Экспонат номер рассказ васильева

Игорек уходил ранним утром 2 октября 1941 года. В повестке значилось, что он «должен явиться к семи ноль-ноль, имея при себе…»

— Ложку да кружку, больше ничего не бери, — сказал сосед Володя. — Все равно либо потеряешь, либо сопрут, либо сам бросишь.

Володя был всего на два года старше, но уже успел повоевать, получить тяжелое ранение и после госпиталя долечивался дома у отца с матерью. А у Игоря отца не было, только мама, и поэтому мужские советы давал бывалый сосед:

— Ложку, главное, не забудь.

Этот разговор происходил накануне, вечером, а в то раннее утро Игоря провожала мама да женщины их коммуналки. Мама стояла в распахнутых дверях, прижав кулаки ко рту. По щекам ее безостановочно текли слезы, а из-за плеч выглядывали скорбные лица соседок. Неделей раньше ушел в ополчение отец Володи; сам Володя, чтобы не смущать, уже спустился, уже ждал в подъезде, а Игорь вниз по лестнице уходил на войну, и женщины в бессловесной тоске глядели ему вслед. На мальчишеский стриженый затылок, на мальчишескую гибкую спину, на мальчишеские узкие плечи, которым предстояло прикрыть собой город Москву и их коммунальную квартиру на пять комнат и пять семей.

— Холодно, — гулко сказал снизу Володя. — Главное, не дрейфь, Игорек. Но пасаран.

Было сумрачно, синий свет слабенькой лампочки в подъезде странно освещал маму, которая так хотела проводить его до военкомата, но не могла оставить работу, потому что сменщиц уже не было, а работа еще была. И она потерянно стояла в дверях, отчаянно прижимая кулаки к безмолвному перекошенному рту, а из-за ее судорожно сведенных плеч страшными провальными глазами глядели соседки: по два лица за каждым плечом. Игорь оглянулся в конце первого лестничного марша, но улыбнуться не смог, не до улыбок было в октябре того сорок первого. Но сказал, что все они тогда говорили:

— Я вернусь, мама.

Не вернулся.

И письмо Анна Федотовна получила всего одно-единственное: от 17 декабря; остальные — если были они — либо не дошли, либо где-то затерялись. Коротенькое письмо, написанное второпях химическим карандашом на листочке из ученической тетрадки в линейку.

«Дорогая мамочка!
Бьем мы проклятых фрицев и в хвост и в гриву, только клочья летят…»

И об этой великой радости, об этом великом солдатском торжестве — все письмо. Кроме нескольких строчек:

«…Да, а как там поживает Римма из соседнего подъезда? Если не эвакуировалась, спроси, может, письмо мне напишет? А то ребята во взводе получают, а мне совершенно не с кем вести переписку…»

И еще, в самом конце:

«…Я здоров, все нормально, воюю как все. Как ты-то там одна, мамочка?»

И последняя фраза — после «до свидания», после «целую крепко, твой сын Игорь»:

«…Скоро, очень скоро будет и на нашей улице праздник!»

Праздник был не скоро. Скоро пришло второе письмо. От сержанта Вадима Переплетчикова:

«Уважаемая Анна Федотовна! Дорогая мама моего незабвенного друга Игоря! Ваш сын был…»

Был.

Был Игорь, Игорек, Игоречек. Был сыном, ребенком, школьником, мальчишкой, солдатом. Хотел переписываться с соседской девочкой Риммой, хотел вернуться к маме, хотел дождаться праздника на нашей улице. И еще жить он хотел. Очень хотел жить.

Три дня Анна Федотовна кричала и не верила, и коммуналка плакала и не верила, и сосед Володя, который уже считал дни, что оставались до Медкомиссии, ругался и не верил. А еще через неделю пришла похоронка, и Анна Федотовна перестала кричать и рыдать навсегда.

Каждое утро — зимою и осенью еще затемно — она шла на Савеловский вокзал, где работала сцепщиком вагонов, и каждый вечер — зимой и осенью уже затемно — возвращалась домой. Вообще-то до войны она работала счетоводом, но в сорок первом на железной дороге не хватало людей, и Анна Федотовна пошла туда добровольно да так потом там и осталась. Там давали рабочую карточку, кое-какой паек, а за усталой, рано ссутулившейся спиной стояла коммуналка, из которой никто не уехал и в осень сорок первого. И мужчин не было, а дети были, и Анна Федотовна отдавала всю свою железнодорожную надбавку и половину рабочей карточки.

— Аня, все-то зачем отдаешь? Ты сама на себя в зеркало глянь.

— Не вам, соседки, детям. А в зеркало мы с вами и после войны не глянемся. Отгляделись.

Отгляделись, да не отплакались. Еще шли похоронки, еще не тускнели воспоминания, еще не остыли подушки, и вместительная кухня горько справляла коммунальные поминки.

— Подружки, соседки, сестрички вы мои, помяните мужа моего Волкова Трофима Авдеевича. Я патефон его премиальный на сырец сменяла, на что мне теперь патефон. Поплачь и ты со мной, Аня, поплачь, родимая.

— Не могу, Маша. Сгорели слезы мои.

А от Трофима Волкова трое «волчата» осталось. Трое, и старшему — девять. Какие уж тут слезы, тут слезы не помогут, тут только одно помочь способно: плечом к плечу. Живой женской стеной оградить от смерти детей. Валентина (мать Володи) плечом к Полине, проживавшей с дочкой Розочкой в комнате, где прежде, еще при старом режиме, находилась ванная: там прорубили узенькое окошко, света не хватало, и вся квартира Розочку Беляночкой звала. А Полина — плечом к Маше Волковой, за которой — трое, а Маша — к Любе — аптекарше с близнецами Герой да Юрой: пятнадцать лет на двоих. А Люба — к Анне Федотовне, а та — опять к Валентине, к другому ее плечу, и хоть некого ей было прикрывать, да дети — общие. Это матери у них разные и отцы, если живы, а сами дети — наши. Общие дети коммунальных квартир с переделанными под жилье ванными и кладовками, с заколоченными парадными подъездами еще с той, с гражданской войны, с общими коридорами и общими кухнями, на которых в те годы собирались вместе чаще всего по одной причине.

— Вот и моему срок вышел, подруги мои дорогие, — давилась слезами Полина, обнимая свою всегда серьезную Розочку, которую полутемная ванная да темные дни войны окончательно превратили в Беляночку. — Муж мой Василий Антонович пал храброй смертью, а где могила его, того нам с дочкой не писали. Выходит, что вся земля его могила.

Выпивала Анна Федотовна поминальную за общим столом, шла к себе, стелила постель и, перед тем как уснуть, обязательно перечитывала оба письма и похоронку. Дни складывались в недели, недели — в месяцы, месяцы — в годы; пришел с войны еще раз покалеченный Владимир, и это был единственный мужчина, кто вернулся в их коммуналку на пять комнат и пять вдов, не считая сирот. А за ним вскоре пришла Победа, возвращались из эвакуации, с фронтов и госпиталей москвичи, оживал город, и оживала вместе с ним коммуналка. Опять зазвучал смех и песни, и сосед Владимир женился на девушке Римме из соседнего подъезда.

— Как ты мог? — сквозь слезы сдавленно спросила Анна Федотовна, когда он пригласил ее на свадьбу. — Ведь с нею Игорек переписываться мечтал, как же ты мог?..

— Прости нас, тетя Аня, — сказал Владимир и виновато вздохнул. — Мы все понимаем, только ты все-таки приди на свадьбу.

Время шло. Анна Федотовна по-прежнему утром уходила на работу, а вечером читала письма. Сначала это было мучительно болезненной потребностью, позже — скорбной обязанностью, потом — привычной печалью, без которой ей было бы невозможно уснуть, а затем — ежевечерним непременнейшим и чрезвычайно важным разговором с сыном. С Игорьком, так и оставшимся мальчишкой навсегда.

Она знала письма наизусть, а все равно перед каждым сном неторопливо перечитывала их, всматриваясь в каждую букву. От ежевечерних этих чтений письма стали быстро ветшать, истираться, ломаться на сгибах, рваться по краям. Тогда Анна Федотовна сама, одним пальцем перепечатала их у знакомой машинистки, с которой когда-то — давным-давно, еще с голоду двадцатых — вместе перебрались в Москву. Подруга сама рвалась перепечатать пожелтевшие листочки, но Анна Федотовна не разрешила и долго и неумело тюкала одним пальцем. Зато теперь у нее имелись отпечатанные копии, а сами письма хранились в шкатулке, где лежали дорогие пустяки: прядь Игоревых волос, зажим его пионерского галстука, значок «Ворошиловский стрелок» ее мужа, нелепо погибшего еще до войны, да несколько фотографий. А копии лежали в папке на тумбочке у изголовья: читая их перед сном, она каждый раз надеялась, что ей приснится Игорек, но он приснился ей всего два раза.

Такова была ее личная жизнь с декабря сорок первого. Но существовала и жизнь общая, сосредоточенная в общей кухне и общих газетах, в общей бедности и общих праздниках, в общих печалях, общих воспоминаниях и общих шумах. В эту коммунальную квартиру не вернулся не только Игорь: не вернулись отцы и мужья, но они были не просто старше ее сына — они оказались жизненнее его, успев дать поросль, и эта поросль сейчас шумела, кричала, смеялась и плакала в общей квартире. А после Игоря остались учебники и старый велосипед на трех колесах, тетрадка, куда он переписывал любимые стихи и важные изречения, да альбом с марками. Да еще сама мать осталась: одинокая, почерневшая и разучившаяся рыдать после похоронки. Нет, громкоголосые соседи, сплоченные роковыми сороковыми да общими поминками, никогда не забывали об одинокой Анне Федотовне, и она никогда не забывала о них, но темная ее сдержанность невольно приглушала звонкость подраставшего поколения, либо уже позабывшего, либо вообще не знавшего ее Игорька. Все было естественно, Анна Федотовна никогда ни на что не обижалась, но однажды серьезная неприятность едва не промелькнула черной кошкой за их коммунальным столом.

Случилось это, когда Римма благополучно разрешилась в роддоме первенцем. К тому времени умерла мать Владимира, отец еще в ноябре сорок первого погиб под Сходней в ополчении, и Владимир попросил Анну Федотовну быть вроде как посаженой матерью и бабкой на коммунальном торжестве. Анна Федотовна не просто сразу согласилась, но и обрадовалась — и потому, что не забыли о ней на чужих радостях, и потому, конечно, что знала Володю с детства, считала своим, почти родственником, дружила с его матерью и очень уважала отца. Но, радостно согласившись, тут же и почернела, и хотя ни слова не сказала, но Владимир понял, что подумала она при этом об Игоре. И вздохнул:

— Мы нашего парнишку Игорем назовем. Чтоб опять у нас в квартире Игорек был.

Анна Федотовна впервые за много лет улыбнулась, и коммунальное празднество по поводу появления на свет нового Игорька прошло дружно и весело. Анна Федотовна сидела во главе стола, составленного из пяти разнокалиберных кухонных столиков, и соседи говорили тосты не только за младенца да молодых маму с папой, но и за нее, за названую бабку, и — стоя, конечно, — за светлую память ее сына, в честь которого и назвали только что родившегося гражданина.

А через неделю вернулась из роддома счастливая мать с младенцем на руках и с ходу объявила, что ни о каком Игоре и речи быть не может. Что, во-первых, она давно уже решила назвать своего первого Андреем в память погибшего на войне собственного отца, а во-вторых, имя Игорь теперь совершенно немодное. К счастью, все споры по этому поводу между Риммой и Владимиром происходили, когда Анна Федотовна была на работе; в конце концов, Римма, естественно, победила, но молодые родители, а заодно и соседи решили пока ничего не говорить Анне Федотовне. И дружно промолчали; спустя несколько дней Владимир зарегистрировал собственного сына как Андрея Владимировича, к вечеру опять устроили коммунальную складчину, на которой Римма и поведала Анне Федотовне о тайной записи и показала новенькое свидетельство о рождении. Но Анна Федотовна глядела не в свежие корочки, а в счастливые глаза.

— А Игорек мой, он ведь любил тебя, — сказала. — Переписываться мечтал.

— Да чего же переписываться, когда я в соседнем подъезде всю жизнь прожила? — улыбнулась Римма, но улыбка у нее получилась несмелой и почему-то виноватой. — И в школе мы одной учились, только он в десятом «Б», а я — в восьмом «А»…

— Будьте счастливы, — не дослушала Анна Федотовна. — И пусть сынок ваш никогда войны не узнает.

И ушла к себе.

Напрасно стучались, звали, просили — даже двери не открыла. И почти полгода с того вечера малыша старалась не замечать. А через полгода — суббота была — в глухую и, кажется, навеки притихшую комнату без стука ворвалась Римма с Андрейкой на руках.

— Тридцать девять у него! Володя на работе, а он — криком кричит. Я за «скорой» сбегаю, а вы пока с ним тут…

— Погоди.

Анна Федотовна распеленала ребенка, животик ему пощупала, вкатила клизму. Когда доктор приехал, Андрейка уже грохотал погремушкой у не признававшей его названой бабки на руках.

— Не умеешь ты еще, Римма, — улыбнулась Анна Федотовна, когда врач уехал. — Придется мне старое вспомнить. Ну-ка показывай, что сын ест, где спит да чем играет.

И с этого дня стала самой настоящей бабкой. Сама забирала Андрейку из яслей (сдавала его Римма, ей по времени получалось удобнее), кормила, гуляла с ним, купала, одевала и раздевала и учила молодую мамашу:

— Игрушек много не покупай, а то он всякий интерес потеряет. И на руки пореже бери. В крайнем случае только: пусть наш Андрейка к самостоятельности привыкает. Себя развлекать научиться — это, Римма, огромное дело.

— Анна Федотовна, бабушка наша дорогая, следующего мы непременно Игорьком назовем. Честное комсомольское!

Следующей родилась девочка, и назвали ее Валентиной в честь матери Владимира — на этом уж Анна Федотовна настояла. А сама все ждала и ждала, а ее очередь все не приходила и не приходила.

А время шло себе и шло. Росли дети — уже не просто названые, уже самые что ни на есть родные внуки Анны Федотовны, Андрюша и Валечка; взрослели их родители Владимир Иванович и Римма Андреевна; старела, темнела, таяла на глазах и сама Анна Федотовна. Менялись жильцы в некогда плотно населенной коммунальной квартире: получали отдельное жилье, менялись, уезжали и переезжали, и только две семьи — Владимира и Риммы да одинокой Анны Федотовны — не трогались с места. Владимир и Римма понимали, что Анна Федотовна ни за что не уедет из той комнаты, порог которой навсегда переступил ее единственный сын, а дети — да и они сами — так привязались к осиротевшей старой женщине, что Владимир решительно отказывался от всех вариантов, настаивая дать им возможность улучшить свои жилищные условия за счет освободившейся площади в этой же квартире. И к началу шестидесятых им в конце концов удалось заполучить всю пятикомнатную квартиру с учетом, что одну из комнат они вновь переделают в ванную, которой у них не было чуть ли не с гражданской войны, одна — большая — остается за Анной Федотовной, а три они получают на все свои четыре прописанных головы. К тому времени, как было получено это разрешение, после всех перепланировок и ремонтов, связанных с восстановлением ванной комнаты, Анна Федотовна оформила пенсию, хотела пойти еще поработать и…

— А внуки? — строго спросил на семейном совете Владимир Иванович. — Андрейке — девять, Валюшке — пять: вот она, самая святая твоя работа, тетя Аня.

— А жить нам вместе сам бог велел, — подхватила Римма. — У нас родители погибли, у вас — Игорек, так давайте всю вашу пенсию в один котел, и будем как одна семья.

— А мы и есть одна семья, — улыбнулся муж, и вопрос был решен.

Да, все менялось в жизни, менялось, в общем, к лучшему, но одно оставалось неизменным: письма. Письмо Игоря, сохранившее для нее не только его полудетский почерк, но и его голос; и письмо однополчанина и друга, звучавшее теперь как последний рассказ о сыне. Время коснулось и писем, но не только тленом, а как бы превратив слова в звуки: теперь она все чаще и чаще совершенно ясно слышала то, что аккуратно перечитывала перед сном. Знала наизусть и слышала наизусть, а все равно внимательно вглядывалась в каждую строчку и ни за что не смогла бы уснуть, если бы по какой-либо причине этот многолетний ритуал оказался бы нарушенным.

Два перепечатанных письма и похоронка, которую она тоже знала наизусть, но которая тем не менее всегда оставалась безмолвной. В ней не звучало ни единого слова, да и не могло звучать, потому что похоронка всю жизнь воспринималась Анной Федотовной копией могильной плиты ее сына, превращенной в листок казенной бумаги, но сохранившей при этом всю свою безмолвную гробовую тяжесть. И, читая ее каждый вечер, осиротевшая мать слышала только холодное безмолвие могилы.

А самая главная странность заключалась в том, что Анна Федотовна до сей поры так никому и не призналась в своей странной привычке. Сначала от острого чувства одиночества и не менее острого желания сберечь это одиночество, потому что совсем не одинока была она в горе своем в то черное, горькое время. Потом, когда притупилась первая боль, ее ровесницы-соседки — те, которые испытали то же, что испытала она, у кого не вернулись сыновья или мужья, — уже успели либо помереть, либо переехать. В коммунальной квартире исчезали вдовы, а молодежи становилось все больше, и потому все чаще звучал смех, все веселее становились голоса и громче — разговоры. Привычная родная коммуналка, из которой тусклым промозглым рассветом навсегда ушел ее Игорек, молодела на ее глазах, и Анна Федотовна уже не решалась признаться этой помолодевшей квартире в своей укоренившейся за это время привычке. А потом все это вместе стало ритуалом, почти священнодействием со своей уже сложившейся последовательностью, ритмом, торжественностью и только ею одной слышимыми голосами, и старая одинокая женщина уже вполне сознательно скрывала свою странность от шумного, звонкого, столь далекого от тех роковых сороковых подрастающего населения.

И так продолжалось из года в год. Жили в бывшей коммунальной квартире единой семьей: старшие работали, младшие учились. Анна Федотовна как могла помогала им работать и учиться, взяв на себя домашние хлопоты: сготовить, накормить, убрать. После ужина смотрела с Владимиром и Риммой телевизор — старенький, с крохотным экраном «КВН», — а когда заканчивались передачи, уходила к себе, укладывалась в постель, доставала письма, и в ее сиротской комнате начинали звучать голоса сорок первого года…

«…Скоро, очень скоро будет и на нашей улице праздник…»

В 1965-м, к юбилею Победы, по телевидению начали передавать множество фильмов о войне — художественных и документальных, смонтированных из военной хроники тех лет. Обычно Анна Федотовна никогда их не смотрела: еще шли титры, а она уже поднималась и уходила к себе. Не могла она заставить свое насквозь изъеденное тоской сердце обжигаться гибелью мальчиков, ровесников ее сына, даже если это был фильм художественный и наземь красиво падали красивые актеры. Для нее это было не столько свидетельством смерти, сколько знаком смерти, ненавистным ей реальным оттиском реального убийства ее единственного сына. И она уходила, ничего не объясняя, потому что и объяснять-то было некому: Владимир и Римма и без слов ее отлично понимали.

Только однажды задержалась она в комнате дольше обычного. Уже шел на крохотном кавээновском экране какой-то фильм о войне — сам по себе, собственно, шел, никто его не смотрел. У одиннадцатилетней Валечки начало вдруг прогрессировать плоскостопие, ее срочно показали специалисту, и тем вечером родители и Анна Федотовна горячо обсуждали рекомендации этого специалиста. И так этим увлеклись, что забыли про телевизор, на экране которого с приглушенным звуком (дети уже спали) демонстрировался какой-то документальный фильм.

Анна Федотовна совершенно случайно глянула на экран — все ее помыслы вертелись тогда вокруг Валечкиного плоскостопия, — но глянула и увидела уходящую от нее узкую мальчишескую спину в грязной шинели, с винтовкой и тощим вещмешком за плечами.

— Игорек!.. Игорек, смотрите!..

Но Игорек (если это был он) снова ушел, как ушел почти четверть века назад — навсегда и без оглядки. И никто не знал, что это был за фильм, как он назывался и в какой рубрике телепрограмм его следует искать. Ничего не было известно и ничего невозможно было узнать, и поэтому Анна Федотовна отныне целыми днями сидела у телевизора, придвигаясь почти вплотную к малюсенькому экрану, как только начинались военные передачи. Теперь она смотрела все, что касалось войны, — фильмы, хронику и даже телеспектакли, потому что в любой момент могла мелькнуть на экране мальчишеская спина в грязной шинели с винтовкой и вещмешком. Пережаривались на кухне котлеты, выкипали супы, ревела Валечка из-за неглаженого фартука, хватал двойки уловивший вольготную полосу Андрейка, а Анна Федотовна, не отрываясь, все смотрела и смотрела старенький громоздкий телевизор.

Не появлялась больше спина, ушедшая тревожной осенью сорок первого прикрывать Москву. А может, не его это была спина, не Игорька? Мало ли их, этих мальчишеских спин, ушло от нас навсегда, так и не оглянувшись ни разу? Это было вероятнее всего, это спокойно и рассудительно доказывал Владимир, об этом осторожно, исподволь нашептывала Римма, но мать, не слушая доводов, упорно вглядывалась в экран.

— Ну что ты смотришь, что ты смотришь, это же Сталинградская битва!

— Оставь ее, Володя. Тут наши уговоры не помогут.

Все вдруг изменилось в доме, но одно осталось без изменения, как обещание возврата к прежнему размеренному покою, как надежда если не на светлое, то на привычное будущее. Не претерпел никаких новшеств ежевечерний ритуал: целыми днями с небывалым напряжением вглядываясь в экран телевизора, Анна Федотовна по-прежнему перечитывала перед сном заветные письма. Так же неторопливо, так же внимательно, так же слыша голоса двух из трех полученных ею весточек с войны, живший в ней голос Игорька и второй — его друга сержанта Вадима Переплетчикова, которого она никогда не видела и не слышала, но голос которого ясно звучал чистым мальчишеским альтом. Они были очень похожи, эти два голоса: их объединяли молодость и дружба, война и опасность, общая жизнь и, как подозревала Анна Федотовна, общая смерть, которая настигла одного чуть раньше, другого — чуть позже, только и всего. И несмотря на полную братскую схожесть, она отчетливо разделяла эти голоса, потому что их более не существовало: они продолжали жить только в ее сердце.

Уже отметили юбилей Победы, уже телевидение начало резко сокращать количество военных передач, а Анна Федотовна продолжала сидеть перед телеэкраном, все еще надеясь на чудо. Но чудес не существовало, и, может быть, именно поэтому она как-то впервые за много лет запнулась на письме друга. Должна была следовать фраза: «Ваш Игорь, дорогая Анна Федотовна, всегда являлся примером для всего нашего отделения…», а голос этой фразы не произнес. Замолк голос, оборвался, и Анна Федотовна растерялась: ритуал неожиданно дал сбой. Вслушалась, но голос не возникал, и тогда она начала лихорадочно просматривать письмо сержанта, уже не надеясь на его голос и собственную память. Напрягая зрение, она то приближала, то отдаляла от себя затертый листок с машинописным текстом, поправляла лампу, чтобы ярче высветить его, но все было напрасным. Она не видела ни одной буквы, слова сливались в строчки, строчки — в неясные черточки, и Анна Федотовна со странным, зябким спокойствием поняла, что многодневные сидения перед тусклым экраном телевизора не прошли для нее даром.

Она не испугалась, не растерялась и никому ничего не сказала: зачем зря беспокоить людей? Но на другой день, проводив детей в школу, собралась в районную поликлинику. Оделась, проверила, не забыла ли паспорт, вышла на улицу и, качнувшись, испуганно остановилась; все предметы казались размытыми, люди и машины возникали вдруг, точно из непроницаемого тумана. В квартире она не замечала ничего подобного, то ли потому, что все было знакомым и память корректировала ослабевшее зрение, то ли потому, что все расстояния были ограниченны. Ей пришлось постоять, чтобы хоть как-то свыкнуться с новым ударом, и до поликлиники она не дошла, а доплелась.

Очки, которые прописал окулист, помогли ходить, но читать Анна Федотовна уже не могла. Но все равно каждый вечер перед сном она брала письма и неторопливо вглядывалась в них, слушая голоса или вспоминая навечно врубившиеся в память строки: «…ваш сын рядовой Силантьев Игорь Иванович пал смертью храбрых…»

Это помогало, пока Анна Федотовна еще замечала хотя бы черточки строчек. Но год от года зрение все ухудшалось, мир тускнел, уходя в черноту, и хотя теперь в семье был новый телевизор с большим экраном, она и его не могла смотреть, и узкая мальчишеская спина вновь ушла от нее навсегда. Но это происходило постепенно, позволяя ей если не приспосабливаться, то примиряться, и Анна Федотовна воспринимала все с горечью неизбежности. Но когда в бесценных ее листочках стали исчезать последние штрихи, когда перед ее окончательно ослабевшими глазами оказались вдруг однотонные серые листы бумаги, она испугалась по-настоящему. И впервые за все десятилетия рассказала о священном своем ритуале единственному человеку:

Валечке. Не только потому, что Валя выросла на ее руках, звала бабушкой и считала таковой: к тому времени Валя уже стала студенткой Первого медицинского института, и это окончательно убедило Анну Федотовну, что доверить такую тайну можно только своей любимице. И хотя Вале не всегда удавалось читать ей письма регулярно — то отъезды, то ночные дежурства, то непредвиденные молодые обстоятельства, — привычная жизнь в общем своем потоке вернулась в свое русло.

И продолжала неумолимо нестись вперед. Женился и переехал к жене молодой инженер-строитель Андрей; Валя заново перепечатала тексты всех трех писем (оригиналы по-прежнему хранились в заветной шкатулке); в середине семидесятых скончался от старых фронтовых ран Владимир Иванович, Валентина без всякого замужества родила девочку, и Анна Федотовна ослепла окончательно.

Но помощи ей почти не требовалось. Она свободно передвигалась по квартире, в которой практически прожила жизнь, знала, где что стоит да где что лежит, быстро научилась ухаживать за собой и продолжала стирать на всю семью. Вытянув руку и шаркая тапочками, бродила по бывшей коммуналке, в которой опять остались одни женщины, и думала, как странно устроена жизнь, коли с таким упорством возвращает людей к тому, от чего они хотели бы убежать навсегда.

Но главной ее заботой, ее последней радостью и смыслом всего ее черного существования стала теперь голосистая безотцовщина Танечка. Анна Федотовна не могла дождаться, когда бабушка Римма приведет ее сначала из яслей, потом — из детского садика, а затем и из школы, тем более что вскоре школ оказалось две, поскольку Танечку параллельно заставили учиться еще и в музыкальной. Анна Федотовна играла с ней куда больше, чем занятые работой, магазинами и хозяйством мать и родная бабка; рассказывала ей сказки, которые когда-то рассказывала своему сыну; отвечала на бесчисленные «почему?», а в пять лет впервые познакомила с заветными письмами, показав не только копии, но и оригиналы и подробнейшим образом растолковав разницу между этими бумажками. А еще через год Танечка научилась читать и заменила маму у постели Анны Федотовны. Правда, из-за этого Анне Федотовне пришлось ложиться раньше Танечки, но и это было к лучшему: она старела, начала быстро уставать, задыхаться, просыпаться до света и долго лежать без сна.

Она любила эти внезапные пробуждения среди ночи. Было как-то особенно тихо, потому что спала не только вся квартира, но и весь мир, а шум редких автомашин лишь скользил по стенам дома, касался стекол в окнах, заставляя их чуть вздрагивать, и исчезал вдали. Темнота, вечно окружавшая ее, делалась беззвучной и ощутимой, как бархат; Анне Федотовне становилось покойно и уютно, и она неторопливо начинала думать о своем Игорьке.

Она вспоминала его совсем крохотным, беспомощным, целиком зависящим от ее тепла, внимания и ласки, от ее груди и ее рук — от нее, матери, будто их все еще соединяла пуповина, будто живые токи ее тела питали его и наливали силой и здоровьем для завтрашних невзгод. Вспоминала, как ежедневно купала его, и до сей поры ощущала то величайшее счастье, которое испытывала тогда. Вспоминала, как он радостно таращил на нее круглые, доверчивые глаза, как отчаянно взбивал крепкими ножками воду в ванночке, с каким самозабвением колотил по ней кулачками и как при этом не любил и даже побаивался мыла.

Она вспоминала, как он начал сам вставать в кроватке, цепко хватаясь руками за перила. И как сделал… нет, не сделал — как совершил первый шаг и сразу упал, но не испугался, а засмеялся; она подняла его, и он тут же шагнул снова, снова шлепнулся и снова засмеялся. А потом зашагал, затопал, забегал, часто падая и расшибаясь, часто плача от боли, но сразу же забывая эту боль. Ах, сколько синяков и шишек он наставил себе в это время!

Ванночка уже не вмещала сына. Это было на прежней квартире; там всегда почему-то дуло, и она боялась, что простудит Игорька во время этих купаний. И все время хотела куда-нибудь переехать, разменяться с кем-либо на любой район и любую площадь.

Нет, не только потому она стремилась обменять комнату, что сын перестал умещаться в ванночке и его теперь приходилось мыть по частям. Она решилась на этот обмен потому, что сын настолько вырос, что однажды задал вопрос, которого она так ждала и так боялась:

— А где мой папа?

А они даже не были расписаны, и папа уехал навсегда, когда Игорьку исполнилось три года. И матери все время казалось, что сын помнит канувшего в небытие отца, что сама эта комната, соседи, вещи, стены — все рассказывает ему то, о чем не следовало бы знать. И как только сын заинтересовался отцом, Анна Федотовна тут же обменяла свою большую удобную комнату с балконом и оказалась в коммуналке, где сразу же объявила себя вдовой. Вот в этой самой комнате, из которой ушел Игорек и в которой ей, может быть, посчастливится окончить свою жизнь.

Школьный период в коротенькой биографии сына Анна Федотовна вспоминала реже. Нет, она отчётливо помнила все его рваные локти и сбитые коленки, все «очень плохо» и «очень хорошо», все радости и горести. Но тогда он уже не принадлежал ей одной, безраздельно; тогда школа уже вклинилась между нею и сыном, уже успела создать для него особый мир, в котором не оказалось места для нее: мир своих друзей и своих интересов, своих обид и своих надежд. Игорь-школьник принадлежал матери только наполовину, и поэтому она предпочитала помнить его малышом.

Правда, один случай любила вспоминать часто и в подробностях и тогда, кажется, даже чуть улыбалась.

Игорек бежал в Испанию. Мальчики, обреченные на безотцовщину, растут либо отчаянными неслухами, либо тихонями, и ее сын склонялся к последнему типу. Тихони из дома не бегают, зато с удовольствием подчиняются тем, кто бегает, а в том испанском побеге коноводом был соседский Володька, сын Валентины и Ивана Даниловича. Он рвался еще в Абиссинию защищать эфиопов от итальянских фашистов, но по полной географической необразованности запутался в направлении и опоздал. Потом начались испанские события, а в их квартире — строительство баррикад. Баррикады воздвигались совместно с Игорем, соседи ругались, потирая зашибленные места, а по всей коммуналке гремело звонкое «Но пасаран!».

Через год атмосфера в Испании накалилась настолько, что без Володьки республиканцы обойтись никак уже не могли. Одному двигаться было сложно (опять проклятая география!); Володька с трудом уломал Игорька смотаться в Мадрид, разгромить фашистов и вернуться к Майским праздникам в Москву. Однако бежали приятели почему-то через Белорусский вокзал, где их и обнаружил сосед Трофим Авдеевич, поскольку вся квартира была брошена на поиски, но повезло именно ему:

— Марш домой, огольцы!

Но каким бы Анна Федотовна ни представляла себе сына — беспомощным, ползающим, топающим, убегающим в Испанию или решающим непонятные ей задачи, — в конце концов он непременно вставал перед ней медленно спускающимся с первого лестничного марша. И каждый вечер она видела его узкую мальчишескую спину и слышала одну и ту же фразу:

— Я вернусь, мама.

И еще она отчетливо помнила дыхание соседок за спиной, тогдашних солдаток, постепенно в порядке непонятной страшной очереди превращавшихся из солдаток во вдов. Перебирала в воспоминаниях коммунальные поминки, общую беду и общую бедность, серую лапшу с яичным порошком, карточки, лимитные книжки для коммерческих магазинов, на которые никогда не хватало денег, и — огороды. У всех тогда были огороды: с них кормилась, на них поднималась послевоенная Москва.

Участки распределялись предприятиями, но выращивали картошку всей коммуналкой сообща. Выходными, а то и просто вечерами по очереди ездили сажать, окучивать, копать. И знали, чью картошку едят сегодня за общим столом: у Любы-аптекарши она поспевала раньше, у Маши была особенно рассыпчатой, а оладьи лучше всех получались у Валентины. Теперь нет такой картошки. Теперь есть только три сорта: рыночная, магазинная да какая-то кубинская. А тогда был только один: коммунальный. Один для всех, кто пережил войну.

Вот так в привычных дневных делах, вечернем чтении писем, предрассветных воспоминаниях и вечной непроглядной тьме и проходила ее жизнь. Время текло с прежним безразличием к судьбам людским, равномерно отсчитывая падающие в никуда мгновения, но Анна Федотовна уже не замечала своего уходящего времени. Пережив где-то в шестьдесят прозрение в неизбежности скорого разрушения и скорого ухода из жизни, — то, что привычно именуется старостью, — она сохранила ясность ума и способность обходиться без посторонней помощи, потому что весь смысл ее жизни был в прошлом. Все настоящее было преходящим и быстротечным: тот небольшой объем домашней работы, который она оставила за собой; все истинное, то, ради чего еще стоило жить и терпеть, начиналось с вечернего чтения Танечки, короткого сна и заканчивалось бесконечно длинными и прекрасными воспоминаниями о сыне. Там, в этих воспоминаниях, она ощущала свое могущество: могла останавливать само время, поворачивать его вспять, вырывать из него любые куски и перетасовывать их по собственному желанию. Это было ее личное, всею жизнью выстраданное царство, и если к ней допустимо применить понятие счастья, то Анна Федотовна была счастлива именно сейчас, на глубоком закате своей жизни.

Ей уже торжественно справили восьмидесятилетие, на которое собралась не только вся семья, но пришли сыновья и дочери тех, кто когда-то жил с нею бок о бок в голодной коммуналке. Кто если и не помнил, так по крайней мере мог хотя бы видеть живым ее Игорька, поскольку семенил, пищал и ползал в то первое военное лето. И поэтому им, практически уже незнакомым, посторонним людям она обрадовалась больше всего.

— Погоди, погоди… — проводила кончиками сухих невесомых пальцев по лицу, осторожно касалась волос. — Так. Полина дочка, что в ванной жила. Роза. Помню, помню. — Голова у Анны Федотовны уже заметно тряслась, но держала она ее прямо и чуть выше обычного, как держат головы все слепые. — Ты без солнышка росла тут, недаром мы тебя Беляночкой звали. Замужем?

— Дайте руку, тетя Аня. — Бывшая Беляночка, а ныне весьма солидная дама взяла сухую старческую ладонь и приложила ее к щеке своего соседа. — Мой муж Андрей Никитич. Знакомьтесь.

— Здравствуй, Андрей. Детишки-то есть у вас?

— Одна детишка со стройотрядом уехала, второй — в армии, — сказал муж. — Мы уж с Розой старики…

Жена сердито дернула его за рукав, и он сразу же виновато примолк. А Анна Федотовна без всякой горечи подумала, какая же тогда она древняя старуха, если дети детей служат в армии и уезжают в неведомые ей стройотряды. Что служат и уезжают — это ничего, это хорошо даже, только бы войны не было. Только бы мальчики не уходили от матерей, медленно спускаясь по лестничным маршам навсегда.

Такие мысли частенько посещали ее: она принимала окружающую ее жизнь очень близко, потому что эта такая непонятная с виду, а по сути такая обыкновенная жизнь представлялась ей теперь вроде большой коммунальной квартиры. Где все рядом, где все свои, где горюют общим горем и радуются общим радостям, где едят общую картошку после общих трудов и откуда могут вдруг снова начать уходить сыновья. Вниз по лестнице в никуда. И до боли страдала за всех матерей.

— А меня узнаете, тетя Аня?

Бережно коснулась рукой:

— Гера. А Юрка где? Не пришел?

Напутала старая: Юрий стоял сейчас перед нею, а не Гера. Но никто не стал уточнять, только поулыбались. А Юрий неуверенно кашлянул и уверенно сказал:

— Юрка-то? Юрка, тетя Аня, гидростанции на Памире строит, привет вам просил передать. И поздравления.

— За стол, ребята, за стол! — скомандовала Римма. — Ведите именинницу на почетное место.

За столом как расселись, так сразу и повели непрерывные разговоры о том далеком времени. Гости вспоминали его и вместе и поодиночке, но вспоминали как-то очень уж общо, точно прочли несколько статей о Москве сорок первого прежде, чем идти сюда. Но Анна Федотовна ничего этого не замечала и была бесконечно счастлива, а седая, располневшая, год назад ушедшая на пенсию Римма могла быть довольна и была довольна, потому что всех этих гостей она не просто привела на торжество, но и хорошенько проинструктировала. Она была очень умной женщиной, и Игорек недаром мечтал с нею переписываться. Она заранее подобрала в библиотеке книжки, но каждому гостю велела прочитать что-то одно, чтобы все вместе могли говорить о разном и даже спорить, а сама Римма, зная об Игоре все, лишь подправляла эти воспоминания вовремя уточненными деталями. И все тогда прошло замечательно: бывшая коммуналка отметила восемь десятков осиротевшей женщины так, как редко кто отмечает.

А затем пришел 1985 год. Год сорокалетия великой Победы.

К празднику готовились, его ждали, им заслуженно гордились. И снова по телевидению — только теперь несравненно больше, чем двадцать и десять лет назад, — пошли фильмы и хроника, песни и стихи, воспоминания и документы войны. И все, кроме Анны Федотовны, смотрели передачи цикла «Стратегия победы», а Анна Федотовна уходила к себе. Ей было больно и горько: только она, она одна могла узнать родную мальчишескую спину из далекого сорок первого, но слепота навеки лишила ее этой возможности. Возможности последнего чуда: увидеть перед смертью давно погибшего сына.

А может, тогда, в шестьдесят пятом, и вправду мелькнул не ее Игорек? Тем более что видела она ту спину всего мгновение, видела неожиданно, не успела вглядеться… И внутренне, где-то очень, очень глубоко, почти тайком от себя самой, понимала, что это — не он. Не сын, не Игорек, но не хотела прислушиваться к трезвому голосу рассудка, а хотела верить, что Игорь хоть и погиб, но как бы не окончательно, как бы не весь, что ли. Не исчез бесследно, не истлел в братской могиле, не распался, а остался навеки в бледном отпечатке пленки, когда камера оператора снимала не его специально, а саму фронтовую жизнь, и в той фронтовой реальной жизни реально жил, двигался, существовал теперь уж навсегда ее сын. В это хотелось верить, в это необходимо было верить, и она верила. Только верила, не пытаясь ничего проверять.

— Бабуля, это к тебе, — громко и радостно объявила Танечка, входя в квартиру в сопровождении двух очень серьезных девочек и одного еще более серьезного мальчика. — Ты покажи им все и расскажи, ладно? А я побежала, я в музыкальную школу опаздываю. — И умчалась.

А слепая Анна Федотовна осталась на пороге кухни, не видя, но точно зная, что трое ребятишек застенчиво жмутся у порога.

— Раздевайтесь, — сказала. — И проходите в комнату прямо по коридору. Я сейчас приду к вам.

Гости чинно проследовали в ее комнату, а она вернулась на кухню. Привычно домыла тарелки, с привычной осторожностью поставила их на сушилку и прошла к себе. Дети стояли у дверей, выстроившись в шеренгу; проходя, она легонько коснулась каждого пальцами, определяя, какие же они, ее внезапные гости, обнаружила, что стоявшая первой девочка выше и крепче очень серьезного мальчика, а последняя — маленькая и живая: она все время качалась, шепталась и переминалась с ноги на ногу, поскрипывая туфельками. «Значит, очень уж ей туфельки нравятся, наверно, обновка, — подумала Анна Федотовна. — А высокая, видать, у них за старшую, потому-то парнишка и пыжится. Да еще и волнуется, лоб у него в испарине». И, сразу же выяснив все, села в кресло, которое досталось ей по наследству от матери теперь уж тоже покойного Владимира.

— Садитесь, кому где удобнее. И говорите, зачем пришли, по какому такому делу.

Кажется, дети так и не сели, но долго шушукались, подталкивая друг друга. Наконец мальчика, видать, вытолкнули в ораторы.

— Ваша внучка Таня со своей музыкальной школой выступала на сборе нашей пионерской дружины. А мы взяли почин: «Нет неизвестных героев». А она тогда сказала, что у вас фашисты убили сына Игоря и что он вам писал письма.

Мальчик выпалил все единым духом и замолчал. Анна Федотовна обождала, но девочки молчали тоже, и тогда она уточнила:

— Игорь успел написать всего одно письмо. А второе написал после его смерти его товарищ Вадим Переплетчиков.

Протянула руку, взяла с привычного места — с тумбочки у изголовья — папку и достала оттуда листы. Зачитанные и еще не очень зачитанные. Протянула высокой девочке — Анна Федотовна ясно представляла, где она стоит сейчас, эта самая главная девочка.

— Здесь еще уведомление о смерти.

Папку взяли и сразу же сгрудились над ней: Анне Федотовне показалось даже, как при этом стукнулись все три лба, и она улыбнулась. Пионеры пошушукались, но недолго, и большая девочка сказала с нескрываемым недоверием:

— Это же все ненастоящее!

— Правильно, это копии, потому что настоящими письмами я очень дорожу, — пояснила Анна Федотовна, хотя ей не очень-то понравился тон. — Девочка… Та, которая маленькая, ты стоишь возле комода. Правда?

— Правда, — растерянно подтвердила маленькая. — А ваша внучка говорила, что вы ослепли от горя.

— Я научилась чувствовать, кто где стоит, — улыбнулась Анна Федотовна. — Открой верхний левый ящик. Там есть деревянная шкатулка. Достань ее и передай мне.

Опять раздалось шушуканье, потом скрип выдвигаемого ящика, и тут же кто-то — Анна Федотовна определила, что мальчик, — положил на ее руки шкатулку.

— Идите все сюда.

Они сгрудились вокруг: она ощутила их дыхание, теплоту их тел и точно знала, кто где разместился. Открыла шкатулку, бережно достала бесценные листочки.

— Вот, можете посмотреть. Здесь письмо моего сына Игоря, письмо его друга Вадима и… И похоронка. Так называлось тогда официальное уведомление о гибели человека на войне.

Дети долго разглядывали документы, шептались. Анна Федотовна слышала отдельные фразы: «А почему я? Ну почему? Ты — звеньевая…», «А потому, что у нее сын, а не дочь, понятно тебе? Если бы дочь, то я бы сама или Катя, а так ты должен…» Еле уловимый, но, видимо, горячий спор закончился тем, что мальчик нерешительно откашлялся и сказал:

— Вы должны передать эти документы нам. Пожалуйста.

— То есть как это? — почти весело удивилась она. — Эти письма касаются моего сына, почему же я должна передать их вам?

— Потому что у нас в школе организуется музей. Мы взяли торжественное обязательство к сорокалетию великой Победы.

— Я с удовольствием отдам вашему музею копии этих писем.

— А зачем нам ваши копии? — с вызывающей агрессией вклинилась вдруг звеньевая, и Анна Федотовна подивилась, каким официально-нечеловеческим может стать голос десятилетней девочки. — Нет, это даже очень интересно! Ведь копии — это же так просто, это же бумажка. В копии я могу написать, что моя бабушка — героиня «Молодой гвардии», ну и что? Возьмет такую копию музей?

— Не возьмет. — Анне Федотовне очень не понравился этот вызывающий, полный непонятной для нее претензии тон. — И вы не берите. И, пожалуйста, верните мне все документы.

Дети снова возбужденно зашептались. В обычном состоянии для Анны Федотовны не составляло никакого труда расслышать, о чем это они там спорят, но сейчас она была расстроена и обижена и уже ни к чему не могла да и не хотела прислушиваться.

— Верните мне в руки документы.

— Бабушка, — впервые заговорила самая маленькая, и голосок у нее оказался совсем еще детским. — Вы ведь очень, очень старенькая, правда ведь? А нам предстоит жить и воспитываться на примерах. А вдруг вам станет нехорошо, и тогда все ваши патриотические примеры могут для нас пропасть.

— Вот когда помру, тогда и забирайте, — угрюмо сказала Анна Федотовна. — Давайте письма. Долго еще вам говорить?

— А если вы не скоро… — опять задиристо начала большая, но осеклась. — То есть я хочу сказать, что вы можете не успеть к сорокалетию великой Победы, а мы не можем. Мы взяли торжественное обязательство.

— Хочешь, значит, чтобы я до девятого мая померла? — усмехнулась Анна Федотовна. — Кто знает, кто знает. Только и тогда я не вам эти документы велю переслать, а в другую школу. Туда, где мой Игорь учился: там, поди, тоже музей организуют.

Они молча отдали ей письма и похоронку. Анна Федотовна ощупала каждый листок, удостоверилась, что они подлинные, аккуратно сложила в шкатулку и сказала:

— Мальчик, поставь эту шкатулку в левый ящик комода. И плотно ящик задвинь. Плотно, чтобы я слышала.

Но слушала она сейчас плохо, потому что предыдущий разговор сильно обеспокоил ее, удивил и обидел. Это ведь была не детская безгрешная откровенность: ее совсем не по-детски, а крепко, по-взрослому прижимали к стене, требуя отдать ее единственное сокровище.

— Трус несчастный, — вдруг отчетливо, с невероятным презрением сказала большая девочка. — Только пикни у нас.

— Все равно нельзя. Все равно, — горячо и непонятно зашептал мальчик.

— Молчи лучше! — громко оборвала звеньевая. — А то мы тебе такое устроим, что наплачешься. Верно, Катя?

Но и этот громкий голос пролетел мимо сознания Анны Федотовны. Она ждала скрипа задвигаемого ящика, вся была сосредоточена на этом скрипе и, когда наконец он раздался, вздохнула с облегчением:

— Ступайте, дети. Я очень устала.

— До свидания, — три раза по очереди сказали пионеры и направились к дверям. И оттуда мальчик спросил:

— Может быть, надо вызвать врача?

— Нет, спасибо тебе, ничего мне не надо.

Делегация молча удалилась.

Горечь и не очень понятная обида скоро оставили Анну Федотовну. «Да что с несмышленышей спрашивать, — думала она. — Что хочется, то и говорится, души-то чистые». И, примирившись, опять перебралась на кухню, где теперь проходила вся ее деятельная жизнь: старалась не только мыть да прибирать, но и готовить, и была счастлива, когда все ее дружно хвалили. И не догадывалась, что Римма тайком перемывает всю посуду и как может улучшает сваренные ею супы и борщи. Но сегодня Римма с утра уехала к старшему сыну Андрею, у которого заболел один из сорванцов, и поэтому кулинарные творения Анны Федотовны никто не корректировал.

Конечно, виной ее теперешних промахов была не столько слепота, сколько возраст. Она забывала привычные дозировки и рецепты, сыпала много соли или не сыпала ее вообще, а однажды спутала кастрюли, одновременно кипевшие на плите, и домашние получили довольно загадочное, но абсолютно несъедобное варево. Но старую женщину никто не обижал, и она пребывала в счастливом заблуждении, что и до сей поры не только не обременяет своих, но и приносит им существенную пользу.

Она вскоре позабыла о визите старательных пионеров — она вообще часто забывала то, что только что происходило, но прошлое помнила ясно и цепко, — но чем ближе к вечеру скатывался этот день, тем все более явно ощущала она некую безадресную тревогу. И оттого, что тревога ощущалась безадресно, оттого, что Анна Федотовна никак не могла припомнить никакой даже косвенной ее причины, ей делалось все беспокойнее. Уже примчалась из музыкальной школы Татьяна, уже Анна Федотовна старательно покормила ее, отправила заниматься, перемыла посуду, а тревожное беспокойство все нарастало в ней.

— Переутомление, — определила Римма, когда по возвращении услышала смутную жалобу Анны Федотовны. — Ложись в постель, я сейчас Таньку пришлю, чтоб почитала.

— Не трогай ты ее, Римма. Она только уроки учить села.

— Ну, сама почитаю. И о внуке расскажу. Простуда у него, в хоккей набегался, а панику развели…

К этому времени странность Анны Федотовны уже давно перестала быть тайной. То, чего она боялась, оказалось настолько тактично принятым всеми, что Анна Федотовна уже ничего не скрывала, а, наоборот, просила того, кто был посвободнее, десять минут почитать ей перед сном. Чаще всего это была Танечка, так как Валентина работала на полторы ставки, чтобы содержать семью с двумя пенсионерками и одной пионеркой, а Римма была по горло занята не только собственной семьей, но и вечно простуженными мальчишками Андрея, жившего в новом районе, как назло, довольно далеко от их квартиры.

— «Я здоров, все нормально, воюю как все, — читала Римма, тоже наизусть выучив все письма за эти длинные годы. — Как ты-то там одна, мамочка?..»

На этом месте с благоговейным спокойствием воспринимавшая ритуальное это чтение седая старуха вдруг подняла руку, и Римма удивленно смолкла. Спросила после напряженного странного молчания:

— Что случилось?

— Он чего-то не хотел, а они грозились, — невразумительно пробормотала Анна Федотовна, то ли всматриваясь, то ли вслушиваясь в себя.

— Кто он-то?

— Мальчик. Мальчик не хотел, а девочка его пугала. Он вроде отказывался — «не буду, мол, не буду», а та — «трус, мол, только скажи…» Римма! — Анна Федотовна вдруг привстала на кровати. — Римма, загляни в шкатулку. Загляни в шкатулку…

Не очень еще понимая, но и не споря, Римма встала, выдвинула ящик комода, открыла шкатулку. Старуха напряженно ждала, подавшись вперед в судорожном напряжении.

— Нету? Ну? Что ты молчишь?

— Нету, — тихо сказала Римма. — Похоронка на месте, фотографии, значки, а писем нет. Ни Игорька, ни второго, друга его. Только одна похоронка.

— Только одна похоронка… — прохрипела Анна Федотовна, теряя сознание.

«Неотложка» приехала быстро, врачи вытащили Анну Федотовну из безвременья, объявили, что функции организма, в общем, не нарушены, что больной следует с недельку полежать и все придет в норму. Анна Федотовна молчала, ни на что не жаловалась и глядела невидящими глазами не только сквозь врачей, сквозь Римму, сквозь оказавшую ей первую помощь Валентину и перепуганную Танечку, даже не только сквозь стены родной и вечно для нее коммунальной квартиры, но, казалось, и сквозь само время. Сквозь всю толщу лет, что отделяли ее сегодняшнюю от собственного сына.

— Я вернусь, мама.

Нет, не слышала она больше этих слов. Она ясно помнила, где, как и когда произнес их Игорь, но голос его более не звучал в ее душе.

— Идите, — с трудом, но вполне четко и осознанно произнесла она, по-прежнему строго глядя в существующую только для нее даль. — Я засну. Я отдохну. Идите.

— Может, почитать… — робко начала Римма, но дочь одернула ее: читать было нечего.

Они выключили свет и тихо вышли из комнаты. Потом угасли шаги, голоса, проскрипели двери, и все стихло.

Анна Федотовна прикрыла слепые глаза, затаила дыхание, напряженно прислушалась, но душа ее молчала, и голос сына более не звучал в ней. Он угас, умер, погиб вторично, и теперь уже погиб навсегда. И, поняв это, старая, почти на полстолетия пережившая смерть единственного сына мать ощутила вдруг на дряблых, изрубленных глубокими морщинами щеках что-то теплое. С трудом поднесла непослушную руку, коснулась щеки и поняла, что это — слезы. Первые слезы с того далекого, отступившего на добрых пять десятков лет дня получения похоронки. Официального клочка бумаги со штампом и печатью, бесстрастно удостоверяющего, что ее единственный сын действительно погиб, что нет более никаких надежд и что последнее, что еще осталось ей, — это память о нем.

А от всей памяти оставили только похоронку. Разумом Анна Федотовна еще понимала, что память нельзя украсть, но то — разум, а то — действительность, и в этой действительности одновременно с исчезновением писем сына и его друга исчезли и их голоса. Они более не звучали в ней, как ни напрягала она свою память, как ни прислушивалась, как ни умоляла сжалиться над нею и позволить еще хотя бы разочек, один-единственный раз услышать родной голос.

Но было глухо и пусто. Нет, письма, пользуясь ее слепотой, вынули не из шкатулки — их вынули из ее души, и теперь ослепла и оглохла не только она, но и ее душа.

— Господи…

И вдруг отчетливо и громко зазвучал голос. Не сына, другой: официальный, сухой, без интонаций, тепла и грусти, не говоривший, а докладывающий:

— …уведомляем, что ваш сын рядовой Силантьев Игорь Иванович пал смертью храбрых восемнадцатого декабря одна тысяча девятьсот сорок первого года в бою под деревней Ракитовка Клинского района Московской области.

«Нет! Нет! Нет! Не надо! Не хочу», — беззвучно кричала она, но голос продолжал все нарастать и нарастать в ней, заглушая ее собственные беспомощные слова: «…что ваш сын рядовой Силантьев Игорь Иванович пал смертью храбрых… что ваш сын Игорь пал… и голос уже гремел в ней, а по морщинистым щекам без перерыва, точно стремясь наверстать упущенное, текли слезы.

И даже когда она умерла и перестала ощущать все живое, голос еще долго, очень долго звучал в ее бездыханном теле, а слезы все медленнее и медленнее текли по щекам. Официальный холодный голос смерти и беспомощные теплые слезы матери.

А письма оказались в запаснике школьного музея. Пионерам вынесли благодарность за активный поиск, но места для их находки так и не нашлось, и письма Игоря и сержанта Переплетчикова отложили про запас, то есть попросту сунули в долгий ящик.

Они и сейчас там, эти два письма с аккуратной пометкой: «ЭКСПОНАТ №…» Лежат в ящике стола в красной папке с надписью: «ВТОРИЧНЫЕ МАТЕРИАЛЫ К ИСТОРИИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ».

Тема

Борис Васильев

Игорек уходил ранним утром 2 октября 1941 года. В повестке значилось, что он «должен явиться к семи ноль-ноль, имея при себе…»

— Ложку да кружку, больше ничего не бери, — сказал сосед Володя. — Все равно либо потеряешь, либо сопрут, либо сам бросишь.

Володя был всего на два года старше, но уже успел повоевать, получить тяжелое ранение и после госпиталя долечивался дома у отца с матерью. А у Игоря отца не было, только мама, и поэтому мужские советы давал бывалый сосед:

— Ложку, главное, не забудь.

Этот разговор происходил накануне, вечером, а в то раннее утро Игоря провожала мама да женщины их коммуналки. Мама стояла в распахнутых дверях, прижав кулаки ко рту. По щекам ее безостановочно текли слезы, а из-за плеч выглядывали скорбные лица соседок. Неделей раньше ушел в ополчение отец Володи; сам Володя, чтобы не смущать, уже спустился, уже ждал в подъезде, а Игорь вниз по лестнице уходил на войну, и женщины в бессловесной тоске глядели ему вслед. На мальчишеский стриженый затылок, на мальчишескую гибкую спину, на мальчишеские узкие плечи, которым предстояло прикрыть собой город Москву и их коммунальную квартиру на пять комнат и пять семей.

— Холодно, — гулко сказал снизу Володя. — Главное, не дрейфь, Игорек. Но пасаран.

Было сумрачно, синий свет слабенькой лампочки в подъезде странно освещал маму, которая так хотела проводить его до военкомата, но не могла оставить работу, потому что сменщиц уже не было, а работа еще была. И она потерянно стояла в дверях, отчаянно прижимая кулаки к безмолвному перекошенному рту, а из-за ее судорожно сведенных плеч страшными провальными глазами глядели соседки: по два лица за каждым плечом. Игорь оглянулся в конце первого лестничного марша, но улыбнуться не смог, не до улыбок было в октябре того сорок первого. Но сказал, что все они тогда говорили:

— Я вернусь, мама.

Не вернулся.

И письмо Анна Федотовна получила всего одно-единственное: от 17 декабря; остальные — если были они — либо не дошли, либо где-то затерялись. Коротенькое письмо, написанное второпях химическим карандашом на листочке из ученической тетрадки в линейку.

«Дорогая мамочка!

Бьем мы проклятых фрицев и в хвост и в гриву, только клочья летят…»

И об этой великой радости, об этом великом солдатском торжестве — все письмо. Кроме нескольких строчек:

«…Да, а как там поживает Римма из соседнего подъезда? Если не эвакуировалась, спроси, может, письмо мне напишет? А то ребята во взводе получают, а мне совершенно не с кем вести переписку…»

И еще, в самом конце:

«…Я здоров, все нормально, воюю как все. Как ты-то там одна, мамочка?»

И последняя фраза — после «до свидания», после «целую крепко, твой сын Игорь»:

«…Скоро, очень скоро будет и на нашей улице праздник!»

Праздник был не скоро. Скоро пришло второе письмо. От сержанта Вадима Переплетчикова:

«Уважаемая Анна Федотовна! Дорогая мама моего незабвенного друга Игоря! Ваш сын был…»

Был.

Был Игорь, Игорек, Игоречек. Был сыном, ребенком, школьником, мальчишкой, солдатом. Хотел переписываться с соседской девочкой Риммой, хотел вернуться к маме, хотел дождаться праздника на нашей улице. И еще жить он хотел. Очень хотел жить.

Три дня Анна Федотовна кричала и не верила, и коммуналка плакала и не верила, и сосед Володя, который уже считал дни, что оставались до Медкомиссии, ругался и не верил. А еще через неделю пришла похоронка, и Анна Федотовна перестала кричать и рыдать навсегда.

Каждое утро — зимою и осенью еще затемно — она шла на Савеловский вокзал, где работала сцепщиком вагонов, и каждый вечер — зимой и осенью уже затемно — возвращалась домой.

Следующая → Перейти к странице Автор книги Васильев Борис Львович

Очень кратко:Для школьного музея пионеры воруют последнее письмо, присланное матери погибшим на войне сыном. Старая слепая женщина, прожившая жизнь в чужой, но отзывчивой семье, умирает, утратив символ любви.

Экспонат № …Игорек уходил ранним утром 2 октября 1941 года. В повестке значилось, что он «должен явиться к семи ноль-ноль, имея при себе…». – Ложку да кружку, больше ничего не бери, – сказал сосед Володя. – Все равно либо потеряешь, либо сопрут, либо сам бросишь. Володя был всего на два года старше, но уже успел повоевать, получить тяжелое ранение и после госпиталя долечивался дома у отца с матерью…

Читайте также

• Название:Экспонат №
• Автор:Борис Львович Васильев
• Жанр:Классическая проза / на русском языке
• Язык:Русский
• Рейтинг книги:5 / 5
• Ваша оценка:
• Избранное:Добавить книгу в закладки

Экспонат №: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Экспонат №»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

Уважаемые правообладатели! Эта книга опубликована на нашем сайте на правах партнёрской программы ЛитРес (litres.ru) и содержит только ознакомительный отрывок. Если Вы против её размещения, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.

Тут можно читать бесплатно Борис Васильев — Экспонат №. Жанр: Классическая проза издательство неизвестно, год неизвестен. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте knigi-for.me (knigi for me) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.

Название:Экспонат №АвторБорис ВасильевЖанрКниги / Проза / Классическая прозаИздательство:неизвестноISBN:нет данныхГод:неизвестенДата добавления: 15-12-2018Количество просмотров:1148

Борис Васильев — Экспонат № краткое содержание

Борис Васильев — Экспонат № — описание и краткое содержание, автор Борис Васильев, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки Kniga-for.me

Борис Васильев — Экспонат № читать онлайн бесплатно

Экспонат № — читать книгу онлайн бесплатно, автор Борис Васильев

Борис Васильев

Экспонат №…

***

Игорек уходил ранним утром 2 октября 1941 года. В повестке значилось, что он «должен явиться к семи ноль-ноль, имея при себе…»

— Ложку да кружку, больше ничего не бери, — сказал сосед Володя. — Все равно либо потеряешь, либо сопрут, либо сам бросишь.

Володя был всего на два года старше, но уже успел повоевать, получить тяжелое ранение и после госпиталя долечивался дома у отца с матерью. А у Игоря отца не было, только мама, и поэтому мужские советы давал бывалый сосед:

— Ложку, главное, не забудь.

Этот разговор происходил накануне, вечером, а в то раннее утро Игоря провожала мама да женщины их коммуналки. Мама стояла в распахнутых дверях, прижав кулаки ко рту. По щекам ее безостановочно текли слезы, а из-за плеч выглядывали скорбные лица соседок. Неделей раньше ушел в ополчение отец Володи; сам Володя, чтобы не смущать, уже спустился, уже ждал в подъезде, а Игорь вниз по лестнице уходил на войну, и женщины в бессловесной тоске глядели ему вслед. На мальчишеский стриженый затылок, на мальчишескую гибкую спину, на мальчишеские узкие плечи, которым предстояло прикрыть собой город Москву и их коммунальную квартиру на пять комнат и пять семей.

— Холодно, — гулко сказал снизу Володя. — Главное, не дрейфь, Игорек. Но пасаран.

Было сумрачно, синий свет слабенькой лампочки в подъезде странно освещал маму, которая так хотела проводить его до военкомата, но не могла оставить работу, потому что сменщиц уже не было, а работа еще была. И она потерянно стояла в дверях, отчаянно прижимая кулаки к безмолвному перекошенному рту, а из-за ее судорожно сведенных плеч страшными провальными глазами глядели соседки: по два лица за каждым плечом. Игорь оглянулся в конце первого лестничного марша, но улыбнуться не смог, не до улыбок было в октябре того сорок первого. Но сказал, что все они тогда говорили:

— Я вернусь, мама.

Не вернулся.

И письмо Анна Федотовна получила всего одно-единственное: от 17 декабря; остальные — если были они — либо не дошли, либо где-то затерялись. Коротенькое письмо, написанное второпях химическим карандашом на листочке из ученической тетрадки в линейку.

«Дорогая мамочка!

Бьем мы проклятых фрицев и в хвост и в гриву, только клочья летят…»

И об этой великой радости, об этом великом солдатском торжестве — все письмо. Кроме нескольких строчек:

«…Да, а как там поживает Римма из соседнего подъезда? Если не эвакуировалась, спроси, может, письмо мне напишет? А то ребята во взводе получают, а мне совершенно не с кем вести переписку…»

И еще, в самом конце:

«…Я здоров, все нормально, воюю как все. Как ты-то там одна, мамочка?»

И последняя фраза — после «до свидания», после «целую крепко, твой сын Игорь»:

«…Скоро, очень скоро будет и на нашей улице праздник!»

Праздник был не скоро. Скоро пришло второе письмо. От сержанта Вадима Переплетчикова:

«Уважаемая Анна Федотовна! Дорогая мама моего незабвенного друга Игоря! Ваш сын был…»

Был.

Был Игорь, Игорек, Игоречек. Был сыном, ребенком, школьником, мальчишкой, солдатом. Хотел переписываться с соседской девочкой Риммой, хотел вернуться к маме, хотел дождаться праздника на нашей улице. И еще жить он хотел. Очень хотел жить.

Три дня Анна Федотовна кричала и не верила, и коммуналка плакала и не верила, и сосед Володя, который уже считал дни, что оставались до Медкомиссии, ругался и не верил. А еще через неделю пришла похоронка, и Анна Федотовна перестала кричать и рыдать навсегда.

Каждое утро — зимою и осенью еще затемно — она шла на Савеловский вокзал, где работала сцепщиком вагонов, и каждый вечер — зимой и осенью уже затемно — возвращалась домой. Вообще-то до войны она работала счетоводом, но в сорок первом на железной дороге не хватало людей, и Анна Федотовна пошла туда добровольно да так потом там и осталась. Там давали рабочую карточку, кое-какой паек, а за усталой, рано ссутулившейся спиной стояла коммуналка, из которой никто не уехал и в осень сорок первого. И мужчин не было, а дети были, и Анна Федотовна отдавала всю свою железнодорожную надбавку и половину рабочей карточки.

— Аня, все-то зачем отдаешь? Ты сама на себя в зеркало глянь.

— Не вам, соседки, детям. А в зеркало мы с вами и после войны не глянемся. Отгляделись.

Отгляделись, да не отплакались. Еще шли похоронки, еще не тускнели воспоминания, еще не остыли подушки, и вместительная кухня горько справляла коммунальные поминки.

— Подружки, соседки, сестрички вы мои, помяните мужа моего Волкова Трофима Авдеевича. Я патефон его премиальный на сырец сменяла, на что мне теперь патефон. Поплачь и ты со мной, Аня, поплачь, родимая.

— Не могу, Маша. Сгорели слезы мои.

А от Трофима Волкова трое «волчата» осталось. Трое, и старшему — девять. Какие уж тут слезы, тут слезы не помогут, тут только одно помочь способно: плечом к плечу. Живой женской стеной оградить от смерти детей. Валентина (мать Володи) плечом к Полине, проживавшей с дочкой Розочкой в комнате, где прежде, еще при старом режиме, находилась ванная: там прорубили узенькое окошко, света не хватало, и вся квартира Розочку Беляночкой звала. А Полина — плечом к Маше Волковой, за которой — трое, а Маша — к Любе — аптекарше с близнецами Герой да Юрой: пятнадцать лет на двоих. А Люба — к Анне Федотовне, а та — опять к Валентине, к другому ее плечу, и хоть некого ей было прикрывать, да дети — общие. Это матери у них разные и отцы, если живы, а сами дети — наши. Общие дети коммунальных квартир с переделанными под жилье ванными и кладовками, с заколоченными парадными подъездами еще с той, с гражданской войны, с общими коридорами и общими кухнями, на которых в те годы собирались вместе чаще всего по одной причине.

— Вот и моему срок вышел, подруги мои дорогие, — давилась слезами Полина, обнимая свою всегда серьезную Розочку, которую полутемная ванная да темные дни войны окончательно превратили в Беляночку. — Муж мой Василий Антонович пал храброй смертью, а где могила его, того нам с дочкой не писали. Выходит, что вся земля его могила.

Выпивала Анна Федотовна поминальную за общим столом, шла к себе, стелила постель и, перед тем как уснуть, обязательно перечитывала оба письма и похоронку. Дни складывались в недели, недели — в месяцы, месяцы — в годы; пришел с войны еще раз покалеченный Владимир, и это был единственный мужчина, кто вернулся в их коммуналку на пять комнат и пять вдов, не считая сирот. А за ним вскоре пришла Победа, возвращались из эвакуации, с фронтов и госпиталей москвичи, оживал город, и оживала вместе с ним коммуналка. Опять зазвучал смех и песни, и сосед Владимир женился на девушке Римме из соседнего подъезда.

— Как ты мог? — сквозь слезы сдавленно спросила Анна Федотовна, когда он пригласил ее на свадьбу. — Ведь с нею Игорек переписываться мечтал, как же ты мог?..

— Прости нас, тетя Аня, — сказал Владимир и виновато вздохнул. — Мы все понимаем, только ты все-таки приди на свадьбу.

Время шло. Анна Федотовна по-прежнему утром уходила на работу, а вечером читала письма. Сначала это было мучительно болезненной потребностью, позже — скорбной обязанностью, потом — привычной печалью, без которой ей было бы невозможно уснуть, а затем — ежевечерним непременнейшим и чрезвычайно важным разговором с сыном. С Игорьком, так и оставшимся мальчишкой навсегда.

Она знала письма наизусть, а все равно перед каждым сном неторопливо перечитывала их, всматриваясь в каждую букву. От ежевечерних этих чтений письма стали быстро ветшать, истираться, ломаться на сгибах, рваться по краям. Тогда Анна Федотовна сама, одним пальцем перепечатала их у знакомой машинистки, с которой когда-то — давным-давно, еще с голоду двадцатых — вместе перебрались в Москву. Подруга сама рвалась перепечатать пожелтевшие листочки, но Анна Федотовна не разрешила и долго и неумело тюкала одним пальцем. Зато теперь у нее имелись отпечатанные копии, а сами письма хранились в шкатулке, где лежали дорогие пустяки: прядь Игоревых волос, зажим его пионерского галстука, значок «Ворошиловский стрелок» ее мужа, нелепо погибшего еще до войны, да несколько фотографий. А копии лежали в папке на тумбочке у изголовья: читая их перед сном, она каждый раз надеялась, что ей приснится Игорек, но он приснился ей всего два раза.

Такова была ее личная жизнь с декабря сорок первого. Но существовала и жизнь общая, сосредоточенная в общей кухне и общих газетах, в общей бедности и общих праздниках, в общих печалях, общих воспоминаниях и общих шумах. В эту коммунальную квартиру не вернулся не только Игорь: не вернулись отцы и мужья, но они были не просто старше ее сына — они оказались жизненнее его, успев дать поросль, и эта поросль сейчас шумела, кричала, смеялась и плакала в общей квартире. А после Игоря остались учебники и старый велосипед на трех колесах, тетрадка, куда он переписывал любимые стихи и важные изречения, да альбом с марками. Да еще сама мать осталась: одинокая, почерневшая и разучившаяся рыдать после похоронки. Нет, громкоголосые соседи, сплоченные роковыми сороковыми да общими поминками, никогда не забывали об одинокой Анне Федотовне, и она никогда не забывала о них, но темная ее сдержанность невольно приглушала звонкость подраставшего поколения, либо уже позабывшего, либо вообще не знавшего ее Игорька. Все было естественно, Анна Федотовна никогда ни на что не обижалась, но однажды серьезная неприятность едва не промелькнула черной кошкой за их коммунальным столом.

Рассказ «Экспонат номер» Васильева был написан в 1987 году. Это драматическое произведение повествует о тяжелой утрате обычной советской женщины, чей сын не вернулся с фронта.

Рекомендуем читать онлайн краткое содержание «Экспоната номер» на нашем сайте. Пересказ пригодится для читательского дневника и подготовки к уроку литературы в 7 классе.

Главные герои

Анна Федотовна – мужественная женщина, добрая, любящая, в одиночку воспитавшая сына.

Игорек – единственный сын Анны Федотовны, спокойный, тихий, заботливый юноша.

Другие персонажи

Володя – сосед Игорька, фронтовик, отважный, решительный.

Римма – жена Володи, мягкая, добрая женщина.

Андрей и Валя – дети Володи и Риммы, которых Анна Федотовна воспитала как своих внуков.

Таня – дочь Вали, добрая девочка, читавшая Анне Федотовне письма.

Пионеры – настойчивые, бесцеремонные дети, укравшие письма у старушки.

Краткое содержание

Игорек отправился на фронт «ранним утром 2 октября 1941 года». Его провожала вся коммунальная квартира. Сосед Володя был всего на пару лет старше, но уже успел получить тяжелое ранение. Как бывалый боец, он давал Игорьку «мужские советы» – отца у парнишки не было, и его в одиночку воспитывала мать, Анна Федотовна. Провожая сына, она горько плакала, «прижав кулаки ко рту» и глядя на удаляющуюся гибкую мальчишескую спину единственного сына. Игорек обещал вернуться, но не вернулся…

Анна Федотовна получила от сына единственное письмо, «остальные — если были они — либо не дошли, либо где-то затерялись». В нем Игорек просил мать прислать адрес Риммы из соседнего подъезда. По примеру других солдат он хотел переписываться с девушкой. Вскоре пришло второе письмо от сержанта Вадима Переплетчикова, в котором он выражал свои соболезнования матери погибшего друга. В течение трех дней «Анна Федотовна кричала и не верила», а когда спустя неделю пришла похоронка, женщина навсегда перестала плакать и кричать.

До войны Анна Федотовна работала счетоводом. Но в 1941 году, узнав, что на железной дороге не хватает людей, добровольно пошла работать сцепщиком вагонов на Савеловский вокзал. Она тяжело работала с раннего утра и до позднего вечера, получая «рабочую карточку, кое-какой паек». Измученная Анна Федотовна делилась своим пайком с соседками – мужья ушли на фронт, но остались дети, которых нужно было кормить.

Из всех мужчин коммуналки «на пять комнат и пять вдов, не считая сирот», живым вернулся только Володя. Он женился на Римме из соседнего подъезда, и Анне Федотовне было тяжело принять эту новость – она считала Римму девушкой своего Игорька. Когда у пары родился сына Андрей и дочь Валечка, Анна Федотовна растаяла и стала для детей настоящей бабушкой.

Анна Федотовна взяла за привычку каждый вечер перед сном читать письма от Игорька и сержанта Переплетчикова. Бумага уже совсем истрепалась, и женщина сделала копии, которые хранились в папке на тумбочке. Оригиналы же она спрятала в шкатулку, где хранились вещи погибшего сына.

Шло время, жители коммуналки менялись, и только жильцы двух комнат никуда не выезжали – это были Владимир с Риммой и детьми и Анна Федотовна. К началу 60-х семье удалось заполучить в свое владение всю пятикомнатную квартиру. Анна Федотовна, которую они искренне считали «своей», осталась жить вместе с ними. Будучи на пенсии, она помогала по хозяйству, приглядывала за детьми, но каждый вечер неизменно читала заветные письма, которые наполняли ее одинокую комнатку голосами из далекого сорок первого года.

В 1968 году, к юбилею Победы, по телевизору стали показывать художественные и документальные фильмы, приуроченные к этому событию. Анна Федотовна никогда их не смотрела. Лишь однажды она мельком взглянула на экран, где в одной из хроник заметила гибкую мальчишескую спину Игорька. С тех пор она целыми днями сидела у телевизора, надеясь еще раз увидеть сына. Это не прошло для женщины бесследно – зрение ее настолько ухудшилось, что даже в очках она могла с трудом ходить, о чтении же не могло быть и речи.

К тому времени Андрей женился и переехал к молодой жене, «скончался от старых фронтовых ран Владимир Иванович», а Валя, ставшая врачом, родила без мужа девочку Таню. Когда Танюшка подросла и научилась читать, она читала окончательно ослепшей Анне Федотовне дорогие ее сердцу письма. Перед глазами женщины проплывали картины ее молодости, первые шаги Игорька, его звонкий смех.

В 1985 году началась масштабная подготовка к празднованию очередного юбилея Великой Победы. К Анне Федотовне пришли пионеры и попросили показать письма с фронта. Затем одна из девочек, самая решительная и напористая, потребовали у старушки оригиналы писем для их школьного музея. Анне Федотовне «очень не понравился этот вызывающий, полный непонятной для нее претензии тон», и она выгнала детей.

Вечером выяснилось, что письма пропали – их украли пионеры. Анна Федотовна перестала слышать голос сына – «он угас, умер, погиб вторично, и теперь уже погиб навсегда», но вскоре зазвучал другой голос – громкий, официальный. Это заговорила похоронка. Анна Федотовна умерла, а письма, украденные пионерами, так и не попали в школьный музей – им попросту не хватило места, и их сунули в ящик «с аккуратной пометкой: «ЭКСПОНАТ №…»».

Заключение

Рассказ Васильева учит тому, что самым важным качеством является человечность, умение сочувствовать и сопереживать ближнему, дарить любовь и добро.

После ознакомления с кратким пересказом «Экспонат номер» рекомендуем прочитать рассказ в полной версии.

Тест по рассказу

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

1. Вопрос 1 из 10

   Кто является автором произведения «Экспонат номер»?</h3>

   • <label>Борис Васильев</label>
   • <label>Вениамин Каверин</label>
   • <label>Виктор Астафьев</label>
   • <label>Василий Шукшин</label>

(новая вкладка)Используемые источники:

• https://mir-knig.com/read_57979-1
• https://briefly.ru/vasilev/eksponat/
• https://libcat.ru/knigi/proza/klassicheskaya-proza/16270-boris-vasilev-eksponat.html
• https://knigi-for.me/books/proza/klassicheskaja-proza/138002-boris-vasilev-eksponat-.html
• https://obrazovaka.ru/books/vasilev/eksponat-nomer

Популярные пересказы ?

• Герой нашего времени ?

  XIX век. Скучающий молодой офицер, сосланный за провин­ность на Кавказ, губит молодую черке­шенку, компро­ме­тирует княжну, предаёт старого друга, после чего уезжает в Персию и умирает, возвра­щаясь домой.

• 

  Ревизор ?

• 

  Шинель ?

• Левша ?

• Кавказский пленник ??

• Евгений Онегин ?

• Бэла

Популярные авторы ?

Русская литература

Нонфикшен ?

• Как завоё­вывать друзей

  Улыбайтесь, помните имя собеседника, прояв­ляйте интерес к его темам, слушайте, искренне хвалите, не крити­куйте и не спорьте. Если неправы — сразу признайте. Убеждайте в своей позиции методом Сократа.

• Государь

• О скоро­теч­ности жизни

• Психо­логия влияния

• Хочу и буду

• Кради как художник

• 45 татуи­ровок менеджера

Новые пересказы ?

• Ни Сы

  Джен Синсеро является мотива­ци­онным коучем, которая смогла из одинокой сорока­летней женщины, живущей в переде­ланном под дом гараже, стать примером успеха, в том числе финан­сового, …

  Пересказ от Smart Reading

• Французские дети не плюются едой

  Автор книги «Французские дети не плюются едой. Секреты воспи­тания из Парижа» Памела Друкерман — амери­канская журна­листка, которая вышла замуж за англи­чанина и переехала жить в Париж…

  Пересказ от Smart Reading

• Краткие ответы на большие вопросы

  В 75 лет Стивен Хокинг мог шевелить лишь несколькими лицевыми мышцами. Но паралич не остановил научные поиски великого физика и популя­ри­затора науки — каждое утро он надевал костюм и приступал к работе…

  Пересказ от Smart Reading

• Илон Маск

  Илон Маск — легенда Кремниевой долины и одна из самых удиви­тельных персон в истории мирового бизнеса…

  Пересказ от Smart Reading

• Стив Джобс

  Книга «Стив Джобс» была написана еще при жизни Джобса, по его просьбе и при его активном участии. Это подроб­нейшее жизне­опи­сание содержит коммен­тарии как самого Стива Джобса, так и более ста очевидцев его взлетов и падений, триумфа и сомнений…

  Пересказ от Smart Reading

• Цифровой минимализм

  Идея этой книги пришла Кэлу Ньюпорту во время его отпуска на Багамских островах в 2016 году, когда он начал получать первые отзывы от читателей только что вышедшей книги «В работу с головой»…

  Пересказ от Smart Reading

• Еда и мозг

  Есть много жира вредно, белки с углеводами — полезно. Эта истина давно понятна тем, кто следит за своим здоровьем и изучает тему правильного питания…

  Пересказ от Smart Reading

• Физика невоз­можного

  Книга «Физика невоз­можного» впервые издана на русском языке в 2010 г. и с тех пор выдержала пять переиз­даний. Автор, известный физик, футуролог, популя­ри­затор науки Митио Каку, …

  Пересказ от Smart Reading

• Мой сосед — миллионер

  Люди, скопившие значи­тельные состояния, обладают несколькими общими чертами. Финан­совый успех связан с правильным распре­де­лением времени, энергии и денег…

  Пересказ от Smart Reading

• Не сдохни! ?

  Майкл Грегер решил стать врачом в раннем детстве, когда на его глазах произошло чудо. Его любимую бабушку «списали» умирать из больницы в инвалидном кресле…

  Пересказ от Smart Reading

• 12 правил жизни

  Джордан Питерсон, канадский клини­ческий психолог и профессор Торонт­ского универ­ситета, приобрел широкую извест­ность всего несколько лет назад, однако быстро стал одним из самых популярных философов и интел­лек­туалов в мире…

  Пересказ от Smart Reading

• Интро­верты

  Наша жизнь опреде­ляется в том числе и харак­тером — наравне с расой, полом и другими факторами, которые мы не выбираем. Тот или иной тип темпе­ра­мента влияет на выбор профессии …

  Пересказ от Smart Reading

Главная

Краткое содержание Н. С. Лесков: «Тупейный художник»

«Тупейный художник» – одно из наиболее громких произведениий Н. С. Лескова. В рассказе автор

Краткое содержание А. Рыбаков «Кортик»

Краткое содержание повести «Кортик» по главам для ознакомления с сюжетом за несколько минут. Ознакомьтесь,

Краткое содержание А. Конан Дойль «Пляшущие человечки»

Произведения английского писателя А. Конана Дойля о легендарном сыщике Шерлоке Холмсе не раз показывали,

Краткое содержание В.М. Шукшин «Критики»

Василий Макарович Шукшин в творчестве постоянно поднимал темы «отцов и детей», связи поколений, уважение

Краткое содержание О. де Бальзак «Гобсек»

В статье представлено краткое содержание произведения «Гобсек» французского писателя Оноре де Бальзака, которого заслуженно

Краткое содержание Жюль Верн «Таинственный остров»

«Таинственный остров» является романом-робинзонадой, написанный французским писателем Жюль Верном. Впервые произведение попало на страницы

Краткое содержание О. Генри «Вождь краснокожих»

«Вождь краснокожих» – одно из лучших произведений О. Генри, поучительная история об авантюристах, похитивших

Краткое содержание мифа «Яблоки Гесперид»

Среди мифов о могущественных древнегреческих богах и прекрасных богинях особенно выделяют «Двенадцать подвигов Геракла».

Краткое содержание Б. Васильев «Экспонат номер»

Рассказ «Экспонат №…» советского писателя Б.Л. Васильева был представлен на суд читателей в 1986

Краткое содержание А.П. Чехов «О любви»

Сделать первый шаг порой бывает по-настоящему сложно. Кому, как не героям рассказа А.П. Чехова

В разделе краткое содержание, для максимально удобного чтения, все пересказы представлены структурировано и разделены на отдельные главы, части или действия (в зависимости от жанра книги). Чтобы наиболее полно усвоить изложение произведений, в начале каждой статьи дана краткая характеристика основных персонажей, а также интересные факты о создании. Кроме того, для особо занятых читателей будет полезен раздел очень краткого пересказа, где сюжет и события книги представлены в тезисной форме.

Однако главная цель сайта «ЧитаемКратко.ру» — заинтересовать вас выбрать среди многообразия разной литературы то, что понравится именно вам, и впоследствии ознакомиться с книгой целиком. Мы регулярно обновляем нашу базу художественных произведений, поэтому вы всегда сможете найти интересующий пересказ, а также вдохновиться на прочтение новой книги.

Булгаков М. А. «Белая гвардия»

Бальзак О. «Гобсек»

Тургенев И. С. «Отцы и дети»

Пересказ Толстой Л. Н. «После Бала»

Пересказ Уильям Шекспир «Гамлет»

Пересказ Уильям Шекспир «Король Лир»

Толстой Л. Н. «Анна Каренина»

Уильям Шекспир «Ромео и Джульетта»

Биография Толстого Л. Н.

Островский А. Н. «Гроза»

Верн Ж. «Пятнадцатилетний капитан»

Биография Лермонтов М.Ю.

Булгаков М. А. «Мастер и Маргарита»

Достоевский Ф. М. «Идиот»

Оскар Уайльд «Портрет Дориана Грея»

Куприн А. И. «Гранатовый браслет»

Сервантес М. «Дон Кихот»

Биография Гоголь Н. В.

Достоевский Ф. М. «Преступление и наказание»

Тургенев И. С. Ася

Дойл А. К. «Пестрая лента»

Гоголь Н. В. «Майская ночь, или Утопленница»

Э. Хемингуэй «Старик и море»

Чехов А. П. «Черный монах»

Распутин В. Г. «Женский разговор»

«Слово о полку Игореве»

Пушкин А. С. «Гробовщик»

Шолохов М. А. «Тихий Дон» Часть 1

Шолохов М. А. «Тихий Дон» Часть 2

Шмелев И. С. «Лето Господне»

Грибоедов А. С. «Горе от ума»

Пушкин А. С. «Евгений Онегин»

Толстой Л. Н. «Война и Мир» Том 1

Толстой Л. Н. «Война и Мир» Том 2

Толстой Л. Н. «Война и Мир» Том 3

Толстой Л. Н. «Война и Мир» Том 4

Гоголь Н. В. «Ревизор»

Гоголь Н. В. «Тарас Бульба»

Гоголь Н. В. «Мертвые души»

Гоголь Н. В. «Вий»

Гоголь Н. В. «Ночь перед рождеством»

Гоголь Н. В. «Шинель»

Лермонтов М. Ю. «Герой нашего времени» Часть 1

Лермонтов М. Ю. «Герой нашего времени» Часть 2

Пушкин А. С. «Капитанская дочка» Часть 1

Пушкин А. С. «Капитанская дочка» Часть 2

Булгаков М. А. «Собачье сердце» Часть 1

Булгаков М. А. «Собачье сердце» Часть 2

Александр Грин «Алые паруса»

Куприн А. И. «Чудесный доктор»

Толстой Л.Н. «Кавказский пленник»

Чехов А. П. «Хамелеон»

Шолохов М. А. « Судьба Человека»

Шукшин В. М. «Чудик»

Тургенев И. С. «Певцы»

Чехов А. П. «Толстый и тонкий»

Тургенев И. С. «Муму»

Чехов А.П. «Смерть чиновника»

Фонвизин Д. И. «Недоросль»

Солженицын А. И. «Матренин двор»

Распутин В. Г. «Уроки французского»

Пушкин А. С. «Станционный смотритель»

Пушкин А. С. «Дубровский»

Пушкин А. С. «Моцарт и Сальери»

Максим Горький «Челкаш»

Астафьев В. П. «Васюткино озеро»

Бунин И. А. «Подснежник»

Биография А.П. Чехова

Карамзин Н. М. «Бедная Лиза»

Биография А. С. Пушкина

ПубликацияТехническая поддержка

В этом материале мы расскажем, как с первого раза написать хороший анонс мероприятия и больше не тратить время на исправление текста, присланного на доработку. Сначала речь пойдет об особенностях составления краткого и полного описаний – о чем нужно упомянуть, а о чем, наоборот, писать не стоит. После этого будут приведены примеры хороших полных описаний для разных категорий мероприятий: выставка, спектакль, лекция, концерт, мастер-класс, фестиваль и другие.

В первую очередь важно понять: краткое и полное описание находятся для читателя на разных страницах, поэтому их нельзя объединять в один текст. То есть не нужно начинать рассказ в кратком описании и продолжать в полном – так краткое будет выглядеть оборвавшимся на полуслове, а полное – лишенным вступления.

Краткое описание

Модераторы внимательно проверяют краткое описание у мероприятия, так как текст выводится на карточках событий на портале «Культура.РФ» и сайтах партнеров. Он должен быть максимально информативным, ведь пользователи не всегда сразу открывают события. Их нужно заинтересовать. Поэтому хорошее краткое описание – один из действенных способов привлечь внимание читателей наряду с главной фотографией и заголовком.

Чтобы увидеть краткое описание, нажмите на значок i.

Объем краткого описания – до 100 символов.

В кратком описании можно:

• рассказать о программе («Посетители узнают об истории создания радио, увидят радиоприемники из фондов музея»);
• перечислить основные мероприятия («Конкурсы, игры, мастер-классы для детей»);
• написать несколько слов о сюжете, если это спектакль («Десятилетний герой приходит к фокуснику, чтобы он помог решить школьную проблему»).

В кратком описании нельзя:

• повторять название события, родовое слово;
• копировать предложение из полного описания, иначе эта информация будет дублироваться;
• указывать место и время проведения мероприятия, так как для этих сведений есть специальные поля;
• писать от первого лица («я», «мы», «расскажу», «думаю», «приглашаем», «проведем», «научим» и т. п.). 

Полное описание

Объем полного описания – 500–1000 символов.

По статистике, именно с таким количеством текста информация успешно прочитывается пользователями до конца. Поэтому мы и рекомендуем делать описания лаконичными. Если текст анонса составляет менее 500 символов, модератор отклонит событие.

Напротив, если описание добавляемого вами события слишком большое (составляет 1200 и более символов), мы рекомендуем сокращать его и давать ссылку на сайт, на котором размещена подробная программа мероприятия.

Что должно быть в полном описании

Прежде всего в полном описании нужно рассказать, в чем заключаются особенности вашего мероприятия:

• посвящена ли программа кому-нибудь или чему-нибудь;
• чему смогут научиться посетители;
• для какой возрастной категории предназначается и т. д.

Также помните об индивидуальности вашего текста. Пользователям нужно дать понять, что на вашем мероприятии будет что-то такое, чего ни в коем случае нельзя пропустить. Поэтому рекомендуем писать оригинальный текст вместо шаблонных формулировок, которые подойдут для тысячи однотипных событий и не вызовут у читателей заинтересованности. Например, вместо «В программе мероприятия – игры и мастер-классы» лучше написать «В программе – мастер-классы по гончарному ремеслу, а также русские народные игры: лапта и городки». Такой текст привлечет больше внимания, как минимум тех людей, которые любят старину.

Чего не должно быть в полном описании:

• «воды», т. е. бессмысленных фраз, оборотов (иногда даже целых абзацев), которые можно спокойно убрать из него без искажения смысла;
• дня и времени начала мероприятия, а также места проведения и стоимости. Для данной информации есть специальные поля, которые ваши будущие посетители обязательно увидят;
• предложений с целями и задачами мероприятия, ведь в хорошем тексте они читаются между строк. Читатели и так понимают, какую цель они преследуют, выбирая ваше мероприятие для посещения среди десятков и сотен других;
• повествования от первого лица («я», «мы», «расскажу», «думаю», «приглашаем», «проведем», «научим» и т. п.). В информационных материалах не должно быть личного мнения – анонс просто излагает факты, не влияя на мнение читателя. Тем более что при публикации ваших событий на сайтах партнеров может сложиться впечатление, будто повествование ведется от лица их редакции;
• часто встречающихся восклицательных предложений. В анонсе мероприятия важно предоставить пользователю информацию без эмоций пишущего лица, нейтрально;
• длинных цитат и стихотворных строк. В редких случаях можно использовать прямую или косвенную речь, но при этом она должна идти как дополнительный материал, а не занимать большую часть анонса. То же самое касается отрывков из стихотворений;
• ухода от цели анонса. Помните, цель написанного вами текста – рассказать о программе мероприятия. Например, если ваше мероприятие посвящено известному человеку или важному государственному событию, не нужно давать подробные биографические сведения и приводить исторические справки. Если пользователю интересна эта информация, он всегда сможет дополнительно прочесть об этом в книгах или на интернет-ресурсах.

Примеры полных описаний для разных категорий мероприятий

Выставка

Если выставка художественная или фотографическая, рекомендуем перечислить, в каких техниках работает автор, указать основные мотивы его творчества, награды, а также названия произведений, представленных в экспозиции. То же самое касается и книжных выставок – нужно рассказать, какие проблемы поднимают авторы в своих работах, удостоены ли они каких-либо премий за свои труды.

Важно! В каждом подобном описании желательно приводить названия не менее 4–5 работ, представленных на выставке. Посетители должны знать, что конкретно они увидят. При анонсировании выставок важно рассказывать об экспонатах, а не о биографии художников, авторов и др.

Пример № 1: Книжная выставка «Путешествие длиною в жизнь»

Пример № 2: Выставка «Охота. Война. Искусство»

Открытие выставки

Если вы анонсируете не саму выставку, а вернисаж, то в полном описании следует уделить внимание торжественной программе открытия (например, встреча с автором произведений, выступления официальных лиц, обзорная экскурсия, праздничный концерт и т. п.). Подробно рассказывать о представленных экспонатах не нужно – эту информацию необходимо добавить в анонс выставки.

Обратите внимание: если выставки могут быть однодневными или длительными (то есть проходить от нескольких дней до нескольких лет), то открытие выставки всегда проходит в одну дату.

Пример № 1: Открытие выставки «Всё начиналось в Кашире»

Пример № 2: Открытие выставки «Два берега»

Подробнее о том, как правильно оформить анонс выставки, читайте в материале «Выставки: руководство по успешному оформлению анонса».

Спектакль

При описании спектакля особое внимание нужно уделить главным героям, сюжетным линиям и интересным фактам, сопутствующим созданию постановки (если они были). Также можно указать возрастную категорию зрителей, для которой предназначен спектакль, и упомянуть о номинациях и полученных наградах на различных фестивалях и конкурсах. Если спектакль поставлен по литературному произведению, об этом тоже следует рассказать в описании.

Пример № 1: Спектакль «Дамский портной»

Пример № 2: Спектакль «Красное вино Победы»

Концерт

Всегда нужно указывать исполнителей и произведения, которые они представят публике. Если вы не знаете точной программы концерта, рекомендуем рассказать о том, в каких стилях в общем работает коллектив или солист. Также можно вкратце рассказать о творческой деятельности исполнителя, указать его звание (лауреат, дипломант, народный артист, заслуженный коллектив и т. п.) и перечислить завоеванные на различных конкурсах и фестивалях награды.

Пример № 1: Концерт «И вальс, и танго, и фокстрот!»

Пример № 2: Концерт «Картинки с выставки»

Фестиваль

Фестивали бывают разной направленности (этнические, исторической реконструкции, классической музыки и т. д.), поэтому здесь в первую очередь важно рассказать, чему посвящено мероприятие, в какой раз проводится. Также нужно указать масштаб проведения события – общегородской, межрегиональный, всероссийский, международный. Если мероприятие проходит не один день, желательно кратко расписать программу каждого дня или дать ссылку на сайт фестиваля, чтобы читатели смогли ознакомиться с интересующей их дополнительной информацией.

Пример № 1: Фестиваль исторической реконструкции «Наследие»

Пример № 2: Международный театральный фестиваль «Русская классика»

Мастер-класс

Рекомендуем рассказать, чему новому можно научиться на данном занятии (танцевать танго, играть на гитаре, рисовать в технике эбру и т. д.). Если для проведения мастер-класса необходимы дополнительные материалы, нужно обязательно указать, кто их предоставляет – организатор или сам участник. Если ведущий занятия награжден почетными грамотами или премиями за свою деятельность, не лишним будет упомянуть об этом – признанное мастерство преподавателя привлечет большее количество посетителей.

Пример № 1: Мастер-класс «У последней точки на последней строчке…»

Пример № 2: Мастер-класс «Белорусская вышиванка»

Экскурсия, лекция, встреча, беседа

Описывая события, относящиеся к данным категориям, можно указать имя, фамилию и должность человека, который проведет мероприятие. В случае присутствия известного человека, рекомендуем рассказать о его достижениях и о том, чему он посвятит свою речь перед собравшимися зрителями. Если формат проведения подразумевает площадку на открытом воздухе, об этом также нужно упомянуть в описании.

Пример № 1: Экскурсия «Сны о Сибири»

Пример № 2: Лекция «Демонстрация японского чайного искусства»

Пример № 3: Творческая встреча «Одна против всех»

Пример № 4: Беседа «Навеки будут вместе Гагарин и апрель»

Конкурс

В тексте обязательно нужно указать возраст участников, названия номинаций и критерии оценивания жюри. Не лишним будет упоминание о главном и поощрительном призах.

Пример № 1: Конкурс «Отражение»

Пример № 2: Конкурс «Легенды Югорска»

Теперь вы знаете, как составить хорошее описание для событий разных категорий, чтобы пройти модерацию с первого раза и не тратить время на исправление текста, присланного на доработку.

Если вы размещаете событие категории, рекомендации для описания которой не представлены в данном материале, – напишите в службу поддержки, выбрав тему обращения «Вопросы по модерации». Мы поможем и подскажем!

Полезные материалы:

Дата создания: 09.06.2017Биографии

10 предложений о Лермонтове (кратчайшая биография)Кто такой Анакреон? Краткая биографияСью Таунсенд краткая биографияНил Гейман краткая биография и интересные фактыДаниэль Пеннак биография кратко и интересные фактыДжон Грин краткая биография и интересные фактыДокладыКакие планеты имеют кольца?Научные докладыКакая планета Солнечной системы не имеет спутников?Научные доклады«Спутники планет» сообщение (доклад)Научные докладыСообщение о Вольтере (доклад)ЛичностиНовые статьиНаучные докладыКакие планеты имеют кольца?Научные докладыКакая планета Солнечной системы не имеет спутников?Научные доклады«Спутники планет» сообщение (доклад)ЛичностиСообщение о Вольтере (доклад)ЛичностиТворчество Владимира Федоровича ОдоевскогоЛичностиСообщение о Андерсене кратко 4 классПолезноеПлан сказки «Летучий корабль»ЛичностиСообщение о жизни и творчестве ТютчеваЛичностиСообщение о Одоевском 4 классПолезное«Аленький цветочек» план сказки АксаковАнализ произведенийГлавная мысль «Илья Муромец и Соловей разбойник»Композиция былины «Илья Муромец и Соловей-разбойник»«Огневушка-поскакушка» главная мысль«Стойкий оловянный солдатик» главная мысльДрагунский «Тайное становится явным» главная мысль. Чему учит рассказ?Литературный анализ сказки «Конек-горбунок» ЕршоваКраткое содержаниеПлан к рассказу «Робинзон Крузо»«Тайный дневник Адриана Моула» краткое содержаниеАдам Мицкевич «Свитязь» краткое содержание«Миллион приключений» краткое содержание по главам«Илья Муромец и Калин-царь» краткое содержаниеЧарушин «Медведь-рыбак» краткое содержание«Что любит Мишка» краткое содержание Драгунский«Виноваты звёзды» краткое содержание Джон Грин«Англичанин Павля» краткое содержание ДрагунскийИспользуемые источники:

• https://briefly.ru/
• https://chitaemkratko.ru/kratkoe-soderzhanie
• https://kratkiy-pereskaz.ru/
• https://pro.culture.ru/blog/181
• https://kratkoe.com/

Борис Васильев — Экспонат номер:
Краткое содержание

В октябре 1941 года мальчишка Игорек Силантьев, единственный сын сцепщицы вагонов Анны Федотовны, по повестке уходил на войну, чтобы защищать «Москву и их коммунальную квартиру». Письмо пришло всего одно: как бьет фашистов, хочет жить, тревожится за маму, просит о переписке соседскую девчонку Римму. Затем – письмо от друга-однополчанина Вадима Переплетчикова о гибели сына, и похоронка. В их коммуналке «мужчин не было, а дети были». Женщины встали «плечом к плечу», чтобы «оградить от смерти детей». Анна Федотовна отдавала детям погибшего Трофима Волкова свои продукты. Женщины вместе поминали каждую новую похоронку. А после Победы «опять зазвучал смех и песни», фронтовик Володя женился на Римме, хотел на радость Анне Федотовне сына в честь Игорька назвать, но Римма назвала его Андрейкой в память о своем отце. И не лежало у Анны Федотовны сердце к малышу, пока он не заболел. Она его на ноги поставила, и стала мальчику, а потом и девочке Вале, настоящей бабушкой.

Годами Анна Федотовна каждый день читала те письма, вела разговор с сыном, что остался навсегда мальчишкой. Не знала, что и Вадим Переплетчиков погиб. От других остались дети, а от сына только велосипед, учебники, тетрадки со стихами. Его уже мало кто помнил. Уезжать из комнаты, где жил сын, она не хотела. Семья Володи стала ее семьей. Потом, в 1965 году, в юбилей Победы, увидев по телевизору в хронике о войне спину солдата, похожего на сына, стала смотреть все такие передачи. И со временем ослепла. Тогда письма стала читать ей уже студентка Валечка. Потом ее маленькая дочка Танечка.

Анна Федотовна жила своими выстраданными воспоминаниями: как Игорек был малышом, а школьником, безотцовщиной, пытался убежать на войну в Испании. С 80-летием ее пришли поздравить Юрка и Роза, дети тех военных лет, сами уже старики. Она была счастлива вспомнить прошлое. В 1985 году пионеры, мальчик и две девочки, узнали о письмах от Танечки. И пришли забрать их в школьный музей. Им так поручили. На копии они не согласились. И тайком украли подлинники. Анне Федотовне стало плохо. Голоса сына и его друга умолкли. Остался сухой голос похоронки: «… пал смертью храбрых… в бою под деревней Ракитовка…» И Анна Федотовна умерла. А письма те в музей не попали, так и остались лежать в папке с надписью «Экспонат №… Вторичные материалы к истории Великой Отечественной войны».

Читательский дневник по рассказу «Экспонат номер №» Васильева

Сюжет

В октябре 1941 года мальчишка Игорек Силантьев из коммунальной квартиры ушел на войну и не вернулся. Его одинокой матери Анне Федотовне, сцепщице вагонов, остались на память: одно письмо от сына, одно от его друга-однополчанина, и похоронка. Всю войну женщины выручали друг друга, а после Победы Анна Федотовна вынянчила Андрейку и Валечку, детей фронтовика Володи и Риммы (она когда-то нравилась Игорьку).

Всю жизнь она читала письма, говорила с сыном. Когда ослепла, ей читала Валечка, потом уже ее дочка Танечка. К юбилею Победы в 1985 году за письмами для школьного музей к ней пришли ребята-пионеры. Копии не взяли, украли подлинники. Для Анны Федотовны умолк голос сына, остался только голос жестокой похоронки. И мать солдата умерла. Музею те два письма не пригодились. Этот «экспонат» так и остался в папке «Вторичные материалы к истории войны».

Отзыв

Рассказ о бедах войны, материнской любви, памяти, забвении и нечуткости. Для героини сын был жив, пока звучали в сердце теплые, живые строчки его письма. В финале рассказа остается только факт из похоронки: сын мертв. Школьники войны не знали, еще не знают они, что значит терять близких.

Они стараются для музея к очередному юбилею. Но пара писем – слишком скромный экспонат для чужих людей. Их так никто и не увидел. Рассказ учит состраданию, любви к Родине, людям, семье. Учит помнить уроки истории, с уважением относиться к старшим, быть отзывчивым, благодарным, честным, стойким, не терять надежду.

Экспонат №

Микропересказ : Для школьного музея пионеры воруют последнее письмо, присланное матери погибшим на войне сыном. Старая слепая женщина, прожившая жизнь в чужой, но отзывчивой семье, умирает, утратив символ любви.

Игорёк ушёл на фронт утром 2 октября 1941 года. Его провожала вся коммунальная квартира. Сосед Володя, отправленный в тыл с тяжёлым ранением, давал ему мужские советы — больше это сделать было некому, у Игоря не было отца. Стоя в распахнутых дверях коммуналки, Анна Фёдоровна провожала взглядом гибкую мальчишескую спину сына.

Она получила от Игорька единственное письмо, в котором он писал о войне и просил прислать адрес Риммы из соседнего подъезда — хотел, как другие солдаты, получать письма от девушки. Второе письмо Анна Фёдоровна получила от сержанта Вадима Переплётчикова. Он писал о гибели своего друга Игоря. Ещё через неделю пришла похоронка. Оплакав сына, Анна Фёдоровна «перестала кричать и рыдать навсегда».

Раньше она была счетоводом, но в 1941 добровольно пошла работать сцепщиком на Савеловский вокзал, да так там и осталась. Своими продуктовыми карточками женщина делилась с пятью осиротевшими семьями своей квартиры, вместительная кухня которой «горько справляла коммунальные поминки». Пятеро овдовевших женщин «живой стеной» ограждали от смерти своих детей.

Из всех мужчин коммуналки домой вернулся только Володя. Вскоре он женился на Римме из соседнего подъезда. Анна Фёдоровна с трудом смирилась с этим — для неё Римма была девушкой Игорька. Каждый вечер она перечитывала письма от Игорька и сержанта Переплётчикова. Бумага совсем истрепалась, и Анна Фёдоровна сделала копии, которые лежали в папке на тумбочке. Оригиналы она спрятала в шкатулку, где хранились вещи сына.

Соседи не забывали об Анне Фёдоровне. Только один раз обида «пробежала чёрной кошкой». Владимир, на свадьбе которого Анна Фёдоровна была посажённой матерью, обещал назвать своего первенца Игорем, но Римма была против и тайком записала сына Андреем — в честь погибшего отца. Почти полгода женщина не замечала малыша. Однажды Андрюшка заболел. Молодая мама прибежала за помощью к Анне Фёдоровне, и с тех пор она стала для мальчика «самой настоящей бабкой». Римма пообещала назвать Игорем своего следующего ребёнка, но родилась девочка Валечка.

Шло время, жители коммуналки менялись, и только две семьи не трогались с места. Владимир и Римма понимали, что Анна Фёдоровна никогда не уедет из квартиры, где вырос её сын. «К началу шестидесятых им в конце концов удалось заполучить всю пятикомнатную квартиру» с условием, что одна комната будет переделана в ванную. На семейном совете решили, что вышедшая на пенсию Анна Фёдоровна больше работать не будет, останется за внуками приглядывать.

Письма женщина перечитывала каждый вечер. Это превратилось в необходимый ей ритуал. Письма звучали для Анны Фёдоровны голосами сына и незнакомого ей сержанта, только похоронка всегда оставалась безмолвной, как могильная плита. Женщина не решалась признаться в этой привычке помолодевшей квартире.

В 1965-м, к юбилею Победы, по телевизору показывали много военной хроники, которую Анна Фёдоровна никогда не смотрела. Только однажды она бросила взгляд на экран, и ей показалось, что там мелькнула узкая мальчишеская спина Игорька. С тех пор женщина целыми днями сидела вплотную к маленькому экранчику телевизора «КВН», надеясь ещё раз увидеть сына. Это не прошло для неё даром. Анна Фёдоровна начала слепнуть, и вскоре письма перестали звучать. Очки, прописанные окулистом, помогали ходить, но читать она больше не могла.

К этому времени инженер-строитель Андрей женился и переехал, а Валя, ставшая врачом, «без всякого замужества родила девочку». Для окончательно ослепшей Анны Фёдоровны безотцовщина Танечка стала последней радостью. Когда Танечка научилась читать, женщина показала ей заветные письма. Теперь девочка читала их вслух каждый вечер, и голоса писем вернулись. Анна Фёдоровна вспоминала первые шаги сына, его первый вопрос «А где папа?». С отцом Игорька женщина не была расписана, он бросил её, когда сыну исполнилось три года. Она обменяла свою большую комнату и оказалась в коммуналке, где назвалась вдовой. Анна Фёдоровна вспоминала о том, как Игорь с Володей убежали в Испанию, бить фашистов, его школьные годы, и жизнь после его гибели.

Вскоре справили восьмидесятилетие Анны Фёдоровны. Римма пригласила всех, кто ещё помнил Игорька, и женщина была счастлива. Минул 1985 год, очередная годовщина Победы. Однажды к Анне Фёдоровне пришли пионеры, мальчик и две девочки, и попросили показать письма. Затем одна из девочек начала требовать, чтобы Анна Фёдоровна отдала письма в школьный музей. Она считала, что письма женщине не нужны, поскольку она уже стара и скоро умрёт, а их звену эти документы необходимы, чтобы выполнить план. Анне Фёдоровне была неприятна наглая напористость пионерки. Она отказала и прогнала детей.

Вечером выяснилось, что письма пропали. Их украли пионеры. Анна Фёдоровна смутно помнила, как они шептались у комода, где лежала шкатулка. Вокруг Анны Фёдоровны воцарилась тишина. Она больше не слышала голос сына. Но вскоре зазвучал другой голос, громкий, официальный — это заговорила похоронка. Слёзы продолжали медленно течь по щекам Анны Фёдоровны даже после того, как она умерла.

А письмам в школьном музее места не нашлось. Их отложили про запас, пометив надписью «Экспонат №».

Что скажете о пересказе?

Что было непонятно? Нашли ошибку в тексте? Есть идеи, как лучше пересказать эту книгу? Пожалуйста, пишите. Сделаем пересказы более понятными, грамотными и интересными.

Краткое содержание Б. Васильев «Экспонат номер»

Рассказ «Экспонат №…» советского писателя Б.Л. Васильева был представлен на суд читателей в 1986 году, в третьем номере журнала «Юность». Произведение повествует о послевоенной жизни матери погибшего солдата, которая долгие годы живет памятью о сыне, не вернувшемся с войны. В данной работе будет представлено краткое содержание рассказа «Экспонат номер…», краткий пересказ.

Основные персонажи

• Анна Федотовна – главная героиня, потерявшая на войне единственного сына. Ежедневно после его смерти читает письмо, которое он успел прислать, мысленно разговаривает с погибшим. Живет одной семьей и помогает воспитывать детей, внуков и правнуков соседу, другу сына, Володе.
• Игорь Силантьев – сын Анны Федотовны, 18-летний юноша, погибший в первые месяцы войны. Предстает в рассказе в воспоминаниях матери.
• Володя – сосед, друг Игоря, неоднократно раненый, но вернувшийся с войны живым. Старается заменить Анне Федотовне погибшего сына, заботится об одинокой женщине.
• Римма – жена Володи, в которую некогда был влюблен Игорь. Полностью разделяющая заботу мужа о матери погибшего солдата.
• Андрей и Валя – дети Риммы и Владимира, ставшие для главной героини рассказа родными внуками.
• Танечка – дочь Вали, последняя радость в жизни Анны Федотовны, до конца жизни помогавшая ослепшей женщине читать заветное письмо.
• Пионеры – собиратели материалов о ВОВ, укравшие фронтовое письмо.

Очень краткий пересказ

Анна Федотовна проводила на войну единственного сына Игоря, который погибает, провоевав всего полтора месяца, но успевает прислать матери письмо. Послание становится связующим звеном между матерью и погибшим сыном. Читая его ежедневно, мать как бы разговаривает с Игорем, он жив в ее сознании.

Интерес Анны Федотовны к жизни кроме письма сына поддерживается заботами о семье Володи, друга Игоря. Ближе этой семьи у одинокой женщины никого нет.

Одна из школ Москвы к 40-летию Победы организует музей. Пионеры посещают семьи фронтовиков, собирают экспонаты. Приходят к Анне Федотовны и просят отдать заветное письмо с фронта. Мать не соглашается. Пионеры крадут письмо. Потеряв связь с погибшим сыном, Анна Федотовна умирает.

Краткое содержание

«Экспонат №…» краткое содержание рассказа Б. Л. Васильева. Осень 1941-го года. Получив повестку, Игорь Силантьев собирается на войну. Приятель и сосед по коммуналке Володя, успевший повоевать и находящийся дома после ранения, советует, что взять в дорогу, как вести себя на фронте. Игоря провожает мать Анна Федотовна и все соседи. С войны Игорь присылает письмо, в котором рассказывает, как бьет врага, тревожится за мать, спрашивает о девушке Римме. Просит мать узнать у Риммы, не напишет ли она ему письмо.

Чуть позже Анна Федотовна получает еще одно послание с фронта. Пишет сержант Вадим Переплетчиков. Он сообщает, что Игорь геройски погиб. Три дня мать оплакивает сына. Потом получает похоронку и перестает плакать навсегда.

Всю войну Анна работает сцепщиком вагонов. Ежедневно перед сном перечитывает последние строки, написанные сыном, мысленно разговаривая с погибшим. После победы возвращается Володя и через некоторое время женится на Римме. Узнав об этом, Анна Федотовна беспочвенно упрекает Римму в неверности, говорит, что Игорь был в нее влюблен. Обижается на девушку, долго не разговаривает с молодоженами. Володя, чтобы хоть как-то примириться, обещает назвать первенца в честь погибшего товарища.

Женщина, тяжело переживающая смерть сына, наконец-то смягчается и сближается с Володей и Риммой, заменив их детям умершую бабушку, хотя первенца в честь ее сына так и не назвали

Идут годы. Письмо становится ветхим. Анна Федотовна перепечатывает его. Теперь она читает перед сном копию, а само письмо, как самое ценное, что осталось от сына, хранит в ящике комода. Коммуналку расселяют. Анна Федотовна не хочет покидать квартиру, где рос ее сын. Ей выделяют комнату, а всю остальную площадь отдают Володе, Римме и их детям. Одинокая женщина окончательно сближается с молодыми соседями. Все в доме знают, что бабушка каждый вечер перед сном читает письмо сына, и воспринимают это как должное. Никто не смеется над странностями Анны Федотовны. Однажды Анна случайно видит по телевизору хронику войны и узнает в одном из бойцов сына.

Пораженная увиденным, надеясь еще хоть раз взглянуть на Игорька, Анна Федотовна целыми днями не отходит от телевизора. Это пагубно сказываются на ее зрении. Врачи рекомендуют носить очки. Она их носит, но читать письмо уже не может. Теперь это делает подросшая Валя.

Дети Риммы и Володи вырастают. Андрей становится инженером-строителем, Валя поступает в мединститут. Она уже в третий раз перепечатывает заново письмо Игоря и продолжает читать его каждый вечер. Проходит еще несколько лет. Валентина безо всякого замужества рожает дочь Танечку. Бабушка Анна окончательно теряет зрение. В середине семидесятых умирает от застарелых боевых ран Володя.

В день восьмидесятилетия Анны Федотовны Римма собирает на юбилей всех бывших жителей коммуналки. Приходят те, кто в годы войны были детьми. Вспоминают военное детство. Игоря почти никто не помнит, но, по настоянию Риммы, говорят о нем много, стараясь порадовать юбиляршу. Анна Федотовна совершенно слепая, однако старается помогать близким. Наощупь готовит ужин, моет посуду. Письмо перед сном ей читает правнучка Танечка – последняя забота и радость в жизни.

Приближается 40-летие Победы. В школах создаются музеи боевой славы. Пионеры, узнавшие от Танечки о фронтовом письме, приходят к Анне Федотовне. Они хотят позаимствовать письмо погибшего солдата для музея. Анна Федотовна показывает письмо, но отдавать, конечно же, не желает — предлагает взять копию.

Пионеры настаивают на передаче оригинала и, получив отказ, крадут его. Почувствовав сердцем, что письмо сына пропало, Анна Федотовна теряет интерес к жизни и умирает. Пионерам за активный поиск экспонатов выносят благодарность, но письмо, взятое ими нечестным способом, не выставляют в экспозицию музея: оно хранится в запасниках, его отправили в долгий ящик и забыли о нем…

Основная мысль произведения

Главная мысль рассказа заключается в том, что память не может быть формальной. Люди должны быть человечными, а не черствыми и бесчувственными. На примере пионеров, в содержании рассказа автор говорит о том, что нарочитая забота о человеке – это прикрытие равнодушия, что растет поколение черствых людей, готовых ради похвал и наград на подлость и воровство.