От лица кого ведется повествование в рассказе чистый понедельник

Основные персонажи рассказа

Главные герои:

Рассказчик – помещик, охотник; от его лица ведется повествование в рассказе.
Яшка-Турок – 23 года, «худой и стройный»; «происходил от пленной турчанки».
Рядчик – 30 лет, мужик из Жиздры, «невысокого роста, рябой и курчавый».

Другие персонажи:

Николай Иванович – целовальник (так ранее назывался продавец в кабаке), владелец кабака «Притынного».
Дикий-Барин (Перевлесов) – 40 лет, «широкоплечий, широкоскулый» с татарскими глазами.
Обалдуй (Евграф Иванов) – «загулявший, холостой человек», от которого отказались господа.
Моргач – мещанин, бывший кучер; «тертый калач, который знает людей».

Основные герои

В сочинение Ивана Сергеевича Тургенева не так много главных героев.

Но автор дал им подробную характеристику:

Яшка Турок — страстный и чувствительный молодой человек. Он беден, но талантлив, когда он начинает петь, зал затихает. Его душевное и искреннее исполнение заставляет плакать простых крестьян. Он выигрывает конкурс.
Рядчик — невысокий, уверенный в себе певец, он соперничает с главным героем, но проигрывает ему. Он поет хорошо, но его исполнение не берет за душу, как в случае с Турком. В конце он признает превосходство конкурента.

Тургенев дал жизнь и второстепенным персонажам.

Вот их краткое описание:

Николай Иванович — хозяин кабака «Притынного», в котором проходит певческое состязание;
Дикий Барин — сорокалетний мужик с широкими плечами, скулами и татарскими глазками;
Евграф Иванов (Обалдуй) — вечно пьяный, неработающий мужик, завсегдатай питейного заведения;
Моргач — бывший кучер, разбогатевший после смерти своей хозяйки, он умен, расчетлив и изобретателен.

Также в произведение присутствует рассказчик, который является свидетелем произошедшей истории.

Он наблюдал за великолепным выступлением артистов, а затем видел победителя, который был сильно пьян и пел пошлые песни. Это все герои рассказа «Певцы».

Тургенев «Певцы» очень краткое содержание

Певцы Тургенев краткое содержание для читательского дневника:

Июльский день. Барин возвращается с охоты домой через знакомую ему деревню Колотовка. Здесь находится знаменитый на всю округу кабак “Притынный”, который принадлежит целовальнику* Николаю Ивановичу. Клиенты любят хозяина кабака за его ум, опыт и умение давать дельные советы.

Барин-охотник приходит в кабак, чтобы утолить жажду. В это время в заведении собираются известные в округе певцы — простой рабочий Яков-Турок и рядчик (подрядчик) из города Жиздра. Мужчины спорят на порцию пива, кто из них лучше споет. Барин-охотник остается посмотреть на это зрелище, так как не раз слышал о таланте Яшки-Турка.

Кабак заполняется посетителями, ценителями пения. Среди них: Дикий-Барин — загадочный, угрюмый силач и страстный любитель пения; Моргач — бывший крестьянин, ныне состоятельный мещанин, хитрый и расчетливый человек; Обалдуй — крестьянин-бездельник, горький пьяница и др.

Певцы кидают жребий, и рядчик выступает первым. Он прекрасно поет, и гости слушают его с восторгом. Затем выступает Яков-Турка. Его пение потрясает собравшихся. Многие зрители плачут. Рядчик признает Яшу победителем и убегает из кабака. Хозяин заведения, Николай Иванович, дарит от себя порцию пива Якову. В кабаке начинается пир.

Барин-охотник идет на сеновал, чтобы переждать жару. Проснувшись под вечер, он отправляется в свою деревню, по пути проходя мимо того же кабака. Там он видит, как все та же компания, в том числе Яков, продолжают пьянствовать. Барин продолжает свой путь домой.

(*целовальник — продавец спиртных напитков).

Содержание «Певцы» с цитатами

В небольшом селе Колотовка, лежавшем на «скате голого холма» отдельно от других стояла небольшая избушка – кабак «Притынный». Известен он был благодаря своему владельцу целовальнику Николаю Ивановичу.

Николай Иваныч был «расторопный и сметливый», обладал даром «привлекать и удерживать у себя гостей». Он знал толк во всем, что «важно или занимательно для русского человека». Николая Ивановича уважали соседи, он был «человек со влиянием», у него были жена и дети.

В жаркий июльский день рассказчик решил зайти в кабачок. Еще на пороге услышал разговор мужиков, что Турок-Яшка и рядчик будут соревноваться в пении – они побились об заклад на осьмуху пива. Рассказчик не раз слышал о Яшке-Турке «как о лучшем певце в околотке».

В кабаке «собралось довольно многочисленное общество», которое рассказчик описывает подробно. Обалдуй не имел никакой должности, не получал жалования, но умел «покутить на чужой счет». О Моргаче было известно, что «он некогда был кучером» у старой барыни, бежал от нее, затем вернулся, после смерти помещицы был отпущен на волю, приписался в мещане и вскоре разбогател. Яков-Турок «был по душе – художник, <�…> а по званию – черпальщик на бумажной фабрике». Прошлое Дикого-Барина было неизвестно, но мужик «пользовался огромным влиянием во всем округе».

Рассказчик заметил, что Яшка волнуется. Чтобы определить, кто будет петь первым, бросили жребий. Выпало рядчику. Рядчик выступил вперед и «запел высочайшим фальцетом». «Голос у него был довольно приятный и сладкий». Рядчик пел веселую плясовую песню. Присутствующие ему подпевали и после очень хвалили.

Далее следовало петь Якову. Он прикрыл лицо рукой, а когда открыл, «оно было бледно, как у мертвого». Вздохнув, Яков завел заунывную песню «Не одна во поле дороженька пролегала». Его голос «звенел, как надтреснутый». «Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны». У рассказчика навернулись слезы. Все поняли, что Яков победил.

Чтобы не испортить впечатление, рассказчик пошел спать на сеновал. Ночью, проходя снова мимо кабака, он услышал, что гулянье там продолжается – Яков пел какую-то плясовую песню. Рассказчик «быстрыми шагами стал спускаться с холма, на котором лежит Колотовка», издали какой-то мальчик громко звал Антропку.

Заключение

Рассказ «Певцы» написан в традициях реализма (направление в русской литературе). В произведении автор затрагивает тему народного искусства, существующего в обыденной, темной жизни крестьян.

Это интересно: Цикл рассказов «Записки охотника» Тургенева публиковался в 1847–1851 годах в журнале «Современник». На нашем сайте можно прочитать краткое содержание «Записок охотника» по главам (запискам). Пересказ подойдет для подготовки к уроку литературы и для читательского дневника.

Краткий сюжет

Рассказ начинается с описания небольшого отдаленного села Колотовка. В нем был кабак «Притынный», который стал популярен благодаря своему хозяину. Он знал как привлекать и удерживать гостей. В один прекрасный вечер рассказчик зашел в кабак и услышал разговор Яшки-Турока и Рядчика. Мужчины решили соревноваться в пении.

Дальше в рассказе идет подробное описание посетителей. В частности детально рассказывается о Диком Барине, Моргаче, Обалдуе. Яшка и Рядчик кинули жребий, выступать выпало второму.

Рядчик не волновался, легко исполнил веселую песню, все ему аплодировали и высказывали одобрение.

Рассказчик мало верил в победу Яшки, но стоило тому запеть, как его мнение изменилось. Он исполнял грустную песню, которая заставляла всех плакать, переживать и беспокоиться. Казалось бы Яшка проигрывает в качестве исполнения, но у него был талант передавать свои чувства публике.

Рассказчик решил не портить впечатление и отправился спать на сеновал. Ночью он снова прошел мимо кабака и слышал, что Яшка продолжал петь, но в этот раз что-то веселое. Рассказчика воодушевило это и он быстро спускался с холма.

Сюжет рассказа «Певцы» за 3 минуты

Небольшое село Колотовка лежит на скате голого холма, рассечённого глубоким оврагом, который вьётся по самой середине улицы. В нескольких шагах от начала оврага стоит небольшая четырёхугольная избушка, крытая соломой. Это — кабак «Притынный». Посещается он гораздо охотней, чем остальные заведения, и причиной этому — целовальник Николай Иваныч. Этот необычайно толстый, поседевший мужчина с заплывшим лицом и хитро-добродушными глазками уже более 20-ти лет проживает в Колотовке. Не отличаясь ни особой любезностью, ни говорливостью, он обладает даром привлекать гостей и знает толк во всём, что интересно русскому человеку. Ему известно обо всём, что происходит в округе, но он никогда не пробалтывается.

У соседей Николай Иваныч пользуется уважением и влиянием. Он женат, и дети у него есть. Жена его — бойкая, востроносая и быстроглазая мещанка, Николай Иваныч во всём на неё полагается, а пьяницы-крикуны её боятся. Дети Николая Иваныча пошли в родителей — умные и здоровые ребята.

Был жаркий июльский день, когда я, мучимый жаждой, подошёл к Притынному кабачку. Вдруг на пороге кабачка показался седой мужчина высокого роста и начал кого-то подзывать, махая руками. Ему отозвался низенький, толстый и хромой человек с лукавым выражением лица по прозвищу Моргач. Из разговора между Моргачом и его приятелем Обалдуем я понял, что в кабачке затевается соревнование певцов. Лучший в околотке певец Яшка Турок покажет своё мастерство.

В кабачке уже собралось довольно много народу, в том числе и Яшка, худой и стройный человек лет 23‑х с большими серыми глазами и светло-русыми кудрями. Возле него стоял широкоплечий мужчина лет 40-ка с чёрными блестящими волосами и со свирепо-задумчивым выражением на татарском лице. Звали его Диким Барином. Напротив него сидел соперник Яшки — рядчик из Жиздры, плотный, невысокий мужчина лет 30-ти, рябой и курчавый, с тупым носом, карими глазками и жидкой бородкой. Распоряжался действом Дикий Барин.

Прежде, чем описывать соревнование, хочу сказать несколько слов о собравшихся в кабачке. Евграф Иванов, или Обалдуй, был загулявший холостяк. Он не умел ни петь, ни плясать, но ни одна попойка не обходилась без него — его присутствие переносили как неизбежное зло. Прошлое Моргача было неясным, знали только, что он был кучером у барыни, попал в приказчики, был отпущен на волю и разбогател. Это опытный человек себе на уме, не добрый и не злой. Всё его семейство состоит из сына, который пошёл в отца. Яков, происходивший от пленной турчанки, был художником в душе, а по званию — черпальщик на бумажной фабрике. Никто не знал, откуда появился Дикий Барин (Перевлесов) и чем он живёт. Этот угрюмый человек жил, ни в ком не нуждаясь, и пользовался огромным влиянием. Он не пил вина, не знался с женщинами и страстно любил пение.

Первым запел рядчик. Пел он плясовую с бесконечными украшениями и переходами, чем вызвал улыбку Дикого Барина и бурное одобрение остальных слушателей. Яков начал с волнением. В его голосе была глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и увлекательно-беспечная, грустная скорбь. Русская душа звучала в нём и хватала за сердце. У всех на глазах выступили слёзы. Рядчик сам признал поражение.

Я вышел из кабачка, чтобы не испортить впечатление, добрался до сеновала и заснул мёртвым сном. Вечером, когда я проснулся, в кабачке уже вовсю праздновали победу Яшки. Я отвернулся и стал спускаться с холма, на котором лежит Колотовка.

( 2 оценки, среднее 4 из 5 )

Источник

История создания

Уже во второй половине XIX века в русской литературе сложилась традиция обращения к теме детства. Об этой прекрасной поре жизни писали Лев Толстой, Сергей Аксаков, Максим Горький и другие. Взглянуть на мир глазами ребенка, понять, что он чувствует и испытывает, о чем мечтает эта маленькая и еще не до конца сложившаяся, но уже достаточно самобытная личность, — все это интересовало и продолжает интересовать писателей. Проблеме детства посвящен рассказ Ивана Алексеевича Бунина «Цифры».

Произведение это написано в 1906 году и представляет собой исповедь взрослого человека, дяди, перед своим племянником. Перед читателем рассказ от первого лица в трех частях об одном случае, скорее даже происшествии, из тех времен, когда маленький мальчик Женя еще только учился читать, считать и писать, и самой большой его мечтой было поскорее выучить цифры.

Сочинение по произведению Цифры

В основе сюжета рассказа Ивана Александровича Бунина «Цифры» описываются и раскрываются две личности(и проблематика из взаимоотношений), являющиеся по совместительству главными действующими лицами.

Задумкой автора было наглядно продемонстрировать ситуации недопонимания между двумя поколениями, каждое из которых имеет свои убеждения, моральные установки и взгляды на жизнь в силу своего возраста. Мало что может поколебать взрослого человека в его правоте, особенно если перед ним – ребёнок.

Ситуация в рассказе проста, но вопреки этому не лишена доли нравоучения от автора и темы сакральности отношений между людьми: ребёнок просит своего дядю показать цифры, но тот, бросаясь в вихрь негативных эмоций и теряя над собой контроль, настоятельно отказывает ему, откладывая изучение на следующий день. Главная причина, обуславливающая ответ дяди, банальна – лень. Постепенно его гложет мысль о жестокости совершенного поступка по отношению к своему племяннику, тем самым формируя основополагающую мораль касательно сущности восприятия дорогих тебе людей, корректируя необходимость показывать те или иные эмоции в определённых моментах. Иными словами, автор затрагивает механизмы взаимоотношений между людьми (в данном контексте – между родственниками) и влияние взятой линии и тактики в этой сфере

Следовательно, мораль заключается в демонстрации порой опрометчивого отношения к желанию другого, которое спустя пару мгновений может инстинктивно запечатлиться в голове и нагромождаться в виде угрызений совести. Заметна некая обознанность автора в данных вопросах, но здесь нету ничего странного : у каждого из нас подобные ситуации встречались, и мало кого не задел итог, ведь для того, чтобы к человеку относились с добром и уважением, он сам должен повсеместно сеять то, что он хочет пожинать потом. Кричащий произвол откликнется тем же, в то же время как доброта и отзывчивость найдут своего обладателя при любом раскладе.

Забавно и то, что сердце ребёнка просто не в силах долго хранить в себе накопившуюся злость – он(ребёнок) её напрочь забывает, продолжая жить счастливой жизнью. В этом и есть их преимущество, которое перекрывает поток зла и ненависти в современном мире.

Приятно осознавать, что есть ещё на свете то существо, которое всё простит, хоть и сознательно своего выбора не понимая, все обиды и причинённые пакости, испарятся спустя непродолжительный отрезок времени.

Суть

В центре сюжета произведения находится конфликт между дядей и его племянником, мальчиком Женей. Ребенок, исполненный энергии учиться, просит его показать ему цифры, но взрослому лень ехать за карандашами в город, и он отказывается, все время откладывая урок.

Женя, так загоревшись тягой к познанию, не может терпеть и начинает вести себя слишком активно, чем раздражает своего дядю. В результате происходит крупная ссора, в ходе которой ни один, ни другой не хотят признавать свою неправоту – а, между тем, она свойственна им обоим — только бабушка делает попытки примирить «мужчин». В конце концов, у нее получается, и, пройдя через этот конфликт, оба, и ребенок, и взрослый, вынеся из него жизненный урок, садятся за стол и занимаются счётом.

Бунин цифры анализ. Бунин, анализ произведения цифры, план

Анализ произведения

Жанр произведения — психологический рассказ. Герои — мальчик, дядя, мама, бабушка. Завязка — мальчик упрашивает дядю показать ему цифры и доставить небольшие детские радости. Кульминация — дядя резко обрывает мальчика, вызвав его бурные слезы. Развязка — ребенок учится писать цифры.

Это рассказ о взаимоотношениях ребенка и взрослого, построенный на изложении отдельных моментов ссоры. О непонимании детских радостей, о нежелании взрослых идти ребенку навстречу, часто просто по причине собственной лени. Иногда дело доходит до серьезных конфликтов, и очень важно взрослому человеку найти возможность наладить контакт с ребенком.

План

1. Мальчик просит дядю показать ему цифры.

2. Дяде не хочется этим заниматься, поэтому он находит массу причин для отказа.

3. Ребенок ждет завтрашнего дня и своеобразно выражает свою радость.

4. Это проявление радости вызвало у дяди прилив не просто раздражения, но и ненависти.

5. Он грубо обрывает ребенка, вызвав у того бурные слезы.

6. Загладить конфликт удается бабушке.

7. Дядя учит мальчика писать цифры.

Бунин, Анализ произведения Цифры, План

5 (100%) 1 vote

На этой странице искали:

бунин цифры анализ
бунин цифры план
план рассказа цифры бунин
план рассказа бунина цифры
анализ рассказа бунина цифры

1) Особенности жанра. Произведение И.А. Бунина «Цифры» принадлежит к жанру рассказа.

2) Особенности повествования в рассказе. Повествование в рассказе ведётся от первого лица, от лица дяди, который описывает произошедший случай и даёт нравственную оценку своему поступку. Наказав мальчика, дядя чувствует, что не прав, поэтому он «через полчаса после того, как ты затих, заглянул в детскую. И то как? Подошёл к дверям, сделал серьёзное лицо и растворил их с таким видом, точно у меня было какое-то дело». Взрослый человек оказался перед нравственным выбором: признать свою вину и помириться с ребёнком. Но гордыня, желание выдержать характер не позволили дяде сразу же наладить отношения с племянником. Нравственно мудрее оказался маленький герой рассказа, который смирился, робко вышел из детской и попросил у дяди прощения: «Дядечка, прости меня. И дай мне хоть каплю того счастья, жажда которого так сладко мучит меня». Прошло много лет, но именно дядя помнит со всеми подробностями тот давний случай, так как в тот момент не смог верно оценить ситуацию.

От какого лица ведётся повествование в рассказе? (от лица дяди)

Как рассказчик характеризует пору детства? (пора «беззаветной, той страстной нежности»)

Чем, по мнению дяди, ребёнок отличается от взрослого человека? (Ребёнок не способен лукавить, быстро забывает обиду, стремится немедленно осуществить свою мечту.)

3) Особенности сюжета произведения. Сюжет рассказа И.А. Бунина «Цифры» основан на описании ссоры между мальчиком и дядей, которая произошла из-за стремления мальчика как можно быстрее узнать цифры и нежелания дяди их показывать именно в этот день. Оба героя оказались перед выбором: племянник должен был подождать до завтра, а дядя не руководствоваться мудрым правилом: «вредно, не полагается баловать детей». Непосредственность детской натуры привела к тому, что мальчик «придумал отличную игру: подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и при этом так звонко вскрикивать, что у нас чуть не лопались барабанные перепонки».

4) Характеристика героев рассказа.

Какова была заветная мечта мальчика? (увидеть цифры)

Из-за чего произошла ссора между дядей и племянником? (Мальчик хотел как можно быстрей осуществить свое желание: увидеть цифры, а дядя решил выдержать характер и показать цифры племяннику на следующий день.)

Чем руководствовался дядя, решив не показывать племяннику цифры в тот день? (мудрым правилом: «вредно, не полагается баловать детей»)

Как повёл себя мальчик, узнав о решении дяди не показывать в этот день цифры? (племянник начал шалить)

Почему дядя накричал на племянника, что вывело его из себя? (племянник дерзко оговорился дяде)

Кто виноват в ссоре между мальчиком и дядей? (и дядя, и племянник) Поясните свою точку зрения.

По мнению К. Г. Паустовского, в области русского языка И. А. Бунин был мастером непревзойденным… Из необъятного числа русских слов он безошибочно выбирал для каждого своего рассказа слова наиболее живописные, наиболее сильные, связанные какой-то незримой и почти таинственной связью с повествова-нием и единственно для этого повествования необхо-димые.

В рассказе И. А. Бунина «Цифры» два главных ге-роя — дядя и мальчик. Судя по их теплым отношениям, они давно дружат. Чувствуется лю-бовь дяди к племяннику, но он держит племянника на расстоянии, так как он уверен в том, что «вредно бало-вать детей». И душой он понимает, что надо сразу от-кликнуться на просьбу мальчика, но медлит с ответом все по той же причине.

«Я, видишь ли, очень, очень, умный дядя…» Глав-ное чувство этой фразы — ирония. Дядя иронизирует над собою, но он забыл самое главное — то, каким он был сам в детстве.

Часто взрослые не понимают своих детей, забыв себя в детстве, забыв о своих детских радостях и горе-стях, превратившись в справедливых и строгих дядей и тетей.

Жизнь показана в восприятии взрослого человека, который опытен, умен, умеет владеть своими чувства-ми, знает, как можно наказать ребенка. Он не хочет понять огромного желания мальчика, чтобы не бало-вать его.

А ребенок этого понять не может! Ведь у него нет жизненного опыта, он не может управлять своими чувствами, и его поступки становятся непредсказуе-мыми, неуправляемыми. Мальчик не понимает, поче-му ему отказывают: «Ведь можно же в царский день показывать цифры?» Его рассуждения исходят от ог-ромного желания испытать радость познания, а ему отказывают не по какой-то серьезной причине, а про-сто дяде этого сейчас делать не хочется.

Чтобы обратить внимание на себя, мальчик реша-ется на бунт. Мы можем осуждать мальчика, топаю-щего ногами, пронзительно кричащего и не обращаю-щего внимания на замечания взрослых. Но вот мы на-ходим слова, оценивающие поведение взрослого и передающие отношение к мальчику: «в бешенстве вскочил», «рявкнул во все горло», «какой черт ока-тил меня», «ушат злобы», «дернул за руку», «с насла-ждением шлепнул», «вытолкнул из комнаты».

Мы понимаем, что этот рассказ написан не для нра-воучения детей, не для того, чтобы сказать детям, как надо себя вести, а и для того, чтобы взрослые смогли посмотреть на себя со стороны.

Взрослые переживают во время конфликта: «У ба-бушки вдруг задрожали губы, брови, и, отвернувшись к окну, она стала быстро, быстро колотить чайной лож-кой по столу». —«Ужасно испорченный ребенок», — сказала, нахмуриваясь и стараясь быть беспристраст-ной, мама». Хотя она понимает, что это не так.

Дядя осуждает себя за лень: «Уж очень не хотелось мне идти в город», «сердце говорило мне, что я совершаю великий грех», «мне было уже стыдно, я зажи-гал папиросу, не поднимая глаз на бабушку» Он со-жалеет о своем поступке: «Хотелось встать с места распахнуть дверь в детскую и сразу, каким-нибудь го-рячим словом пресечь твои страдания».

Мальчик забыл все, что произошло в тот зимний ве-чер, а взрослый помнит. Забыл, потому что его не му-чает совесть, ведь он не хотел никому причинить зла а просто жил и радовался жизни. Детское сердце от-ходчиво, оно не может долго помнить зло, питать себя ненавистью, оно жаждет любви и счастья…

Ни рыдания ребенка, ни его заплаканное лицо не тронули сердце взрослого человека, а мучили его ко-робочки, пустые спичечные коробочки, которые пере-двигал мальчик, сидя на полу. Эти коробочки — сим-вол беспомощности, незащищенности, неприспособ-ленности ребенка. И взрослым должно быть стыдно обижать детей, показывая им свою силу и превосходство»

Этот случай помог дяде критически взглянуть на себя, проанализировать свою жизнь.

А Жене пришлось отступить перед препятствием: «Самолюбие было сломлено. Ты был побежден»; «И ты смирился». Ему пришлось смириться, признать свою вину, хотя ни в чем не был виноват.

Он начинает притворяться: «Как хлопотал ты! Как боялся рассердить меня, каким покорным, деликат-ным, осторожным в каждом своем движении старал-ся ты быть!» Ребенок пытается заменить прекрасную мечту чем-то мелким: играет пустыми спичечными коробками. Искренний порыв души сменила поддел-ка. С одной стороны, он учится быть сдержанным, но с другой — теряет самого себя. А это слишком дорогая

Бунин вводит нас в сложный мир, во взаимоотношение взрослых и детей. Взрослые порой ведут себя властно по отношению к детям, не видя в детях малень-ких людей. А ведь у детей свои желания, чувства, ко-торые тоже нужно уважать. Автор учит взрослых быть с детьми внимательнее и осторожнее, стараясь не ранить их чуткие души.

1) Особенности жанра. Произведение И.А. Бунина «Цифры» принадлежит к жанру рассказа.

2) Особенности повествования в рассказе. Повествование в рассказе ведётся от первого лица, от лица дяди, который описывает произошедший случай и дает нравственную оценку своему поступку. Наказав мальчика, дядя чувствует, что не прав, поэтому он «через полчаса после того, как ты затих, заглянул в детскую. И то как? Подошел к дверям, сделал серьезное лицо и растворил их с таким видом, точно у меня было какое-то дело». Взрослый человек оказался перед нравственным выбором: признать свою вину и помириться с ребёнком. Но гордыня, желание выдержать характер не позволили дяде сразу же наладить отношения с племянником. Нравственно мудрее оказался маленький герой рассказа, который смирился, робко вышел из детской и попросил у дяди прощения: «Дядечка, прости меня. И дай мне хоть каплю того счастья, жажда которого так сладко мучит меня». Прошло много лет, но именно дядя помнит со всеми подробностями тот давний случай, так как в тот момент не смог верно оценить ситуацию.

От какого лица ведётся повествование в рассказе? (от лица дяди)

Как рассказчик характеризует пору детства? (пора «беззаветной, той страстной нежности»)

Чем, по мнению дяди, ребёнок отличается от взрослого человека? (Ребенок не способен лукавить, быстро забывает обиду, стремится немедленно осуществить свою мечту.)

4) Характеристика героев рассказа.

Какова была заветная мечта мальчика? (увидеть цифры)

Как повел себя мальчик, узнав о решении дяди не показывать в этот день цифры? (племянник начал шалить)

Почему дядя накричал на племянника, что вывело его из себя? (племянник дерзко оговорился дяде)

Кто виноват в ссоре между мальчиком и дядей? (и дядя, и племянник) Поясните свою точку зрения

Чью сторону заняли мама и бабушка? (дядину) 11очему?

Чем закончилась ссора между мальчиком и дядей? (мальчик смирился и попросил у дяди прощение)

Простил ли сам себя дядя за эту ссору? Поясните свою точку зрения. (Дядя себя не простил, иначе он не помнил бы о ссоре.)

5) Особенности авторской позиции в рассказе. Автор пытается объективно оценить ситуацию, никого не обвиняя. Каждый (и мальчик, и дядя) по-своему виноват в ссоре, по всС же взрослый человек должен быть мудрее и попытаться найти выход из создавшегося положения.

6) Смысл названия рассказа. Рассказ И.А. Бунина называется «Цифры», так как цифры — мечта мальчика, объект, из-за которого произошла ссора между племянником и дядей.

Это часто задаваемые вопросы учителей и ответы на них!

«Цифры» Бунина И.А.

1) Особенности жанра.

Произведение И.А. Бунина «Цифры» принадлежит к жанру рассказа.

2) Особенности повествования в рассказе.

Повествование в рассказе ведётся от первого лица, от лица дяди, который описывает произошедший случай и дает нравственную оценку своему поступку. Наказав мальчика, дядя чувствует, что не прав, поэтому он «через полчаса после того, как ты затих, заглянул в детскую. И то как? Подошел к дверям, сделал серьезное лицо и растворил их с таким видом, точно у меня было какое-то дело». Взрослый человек оказался перед нравственным выбором: признать свою вину и помириться с ребёнком. Но гордыня, желание выдержать характер не позволили дяде сразу же наладить отношения с племянником. Нравственно мудрее оказался маленький герой рассказа, который смирился, робко вышел из детской и попросил у дяди прощения: «Дядечка, прости меня. И дай мне хоть каплю того счастья, жажда которого так сладко мучит меня». Прошло много лет, но именно дядя помнит со всеми подробностями тот давний случай, так как в тот момент не смог верно оценить ситуацию.

От какого лица ведётся повествование в рассказе? (от лица дяди)

Как рассказчик характеризует пору детства? (пора «беззаветной, той страстной нежности»)

3) Особенности сюжета произведения.

Сюжет рассказа И.А. Бунина «Цифры» основан на описании ссоры между мальчиком и дядей, которая произошла из-за стремления мальчика как можно быстрее узнать цифры и нежелания дяди их показывать именно в этот день. Оба героя оказались перед выбором: племянник должен был подождать до завтра, а дядя не руководствоваться мудрым правилом: «вредно, не полагается баловать детей». Непосредственность детской натуры привела к тому, что мальчик «придумал отличную игру: подпрыгивать, бить изо всей силы ногами в пол и при этом так звонко вскрикивать, что у нас чуть не лопались барабанные перепонки».

4) Характеристика героев рассказа.

Какова была заветная мечта мальчика? (увидеть цифры)

Как повел себя мальчик, узнав о решении дяди не показывать в этот день цифры? (племянник начал шалить)

Почему дядя накричал на племянника, что вывело его из себя? (племянник дерзко оговорился дяде)

Кто виноват в ссоре между мальчиком и дядей? (и дядя, и племянник) Поясните свою точку зрения

Чью сторону заняли мама и бабушка? (дядину) 11очему?

Чем закончилась ссора между мальчиком и дядей? (мальчик смирился и попросил у дяди прощение)

5) Особенности авторской позиции в рассказе.

Автор пытается объективно оценить ситуацию, никого не обвиняя. Каждый (и мальчик, и дядя) по-своему виноват в ссоре, по всС же взрослый человек должен быть мудрее и попытаться найти выход из создавшегося положения.

6) Смысл названия рассказа.

Рассказ И.А. Бунина называется «Цифры», так как цифры — мечта мальчика, объект, из-за которого произошла ссора между племянником и дядей.

Жанр, направление, композиция

Рассказ состоит из семи частей, в каждой из которых рассказчиком является сам дядя. Он начинает свое повествование обращением к Жене со словами о некоторой ссоре, произошедшей между ними в прошлом. Таким образом, автор сразу определяет предмет, о котором будет идти речь. С помощью приема «взгляд в прошлое» писатель формирует особое восприятие этой истории – назидательное, поучительное. В то же время рассказчик сам оценивает свои действия и делает нравственный вывод из них.

При том его речь – это не просто изложение событий, это живое воспоминание; язык автора легок, динамичен и эмоционален, благодаря чему мы искренне сопереживаем героям и стараемся найти оправдание им в этой ссоре.

Главные герои и их характеристика

Центральные образы – это, конечно, рассказчик и его племянник. Их взаимоотношения движут действием и становятся основой конфликта произведения. Несмотря на то, что все происходящее мы видим со стороны дяди, его слова довольно объективны и содержат компонент анализа.

Очень трогательное и вместе с тем точное описание Жени дается в первой части:

…Ты большой шалун. Когда что-нибудь увлечет тебя, ты не знаешь удержу. Ты часто с раннего утра до поздней ночи не даешь покоя всему дому своим криком и беготней. Зато я и не знаю ничего трогательнее тебя, когда ты, насладившись своим буйством, притихнешь, побродишь по комнатам и, наконец, подойдешь и сиротливо прижмешься к моему плечу!

Характеристика Жени — активный, любопытный и очень любящий ребенок, несмотря на то, что иногда его обуревают капризы. Дядя же сильно любит его, каждый раз, когда от него требовалась строгость, непреклонность, как от взрослого, ему было безумно жаль ребенка. Однако в ссоре между ними двумя есть немалая доля его вины, потому что он вовремя не смог проявить снисходительность и нежность; вверх над ним взяли гордость и упрямство. Это характеристика дяди – человека эмоционального и вспыльчивого, но искренне привязанного к племяннику.

Также в рассказе действуют мама и бабушка Жени, которые тоже разделились во мнениях: мама на стороне дяди, а бабушка – Жени. Однако она не ругает поссорившихся, а пытается их примирить. Бабушка, как образец мудрости и взвешенности, как опытный в жизни человек, понимает глупость этого раздора, и в финале лишь ей удается наладить мир между главными героями.

Сочинения

На уроке литературы мы познакомились с очередным рассказом Бунина Цифры за 7 класс. Читается оно легко и с удовольствием, а поднимает актуальную тему отношения взрослых и детей. Познакомившись с работой, можем теперь кратко записать информацию для читательского дневника о Бунине и его произведении Цифры, сделав анализ.

Рассказ Бунина Цифры

Анализируя рассказ Бунина, хочется сказать, данная работа посвящена неукротимой жажде познания человеком, который только подрастает и хочет знать все и сразу. Вот только взрослые этого не понимают. Им кажется, что это всего лишь козни детей, поэтому и возникают конфликтные ситуации. А ведь как без истерики заявить о себе, достучаться до взрослых и обратить на себя внимание? Именно так поступает герой, котором отказали в такой простой вещи, как изучение цифр.

Сам рассказ — это описание одного дня. Состоит он из семи глав, где мы знакомимся с героями произведения.

Особенности жанра и повествования

Если говорить о жанре, то данная работа — это психологический роман, который автор построил на изложении отдельных моментов ссоры. Рассказ о нежелании взрослого пойти на встречу ребенку, а все потому, что лень.

Если остановиться подробнее на особенностях повествования, то это рассказ, который ведется от первого лица. От лица взрослого героя, того самого дяди, который отказал своему племяннику изучать с ним цифры. Эта ситуация дала возможность герою посмотреть на себя со стороны и дать оценку своему поступку. Дядю все же мучит совесть, он обеспокоен, поэтому старается под любым предлогом заглянуть в комнату к обиженному и наказанному ребенку. Но опять же, это он делает с серьезным лицом, не признавая своей ошибки. Его гордыня не позволила пойти на примирение, в то время как ребенок оказался нравственно мудрее. Он первый попросил прощение за свое поведение, после чего все-таки дядя показал ребенку, как пишутся и как называются цифры. Эту историю ребенок давно уже забыл, а вот дядя до сих пор помнит случай, где он не смог правильно оценить ситуацию.

Герои рассказа

Героями рассказа Бунина являются мальчик Женя и его дядя. Второстепенные герои — мама и бабушка.

Женя — любознательный ребенок, которому все интересно. Он захотел изучить цифры, но по лени взрослых, ему отказывают. Он не может понять, почему нельзя с ним позаниматься, поэтому закатывает истерику. В итоге ребенок сумел забыть обиду и извиниться. Дядя все же уделил внимание ребенку, ведь и сам признал свою вину и неправильность действий, свою жестокость по отношению к племяннику.

Дядя — строгий, сдержанный. Приняв искреннее желание ребенка изучить цифры за прихоть, отказал ему, забыв свои желания в детстве. А когда понял свою ошибку, не смог переступить через свою гордость, поэтому и не делает первый шаг к примирению. Но после извинений ребенка, схватился за первую возможность и с удовольствием стал изучать с ним цифры.

Как видим, автор изображает обычную ситуацию, которая очень часто происходит в жизни людей, но глубина данной ситуации поражает. Казалось бы простая обыденность, но сколько в ней истины и правды.

План

1. Мальчик — шалун 2. Крупная ссора 3. Желание учится 4. Лень дяди. Он отказывает ребенку и не учит с ним цифры 5. Истерика Жени 6. Дядю грызут муки сомнения. Он наведывается в детскую 7. Женя просит прощения за поведение. Дядя учит с ребенком цифры

Темы

Тема рассказа – это взаимоотношения детей и взрослых. Для ребенка все окружающее – это непознанная реальность, она любопытная и манящая, а для взрослого эта реальность уже не представляет такого интереса. В результате возникает непонимание, которое приводит к конфликту.

Автор демонстрирует детское восприятие мира взрослому читателю, дабы заполнить пропасть непонимания между членами одной семьи. Детство скоротечно, оно легко забывается, поэтому взрослым очень сложно осознать и почувствовать то, что переживает ребенок.

Однако ранняя пора жизни – самое ответственное время, когда закладывается фундамент личности. От того, смогут ли родители понять своего наследника, зависит его судьба. Дядя должен всеми силами поощрять любознательность племянника, только так он вырастет образованным человеком. Однако в то же время нельзя потакать его капризам, иначе весь воспитательный эффект просвещения сойдет на нет.

Проблемы

В своем произведении автор поднимает проблему воспитания, отношений взрослых и детей, разницы в восприятии ими окружающего мира. Также важными являются вопросы детского любопытства и мечты, стремления учиться и развиваться, свойственного каждому ребенку, вопросы человеческой натуры, которая упрямством и ленью мешает иногда разумному решению проблемы.

Нравственная проблематика произведения прямо указывает на извечные пороки людей всех возрастов: категоричность, эгоизм, необязательность и т.д. Взрослый человек с годами лишь усугубляет детские недостатки и соревнуется с ребенком, поддаваясь нервному возбуждению. Показывая, насколько охотно почтенные господа впадают в детство, автор обращает внимание на то, что зрелость определяется умением управлять собой, а не возрастом.

Рассказа «Цифры» краткое содержание

Основной темой рассказа Бунина «Цифры» является сора между рассказчиком и его племянником. Дядя рассказывает историю этой ссоры самому же племяннику, который забыл о ней. Начинается все с событий, происходящих вечером. После ссоры племянник пытается вести себя как воспитанный мальчик. Обычно сора заканчивалась просто. Ты подходил ко мне прижимался к плечу и услышав от меня доброе слово ты с детской простой обнимал меня и бросался целоваться. Но в этот раз ссора была через чур крупная. Главный герой Бунина «Цифры» лишь подошел и сказал: «Покойной ночи, дядечка» и шаркнул ножкой, как учила нянечка. Я ответил отстраненно6 «Покойной ночи». Но твое детское сердце не выдержало, и ты волнуясь выпалил «Дядечка, прости меня… Я больше не буду… И, пожалуйста, все-таки покажи мне цифры! Пожалуйста!». Я был очень умный дядя и как мне не хотелось прям сейчас выполнить твою просьбу я помедлил.
Но если рассматривать краткое содержание рассказа «Цифры» Бунина, то стоит упомянуть как начинался этот день. Ты проснулся с мыслю о карандашах, книжках с картинками и желанием научиться писать, читать и рисовать цифры. Буквально сразу ты огорошил меня этой просьбой, и я немного слукавил из лени сказав, что все заперто, так как сегодня царский день. Ты начал уверять что это не так и требовать исполнить твою просьбу прямо сейчас, но я уже в воспитательных целях проявил твердость. Прочитав с бабушкой «Отче наш», ты выпил склянку молока и умчался в ожидании завтра, ведь как в рассказе Чехова «Мальчики» ты загорелся идеей.

Далее в рассказе Бунина «Цифры» кратком содержании вы узнаете, как целый день ты жил в ожидании завтра. А вечером нашел отличную игру. Ты подпрыгивал громко кричал и бил ногами об пол. Сначала ты проигнорировал замечание бабушки, потом мамы, а потом и мое. Я постарался делать вид что не замечаю тебя, но сделать это было непросто. Поэтому, когда в очередной раз ты громко крикнул я в бешенстве вскочил со стула. Ты же как будто не испугался еще раз крикнул, и тогда я кинулся к тебе, рванул за руку, и шлепнул тебя. После чего выставил из комнаты.

Далее в рассказе Ивана Бунина «Цифры» читать можно как от обиды и боли ты зашелся пронзительным альтом. Ты начал играть умирающего и кричал: «Ой мамочки! Умираю». «Чай не умрешь» — отвечал я из другой комнаты. Мне хотелось побежать и утешить тебя, но в воспитательных целях я сохранял спокойствие. То же самое пытались делать мама и бабушка, хотя это им давалось с огромным трудом. Ты понял, что просить прощения и жалеть тебя некто не будет, но еще некоторое время охрипшим голосом без слез кричал. Но в конце концов ты затих.

Далее в кратком содержании рассказа Бунина «Цифры» читать можно о том, как примерно через полчаса я якобы в поисках портсигара зашел к тебе. Ты переставлял пустые коробки от спичек. Мое сердце сжалось, и я уж хотел выйти, но ты сказал мне что некогда не будешь теперь любить меня, нечего мне не купишь и даже заберешь японскую копеечку, которую подарил мне. Я ответил, что дело твое, но забирать подарки — это нехорошо. Затем к тебе заходили мама и бабушка. Они так же делали вид что зашли случайно или по делу. Они уговаривали тебя попросить прощения и даже угрожали что я уеду в Москву и больше некогда не приеду. На все это ты только отвечал: «Ну и хорошо». В конце концов мама посоветовала не обращать внимания на эту злючку. Лишь бабушка через некоторое время нанесла победный удар по тебе. Она напомнила, что раз ты не любишь дядю, то он не покажет тебе цифры и не научит писать. Ты был побежден и самолюбие твое сломлено.

На следующий день ранним утром главный герой Бунина «Цифры» проснулся в ожидании. Но следовало подождать и смириться. И ты это сделал. Ты подошел ко мне и попросил прощения. Сказал, что любишь меня. Тогда я смиловался, и предложил тебе нести карандаши и бумагу. Твои глаза заблестели, и ты поспешно, но стараясь не допустить оплошность слушал меня. Старательно ты выводил каждую цифру, а я наслаждался твоим видом и цифрой три, которую ты писал, как букву «Е».

Смысл

Главная мысль рассказа заключается в том, что в общении с детьми необходимо вести себя по-взрослому. Цифры в определении возраста ничего не значат, потому что с годами человек может и не измениться. Дядя легко выходит из себя, показывая капризному воспитаннику дурной пример. Капризничать он, может, и отучит, но привьет зарождающейся личности еще более негативные черты вроде упрямства, вспыльчивости и категоричности.

Идея в том, что дядя под воздействием житейской мудрости из уст бабушки избирает правильный путь: он возвращается назад и исправляет свою ошибку, реализуя давно данное обещание. Женя и его воспитатель умиротворенно берутся за изучение цифр.

Чему учит?

Автор заставляет нас задуматься о том, что необходимо помнить и учитывать эту разницу в опыте, в отношении к миру, ведь ребенок – это совершенно другое, непохожее на взрослых людей, существо и требует особенного подхода. Вывод прост: нужно ответственно подходить к воспитанию подрастающего поколения, не подавая негативного примера.

Более того, в конфликте нельзя однозначно выделить правую сторону, ведь в любом конфликте у каждого своя истина, но каждый и в какой-то мере бывает неправ, поэтому всегда надо уметь идти на компромисс и находить его. В этом заключается нравственный смысл рассказа.

Автор: Юлия Четверикова
Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Источник

В нашей рубрике друзья «Фомы» выбирают и советуют читателям книги, которые – Стоит прочесть.

Книгу рекомендует театровед, театральный критик, ректор Высшего театрального училища имени М. С. Щепкина Борис Любимов

Иван Бунин — писатель, которого я часто перечитываю и рекомендую читать каждому человеку. «Окаянные дни», «Жизнь Арсеньева», «Темные аллеи»… А особенно — рассказ «Чистый понедельник». Мне кажется, это лучший бунинский рассказ. И может быть, вообще лучший рассказ всего ХХ века. Бунин сам записал в дневнике: «Благодарю Бога, что он дал мне возможность написать “Чистый понедельник”». Здесь, с одной стороны, мы видим восприятие божественного дара любви между мужчиной и женщиной. А с другой стороны — сложность осуществления этого дара в жизни. Это все очень интересно. Ведь почти все бунинские рассказы заканчиваются либо разрывом, либо смертью одного из героев, будь то самоубийство или убийство… Но в «Чистом понедельнике» смерти нет, а вместо трагизма разрыва мы наблюдаем обращение героев к Богу.

Содержание произведения

Действие происходит в 1912 году. Рассказчик и его любимая интересно проводят время, посещают концерты, рестораны, театры, слушают публичные лекции…

Однажды накануне Чистого понедельника, в Прощёное воскресенье, они, по ее просьбе, отправляются в Новодевичий монастырь, где гуляют по кладбищу. На следующий день, снова по просьбе девушки, герои едут на театральный капустник, где она пьет шампанское и танцует. Ночью рассказчик привозит ее домой. Под утро девушка говорит ему, что уезжает и обещает написать. В письме она прощается с ним, говорит, что уходит в монастырь и просит не искать ее.

Краткое содержание рассказа Бунина «Чистый понедельник»

Новелла «Чистый понедельник» построена по традиционному принципу, для произведения характерная линейная композиция.

Можно четко выделить завязку, кульминацию и развязку. Завязке предшествует экспозиция, то есть знакомство с героями, контекстом, обстоятельствами, в которых происходит события.

Экспозиция и завязка

Повествование ведется от лица главного героя – молодого человека, который рассказывает историю своей несчастной любви. В начале он сообщает некоторые сведения о себе и о своей возлюбленной, описывает характер их отношений.

Каждый вечер главный герой просит своего кучера отвести его к храму Христа Cпасителя. Здесь живет его пассия, представительница знатного купеческого рода. Её отец «отошел от дел и жил на покое в Твери». А сама она снимает двухкомнатную квартиру на пятом этаже. Она могла бы позволить себе большее, но выбрала это место из-за хорошего вида на Москву.

Повествователь уделяет внимание описанию обстановки. Квартира небольшая, но уютная и хорошо обставленная.

Возлюбленная главного героя зачем-то посещает курсы по истории, сама не очень понимая, для чего ей это нужно. «А зачем всё в жизни делается, разве мы отдаем отчет своим поступкам», – так она отвечает на вопрос своего молодого человека, при этом пожимая плечами и добавляя, что её «просто интересует история».

Они хорошо проводят время вместе, веселятся, посещают дорогие рестораны, ходят в театры и на концерты.

«Я возил ее обедать в «Прагу», в «Эрмитаж», в «Метрополь», после обеда в театры, на концерты, а там к «Яру», в «Стрельну».

Герой одаривает девушку подарками, она принимает их с некоторой отстраненностью, книги, которые он ей приносит, прочитывает. Иногда у мужчины складывается ощущение, что его возлюбленную не интересуют ни подарки, ни цветы, ей ничего не надо. Показана разница в мировосприятии героев. Он – болтлив и неугомонен, она – молчалива, спокойна. «Если бы я не был болтлив и непоседлив, я никогда, может быть, не узнал бы вас», — говорит герой.

Дальше рассказывает историю их первой встречи. Дело было на лекции Андрея Белого, который «пел и скакал по сцене». Рассказчик рассмеялся и тем самым обратил на себя внимание сидящей рядом особы.

Их отношения крепкие, но не достаточно близкие. Возлюбленная позволяет герою лишь поцелуи. Молодой человек обеспокоен будущим, перспективой отношений, но старается об этом не думать. «Странная любовь» — на такой мысли герой поймал себя в один из вечеров, думая об их отношениях.

Иногда он упрекал девушку в невнимании, равнодушии и говорил, что она его не любит, на что та ответила. «Вы у меня первый и последний». Когда же герой заговорил о браке, девушка осекла его словами: «Нет, в жены я не гожусь. Не гожусь, не гожусь…»

Развитие событий

Зима и начало весны, когда завязывались и развивались их отношения, были счастливым временем для героя. Наступает последний день масленичной недели – прощеное воскресение. Возлюбленная является во всем черном, говорит, что завтра чистый понедельник и просит отвести её в Новодевичий монастырь, который герою представляется явно неожиданным местом для свидания.

Оказывается, девушке не чужда религия, она много знает о церкви. В те часы, когда герой «не таскает её по ресторанам», она посещает кремлевские соборы. Во время прогулки по монастырскому кладбищу героиня рассказывает о том, как недавно посещала похороны архиепископа.

После монастыря они отправляются на Ордынку, в дом Грибоедова. Ужинают на Охотном Ряду в трактире Егорова. Героиня проявляет неподдельный интерес к древнерусской культуре, летописям, знание церковной лексики, пересказывает летописные сказания, много говорит о монастырях и изъявляет желание стать монахиней.

«Ох, уйду я куда-нибудь в монастырь, в какой-нибудь самый глухой, вологодский, вятский!»

Герой обеспокоен. Он хочет ответить, что в этом случае ему тоже придется уйти или зарезать кого-нибудь, чтобы «загнали на Сахалин».

На следующий день, в тот самый чистый понедельник, в Художественном театре должен состояться капустник. Девушка хочет его посетить и просит героя заехать за ней. Герой удивлен таким желанием, ведь его возлюбленная не любит подобные мероприятия.

Как и было условлено, молодой человек приезжает за ней вечером следующего дня. Открывая дверь своим ключиком, он слышит звучание «Лунной сонаты» Бетховена, которую разучивала его пассия.

При чем здесь Петр и Феврония?

Петр и Феврония. Рисунок Александра Простева

Большое значение в рассказе «Чистый понедельник» имеют отсылки к древнерусской житийной «Повести о Петре и Февронии».

К тексту повести обращается героиня «Чистого понедельника», первые две цитаты она читает наизусть накануне Чистого понедельника. Рассказывая герою о своей любви к старине, она произносит: «Был в русской земле город, названием Муром, в ней же самодержствовал благоверный князь, именем Павел. И вселил к жене его диавол летучего змея на блуд. И сей змей являлся ей в естестве человеческом, зело прекрасном…». Затем, не обращая внимания на своего спутника, она поясняет: «Так испытывал ее Бог», а после следует вторая цитата: «Когда же пришло время ее благостной кончины, умолили Бога сей князь и сия княгиня преставиться им в един день. И сговорились быть погребенными в одном гробу. И велели вытесать в едином камне два гробных ложа. И облеклись, такожде единовременно, в монашеское одеяние…».

Эти две цитаты отсылают к разным сюжетам «Повести о Петре и Февронии»: первый — о князе Павле и его жене, соблазняемой змеем-искусителем, второй — о женитьбе брата Павла Петра на мудрой девице Февронии и об их верной супружеской жизни. В представлении героини эти два сюжета объединены в один. Первый сюжет связан с мотивами искушения и испытания в рассказе. Второй — с темами любви и супружества. Героиня проецирует оба сюжета на свою жизнь, пытаясь разобраться в себе и в своих отношениях с возлюбленным. Героиня понимает, что такую жизнь, которую прожили Петр и Феврония, она со своим спутником прожить не сможет. С одной стороны, она стремится к чистоте и целомудрию, а с другой — испытывает любовь-страсть к возлюбленному и радость от светских удовольствий.

Ее уход в монастырь обусловлен тем, что героиня не может обрести в мирской жизни то, что привнесет в ее душу спокойствие и духовную радость.

По мысли героини, любовь к мужчине и любовь к Богу не должны вступать в противоречие. Почувствовав в себе это противоречие, героиня, в отличие от Февронии, сразу увидевшей в Петре супруга, не видит себя в роли жены («Нет, в жены я не гожусь. Не гожусь, не гожусь…»). Она понимает, что для ее возлюбленного брак в первую очередь — продолжение чувственных отношений.

Расставание с героиней также повлияло и на героя. Страдание изменило его характер: на смену легкости, представлению о жизни как о череде удовольствий, постепенно приходит серьезное понимание жизни и смирение.

Интересные факты

Жена Бунина, Вера Муромцева, говорила, что сам Бунин, которому на момент написания рассказа «Чистый понедельник» было уже 73 года, называл его своим лучшим произведением.

Основных действующих лиц в рассказе всего двое: героиня и сам рассказчик. Их имена читатель так и не узнает.

Рассказ «Чистый понедельник» входит в знаменитый бунинский цикл из 38 небольших рассказов «Темные аллеи», повествующих о любви, встречах и расставаниях. Цикл Бунин писал в течение 10 лет — с середины 1930-х до середины 1940-х годов. Название «Темные аллеи» было взято писателем из стихотворения поэта Николая Огарева «Обыкновенная повесть», посвященного первой любви, у которой не получилось счастливого продолжения.

Особенность многочисленных бунинских рассказов о любви в том, что любовь двух героев по каким-то причинам не может больше продолжаться. Однако в каждом рассказе переживается счастливый миг любви, остающийся в памяти героев навсегда. По Бунину, именно память делает любовь вечной.

…Свидание на кладбище

Отрывок из рассказа Ивана Бунина «Чистый понедельник»

Кто же знает, что такое любовь? — Я, я знаю! — воскликнул я. — И буду ждать, когда и вы узнаете, что такое любовь, счастье! — Счастье, счастье… «Счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету». — Это что? — Это так Платон Каратаев говорил Пьеру. Я махнул рукой: — Ах, Бог с ней, с этой восточной мудростью! И опять весь вечер говорил только о постороннем — о новой постановке Художественного театра, о новом рассказе Андреева… С меня опять было довольно и того, что вот я сперва тесно сижу с ней в летящих и раскатывающихся санках, держа ее в гладком мехе шубки, потом вхожу с ней в людную залу ресторана под марш из «Аиды», ем и пью рядом с ней, слышу ее медленный голос, гляжу на губы, которые целовал час тому назад… И завтра и послезавтра будет все то же, думал я, — все та же мука и все то же счастье… Ну что ж — все-таки счастье, великое счастье! Так прошел январь, февраль, пришла и прошла масленица. В прощеное воскресенье она приказала мне приехать к ней в пятом часу вечера. Я приехал, и она встретила меня уже одетая, в короткой каракулевой шубке, в каракулевой шляпке, в черных фетровых ботиках. — Все черное! — сказал я, входя, как всегда, радостно. Глаза ее были ласковы и тихи. — Ведь завтра уже чистый понедельник, — ответила она, вынув из каракулевой муфты и давая мне руку в черной лайковой перчатке. — «Господи владыко живота моего…» Хотите поехать в Новодевичий монастырь? Я удивился, но поспешил сказать: — Хочу! — Что ж все кабаки да кабаки, — прибавила она. — Вот вчера утром я была на Рогожском кладбище… Я удивился еще больше: — На кладбище? Зачем? Это знаменитое раскольничье? — Да, раскольничье. Допетровская Русь! Хоронили ихнего архиепископа. И вот представьте себе: гроб — дубовая колода, как в древности, золотая парча будто кованая, лик усопшего закрыт белым «воздухом», шитым крупной черной вязью — красота и ужас. А у гроба диаконы с рипидами и трикириями… — Откуда вы это знаете? Рипиды, трикирии! — Это вы меня не знаете. — Не знал, что вы так религиозны. — Это не религиозность. Я не знаю что… Но я, например, часто хожу по утрам или по вечерам, когда вы не таскаете меня по ресторанам, в кремлевские соборы, а вы даже и не подозреваете этого… Так вот: диаконы — да какие! Пересвет и Ослябя! И на двух клиросах два хора, тоже все Пересветы: высокие, могучие, в длинных черных кафтанах, поют, перекликаясь, — то один хор, то другой, — и все в унисон, и не по нотам, а по «крюкам». А могила была внутри выложена блестящими еловыми ветвями, а на дворе мороз, солнце, слепит снег… Да нет, вы этого не понимаете! Идем… Вечер был мирный, солнечный, с инеем на деревьях; на кирпично-кровавых стенах монастыря болтали в тишине галки, похожие на монашенок, куранты то и дело тонко и грустно играли на колокольне. Скрипя в тишине по снегу, мы вошли в ворота, пошли по снежным дорожкам по кладбищу, — солнце только что село, еще совсем было светло, дивно рисовались на золотой эмали заката серым кораллом сучья в инее, и таинственно теплились вокруг нас спокойными, грустными огоньками неугасимые лампадки, рассеянные над могилами. Я шел за ней, с умилением глядел на ее маленький след, на звездочки, которые оставляли на снегу новые черные ботики, — она вдруг обернулась, почувствовав это: — Правда, как вы меня любите! — сказала она с тихим недоумением, покачав головой. Мы постояли возле могил Эртеля, Чехова. Держа руки в опущенной муфте, она долго глядела на чеховский могильный памятник, потом пожала плечом: — Какая противная смесь сусального русского стиля и Художественного театра! Стало темнеть, морозило, мы медленно вышли из ворот, возле которых покорно сидел на козлах мой Федор. — Поездим еще немножко, — сказала она, — потом поедем есть последние блины к Егорову… Только не шибко, Федор, — правда? — Слушаю-с. — Где-то на Ордынке есть дом, где жил Грибоедов. Поедем его искать… И мы зачем-то поехали на Ордынку, долго ездили по каким-то переулкам в садах, были в Грибоедовском переулке; но кто ж мог указать нам, в каком доме жил Грибоедов, — прохожих не было ни души, да и кому из них мог быть нужен Грибоедов? Уже давно стемнело, розовели за деревьями в инее освещенные окна… — Тут есть еще Марфо-Мариинская обитель, — сказала она. Я засмеялся: — Опять в обитель? — Нет, это я так…

Главные герои

Герой-рассказчик
–
влюбленный юноша родом из Пензенской губернии. Был внешне «неприлично красив», с «южным», живым, располагающим характером. От его лица ведется повествование.

Героиня
–
возлюбленная рассказчика, девушка с яркой внешностью – смугло-янтарным лицом, черными густыми волосами и черным, как бархатный уголь, глазами. Одна снимает квартиру в Москве, в конце произведения уходит в монастырь.

Каждый зимний вечер повествователь ездил «от Красных ворот к храму Христа Спасителя» , напротив которого жила его возлюбленная. Ежедневно он возил ее по ресторанам, в театры, на концерты.

Возлюбленная повествователя училась на исторических курсах, хотя и посещала их редко. Ее отец – вдовец, человек «знатного купеческого рода, жил на покое в Твери» , а девушка сама снимала угловую квартиру на пятом этаже ради живописного вида на Москву. В ее квартире было две комнаты. В первой стоял турецкий диван (над ним висел портрет Толстого) и дорогое пианино, на котором героиня разучивала начало «Лунной сонаты» .

Герой постоянно дарил возлюбленной цветы, книги, шоколад. Девушка принимала их небрежно и рассеянно, лежа на диване, но всегда благодарила. «Похоже было на то, что ей ничто не нужно: ни цветы, ни книги, ни обеды, ни театры, ни ужины за городом» , хотя она обо всем имела свое мнение, любила вкусно поесть. «Явной слабостью ее была только хорошая одежда, бархат, шелка, дорогой мех…» .

Они представляли собой яркую пару. Юноша был внешне похож на итальянца, девушка обладала «какой-то индийской, персидской» красотой. Насколько герой «был склонен к болтливости, к простосердечной веселости» , настолько героиня молчалива, она много читала.

Они познакомились в декабре на лекции Андрея Белого, который пел свою лекцию, бегая по сцене. Рассказчик так «вертелся и хохотал» , что девушка, по случайности севшая рядом с ним, сама развеселилась.

Иногда, не видя взаимности, юноша упрекал возлюбленную в равнодушии. Девушка отвечала, что кроме отца и его у нее никого нет: «вы у меня первый и последний» . Она не противилась его ласкам, но в последний момент отстраняла, уходила в другую комнату и возвращалась уже одетой для вечерних прогулок. Как-то герой заговорил с ней о браке. Девушка ответила, что она не годится в жены. Герой понимал, что ему остается лишь надеяться, хотя имеющийся порядок вещей иногда был для него невыносимым.

Январь, февраль, начало и конец Масленицы были счастливым периодом для героя – он возил возлюбленную по ресторанам, театрам, восхищаясь своей спутницей. В Прощеное воскресенье по инициативе героини они отправляются в Новодевичий монастырь. Девушка рассказывает, что вчера утром была на Рогожском кладбище, где хоронили архиепископа, восторженно вспоминает происходившее. Юноша удивился, откуда она так много знает о церкви и церковных санах, на что героиня ответила, что по утрам, когда он «не таскает ее по ресторанам» , она ходит в кремлевские соборы.

Гуляя, они зашли на кладбище Новодевичьего монастыря. В какой-то момент героиня замечает обожающий взгляд юноши и, обернувшись, с тихим недоумением говорит: «правда, как вы меня любите» . Вечером «на блинах» в трактире у Егорова девушка «с тихим светом в глазах» рассказывает о монастырях и летописях, мимолетно упоминая, что, возможно, сама уйдет «в какой-нибудь самый глухой, вологодский, вятский» монастырь. Ее слова обеспокоили героя.

На следующий день героиня просит отвезти ее на «капустник» Художественного театра. Приехав к ней вечером, герой удивился тому, что в прихожей у девушки было необычно светло, «а пианино звучало началом «Лунной сонаты» — все повышаясь, звуча чем дальше, тем все томительнее, призывнее, в сомнамбулически-блаженной грусти» . Когда он хлопнул дверью, пианино смолкло, и девушка вышла к нему в черном бархатном платье.

На «капустнике» героиня много курила, постоянно пила шампанское, затем танцевала польку с одним из актеров. Возвращались домой они в три часа ночи. К удивлению юноши, девушка сказала отпустить кучера, и они вдвоем поднялись к ней в квартиру. На рассвете, разбудив юношу, девушка сообщает, что вечером уезжает в Тверь и, плача, просит оставить ее одну.

Через две недели герой получил письмо: «В Москву не вернусь, пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг… Пусть бог даст сил не отвечать мне — бесполезно длить и увеличивать нашу муку…» . Юноша исполнил ее просьбу. Тяжело переживая случившееся, он пропадал по «по самым грязным кабакам» , но потом «равнодушно, безнадежно» начал «понемногу оправляться» .

Почти через два года с того чистого понедельника, «в четырнадцатом году, под Новый год» герой посещает Архангельский собор, где долго стоит, не молясь. Проезжая по их местам, юноша не мог сдержать слез. Остановившись у ворот Марфо-Мариинской обители, герой услышал пение девичьего хора. Сунув дворнику рубль, юноша заходит внутрь двора и становится свидетелем крестного хода: из церкви вышла княгиня, а за ней «белая вереница поющих, с огоньками свечек у лиц, инокинь или сестер» . Одна из идущих вдруг подняла голову и посмотрела темными глазами в темноту, словно почувствовав там присутствие героя. Он «повернулся и тихо вышел из ворот» .

Заключение

Бунин, размышляя о своем рассказе, писал: «Благодарю бога, что он дал мне возможность написать «Чистый понедельник»». И действительно, рассказ поражает глубиной тематики, заставляя задуматься о самых важных вопросах в нашей жизни: вопросах выбора между «мирским», человеческим счастьем и духовностью, стремлением к богу, самопознанием. Главная героиня делает выбор в пользу последнего, объясняя свой выбор словами персонажа Толстого – Платона Каратаева: «Счастье [«мирское»] наше, дружок, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету».

Представленный на сайте пересказ произведения «Чистого понедельника» будет полезен школьникам, студентам и всем, кто хочет ознакомиться с сюжетом рассказа.

Тест по рассказу

После прочтения краткого содержания рассказа Бунина предлагаем пройти тест:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.2
. Всего получено оценок: 3227.

Темнел московский серый зимний день, холодно зажигался газ в фонарях, тепло освещались витрины магазинов — и разгоралась вечерняя, освобождающаяся от дневных дел московская жизнь: гуще и бодрей неслись извозчичьи санки, тяжелей гремели переполненные, ныряющие трамваи, — в сумраке уже видно было, как с шипением сыпались с проводов зеленые звезды — оживленнее спешили по снежным тротуарам мутно чернеющие прохожие… Каждый вечер мчал меня в этот час на вытягивающемся рысаке мой кучер — от Красных ворот к храму Христа Спасителя: она жила против него; каждый вечер я возил ее обедать в «Прагу», в «Эрмитаж», в «Метрополь», после обеда в театры, на концерты, а там к «Яру», в «Стрельну»… Чем все это должно кончиться, я не знал и старался не думать, не додумывать: было бесполезно — так же, как говорить с ней об этом: она раз навсегда отвела разговоры о нашем будущем; она была загадочна, непонятна для меня, странны были и наши с ней отношения — совсем близки мы все еще не были; и все это без конца держало меня в неразрешающемся напряжении, в мучительном ожидании — и вместе с тем был я несказанно счастлив каждым часом, проведенным возле нее.

Она зачем-то училась на курсах, довольно редко посещала их, но посещала. Я как-то спросил: «Зачем?» Она пожала плечом: «А зачем все делается на свете? Разве мы понимаем что-нибудь в наших поступках? Кроме того, меня интересует история…» Жила она одна, — вдовый отец ее, просвещенный человек знатного купеческого рода, жил на покое в Твери, что-то, как все такие купцы, собирал. В доме против храма Спасителя она снимала ради вида на Москву угловую квартиру на пятом этаже, всего две комнаты, но просторные и хорошо обставленные. В первой много места занимал широкий турецкий диван, стояло дорогое пианино, на котором она все разучивала медленное, сомнамбулически прекрасное начало «Лунной сонаты», — только одно начало, — на пианино и на подзеркальнике цвели в граненых вазах нарядные цветы, — по моему приказу ей доставляли каждую субботу свежие, — и когда я приезжал к ней в субботний вечер, она, лежа на диване, над которым зачем-то висел портрет босого Толстого, не спеша протягивала мне для поцелуя руку и рассеянно говорила: «Спасибо за цветы…» Я привозил ей коробки шоколаду, новые книги — Гофмансталя, Шницлера, Тетмайера, Пшибышевского, — и получал все то же «спасибо» и протянутую теплую руку, иногда приказание сесть возле дивана, не снимая пальто. «Непонятно почему, — говорила она в раздумье, гладя мой бобровый воротник, — но, кажется, ничего не может быть лучше запаха зимнего воздуха, с которым входишь со двора в комнату…» Похоже было на то, что ей ничто не нужно: ни цветы, ни книги, ни обеды, ни театры, ни ужины за городом, хотя все-таки цветы были у нее любимые и нелюбимые, все книги, какие я ей привозил, она всегда прочитывала, шоколаду съедала за день целую коробку, за обедами и ужинами ела не меньше меня, любила расстегаи с налимьей ухой, розовых рябчиков в крепко прожаренной сметане, иногда говорила: «Не понимаю, как это не надоест людям всю жизнь, каждый день обедать, ужинать», — но сама и обедала и ужинала с московским пониманием дела. Явной слабостью ее была только хорошая одежда, бархат, шелка, дорогой мех…

Мы оба были богаты, здоровы, молоды и настолько хороши собой, что в ресторанах, на концертах нас провожали взглядами. Я, будучи родом из Пензенской губернии, был в ту пору красив почему-то южной, горячей красотой, был даже «неприлично красив», как сказал мне однажды один знаменитый актер, чудовищно толстый человек, великий обжора и умница. «Черт вас знает, кто вы, сицилианец какой-то», — сказал он сонно; и характер был у меня южный, живой, постоянно готовый к счастливой улыбке, к доброй шутке. А у нее красота была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как черный соболий мех, брови, черные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот оттенен был темным пушком; выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застежками (а на курсы ходила скромной курсисткой, завтракала за тридцать копеек в вегетарианской столовой на Арбате); и насколько я был склонен к болтливости, к простосердечной веселости, настолько она была чаще всего молчалива: все что-то думала, все как будто во что-то мысленно вникала; лежа на диване с книгой в руках, часто опускала ее и вопросительно глядела перед собой: я это видел, заезжая иногда к ней и днем, потому что каждый месяц она дня три-четыре совсем не выходила и не выезжала из дому, лежала и читала, заставляя и меня сесть в кресло возле дивана и молча читать.

— Вы ужасно болтливы и непоседливы, — говорила она, — дайте мне дочитать главу…

— Если бы я не был болтлив и непоседлив, я никогда, может быть, не узнал бы вас, — отвечал я, напоминая ей этим наше знакомство: как-то в декабре, попав в Художественный кружок на лекцию Андрея Белого, который пел ее, бегая и танцуя на эстраде, я так вертелся и хохотал, что она, случайно оказавшаяся в кресле рядом со мной и сперва с некоторым недоумением смотревшая на меня, тоже наконец рассмеялась, и я тотчас весело обратился к ней.

— Все так, — говорила она, — но все-таки помолчите немного, почитайте что-нибудь, покурите…

— Не могу я молчать! Не представляете вы себе всю силу моей любви к вам! Не любите вы меня!

— Представляю. А что до моей любви, то вы хорошо знаете, что, кроме отца и вас, у меня никого нет на свете. Во всяком случае, вы у меня первый и последний. Вам этого мало? Но довольно об этом. Читать при вас нельзя, давайте чай пить…

И я вставал, кипятил воду в электрическом чайнике на столике за отвалом дивана, брал из ореховой горки, стоявшей в углу за столиком, чашки, блюдечки, говоря, что придет в голову:

— Вы дочитали «Огненного ангела»?

— Досмотрела. До того высокопарно, что совестно читать.

— А отчего вы вчера вдруг ушли с концерта Шаляпина?

— Не в меру разудал был. И потом желтоволосую Русь я вообще не люблю.

— Все-то вам не нравится!

— Да, многое…

«Странная любовь!» — думал я и, пока закипала вода, стоял, смотрел в окна. В комнате пахло цветами, и она соединялась для меня с их запахом; за одним окном низко лежала вдали огромная картина заречной снежно-сизой Москвы; в другое, левее, была видна часть Кремля, напротив, как-то не в меру близко, белела слишком новая громада Христа Спасителя, в золотом куполе которого синеватыми пятнами отражались галки, вечно вившиеся вокруг него… «Странный город! — говорил я себе, думая об Охотном ряде, об Иверской, о Василии Блаженном. — Василий Блаженный — и Спас-на-Бору, итальянские соборы — и что-то киргизское в остриях башен на кремлевских стенах…»

Приезжая в сумерки, я иногда заставал ее на диване только в одном шелковом архалуке, отороченном соболем, — наследство моей астраханской бабушки, сказала она, — сидел возле нее в полутьме, не зажигая огня, и целовал ее руки, ноги, изумительное в своей гладкости тело… И она ничему не противилась, но все молча. Я поминутно искал ее жаркие губы — она давала их, дыша уже порывисто, но все молча. Когда же чувствовала, что я больше не в силах владеть собой, отстраняла меня, садилась и, не повышая голоса, просила зажечь свет, потом уходила в спальню. Я зажигал, садился на вертящийся табуретик возле пианино и постепенно приходил в себя, остывал от горячего дурмана. Через четверть часа она выходила из спальни одетая, готовая к выезду, спокойная и простая, точно ничего и не было перед этим:

— Куда нынче? В «Метрополь», может быть?

И опять весь вечер мы говорили о чем-нибудь постороннем. Вскоре после нашего сближения она сказала мне, когда я заговорил о браке:

— Нет, в жены я не гожусь. Не гожусь, не гожусь…

Это меня не обезнадежило. «Там видно будет!» — сказал я себе в надежде на перемену ее решения со временем и больше не заговаривал о браке. Наша неполная близость казалась мне иногда невыносимой, но и тут — что оставалось мне, кроме надежды на время? Однажды, сидя возле нее в этой вечерней темноте и тишине, я схватился за голову:

— Нет, это выше моих сил! И зачем, почему надо так жестоко мучить меня и себя!

Она промолчала.

— Да, все-таки это не любовь, не любовь…

Она ровно отозвалась из темноты:

— Может быть. Кто же знает, что такое любовь?

— Я, я знаю! — воскликнул я. — И буду ждать, когда и вы узнаете, что такое любовь, счастье!

— Счастье, счастье… «Счастье наше, дружок, как вода в бредне: тянешь — надулось, а вытащишь — ничего нету».

— Это что?

— Это так Платон Каратаев говорил Пьеру.

Я махнул рукой:

— Ах, бог с ней, с этой восточной мудростью!

И опять весь вечер говорил только о постороннем — о новой постановке Художественного театра, о новом рассказе Андреева… С меня опять было довольно и того, что вот я сперва тесно сижу с ней в летящих и раскатывающихся санках, держа ее в гладком мехе шубки, потом вхожу с ней в людную залу ресторана под марш из «Аиды», ем и пью рядом с ней, слышу ее медленный голос, гляжу на губы, которые целовал час тому назад, — да, целовал, говорил я себе, с восторженной благодарностью глядя на них, на темный пушок над ними, на гранатовый бархат платья, на скат плеч и овал грудей, обоняя какой-то слегка пряный запах ее волос, думая: «Москва, Астрахань, Персия, Индия!» В ресторанах за городом, к концу ужина, когда все шумней становилось кругом в табачном дыму, она, тоже куря и хмелея, вела меня иногда в отдельный кабинет, просила позвать цыган, и они входили нарочито шумно, развязно: впереди хора, с гитарой на голубой ленте через плечо, старый цыган в казакине с галунами, с сизой мордой утопленника, с голой, как чугунный шар, головой, за ним цыганка-запевало с низким лбом под дегтярной челкой… Она слушала песни с томной, странной усмешкой… В три, в четыре часа ночи я отвозил ее домой, на подъезде, закрывая от счастья глаза, целовал мокрый мех ее воротника и в каком-то восторженном отчаянии летел к Красным воротам. И завтра и послезавтра будет все то же, думал я, — все та же мука и все то же счастье… Ну что ж — все-таки счастье, великое счастье!

Так прошел январь, февраль, пришла и прошла масленица. В прощеное воскресенье она приказала мне приехать к ней в пятом часу вечера. Я приехал, и она встретила меня уже одетая, в короткой каракулевой шубке, в каракулевой шляпке, в черных фетровых ботиках.

— Все черное! — сказал я, входя, как всегда, радостно.

Глаза ее были ласковы и тихи.

— Ведь завтра уже чистый понедельник, — ответила она, вынув из каракулевой муфты и давая мне руку в черной лайковой перчатке. — «Господи владыко живота моего…» Хотите поехать в Новодевичий монастырь?

Я удивился, но поспешил сказать:

— Хочу!

— Что ж все кабаки да кабаки, — прибавила она. — Вот вчера утром я была на Рогожском кладбище…

Я удивился еще больше:

— На кладбище? Зачем? Это знаменитое раскольничье?

— Да, раскольничье. Допетровская Русь! Хоронили ихнего архиепископа. И вот представьте себе: гроб — дубовая колода, как в древности, золотая парча будто кованая, лик усопшего закрыт белым «воздухом», шитым крупной черной вязью — красота и ужас. А у гроба диаконы с рипидами и трикириями…

— Откуда вы это знаете? Рипиды, трикирии!

— Это вы меня не знаете.

— Не знал, что вы так религиозны.

— Это не религиозность. Я не знаю что… Но я, например, часто хожу по утрам или по вечерам, когда вы не таскаете меня по ресторанам, в кремлевские соборы, а вы даже и не подозреваете этого… Так вот: диаконы — да какие! Пересвет и Ослябя! И на двух клиросах два хора, тоже все Пересветы: высокие, могучие, в длинных черных кафтанах, поют, перекликаясь, — то один хор, то другой, — и все в унисон, и не по нотам, а по «крюкам». А могила была внутри выложена блестящими еловыми ветвями, а на дворе мороз, солнце, слепит снег… Да нет, вы этого не понимаете! Идем…

Вечер был мирный, солнечный, с инеем на деревьях; на кирпично-кровавых стенах монастыря болтали в тишине галки, похожие на монашенок, куранты то и дело тонко и грустно играли на колокольне. Скрипя в тишине по снегу, мы вошли в ворота, пошли по снежным дорожкам по кладбищу, — солнце только что село, еще совсем было светло, дивно рисовались на золотой эмали заката серым кораллом сучья в инее, и таинственно теплились вокруг нас спокойными, грустными огоньками неугасимые лампадки, рассеянные над могилами. Я шел за ней, с умилением глядел на ее маленький след, на звездочки, которые оставляли на снегу новые черные ботики, — она вдруг обернулась, почувствовав это:

— Правда, как вы меня любите! — сказала она с тихим недоумением, покачав головой.

Мы постояли возле могил Эртеля, Чехова. Держа руки в опущенной муфте, она долго глядела на чеховский могильный памятник, потом пожала плечом:

— Какая противная смесь сусального русского стиля и Художественного театра!

Стало темнеть, морозило, мы медленно вышли из ворот, возле которых покорно сидел на козлах мой Федор.

— Поездим еще немножко, — сказала она, — потом поедем есть последние блины к Егорову… Только не шибко, Федор, — правда?

— Слушаю-с.

— Где-то на Ордынке есть дом, где жил Грибоедов. Поедем его искать…

И мы зачем-то поехали на Ордынку, долго ездили по каким-то переулкам в садах, были в Грибоедовском переулке; но кто ж мог указать нам, в каком доме жил Грибоедов, — прохожих не было ни души, да и кому из них мог быть нужен Грибоедов? Уже давно стемнело, розовели за деревьями в инее освещенные окна…

— Тут есть еще Марфо-Мариинская обитель, — сказала она.

Я засмеялся:

— Опять в обитель?

— Нет, это я так…

В нижнем этаже в трактире Егорова в Охотном ряду было полно лохматыми, толсто одетыми извозчиками, резавшими стопки блинов, залитых сверх меры маслом и сметаной, было парно, как в бане. В верхних комнатах, тоже очень теплых, с низкими потолками, старозаветные купцы запивали огненные блины с зернистой икрой замороженным шампанским. Мы прошли во вторую комнату, где в углу, перед черной доской иконы богородицы троеручицы, горела лампадка, сели за длинный стол на черный кожаный диван… Пушок на ее верхней губе был в инее, янтарь щек слегка розовел, чернота райка совсем слилась с зрачком, — я не мог отвести восторженных глаз от ее лица. А она говорила, вынимая платочек из душистой муфты:

— Хорошо! Внизу дикие мужики, а тут блины с шампанским и богородица троеручица. Три руки! Ведь это Индия! Вы — барин, вы не можете понимать так, как я, всю эту Москву.

— Могу, могу! — отвечал я. — И давайте закажем обед си́лен!

— Как это «си́лен»?

— Это значит — сильный. Как же вы не знаете? «Рече Гюрги…»

— Как хорошо! Гюрги!

— Да, князь Юрий Долгорукий. «Рече Гюрги ко Святославу, князю Северскому: „Приди ко мне, брате, в Москову“ и повеле устроить обед силен».

— Как хорошо. И вот только в каких-нибудь северных монастырях осталась теперь эта Русь. Да еще в церковных песнопениях. Недавно я ходила в Зачатьевский монастырь — вы представить себе не можете, до чего дивно поют там стихиры! А в Чудовом еще лучше. Я прошлый год все ходила туда на Страстной. Ах, как было хорошо! Везде лужи, воздух уж мягкий, на душе как-то нежно, грустно и все время это чувство родины, ее старины… Все двери в соборе открыты, весь день входит и выходит простой народ, весь день службы… Ох, уйду я куда-нибудь в монастырь, в какой-нибудь самый глухой, вологодский, вятский!

Я хотел сказать, что тогда и я уйду или зарежу кого-нибудь, чтобы меня загнали на Сахалин, закурил, забывшись от волнения, но подошел половой в белых штанах и белой рубахе, подпоясанный малиновым жгутом, почтительно напомнил:

— Извините, господин, курить у нас нельзя…

И тотчас, с особой угодливостью, начал скороговоркой:

— К блинам что прикажете? Домашнего травничку? Икорки, семушки? К ушице у нас херес на редкость хорош есть, а к наважке…

— И к наважке хересу, — прибавила она, радуя меня доброй разговорчивостью, которая не покидала ее весь вечер. И я уже рассеянно слушал, что она говорила дальше. А она говорила с тихим светом в глазах:

— Я русское летописное, русские сказания так люблю, что до тех пор перечитываю то, что особенно нравится, пока наизусть не заучу. «Был в русской земле город, названием Муром, в нем же самодержствовал благоверный князь, именем Павел. И вселил к жене его диавол летучего змея на блуд. И сей змей являлся ей в естестве человеческом, зело прекрасном…»

Я шутя сделал страшные глаза:

— Ой, какой ужас!

Она, не слушая, продолжала:

— Так испытывал ее бог. «Когда же пришло время ее благостной кончины, умолили бога сей князь и княгиня преставиться им в един день. И сговорились быть погребенными в едином гробу. И велели вытесать в едином камне два гробных ложа. И облеклись, такожде единовременно, в монашеское одеяние…»

И опять моя рассеянность сменилась удивлением и даже тревогой: что это с ней нынче?

И вот, в этот вечер, когда я отвез ее домой совсем не в обычное время, в одиннадцатом часу, она, простясь со мной на подъезде, вдруг задержала меня, когда я уже садился в сани:

— Погодите. Заезжайте ко мне завтра вечером не раньте десяти. Завтра «капустник» Художественного театра.

— Так что? — спросил я. — Вы хотите поехать на этот «капустник»?

— Да.

— Но вы же говорили, что не знаете ничего пошлее этих «капустников»!

— И теперь не знаю. И все-таки хочу поехать.

Я мысленно покачал головой, — все причуды, московские причуды! — и бодро отозвался:

— Ол райт!

В десять часов вечера на другой день, поднявшись в лифте к ее двери, я отворил дверь своим ключиком и не сразу вошел из темной прихожей: за ней было необычно светло, все было зажжено, — люстры, канделябры по бокам зеркала и высокая лампа под легким абажуром за изголовьем дивана, а пианино звучало началом «Лунной сонаты» — все повышаясь, звуча чем дальше, тем все томительнее, призывнее, в сомнамбулически-блаженной грусти. Я захлопнул дверь прихожей, — звуки оборвались, послышался шорох платья. Я вошел — она прямо и несколько театрально стояла возле пианино в черном бархатном платье, делавшем ее тоньше, блистая его нарядностью, праздничным убором смольных волос, смуглой янтарностью обнаженных рук, плеч, нежного, полного начала грудей, сверканием алмазных сережек вдоль чуть припудренных щек, угольным бархатом глаз и бархатистым пурпуром губ; на висках полуколечками загибались к глазам черные лоснящиеся косички, придавая ей вид восточной красавицы с лубочной картинки.

— Вот если бы я была певица и пела на эстраде, — сказала она, глядя на мое растерянное лицо, — я бы отвечала на аплодисменты приветливой улыбкой и легкими поклонами вправо и влево, вверх и в партер, а сама бы незаметно, но заботливо отстраняла ногой шлейф, чтобы не наступить на него…

На «капустнике» она много курила и все прихлебывала шампанское, пристально смотрела на актеров, с бойкими выкриками и припевами изображавших нечто будто бы парижское, на большого Станиславского с белыми волосами и черными бровями и плотного Москвина в пенсне на корытообразном лице, — оба с нарочитой серьезностью и старательностью, падая назад, выделывали под хохот публики отчаянный канкан. К нам подошел с бокалом в руке, бледный от хмеля, с крупным потом на лбу, на который свисал клок его белорусских волос, Качалов, поднял бокал и, с деланной мрачной жадностью глядя на нее, сказал своим низким актерским голосом:

— Царь-девица, Шамаханская царица, твое здоровье!

И она медленно улыбнулась и чокнулась с ним. Он взял ее руку, пьяно припал к ней и чуть не свалился с ног. Справился и, сжав зубы, взглянул на меня:

— А это что за красавец? Ненавижу.

Потом захрипела, засвистала и загремела, вприпрыжку затопала полькой шарманка — и к нам, скользя, подлетел маленький, вечно куда-то спешащий и смеющийся Сулержицкий, изогнулся, изображая гостинодворскую галантность, поспешно пробормотал:

— Дозвольте пригласить на полечку Транблан…

И она, улыбаясь, поднялась и, ловко, коротко притопывая, сверкая сережками, своей чернотой и обнаженными плечами и руками, пошла с ним среди столиков, провожаемая восхищенными взглядами и рукоплесканиями, меж тем как он, задрав голову, кричал козлом:

Пойдем, пойдем поскорее

С тобой польку танцевать!

В третьем часу ночи она встала, прикрыв глаза. Когда мы оделись, посмотрела на мою бобровую шапку, погладила бобровый воротник и пошла к выходу, говоря не то шутя, не то серьезно:

— Конечно, красив. Качалов правду сказал… «Змей в естестве человеческом, зело прекрасном…»

Дорогой молчала, клоня голову от светлой лунной метели, летевшей навстречу. Полный месяц нырял в облаках над Кремлем, — «какой-то светящийся череп», — сказала она. На Спасской башне часы били три, — еще сказала:

— Какой древний звук, что-то жестяное и чугунное. И вот так же, тем же звуком било три часа ночи и в пятнадцатом веке. И во Флоренции совсем такой же бой, он там напоминал мне Москву…

Когда Федор осадил у подъезда, безжизненно приказала:

— Отпустите его…

Пораженный, — никогда не позволяла она подниматься к ней ночью, — я растерянно сказал:

— Федор, я вернусь пешком…

И мы молча потянулись вверх в лифте, вошли в ночное тепло и тишину квартиры с постукивающими молоточками в калориферах. Я снял с нее скользкую от снега шубку, она сбросила с волос на руки мне мокрую пуховую шаль и быстро прошла, шурша нижней шелковой юбкой, в спальню. Я разделся, вошел в первую комнату и с замирающим точно над пропастью сердцем сел на турецкий диван. Слышны были ее шаги за открытыми дверями освещенной спальни, то, как она, цепляясь за шпильки, через голову стянула с себя платье… Я встал и подошел к дверям: она, только в одних лебяжьих туфельках, стояла, спиной ко мне, перед трюмо, расчесывая черепаховым гребнем черные нити длинных, висевших вдоль лица волос.

— Вот все говорил, что я мало о нем думаю, — сказала она, бросив гребень на подзеркальник, и, откидывая волосы на спину, повернулась ко мне: — Нет, я думала…

На рассвете я почувствовал ее движение. Открыл глаза — она в упор смотрела на меня. Я приподнялся из тепла постели и ее тела, она склонилась ко мне, тихо и ровно говоря:

— Нынче вечером я уезжаю в Тверь. Надолго ли, один бог знает…

И прижалась своей щекой к моей, — я чувствовал, как моргает ее мокрая ресница.

— Я все напишу, как только приеду. Все напишу о будущем. Прости, оставь меня теперь, я очень устала…

И легла на подушку.

Я осторожно оделся, робко поцеловал ее в волосы и на цыпочках вышел на лестницу, уже светлеющую бледным светом. Шел пешком по молодому липкому снегу, — метели уже не было, все было спокойно и уже далеко видно вдоль улиц, пахло и снегом и из пекарен. Дошел до Иверской, внутренность которой горячо пылала и сияла целыми кострами свечей, стал в толпе старух и нищих на растоптанный снег на колени, снял шапку… Кто-то потрогал меня за плечо — я посмотрел: какая-то несчастнейшая старушонка глядела на меня, морщась от жалостных слез.

— Ох, не убивайся, не убивайся так! Грех, грех!

Письмо, полученное мною недели через две после того, было кратко — ласковая, но твердая просьба не ждать ее больше, не пытаться искать, видеть: «В Москву не вернусь, пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг… Пусть бог даст сил не отвечать мне — бесполезно длить и увеличивать нашу муку…»

Я исполнил ее просьбу. И долго пропадал по самым грязным кабакам, спивался, всячески опускаясь все больше и больше. Потом стал понемногу оправляться — равнодушно, безнадежно… Прошло почти два года с того чистого понедельника…

В четырнадцатом году, под Новый год, был такой же тихий, солнечный вечер, как тот, незабвенный. Я вышел из дому, взял извозчика и поехал в Кремль. Там зашел в пустой Архангельский собор, долго стоял, не молясь, в его сумраке, глядя на слабое мерцанье старого золота иконостаса и надмогильных плит московских царей, — стоял, точно ожидая чего-то, в той особой тишине пустой церкви, когда боишься вздохнуть в ней. Выйдя из собора, велел извозчику ехать на Ордынку, шагом ездил, как тогда, по темным переулкам в садах с освещенными под ними окнами, поехал по Грибоедовскому переулку — и все плакал, плакал…

На Ордынке я остановил извозчика у ворот Марфо-Мариинской обители: там во дворе чернели кареты, видны были раскрытые двери небольшой освещенной церкви, из дверей горестно и умиленно неслось пение девичьего хора. Мне почему-то захотелось непременно войти туда. Дворник у ворот загородил мне дорогу, прося мягко, умоляюще:

— Нельзя, господин, нельзя!

— Как нельзя? В церковь нельзя?

— Можно, господин, конечно, можно, только прошу вас за ради бога, не ходите, там сичас великая княгиня Ельзавет Федровна и великий князь Митрий Палыч…

Я сунул ему рубль — он сокрушенно вздохнул и пропустил. Но только я вошел во двор, как из церкви показались несомые на руках иконы, хоругви, за ними, вся в белом, длинном, тонколикая, в белом обрусе с нашитым на него золотым крестом на лбу, высокая, медленно, истово идущая с опущенными глазами, с большой свечой в руке, великая княгиня; а за нею тянулась такая же белая вереница поющих, с огоньками свечек у лиц, инокинь или сестер, — уж не знаю, кто были они и куда шли. Я почему-то очень внимательно смотрел на них. И вот одна из идущих посередине вдруг подняла голову, крытую белым платом, загородив свечку рукой, устремила взгляд темных глаз в темноту, будто как раз на меня… Что она могла видеть в темноте, как могла она почувствовать мое присутствие? Я повернулся и тихо вышел из ворот.

12 мая 1944

Они познакомились в декабре, случайно. Он, попав на лекцию Андрея Белого, так вертелся и хохотал, что она, случайно оказавшаяся в кресле рядом и сперва с некоторым недоумением смотревшая на него, тоже рассмеялась. Теперь каждый вечер он ехал в её квартиру, снятую ею исключительно ради чудесного вида на храм Христа Спасителя, каждый вечер возил её обедать в шикарные рестораны, в театры, на концерты… Чем все это должно было кончиться он не знал и старался даже не думать: она раз и навсегда отвела разговоры о будущем.

Она была загадочна и непонятна; отношения их были странны и неопределенны, и это держало его в постоянном неразрешающемся напряжении, в мучительном ожидании. И все же, каким счастьем был каждый час, проведенный рядом с ней…

В Москве она жила одна (вдовый отец её, просвещенный человек знатного купеческого рода жил на покое в Твери), зачем-то училась на курсах (ей нравилась история) и все разучивала медленное начало «Лунной сонаты», одно только начало… Он задаривал её цветами, шоколадом и новомодными книгами, получая на все это равнодушное и рассеянное «Спасибо…». И похоже было, что ей ничто не нужно, хотя цветы все-таки предпочитала любимые, книги прочитывала, шоколад съедала, обедала и ужинала с аппетитом. Явной слабостью её была только хорошая одежда, дорогой мех…

Они оба были богаты, здоровы, молоды и настолько хороши собой, что в ресторанах и на концертах их провожали взглядами. Он, будучи родом из Пензенской губернии, был тогда красив южной, «итальянской» красотой и характер имел соответствующий: живой, веселый, постоянно готовый к счастливой улыбке. А у нее красота была какая-то индийская, персидская, и насколько он был болтлив и непоседлив, настолько она была молчалива и задумчива… Даже когда он вдруг целовал её жарко, порывисто, она не противилась, но все время молчала. А когда чувствовала, что он не в силах владеть собой, спокойно отстранялась, уходила в спальню и одевалась для очередного выезда. «Нет, в жены я не гожусь!» — твердила она. «Там видно будет!» — думал он и никогда больше не заговаривал о браке.

Но иногда эта неполная близость казалась ему невыносимо мучительной: «Нет, это не любовь!» — «Кто же знает, что такое любовь?» — отвечала она. И опять весь вечер они говорили только о постороннем, и опять он радовался только тому, что просто рядом с Ней, слышит её голос, глядит на губы, которые целовал час тому назад… Какая мука! И какое счастье!

Так прошел январь, февраль, пришла и прошла масленица. В прощеное воскресенье она оделась во все черное («Ведь завтра же чистый понедельник!») и предложила ему поехать в Новодевичий монастырь. Он удивленно смотрел на нее, а Она рассказывала про красоту и искренность похорон раскольничьего архиепископа, про пение церковного хора, заставляющее трепетать сердце, про свои одинокие посещения кремлевских соборов… Потом они долго бродили по Новодевичьему кладбищу, посетили могилы Эртеля и Чехова, долго —

и бесплодно искали дом Грибоедова, а не найдя его, отправились в трактир Егорова в Охотном ряду.

В трактире было тепло и полно толсто одетыми извозчиками. «Как хорошо, — сказала она. — И вот только в каких-нибудь северных монастырях осталась теперь эта Русь… Ох, уйду я куда-нибудь в монастырь, в какой-нибудь самый глухой!» И прочитала наизусть из древнерусских сказаний: «…И вселил к жене его диавол летучего змея на блуд. И сей змей являлся ей в естестве человеческом, зело прекрасном…». И опять он смотрел с удивлением и беспокойством: что с ней нынче? Всё причуды?

На завтра она просила отвезти её на театральный капустник, хотя и заметила, что нет ничего пошлее их. На капустнике она много курила и пристально смотрела на актеров, кривлявшихся под хохот публики. Один из них сначала с деланной мрачной жадностью смотрел на нее, потом, пьяно припав к руке, справился о её спутнике: «А что это за красавец? Ненавижу»… В третьем часу ночи, выходя с капустника, Она не то шутя, не то серьезно сказала: «Он был прав. Конечно, красив. «Змей в естестве человеческом, зело прекрасном…». И в тот вечер против обыкновения попросила отпустить экипаж…

А в тихой ночной квартире сразу прошла в спальню, зашуршала снимаемым платьем. Он подошел к дверям: она, только в одних лебяжьих туфельках, стояла перед трюмо, расчесывая черепаховым гребнем черные волосы. «Вот все говорил, что я мало о нем думаю, — сказала она. — Нет, я думала…» …А на рассвете он проснулся от её пристального взгляда: «Нынче вечером я уезжаю в Тверь, — сказала она. — Надолго ли, один бог знает… Я все напишу, как только приеду. Прости, оставь меня теперь…»

Письмо, полученное недели через две было кратко — ласковая, но твердая просьба не ждать, не пытаться искать и видеть: «В Москву не вернусь, пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг…» И он не искал, долго пропадал по самым грязным кабакам, спивался, опускаясь все больше и больше. Потом стал понемногу оправляться — равнодушно, безнадежно…

Прошло почти два года с того чистого понедельника… В такой же тихий вечер он вышел из дому, взял извозчика и поехал в Кремль. Долго стоял, не молясь, в темном Архангельском соборе, затем долго ездил, как тогда, по темным переулкам и все плакал, плакал…

На Ордынке остановился у ворот Марфо—Мариинской обители, в которой горестно и умиленно пел девичий хор. Дворник не хотел было пропускать, но за рубль, сокрушенно вздохнув, пропустил. Тут из церкви показались несомые на руках иконы, хоругви, потянулась белая вереница поющих монахинь, с огоньками свечек у лиц. Он внимательно смотрел на них, и вот одна из идущих посередине вдруг подняла голову и устремила взгляд темных глаз в темноту, будто видя его. Что она могла видеть в темноте, как могла она почувствовать Его присутствие? Он повернулся и тихо вышел из ворот.

Источник

Сказ и его функции в произведении. Сказ и проблема автора.

Личное повествование и его разновидности, их художественные возможности. Соотношение и разделение в личном повествовании позиции повествователя и автора.

17.Безличное повествование. Соотношение в безличном повествовании «зоны автора» и «зоны героев». Своеобразие и различие косвенной и несобственно-прямой речи.

Совокупность высказываний, имеющих изобразительные задачи – повествование.
Описание и рассуждение вошли составными частями повествования. В широком смысле повествование – это совокупность тех высказываний, речевых субъектов повествователем, рассказчиком, которые осуществляют функции посредничества между изображённым миром и адресатом произведения как единого художественного высказывания. Типы повествований: личное и безличное
. Личное
: от лица лирического героя (исповедь), от лица героя рассказчика. Безличное
– от лица повествователя и романное. Есин выделяет повествование от 1 лица и от 3 лица. От 1 лица – усиливает иллюзию достоверности рассказываемого, акцентирует внимание на образе повествователя, автор почти всегда спрятан, его нетождественность повествователю выступает явно. От 3 лица – более свободное ведение рассказа, эстетически нейтральная форма, Есин выделяет не собственно прямую речь (повествование от лица нейтрального повествователя, но оно выдержано полностью или частично в речевой манере героя, не являясь его прямой речью). К этому прибегают, когда хотят создать внутренний мир героя через его речь. Используются слова, характерные для героя, его речевая манера.

2 типа повествующих субъектов: повествователь и рассказчик
. Персонифицированный (определённый портрет, биография, можно сказать, кто он, участвует в действии либо наблюдает) – если от 1 лица, то он рассказчик; не персонифицированный повествователь – дистанцированно изображает события, безличен. Повествователь – носитель речи, не выявленный, не названный, растворённый в тексте. Рассказчик – носитель речи, открыто организующий своей личностью весь текст. (Корман)

Автор – не есть повествователь, даже если есть образ автора.
Образ всегда художественно условен. Любой образ повествователя или рассказчика – это речевая маска. Рассказчик – субъект изображения, связан с определённой социально-культурной и языковой средой. С этой позиции он изображает других персонажей. Повествователь за речевой манерой скрывает характер, способ мышления, мировоззрение. Позиция автора может совпадать или нет с позицией повествователя.

1. Повествователь находится на границе вымышленного мира с действительностью, рассказчик – внутри изображённой реальности.

2. Там, где есть повествователь, кажется, что событие само себя рассказывает. Где есть рассказчик, события – предмет изображения.

3. Повествователь имеет всеобъемлющий кругозор (кажется, что история более объективна), рассказчик – нет, на события смотрим глазами персонажей, более субъективно. У рассказчика специфическая речевая манера, прикреплена или нет к рассказу.

4. Повествователя внутри изображённого мира никто не видит. Рассказчик же обязательно входит в кругозор либо повествователя, либо персонажей.

5. Повествователь по своему кругозору близок автору, творцу, рассказчик – персонажам.

6. Повествователь – носитель общепринятой речевой манеры, рассказчик – нет.

В рамках текста одного произведения способы повествования могут меняться. В любом случае, последовательность способов повествования подчинена художественной задаче автора и имеет определённый художественный смысл.

Несо́бственно-пряма́я речь
— это «отрывок повествовательного текста, передающий слова, мысли, чувства, восприятия или только смысловую позицию одного из изображаемых персонажей, причём передача текста повествователя не маркируется ни графическими знаками (или их эквивалентами), ни вводящими словами (или их эквивалентами)» , иначе говоря, не выделена ни пунктуационно, ни синтаксически.

Приём несобственно-прямой речи впервые использовал в русской литературе А. С. Пушкин, после чего он приобрёл развитие в художественной литературе. Несобственно-прямая речь на синтаксическом уровне не выделяется из авторской, но сохраняет лексические, стилистические и грамматические элементы, присущие речи говорящего.Структура сложноподчинённого предложения в косвенной речи, присутствие в главном предложении глаголов речи или мысли явно обнаруживают, что автор лишь транслирует читателю чужую речь, мысль. Несобственно-прямая речь объединена с авторской: в несобственно-прямой речи автор говорит или думает за персонажа. Пример: Но вот его комната. Ничего и никого, никто не заглядывал. Даже Настасья не притрагивалась. Но, Господи! Как мог он оставить давеча все эти вещи в этой дыре?
Он бросился в угол, запустил руку под обои и стал вытаскивать вещи и нагружать ими карманы.
Ф. Достоевский. Несобственно-прямая речь относится к автору, все местоимения и формы лица глагола представлены с позиции автора (как и в косвенной речи), но, с другой стороны, имеется существенная лексическая, синтаксическая и стилистическая специфика, присущая прямой речи.

Существуют группы произведений, где неавторское слово господствует безраздельно. Таковы стилизации,
намеренно и явно имитирующие черты и свойства какого-либо фольклорного или литературного стиля. Напомним лермонтовскую «Песню про купца Калашникова», баллады А.К. Толстого, повесть «Огненный ангел» В.Я. Брюсова, ориентированную на стиль западноевропейской средневековой прозы.

Сказ,
тоже оперирующий неавторским словом, в отличие от стилизаций и пародий ориентирован на речь устную, бытовую, разговорную. Здесь имеет место «имитация «живого» разговора, рождающегося как бы сию минуту, здесь и сейчас, в момент его восприятия» 2 . Главное же, сказ гораздо более, чем традиционные формы письменного повествования, приковывает наше внимание к носителю речи —рассказчику,
выдвигая на первый план его фигуру, его голос, присущую ему лексику и фразеологию. «Принцип сказа требует,- отмечал Б.М. Эйхенбаум,- чтобы речь рассказчика была окрашена не только интонационно-синтаксическими, но и лексическими оттенками» 3 . Образцы сказа-«Вечера на хуторе близ Диканьки» Н.В. Гоголя, многое в прозе В.И. Даля, Н.С. Лескова.

СКАЗ — специфическая по своей интонации и стилю форма изложения фольклорных произведений; отсюда под С. разумеют такой характер изложения в лит-ых произведениях, к-рый воспроизводит речь произведений устной словесности, а в более широком смысле — устную речь вообще и даже необычные формы письменной речи.

Наиболее распространенные формы С
. — это: а) подражание сказочному, былинному и песенному складу. Ср. «За Волгой в лесах, в Черной Рамени, жил-был крестьянин, богатый мужик. У того крестьянина дочка росла. Дочка росла, красой полнилась (Мельников-Печерский
, «В лесах» — сказочный С.); б) подражание местным и профессиональным говорам крестьянства: «Надоело ему это до смерти, злился он как змей лютый; а все по вечерам заходил к Прокудину. Стали большаки конопельку ссыпать, и Прокудин возов с пяток ссыпал (Лесков
, «Житие одной бабы»); в) подражание просторечию и профессиональным говорам городского населения, преимущественно тех групп его, к-рые не вполне владеют лит-ым языком: «Я его благодарю и говорю, что никаких желаниев не имею и не придумаю, окромя одного, — если его милость будет, сказать мне…» (Лесков
, «Штопальщик»); г) подражание устарелым и необычным формам письменной речи: «И сему-то подобным мирственным духом, как я вам представил, жили мы без малого яко три года. Спорилося нам все, изливались на нас все успехи точно из Амалфеева рога, как вдруг узрели мы, что есть посреди нас два сосуда избранных божия к нашему наказанию» (Лесков
, «Запечатленный ангел» — С. древнерусских поучительных книг).

Как ясно из приведенных примеров, характер С. достигается в письменной речи подбором лексики
различных видов устной речи (а в последнем из приведенных случаев — лексики архаической, чуждой современному лит-ому языку) и специфическими формами синтаксиса и морфологии
, допускаемыми только в устной речи (или в древней письменности): подражания фольклорным жанрам характеризуются напр. ритмизацией, речитативным или певучим складом, перенесением в письменную речь типичных для фольклора фигур
, подражания просторечью — введением значительного числа диалектизмов
, нарушением грамматич. строя письменной речи — незаконченностью предложений, несогласованностью их, обилием восклицательных и вопросительных оборотов.

В редких случаях С. выдерживается на протяжении всего произведения: чаще автор перемежает его обычным лит-ым изложением, мотивируя это необходимостью сокращения рассказа.

Введение форм С. обычно мотивируется авторской волей, характеризующей ситуацию и рассказчика (ср. построения большинства повестей Лескова — «Воительница», «Полунощницы», «Очарованный странник», «Тупейный художник» и др. Ср. «Обрамление»
). Другой тоже очень распространенной формой введения С. является монологический характер повествования — Ich-Erzählung, дневник, письмо (ср. построение романов и повестей Достоевского — «Записки из подполья», «Бесы» и др.). Иногда введение С. характеризует переживания и ход мысли кого-либо из персонажей. Ср.: «Стоит мать Манефа в моленной перед иконами, плачет горькими, жгучими слезами… Мир суетный, греховный мир опять заговорил свое в душевные уши Манефы» — следует С. о богатом мужике и его красавице-дочери как изложение воспоминаний героини (Мельников-Печерский
, «В лесах»). Здесь введение С. является одним из случаев так наз. «прямой косвенной речи» (style indirect libre) — характеристики мыслей действующего лица, излагаемой от лица автора.

Подлинно художественными формы С. становятся тогда, когда и все содержание произведения излагается под тем углом зрения, к-рый характерен и возможен для воображаемого рассказчика; таковы выступающие из С. образы простодушного захудалого помещика Белкина, болтливого украинского пасечника Рудого Панька, любопытного «прогрессиста» — обывателя провинциальных городишек Достоевского, петербургских мегер — приживалок и перекупщиц, поклонниц «отца Иоанна Кронштадтского» у Лескова, и т. д. и т. д.

Допускаемый в лит-ых стилях классицизма лишь в прямой речи для характеристики комических персонажей, С. широко используется в лит-ых стилях романтизма (преобладание фольклорных и древнеписьменных С. а также крестьянских С.) и реализма XIX в. (включение бытового просторечия города и широкое использование территориальных крестьянских говоров в областной лит-ре). В современной советской лит-ре формы С. достигают, с одной стороны, большей изысканности (сказ Бабеля, Тынянова, Шолохова и мн. др.), но с другой — выступают иногда недостаточно обоснованно, приобретая характер бесцельного разрушения норм лит-ого языка и вызывая протест со стороны лучших мастеров слова (выступления М. Горького против порчи лит-ого языка в 1934).

Сказовое повествование (сказ) ведётся в манере, резко отличающейся от авторской, и ориентируется на формы устной речи. Сказ получил распространение в русской литературе 19 века, начиная с 30-х годов. Например, в слегка пародийных «Повестях Белкина» Пушкина даётся сочувственно-ироническая характеристика не только действующих лиц, но и рассказчиков. Подобной формой повествования пользовались Гоголь и Лесков. Сказ позволяет писателям свободнее и шире запечатлеть различные типы речевого мышления, прибегать к пародиям. Строится в порядке говорения, ориентирован на современную живую, резко отличную от авторской, монологическую речь рассказчика, вышедшего из какой-либо экзотической для читателя (бытовой, национальной, народной) среды. В сказе широко используется просторечие, диалектизмы, а также профессиональная речь. Наиболее распространены две формы сказа: первый, ведущийся от первого лица вполне определённого рассказчика. Он особенно близок к живой интонации устной речи. вторая форма обходится без введения реального рассказчика. Проблемы автора: Обращение к сказу чаще всего связано со стремлением писателей нарушить сложившуюся консервативную литературную традицию, вывести на сцену нового героя и новый жизненный материал. (Сказы Бажова)

19.Предметный мир художественного произведения: пейзаж, интерьер, портрет, вещь.

Начнем со свойств изображенного мира. Под изображенным миром в художественном произведении подразумевается та условно подобная реальному миру картина действительности, которую рисует писатель: люди, вещи, природа, поступки, переживания и т.п.
В художественном произведении создается как бы модель мира реального. Эта модель в произведениях каждого писателя своеобразна; изображенные миры в разных художественных произведениях чрезвычайно разнообразны и могут в большей или меньшей степени быть похожими на мир реальный. Но в любом случае следует помнить, что перед нами созданная писателем художественная реальность, не тождественная реальности первичной.

Перейдем теперь к конкретному рассмотрению разновидностей художественных деталей.

Портрет. Под литературным портретом понимается изображение в художественном произведении всей внешности человека, включая сюда и лицо, и телосложение, и одежду, и манеру поведения, и жестикуляцию, и мимику.
С портрета обыкновенно начинается знакомство читателя с персонажем. Всякий портрет в той или иной степени характерологичен
– это значит, что по внешним чертам мы можем хотя бы бегло и приблизительно судить о характере человека. При этом портрет может быть снабжен авторским комментарием, раскрывающим связи портрета и характера (например, комментарий к портрету Печорина), а может действовать сам по себе (портрет Базарова в «Отцах и детях»). В этом случае автор как бы полагается на читателя, что выводы о характере человека он сделает сам. Такой портрет требует более пристального внимания. Вообще полноценное восприятие портрета требует несколько усиленной работы воображения, так как читатель должен по словесному описанию представить себе зримый образ.

Соответствие черт портрета чертам характера – вещь довольно условная и относительная; она зависит от принятых в данной культуре взглядов и убеждений, от характера художественной условности. На ранних стадиях развития культуры предполагалось, что красивому внешнему облику соответствует и душевная красота; положительные герои нередко изображались прекрасными и по наружности, отрицательные уродливыми и отвратительными. В дальнейшем связи внешнего и внутреннего в литературном портрете существенно усложняются. В частности, уже в XIX в. становится возможным совершенно обратное соотношение между портретом и характером: положительный герой может быть уродливым, а отрицательный – прекрасным. Пример – Квазимодо В. Гюго и миледи из «Трех мушкетеров» А. Дюма. Таким образом, мы видим, что портрет в литературе всегда выполнял не только изображающую, но и оценочную функцию.

Если рассматривать историю литературного портрета, то можно заметить, что эта форма литературной изобразительности двигалась от обобщенно-абстрактной портретной характеристики ко все большей индивидуализации. На ранних стадиях развития литературы герои зачастую наделены условно-символической внешностью;
так, мы почти не можем различить по портрету героев поэм Гомера или русских воинских повестей. Такой портрет нес лишь весьма общую информацию о герое; происходило это потому, что литература еще не научилась в то время индивидуализировать сами характеры. С течением времени портрет все более индивидуализировался
, то есть наполнялся теми неповторимыми чертами и черточками, которые уже не давали нам спутать одного героя с другим и в то же время указывали уже не на социальный или иной статус героя, но на индивидуальные различия в характерах. Литература эпохи Возрождения знала уже очень развитую индивидуализацию литературного портрета (прекрасный пример – Дон-Кихот и Санчо Панса), которая в дальнейшем усиливалась в литературе.

Индивидуализированная деталь, закрепляясь за персонажем, может становиться его постоянным признаком, знаком, по которому опознается данный персонаж; таковы, например, блестящие плечи Элен или лучистые глаза княжны Марьи в «Войне и мире».

Наиболее простой и вместе с тем наиболее часто применяющейся формой портретной характеристики является портретное описание

.
В нем последовательно, с разной степенью полноты, дается своего рода перечень портретных деталей, иногда с обобщающим выводом или авторским комментарием относительно характера персонажа, проявившегося в портрете; иногда с особым подчеркиванием одной-двух ведущих деталей. Таков, например, портрет Базарова в «Отцах и детях», портрет Наташи в «Войне и мире».

Другим, более сложным видом портретной характеристики является портрет-сравнение

.
В нем важно уже не только помочь читателю более ясно представить себе внешность героя, но и создать у него определенное впечатление от человека, его внешности.

Наконец, самой сложной разновидностью портрета является портрет-впечатление

.
Своеобразие его состоит в том, что портретных черт и деталей здесь как таковых нет вообще, остается только впечатление, производимое внешностью героя на стороннего наблюдателя или на кого-нибудь из персонажей произведения. Так, например, Чехов характеризует внешность одного из своих героев так: «Лицо его как будто дверью прищемлено или мокрой Тряпкой прибито» («Двое в одном»). Нарисовать иллюстрацию по подобной портретной характеристике практически невозможно, но Чехову и не нужно, чтобы читатель наглядно представлял себе все портретные черты героя, важно, что достигнуто определенное эмоциональное впечатление от его внешности и достаточно легко сделать заключение и о его характере.

Пейзаж. Пейзажем в литературе называется изображение в произведении живой и неживой природы.
Далеко не в каждом литературном произведении мы встречаемся с пейзажными зарисовками, но когда они появляются, то, как правило, выполняют существенные функции. Первая и простейшая функция пейзажа – обозначать место действия.
Однако как бы проста на первый взгляд эта функция ни была, ее эстетическое воздействие на читателя не следует недооценивать. Зачастую место действия имеет принципиальное для данного произведения значение. Так, например, очень многие русские и зарубежные романтики использовали в качестве места действия экзотическую природу Востока: яркая, красочная, непривычная, она создавала в произведении романтическую атмосферу исключительного, что и было необходимо.

Зачастую отношение к природе показывает нам некоторые существенные стороны характера или мировоззрения персонажа. Так, равнодушие Онегина к пейзажу показывает нам крайнюю степень разочарованности этого героя. Дискуссия о природе, проходящая на фоне прекрасного, эстетически значимого пейзажа в романе Тургенева «Отцы и дети», выявляет различия в характерах и мировоззрении Аркадия и Базарова.

Местом действия в литературе нового времени часто становится город. Более того, в последнее время природа как место действия все больше и больше уступает в этом качестве городу, в полном соответствии с тем, что происходит и в реальной жизни. Город как место действия обладает теми же функциями, что и пейзаж; в литературе появился даже неточный и оксюморонный термин: «городской пейзаж».
Так же, как и природная среда, город обладает способностью воздействовать на характер и психику людей. Кроме того, у города в любом произведении есть свой неповторимый облик, и это не удивительно, так как каждый писатель не просто создает топографическое место действия, но в соответствии со своими художественными задачами строит определенный образ
города. Так, Петербург в «Евгении Онегине» Пушкина – прежде всего «неугомонный», суетный, светский. Но в то же время он – законченный, эстетически ценный цельный город, которым можно любоваться. И наконец, Петербург – вместилище высокой дворянской культуры, прежде всего духовной.

Возвращаясь собственно к литературному изображению природы, надо сказать еще об одной функции пейзажа, которую можно назвать психологической
. С давних пор было подмечено, что определенные состояния природы так или иначе соотносятся с теми или иными человеческими чувствами и переживаниями:
солнце – с радостью, дождик – с грустью; ср. также выражения типа «душевная буря». Поэтому пейзажные детали с самых ранних этапов развития литературы успешно использовались для создания в произведении определенной эмоциональной атмосферы (например, в «Слове о полку Игореве» радостный финал создается при помощи образа солнца) и как форма косвенного психологического изображения, когда душевное состояние героев не описывается прямо, а как бы передается окружающей их природе, причем часто этот прием сопровождается психологическим параллелизмом или сравнением («То не ветер ветку клонит, Не дубравушка шумит. То мое сердечко стонет. Как осенний лист дрожит»), В дальнейшем развитии литературы этот прием становился все более изощренным, появляется возможность не прямо, а косвенно соотносить душевные движения с тем или иным состоянием природы. При этом настроение персонажа может ему соответствовать, а может и наоборот – контрастировать с ним.

Особо следует оговорить нечасто встречающийся случай, когда природа становится как бы действующим лицом художественного произведения.
Здесь не имеются в виду басни и сказки, потому, что принимающие в них участие персонажи-животные по сути дела являются лишь масками людских характеров. Но в некоторых случаях животные становятся действительными персонажами произведения, со своей собственной психологией и характером. Наиболее известными произведениями такого рода являются повести Толстого «Холстомер» и Чехова «Каштанка» и «Белолобый».

Мир вещей.
На ранних стадиях развития мир вещей не получал широкого отражения, а сами вещные детали были мало индивидуализированы. Вещь изображалась лишь постольку, поскольку она оказывалась знаком принадлежности человека к определенной профессии или же знаком общественного положения. Непременными атрибутами царского сана были трон, корона и скипетр, вещи воина – это прежде всего его оружие, земледельца – соха, борона и т.п. Такого рода вещь, которую мы назовем аксессуарной
, еще никак не соотносилась с характером конкретного персонажа, то есть здесь шел тот же процесс, что и в портретной детализации: индивидуальность человека еще не; была освоена литературой, а следовательно, не было еще надобности индивидуализировать саму вещь. С течением времени аксессуарная вещь хотя и остается в литературе, но утрачивает свое значение, не несет сколько-нибудь значимой художественной информации.

Другая функция вещной детали, развивается позже, начиная примерно с эпохи Возрождения, но зато становится ведущей для этого типа деталей. Деталь становится способом характеристики человека, выражением его индивидуальности.

Вещная деталь иногда может чрезвычайно выразительно передавать психологическое состояние персонажа; особенно любил пользоваться этим приемом психологизма Чехов. Вот как, например, изображается при помощи простой и обыденной вещной детали психозе, логическое состояние героя в повести «Три года»: «Дома он увидел на стуле зонтик, забытый Юлией Сергеевной, схватил его и жадно поцеловал. Зонтик был шелковый, уже не новый, перехваченный старою резинкой; ручка была из простой, белой кости, дешевая. Лаптев раскрыл его над собой, и ему показалось, что около него даже пахнет счастьем».

Вещная деталь обладает способностью одновременно и характеризовать человека, и выражать авторское отношение к персонажу.
Вот, например, вещная деталь в романе Тургенева «Отцы и дети» – пепельница в виде серебряного лаптя, стоящая на столе у живущего за границей Павла Петровича. Эта деталь не только характеризует показное народолюбие персонажа, но и выражает отрицательную оценку Тургенева. Ирония детали в том, что самый грубый и одновременно едва ли не самый насущный предмет мужицкого быта здесь выполнен из серебра и выполняет функцию пепельницы. Изучая мир вещей как таковой, вещное окружение человека, можно многое понять – не о жизни того или иного лица, но об укладе жизни в целом.

Самую малую единицу предметного мира произведения традиционно называют художественной деталью

,
что хорошо согласуется с этимологией слова: «деталь» (фр. detail) — «мелкая составная часть чего-либо (напр., машины)»; «подробность», «частность». Принципиальным является отнесение детали к метасловесному, предметному миру произведения:
«Образная форма литературного произведения заключает в себе три стороны: систему деталей предметной изобразительности, систему композиционных приемов и словесный (речевой) строй…» ; «…Обычно к детали художественной относят преимущественно подробности предметные в широком понимании: подробности быта, пейзажа, портрета…
<...>Поэтические приемы, тропы и фигуры стилистические обычно к детали художественной не относят..
.» 3 . При анализе произведения важно различать словесный и метасловесный, собственно предметный уровни (при всей их естественной связи).

Детализация предметного мира в литературе не просто интересна, важна, желательна,- она неизбежна;

говоря иначе, это не украшение, а суть образа
. Ведь воссоздать предмет во всех его особенностях (а не просто упомянуть) писатель не в состоянии, и именно деталь, совокупность деталей «замещают» в тексте целое, вызывая у читателя нужные автору ассоциации. Автор рассчитывает при этом на воображение, опыт читателя, добавляющего мысленно недостающие элементы. Такое «устранение мест неполной определенности» Р. Ингарден называет конкретизацией

произведения читателем. То, что не вошло в текст, очевидно, и несущественно для понимания целого (в данном случае — образа героини). В рассказе А.П. Чехова «Поцелуй» незнакомка, по ошибке поцеловавшая Рябовича в темной комнате, так и остается не опознанной им. Слишком уж неопределенны запомнившиеся ему приметы: «Рябович остановился в раздумье… В это время неожиданно для него послышались торопливые шаги в шуршанье платья, женский задыхающийся голос прошептал «наконец-то!», и две мягкие, пахучие, несомненно женские руки охватили его шею; к его щеке прижалась теплая щека и одновременно раздался звук поцелуя. Но тотчас же поцеловавшая слегка вскрикнула и, как показалось Рябовичу, с отвращением отскочила от него». Кто именно была она
— в контексте рассказа неважно. Ведь это нечаянный эпизод из одинокой жизни, лишь подчеркнувший тщетность мечты героя о счастье и любви, а не занимательная история с переодеваниями.

Нередко в той или иной форме высказывается мысль о постепенном развитии мастерства детализации в истории литературы и об особой виртуозности современного письма в этом отношении (имеются в виду, конечно, авторы «первого ряда»). Так, Ю. Олеша, высоко оценивший язык нового искусства -кино, находил «крупный план» у Пушкина, считая его прорывом в поэтику будущего: «…есть некоторые строки, наличие которых у поэта той эпохи кажется просто непостижимым:

С точки зрения поэтики теоретической,
уясняющей свойства художественного образа как такового, вкус к детали, к тонкой (не топорной) работе объединяет художников, в какое бы время они ни жили (что это за деталь — другой вопрос).
Поэтому для подтверждения тезисов можно приводить самый разный материал. А.А. Потебня, развивая теорию образа по аналогии с «внутренней формой» слова, обращался к украинскому фольклору и к русской классике XIX в. («Из записок по теории словесности»). В.Б. Шкловский обнаружил приемы «остранения» и «затрудненной формы» (которые считал атрибутами поэтического языка) в романах и повестях Л.Н. Толстого и в народных загадках, сказках («О теории прозы»). В обеих названных работах нет детали как термина, но сама проблема -в фокусе внимания.

В трудах фольклористов, античников, медиевистов о детализации сказано ничуть не меньше, чем в исследованиях, скажем, творчества Л.Н. Толстого, Н.В. Гоголя, А.П. Чехова, ИА Бунина, В.В. Набокова. Так, Ф. И. Буслаев отмечает пристрастие героического эпоса к мелочам: «Всегда спокойный и ясный взор певца с одинаковым вниманием останавливается и на Олимпе, где восседают боги, и на кровавой битве, решающей судьбу мира, и на мелочах едва заметных, при описании домашней утвари или вооружения». Эпическая поэзия нетороплива и приучает «к терпению своими постоянными повторениями, которые пропустить, казалось, так же невозможно и неестественно, как выкинуть из жизни день ожидания перед радостью, или — из пути однооб-; разное поле перед красивым видом» 2 . Гомеру «каждая мелочь… дорога. Он часто прибегает к подобным описаниям, не смущаясь тем, что они j задерживают развитие действия. Вследствие этого получается нарочитая задержка —ретардация…
<...> Наиболее… замечательно описание шрама на ноге Одиссея в XIX песни «Одиссеи». Удивительно богатство не только сравнений, вводящих новые образы (в частности, описания природы), но и эпитетов, при всем тяготении эпоса к постоянным эпитетам. Ахилл у Гомера не только «быстроногий»: ему «присвоено 46 эпитетов, Одиссею — 45» 3 . Поэтика героического эпоса совсе» непохожа на индивидуальные стили «медлительных» романов -любимого чтения Ортеги-и-Гассета (где преобладает совсем иная, психологическая
детализация, ретардации выполняют другие функции). Но везде перед нами язык искусства —язык детали.

Классификация деталей повторяет структуру предметного мира, слагаемого из «разнокачественных компонентов»
— событий, действий персонажей, их портретов, психологических и речевых характеристик, пейзажа, интерьера и пр.
При этом в данном
произведении какой-то вид (виды) деталей может отсутствовать, что подчеркивает условность его мира.

При литературоведческом описании стиля
родственные детали часто объединяют
. Удачный опыт такой типологии предложил А.Б. Есин, выделивший три большие группы: детали сюжетные, описательные, психологические.
Преобладание того или иного типа порождает соответствующее свойство,
или доминанту, стиля:
«сюжетность» («Тарас Бульба» Гоголя), «описательность» («Мертвые души»), «психологизм» («Преступление и наказание» Достоевского); названные свойства «могут и не исключать друг друга в пределах одного произведения».

Итак, детали могут быть даны в противопоставлении, «споре» друг с другом. Но могут, напротив, образовывать ансамбль, создавая в совокупности единое и целостное впечатление — например, предметы роскоши, украшавшие «кабинет/Философа в осьмнадцать лет» (в первой главе «Евгения Онегина»). Е.С. Добин предложил типологию деталей, исходя из критерия: единичность/множество,
и для обозначения выделенных типов использовал разные термины:
«Подробность
воздействует во множестве. Деталь
тяготеет к единичности. Она заменяет ряд подробностей. Вспомним уши Каренина, завитки волос на шее Анны, короткую верхнюю губу с усиками маленькой княгини, жены Андрея Болконского, лучистые глаза княжны Марьи, неизменную трубочку капитана Тушина, многозначительные складки на лбу дипломата Билибина и т. д. Деталь-интенсивна. Подробности — экстенсивны». Далее исследователь оговаривается, что разница между деталью и подробностью «только в степени лаконизма и уплотненности» и что она «не абсолютна», есть «переходные формы» 1 .

Переходные формы есть, конечно, в любой классификации, но не в них ее суть. На наш взгляд, само тяготение к «единичности» или к «множеству» требует объяснения, является следствием различных функций детали и подробности (в терминах Добина). Если вдуматься в приведенные им примеры «деталей», прослеживается закономерность: выделены не просто характерные черты, представляющие целое через его часть (принцип синекдохи). Названо то, что намекает на некое противоречие
в предмете, что совсем, казалось бы, необязательно для: него -поэтому деталь и заметна, и не теряется во множестве «подробностей». И она экспрессивна, т. е. при верном ее прочтении читатель приобщается к авторской системе ценностей.

Деталь, вносящая в образ диссонанс,
или, если воспользоваться известным термином Шкловского, «остранняющая»
деталь, имеет огромное познавательное
значение.
Она как бы приглашает читателя внимательнее присмотреться к предмету, не скользить по поверхности явлений. Выпадая из ряда, из ансамбля, она останавливает на себе внимание
— как два кресла в гостиной Маниловых, обтянутые «просто рогожею» и выдающие в нем нехозяина, человека, играющего роль хозяина: Манилов «в продолжение нескольких лет всякий раз предостерегал своего гостя словами: «Не садитесь на эти кресла, они еще не готовы» . Вводя «остранняющую» деталь, писатели часто прибегают к гиперболе.» Заметности детали, в той или иной степени контрастирующей с общим фоном, способствуют композиционные приемы:
повторы, «крупный план», «монтаж», ретардации и др
. Повторяясь и обретая дополнительные смыслы, деталь становится мотивом (лейтмотивом

),
часто вырастает в символ

.
Если поначалу она удивляет, то, представая в новых «сцеплениях», уже объясняет
характер. В «Идиоте» Достоевского читателю (как и генералу Епанчину) поначалу может показаться странным умение Мышкина имитировать почерки. Однако по прочтении всего романа становится ясно, что главный талант Мышкина -понимание разных характеров, разных стилей поведения, и воспроизведение стилей письма (в старинном смысле слова) -намек на это

Символическая деталь может быть вынесена в заглавие
произведения
(обычно малых форм): «Крыжовник» А.П. Чехова, «Легкое дыхание» И.А. Бунина, «Снег» К.Г. Паустовского. Подробность же
(в понимании Добина) ближе к знаку,
чем к символу, ее появление в тексте вызывает прежде всего радость узнавания, возбуждая устойчивую цепь ассоциаций. Подробности-знаки рассчитаны на определенный горизонт ожидания читателя, на его способность дешифровать тот или иной культурный код.
Так, читатель «Евгения Онегина», попадая вместе с Татьяной в «келью модную» ее кумира, может уверенно судить об увлечениях и умонастроениях Онегина на основании убранства его кабинета. Несколько штрихов-знаков заменяют длинное описание: «…и лорда Байрона портрет,/И столбик с куклою чугунной/Под шляпой, с пасмурным челом,/С руками, сжатыми крестом».

При реконструкции историком литературы жизни, быта, вкусов общества, уже далекого от нас, такие знаки систематизируются, это «хлеб» комментаторов. И, пожалуй, более, чем классика, подробности-знаки поставляет беллетристика,
идущая в ногу со своим временем (а не обгоняющая его), быстро откликающаяся на злобу дня, моду во всех областях, «новости культуры».

Художественная деталь

Деталь — (от фр. с1е1а) подробность, частность, мелочь.

Деталь художественная — одно из средств создания образа, которое помогает представить воплощенный характер, картину, предмет, действие, переживание в их своеобразии и неповторимости. Деталь фиксирует внимание читателя на том, что писателю кажется наиболее важным, характерным в природе, в человеке или в окружающем его предметном мире. Деталь важна и значима как часть художественного целого. Другими словами, смысл и сила детали в том, что бесконечно малое раскрывает целое.

Различают следующие виды художественной детали, каждый из которых несет определенную смысловую и эмоциональную нагрузку:

а) деталь словесная. Например, по выражению «как бы чего не вышло» мы узнаем Беликова, по обращению «соколик» — Платона Каратаева, по одному слову «факт» — Семена Давыдова;

б) деталь портретная. Героя можно определить по короткой верхней губке с усиками (Лиза Болконская) или белой маленькой красивой руке (Наполеон);

в) деталь предметная: балахон с кистями у Базарова, книжка про любовь у Насти в пьесе «На дне», шашка Половцева — символ казачьего офицера;

г) деталь психологическая, выражающая существенную черточку в характере, поведении, поступках героя. Печорин при ходьбе не размахивал руками, что свидетельствовало о скрытности его натуры; стук бильярдных шаров меняет настроение Гаева;

д) деталь пейзажная, с помощью которой создается колорит обстановки; серое, свинцовое небо над Головлевым, пейзаж- «реквием» в «Тихом Доне», усиливающий безутешное горе Григория Мелехова, похоронившего Аксинью;

е) деталь как форма художественного обобщения («футлярное» существование мещан в произведениях Чехова, «мурло мещанина» в поэзии Маяковского).

Особо следует сказать о такой разновидности художественной детали, как бытовая, которая, в сущности, используется всеми писателями. Яркий пример — «Мертвые души». Героев Гоголя невозможно оторвать от их быта, окружающих вещей.

Бытовая деталь указывает на обстановку, жилище, вещи, мебель, одежду, гастрономические предпочтения, обычаи, привычки, вкусы, склонности действующего лица. Примечательно, что у Гоголя бытовая деталь никогда не выступает как самоцель, дана не как фон и украшение, а как неотъемлемая часть образа. И это понятно, ибо интересы героев писателя-сатирика не выходят за пределы пошлой материальности; духовный мир таких героев настолько беден, ничтожен, что вещь вполне может выразить их внутреннюю сущность; вещи как бы срастаются с их хозяевами.

Бытовая деталь выполняет прежде всего характерологическую функцию, то есть позволяет составить представление о морально-психологических свойствах героев поэмы. Так, в усадьбе Манилова перед нами предстают господский дом, стоящий «одиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам», беседка с типично сентиментальным названием «Храм уединенного размышления», «пруд, покрытый зеленью»… Эти детали указывают на непрактичность помещика, на то, что в его имении царят бесхозяйственность и неустроенность, а сам хозяин способен лишь на бессмысленное прожектерство.

О характере Манилова можно судить и по обстановке комнат. «В доме его чего-нибудь вечно недоставало»: не хватило шелковой материи для обивки всей мебели, и два кресла «стояли обтянуты просто рогожею»; рядом с щегольским, богато украшенным бронзовым подсвечником стоял «какой-то просто медный инвалид, хромой, свернувшийся на сторону». Такое сочетание предметов вещного мира в барском поместье причудливо, абсурдно, алогично. Во всех предметах, вещах чувствуется какая-то беспорядочность, непоследовательность, раздробленность. И сам хозяин под стать своим вещам: душа Манилова такая же ущербная, как и убранство его жилища, а претензия на «образованность», изысканность, изящество, утонченность вкуса еще более усиливает внутреннюю пустоту героя.

Среди прочих вещей автор особо подчеркивает какую-то одну, выделяет ее. Эта вещь несет повышенную смысловую нагрузку, перерастая в символ. Иначе говоря, деталь может приобретать значение многозначного символа, имеющего психологический, социальный и философский смысл. В кабинете Манилова взору открывается такая выразительная деталь, как горки золы, «расставленные не без старания очень красивыми рядками», — символ пустопорожнего времяпрепровождения, прикрытого улыбкой, приторной вежливостью, воплощение праздности, безделья героя, отдающегося бесплодным мечтаниям…

По преимуществу бытовая деталь у Гоголя выражена в действии. Так, в образе вещей, принадлежавших Манилову, запечатлено определенное движение, в процессе которого раскрываются существенные свойства его характера. Например, в ответ на странную просьбу Чичикова продать мертвые души «Манилов выронил тут же чубук с трубкою на пол и как разинул рот, так и остался с разинутым ртом в продолжение нескольких минут… Наконец Манилов поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо… но ничего другого не мог придумать, как только выпустить изо рта оставшийся дым очень тонкою струею». В этих комических позах помещика великолепно проявляются его недалекость, умственная ограниченность.

Художественная деталь является способом выражения авторской оценки. Уездный мечтатель Манилов не способен ни к какому делу; праздность стала частью его натуры; привычка жить за счет крепостных развила в его характере черты апатии и лени. Имение помещика разорено, всюду чувствуется упадок и запустение.

Художественная деталь дополняет внутренний облик персонажа, целостность раскрываемой картины. Она придает изображаемому предельную конкретность и одновременно обобщенность, выражая идею, основной смысл героя, сущность его натуры.

Функции художественной детали

Деталь может выполнять важные идейно-смысловые функции и придавать эмоциональную нагрузку всему тексту. Функции деталей могут быть психологические, сюжетные и описательные. Художественная деталь не только способна передать необходимую информацию. С помощью детали в литературном произведении можно получить самое яркое представление о персонаже, его внешности, психологическом состоянии или об окружающей героя обстановке.

Деталь также может выступить как средство образной выразительности. Например:

«Лес стоял неподвижно, тихий в своей унылой задумчивости, такой же редкий, полуголый, сплошь хвойный. Лишь кое-где виднелись хилые березки с редкими желтыми листьями». (В. П. Астафьев)

В этом предложении, к примеру, художественной деталью являются эпитеты , с помощью которых рисуется картина неуютного леса. Роль их употребления – подчеркнуть испуганное, напряженное состояние литературного героя. Вот, например, какой Васютка в повести Астафьева видит природу, когда оносознаёт своё одиночество.

«…Тайга… Тайга… Без конца и края тянулась она во все стороны, молчаливая, равнодушная…».

«С высоты она казалась огромным тёмным морем. Небо не обрывалось сразу, как это бывает в горах, а тянулось далеко-далеко, всё ближе прижимаясь к вершинам леса. Облака над головой были редкие, но чем дальше смотрел Васютка, тем они делались гуще, и наконец голубые проёмы исчезли совсем. Облака спрессованной ватой ложились на тайгу, и она растворялась в них».

Пейзаж указывает на большую внутреннюю тревогу мальчика, а также описывает причину этой тревоги. Он видит «молчаливую» и «равнодушную» тайгу, похожую на темное море, низкое небо, опустившееся почти к самому лесу. Сочетания в тексте эпитета и сравнения («спрессованной ватой»), олицетворения и метафоры («ложилась», «растворялась»), что является художественной деталью, помогают читателю ярче представить тяжелое небо, нависшее над темной тайгой и одновременно доносит мысль о том, что природа равнодушна к судьбе человека. И здесь функция детали – смысловая.

Рассмотрим другой пример детали из текста писателя В.П. Астафьева: «С замирающим сердцем бежал он к дереву, чтобы пощупать рукой зарубку с капельками смолы, но вместо нее обнаруживал шершавую складку коры». Эта, описательная и сюжетная деталь усилмвает драматизм ситуации, в которую попадает герой повести.

Также в тексте художественного произведения может встретиться деталь звукоописательная или деталь метафоричная. Например, это приведение описания беспомощной мухи, влипшей в тенёта паутины из этого же произведения:

«Опытный охотник — паук растянул над мертвой птичкой паутину. Паука уже нет — убрался, должно быть, зимовать в какое-нибудь дупло, а ловушку бросил. Попалась в нее сытая, крупная муха-плевок и бьется, бьется, жужжит слабеющими крыльями. Что-то начало беспокоить Васютку при виде беспомощной мухи, влипшей в тенета. И тут его будто стукнуло: да ведь он заблудился!».

С той же целью, для передачи внутреннего дискомфорта своего героя писатель не один раз в тексте использует прием внутреннего монолога , и это тоже является яркой художественной деталью. К примеру:

«- Ффу-ты, черт! Где же затеси? — Сердце у Васютки сжалось, на лбу выступила испарина. — Все этот глухарина! Понесся, как леший, теперь вот думай, куда идти, — заговорил Васютка вслух, чтобы отогнать подступающий страх. — Ничего, сейчас посоображаю и найду дорогу. Та-ак… Почти голая сторона у ели — значит, в ту сторону север, а где ветвей больше — юг. Та-ак…».

Не секрет, что для получения высокого балла по части С (сочинение) на Едином государственном экзамене по литературе необходима подготовительная работа, самостоятельная или с репетитором. Часто успех зависит от изначально правильно выбранной стратегии подготовки к экзамену. Перед началом подготовки к ЕГЭ по литературе стоит ответить себе на важные вопросы. Каким образом репетитору систематизировать темы так, чтобы не приходилось с каждым новым произведением начинать всю работу сначала? Какие «подводные камни» скрываются в формулировках темы? Как правильно спланировать работу?

Одним из проверенных временем принципов подготовительной работы к сочинению является разбивка разнообразных тем на определенные типы. При необходимости внутри типа можно выделить подгруппы. Внимательная работа с одним типом темы у разных писателей (четырех-шести) позволяет лучше понять своеобразие творчества каждого и одновременно научиться работать с подобной темой, не бояться ее и опознавать в любой формулировке. Нужно стремиться к тому, чтобы уметь определять тип темы для части С и формулировать ее как устно, так и письменно. Главная задача такой подготовки — развить умение аргументировать свои мысли и делать выводы, необходимые для раскрытия темы. Форма подготовки может быть выбрана любая: сочинение на 1–2 страницы, подбор материала на заданную тему, составление плана сочинения, разбор небольшого текста, составление цитатного портрета какого-либо героя, анализ сцены, даже свободные размышления по поводу цитаты из произведения…

Опыт показывает: чем больше репетитор задает домашних наработок к определенному типу темы, тем успешнее будет работа на экзамене. Мы считаем, что иногда полезнее вместо написания сочинения обдумать один тип темы и разработать план построения нескольких сочинений, которым можно воспользоваться на экзамене.

Эта статья будет посвящена одному типу темы — «Своеобразие деталей…». На экзамене тема может быть сформулирована по-разному («Художественная деталь в лирике…», «Психологические детали в романе…», «Функция бытовой детали…», «О чем нам говорит сад Плюшкина?», «Никто не понимал так ясно и тонко, как Антон Чехов, трагизм мелочей жизни…» и т.д.), суть от этого не меняется: нам досталась тема, связанная с определенным литературоведческим понятием — художественная деталь.

Прежде всего, уточним, что мы понимаем под термином «художественная деталь». Деталь — это подробность, которую автор наделил значимой смысловой нагрузкой. Художественная деталь является одним из средств создания или раскрытия образа персонажа. Под художественной деталью подразумевается родовое понятие, которое дробится на много частных. Художественная деталь может воспроизводить черты быта или обстановки. Детали также используются автором при создании портрета или пейзажа (портретная и пейзажная детализация), действия или состояния (психологическая детализация), речи героя (речевая детализация) и т.п. Зачастую художественная деталь может быть одновременно и портретной, и бытовой, и психологической. Макар Девушкин в «Бедных людях» Достоевского изобретает особую походку, чтобы не были видны его дырявые подошвы. Дырявая подошва — реальный предмет; как вещь она может причинить хозяину сапог неприятности — промоченные ноги, простуду. Но для внимательного читателя порванная подметка — это знак, содержанием которого является бедность, а бедность — один из определяющих символов петербургской культуры. И герой Достоевского оценивает себя в рамках этой культуры: он страдает не оттого что ему холодно, а оттого что ему стыдно. Ведь стыд — один из наиболее мощных психологических рычагов культуры. Таким образом, мы понимаем, что писателю нужна была эта художественная деталь, для того чтобы наглядно представить и охарактеризовать героев и окружающую их среду, быт Петербурга XIX века.

Насыщенность произведения художественными деталями определяется, как правило, стремлением автора достичь исчерпывающей полноты изображения. Особенно значимая с художественной точки зрения деталь нередко становится мотивом или лейтмотивом произведения, аллюзией или реминисценцией. Так, например, рассказ Варлама Шаламова «На представку» начинается словами: «Играли в карты у коногона Наумова». Эта фраза сразу же помогает читателю провести параллель с началом «Пиковой дамы»: «…играли в карты у конногвардейца Нарумова». Но помимо литературной параллели, подлинный смысл этой фразе придает страшный контраст быта, окружающего героев Шаламова. По замыслу писателя, читатель должен оценить степень разрыва между конногвардейцем — офицером одного из самых привилегированных гвардейских полков — и коногоном, принадлежащим привилегированной лагерной аристократии, куда закрыт доступ «врагам народа» и которая состоит из уголовников. Значима и разница, которая может ускользнуть от неосведомленного читателя, между типично дворянской фамилией Нарумов и простонародной Наумов. Но самое важное — страшная разница самого характера карточной игры. Игра в карты — одна из бытовых деталей произведения, в которой с особенной резкостью отразился дух эпохи и авторский замысел.

Художественная детализация может быть необходимой или, напротив, избыточной. Например, портретная деталь в описании Веры Иосифовны из рассказа А.П. Чехова «Ионыч»: «…Вера Иосифовна, худощавая, миловидная дама в pence-nez, писала повести и романы и охотно читала их вслух своим гостям». Вера Иосифовна носит pence-nez, то есть мужские очки, эта портретная деталь подчеркивает ироническое отношение автора к эмансипированности героини. Чехов, говоря о привычках героини, добавляет «читала вслух гостям» свои романы. Гипертрофированная увлеченность Веры Иосифовны своим творчеством подчеркнута автором как бы в насмешку над «образованностью и талантливостью» героини. В данном примере привычка героини «читать вслух» является психологической деталью, раскрывающей характер героини.

Предметы, принадлежащие героям, могут быть средством раскрытия характера (кабинет Онегина в усадьбе) и средством социальной характеристики героя (комната Сони Мармеладовой); они могут соответствовать герою (усадьба Манилова), и даже быть его двойниками (вещи Собакевича), а могут быть противопоставлены герою (комната, в которой живет Понтий Пилат в «Мастере и Маргарите»). Обстановка может влиять на психику героя, его настроение (комната Раскольникова). Иногда предметный мир не изображается (например, значимое отсутствие описания комнаты Татьяны Лариной). Для пушкинской Татьяны значимое отсутствие предметных деталей — результат приема поэтизации, автор как бы возвышает героиню над бытом. Иногда значение предметных деталей снижено (например, в «Журнале Печорина»), это дает возможность автору сосредоточить читательское внимание на внутреннем мире героя.

Готовя абитуриента к части С, репетитору следует помнить, что формулировка темы может не включать в себя термин художественная (бытовая, предметная и т.д.) деталь, но это, тем не менее, не должно смущать и отвлекать от темы.

Нестандартные формулировки темы в виде вопроса или неожиданной детали репетитору обязательно нужно разбирать с учащимся при подготовке к части С, поскольку цель таких упражнений — помочь лучше запомнить информацию и добиться свободного изложения мыслей. Рекомендуем как репетитору, так и ученику пользоваться некоторыми темами из нашего списка:

Что мы знаем о дяде Онегина? (мини-сочинение)
Усадьба и ее владелец. (сочинение по «Мертвым душам»)
Что показывают часы Коробочки? (мини-сочинение)
Мир коммуналок в рассказах М. Зощенко. (сочинение)
Турбины и их дом. (сочинение по «Белой гвардии»)

Выбранный нами тип темы — «Своеобразие деталей…» — удобнее разделить на две подгруппы: своеобразие деталей в произведениях одного автора и в произведениях разных авторов. Ниже представлен план работы для каждой из подгрупп, который объясняет не что надо писать, а как надо писать, о чем надо писать.

I. Своеобразие деталей в произведениях одного автора:

Что понимается под предметно-бытовой деталью?
Степень насыщенности произведения бытовыми деталями.
Характер бытовых деталей.
Систематизация бытовых деталей.
Степень характерности бытовых деталей и функций, которые детали выполняют, для времени создания произведения.

Бытовые детали можно охарактеризовать следующим образом:

степень насыщенности пространства в произведении бытовыми деталями («Сжала руки под черной вуалью…», А. Ахматова);
объединение деталей в некую систему (Система значимых деталей в «Преступлении и наказании» Достоевского);
деталь расширительного характера (в «Бане» у Зощенко пальто рассказчика с единственной сохранившейся верхней пуговицей свидетельствует о том, что рассказчик — холостяк и ездит в общественном транспорте в час пик);
противопоставление деталей друг другу (обстановка кабинета Манилова и обстановка кабинета Собакевича, стук ножей в кухне и пенье соловья в саду Туркиных в «Ионыче»);
повторение одной и той же детали или ряда сходных (футляры и футлярчики в «Человеке в футляре»);
гиперболизация деталей (у мужиков в «Диком помещике» не стало прута избу вымести);
гротесковые детали (деформация предметов при изображении дома Собакевича);
наделение предметов самостоятельной жизнью (персидский халат Обломова становится почти действующим персонажем романа, мы можем проследить эволюцию взаимоотношений Обломова и его халата);
цвет, звук, фактура, отмечаемые при описании деталей (цветовая деталь в рассказе Чехова «Черный монах», серый цвет в «Даме с собачкой»);
ракурс изображения деталей («Журавли» В. Солоухина: «Журавли, наверно, вы не знаете, // Сколько песен сложено про вас, // Сколько вверх, когда вы пролетаете, // Смотрит затуманившихся глаз!»);
отношение автора и героев к описанным предметам быта (предметно-чувственное описание у Н.В. Гоголя: «голова редькой вниз», «редкая птица долетит до середины Днепра…»).

Своеобразие деталей в произведении одного автора можно закрепить при подготовке следующих заданий:

Две эпохи: кабинет Онегина и кабинет его дяди.
Комната человека будущего в антиутопии Замятина «Мы».
Роль предметно-бытовой детали в ранней лирике Ахматовой.

Одно из искусств профессионального репетитора — умение создать комплексную работу с типом темы. Полноценная работа для части С должна обязательно содержать ответ на вопрос, какие функции выполняют в произведении предметно-бытовые детали. Мы перечислим наиболее важные:

характеристика персонажа (французский сентиментальный роман в руках Татьяны);
прием раскрытия внутреннего мира героя (картины ада в полуразрушенной церкви, потрясающие Катерину);
средства типизации (обстановка дома Собакевича);
средство характеристики социального положения человека (комната Раскольникова, похожая на гроб или шкаф);
деталь как примета культурно-исторического характера (кабинет Онегина в I главе романа);
деталь этнографического характера (изображение осетинской сакли в «Бэле»);
детали, рассчитанные на то, чтобы вызвать у читателя определенные аналогии (например, Москва–Ершалаим);
деталь, рассчитанная на эмоциональное восприятие читателя («Прощание с новогодней елкой» Б.Ш. Окуджавы, «Ходики» Ю. Визбора);
деталь-символ (полуразрушенная церковь в «Грозе» как символ крушения основ домостроевского мира, подарок Анне в рассказе И.И. Куприна «Гранатовый браслет»);
характеристика условий жизни (быт в доме Матрены из «Матрениного двора» А.И. Солженицына).

В качестве тренировки предлагаем продумать план для следующих тем:

Функция бытовых деталей в романе в стихах «Евгений Онегин».
Функции бытовых деталей в «Шинели».
Исследователи назвали героев «Белой гвардии» «содружеством людей и вещей». Согласны ли вы с таким определением?
В стихотворении Бунина «Все море — как жемчужное зерцало…» больше признаков, цветов и оттенков, чем конкретных предметов. Тем интереснее подумать о роли предметных деталей, например, лапок чайки. Как бы вы определили эту роль?
В чем роль предметных деталей в стихотворении Бунина «Старик сидел, покорно и уныло…» (сигара, часы, окно — на выбор)? (По стихотворению Бунина «Старик сидел, покорно и уныло…»).

II. Своеобразие деталей в произведениях разных авторов.
Например, сочинение на тему «Предметно-бытовая деталь в прозе А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова и Н.В. Гоголя» можно писать по следующему плану:

Что понимается под предметно-бытовой деталью.
Различие авторских задач и различия в связи с этим в подборе бытовых деталей.
Характер бытовых деталей в сопоставлении у всех авторов.
Функции предметно-бытовых деталей, которые они выполняют в произведении.

Для ответа на вопросы С2, С4 репетитор должен объяснить ученику, как литературная традиция связала произведения, показать сходства и различия в использовании художественной детали в произведениях разных авторов. В заданиях ЕГЭ по литературе формулировки заданий С2, С4 могут быть различными:

В каких произведениях русской литературы мы встречаемся с описанием быта и как в них быт взаимодействует с человеком?
В каких произведениях русской классики христианская символика (описание соборов, церковных служб, христианских праздников) играет, как в тексте рассказа «Чистый понедельник», важную роль?
Какую роль играет в рассказах Чехова художественная деталь? В каких произведениях русской литературы художественная деталь имеет такое же значение?

Для заданий С2, С4 будет достаточно небольшого по объему ответа в 15 предложений. Но ответ обязательно должен включать два или три примера.

Много лет до смерти, в доме №13 по Алексеевскому спуску, изразцовая печка в столовой грела и растила Еленку маленькую, Алексея старшего и совсем крошечного Николку. Как часто читался у пышущей жаром изразцовой площади «Саардамский Плотник», часы играли гавот, и всегда в конце декабря пахло хвоей, и разноцветный парафин горел на зеленых ветвях. В ответ бронзовым, с гавотом, что стоят в спальне матери, а ныне Еленки, били в столовой черные стенные башенным боем. Покупал их отец давно, когда женщины носили смешные, пузырчатые у плеч рукава. Такие рукава исчезли, время мелькнуло, как искра, умер отец-профессор, все выросли, а часы остались прежними и били башенным боем. К ним все так привыкли, что, если бы они пропали как-нибудь чудом со стены, грустно было бы, словно умер родной голос и ничем пустого места не заткнешь. Но часы, по счастью, совершенно бессмертны, бессмертен и Саардамский Плотник, и голландский изразец, как мудрая скала, в самое тяжкое время живительный и жаркий.

Вот этот изразец, и мебель старого красного бархата, и кровати с блестящими шишечками, потертые ковры, пестрые и малиновые, с соколом на руке Алексея Михайловича, с Людовиком XIV, нежащимся на берегу шелкового озера в райском саду, ковры турецкие с чудными завитушками на восточном поле, что мерещились маленькому Николке в бреду скарлатины, бронзовая лампа под абажуром, лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущими таинственным старинным шоколадом, с Наташей Ростовой, Капитанской Дочкой, золоченые чашки, серебро, портреты, портьеры, — все семь пыльных и полных комнат, вырастивших молодых Турбиных, все это мать в самое трудное время оставила детям и, уже задыхаясь и слабея, цепляясь за руку Елены плачущей, молвила:

Дружно… живите.

Но как жить? Как же жить?

М. Булгаков.

«Белая гвардия».

По этому тексту предлагается выполнить два задания:

С1. Исследователи назвали дом героев «Белой гвардии» «содружеством людей и вещей». Согласны ли вы с таким определением? Свой ответ аргументируйте.
С2. В каких еще произведениях русской литературы мы встречаемся с описанием быта и как в них быт взаимодействует с человеком? Свой ответ подтвердите примерами.

Специфика обоих вопросов в том, что они тесно связаны, что облегчает задачу преподавателя, готовящего к ЕГЭ. Так, отвечая на вопросы, предложенные в этих заданиях, учащиеся могут вспомнить о том, что изображение быта часто помогает охарактеризовать человека, вокруг которого этот быт выстраивается (типичный пример — первая глава «Онегина»). Взаимоотношения человека и быта различны. Быт может человека поглощать или быть ему враждебным. Так происходит, например, у Гоголя в «Мертвых душах», у Чехова в «Крыжовнике». Быт может подчеркнуть особую сердечность человека, как бы распространяющуюся на окружающие вещи — вспомним «Старосветских помещиков» Гоголя или Обломовку. Быт может отсутствовать (сводиться к минимуму), и тем самым подчеркивать бесчеловечность жизни (изображение лагеря у Солженицына и Шаламова).

Быту может быть объявлена война («О дряни», Маяковский). Изображение дома Турбиных строится по-другому: пред нами действительно «содружество людей и вещей». Вещи, привычка к ним не делают героев Булгакова мещанами; с другой стороны, вещи, от долгой жизни рядом с людьми, как бы становятся живыми. Они несут в себе память о прошлом, согревают, лечат, кормят, растят, воспитывают. Таковы у Турбиных печь с изразцами, часы, книги; символическим смыслом наполняются в романе образы абажура, кремовых штор. Вещи в мире Булгакова одухотворены.

Именно они создают красоту и уют дома и становятся символами вечного: «Часы, по счастью, совершенно бессмертны, бессмертен и Саардамский плотник, и голландский изразец, как мудрая скала, в самое тяжкое время живительный и жаркий». Напомним, что цитирование текста при ответе на экзамене только приветствуется.

Такая тема, как художественная деталь, бесконечно широкая, предполагает творческое отношение к литературному наследию. В этой статье мы смогли осветить лишь некоторые аспекты этой широкой и очень интересной темы. Надеемся, что наши рекомендации окажут помощь как старшекласснику при подготовке к экзамену по литературе, так и преподавателю при подготовке к занятиям.

Деталь — от фр. dеtail — подробность, частность, мелочь.

Деталь фиксирует внимание читателя на том, что писателю кажется наиболее важным, характерным в природе, в человеке или в окружающем его предметном мире. Деталь важна и значима как часть художественного целого. Другими словами, смысл и сила детали в том, что бесконечно малое раскрывает целое.

а)деталь словесная. Например, по выражению «как бы чего не вышло» мы узнаем Беликова, по обращению «соколик» — Платона Каратаева, по одному слову «факт» — Семена Давыдова;

б)деталь портретная. Героя можно определить по короткой верхней губке с усиками (Лиза Болконская) или белой маленькой красивой руке (Наполеон);

в)деталь предметная: балахон с кистями у Базарова, книжка про любовь у Насти в пьесе «На дне», шашка Половцева — символ казачьего офицера;

г)деталь психологическая, выражающая существенную черточку в характере, поведении, поступках героя. Печорин при ходьбе не размахивал руками, что свидетельствовало о скрытности его натуры; стук бильярдных шаров меняет настроение Гаева;

д)деталь пейзажная, с помощью которой создается колорит обстановки; серое, свинцовое небо над Головлевым, пейзаж- «реквием» в «Тихом Доне», усиливающий безутешное горе Григория Мелехова, похоронившего Аксинью;

е)деталь как форма художественного обобщения («футлярное» существование мещан в произведениях Чехова, «мурло мещанина» в поэзии Маяковского).

И это понятно, ибо интересы героев писателя-сатирика не выходят за пределы пошлой материальности; духовный мир таких героев настолько беден, ничтожен, что вещь вполне может выразить их внутреннюю сущность; вещи как бы срастаются с их хозяевами.

Эти детали указывают на непрактичность помещика, на то, что в его имении царят бесхозяйственность и неустроенность, а сам хозяин способен лишь на бессмысленное прожектерство.

Такое сочетание предметов вещного мира в барском поместье причудливо, абсурдно, алогично. Во всех предметах, вещах чувствуется какая-то беспорядочность, непоследовательность, раздробленность. И сам хозяин под стать своим вещам: душа Манилова такая же ущербная, как и убранство его жилища, а претензия на «образованность», изысканность, изящество, утонченность вкуса еще более усиливает внутреннюю пустоту героя.

В кабинете Манилова взору открывается такая выразительная деталь, как горки золы, «расставленные не без старания очень красивыми рядками», — символ пустопорожнего времяпрепровождения, прикрытого улыбкой, приторной вежливостью, воплощение праздности, безделья героя, отдающегося бесплодным мечтаниям…

Наконец Манилов поднял трубку с чубуком и поглядел снизу ему в лицо… но ничего другого не мог придумать, как только выпустить изо рта оставшийся дым очень тонкою струею». В этих комических позах помещика великолепно проявляются его недалекость, умственная ограниченность.

Введение в литературоведение (Н.Л. Вершинина, Е.В. Волкова, А.А. Илюшин и др.) / Под ред. Л.М. Крупчанова. — М, 2005 г.

Источник

От лица кого ведется повествование в рассказе чистый понедельник

Основные персонажи рассказа

Основные герои

Тургенев «Певцы» очень краткое содержание

Популярные сегодня пересказы

Содержание «Певцы» с цитатами

Краткий сюжет

Сюжет рассказа «Певцы» за 3 минуты

История создания

Сочинение по произведению Цифры

Суть

Бунин цифры анализ. Бунин, анализ произведения цифры, план

На этой странице искали:

«Цифры» Бунина И.А.

Жанр, направление, композиция

Главные герои и их характеристика

Сочинения

Рассказ Бунина Цифры

Особенности жанра и повествования

Герои рассказа

План

Темы

Проблемы

Рассказа «Цифры» краткое содержание

Смысл

Чему учит?

Содержание произведения

Краткое содержание рассказа Бунина «Чистый понедельник»

Экспозиция и завязка

Развитие событий

При чем здесь Петр и Феврония?

Интересные факты

…Свидание на кладбище

Отрывок из рассказа Ивана Бунина «Чистый понедельник»

Популярные сегодня пересказы

Главные герои

Заключение

Тест по рассказу

Рейтинг пересказа