Чуковский нянина сказка рисунок

Из цикла: Заветные надежды

Для детского писателя чрезвычайно важен его творческий труд, нацеленный на воображение, фантазию, взаимопонимание и сострадание юного читателя, ведущий его к размышлениям о роли мечты как к смыслу жизни вопреки реалиям непростой жизни. Среди таких писателей, идущих по велению сердца к душе не только детей, юношества, но и взрослого читателя   остаются любимыми такие как Александр Грин, Корней Чуковский, Аркадий Гайдар и многие другие:

А.Грин: Воинствующий мечтатель

К. Чуковский: Размышления над парадоксами Жизни

А.Гайдар: Попытка разгадать будущее в сражении с собой…

А. Грин: Воинствующий мечтатель

Отечественному писателю-прозаику и поэту Александру Степановичу Грину (1880-1932), отмечалось 11 августа  — 141 год со дня рождения. Он как представитель неоромантизма, автор философско-психологических, элементами символической фантастики, произведений, начал печататься в 1906 году. Александр Грин занимает в русской и мировой литературе совершенно особое место. Общепризнано, что он— романтик, «рыцарь мечты». Мечту А. Грин понимал, как стремление духовно богатого человека к высшим, истинно человеческим ценностям, противопоставляя их бездушию, жадности и животным удовольствиям. Трудный выбор между этими двумя путями и последствия сделанного выбора — одна из важных тем у Грина. Его цель — показать, как органичны для человека добро и мечта, любовь и сострадание, и как разрушительны зло, жестокость, отчуждение.

Критик Ирина Васюченко отмечала редкостную прозрачность и чистоту нравственной атмосферы, свойственной прозе Грина. «Автор больше чем верит в могущество добрых начал жизни — он его знает. Существуя одновременно в реальном мире и в мире мечты, Грин ощущал себя «переводчиком между этими двумя мирами». В «Алых парусах» автор, устами Грея, призывает «творить чудо» для другого человека; «Новая душа будет у него и новая у тебя». В «Блистающем мире» аналогичный призыв: «Введите в свою жизнь тот мир, блёстки которого уже даны вам щедрой, тайной рукой».

В 1920-е годы после написания Александром Грином своих самых значительных произведений интерес к его прозе достиг своей вершины. Эдуард Багрицкий писал, что «мало кто из русских писателей так прекрасно овладел словом во всей его полноценности» Максим Горький так отзывался о Грине: «полезный сказочник, нужный фантазёр». Как новый оригинальный и талантливый российский литератор он познакомился с Алексеем Толстым, Леонидом Андреевым, Валерием Брюсовым, Михаилом Кузминым и другими крупными литераторами. Особенно сблизился он с А. И. Куприным.

У него не было ни предшественников, ни прямых продолжателей. Критики пытались сравнивать его с близкими по стилю Эдгаром По, Эрнстом Гофманом, Робертом Стивенсоном, Бретом Гартом и другими — но каждый раз выяснялось, что сходство это поверхностно и ограниченно, считая: «Он вроде бы и классик советской литературы, а вместе с тем не совсем: он в одиночестве, вне обоймы, вне ряда, вне литературной преемственности». Грин открыто дидактичен, то есть его произведения основаны на ясной системе ценностей и предлагают читателю принять и разделить с автором эти идеалы.

По мнению критиков, при всём своеобразии творчества Грина, основные его ценностные ориентиры находятся в русле традиций русской классики. Исходя из идейных мотивов прозы писателя можно сформулировать краткие выводы: он — моралист, талантливый защитник традиционных для русской литературы гуманистических нравственных идеалов:

«В большинстве своём произведения А. Грина — это поэтически и психологически утончённые сказки, новеллы и этюды, в которых рассказывается о радости сбывающихся фантазий, о праве человека на большее, чем простое «проживание» на земле. Это и о том, что земля и море полны чудес — чудес любви, мысли и природы, — отрадных встреч, подвигов и легенд… В романтике гриновского типа «покоя нет», «уюта нет», она происходит от нестерпимой жажды увидеть мир совершеннее, возвышеннее, и потому душа художника столь болезненно реагирует на всё мрачное, скорбное, приниженное, обижающее гуманность».

Как считает критик Корнелий Зелинский: «…А. Грин не просто мечтатель, а воинственный мечтатель». Рассуждая о стиле писателя, он приходит к следующему выводу: «В вечной охоте за мелодией поэтической фантазии Грин научился сплетать такие словесные сети, так вольно, упруго и тонко оперировать со словом, что его мастерство не может не привлечь нашего рабочего интереса… Грин в своих фантастических новеллах создает такую игру художественных форм, где содержание передаётся также и движением словесных частей, свойствами затруднённого стиля».

Поэт Леонид Мартынов, почитавший творчество Александра Грина, в конце 1960-х годов обращал внимание современников на то, что «Грин был не только прекрасным романтиком, но одним из блестящих критических реалистов».

Даже жанр его произведений определить трудно. Иногда книги Грина относят к фантастике (или фэнтези), но сам он против этого протестовал. Юрий Олеша вспоминал, что как-то выразил Грину своё восхищение замечательной фантастической идеей летающего человека («Блистающий мир»), но Грин даже обиделся: «Это символический роман, а не фантастический! Это вовсе не человек летает, это парение духа». Он создатель вымышленной страны, которая благодаря критику К. Л. Зелинскому получила название «Гринландия». В этой стране происходит действие многих его произведений, в том числе самых известных его романтических книг — романа «Бегущая по волнам», а также феерия-повесть «Алые паруса».

В числе первых этот шедевр оценил Максим Горький, часто читавший гостям эпизод появления перед юной мечтательницы Ассоль — главной героиней феерии — сказочного корабля с алыми парусами.

Образец гриновского стиля можно понять на примере из «Алых парусов»:

«Она умела и любила читать, но и в книге читала преимущественно между строк, как жила. Бессознательно, путём своеобразного вдохновения она делала на каждом шагу множество эфирно-тонких открытий, невыразимых, но важных, как чистота и тепло.

Иногда — и это продолжалось ряд дней — она даже перерождалась; физическое противостояние жизни проваливалось, как тишина в ударе смычка, и всё, что она видела, чем жила, что было вокруг, становилось кружевом тайн в образе повседневности».

Узнав о Февральской революции, Александр , не смотря на то, что скрывался в Финляндии, вернулся в Петроград, а  весной 1917 года он написал рассказ-очерк «Пешком на революцию», свидетельствующий о надежде писателя на обновление. И. С. Соколов-Микитов вспоминал, как они с Грином «жили тревогами и надеждами тех дней» Вскоре революционная действительность разочаровала писателя. Он говорил: «В моей голове никак не укладывается мысль, что насилие можно уничтожить насилием».

А. Грин грустно отмечал:

«Эпоха мчится мимо. Я не нужен ей — такой, какой я есть. А другим я быть не могу. И не хочу». «Пусть за всё моё писательство обо мне ничего не говорили- как о человеке, не лизавшем пятки современности, никакой и никогда, но я сам себе цену знаю».            .

В годы борьбы с космополитизмом Александр Грин, как и многие другие деятели культуры (А. А. Ахматова, М. М. Зощенко, Д. Д. Шостакович), был в советской печати заклеймён как «космополит», чуждый пролетарской литературе, «воинствующий реакционер и духовный эмигрант». Книги Грина в массовом порядке изымали из библиотек. Между тем книги «советского романтика» Грина продолжали издаваться в СССР вплоть до 1944 года. В блокадном Ленинграде транслировались радиопередачи с чтением «Алых парусов» (1943), в Большом театре прошла премьера балета «Алые паруса». В 1945 году вышла повесть Л. И. Борисова «Волшебник из Гель-Гью» об Александре Грине, высоко отмеченный К. Г. Паустовским и Б. С. Гриневский-.

У писателя был любимый ястреб Гуль, ему даже посвящён рассказ «История одного ястреба».

Начиная с 1956 года, усилиями К. Паустовского, Ю. Олеши, И. Новикова и других, А. Грин был возвращён в литературу. Его произведения издавались миллионными тиражами.  Всего опубликовано было 6 томов. Первая попытка издать в советское время (начало 1960-х годов) поэтический сборник Грина окончилась неудачей. Лишь вмешательство поэта Леонида Мартынова поколебало устоявшееся мнение: «Стихи Грина необходимо публиковать. И как можно скорее». Как пишет Н. Орищук, пригодился факт писания Грином сатирических стихотворений. Это позволило советской критике сделать вывод о революционной настроенности поэта. Так или иначе, одно стихотворение «Элегия» Грина было опубликовано в 1969 году в большой серии «Библиотека поэта» в составе издания «Стихотворная сатира первой русской революции (1905—1907)». В Собрании сочинений Грина 1991 года в составе третьего тома было напечатано 27 стихотворений поэта.

Среди его инструментальных средств — прекрасный вкус, чуждый натурализму, способность простыми средствами возвысить рассказ до уровня глубокой притчи, яркого захватывающего сюжета. Критики отмечали, что его произведения  невероятно «кинематографичны».

А. Грин говорил, что: «… бывает, часы провожу над фразой, добиваясь наивысшей полноты её выражения, блеска». Он был близок к символистам, которые пытались расширить возможности прозы, дать ей больше измерений — отсюда частое употребление метафор, парадоксальные сочетания слов и т. д. Писатель был сосредоточен на борьбе в человеческой душе и с удивительным мастерством изображал тончайшие психологические нюансы. Как отзывались критики об изображении им особенностей человеческой души: «Объём знаний Грина в этой области, точность изображения сложнейших психических процессов, подчас превосходящих уровень представлений и возможности его времени, вызывают сегодня удивление специалистов».

Перенос действия в вымышленную страну — также продуманный его приём и как считали критики: «Грину важен по большому счёту человек, и только человек вне его связи с историей, национальностью, богатством или бедностью, религией и политическими убеждениями. Грин как бы абстрагирует, очищает своих героев от этих наслоений и стерилизует свой мир, потому что так человек ему лучше виден». Идеологический подход к Грину постепенно стал уступать место литературоведческому.

Писатель и литературовед Виктор Шкловский, размышляя о Грине-романтике, писал, что: «Грин «руководил людьми, уводя их от стремления к обыденному мещанскому благополучию. Он учил их быть смелыми, правдивыми, верящими в себя, верящими в Человека».

В своей книге «Золотая роза» Константин Паустовский следующим образом оценил значение повести «Алые паруса» для подрастающего поколения:

«Если бы Грин умер, оставив нам только одну свою поэму в прозе «Алые паруса», то и этого было бы довольно, чтобы поставить его в ряды замечательных писателей, тревожащих человеческое сердце призывом к совершенству».

В Санкт-Петербурге существует традиция, когда ночью в устье Невы на выпускной бал российских школьников входит парусный корабль с алыми парусами. В 1987 году в городе Чусовом (где в юности некоторое время жил Грин) был высечен из цельного куска гранита образ-памятник Александру Грину в полный рост (скульпторы Виктор Бокарёв Радик Мустафин). Сейчас памятник стоит прямо в водах речки Архиповки. К нему часто, согласно сложившейся традиции, приходят молодожены. Рядом с А. Грином качаются на волнах его «алые паруса». На набережной г. Геленджика, на двухметровом постаменте с цитатами из произведений А. Грина установлен бюст писателя, выполненный из гранита и окрашенный под бронзу. Поблизости расположена скульптурная композиция «Ассоль и Алые паруса».

В 2000 году к 120-летию со дня рождения А. С. Грина Союз писателей России, администрация городов Кирова и Слободского учредили ежегодную Российскую литературную премию имени Александра Грина за произведения для детей и юношества, проникнутые духом романтики и надежды.

Саша научился читать в 6 лет, и первой его прочитанной книгой стала «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта. С детства Грин любил книги о мореплавателях и путешествиях. Мечтал уйти в море матросом и, движимый этой мечтой, делал попытки убежать из дома. В 1889 году девятилетнего Сашу отдали в подготовительный класс вятского реального училища. Там соученики впервые дали ему прозвище «Грин». Об одной из причин отчисления он позднее писал: «Довольно большая библиотека Вятского земского реального училища <…> была причиной моих плохих успехов». В отчёте училища отмечалось, что поведение Александра Гриневского было хуже других. По ходатайству отца он вскоре был принят в городское училище, имевшее в Вятке дурную репутацию Александр Гриневский (Грин-псевдоним) родился городе Слободском Вятской губернии. Отец — Стефан Евзибиевич (Степан Евсеевич) Гриневский (польский шляхтич из Дисненского уезда Виленской губернии Российской империи). Не окончив Витебскую гимназию, за участие в январском восстании 1863 года, Стефан Гриневский был в 20-летнем возрасте бессрочно сослан в Колывань Томской губернии. В 1873 году женился на 16-летней русской медсестре Анне Степановне Лепковой. Александр был первенцем, позднее у него появились брат Борис и две сестры — Антонина и Екатерина.

В 15 лет Саша остался без матери, умершей от туберкулёза. Спустя 4 месяца отец женился. Отношения Александра с мачехой были напряжёнными, и он поселился отдельно от новой семьи отца. Впоследствии атмосферу провинциальной Вятки Грин охарактеризовал как «болото предрассудков, лжи, ханжества и фальши». Юноша жил в одиночестве, увлечённо читая книги и сочиняя стихи. Подрабатывал переплётом книг, перепиской документов. С подачи отца увлёкся охотой,

В 1896 году, по окончании четырёхклассного Вятского городского училища, 16-летний Александр уехал в Одессу, решив стать моряком. Отец дал ему 25 рублей денег и адрес своего одесского друга. Некоторое время «шестнадцатилетний безусый тщедушный узкоплечий отрок в соломенной шляпе» (так иронически описал себя тогдашнего Грин в «Автобиографии») безуспешных поисках работы и отчаянно голодал. В конце концов, он обратился к другу отца, который накормил его и устроил матросом на пароход «Платон», курсировавший по маршруту Одесса — Батум — Одесса. Но, один раз Грину удалось побывать и за границей, в египетской Александрии. Моряка из Грина не вышло — он испытывал отвращение к прозаическому матросскому труду. Вскоре он разругался с капитаном и оставил корабль.

В 1897 году Грин отправился назад в Вятку, провёл там год и снова уехал на поиски счастья — на этот раз в Баку. Там он перепробовал много профессий — был рыбаком, чернорабочим, работал в железнодорожных мастерских. Летом вернулся к отцу, затем снова ушёл в странствия. Был лесорубом, золотоискателем на Урале, шахтёром на железном руднике, театральным переписчиком. Александр с горечью вспоминал:

«В течение нескольких лет я пытался войти в жизнь, как в штормовое море; и каждый раз меня, избитого о камни, выбрасывало на берег — в ненавистную, обывательскую Вятку; унылый, чопорный, глухой город».

В феврале 1902 года был предан суду, но коллегией присяжных Вятского окружного суда обвинение сняли, после суда он поступил на военную службу — рядовым. Нравы воинской службы существенно усилили революционные настроения А. Грина. Спустя шесть месяцев (из которых три с половиной провёл в карцере) Александр дезертировал. В армии он познакомился с эсеровскими пропагандистами, которые оценили молодого бунтаря и помогли ему скрыться в Симбирске.

С этого момента А. Грин, получив партийную кличку «Долговязый», искренне отдаёт все силы борьбе с ненавистным ему общественным строем, ограничившись пропагандой среди рабочих и солдат разных городов. Впоследствии он не любил рассказывать о своей «эсеровской» деятельности. Эсеры же ценили его яркие, увлечённые выступления. Грин рассказывал позже, что член ЦК партии эссеров, Н.Я. Быховский, которого он назвал «мой крёстный отец в литературе», как-то ему сказал: «Из тебя вышел бы писатель». И Александр как-то признался: «…уже испытанные: море, бродяжничество, странствия показали мне, что это всё-таки не то, чего жаждет моя душа. А что ей было нужно, я не знал. Слова Быховского были не только толчком, они были светом, озарившим мой разум и тайные глубины моей души. Я понял, чего я жажду, душа моя нашла свой путь».

По партийной работе в Севастополе Александр  сблизился с Екатериной Бибергаль, потомственной революционеркой, дочерью политкаторжанина А.Н. Бибергаля. Их первая встреча с А.  Грином тепло описана в рассказе «Маленький комитет». Героиня рассказа дана там в очень мягких, привлекательных тонах. К тому же времени относится и другой рассказ «На досуге».

В 1903 году Грин был в очередной раз арестован в Севастополе за и распространение революционных идей, «которые вели к подрыванию основ самодержавия и ниспровержению основ существующего строя» и  «речи противоправительственного содержания» За попытку побега он был переведён в Севастопольскую тюрьму строгого режима, где провёл больше года (в настоящее время в камере Грина организована музейная экспозиция).

В документах полиции характеризуется как «натура замкнутая, озлобленная, способная на всё, даже рискуя жизнью» В январе 1904 года министр внутренних дел В. К. Плеве, незадолго до эсеровского покушения на него, получил от военного министра А. Н. Куропаткина донесение о том, что в Севастополе задержан «весьма важный деятель из гражданских лиц, назвавший себя сперва Григорьевым, а затем Гриневским». Судил Грина в феврале 1905 года севастопольский военно-морской суд.   Адвокат А. С. Зарудный сумел снизить меру наказания до 10 лет ссылки в Сибирь. В октябре 1905 года Грина освободили по общей амнистии. В Россию из Швейцарии вернулась Е. А. Бибергаль. В январе 1906 года они встретились в Санкт-Петербурге, но всё-таки расстались.

Уже в январе 1906 года Грина снова арестовали в Петербурге. В тюрьме, за отсутствием знакомых и родственников, его навещала (под видом невесты) Вера Павловна Абрамова, дочь богатого чиновника, сочувствовавшая революционным идеалам. В мае Грина выслали на четыре года в город Туринск, но он сбежал в Вятку, где с помощью отца раздобыл чужой паспорт на имя Мальгинова (позже это будет один из литературных псевдонимов писателя), по которому уехал в Петербург. С 1907 года в печати появились поэтические произведения Александра, хотя писать стихи начал ещё в вятском реальном училище. После поступления в вятское городское училище писание стихов продолжилось. Он рассказывал об этом периоде так: «Иногда я писал стихи и посылал их в «Ниву», «Родину», никогда не получая ответа от редакций, хотя прилагал на ответ марки». Стихи были о безнадёжности, беспросветности, разбитых мечтах и одиночестве, — точь-в-точь такие стихи, которыми тогда были полны еженедельники. Со стороны можно было подумать, что пишет сорокалетний чеховский герой, а не мальчик одиннадцати-пятнадцати лет.

В более ранней автобиографии, написанной в 1913 году, Грин заявлял: «В детстве я усердно писал плохие стихи». Первые зрелые стихи, появившиеся в печати, как и его проза, носили реалистический характер. Кроме того, сатирическая жилка гимназиста вовсю проявила себя во «взрослых» стихах поэта, что нашло отражение в длительном сотрудничестве с журналом «Новый сатирикон». В 1907 году в газете «Сегодня» появилось его первое стихотворение «Элегия» («Когда волнуется краснеющая Дума», на мотив лермонтовского стихотворения «Когда волнуется желтеющая нива»). Но уже в стихах 1908—1909 года в его творчестве отчётливо проявились романтические мотивы: «Молодая смерть», «Бродяга», «Мотыка».

Среди поэтов старшего поколения наиболее притягательным для Александра Грина было имя Валерия Брюсова. Биограф Грина делает следующий вывод: А. Грин «в молодости писал стихи, в которых влияние символизма ощущается сильнее, чем в его прозе… В годы революции Грин отдал дань гражданской поэзии: «Колокола», «Спор», «Петроград осенью 1917 года». Литературовед и поэт-эмигрант Вадим Крейд в конце XX столетия так отозвался в нью-йоркском «Новом журнале» о стихотворении А. Грина : «Петроград осенью 1917 года»: «… его стихи газетные, имеющие в себе что-то от репортажа, но этим-то и ценные, ибо они историчны в прямом смысле слова». Многие лирические стихотворения поэта 1910—1920-х годов были посвящены Вере Павловне Абрамовой, Нине Николаевне Грин. В 1919 году он публикует в редактируемом А. В. Луначарским журнале «Пламя» свою поэму «Фабрика Дрозда и Жаворонка».

В жизни Грина 1906—1908 годы стали переломными. Прежде всего, он стал писателем. Летом 1906 года Грин написал два рассказа — «Заслуга рядового Пантелеева» и «Слон и Моська». Он был издан как агитброшюра для солдат-карателей и описывал бесчинства армии среди крестьян. Гонорар Грин получил, но весь тираж был конфискован и уничтожен полицией, как и второй рассказ. Только начиная с 5 декабря того же года рассказы Грина начали доходить до читателей; и первым «легальным» произведением стал написанный осенью 1906 г. рассказ «Впервые (под названием «В Италии») он был опубликован в вечернем выпуске газеты «Биржевые ведомости» в декабре 1906 года.

Псевдоним «А. С. Грин» впервые появился под рассказом «Случай». В начале 1908 года в Петербурге у Грина вышел первый авторский сборник «Шапка-невидимка» Большинство рассказов о себе — об эсерах. но он начал формировать свой позитивный идеал, который был совсем не похож на эсеровский. В 1910 году вышел второй его сборник «Рассказы». Большинство включённых туда рассказов написаны в реалистической манере, но в двух — «Остров Рено» и «Колония Ланфиер» — уже угадывается будущий Грин-романтик. Действие этих рассказов происходит в условной стране, по стилистике они близки к более позднему его творчеству. Л. Н. Войтоловский говоря о рассказе «Остров Рено» отмечает:

«Может быть, этот воздух не совсем тропический, но это новый особый воздух… У Грина романтизм другого сорта. Он сродни романтизму Горького… Он дышит верой в жизнь, жаждой здоровых и сильных ощущений»

А. Грина считали поэтом напряжённой жизни, и он хочет говорить только о важном, о главном, о роковом: и не в быту, а в душе человеческой. Постепенно в критике 1910-х годов сформировалось мнение о писателе как о «мастере сюжета», стилизаторе и романтике. В последующие десятилетия лейтмотивом исследования Грина стало изучение психологизма писателя и принципов его сюжето-сложения. Его демонстративное игнорирование окружающих имперских или советских реалий было намеренным вызовом порокам действительности. Потому что Грин никогда не был отстранённым от жизни беллетристом, «его мир — мир воинствующего добра, добра и гармонии. В отличие от многих шумных и самонадеянных современников Грин читается ничуть не хуже, чем в момент первой публикации. Значит, в его условных сюжетах заключено нечто вечное».

27 июля 1910 года полиция наконец обнаружила, что писатель Грин — это беглый ссыльный Гриневский. Он был арестован и сослан в Пинегу Архангельской губернии. В ссылке Грин написал «Жизнь Гнора» и «Синий каскад Теллури». Важным для него событием стала женитьба на Вере Абрамовой-Нок и Гелли — главные герои рассказа «Сто вёрст по реке» (1912) — это были сами Грин и Вера. Срок его ссылки был сокращён до двух лет, и в мае 1912 года Гриневские вернулись в Петербург. Вскоре последовали и другие произведения романтического направления: «Дьявол оранжевых вод», «Зурбаганский стрелок» (1913). В них окончательно формируются черты вымышленной страны, которая литературоведом К. Зелинским будет названа «Гринландия»

А. Грин публиковался преимущественно в «малой» прессе: в газетах и иллюстрированных журналах. Изредка его прозу помещали у себя солидные «толстые» ежемесячники «Русская мысль» и «Современный мир». В последнем Грин публиковался с 1912 по 1918 год благодаря знакомству с А. И. Куприным, а вскоре  в издательстве «Прометей» вышел его трёхтомник.

Осенью 1913 года Вера решила разойтись с мужем, в своих воспоминаниях она жалуется на его непредсказуемость и неуправляемость, взаимное непонимание. Грин сделал несколько попыток примирения, но без успеха. На своём сборнике 1915 года, подаренном Вере, Грин написал: «Единственному моему другу». С портретом Веры он не расставался до конца жизни. Почти одновременно Грина постигла ещё одна утрата: в Вятке умер отец. Фотографию отца Грин тоже хранил во всех своих странствиях.

В 1914 году Грин стал сотрудником популярного журнала «Новый сатирикон», издал в качестве приложения к журналу свой сборник «Происшествие на улице Пса». Работал Грин в этот период чрезвычайно продуктивно. Он ещё не решался приступить к написанию большой повести или романа, но лучшие его рассказы этого времени показывают глубокий прогресс Грина-литератора. Тематика его произведений расширяется, стиль становится всё более профессиональным — достаточно сравнить весёлый рассказ «Капитан Дюк» и утончённую, психологически точную новеллу «Возвращённый ад».

После начала Первой мировой войны некоторые из рассказов Грина приобретают отчётливый антивоенный характер: таковы, например, «Баталист Шуан», «Синий волчок» и «Отравленный остров». Из-за ставшего известным полиции «непозволительного отзыва о царствующем монархе», Грин с конца 1916 года был вынужден скрываться в Финляндии. Некоторая надежда на перемены к лучшему наполняет и стихи, написанные Грином в этот период. После Октябрьской революции в журнале «Новый сатирикон» и в небольшой малотиражной газете «Чёртова перечница» один за другим появляются заметки и фельетоны А. Грина, осуждающие жестокость и бесчинства. Весной 1918 года журнал вместе со всеми другими оппозиционными изданиями был запрещён. Грина арестовали и чуть не расстреляли. По мнению А. Н. Варламова, факты говорят о том, что Грин «не принял советскую жизнь… ещё яростнее, чем жизнь дореволюционную: рукописи свои и письма писал по дореволюционной орфографии, а дни считал по старому календарю… этот фантазёр и выдумщик — говоря словами писателя из недалёкого будущего — жил не по лжи».

В сентябре 1918 года он вступил в брак с М. В. Генсиорской, одной из четырёх дочерей композитора В. В. Генсиорского, но брак распался к маю 1919 года. Весной 1919 года А. Грин, как не достигший сорокалетнего возраста, был мобилизован в Красную Армию связистом, но вскоре он заболел сыпным тифом и почти на месяц попал в Боткинские бараки. Максим Горький прислал тяжелобольному А. Грину мёд, чай и хлеб. После выздоровления, при содействии Горького, ему  удалось получить академический паёк и жильё — комнату в «Доме искусств» на Невском проспекте, 15, где Грин жил рядом с Н. С. Гумилёвым, В. А. Рождественским, О. Э. Мандельштамом, В. Кавериным. Соседи вспоминали, что Грин жил отшельником, почти ни с кем не общался, но именно здесь он написал свою феерию, как веру в мечту- «Алые паруса»

Однако к 1920-м годам А. Грин-прозаик заслонил собой Грина-поэта. Вскоре он решился приступить к своему первому роману, который назвал «Блистающий мир». В молодости Грин был далёк от религии, позднее религиозные взгляды Грина стали меняться. В романе «Блистающий мир» содержится обширная и яркая сцена, которую впоследствии по требованию советской цензуры вырезали: Руна заходит в деревенскую церковь, становится на колени перед нарисованной «святой девушкой из Назарета», рядом с которой «задумчивые глаза маленького Христа смотрели на далёкую судьбу мира». Руна просит Бога укрепить её. Эта сцена и многочисленные обращения Друда в романе показывают, что Грин рассматривал свои идеалы как близкие христианским, как один из путей в Блистающий мир, «где тихо и ослепительно».  Главный герой этого сложного символистского произведения — летающий сверхчеловек Друд, убеждающий людей выбрать вместо ценностей «мира сего» высшие ценности Блистающего мира.

Весной 1921 года Грин женился на 26-летней вдове, медсестре Нине Николаевне Мироновой. Они познакомились ещё в начале 1918 года, когда Нина работала в газете «Петроградское эхо». Её первый муж погиб на войне. Новая встреча произошла в январе 1921 года, Нина отчаянно нуждалась и продавала вещи (Грин позже описал похожий эпизод в начале рассказа «Крысолов»). Через месяц он сделал ей предложение. В течение отведённых Грину судьбой одиннадцати последующих лет они не расставались, и оба считали свою встречу подарком судьбы. Грин посвятил Нине феерию «Алые паруса», завершённую в этом году с надписью «Нине Николаевне Грин подносит и посвящает Автор. 1922 г.».

Супруги сняли комнату на Пантелеймоновской, перевезли туда свой скудный багаж: связку рукописей, немного одежды, фотографию отца Грина и неизменный портрет Веры Павловны. Сначала Грина почти не печатали, но с началом НЭПа появились частные издательства, и ему удалось опубликовать новый сборник «Белый огонь» (1922). Сборник включал яркий рассказ «Корабли в Лиссе», который сам Грин считал одним из лучших.

Продолжал Александр Степанович писать и рассказы, вершинами тут стали «Словоохотливый домовой», «Крысолов», «Фанданго». На гонорары он устроил пир, съездил с Ниной в свой любимый Крым и купил квартиру в Ленинграде, затем продал эту квартиру и переехал в Феодосию. Инициатором переезда была Нина, которая хотела спасти Грина от пьяных петроградских кутежей и притворилась больной. Осенью 1924 года Грин купил квартиру на Галерейной улице, дом № 10 (теперь там Музей Александра Грина).

В Феодосии Грин написал роман «Золотая цепь» (1925, опубликован в журнале «Новый мир»), задуманный как «воспоминания о мечте мальчика, ищущего чудес и находящего их». Осенью 1926 года Грин закончил главный свой шедевр — роман «Бегущая по волнам», над которым работал полтора года. В этом романе соединились лучшие черты таланта писателя: глубокая мистическая идея о потребности в мечте и воплощении мечты, тонкий поэтический психологизм, увлекательный романтичный сюжет. Два года автор пытался опубликовать роман в советских издательствах, и лишь в конце 1928 года книга увидела свет в издательстве «Земля и фабрика». С большим трудом в 1929 году удалось издать и последние романы Грина: «Джесси и Моргиана», «Дорога никуда».

В 1927 году частный издатель Л. В. Вольфсон начал издавать 15-томное собрание сочинений А. Грина, но вышли только 8 томов, после чего Вольфсона арестовало ГПУ. НЭПу приходил конец. Попытки Грина настоять на выполнении контракта с издательством приводили только к огромным судебным издержкам и разорению.

Квартиру в Феодосии пришлось продать. В 1930 году Гриневские переехали в город Старый Крым, где жизнь была дешевле. С 1930 года советская цензура, с мотивировкой «вы не сливаетесь с эпохой» запретила переиздания Грина и ввела ограничение на новые книги: по одной в год. И Грин, и Нина отчаянно голодали и часто болели. Грин пытался охотиться на окрестных птиц с луком и стрелами, но безуспешно

Роман «Недотрога», начатый Грином в это время, так и не был закончен, хотя некоторые критики считают его лучшим в его творчестве. Грин мысленно продумал до конца весь сюжет и сказал Нине: «Некоторые сцены так хороши, что, вспоминая их, я сам улыбаюсь». В конце апреля 1931 года, будучи уже серьёзно больным, Грин в последний раз ходил (через горы) в Коктебель, в гости к М. Волошину. Этот маршрут до сих пор популярен среди туристов и известен как «тропа Грина».

В 1931 году в журнале «Звезда» он опубликовал отдельные главы «Автобиографической повести». Эта публикация, благодаря дружескому участию Н. С. Тихонова, на время выручила семью из трудного положения. Летом Грин съездил в Москву, но ни одно издательство не проявило интереса к его новому роману. По возвращении Грин устало сказал Нине: «Амба нам. Печатать больше не будут». На просьбу о пенсии от Союза писателей ответа не было, т.к. было заявлено: «Грин — наш идеологический враг. Союз не должен помогать таким писателям! Ни одной копейки принципиально!» Ещё одну просьбу о помощи Грин направил М. Горькому; неизвестно, дошла ли она по назначению, но ответа тоже не было. В воспоминаниях Нины Николаевны этот период охарактеризован одной фразой: «Тогда он стал умирать».

В мае 1932 года, после новых ходатайств, неожиданно пришёл перевод на 250 руб. от Союза писателей, посланный почему-то на имя «вдовы писателя Грина Надежды Грин», хотя Грин был ещё жив. Существует легенда, что причиной было последнее озорство Грина — он послал в Москву телеграмму «Грин умер вышлите двести похороны».

Нина Николаевна вспоминала, что в Крыму они часто посещали церковь, любимым праздником была Пасха. В письме Вере незадолго до смерти (1930) А. Грин пояснил: «Мы с Ниной верим, ничего не пытаясь понять, так как понять нельзя. Нам даны только знаки участия Высшей Воли в жизни». Перед смертью Александр Степанович пригласил местного священника, исповедовался и причастился.

Александр Грин скончался 8 июля 1932 года, на 52-м году жизни, в Старом Крыму, от рака желудка. Похоронен писатель на городском кладбище Старого Крыма. Нина выбрала место, откуда видно море. На могиле Грина скульптором Татьяной Гагариной был установлен памятник «Бегущая по волнам»..

Узнав о смерти Грина, несколько ведущих советских писателей призвали издать сборник его произведений в 1934 году. Через два года после смерти Грина писатель Малышкин, встретив 39-летнюю Нину в гостях у Паустовских, встал перед ней на колени и воскликнул: «Ассоль! Ну почему же ты седая?». Нина Грин, вдова писателя, продолжала жить в Старом Крыму, в саманном домике, работала медсестрой.

Когда гитлеровская армия захватила Крым, Нина осталась с тяжело больной матерью на оккупированной нацистами территории, работала в оккупационной газете «Официальный бюллетень Старо-Крымского района». Затем она была угнана на трудовые работы в Германию, в 1945 году добровольно вернулась из американской зоны оккупации в СССР. После суда Нина Грин получила десять лет лагерей за «коллаборационизм и измену Родине», с конфискацией имущества. Отбывала заключение в лагерях на Печоре. Большую поддержку, в том числе вещами и продуктами, оказывала ей первая жена Грина, Вера Павловна. Нина Грин отбыла почти весь свой срок и вышла на свободу в 1955 году по амнистии (реабилитирована в 1997 году).

Получив стараниями друзей Грина гонорар за «Избранное» (1956), Нина Грин приехала в Старый Крым, с трудом отыскала заброшенную могилу мужа.  В 1960 году, после нескольких лет борьбы за возвращение дома, Нина Грин открыла на общественных началах Музей Грина в Старом Крыму. Там она провела последние десять лет своей жизни, с пенсией 21 рубль. В июле 1970 года был открыт также Музей Грина в Феодосии, а год спустя дом Грина в Старом Крыму тоже получил статус музея.

Нина Николаевна Грин скончалась 27 сентября 1970 года в киевской больнице. Похоронить себя она завещала рядом с мужем. Местное партийное начальство наложило запрет, и Нина Грин была похоронена в другом конце кладбища. 23 октября следующего года, в день рождения Нины Грин, шестеро её друзей ночью перезахоронили гроб в предназначенное ему место.

В память Александра Степановича проводятся Гриновские чтения в Кирове, Феодосии.

Улица Александра Грина существует во многих российских городах. 17 февраля 1984 года имя «Гриневия» (2786 Grinevia) присвоено малой планете, открытой 6 сентября 1978 года советским астрономом Н. С. Черных в Крымской астрофизической обсерватории.

С 1987 года в селе Башарово близ Кирова, а также в Старом Крыму проводится фестиваль авторской песни «Гринландия», посвящённый А.Грину. С 1994 года, вблизи Находки, проводится дальневосточный фестиваль авторской песни и поэзии «Берег Грина». В Кирове открыт Музей Александра Грина,  проходят Гриновские чтения.а также  прошёл XXI Всероссийский фестиваль авторской песни «Гринландия – 2013». Фестиваль «Берег Грина» собрал в Находке бардов Дальнего Востока; В Старом Крыму участники международного фестиваля «Гринландия» поднимают 4-метровые алые паруса. В Петербурге теперь есть площадь Братьев Стругацких и бульвар Александра Грина, в Геленджике открыли бюст писателя Александра Грина. Изданы книги о А. Грине. Создан д/ф «Александр Грин. Побег от себя» из цикла «Гении и злодеи» (РТР, 2014).  Трёхпалубный речной пассажирский теплоход получил имя «Александр Грин».

К. Чуковский: Размышления над парадоксами Жизни

Выдающемуся отечественному поэту и детскому писателю Чуковскому Корнею Ивановичу (наст. Николай Васильевич Корнейчуков) (1882—1969) отмечалось 19 марта 139 лет со дня рождения. Корней Иванович был не только публицист, критик, журналист, но и переводчик, литературовед, историк литературы, лингвист и общественный деятель. Он стал лауреатом Ленинской премии (1962), доктором филологических наук (1957), почётным доктором литературы Honoris causa Оксфордского университета (1962). Творческие интересы К. Чуковского постоянно расширялись, его работа со временем приобретала все более универсальный, энциклопедический характер. Все достижения К. Чуковского перечислить трудно.

Он не только был свидетелем нескольких литературных эпох (дружил с А.А. Блоком, Н.С. Гумилевым, А. А. Ахматовой, Л. О. Пастернаком и др.), но и активно участвовал в литературном процессе  своего времени. С начала литературной деятельности писатель использовал псевдоним «Корней Чуковский», к которому позже присоединилось фиктивное отчество — «Иванович».

Поселившись в 1912 в финском местечке Куоккала с молодой женой Марией, писатель постоянно поддерживал контакты с Н.Н. Евреиновым, В.Г. Короленко, Л.Н. Андреевым, А.И. Куприным, В.В. Маяковским, И.Е. Репиным. Все они впоследствии стали персонажами его мемуарных книг и очерков, а домашний рукописный альманах Чукоккала, в котором оставили свои творческие автографы десятки знаменитостей — от И.Е. Репина до А.И. Солженицына, — со временем превратился в бесценный культурный памятник

Итогом по наследию Н. Некрасова стала его исследовательская работа и книга «Мастерство Некрасова» (1952), которая была отмечена Ленинской премией. Как лингвист, К. Чуковский написал остроумную и темпераментную книгу о русском языке «Живой как жизнь» (1962). Одновременно занимался теорией перевода, создав одну из самых авторитетных в этой области книг — «Высокое искусство» (1968).

Возглавив по приглашению М. Горького детский отдел издательства «Парус», Корней Иванович и сам начал писать стихи (затем и прозу) для детей. Это были: «Крокодил», «Мойдодыр и Тараканище»,  «Муха-Цокотуха»», « Бармалей», «Телефон»— непревзойденные шедевры литературы «для маленьких» и вместе с тем полноценные поэтические тексты, в которых взрослые читатели обнаруживали и утонченные стилизационно-пародийные элементы, и тонкий подтекст. Работа К. Чуковского в области детской литературы закономерно вывела его на изучение детского языка, первым исследователем которого он стал, выпустив книгу «От двух до пяти». Большинство читателей любят его именно за эти образы и считает исключительно детским     писателем.

По словам детского писателя Л. Кассиля:

«Корней Иванович Чуковский — это наша многолетняя привязанность, привычно казавшаяся нам радостно-нескончаемым счастьем быть товарищем по работе и по внутреннему, сердечному родству одного из самых удивительных и знаменитых людей нашей страны, нашего века.…»

Он был всенародным любимцем, лауреатом ряда государственных премий, награжден орденом Ленина и тремя орденами Трудового Красного Знамени, вместе с тем поддерживал контакты с диссидентами (Александр Солженицын, Иосиф Бродский, Литвиновы, видным правозащитником была также его дочь Лидия). Детские произведения принесли ему любовь детей и известность. А писать начал случайно – зато он всю жизнь вынашивал идею философского трактата, который так и не опубликовал, считая несовершенным в своих размышлениях над парадоксами Жизни.

Критика отмечала, что в литературе можно насчитать по крайней мере шесть Чуковских. Это Чуковский — критик, переводчик, детский поэт, историк литературы, лингвист, мемуарист. Его книги переведены на множество иностранных языков от Японии до США. А миллионы и миллионы наших ребят сердечно и попросту звали его «дедушка Чуковский»

Николай Корнейчуков (псевдоним Корней Чуковский) родился в Санкт-Петербурге. Мальчик долгие годы очень страдал оттого, что был «незаконнорожденным»: его отцом был Эммануил Соломонович Левенсон, который ещё студентом полюбил красивую полтавскую крестьянку, Екатерину Осиповну, обещая на ней жениться. Родители Чуковского прожили вместе в Петербурге три года, у них была старшая дочь Мария (Маруся). Вскоре после рождения второго ребёнка, Николая, отец оставил свою незаконную семью и женился «на женщине своего круга», и мать переехала в Одессу. Там мальчик был отдан в гимназию, но в пятом классе его отчислили из-за низкого происхождения.

Эти события он описал в автобиографической повести «Серебряный герб». Он рано ушел из дома, чтобы не «сидеть на шее» у матери. Занимался самообразованием – посещал городскую библиотеку, читал, по собственному определению, «все подряд». А в 16-летнем возрасте начал обдумывать философский трактат. Юноша настолько увлекся идеей, что начал обдумывать отрывки из будущего произведения, гуляя по улицам, и даже стал зачитывать их дворнику.Параллельно с работой над трактатом Николай работал маляром и самостоятельно изучал иностранные языки – французский и английский.

Все свои творческие достижения К. Чуковский считал недостойными этого труда, к которому много раз возвращался, однако так и не опубликовал – считал его недостаточно совершенным. Но однажды он зачитал отрывок из трактата своему товарищу Владимиру Жаботинскому, который работал в газете «Одесские новости», который позднее стал выдающимся политическим деятелем сионистского движения.  С его легкой руки отрывок из философского трактата К. Чуковского был напечатан в газете в рубрике «Интересная мысль». Так с 1901 началась журналистская карьера будущего писателя – он стал обозревателем культуры в издании, подписываясь псевдонимом – Корней Чуковский, а в качестве корреспондента этой газеты жил в Лондоне (1903-1904). Здесь он продолжил свое самообразование в Библиотеке Британского музея, изучил основательно английский язык и навсегда увлекся английской литературой. К. Чуковского увлекла поэзия американского поэта Уолта Уитмена и он, начиная с 1907 года, издал несколько сборников переводов его стихов, а в 1909 году он перевел сказки Р. Киплинга.

После революции направление   литературной деятельности писателя стало меняться. На рубеже 20-х годов он вместе с Е. Замятиным руководил англо-американским отделом в горьковской коллегии «Всемирная литература». Переводы английских авторов заняли заметное место в его работе. Он перевел Марка Твена («Том Сойер» и «Геккельбери Фин»), Честертона, О. Генри («Короли и капуста», рассказы), пересказал для детей «Приключения барона Мюнхгаузена» Э. Распэ и «Робинзона Крузо» Д. Дефо.

К. Чуковский выступил не только как переводчик, но и как теоретик художественного перевода, издав книгу«Высокое искусство». До революции он печатал критические статьи о современной литературе в газетах и журналах, а также выпустил несколько критических сборников: «От Чехова до наших дней», «Критические рассказы», «Книга о современных писателях», «Лица и маски» и книги: «Леонид Андреев большой и маленький», «Нат Пинкертон и современная литература».

После революции сочетание «Корней Иванович Чуковский» стало его настоящим именем, отчеством и фамилией. Его дети — Николай, Лидия, Борис и умершая в детстве Мария (Мурочка), которой посвящены многие детские стихи отца — носили фамилию Чуковских и отчество Корнеевич/Корнеевна.

По возвращении в Россию К. Чуковский стал сотрудничать в журнале В.Я. Брюсова «Весы». Во время революции 1905 года, писатель был захвачен революционными событиями, посетил броненосец «Потёмкин» и передавал письма для родных.  В Петербурге начал издавать в организованный им сатирический журнал «Сигнал». Среди авторов журнала были такие известные писатели как Куприн, Фёдор Сологуб и Тэффи. После четвёртого номера его арестовали за публикацию материалов антиправительственного характера, за «оскорбление его величества». Был приговорен к шестимесячному заключению, но даже в тюрьме он не тратил время зря –осуществил первый перевод поэзии Волта Витмена, который и до нашего времени считается одним из лучших. К. Чуковского защищал знаменитый адвокат Грузенберг, добившийся его оправдания.

В 1916 году К. Чуковский с делегацией Государственной думы вновь посетил Англию. В 1917 году вышла книга Паттерсона «С еврейским отрядом в Галлиполи» (о еврейском легионе в составе британской армии) под редакцией и с предисловием К. Чуковского.

Вскоре он поселился с молодой женой Марией в финском местечке Куоккала (ныне Репино, Курортный район Санкт-Петербурга), где он прожил около 10-ти лет. А так как был в дружеских отношениях с Ильёй Репиным смог убедить его серьёзно отнестись к его писательству и чтобы опубликовать  книгу воспоминаний «Далёкое близкое». Название рукописного юмористического альманаха «Чукоккала» происходило от сочетания слов Чуковский и Куоккала, придуманное И. Репиным. Корней Иванович принимал у себя и других известных современников: Александр Куприн, Владимир Маяковский, Леонид Андреев, Владимир Короленко гостили у него, а позже стали героями его мемуаров. Автографы этих писателей вошли в сатирический альманах «Чукоккала», который писатель дополнял и «переиздавал» на протяжении всей жизни. В настоящий момент экземпляры альманаха считаются культурной ценностью: ведь на его страницах оставили свои автографы выдающиеся личности прошлого века – от Репина до Солженицына. Гостил в Куоккале и известный писатель Максим Горький, который руководил тогда издательством «Паруса», по его просьбе в 1916 году К. Чуковский возглавил детский отдел этого издательства.

После революции К. Чуковский продолжал заниматься критикой, издав две наиболее знаменитые свои книги о творчестве современников — «Книга об Александре Блоке» («Александр Блок как человек и поэт») и «Ахматова и Маяковский».   Острые критические статьи К. Чуковского выходили в периодике, а затем составили книги: «От Чехова до наших дней», «Критические рассказы», «Лица и маски», «Футуристы» и др. К. Чуковский — был первым в России исследователем «массовой культуры» (книга «Нат. Пинкертон и современная литература»).

С 1917г. приступил по совету В.Г. Короленко к изучению наследия любимого поэта Н.А.  Некрасова. Его стараниями вышло первое советское собрание стихотворений Н. Некрасова. Примерно четверть известных в настоящее время стихотворных строк Н. Некрасова была введено в оборот именно Корнеем Чуковским. Кроме того, в 1920-е годы им были обнаружены и изданы рукописи прозаических сочинений Н. Некрасова («Жизнь и похождения Тихона Тросникова», «Тонкий человек» и другие).  Писатель сделал немало текстологических открытий, сумел изменить к лучшему эстетическую репутацию поэта (в частности, провёл среди ведущих поэтов — А.А. Блока, Н.С. Гумилева, А.А. Ахматовой и др. — анкетный опрос «Некрасов и мы»). Чуковский закончил работу над ним только в 1926 году, переработав массу рукописей и снабдив тексты научными комментариями. Ему принадлежат книги «Рассказы о Некрасове» (1930). Им были опубликованы десятки статей о Н. Некрасове, разысканы сотни некрасовских строк, запрещённых цензурой. Эпохе Некрасова посвящены статьи — о Василии Слепцове, Николае Успенском, Авдотье Панаевой, А. Дружинине. За монографию «Мастерство Некрасова» Корней Иванович был отмечен Ленинской премией, высшей литературной наградой тех времен.  Работа много раз переиздавалась.

Помимо Н. Некрасова, он занимался биографией и творчеством ряда других писателей XIX века (Чехова, Достоевского, Слепцова), чему посвящена, в частности, его книга «Люди и книги шестидесятых годов», участвовал в подготовке текста и редактировании многих изданий. Самым близким себе по творческому духу писатель считал Антона Павловича Чехова. Попутно Чуковский изучал поэзию Т.Г. Шевченко, литературу 1860-х годов. Параллельно он исследовал творчество Ф.М. Достоевского и современных ему авторов, благодаря чему стал авторитетным критиком.

В своих критических работах К. Чуковский всегда шёл от размышлений о языке писателя. В конце 1950-х годов он принял участие в дискуссии о языке и написал книгу «Живой как жизнь» (1962), в которой выступил как лингвист.

Большое место в литературном наследии Чуковского занимают его воспоминания о И. Репине, М. Горьком, В. Короленко и других современниках, собранные в его книгу «Современники» (1962). Воспоминания писались на основе дневников, которые Чуковский вёл на протяжении всей своей жизни(1901-1929) и «Дневник» был опубликован посмертно. Большим подспорьем для памяти был и рукописный альманах «Чукоккала», в котором собраны автографы, рисунки, шутки писателей и художников. «Чукоккала» также была опубликована посмертно.

Самыми трудными для писателя стали 30-е годы. Кроме резкой критики его творчества, ему пришлось пережить тяжелые потери. Они были ознаменованы двумя личными трагедиями Корнея Иванович: в 1931 году умерла после тяжёлой болезни его дочь Мурочка, а в 1938 году был расстрелян муж его дочери Лидии, физик Матвей Бронштейн (о гибели зятя писатель узнал только после двух лет хлопот в инстанциях). Спасла от депрессии непрерывная работа, переводы, начал писать мемуары, над которыми работал до конца жизни («Современники» в серии «ЖЗЛ»)..

Как переводчик К. Чуковский открыл для русского читателя У. Уитмена (которому он также посвятил исследование «Мой Уитмен»), Р. Киплинга, О. Уайльда. Переводил М. Твена, Г. Честертона, О. Генри, А. К. Дойла, У. Шекспира. Написал для детей пересказы произведений Д. Дефо, Р.Э. Распэ, Дж. Гринвуда.  В 1930-е годы Корней Иванович много занимался теорией художественного перевода, а перед началом войны вышла его переизданная книга под названием «Высокое искусство»). А также были переведены на русский язык: М. Твен, О. Уайльд, Р. Киплинг и другие, в том числе и в форме «пересказов» для детей.

Феноменальная работоспособность и сосредоточенность на работе выделяли Чуковского среди других людей. Литературе он посвятил 62 года, на протяжении которых работал ежедневно без выходных: «…вставать в 5 утра и ложиться в 9 вечера, не играть в карты и домино, не ходить в гости и не приглашать гостей» – это только некоторые из правил, которые сам себе установил К.И. Чуковский, чтобы сэкономить время для плодотворной работы.

Увлечение детской словесностью, прославившее К. Чуковского, началось сравнительно поздно, когда он был уже знаменитым критиком и влиятельной личностью в литературных кругах. В 1916 г. он составил сборник «Ёлка» и написал свою первую сказку «Крокодил», а в1923 году вышли его знаменитые сказки «Мойдодыр» и «Тараканище», позже «Муха-Цокотуха», «Бармалей» и «Телефон», а также другие произведения, которые пользуются любовью многих поколений детей. Его стихи вместе с тем являются полноценными поэтическими текстами, содержащими иронию и подтекст, понятные только взрослым. Существует даже версия, что в детских стихотворениях Чуковский выражал замаскированную критику общества того времени: осуждал диктатуру. Крокодил, проглотивший солнце, – новая власть, появившаяся после революции, а «Муха-Цокотуха» – это вообще история о неосторожном болтуне, который разговорился не в «том месте» и в неудачное время.

В 30-е годы детские произведения Чуковского подверглись жестокой критике и гонениям, в среде партийных редакторов появился даже термин «чуковщина». Говорят, чтобы смягчить отношение к своему творчеству, писатель обязался написать стихотворение «Веселый колхоз», но так и не выполнил обещания.

Работа К. Чуковского в области детской литературы закономерно вывела его на изучение детского языка и того, как они овладевают родным языком, выпустив знаменитую книгу «Маленькие дети» (1926), получившую в дальнейшем обобщение в «От двух до пяти» (1933), выдержавшей при его жизни 21-о издание. И как считал Л. Кассиль:

«Наш общий учитель в этой работе, мудрый психолог, сумевший в своей на весь мир распечатанной, всесветно известной книжке «От двух до пяти» сделать слышным для взрослых таинство детского словотворчества, чудесные ритмы ребячьей считалки, упругий и озорной ход которой приоткрывал секреты, столь нужные каждому, кто собирался писать для детей»

По-видимому, самой большей наградой для писателя стала его популярность. В лучах общенародной любви он мог чувствовать себя в определенной мере защищенным от избыточного внимания властей. Он даже отважился на работу над переводом Библии для детей. К этому проекту он привлёк писателей и литераторов, тщательно редактируя их работу. Сам проект был очень трудным в связи с антирелигиозной позицией Советской власти. В частности, от Чуковского потребовали, чтобы слова «Бог» и «евреи» не упоминались в книге; силами литераторов для Бога был придуман псевдоним «Волшебник Яхве». Книга под названием «Вавилонская башня и другие древние легенды» была издана в издательстве «Детская литература» в 1968 году. Однако весь тираж был уничтожен властями. Первое книжное издание, доступное читателю, состоялось в 1990 году. В 2001 году в издательствах «Росмэн» и «Стрекоза» книга стала выходить под названием «Вавилонская башня и другие библейские предания».

В 1962 году с официальной делегацией Чуковский еще раз посетил Англию, где за многочисленные достижения был удостоен звания почетного доктора литературы Оксфордского университета. Говорят, его лекция начиналась словами: «В молодости я был маляром».

По воспоминаниям Л. Кассиля:

«Корней Чуковский — это ребячьи годы моих собственных детей. Это почти первый лепет моей внучки, которая с моих слов, может быть и не все разумея, повторяла за мной: «Муха-цекатуха…» Это и мое собственное отрочество, потому что я еще мальчишкой-гимназистом знал уже наизусть стихи про крокодила, гулявшего по Невскому проспекту Петербурга. Это молодость моя и моих ровесников в литературе, потому что все мы, ныне представляющие уже старшее поколение писателей, пишущих для ребят, начинали с Чуковского, Маяковского и др… Для меня, для всех, кто был счастлив и горд дружбой с ним, да и для всех, кто читал или слышал его, Корней Иванович Чуковский навсегда останется в обрамлении нарядных, пестрых книжек, в живом, подвижном, только что звеневшем, как ожерелье из пестрых камешков, и вдруг сразу стихшем, сразу скованном жадным вниманием в кружке ребят, восторженно слушающих людей всех возрастов в нашей стране. Да и во многих других странах известные стихи о том, «как жил да был Крокодил, он по улицам ходил», о докторе «Айболите», о главном на свете чистюле, начальнике всех умывальников — Мойдодыре, о Мухе-Цокотухе с позолоченным брюшком, о страшном африканском злодее Бармалее и про многое другое».

На даче в Переделкино, где писатель постоянно жил последние годы, он устраивал встречи с окрестными ребятишками, беседовал с ними, читал стихи, приглашал на встречи известных людей, знаменитых летчиков, артистов, писателей, поэтов. Эти дети, давно ставшие взрослыми, до сих пор вспоминают любимые детские посиделки на даче Чуковского.

Умер К.И. Чуковский в 87 лет, 28 октября 1969 года от вирусного гепатита.   Как хоронили жизнерадостного и насмешливого умницу Корнея Ивановичф, можно представить себе по воспоминаниям Ю. Г. Оксмана:

«Лидия Корнеевна Чуковская заранее передала в Правление московского отделения Союза писателей список тех, кого её отец просил не приглашать на похороны. Прощаться пришло очень мало москвичей: в газетах не было ни строки о предстоящей панихиде. Людей немного, но, как на похоронах Эренбурга, Паустовского, а милиции — тьма, кроме мундирных, множество «мальчиков» в штатском, с угрюмыми, презрительными физиономиями. Пришёл тяжело больной Шостакович. В вестибюле ему не позволили снять пальто. В зале запретили садиться в кресло.

Гражданская панихида была: «От Союза писателей СССР…», «От Союза писателей РСФСР…», «От издательства Детская литература…», «От министерства просвещения и Академии педагогических наук», и только Л. Пантелеев, прервав блокаду официозности, неумело и горестно сказал несколько слов о гражданском лике Чуковского».

Корней Иванович Чуковский  был похоронен был   на кладбище в Переделкино.

 На даче в Переделкино, где писатель прожил большую часть жизни, ныне действует его музей.

А. Гайдар: Попытка разгадать будущее в сражении с собой…

Отечественному детскому писателю, Аркадию Петровичу Гайдару-Голикову (1904 – 1941) отмечалось 9 января 117 лет со дня рождения. Ныне всемирно известный своей фамилией Гайдар по праву всё советское время считался популярным детским писателем. По поводу псевдонима немало сторонников у версии, которую выдвинул Лев Кассиль. Он художественно переосмыслил легенду о том, что у монгольского народа был всадник-разведчик, который мчался впереди всех и в случае опасности предупреждал остальных.  Гайдар, по Льву Кассилю, —  это всадник, скачущий впереди.

Жизнь Аркадия Гайдара по современным меркам достойна увлекательнейшего триллера, да и в годы гражданской войны в России подобные биографии были единичными, в Красную армию он попал в 14 лет, скрыв свой возраст. В 1919 году военачальник Михаил Тухачевский назначил рядового Голикова командиром 58-го отдельного полка. Он стал в 17 лет, говоря по-современному, командиром полка, полковником. Столь высокое для семнадцатилетнего возраста назначение сам Аркадий объяснял тем, что «много из высшего комсостава было арестовано за связь с бандами», т. е. с повстанцами. Он был начитанным, романтически настроенным мальчиком из средней русской интеллигентной семьи. И если бы жил в другое время, то оставил бы о себе не только добрую память.

А. Гайдар в письме к своему другу детскому писателю Р. И. Фраерману перечислил писателей, оказавших наибольшее влияние на его творчество: «Весь и всем я обязан Гоголю, Гофману, Диккенсу и Марку Твену», а  моя жизнь была во власти сражения с собой…». Аркадий Гайдар был незаурядном человеке, любимым детским писателем, к которому мы и сегодня относимся с глубоким уважением и печалью к его несбывшимся надеждам и мечтам.

Почти все его произведения проникнуты эхом войны, чувством войны, предчувствием войны, а в изданный том «Библиотеки мировой литературы для детей» вошли широко известные произведения детских писателей: Аркадия Гайдара «Школа», «Военная тайна», «Тимур и его команда» и Льва Кассиля –«Кондуит и Швамбрания».

Елена Сазанович, в авторской рубрике «100 книг, которые потрясли мир» в журнале «Юность» высказалась так:

«Дайте ребёнку почитать «Сказку о Военной тайне», о «Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове». Или почитайте сами. И вам захочется читать Гайдара ещё и ещё. Потому что эта сказка… откроет вам тайну жизни. И тайну смерти тоже. И ещё — главную тайну своей страны. Это — гениальная сказка о свободе. Свободный стих в гениальной прозе. Или свободная проза в гениальных стихах. Она разве что сравнима с «Маленьким принцем» Сент-Экзюпери. Потому что эта проза-загадка. Попытка разгадать будущее. И его смысл. Вне времени и вне страны…».

Аркадий Петрович Гайдар был отмечен наградами: орденом «Знак Почёта», орденом Отечественной войны I степени (посмертно). Произведения его изданы в четырёх томах.

Аркадий (настоящая фамилия — Голиков) родился в небольшом уездном городке Льгов, Курской губернии в семье учителей — сына крестьянина Петра Исидоровича Голикова и Натальи Аркадьевны Сальковой дворянки, дальней родственницы Михаила Юрьевича Лермонтова. Его родители участвовали в революционных беспорядках 1905 г. и, опасаясь ареста, уехали в провинциальный Арзамас.

В г. Арзамасе мальчик учился в реальном училище и впервые опубликовал свои стихи в местной газете «Молот». Однажды он решил «пешком уйти на войну» (на Первую Мировую Войну), вслед за отцом. Пропадал два дня и был возвращен жандармом. После четырех классов решительно порвал со школой и в 14 лет вступил в ряды Красной армии добровольцем, скрыв свой возраст. Мечта о справедливом обществе привела его, сразу после революции, к большевикам, чтобы: «бороться за светлое царство социализма», как скажет он впоследствии.

В 1919 г. он вступил в РКП(б), стал помощником командира отряда красных партизан, действовавших в районе Арзамаса, учился на командных курсах в Москве и Киеве, затем командовал ротой красных курсантов. Воевал на Украине, Польском и Кавказском фронте. Как командир запасного Воронежского полка отправлял маршевые роты на подавление Кронштатского восстания. Летом того же года, командуя 58-м отдельным полком, он участвовал в подавлении Тамбовского крестьянского восстания. Молодой командир старался оправдать оказанное ему доверие. После уничтожения непокорных крестьян и матросов А. Голиков продолжил службу в карательных частях особого назначения (ЧОН) — сначала в Тамьян-Катайском районе в Башкирии, участвовал в подавлении антоновского восстания на тамбовщине, затем в Хакассии. Так как его поле деятельности располагалось далеко от Москвы и ближе к Саянским горам, многие его дела до последнего времени оставались малоизвестными. Как и в прежних боях, А. Голиков и здесь проявлял жестокость, присущую гражданской войне. Ему было приказано уничтожить отряд «императора тайги» И. Н. Соловьева, состоявший из местных крестьян и колчаковских офицеров. Не сумев справиться с этой задачей, А. Голиков, необычайно вспыльчивый, обрушивался на местное население, не поддержавшее большевиков. Людей без суда и следствия расстреливали. А вот строка из анкеты, заполненной самим Гайдаром: в графе «партийность» он написал – «исключен на два года за жестокое обращение с пленными». Командующий губернскими частями особого назначения Владимир Какоулин приказал «заменить и отозвать» ретивого комиссара.

После приезда в Красноярск «для выяснения обстоятельств» А. Голиков был направлен на лечение с диагнозом: истощение нервной системы в тяжелой форме на почве контузии, с функциональным расстройством и аритмией сердечной деятельности. Будучи допрошенным в Государственном политическом управлении при НКВД РСФСР, он показал, что все расстрелянные им люди были бандитами или их пособниками, признал себя виновным лишь в несоблюдении некоторых формальностей: писать протоколы допросов и расстрельные приговоры было некому.

А сам А. Голиков пишет: «Снятся мне убитые мною в юности на войне люди».  Он оказался винтиком в системе террора и решающим средством для удержания власти. Отстраненный от должности, он попросил отпустить его на уче6у в Москву. Разрешение было получено, но в Академию Генштаба он не попал. На медицинской комиссии будущему писателю поставили диагноз «травматического невроза», который развился вследствие повреждения спинного и головного мозга после ранения осколком шрапнели и неудачного падения с лошади в 1919 году. Симптомы болезни в пору обострения были весьма характерными: «стойкое нарушение сна, временное снижение интеллектуальных способностей, возбудимость, склонность к жестоким поступкам». Поначалу депрессию удавалось «лечить» вином. Борис Закс, близко знавший Гайдара, сообщает в своих «Заметках очевидца»: 

« … вся грудь и руки ниже плеч были сплошь — один к одному — покрыты огромными шрамами. Ясно было, Гайдар резался не один раз…. Когда перестало помогать и вино, Аркадий Петрович в преддверии приступа невыносимой головной боли причинял сам себе острую физическую боль: он делал на теле надрезы ножом. Такой оказалась расплата за «мальчишеские годы» проведенные на войне».

Близкие и врачи спасали его от неминуемой смерти.

Его внук Егор Гайдар, ссылаясь на семейные рассказы, утверждал, что это было стремление причинением себе страданий, перебить в себе страшную головную боль, мучившую писателя.

В те годы послевоенной разрухи и новой экономической политики (НЭП) с лозунгом «Обогащайтесь!» не велись разговоры о социальной и психологической адаптации фронтовиков. Их судьбы были непредсказуемы. Каждый адаптировался, как умел.

Его внук Егор Гайдар в книге «Дни поражений и побед», ссылаясь на своего отца, написал, что дед: «…. судя по дневникам, его мучило нечто, что он обозначал словами «тревога», «совесть», «вина», «болезнь». Гайдар оказался болезненно совестливым человеком, для которого содеянное им в Хакасии в столь юные годы обернулось жизненной трагедией.

Биограф Аркадия Гайдара, Борис Камов в книге «Игра в наперсток. (Расследование одного литературного преступления)» рассказал о том, как о писателе рождались мифы, небылицы и циничные по форме измышления Солоухина. Борис Камов, тщательно исследовавший военный период гайдаровской биографии, побывал в Хакасии, работая в местных архивах сделал вывод: «Все здесь сплошной подлог и вымысел, подтасовка фактов», подтверждая это документально.

Юному, по сути, человеку, с ранениями и тяжелым заболеванием, без образования и денег предстояло начать новую мирную жизнь, которую он совсем не знал. Аркадию пригодилась его тяга к литературе — солдат революции Голиков стал писателем революции Гайдаром. Правда, первая его повесть «В дни поражений и побед», вышедшая в ленинградском литературном журнале «Ковш» в 1925 году, ещё была подписана настоящей фамилией. Повесть была слабой и прошла незамеченной. Успех у читателей вызвали другие книги молодого писателя, которого узнали под именем Гайдара.

Аркадий два года лечился по военным госпиталям и санаториям. Он не нашел пристанище и в своей семье. Родители, воевавшие на различных фронтах, разошлись. Отец, вернувшись с войны, встретил и полюбил другую женщину, женился на ней.  «Два с половиной года прошло с тех пор, как я порвал всякую связь, мой друг, с тобою, — писал 23 января   1923 г. Аркадий Петрович отцу. — За это время я не получил ни одного письма, ни одной весточки от тебя, мой славный и дорогой папа… Я ушел в армию совсем еще мальчиком, когда у меня, кроме порыва, не было ничего твердого и определенного. И, уходя, я унес с собой частицу твоего миропонимания и старался приложить его к жизни, где мог…».

Новая семейная жизнь мамы, безнадежно подорвавшей здоровье, была недолгой.  Мать после революции стала страстной большевичкой и, умирая в 1924 году от чахотки в далекой Киргизии, куда ее послала партия, завещала сыну не щадить жизни для Советской власти. Она гордилась своим сыном—командиром. И Аркадий был единственным из четырех детей, кто приехал проститься с ней перед ее смертью. Он вообще оказался хорошим сыном и братом, а позже — отцом.

Несколько лет А. Гайдар работал журналистом в разных концах страны — в Донбассе, на Урале, на Дальнем Востоке. Писал много. В конце января 1927 года он устроился в газету «Уральский рабочий» в Свердловске, где опубликовал 12 фельетонов, очерк «3000 вольт», повесть «Лесные братья». Тогда же он начал писать повесть «Школа». Прожил в Свердловске до мая 1927 года, снимая комнату в одном из домов на набережной городского пруда (в настоящее время известном в Екатеринбурге как «Дом Гайдара»).

В ноябре 1928 года Гайдар приехал в Архангельск, закончив повесть «На графских развалинах» и уже с первыми главами «Школы». Работал в газете «Волна» (с преобразованием Архангельской губернии в Северный край газета стала называться «Правда Севера») чуть более года. Здесь Гайдар опубликовал около 60 корреспонденций. Особый успех имели очерки «Рыбаки» и «Шумит Мудьюга», посвящённые созданию рыболовецких артелей на побережье Белого моря. Образы сельских богачей из повести «Дальние страны» (1931) напоминают героев из газетных очерков «Шумит Мудьюга» и «Вылазки врага». В 1932 году Гайдар прибыл в Дальневосточный край для работы в газете «Тихоокеанская звезда».

Бывший сотрудник газеты А. Карелов вспоминал, что Аркадий Петрович приехал в Хабаровск 30 января 1932 года. Поскольку поезд опаздывал и приходил поздно ночью, главный редактор газеты Шацкий поручил Карелову встретить Гайдара на вокзале. Карелов позднее вспоминал:

«Встреча наша состоялась не у вагона, не на вокзале. Аркадий Петрович пришёл в редакцию пешком и застал меня спящим на диване: просыпаюсь и слышу, что кто-то рядом посвистывает и в такт мелодии притоптывает ногой. Почему-то я был накрыт пальто с головой. В щёлку вижу: в редакторском кабинете совсем светло, на краю стола под зелёным сукном сидит человек в меховой дохе, в шапке-чапаевке, с командирской сумкой через плечо. С ужасом догадываюсь: проспал!»

А. Гайдар был принят на работу разъездным (специальным) корреспондентом, ездил по Дальневосточному краю, 7 марта был направлен в Ханкайский район для освещения посевной. В июне 1932 года приказом по газете на него были временно возложены «обязанности по освещению животноводства (кролиководства, овцеводства и пр.)», а в июле он был командирован в Сучан и Артём на Конференцию трудовых предприятий. В дневнике Гайдар писал о своей поездке на остров Сахалин на судне «Совет». Он принимал участие в работе литературного общества при газете (затем преобразованного в отделение Союза писателей СССР). В этот период А. Гайдар опубликовал в газете 19 статей, фельетонов, корреспонденций. Последней стала статья «Тарелка слив», опубликованная в сентября 1932 года. В ней поднималась проблема развития садоводства в городе и его окрестностях.

Когда он переехал в Пермь ему исполнилось 21 год. Здесь он стал активно публиковался в газете «Звезда», появилось его произведение «Угловой дом», подписанное псевдонимом А. Гайдар. За два года работы в Перми он опубликовал одних только фельетонов 115, да еще массу рассказов, очерков, заметок. Но не отставала и болезнь. По признанию в дневнике он пишет, что ему постоянно снились люди, убитые им в детстве.

Его самостоятельная личная жизнь тоже началась очень рано. Волевой, решительный, за плечами Гражданская война, командование полком, ранения и вскоре Аркадий познакомился с семнадцатилетней Рувой-Лией Соломянской. Она организовывала в городе пионерское движение. В 1932 году он писал: «…Вспоминаю смутно — Пермь. Голубой дом. Лильку — девчонку в ярком сарафане». Они поженились. Сын Тимур родился в декабре 1926 года в Архангельске, где Лия работала на радио журналисткой. Аркадий тогда жил в Москве и Тимура он впервые увидел двухлетним. Тогда он все-таки решился на переезд в Архангельск, где потом работал на радио вместе с Лией. Вскоре семья переезжает в Москву. Но жить вместе долго им не пришлось. Обаятельный и жизнелюбивый писатель был очень сложным человеком в быту.

Вот что рассказал в интервью газете «Известия» его внук Егор Гайдар:

«Бабушка, Лия Лазаревна Соломянская, от него ушла. Кто виноват — не нам судить. С одной стороны, конечно, дед был человеком, нелегким в быту — особенно во время приступов… С другой — бабушкин характер — тоже не сахар, ее-то я помню».

В результате – развод. Она, забрав ребенка, ушла к журналисту «Комсомольской правды» Самсону Глязеру.

А в 1932 году коллега Аркадия позвал в Хабаровск, корреспондентом в газету. По правде сказать, А. Гайдар поехал бы куда угодно — лишь бы подальше от Москвы, от нужды и неустроенности. Денег было мало, старая контузия выливалась в мучительные головные боли и алкогольные срывы, с литературой складывалось непросто. Вдобавок распалась семья. Горькая запись из дневника Аркадия Гайдара:

«28 октября 1932. Москва. Выступал по радио — о себе…В сущности, у меня есть только три пары белья, вещевой мешок, полевая сумка, полушубок, папаха — и больше ничего и никого, ни дома, ни места, ни друзей.

И это в то время, когда я вовсе не бедный, и вовсе уже никак не отверженный и никому не нужный. Просто — как-то так выходит. Два месяца не притрагивался к повести «Военная тайна». Встречи, разговоры, знакомства… Ночевки — где придется. Деньги, безденежье, опять деньги. Относятся ко мне очень хорошо, но некому обо мне позаботиться, а сам я не умею. Оттого и выходит все как-то не по-людски и бестолково».

Гайдар болезненно переживал разлуку с сыном. «Наконец-то получил первую за 4 месяца телеграмму из Москвы. Тимур у Лили. Милый мой славный маленький командир» — писал он в 1932 году. Буквально через месяц пришло письмо от сестры Натальи: «Твое письмо Тимуру прочла Лиля, и почему-то плакала. Очень странно». Потом он запишет в дневнике: «Ничего странного нет. Жили все-таки долго, и есть о чем вспомнить. А в общем, дело прошлое».

В Хабаровске Гайдар решил написать новую повесть и вернуться в Москву. Тут же, в первые дни августа, происходит срыв — из-за той самой контузии, с последствиями которой писатель боролся то водкой, то бритвой (резал себя, отвлекая от страшных головных болей). В результате попал в больницу, где провел около месяца. Вот что Гайдар писал, находясь на лечении: «…. За свою жизнь я был в лечебницах раз, вероятно, 8 или 10 – и все-таки это единственный раз, когда эту – хабаровскую, сквернейшую из больниц, – я вспомню без озлобления, потому что здесь была неожиданно написана повесть о «Мальчише-Кибальчише». Выписавшись, Гайдар навсегда покинул Дальний Восток.  «А все-таки в Москву я приеду не тем, каким уехал. Крепче, тверже и спокойнее» — записал он 24 августа.

В 1934 году Гайдар приезжает повидаться с сыном в село Ивня Белгородской области РСФСР, где Лия Соломянская редактировала многотиражную газету политотдела Ивнянской МТС «За урожай». Здесь писатель работал над повестями «Синие звёзды», «Бумбараш» и «Военная тайна», а также участвовал в работе газеты (писал фельетоны, подписи к карикатурам).

Встретив поэтессу Анну Трофимову, которая была на шесть лет старше, женился. Его не пугало и то, что она растила двух дочек – Свету и Эру. Писатель любил детей и уделял им много времени. Вскоре он и с ней расстался – переехал в подмосковный Клин, где снял комнату в доме Чернышовых. Глава семейства имел частную сапожную мастерскую в Клину и небольшую фабрику в Москве. В середине 30-х писатель женился на дочери Чернышова – Доре Матвеевне Он удочерил дочь супруги Женю, имя которой вместе с именем своего сына дал главным героям знаменитой повести «Тимур и его команда».

В 1936 году, когда Лию вслед за мужем арестовали и отправили в лагеря, Гайдар, выпив для храбрости, даже звонил Ежову, требуя отпустить «его Лийку». Её освободили лишь в 1940-м.

После ареста матери Тимур остался с отцом, рос и воспитывался в семье Доры Матвеевны. Гайдар возил Женю и Тимура в Крым, постепенно личная жизнь наладилась. Семья помогла Аркадию Петровичу справляться с психологическими проблемами. И все же, нет-нет, да появлялась в дневнике запись: «Туман мозга. Не могу писать».

Писатель был близко знаком с детским писателем Рувимом Фраерманом и писателем Константином Паустовским. Вскоре А. Гайдар стал классиком детской литературы, прославившись произведениями об искренней дружбе и боевом товариществе. В 30-е годы выходят самые известные произведения Гайдара: «Школа», «Дальние страны», «Военная тайна», «Дым в лесу», «Голубая чашка», «Чук и Гек», «Судьба барабанщика», в 1940 году —повесть о Тимуре.

Аркадий Петрович создал хорошую литературу для детей, к ним писатель всегда относился   серьезно и с уважением. Может быть потому, что сам был фактически лишен настоящего детства. Его юные герои в «Школе» и «Судьбе барабанщика» начинают свою взрослую жизнь с выстрела в противника. Причем писатель не ужасается такому повороту судьбы, он принимает выстрел как должное, необходимое, важное и справедливое дело. Романтизирует борьбу за Родину, сражения, войну. В эти годы к А. Гайдару пришла настоящая всесоюзная слава: страна читала его: «Тимура и его команду», «Чук и Гек», «Судьба барабанщика», «Дым в лесу», «Комендант снежной крепости», «Клятва Тимура».

В своих текстах он был по-своему поразительно цельным человеком. В то, что писал, А. Гайдар верил. И навряд ли он был неискренним в своих дневниках и письмах, не предназначенных для посторонних глаз. Произведения писателя вошли в школьную программу, самые любимые и известные активно экранизировались, были переведены на многие языки мира. Повесть «Тимур и его команда» фактически положила начало уникальному тимуровскому движению, ставившему своей целью добровольческую помощь ветеранам и пожилым людям со стороны пионеров. Детский писатель С. Маршак называл Гайдара «всесоюзным вожатым». В произведениях 1930-х годов преобладала героизация и романтизация Гражданской войны, преданность идеалам первых лет советской власти.

В 1940 году во время встречи с преподавателями Московского библиотечного института Гайдара спросили:

«Аркадий Петрович, как воспитывать у ребят ненависть к врагам? Ведь это непросто».

Он ответил:

«А зачем воспитывать ненависть? Воспитывайте любовь к родине. И тогда, если кто-нибудь посягнет на родину, родится у человека великая и праведная ненависть».

Михаил Веллер в лекции, прочитанной им в университете Дели, Индия, в 2008 г. – «Задачи литературы в свете глобализации» признался: «Я твёрдо помню, я точно знаю, что в раннем детстве на меня оказал влияние замечательный советский детский писатель Аркадий Гайдар. Он учил быть мужественным, и быть храбрым, и драться за то, во что веришь, и быть патриотом». Высоко оценила и рекомендовала к чтению детям произведения Гайдара Мариэтта Чудакова в своей книге «Не для взрослых. Время читать!», особенно выделив «Судьбу барабанщика», которую описала как лучшее детское произведение, правдиво передающее атмосферу, царившую в стране во времена сталинских репрессий.

Дмитрий Быков в лекции «СССР — страна, которую придумал Гайдар» высоко оценив моральные качества его прозы и включив ряд произведений в обязательный список к прочтению детьми, особенно мальчиками, особо отметил чисто литературные её качества:

«…Стилистов, равных Гайдару, российская проза не знала, пожалуй, со времён Грина. В некотором смысле Гайдар и есть его прямой наследник». И отметил, что во многом именно его заслугой являются те высокие идеалы, «правильные слова, которые воспитывали удивительно правильных людей», которые отличали СССР при всех «отвратительных делах», которые порой делала советская власть.»

Аркадий Петрович носил двойную фамилию – Голиков-Гайдар, но сын Тимур, получая паспорт взял в качестве фамилии лишь его литературный псевдоним. Эту звучную фамилию носил уже его сын, известный реформатор Егор Тимурович Гайдар, а теперь внуки. Когда началась Великая Отечественная война, А. Гайдар получил заказ на киносценарий по повести «Тимур и его команда». Он написал его за 12 дней, а сразу за ним — заявление с просьбой отправить его на фронт. Ответ был таким: «По состоянию здоровья призыву не подлежит».  Но он все равно добился своего и стал военным корреспондентом «Комсомольской правды». Перед отъездом Гайдар сказал своему другу, уходившему добровольцем: «Мне мало быть рядовым. Я могу быть командиром». Он прибыл туда, где когда-то начинал свой боевой путь — на Юго-Западный фронт, в Киев. Написал военные очерки «У переправы», «Мост», «У переднего края», «Ракеты и гранаты».

И действительно, кроме обязанностей военного корреспондента, часто помогал советами. Как-то напросившись в разведку в немецкий тыл, подсказал расположение боевого охранения и как правильно брать «языка». Когда советская армия оставила Киев, Гайдар мог вылететь самолетом в Москву, но отказался. В составе большого отряда он оказался в тылу у немцев.

После окружения в сентябре 1941 частей Юго-Западного фронта в районе Умань — Киев Гайдар попал в партизанский отряд Горелова. В отряде был пулемётчиком. История гибели Гайдара вошла во все хрестоматии. Когда армия попала в окружение, Гайдар остался воевать в партизанском отряде. Он стал пулеметчиком в команде разведчиков.

После разгрома партизанского отряда Гайдар с несколькими партизанами отправились на разведку и попали в засаду возле железнодорожной насыпи. Гайдар встал во весь рост перед вражескими пулеметами и крикнул своим товарищам: «Вперед! За мной!» Его сразила пулемётная очередь. По другим источникам, 26 ноября 1941 г.  он был сражен всего одной пулей, которая попала прямо в сердце,а он так мечтал умереть. Ему исполнилось к тому времени всего 37 лет. В 1947 году останки Гайдара были перезахоронены в городе Каневе Черкасской области Украины.

В память о любимом детском писателе Аркадие Петровиче Гайдар был открыт Литературный музей А. П. Гайдара в Арзамасе и памятник в парке города.

Памятник герою повести Гайдара Мальчишу-Кибальчишу — первый в Москве памятник литературному персонажу (скульптор — В. К. Фролов, архитектор — В. С. Кубасов) — был установлен в 1972 году у Городского дворца творчества детей и юношества на Воробьёвых горах (в Советском Союзе — Дворец пионеров и школьников на Ленинских горах).

С 1938 по 1941 годы А. П. Гайдар жил в подмосковном Клину на улице Большевистской (ныне ул. Гайдара). Здесь он написал произведения «Тимур и его команда», «Дым в лесу», «Комендант снежной крепости». В Клину открыт мемориальный Дом-музей писателя и Центральная детская библиотека города носит его имя.

Борисом Камовым написана повесть о детстве и боевой юности Аркадия Голикова — будущего писателя Аркадия Петровича Гайдара, о том легендарном периоде его жизни, о котором А. П. Гайдар сказал: «Это была обыкновенная биография и необыкновенное время».

А в повести  «Рывок в неведомое» (1991) Борис Камов рассказал о писателе в единоборстве в Хакасии с неуловимым атаманом Соловьёвым.  Памяти А. П. Гайдара посвящена повесть Л. Кассиля «Дорогие мои мальчишки». Гайдар послужил прообразом ключевого персонажа повести, Арсения Петровича Гая.

Писателю  были посвящены песни: «Гайдар шагает впереди» из кантаты «Красные следопыты» (1962)  на  музыку А. Н. Пахмутовой, стихи С. Т. Гребенникова и Н. Н. Добронравова); «Салют Гайдару» на музыку Е. Крылатова, слова М. Пляцковского. Также А. Гайдару была посвящена песня барда Андрея Земскова «Всадник, скачущий впереди».

О жизненном пути детского писателя были сняты кинофильмы: «Серебряные трубы» (1970)-фильм о жизни Гайдара после Гражданской войны. В главной роли Андрей Мягков;

«Конец императора тайги» (1978). Приключенческий фильм об одном из эпизодов Гражданской войны, когда Гайдар боролся в Хакасии с атаманом Соловьёвым. В главной роли Андрей Ростоцкий; «Остаюсь с вами» (1981). Фильм о последних годах жизни писателя. В главной роли Анатолий Грачёв, во флешбэках роль молодого Гайдара исполнял Андрей Ростоцкий.

Имя Гайдара было присвоено многим школам, улицам городов и сёл бывшего СССР.

Его имя носит Арзамасский государственный педагогический институт. В городе также расположен литературный и мемориальный музей А. П. Гайдара. «Гайдаровскими» называются пруды в центральной части города, на которых маленький Аркадий устраивал свои «морские бои».

В Архангельске существует Архангельский Городской Штаб Школьников имени Аркадия Петровича Гайдара. Министерством морского флота РСФСР одному из крупнотоннажных судов было присвоено имя «Аркадий Гайдар»

Именем Гайдара назван астероид (1835) Гайдария. Мемориал памяти Аркадия Гайдара в Детском городском парке отдыха в г. Хабаровске Мемориальная доска памяти Аркадия Гайдара установлена на здании бывшей редакции «Тихоокеанской звезды».

Галина Ергазина