëü âñåõ ìîèõ ïîëêîâ,
×åñòíî çà Ðîäèíó ãîëîâû ñëîæèâøèõ.

Ïîãèáëî âñ¸ è ÷åñòü ìîÿ, è ñëàâà,
Ïîçîðîì ñòàë ÿ çåìëè ðîäíîé.
Ïëåí, ïîñòûäíûé ïëåí —
Âîò óäåë îòíûíå ìîé,
Äà ìûñëü, ÷òî âñå âèíÿò ìåíÿ.

Î, äàéòå, äàéòå ìíå ñâîáîäó,
ß ìîé ïîçîð ñóìåþ èñêóïèòü.
Ñïàñó ÿ ÷åñòü ñâîþ è ñëàâó,
ß Ðóñü îò íåäðóãîâ ñïàñó.

Òû îäíà ãîëóáêà-ëàäà,
Òû îäíà âèíèòü íå ñòàíåøü,
Ñåðäöåì ÷óòêèì âñ¸ ïîéìåøü òû,
Âñ¸ òû ìíå ïðîñòèøü.
 òåðåìó ñâî¸ì âûñîêîì
Âäàëü ãëàçà òû ïðîãëÿäåëà,
Äðóãà æä¸øü òû äíè è íî÷è,
Ãîðüêî ñë¸çû ëü¸øü.

Óæåëè äåíü çà äí¸ì
Âëà÷èòü â ïëåíó áåñïëîäíî
È çíàòü, ÷òî âðàã òåðçàåò Ðóñü.

Âðàã, ÷òî ëþòûé áàðñ,
Ñòîíåò Ðóñü â êîãòÿõ ìîãó÷èõ
È â òîì âèíèò îíà ìåíÿ.

Î, äàéòå, äàéòå ìíå ñâîáîäó,
ß ìîé ïîçîð ñóìåþ èñêóïèòü.

ß Ðóñü îò íåäðóãîâ ñïàñó.

Íè ñíà íè îòäûõà èçìó÷åííîé äóøå,
Ìíå íî÷ü íå øë¸ò íàäåæäû íà ñïàñåíüå.
Âñ¸ ïðîøëîå ÿ âíîâü ïåðåæèâàþ,
Îäèí â òèøè íî÷åé è íåò èñõîäà ìíå.

Îõ, òÿæêî, òÿæêî ìíå, òÿæêî
Ñîçíàíüå áåññèëüÿ ìîåãî.

Èñòî÷íèêè:
1. Âîñïîìèíàíèÿ. À. Ï. Áîðîäèí â âîñïîìèíàíèÿõ ñîâðåìåííèêîâ.  — 1985.
2. Èç èíòåðíåòà — òåêñò äâóõ àðèé, çàïèñè íåêîòîðûõ èñïîëíèòåëåé — è À.Ï. Àíèêèíà — óþòüþá -êàíàëû — íà ñëóõ; ïîñëåäíèé ñïåêòàêëü ñåçîíà 2020-2021 ãã. — Áàëåòíûå øåäåâðû â îïåðíîé êëàññèêå (ïàðòèÿ Èãîðÿ — Èãîðü Ãîðíîñòàåâ (èñïîëíèòåëü))

3. Äìèòðèé Ñåðãååâè÷ Ëèõà÷¸â (1906-1999).

Ñ êåì íå ñëîæèëîñü ðîìàíà â øêîëå. :))
Íî êîòîðîãî  ÿ äî÷èòàëà ïîòîì — èç èíòåðåñà ê ñëîâàì ó÷èòåëüíèöû ïî ëèòåðàòóðå — Øèøëÿííèêîâîé Îëüãè Èâàíîâíû.
Òîæå èç ìëàäøèõ ñîâðåìåííèêîâ ìîåãî ëþáèìêè Áîðèñà Ñàâèíêîâà. Ëèõà÷¸â ðîäèëñÿ â 1906 ãîäó, ìîã ãèïîòåòè÷åñêè Ñàâèíêîâà çíàòü. Ñàìîå ñòðàííîå, ÷òî Ëèõà÷¸â äîæèë äî ìîåãî âðåìåíè — óìåð â 1999 ãîäó, òî åñòü ÿ óæå áûëà, è ìíå áûëî 16 ëåò, êîãäà Ëèõà÷¸âà íå ñòàëî, íî ïîñìîòðåòü, ÷òî Ëèõà÷¸âà íå ñòàëî ó ìåíÿ íå áûëî âîçìîæíîñòè — äîñìàòðèâàþ ñåé÷àñ.

Ëèõà÷¸â ìîæåò çàèíòåðåñîâàòü è ñòîðîííèêîâ «ïðîøëûõ æèçíåé», ïîñêîëüêó åãî îòåö -Ñåðãåé Ìèõàéëîâè÷ Ëèõà÷¸â ïîãèá â 1942 ãîäó â Áëîêàäíîì Ëåíèíãðàäå. Ëèõà÷¸â ìîã çíàòü íå òîëüêî Ñàâèíêîâà — èç èíòåðåñíûõ ôàêòîâ, êîòîðûå çàèíòåðåñóþò ñòîðîííèêîâ òåîðèè «ìîäåðíà»   — â 1911-1912 ãã., çíàìåíèòûõ íà âåñü ìèð ñòðîèòåëüñòâîì è êðóøåíèåì ëåãåíäàðíîãî ïàññàæèðñêîãî ëàéíåðà «Òèòàíèê», óæå ëåò 20 âîëíóþùåãî óìû âñåõ ñëî¸â íàñåëåíèÿ ñîâðåìåííîãî îáùåñòâà, ñåìüÿ Ëèõà÷¸âà ïî ðàáîòå îòöà æèëà â íå ìåíåå çíàìåíèòîé Îäåññå.  1916-1923 Ä.Ñ. Ëèõà÷åâ, êîòîðûé, åñòåñòâåííî, áûë ðåá¸íêîì ðåâîëþöèè, ïðîõîäèë îáó÷åíèå â ðàçíûõ øêîëàõ, îêîí÷èë øêîëüíîå îáó÷åíèå â «Ñîâåòñêîé åäèíîé òðóäîâîé øêîëå», êîòîðàÿ ïî ñåé äåíü íîñèò èìÿ Ä.Ñ. Ëèõà÷åâà, è êîòîðîé ïðèñâîåí íîìåð 43.

Ëèõà÷åâ ñ ÷åãî-òî íà÷àë ïðîïàãàíäèðîâàòü â Ñîâåòñêîé Ðîññèè èäåè ïðàâîñëàâíîé öåðêâè, çà ÷òî áûë àðåñòîâàí 8 ôåâðàëÿ 1928 çà ó÷àñòèå â êðóæêå «Êîñìè÷åñêàÿ àêàäåìèÿ íàóê»; è çà ýòî îí áûë ñîñëàí â çíàìåíèòûé Êîíöëàãåðü Ñîëîâêè, ïîòîì ïðàâäà â 1931 ãîäó áûë ïåðåâåä¸í íà ðàáîòó ñ÷åòîâîäîì, âèäèìî Ëèõà÷¸âà ïîñ÷èòàëè íå îïàñíûì, à åãî ðå÷ü ïðî ïðàâîñëàâíóþ öåðêîâü âñåãî ëèøü ñòðàííûì ïîâåäåíèåì ìîëîäîãî ÷åëîâåêà — íå áîëåå.
   

 çàêëþ÷åíèè Ëèõà÷¸â ìíîãî ïèñàë. è ñóìåë èçäàòü â 1935 ãîäó ïîñëå îñâîáîæäåíèÿ — ñòàòüþ «Îñíîâíûå ÷åðòû ïåðâîáûòíîãî ÷åëîâåêà», çà ÷òî áûë ÿâíî ïðîù¸í ãîñóäàðñòâîì.  ñâÿçè ñ Âîéíîé áûë ïîïóëÿðåí îáðàç Àëåêñàíäðà Íåâñêîãî êàê ïîêðîâèòåëÿ Äðåâíåé Ðóñè, è Ä.Ñ. Ëèõà÷åâ ïèñàë ñòàòüè, ïîñâÿù¸ííûå áûòó è óñëîâèÿì æèçíè â Äðåâíåé Ðóñè âî âðåìÿ Íåâñêîãî. Ãîâîðÿ êîðîòêî, Ñòàëèíà î÷åíü èíòåðåñîâàëà ëè÷íîñòü Àëåêñàíäðà Íåâñêîãî êàê îáðàç, ñïîñîáíûé ïîìî÷ü Ñîâåòñêîìó íàðîäó â áîðüáå ñ âðàãîì. Çà îñíîâó îáëèêà áûë âçÿò îáðàç Ýéçåíøòåéíà èç ôèëüìà «Àëåêñàíäð Íåâñêèé»; âèäèìî ýòî âîçûìåëî ñâî¸ äåéñòâèå íà ïîäñîçíàòåëüíîì óðîâíå — Ñîâåòñêèé íàðîä ïîáåäèë ôàøèçì.

«Â 1968 ãîäó èçáðàí ÷ëåíîì-êîððåñïîíäåíòîì Àâñòðèéñêîé àêàäåìèè íàóê»; ó íåãî ìíîãî íàãðàä è íàóê ïåðåä ìèðîâûì ñîîáùåñòâîì.

Êîðîòêî ïðî èçó÷åíèå ëåãåíäàðíîãî «Ñëîâà» Ä.Ñ. Ëèõà÷åâûì.

 ñâîåé ñòàòüå «Èçó÷åíèå «Ñëîâà î ïîëêó Èãîðåâå» è âîïðîñ î åãî ïîäëèííîñòè, Ä.Ñ. Ëèõà÷¸â, ïèøåò î òîì, ÷òî Ñëîâî áûëî íàéäåíî â XIX âåêå, çàòåì  îñòàëèñü î Ñëîâå òîëüêî ëèøü âîñïîìèíàíèÿ è óïîìèíàíèÿ â êàêèõ-òî äíåâíèêàõ è çàïèñêàõ Àëåêñàíäðà I — ò.ê. Ñëîâî ñãîðåëî âìåñòå ñî âñåìè ðóêîïèñÿìè ïðè ïîæàðå â äîìå ãðàôà Ìóñèíà-Ïóøêèíà âìåñòå ñî âñåìè äðóãèìè ðóêîïèñÿìè ãðàôà, è â òðàêòîâêå Ìóñèíà-Ïóøêèíà, äî ñîâðåìåííîãî ÷èòàòåëÿ íå äîøëî.

Âèäåâøèé ðóêîïèñü ãëàâíûé èñòîðèê Àëåêñàíäðà I Í.Ì. Êàðàìçèí äàòèðîâàë å¸ XV âåêîì. Ëèõà÷¸â Ä.Ñ. â ýòîé ñòàòüå ñîìíåâàåòñÿ â òîì, ÷òî «Ñëîâî» ýòî ïàìÿòíèê XV âåêà, è ñ÷èòàåò Ñëîâî î ïîëêó Èãîðåâå ïðèìåðîì ôàëüñèôèêàöèè äîêóìåíòîâ âåêà XIX. Öèòèðóþ Ä.Ñ. Ëèõà÷¸âà:

«×èñëî ïðèìåðîâ íåïîíèìàíèÿ «Ñëîâà» ìîæíî áûëî áû çíà÷èòåëüíî óâåëè÷èòü, íî è ïðèâåäåííûõ äîñòàòî÷íî, ÷òîáû îò÷åòëèâî ïðåäñòàâèòü ñåáå, êàê ìíîãîå â «Ñëîâå», ÷òî êàæåòñÿ íàì òåïåðü ñîâåðøåííî ÿñíûì, áûëî íå ïîíÿòî â êîíöå XVIII â.

Îòñþäà âèäíî, ÷òî ñðåäè ïåðâûõ ïåðåâîä÷èêîâ, êîììåíòàòîðîâ è èçäàòåëåé «Ñëîâà» íå ìîãëî áûòü ïðåäïîëàãàåìîãî ôàëüñèôèêàòîðà «Ñëîâà»».

Îäíàêî, Ä.Ñ. Ëèõà÷¸â íå ñ÷èòàåò ôàëüñèôèêàöèþ Ñëîâà íàìåðåííîé — ïðîèçîøëî ýòî âñëåäñòâèå îøèáêè, íåïðàâèëüíîé òðàêòîâêå, è êàêèì-òî ÷èñòî èñòîðè÷åñêèì ïðîñ÷¸òàì Êàðàìçèíà è Ìóñèíà-Ïóøêèíà, êîòîðûå âñëåäñòâèå ñâîèõ íåðàçóìåíèé íå ïðàâèëüíî òðàêòîâàëè Ñëîâî.

Âîò, ÷òî îá ýòîì ïèøåò ñàì ó÷¸íûé: «Ñ÷èòàòü, ÷òî ôàëüñèôèêàòîð íàìåðåííî íåïðàâèëüíî ïåðåäàâàë òåêñò, ïåðåâîäèë è êîììåíòèðîâàë â ðàñ÷åòå, ÷òî êîãäà-ëèáî òåêñò áóäåò ïîíÿò ïðàâèëüíî è ýòî ïîñëóæèò äîêàçàòåëüñòâîì åãî ïîäëèííîñòè, ñîâåðøåííî íåâîçìîæíî».

Ïëà÷ ßðîñëàâíû — Ä.Ñ. Ëèõà÷¸â

Íà Äóíàå ßðîñëàâíèí ãîëîñ ñëûøèòñÿ,
Êóêóøêîþ áåçâåñòíîé ðàíî êóêóåò:
«Ïîëå÷ó, — ãîâîðèò, — êóêóøêîþ ïî Äóíàþ,
Îìî÷ó øåëêîâûé ðóêàâ â Êàÿëå-ðåêå,
Óòðó êíÿçþ êðîâàâûå åãî ðàíû
Íà ìîãó÷åì åãî òåëå».

ßðîñëàâíà ðàíî ïëà÷åò
 Ïóòèâëå íà çàáðàëå, ïðèãîâàðèâàÿ:
«Î âåòåð, âåòðèëî!
Çà÷åì, ãîñïîäèí, âååøü òû íàâñòðå÷ó?
Çà÷åì ì÷èøü õèíîâñêèå ñòðåëî÷êè
Íà ñâîèõ ë¸ãêèõ êðûëüèöàõ
Íà âîèíîâ ìîåãî ìèëîãî?
Ðàçâå ìàëî òåáå áûëî ïîä îáëàêàìè âåÿòü,
Ëåëåÿ êîðàáëè íà ñèíåì ìîðå?
Çà÷åì, ãîñïîäèí, ìî¸ âåñåëüå
Ïî êîâûëþ òû ðàçâåÿë?»

ßðîñëàâíà ðàíî ïëà÷åò
 Ïóòèâëå-ãîðîäå íà çàáðàëå, ïðèãîâàðèâàÿ:
«Î Äíåïð Ñëîâóòè÷!
Òû ïðîáèë êàìåííûå ãîðû
Ñêâîçü çåìëþ Ïîëîâåöêóþ.
Òû ëåëåÿë íà ñåáå Ñâÿòîñëàâîâû íàñàäû
Äî ñòàíà Êîáÿêîâà.
Ïðèëåëåé æå, ãîñïîäèí, ìîåãî ìèëîãî êî ìíå,
×òîáû íå ñëàëà ÿ ê íåìó ñë¸ç íà ìîðå ðàíî».

 
ßðîñëàâíà ðàíî ïëà÷åò
 Ïóòèâëå íà çàáðàëå, ïðèãîâàðèâàÿ:
«Ñâåòëîå è òðèæäû ñâåòëîå ñîëíöå!
Âñåì òû òåïëî è ïðåêðàñíî:
Çà÷åì, âëàäûêî, ïðîñò¸ðëî òû ãîðÿ÷èå ñâîè ëó÷è
Íà âîèíîâ ìîåãî ëàäû?
 ïîëå áåçâîäíîì æàæäîþ èì ëóêè ñêðóòèëî,
Ãîðåì èì êîë÷àíû çàòêíóëî?»

Ïðûñíóëî ìîðå â ïîëóíî÷è,
Èäóò ñìåð÷è òó÷àìè.
Èãîðþ-êíÿçþ Áîã ïóòü óêàçûâàåò
Èç çåìëè Ïîëîâåöêîé
 çåìëþ Ðóññêóþ,
Ê îò÷åìó çîëîòîìó ñòîëó.

Èñòî÷íèê:
1. Ä.Ñ. Ëèõà÷¸â — Èçó÷åíèå «Ñëîâà î ïîëêó Èãîðåâå» è âîïðîñ î åãî ïîäëèííîñòè.
2. Ïûëÿåâ «Ñòàðèííûé Ïåòåðáóðã»
3. Áîðèñ Ñàâèíêîâ. Ïðîèçâåäåíèÿ.


Этот памятник вечно свеж. КажДая эпоха находит в нем новое И свое. Это предназначение подЛинных произведений искусства. Они говорят новое новому, и они Всегда актуальны. Д. С. Лихачев
«Слово о полку Игореве» — великий памятник культуры Древней Руси. Этой поэме, написанной неизвестным автором, уже более 800 лет, а она до сих пор читается, обсуждается, переводится вновь и вновь многими людьми. Секрет «Слова о полку Игореве» заключается в его актуальности во все времена. Основная идея «Слова о полку Игореве» — объединение всех

русских князей в борьбе против общего врага. Но разрозненность князей не является признаком того времени, эпохи. И в Средние века, и в прошлом веке, и в наше время людям не хватало и не хватает сплоченности, они не могут достичь своей цели в одиночку. Ни один великий император, князь, ученый не стал бы великим, если бы он один отстаивал свои идеи, если бы не имел сторонников и друзей. Со смертью человека умерли бы и его идеалы. В «Слове о полку Игореве» автор, современник князя Игоря, от имени киевского князя Святослава обращается к русским князьям с призывом объединиться, «загородить острыми стрелами ворота на Русь

с широкой степи», послать свои войска в поход за обиду своего времени, за Русь», за живые Игоревы раны».
К главному герою «Слова о полку Игореве», князю Игорю, автор относится двояко. Он восхищается отвагой и мужеством князя. Игорь хочет освободить Русь от кочевников-половцев, но он также преследует свои личные интересы — хочет прославиться. Поэтому князь Игорь, не принявший участия в общем походе князей против половцев, вместе с братом Всеволодом отправляется в поход. Игорь не обращает внимания даже на предупреждения природы: ни на затмение солнца, ни на кровавый зловещий рассвет перед второй битвой. Именно образы природы помогают автору выразить свою тревогу за Игорево войско. Князь Игорь ослеплен своим стремлением к победе: «Всю сорвем, что в будущем есть, славу, да и ту, что добыли уже деды», — говорит Святослав, отец Игоря и Всеволода. В «Слове о полку Игореве» «золотое слово Святослава» соседствует с плачем Ярославны. Автор хочет показать их сходства и различия. И Святослав, и Ярославна обращаются за помощью. Святослав — к князьям: «Встань за землю Русскую, за живые Игоревы раны», а Ярославна — к силам природы. Святослав корит князей за разрозненность, за междоусобицы, за неповиновение Киевскому князю, за то, что они не помогли Игорю, а Ярославна упрекает ветер, Днепр и солнце за поражение Игоря. Ее слова не просто мольба, но и заклинание, поскольку на Руси с приходом христианства все же остаются языческие обычаи, в частности олицетворение природы.
За слепоту князя Игоря, за его неразумный поступок, повлекший за собой смерть огромного числа русских воинов, автор осуждает его. Именно поход Игоря открыл ворота на Русь. Половцы, никогда до этого не бравшие в плен русского князя, воодушевились и решили, что Русь ослабла, что теперь они легко ее захватят. Спустя совсем немного времени после неудачного похода Игоря, его пленения, его побега монголо-татарские полчища вторглись на Русь, и 300 лет Русская земля томилась под властью монголо-татарского ига. Но автор все же прощает Игоря, как и весь русский народ прощает его. Великому русскому народу свойственно всепрощение, поэтому Игорь прощен и даже восхваляется народом в конце поэмы. «В селах радость, в городах веселье; все князей поют, встречают». Ведь князь Игорь сражался за Русь, за ее свободу, хотя и потерпел неудачу.
В «Слове о полку Игореве» автор высказывает свои собственные мысли. Боян, известный певец тех времен, воспевает прошлое. Он восхваляет князей. В отличие от Бояна автор говорит о настоящем, высказывает свое отношение к князьям. Автор не только восхваляет, но и осуждает всех князей. На примере князя Игоря автор показал, к чему может привести такой индивидуализм. Он укоряет их в том, что они, сильные и смелые, ведут меяедоусобные войны, которые обескровливают Русь, в то время как половцы совершают свои набеги. Некоторые князья даже прибегали к помощи «поганых» в своих междоусобных войнах. И во время того, как на какое-либо пограничное княжество нападали кочевники, другие князья не спешили на помощь, и лишь после того как вражеские полки подступали к их земле, они начинали обороняться. Именно из-за этого во время татаро-монгольского нашествия кочевники захватили всю Русь, ведь князья не смогли вовремя объединиться. Их ничему не научил пример Игоря, не помогло и обращение к ним автора «Слова о полку Игореве».
Возможно, что даже сейчас многие из тех, кто прочитает это великое произведение, не поймут его смысла, не поймут того, что единства не хватало не только князьям, но не хватает его и всем нам сейчас.

Над окошком месяц под окошком ветер сочинение.
Отношение автора к князю Игорю. Основная идея «Слова о полку Игореве»

Categories: Литература

  • Отношение автора к павлуше из рассказа бежин луг
  • Отношение автора к левше из рассказа лескова
  • Отношение автора к обломову сочинение
  • Отношение автора к мальчикам из рассказа бежин луг
  • Отношение автора к ашик кериб из сказки ашик кериб