Завершаем изучение рассказа «Господин из Сан-Франциско»
1. Из этой статьи выписать в тетрадь главное.
В этом рассказе очень много аллегорий, ассоциаций и символов. Корабль
«Атлантида» выступает как символ цивилизации; сам господин — символ буржуазного благополучия общества, где люди вкусно едят, изысканно одеваются и не заботятся об окружающем мире. Он их не интересует. Они живут в обществе, как в футляре, закрытом навсегда для людей другого круга. Корабль символизирует эту оболочку, море — весь остальной мир, бушующий, но никак не касающийся героя и ему подобных. А рядом, в этой же оболочке,— люди, управляющие кораблём, работающие в поте лица у гигантской топки, которую автор называет девятым кругом ада.
В этом рассказе много библейских аллегорий. Трюм корабля можно сравнить
с преисподней. Автор намекает на то, что господин из Сан-Франциско продал
душу за земные блага и теперь расплачивается за это смертью. Символичен в рассказе образ огромного, как утёс, Дьявола, который является символом надвигающейся катастрофы, своеобразным предупреждением человечеству. Символично в рассказе и то, что после смерти богача веселье продолжается, абсолютно ничего не изменилось. Корабль плывёт в обратном направлении, только уже с теломбогача в ящике из-под содовой, а бальная музыка гремит опять «среди бешеной
вьюги, проносившейся над гудевшим, как погребальная месса… океаном».
— «Господин из Сан-Франциско» — это Влияние научно-технического прогресса на человека
безымянного американского дельца, который всю жизнь успешно делал деньги
и, наконец решив отдохнуть, отправился в круиз с женой и дочерью. Находясь на Капри, герой скоропостижно умирает. Центральная метафора рассказа, появляющаяся как в начале, так и в финале рассказа,— это описание парохода «Атлантида», который отвозит героя в Италию, а затем его тело назад в Америку. Пароход — последнее слово техники — является моделью человеческого общества.
На верхних этажах размеренно протекает жизнь богатых. Привлекает внимание
изобилие неопределённо-личных предложений, занимающих почти страницу:
«вставали рано, пили кофе, делали гимнастику…». Особенности синтаксиса подчёркивают обезличенность, ненатуральность тех, кто считает себя хозяевами
жизни. Имён нет… Это искусственный рай, где есть свет, тепло и музыка. А есть и ад — трюмы корабля, похожие на преисподнюю. Верх — это роскошь, низ —нищета, а между ними пропасть непонимания…
2. Сопоставьте две характеристики рассказа — критика А. Б. Дермана и писателя Ю. К. Олеши. Какая позиция вам ближе? Ответить на вопрос письменно. Развернуто.
А) «Более десяти лет отделяет нас от конца творчества Чехова, и за этот срок,
если исключить то, что было обнародовано после смерти Л. Н. Толстого, не появлялось на русском языке художественного произведения, равного по силе и значению рассказу «Господин из Сан-Франциско». Художник недву смысленно
намекает на то, что необходимо прежде всего помнить про неизбежность конца
и затем сообщать жизни тот смысл, который не может быть смертью уничтожен.
Эта идея — чисто религиозно-нравственная, воплощённая в форму, где социальная несправедливость проявляется нравственной тупостью, а нрав ственная
тупость ведёт с неизбежностью к бессмысленной гибели религиозного существования — характерная для толстовского миропонимания схема, усвоенная, по
крайней мере, в разбираемом рассказе Бунина.
В чём же эволюционировал художник? В масштабе своего чувства. Его нелюбовь к американцу не заключает в себе и тени раздражения, и она необычайно (и плодотворно) раздвинута. С какой-то торжественной и праведной печалью
художник нарисовал крупный образ громадного зла,— образ греха, в котором
протекает жизнь современного гордого человека со старым сердцем, и читатель
чувствует здесь не только законность, но и справедливость и красоту самой авторской холодности к своему герою… Замечателен в целом стиль рассказа, мерная, металлическая музыка этих безукоризненных, строго наполненных фраз,
точно глубокого ритма раскачивающихся гулких колоколов, одновременно богатство и целомудрие слов, без единого лишнего и без единого недостающего»
(А. Б. Дерман).
Б) «Нужно ли такое обилие красок, как у Бунина? «Господин из Сан-Франциско» просто подавляет красками, от них становится тягостно. Каждая в отдельности, разумеется, великолепна, однако, когда читаешь этот рассказ, получается такое впечатление, будто присутствуешь на некоем сеансе, где демонстрируется какое-то исключительное умение — в данном случае определять
предметы. В рассказе, кроме развития темы и высказывания мыслей, ещё происходит нечто не имеющее прямого отношения к рассказу — вот именно этот самый сеанс называния красок. Это снижает достоинство рассказа. Его рассуждения о душе, сливающейся с бесконечностью, или в этом роде, кажутся иногда
просто глупыми. Пресловутый «Господин из Сан-Франциско» — беспросветен,
краски в нём нагромождены до тошноты. Критика буржуазного мира? Не думаю. Собственный страх смерти, зависть к молодым и богатым, какое-то даже
лакейство» (Ю. К. Олеша).
Вывод по рассказу. (вам информация для сочинения)
Кульминацией рассказа является неожиданная смерть главного героя.
В её внезапности заложен глубочайший философский смысл. Мы видим, что
пир жизни на борту «Атлантиды» подобен пиру во время чумы. Тень возмездия,
воплощённая не только в образе Дьявола, но и в разгуле стихии за бортом корабля, незримо витает над этим пиром. В финале рассказа чувствуется трагический накал: в залитом светом салоне уже иные «хозяева жизни» пытаются веселиться, но о хрупкости их мира, о тщете их усилий напоминает просмолённый гроб, стоящий глубоко в трюме,— символ конца, обречённости мира, охваченного войной. Мысль о неминуемой катастрофе приобретает окончательную завершённость, становится страшным пророчеством, которое во многом сбылось в XX в. Автору важно было подчеркнуть мысль о ничтожности могущества человека перед лицом одинакового для всех смертного итога. Оказалось, что всё накопленное господином не имеет никакого значения перед вечным законом, которому подчинены все без исключения. Очевидно, смысл жизни не в приобретении богатства, а в чём-то ином, не поддающемся денежной оценке или эстетской мудрости.
3. Литературная викторина «Возвращаясь к прочитанному…» Закончите фразу.
ПРОВЕРОЧНАЯ РАБОТА.
• Как построен сюжет рассказа? Сюжет рассказа построен на..
• Какие образы в рассказе имеют символическое значение?
• Где расположено основное место действия рассказа?
• Какой приём использует автор для изображения разделения общества?
• Как зовут главного героя?
• Когда герой начинает меняться?
• Как к господину относятся люди после его смерти?
• Назовите эпизодических героев рассказа.
• Какой образ в рассказе является обобщающим?
• Как первоначально назывался рассказ?
• В чём заключался пафос рассказа?
ИТОГО: Мне надо прислать конспект, ответ на вопрос, тест. Тогда изучение этого произведения для вас закончится.
Р.S.
Рассказ ПОДОЙДЕТ В КАЧЕСТВЕ АГРУМЕНТАЦИИ К НАПРАВЛЕНИям ИС «ЦИВИЛИЗАЦИЯ…» И «ПУТЕШЕСТВИЕ»
Например, на вопрос про цивилизацию.. благо или зло. Влияние научно-технического прогресса на человека. Можно ответить Пароход — последнее слово техники — является моделью человеческого общества…
На вопрос, почему люди путешествуют, тоже здесь есть ответ. Это история последнего путешествия человека.
Кроме того, для аргументации к сочинению в ЕГЭ . Это проблемы жизни и смерти, несправедливости в обществе, денег, богатства, истинных ценностей, духовности.
Цели:
- Развивать умение анализировать текст произведения;
- Раскрыть идею и художественные особенности рассказа;
- Воспитывать любовь к художественному слову;
- Развивать устную и письменную речь.
Методические приёмы: аналитическая беседа, рассказ учителя, работа с текстом.
ХОД УРОКА
I.Организационный момент.
II.Объяснение нового материала
«Горе тебе, Вавилон, город крепкий ».
(из Апокалипсиса)
1) Слово учителя
Уже шла Первая мировая война, налицо был кризис цивилизации. Бунин обратился к проблемам актуальным, но не связанным непосредственно с Россией, с текущей российской действительностью. Весной 1910 года И.А. Бунин посетил Францию, Алжир, Капри. В декабре 1910 – весной 1911 гг. был в Египте и на Цейлоне. Весной 1912 г. Снова уехал на Капри, а летом следующего года побывал в Трапезунде, Константинополе, Бухаресте и других городах Европы. С декабря 1913 г. Полгода провел на Капри. Впечатления от этих путешествий отразились в рассказах и повестях, составивших сборники «Суходол» (1912), «Иоанн Рыдалец» (1913), «Чаша жизни» (1915), «Господин из Сан-Франциско» (1916).
Повесть «Господин из Сан-Франциско» (первоначальное название «Смерть на Капри») продолжала традицию Л.Н.Толстого, изображавшего болезнь и смерть как важнейшие события, выявляющие истинную цену личности («Поликуша»,1863; «Смерть Ивана Ильича», 1886; «Хозяин и работник», 1895). Наряду с философской линией в повести Бунина разрабатывается социальная проблематика, связанная с критическим отношением к бездуховности буржуазного общества, к возвышению технического прогресса в ущерб внутреннему совершенствованию.
Бунин не принимает буржуазную цивилизацию в целом. Пафос рассказа – в ощущении неотвратимости гибели этого мира.
Смысл названия:
1. ГОСПОДИН–ГОСПОДЬ–ВЛАДЫКА. И. Бунин развенчивает миф о том, что господин из Сан-Франциско является владыкой. Он не может управлять своей жизнью.
2. Сан-Франциско – США – развенчивается иллюзия, видимость его господства над миром.
Рассказу был предпослан эпиграф из Нового Завета: «Горе, горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий! ибо в один час пришёл суд твой». В позднейших переизданиях эпиграф будет снят, так как название содержит «громкое» слово «смерть». Но ощущение катастрофичности, навеваемое первым заголовком и эпиграфом, пронизывает словесную плоть рассказа. Позже И.А. Бунин вспоминал: «Горе тебе, Вавилон, город крепкий!» – эти страшные слова Апокалипсиса неотступно звучали в моей душе, когда я писал рассказ».
III. Давайте обратимся непосредственно к тексту.
Беседа по рассказу.
Одной из проблем, затронутых Буниным в рассказе, является проблема катастрофичности мира, его неизбежной гибели. Наша задача — проследить, как Бунин раскрывает эту проблему. В чём автор видит неизбежную гибель этого мира и как нам его, этот мир, изображает.
— Само название парохода («Атлантида») наводит на мысль о призрачности, нереальности его существования и о неизбежной гибели.
— Вспоминается предание о существовании на земле цивилизации, которая бесследно погибла. (Атлантида – затонувший легендарный, мифический континент, символ погибшей цивилизацией, не устоявшей перед натиском стихии. Возникают также ассоциации с погибшим в 1912 году «Титаником». «Океан, ходивший за стенами» парохода, – символ стихии, природы, противостоящей цивилизации.)
— Но не только символическим названием парохода Бунин предупреждает о гибели, но и описанием этого парохода и его пассажиров, и океана, по которому пролёг путь отдыхающих.
— Итак, основное место действие повести разворачивается на огромном пароходе, знаменитой «Атлантиде». Пароход — последнее слово техники — является моделью человеческого общества. Его трюмы и палубы представляют слои этого общества. На верхних этажах корабля, похожего на «громадный отель со всеми удобствами», размеренно протекает жизнь богатых, достигших полного «благополучия». Эта жизнь обозначается длиннейшим неопределенно-личным предложением, занимающем почти страницу: «вставали рано…пили кофе, шоколад, какао, … садились в ванны, делали гимнастику, возбуждая аппетит и хорошее самочувствие, совершали дневные туалеты и шли к первому завтраку…», Эти предложения подчеркивают обезличенность, безындивидуальность тех, кто считает себя хозяевами жизни. Все, что они делают, ненатурально: развлечения нужны лишь для искусственного возбуждения аппетита. «Путешественники» не слышат злобного воя сирены, предвещающего гибель, – его заглушают «звуки прекрасного струнного оркестра». Пассажиры корабля представляют безымянные «сливки» общества: «Был среди этой блестящей толпы некий великий богач, …был знаменитый испанский писатель, была всесветная красавица, была изящная влюбленная пара…» Пара была «нанята Ллойдом играть в любовь за хорошие деньги».. Это искусственный рай, залитый светом, теплом и музыкой. А есть и ад. «Подводная утроба парохода» подобна преисподней. Там «глухо гоготали исполинские топки, пожиравшие своими раскаленными зевами груды каменного угля, с грохотом ввергаемого в них облитыми едким, грязным потом и по пояс голыми людьми, багровыми от пламени». Следовательно, общество можно разделить на «верхи» и «низы»
Обратим внимание на описание океана. Что насторожило вас? Почему появились мысли о грозящей беде? (Работаем над эпизодом «По вечерам этажи «Атлантиды»…)
— По моему мнению, океан — это символ жизни, которая чужда, непонятна пассажирам, даже враждебна им. Они отдыхают, их заливает свет; всё, что на пароходе, изображено яркими тонами.
— Мы слышим звуки прекрасного оркестра, «изысканно и неустанно игравшего в двухсветной зале, празднично залитой огнями». Жизнь «людей самого отборного общества», как назвал их автор, безоблачна, легка. Они отдыхают, развлекаются. А там, за бортом парохода, проходит другая жизнь, бурная и настоящая, ничем не похожая на их праздник. «Океан был страшен». Но пассажиры не видели и не знали этой страшной жизни.
— Приём антитезы помогает Бунину показать несоответствие жизни пассажиров той реальной, от которой они отгородились. В настоящей жизни мы слышим сирены, взывающие с «адской мрачностью» и взвизгивающие с «неистовой злобой». Исчезает сияние и блеск, сменяясь мрачностью. Радость и довольство уступают место неистовой злобе.
— Впервые появляется ощущение конца света. Оно связано со словом-эпитетом «адская». Не просто мрачность, тьма, а «адская», непроглядная, та, которая есть только в аду.
— Со словом связано представление о вечных муках.
— Однако этого предупреждения не слышат пассажиры, зато их испытывают те, кто находится внизу, в машинном отделении. Сейчас они подвергаются этим мукам. Бунин сравнивает пароход и его машинное отделение с «мрачными и знойными недрами преисподней». Вновь эпитет «мрачный», и опять встаёт образ ада. Мы видим «преисподнюю, которая напоминает девятый круг дантовского ада.
— Картина страшна. Пароход теперь не напоминает «сверкающий отель», а похож на чудовище с бездонной «утробой», в которой «гогочут исполинские топки».
— Со словом «утроба» связан фразеологизм «ненасытная утроба». «Атлантида» напоминает такую ненасытную утробу, а пассажиры становятся её заложниками, время их ограничено, они все обречены сгореть. Их пожрут эти «исполинские топки с раскалёнными зевами».
— Если прочитать только слова, относящиеся к пароходу, то можно с уверенностью сказать, что перед нами ад.
— «Адская мрачность», «неистовая злоба», «мрачные и знойные недра преисподней», «последний, девятый круг», «подводная утроба парохода», «исполинские топки, пожиравшие своими раскалёнными зевами». И отступает назад блестящий отель «Атлантида», а вместо него — ад.
— Картину неизбежной гибели дополняет описание океана. Он напоминает «чёрные горы» с «пенистыми хвостами». И вновь мы слышим «смертную тоску удушаемой туманом сирены». Невольно возникает символ смерти, гибели, обречённости.
Наверное, поэтому по-другому теперь мы смотрим на пассажиров парохода и замечаем то, что раньше укрывалось от наших глаз. В их поведении, в деталях Бунин показывает неизбежность гибели этого мира. Почему? На каких отношениях он построен?
— В этом мире нет искренности. Вспомним отношение слуг к господину из Сан-Франциско. И немец, присутствующий при несчастье с господином из Сан-Франциско, испугался только того, что спокойное течение его отдыха было нарушено. Это мир бездуховных, жестоких людей.
— Они не только развращены сами, но и развращают всех, кто находится рядом. Об этом говорит поведение Луиджи при живом господине и после несчастного случая с ним. То же отсутствие милосердия, сочувствия, а лишь денежный расчёт.
— В этом мире всё продаётся и покупается. Купили и любовь, которую изображают двое «влюблённых» под «бесстыдно-грустную музыку». Им самим уже надоело «притворно мучиться своей блаженной мукой», но они должны отработать полученные деньги.
Как финальная сцена помогает завершить эту тему? Работаем над эпизодом «Был он и на другую, и на третью ночь…».
— Пароход возвращается назад в сопровождении «бешеной вьюги». Но если в первой части мы видели только предупреждение, то теперь наступает развязка. Океан гудит, «как погребальная месса», а волны ходят «траурными горами». Это отпевание не только господина из Сан-Франциско, а всего мира, основанного на бездуховности, жестокости, пошлости и цинизме. И опять звук сирены, которая «яростно взвизгивает, удушаемая бурей».
— А в подводной утробе «Атлантиды» мы видим «адские топки», которые «сипят паром и сочатся кипятком и маслом». Это та адская кухня, в которой готовятся котлы для бесчеловечного мира. И вот мы попадаем «в бесконечно длинное подземелье, в круглый туннель, слабо озарённый электричеством, где медленно, с подавляющей человеческую душу неукоснительностью вращается в своём маслянистом ложе исполинский вал… «И нет спасения ни «Атлантиде», ни тем, кто находится на ней».
— Картина окончательной гибели завершается образом дьявола, который следит за уходящим «в ночь и вьюгу кораблём». Но чем дальше уходил корабль, тем больше над ним нависал дьявол, оберегая от других, не желая отдавать свою жертву.
Неужели нет спасения? Так ли пессимистичен рассказ Бунина? Не показывает ли нам автор путь к спасению?
— В рассказе есть ещё один образ, с которым можно связать спасение человечества. Это образ Богоматери. Мы видим Её в гроте стены. И совсем другими тонами рисуется Она. Она озарена солнцем, в тепле и блеске, в белоснежных гипсовых одеждах и в царском венце.
— Сразу исчезает напряжённость, появляется лиризм, тепло, задушевность. Она кроткая и милостивая, с поднятыми к небу очами.
— Совсем иные звуки слышим мы рядом с Матерью Божьей — на волынке играют два горца. Звуки эти — «наивные и смиренно-радостные — хвалы солнцу, утру, Ей, непорочной заступнице всех страждущих в этом злом и прекрасном мире».
Почему именно с горцами связывает Бунин образ Богоматери и идею спасения человечества?
— Горцы близки к природе, их души не развращены светом, они не знают коварства, лицемерия, предательства. У них чистые и наивные души, они откровенны в своих чувствах.
— С появлением горцев меняется природа. Мрачные тона исчезают, сменяясь тёплыми, нежными. Люди на «Атлантиде» не могли видеть и не видели красоты, казалось, что плывут они ночью. А горцы умеют радоваться жизни и тому, что их окружает.
— Природа, окружающая их, прекрасна: «…целая страна, радостная, прекрасная, солнечная, простиралась под ними: …и каменистые горбы острова, и сказочная синева, и сияющие утренние пары под ослепительным солнцем, и туманно-лазурные массивы Италии».
— В этом безобразном мире они спасутся, потому что их души чисты, они просты, искренни. Почему Бунин в 1915 году поднимает вопрос о неизбежной гибели мира?
— Это время войны. Кроме того, Бунин предчувствовал грядущую беду для своей страны и предупреждал о катастрофе.
— В это время особенно сильно выразились противоречия в обществе, часто нарушались и грубо попирались нравственные человеческие законы, которые должны составлять основу всякого общества.
— А если рушатся нравственные законы, то жизнь общества подвергается опасности. Отсюда и до мировой катастрофы недалеко.
Давайте более подробно остановимся на пространственной и временной организации рассказа.
Пространство и время в произведении.
И.А. Бунин очень точно называет даты происходящих событий, показывает распорядок дня богатых людей (географическое пространство).
— Что можно сказать о пространстве в рассказе?
Оно меняется, а с другой стороны, замкнуто, либо на палубе, либо в отеле. Отсюда следует, что важнейший для писателя мотив искусственности, автоматизма существования и героя и общества. Герой живет в искусственном мире, где все разлиновано: «во-первых», «во-вторых», «в пять», «в семь часов»
— Итак, как строится время? Назовите даты, числа, указанные в рассказе, с какими событиями они
связаны?
Два года путешествия, которое начинается в конце ноября и прерывается в декабре (в предрождественскую неделю – оживление перед праздником, горцы молятся;
— Сюжетное движение останавливается. Где этот процесс наблюдается рассказе?
Изменяется маршрут круиза, размеренный отчёт о режиме дня на «Атлантиде», описание порядка в отеле города Неаполя;
Счёт времени идёт не на часы и дни, а на тысячелетия эпохи. Перед нами возникает образ Тиберия;
— Кто это такой? Когда и зачем автор вводит его в рассказ?
Это тоже безымянный образ, в котором узнаётся некогда могущественный римский император Тиберий, который последние годы своей жизни прожил на Капри. Многие «съезжаются смотреть на остатки того каменного дома, где он жил». «Человечество навек запомнило его», но это слова Герострата: «Человек, несказанно мерзкий в удовлетворении своей похоти и почему-то имевший власть над миллионом людей, наделавший над ними жестокостей сверх всякой меры». В слове «почему-то» – разоблачение фиктивного могущества, гордыни; время всё расставляет по своим местам: даёт бессмертие истинном) и ввергает в забвение ложное;
Детализация в рассказе.
И.А. Бунин был необыкновенно строг к точности и конкретности изображении (развлечения на «Атлантиде» – зачитать)
— Как детально автор описывает внешний вид героев? (приведите пример описания какого-либо персонажа рассказа)
— Как описывает «господина» автор?
Внешность главного героя – опредмечена. Описывая внешность господина, И.А. Бунин использует эпитеты, подчёркивающие его богатство и его неестественность: «серебряные усы», «золотые пломбы» зубов, «крепкая лысая голова» сравнивается со «старой слоновой костью». В господине нет ничего духовного, его цель – стать богатым и пожинать плоды этого богатства – осуществилась, он не стал от этого счастливее. Описание господина из Сан-Франциско постоянно сопровождает авторская ирония;
— Вспомните, как подробно, до мельчайших деталей, автор рисует нам сцену, где господин тщательно собирается на обед (перед смертью). Найдите пример в тексте и зачитайте.
— Когда герой начинает меняться, теряет свою самоуверенность?
«Господин» меняется только перед лицом смерти, в нем начинает проявляться человеческое: «Это хрипел уже не господин из Сан-Франциско, — его больше не было, — а кто-то другой». Смерть делает его человеком: «черты его стали утончаться, светлеть…». «Умерший», «покойный», «мертвый» — так теперь именует автор героя. Резко меняется отношение к нему окружающих: труп должны убрать из отеля, чтобы не портить настроение другим постояльцем, гроб предоставить не могут — только ящик из под содовой («содовая» тоже одна из примет цивилизации), прислуга, трепетавшая перед живым, издевательски смеется над мертвым, В конце рассказа упоминается «тело мертвого старика из Сан-Франциско», которое возвращается «домой, в могилу, на берега Нового Света», в черном трюме. Могущество «господина» оказалось призрачным.
— Как детализирует смерть сам автор? Как автор описывает смерть? (Стрельба по голубям)
Прочность, художественная уместность и полнота изображения – вот те качества предметной детализации, которые мы находим в рассказе «Господин из Сан-Франциско».
Ритмическая и звуковая организация рассказа.
Движением текста управляет взаимодействие и чередование двух мотивов:
- искусственно-регламентируемые монотонности существования господина
- непредсказуемо-свободной стихии подлинной жизни.
Каждый из мотивов поддержан своей системой образных, лексических и звуковых повторов, каждый выражен в своей эмоциональной тональности (шейная запонка или описание заснувшего попугая). Например, описание «Атлантиды».
Финал рассказа очень музыкален. В эпиграфе слышится страх (звуки: оркестр, вальс, танго, сирены и др.) – от шёпота до оглушительного рёва. Это и общая картина быта и способ автора оповестить о грядущей катастрофе. Мотив смерти начинает звучать с самых первых страниц произведения, постепенно становясь ведущим мотивом.
Анализ композиции и конфликта рассказа.
— какой же сюжет рассказа?
В рассказе повествуется о последних месяцах жизни богатого американского бизнесмена, устроившего для своей семьи длительное и насыщенное «удовольствиями» путешествие в Южную Европу. На обратном пути домой должны были посетить Ближний Восток и Японию. Но господин неожиданно умирает.
— Зачитайте из рассказа маршрут путешествия господина;
— Почему и с какой целью отправляется путешествовать господин?
(приведите пример из текста);
— Определим «завязку» и «развитие действия» в рассказе. Найдём в тексте.
Выбран знаменитый пароход «Атлантида», похожий на громадный «отель со всеми
удобствами». Всё идёт хорошо. Но план рушится («завязка»), главный виновник в этом – неподвластная природа («утреннее солнце каждый день обманывало») – «развитие действия».
— Определим «кульминацию» в рассказе. Найдём в тексте.
«Кульминация» – неожиданная смерть героя;
— Это событие только по стечению обстоятельств было воспринято как «ужасное происшествие» («не будь в читальне немца», вырвавшегося оттуда «с криком», хозяину удалось бы «успокоить… поспешными заверениями, что это так, пустяк..»). Неожиданный уход в небытие в контексте повести воспринимается как высший момент столкновения иллюзорного и истинного, когда природа «грубо» доказывает свою всесильность. Но люди продолжают свое «беззаботное», безумное существование, быстро возвращаясь к миру и покою. Их не может пробудить к жизни не только пример одного из их современников, но даже воспоминание о том, что случилось «две тысячи лет назад» во времена жившего «на одном из самых крутых подъемов» Капри Тиберия, бывшего римским императором при жизни Иисуса Христа.
— Где и при каких обстоятельствах умер господин? (найдите в тексте);
— Определим «развязку» в произведении. Найдём в тексте.
Описание «Атлантиды» с мёртвым господином);
— Какая «композиция»?
Так как и в начале, и в конце рассказа мы попадаем на пароход «Атлантиду», значит «композиция» кольцевая.
— Композиция повести имеет кольцевой характер. Путешествие героя начинается в Сан-Франциско и заканчивается возвращением «домой, в могилу, на берега Нового Света». «Средина» повести — посещение «Старого Света» — помимо конкретного, имеет и обобщенный смысл. «Новый Человек», возвращаясь к истории, по-новому оценивает свое место в мире. Приезд героев в Неаполь, на Капри открывает возможность для включения в текст авторских описаний «чудесной», «радостной, прекрасной, солнечной» страны, красоту которой «бессильно выразить человеческое слово», и философских отступлений, обусловленных итальянскими впечатлениями.
Конфликт рассказа между вечным и «вещным». Автор хочет убедить читателя в том, что вечное и «вещное» в мире тесно переплетены, взаимосвязаны, и акцент, сделанный на том или другом, зависит лишь от установки и отношения человека. Тщательная распланированность путешествия, подробное описание образа жизни богачей на корабле, ювелирное изображение вещей, их окружающих, описание мельчайших деталей внешнего вида и одежды (не забыты ни золотые пломбы, ни лысина цвета слоновой кости у господина, ни лакированная кожа принца) — все это говорит о том, что люди, фигурирующие в рассказе, стали рабами вещей, рабами общепринятых норм, рабами собственного богатства. Именно поэтому для них в одном ряду стоят розовый суп в отеле, белые комочки голубей, подстреленных в минуты досуга и красиво падающих на изумрудные газоны, и осмотр в Неаполе «пахнущих воском церквей, в которых повсюду одно и то же… чье-нибудь «снятие с креста, непременно знаменитое».
Но в это господство вещей незаметно для нас вплетается описание вечного, неподвластного человеку, каким бы богатым он ни был: грозная стихия океана за бортом парохода, неожиданная обыденность смерти, звуки, запахи, зрительные образы не прекращающейся с кончиной человека чудесной и самозабвенной жизни.
Привязавший себя к условностям и предметам, уважаемый и уверенный в своей правоте самодовольный господин из Сан-Франциско после смерти закономерно пополняет так почитаемое им царство вещей. Он превращается в «тело мертвого старика», которое не может вызвать ни почета, ни благоговения, которое со всех сторон преследуют насмешки и человеческое невнимание — зеркало его отношения к миру при жизни.
ВЫВОД:
Бунин подчеркивает иллюзорность счастья и благополучия в «вещном» мире, смеясь над попытками отложить «на потом» настоящую жизнь, утверждая, что этого «потом» может и не быть. Господин из Сан-Франциско не успел пожить, поскольку даже он признавал, что лишь существовал до своего путешествия, окончившегося так быстро и неожиданно. Именно поэтому нужно научиться ощущать непреходящую ценность каждого мгновения, радостного или печального, но неповторимого, жить не прошлым или будущим, а настоящим. Здесь и сейчас.
IV Домашнее задание: выписать тропы (изобразительные средства). По 5 примеров на каждый троп.
«Господин из Сан-Франциско» появился в печати в 1915 г. Рассказу был предпослан эпиграф из Апокалипсиса: «Горе тебе, Вавилон, город крепкий!». Вот ближайший контекст этих слов в заключительной книге Нового Завета: «Горе, горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий! ибо в один час пришел суд твой» (Откровение св. Иоанна Богослова, гл.18, стих 10). В позднейших переизданиях эпиграф будет снят; уже в процессе работы над рассказом писатель отказался от придуманного поначалу названия «Смерть на Капри». Однако ощущение катастрофизма, навеваемое первым вариантом заголовка и эпиграфом, пронизывает саму словесную плоть рассказа.
Рассказ «Господин из Сан-Франциско» очень высоко оценил М.Горький. «Знали бы вы, с каким трепетом читал я «Человека из Сан-Франциско», — писал он Бунину. Один из крупнейших немецких писателей XX в. Томас Манн тоже был восхищен рассказом и писал, что он «по своей нравственной мощи и строгой пластичности может быть поставлен рядом с некоторыми из наиболее значительных произведений Толстого».
В рассказе повествуется о последних месяцах жизни богатого американского бизнесмена, устроившего для своей семьи длительное и насыщенное «удовольствиями» путешествие в южную Европу. За Европой — на обратном пути домой — должны были последовать Ближний Восток и Япония. Предпринимаемый американцем круиз детально, утомительно подробно мотивируется в экспозиции рассказа; план и маршрут путешествия изложены с деловой четкостью и обстоятельностью: все учтено и продумано персонажем так, что не оставлено решительно никакого места для случайностей. Для путешествия выбран знаменитый пароход «Атлантида», похожий на «громадный отель со всеми удобствами», и проведенные на нем в пути через Атлантику дни ничем не омрачают настроение богатого туриста.
Однако замечательный своей продуманностью и насыщенностью план начинает рушиться, едва начав осуществляться. Нарушение ожиданий миллионера и его растущее недовольство соответствуют в структуре сюжета завязке и развитию действия. Главный «виновник» раздражения богатого туриста — неподвластная ему и потому кажущаяся непредсказуемо капризной природа — немилосердно нарушает обещания туристских проспектов («утреннее солнце каждый день обманывало»); приходится скорректировать первоначальный план и в поисках обещанного солнца отправиться из Неаполя на Капри. «В день отъезда, — очень памятный для семьи из Сан-Франциско!.. — Бунин использует в этом предложении прием предвосхищения скорой развязки, опуская уже ставшее привычным слово «господин», — …даже и с утра не было солнца».
Будто желая чуть-чуть отдалить неумолимо приближающуюся катастрофическую кульминацию, писатель чрезвычайно тщательно, с использованием микроскопических подробностей дает описание переезда, панораму острова, сообщает детали гостиничного сервиса и, наконец, посвящает полстраницы аксессуарам одежды готовящегося к позднему обеду господина.
Однако сюжетное движение неостановимо: наречием «вдруг» открывается кульминационная сцена, рисующая внезапную и «нелогичную» смерть главного героя. Казалось бы, сюжетный потенциал истории исчерпан и развязка вполне предсказуема: тело богатого покойника в просмоленном гробе будет спущено в трюм все того же парохода и отправлено домой, «на берега Нового Света». Так в рассказе и происходит, однако его границы оказываются шире границ истории о неудачнике-американце: повествование по воле автора продолжается, и выясняется, что поведанная история — лишь часть общей картины жизни, находящейся в поле зрения автора. Перед читателем проходят сюжетно не мотивированные панорама Неаполитанского залива, зарисовка уличного рынка, колоритные образы лодочника Лоренцо, двух абруццких горцев и — самое важное — обобщающая лирическая характеристика «радостной, прекрасной, солнечной» страны. Движение от экспозиции до развязки оказывается лишь фрагментом неостановимого потока жизни, преодолевающего границы частных судеб и потому не вмещающегося в сюжет.
Финальная страница рассказа возвращает нас к описанию знаменитой «Атлантиды» — парохода, возвращающего мертвого господина в Америку. Этот композиционный повтор не только придает рассказу гармоничную соразмерность частей и завершенность, но и укрупняет масштаб созданной в произведении картины. Интересно, что господин и члены его семьи так до конца и остаются в рассказе безымянными, в то время как периферийные персонажи — Лоренцо, Луиджи, Кармелла — наделены собственными именами.
Сюжет — наиболее заметная сторона произведения, своего рода фасад художественного здания, формирующий первоначальное восприятие рассказа. Однако в «Господине из Сан-Франциско» координаты общей картины рисуемого мира намного шире собственно сюжетных временных и пространственных границ.
События рассказа очень точно «привязаны к календарю» и вписаны в географическое пространство. Путешествие, распланированное на два года вперед, начинается в конце ноября (плавание через Атлантику), а внезапно прерывается в декабрьскую, скорее всего, предрождественскую неделю: на Капри в это время заметно предпраздничное оживление, абруццкие горцы возносят «смиренно-радостные хвалы» Божьей матери перед ее изваянием «в гроте скалистой стены Монте-Соляро », а также молятся « рожденному от чрева ее в пещере Вифлеемской, …в далекой земле Иудиной…». Благодаря этой неявной календарной подробности содержание рассказа обогащается новыми гранями смысла: речь в нем идет не только о частной судьбе безымянного господина, но о жизни и смерти как ключевых — вечных — категориях бытия.
Точность и предельная достоверность — абсолютные критерии бунинской эстетики — проявляются в той тщательности, с какой описан в рассказе распорядок дня богатых туристов. Указания на «часы и минуты» прожигаемой ими жизни, перечень посещаемых в Италии достопримечательностей будто выверены по надежным туристским справочникам. Но главное, конечно, не в дотошной верности Бунина правдоподобию.
Стерильная регулярность и нерушимый распорядок существования господина вводят в рассказ важнейший для него мотив искусственности, автоматизма цивилизованного псевдобытия центрального персонажа. Трижды в рассказе почти останавливается сюжетное движение, отменяемое сначала методичным изложением маршрута круиза, потом размеренным отчетом о режиме дня на «Атлантиде» и, наконец, тщательным описанием порядка, заведенного в неаполитанском отеле. Механически разлинованы «графы» и «пункты» существования господина: «во-первых», «во-вторых», «в-третьих»; «в одиннадцать», «в пять», «в семь часов». В целом пунктуальность образа жизни американца и его компаньонов задает монотонный ритм описанию всего попадающего в его поле зрения природного и социального мира.
Выразительным контрастом этому миру оказывается в рассказе стихия живой жизни. Эта неведомая господину из Сан-Франциско жизнь подчинена совсем другой временной и пространственной шкале. В ней нет места графикам и маршрутам, числовым последовательностям и рациональным мотивировкам, а потому нет предсказуемости и «понятности» для сынов цивилизации. Неясные импульсы этой жизни порой будоражат сознание путешественников: то дочери американца покажется, будто она видит во время завтрака наследного азиатского принца; то хозяин отеля на Капри окажется именно тем джентльменом, которого уже сам американец видел накануне во сне. Впрочем, никаких следов в душе главного персонажа «так называемые мистические чувства» не оставляют.
Авторский взгляд постоянно корректирует ограниченное восприятие персонажа: читатель благодаря автору видит и узнает многое сверх того, что способен увидеть и понять герой рассказа. Самое главное отличие авторского «всеведающего» взгляда — его предельная открытость времени и пространству. Счет времени идет не на часы и дни, а на тысячелетия, на исторические эпохи, а открывающиеся взору пространства достигают «синих звезд неба». Вот почему, расставшись с умершим персонажем, Бунин продолжает рассказ вставным эпизодом о римском тиране Тиверии. Автору важна не столько ассоциативная параллель с судьбой заглавного героя, сколько возможность предельно укрупнить масштаб проблематики.
В последней трети рассказа изображаемые явления подаются максимально общим планом (финальная зарисовка «Атлантиды»). Рассказ о жизненном крахе самоуверенного «господина жизни» перерастает в медитацию (лирически насыщенное размышление) о связи человека и мира, о величии природного космоса и его неподвластности людским волям, о вечности и о непроницаемой тайне бытия. Здесь, на последних страницах рассказа, углубляется до символического название парохода (Атлантида — полулегендарный огромный остров к западу от Гибралтара, из-за землетрясения опустившийся на дно океана).
Возрастает частотность использования образов-символов: как символы с широким полем значений воспринимаются образы бушующего океана; «бесчисленных огненных глаз» корабля; «громадного, как утес», Дьявола; похожего на языческого идола капитана. Более того: в спроецированном на бесконечность времени и пространства изображении любая частность (образы персонажей, бытовые реалии, звуковая гамма и свето-цветовая палитра) приобретает символический содержательный потенциал.
Предметная детализация, или, как называл эту сторону писательской техники сам Бунин, внешняя изобразительность — одна из самых сильных сторон его мастерства. Эту грань таланта Бунина еще на заре его писательского пути заметил и оценил А.П.Чехов, подчеркнувший густоту бунинского живописания словом, плотность воссоздаваемых пластических картин: «…это очень ново, очень свежо и очень хорошо, только слишком компактно, вроде сгущенного бульона».
Замечательно, что при чувственной насыщенности, «фактурности» описаний любая их подробность полновесно обеспечена точным авторским знанием: Бунин был необыкновенно строг именно к точности и конкретности изображения. Разумеется, точность и конкретность деталей — не предел устремлений писателя, а лишь отправная точка для создания художественно убедительной картины.
Вторая особенность бунинской детализации — удивительная автономность, самодостаточность воспроизводимых подробностей. Деталь у Бунина порой находится в непривычных для классического реализма отношениях с сюжетом. Вспомним, что в литературе девятнадцатого века деталь, как правило, была подчинена какой-либо художественной задаче — раскрытию образа героя, характеристике места действия и, в конечном счете, конкретизации сюжетного движения. Конечно, Бунин не может обойтись без подробностей такого же плана.
Яркий пример «служебных», мотивирующих сюжет деталей в «Господине из Сан-Франциско» — описание вечернего костюма центрального персонажа. Инерция авторского иронического перечисления элементов одежды («кремовое шелковое трико», «черные шелковые носки», «бальные туфли», «подтянутые шелковыми помочами черные брюки», «белоснежная рубашка», «блестящие манжеты») вдруг иссякает, когда крупным планом и в манере замедленной киносъемки подается финальная, самая значимая подробность — не дающаяся пальцам старика шейная запонка, единоборство с которой лишает его последних сил. Поразительно уместно и соседство с этим эпизодом «говорящей» звуковой детали — загудевшего по всему отелю «второго гонга». Впечатление торжественной исключительности момента как нельзя лучше готовит читателя к восприятию кульминационной сцены.
В то же время бунинские детали далеко не всегда столь отчетливо соотнесены с общей картиной происходящего. Вот, например, описание успокаивающегося после внезапной смерти американца отеля: «…Тарантеллу пришлось отменить, лишнее электричество потушили… и стало так тихо, что четко слышался стук часов в вестибюле, где только один попугай деревянно бормотал что-то, возясь перед сном в своей клетке, ухитряясь заснуть с нелепо задранной на верхний шесток лапой…» Экзотический в соседстве со сценой смерти попугай будто просится в отдельную прозаическую миниатюру, — настолько самодостаточно это выразительное описание. Только ли ради эффектного контраста использована эта деталь? Для сюжета эта подробность явно избыточна. Частность стремится хотя бы на время заполнить все поле зрения, заставляя забыть о происходящих событиях.
Деталь в прозе Бунина не замкнута на конкретный сюжетный эпизод, но свидетельствует о состоянии мира в целом и потому стремится вобрать в себя всю полноту чувственных проявлений жизни. Уже современники писателя заговорили о его уникальной способности передавать впечатления от внешнего мира во всей сложной совокупности воспринимаемых качеств — формы, цвета, света, звука, запаха, температурных особенностей и осязательных характеристик, а также тех тонких психологических свойств, которыми воображение человека наделяет окружающий мир, догадываясь о его одушевленности и соприродности человеку. В этом отношении Бунин опирается на толстовскую стилевую традицию с ее «языческой», как говорили критики, мощью пластических характеристик и «телепатической» убедительностью образов.
Бунинское сложное и слитное описание возникающих у персонажей ощущений в специальной литературе иногда называют синестетическим (от слова «синестезия» —сложное восприятие, при котором взаимодействуют и смешиваются ощущения, характерные для разных органов чувств; например, «цветной слух»). Бунин сравнительно нечасто использует в своих описаниях метафоры и метафорические сравнения, однако если все же прибегает к ним, то добивается поразительной яркости. Вот пример такой образности: « В Средиземном море шла крупная и цветистая, как хвост павлина, волна, которую, при ярком блеске и совершенно чистом небе, развела весело и бешено летевшая навстречу трамонтана…»
Бунинский словарь богат, однако выразительность достигается не столько количественным расширением используемых слов, сколько виртуозностью их сопоставлений и сочетаний. Называемые предмет, действие или состояние, как правило, сопровождаются субъективно «окрашивающими», «озвучивающими» или психологически насыщенными эпитетами, придающими изображению специфически «бунинский» колорит («несметные глаза», «траурные» волны, надвигающийся «своей чернотой» остров, «сияющие утренние пары над морем», «яростные взвизгивания сирены» и т.д.). Используя однородные эпитеты, Бунин варьирует их качественные характеристики, чтобы они не заслоняли друг друга, а воспринимались в слитной взаимодополнительности. В неистощимо различных комбинациях даются сочетания со значением цвета, звука, температуры, объема, запаха. Бунин любит составные эпитеты и — подлинный конек писателя — оксюмороны (например, «грешно-скромная девушка»).
Однако при всем словесном богатстве и разнообразии Бунину свойственно постоянство в использовании однажды найденных эпитетов и словесных групп. Он неоднократно и в разных произведениях использует свои «фирменные» словосочетания, не останавливаясь перед повторами, если они продиктованы задачами изобразительной точности (иногда кажется, что он намеренно игнорирует возможность использовать синоним или перифразу). Так что оборотной стороной изобразительного великолепия и точности в стиле Бунина являются взвешенность и сдержанность словоупотребления. Излишней цветистости и орнаментальности в стиле Бунин никогда не допускал, называя такую манеру «петушковой» и порой браня за нее увлекавшихся «самоцельной красотой» коллег. Точность, художественная уместность и полнота изображения — вот те качества предметной детализации, которые мы находим в рассказе «Господин из Сан-Франциско».
И сюжет, и внешняя описательность в рассказе Бунина важны, но не исчерпывают полноты эстетического впечатления от произведения. Образ центрального персонажа в рассказе намеренно обобщен и к финалу уходит из фокуса писательского взгляда. Мы уже обращали внимание на то, какой содержательностью обладают у Бунина сама периодичность подачи изображаемых фактов и событий, само чередование динамических и описательных сцен, авторской точки зрения и ограниченного восприятия героя — одним словом, сама мера регулярности и теснящей ее стихийности в создаваемой картине. Если обобщить все это универсальным стилевым понятием, то самым уместным окажется термин ритм.
Делясь тайнами писательского мастерства, Бунин признавался, что, прежде чем что-либо написать, он должен почувствовать ощущение ритма, «найти звук»: «Как скоро я его нашел, все остальное дается само собой». Не удивительно в этой связи, что удельный вес сюжета в композиции бунинских произведений может быть минимальным: почти полностью «бессюжетным» является, например, знаменитый рассказ «Антоновские яблоки». В «Господине из Сан-Франциско» сюжет более значим, но роль ведущего композиционного начала принадлежит не сюжету, а ритму. Как уже говорилось, движением текста управляет взаимодействие и чередование двух мотивов: регламентированной монотонности существования господина — и непредсказуемо свободной стихии подлинной, живой жизни. Каждый из мотивов поддержан своей системой образных, лексических и звуковых повторов; каждый выдержан в своей эмоциональной тональности. Нетрудно заметить, например, что служебные детали (вроде отмеченной шейной запонки или повторяющихся подробностей обедов и «развлечений») служат предметной опорой для первого (этот мотив можно, используя музыкальный термин, назвать «темой господина»). Напротив, «несанкционированные», «лишние», будто самопроизвольно появляющиеся в тексте подробности дают импульсы мотиву живой жизни (назовем его, опять-таки условно, «лирической темой»). Таковы отмеченные описания заснувшего попугая или разряженной лошадки и множество частных характеристик природы и людей «прекрасной, солнечной страны».
Лирическая тема, сначала едва различимая, постепенно набирает силу, чтобы отчетливо зазвучать в последней трети рассказа (ее компоненты — образы разноцветья, живописной пестроты, солнечности, распахивающегося пространства). Финальная часть рассказа — своеобразная музыкальная кода — обобщает предшествующее развитие. Почти все объекты изображения здесь повторяются по сравнению с началом рассказа: вновь «Атлантида» с ее контрастами палуб и «подводной утробы», вновь лицедейство танцующей пары, вновь ходящие горы океана за бортом. Однако то, что в начале рассказа воспринималось как проявление авторского социального критицизма, благодаря интенсивному внутреннему лиризму поднимается на высоту трагического обобщения: в концовке неразделимо слитно звучат авторская мысль о бренности земного существования и художническая интуиция о величии и красоте живой жизни. Предметное значение финальных образов как будто рождает ощущение катастрофизма и обреченности, но их художественная выразительность, сама музыкальная текучесть формы создают этому ощущению неустранимый и прекрасный противовес.
И все же самое тонкое и наиболее «бунинское» средство ритмизации текста — его звуковая организация. В способности воссоздавать стереоиллюзию «звонкого мира» Бунин, пожалуй, не знает себе равных в русской литературе. Музыкальные мотивы составной частью входят в тематическое содержание рассказа: в тех или иных сюжетных эпизодах звучат струнный и духовой оркестры; «сладостно-бесстыдная» музыка вальсов и танго позволяет «расслабиться» ресторанной публике; на периферии описаний возникают упоминания о тарантелле или о волынке. Однако еще важнее другое: самые мельчайшие фрагменты возникающей картины под пером Бунина озвучиваются, создавая широкий акустический диапазон от почти неразличимого шепота до оглушительного рева. Текст до предела насыщен подробностями звучания, причем выразительность звуковой лексики поддержана фонетическим обликом слов и словосочетаний. Особое место в этом ряду занимают сигналы: гудки, трубы, звонок, гонг, сирена. Текст рассказа будто прошит этими звуковыми нитями, придающими произведению впечатление высочайшей соразмерности частей. Поначалу воспринимаемые как реальные детали быта, эти подробности по мере движения рассказа начинают соотноситься с общей картиной мироздания, с грозной предупреждающей ритмикой, исподволь набирающей силу в авторских медитациях, приобретают статус символов. Этому способствует и высокая степень фонетической упорядоченности текста.
«…Девятому кругу была подобна подводная утроба парохода, — та, где глухо гоготали исполинские топки…» Апокалиптический аккомпанемент в этом фрагменте создается не только упоминанием ада («девятый круг»), но и цепочкой ассонансов (четыре ударных «о» подряд!) и интенсивностью аллитераций. Порой звуковые сближения для Бунина даже важнее, чем смысловая сочетаемость: глагол «гоготали» не у всякого вызовет ассоциации с приглушенностью.
Творчество всякого большого мастера дает глубокие и разнообразные интерпретационные возможности, однако границы возможных толкований все-таки определены содержательным ядром произведения. Бунинский рассказ долгое время воспринимался и современниками, и людьми последующих поколений преимущественно в перспективе социального критицизма. В поле зрения таких читателей попадали прежде всего зафиксированные писателем контрасты богатства и бедности, а главной авторской целью при этом объявлялось «разоблачение» буржуазного миропорядка. На первый взгляд, бунинский рассказ действительно дает материал для таких умозаключений.
Более того, по свидетельству жены писателя В.Н.Муромцевой-Буниной, одним из биографических источников замысла мог быть спор, в котором Бунин так возражал своему оппоненту — попутчику на пароходе: «Если разрезать пароход вертикально, то увидим: мы сидим, пьем вино… а машинисты в пекле, черные от угля работают… Справедливо ли это?». Однако только ли социальное неблагополучие в поле зрения писателя и оно ли является, с его точки зрения, главной причиной общего катастрофизма жизни?
Как мы уже знаем, мышление Бунина намного более масштабно: социальные диспропорции для него — лишь следствие гораздо более глубоких и гораздо менее прозрачных причин. Рассказ Бунина — о сложном и драматическом взаимодействии социального и природно-космического в человеческой жизни, о близорукости людских претензий на господство в этом мире, о непознаваемой глубине и красоте Вселенной — той красоте, которую, как пишет Бунин в рассказе, «бессильно выразить человеческое слово ».
Как признавался писатель, «и Сан-Франциско, и все прочее» он выдумал, живя в имении своей двоюродной сестры в Елецком уезде Орловской губернии. Господин из Сан-Франциско — в самом начале рассказа отсутствие имени у героя мотивируется тем, что его «никто не запомнил». Г. «ехал в Старый Свет на целых два года, с женой и дочерью, единственно ради развлечения. Он был твердо уверен, что имеет полное право на отдых, удовольствия, на путешествие во всех отношениях отличное. Для такой уверенности у него был тот довод, что, во-первых, он был богат, а во-вторых, только что приступил к жизни, несмотря на свои пятьдесят восемь лет».
Бунин подробно излагает маршрут предстоящего путешествия: Южная Италия — Ницца — Монте-Карло — Флоренция — Рим — Венеция — Париж — Севилья — Афины — Палестина — Египет, «даже Япония, — разумеется, уже на обратном пути». «Все пошло сперва прекрасно», но в этой бесстрастной констатации происходящего слышатся «молоточки судьбы».
Удивительно, что «Господин из Сан-Франциско» занимает так мало места, всего каких-нибудь сорок страниц. Мне казалось, что это большая вещь, почти книга. Это свидетельствует о необычайной сжатости, насыщеннорти «Господина из Сан-Франциско». Редкая вещь в мировой литературе написана с такой экономией художественных средств. Я думаю, если бы Бунин и захотел, то не мог бы сейчас внести в свою повесть ни малейшего изменения. Стилистически повесть Бунина представляет собой исключительное достижение.
Противопоставление роскоши верхнего этажа комфортабельного океанского парохода «Атлантида» его трюму, этому «девятому кругу» ада, воспринимается как протест против социальной несправедливости. Усиливают это впечатление отдельные образы социально угнетаемых, этих рабов преисподней, которые несли в этом аду свой непосильный каторжный труд.
[sms]
Только несколько строк в повести говорят о людях. В одном месте это вахтенные, которые «мерзли от стужи и шалели от непосильного напряжения внимания на своей вышке»; в другом — это «облитые едким, грязным потом и по пояс голые люди, багровые от пламени», ввергавшие груды каменного угля в исполинские топки грандиозных машин. Но этих нескольких строк оказывается достаточно, чтобы составить себе яркую картину социального неравенства, которая остается памятной на всю жизнь.
И конечно, Бунин был далек от всякой тенденции, когда писал эти строки; он был только художником, который видел и не мог не отметить того, что он видел. Поэтому сила социального воздействия рассказа Бунина, чуждая всякой нарочитости, сказывается значительнее, чем романы, написанные по «социальному заказу». В самом начале, говоря о господине из Сан-Франциско, автор так оценивает его жизненный труд: «Он работал не покладая рук, — китайцы, которых он выписывал к себе на работы целыми тысячами, хорошо знали, что это значит…» Эта фраза стоит целых трактатов об эксплуатации колониального труда.
Огромное значение для понимания рассказа имеет избранный Буниным эпиграф из Апокалипсиса: «Горе тебе, Вавилон, город крепкий». Даже не смерть, так неожиданно и грубо навалившаяся на господина из Сан-Франциско, ужасная и непостижимая, с наличием которой никто не хочет ми- риться, хотя сталкивается с нею на каждом шагу, даже не она овладевает сознанием читателя. Центральным образом повести для меня вдруг стал не господин из Сан-Франциско, смерть которого, неожиданная и в то же время столь естественная, является как будто бы основным ядром повести. Вырос в моих глазах другой герой повести, мало на страницах ее появляющийся, но в конце концов заслоняющий всех остальных.
Это командир корабля. Вспомним его описание. Капитан был «рыжий человек, чудовищной величины и грузности, всегда как бы сонный, похожий в своем мундире с широкими золотыми нашивками на огромного идола, очень редко появлявшийся из своих таинственных покоев». На нем держится вся мощь гиганта-корабля, этого «нового Вавилона, города крепкого». Он — господин его, некий новый идеал, в который веруют и те, кто веселятся в его верхнем этаже, и те, кто в «девятом его кругу» осуждены на непосильный труд. В нем воплощена человеческая гордыня, дерзко бросившая вызов стихии. Бунина заражает титаническая дерзость человека. С огромной художественной силой написаны строки, посвященные описанию машинного отделения корабля-гиганта.
«В самом низу, в подводной утробе «Атлантиды», тускло блистали сталью, сипели паром и сочились кипятком и маслом тысячепудовые громады котлов и всяческих других машин, той кухни, раскаляемой исподу адскими топками, в которой варилось движение корабля, — клокотали страшные в своей сосредоточенности силы, передававшиеся в самый киль его, в бесконечно длинное подземелье, в туннель, озаренный электричеством, где медленно, с подавляющей душу неукоснительностью вращался в своем маслянистом ложе исполинский вал, точно живое чудовище, протянувшееся в этом туннеле».
Бунин противопоставляет друг другу две силы — силу человеческого гения и силу природной стихии. Если первая воплощена в командире, то вторая нашла свое художественное воплощение в описании океана. Это противопоставление двух сил — человеческой дерзости и силы стихии — является движущей силой всей повести. «Океан, ходивший за стенами, был страшен, но о нем не думали, твердо веря во власть над ним командира…» — говорится в начале повести.
И. Бунин дает почувствовать эту другую мощь, всеразру-шающую силу слепой стихии, о которой стараются не думать, но присутствие которой тяготеет над всеми. «Океан с гулом ходил за стеной черными горами, вьюга крепко свистала в отяжелевших снастях, пароход весь дрожал, одолевая и ее, и эти горы, — точно плугом разваливая на стороны их зыбкие, то и дело вскипавшие и высоко взвивдвшиеся пенистыми хвостами громады…»
Сирена то «поминутно взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой», то «стенала в смертной тоске, удушаемая туманом», но «немногие слышали сирену — ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра», услаждавшего слух обедавших в роскошной мраморной двухсветной зале. Только командир корабля слышал тяжкие завывания и яростные взвизгивания сирены, удушаемой бурей. В его душу невольно западала тревога, ибо он знал, как никто, мощь стихии. В такие минуты успокаивал он себя мыслью, что есть еще последнее прибежище, которое и самому ему непонятно по своей таинственности, прибежище, воплощенное в образе «бледнолицего Телеграфиста с металлическим полуобручем на голове». Когда капитан будет бессилен, когда гигант-корабль будет побежден слепой силой стихии, тогда останется последнее прибежище — послать тревожное и уже лишенное гордыни «SOS1» — спасите наши души!
Но эту последнюю минуту «гибели Вавилона» не хотел показать нам Бунин. Наоборот, он с необычайной художественной силой заполнил определение, которое дано Вавилону в Апокалипсисе: «город крепкий». За стенами этого города протекает наша человеческая, слишком человеческая, жизнь, с ее радостями и горестями, с очарованием первой любви, не все ли равно чем пробужденной в юной душе, со страшным призраком смерти, неожиданно, всегда врасплох нас застающей. Но кто-то издали следит за нашим заумным миром, погруженным в океан стихии, и только некоторым нет-нет и послышится голос сирены: «Горе тебе, Вавилон крепкий».
День приезда на Капри стал «знаменательным» в судьбе Г. Он предвкушает изысканный вечер в обществе известной красавицы, но, когда одевается, непроизвольно бормочет: «О, это ужасно!», «не стараясь понять, не думая, что именно ужасно». Он преодолевает себя, ждет в читальне жену, читает газеты — «как вдруг строчки вспыхнули перед ним стеклянным блеском, шея его напружилась, глаза выпучились, пенсне слетело с носа… Он рванулся вперед, хотел глотнуть воздуха — и дико захрипел; нижняя челюсть его отпала, осветив весь рот золотом пломб, голова завалилась на плечо и замоталась, грудь рубашки выпятилась коробом — и все тело, извиваясь, задирая ковер каблуками, поползло на пол, отчаянно борясь с кем-то».
Агония Т. обрисована физиологично и бесстрастно. Однако смерть не вписывается в стиль жизни богатого отеля. «Не будь в читальне немца, быстро и ловко сумели бы в гостинице замять это ужасное происшествие умчали бы за ноги и за голову господина из Сан-Франциско, куда подальше — и ни единая душа из гостей не узнала бы, что натворил он». Г. «настойчиво борется со смертью», но затихает «в самом маленьком, самом плохом, самом холодном и сыром, в конце нижнего коридора» номере. Через четверть часа в отеле все приходит в порядок, но напоминанием о смерти «вечер был непоправимо испорчен».
В Рождество Христово тело «мертвого старика, испытав много унижений, много человеческого невнимания», в «длинном ящике из-под содовой английской воды» отправляется по тому же пути, сначала на маленьком пароходике, затем на «том же самом знаменитом корабле» отправляется домой. Но тело теперь скрывается от живых в утробе корабля — в трюме. Возникает видение Дьявола, наблюдающего «корабль, многоярусный, многотрубный, созданный гордыней Нового Человека со старым сердцем». Г. — один из многих пассажиров большого корабля «Атлантида», похожего «на громадный отель со всеми удобствами, — с ночным баром, с восточными банями, с собственной газетой».
Океан, уже давно ставший в мировой литературе символом жизни в ее изменчивости, грозности и непредсказуемости, «был страшен, но о нем не думали»; «на баке поминутно взвывала с адской мрачностью и взвизгивала с неистовой злобой сирена, но немногие из обедающих слышали сирену — ее заглушали звуки прекрасного струнного оркестра». «Сирена» — символ мирового хаоса, «
» — спокойной гармонии. Бунин дает портрет своего героя: «Сухой, невысокий, неладно скроенный, но крепко сшитый . Нечто монгольское было в его желтоватом лице с подстриженными серебряными усами, золотыми пломбами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью — крепкая лысая голова». Важна еще одна, как выяснится впоследствии обманчивая, деталь: «Смокинг и крахмальное белье очень молодили» Г.
Когда корабль прибыл в Неаполь, Г. вместе с семьей решает сойти с корабля и отправиться на Капри, где, «все уверяли», тепло. Автор не указывает, был ли предопределен трагический исход Г. в том случае, если бы он остался на «Атлантиде». Уже во время плавания на маленьком пароходике к острову Капри Г. чувствовал «себя так, как и подобало ему, — совсем стариком» и с раздражением думал о цели своего путешествия — об Италии.
В конце рассказа Бунин повторно описывает блестящую и легкую жизнь пассажиров корабля, в том числе танец пары нанятых влюбленных: и никто не знал их тайну и усталость от притворства, никто не знал о теле Г. «на дне темного трюма, в соседстве с мрачными и знойными недрами корабля, тяжко одолевавшего мрак, океан, вьюгу…». Этот финал можно трактовать как победу над смертью и в то же время как подчиненность извечному кругу бытия: жизнь — смерть.[/sms]
Серебряный век русской литературы всегда ассоциируется у большинства людей именно с поэзией. Однако нельзя не заметить, что начало двадцатого века подарило нам великое множество очень талантливых прозаиков.
Одним из таких талантов стал Иван Бунин. Его короткие рассказы по-настоящему западают в душу читателя, поднимают перед нами важные философские вопросы. Одним из самых ярких прозаических произведений Бунина является рассказ «Господин из Сан-Франциско», разбор которого подготовил Многомудрый Литрекон.
История создания
Творческая история рассказа «Господин из Сан-Франциско» началась в экзотическом краю — на острове Капри. В основу произведения легли воспоминания Бунина о его отдыхе. В отеле, где он тогда жил, умер некий состоятельный американец. Этот случай чётко отпечатался в памяти писателя, ведь одна маленькая трагедия не изменила праздничного настроения отдыхающих.
Современникам были известны интересные факты о написании рассказа «Господин из Сан-Франциско». Уже в 1915 году Бунин написал в своём дневнике о том, как он увидел в витрине московского книжного магазина повесть Томаса Манна «Смерть в Венеции». Именно тогда он и решил написать свой рассказ, в основе которого и легло то происшествие на Капри. Вот так одно незначительное обстоятельство вдохновило автора воплотить свой давний замысел рассказа в явь.
«я почему-то вспомнил эту книгу и внезапную смерть какого-то американца, приехавшего на Капри, в гостиницу „Квисисана“, где мы жили в тот год, и тотчас решил написать „Смерть на Капри“, что и сделал в четыре дня — не спеша, спокойно, в лад осеннему спокойствию сереньких и уже довольно коротких и свежих дней и тишине в усадьбе… Заглавие „Смерть на Капри“ я, конечно, зачеркнул тотчас же, как только написал первую строку: „Господин из Сан-Франциско…“ И Сан-Франциско, и всё прочее (кроме того, что какой-то американец действительно умер после обеда в „Квисисане“) я выдумал…
Направление и жанр
Этот рассказ можно отнести к литературному направлению реализма. Писатель стремится к достоверному изображению действительности. Его персонажи типичны и достоверны. Присутствуют названия реальных мест. В то же время модернизм, господствующий в культуре того времени, отразился на прозе Бунина. Так, в его рассказе много образов-символов, которые открывают метафорическое значение текста.
Жанр «Господина из Сан-Франциско» — рассказ. Это краткое прозаическое произведение с малым количеством действующих лиц и одной сюжетной линией. Отсутствует какая-либо конкретика, читатель понимает, что ситуация, описанная в рассказе, могла произойти с кем и когда угодно.
Композиция и конфликт
Идейно композиция произведения делится на две части: прибытие американского богача в отель и возвращение в США его бездыханного тела. Такое построение сюжета призвано подчеркнуть основную идею рассказа, показать контраст между тем, кем является человек при жизни, и кем (или чем) он становится после смерти.
В основе главного конфликта произведения «Господин из Сан-Франциско» лежит противостояние между мирскими вещами, такими как богатства, удовольствия и развлечения, и вечным началом, представленным в рассказе самой смертью.
Смысл названия и финала
В названии рассказа Бунин не стал ни придумывать изящную формулу, являющуюся отражением потаённых смыслов, ни обозначать основную мысль. Избегая какой-либо конкретики как в повествовании, так и в названии, Бунин в очередной подчеркнул будничность и незначительность жизни своего героя, занятого лишь мирскими делами.
Перед нами не человек, а набор клише и стереотипов об обитателе американского среднего класса. Он — господин, то есть хозяин жизни, богатый человек, деньгам которого поклоняются и завидуют другие люди. Но как иронично звучит слово «господин» применительно к трупу! Значит, человек не может быть господином чего бы то ни было, ведь жизнь и смерть ему неподвластны, он не постиг их природу. Титул героя — издевка автора над самодовольными богачами, которые думают, что владеют миром, хотя не могут предугадать даже своей судьбы.
Почему умер господин из Сан-Франциско? А потому, что ему отмерен определенный срок, и высшие силы не приняли в расчет его планов на жизнь. Все время герой откладывал исполнение своих заветных желаний на потом, и вот когда он нашел для них время, судьба посмеялась над ним и обнулила счетчик.
Суть
Некий богатый американец отправляется вместе с дочерью и женой в Европу, где планирует провести два года, предаваясь отдыху и развлечениям. Поначалу приятное путешествие оказывается испорчено отвратительной погодой. Господин из Сан-Франциско вместе с семьёй отправляется на Капри, где за чтением газеты его внезапно настигает смерть.
В тот же день у жены почившего требуют немедленно убрать тело мужа из отеля. Из-за отсутствия горба покойного положили в ящик для содовой воды и ночью увезли в порт. Рассказ заканчивается на том, как тело господина из Сан-Франциско, убранное в тёмный корабельный трюм, возвращается в Америку.
Главные герои и их характеристика
Герои рассказа «Господин из Сан-Франциско» перечислены Многомудрым Литреконом в таблице:
| герои рассказа «господин из сан-франциско» | характеристика |
| господин из сан-франциско | пятидесятивосьмилетний богач из сша. будучи предпринимателем, эксплуатировал труд китайских эмигрантов. несмотря на свой огромный заработок и достаток, считает, что всю жизнь он не жил, а только существовал, откладывая на потом заветные мечты и увлечения. на своё путешествие смотрит как на начало новой жизни, в которой он сможетнасладиться плодами своей работы. самоуверен. снисходительно-высокомерен. самовлюблён. |
| жена господина из сан-франциско | ничем не примечательная женщина. вздорная и истеричная американка. |
| дочь господина из сан-франциско | симпатичная, но в остальном ничем не примечательная девушка. |
| пассажиры лайнера | сливки высшего общества европы и америки. высоко титулованные особы, богачи и прочие влиятельные персоны. в большинстве своём, пустые и ничтожные люди, которых не волнует ничего, кроме самих себя. |
Темы
Тематика рассказа «Господин из Сан-Франциско» многообразна, несмотря на малый объем произведения.
- Жизненные ценности — основная тема произведения. Главный герой ставил на первое место в своей жизни деньги и успех, в то время как семья, родина, творчество, мир в целом остались «за бортом» его корабля. Когда он решил наверстать упущенное, было поздно, и в итоге вся его жизнь прошла напрасно, и погоня за материальными благами так и не завершилась триумфом.
- Семья – Бунин с явной неприязнью описывает семью богатого американца. Семейные отношения между господином из Сан-Франциско и его близкими держатся, как правило, на финансовом аспекте. До тех пор, пока всё вокруг идёт идеально, их можно принять за хороших людей, но как только в путешествие вмешивается неприятность, на поверхность тут же всплывают семейные дрязги и взаимное отчуждение. Бунин показывает, что в обществе, одержимом деньгами, нет места настоящим семейным ценностям.
- Счастье – господин из Сан-Франциско всю свою жизнь считал, что настоящее счастье заключается в деньгах и возможности тратить их в своё удовольствие. Именно такой подход к жизни и осуждает Бунин, показывая пустоту и ничтожность существования, завязанного только на деньгах.
- Мечта – писатель вырисовывает нам портрет насквозь прогнившего человека, в душе которого не осталось ничего высокого. Всё, о чём может мечтать пожилой американец, так это о том, чтобы в своё удовольствие нежится в европейских отелях. Очень важно, по мнению Бунина, уметь мечтать о высоком, а не только лишь о мирских радостях.
- Любовь – в потребительском обществе, изображённом в рассказе, не места настоящей любви. Всё в нём насквозь поддельно и лживо. За масками радушия и услужливости скрываются зависть и равнодушие.
- Судьба – Бунин очень иронично обходится со своим героем. Показывая вначале живого и уважаемого всеми богача на круизном лайнере, в финале на том же самом лайнере всеми забытый мёртвый старик плывёт обратно тем же маршрутом, каким и приехал. Горькая ирония призвана показать всю тщетность бытия, которое не значит ничего перед роком.
Проблемы
Проблематика рассказа «Господин из Сан-Франциско» весьма насыщенна:
- Равнодушие – основная проблема, затронутая в рассказе. Бунин обрисовал отчуждение в обществе, которое он видел вокруг себя. Люди не хотят вникать в проблемы окружающих, они не хотят сталкиваться с настоящим горем. Они равнодушны к чужому несчастью и хотят поскорее избавиться от любых проявлений нестабильности и печали. Так, после смерти господина, когда он уже не мог дать чаевых, персонал, другие гости, да и его семья, не проявили никакого сожаления и уважения к покойнику.
- Эгоизм – почти каждый персонаж в рассказе думает только о себе. Как сам господин из Сан-Франциско, так и люди вокруг него, ни разу не задумались над судьбой или чувствами другого человека. Все заботятся только лишь о себе.
- Жизнь и смерть – Бунин превосходно отобразил, что как бы ни был богат и влиятелен человек при жизни, умерев, он становится всего лишь трупом, и его прошлое уже ни на что не влияет. Смерть уравнивает людей, она неподкупна. Поэтому власть человека эфемерна.
- Бездуховность – атмосфера морального упадка и разложения так и сочится сквозь строчки рассказа. Равнодушие, эгоизм, жестокость и жадность со стороны кажутся невыносимыми и ужасными. Недаром автор назвал судно, на которым плыл господин, Атлантидой. Оно является символом буржуазного общества, обреченного на крах.
- Жестокость – вопреки показушной вальяжности и радушию, общество, изображённое Буниным, до невозможности жестоко. Оно живёт одним холодным расчётом, измеряет человека только по деньгам и беззастенчиво выбрасывает, когда деньги заканчиваются.
- Общество – главным злодеем рассказа выступает капиталистическое общество, законы которого обезличивают людей и убивают их души.
- Социальные проблемы – в рассказе поднимаются такие проблемы, как и социальное неравенство. На примере бедных итальянцев и эксплуатируемых господином их Сан-Франциско китайцев Бунин показывает нам, что в капиталистическом обществе достаток меньшинства достигается потом и кровью большинства.
Основная идея
Смысл рассказа «Господин из Сан-Франциско» заключается в разоблачении лживого капиталистического общества. Он открывает нам его бесчеловечную жесткость и глубокую порочность, скрываемые за показным лоском и внешней доброжелательностью.
В то же время Бунин поднимает и философские вопросы, рассуждая о тщетности и скоротечности бытия и мрачном величии смерти, которая в конце концов уровняет всех людей между собой и посмеется над каждым достижением. Главная мысль рассказа «Господин из Сан-Франциско» — это необходимость смирения человеческой гордыни. Мы — не господа своей судьбы, поэтому нужно уметь наслаждаться каждым мгновением, отпущенным нам свыше, ведь в любой момент нить жизни может оборваться навсегда, а наши планы — так и остаться планами. Такова авторская позиция.
Чему учит?
Судьба господина из Сан-Франциско учит нас не быть равнодушными ко всему паразитами. Рассказ Бунина демонстрирует нам, каким станет мир, в котором не останется места духовности и искренности, вытесненных жадностью и эгоизмом. Его вывод прост: на первом месте в человеческой иерархии должны быть не деньги, а вечные моральные ценности. Подневольный, но дешевый труд китайцев не сделал господина счастливее, а вот если бы он помог всем этим людям устроиться в жизни, то наверняка испытал бы больше положительных эмоций и не ощущал бы пустоты бытия.
Нравственные уроки в рассказе «Господин из Сан-Франциско» — это, в первую очередь, необходимость не цепляться за материальные ценности, не ставить во главу угла наживные богатства, а ценить в себе человеческую душу. Ведь после смерти душа — это всё, что остаётся у человека, а память о ней — все, что останется на земле. Таковая мораль Бунина.
Художественные детали
Рассказ довольно богат различными деталями, которые дополняют повествование и подчёркивают основную идею. Особенно интересна концепция мира в рассказе «Господин из Сан-Франциско»:
- В первой части рассказа нам в глаза бросаются различные предметы роскоши: золотые очки, серебряные цепочки и прочие роскошные вещи, которые в очередной раз подчёркивают то, как этот мир завязан на материальных ценностях.
- Во второй половине рассказа все эти красивые побрякушки мгновенно исчезают. Остаётся лишь темнота, телега, везущая импровизированный гроб в порт, и сырой трюм. Закончилась пустая ничтожная жизнь и началась таинственная Вечность.
Выразителем этой Вечности становится спокойное и тихое море, которое равнодушно несёт господина из Сан-Франциско сначала в Европу, а потом обратно в Америку. Образ океана отражает саму жизнь героя: он плыл по течению, наслаждался комфортом и обеспеченностью, но именно это течение привело его к смерти на острове Капри. Так и не успев отдохнуть и пожить для себя, он умер, принеся свою жертву на алтарь успеха. Течение жизни неумолимо: если мы сами не поворачиваемся вспять, прилагая усилия, чтобы изменить направление, оно выносит нас совсем не туда, где бы мы хотели оказаться. Само же течение инертно и безучастно.
Также интересны символы в рассказе «Господин из Сан-Франциско»:
- Название корабля «Атлантида» указывает на скорый крах капиталистического мира, помешанного на деньгах и погрязшего в пороках.
- Ящик из-под содовой — яркая деталь, указывающая на сущность самого господина. Он, как продукт своей эпохи, весьма символично погребен в отходах этой самой эпохи потребления. Его выкинули на обочину жизни, как мусор, когда он сослужил свою службу и больше не мог платить по счетам.
Критика
Несмотря на шедшую в те времена войну, рассказ Бунина не только не затерялся на её фоне, но и привлёк внимание многих великих писателей и критиков. Успех был общепризнанным:
«…повесть «Господин из Сан-Франциско» при первом своем появлении… была единодушно отмечена критикой как новое крупное «достижение» талантивого художника и вообще одно из самых выдающихся произведений современной литературы.» (А. Гизетти, «Ежемесячный Журнал», 1917 г., №1)
Один из самых известных писателей эпохи, Максим Горький в личном письме безраздельно восхищался Буниным, отдельно отметив трепет, который он испытывал, читая «Господина из Сан-Франциско».
Критик Абрам Дерман в журнале «Русская мысль» от 1916 года писал: «Более десяти лет отделяет нас от конца творчества Чехова, и за этот срок, если исключить то, что было обнародовано после смерти Л. Н. Толстого, не появлялось на русском языке художественного произведения, равного по силе и значению рассказу „Господин из Сан-Франциско“… В чём же эволюционировал художник? В масштабе своего чувства… С какой-то торжественной и праведной печалью художник нарисовал крупный образ громадного зла, — образ греха, в котором протекает жизнь современного городского человека со старым сердцем, и читатель чувствует здесь не только законность, но и справедливость и красоту самой авторской холодности к своему герою…»
Еще один рецензент из журнала «Русское богатство» от 1917 года тоже похвалил работу Бунина, но отметил, что его замысел слишком узок, и все произведение можно выразить в одной строке:
«Рассказ хорош, но он страдает недостатками своих достоинств, как говорят французы. Противоположение между поверхностным блеском современной нашей культуры и её ничтожеством перед лицом смерти выражено в рассказе с захватывающей силой, но оно исчерпывает его до дна…
Английский Писатель Томас Манн, который отчасти и вдохновил Бунина на написание рассказа, считал, что рассказ может быть поставлен в один ряд с творениями таких великих писателей, как Толстой и Пушкин. Но не только Томас Манн заметил рассказ русского коллеги по перу. Во Франции прозу Бунина тоже знали и принимали восторженно:
«Господин Бунин… прибавил еще одно имя, мало известное во Франции, к …самым большим русским писателям.» (рецензия во французском журнале «Ревю де л’эпок» («Обозрение эпохи»), 1921 г.)
Даже спустя несколько десятилетий творчество Бунина было высоко оценено критиками. В советское время ему, как политическому эмигранту, уделялось мало внимания, но во время Перестройки бунинская проза пережила еще один период признания и популярности в широких массах.
Он не терпел многословия, освобождался от излишних эпитетов, создавал свою прозу плотной, сжатой, что позволило в свое время Чехову сравнить ее с слишком «густым бульоном»… И совершенно не выносил словесных штампов. Когда в «Господине из Сан-Франциско» он написал: «Декабрь «выдался» не совсем удачный», то словечко выдался иронически взял в кавычки, так как позаимствовал его из чуждого ему лексикона: из лексикона богатых и безликих господ, которые действуют в его рассказе. Слух на фальшь, серость языка был у него острейшим. (А. А. Саакянц, статья-послесловие и комментарии к «Собранию сочинений Бунина в шести томах», том 4, 1988 г.)
Автор: Михаил Щепин