Отец и ремень рассказ

КОЛЬКА
 

Колька, парнишка лет десяти, ещё не понимал, насколько он любит отца. Он пока вообще не понимал, что значит «любит», он просто не задумывался об этом. Семья была дружная. Жил он вместе с отцом, матерью и младшим братишкой в военном городке, в трехкомнатной малогабаритке пятиэтажного дома. Городок этот находился на окраине Щелково – подмосковного районного центра.
 

Отец был очень добрый. Он никогда, даже в моменты сильного раздражения, пальцем не тронул Кольку. Да что там тронул? Он и голос-то повышал крайне редко. В те, честно говоря, редкие случаи, когда требовалось, как говорила мать «мужское воспитание», отец несколько повышал голос и восклицал, повторяя:
 

– Где мой ремень? Где мой ремень? Вот я тебя сейчас! Где мой ремень?
 

– Да, вон он, Миш, на поясе у тебя, в брюках. – Добродушно усмехаясь, говорила мать.
 

Воспитательный пыл у отца мгновенно пропадал, он стучал кулаком по своей ноге, на излете эмоций, совсем уже не грозно произносил:
 

– Смотри, Николай, доберусь я до тебя.
 

И с чувством выполненного отцовского долга удалялся в другую комнату. Воспитательный процесс на этом заканчивался.
 

Колька очень гордился отцом. Он любил гулять с ним вместе, шагая рядом, с таким красивым, мужественным, в хорошо подогнанной военной форме, стараясь попадать с ним в ногу. Иногда он сбивался, и ему приходилось подпрыгивать, чтобы опять попасть в ритм отцовских шагов. Отец всегда держал Кольку левой рукой, чтобы правая была свободна. Он объяснил ему, что военные при встрече, должны отдавать друг другу воинскую честь. И парнишка, с замиранием сердца, ждал, когда навстречу им попадется военнослужащий, и отец, таким красивым, отточенным, быстрым движением, бросит правую ладонь к козырьку фуражки, приветствуя его.
 

Однажды на какой-то праздник, наверное, день Революции, они пошли с отцом в город. Мать осталась дома с маленьким братом. На улицах было много людей, все были нарядные, держали в руках кто флажки, кто бумажные цветы на длинных палках, кто воздушные шарики. Было весело, шумно и празднично.
 

Они подошли к большой группе людей, толпившихся в сквере у каменного постамента, на котором возвышалась укутанная белой материей фигура. Ожидалось открытие памятника кому-то. Наверное, Ленину. Колька не знал. Они подождали немного, потом на трибуну взобрался какой-то мужчина, что-то недолго и неразборчиво поговорил в свистящий микрофон, потом подошел к постаменту, взялся за веревку, прикрепленную к закрывавшей изваяние материи, и потянул за нее.
 

В тот момент, когда полотно двинулось вниз, обнажая скульптуру, дирижер стоящего рядом духового оркестра, взмахнул палочкой и оркестр слаженно выдал первый торжественный аккорд:
 

– Та-да-а-а-м!
 

Короткая пауза, и полилась красивая торжественная мелодия. Отец вдруг, к величайшему удивлению Кольки, отпустил его руку, вытянулся, поднес ладонь к фуражке и замер, подобно открытому только что памятнику. Колька невольно тоже весь подобрался, посерьезнел и стоял, не шевелясь, слушая торжественные звуки мелодии.
 

Уже дома он спросил отца:
 

– Пап, а почему там, в сквере, ты отдавал честь? Там же рядом не было никаких военных?
 

Отец объяснил ему, что оркестр играл тогда Гимн страны, во время исполнения которого, все должны вставать, а военные еще и отдавать воинскую честь.
 

Колька любил наблюдать, как отец с вечера готовит обмундирование к завтрашней службе. Это представлялось ему каким-то ритуалом. Сначала отец тщательно гладил форму, а затем наступало самое интересное – чистка пуговиц. Он собирал латунные пуговицы в прорезь целлулоидной пластины и чистил их сначала какой-то зеленой пастой, после чего пуговицы начинали блестеть. Затем, тряпочкой, смоченной жидкостью из небольшого флакончика с надписью «Осидол», он наводил окончательный глянец, и пуговицы уже сверкали, как маленькие осколки солнца. Кольке хотелось запихнуть их в рот, как леденцы.
 

Потом они вместе на лестничной клетке чистили сапоги. Здесь тоже были свои четкие правила. Сначала грубой щеткой счищались остатки грязи и пыли, потом маленькой щеточкой, напоминавшей ложку для супа, только со щетиной, наносился гуталин, затем, уже третьей, жесткой щеткой, гуталин равномерно размазывался по всей поверхности сапога. Следом наступал черед мягкой щетки. И, после того, как отец проходился ею быстрыми, привычными движениями по черной коже, сапог начинал матово поблескивать. Завершала процесс бархотка – кусок бархатной материи. После полировки ею, в сапог можно было смотреться, как в зеркало.
 

Колька любил, как пахнет отец. Когда он обнимал сына перед уходом на службу или по возвращении, Колька ощущал смесь запахов гуталина, кожи портупеи, одеколона и какой-то очень мужской смеси запахов табака и еще чего-то кисловато-горького, такого родного и приятного.
 

Как-то отца не было несколько дней – он уехал в командировку. Такое и раньше случалось, но в этот раз Кольке казалось, что отца нет как-то уж очень долго.
 

День клонился к вечеру. Все дела Колька переделал – отучился в школе, погулял с друзьями во дворе, сделал уроки, позанимался по просьбе матери с младшим братом. Делать было абсолютно нечего, и он бесцельно слонялся по квартире.
 

Зашел в спальню родителей. Зачем-то открыл большой платяной шкаф. Внутри него, в немножко пугающей темноте, пахнувшей нафталином, на плечиках висела одежда. Взгляд Кольки остановился на полевой форме отца. Он погладил пальцем маленькие темно-зеленые, шершавые звездочки погон, провел ладонью по грубой зеленой материи. И вдруг, подчиняясь какому-то порыву, вынул форму из шкафа и стал натягивать на себя.
 

Гимнастерка доставала почти до пола, в яловые сапоги он просто провалился, как в прорубь, портупея обернула тело два раза и еще оставалось. Колька почувствовал такой знакомый, до боли родной запах. Где-то в районе солнечного сплетения возник какой-то комок, он рос, заполняя все тело, в носу защипало, из глаз ручьем брызнули слезы. Он опустился на пол в углу между стеной и шкафом, свернулся в клубок и навзрыд заплакал.
 

В комнату вбежала встревоженная мать – видимо услышала что-то. Кинулась к сыну, прижала его, расспрашивая, что случилось? Превозмогая слезы, всхлипывая и заикаясь, Колька с трудом выдавил:
 

– Я… по папе… соскучился…
 

И снова горько заплакал. Мать прижала мальчика к себе, стала целовать его мокрые от слез щеки, гладила по худенькой вздрагивающей спине, зашептала на ухо, успокаивая его:
 

– Не плачь, родной. Папа скоро вернется, он тоже очень скучает по тебе. Потерпи немного. Он уже скоро будет, вот увидишь.
 

Понемногу Колька успокоился, лишь изредка всхлипывал и вздрагивал всем телом.
 

Они долго просидели так на полу, обнявшись. Мать успокаивала сына, шептала ему нежные слова, покачивала, убаюкивала, как когда-то, когда он был совсем маленьким.
 

……………….
 

Прошли. Нет, пролетели года. У Кольки выросли дети, подрастают внуки. Но частенько, где-то глубоко внутри, маленький мальчик шепчет:
 

– Папа, я так по тебе скучаю…
 

Москва, январь 2021
 

Несмотря на то, что прошла уже половина января, погода была переменчивой – мороз легко сменялся оттепелью, а снег дождём. Вот и сейчас, выйдя из подъезда своего дома, мальчишка увидел вокруг обледеневшую красоту. Тоненькой корочкой льда покрыто было всё: ступеньки у парадного, асфальтовые дорожки под ногами, деревья от земли до самой верхушки, местами даже стены домов. Наверняка ночью моросил дождик, а под утро выпавшую влагу сковал морозец.
 

Смотрелось это, конечно, очень красиво, особенно когда из-за туч проглядывало солнце и пронизывало своими холодными лучами ледяную призму замёрзшего великолепия. Но вот идти было совершенно невозможно – ноги разъезжались на каждом шагу, как будто каждая из них жила самостоятельной жизнью и стремилась уйти от хозяина. Но деваться было некуда, ведь шёл малец не куда-нибудь, а в школу. И в случае неявки его ожидало два скандала – один, помягче, в школе; а другой, без каких-либо шансов на компромисс, дома. С отцом. Поэтому выбирать не приходилось.
 

Да и идти было не далеко – если б не этот гололёд, то уже минут через 10 школа распахнула бы перед ним свои двери. Но сегодня дорога наверняка займёт вдвое больше времени, поэтому мальчишка вышел заранее и осторожно преодолевал метр за метром. Но не успел он и ста шагов сделать, как рядом с тротуаром увидел продолговатый обледеневший комок, внутри которого проглядывало что-то серое.
 

Когда комок этот попал в руки, то стало понятно – это был обледеневший дикий голубь. Голубятни у него, понятно, не было и заснул он ночью на ветке. А тут дождь. Следом за которым ударил мороз. Вот и вышла из голубя ледяная фигурка. Только на ветке не смогла удержаться замёрзшими лапками и свалилась под дерево…
 

Пацан думал секунды – в школу он ещё вполне успевает, до дома недалеко – и принял решение. Спрятав ледяную фигурку под пальто, он быстро двинулся к дому. Бежать по льду не получалось, и он скользил, как на коньках. И только попав в подъезд, он смог дать волю своим резвым мальчишеским ногам. В свою квартиру на третьем этаже он попал за считанные секунды. Забежал в комнату и положил голубя возле своей тахты. Накрыл его маминым платком. И собрался уходить.
 

Но вдруг подумал, что когда птица очнётся, ей наверняка захочется полетать. А особого простора в однокомнатной квартире не было. И парнишка накрыл своего найдёныша почтовым ящиком (они в то время были жёсткими – изготавливались из ДВП на деревянной основе). И потом уже со спокойной душой зашагал в школу. После занятий он всегда возвращался домой раньше, чем родители с работы. Поэтому у него будет ещё несколько часов до их прихода, чтобы поиграть с птицей, покормить её и отпустить…
 

Учился парень с интересом (тем более что сегодня были его любимые предметы – русская и украинская литература) и время занятий пролетело быстро. Но после школы он немного задержался с приятелем на катке. В то время ещё не было, за исключением единиц в крупных городах, крытых платных катков. И такой вот, как этот, местные жители заливали на пустырях для своих детей сами.
 

А сегодня, по дороге домой, мальчишки увидели на краю ледяного пространства старую школьную парту. Вернее, её остов – столешницы у неё не было, как и скамейки – один металлический каркас. И пацаны придумали себе развлечение – садились вдвоём на эту железку, распахивали полы своих пальто, увеличивая таким образом парусность, и ветер гнал их из одного конца ледяного поля в другой.
 

Вдоволь накатавшись, они пошли по домам. Надо ведь было ещё и домашние задания делать. (О голубе парнишка и забыл вовсе! )
 

Но дома его ждал сюрприз! – неизвестно почему немного раньше пришёл отец. Который гонялся теперь по комнате за голубем.
 

Как потом выяснилось, главе семейства не понравилось, что посреди комнаты валяется почтовый ящик, а под ним почему-то платок его жены. Ну, он и поднял. И одно, и другое. Но совершенно не ожидал, что под платком окажется птица. А она к тому времени уже отогрелась и не прочь была немного полетать. Ну и вспорхнула прямо из-под рук!
 

Проще всего, и правильнее, было бы подождать пока птица налетается, и усядется где-нибудь. Но для отца это означало прогнуться под чью-то волю (а в данном случае это была воля мальчишки и какой-то птицы! ), чего он не мог себе позволить. И началась погоня! Пацан лишь немного опоздал к её началу и застал картину, когда его папаша носился с какой-то тряпкой в руках вокруг стола, стоявшего посреди комнаты. А под потолком с обалдевшими глазами носился из угла в угол голубь. Причём свои полёты он сопровождал бомбардировкой «оккупированной территории». И несколько «снарядов» уже попали в цель – один из них «разорвался» прямо на отцовской макушке, два другие поставили «отметки» на вполне приличном костюме. Не удивительно, что барометр папенькиного настроения показывал бурю:
 

– Твоя работа?! – спросил он сына (если этот выкрик можно было назвать вопросом).
 

– Да, он замёрз и я… – начал было объяснение мальчишка, но отец его не слушал. Ведь у него (как он считал) появился отменный повод проявить свои воспитательные «способности».
 

Брезгливо вытирая носовым платком кляксы с головы и костюма, глава семейства произнёс свой приговор:
 

– Сейчас я ухожу, но через два часа вернусь! К этому времени ты должен успеть:
 

1. Поймать птицу.
 

2. Выбросить её в окно.
 

3. Убрать всё, что она тут нагадила.
 

4. Выучить уроки.
 

– Приду – всё это проверю! Если хоть чего-то не сделаешь – не обижайся! – И отец красноречиво коснулся своего брючного ремня…
 

Потом он ушёл, а мальчишка поймал птицу. Но перед тем как выпустить её в окно, он покрошил ей горбушку батона. Правда, голубю после всех недавних событий было не до еды. Тогда мальчик поднёс его к открытой форточке. Пленник взмахнул крыльями и улетел, даже не попрощавшись. Хлебные крошки пришлось выбросить туда же.
 

Кое-как прибравшись, мальчишка сел за уроки. Но выучить их к приходу отца не успел. За что был «награждён» двумя подзатыльниками (на этот раз обошлось без ремня) и неделей «домашнего ареста».
 

– И не вздумай засранец (любил папенька это слово! ) ещё какую-нибудь гадость в дом принести! – у пацана от этих истерических криков нервная дрожь пробежала по телу – Я тогда тебе не только задницу, но и руки отобью!!!
 

… Потом этот сумасшедший день всё-таки закончился и все легли спать. Забрался и мальчик под своё одеяло. Но сон не шёл. И он стал грустно подводить итоги сегодняшнего дня. Итак:
 

1. Если хочешь помочь кому-то, не рассчитывай ни на помощь со стороны, ни на благодарность объекта своей помощи.
 

2. На помощь и понимание родителей рассчитывать не приходится.
 

3. Птичье дерьмо сулит не деньги, а подзатыльники…
 

Потом ему приснился сон, в котором уже он, обледеневший, лежал на заснеженной земле, а мимо, не замечая его, шёл отец. Мальчик пытался подать какие-то знаки, крикнуть что-то, но руки и горло сковал холод. И только когда родитель уже скрылся из виду, откуда-то вдруг прилетел тот самый голубь. Такой маленький, он сумел укутать мальчишку своими крыльями. И тот почувствовал тепло, которого никогда не испытывал дома…