Алла Анатольевна Новикова-Строганова –
доктор филологических наук, профессор,
член Союза писателей России (Москва),
историк литературы
Великий русский писатель в судьбе итальянского адвоката
(в год 190-летия Н.С. Лескова и 100-летия Пьеро Каццолы)
Часть 1
2021 год богат на замечательные памятные даты и славные юбилеи выдающихся людей. В октябре 2021 года итальянскому учёному с мировым именем Пьеро Каццоле (1921–2015) исполнилось бы 100 лет. Уже при жизни его стали называть патриархом, классиком зарубежной русистики. Главное место в исследованиях и переводах профессора заняло творчество Николая Семёновича Лескова (1831–1895) – великого писателя земли русской, чьё 190-летие мы отмечаем в этом году.
Лесков нередко подчёркивал: «В литературе меня считают орловцем». Множество своих героев он расселил на орловской земле, считая свою малую родину «микрокосмом» всей России. Вот почему профессор из Италии Пьеро Каццола стремился побывать в Орле – на родине своего любимого русского автора. Но только в середине 1990-х годов итальянский русист, объездивший с лекциями о Лескове полсвета, смог, наконец, осуществить свою давнюю мечту. Ранее такая возможность отдалялась по соображениям далеко не литературоведческим. Политический железный занавес между СССР и Западной Европой препятствовал свободному научному и культурному диалогу.
Известного итальянского учёного-русиста я впервые увидела в сентябре 1995 года на Привокзальной площади Орла, куда пришла встретить зарубежного гостя, прибывшего в Орёл на Международную научную конференцию, посвящённую 100-летию памяти Лескова. В те годы я работала доцентом кафедры истории русской литературы Орловского государственного университета. Хочу поделиться некоторыми драгоценными для меня моментами общения и впечатлениями, которые оставил в душе и памяти этот светлый, замечательный человек – профессор Пьеро Каццола.
Высокого роста, сутуловатый, с седыми волосами и аккуратно подстриженными серебристыми усами, с тёплым плащом, перекинутым через руку (по привычным опасениям жителей южных стран, Пьеро Каццола был уверен, что Россия – страна очень холодная), этот пожилой мужчина с лучистым взглядом производил впечатление скорее доброго дедушки, какого-то заморского Санта-Клауса, нежели маститого учёного с мировым именем. В нём не было и следа надменного академизма или вальяжного высокомерия, менторской наставительной манеры, нередкой в общении мэтров науки с более молодыми коллегами.
Он так и представился мне: «Коллега Каццола». И, несмотря на более чем сорокалетнюю разницу в возрасте, попросил называть его без всяких регалий – просто Пьеро (ударение в этом имени в итальянской артикуляции ставится на первом слоге). Это мне удалось – правда, с трудом и не сразу. Впоследствии Пьеро как-то в шутку сказал, что его имя на русский лад звучит так: Пётр Эрнестович Лопатин (отца Пьеро звали Эрнесто; Каццола в переводе с итальянского – лопатка).
Необходимо пояснить, что в Италии традиционно существует строгий этикет в сфере общения, очень развиты субординационные формы, регламентирующие обращение к собеседнику определённого социального круга, образования, общественного положения, возраста. В соответствующем обращении говорящий обязан максимально учтиво выразить свою вежливость и подчеркнуть уважение к собеседнику. Известны общие формы обращения в итальянском речевом этикете: «Signore» (синьор) и «Signora» (синьора) – обычно к незнакомым людям. Но если вы точно знаете, с кем имеете дело, без титулов при обращении обойтись нельзя. «Dottore» (доктор) – так следует адресоваться к каждому лицу, имеющему высшее образование. Для выполняющих функции руководителей в министерствах и ведомствах, других государственных учреждениях употребляются титулы «Eccellenza» (ваше превосходительство), «Commendatore» (командор), «Cavaliere» (кавалер) и т. д. Таким образом, к нашему итальянскому гостю, как минимум, следовало бы обращаться «Signore Professore» (синьор профессор) или «Signore Avvocato» (синьор адвокат).
«Почему адвокат?» – спросит читатель. Дело в том, что профессор старейшего в Европе Болонского университета, преподаватель русского языка, истории русской литературы и русской культуры Пьеро Каццола по его семейной традиции был ещё и опытнейшим адвокатом с обширной практикой. Старинная адвокатская контора на виа Альберто Нота в Турине – столице области Пьемонт на северо-западе Италии – принадлежала сначала деду, потом отцу, а затем и самому Пьеро.
Мне довелось побывать в этой конторе и собственными глазами увидеть, что она была совсем не похожа на обычное юридическое заведение. Будучи в гостях у Пьеро в Турине, я поразилась тому, что даже фамильное адвокатское бюро Каццола было насквозь проникнуто увлечением хозяина русской культурой. Всё здесь дышало неподдельной любовью к русской литературе. Правоведческие фолианты, подшивки юридических документов, папки с делами клиентов были значительно потеснены русскими книгами, репродукциями картин русских мастеров, даже дипломными работами по русской словесности итальянских студентов профессора, которыми он гордился. Среди этих сочинений были и оригинальные труды на интересные темы: например, сравнительно-типологическое исследование «Анны Карениной» Л. Толстого с романом Б. Пастернака «Доктор Живаго». На рабочем столе адвоката достойное место заняла также изящная и нежная фарфоровая статуэтка чеховской «дамы с собачкой» – мой подарок.
У себя на родине Пьеро Каццола за свои переводы русской классики, научные труды и неустанную просветительскую деятельность стал известен как «адвокат русской культуры»*. Он выражал симпатии многих итальянцев к русскому народу: «Те из итальянцев, кому довелось побывать в России, кому удалось познакомиться с её историей и литературой, не могут остаться равнодушными, как никогда не были равнодушными ни мои болонские студенты, ни я лично, имеющий в России дорогих мне друзей». Что же такое Россия для итальянцев? На этот вопрос Пьеро Каццола отвечал так: «Если не удаляться вглубь, ко временам Аристотеля Фиораванти, то можно заметить, как уже в эпоху Просвещения, но более всего в дальнейшем, в эпоху Рисорджименто <Возрождения. – А.Н.-С.>, установились самые дружественные отношения многих видных итальянцев с Россией.
Назовём учёных Болонской Академии, выбравших Михаила Ломоносова её членом, эрудита и полиглота кардинала Медзофанти, покровительствовавшего в Риме многим русским – от Гоголя до Волконской, поэта Кардуччи и филолога Д’Анкону, друживших с литературоведом А. Веселовским; директоров итальянских музеев, помогавших Ивану Цветаеву создавать знаменитый Пушкинский Музей в Москве… Я не говорю уж о русских художниках-романтиках – Кипренском, Брюллове, Щедрине, пользовавшихся огромной симпатией среди итальянцев.
Вне сомнения, итальянская элита всегда тянулась к грандиозной русской культуре. Но и среди наших рабочих и инженеров, трудившихся на шахтах Донбасса, железных дорогах Кавказа и Сибири, ФИАТовских заводах на Волге, в других уголках огромной России, родилась большая симпатия к русским».
Но любовь профессора к нашей стране первоначально зарождалась не через знакомство с русской литературой и приобщение к русской культуре, как это обычно бывает. Всё началось с тяжёлой семейной драмы. Во время Второй мировой войны на русском фронте без вести пропал старший брат Пьеро – Энцо Луиджи Каццола. Прямо с университетской скамьи, где он изучал литературу и философию, юноша был призван в итальянскую кавалерию, попал на Восточный фронт и уже с 1941 года считался пропавшим без вести.
Военный поход итальянцев в Россию, их поражение, пленение, возвращение на родину спустя долгие годы после войны – трагическая страница в истории Италии. Примечательно в то же время, что отношения России и Италии не отягощены грузом тягостных военных воспоминаний. В российском общественном сознании заклятыми врагами-оккупантами выступали немецко-фашистские захватчики, итальянцы же как агрессоры так остро не воспринимались. Своего рода жалость к этим уроженцам южных краёв, разгромленным на бескрайних просторах заснеженной русской земли, выразилась в строфах стихотворения Михаила Светлова «Итальянец» (1943):
Чёрный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца, –
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый…
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
<…>
Никогда ты здесь не жил и не был!..
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застеклённое в мёртвых глазах…
В своих научных разысканиях профессор Каццола не обошёл стороной острую, болезненную тему военных столкновений России и Италии: «Мне довелось также разыскать и опубликовать письма пьемонтских офицеров – участников Крымской кампании, – рассказывал Пьеро Каццола. – Это грустные документы, повествующие о холере и смертях на поле брани. Можете себе представить, с каким чувством я перевёл и прокомментировал “Севастопольские рассказы” Л. Толстого. Печально вспоминать военные столкновения наших стран, но важно отметить, что они никогда не приводили к антипатии между нашими народами, ведь в войнах 1812-го и 1941–1943 годов итальянцев вынудили участвовать диктаторы Наполеон и Муссолини, а Крымская война была для нас дипломатической акцией, знаменующей продвижение в борьбе с Австрией за независимость Апеннин».
Случалось во время войны, что русские, проявляя жалость и милосердие, даже спасали жизнь погибающим от лютых морозов итальянцам в России. Эти факты нашли отражение в кинодраме режиссёра Витторио Де Сика «Подсолнухи» (1970) с Софи Лорен и Марчелло Мастроянни в главных ролях.
Затянувшаяся репатриация военнопленных (последние из них вернулись в Италию лишь в 1954 году) затеплила в семьях тех, кто пропал без вести, робкий огонёк надежды: а вдруг их родные живы и по каким-то причинам остались в Советском Союзе, затерялись в глухих уголках этой громадной страны. Пьеро Каццола во что бы то ни стало решил разыскать старшего брата или хотя бы какой-нибудь его след в далёкой России. Молодой человек стал усиленно изучать русский язык, чтобы легче было вести переписку с советскими инстанциями. Но, к сожалению, на протяжении долгих лет и даже десятилетий все усилия и поиски ни к чему не приводили, никаких известий добиться не удавалось.
В 1994 году незаживающая память о любимом брате воплотилась в книгу «Enzo Luigi Cazzola. L’ ORMA. Poesie e lettere raccolte dal fratello Piero (1936–1941)» («Энцо Луиджи Каццола. СЛЕД. Стихи и письма, собранные его братом Пьеро»), изданную в Турине на средства Пьеро и составленную из стихов Энцо Луиджи, его писем к родным, любимой девушке Брунелле. Все представленные здесь многочисленные произведения и документы свидетельствуют о том, что на войне юноша был человеком случайным, настроенным пацифистски. Тонкая натура Энцо Луиджи противилась насилию, что отражалось в его лирике и философских раздумьях.
Мне довелось побывать вместе с профессором Каццолой в Суздали, где недалеко от города расположено Троицкое кладбище. Здесь мы разыскали братскую могилу. На плите из чёрного мрамора по-итальянски и чуть ниже по-русски увидели надпись: «Здесь покоятся итальянцы, погибшие в России». Со слезами на глазах Пьеро прочёл «Со святыми упокой…» в память о своих соотечественниках. Все русские, бывшие рядом, также были взволнованы до глубины души.
Поистине неисповедимы пути Господни. Казалось бы, Пьеро Каццола должен был испытывать боль и горечь при мысли о России, поглотившей в своих беспредельных далях его брата. Но, приступив к изучению русского языка и совершенствуясь в нём, Пьеро незаметно для себя всей душой полюбил этот язык, страну, её культуру и особенно литературу. И стал горячим пропагандистом русских духовно-нравственных и культурно-исторических ценностей в Италии.
Сначала студент юридического факультета с наслаждением читал в оригинале русскую классику, а затем явилась мысль поделиться с соотечественниками этой неисчерпаемой сокровищницей, приобщить к ней итальянских читателей. Пьеро стал переводить русские книги на свой родной язык.
Первые переводы рассказов Н.С. Лескова и М. Зощенко были сделаны сразу после войны. 75 лет назад – в 1946 году – отдельным изданием вышел в свет перевод повести «Овцебык» (1862) – первого крупного беллетристического произведения Лескова. А затем были Пушкин, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Лев Толстой, Чехов, Короленко, Гаршин, Блок, Бальмонт, Цветаева, Ахматова, Гумилёв, религиозные философы Вл. Соловьёв и Евг. Трубецкой, а также многие другие русские авторы, оставившие миру бесценные образцы человеческой мысли и духа.
Такой широкомасштабный диапазон вызывает не просто удивление, а настоящее восхищение многогранностью, творческим энтузиазмом учёного, которым руководила, несомненно, огромная любовь к России – та, что, по слову апостола Павла, долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит и «никогда не перестаёт» (см.: 1 Кор. 13: 4–8).
Знание русского языка и его истории было у профессора настолько глубоким, что ему удавались даже переводы русских творений XVIII века во всём их своеобразии. Так была переведена на итальянский язык сатирическая комедия В.В. Капниста «Ябеда» (1798), содержание которой привлекло Пьеро Каццолу и как литературоведа-русиста, и как юриста. Речь идёт о судебной тяжбе, продажности, плутовстве, никчёмности российских чиновников. Здесь действуют коррупционеры судья и прокурор с говорящими фамилиями Кривосудов и Хватайко, а также их плутовское окружение: изворотливые сутяжники, подкупленные бюрократы, зловредные ябедники, лжесвидетели. Прокурор Хватайко и неправедные судьи распевают любимую песенку – своего рода гимн грабителей-коррупционеров в государственном ранге:
Бери, большой тут нет науки;
Бери, что только можно взять.
На что ж привешены нам руки,
Как не на то, чтоб брать!
Благодаря Пьеро Каццоле пьеса стала достоянием итальянских читателей, но в России она основательно забыта. А жаль. Комедия Василия Капниста, как и всякое произведение русской классики, не теряет своей художественной ценности и до настоящего времени продолжает оставаться не менее, но даже более актуальной…
* См.: Михаил Талалай. Адвокат русской культуры// Русская Мысль. – Париж. – 1996. – 28ноября.
«Возвышающая женщина»: Николай Семёнович Лесков о любви
Как правило, основывая то или иное поселение, украинцы сначала строили храм, который освящался в определенный церковный праздник. От названий этих храмов часто происходили названия слобод-поселений — например, слободы Покровская, Успенская, Богословская и т.д.
Жители украинских слобод жили отдельно от представителей других народов. Даже в конце XIX века, как отмечали исследователи, они в большинстве случаев сохраняли свой язык и бытовую культуру. Многие названия этих поселений указывают на их украинское происхождение. К примеру, Великая и Малая Черниговка в нынешней Самарской области; Луганское, Львовка, Полтавка, Семено-Полтавка — в Саратовской области; Киевка, Киевское, Нежинское, Новая Полтавка, Фастов, Харьковка — в Волгоградской области.
Именно в этих трех областях, а также в Астраханской преимущественно сконцентрированы украинские поселения. В них и продолжают жить люди с типично украинскими фамилиями, например, Шевченко, Коваленко, Мирошниченко, Ткаченко, Пихиенко и так далее.
Понятно, что Поволжье было местом колонизации и других этносов, в том числе русского, который стал здесь преобладать. Специально царское правительство селило сюда и немцев, создавших здесь ряд поселений. Местные же украинцы подвергались русификации. Особенно это касалось тех, кто переселялся в города.
Несмотря на миграционные процессы, украинцы оставались на Поволжье одной из самых крупных этнических групп (после русских). Так, по переписи 1926 года, в Сталинградской губернии проживало почти 141 тысяч украинцев, что составляло около 10 процентов. В Саратовской губернии их было более 202 тысяч (около 7 %).
В межвоенный период, с 1923 по 1941 год, большевики создали советскую автономную республику немцев Поволжья. По переписи 1926 года, в ней проживало 68,5 тысячи украинцев. Это было около 12 процентов населения республики. Украинцы были третьей по количеству (после немцев и русских) этнической группой этого административного образования.
Принятая 31 января 1926 года конституция республики предусматривала функционирование в ней трех официальных языков — немецкого, русского и украинского. Однако данная конституция, как и другие конституции автономных республик, не была утверждена Всероссийским центральным исполнительным комитетом советов.
Столицей же автономной республики немцев Поволжья был город Покровск — бывшая основанная украинцами Покровская слобода. Кстати, немцы именовали этот город Козакенштадт, то есть город казаков. В 1931 году Покровск-Козакенштадт был переименован в Энгельс.
Несмотря на русификацию, значительная часть украинцев Поволжья сохранила свою идентичность. Это в значительной степени обусловлено спецификой украинской миграции в этот регион. Ведь эта миграция имела давнюю традицию. И местные украинцы рассматривали Поволжье как «свою землю». В настоящее время, например, в Волгоградской области около 82 тысяч человек считают себя украинцами. В отдельных районах (Новониколаевском, Еланском, Руднянском, Жирновском, Даниловском, Старополтавском) они составляют около 10-20 процентов населения.
УКРАИНЦЫ СЕРОГО КЛИНА
Собственно, о Сером Клине — не об общественной организации, а о крупном регионе, заселенном украинцами, — у нас знают немного. Это так называемая Среднеазиатская степь современного северного Казахстана, юга Омской и Новосибирской областей, а также Алтайского края Российской Федерации.
Проникновение украинцев в этот регион происходило с XVI века, когда сюда осуществляла экспансию Московия. Во времена Российской империи на Серый Клин нередко ссылали украинцев-бунтовщиков. К примеру, в 1770 году сюда сослали 138 казаков — участников Колиивщины. В 1741-1742 годах здесь митрополитом Сибирским и Тобольским был украинец, уроженец Волыни Арсений (Мациевич), которого в 1772 году замучили до смерти по приказу Екатерины II.
Массовое заселение украинцами Серого Клина началось в конце XIX века. Сюда они ехали в надежде получить землю. Для них местные условия степи и лесостепи были привычными. К тому же ехали на Серый Клин с разных регионов Украины — Левобережья, Киевщины, Черниговщины, Волыни. По переписи 1897 года, в этом регионе украинцев насчитывалось более 200 тысяч человек, что для малозаселенных сибирских земель было немало.
Следующая волна украинской миграции в этот регион пришлась на период после революции 1905-1907 годов и была связана со Столыпинской реформой. Еще одна волна пришлась на период Первой мировой войны. Сюда царское правительство переселило немало украинцев с Холмщины, занятой немецкими войсками. Также на Серый Клин вывезли многих пленных австро-венгерской армии, среди которых были и украинцы — преимущественно из Галичины и Буковины.
Несмотря на то, что абсолютное большинство украинцев Серого Клина составляли крестьяне, фактически не имевшие своих организаций, все же они оказались довольно активными после Февральской революции 1917 года. Не последнюю роль сыграли в этом национально сознательные галицкие украинцы. 23 марта 1917 г. в Томске прошла первая массовая манифестация украинцев.
Возникли украинские организации в Омске, Томске, Славгороде, Кургане, Бийске, Каинске, Новониколаевске (современный Новосибирск). Издавались газеты «Український голос» в Омске и «Українське слово» в Томске.
30 июля — 6 августа 1917 г. в Омске состоялся Первый Украинский съезд Сибири, который создал представительный орган местных украинцев — Главный Украинский Совет Сибири. Через год, 11-13 августа 1918 года, состоялся второй съезд, который требовал самоуправления для сибирских украинцев.
Вскоре после большевистского переворота в октябре 1917 года в Сибири власти оказались в руках Временного всероссийского правительства, которое возглавил в роли верховного главнокомандующего адмирал Александр Колчак. Последний стал одним из руководителей «белого движения» и боролся за «единую и неделимую» Россию.
«Белые», несмотря на пророссийскую шовинистическую политику, все же должны были считаться с украинцами Сибири. Тем более что последние организовали ряд воинских частей — Самарский добровольческий украинский полк, 1-й Украинский пехотный полк имени гетмана Петра Сагайдачного, 2-й Украинский стрелковый полк, 1-й Карпатскорусский полк, Курень имени Тараса Шевченко, Полк имени Петра Дорошенко, батальон имени атамана Максима Железняка. Эти воинские части в основном боролись против большевиков.
Украинцы на Сером Клине создали также свои территориально-административные единицы — Алтайский Украинский губернский совет в Каинском, Томском и Новониколаевском Украинских окружных советах, а также Акмолинский Украинский совет, действовавший на территории нынешнего северного Казахстана. Все они имели консульство в Сибирском парламенте. А в Омске находился Главный Украинский совет Сибири.
Установление советской власти в регионе в начале 1920 года привело к сворачиванию здесь украинского движения.
Перепись 1926 года показала, что на Сером Клине проживает около миллиона украинцев. Здесь они составляли самую большую этническую группу (около 40% от общей численности населения). К примеру, в Славгородском округе украинцев было 47%, в Кустанайском — 41,3%. Однако культурные потребности украинцев в этом регионе не удовлетворялись должным образом — даже когда в 1920-х — начале 1930-х годов в СССР проводилась политика коренизации.
В 1930-40-х годах Серый Клин стал местом очередных украинских миграций. На то были разные причины. Некоторые украинцы, как репрессированные, были сосланы или выселены сюда. Например, в 1939-1941 годах немало украинцев вывезли на Серый Клин с Западной Украины. Отдельные группы украинцев оказались на индустриальных стройках этого региона. Во время Великой Отечественной войны 1941-1945 годов сюда эвакуировали некоторых людей с Украины.
В 1953-1959 годах советское правительство проводило освоение так называемых целинных земель, в том числе и на территории Серого Клина. Для этого было мобилизовано большое количество «целинников» с Украины, преимущественно оказавшихся на территории нынешнего Северного Казахстана.
Во время переписей, проводившихся в СССР после 1926 года, часто украинцев за пределами УССР записывали как русских. Поэтому говорить об их реальном числе проблематично. К тому же они не имели институтов, удовлетворяющих их национально-культурные потребности. В таких условиях украинцы русифицировались.
И все же какая-то часть наших соплеменников сохранила свою идентичность на Сером Клине. Свидетельством тому и была деятельность общественной организации «Серый клин», которая до недавнего времени официально действовала в России. Однако даже ее деятельность (преимущественно культурная!) оказалась нежелательной для российской власти, действующей по старому имперскому принципу: в России должно быть все русское. И, конечно, места для украинского здесь не должно быть.
УКРАИНСКИЙ ЗЕЛЕНЫЙ КЛИН
На Дальнем Востоке украинцы начали массово селиться с конца XIX века, незадолго после того, как этот край в 1858-1860 годах вошел в состав Российской империи. Специально из Одессы отправлялись пароходы, увозившие украинцев в те далекие края.
Когда была построена Транссибирская железная дорога, соединившая центральные губернии России с Владивостоком, эта миграция лишь усилилась. С конца XIX века по 1916 год на Дальний Восток с Украины выехало более 276 тысяч человек, что составило около 56 процентов от общего числа переселенцев в этот край. В основном это были выходцы с бывшей казацкой Гетманщины — Черниговской и Полтавской губерний. На новых землях они основали немало поселений, даже дали некоторым из них украинские названия — Черниговка, Покровка, Ромны, Иванковцы и т.д. Эти земли со временем получили название Зеленого Клина, охватывавшего преимущественно Приамурье и Приморье.
Основную массу переселенцев составляли крестьяне. Их гнало на Дальний Восток малоземелье. Они надеялись получить большие наделы и обзавестись хозяйством. Также некоторые украинцы ехали работать на Транссибирскую железную дорогу, служили на флоте. Именно благодаря украинцам произошло освоение Дальнего Востока.
Несмотря на то, что украинцы многое сделали для развития этого края, у них не было нормальных условий для национально-культурной жизни. Не было у них своих школ, прессы, общественных организаций. В России действовал Эмский указ 1876 года, который сводил украинскую культурную жизнь на нет.
И все же на Дальнем Востоке в последние годы XIX века гастролировали украинские театральные группы, со временем появились свои любительские театральные кружки. Украинские спектакли ставились в Порт-Артуре, Владивостоке, Благовещенске, Хабаровске и других городах края. Распространялись украинские книги.
Революция 1905-1907 годов создала определенные возможности для развертывания украинского движения. Начали появляться первые украинские организации — «Украинский клуб» в Харбине (китайском городе, лежавшем на Транссибирской железной дороге), «Студенческое общество украинцев» во Владивостоке. В 1910 году было основано общество «Просвіта» в Никольско-Уссурийском.
Во время революционных событий 1917 года на Дальнем Востоке возник ряд украинских институтов, создавших автономную Украинскую Дальневосточную Республику. Первоначально центральные институты этой республики находились в Никольско-Уссурийском, Хабаровске, а с 1918 года — во Владивостоке. Республика имела Украинский Дальневосточный Краевой Совет, который был законодательным органом, и секретариат, отвечавший за исполнительную власть.
Власть на местах осуществляли десять Украинских окружных советов. Распространенной идеей среди украинцев Зеленого Клина была идея объединения с УНР в Большую Украину.
В то время на Дальнем Востоке появились разнообразные украинские организации не только культурного, но и хозяйственного плана (кооперативы), издавались журналы «Українець на Зеленому Клині», «Щире слово», «Громадська думка», «Українська думка» (Владивосток), «Ранок», «Нова Україна», «Хвилі України» (в Хабаровске), «Засів» (в Харбине).
В 1917-1920 годах украинцам Дальнего Востока пришлось бороться как против правых российских шовинистических сил, так и против левых.
В 1920-1922 годах была буферная Дальневосточная республика, в которой власть захватили большевики. И все же в этом государстве у украинцев были определенные возможности для удовлетворения национально-культурных потребностей.
Погром украинского движения на Дальнем Востоке способствовал русификации местных украинцев. Особенно интенсивно он происходил в городах. Правда, был небольшой период, когда украинцы края получили определенные возможности развивать свою национально-культурную жизнь. Это было связано с политикой коренизации, проводившейся в Советском Союзе в 1920-х — начале 1930-х годов.
Однако украинизация на Дальнем Востоке не продлилась и два года. Постановление центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) от 14 декабря 1932 года ликвидировало все украинские культурно-образовательные учреждения на территории Российской Федерации. С этого времени осуществлялась непрерывная русификация украинцев Дальнего Востока.
И все же этот край продолжал оставаться регионом постоянной миграции украинцев. Причины были разные: кто-то искал здесь лучшую долю, бежал от голода и коллективизации, немало в этих краях оказались репрессированных украинцев, а также посланных в результатах оргнаборов и тому подобное.
С Дальним Востоком связана жизнь некоторых выдающихся наших соотечественников. В 1932-1937 годах здесь находился в ссылке писатель Иван Багряный, описав эту ссылку и бегство оттуда в романе «Тигролови». Также на Дальнем Востоке в 1930-1936 годах отбывал заключение выдающийся украинский переводчик, писатель Борис Тен (Николай Хомичевский).
Согласно статистическим данным, украинцев на Дальнем Востоке в 1920-30-х годах насчитывалось более 300 тысяч человек. А в последние годы существования СССР их число достигало более полумиллиона. Однако эти цифры не отражали полную картину. В условиях отсутствия украинских институтов на Дальнем Востоке местные украинцы быстро русифицировались и начинали идентифицировать себя как русских. В конце концов русским, а не украинцем в этой ситуации было выгоднее быть. Это давало лучшие возможности для карьерного роста.
И все же, как видим, многие украинцы на Дальнем Востоке сохраняли свою идентичность и язык. В 1989 году среди украинцев этого региона считали родным языком украинский около 40 процентов. Согласитесь, что в условиях тотальной русификации это был большой показатель.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Этот французский актёр был настоящим кумиром эпохи 1950-х. Жерара Филипа знали и любили во всём мире, он же имел репутацию хладнокровного человека, вместо сердца у которого находится кусок мрамора. Женщины в прямом смысле слова были одержимы обаятельным голубоглазым французом, а он неизменно оставался равнодушен к их чарам. До тех пор, пока не встретил женщину, которая была старше актёра на пять лет, давно состояла в браке, воспитывала сына, была не слишком красива и совершенно не романтична.
Несостоявшийся юрист
Жерар Филип.
Он появился на свет в Каннах 4 декабря 1922 года и стал вторым ребёнком в семье Марселя Филипа и Мари Элизы Вилет, которую Жерар с детства называл «кошечкой». Почему-то именно на него, а не на старшего сына Жана, родившегося за год до Жерара, отец возлагал большие надежды. Он был уверен: младший станет юристом, как он сам, и сможет со временем возглавить семейный бизнес, включавший в себя заведения и рестораны на Лазурном берегу. Сам Жерар, узнав о том, что родился он практически бездыханным и врачам пришлось приложить немало усилий для его спасения, уверовал, будто получил иммунитет от смерти на всю жизнь. Он с детства отличался изобретательностью, был чрезвычайно упрям и неизменно тянулся ко всему, что ему запрещали.
Жерар Филип.
Уже в школе он обращал на себя внимание своими талантами, однако под давлением авторитарного отца был вынужден, получив среднее образование, поступить на юридический факультет в Ницце. Но мечты его были всегда связаны с актёрской профессией. Когда же он решил рассказать отцу о том, что юриспруденция никак не вдохновляет его, Марсель Филип пришёл в ярость и заявил о том, что сын обязан получить диплом и выбросить из головы всякие глупости.
Романтический герой
Жерар Филип.
Но Жерар не собирался уступать. Отец сам воспитывал его довольно жестко и учил тому, что через все испытания мужчины должны проходить стойко и мужественно, не пускать слёзы, даже если больно. Жерар усвоил эти уроки. Он принял вызов отца, бросил институт и отправился в школу драматического искусства Жана Уолла и Жана Юэ в Каннах. При поступлении он поразил педагогов своим умением мгновенно перевоплощаться из холодного и даже отстранённого юноши в отъявленного хулигана, прыгающего из окна второго этажа. Члены жюри приняли в школу его почти единогласно.
Первый успех пришёл к нему после исполнения роли Ангела в «Содоме и Гоморре» Жана Жиру. Именно после этого у актёра появились толпы поклонниц. А в роли Калигулы в пьесе Альбера Камю в Национальном народном театре актёра впервые увидела Марлен Дитрих и была совершенно очарована его талантом. Именно она и рекомендовала Жерару Филипу не ограничиваться театральными работами, а обратить свое внимание на стремительно развивающийся кинематограф.
В 1944 году он дебютировал в кино в фильме «Малютки с набережной цветов», а уже спустя два года сыграл князя Мышкина в «Идиоте» по роману Достоевского. Успех был оглушительным, и Жерара Филипа тут же назвали одним из самых выдающихся актёров.
Жерар Филип.
Теперь каждый новый фильм с участием актёра вызывал интерес зрителей, он много снимался и больше всего запомнился по своими романтическими образами. Его Фанфан-Тюльпан стал одним из самых популярных героев. При этом все трюки он выполнял без участия дублёра. Жерара Филипа стали полностью ассоциировать с его персонажем, отчаянным ловеласом и авантюристом.
Но на самом деле Жерар Филип всегда сохранял спокойствие и холодность, о чём не раз говорил в интервью, особенно подчёркивая свою способность разделять работу и личную жизнь. При это он оставался глух к дамским воздыханиям, а друзья даже говорили, что в его сердце столько же теплоты, как в куске мрамора.
Неромантичная натура
Жерар Филип и Николь Фуркад.
Ещё в 1942 году в Ницце 19-летний Жерар Филип познакомился с будущим сценаристом Жаком Сигюром и его приятельницей Николь. Девушке было 24 года, она уже состояла в браке, воспитывала маленького сына и удивила юношу своей серьёзностью. Но тогда ещё он и представить себе не мог, во что выльется это случайное знакомство. Спустя четыре года они снова встретились, в этот раз в Пиренеях, куда приехал Жерар вместе с тем же Жаком Сигюром, чтобы отдохнуть и поправить здоровье. Они остановились в доме Николь в её поместье Гюшен. Молодая женщина не отличалась общительностью, но в ней не было ни капли того жеманства, которое уже успело наскучить актёру в его многочисленных поклонницах и коллегах.
Жерар Филип и Николь Фуркад.
Николь Фуркад в то время работала в документальном кино и пользовалась репутацией человека бесстрашного и обладающего феноменальной силой воли. Николь взяла на себя все заботы по развлечению гостей. Жак постоянно сидел за печатной машинкой, а вот Жерар стал неизменным компаньоном девушки, которая водила актёра по горным перевалам и ущельям, одновременно поражая его своими познаниями в области истории и географии.
Молодые люди беседовали часами и очень подружились. Они вместе гуляли, спорили, читали и обсуждали книги. Благодаря мужу-китаисту она и сама хорошо разбиралась в истории Китая и только собиралась совершить своё знаменитое путешествие по Шёлковому пути на осле, верблюде и пешком, о котором впоследствии напишет книгу «Азиатский караван».
Жерар Филип и Николь Фуркад.
Говорили, будто Жерар вовсе не был влюблён в Николь, и просто постарался завоевать её с азартом ребёнка, мечтающего получить новую игрушку. Позже он станет называть её Анн (полное имя девушки до брака – Анн Мари Николь Гислен Наво) и решит непременно жениться на ней. Он декламировал ей стихи, невзначай прикасался к руке, пронзал взглядом своих невозможных синих глаз. И всё же она улетела к мужу, прошла по Шёлковому пути и не смогла остаться безучастной к пылким признаниям актёра.
Мать Жерара Филипа была категорически против этого брака, однако она забыла о том, что для младшего сына всегда был так сладок запретный плод. И всё же она не могла понять, чем пленила Николь её мальчика: та не отличалась ни красотой, ни романтичностью, но была совершенно не похожа на женщин, которых встречал на своем пути Жерар Филип до этого. 29 ноября 1951 года состоялось бракосочетание Жерара и Анн Филип. Раздосадованная мать актёра поздравлять молодых не сочла нужным.
Слишком короткая жизнь
Жерар Филип и Николь Фуркад.
Анн родила Жерару двоих детей, дочь Анн-Мари и сына Оливье. На удивление, актёр оказался потрясающим отцом, заботливым и нежным. Филип все свои свободные вечера проводил с детьми, развлекая их бесконечной историей собственного сочинения о приключениях таксы Зоэ. Он много работал, стараясь обеспечить достойное существование супруге и детям, и не хотел обращать внимания ни на боли в животе, ни на постоянную усталость. Нет, его нельзя было назвать идеальным мужем, но самоотверженным и трудолюбивым человеком он, несомненно, был.
Вскоре боли в животе стали почти невыносимы, и Жерар, по настоянию жены, отправился в больницу. Результаты обследования оказались неутешительны: у актёра обнаружили онкологическое заболевание печени. Анн, узнав о страшном диагнозе супруга, уговорила врачей ничего не говорить ему. Она неотлучно была с ним в больнице и поддерживала в нём веру в то, что он скоро поправиться.
Жерар Филип.
И актёр надеялся на своё выздоровление, строил новые планы и благодарил судьбу за ниспосланное ему счастье в лице его супруги. Ведь она даже простила ему тот случай с актрисой Дани Каррель, снимавшейся с ним в фильме «Большие маневры». В своих интервью она не раз прозрачно намекала на совсем не деловые отношения с очаровательным Жераром. Анн тогда выслушала молча тираду супруга, завершившуюся словами о том, что Бог создал его только актёром, а не ангелом, каковым его все представляют. «Ангелы не женятся!» – выкрикнул тогда ей Филип. Но она точно знала, что выходила замуж она вовсе не за ангела.
Жерар Филип умер, не дожив всего 9 дней до своего 37-го дня рождения. Оплакивал его весь мир, в Японии – вечно молодого самурая весны, в России — Фанфана-Тюльпана, во Франции – Принца сердец и Ангела. Но труднее всех было Анн. Она носила траур по супругу до своей смерти. Позже она напишет книгу о своём муже, назовёт её «Одно мгновение», переживет его на 30 с лишним лет и упокоится рядом с ним на кладбище в его имении «Раматюэль» в Провансе, на юге Франции. Анн-Мари Филип, дочь актёра, станет писательницей и актрисой, Оливье Филип посвятит себя высшей математике и уйдёт в точные науки, оборвав связи с внешним миром.