Фейерично или феерично как пишется

Юрий Голышак в авторской рубрике вспоминает одного из самых ярких тренеров российского футбола, который сегодня скончался на 62-м году жизни.

Голышак вспоминает

Мне трудно писать. Мне не хочется. Мне хочется сесть, обхватив голову, и думать — как же так?

Достать телефон, отыскать его номер — смотреть на цифры и не звонить. Найти только, когда созванивались: месяц назад? Два? Почему так давно?

В то, что мой добрый приятель Игорь Гамула умер, я не верю и не поверю еще долго. Мне казалось, если кто-то будет жить вечно и травить свое веселое — так это он.

Я не верю, но думаю сразу: как же там на Луганщине его мама? Мама, на которую надышаться не мог, которой сильно за 90 — и у которой день рождения вот-вот, 15 декабря.

«Вспоминаю молодость — елки-палки, какой же я был дурак!» Памяти Игоря Гамулы

Любовь

Какой он был? Да какой-то — не отсюда. В футболе нашем любви мало. Есть все что угодно — но не любовь.

Гамулу любил каждый. А я — сильнее всех. Да и он всех любил.

Приезжал я в Ростов с адской головной болью. Не выходил, а вываливался из-за руля. Кое-как заселялся в гостиницу.

— Я тебя сейчас вылечу. Приходи к стадиону, — говорил Гамула со всеми своими залихватскими луганскими интонациями.

Эти интонации начинал копировать всякий, пообщавшись с Игорем хоть пять минуточек. Пропитавшись образом.

От голоса в трубке мне легче не становилось, врать не буду. Я охал и поднимался с гостиничной кровати. Гамула зовет — надо идти.

Брел к стадиону — благо недалеко. Гамула подруливал пять минут спустя на белом «Мерседесе». Еще и выделывал что-то, похожее на полицейский разворот.

— Игорь Васильевич… — страдальчески тянул я.

— Никакой не Васильевич! — обрывал Гамула. — Я Игорек.

Знали б вы, сколько раз повторялась эта сцена. Сколько раз Гамула был в добром расположении духа — столько и был «Игорьком» для всех вокруг.

Еще и истории прикладывал к «Игорьку» — всякий раз новые.

— Внучка знает, что я — не «дедушка», а «Игорек». Младший внук прежде называл «деда», а внучка его сейчас подучила. Теперь зовет — «Йок». Уж не знаю, чем их удивлять. Насте звоню: «Что тебе привезти?» Оказывается, снова новую Барби выпустили. То какую-то страшную, то во дворце. Еду искать. А парню — то большую машинку, то маленькую, то с управлением…

Экстрасенс

Мы садились на ростовском стадионе — еще не узнавшем, что такое большие победы. Но те уже подкрадывались.

Подруга Гамулы — кстати, красивая необычайно, на три головы выше Игорька, — приносила беляши.

Через пять минут чувствую: чего-то не хватает. А-а-а-а, головная боль прошла! Как рукой!

— Да вы экстрасенс! — готов я был расцеловать Гамулу. — Ах, Игорь Васильевич…

— Я не Игорь Васильевич. — поправлял он строго, но счастливо. — Я Игорек.

Игорь Гамула: «Я не дедушка. Я — Игорёк«

Байки

Я пишу все это — и не могу поверить, что он не прочитает. Не позвонит. Не произнесет чуть раздраженно:

— Опять эти байки…

Ему хотелось быть серьезным. Ему казалось в последнее время — без серьезности не дадут тренировать хорошую команду. А ему хотелось.

Даже кепку носил в любую погоду, прикрывая потешную лысину.

Вот и теперь произносил не своим голосом:

— Опять…

А после, забывшись, рассказывал еще пуд баек. Таких, что я со стула сползал.

Горевал по-настоящему, когда я расспрашивал про маму. Вздыхал. Готовый заплакать. Живая, но по капельке уходящая мама — это была его главная боль. Наверное, единственная в жизни.

А потом отгонял как-то все эти мысли — и начинался диалог с самим собой. На мое счастье, вслух.

Завести Гамулу на рассказ ничего не стоило. Это правда. Он как ребенок.

— Предыдущее наше интервью называлось «Парень я веселый», — напоминал я. — Ничего не изменилось?

— Не-е… — откладывал недоеденный беляш Гамула.

Снова пытался нахмуриться — но не очень-то выходило.

— Веселиться нечему. Но я оптимизма никогда не теряю. В любой ситуации найду хорошее. Что грустить, б???

Я находил эту мысль ценной. А мой друг Игорек продолжал:

— Возраст такой, что надо б поменяться. Люди в 55 уже в галстуках ходят. А я, видите, все в майке и трусах…

Смолкал. Откусывал.

Вдруг произносил куда громче, почти выкрикивал:

— А вот не меняюсь! И хорошо!

Африканцы

Только он мог влипнуть в историю из-за оговорок на тему чернокожих.

На полном серьезе добродушные высказывания Гамулы обсуждали в Англии — вот, дескать, расист. Чего наговорил на пресс-конференции, вы только послушайте.

Гамула был обескуражен таким поворотом.

— Кое-кто меня неправильно понял. Никогда во мне не было расизма! Я всех люблю! Ну да, пошутил. Хорошее настроение, первая победа, эмоции перли… Хотелось, чтоб радостно было не только мне, а всем вокруг. Говорил с воодушевлением. Старался.

Возьми да скажи: «У меня и так шесть черных». А какие они — зеленые? Не пойму! Скажи я — «темнокожих», забыли бы сразу. Как можно было не догадаться, что кто-то не понимает шутки? Тупость моя!

— Сегодня у вас есть шанс. Заявите через большую газету — «Я люблю негров», — швырял я спасательный круг. Но только усугублял.

— Так скажут — снова Гамула про негров…

— Давайте переформулируем — «африканцев».

— Вот так — хорошо. Я люблю африканцев! Всегда и везде у меня их было много. Вот работал я в «Закарпатье». Тренировались в Чопе. Приезжает парень с африканцем, предлагает — посмотрите, мол. А тот неказистый, в каких-то трусах ниже колен… Ну, не смешно?

— Смешно.

— Ладно, говорю, пускай выйдет, раз уж из Африки столько ехал. Запустили его в «квадрат» — как он начал моих «щипать»! Одному воткнул, другому!

— И что?

— Через три дня играл у меня в основном составе.

— Откуда парень?

— Оказалось, не африканец. Но черный же! Даже с отливом!

— Вот те на.

— Бразилец Леандру. Здоровенный, всю левую бровку держал. Быстро продали его в «Таврию». Зазнался-то он, конечно, сразу… Звонит иногда.

«Хороший дядька. Никогда не боялся говорить правду». Реакция на смерть Игоря Гамулы

Шампанское

Никто так вкусно не рассказывал о прошлом, как Гамула. Никто не умел так ярко монтировать футбол и шампанское.

Что не оценил главный тренер его жизни — Герман Зонин. Кто б мог подумать, что уйдут они один за другим? Зонин глубоким старцем, а Игорек — Игорьком. В чью кончину не верит никто.

Только Гамула мог объявить через газеты — все, с шампанским покончено. Больше ни-ни. После него этот фокус регулярно проворачивает Александр Емельяненко. Но это совсем другая история.

Вот я интересовался:

— Пить вы бросили. Зачем?

— Потому что работать начал. Иногда могу себе позволить — но если назавтра работать, лучше не прикасаться. Потому что… Вот говорить тебе или нет?

— Конечно, говорить. Странный вопрос.

— Потому что не могу пить как нормальный человек. Если пить — то крепко, чтоб наутро не помнить. Это два-три дня. А самое приятное — знаете что?

— Господи. Что же?

— Похмеляться утром!

— Никогда не похмелялся. Рекомендуете?

— Так все люди разные. Я после хорошего вечера с утра встану и с удовольствием махну бокал шампанского. Или два. Ох, какое ж тогда состояние хорошее!

— Самое памятное шампанское в вашей жизни?

— У-ой! Столько шампанского выпито, сколько памятного! Мы ванну шампанским наполняли…

— Зачем?

— Дурковали. Но это все неинтересно. Так неинтересно, что даже рассказывать противно. Нынешние люди этого не поймут. Как им объяснить — что можно выкупать девушку в шампанском?

— Красота какая.

— У нас все это было. Набрали шампанского, налили. Потом, е, сами в этом шампанском ноги мыли. А утром — черпали, пили. Романтика!

— Фу, Игорь Васильевич.

— Я Оле своей рассказываю, она тоже: «Фу-у!» А нам нормально было. Может, кто-то даже пописал в ту ванну. Что такого? Жизнь!

— Представляю восторг девчонки, которую купали.

— Да девчонка-то была не одна… Н-да. Было весело. Ванна небольшая, а шампанского влезло ящиков десять. В каждом по 12 бутылок. Но мы не все выливали, что-то отпивали. Я футболистам своим сейчас говорю: «Если б вы выпили столько, сколько я, вы бы утонули. Ходить бы не смогли. А я в футбол выходил играть». Федотов про меня говорил: «Гамула сделан из гвоздей».

— Если б я мог так формулировать.

— Рассказывал: «Смотрю, Гамула с вечера пьяный в дым. Наутро выходит — и землю грызет…» Так и было! Но я всегда страшно боялся подвести команду. Если выпал из игры — ты предатель. Я мог накосячить, нажраться, но потом бежал лучше всех. Кстати, крепкие напитки тогда не употреблял вообще.

Зонин

Вспоминали и Зонина. С такой же душой рассказывавшего мне о похождениях Гамулы.

Начинал я вкрадчиво:

— Герман Зонин до сих пор в восторге от ваших способностей совмещать выпивку с футболом.

— Ну, Герман Семенович… Нас с Заваровым он любил, это однозначно. В СКА сделал особенную тропу. Мы ее называли «тропа смерти».

— Что это?

— Дорогу засыпали опилками, песком, повесили мячи. С утра через нее гнал. Еще Герман Семеныч фантазировал — «Пентагон», «крокодил»… На все поле. Передача — рывок, последний замыкает. Когда бьешь, картинка перед глазами проплывает. Экзотика!

Зонин все говорил: «Я не сплю, не ем, работаю с утра до ночи…» Потом про блокаду начинал рассказывать. Про войну любил. Еще бегал в свои годы наравне с командой. Мы что придумали — с вечера надевали кеды, трусы, майку… Только он дверь распахивает: «И-эээ!» А мы раз — стоим готовые!

— Радовали старика?

— «О, — говорит. — Да вы молодцы. Я вот тоже с утра шесть километров пробежал». Прятались от Зонина у солдат на базе. Шампанское пьем — а он ходит, голосит: «Гамула! Заваров!» Потом натыкается: «Вы где были?» — «В лесу гуляли…» — «Ну, ладно». Все время искал нас.

— На тренировки с мегафоном приходил.

— Раз так орал, что мембрана вылетела. Бросил этот мегафон на стадионе СКА…

«Играли так, что «Динамо» умоляло нас на ничью. В Киеве!» Не стало автора главной сенсации советского футбола

Плевок

Гамула к себе самому относился с таким юмором, что, пожалуй, и не смог бы тренировать большую команду. Где каждое слово взвешивается. Где многое — на страхе.

Ну как его бояться, такого красавца? Маленького, лысого, смешливого? Сохранившего к своим годам лицо совсем детское?

Да еще и перемежавшего тренировочный процесс рассказами — вроде этого:

— Пошел я в Португалии у Арсена Венгера автограф просить. Еще у вратаря курчавого, Пфаффа. Еще у немца какого-то. Но самые памятные автографы — другие. 1976 год, юношеская сборная тренировалась в Конча-Заспе. И там же олимпийская готовилась к Монреалю. Мы смотрели каждую их тренировку. Вот тогда мы автографов набрали. Майки у них клянчили, бутсы.

— Кому-то повезло?

— Мне никто не отдал, а вот Сашке Дорофееву Колотов бутсы вынес. Как раз тогда Мунтяна от сборной отцепили, взяли Кипиани. Муня сидит с сигареткой на ступеньках, кто-то ему говорит: «Лобан увидит…» — «Да пошел он!»

— Каррагер из «Ливерпуля» сообщил: «В меня за карьеру плевали лишь раз, сделал это Александр Мостовой». В вас плевали?

— В Костроме.

— Это как же вас туда занесло?

— За дубль играл после травмы. Я — обладатель Кубка, известный футболист. А там мальчишки. Так один начал меня щипать. Говорю: «Слушай, аккуратнее». А он смотрит на меня пустыми глазами: «Пошел на …»

Я долго не ждал, поймал момент — хорошо под него подкатился. С мячом, с ногами вынес за бровку. Тот вскочил — и в меня: харк! А я, не думая, ка-а-к дал сразу!

Рыбалка

Тот Кубок с ростовским СКА вспоминал Игорь Васильевич с наслаждением — как всякий вспомнил бы главную победу в жизни.

Но оттенки у той победы были дерзкие, игривые. Как-то шампанское из его юности.

— Как мы выиграли Кубок в 1981-м! Ах, как выиграли!

— Ну и как? — подначивал я. Притворяясь несмышленым.

— Ка-а-к? — приподнимался Гамула и отбрасывал последний беляш. — Как?!

Я замирал. Гамула заведен — это хорошо.

— Да мы выиграли Кубок — и в тот же год вылетели из высшей лиги! — вскричал он. Будто в том и есть главный подвиг.

Я давился от внутреннего смеха. Впрочем, и от внешнего — тоже давился. Кто б удержался.

— А знаешь, почему?

Я знал. Вернее, догадывался. Но виду не подавал.

— Почему? — спрашивал доверчиво. Делая лицо детское, как у самого Гамулы.

— Перепраздновали. Мы даже не хотели этих праздников — а люди требовали. Команда отказать не могла. Если игра в субботу, мы в среду едем в Сальск, Белую Калитву, Сулин… Ставим кубок на стол, сами рассаживаемся и рассказываем. Людей набивалось — по 10-15 тысяч. Потом банкет. Там бабахнем, здесь…

— Потом настает суббота.

— Да. Первый тайм играем хорошо — на второй нас не хватает. Кто-то способен после банкета выкладываться, а кому-то здоровье не позволяет. Двадцать лет спустя я узнал, что некоторые наши футболисты еще и баловались нечистоплотным футболом.

— Неприятно.

— Еще вот какой день вспоминал. Как начали проигрывать, решил нас Федотов сплотить. Поехали на природу. Раки, рыба, уха… Красиво!

— Без выпивки?

— Подразумевалось — без. Жены рядом, детишки бегают. Но какой же банкет без этого самого?

— Трезво.

— Федотов нас всех проверял, но свинья-то грязь найдет. Объединились — я, Заваров, Славка Дегтярев, Юрка Пилипко и вратарь Радаев. С находчивостью у нас хорошо. К удочкам привязали по бутылке, закинули в Дон. Сидим, рыбу ловим. Федотов каждые пять минут ходит, контролирует.

Только он в сторону — мы сразу: фьють… Одну вытягиваем, быстро разливаем на пятерых и дальше сидим. Федотов что-то почувствовал — полез по кустам. Потом поражался: «Ничего нет, а сидят косые!»

— Как-то вы его еще жестче провели.

— В Донецке. История интересная — но молодых мало чему научит. На ужине приметили двух официанток. Запутали их, понятное дело. Договорились: «После одиннадцати встречаемся…»

Жили в гостинице «Шахтер». После отбоя выскользнули, всю ночь гуляли с этими двумя. Так, чтоб сильно выпить — нет. Все-таки игра завтра.

— Это профессионализм. Что Федотов?

— Кто ж знал, что он после отбоя по номерам пойдет, проверять? Нас нет — он сел в холле ждать. До утра досидел — нету! Возвращаемся в 9 утра, стоит автобус. Нас на зарядку везти. Шмыгнули в него, будто первые вышли. Заходит Серега Андреев, видит нас — пальцем у виска крутит…

— Что было?

— Вызвал Федотов после зарядки: «Что с вами делать?» Простите нас, говорю. В игре искупим. Все будет нормально. Мы проиграли, но я пахал хорошо. В штангу попал. А Заварова на седьмой минуте заменили. За ногу схватился, будто ударили его…

— Страшно представить, как вы играли после финала Кубка.

— Это вообще был концерт. Выиграли Кубок, на следующий день оставили нас в Москве. Делай что хочешь. Потом собираемся на Ленинградском вокзале — боже мой! Настоящая беда!

— Что случилось?

— Надо было видеть, в каком состоянии приползали. Смеху! Кого на тележке везут, кого ведут под руки. Но все «заряженные», что-то к груди прижимают. Проводница перепугалась, чуть в вагоне от нас не закрылась. Весело!

Предыгровая зарядка у гостиницы «Октябрьская». Завар спит на ходу, а рядом молодой Валера Березин. Тоже засыпает. Он в финале Кубка Заварова с поля за руки тащил, чтоб «мастера спорта» получить…

— Это как?

— Последняя минута, выигрываем. Меняют Заварова — тот еле-еле идет, время тянет. Судья на часы смотрит. А Березину надо хоть секунду на поле провести, чтоб получить «мастера спорта». Так выскочил на поле и начал Заварова выталкивать.

Переутомился, видимо. На ногах не стоит. Говорю ему: «Валера, иди отсюда! Нам ничего не скажут, а у тебя будут неприятности…» Так и получилось — заметили и выгнали Березу прямо до игры.

— К игре полегчало?

— На тренировку вышли, по мячу попасть не можем. Ну, пьяные! Все!

Матч в 7 вечера. Федот нервничает: «Нам же играть!» Собрались шестеро основных: «Ну что, надо собраться». Разлили бутылку коньяка, каждому по 50 грамм. Пообедали, поспали. На установке слышу: «В воротах Кушнарев…»

— Это что значит?

— Радаев «соскочил»! Смотрю на него — глаза прячет. Дегтярев закосил, Баркетов тоже… Начинается игра, девятая минута, Завар: «А-а-а…» — падает! Тоже уходит!

— Сильно проиграли?

— Этот матч помню будто вчерашний — 0:1 проиграли, но смотрелись здорово. Лучше, чем в финале Кубка. Там-то вообще игры не было, одна борьба. А здесь только Сашка Воробьев с Андреевым мячей пять не забили.

Залетаю в раздевалку — из этих никого нет. Ах вы, б… Попрятались, паскуды! Распахиваю душевую, а оттуда рука Заварова — раз мне, стакан шампанского. Холодного-прехолодного!

— Здорово как.

— Хлоп, выпил — и так мне хорошо стало… Сразу эти откуда-то повылезали: «Все в порядке?»

«В день гибели Виталика видела плохой сон». Роковой обрыв героя грузинского футбола Дараселии

Сантиметры

История его дружбы с Заваровым — это отдельная страничка нашего футбола. Хоть один доигрался до «Ювентуса» — а другой заканчивал в «Атоммаше».

— Каждый день что-то творили! — радовался воспоминаниям Гамула. — У нас с Заваровым было весело…

— Что прямо сейчас вспоминаете?

— Когда мы с ним спорить начинали — вся команда оставалась смотреть. Мы ростом с Сашкой одинаковые. Но если кто-то скажет по телевизору что-то про «маленького Заварова», то на следующий день он мог на тренировку не приходить. Знает — все, затрава будет на целый день. Полнейшая.

Перед сезоном корреспонденты данные собирали — рост, вес… Потом в ежегоднике все выходило. Я как-то говорю про самого себя — рост 171 сантиметр. Потом спрятался за углом, жду, что Заваров скажет.

— Что сказал?

— Смотрю — идет. Спрашивает корреспондента: «Гамула какого роста?» — «171?. — Напиши, что я — 171 с половиной…» Тот записал. А у меня уже бутылка коньяку под мышкой, приношу корреспонденту. Ловлю на выходе: напиши, говорю, что мой рост — 172. Только Заварову не говори.

Потом приносят нам эти ежедневники, смотрю — вместо Заварова тишина. Не показывается. Спрятался где-то на базе. А вся команда его ждет — травить… Освежали мы обстановку.

— Кто на самом деле был выше — вы или Заваров?

— Заваров скажет, что он. На самом деле — конечно, я…

Милиция

Я умирал от этих историй. Воскресая, стоило начаться новой. Не пропустить бы ни слова.

— Книжку б вы написали, — замечал я. — Только хорошую.

— Историй-то много… — задумывался вслух Гамула. — Я собирался писать-то!

— Но?

— Потом подумал — да кому это интересно?

— Это очень интересно.

— Ты думаешь? Пьянки, глупости, нелепые поступки…

— В череде нелепых — номер один для вас?

— Был один — нелепее некуда. До сих пор стыдно! Выпивали в Херсоне. Вроде нормально себя чувствовал, иначе никуда бы не пошел. А тут думаю — поеду-ка домой. Сижу на площади, жду маршрутку. Осень, на мне кожаное пальто — шикарное! Длинное!

— Феерично.

— Люди вокруг ходят. Я на лавочке и отключился — казалось, на долю секунды. Очнулся, привстал — уже в пиджаке и милиция ко мне подходит. Наверное, милиция сама мое пальтишко и прибрала. Если б обычный прохожий начал раздевать, остановили бы. Как же мне было неприятно! Дурак старый!

— Это ж какие годы?

— 1995 год. Отправили в камеру. Пока местные футболисты не вытащили. Сколько чепухи сделано. Боже ж ты мой! Как-то я на городской окраине проснулся — до тренировки всего ничего. Выскочил на улицу, передо мной магазин «Спорттовары». Заскочил, карманы вывернул — хватило на мопед «Верховина». Еще 25 рублей осталось — сунул водителю какого-то ЗИЛа, тот бензин слил. А знаете, что это?

— Что?

— Это — жизнь! Это — класс! Чудили, дурковали как могли…

— Куда мопед потом дели?

— Солдаты ездили на базе СКА. Тоже дурковали — кто-то голову сломал на этом мопеде. Может, и стоит книжку написать. Много смешного.

Ванна из шампанского, Гастелло и четыре собаки в приданое. Памяти Юрия Пудышева

Мистика

Для меня он живой. Такие люди не умирают — хотя все говорит о смерти. Газеты, Facebook, всякий достает фотографии с покойным. Для чего-то.

Про Гамулу тоже достанут. Ну и пусть.

Я не верю! Гамула умирал не раз в прошлой жизни — но как-то выпутывался, выживал. Сам мне рассказывал, чуть бледнея.

— В мистическое верите?

— Я очень боюсь самолетов. Как-то летел на Ан-24, уже садиться — а шасси не выходит. И я в окно вижу, как подгоняют под крыло грузовик с огромной копной сена и пилот умудряется крылом на это сено опереться. Как-то сели. До сих пор вздрагиваю. А в 1993-м должен был умереть — это сто процентов. Совершенно трезвым уснул за рулем. Мама моя до сих пор не знает — надеюсь, сейчас не прочитает. 4 утра, трасса Ростов — Херсон. Хорошо, ехал на «Опеле», железо хорошее. Столкнулся лоб в лоб с КамАЗом. Тот водитель потом приходил ко мне в палату, говорил: «Как могу уворачиваюсь, а ты будто на таран идешь».

— Как же вы выжили?

— Я глаза открыл перед самым столкновением! Двумя ногами успел тормоз выжать. Очнулся на шестой день: все пальцы перебиты, грудь, нос сломан…

**

Книжка у Игорька не случилась. Зато была потрясающая, развеселая, лихая жизнь.

Наверное, его ангел-хранитель устал от приключений. Тоже состарившись.

Видимо, у Игорька не самая плохая кончина — если оборвалось все разом, внезапно. Без мук. Мучений этот добрейший парень, прекрасный футболист точно не был достоин.

Гамула из тех, про кого сложат легенды. Будут вспоминать еще долго-долго. Может, вовсе не забудут. Второго такого точно не отыскать — и я счастлив быть его добрым приятелем.

Для меня он живой.

Буду скучать.

Другие материалы рубрики «Голышак вспоминает»

«В день гибели Виталика видела плохой сон». Роковой обрыв героя грузинского футбола Дараселии //

На этом легендарном московском стадионе били «Манчестер», «Севилью» и «Монако». Сейчас его крушат экскаваторы //

Русский Винни Джонс. Уникальный защитник «Локомотива» и «Спартака» — таких сейчас уже не делают //

«Играли так, что «Динамо» умоляло нас на ничью. В Киеве!» Не стало автора главной сенсации советского футбола