Очи ясные в какой сказке встречается

Кинулся верный стецько к своему пану, лежит пан его, протянувшись на земле и закрывши ясные очи. кипит в

Кинулся верный Стецько к своему пану, — лежит пан его, протянувшись на земле и закрывши ясные очи.

— Кипит в сердце кровь смолою кипучею, места не находишь себе ни днем, ни ночью, постылы и песни, и игрища, и подруги без него, ненаглядного; век бы, кажись, глядела ему в ясные очи, век бы постепенно сгорала под его огненным взором. Возьмет ли он за руку белую — дрожь по всему телу пробежит, ноги подкашиваются, останавливается биение сердца, — умереть, кажись, около него — и то счастие…

Нет! не заступишься ты!..
Белые руки твои опустились,
Ясные очи навеки закрылись…
Горькие мы сироты!..

— Да теперь как будто сразу полегчало, как благодетеля моего ваше сиятельство увидала, думала уже околею, не увидя ясных очей ваших, под сердце так все и подкатывало…

Наконец и для них настал черед встать перед ясные очи его княжеской светлости.

Ожидание продолжалось уже очень долго, и иные стали сомневаться, сдержит ли дерзкий храбрец свое слово и явится ли сам перед ясные очи грозного царя.

На их румяных лицах цвела молодость, красота и здоровье; но веселость не оживляла ясных очей их.

Знойный день, тишина; жизнь застыла в светлом покое, небо ласково смотрит на землю голубым ясным оком, солнце — огненный зрачок его.

В Архангельской губернии читается: «Встану я, раб божий, благословясь, пойду перекрестясь из дверей в двери, из дверей в ворота, в чистое поле; стану на запад хребтом, на восток лицом, позрю, посмотрю на ясное небо; со ясна неба летит огненна стрела; той стреле помолюсь, покорюсь и спрошу ее: „Куда полетела, огненна стрела?“ — „В темные леса, в зыбучие болота, в сыроё кореньё!“ — „О ты, огненна стрела, воротись и полетай, куда я тебя пошлю: есть на святой Руси красна девица (имярек), полетай ей в ретивое сердце, в черную печень, в горячую кровь, в становую жилу, в сахарные уста, в ясные очи, в черные брови, чтобы она тосковала, горевала весь день, при солнце, на утренней заре, при младом месяце, на ветре-холоде, на прибылых днях и на убылых Днях, отныне и до века“».

Одумайтесь, князь! взгляните на жизнь, так сказать, ясным оком!

Ни румянца, ни усмешки: изныла, исчахла, выплакались ясные очи.

Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.

Тут он отворотился, насунул набекрень свою шапку и гордо отошел от окошка, тихо перебирая струны бандуры. Деревянная ручка у двери в это время завертелась: дверь распахнулась со скрыпом, и девушка на поре семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке горели приветно, будто звездочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто, и от орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на щеках ее.

— Вижу, матушка, ваше сиятельство, что нет в вас ни на столько хитрости, — Минкина показала на кончик мизинца своей правой руки. — Хорошо, значит, я сделала, что поспешила предстать перед ваши ясные очи, пока люди обо мне вам ни весть чего наговорить не успели… Все равно, не нынче-завтра узнали бы вы, кто здесь до вас восемь лет царил да властвовал, кого и сейчас в Грузине, в Питере, да и по всей Россее называют графинею…

«Стану я, раб божий (имя рек), благословясь и пойду перекрестясь во сине море; на синем море лежит бел горюч камень, на этом камне стоит божий престол, на этом престоле сидит пресвятая матерь, в белых рученьках держит белого лебедя, обрывает, общипывает у лебедя белое перо; как отскакнуло, отпрыгнуло белое перо, так отскокните, отпрыгните, отпряните от раба божия (имя рек), родимые огневицы и родимые горячки, с буйной головушки, с ясных очей, с черных бровей, с белого тельца, с ретивого сердца, с черной с печени, с белого легкого, с рученек, с ноженек.

Неточные совпадения

— Тимошка не парень, а золото, все это дело мне оборудовал: достал и молодца; видел я его — ни дать ни взять княжеский сын: поступь, стан, очи ясные, — а может и на самом деле боярское отродье, кто его ведает! Сквозь бабье сердце влезет и вылезет — видать сейчас, а этого нам только и надобно… Довольна-ли мной, моя ясочка?..

Коли время бурно, все превращается оно в рев и гром, бугря и подымая валы, как не поднять их бессильным рекам; коли же безветренно и тихо, яснее всех рек расстилает оно свою неоглядную склянную поверхность, вечную негу очей.

Ты родимая моя матушка!
В день денна моя печальница.
В ночь ночная богомольница,
Векова моя сухотница!
Прогляди ты очи ясные,
На свою на дочку глядючи,
На свою на дочь любимую,
Во последний раз, в останешный!

Предостерегаю вас: читать эти брошюры, как обыкновенно путные книги читают, с начала до конца — труд непосильный и в высшей степени бесплодный. Но перелистовать их, с пятого на десятое, дело не лишнее. Во-первых, для вас сделается ясным, какие запретные мысли русский грамотей находится вынужденным прятать от бдительности цензорского ока; во-вторых, вы узнаете, до каких пределов может дойти несознанность мысли, в счастливом соединении с пустословием и малограмотностью.

Он изменил!.. Но кто с тобою,
Грузинка, равен красотою?
Вокруг лилейного чела
Ты косу дважды обвила;
Твои пленительные очи
Яснее дня, чернее ночи;
Чей голос выразит сильней
Порывы пламенных желаний?
Чей страстный поцелуй живей
Твоих язвительных лобзаний?
Как сердце, полное тобой,
Забьется для красы чужой?
Но, равнодушный и жестокий,
Гирей презрел твои красы
И ночи хладные часы
Проводит мрачный, одинокий
С тех пор, как польская княжна
В его гарем заключена.

Послушай, я забылся сном
Вчера в темнице. Слышу вдруг
Я приближающийся звук,
Знакомый, милый разговор,
И будто вижу ясный взор…
И, пробудясь во тьме, скорей
Ищу тех звуков, тех очей
Увы! они в груди моей!
Они на сердце, как печать,
Чтоб я не смел их забывать,
И жгут его, и вновь живят…
Они мой рай, они мой ад!
Для вспоминания об них
Жизнь — ничего, а вечность — миг!

И стал над рыцарем старик,
И вспрыснул мертвою водою,
И раны засияли вмиг,
И труп чудесной красотою
Процвел; тогда водой живою
Героя старец окропил,
И бодрый, полный новых сил,
Трепеща жизнью молодою,
Встает Руслан, на ясный день
Очами жадными взирает,
Как безобразный сон, как тень,
Пред ним минувшее мелькает.

«Усы легли на плечи и смешались с кудрями, очи, как ясные звезды, горят, а улыбка — целое солнце, ей-богу! Точно его ковали из одного куска железа вместе с конем. Стоит весь, как в крови, в огне костра и сверкает зубами, смеясь! Будь я проклят, коли я его не любил уже, как себя, раньше, чем он мне слово сказал или просто заметил, что и я тоже живу на белом свете!

Очи-то ясные,
Щеки-то красные,
Пухлые руки как сахар белы,
Да на ногах — кандалы!

Помутилися ее очи ясные, подкосилися ноги резвые, пала она на колени, обняла руками белыми голову своего господина доброго, голову безобразную и противную, и завопила источным голосом: «Ты встань, пробудись, мой сердечный друг, я люблю тебя как жениха желанного…» И только таковы словеса она вымолвила, как заблестели молоньи со всех сторон, затряслась земля от грома великого, ударила громова стрела каменная в пригорок муравчатый, и упала без памяти молода дочь купецкая, красавица писаная.

Ах, прекрасны звезды в небе полуночи — знаю!
И прекрасно солнце в ясный полдень лета — знаю!
Очи моей милой всех цветов прекрасней — знаю!
И ее улыбка ласковее солнца — знаю!

Умываю я своего дитятку во чистое личико, утираю платом венчальным его уста сахарные, очи ясные, чело думное, ланиты красные, освещаю свечою обручальною его становой кафтан, его осанку соболиную, его подпоясь узорчатую, его коты шитые, его кудри русые, его лицо молодецкое, его поступь борзую.

Гляди мне в очи ясные,
Гляди в лицо румяное,
Подумывай, смекай…

Хорошо еще, что терпеть приводилось недолго: осень была уже на носу, чему ясным доказательством служили длинные белые волокнистые нитки тенетника, носившиеся в воздухе, а также и дикие гуси, вереницами перелетавшие каждый день Оку.

Нападает на Киев Калин-царь, Владимир «весьма закручинился, запечалился, повесил буйну голову и потупил очи ясные» оттого, что «нет у него стоятеля, нет сберегателя…» Приезжает Илья Муромец с Соловьем-разбойником и велит ему свистнуть в полсвиста, а князя Владимира, вместе с его княгинею, берет под пазуху, чтобы они не упали от свисту соловьиного.

А между тем разве он не видит, что и он родился, как другие, — с ясными, открытыми очами, в которых отражались земля и небо, и с чистым сердцем, готовым раскрыться на все прекрасное в мире? И если теперь он желает скрыть под землею свою мрачную и позорную фигуру, то в этом вина не его… А чья же? Этого он не знает… Но он знает одно, что в сердце его истощилось терпение.

— А коли любишь, да любишь так, что она для тебя милее света солнечного, дороже жизни твоей, что готов ты душу свою загубить за один взгляд очей ее ясных, умереть за улыбку ее приветливую, то ты поймешь меня…

Елена не стала с ним более разговаривать об этом происшествии и по наружности оставалась спокойной; но когда Елпидифор Мартыныч ушел от нее, то лицо Елены приняло почти отчаянное выражение: до самой этой минуты гнев затемнял и скрывал перед умственными очами Елены всякое ясное воспоминание о князе, но тут он как живой ей представился, и она поняла, до какой степени князь любил ее, и к вящему ужасу своему сознала, что и сама еще любила его.

Расцелую друга в очи ясные
И в уста твои, что слаще сахару,
И забудем, есть ли люди на свете,
Кроме нас с тобою двух, мой яхонтный.

« — Слушай! — Радда заткнула за пояс пистоль и говорит Зобару: — Я не убить тебя пришла, а мириться, бросай нож! — Тот бросил и хмуро смотрит ей в очи. Дивно это было, брат! Стоят два человека и зверями смотрят друг на друга, а оба такие хорошие, удалые люди. Смотрит на них ясный месяц да я — и всё тут.

Помутилось в глазах Пятова от этой красавицы, от ясных ласковых очей, от соболиных бровей, от белой лебяжьей груди, — бросился он к Татьяне Власьевне и обнял ее, а сам плачет, плачет и целует руки, шею, лицо, плечи целует.

Ассоциации к слову «ясный&raquo

Ассоциации к слову «око&raquo

Синонимы к словосочетанию «ясные очи&raquo

Предложения со словосочетанием «ясные очи&raquo

  • – Да плевать я хотел!.. Мне нужно в часть. Явиться пред ясные очи командования, пополнить взвод людьми…
  • Парень, как угорелый, поскорей выхватил жирник из бурака, и перед ним сверкнули ясные очи молодой девки.
  • И как ей теперь явиться пред ясные очи руководства в таком виде?
  • (все предложения)

Значение слова «ясный&raquo

  • Я́СНЫЙ, —ая, —ое; я́сен, ясна́, я́сно, я́сны и ясны́. 1. Яркий, сияющий, светлый. Ясное солнце. (Малый академический словарь, МАС)

    Все значения слова ЯСНЫЙ

Значение слова «око&raquo

  • О́КО, -а, мн. о́чи, оче́й, ср. Устар. и трад.-поэт. Глаз. Видит око, да зуб неймет. Поговорка. (Малый академический словарь, МАС)

    Все значения слова ОКО

Афоризмы русских писателей со словом «ясный&raquo

  • Такие мы все. Вспоминаем друг о друге к концу жизни, когда кто тяжело заболеет или помрет. Вот тогда вдруг становится всем нам ясно, кого потеряли, каким он был, чем славен, какие дела совершил.
  • Ибо мудро выдумано время.
    Это кислород, а не иприт.
    Это сжатый в ясной теореме
    Сердца человеческого ритм.
  • Как бы ни был язык неразвит и необработан, — он все же ведь имеет свой гений, свой дух, свои законы и свои, только ему свойственные, характер и физиономию: исследовать, определить, привести их в ясное сознание, есть дело грамматики…
  • (все афоризмы русских писателей)

Царь с Царицею простился,
В путь-дорогу снарядился,
И Царица у окна
Села ждать его одна.
Ждёт-пождёт с утра до ночи,
Смотрит в поле, инда очи
Разболелись, глядючи
С белой зори до ночи.
Не видать милого друга!
Только видит: вьётся вьюга,
Снег валится на поля,
Вся белёшенька земля.
Девять месяцев проходит,
С поля глаз она не сводит.
Вот в сочельник в самый, в ночь
Бог даёт Царице дочь.
Рано утром гость желанный,
День и ночь так долго жданный,
Издалеча наконец
Воротился царь-отец.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла
И к обедне умерла.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Долго царь был неутешен,
Но как быть? и он был грешен;
Год прошёл, как сон пустой,
Царь женился на другой.
Правду молвить, молодица
Уж и впрямь была Царица:
Высока, стройна, бела,
И умом и всем взяла;
Но зато горда, ломлива,
Своенравна и ревнива.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Ей в приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имело:
Говорить оно умело.
С ним одним она была
Добродушна, весела,
С ним приветливо шутила
И, красуясь, говорила:
“Свет мой, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты, конечно, спору нет;
Ты, Царица, всех милее,
Всех румяней и белее”.
И Царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертеться подбочась,
Гордо в зеркальце глядясь.

Но Царевна молодая,
Тихомолком расцветая,
Между тем росла, росла,
Поднялась — и расцвела,
Белолица, черноброва,
Нраву кроткого такого.
И жених сыскался ей,
Королевич Елисей.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Сват приехал, Царь дал слово,
А приданое готово:
Семь торговых городов
Да сто сорок теремов.

На девичник собираясь,
Вот Царица, наряжаясь
Перед зеркальцем своим,
Перемолвилася с ним:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
Что же зеркальце в ответ?
“Ты прекрасна, спору нет;
Но Царевна всех милее,
Всех румяней и белее”.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Как Царица отпрыгнёт,
Да как ручку замахнёт,
Да по зеркальцу как хлопнет,
Каблучком-то как притопнет!..
“Ах ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мне назло.
Как тягаться ей со мною?
Я в ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бела:
Мать брюхатая сидела
Да на снег лишь и глядела!
Но скажи: как можно ей
Быть во всём меня милей?
Признавайся: всех я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь мир; мне ровной нет.
Так ли?” Зеркальце в ответ:
“А Царевна всё ж милее,
Всё ж румяней и белее”.
Делать нечего. Она,
Чёрной зависти полна,
Бросив зеркальце под лавку,

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Позвала к себе Чернавку
И наказывает ей,
Сенной девушке своей,
Весть Царевну в глушь лесную
И, связав её, живую
Под сосной оставить там
На съедение волкам.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Черт ли сладит с бабой гневной?
Спорить нечего. С Царевной
Вот Чернавка в лес пошла
И в такую даль свела,
Что Царевна догадалась
И до смерти испугалась
И взмолилась: “Жизнь моя!
В чём, скажи, виновна я?
Не губи меня, девица!
А как буду я Царица,
Я пожалую тебя”.
Та, в душе её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
“Не кручинься, Бог с тобой”.
А сама пришла домой.
“Что? — сказала ей Царица. —
Где красавица девица?” —
“Там, в лесу, стоит одна, —
Отвечает ей она.-
Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть”.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужит бедный царь по ней.
Королевич Елисей,
Помолясь усердно Богу,
Отправляется в дорогу
За красавицей душой,
За невестой молодой.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Но невеста молодая,
До зари в лесу блуждая,
Между тем всё шла да шла
И на терем набрела.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Ей навстречу пёс, залая,
Прибежал и смолк, играя.
В ворота вошла она,
На подворье тишина.
Пёс бежит за ней, ласкаясь,
А Царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И Царевна очутилась
В светлой горнице; кругом
Лавки, крытые ковром,
Под святыми стол дубовый,
Печь с лежанкой изразцовой.
Видит девица, что тут
Люди добрые живут;
Знать, не будет ей обидно! —
Никого меж тем не видно.
Дом Царевна обошла,
Всё порядком убрала,
Засветила Богу свечку,
Затопила жарко печку,

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

На полати взобралась
И тихонько улеглась.

Час обеда приближался,
Топот по двору раздался:
Входят семь богатырей,
Семь румяных усачей.
Старший молвил: “Что за диво!
Всё так чисто и красиво.
Кто-то терем прибирал
Да хозяев поджидал.
Кто же? Выдь и покажися,
С нами честно подружися.
Коль ты старый человек,
Дядей будешь нам навек.
Коли парень ты румяный,
Братец будешь нам названый.
Коль старушка, будь нам мать,
Так и станем величать.
Коли красная девица,
Будь нам милая сестрица”.

И Царевна к ним сошла,
Честь хозяям отдала,
В пояс низко поклонилась;
Закрасневшись, извинилась,
Что-де в гости к ним зашла,
Хоть звана и не была.
Вмиг по речи те опознали,
Что Царевну принимали;
Усадили в уголок,
Подносили пирожок;
Рюмку полну наливали,
На подносе подавали.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

От зелёного вина
Отрекалася она;
Пирожок лишь разломила
Да кусочек прикусила
И с дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они девицу
Вверх, во светлую светлицу,
И оставили одну
Отходящую ко сну.

День за днём идёт, мелькая,
А Царевна молодая
Всё в лесу; не скучно ей
У семи богатырей.
Перед утренней зарёю
Братья дружною толпою
Выезжают погулять,
Серых уток пострелять,
Руку правую потешить,
Сорочина в поле спешить,
Иль башку с широких плеч
У Татарина отсечь,
Или вытравить из леса
Пятигорского Черкеса.
А хозяюшкой она
В терему меж тем одна
Приберёт и приготовит.
Им она не прекословит,
Не перечат ей они.
Так идут за днями дни.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Братья милую девицу
Полюбили. К ней в светлицу
Раз, лишь только рассвело,
Всех их семеро вошло.
Старший молвил ей: “Девица,
Знаешь: всем ты нам сестрица,
Всех нас семеро, тебя
Все мы любим, за себя
Взять тебя мы все бы ради,
Да нельзя, так, Бога ради,
Помири нас как-нибудь:
Одному женою будь,
Прочим ласковой сестрою.
Что ж качаешь головою?
Аль отказываешь нам?
Аль товар не по купцам?”

“Ой, вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные, —
Им Царевна говорит, —
Коли лгу, пусть Бог велит
Не сойти живой мне с места.
Как мне быть? ведь я невеста.
Для меня вы все равны,
Все удалы, все умны,
Всех я вас люблю сердечно;
Но другому я навечно
Отдана. Мне всех милей
Королевич Елисей”.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Братья молча постояли
Да в затылке почесали.
“Спрос не грех. Прости ты нас, —
Старший молвил поклонясь. —
Коли так, не заикнуся
Уж о том”. — “Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказ мой не вина”.
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно все опять
Стали жить да поживать.

Между тем Царица злая,
Про Царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце своё
Долго дулась и сердилась:
Наконец об нём хватилась
И пошла за ним, и, сев
Перед ним, забыла гнев,
Красоваться снова стала
И с улыбкою сказала:
“Здравствуй, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свете всех милее,
Всех румяней и белее?”
И ей зеркальце в ответ:
“Ты прекрасна, спору нет;
Но живёт без всякой славы,
Средь зелёныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что всё ж тебя милей”.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

И Царица налетела
На Чернавку: “Как ты смела
Обмануть меня? и в чём!..”
Та призналася во всём:
Так и так. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль Царевну погубить.

Раз Царевна молодая,
Милых братьев поджидая,
Пряла, сидя под окном.
Вдруг сердито под крыльцом
Пёс залаял, и девица
Видит: нищая черница

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Ходит по двору, клюкой
Отгоняя пса. “Постой.
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричит она в окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебе снесу”.
Отвечает ей черница:
“Ох ты, дитятко девица!
Пёс проклятый одолел,
Чуть до смерти не заел.
Посмотри, как он хлопочет!
Выдь ко мне”. — Царевна хочет
Выйти к ней и хлеб взяла,
Но с крылечка лишь сошла,
Пёс ей под ноги — и лает
И к старухе не пускает;
Лишь пойдёт старуха к ней,
Он, лесного зверя злей,
На старуху. Что за чудо?
“Видно, выспался он худо, —
Ей Царевна говорит. —
На ж, лови!” — и хлеб летит.
Старушонка хлеб поймала;
“Благодарствую, — сказала, —
Бог тебя благослови;
Вот за то тебе, лови!”
И к Царевне наливное,
Молодое, золотое,
Прямо яблочко летит…
Пёс как прыгнет, завизжит…
Но Царевна в обе руки
Хвать — поймала. “Ради скуки
Кушай яблочко, мой свет.
Благодарствуй за обед…” —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И с Царевной на крыльцо
Пёс бежит и ей в лицо
Жалко смотрит, грозно воет,
Словно сердце пёсье ноет,
Словно хочет ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплет нежною рукою:
“Что, Соколко, что с тобою?
Ляг!” — ив комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Под окно за пряжу села
Ждать хозяев, а глядела
Всё на яблоко. Оно
Соку спелого полно,
Так свежо и так душисто,
Так румяно-золотисто,
Будто мёдом налилось!
Видны семечки насквозь…
Подождать она хотела
До обеда; не стерпела,
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочек проглотила…

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Вдруг она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Белы руки опустила,
Плод румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она под образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Братья в ту пору домой
Возвращалися толпой
С молодецкого разбоя.
Им навстречу, грозно воя,
Пёс бежит и ко двору
Путь им кажет. “Не к добру! —
Братья молвили, — печали
Не минуем”. Прискакали,
Входят, ахнули. Вбежав,
Пёс на яблоко стремглав
С лаем кинулся, озлился
Проглотил его, свалился
И издох. Напоено
Было ядом, знать, оно.
Перед мёртвою Царевной
Братья в горести душевной
Все поникли головой
И с молитвою святой
С лавки подняли, одели,
Хоронить её хотели
И раздумали. Она,
Как под крылышком у сна,
Так тиха, свежа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не восстала ото сна.
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп Царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли в пустую гору,
И в полуночную пору
Гроб её к шести столбам
На цепях чугунных там
Осторожно привинтили
И решёткой оградили;
И, пред мёртвою сестрой
Сотворив поклон земной,
Старший молвил: “Спи во гробе;
Вдруг погасла, жертвой злобе,
На земле твоя краса;
Дух твой примут небеса.
Нами ты была любима
И для милого хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному”.

В тот же день Царица злая,
Доброй вести ожидая,
Втайне зеркальце взяла
И вопрос свой задала:
“Я ль, скажи мне, всех милее,
Всех румяней и белее?”
И услышала в ответ:
“Ты, Царица, спору нет,
Ты на свете всех милее,
Всех румяней и белее”.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

За невестою своей
Королевич Елисей
Между тем по свету скачет.
Нет как нет! Он горько плачет,
И кого ни спросит он,
Всем вопрос его мудрён;
Кто в глаза ему смеётся,
Кто скорее отвернётся;
К красну солнцу наконец
Обратился молодец:
“Свет наш солнышко! Ты ходишь
Круглый год по небу, сводишь
Зиму с тёплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видало ль где на свете
Ты Царевны молодой?

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Я жених ей”. — “Свет ты мой, —
Красно солнце отвечало, —
Я Царевны не видало.
Знать, её в живых уж нет.
Разве месяц, мой сосед,
Где-нибудь её да встретил
Или след её заметил”.

Тёмной ночки Елисей
Дождался в тоске своей.
Только месяц показался,
Он за ним с мольбой погнался.
“Месяц, месяц, мой дружок,
Позолоченный рожок!
Ты встаёшь во тьме глубокой,
Круглолицый, светлоокий,
И, обычай твой любя,
Звёзды смотрят на тебя.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты Царевны молодой?

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Я жених ей”. — “Братец мой, —
Отвечает месяц ясный, —
Не видал я девы красной.
На стороже я стою
Только в очередь мою.
Без меня Царевна, видно,
Пробежала”. — “Как обидно!” —
Королевич отвечал.
Ясный месяц продолжал:
“Погоди; об ней, быть может,
Ветер знает. Он поможет.
Ты к нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай”.

Елисей, не унывая,
К ветру кинулся, взывая:
“Ветер, ветер! Ты могуч,
Ты гоняешь стаи туч,
Ты волнуешь сине море,
Всюду веешь на просторе,
Не боишься никого,
Кроме Бога одного.
Аль откажешь мне в ответе?
Не видал ли где на свете
Ты Царевны молодой?
Я жених её”. — “Постой, —
Отвечает ветер буйный, —
Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места;
В том гробу твоя невеста”.
Ветер дале побежал.
Королевич зарыдал
И пошёл к пустому месту,
На прекрасную невесту
Посмотреть ещё хоть раз.
Вот идёт, и поднялась
Перед ним гора крутая;
Вкруг неё страна пустая;
Под горою тёмный вход.
Он туда скорей идёт.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Перед ним, во мгле печальной,
Гроб качается хрустальный,
И в хрустальном гробе том
Спит Царевна вечным сном.

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

И о гроб невесты милой
Он ударился всей силой.
Гроб разбился. Дева вдруг
Ожила. Глядит вокруг
Изумлёнными глазами;
И, качаясь над цепями,
Привздохнув, произнесла:
“Как же долго я спала!”
И встаёт она из гроба…
Ах!.. и зарыдали оба.
В руки он её берёт
И на свет из тьмы несёт,
И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива!

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

Дома в ту пору без дела
Злая мачеха сидела
Перед зеркальцем своим
И беседовала с ним,
Говоря: “Я ль всех милее,
Всех румяней и белее?”

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

И услышала в ответ:
“Ты прекрасна, слова нет,
Но Царевна всё ж милее,
Всё румяней и белее”.
Злая мачеха, вскочив,
Об пол зеркальце разбив,
В двери прямо побежала
И Царевну повстречала.
Тут её тоска взяла,
И Царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчас учинили,
И с невестою своей
Обвенчался Елисей;

Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (А.С. Пушкин)

И никто с начала мира
Не видал такого пира;
Я там был, мёд, пиво пил,
Да усы лишь обмочил.

1833

Впервые опубликовано в журнале «библиотека для чтения» 1834

Прочтений: 572

     Àëåêñàíäð Ïóøêèí  Àëåêñàíäð Àçàëèí 
    
Ñêàçêà î ì¸ðòâîé öàðåâíå è î ñåìè áîãàòûðÿõ
    
    
     Öàðü ñ öàðèöåþ ïðîñòèëñÿ,
     Â ïóòü-äîðîãó ñíàðÿäèëñÿ.
      «Íó, ïðîùàé Åêàòåðèíà».
     «Àõ, è òû Èâàí, ïðîùàé!»
     Æèâîïèñíàÿ êàðòèíà.
     «Áåç ìåíÿ òû íå ñêó÷àé!
      È ñìîòðè æå íå õâîðàé!»
      «Áóäü è òû çäîðîâ, Èâàí!»
     Íàïîñëåäîê òîíêèé ñòàí.
     Ó öàðèöû öàðü îáíÿë 
     È å¸ ïîöåëîâàë.   
     È öàðèöà ó îêíà
     Ñåëà æäàòü åãî îäíà.
     Æä¸ò, âñ¸ æä¸ò ñ óòðà äî íî÷è,
     Ñìîòðèò â ïîëå, äàæå î÷è
     Ðàçáîëåëèñü, ãëÿäÿ âäàëü
     È ñòàíîâèòñÿ, òàê æàëü
     Âåðíóþ öàðèöó òó.
     Ñ çîðüêè è  äî ñàìîé íî÷è
     Âãëÿäûâàþòñÿ âñ¸ î÷è
     Â òåìåíü, â ìãëó òó,  â ïóñòîòó.
     Íå âèäàòü ìèëîãî äðóãà!
     Íå âèäàòü àæ çà âåðñòó!..
     Òîëüêî âèäèò: âü¸òñÿ âüþãà,
     Ñíåã ëîæèòñÿ íà ïîëÿ,
     Âñÿ áåëåø¸íüêà çåìëÿ.
     Äåâÿòü ìåñÿöåâ ïðîõîäèò,
     Ñ ïîëÿ ãëàç îíà íå ñâîäèò.
     Âîò â ñî÷åëüíèê â ïðàçäíèê, â íî÷ü
     Áîã äà¸ò öàðèöå äî÷ü. 
     Íàçâàëà å¸ Ìàðèåé.
     Öàðü è ðàíüøå ãîâîðèë åé:
     «Èìÿ ýòî ïîäàðè åé
      Èìÿ ìàòåðè ìîåé,
      Äëÿ ìåíÿ, ÷òî íåò ðîäíåé.
      Åñëè äî÷ü ðîäèòñÿ
     Íàçîâè å¸ Ìàðèåé».
      Òàê è ñäåëàëà öàðèöà.
     Ìóæ êàê åé è íàêàçàë.
     Ïðåä äîðîãîé  êàê ñêàçàë.
     Êàìíè âîäû äàæå òî÷àò.
     Ïîáåæàëè äíè è íî÷è.
     Çà ìèíóòêîþ ìèíóòêà
     Ñëîâíî àíãåë òà  ìàëþòêà.
     Î÷è ó í帠 òàê ñèíè.
     Ó ìàëþñåíüêîé áîãèíè.
     È íåâèííû òàê îíè.
     Íè íàðàäîâàòüñÿ  èì!
      Äî÷êà ñ ìàìîé ëèøü îäíè.
      Ïëîõî âî äâîðöå   îäíèì
      Æäóò îòöà  è äåíü è íî÷ü!
      Ãäå æ îòåö âñ¸ ïðîïàäàåò?
       È ÷òî ó íåãî åñòü äî÷ü
       Îí òîãî ïîêà íå çíàåò.
        Íó à äî÷ü êàê êóêîëêà
       È òàêàÿ  ñóòîëîêà,
       Òîëêîòíÿ âîêðóã íå¸.
      À îíà, ëèøü çíàé, ñâî¸,
      Êòî ðóêîé å¸ êàñàåòñÿ.
      Âñåì è  óëûáàåòñÿ.   
      Âñÿ â îòöà! Àõ, âîò áû  ñ íèì,
      Åé ñ îòöîì ðîäíûì ñâîèì, 
      Ïîñêîðåé áû ïîâñòðå÷àòüñÿ,
      ×òîá äðóãàÿ æèçíü ìîãëà
      Ó íå¸ ñ îòöîì íà÷àòüñÿ!
     Íàêîíåö, ïîðà ïðèøëà.
     Ðàíî óòðîì ãîñòü æåëàííûé,
     Äåíü è íî÷ü òàê äîëãî æäàííûé,
     Èçäàëå÷à íàêîíåö
     Âîðîòèëñÿ öàðü-îòåö.
     È íà ðàäîñòÿõ öàðèöà,
     Ïîëåòåëà êàê îðëèöà,
     Âûáåæàâ ê íåìó íà âñòðå÷ó.
     ×òîá ñàìîé  åé óáåäèòüñÿ,
     Îí  íå ãðåçèòñÿ ëü, íå ñíèòñÿ. 
     Ãîâîðÿò, ÷òî âðåìÿ ëå÷èò.
     Íî íå â ýòîì ñëó÷àå.
     Âòîðãëàñü ñìåðòü  ïîäëþ÷àÿ.
     Âîò è âñòðåòèëèñü ñóïðóãè.
     È ñòîÿò äðóã ïåðåä äðóãîì. 
     Íà íåãî îíà âçãëÿíóëà,
     Òÿæåëî âäðóã òàê  âçäîõíóëà,
     Âîñõèùåíüÿ íå ñíåñëà,
     È ê îáåäíå óìåðëà.
    
     Äîëãî öàðü áûë íåóòåøåí,
     Íî êàê áûòü? È îí áûë ãðåøåí;
     Ãîä ïðîøåë êàê ñîí ïóñòîé,
     Öàðü æåíèëñÿ íà äðóãîé.
     Çâàëè âñå 帠 Åëåíîé.
     È áûëà òà çäîðîâåííîé,
     Ïðàâäó ìîëâèòü, ìîëîäèöà
     Óæ è âïðÿìü áûëà öàðèöà:
     Îõ, è õîðîøà áûëà
     Âûñîêà, ñòðîéíà, áåëà,
     È óìîì è âñåì âçÿëà;
     Íî çàòî ãîðäà, øóìëèâà,
     Ñâîåíðàâíà è ðåâíèâà.
     Î÷åíü óæ áûëà êàïðèçíà
     Ïåðåìåí÷èâà áûëà.
     È êëÿëàñü ñâîåþ æèçíüþ.
     Íî ñ óìà åãî ñâåëà.
     Åé â ïðèäàíîå äàíî
     Áûëî çåðêàëüöå îäíî;
     Ñâîéñòâî çåðêàëüöå èìåëî:
     Ãîâîðèòü îíî óìåëî.
     Ñ íèì îäíèì îíà áûëà
     Äîáðîäóøíà, âåñåëà,
     Ñ íèì ïðèâåòëèâî øóòèëà
     È, êðàñóÿñü, ãîâîðèëà:
     «Ñâåò ìîé, çåðêàëüöå! ñêàæè
     Äà âñþ ïðàâäó äîëîæè:
     ß ëü íà ñâåòå âñåõ ìèëåå,
     Âñåõ ðóìÿíåé è áåëåå?»
     È åé çåðêàëüöå â îòâåò:
     «Òû, êîíå÷íî, ñïîðó íåò;
     Òû, öàðèöà, âñåõ ìèëåå,
     Âñåõ ðóìÿíåé è áåëåå».
     È öàðèöà õîõîòàòü,
     È ïëå÷àìè ïîæèìàòü,
     È ïîäìèãèâàòü ãëàçàìè,
     È ïðèùåëêèâàòü ïåðñòàìè,
     È âåðòåòüñÿ êàê âîë÷îê.
     È áðîñàòü ñâîé áàøìà÷îê.
     Ïîäáî÷åíèâøèñü, çàòåì
     Ñ ïðèäûõàíüåì, ïîëîìàâøèñü,
     Âäðóã ó çåðêàëüöà ñïðîñèëà:
     «Âîò ñêàæè, âçÿëà ÿ ÷åì?»
     È ñëåãêà ÷óòü-÷óòü çàìÿâøèñü:
      «Àëü  âî ìíå êàêàÿ ñèëà?»
      È â ëþáâè ê ñåáå ïðèçíàâøèñü,
      Ãîðäî â çåðêàëüöå ãëÿäÿñü:
      «Êðàñîòû òàêîé ÿ, òî÷íî,
      Íå âèäàëà îòðîäÿñü!
       È ñ÷èòàþ ïðàâîìî÷íûì
       Óòâåðæäåíèå ñèå.
       Âñ¸ äàâíî óæ ÿñíî ìíå,
       ß êðàñîòêà òî, ÷òî íàäî!
       Êðàñîòà ìíå êàê íàãðàäà!
       ß ñàìà ñåáå òàê ðàäà!
       ß ñàìà ñåáå óñëàäà!» 
       Ìîíîëîã ñåé ñòèìóëîì
       Ñòàë åé.  Òî ïðîèçíåñÿ,
       È ñåáÿ ëþáèìóþ
       Äî íåáåñ, àæ, âîçíåñÿ,
       È ñèÿÿ, êàê ëóíà.
       Óñïîêîèëàñü îíà.
      «Âñåõ ðóìÿíåå, ÿ òî÷íî!»
       Íà ñåáÿ îíà ãîòîâà
       Êàæäûé ÷àñ, è äí¸ì è íî÷üþ
       Ëþáîâàòüñÿ ñíîâà, ñíîâà.
        È ñ òåõ ïîð è ïîâåëîñü
       Çåðêàëüöå ÷óòü ÷òî õâàòàòü,
       ×òîá óñëûøàòü äîâåëîñü,   
       ×òîá îíî ìîãëî ïðèçíàòü,
       ×òî íà ñâåòå âñåõ ìèëåå,
        Âñåõ ðóìÿíåé è áåëåå.
        Ëèøü îíà îäíà êðàñà.
        Âîò òàêèå ÷óäåñà!
       
     Íî öàðåâíà ìîëîäàÿ,
     Òèõîìîëêîì ðàñöâåòàÿ,
     Ìåæäó òåì ðîñëà, ðîñëà,
     Ïîäíÿëàñü –  è ðàñöâåëà,
     Áåëîëèöà, ÷åðíîáðîâà,
     Íðàâó êðîòêîãî òàêîãî.
     Âçãëÿä íåâèííûé, ÷èñòûé, ÿñíûé.
     Âñ¸ â íåé áûëî òàê ïðåêðàñíî!
     È æåíèõ ñûñêàëñÿ åé,
     Êîðîëåâè÷ Åëèñåé.
     Ñâàò ïðèåõàë, öàðü äàë ñëîâî,
     À ïðèäàíîå ãîòîâî:
     Ñåìü òîðãîâûõ ãîðîäîâ
     Äà ñòî ñîðîê òåðåìîâ.
     «Êàê æå, Ìàøà, òû ïðåêðàñíà!
      È òåïåðü óæå ìíå  ÿñíî!
      Áîã Íåáåñíûé ñíèçîø¸ë!
      ß ñâîþ «ëÿ ôàì øåðøå»
      Ïîêëÿíóñü, óæå íàø¸ë.
      Ðàé ñ òîáîé è â øàëàøå!
      Íå íóæíû ìíå òåðåìà!
      À çà÷åì îíè ìíå? Ñ íèìè
      Âåäü òàêàÿ êóòåðüìà!
      Ñòàâ äðóã äðóãó ìû ðîäíûìè
       Áóäåì íåðàçëó÷íû âåäü!
       Çà òåáÿ è  óìåðåòü
       ß ãîòîâ, Ìàøåð, ìîÿ,
       ×óâñòâ ê òåáå ÿ íå òàÿ!
       Ëèøü ñêàæè: ñîãëàñíà?
       Áûòü ñî ìíîé íàâåêè òû?»
       «ß ñîãëàñíà, Åâñòèôåé!»
        «Ñëàâà áîãó! È ïðåêðàñíî!
        Æèçíü íå ëþáèò ïóñòîòû!
         Òîëüêî ÿ íå Åâñòèôåé!
         Êîðîëåâè÷ Åëèñåé!
         Òàê ìåíÿ çîâóò, çàïîìíè.
         Ïàðåíü ÿ äîâîëüíî ñêðîìíûé.
         Íî âîò åñëè âäðóã áåäà
          Ïîñòîÿòü ñìîãó çà íàñ.
          È òåáÿ íå äàì, ìîé ñêàç,
          ß â îáèäó íèêîãäà!
          È òåáÿ, Ìàøåð, äà, äà!
          Áóäó ÿ ëþáèòü âñåãäà.

     Íà äåâè÷íèê ñîáèðàÿñü,
     Âîò öàðèöà, íàðÿæàÿñü
     Ïåðåä çåðêàëüöåì ñâîèì,
     Ïåðåìîëâèëàñü âíîâü ñ íèì:
     «ß ëü, ñêàæè ìíå, âñåõ ìèëåå,
     Âñåõ ðóìÿíåé è áåëåå?»
     ×òî æå çåðêàëüöå â îòâåò?
     «Òû ïðåêðàñíà, ñïîðó íåò;
     Íî öàðåâíà âñåõ ìèëåå,
     Âñåõ ðóìÿíåé è áåëåå».
     À öàðèöà, îòøàòíóâøèñü,
     Ñëîâíî îò áåäû, ïðèãíóâøèñü.
     Äà êàê ðó÷êîé çàìàõí¸òñÿ!
     Äà ïî çåðêàëüöó êàê õëîïíåò,
     Êóëà÷êîì áü¸ò, êàê ïðèä¸òñÿ
     Êàáëó÷êîì-òî êàê ïðèòîïíåò!..
     «Àõ òû, ìåðçêîå ñòåêëî!
     Ýòî âðåøü òû ìíå íàçëî.
     Êàê òÿãàòüñÿ åé ñî ìíîþ?
     ß â íåé äóðü-òî óñïîêîþ.
     Èøü, êàêàÿ ïîäðîñëà!
     È íå äèâî, ÷òî áåëà:
     Ìàòü áðþõàòàÿ ñèäåëà
     Äà íà ñíåã ëèøü è ãëÿäåëà!
     Íî ñêàæè: êàê ìîæíî åé
     Áûòü âî âñåì ìåíÿ ìèëåé?
     Ïðèçíàâàéñÿ: âñåõ ÿ êðàøå.
     Îáîéäè âñå öàðñòâî íàøå,
     Õîòü âåñü ìèð; ìíå ðàâíîé íåò.
     Òàê ëè?» Çåðêàëüöå â îòâåò:
     «À öàðåâíà âñå æ ìèëåå,
     Âñå æ ðóìÿíåé è áåëåå».
    À öàðèöà îíåìåëà.
    Ñëîâíî âäðóã îêàìåíåëà.
    Áàáîé, áóäó÷è êîâàðíîé,
    È â ïîðûâå âñÿ â óãàðíîì
    Ïëàòüÿ, âåùè ðàçáðîñàëà!
    À çàòåì âäðóã ïðîøåïòàëà:
    «Ñ íåé ðàñïðàâëþñü ÿ óæ òî÷íî!»
    Áàáîé çëîé áûëà è ñêëî÷íîé
    Áàáîé ñêâåðíîé è íåâåðíîé 
    È ê òîìó æå î÷åíü íåðâíîé.
    Ýòà ìåðçêàÿ öàðèöà
    Íà öàðåâíó ñèëüíî çëèòñÿ:
     «ß òàê äåëî íå îñòàâëþ!
    Æèçíü å¸ íà êîí ÿ ñòàâëþ!
    Æèçíüþ ÿ âîò ïîêëÿíóñü,
     Íî çà äåëî ÿ âîçüìóñü!
    Ñâîåãî óæ ÿ  äîáüþñü!»
     Äåëàòü íå÷åãî. Îíà,
     ×åðíîé çàâèñòè ïîëíà,
     Áðîñèâ çåðêàëüöå ïîä ëàâêó,
     Ïîçâàëà ê ñåáå ×åðíàâêó
     È íàêàçûâàåò åé,
     Ñåííîé äåâóøêå ñâîåé,
     «Ñ÷àñòüå òû ìî¸ íå ðóøü!
     Çàâåäè  öàðåâíó â ãëóøü
      ãëóõîìàíü  å¸ ëåñíóþ.
     È, ñâÿæè å¸, æèâóþ.
     Ïîä ñîñíîé îñòàâèøü òàì
     Íà ñúåäåíèå âîëêàì!»
    
     ׸ðò ëè ñëàäèò ñ áàáîé ãíåâíîé?
     Ñïîðèòü íå÷åãî. Ñ öàðåâíîé
     Âîò ×åðíàâêà â ëåñ ïîøëà
     È â òàêóþ äàëü ñâåëà,
     ×òî öàðåâíà äîãàäàëàñü,
     È äî ñìåðòè èñïóãàëàñü,
     È âçìîëèëàñü: «Æèçíü ìîÿ!
      ÷åì, ñêàæè, âèíîâíà ÿ?
     Íå ãóáè ìåíÿ, äåâèöà!
     À êàê áóäó ÿ öàðèöà,
     ß ïîæàëóþ òåáÿ
     Â êîìåíäàíòøè âîò òå êðåñò!»
     Ñîñíû ñëûøàëè îêðåñò.
      Ýòó ïðîñüáó è ìîëüáó,
      ×òîá îñòàâèëè åé æèçíü.
      Ñ êåì âåñòè åù¸ áîðüáó?
       «Ëàäíî, íå äðîæè. Äåðæèñü!»
        «Òû æå íå óáü¸øü ìåíÿ?
         Ïîæàëåé, ×åðíàâêà! ß…
         ß â äîëãó âåäü íå îñòàíóñü! 
         Â íîãè õî÷åøü áóõíóñü, ãðÿíóñü!»
        Òà, â äóøå åå ëþáÿ,
        Íå óáèëà, íå ñâÿçàëà,
     Îòïóñòèëà è ñêàçàëà:
     «Íå êðó÷èíüñÿ, áîã ñ òîáîé».
     À ñàìà ïðèøëà äîìîé.
     «×òî? – ñêàçàëà åé öàðèöà,  –
     Ãäå êðàñàâèöà äåâèöà?»
     – Òàì, â ëåñó, ñòîèò îäíà, –
     Îòâå÷àåò åé îíà. –
     Êðåïêî ñâÿçàíû åé ëîêòè;
     Ïîïàäåòñÿ çâåðþ â êîãòè,
     Ìåíüøå áóäåò åé òåðïåòü,
     Ëåã÷å áóäåò óìåðåòü.
    
     È ìîëâà òðåçâîíèòü ñòàëà:
     Äî÷êà öàðñêàÿ ïðîïàëà!
     Òóæèò áåäíûé öàðü ïî íåé.
     Ñ êàæäûì äí¸ì òîñêà ñèëüíåé.
     «Ãäå ìîÿ äî÷óðà, Ìàøà?
      Àõ, Ìàðüÿøà, àõ, Ìàðüÿøà!
      Òû êóäà, êóäà æå ñãèíóëà?
       Òû çà÷åì ìåíÿ ïîêèíóëà?» –
     Âñ¸ ïî íåé íàø öàðü âçäûõàåò.
          Âñ¸ ïî äî÷êå îí ñòðàäàåò.
          «Êòî íàéä¸ò,  òîãî, ÿ, öàðü
          Òàê îòáëàãîäàðñòâóþ!
          Ïîêëÿíóñü, êàê ãîñóäàðü,
           ß êîðîíîé öàðñòâåííîé!»
         Îí ïî äî÷êå âñ¸ ñòðàäàåò.
          Ìåñòà íå íàõîäèò, òàåò,
          Ñëîâíî ñâå÷êà. È âçûâàåò: 
         «Ãäå òû, Ìàøåíüêà, Ìàøóíÿ?
          Òû æå íå áûëà øàëóíüåé.
          Áåäíàÿ ìîÿ òû, Ìàøà».
         È îïÿòü íàø öàðü âçäûõàåò.
       «Òàì â ëåñó òâîÿ Ìàðüÿøà!
         È, íàâåðíî, ïîäûõàåò!»
          Äóìàÿ òàê ïðî ñåáÿ,
          Ëèøü îäíó ñåáÿ ëþáÿ,
           Ïàä÷åðèöó òó ïðåçðåâ. 
          È íè÷óòü íå ïîæàëåâ 
          Òó íè íà ìãíîâåíèå, 
          Íî â  èñ÷åçíîâåíèè
          Ïðÿìèêîì ó÷àñòâóÿ
          Ìà÷åõà, çëîðàäñòâóÿ
         Òîëüêî ðó÷êè ïîòèðàåò.
         Õëàäíî íà öàðÿ  âçèðàåò:
        «Òû óæ öàðü òóò  íè ïðè ÷¸ì!
         ß ñàìà ñåáå âî âñ¸ì.
         Ëèøü ÿ áëàãîäàðñòâóþ!
          Íåò óæ! ß òóò öàðñòâóþ!»
           ñâåòå íåò å¸ ïîäëþ÷åé!
         Áðîäèò ïî ïàëàòàì Öàðü,
        Äà áîðìî÷åò ãîñóäàðü
        È ïðè ýòîì âñ¸ êàíþ÷à,
        Ïðèãîâàðèâàåò îí.
        Èç ãðóäè êàê áóäòî ñòîí:
        «×òî òåáÿ çàñòàâèëî
         Èç äîìó óéòè, äà  â íî÷ü?
      Íà êîãî æ  îñòàâèëà.
       Áåäíîãî îòöà òû, äî÷ü?! 
       Ïóñòî ïîìåùåíèå.
      Íåòó ìíå ïðîùåíèÿ!»
       È íå âåäàåò î òîì,
       Âèíîâàò îí ñàì âåäü â òîì,
       ×òî ïóñòèë  çìåþ â ñâîé äîì,
       ×òî  çìåþ-æåíó ïðèãðåë,
       Íà ãðóäè íåäîáðóþ,
       ×òî ãëÿäèò çëîé êîáðîþ!
        À ÷åãî æå îí õîòåë?
        Âîò è åé ëþáóéñÿ… êîáðîé,
        Òîé Åëåíîé òîé íåäîáðîé!
.       Íåò, åù¸ îí íå ïðîçðåë! 
        Â ãîñóäàðñòâå, ÷òî èçìåíà!
        Îõ, Åëåíà, òà Åëåíà!
        Îõ, è øòó÷êà æ òà åø¸!
        Øòó÷êà òà íåäîáðàÿ!
        Îõ, ñîâñåì íå õîðîøî!   
        Âçãëÿíåò áóäòî êîáðîþ
        Íà íåãî õîëîäíûì âçãëÿäîì
        Íåíàâèñòíûì âçãëÿäîì âÿëî. 
        Íó ÷åãî åé íå õâàòàëî? 
         À â äóøå æå ðàäà, ðàäà.
       
       À ïîêà öàðü ãîðüêî ïëà÷åò,
       Êîðîëåâè÷ íå äðåìàë.
       È êóäà-òî ïîñêàêàë
       À êóäà æ ñåðäå÷íûé ñêà÷åò?
     «Õâàòèò, íþíè ðàçâîäèòü.
      È ïîðà ìíå óõîäèòü!
       Âèäíî, êðåïêîé íåò ðóêè!       
       Ïåðåñóäàì âîïðåêè
      Òàê  ðåøèâ ñ áîëüøîé òîñêè,
      Òâ¸ðäî òàê, îí ïî-ìóæñêè,
      Ïîìîëÿñü, óñåðäíî áîãó,
     Îòïðàâëÿåòñÿ â äîðîãó
     Çà êðàñàâèöåé äóøîé,
     Çà íåâåñòîé ìîëîäîé.
     «ß îáøàðþ ãîðû âñå.
      Íî öàðåâíó  ÿ íàéäó.
      À êîãäà äîìîé ïðèäó,
      Ïîçàáîòüòåñü î ãóñå.
      ×òîá áûë ñòîë ñ åäîé íàêðûò.
      Ê ìîåìó óæå ïðèåçäó
      Áûë áû, ÷òîá  íàêðûò  áîãàòî».
      Òàê îí ñëóãàì ãîâîðèò.  –
       «×òîáû ïîäîñïåëî òåñòî!
      Ïîäãîòîâüòå âû óæ ñâàòà!   
      Âåäü ïðèåäó ÿ ñ íåâåñòîé!»
       È âñ¸  åðîõîðèòñÿ.
       Ñàì æå áîãó ìîëèòñÿ!
       Òå è â ñàìîì äåëå æäóò!
       Îí ïîâ¸ë ñåáÿ äîñòîéíî
       À â äóøå âîò íåñïîêîéíî.
       Êîøêè íà äóøå  ñêðåáóò 
    
     Íî íåâåñòà ìîëîäàÿ,
     Äî çàðè â ëåñó áëóæäàÿ,
     Ìåæäó òåì âñå øëà äà øëà
     È íà òåðåì íàáðåëà.
     Åé íà âñòðå÷ó ïåñ, çàëàÿâ,
     Ïðèáåæàë è ñìîëê, èãðàÿ;
     Â âîðîòà âîøëà îíà,
     Íà ïîäâîðüå òèøèíà.
     Ïåñ áåæèò çà íåé, ëàñêàÿñü,
     À öàðåâíà, ïîäáèðàÿñü,
     Ïîäíÿëàñü âäðóã íà êðûëüöî
     È âçÿëàñü óæ çà êîëüöî;
     Äâåðü òèõîíüêî îòâîðèëàñü,
     È öàðåâíà î÷óòèëàñü
     Â ñâåòëîé ãîðíèöå; êðóãîì
     Ëàâêè, êðûòûå êîâðîì,
     Ïîä ñâÿòûìè ñòîë äóáîâûé,
     Ïå÷ü ñ ëåæàíêîé èçðàçöîâîé.
     Âèäèò äåâèöà, ÷òî òóò
     Ëþäè äîáðûå æèâóò;
     Çíàòü, íå áóäåò åé îáèäíî!
     Íèêîãî ìåæ òåì íå âèäíî.
     Äîì öàðåâíà îáîøëà,
     Âñå ïîðÿäêîì óáðàëà,
     Çàñâåòèëà áîãó ñâå÷êó,
     Çàòîïèëà æàðêî ïå÷êó,
     Íà ïîëàòè âçîáðàëàñü
     È òèõîíüêî óëåãëàñü.
    
     ×àñ îáåäà ïðèáëèæàëñÿ,
     Òîïîò ïî äâîðó ðàçäàëñÿ:
     Âõîäÿò ñåìü áîãàòûðåé,
     Ñåìü ðóìÿíûõ óñà÷åé.
     Ñòàðøèé ìîëâèë: «×òî çà äèâî!
     Âñå òàê ÷èñòî è êðàñèâî.
     Êòî-òî òåðåì ïðèáèðàë
     Äà õîçÿåâ ïîäæèäàë.
     Êòî æå? Âûéäè, ïîêàæèñü,
     Ñ íàìè ÷åñòíî ïîäðóæèñü.
     Êîëü òû ñòàðûé ÷åëîâåê,
     Äÿäåé áóäåøü íàì íàâåê.
     Êîëè ïàðåíü òû ðóìÿíûé,
     Áðàòåö áóäåøü íàì íàçâàíûé.
     Êîëü ñòàðóøêà, áóäü íàì ìàòü,
     Òàê è ñòàíåì âåëè÷àòü.
     Êîëè êðàñíàÿ äåâèöà,
     Áóäü íàì ìèëàÿ ñåñòðèöà».
    
     È ñîøëà öàðåâíà ê íèì,
     Âíèç ê õîçÿåâàì ñâîèì.
     Â ïîÿñ íèçêî ïîêëîíèëàñü;
     Çàêðàñíåâøèñü, èçâèíèëàñü,
     ×òî-äå â ãîñòè ê íèì çàøëà,
     Õîòü çâàíà è íå áûëà.
     Ñäåëàëà  âñ¸ ÷åñòü ïî ÷åñòè.
     Êàê è ñëåäóåò â òîì ìåñòå.
     «Âû íå ñäåëàëè áû ìíå               
     Îäîëæåíèå  îñòàòüñÿ
      Íà äåí¸ê. Ìíå áû âïîëíå.
      Ýòîãî òîãäà õâàòèëî
      È ïîêà åù¸ åñòü ñèëû
     ß áû ñòàëà ïðèáèðàòüñÿ.
     Íå ëþáëþ ÿ êðàñîâàòüñÿ,
     Äíè â áåçäåëüå ïðîâîäèòü.
     Âîò ïîðÿäîê íàâîäèòü
      Ñîâñåì äðóãîå äåëî.
      Âîò ÷åãî áû ÿ õîòåëà   
     Ìíå åù¸ äåí¸ê õîòÿ áû
     Ïðîâåñòè ó âàñ. Ïîòîì,
     Âàì íå óñëîæíÿòü æèçíü äàáû,
     ß á ïîêèíóëà âàø äîì»               
     «Ìû òåáå òàê áóäåì ðàäû.
      Îñòàâàéñÿ, áîãà ðàäè».
      «À çîâóò ìåíÿ Ìàðèåé!»
      Âîò è ñ íåé ïîãîâîðèëè.
    Âñå ó íèõ ñîìíåíüÿ ïðî÷ü.
     Äà âåäü óæ è ñêîðî íî÷ü.
     À âîò ãîâîð  íåïðîñòîé.
     «Îé, ïîñòîé-êà æå, ïîñòîé!
     Òû, âèäàòü, öàð¸âà äî÷ü!»
     Âìèã ïî ðå÷è òå ïðèçíàëè,
     ×òî öàðåâíó ïðèíèìàëè;
     «Êàê òåáå æå íàì ïîìî÷ü?»
     Óñàäèëè â óãîëîê,
     Ïîäíîñèëè ïèðîæîê;
     Ðþìêó ïîëíó íàëèâàëè,
     Íà ïîäíîñå ïîäàâàëè.
     Îò çåëåíîãî âèíà
     Îòðåêàëàñü âñ¸ æ îíà;
     Ïèðîæîê ëèøü ðàçëîìèëà,
     Äà êóñî÷åê ïðèêóñèëà,
     È ñ äîðîãè îòäûõàòü
     Îòïðîñèëàñü íà êðîâàòü.
     Îòâåëè îíè äåâèöó
     Ââåðõ âî ñâåòëóþ ñâåòëèöó
     È îñòàâèëè îäíó,
     Îòõîäÿùóþ êî ñíó.
    
     Äåíü çà äíåì èäåò, ìåëüêàÿ,
     À öàðåâíà ìîëîäàÿ
     Âñå â ëåñó, íå ñêó÷íî åé
     Ó ñåìè áîãàòûðåé.
     Ïåðåä óòðåííåé çàðåþ
     Áðàòüÿ äðóæíîþ òîëïîþ
     Âûåçæàþò ïîãóëÿòü,
     Ñåðûõ óòîê ïîñòðåëÿòü,
     Ðóêó ïðàâóþ ïîòåøèòü,
     Ñîðî÷èíû â ïîëå ñïåøèòü,
     Èëü áàøêó ñ øèðîêèõ ïëå÷
     Ó òàòàðèíà îòñå÷ü,
     Èëè âûòðàâèòü èç ëåñà
     Ïÿòèãîðñêîãî ÷åðêåñà.
     À õîçÿþøêîé îíà
     Â òåðåìó ìåæ òåì îäíà
     Ïðèáåðåò è ïðèãîòîâèò.
     Èì îíà íå ïðåêîñëîâèò,
     Íå ïåðå÷àò åé îíè.
     Òàê èäóò çà äíÿìè äíè.
    
     Áðàòüÿ ìèëóþ äåâèöó
     Ïîëþáèëè. Ê íåé â ñâåòëèöó
     Ðàç, ëèøü òîëüêî ðàññâåëî,
     Âñåõ èõ ñåìåðî âîøëî.
     Ñòàðøèé ìîëâèë åé: «Äåâèöà,
     Çíàåøü: âñåì òû íàì ñåñòðèöà,
     Âñåõ íàñ ñåìåðî, òåáÿ
     Âñå ìû ëþáèì, çà ñåáÿ
     Âçÿòü òåáÿ ìû âñå áû ðàäû,
     Äà íåëüçÿ, òàê áîãà ðàäè
     Ïîìèðè íàñ êàê-íèáóäü:
     Îäíîìó æåíîþ áóäü,
     Ïðî÷èì ëàñêîâîé ñåñòðîþ.
     ×òî æ êà÷àåøü ãîëîâîþ?
     Àëü îòêàçûâàåøü íàì?
     Àëü òîâàð íå ïî êóïöàì?»
    
     «Îé, âû, ìîëîäöû ÷åñòíûå,
     Áðàòöû âû ìîè ðîäíûå, –   
     Èì öàðåâíà ãîâîðèò, –   
     Êîëè ëãó, ïóñòü áîã âåëèò
     Íå ñîéòè æèâîé ìíå ñ ìåñòà.
     Êàê ìíå áûòü? Âåäü ÿ íåâåñòà.
     Äëÿ ìåíÿ âû âñå ðàâíû,
     Âñå óäàëû, âñå óìíû,
     Âñåõ ÿ âàñ ëþáëþ ñåðäå÷íî;
     Íî äðóãîìó ÿ íàâå÷íî
     Îòäàíà. Ìíå âñåõ ìèëåé
     Êîðîëåâè÷ Åëèñåé».
    
     Áðàòüÿ ìîë÷à ïîñòîÿëè
     Äà â çàòûëêå ïî÷åñàëè.
     «Ìàðüÿ, òû óæå íåâåñòà?
     Âîò êàê… Âîò òåáå è  ðàç!
     Îçàäà÷èëà òû íàñ.
     Âîò òàêîé èêîíîñòàñ!
     Íå íàéä¸ì ñåáå ìû ìåñòà!
     Çíà÷èò, òû óæå íåâåñòà?
      Òî, ÷òî äðóãà çàâåëà
     È ñåðäå÷íûå äåëà, 
      Çàäóøåâíûå ó âàñ,
      Äóìàòü  áûë î òîì íå ñêëîíåí.
     Ñïðîñ íå ãðåõ. Ïðîñòè òû íàñ, –   
     Ñòàðøèé ìîëâèë åé ñ ïîêëîíîì:
     «Êîëè òàê, íå çàèêíóñü.
      Ëó÷øå ÿ ïîéäó, ïðîéäóñü.
       Áîëüøå ÿ óæ íè ãó-ãó!
       È òåáÿ ïîáåðåãó…
      Â ïåðâûé è ïîñëåäíèé ðàç!
       Íå óñëûøèøü òû îò íàñ   
     Óæ î òîì».  –   «ß íå ñåðæóñü, –   
     Òèõî ìîëâèëà îíà, –   
      ß îò ñëàáîñòè ñåé÷àñ
     Íà íîãàõ åäâà äåðæóñü!
     È îòêàç ìîé íå âèíà».
     Æåíèõè åé ïîêëîíèëèñü,
     Ïîòèõîíüêó óäàëèëèñü,
     È ñîãëàñíî âñå îïÿòü
     Ñòàëè æèòü äà ïîæèâàòü.
    
     Ìåæäó òåì öàðèöà çëàÿ,
     Ïðî öàðåâíó âñïîìèíàÿ,
     Íå ìîãëà ïðîñòèòü åå,
     À íà çåðêàëüöå ñâîå
     Äîëãî äóëàñü è ñåðäèëàñü;
     Íàêîíåö î í¸ì õâàòèëàñü
     È ïîøëà çà íèì, è, ñåâ
     Ïåðåä íèì, çàáûëà ãíåâ,
     Êðàñîâàòüñÿ ñíîâà ñòàëà
     Ëþáîâàòüñÿ, óëûáàòüñÿ. 
     Ê çåðêàëüöó  ÷óòü  ïðèæèìàòüñÿ.
     È ñ óæèìêàìè ñêàçàëà:
     «Çäðàâñòâóé, çåðêàëüöå! ñêàæè
     Äà âñþ ïðàâäó äîëîæè:
     ß ëü íà ñâåòå âñåõ ìèëåå,
     Âñåõ ðóìÿíåé è áåëåå?»
     È åé çåðêàëüöå â îòâåò:
     «Òû ïðåêðàñíà, ñïîðó íåò;
     Íî æèâåò áåç âñÿêîé ñëàâû,
     Â çåëåíè ëåñíîé  äóáðàâû,
     Ó ñåìè áîãàòûðåé
     Òà, ÷òî âñå æ òåáÿ ìèëåé».
     È öàðèöà íàëåòåëà
     Íà ×åðíàâêó: «Êàê òû ñìåëà
     Îáìàíóòü ìåíÿ? È â ÷¸ì?!..»
     Òà ïðèçíàëàñü åé  âî âñ¸ì:
     Òàê è òàê. Öàðèöà çëàÿ,
     Åé ðîãàòêîé óãðîæàÿ,
     Ïîëîæèëà èëü íå æèòü,
     Èëü öàðåâíó ïîãóáèòü.
    

     Ðàç öàðåâíà ìîëîäàÿ,
     Ìèëûõ áðàòüåâ ïîäæèäàÿ,
     Ïðÿëà, ñèäÿ ïîä îêíîì.
     Âäðóã ñåðäèòî ïîä êðûëüöîì
     Ïåñ çàëàÿë, è äåâèöà
     Âèäèò: íèùàÿ ÷åðíèöà
     Õîäèò ïî äâîðó, êëþêîé
     Îòãîíÿÿ ïñà. «Ïîñòîé,
     Áàáóøêà, ïîñòîé íåìíîæêî, —
     Åé êðè÷èò îíà â îêîøêî, —
     Ïðèãðîæó ñàìà ÿ ïñó
     Êîå-÷òî òåáå ñíåñó».
     Îòâå÷àåò åé ÷åðíèöà:
     «Îõ, òû äèòÿòêî, äåâèöà!
     Ïåñ ïðîêëÿòûé îäîëåë,
     ×óòü äî ñìåðòè íå çàåë.
     Ïîñìîòðè, êàê îí õëîïî÷åò!
     Âûäü êî ìíå». – Öàðåâíà õî÷åò
     Âûéòè ê íåé è õëåá âçÿëà,
     Íî ñ êðûëå÷êà ëèøü ñîøëà,
     Ïåñ åé ïîä íîãè  – è ëàåò,
     È ê ñòàðóõå íå ïóñêàåò;
     Ëèøü ïîéäåò ñòàðóõà ê íåé,
     Îí, ëåñíîãî çâåðÿ çëåé,
     Íà ñòàðóõó ñíîâà ëàåò.
     Ê íåé å¸ íå ïîäïóñêàåò!
   «Ïîãîäè  æ òû ó ìåíÿ!
     Ãîâîðþ òåáå æå ÿ!
     Îõ, Ñîêîëêî, ïîìîë÷è!
     «Íó, æå!.. Çäåñü òû íå òîð÷è!
     Óñïîêîéñÿ! Ïðåêðàòè!
      Âîò îïÿòü! Íó, ÷òî çà ÷óäî?
      Èëè õî÷åøü âçàïåðòè
      Ïîñèäåòü òû ó ìåíÿ!..
       Âèäíî, âûñïàëñÿ îí õóäî», –   
     Åé öàðåâíà ãîâîðèò: – 
     «Êàê  âåä¸øü  æå òû ñåáÿ!
      Âîò ïîëó÷èøü ó ìåíÿ!» –   
     È ñàìà êàê íå ñâîÿ
    Ê ïñó âíîâü îáðàùàåòñÿ.
     «Áàáóøêà, îí íå êóñàåòñÿ!
     Íà æ, ëîâè!» –  è õëåá ëåòèò.
     Ñòàðóøîíêà õëåá ïîéìàëà:
     «Áëàãîäàðñòâóþ, –   ñêàçàëà. –   
     Áîã òåáÿ áëàãîñëîâè;
     Âîò çà òî òåáå, ëîâè!»
     È ê öàðåâíå íàëèâíîå,
     Ìîëîäîå, çîëîòîå,
     Ïðÿìî ÿáëî÷êî ëåòèò…
     Ïåñ êàê ïðûãíåò, çàâèçæèò…
     Íî öàðåâíà â îáå ðóêè
     Õâàòü –   ïîéìàëà. «Ðàäè ñêóêè
     Êóøàé ÿáëî÷êî, ìîé ñâåò.
     Áëàãîäàðñòâóé çà îáåä».
     Ñòàðóøîíî÷êà ñêàçàëà,
     Ïîêëîíèëàñü è ïðîïàëà…
     È ñ öàðåâíîé íà êðûëüöî
     ϸñ áåæèò è åé â ëèöî
     Æàëêî ñìîòðèò, ãðîçíî âîåò,
     Ñëîâíî ñåðäöå ïåñüå íîåò,
     Ñëîâíî õî÷åò åé ñêàçàòü:
     Áðîñü! – Îíà åãî ëàñêàòü,
     Òðåïëåò íåæíîþ ðóêîþ;
     «×òî, Ñîêîëêî, ÷òî ñ òîáîþ?
     Ëÿã!» –  è â êîìíàòó âîøëà,
     Äâåðü òèõîíüêî çàïåðëà,
     Ïîä îêíî çà ïðÿæó ñåëà
     Æäàòü õîçÿåâ, à ãëÿäåëà
     Âñ¸ íà ÿáëîêî. Îíî
     Ñîêó ñïåëîãî ïîëíî,
     Òàê ñâåæî è òàê äóøèñòî,
     Òàê ðóìÿíî-çîëîòèñòî,
     Áóäòî ì¸äîì íàëèëîñü!
     Âèäíû ñåìå÷êè íàñêâîçü…
     Ïîäîæäàòü îíà õîòåëà
     Äî îáåäà; íå ñòåðïåëà,
      ðóêè ÿáëî÷êî âçÿëà,
     Ê àëûì ãóáêàì ïîäíåñëà,
     Ïîòèõîíüêó ïðîêóñèëà
     È êóñî÷åê ïðîãëîòèëà…
     Âäðóã îíà, ìîÿ äóøà,
     Ïîøàòíóëàñü íå äûøà,
     Áåëû ðóêè îïóñòèëà,
     Ïëîä ðóìÿíûé óðîíèëà,
     È åäâà âäðóã íå óïàëà
     Åé íåõîðîøî âäðóã ñòàëî
      Çàêàòèëèñü âäðóã ãëàçà,
      ×òî-òî ñèëèëàñü ñêàçàòü:
      Ïîïûòàëàñü: «Òàê óñòàëà!..
      Àõ, Ñîêîëêî, àõ, Ñîêîëêî!»
     Òîëüêî òèõî ïðîøåïòàëà,
     À ïîòîì ñîâñåì ïðèìîëêëà, 
     Ñêðûâ ðåñíèöàìè ãëàçà.
     È çàòåì ïîä îáðàçà
     Ãîëîâîé íà ëàâêó ïàëà
     È òèõà, íåäâèæíà ñòàëà…
    
     Áðàòüÿ â òó ïîðó äîìîé
     Âîçâðàùàëèñü âñåé òîëïîé
     Ñ ìîëîäåöêîãî ðàçáîÿ.
     Ãîìîíèëè ìåæ ñîáîþ.
    Â îêðóæåíèè âîðîí.
     «Ïîãëÿäèòå, áðàòüÿ,  âîí
    Íàø Ñîêîëêî! ×òî ñëó÷èëîñü?
     ×òî òàêîå? ×òî òàêîå?
     È ÷åãî æå òàê îí âîåò?
     Ïîíàïðàñíó áåñïîêîèò?
     Íå òàêîé êàêîé-òî îí!
     È íå ëàé, à ñëîâíî ñòîí! 
     Ñåðäöå ÷òî-òî âäðóã çàáèëîñü!
     Àëè ÷òî âäðóã ïðèêëþ÷èëîñü?»
     Ïðèóìîëêëè áðàòüÿ, ñòîÿ.
     Èì íà âñòðå÷ó, ãðîçíî âîÿ,
     ϸñ áåæèò è êî äâîðó
     Ïóòü èì êàæåò. «Íå ê äîáðó! –   
     Áðàòüÿ ìîëâèëè: –   Ïå÷àëè
     Íå ìèíóåì». Ïðèñêàêàëè,
     Âõîäÿò, àõíóëè. Âáåæàâ,
     ϸñ íà ÿáëîêî ñòðåìãëàâ
     Ñ ëàåì êèíóëñÿ, îçëèëñÿ,
     Ïðîãëîòèë åãî, ñâàëèëñÿ
     È èçäîõ. Íàïîåíî
     Áûëî ÿäîì, çíàòü, îíî.
     «Íè÷åãî òóò íå ïîäåëàòü
     ×òî ñëó÷èëîñü, óæ íå âåäàòü.
      Êòî òåïåðü íàì ÷òî ðàññêàæåò,
      Íå óçíàòü òåïåðü íàì äàæå.
      Íî  âèäàòü, å¸ êîâàðñòâî
      ×ü¸-òî çëîå ïîãóáèëî.
       Äàëè ÿä, à íå ëåêàðñòâî
       Íå êàêîé-òî ãðóáîé  ñèëîé.
       À îáìàíîì õèòðûì æåíñêèì».
       Íà äâîðå íàøëè êëþêó.
      «È ïëàòîê âîò äåðåâåíñêèé!»
       Êàê èì çàãëóøèòü òîñêó?
      Ïåðåä ì¸ðòâîþ öàðåâíîé
     Áðàòüÿ â ãîðåñòè äóøåâíîé
     Âñå ïîíèêëè ãîëîâîé,
     È ñ ìîëèòâîþ ñâÿòîé
     Ñ ëàâêè ïîäíÿëè, îäåëè,
     Õîðîíèòü åå õîòåëè
     È ðàçäóìàëè. Îíà,
     Êàê ïîä êðûëûøêîì ó ñíà,
     Òàê òèõà, ñâåæà ëåæàëà,
     ×òî ëèøü òîëüêî íå äûøàëà.
     Æäàëè òðè äíÿ, íî îíà
     Íå âîññòàëà îòî ñíà.
     Ñîòâîðèâ îáðÿä ïå÷àëüíûé,
     Âîò îíè âî ãðîá õðóñòàëüíûé
     Òðóï öàðåâíû ìîëîäîé
     Ïîëîæèëè –   è òîëïîé
     Ïîíåñëè â ïóñòóþ ãîðó,
     È â ïîëóíî÷íóþ ïîðó
     Ãðîá å¸ ê øåñòè ñòîëáàì
     Íà öåïÿõ ÷óãóííûõ òàì
     Îñòîðîæíî ïðèâèíòèëè
     È ðåøåòêîé îãðàäèëè;
     È, ïðåä ìåðòâîþ ñåñòðîé
     Ñîòâîðèâ ïîêëîí çåìíîé,
     Ñòàðøèé ìîëâèë: «Ñïè âî ãðîáå;
     Âäðóã ïîãàñëà, æåðòâîé çëîáå,
     Íà çåìëå òâîÿ êðàñà;
     Äóõ òâîé ïðèìóò íåáåñà.
     Íàìè òû áûëà ëþáèìà
     È äëÿ ìèëîãî õðàíèìà —
     Íå äîñòàëàñü íèêîìó,
     Òîëüêî ãðîáó îäíîìó».
    
     Â òîò æå äåíü öàðèöà çëàÿ,
     Äîáðîé âåñòè îæèäàÿ,
     Âòàéíå çåðêàëüöå âçÿëà
     È âîïðîñ ñâîé çàäàëà:
     «ß ëü, ñêàæè ìíå, âñåõ ìèëåå,
     Âñåõ ðóìÿíåé è áåëåå?»
     È óñëûøàëà â îòâåò:
     «Òû, öàðèöà, ñïîðó íåò,
     Òû íà ñâåòå âñåõ ìèëåå,
     Âñåõ ðóìÿíåé è áåëåå».
     Òóò îíà äàâàé ïëÿñàòü!
     Áóðíî ðàäîñòü âûðàæàòü!
     «ß  ðóìÿíåé, ÿ æåëàííåé.
      Äðàãîöåííåé  ïåðâîçâàííåé 
      Â ìèðå âñåõ! Ëèøü òîëüêî ÿ!
      È ìèëåå íåò ìåíÿ!
      È áåëåå íåò ìåíÿ!
     Íàêîíåö, ìîÿ âçÿëà!»
      Ïîïëÿñàëà ïÿòü ìèíóò
      È ê ñåáå çàòåì ïîøëà.
      Â ãîëîâå íå âñå âåäü  òóò. 
      Óõ, áûëà ýêñòðàâàãàíòíà!
       È îòíþäü óæ íå ãàëàíòíà!

     Çà íåâåñòîþ ñâîåé
     Êîðîëåâè÷ Åëèñåé
     Ìåæäó òåì ïî ñâåòó ñêà÷åò.
     Íåò, êàê íåò! Îí ãîðüêî ïëà÷åò,
     È êîãî íè ñïðîñèò îí,
     Âñåì âîïðîñ åãî ìóäðåí;
     Êòî â ãëàçà åìó ñìå¸òñÿ,
     Êòî ñêîðåå îòâåðí¸òñÿ;
     Ê êðàñíó ñîëíöó, íàêîíåö
     Îáðàòèëñÿ ìîëîäåö.
     «Ñâåò íàø ñîëíûøêî! Òû õîäèøü
     Êðóãëûé ãîä ïî íåáó, ñâîäèøü
     Çèìó ñ òåïëîþ âåñíîé,
     Âñåõ íàñ âèäèøü ïîä ñîáîé.
     Àëü îòêàæåøü ìíå â îòâåòå?
     Íå âèäàë ëü ãäå íà ñâåòå
     Òû öàðåâíû ìîëîäîé?
     ß æåíèõ åé». — «Ñâåò òû ìîé, —
     Êðàñíî ñîëíöå îòâå÷àëî, —
     ß öàðåâíû íå âèäàëî.
     Çíàòü, å¸ â æèâûõ óæ íåò.
     Ðàçâå ìåñÿö, ìîé ñîñåä,
     Ãäå-íèáóäü å¸ äà âñòðåòèë
     Èëè ñëåä å¸ çàìåòèë».
    
     Òåìíîé íî÷êè Åëèñåé
     Îæèäàë  â òîñêå ñâîåé.
     Òîëüêî ìåñÿö ïîêàçàëñÿ,
     Îí çà íèì ñ ìîëüáîé ïîãíàëñÿ.
     «Ìåñÿö, ìåñÿö, ìîé äðóæîê,
     Ïîçîëî÷åííûé ðîæîê!
     Òû âñòàåøü âî òüìå ãëóáîêîé,
     Êðóãëîëèöûé, ñâåòëîîêèé,
     È, îáû÷àé òâîé ëþáÿ,
     Çâåçäû ñìîòðÿò íà òåáÿ.
     Àëü îòêàæåøü ìíå â îòâåòå?
     Íå âèäàë ëè ãäå íà ñâåòå
     Òû öàðåâíû ìîëîäîé?
     ß æåíèõ åé». — «Áðàòåö ìîé,
     Îòâå÷àåò ìåñÿö ÿñíûé, —
     Íå âèäàë ÿ äåâû êðàñíîé.
     Íà ñòîðîæå ÿ ñòîþ
     Òîëüêî â î÷åðåäü ìîþ.
     Áåç ìåíÿ öàðåâíà, âèäíî,
     Ïðîáåæàëà». — «Êàê îáèäíî!» —
     Êîðîëåâè÷ îòâå÷àë.
     ßñíûé ìåñÿö ïðîäîëæàë:
     «Ïîãîäè; îá íåé, áûòü ìîæåò,
     Âåòåð çíàåò. Îí ïîìîæåò.
     Òû ê íåìó òåïåðü ñòóïàé,
     Íå ïå÷àëüñÿ æå, ïðîùàé».
    
     Åëèñåé, íå óíûâàÿ,
     Ê âåòðó êèíóëñÿ, âçûâàÿ:
     «Âåòåð, âåòåð! Òû ìîãó÷,
     Òû ãîíÿåøü ñòàè òó÷,
     Òû âîëíóåøü ñèíå ìîðå,
     Âñþäó âååøü íà ïðîñòîðå,
     Íå áîèøüñÿ íèêîãî,
     Êðîìå áîãà îäíîãî.
     Àëü îòêàæåøü ìíå â îòâåòå?
     Íå âèäàë ëè ãäå íà ñâåòå
     Òû öàðåâíû ìîëîäîé?
     ß æåíèõ 帻. — «Ïîñòîé, —
     Îòâå÷àåò âåòåð áóéíûé, —
     Òàì çà ðå÷êîé òèõîñòðóéíîé
     Åñòü âûñîêàÿ ãîðà,
     Â íåé ãëóáîêàÿ íîðà;
      òîé íîðå, âî òüìå ïå÷àëüíîé,
     Ãðîá êà÷àåòñÿ õðóñòàëüíûé
     Íà öåïÿõ ìåæäó ñòîëáîâ.
     Íå âèäàòü íè÷üèõ ñëåäîâ
     Âêðóã òîãî ïóñòîãî ìåñòà;
     Â òîì ãðîáó òâîÿ íåâåñòà».
    
     Âåòåð äàëüøå ïîáåæàë.
     Êîðîëåâè÷ çàðûäàë
     È ïîøåë ê ïóñòîìó ìåñòó,
     Íà ïðåêðàñíóþ íåâåñòó
     Ïîñìîòðåòü åù¸ õîòü ðàç.
     Âîò èä¸ò; è ïîäíÿëàñü
     Ïåðåä íèì ãîðà êðóòàÿ;
     Ïðåä ãîðîþ, êàê ÷óæàÿ,
     Ìåñòíîñòü ëèøü âîêðóã ïóñòàÿ;
     Ïîä ãîðîþ ò¸ìíûé âõîä.
     Îí òóäà ñêîðåé èä¸ò.
     Ïåðåä íèì, âî ìãëå ïå÷àëüíîé,
     Ãðîá êà÷àåòñÿ õðóñòàëüíûé,
     È â õðóñòàëüíîì ãðîáå òîì
     Ñïèò öàðåâíà âå÷íûì ñíîì.
     È î ãðîá íåâåñòû ìèëîé
     Îí óäàðèëñÿ âñåé ñèëîé.
     Ãðîá ðàçáèëñÿ. Äåâà âäðóã
     Îæèëà. Ãëÿäèò âîêðóã
     Èçóìë¸ííûìè ãëàçàìè,
     È, êà÷àÿñü íàä öåïÿìè,
     ×óòü âçäîõíóâ, ïðîèçíåñëà:
     «Êàê æå äîëãî ÿ ñïàëà!»
     È âñòàåò îíà èç ãðîáà…
     Àõ!.. è çàðûäàëè îáà.
      ðóêè îí å¸ áåð¸ò
     È íà ñâåò èç òüìû íåñ¸ò,
     È, áåñåäóÿ ïðèÿòíî,
     Â ïóòü ïóñêàþòñÿ îáðàòíî,
     È òðóáèò óæå ìîëâà:
     Äî÷êà öàðñêàÿ æèâà!
    
     Äîìà â òó ïîðó áåç äåëà
     Çëàÿ ìà÷åõà ñèäåëà
     Ïåðåä çåðêàëüöåì ñâîèì
     È áåñåäîâàëà ñ íèì.
     Ãîâîðÿ: «ß ëü âñåõ ìèëåå,
     Âñåõ ðóìÿíåé è áåëåå?»
     Â ïðåäâêóøåíüå ÿñòâà.
     È äëÿ òðàïåçû òîé  öàðñêîé 
     Ó íå¸ óæå áûë ñòîë ãîòîâ.
      Íà ñòîëå  äûìèëñÿ  ïëîâ.
      Íå óñëûøàâ ïðåæíèõ ñëîâ,
      ×óòü îíà íå ïîäàâèëàñü,
      ×óòü îíà íå ïðîâàëèëàñü!
       À óñëûøàëà â îòâåò:
     «Òû ïðåêðàñíà, ñëîâà íåò,
     Íî öàðåâíà âñå æ ìèëåå,
     Âñå ðóìÿíåé è áåëåå».
     Çëàÿ ìà÷åõà, âñêî÷èâ,
     Îá ïîë çåðêàëüöå ðàçáèâ,
     Â äâåðè ïðÿìî ïîáåæàëà
     È öàðåâíó ïîâñòðå÷àëà.
     Òóò å¸ òîñêà âçÿëà,
     È õâàòèë å¸ óäàð.
     Õîòü è âîçðàñò áûë íå ñòàð.
     È öàðèöà óìåðëà.
     Ïîòîìó ÷òî çëîé áûëà.
     Ëèøü åå ïîõîðîíèëè,
     Ñâàäüáó òîò÷àñ ó÷èíèëè,
     È ñ íåâåñòîþ ñâîåé
     Îáâåí÷àëñÿ Åëèñåé;
     È íèêòî ñ íà÷àëà ìèðà
     Íå âèäàë òàêîãî ïèðà;
     ß òàì áûë, ì¸ä, ïèâî ïèë,
     Äà óñû ëèøü îáìî÷èë.

Åñëè êîãî çàèíòåðåñóåò ïåðåðàáîòàííûé Ïóøêèí-Àçàëèí, ÷òîáû ñäåëàòü ïðîðûâ â ëèòåðàòóðå êàê Ãðèãîðèé Ïåðåëüìàí â ìàòåìàòèêå. Êòî õî÷åò ïîñëàòü äåíüãè íà èçäàíèå.     Ãîìçÿêîâ Àëåêñàíäð Àëåêñàíäðîâè÷ 
Ñ÷¸ò ¹42307810560093620848 Äîï Îôèñ ¹5230/0728 ÏÀÎ Ñáåðáàíê. Êîð/ñ÷¸ò áàíêà 30101810907020000615 ÁÈÊ 040702615

Õî÷åòñÿ, ÷òîáû âîçëå Êèñëîâîäñêà ïîÿâèëñÿ èíòåëëåêòóàëüíûé ãîðîäîê. Òèëåí. Ïðîîáðàç áóäóùåé ñòîëèöû Çåìíîãî Øàðà. Êëèìàò õîðîøèé. Íåòó äóõîòû ëåòîì. Ýòî ãëàâíîå. À êàêèå âèäû íà Êàâêàçêîé Õðåáåò. È öàðü-ãîðó Ýëüáðóñ!   

Êàê òû ïîñìåë íà «Íàøå âñ¸» ïîêóñèòüñÿ? À âîò è ïîñìåë! Êàê ó òåáÿ ïîäíÿëàñü ðóêà? À âîò è ïîäíÿëàñü ðóêà! Òî÷íåå, ãîëîâà. Íåäàðîì Ïóøêèí òàê áëàãîâîëèë Ãîãîëþ. Ïîäàðèë ñþæåò «Ðåâèçîðà» è  «Ì¸ðòâûõ äóø». Îí þìîð ëþáèë, êîòîðûé â õîõëå ñèäåë. Âîò è âî ìíå, â ïîëóõîõëå, ñèäèò. ß òàêè è ïðèâí¸ñ  íåêîòîðûé þìîð â áåññìåðòíûå ïðîèçâåäåíèÿ Ïóøêèíà. È «Ñêàçêó î ì¸ðòâîé öàðåâíå»   ÿ òàê îòøëèôîâàë, ýòó ñêàçêó, îòêàëèáðîâàë,   ÿ  òàê  å¸  îòòî÷èë. Òî÷íåå, îòêàëèáðèë,  îòêàëèáóðóñòèë, îáäóðàêàâàëÿë! Äóðàêàâàëÿíèå – õîðîøàÿ âåùü! Êàê þâåëèðíîå èçäåëèå îòôèëèãðàíèë. Èñòèííîå íàñëàæäåíèå ìíå ýòî äîñòàâëÿëî. Ñ÷àñòüå – ýòî êîãäà õîááè è ðàáîòà ñëèâàþòñÿ â îäíî è òîæå. Íó, è, êîíå÷íî, áåññìåðòíîå – «êîãäà òåáÿ ïîíèìàþò». È êàê ãàéäàåâñêèé Âåðçèëà ãîâîðèë: «È ÷òî á ÿ ðîñ, à òû ìíå áóõòè, êàê êîñìè÷åñêèå êîðàáëè áîðîçäÿò áîëüøîé òåàòð». Ýòî òàêîå ñ÷àñòüå ïðèêîñíóòüñÿ ê òâîð÷åñòâó Ïóøêèíà. ß êàê áû â åãî ìîçãè âëåç. Íî áûëà ïðåäòå÷à. Ó ìîåé ïðàáàáêè Ñîôüè Âàñèëüåâíû Çàùèòèíîé â ãîðîäå Ñóìû (ß æ  íàïîëîâèíó õîõîë) áûë ñóíäó÷îê. À  òîì ñóíäó÷êå… Òàê âîò ó íå¸ áûëè ðóêîïèñè Ïóøêèíà. È òà ïðåäëàãàëà ìîåé ìàòåðè âçÿòü òåòðàäêó ñ íåöåíçóðíûìè ñòèõîòâîðåíèÿìè Ïóøêèíà.  À îíà íå âçÿëà. Ïðåäñòàâëÿåòå? À ïîñêîëüêó îíà áûëà ïîëüñêîé äâîðÿíêîé, òî ïîëó÷àåòñÿ ÿ íå ïîëóõîõîë. À òîëüêî íà 37, 5 ïðîöåíòîâ õîõîë. Âïðî÷åì, âñ¸ ýòî ñìåøíî. ß èíòåðíàöèîíàëèñò äî ìîçãà êîñòåé. Îòåö ðóññêèé,  íî â íå åãî ïîðîäó ÿ, à â ìàòü. ß â óêðàèíñêóþ ïîðîäó. ×åì áîëüøå ñìåøèâàþòñÿ íàöèè, òåì ïîëåçíåå äëÿ ëþáîé èç íèõ. Ãèáðèäû îíè ïî çàêîíó ãåíåòèêè è êðåï÷å è âûíîñëèâåå. È òàëàíòëèâåå.  Âîò ïðèìåðû. Õîêêåèñò Õàðëàìîâ. Ñàì Ïóøêèí. Ó Ëåðìîíòîâà áûëè èñïàíñêèé ïðåäîê Ëåðìà. Ïîòîì øîòëàíäñêèé. Ëåðìîíò. Íó à íàø ñêàçî÷íèê Ðîó. Îòåö èðëàíäåö. À ìàòü ãðå÷àíêà. À ÷òî â èòîãå? Ñàìûé ÷òî íè íà åñòü ðóññêèé ñêàçî÷íèê! È äàæå àêò¸ð â ðîëè Ìîðîçêî –  òàì âîîáùå òàêîé âèíåãðåò. Ïåðóàíñêî-øâåäñêèé. À ôàìèëèÿ óêðàèíñêàÿ –   Õâûëÿ.
  ß íàäåþñü, ïîëó÷ó ïðåìèþ. Ïðàâäà, ó íàñ ñåé÷àñ òàêîå âðåìÿ, êîãäà ïðåìèþ äàþò ëþäÿì, íå èìåþùèì íèêàêîãî îòíîøåíèÿ ê ëèòåðàòóðå. Íè÷åãî íå ïîäåëàåøü, êàïèòàëèçì íà äâîðå. À ñêîëüêî ó íàñ áûëî ïîñëå âîéíû, ñêîëüêî ïîýòîâ,  ñêîëüêî êîìïîçèòîðîâ, ñêîëüêî êèíîðåæèññ¸ðîâ!  Ëþäè áûëè ÷åëîâå÷íû. Ñåé÷àñ âñå âûðîäèëèñü. Êàïèòàëèçì. À ñêîëüêî áûëî ôóòáîëèñòîâ, ßøèí, Áîáðîâ! Áëîõèí! Ñåé÷àñ íèêîãî íåò. Îäíè êàïèòàëèñòû âìåñòî ôóòáîëèñòîâ!

Русская народная сказка




В некотором царстве, в некотором государстве жили-были старик и старуха, и было у них три сына. Младшего звали Иванушка. Жили они — не ленились, с утра до ночи трудились: пашню пахали да хлеб засевали.

Разнеслась вдруг в том царстве-государстве дурная весть: собирается чудо-юдо поганое на их землю напасть, всех людей истребить, все города-села огнем спалить. Затужили старик со старухой, загоревали. А старшие сыновья утешают их:

— Не горюйте, батюшка и матушка! Пойдем мы на чудо-юдо, будем с ним биться насмерть! А чтобы вам одним не тосковать, пусть с вами Иванушка останется: он еще очень молод, чтоб на бой идти.

— Нет, — говорит Иватгушка, — не хочу я дома оставаться да вас дожидаться, пойду и я с чудом-юдом биться!

Не стали старик со старухой его удерживать да отговаривать. снарядили они всех троих сыновей в путь-дорогу. Взяли братья дубины тяжелые, взяли котомки с хлебом-солью, сели на добрых коней и поехали. Долго ли, коротко ли ехали — встречается им старый человек.

— Здорово, добрые молодцы!

— Здравствуй, дедушка!

— Куда это вы путь держите?

— Едем мы с поганым чудом-юдом биться, сражаться, родную землю защищать!

— Доброе это дело! Только для битвы вам нужны не дубинки, а мечи булатные.

— А где же их достать, дедушка?

— А я вас научу. Поезжайте-ка вы, добрые молоцы, все прямо. Доедете вы до высокой горы. А в той горе — пещера глубокая. Вход в нее большим камнем завален. Отвалите камень, войдите в пещеру и найдете там мечи булатные.

Поблагодарили братья прохожего и поехали прямо, как он учил. Видят — стоит гора высокая, с одной стороны большой серый камень привален. Отвалили братья камень и вошли в пещеру. А там оружия всякого — и не сочтешь! Выбрали они себе по мечу и noехали дальше.

— Спасибо, — говорят, — прохожему человеку. С мечами-то нам куда сподручнее биться будет!

Ехали они, ехали и приехали в какую-то деревню. Смотрят — кругом ни одной живой души нет. Все повыжжено, поломано. Стоит одна маленькая избушка. Вошли братья в избушку. Лежит на печке старуха да охает.

— Здравствуй, бабушка! — говорят братья.

— Здравствуйте, молодцы! Куда путь держите?

— Едем мы, бабушка, на реку Смородину, на калиновый мост, хотим с чудом-юдом сразиться, на свою землю не допустить.

— Ох, молодцы, за доброе дело взялись! Ведь он, злодей, всех разорил, разграбил! И до нас добрался. Только я одна здесь уцелела…

Переночевали братья у старухи, поутру рано встали и отправились снова в путь-дорогу.

Подъезжают к самой реке Смородине, к калиновому мосту. По всему берегу лежат мечи да луки поломанные, лежат кости человеческие.

Нашли братья пустую избушку и решили остановиться в ней.

— Ну, братцы, — говорит Иван, — заехали мы в чужедальнюю сторону, надо нам ко всему прислушиваться да приглядываться. Давайте по очереди в дозор ходить, чтоб чудо-юдо через калиновый мост не пропустить.

В первую ночь отправился в дозор старший брат. Прошел он по берегу, посмотрел за реку Смородину — все тихо, никого не видать, ничего не слыхать. Лег старший брат под ракитов куст и заснул крепко, захрапел громко.

А Иван лежит в избушке — не спится ему, не дремлется. Как пошло время за полночь, взял он свой меч булатный и отправился к реке Смородине.

Смотрит — под кустом старший брат спит, во всю мочь храпит. Не стал Иван его будить. Спрятался под калинов мост, стоит, переезд сторожит.

Вдруг на реке воды взволновались, на дубах орлы закричали — подъезжает чудо-юдо о шести головах. Выехал он на середину калинового моста — конь под ним споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, позади черный пес ощетинился.

Говорит чудо-юдо шестиголовое:

— Что ты, мой конь, споткнулся? От чего ты, черный ворон, встрепенулся? Почему ты, черный пес, ощетинился? Или вы чуете, что Иван — крестьянский сын здесь? Так он еще не родился, а если и родился, так на бой не сгодился! Я его на одну руку посажу, другой прихлопну!

Вышел тут Иван — крестьянский сын из-под моста и говорит:

— Не хвались, чудо-юдо поганое! Не подстрелил ясного сокола — рано перья щипать! Не узнал доброго молодца — нечего срамить его! Давай-ка лучше силы пробовать: кто одолеет, тот и похвалится.

Вот сошлись они, поравнялись да так ударились, что кругом земля загудела.

Чуду-юду не посчастливилось: Иван — крестьянский сын с одного взмаха сшиб ему три головы.

— Стой, Иван — крестьянский сын! — кричит чудо-юдо. — Дай мне передохнуть!

— Что за отдых! У тебя, чудо-юдо, три головы, а у меня одна. Вот как будет у тебя одна голова, тогда и отдыхать станем.

Снова они сошлись, снова ударились.

Иван — крестьянский сын отрубил чуду-юду и последние три головы. После того рассек туловище на мелкие части и побросал в реку Смородину, а шесть голов под калинов мост сложил. Сам в избушку вернулся и спать улегся.

Поутру приходит старший брат. Спрашивает его Иван:

— Ну что, не видал ли чего?

— Нет, братцы, мимо меня и муха не пролетала!

Иван ему ни словечка на это ни сказал.

На другую ночь отправился в дозор средний брат. Походил он, походил, посмотрел по сторонам и успокоился. Забрался в кусты и заснул.

Иван и на него не понадеялся. Как пошло время за полночь, он тотчас снарядился, взял свой острый меч и пошел к реке Смородине. Спрятался под калиновый мост и стал караулить.

Вдруг на реке воды взволновались, на дубах орлы раскричались — подъезжает чудо-юдо девятиголовое, Только на калиновый мост въехал — конь под ним споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, позади черный пес ощетинился… Чудо-юдо коня плеткой по бокам, ворона — по перьям, пса — по ушам!

— Что ты, мой конь, споткнулся? Отчего ты, черный ворон, встрепенулся? Почему ты, черный пес, ощетинился? Или чуете вы, что Иван — крестьянский, сын здесь? Так он еще не родился, а если и родился, так на бой не сгодился: я его одним пальцем убью!

Выскочил Иван — крестьянский сын из-под калинового моста:

— Погоди, чудо-юдо, не хвались, прежде за дело примись! Еще посмотрим, чья возьмет!

Как взмахнул Иван своим булатным мечом раз-другой, так и снес с чуда-юда шесть голов. А чудо-юдо ударил — по колени Ивана в сырую землю вогнал. Иван — крестьянский сын захватил горсть песку и бросил своему врагу прямо в глазищи. Пока чудо-юдо глазищи протирал да прочищал, Иван срубил ему и остальные головы. Потом рассек туловище на мелкие части, побросал в реку Смородину, а девять голов под калиновый мост сложил. Сам в избушку вернулся. Лег и заснул, будто ничего не случилось.

Утром приходит средний брат.

— Ну что, — спрашивает Иван, — не видел ли ты за ночь чего?

— Нет, возле меня ни одна муха не пролетала, ни один комар не пищал.

— Ну, коли так, пойдемте со мной, братцы дорогие, я вам комара и муху покажу.

Привел Иван братьев под калиновый мост, показал им чудо-юдовы головы.

— Вот, — говорит, — какие здесь по ночам мухи да комары летают. А вам, братцы, не воевать, а дома на печке лежать!

Застыдились братья.

— Сон, — говорят, — повалил…

На третью ночь собрался идти в дозор сам Иван.

— Я, — говорит, — на страшный бой иду! А вы, братцы, всю ночь не спите, прислушивайтесь: как услышите мой посвист — выпустите моего коня и сами ко мне на помощь спешите.

Пришел Иван — крестьянский сын к реке Смородине, стоит под калиновым мостом, дожидается.

Только пошло время за полночь, сырая земля заколебалась, воды в реке взволновались, буйные ветры завыли, на дубах орлы закричали. Выезжает чудо-юдо двенадцатиголовое. Все двенадцать голов свистят, все двенадцать огнем-пламенем пышут. Конь у чуда-юда о двенадцати крылах, шерсть у коня медная, хвост и грива железные.

Только въехал чудо-юдо на калиновый мост — конь под ним споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, черный пес позади ощетинился. Чудо-юдо коня плеткой по бокам, ворона — по перьям, пса — по ушам!

— Что ты, мой конь, споткнулся? Отчего, черный ворон, встрепенулся? Почему, черный пес, ощетинился? Или чуете, что Иван — крестьянский сын здесь? Так он еще не родился, а если и родился, так на бой не сгодился: только дуну — и праху его не останется! Вышел тут из-под калинового моста Иван — крестьянский сын:

— Погоди, чудо-юдо, хвалиться: как бы тебе не осрамиться!

— А, так это ты, Иван — крестьянский сын? Зачем пришел сюда?

— На тебя, вражья сила, посмотреть, твоей храбрости испробовать!

— Куда тебе мою храбрость пробовать! Ты муха передо мной.

Отвечает Иван — крестьянский сын чуду-юду:

— Пришел я не сказки тебе рассказывать и не твои слушать. Пришел я насмерть биться, от тебя, проклятого, добрых людей избавить!

Размахнулся тут Иван своим острым мечом и срубил чуду-юду три головы. Чудо-юдо подхватил эти головы, чиркнул по ним своим огненным пальцем, к шеям приложил, и тотчас же все головы приросли, будто с плеч не падали.

Плохо пришлось Ивану: чудо-юдо свистом его оглушает, огнем его жжет-палит, искрами его осыпает, по колени в сырую землю его вгоняет… А сам посмеиватся:

— Не хочешь ли ты отдохнуть, Иван — крестьянский сын?

— Что за отдых? По-нашему — бей, руби, себя не береги! — говорит Иван.

Свистнул он, бросил свою правую рукавицу в избушку, где братья его дожидались. Рукавица все стеклa в окнах повыбила, а братья спят, ничего не слышат. Собрался Иван с силами, размахнулся еще раз, сильнee прежнего, и срубил чуду-юду шесть голов. Чудо-юдо подхватил свои головы, чиркнул огненным пальцем, к шеям приложил — и опять все головы на местах. Кинулся он тут на Ивана, забил его по пояс в сырую землю.

Видит Иван — дело плохо. Снял левую рукавицу, запустил в избушку. Рукавица крышу пробила, а братья все спят, ничего не слышат.

В третий раз размахнулся Иван — крестьянский сын, срубил чуду-юду девять голов. Чудо-юдо подхватил их, чиркнул огненным пальцем, к шеям приложил — головы опять приросли. Бросился он тут на Ивана и вогнал его в сырую землю по самые плечи…

Снял Иван свою шапку и бросил в избушку. От того удара избушка зашаталась, чуть по бревнам не раскатилась. Тут только братья проснулись, слышат — Иванов конь громко ржет да с цепей рвется.

Бросились они на конюшню, спустили коня, а следом за ним и сами побежали.

Иванов конь прискакал, стал бить чудо-юдо копытами. Засвистел чудо-юдо, зашипел, начал коня искрами осыпать.

А Иван — крестьянский сын тем временем вылез из земли, изловчился и отсек чуду-юду огненный палец.

После того давай рубить ему головы. Сшиб все до единой! Туловище на мелкие части рассек и побросал в реку Смородину.

Прибегают тут братья.

— Эх, вы! — говорит Иван. — Из-за сонливости вашей я чуть головой не поплатился!

Привели его братья в избушку, умыли, накормили, напоили и спать уложили.

Поутру рано Иван встал, начал одеваться-обуваться.

— Куда это ты в такую рань поднялся? — говорят братья. — Отдохнул бы после такого побоища!

— Нет, — отвечает Иван, — не до отдыха мне: пойду к реке Смородине свой кушак искать — обронил там.

— Охота тебе! — говорят братья. — Заедем в город — новый купишь.

— Нет, мне мой нужен!

Отправился Иван к реке Смородине, да не кушак стал искать, а перешел на тот берег через калиновый мост и прокрался незаметно к чудо-юдовым каменным палатам. Подошел к открытому окошку и стал слушать — не замышляют ли здесь еще чего?

Смотрит — сидят в палатах три чудо-юдовы жены да мать, старая змеиха. Сидят они да сговариваются.

Первая говорит:

— Отомщу я Ивану — крестьянскому сыну за моего мужа! Забегу вперед, когда он с братьями домой возвращаться будет, напущу жары, а сама обернусь колодцем. Захотят они воды выпить — и с первого же глотка мертвыми свалятся!

— Это ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха.

Вторая говорит:

— А я забегу вперед и обернусь яблоней. Захотят они по яблочку съесть — тут их и разорвет на мелкие кусочки!

— И ты хорошо придумала! — говорит старая змеиха.

— А я, — говорит третья, — напущу на них сон да дрему, а сама забегу вперед и обернусь мягким ковром с шелковыми подушками. Захотят братья полежать-отдохнуть — тут-то их и спалит огнем!

— И ты хорошо придумала! — молвила змеиха. — Ну а если вы их не сгубите, я сама обернусь огромной свиньей, догоню их и всех троих проглочу.

Послушал Иван — крестьянский сын эти речи и вернулся к братьям.

— Ну что, нашел ты свой кушак? — спрашивают братья.

— Нашел.

— И стоило время на это тратить!

— Стоило, братцы!

После того собрались братья и поехали домой,

Едут они степями, едут лугами. А день такой жаркий, такой знойный. Пить хочется — терпенья нет! Смотрят братья — стоит колодец, в колодце серебряный ковшик плавает. Говорят они Ивану:

— Давай, братец, остановимся, холодной водицы попьем и коней напоим!

— Неизвестно, какая в том колодце вода, — отвечает Иван. — Может, гнилая да грязная.

Соскочил он с коня и принялся мечом сечь да рубить этот колодец. Завыл колодец, заревел дурным голосом. Тут спустился туман, жара спала — пить не хочется.

— Вот видите, братцы, какая вода в колодце была, — говорит Иван.

Поехали они дальше.

Долго ли, коротко ли ехали — увидели яблоньку. Висят на ней яблоки, крупные да румяные.

Соскочили братья с коней, хотели было яблочки рвать.

А Иван забежал вперед и давай яблоню мечом под самый корень рубить. Завыла яблоня, закричала…

— Видите, братцы, какая это яблоня? Невкусные на ней яблочки!

Сели братья на коней и поехали дальше.

Ехали они, ехали и сильно утомились. Смотрят — разостлан на поле ковер узорчатый, мягкий, а на нем подушки пуховые.

— Полежим на этом ковре, отдохнем, подремлем часок! — говорят братья.

— Нет, братцы, не мягко будет на этом ковре лежать! — отвечает им Иван.

Рассердились на него братья:

— Что ты за указчик нам: того нельзя, другого нельзя!

Иван в ответ ни словечка не сказал. Снял он свой кушак, на ковер бросил. Вспыхнул кушак пламенем и сгорел.

— Вот с вами то же было бы! — говорит Иван братьям.

Подошел он к ковру и давай мечом ковер да подушки на мелкие лоскутья рубить. Изрубил, разбросал в стороны и говорит:

— Напрасно вы, братцы, ворчали на меня! Ведь и колодец, и яблоня, и ковер — все это чудо-юдовы жены были. Хотели они нас погубить, да не удалось им это: сами все погибли!

Поехали братья дальше.

Много ли, мало ли проехали — вдруг небо потемнело, ветер завыл, земля загудела: бежит за ними большущая свинья. Разинула пасть до ушей — хочет Ивана с братьями проглотить. Тут молодцы, не будь дурны, вытащили из своих котомок дорожных по пуду соли и бросили свинье в пасть.

Обрадовалась свинья — думала, что Ивана — кpестьянского сына с братьями схватила. Остановилась и стала жевать соль. А как распробовала — снова помчалась в погоню.

Бежит, щетину подняла, зубищами щелкает. Вот-вот нагонит…

Тут Иван приказал братьям в разные стороны скакать: один направо поскакал, другой — налево, а сам Иван — вперед.

Подбежала свинья, остановилась — не знает, кого прежде догонять.

Пока она раздумывала да в разные стороны мордой вертела, Иван подскочил к ней, поднял ее да со всего размаха о землю ударил. Рассыпалась свинья прахом, а ветер тот прах во все стороны развеял.

С тех пор все чуда-юда да змеи в том краю повывелись — без страха люди жить стали. А Иван — крестьянский сын с братьями вернулся домой, к отцу, к матери. И стали они жить да поживать, поле пахать да пшеницу сеять.

тревожился. Ему казалось: только б ее найти-отыскать, а там оно как-нибудь устроится.

Взбежал он по златым ступенькам бестрепетно, зашагал дивными залами, просторными покоями один другого чудесней. Ни души нигде не было, только пел вдали тихий, невыразимо сладкий голос, девичий.

— Василиса! Василисушка! — закричал Ясны-Очи. Кинулся со всех ног, распахнул резные двери и замер.

Открылся перед ним еще один чертог, не такой, как прочие. На потолке писаны красками охотничьи картины, на стенных коврах висят драгоценные кинжалы с самострелами, длинной вереницей звериные головы на щитах — так Иванушке показалось. На стены-то он толком и не посмотрел, потому что посреди охотничьей залы стоял стол, на столе золотая клеть, в ней дева не дева, птица не птица, а ни то, ни другое, иль и то, и другое: прекрасный собой девичий лик на птичьем теле. Выходит, это она, птицедева, столь сладко распевала.

Сказки народов мира. Иллюстрация № 17

Увидела Иванушку, петь перестала.

— Кто ты? — спрашивает. — Ты наяву иль мне привиделся, такой пригожий?

— Я-то Иванушка Ясны-Очи, — говорит он, — а ты что за диво? Ты девица или птица?

— Ныне я птица, — отвечает. — А раньше была девица. Кощей меня похитил, но не извел, как других. Больно сладко я пела. Заколдовал, посадил в клетку, чтоб я его тешила. Ах, лучше б он меня, как прочих, до смерти зализал!

И горько заплакала.

— Как это «зализал»? — вопросил Иванушка. — И где они, другие?

— Да вот же, на стене. Ослеп ты, что ли?

Огляделся Ясны-Очи — и покрылся ледяным потом. Уж на что двор Бабы-Яги был страшен, а тут еще хуже.

Не звериные головы висели на стенах, а старушечьи. Все в морщинах, с седыми волосами.

Птицедева рассказала:

— Как Кощею новую девушку доставят, начинает он у бедной с лица воду пить — так он это называет. Она, сердешная, слезами заливается, а он своим поганым языком их слизывает. От этого краса и молодость от нее к нему переходят. Как все до донышка вылижет, новой жизнью нальется, дева обращается в дряхлую старуху. Тогда он голову ей отрубает — и на стену…

— Что ж я с тобой лясы точу! — закричал тут Иванушка. — Мне суженую спасать надо, пока Кощей ее до смерти не зализал! Где мне Василису найти?

— Коли тебе жизнь не дорога, скажу, — молвила пленница. — Но не за просто так. Сначала ты мне службу сослужи. Сломай мне шею, прекрати мои страданья.

— Как же ты мне скажешь, если я тебе шею сломаю? Я чай не дурак. Давай наоборот. Подсказка вперед, шея потом.

— Ладно. Только гляди, ты слово дал. Пойдешь вперед. Повернешь тридцать раз налево и потом тридцать раз направо. Попадешь в Кощееву спальню. Там свою суженую и сыщешь. А теперь ломай мне шею.

Поглядел Иванушка на ее шею, всю в перьях, почесал затылок.

— А может, — говорит, — я тебя лучше из клетки выпущу? Летай себе где захочешь. Поется — пой, не поется — так на ветке сиди. Чем плохо? Может, встретишь Финиста Ясна Сокола, полюбитесь, птенцы вылупятся.

Отворил клетку, сам дальше побежал. Потому что не всякое слово держать надо.

Распахнул тридцать дверей налево, тридцать направо и ворвался в черную-черную комнату. Стены, пол, потолок, утварь, даже окна — все там было черное, но сверху лился яркий луч, и в том луче сияло красой лицо Василисы Елисеевны, несчастное, от слез мокрое. Сидела боярышня, привязанная к креслу, плакала. Горючими слезами.

Увидала Иванушку, запричитала:

— Пошто ты сюда явился, на погибель? Меня не спасешь и сам пропадешь! Беги, пока Кощей не вернулся!

— Вместе убежим.

Бросился он к ней, стал развязывать, увещеваний не слушал.

Тут-то Кощей и вернулся.

Сказки народов мира. Иллюстрация № 18

Никого Ясны-Очи не увидел. Только качнулся воздух, сжался пружиною, отшвырнул Иванушку в сторону, подкинул. Повис он под самым потолком — ни шевельнуться, ни глазом моргнуть, будто в параличе.

И послышался голос — скрипучий, с пришепетом:

— Этта фто исё за сюсело? Откеда взялося?

Дунуло Иванушке по лицу холодом, повеяло мертвечиной — это Бессмертный его разглядывал. А самого Кощея видно не было.

— Молодес… Ифь, красивый какой. Фто в это я раньфе молодсев не пробовал? Эвон они какие бывают…

И коснулось щеки что-то липкое, мокрое, донельзя противное. Иванушка и заорал бы, да паралич не дал.

— Тьфу! — прошамкал воздух. — Сухая лофка рот дерет. Эй, молодец, а ну-ка поплась. Я тя сяс малость разморозу.

Полегче немножко стало. Руки-ноги не задвигались, но хоть глаза заморгали, и губы размягчились. А еще, откуда ни возьмись, прямо перед Иванушкой соткалась рожа — ух, скверная!

Обтянутый морщинистой кожей череп, поверху седой пух. Впалые глазницы будто черные ямы. Желтоклыкастый рот. Костлявый подбородок.

— Столько ты девичьей красы слизал, а такой урод! — сказал Иванушка ожившими губами. — Не в коня корм. Не буду я плакать. Так лижи, не подавись. И ты, Василисушка, не плачь. Не тешь его, облезлого.

Молвил дерзкое слово и приготовился лишиться жизни. А на кой она такая нужна? Не жалко.

Оскорбился Кощей, расшумелся. Никто ему такого прежде говорить не насмеливался.

— Не урод я, — кричит, — не урод! Мне три тысси лет, а я вшё молодцом! Сяс тебя невежу в свинясий помет преврасю!

— Ладно ль оно будет, гадить в собственной спальне-то? — спросил Иванушка в пустоту, потому что Кощей сызнова исчез. — В хлев меня сначала доставь или куда.

Выгадать бы сколько-нисколько времени. Вдруг какое чудо явится, спасет?

Оно и явилось, чудо. На то она — сказка.

Отворилась тут дверь, послышался звонкий голос.

— Мое почтенье Кощею Кощеевичу!

Василиса Премудрая!

— Тебе-то зачем пропадать? — крикнул ей Иванушка. — Отпусти ее, старче! На что она тебе? Она, вишь, косая, некрасивая!

Другая дева насмерть бы обиделась, а Василиса Патрикеевна ничего. Очень уж мудрая была.

— Не обо мне, — говорит, — речь, а о драгоценном здоровье Кощея Кощеевича. На что твоему степенству утруждаться, черт-те кого лизать? А заразная попадется? Не всякая хворь сразу видна. Ты бы лучше, батюшка, моего декохту молодости попробовал. Я его по волшебным книгам варила. Мазнешься два раза утром да два раза вечером — и молодость тебе будет, и краса. Испытай-ка. — Протянула хрустальную

  • Очищенная картошка как пишется
  • Очерки и рассказы о чеченской войне
  • Очерчивать круг как пишется
  • Очерк сочинение как писать
  • Очерки и рассказы о своих предках