Неистребима и вечна вера человека в чудо. Особенно сильно она проявляется в зимние праздники. Новогодняя ночь, время от рождественского Сочельника до Крещения — это время, когда и стар и млад желают друг другу, чтобы, по чудесному стечению обстоятельств, болезни, неудачи, вражда и безденежье остались в прошлом, за чертой, которая отделяет нас от Нового года и нового счастья.
Традиционно в новогоднюю ночь под звон курантов люди загадывают желания и искренно верят до самой старости, что всё-таки чудо произойдёт.
На вере в чудо и основано такое замечательное явление в западной и русской литературах как рождественский или святочный рассказ. Основателем этого жанра по праву считается английский писатель Чарльз Диккенс (1812—1870).
Чарльз Диккенс был уже весьма знаменитым писателем, когда учёный-экономист Саутвуд Смит, представитель прогрессивной английской интеллигенции, член правительственной комиссии по вопросам детского труда, попросил его, пользовавшегося всенародной популярностью и уважением, выступить в печати за проведение закона об ограничении рабочего дня на заводах и фабриках.
Он сообщил Диккенсу поистине потрясающие данные о чудовищных условиях труда фабричных рабочих и, в частности, факты об эксплуатации детей на промышленных предприятиях.
Диккенс с интересом принял предложение, тем более что с этой проблемой английской действительности писатель был знаком не понаслышке: из-за финансовых проблем своего отца юный Чарльз Диккенс несколько лет провёл на фабрике рабочим и узнал «на своей шкуре», что такое эксплуатация детей на английских предприятиях.
Диккенс полностью разделял взгляды Смита и его прогрессивных единомышленников и согласился написать памфлет «К английскому народу, в защиту ребёнка-бедняка», но затем отказался от этого намерения, решив выступить с протестом против эксплуатации не как публицист, а как писатель.
«…Не сомневайтесь, — писал Диккенс Смиту, — что, когда вы узнаете, в чём дело, и когда узнаете, чем я был занят, — вы согласитесь с тем, что молот опустился с силой в двадцать раз, да что там — в двадцать тысяч раз большей, нежели та, какую я мог бы применить, если бы выполнил мой первоначальный замысел».
Творчеству Диккенса всегда было свойственно соединение реализма с мечтой о чуде: он сумел соединить в новом произведении мрачную действительность своего времени с вечной темой чуда Рождества Христова.
«Рождественская песнь в прозе» (1843) Чарльза Диккенса — это не только классическое произведение английской литературы XIX в., но и апология Рождества как квинтэссенции британской народной жизни.
Так появились Рождественские повести. Главные герои нового жанра — дети. Ведь Рождество в христианском мире — это «праздник младенцев». Бедные замёрзшие сироты получают чудесные подарки судьбы в ночь перед Рождеством: они обретают родителей. Или попадают в гости к благородным людям, которые берут на себя заботу об их судьбах.
Идею создания жизнеутверждающих чудесных историй к Рождеству с энтузиазмом подхватили во всём христианском мире. Россия не стала исключением. Тем более что у русских писателей уже был большой опыт создания святочных произведений, отражающих народные представления о чудесах в «ночь перед Рождеством».
Подтверждением этому служат баллады В. А. Жуковского «Людмила» и «Светлана», «Вечера на хуторе близ Диканьки или Ночь перед Рождеством» Н. В. Гоголя. Но вы ведь помните, что главным в этих произведениях была тема чуда без какой-либо поучительной нагрузки.
После рассказов и повестей Чарльза Диккенса, которые стали необыкновенно популярны в России в конце сороковых годов XIX века, тема чуда у русских писателей получила своё нравственное развитие: помоги нуждающемуся, спаси, исцели, огради — твори добро, и пусть твой поступок станет чудом для кого-то.
Характерно, что сразу наметилось различие между западноевропейским рождественским рассказом и русским. В западной традиции было, да и есть оканчивать рождественский рассказ победой добра над злом, то есть счастливый конец обязателен.
У русских писателей не так. Здесь очень даже возможен драматичный или даже трагический конец. Перечитайте рассказ Фёдора Достоевского «Мальчик у Христа на ёлке». Бедный мальчик замерзает на заснеженной улице в канун главного христианского праздника. Ребёнок умирает, а его душа оказывается в прекрасном зале с сияющей ёлкой и подарками под ней. Сам Христос позвал сироту на праздник.
Это так печально и торжественно. Печально потому, что никто на улице в предпраздничный вечер не заметил замерзающего бедного ребёнка. Эту новеллу можно воспринять как призыв автора: люди, спешите делать добро.
Рассказ Антона Павловича Чехова «Ванька» — классика жанра рождественского рассказа. Напомним сюжет: Ванька Жуков, сирота, отданный дедом «в люди» ночью пишет ему письмо.
Это письмо — крик души маленького человека: «Милый дедушка, забери меня отсюда».
Ребёнок живёт в чужой семье на правах прислуги на всё. Хозяин и хозяйка его обижают. Единственный родной человек — дед — далеко в деревне. Письмо пишется в канун Рождества. Мальчик так трогательно просит деда напомнить господам, у которых тот служит ночным сторожем, передать для него, Ваньки, золочёный орех. Ванька, уверен, что господа помнят, как учили его грамоте.
Мальчик обещает деду слушаться его во всём и помогать. Ребёнок искренне верит, что дед сжалится над ним и заберёт в деревню. Письмо Ванька написал искреннее и толковое, и на душе стало светлее. Мальчик уверен, что дед, как получит письмо, сразу приедет за ним. Осталось только адрес написать, заклеить конверт и опустить в почтовый ящик на улице.
Ванька пишет адрес: «На деревню. Дедушке». И бежит, но ночной улице опускать письмо. Всё. Теперь он будет ждать деда. Долго. А у нас на душе будет очень неспокойно. Нам будет жаль мальчика. Этого мудрый Антон Павлович и добивался от нас: пожалейте Ваньку. Разбудите свои души, оглянитесь вокруг. Помогите, кому в эти праздничные дни одиноко и холодно.
В творчестве Александра Ивановича Куприна тоже есть замечательное произведение в жанре рождественского рассказа: это «Чудесный доктор». Рождество — семейный праздник. А семья безработного Мерцалова переживает глубочайший кризис.
После тяжёлой болезни отец семейства лишился работы. Семья быстро нищает. В Сочельник отец семейства ушёл из дома в надежде хоть где-то раздобыть денег. Мать посылает двух сыновей, по сути, побираться на улицу, сама она осталась с тяжело больной дочерью. Одного ребёнка недавно уже похоронили. Мальчики бродят по праздничному городу в толпе нарядных и весёлых людей.
Завтра Рождество: людям нужно купить подарки родным и близким, нужно накрыть праздничные столы. Дети без зависти, но с удивлением рассматривают витрины богатых магазинов. Чего тут только нет: ананасы, конфеты, пирожные, игрушки, наряженные ёлки.
Анатолий Анатольевич Коробкин — Перед Рождеством. Холст, масло, 80х60. 2011 г.
А они живут в сырой, холодной и тёмной комнате. Нет денег на дрова, нет денег на лекарство для сестры. Вечером возвращаются мальчики домой. Они ничего не смогли сделать, их просто прогнали от порога богатого дома.
И отец вернулся ни с чем. Он в полном отчаянии от безысходности. Уходит опять из дома. В голову приходят мысли о самоубийстве.
В отчаянии и одиночестве бродит мужчина по заснеженному парку. И тут происходит чудо. Рядом оказывается пожилой господин, который настойчиво приглашает озлобленного мужчину к беседе, тактично преодолевая его раздражительность и даже грубость.
Оказалось, что странный господин — доктор. Он просит Мерцалова позволить ему осмотреть больную дочь. Вместе с отцом семейства доктор спускается в холодную комнату. Осматривает девочку, оставляет рецепт. А под рецептом оказались деньги.
Тут же были куплены дрова и лекарство. И работа нашлась. И жизнь наладилась. Александр Куприн в своём рассказе соединил вымысел с действительностью. Он соединил образ «чудесного доктора» с образом великого русского хирурга Пирогова, который в конце своей жизни прославился благотворительностью и отзывчивостью на чужую беду.
К сожалению, эта замечательная рождественская тема на долгие годы исчезла из русской литературы. Да что там литературный жанр? Само Рождество Христово было под запретом несколько десятилетий. Даже ёлка была запрещена как один из символов разрушенного побеждённого мира.
Только в 1934 году, то есть через 17 лет после революции, в Москве состоялась первая Кремлёвская ёлка. Но это уже был другой, светский, праздник. Советские люди тоже ждали чуда в зимний праздник. Тоже наряжали ёлки. Но на макушке советской ёлки горела пятиконечная звезда, а не Вифлеемская — восьмиконечная.
Многие советские авторы писали хорошие рассказы и повести о том, как на Новый год за праздничным столом у ёлки собирается вся семья. Вспомните повесть А. Гайдара «Чук и Гек». Вероятно, это можно назвать своеобразной трансформацией рождественского жанра.
Русские, оказавшиеся в эмиграции, смогли на какое-то время сохранить рождественские традиции своей родины. Русские эмигранты первого и второго поколения отмечали Рождество Христово по всем правилам. Богатые русские помогали тем, чьи судьбы за границей оказались не так счастливы, как у них.
Счастливое Рождество, 1891. Вигго Юхансен, датский художник
Писатели Иван Бунин, Иван Шмелёв, Александр Куприн в своём зарубежном творчестве не раз обращались к теме православного Рождества. Особенно душевно и ярко это получилось у Ивана Шмелёва в «Лете Господнем».
Вот именно так до революции встречали Рождество Христово в православных семьях. Именно так славили Христа, так принимали поздравления и поздравляли сами. Так помогали бедным и больным.
К великому сожалению, несколько поколений русских людей сформировались и выросли без памяти об этом великом празднике. А если и читали Достоевского, Чехова и Куприна, то не обращали внимания на тему Рождества в творчестве этих писателей.
«Лето Господне» Шмелёва появилось на родине писателя только в 90-е годы ХХ в., то есть через 40 лет после его смерти.
Недавно в современной России стали появляться на полках библиотек и книжных магазинов сборники повестей и рассказов дореволюционных писателей о Рождестве Христовом. Сегодня мы можем читать эти добрые и поучительные истории своим внукам и рекомендовать к прочтению детям и молодёжи. Мы можем подарить такую замечательную книгу на Рождество своим друзьям.
В наши дни традиция жанра рождественского рассказа в России возрождается. Отрадно, что хорошие современные прозаики возвращаются в своём творчестве к теме преображения человеческой души в канун праздника Рождества. Очень рекомендуем прочитать рассказ Бориса Екимова «Тёплый хлеб». Это рассказ о наших буднях, вдруг освещаемых в Святую ночь светом настоящей любви.
У современного прозаика, Ларисы Подистовой, есть рассказ «Рождество, мама». Эта небольшая новелла о том, как обычные люди, далёкие от традиций своих предков, просто потому, что любят своих родителей, оказываются вместе на праздновании Рождества Христова. Это ведь тоже своеобразное рождественское семейное чудо.
Лариса Михайлова
Чудесный доктор
Следующий рассказ не есть плод досужего вымысла. Все описанное мною действительно произошло в Киеве лет около тридцати тому назад и до сих пор свято, до мельчайших подробностей, сохраняется в преданиях того семейства, о котором пойдет речь. Я, с своей стороны, лишь изменил имена некоторых действующих лиц этой трогательной истории да придал устному рассказу письменную форму.
– Гриш, а Гриш! Гляди-ка, поросенок-то… Смеется… Да-а. А во рту-то у него!.. Смотри, смотри… травка во рту, ей-богу, травка!.. Вот штука-то!
И двое мальчуганов, стоящих перед огромным, из цельного стекла, окном гастрономического магазина, принялись неудержимо хохотать, толкая друг друга в бок локтями, но невольно приплясывая от жестокой стужи. Они уже более пяти минут торчали перед этой великолепной выставкой, возбуждавшей в одинаковой степени их умы и желудки. Здесь, освещенные ярким светом висящих ламп, возвышались целые горы красных крепких яблоков и апельсинов; стояли правильные пирамиды мандаринов, нежно золотившихся сквозь окутывающую их папиросную бумагу; протянулись на блюдах, уродливо разинув рты и выпучив глаза, огромные копченые и маринованные рыбы; ниже, окруженные гирляндами колбас, красовались сочные разрезанные окорока с толстым слоем розоватого сала… Бесчисленное множество баночек и коробочек с солеными, вареными и копчеными закусками довершало эту эффектную картину, глядя на которую оба мальчика на минуту забыли о двенадцатиградусном морозе и о важном поручении, возложенном на них матерью, – поручении, окончившемся так неожиданно и так плачевно.
Старший мальчик первый оторвался от созерцания очаровательного зрелища. Он дернул брата за рукав и произнес сурово:
– Ну, Володя, идем, идем… Нечего тут…
Одновременно подавив тяжелый вздох (старшему из них было только десять лет, и к тому же оба с утра ничего не ели, кроме пустых щей) и кинув последний влюбленно-жадный взгляд на гастрономическую выставку, мальчуганы торопливо побежали по улице. Иногда сквозь запотевшие окна какого-нибудь дома они видели елку, которая издали казалась громадной гроздью ярких, сияющих пятен, иногда они слышали даже звуки веселой польки… Но они мужественно гнали от себя прочь соблазнительную мысль: остановиться на несколько секунд и прильнуть глазком к стеклу.
По мере того как шли мальчики, все малолюднее и темнее становились улицы. Прекрасные магазины, сияющие елки, рысаки, мчавшиеся под своими синими и красными сетками, визг полозьев, праздничное оживление толпы, веселый гул окриков и разговоров, разрумяненные морозом смеющиеся лица нарядных дам – все осталось позади. Потянулись пустыри, кривые, узкие переулки, мрачные, неосвещенные косогоры… Наконец они достигли покосившегося ветхого дома, стоявшего особняком; низ его – собственно подвал – был каменный, а верх – деревянный. Обойдя тесным, обледенелым и грязным двором, служившим для всех жильцов естественной помойной ямой, они спустились вниз, в подвал, прошли в темноте общим коридором, отыскали ощупью свою дверь и отворили ее.
Уже более года жили Мерцаловы в этом подземелье. Оба мальчугана давно успели привыкнуть и к этим закоптелым, плачущим от сырости стенам, и к мокрым отрепкам, сушившимся на протянутой через комнату веревке, и к этому ужасному запаху керосинового чада, детского грязного белья и крыс – настоящему запаху нищеты. Но сегодня, после всего, что они видели на улице, после этого праздничного ликования, которое они чувствовали повсюду, их маленькие детские сердца сжались от острого, недетского страдания. В углу, на грязной широкой постели, лежала девочка лет семи; ее лицо горело, дыхание было коротко и затруднительно, широко раскрытые блестящие глаза смотрели пристально и бесцельно. Рядом с постелью, в люльке, привешенной к потолку, кричал, морщась, надрываясь и захлебываясь, грудной ребенок. Высокая, худая женщина, с изможденным, усталым, точно почерневшим от горя лицом, стояла на коленях около больной девочки, поправляя ей подушку и в то же время не забывая подталкивать локтем качающуюся колыбель. Когда мальчики вошли и следом за ними стремительно ворвались в подвал белые клубы морозного воздуха, женщина обернула назад свое встревоженное лицо.
– Ну? Что же? – спросила она отрывисто и нетерпеливо.
Мальчики молчали. Только Гриша шумно вытер нос рукавом своего пальто, переделанного из старого ватного халата.
– Отнесли вы письмо?.. Гриша, я тебя спрашиваю, отдал ты письмо?
– Отдал, – сиплым от мороза голосом ответил Гриша.
– Ну, и что же? Что ты ему сказал?
– Да все, как ты учила. Вот, говорю, от Мерцалова письмо, от вашего бывшего управляющего. А он нас обругал: «Убирайтесь вы, говорит, отсюда… Сволочи вы…»
– Да кто же это? Кто же с вами разговаривал?.. Говори толком, Гриша!
– Швейцар разговаривал… Кто же еще? Я ему говорю: «Возьмите, дяденька, письмо, передайте, а я здесь внизу ответа подожду». А он говорит: «Как же, говорит, держи карман… Есть тоже у барина время ваши письма читать…»
– Ну, а ты?
– Я ему все, как ты учила, сказал: «Есть, мол, нечего… Машутка больна… Помирает…» Говорю: «Как папа место найдет, так отблагодарит вас, Савелий Петрович, ей-богу, отблагодарит». Ну, а в это время звонок как зазвонит, как зазвонит, а он нам и говорит: «Убирайтесь скорее отсюда к черту! Чтобы духу вашего здесь не было!..» А Володьку даже по затылку ударил.
– А меня он по затылку, – сказал Володя, следивший со вниманием за рассказом брата, и почесал затылок.
Старший мальчик вдруг принялся озабоченно рыться в глубоких карманах своего халата. Вытащив наконец оттуда измятый конверт, он положил его на стол и сказал:
– Вот оно, письмо-то…
Больше мать не расспрашивала. Долгое время в душной, промозглой комнате слышался только неистовый крик младенца да короткое, частое дыхание Машутки, больше похожее на беспрерывные однообразные стоны. Вдруг мать сказала, обернувшись назад:
– Там борщ есть, от обеда остался… Может, поели бы? Только холодный, – разогреть-то нечем…
В это время в коридоре послышались чьи-то неуверенные шаги и шуршание руки, отыскивающей в темноте дверь. Мать и оба мальчика – все трое даже побледнев от напряженного ожидания – обернулись в эту сторону.
Вошел Мерцалов. Он был в летнем пальто, летней войлочной шляпе и без калош. Его руки взбухли и посинели от мороза, глаза провалились, щеки облипли вокруг десен, точно у мертвеца. Он не сказал жене ни одного слова, она ему не задала ни одного вопроса. Они поняли друг друга по тому отчаянию, которое прочли друг у друга в глазах.
В этот ужасный, роковой год несчастье за несчастьем настойчиво и безжалостно сыпались на Мерцалова и его семью. Сначала он сам заболел брюшным тифом, и на его лечение ушли все их скудные сбережения. Потом, когда он поправился, он узнал, что его место, скромное место управляющего домом на двадцать пять рублей в месяц, занято уже другим… Началась отчаянная, судорожная погоня за случайной работой, за перепиской, за ничтожным местом, залог и перезалог вещей, продажа всякого хозяйственного тряпья. А тут еще пошли болеть дети. Три месяца тому назад умерла одна девочка, теперь другая лежит в жару и без сознания. Елизавете Ивановне приходилось одновременно ухаживать за больной девочкой, кормить грудью маленького и ходить почти на другой конец города в дом, где она поденно стирала белье.
Весь сегодняшний день был занят тем, чтобы посредством нечеловеческих усилий выжать откуда-нибудь хоть несколько копеек на лекарство Машутке. С этой целью Мерцалов обегал чуть ли не полгорода, клянча и унижаясь повсюду; Елизавета Ивановна ходила к своей барыне, дети были посланы с письмом к тому барину, домом которого управлял раньше Мерцалов… Но все отговаривались или праздничными хлопотами, или неимением денег… Иные, как, например, швейцар бывшего патрона, просто-напросто гнали просителей с крыльца.
Минут десять никто не мог произнести ни слова. Вдруг Мерцалов быстро поднялся с сундука, на котором он до сих пор сидел, и решительным движением надвинул глубже на лоб свою истрепанную шляпу.
– Куда ты? – тревожно спросила Елизавета Ивановна.
Мерцалов, взявшийся уже за ручку двери, обернулся.
– Все равно, сидением ничего не поможешь, – хрипло ответил он. – Пойду еще… Хоть милостыню попробую просить.
Выйдя на улицу, он пошел бесцельно вперед. Он ничего не искал, ни на что не надеялся. Он давно уже пережил то жгучее время бедности, когда мечтаешь найти на улице бумажник с деньгами или получить внезапно наследство от неизвестного троюродного дядюшки. Теперь им овладело неудержимое желание бежать куда попало, бежать без оглядки, чтобы только не видеть молчаливого отчаяния голодной семьи.
Просить милостыни? Он уже попробовал это средство сегодня два раза. Но в первый раз какой-то господин в енотовой шубе прочел ему наставление, что надо работать, а не клянчить, а во второй – его обещали отправить в полицию.
Незаметно для себя Мерцалов очутился в центре города, у ограды густого общественного сада. Так как ему пришлось все время идти в гору, то он запыхался и почувствовал усталость. Машинально он свернул в калитку и, пройдя длинную аллею лип, занесенных снегом, опустился на низкую садовую скамейку.
Тут было тихо и торжественно. Деревья, окутанные в свои белые ризы, дремали в неподвижном величии. Иногда с верхней ветки срывался кусочек снега, и слышно было, как он шуршал, падая и цепляясь за другие ветви. Глубокая тишина и великое спокойствие, сторожившие сад, вдруг пробудили в истерзанной душе Мерцалова нестерпимую жажду такого же спокойствия, такой же тишины.
«Вот лечь бы и заснуть, – думал он, – и забыть о жене, о голодных детях, о больной Машутке». Просунув руку под жилет, Мерцалов нащупал довольно толстую веревку, служившую ему поясом. Мысль о самоубийстве совершенно ясно встала в его голове. Но он не ужаснулся этой мысли, ни на мгновение не содрогнулся перед мраком неизвестного.
«Чем погибать медленно, так не лучше ли избрать более краткий путь?» Он уже хотел встать, чтобы исполнить свое страшное намерение, но в это время в конце аллеи послышался скрип шагов, отчетливо раздавшийся в морозном воздухе. Мерцалов с озлоблением обернулся в эту сторону. Кто-то шел по аллее. Сначала был виден огонек то вспыхивающей, то потухающей сигары. Потом Мерцалов мало-помалу мог разглядеть старика небольшого роста, в теплой шапке, меховом пальто и высоких калошах. Поравнявшись со скамейкой, незнакомец вдруг круто повернул в сторону Мерцалова и, слегка дотрагиваясь до шапки, спросил:
– Вы позволите здесь присесть?
Мерцалов умышленно резко отвернулся от незнакомца и подвинулся к краю скамейки. Минут пять прошло в обоюдном молчании, в продолжение которого незнакомец курил сигару и (Мерцалов это чувствовал) искоса наблюдал за своим соседом.
– Ночка-то какая славная, – заговорил вдруг незнакомец. – Морозно… тихо. Что за прелесть – русская зима!
Голос у него был мягкий, ласковый, старческий. Мерцалов молчал, не оборачиваясь.
– А я вот ребятишкам знакомым подарочки купил, – продолжал незнакомец (в руках у него было несколько свертков). – Да вот по дороге не утерпел, сделал круг, чтобы садом пройти: очень уж здесь хорошо.
Мерцалов вообще был кротким и застенчивым человеком, но при последних словах незнакомца его охватил вдруг прилив отчаянной злобы. Он резким движением повернулся в сторону старика и закричал, нелепо размахивая руками и задыхаясь:
– Подарочки!.. Подарочки!.. Знакомым ребятишкам подарочки!.. А я… а у меня, милостивый государь, в настоящую минуту мои ребятишки с голоду дома подыхают… Подарочки!.. А у жены молоко пропало, и грудной ребенок целый день не ел… Подарочки!..
Мерцалов ожидал, что после этих беспорядочных, озлобленных криков старик поднимется и уйдет, но он ошибся. Старик приблизил к нему свое умное, серьезное лицо с седыми баками и сказал дружелюбно, но серьезным тоном:
– Подождите… не волнуйтесь! Расскажите мне все по порядку и как можно короче. Может быть, вместе мы придумаем что-нибудь для вас.
В необыкновенном лице незнакомца было что-то до того спокойное и внушающее доверие, что Мерцалов тотчас же без малейшей утайки, но страшно волнуясь и спеша, передал свою историю. Он рассказал о своей болезни, о потере места, о смерти ребенка, обо всех своих несчастиях, вплоть до нынешнего дня. Незнакомец слушал, не перебивая его ни словом, и только все пытливее и пристальнее заглядывал в его глаза, точно желая проникнуть в самую глубь этой наболевшей, возмущенной души. Вдруг он быстрым, совсем юношеским движением вскочил с своего места и схватил Мерцалова за руку. Мерцалов невольно тоже встал.
– Едемте! – сказал незнакомец, увлекая за руку Мерцалова. – Едемте скорее!.. Счастье ваше, что вы встретились с врачом. Я, конечно, ни за что не могу ручаться, но… поедемте!
Минут через десять Мерцалов и доктор уже входили в подвал. Елизавета Ивановна лежала на постели рядом со своей больной дочерью, зарывшись лицом в грязные, замаслившиеся подушки. Мальчишки хлебали борщ, сидя на тех же местах. Испуганные долгим отсутствием отца и неподвижностью матери, они плакали, размазывая слезы по лицу грязными кулаками и обильно проливая их в закопченный чугунок. Войдя в комнату, доктор скинул с себя пальто и, оставшись в старомодном, довольно поношенном сюртуке, подошел к Елизавете Ивановне. Она даже не подняла головы при его приближении.
– Ну, полно, полно, голубушка, – заговорил доктор, ласково погладив женщину по спине. – Вставайте-ка! Покажите мне вашу больную.
И точно так же, как недавно в саду, что-то ласковое и убедительное, звучавшее в его голосе, заставило Елизавету Ивановну мигом подняться с постели и беспрекословно исполнить все, что говорил доктор. Через две минуты Гришка уже растапливал печку дровами, за которыми чудесный доктор послал к соседям, Володя раздувал изо всех сил самовар, Елизавета Ивановна обворачивала Машутку согревающим компрессом… Немного погодя явился и Мерцалов. На три рубля, полученные от доктора, он успел купить за это время чаю, сахару, булок и достать в ближайшем трактире горячей пищи. Доктор сидел за столом и что-то писал на клочке бумажки, который он вырвал из записной книжки. Окончив это занятие и изобразив внизу какой-то своеобразный крючок вместо подписи, он встал, прикрыл написанное чайным блюдечком и сказал:
– Вот с этой бумажкой вы пойдете в аптеку… давайте через два часа по чайной ложке. Это вызовет у малютки отхаркивание… Продолжайте согревающий компресс… Кроме того, хотя бы вашей дочери и сделалось лучше, во всяком случае пригласите завтра доктора Афросимова. Это дельный врач и хороший человек. Я его сейчас же предупрежу. Затем прощайте, господа! Дай Бог, чтобы наступающий год немного снисходительнее отнесся к вам, чем этот, а главное – не падайте никогда духом.
Пожав руки Мерцалову и Елизавете Ивановне, все еще не оправившимся от изумления, и потрепав мимоходом по щеке разинувшего рот Володю, доктор быстро всунул свои ноги в глубокие калоши и надел пальто. Мерцалов опомнился только тогда, когда доктор уже был в коридоре, и кинулся вслед за ним.
Так как в темноте нельзя было ничего разобрать, то Мерцалов закричал наугад:
– Доктор! Доктор, постойте!.. Скажите мне ваше имя, доктор! Пусть хоть мои дети будут за вас молиться!
И он водил в воздухе руками, чтобы поймать невидимого доктора. Но в это время в другом конце коридора спокойный старческий голос произнес:
– Э! Вот еще пустяки выдумали!.. Возвращайтесь-ка домой скорей!
Когда он возвратился, его ожидал сюрприз: под чайным блюдцем вместе с рецептом чудесного доктора лежало несколько крупных кредитных билетов…
В тот же вечер Мерцалов узнал и фамилию своего неожиданного благодетеля. На аптечном ярлыке, прикрепленном к пузырьку с лекарством, четкою рукою аптекаря было написано: «По рецепту профессора Пирогова[1]».
Я слышал этот рассказ, и неоднократно, из уст самого Григория Емельяновича Мерцалова – того самого Гришки, который в описанный мною сочельник проливал слезы в закоптелый чугунок с пустым борщом. Теперь он занимает довольно крупный, ответственный пост в одном из банков, слывя образцом честности и отзывчивости на нужды бедности. И каждый раз, заканчивая свое повествование о чудесном докторе, он прибавляет голосом, дрожащим от скрываемых слез:
– С этих пор точно благодетельный ангел снизошел в нашу семью. Все переменилось. В начале января отец отыскал место, Машутка встала на ноги, меня с братом удалось пристроить в гимназию на казенный счет. Просто чудо совершил этот святой человек. А мы нашего чудесного доктора только раз видели с тех пор – это когда его перевозили мертвого в его собственное имение Вишню. Да и то не его видели, потому что то великое, мощное и святое, что жило и горело в чудесном докторе при его жизни, угасло невозвратимо.
1897 г.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Чудесный лов рыбы
Чудесный лов рыбы
(Лук. 5, 1-11)Однажды, когда Иисус стоял у озера Генни- саретского, и народ теснился около Него, желая слышать Слово Божие, увидел Он две лодки, стоящие в заливе, а рыбаки, вышедшие из них, вымывали сети. Вошедши в одну лодку, которая была Симонова, Он просил
Чудесный улов
Чудесный улов
Сай–Баба (мы сократили эту главу — исихазм.ру)Однажды в Ксилокастро ко мне пришли родители человека по имени Костас, — вспоминал старец Порфирий. — Он был последователем Сай–Бабы.Этот Баба создал новую религию. Люди верят, что он — новый Христос,
Прав ли доктор Моуди?
Прав ли доктор Моуди?
Кто знает, может быть, жить — это значит умереть, а умереть — жить.
Эврипид
Помню, как на заре туманной юности меня потряс рассказ поэта Арсения Тарковского о его опыте внетелесного существования. Это случилось с Тарковским в январе 1944 года, после
Доктор философии
Доктор философии
После службы — а дело происходило в Москве — отправился освящать квартиру. Пригласили две прихожанки. Незадолго до этого я же и крестил их: сорокалетнюю маму и тринадцатилетнюю дочку, и тогда еще они повели разговор об освящении своего жилища,
Доктор Левицкий
Доктор Левицкий
Из людей, памятных мне о детства, не считая родителей, всего дороже мне были — и остались — француженка, которая меня воспитала, и врач, который меия лечил. Француженка была нн на каких других гувернанток не похожа, — исключением была из правила.
Доктор Ян Стивенсон
Доктор Ян Стивенсон
Многие исследователи, психиатры и специалисты по гипнотерапии в начале подобных опытов относились к теории реинкарнации с нескрываемым скептицизмом, но результаты проделанной работы указывали именно в этом направлении, и потому эти ученые поневоле
Наш доктор Сварупа Дамодара
Наш доктор Сварупа Дамодара
2 октября в Калькутте нас покинул Его Святейшество Бхакти Сварупа Дамодара Махарадж или Шрипад Махарадж, как любили называть его друзья и последователи.2 октября был Виджая-дашами — день победы Господа Рамачандры над Раваной или день победы
Наш доктор Сварупа Дамодара
Наш доктор Сварупа Дамодара
2 октября в Калькутте нас покинул Его Святейшество Бхакти Сварупа Дамодара Махарадж или Шрипад Махарадж, как любили называть его друзья и последователи.2 октября был Виджая-дашами — день победы Господа Рамачандры над Раваной или день победы
Чудесный колодец
Чудесный колодец
Издавна поговаривали в народе, что есть в одном лесу чудесный заброшенный колодец. Если кинуть в него монетку, то через некоторое время он покажет человеку самое сокровенное, чем живёт его душа. Одни люди верили в этот колодец, а другие смеялись,
Доктор философии
Доктор философии
После службы — а дело происходило в Москве — отправился освящать квартиру. Пригласили две прихожанки. Незадолго до этого я же и крестил их: сорокалетнюю маму и тринадцатилетнюю дочку, и тогда еще они повели разговор об освящении своего жилища,
Чудесный улов
Чудесный улов
Петр проголодался и сказал:– Пойду ловить рыбу.– И мы с тобой, – сказали другие апостолы. Всю ночь они ловили рыбу, но ничего не поймали. Утром они подплыли к берегу и увидели Человека. Он стоял на берегу и ждал их. Апостолы не поняли, что это Христос.Иисус
Чудесный дар
Чудесный дар
Однажды Ходжа научился по поведению своего кота предсказывать погоду.Кот издох, и Ходжа потерял свой чудесный
Хромой доктор
Хромой доктор
После полуденного намаза радио опять смолкло. Хозяева начали сворачивать палатки и шатры. Паломники тоже готовились в путь.Мы должны пешком дойти до горы Муздалифы и ночь провести там. Поспорив с полчаса с муллой Нариманом, я наконец уговорил его ехать
Чудесный доктор
Чудесный доктор
Следующий рассказ не есть плод досужего вымысла. Все описанное мною действительно произошло в Киеве лет около тридцати тому назад и до сих пор свято, до мельчайших подробностей, сохраняется в преданиях того семейства, о котором пойдет речь. Я, с своей
Следующий рассказ не есть плод досужего вымысла. Все описанное мною действительно произошло в Киеве лет около тридцати тому назад и до сих пор свято, до мельчайших подробностей, сохраняется в преданиях того семейства, о котором пойдет речь. Я, с своей стороны, лишь изменил имена некоторых действующих лиц этой трогательной истории да придал устному рассказу письменную форму.
– Гриш, а Гриш! Гляди-ка, поросенок-то… Смеется… Да-а. А во рту-то у него!.. Смотри, смотри… травка во рту, ей-богу, травка!.. Вот штука-то!
И двое мальчуганов, стоящих перед огромным, из цельного стекла, окном гастрономического магазина, принялись неудержимо хохотать, толкая друг друга в бок локтями, но невольно приплясывая от жестокой стужи. Они уже более пяти минут торчали перед этой великолепной выставкой, возбуждавшей в одинаковой степени их умы и желудки. Здесь, освещенные ярким светом висящих ламп, возвышались целые горы красных крепких яблоков и апельсинов; стояли правильные пирамиды мандаринов, нежно золотившихся сквозь окутывающую их папиросную бумагу; протянулись на блюдах, уродливо разинув рты и выпучив глаза, огромные копченые и маринованные рыбы; ниже, окруженные гирляндами колбас, красовались сочные разрезанные окорока с толстым слоем розоватого сала… Бесчисленное множество баночек и коробочек с солеными, вареными и копчеными закусками довершало эту эффектную картину, глядя на которую оба мальчика на минуту забыли о двенадцатиградусном морозе и о важном поручении, возложенном на них матерью, – поручении, окончившемся так неожиданно и так плачевно.
Старший мальчик первый оторвался от созерцания очаровательного зрелища. Он дернул брата за рукав и произнес сурово:
– Ну, Володя, идем, идем… Нечего тут…
Одновременно подавив тяжелый вздох (старшему из них было только десять лет, и к тому же оба с утра ничего не ели, кроме пустых щей) и кинув последний влюбленно-жадный взгляд на гастрономическую выставку, мальчуганы торопливо побежали по улице. Иногда сквозь запотевшие окна какого-нибудь дома они видели елку, которая издали казалась громадной гроздью ярких, сияющих пятен, иногда они слышали даже звуки веселой польки… Но они мужественно гнали от себя прочь соблазнительную мысль: остановиться на несколько секунд и прильнуть глазком к стеклу.
По мере того как шли мальчики, все малолюднее и темнее становились улицы. Прекрасные магазины, сияющие елки, рысаки, мчавшиеся под своими синими и красными сетками, визг полозьев, праздничное оживление толпы, веселый гул окриков и разговоров, разрумяненные морозом смеющиеся лица нарядных дам – все осталось позади. Потянулись пустыри, кривые, узкие переулки, мрачные, неосвещенные косогоры… Наконец они достигли покосившегося ветхого дома, стоявшего особняком; низ его – собственно подвал – был каменный, а верх – деревянный. Обойдя тесным, обледенелым и грязным двором, служившим для всех жильцов естественной помойной ямой, они спустились вниз, в подвал, прошли в темноте общим коридором, отыскали ощупью свою дверь и отворили ее.
Уже более года жили Мерцаловы в этом подземелье. Оба мальчугана давно успели привыкнуть и к этим закоптелым, плачущим от сырости стенам, и к мокрым отрепкам, сушившимся на протянутой через комнату веревке, и к этому ужасному запаху керосинового чада, детского грязного белья и крыс – настоящему запаху нищеты. Но сегодня, после всего, что они видели на улице, после этого праздничного ликования, которое они чувствовали повсюду, их маленькие детские сердца сжались от острого, недетского страдания. В углу, на грязной широкой постели, лежала девочка лет семи; ее лицо горело, дыхание было коротко и затруднительно, широко раскрытые блестящие глаза смотрели пристально и бесцельно. Рядом с постелью, в люльке, привешенной к потолку, кричал, морщась, надрываясь и захлебываясь, грудной ребенок. Высокая, худая женщина, с изможденным, усталым, точно почерневшим от горя лицом, стояла на коленях около больной девочки, поправляя ей подушку и в то же время не забывая подталкивать локтем качающуюся колыбель. Когда мальчики вошли и следом за ними стремительно ворвались в подвал белые клубы морозного воздуха, женщина обернула назад свое встревоженное лицо.
– Ну? Что же? – спросила она отрывисто и нетерпеливо.
Мальчики молчали. Только Гриша шумно вытер нос рукавом своего пальто, переделанного из старого ватного халата.
– Отнесли вы письмо?.. Гриша, я тебя спрашиваю, отдал ты письмо?
– Отдал, – сиплым от мороза голосом ответил Гриша,
– Ну, и что же? Что ты ему сказал?
– Да все, как ты учила. Вот, говорю, от Мерцалова письмо, от вашего бывшего управляющего. А он нас обругал: «Убирайтесь вы, говорит, отсюда… Сволочи вы…»
– Да кто же это? Кто же с вами разговаривал?.. Говори толком, Гриша!
– Швейцар разговаривал… Кто же еще? Я ему говорю: «Возьмите, дяденька, письмо, передайте, а я здесь внизу ответа подожду». А он говорит: «Как же, говорит, держи карман… Есть тоже у барина время ваши письма читать…»
– Ну, а ты?
– Я ему все, как ты учила, сказал: «Есть, мол, нечего… Машутка больна… Помирает…» Говорю: «Как папа место найдет, так отблагодарит вас, Савелий Петрович, ей-богу, отблагодарит». Ну, а в это время звонок как зазвонит, как зазвонит, а он нам и говорит: «Убирайтесь скорее отсюда к черту! Чтобы духу вашего здесь не было!..» А Володьку даже по затылку ударил.
– А меня он по затылку, – сказал Володя, следивший со вниманием за рассказом брата, и почесал затылок.
Старший мальчик вдруг принялся озабоченно рыться в глубоких карманах своего халата. Вытащив наконец оттуда измятый конверт, он положил его на стол и сказал:
– Вот оно, письмо-то…
Больше мать не расспрашивала. Долгое время в душной, промозглой комнате слышался только неистовый крик младенца да короткое, частое дыхание Машутки, больше похожее на беспрерывные однообразные стоны. Вдруг мать сказала, обернувшись назад:
– Там борщ есть, от обеда остался… Может, поели бы? Только холодный, – разогреть-то нечем…
В это время в коридоре послышались чьи-то неуверенные шаги и шуршание руки, отыскивающей в темноте дверь. Мать и оба мальчика – все трое даже побледнев от напряженного ожидания – обернулись в эту сторону.
Вошел Мерцалов. Он был в летнем пальто, летней войлочной шляпе и без калош. Его руки взбухли и посинели от мороза, глаза провалились, щеки облипли вокруг десен, точно у мертвеца. Он не сказал жене ни одного слова, она ему не задала ни одного вопроса. Они поняли друг друга по тому отчаянию, которое прочли друг у друга в глазах.
В этот ужасный, роковой год несчастье за несчастьем настойчиво и безжалостно сыпались на Мерцалова и его семью. Сначала он сам заболел брюшным тифом, и на его лечение ушли все их скудные сбережения. Потом, когда он поправился, он узнал, что его место, скромное место управляющего домом на двадцать пять рублей в месяц, занято уже другим… Началась отчаянная, судорожная погоня за случайной работой, за перепиской, за ничтожным местом, залог и перезалог вещей, продажа всякого хозяйственного тряпья. А тут еще пошли болеть дети. Три месяца тому назад умерла одна девочка, теперь другая лежит в жару и без сознания. Елизавете Ивановне приходилось одновременно ухаживать за больной девочкой, кормить грудью маленького и ходить почти на другой конец города в дом, где она поденно стирала белье.
Весь сегодняшний день был занят тем, чтобы посредством нечеловеческих усилий выжать откуда-нибудь хоть несколько копеек на лекарство Машутке. С этой целью Мерцалов обегал чуть ли не полгорода, клянча и унижаясь повсюду; Елизавета Ивановна ходила к своей барыне, дети были посланы с письмом к тому барину, домом которого управлял раньше Мерцалов… Но все отговаривались или праздничными хлопотами, или неимением денег… Иные, как, например, швейцар бывшего патрона, просто-напросто гнали просителей с крыльца.
Минут десять никто не мог произнести ни слова. Вдруг Мерцалов быстро поднялся с сундука, на котором он до сих пор сидел, и решительным движением надвинул глубже на лоб свою истрепанную шляпу.
– Куда ты? – тревожно спросила Елизавета Ивановна.
Мерцалов, взявшийся уже за ручку двери, обернулся.
– Все равно, сидением ничего не поможешь, – хрипло ответил он. – Пойду еще… Хоть милостыню попробую просить.
Выйдя на улицу, он пошел бесцельно вперед. Он ничего не искал, ни на что не надеялся. Он давно уже пережил то жгучее время бедности, когда мечтаешь найти на улице бумажник с деньгами или получить внезапно наследство от неизвестного троюродного дядюшки. Теперь им овладело неудержимое желание бежать куда попало, бежать без оглядки, чтобы только не видеть молчаливого отчаяния голодной семьи.
Просить милостыни? Он уже попробовал это средство сегодня два раза. Но в первый раз какой-то господин в енотовой шубе прочел ему наставление, что надо работать, а не клянчить, а во второй – его обещали отправить в полицию.
Незаметно для себя Мерцалов очутился в центре города, у ограды густого общественного сада. Так как ему пришлось все время идти в гору, то он запыхался и почувствовал усталость. Машинально он свернул в калитку и, пройдя длинную аллею лип, занесенных снегом, опустился на низкую садовую скамейку.
Тут было тихо и торжественно. Деревья, окутанные в свои белые ризы, дремали в неподвижном величии. Иногда с верхней ветки срывался кусочек снега, и слышно было, как он шуршал, падая и цепляясь за другие ветви. Глубокая тишина и великое спокойствие, сторожившие сад, вдруг пробудили в истерзанной душе Мерцалова нестерпимую жажду такого же спокойствия, такой же тишины.
«Вот лечь бы и заснуть, – думал он, – и забыть о жене, о голодных детях, о больной Машутке». Просунув руку под жилет, Мерцалов нащупал довольно толстую веревку, служившую ему поясом. Мысль о самоубийстве совершенно ясно встала в его голове. Но он не ужаснулся этой мысли, ни на мгновение не содрогнулся перед мраком неизвестного.
«Чем погибать медленно, так не лучше ли избрать более краткий путь?» Он уже хотел встать, чтобы исполнить свое страшное намерение, но в это время в конце аллеи послышался скрип шагов, отчетливо раздавшийся в морозном воздухе. Мерцалов с озлоблением обернулся в эту сторону. Кто-то шел по аллее. Сначала был виден огонек то вспыхивающей, то потухающей сигары. Потом Мерцалов мало-помалу мог разглядеть старика небольшого роста, в теплой шапке, меховом пальто и высоких калошах. Поравнявшись со скамейкой, незнакомец вдруг круто повернул в сторону Мерцалова и, слегка дотрагиваясь до шапки, спросил:
– Вы позволите здесь присесть?
Мерцалов умышленно резко отвернулся от незнакомца и подвинулся к краю скамейки. Минут пять прошло в обоюдном молчании, в продолжение которого незнакомец курил сигару и (Мерцалов это чувствовал) искоса наблюдал за своим соседом.
– Ночка-то какая славная, – заговорил вдруг незнакомец. – Морозно… тихо. Что за прелесть – русская зима!
Голос у него был мягкий, ласковый, старческий. Мерцалов молчал, не оборачиваясь.
– А я вот ребятишкам знакомым подарочки купил, – продолжал незнакомец (в руках у него было несколько свертков). – Да вот по дороге не утерпел, сделал круг, чтобы садом пройти: очень уж здесь хорошо.
Мерцалов вообще был кротким и застенчивым человеком, но при последних словах незнакомца его охватил вдруг прилив отчаянной злобы. Он резким движением повернулся в сторону старика и закричал, нелепо размахивая руками и задыхаясь:
– Подарочки!.. Подарочки!.. Знакомым ребятишкам подарочки!.. А я… а у меня, милостивый государь, в настоящую минуту мои ребятишки с голоду дома подыхают… Подарочки!.. А у жены молоко пропало, и грудной ребенок целый день не ел… Подарочки!..
Мерцалов ожидал, что после этих беспорядочных, озлобленных криков старик поднимется и уйдет, но он ошибся. Старик приблизил к нему свое умное, серьезное лицо с седыми баками и сказал дружелюбно, но серьезным тоном:
– Подождите… не волнуйтесь! Расскажите мне все по порядку и как можно короче. Может быть, вместе мы придумаем что-нибудь для вас.
В необыкновенном лице незнакомца было что-то до того спокойное и внушающее доверие, что Мерцалов тотчас же без малейшей утайки, но страшно волнуясь и спеша, передал свою историю. Он рассказал о своей болезни, о потере места, о смерти ребенка, обо всех своих несчастиях, вплоть до нынешнего дня. Незнакомец слушал, не перебивая его ни словом, и только все пытливее и пристальнее заглядывал в его глаза, точно желая проникнуть в самую глубь этой наболевшей, возмущенной души. Вдруг он быстрым, совсем юношеским движением вскочил с своего места и схватил Мерцалова за руку. Мерцалов невольно тоже встал.
– Едемте! – сказал незнакомец, увлекая за руку Мерцалова. – Едемте скорее!.. Счастье ваше, что вы встретились с врачом. Я, конечно, ни за что не могу ручаться, но… поедемте!
Минут через десять Мерцалов и доктор уже входили в подвал. Елизавета Ивановна лежала на постели рядом со своей больной дочерью, зарывшись лицом в грязные, замаслившиеся подушки. Мальчишки хлебали борщ, сидя на тех же местах. Испуганные долгим отсутствием отца и неподвижностью матери, они плакали, размазывая слезы по лицу грязными кулаками и обильно проливая их в закопченный чугунок. Войдя в комнату, доктор скинул с себя пальто и, оставшись в старомодном, довольно поношенном сюртуке, подошел к Елизавете Ивановне. Она даже не подняла головы при его приближении.
– Ну, полно, полно, голубушка, – заговорил доктор, ласково погладив женщину по спине. – Вставайте-ка! Покажите мне вашу больную.
И точно так же, как недавно в саду, что-то ласковое и убедительное, звучавшее в его голосе, заставило Елизавету Ивановну мигом подняться с постели и беспрекословно исполнить все, что говорил доктор. Через две минуты Гришка уже растапливал печку дровами, за которыми чудесный доктор послал к соседям, Володя раздувал изо всех сил самовар, Елизавета Ивановна обворачивала Машутку согревающим компрессом… Немного погодя явился и Мерцалов. На три рубля, полученные от доктора, он успел купить за это время чаю, сахару, булок и достать в ближайшем трактире горячей пищи. Доктор сидел за столом и что-то писал на клочке бумажки, который он вырвал из записной книжки. Окончив это занятие и изобразив внизу какой-то своеобразный крючок вместо подписи, он встал, прикрыл написанное чайным блюдечком и сказал:
– Вот с этой бумажкой вы пойдете в аптеку… давайте через два часа по чайной ложке. Это вызовет у малютки отхаркивание… Продолжайте согревающий компресс… Кроме того, хотя бы вашей дочери и сделалось лучше, во всяком случае пригласите завтра доктора Афросимова. Это дельный врач и хороший человек. Я его сейчас же предупрежу. Затем прощайте, господа! Дай бог, чтобы наступающий год немного снисходительнее отнесся к вам, чем этот, а главное – не падайте никогда духом.
Пожав руки Мерцалову и Елизавете Ивановне, все еще не оправившимся от изумления, и потрепав мимоходом по щеке разинувшего рот Володю, доктор быстро всунул свои ноги в глубокие калоши и надел пальто. Мерцалов опомнился только тогда, когда доктор уже был в коридоре, и кинулся вслед за ним.
Так как в темноте нельзя было ничего разобрать, то Мерцалов закричал наугад:
– Доктор! Доктор, постойте!.. Скажите мне ваше имя, доктор! Пусть хоть мои дети будут за вас молиться!
И он водил в воздухе руками, чтобы поймать невидимого доктора. Но в это время в другом конце коридора спокойный старческий голос произнес:
– Э! Вот еще пустяки выдумали!.. Возвращайтесь-ка домой скорей!
Когда он возвратился, его ожидал сюрприз: под чайным блюдцем вместе с рецептом чудесного доктора лежало несколько крупных кредитных билетов…
В тот же вечер Мерцалов узнал и фамилию своего неожиданного благодетеля. На аптечном ярлыке, прикрепленном к пузырьку с лекарством, четкою рукою аптекаря было написано: «По рецепту профессора Пирогова».
Я слышал этот рассказ, и неоднократно, из уст самого Григория Емельяновича Мерцалова – того самого Гришки, который в описанный мною сочельник проливал слезы в закоптелый чугунок с пустым борщом. Теперь он занимает довольно крупный, ответственный пост в одном из банков, слывя образцом честности и отзывчивости на нужды бедности. И каждый раз, заканчивая свое повествование о чудесном докторе, он прибавляет голосом, дрожащим от скрываемых слез:
– С этих пор точно благодетельный ангел снизошел в нашу семью. Все переменилось. В начале января отец отыскал место, Машутка встала на ноги, меня с братом удалось пристроить в гимназию на казенный счет. Просто чудо совершил этот святой человек. А мы нашего чудесного доктора только раз видели с тех пор – это когда его перевозили мертвого в его собственное имение Вишню. Да и то не его видели, потому что то великое, мощное и святое, что жило и горело в чудесном докторе при его жизни, угасло невозвратимо.
Ïîâåñòè è ðîìàíû:
-
- Âïîòüìàõ [1892] 157k Îöåíêà:6.77*77 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 18 (22/06/2017)
-
- Ìîëîõ [1896] 164k Îöåíêà:6.37*93 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 4 (05/04/2015)
-
- Ïðàïîðùèê àðìåéñêèé [1897] 87k Îöåíêà:6.30*24 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (28/08/2018)
-
- Îëåñÿ [1896] 163k Îöåíêà:5.28*371 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 43 (09/10/2017)
-
- Íà ïåðåëîìå (Êàäåòû) [1900] 145k Îöåíêà:5.75*69 Ïðîçà, Äåòñêàÿ Êîììåíòàðèè: 4 (12/03/2018)
- Ïåðâîíà÷àëüíîå íàçâàíèå — «Íà ïåðâûõ ïîðàõ. Î÷åðêè âîåííî-ãèìíàçè÷åñêîãî áûòà«.
- Íà ïåðåëîìå (Êàäåòû) [1900] 145k Îöåíêà:5.75*69 Ïðîçà, Äåòñêàÿ Êîììåíòàðèè: 4 (12/03/2018)
-
- Ïîåäèíîê [1905] 464k Îöåíêà:4.73*248 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 12 (10/09/2016)
-
- Ñóëàìèôü [1908] 111k Îöåíêà:5.14*177 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 12 (05/10/2014)
-
- Ãðàíàòîâûé áðàñëåò [1910] 101k Îöåíêà:5.12*751 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 71 (27/03/2018)
-
- Æèäêîå ñîëíöå [1912] 120k Ïðîçà, Ôàíòàñòèêà
-
- ßìà [1915] 625k Îöåíêà:6.37*110 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 16 (22/01/2016)
-
- Þíêåðà [1932] 486k Îöåíêà:4.86*61 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 5 (19/12/2016)
-
- Çâåçäà Ñîëîìîíà [1917] 185k Ïðîçà
-
- Êîëåñî âðåìåíè [1929] 136k Îöåíêà:7.22*19 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 7 (19/01/2017)
-
- Æàíåòà [1933] 125k Îöåíêà:7.15*21 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (06/06/2012)
- Ïðèíöåññà ÷åòûðåõ óëèö.
- Æàíåòà [1933] 125k Îöåíêà:7.15*21 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (06/06/2012)
-
- Òðè áóêâû [1911] 12k Ïðîçà
- Êîëëåêòèâíûé ðîìàí.
- Òðè áóêâû [1911] 12k Ïðîçà
-
- Ïèñüìà Íàòàøå [1920] 18k Ïðîçà
- Ðîìàí â ïèñüìàõ.
- Ïèñüìà Íàòàøå [1920] 18k Ïðîçà
Ðàññêàçû 1889 — 1899 ãîäîâ:
-
- Ïîñëåäíèé äåáþò [1889] 14k Îöåíêà:5.46*47 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (10/01/2017)
- Ïåðâîå âûñòóïëåíèå Êóïðèíà â ïå÷àòè. Çà ïóáëèêàöèþ þíêåð Êóïðèí áûë íàêàçàí äâóìÿ ñóòêàìè êàðöåðà.
- Ïîñëåäíèé äåáþò [1889] 14k Îöåíêà:5.46*47 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (10/01/2017)
-
- Ïñèõåÿ [1892] 37k Îöåíêà:6.90*34 Ïðîçà
-
- Ëóííîé íî÷üþ [1893] 21k Îöåíêà:6.61*41 Ïðîçà
-  1911 ã. áûë ïåðåïå÷àòàí â æóðíàëå «Ïðîáóæäåíèå» ïîä íàçâàíèåì «Íà ïåðåêðåñòêå«.
- Ëóííîé íî÷üþ [1893] 21k Îöåíêà:6.61*41 Ïðîçà
-
- Äîçíàíèå [1894] 27k Îöåíêà:6.32*22 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (25/08/2015)
- Â ïåðâîì èçäàíèè ðàññêàç èìåë íàçâàíèå «Èç îòäàëåííîãî áóäóùåãî»
- Äîçíàíèå [1894] 27k Îöåíêà:6.32*22 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (25/08/2015)
-
- Ñëàâÿíñêàÿ äóøà [1894] 19k Îöåíêà:7.52*12 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 9 (18/03/2021)
-
- Êóñò ñèðåíè [1894] 12k Îöåíêà:5.95*264 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 12 (09/08/2016)
-
- Íåãëàñíàÿ ðåâèçèÿ [1894] 31k Îöåíêà:5.41*19 Ïðîçà
-
- Ê ñëàâå [1894] 65k Îöåíêà:6.00*10 Ïðîçà
-
- Áåçóìèå [1894] 3k Îöåíêà:5.80*27 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (28/01/2018)
-
- Íà ðàçúåçäå [1894] 20k Îöåíêà:6.19*73 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 10 (22/02/2019)
-
- Âîðîáåé [1895] 13k Îöåíêà:5.35*24 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (08/03/2013)
-
- Èãðóøêà [1895] 14k Îöåíêà:4.97*18 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (24/06/2013)
-
- Â çâåðèíöå [1895] 14k Îöåíêà:3.57*37 Ïðîçà
- Ïåðâîíà÷àëüíîå íàçâàíèå — «Ñìåðòü Öåçàðÿ», ïðè 2-ì èçäàíèè — «Ñîí Öåçàðÿ».
- Â çâåðèíöå [1895] 14k Îöåíêà:3.57*37 Ïðîçà
-
- Ïðîñèòåëüíèöà [1895] 11k Îöåíêà:5.43*18 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (07/08/2016)
-
- Êàðòèíà [1895] 30k Îöåíêà:4.61*12 Ïðîçà
-
- Ñòðàøíàÿ ìèíóòà [1895] 34k Îöåíêà:5.03*30 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 3 (07/08/2016)
-
- Ìÿñî [1895] 27k Îöåíêà:6.77*25 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (11/08/2016)
-
- Áåç çàãëàâèÿ [1895] 22k Îöåíêà:7.52*11 Ïðîçà
-
- Íî÷ëåã [1895] 28k Îöåíêà:6.94*8 Ïðîçà
-
- Ìèëëèîíåð [1895] 17k Îöåíêà:6.85*20 Ïðîçà
-
- Ïèðàòêà [1895] 17k Îöåíêà:5.47*15 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (08/03/2013)
-
- Ëîëëè [1895] 17k Îöåíêà:6.62*27 Ïðîçà
-
- Ñâÿòàÿ ëþáîâü [1895] 17k Îöåíêà:7.25*58 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 5 (20/09/2014)
-
- Ëîêîí [1895] 13k Îöåíêà:7.77*7 Ïðîçà
-
- Ñòðàííûé ñëó÷àé [1896] 16k Îöåíêà:6.07*12 Ïðîçà
-
- Áîíçà [1896] 17k Îöåíêà:6.91*13 Ïðîçà
-
- Óæàñ [1896] 13k Îöåíêà:6.55*14 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (28/06/2009)
-
- Íàòàëüÿ Äàâûäîâíà [1896] 10k Îöåíêà:6.52*37 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (26/05/2016)
-
- Ïîëóáîã [1896] 31k Îöåíêà:8.00*9 Ïðîçà
-
- Áëàæåííûé [1896] 17k Îöåíêà:7.64*23 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (23/02/2016)
-
- Êðîâàòü [1896] 9k Îöåíêà:7.00*3 Ïðîçà
-
- Ñêàçêà [1896] 13k Îöåíêà:6.07*22 Ïðîçà
-
- Êëÿ÷à [1896] 8k Îöåíêà:5.77*13 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (20/01/2011)
-
- ×óæîé õëåá [1896] 13k Îöåíêà:5.16*9 Ïðîçà
-
- Äðóçüÿ [1896] 11k Îöåíêà:6.23*16 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 3 (06/05/2018)
-
- Ìàðèàííà [1896] 10k Îöåíêà:7.77*12 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (10/01/2018)
-
- Ñèëüíåå ñìåðòè [1897] 4k Îöåíêà:6.76*30 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 4 (17/01/2010)
-
- ×àðû [1897] 7k Îöåíêà:7.89*13 Ïðîçà
-
- Êàïðèç [1897] 19k Îöåíêà:7.00*4 Ïðîçà
-
- Ïåðâåíåö [1897] 9k Îöåíêà:4.24*20 Ïðîçà
-
- Íàðöèññ [2000] 17k Îöåíêà:7.35*10 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (11/10/2013)
-
- Áðåãåò [1897] 16k Îöåíêà:5.85*42 Ïðîçà
-
- Ïåðâûé âñòðå÷íûé [1897] 21k Îöåíêà:7.52*12 Ïðîçà
-
- Ïóòàíèöà [1897] 18k Îöåíêà:6.91*58 Ïðîçà
-
- ×óäåñíûé äîêòîð [1897] 18k Îöåíêà:5.26*107 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 13 (23/02/2018)
-
- Îäèíî÷åñòâî [1898] 21k Îöåíêà:6.29*37 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (11/11/2013)
- Â èçäàíèè 1911 ã. ðàññêàç èìåë íàçâàíèå «Íà ðåêå»
- Îäèíî÷åñòâî [1898] 21k Îöåíêà:6.29*37 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (11/11/2013)
-
- Íî÷íàÿ ñìåíà [1899] 49k Îöåíêà:8.00*3 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (10/02/2017)
-
- Ñ÷àñòëèâàÿ êàðòà [1899] 13k Îöåíêà:7.72*6 Ïðîçà
Ðàññêàçû 1900 — 1909 ãîäîâ:
-
- Äóõ âåêà [1900] 11k Ïðîçà, Ôàíòàñòèêà Êîììåíòàðèè: 2 (10/03/2015)
-
- Ïîãèáøàÿ ñèëà [1900] 31k Îöåíêà:7.72*6 Ïðîçà
-
- Òàïåð [1900] 27k Îöåíêà:4.36*78 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (20/01/2014)
- Ðàññêàç
- Òàïåð [1900] 27k Îöåíêà:4.36*78 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (20/01/2014)
-
- Ñåíòèìåíòàëüíûé ðîìàí [1901] 18k Îöåíêà:7.22*15 Ïðîçà
- Ïåðâîíà÷àëüíîå íàçâàíèå «Áîëüíè÷íûé öâåòîê» (Èç æåíñêèõ ïèñåì)
- Ñåíòèìåíòàëüíûé ðîìàí [1901] 18k Îöåíêà:7.22*15 Ïðîçà
-
- Îñåííèå öâåòû [1901] 19k Îöåíêà:7.30*11 Ïðîçà
- Èç æåíñêèõ ïèñåì
- Îñåííèå öâåòû [1901] 19k Îöåíêà:7.30*11 Ïðîçà
-
- Ïî çàêàçó [1901] 23k Îöåíêà:7.11*7 Ïðîçà
-
- Ïîõîä [1901] 21k Îöåíêà:6.14*9 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (01/02/2017)
-
- Â öèðêå [1901] 59k Îöåíêà:5.02*26 Ïðîçà
-
- Íà ïîêîå [1902] 60k Îöåíêà:7.81*8 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 4 (27/07/2018)
-
- Êîíîêðàäû [1903] 55k Îöåíêà:7.19*7 Ïðîçà
-
- Âå÷åðíèé ãîñòü [1904] 11k Îöåíêà:7.77*12 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 3 (06/05/2018)
-
- Ìèðíîå æèòèå [1904] 28k Îöåíêà:7.00*3 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (16/11/2008)
-
- Óãàð [1904] 5k Îöåíêà:4.99*9 Ïðîçà
-
- Æèäîâêà [1904] 40k Îöåíêà:7.24*36 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 12 (17/05/2016)
-
- Áðèëüÿíòû [1904] 6k Îöåíêà:7.36*7 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (16/12/2008)
-
- Ïóñòûå äà÷è [1904] 6k Îöåíêà:3.99*11 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (28/01/2018)
-
- Áåëûå íî÷è [1904] 6k Îöåíêà:6.46*4 Ïðîçà
-
- Ñ óëèöû [1904] 72k Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 3 (27/07/2018)
-
- ×åðíûé òóìàí [1905] 25k Îöåíêà:7.30*8 Ïðîçà
- Ïåòåðáóðãñêèé ñëó÷àé
- ×åðíûé òóìàí [1905] 25k Îöåíêà:7.30*8 Ïðîçà
-
- Æðåö [1905] 27k Ïðîçà
-
- Òîñò [1905] 8k Îöåíêà:5.30*15 Ïðîçà, Ôàíòàñòèêà
-
- Øòàáñ-êàïèòàí Ðûáíèêîâ [1905] 78k Îöåíêà:7.69*16 Ïðîçà
-
- Èñêóññòâî [1906] 1k Îöåíêà:7.00*3 Ïðîçà
-
- Óáèéöà [1906] 11k Îöåíêà:7.32*18 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 4 (13/07/2018)
-
- Ðåêà æèçíè [1906] 44k Îöåíêà:7.29*7 Ïðîçà
-
- Êàê ÿ áûë àêòåðîì [1903] 61k Îöåíêà:7.68*7 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (10/03/2010)
-
- Ãàìáðèíóñ [1906] 52k Îöåíêà:5.81*28 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (02/02/2015)
-
- Áðåä [1907] 16k Ïðîçà
-
- Ìîðñêàÿ áîëåçíü [1908] 52k Îöåíêà:7.56*7 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (02/04/2011)
-
- Èçóìðóä [1907] 33k Îöåíêà:4.64*295 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 14 (18/06/2015)
-
- Ìåëþçãà [1907] 53k Îöåíêà:7.13*20 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (06/05/2018)
-
- Ñâàäüáà [1908] 32k Îöåíêà:5.96*10 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (31/08/2018)
-
- Áîëîòî [1902] 40k Ïðîçà
Ðàññêàçû 1910 — 1917 ãîäîâ:
-
- Ïóòåøåñòâåííèêè [1912] 15k Ïðîçà
- Èëëþñòðàöèè/ïðèëîæåíèÿ: 1 øò.
- Ïóòåøåñòâåííèêè [1912] 15k Ïðîçà
-
- Òàðàêàíüÿ ùåëü [1913] 15k Ïðîçà
-
- Ôèàëêè [1915] 14k Ïðîçà
-
- Àëåøà [1916] 51k Ïðîçà
-
- Âðà÷åáíàÿ ýòèêà [1916] 9k Ïðîçà
-
- Ãîãîëü-ìîãîëü [1917] 12k Ïðîçà
-
- Ëèñòðèãîíû. Êíèãà II [1917] 11k Ïðîçà
- Ìåæäóñëîâèå
Ñâåòëàíà - Ëèñòðèãîíû. Êíèãà II [1917] 11k Ïðîçà
-
- Ñêâîðöû [1917] 14k Ïðîçà
-
- Ïî-ñåìåéíîìó [1910] 12k Îöåíêà:7.30*5 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (26/01/2018)
-
- Ëåíî÷êà [1910] 24k Îöåíêà:7.30*21 Ïðîçà
-
- Â êëåòêå çâåðÿ [1910] 8k Îöåíêà:5.51*5 Ïðîçà
-
- Òåëåãðàôèñò [1911] 13k Îöåíêà:7.51*13 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (01/02/2017)
-
- Íà÷àëüíèöà òÿãè [1911] 11k Îöåíêà:6.00*3 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (11/10/2017)
- Ñàìûé ïðàâäîïîäîáíûé ñâÿòî÷íûé ðàññêàç
- Íà÷àëüíèöà òÿãè [1911] 11k Îöåíêà:6.00*3 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (11/10/2017)
-
- Òðàâêà [1912] 10k Îöåíêà:4.97*9 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (29/08/2008)
-
- ×åðíàÿ ìîëíèÿ [1912] 56k Îöåíêà:5.75*15 Ïðîçà
-
- Àíàôåìà [1913] 17k Îöåíêà:5.02*26 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (25/01/2010)
-
- Ãîãà Âåñåëîâ [1916] 22k Ïðîçà
-
- Ñàøêà è ßøêà [1917] 18k Îöåíêà:5.05*14 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 3 (27/11/2018)
- Ïðî ïðîøëîå.
- Ñàøêà è ßøêà [1917] 18k Îöåíêà:5.05*14 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 3 (27/11/2018)
Ðàññêàçû 1918 — 1937 ãîäîâ:
-
- Ãàò÷èíñêèé ïðèçðàê [1918] 14k Ïðîçà
-
- Ãóñåíèöà [1918] 17k Ïðîçà
-
- Êàëîìåëü [1918] 7k Ïðîçà
-
- Ñòàðîñòü ìèðà [1918] 14k Ïðîçà
-
- Òðèøêà Áóäèëüíèê [1918] 10k Ïðîçà
- (Ãðîòåñê).
- Òðèøêà Áóäèëüíèê [1918] 10k Ïðîçà
-
- Öàðñêèé ïèñàðü [1918] 31k Ïðîçà
-
- Îäèíî÷åñòâî [1923] 11k Ïðîçà
-
- Âîðîáüèíûé öàðü [1923] 22k Ïðîçà, Ñêàçêè, Äåòñêàÿ
-
- Æîêåé è ëîøàäü [1923] 5k Ïðîçà
-
- Èçâîùèê Ïåòð [1924] 7k Ïðîçà
-
- Ïîùå÷èíà [1924] 14k Ïðîçà
- (Ðàññêàç øòóðìàíà êàáîòàæíîãî ïëàâàíèÿ).
- Èëëþñòðàöèè/ïðèëîæåíèÿ: 1 øò.
- Ïîùå÷èíà [1924] 14k Ïðîçà
-
- Ìåäâåæüÿ Ìîëèòâà [1925] 6k Ïðîçà
-
- Ñóä [1925] 9k Ïðîçà
-
- Ëåñåíêà ãîëóáàÿ [1926] 12k Ïðîçà
-
- Êèñëîðîä [1927] 8k Ïðîçà
-
- Ïîñëåäíèé áóðæóé [1927] 14k Ïðîçà
-
- Çàêëÿòèå [1927] 7k Ïðîçà
-
- Àâèîíåòêà [1929] 8k Ïðîçà
-
- Ìîëèòâà Ãîñïîäíÿ [1929] 9k Ïðîçà
-
- Äåäóøêà Ìîðîç [1929] 4k Ïðîçà
- (Èç ñòàðûõ âðåìåí).
- Äåäóøêà Ìîðîç [1929] 4k Ïðîçà
-
- Äâîåíîñ [1930] 8k Ïðîçà
-
- Áóáåí íåóåìíûé [1931] 20k Ïðîçà
- (Ðàññêàç ñòàðîãî áåæåíöà).
- Áóáåí íåóåìíûé [1931] 20k Ïðîçà
-
- Áàáèëü [1933] 5k Ïðîçà
-
- Êîñòÿ Ïîïîâ [1933] 14k Ïðîçà
-
- Øåñòîå ÷óâñòâî [1934] 66k Ïðîçà
-
- Òåîäîëèò [1936] 11k Ïðîçà
- Ðàññêàç èç âîñïîìèíàíèé ïåãîãî ÷åëîâåêà.
- Òåîäîëèò [1936] 11k Ïðîçà
-
- Ëèìîííàÿ êîðêà [1920] 15k Ïðîçà
-
- Ñêàçêà [1920] 3k Îöåíêà:5.66*135 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (28/02/2018)
-
- Îäíîðóêèé êîìåíäàíò [1923] 39k Îöåíêà:3.96*9 Ïðîçà, Èñòîðè÷åñêàÿ ïðîçà
- Ïîâåñòü
- Îäíîðóêèé êîìåíäàíò [1923] 39k Îöåíêà:3.96*9 Ïðîçà, Èñòîðè÷åñêàÿ ïðîçà
-
- Çîëîòîé ïåòóõ [1923] 8k Ïðîçà
-
- Äî÷ü âåëèêîãî Áàðíóìà [1926] 34k Ïðîçà
-
- Èííà [1928] 9k Îöåíêà:7.02*13 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 5 (15/11/2016)
- Ðàññêàç áåçäîìíîãî ÷åëîâåêà.
- Èííà [1928] 9k Îöåíêà:7.02*13 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 5 (15/11/2016)
-
- Òåíü Íàïîëåîíà [1928] 17k Ïðîçà
-
- Ðàññêàçû â êàïëÿõ [1928] 14k Ïðîçà
- ×åðåïàõà.
Øòîðì.
Ôèëîñîô.
×åòûðå ðû÷àãà.
¨ëêà â êàïåëüêå. - Ðàññêàçû â êàïëÿõ [1928] 14k Ïðîçà
-
- Çàâèðàéêà [1928] 23k Ïðîçà, Äåòñêàÿ
- Ñîáà÷üÿ äóøà.
- Çàâèðàéêà [1928] 23k Ïðîçà, Äåòñêàÿ
-
- Ñêðèïêà Ïàãàíèíè [1929] 12k Ïðîçà
-
- Îëüãà Ñóð [1929] 21k Ïðîçà
-
- Äóðíîé êàëàìáóð [1929] 6k Ïðîçà
- Ïåðâîíà÷àëüíîå íàçâàíèå «Ñóððîãàò«.
- Äóðíîé êàëàìáóð [1929] 6k Ïðîçà
-
- Äîìèê [1930] 8k Ïðîçà
-
- Ñîëîâåé [1929] 10k Ïðîçà
-
- Áàëüò [1929] 5k Ïðîçà
-
- Òèïîãðàôñêàÿ êðàñêà [1929] 5k Ïðîçà
-
- Ôåðäèíàíä [1931] 16k Ïðîçà
- Íîâîãîäíèé ðàññêàç.
- Ôåðäèíàíä [1931] 16k Ïðîçà
-
- Ïîòåðÿííîå ñåðäöå [1931] 24k Ïðîçà
-
- Íî÷ü â ëåñó [1931] 17k Ïðîçà
-
- Ñèñòåìà [1932] 33k Ïðîçà
-
- Ãåììà [1932] 23k Ïðîçà
-
- Óäîä [1932] 16k Ïðîçà
-
- Áðåäåíü [1933] 25k Ïðîçà
-
- Íî÷íàÿ ôèàëêà [1933] 21k Îöåíêà:6.17*23 Ïðîçà
-
- Âàëüäøíåïû [1933] 9k Ïðîçà
-
- Áëîíäåëü [1933] 11k Ïðîçà
-
- Öàðåâ ãîñòü èç Íàðîâ÷àòà [1933] 20k Ïðîçà
-
- Ïîñëåäíèå ðûöàðè [1934] 28k Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (24/12/2017)
-
- Ðàëüô [1934] 8k Ïðîçà
- (Èç áóäóùåé êíèãè «Äðóçüÿ ÷åëîâåêà»).
- Ðàëüô [1934] 8k Ïðîçà
Ðàññêàçû äëÿ äåòåé, ñêàçêè è ëåãåíäû:
-
- Àëü-Èññà [1894] 7k Îöåíêà:6.24*49 Ïðîçà
- Ëåãåíäà
- Àëü-Èññà [1894] 7k Îöåíêà:6.24*49 Ïðîçà
-
- Çàáûòûé ïîöåëóé [1894] 4k Îöåíêà:5.50*19 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (21/01/2013)
-
- Ñòîëåòíèê [1895] 10k Îöåíêà:5.03*29 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (19/04/2015)
-
- Æèçíü [1895] 8k Îöåíêà:5.93*19 Ïðîçà, Äåòñêàÿ Êîììåíòàðèè: 1 (16/07/2012)
- Ðîæäåñòâåíñêàÿ ñêàçêà
- Æèçíü [1895] 8k Îöåíêà:5.93*19 Ïðîçà, Äåòñêàÿ Êîììåíòàðèè: 1 (16/07/2012)
-
- Ñîáà÷üå ñ÷àñòüå [1896] 16k Îöåíêà:4.28*370 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 28 (06/05/2018)
-
- Íà ðåêå [1896] 14k Îöåíêà:5.74*14 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (30/05/2017)
- Â ïåðâîì èçäàíèè ðàññêàç èìåë íàçâàíèå «Áóëàâèí»
- Íà ðåêå [1896] 14k Îöåíêà:5.74*14 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (30/05/2017)
-
- Áàðáîñ è Æóëüêà [1897] 8k Îöåíêà:4.27*707 Ïðîçà, Äåòñêàÿ Êîììåíòàðèè: 34 (20/07/2021)
-
- Äåòñêèé ñàä [1897] 11k Îöåíêà:4.77*197 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 17 (24/02/2017)
-
- Allez! [1897] 11k Îöåíêà:5.14*178 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (05/03/2012)
-
- Â íåäðàõ çåìëè [1899] 26k Îöåíêà:4.10*62 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (06/05/2018)
-
- Ïàëà÷ [1900] 16k Îöåíêà:6.05*26 Ïðîçà
- Ïåðâîíà÷àëüíîå íàçâàíèå — «Èíãîëüøòàäñêèé ïàëà÷» (Ñðåäíåâåêîâàÿ áûëü)
- Ïàëà÷ [1900] 16k Îöåíêà:6.05*26 Ïðîçà
-
- Ñåðåáðÿíûé âîëê [1901] 18k Îöåíêà:6.37*21 Ïðîçà
- Ïåðâîíà÷àëüíîå íàçâàíèå «Îáîðîòåíü. (Ïîëåññêàÿ ëåãåíäà)«
- Ñåðåáðÿíûé âîëê [1901] 18k Îöåíêà:6.37*21 Ïðîçà
-
- Áåëûé ïóäåëü [1903] 67k Îöåíêà:4.20*829 Ïðîçà, Äåòñêàÿ Êîììåíòàðèè: 40 (09/03/2017)
-
- Ñ÷àñòüå [1906] 5k Îöåíêà:5.94*36 Ïðîçà
- Ñêàçêà
- Ñ÷àñòüå [1906] 5k Îöåíêà:5.94*36 Ïðîçà
-
- Ëåãåíäà [1906] 5k Îöåíêà:6.25*23 Ïðîçà
-
- Äåìèð-Êàÿ [1906] 6k Îöåíêà:7.53*9 Ïðîçà
- Âîñòî÷íàÿ ëåãåíäà
- Äåìèð-Êàÿ [1906] 6k Îöåíêà:7.53*9 Ïðîçà
-
- Ñëîí [1907] 21k Îöåíêà:4.94*215 Ïðîçà, Äåòñêàÿ Êîììåíòàðèè: 15 (23/11/2015)
-
- Âîëøåáíûé êîâåð [1919] 24k Îöåíêà:3.69*8 Ïðîçà
-
- Ñèíÿÿ çâåçäà [1927] 28k Îöåíêà:6.36*12 Ïðîçà, Äåòñêàÿ Êîììåíòàðèè: 1 (04/03/2012)
-
- Êîðîëåâñêèé ïàðê [1911] 13k Îöåíêà:6.92*6 Ïðîçà
- Ôàíòàçèÿ.
- Êîðîëåâñêèé ïàðê [1911] 13k Îöåíêà:6.92*6 Ïðîçà
-
- Ñëîíîâüÿ ïðîãóëêà [1913] 10k Îöåíêà:5.43*14 Ïðîçà, Äåòñêàÿ Êîììåíòàðèè: 1 (20/02/2012)
-
- Õðàáðûå áåãëåöû [1917] 46k Îöåíêà:4.05*46 Ïðîçà, Äåòñêàÿ
-
- Êîçëèíàÿ æèçíü [1917] 17k Ïðîçà, Äåòñêàÿ
-
- Ïåãèå ëîøàäè [1918] 12k Îöåíêà:8.42*4 Ïðîçà, Ñêàçêè
- Àïîêðèô.
- Ïåãèå ëîøàäè [1918] 12k Îöåíêà:8.42*4 Ïðîçà, Ñêàçêè
-
- Ïåñèê-×åðíûé Íîñèê [1920] 10k Ïðîçà, Äåòñêàÿ
-
- Ñóäüáà [1923] 15k Îöåíêà:7.92*8 Ïðîçà
- Âîñòî÷íîå ïðåäàíèå.
- Ñóäüáà [1923] 15k Îöåíêà:7.92*8 Ïðîçà
-
- Þ-þ [1925] 24k Îöåíêà:3.80*381 Ïðîçà, Äåòñêàÿ Êîììåíòàðèè: 8 (16/02/2014)
-
- Ïóäåëèíûé ÿçûê [1927] 17k Ïðîçà, Äåòñêàÿ
-
- Çâåðèíûé óðîê [1927] 2k Ïðîçà, Ñêàçêè, Äåòñêàÿ
- Ñêàçêà.
- Çâåðèíûé óðîê [1927] 2k Ïðîçà, Ñêàçêè, Äåòñêàÿ
-
- Ãåðî, Ëåàíäð è ïàñòóõ [1929] 11k Ïðîçà
-
- ×åòâåðî íèùèõ [1929] 10k Îöåíêà:6.00*3 Ïðîçà
- Ëåãåíäà.
- ×åòâåðî íèùèõ [1929] 10k Îöåíêà:6.00*3 Ïðîçà
Ñàòèðà è þìîð:
-
- Î òîì, êàê ïðîôåññîð Ëåîïàðäè ñòàâèë ìíå ãîëîñ [1894] 7k Îöåíêà:6.53*10 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (21/05/2018)
-
- Îáèäà [1906] 34k Îöåíêà:6.10*13 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (06/05/2018)
- Èñòèííîå ïðîèñøåñòâèå
- Îáèäà [1906] 34k Îöåíêà:6.10*13 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (06/05/2018)
-
- Ñêàçî÷êè [1907] 3k Îöåíêà:4.69*7 Ïðîçà
- I. Î Äóìå.
II. Î êîíñòèòóöèè. - Ñêàçî÷êè [1907] 3k Îöåíêà:4.69*7 Ïðîçà
-
- Ìåõàíè÷åñêîå ïðàâîñóäèå [1907] 23k Îöåíêà:7.46*10 Ïðîçà, Þìîð è ñàòèðà, Ôàíòàñòèêà Êîììåíòàðèè: 6 (03/08/2015)
-
- Èñïîëèíû [1907] 9k Îöåíêà:6.81*18 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (04/08/2018)
-
- Ïîñëåäíåå ñëîâî [1908] 12k Îöåíêà:7.55*15 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 4 (19/11/2012)
Î÷åðêè:
-
- Íà ãëóõàðåé [1899] 24k Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (05/05/2013)
- Î÷åðê
- Íà ãëóõàðåé [1899] 24k Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (05/05/2013)
-
- Íî÷üþ [1893] 21k Ïðîçà
- (Ýòþä).
- Íî÷üþ [1893] 21k Ïðîçà
-
- Ýëåãèè â ïðîçå [1902] 9k Ïðîçà
- Íî÷ü â Ãóðçóôå
Äâå ìàòåðè
Óñïåõ
Îäèíî÷åñòâî - Ýëåãèè â ïðîçå [1902] 9k Ïðîçà
-
- Ëþáîâü Àðìàíà è Ãåíðèåòòû [1908] 6k Ïðîçà
- (Ïàðîäèéíûé ðîìàí).
- Ëþáîâü Àðìàíà è Ãåíðèåòòû [1908] 6k Ïðîçà
-
- Ñèðåíü [1911] 3k Ïðîçà
-
- Åëàíü [1929] 1k Ïðîçà
-
- Þçîâñêèé çàâîä [1896] 38k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Êèåâñêèå òèïû [1897] 100k Îöåíêà:5.83*4 Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà Êîììåíòàðèè: 1 (29/08/2008)
- Öèêë î÷åðêîâ, îïóáëèêîâàííûõ â 1895 — 1897 ãã.:
1. Ñòóäåíò-äðàãóí
2. Äíåïðîâñêèé ìîðåõîä
3. Áóäóùàÿ Ïàòòè
4. Ëæåñâèäåòåëü
5. Ïåâ÷èé
6. Ïîæàðíûé
7. Êâàðòèðíàÿ õîçÿéêà
8. Áîñÿê
9. Âîð
10. Õóäîæíèê
11. «Ñòðåëêè»
12. Çàÿö
13. Äîêòîð
14. «Õàíæóøêà»
15. Áåíåôèöèàíò
16. «Ïîñòàâùèê êàðòî÷åê» - Êèåâñêèå òèïû [1897] 100k Îöåíêà:5.83*4 Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà Êîììåíòàðèè: 1 (29/08/2008)
-
- Ïóòåâûå êàðòèíêè [1900] 23k Îöåíêà:6.56*7 Ïðîçà
- I. Îò Êèåâà äî Ðîñòîâà-íà-Äîíó
II. Îò Ðîñòîâà äî Íîâîðîññèéñêà. Ëåãåíäà î ÷åðêåñàõ. Òîííåëè. - Ïóòåâûå êàðòèíêè [1900] 23k Îöåíêà:6.56*7 Ïðîçà
-
- Öàðèöûíñêîå ïîæàðèùå [1901] 7k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
- (Ïèñüìî ñ Âîëãè).
- Öàðèöûíñêîå ïîæàðèùå [1901] 7k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñîáûòèÿ â Ñåâàñòîïîëå [1905] 9k Îöåíêà:7.52*11 Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
- Íî÷ü 15 íîÿáðÿ.
Î ïîäàâëåíèè âîññòàíèÿ íà êðåéñåðå «Î÷àêîâ»> - Ñîáûòèÿ â Ñåâàñòîïîëå [1905] 9k Îöåíêà:7.52*11 Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñíû [1905] 7k Îöåíêà:7.13*6 Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà Êîììåíòàðèè: 1 (25/01/2018)
-
- Íåìíîæêî Ôèíëÿíäèè [1908] 20k Îöåíêà:7.76*80 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 18 (21/03/2018)
-
- Íàä çåìëåé [1909] 28k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ìîé ïîëåò [1911] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ëèñòðèãîíû [1911] 92k Îöåíêà:6.10*13 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (23/07/2010)
- I. Òèøèíà
II. Ìàêðåëü
III. Âîðîâñòâî
IV. Áåëóãà
V. Ãîñïîäíÿ ðûáà (Àïîêðèôè÷åñêîå ñêàçàíèå)
VI. Áîðà
VII. Âîäîëàçû. - Ëèñòðèãîíû [1911] 92k Îöåíêà:6.10*13 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 1 (23/07/2010)
-
- Ëàçóðíûå áåðåãà [1913] 180k Ïóáëèöèñòèêà, Ïóòåøåñòâèÿ, Ãåîãðàôèÿ
- Ãëàâà I. Íåîáõîäèìîå íàñòàâëåíèå äëÿ òóðèñòîâ
Ãëàâà II. Ãåîãðàôè÷åñêîå íåäîðàçóìåíèå
Ãëàâà III. Çà ãðàíèöåé
Ãëàâà IV. Âåíà
Ãëàâà V. Ïåðåâàë
Ãëàâà VI. Íèööà
Ãëàâà VII. Ìîíòå-Êàðëî
Ãëàâà VIII. Ñèìüå (Orniez)
Ãëàâà X. Íèööà ïëÿøåò
Ãëàâà XI. Áîêñ
Ãëàâà XII. Ñðåäèçåìíàÿ çàáàñòîâêà
Ãëàâà XIII. Âèàäåðæèî
Ãëàâà XIV. Áàñòèà
Ãëàâà XV. Ìàðñåëü
Ãëàâà XVI. Ïîðò
Ãëàâà XVII. Ñòàðûé ãîðîä
Ãëàâà XVIII. Îñòðîâ Èô
Ãëàâà XIX. Ðóññêèé êîíñóë
Ãëàâà XX. Âåíåöèÿ. - Ëàçóðíûå áåðåãà [1913] 180k Ïóáëèöèñòèêà, Ïóòåøåñòâèÿ, Ãåîãðàôèÿ
-
- Ëþäè-ïòèöû [1917] 13k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïóíöîâàÿ êðîâü [1925] 49k Ïóáëèöèñòèêà
- Î êîððèäå íà Áàéîííñêîé àðåíå â 1925 ã.
- Ïóíöîâàÿ êðîâü [1925] 49k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïàðèæ è Ìîñêâà [1925] 6k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Þã áëàãîñëîâåííûé [1927] 28k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
- I. Þæíûå çâ¸çäû
II. Ãîðîä Îø
III. «Ôàâîðèòêà»
IV. Æèâàÿ âîäà. - Þã áëàãîñëîâåííûé [1927] 28k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïàðèæ äîìàøíèé [1927] 46k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
- I. Ïåð-ëÿ-Ñåðèç
II. Ïîñëåäíèå ìîãèêàíû
III. Íåâèííûå ðàäîñòè
IV. Êàáà÷êè
V. Ïðèçðàêè ïðîøëîãî. - Ïàðèæ äîìàøíèé [1927] 46k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñòàðûå ïåñíè [1928] 6k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ìûñ Ãóðîí [1929] 47k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
- I. «Ñïëþøêà»
II. Þæíàÿ íî÷ü
III. Òîðíàäî
IV. Ñèëüíûå ëþäè. - Ìûñ Ãóðîí [1929] 47k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ðûæèå, ãíåäûå, ñåðûå, âîðîíûå [1928] 42k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
- I. Èëüÿ Áûðäèí
II. Âåëèêèé ðàçìàõ
III. Ìîãó÷èé
IV. Êðóòîé õàðàêòåð. - Ðûæèå, ãíåäûå, ñåðûå, âîðîíûå [1928] 42k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïàðèæ èíòèìíûé [1930] 8k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Áàððè [1931] 6k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñâåòëàíà [1934] 16k Ïðîçà, Ïóáëèöèñòèêà
Äðàìàòóðãèÿ è ïîýçèÿ:
-
- Èçáðàííûå ïîýòè÷åñêèå ïåðåâîäû [1920] 8k Ïîýçèÿ, Ïåðåâîäû Êîììåíòàðèè: 1 (05/02/2021)
-
- Êëîóí [1897] 28k Äðàìàòóðãèÿ
- Ïüåñà â 1 äåéñòâèè.
- Êëîóí [1897] 28k Äðàìàòóðãèÿ
-
- Ãðàíü ñòîëåòèÿ [1900] 34k Äðàìàòóðãèÿ
- (Äðàìàòè÷åñêàÿ òðèëîãèÿ (íåò, äàæå áîëüøå!) â… äåéñòâèÿõ è… êàðòèíàõ).
- Ãðàíü ñòîëåòèÿ [1900] 34k Äðàìàòóðãèÿ
-
- Íà ïîêîå [1908] 83k Äðàìàòóðãèÿ
- Ñöåíû â 3-õ äåéñòâèÿõ.
 ñîàâòîðñòâå ñ À. È. Ñâèðñêèì. - Íà ïîêîå [1908] 83k Äðàìàòóðãèÿ
-
- Êîçåðîãó Àëåêñàíäðó Ðîñëàâëåâó [1908] 4k Ïîýçèÿ
-
- Ñòèõîòâîðåíèÿ [1909] 5k Ïîýçèÿ
- «Áàëüìîíò ïàõíåò? — Ýòî âçäîð…»
«ß êîëîêîë! ß ïëàìÿ! ß òàðàí!..» - Ñòèõîòâîðåíèÿ [1909] 5k Ïîýçèÿ
-
- Ëåéòåíàíò ôîí Ïëÿøêå [1914] 54k Äðàìàòóðãèÿ
- Âîäåâèëü.
- Ëåéòåíàíò ôîí Ïëÿøêå [1914] 54k Äðàìàòóðãèÿ
-
- Ìîÿ çâåçäà [1916] 69k Äðàìàòóðãèÿ
- (Êèíåìàòîãðàôè÷åñêàÿ ïüåñà â <...> àêòàõ).
- Ìîÿ çâåçäà [1916] 69k Äðàìàòóðãèÿ
-
- ×åðåç äåñÿòü ëåò [1920] 8k Äðàìàòóðãèÿ
- Ñèëüíî äðàìàòè÷åñêàÿ ïüåñà â 1-îì äåéñòâèè.
- ×åðåç äåñÿòü ëåò [1920] 8k Äðàìàòóðãèÿ
-
- Ïóáëè÷íûé òîðã [1921] 9k Äðàìàòóðãèÿ
- Èñòîðè÷åñêàÿ ïüåñà â äâóõ äåéñòâèÿõ.
- Ïóáëè÷íûé òîðã [1921] 9k Äðàìàòóðãèÿ
-
- Ñòèõîòâîðåíèÿ [1930] 129k Ïîýçèÿ
- Áîåö
Íåäîðàçóìåíèå
Îäà Êàòêîâó (Íà âîçâåäåíèå åãî â ñàí ìèíèñòðà)
«Ñëåçû áåñïëîäíûå, äóìû òÿæåëûå…»
 ìîðå
Ñíû
Ïåñíü ñêîðáè
«Ìèã æåëàííûé íàñòàë…»
Çàðÿ
Ëîðåëåé (èç Ã. Ãåéíå)
Íà íîâûé ãîä
Ãðåçû
Çèìíÿÿ ñêàçêà (èç Ã. Ãåéíå)
Çàòèøüå
«È íåäîëãî øóìèò è áóøóåò ãðîçà…»
«Êàê ìîðå âäðóã ïðåä áóðåé óòèõàåò…»
Ýêñïðîìò («Òû ìíå ñàõàð â ÷àøêó ÷àÿ…»)
 àëüáîì Å.Ä. Ëåâåíñîí («×òî çà ñòðàííàÿ ïîðà?..»)
«Èç àëüáîìà Ìóññàôûðà». ßëòèíñêèé æàíð
Ï. Ì. Ïèëüñêîìó
Ê. Áàëüìîíò
Áàëüìîíòó
Òèõîíîâó
Íåêîòîðûì «áåëÿåâñêèì êðèòèêàì»
Áðåøêå
È. Ëåáåäåâó
Ñ. È. Ïëàêñèíó
Ê ïîýòó (È. À. Áóíèíó)
Íî÷ü (Íà «Ñàòèðèêîí»)
À. Àâåð÷åíêî
À. È. Êàòóíó
Ìàìîíòó Äàëüñêîìó
Ýïèãðàììà («Íå òåì ÿ óãíåò¸í…»)
Ñîðîê ÷åòâåðòàÿ âåñíà
Äâîðöîâàÿ ëåãåíäà
Òðè äðóãà
Êàïðèôîëèé
Äèññîíàíñû (Ïîäðàæàíèå íîâûì)
«Î, íå êëÿíèñü…» (Èç Ã. Ãåéíå)
Ïàïñêàÿ ýíöèêëèêà
Ñìåðòü îñëà (Èç Ëîðåíöî Ñòåêåòòè)
Æåíùèíà (Ïðîðî÷åñòâî)
Ýêñïðîìò («Òû íåäîñòóïíà è ãîðäà…»)
Äíåâíèê óùåìëåííîãî èíòåëëèãåíòà
Àýðîïëàí
Íà êëàäáèùå (Èç Êîñêåííèåìè)
S. W.
Çàêàò
 àëüáîì Ì. Ñ. Öåòëèíîé
Ýïèãðàììà («ß äóìàþ: à æèâ ëè Ëàçàðåâñêèé?..»)
Êòî îí?
Ñòðàíè÷êà èç àëüáîìà.
Ë. ß. Ë. (Ëèäèè ßêîâëåâíå Ëèïêîâñêîé)
Ìèíèàòþðà
Ìîé ïîðòðåò (Èç Ñòåêåòòè) - Ñòèõîòâîðåíèÿ [1930] 129k Ïîýçèÿ
-
- Ðàõèëü [1930] 29k Äðàìàòóðãèÿ
- Êèíîñöåíàðèé.
- Ðàõèëü [1930] 29k Äðàìàòóðãèÿ
Âàðèàíòû è ïåðåâîäû:
-
- Îñåííèå öâåòû [1899] 17k Îöåíêà:8.09*7 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (16/11/2009)
- (Èç æåíñêèõ ïèñåì)
Ïåðâîíà÷àëüíûé âàðèàíò îäíîèìåííîãî ðàññêàçà. Ïîñêîëüêó Êóïðèí âòîðóþ ðåäàêöèþ íàïèñàë, íå èìåÿ ïî ðóêîé ñòàðîãî òåêñòà, ïîëó÷èëîñü äâà ðàññêàçà íà îäíó òåìó. - Îñåííèå öâåòû [1899] 17k Îöåíêà:8.09*7 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 2 (16/11/2009)
-
- Îøèáêà [1900] 18k Îöåíêà:7.00*3 Ïðîçà
- Âàðèàíò ðàññêàçà «Ïóòàíèöà».
- Îøèáêà [1900] 18k Îöåíêà:7.00*3 Ïðîçà
-
- Â êàçàðìå [1903] 19k Ïðîçà
- (Êàðòèíêà)
Ïåðâîíà÷àëüíûé âàðèàíò XI ãëàâû «Ïîåäèíêà» -  êàçàðìå [1903] 19k Ïðîçà
-
- Áåëàÿ àêàöèÿ [1911] 10k Îöåíêà:7.72*10 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 3 (07/04/2009)
- ßâëÿåòñÿ ðàííåé ðåäàêöèåé ðàññêàçà «Áîëüøîé Ôîíòàí»
- Áåëàÿ àêàöèÿ [1911] 10k Îöåíêà:7.72*10 Ïðîçà Êîììåíòàðèè: 3 (07/04/2009)
-
- Ôðàíñ À. Æîíãëåð Áîãîìàòåðè [1892] 13k Ïðîçà, Ïåðåâîäû
- Le Jongleur de Notre-Dame.
Ïåðåâîä Àëåêñàíäðà Êóïðèíà (1909). - Ôðàíñ À. Æîíãëåð Áîãîìàòåðè [1892] 13k Ïðîçà, Ïåðåâîäû
Ïóáëèöèñòèêà, âîñïîìèíàíèÿ, êðèòèêà:
-
- «Èèñóñ Íåèçâåñòíûé» [1934] 2k Êðèòèêà
- Ä. Ìåðåæêîâñêèé. «Èèñóñ Íåèçâåñòíûé» (Áåëãðàä)
- «Èèñóñ Íåèçâåñòíûé» [1934] 2k Êðèòèêà
-
- Ïàìÿòè À. È. Áîãäàíîâè÷à [1907] 14k Ïóáëèöèñòèêà
-
- À. Í. Áóäèùåâ [1916] 10k Ìåìóàðû
-
- Î ðîìàíå Ï.Í. Êðàñíîâà «Îò äâóãëàâîãî îðëà ê êðàñíîìó çíàìåíè» [1921] 7k Êðèòèêà
-
- Í. Í. Áðåøêî-Áðåøêîâñêèé. Øåïîò æèçíè [1904] 15k Êðèòèêà
-
- Êèåâñêèé Áåäëàì [1895] 23k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Íîâîðîññèéñêèé ýëåâàòîð [1900] 15k Ïóáëèöèñòèêà
-
-  áàêòåðèîëîãè÷åñêîì èíñòèòóòå [1900] 38k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ãåíðèê Ñåíêåâè÷ [1901] 17k Êðèòèêà
-
- Ðåö. íà êí.: Èâàí Áóíèí. Ëèñòîïàä: Ñòèõîòâîðåíèÿ [1902] 2k Êðèòèêà
-
- Ìîò [1902] 2k Êðèòèêà
- Ê êàðòèíå È. Äàíãàóçåðà.
- Ìîò [1902] 2k Êðèòèêà
-
- Â. Â. Ïîäêîëüñêèé. «Âå÷åðîì. Ðàññêàçû» [1902] 2k Êðèòèêà
-
- P. Êèïëèíã. Ñìåëûå ìîðåïëàâàòåëè [1903] 6k Êðèòèêà
-
- Âëàäèìèð Ãîëèêîâ. Ðàññêàçû [1904] 6k Êðèòèêà
-
- Ìèõàèë Ðàäëîâ. «Æèâûå ôîòîãðàôèè» [1904] 2k Êðèòèêà
-
- Ïàìÿòè ×åõîâà [1904] 62k Îöåíêà:7.63*5 Ïóáëèöèñòèêà
-
- Àðìèÿ è ðåâîëþöèÿ â Ðîññèè [1906] 20k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïåòð Ïèëüñêèé. Ðàññêàçû. 1907 ã [1907] 9k Êðèòèêà
-
- Àëåêñåé Ðåìèçîâ. ×àñû [1908] 9k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
- Ðîìàí, èçä. «EOS», ÑÏá., 1908.
- Àëåêñåé Ðåìèçîâ. ×àñû [1908] 9k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- Ðåäèàðä Êèïëèíã [1908] 11k Êðèòèêà
-
- Ñ. Ñ. Êîíäóðóøêèí. «Ñèðèéñêèå ðàññêàçû» [1908] 3k Êðèòèêà
-
- Âèëüå äå Ëèëü-Àäàí. «Æåñòîêèå ðàññêàçû» [1908] 3k Êðèòèêà
-
- Î òîì, êàê ÿ âèäåë Òîëñòîãî íà ïàðîõîäå «Ñâ. Íèêîëàé» [1908] 8k Ìåìóàðû, Ïóáëèöèñòèêà
- (×èòàíî 12 îêòÿáðÿ 1908 ã. íà âå÷åðå èìåíè Òîëñòîãî, â Òåíèøåâñêîì çàëå).
- Î òîì, êàê ÿ âèäåë Òîëñòîãî íà ïàðîõîäå «Ñâ. Íèêîëàé» [1908] 8k Ìåìóàðû, Ïóáëèöèñòèêà
-
- Î êðèòèêå è êðèòèêàõ [1909] Ѣ 1k Êðèòèêà
-
- Î íèùèõ [1910] 2k Ïóáëèöèñòèêà, Ôèëîñîôèÿ
-
- Ïîýò àðåíû [1911] 6k Êðèòèêà
-
- Çàìåòêà î Äæåêå Ëîíäîíå [1911] 5k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- Å. À. Êîëòîíîâñêàÿ. «Æåíñêèå ñèëóýòû» [1912] 6k Êðèòèêà
-
- Ïåòð è Ïóøêèí [1912] 9k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Î ñòðåëüáå [1913] 2k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Óòî÷êèí [1913] 9k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Àíðè Ðîøôîð [1914] 10k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- Ëèôëÿíäèÿ [1914] 41k Ïóáëèöèñòèêà
- Ëàòûøè
Íåìöû
Åâðåè
Ðóññêèå - Ëèôëÿíäèÿ [1914] 41k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Îêîëî âîéíû. Äâèíñê [1914] 10k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Î Êàìèëëå Ëåìîíüå [1914] 3k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
- Ïðåäèñëîâèå ê êíèãå Ê. Ëåìîíüå «Êîãäà ÿ áûëà ìóæ÷èíîé».
- Î Êàìèëëå Ëåìîíüå [1914] 3k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- Î âîéíå [1914] 6k Ïóáëèöèñòèêà
- Èëëþñòðàöèè/ïðèëîæåíèÿ: 1 øò.
- Î âîéíå [1914] 6k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñ. ß. Ñîëîìèí [1914] 5k Êðèòèêà
-
- Î Ñàøå ×åðíîì [1915] 6k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- Î æåñòîêîñòè [1915] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïðîêàçëèâûé þìîð. Î êíèãå È. Ñ. Ðóäåíêîâà «Ðàññêàçû è ñöåíêè» [1915] 3k Êðèòèêà
-
- Áîðüáà è áîêñ [1916] 3k Ïóáëèöèñòèêà
-
- ×òåíèå ìûñëåé [1916] 4k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
- Îòâåò íà ñòàòüþ ã. Ëåðíåðà î ïóøêèíñêîì êîëüöå.
- ×òåíèå ìûñëåé [1916] 4k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- Äæåê Ëîíäîí [1916] 6k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- Ëàïòà [1916] 2k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïðèâåò X. Í. Áÿëèêó [1916] 3k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñîþçíèêè [1916] 18k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Äîìåííàÿ ïå÷ü [1917] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Â íàøè äíè: Ãåíåðàë Ïôóëü [1917] 6k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Íåîáõîäèìàÿ îãîâîðêà [1917] 1k Ïóáëèöèñòèêà
- (Ïèñüìî â ðåäàêöèþ).
- Íåîáõîäèìàÿ îãîâîðêà [1917] 1k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Î êàçà÷åñòâå [1917] 12k Ïóáëèöèñòèêà
- (Îñîáîå ìíåíèå).
- Î êàçà÷åñòâå [1917] 12k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Â íàøè äíè: Ïàõíåò ãàðüþ [1917] 12k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïåñòðàÿ êíèãà I [1917] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïåñòðàÿ êíèãà II [1917] 8k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïåñòðàÿ êíèãà V [1917] 2k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïåñòðàÿ êíèãà VI [1917] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïåñòðàÿ êíèãà VII [1917] 4k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïåñòðàÿ êíèãà VIII [1917] 2k Ïóáëèöèñòèêà
- Âîðîí è Ëèñà.
- Ïåñòðàÿ êíèãà VIII [1917] 2k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïåñòðàÿ êíèãà X [1917] 4k Ïóáëèöèñòèêà
- Ïèðàìèäà.
- Ïåñòðàÿ êíèãà X [1917] 4k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïåñòðàÿ êíèãà XI [1917] 7k Ïóáëèöèñòèêà
- Àãåíòû.
- Ïåñòðàÿ êíèãà XI [1917] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñåðäöå íàðîäíîå [1917] 9k Ïóáëèöèñòèêà
- (À.Ô. Êåðåíñêèé).
- Ñåðäöå íàðîäíîå [1917] 9k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Çâåçäíûé ôëàã [1917] 13k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Áåðëîãà [1918] 5k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Áëèçêîå [1918] 9k Ïóáëèöèñòèêà
- (Ïèñüìî Â. Ã. Òàíó).
- Áëèçêîå [1918] 9k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Àëåêñàíäð Äþìà [1918] 11k Êðèòèêà
- Êðèòèêî-áèîãðàôè÷åñêèé î÷åðê.
- Àëåêñàíäð Äþìà [1918] 11k Êðèòèêà
-
- Ãäå êîíåö? [1918] 5k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Êóäà ïîéäåì? Êîìó ñêàæåì? [1918] 10k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïàìÿòíèêè [1918] 14k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïèñàêè [1918] 10k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Æåëòóãèíñêàÿ ðåñïóáëèêà [1918] 9k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñòûäëèâîå ïðèçíàíèå [1918] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Òðåòèé ïóíêò [1918] 6k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Âåëèêèé êíÿçü Ìèõàèë Àëåêñàíäðîâè÷ [1918] 15k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ê óáèéñòâó Â. Âîëîäàðñêîãî. Ó ìîãèëû [1918] 6k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Âñå êà÷åñòâà [1918] 12k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Âñêëàä÷èíó [1918] 4k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Çàêîííûé ñðîê [1918] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ôóòóðèñòû è áîëüøåâèêè [1920] 5k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Êðîâàâûå ëàâðû [1920] 6k Ïóáëèöèñòèêà
- (À. Â. Êîë÷àêó).
- Êðîâàâûå ëàâðû [1920] 6k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ìèð — äóðàê [1920] 8k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Íåäî÷åòû [1920] 4k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Î ïðååìñòâåííîñòè [1920] 6k Ïóáëèöèñòèêà, Ïîëèòèêà
-
- Ïàðàëëåëè [1920] 9k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Âûñîêèå ïîêðîâèòåëè [1920] 8k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïåòð Àëåêñàíäðîâ. Ñíû [1921] 2k Êðèòèêà
-
- Áîëüøåâèêè [1921] 1k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Äîêòîð Øàòóíîâñêèé [1921] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Â. ôîí Äðåéåð. «Êðåñòíûé ïóòü âî èìÿ Ðîäèíû» [1921] 7k Êðèòèêà
-
- Ãóñëèöêàÿ ôàáðèêà [1921] 13k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Îòå÷åñòâî [1921] 2k Ïóáëèöèñòèêà
- (Îò ðåäàêöèè).
- Îòå÷åñòâî [1921] 2k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Î Âðàíãåëå [1921] 6k Ïóáëèöèñòèêà, Ïîëèòèêà
- Åùå ðàç î Âðàíãåëå è, êîíå÷íî, íå â ïîñëåäíèé.
- Èëëþñòðàöèè/ïðèëîæåíèÿ: 1 øò.
- Î Âðàíãåëå [1921] 6k Ïóáëèöèñòèêà, Ïîëèòèêà
-
- Ïàìÿòè æåðòâ áîëüøåâèêîâ [1921] 3k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ïîáåäà äóõà [1921] 5k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñàøà ×åðíûé. Äåòñêèé îñòðîâ [1921] 2k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
- Áåðëèíñêîå êíèãîèçäàòåëüñòâî «Ñëîâî», 1920
(Öåíà íå ïðîñòàâëåíà. Èçäàíèå íå äåøåâîå). - Ñàøà ×åðíûé. Äåòñêèé îñòðîâ [1921] 2k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- «Ñåâåðíûå îãíè». Ñòîêãîëüì 1920-21 ãã [1921] 3k Êðèòèêà
-
- Âå÷íàÿ ïàìÿòü [1921] 2k Ìåìóàðû
- (Ë. Ã. Êîðíèëîâ).
- Âå÷íàÿ ïàìÿòü [1921] 2k Ìåìóàðû
-
- Ïàñïàðòó [1922] 12k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Âåëèêàÿ Ðóñü [1924] 5k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Àâåð÷åíêî è «Ñàòèðèêîí» [1925] 11k Ìåìóàðû
-
- Ïðåëåñòíûé ïðèíö [1925] 9k Êðèòèêà
-
- Àíàòîëèé Äóðîâ [1926] 7k Ïóáëèöèñòèêà
- Ê 10-ëåòèþ ñìåðòè À. Ë. Äóðîâà.
- Àíàòîëèé Äóðîâ [1926] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñâîáîäíûé öèðê [1926] 15k Ïóáëèöèñòèêà
- (Ó ã. Ìîëüå).
- Ñâîáîäíûé öèðê [1926] 15k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Å. À. Êåëü÷åâñêèé. «Ïîñëå óðàãàíà» [1927] 5k Êðèòèêà
-
- Â. Ä. Êóçüìèí-Êàðàâàåâ [1927] 4k Ìåìóàðû
-
- Î ðîìàíå «Òàéíà è êðîâü» [1927] 7k Êðèòèêà
-
- À. ×åðíûé. Íåñåðüåçíûå ðàññêàçû [1928] 2k Ïóáëèöèñòèêà
- Ïàðèæ, 1928.
- À. ×åðíûé. Íåñåðüåçíûå ðàññêàçû [1928] 2k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Äîáðûé âîëøåáíèê [1928] 4k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Óìèðàþùåå èñêóññòâî [1929] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- «Êàðìåí» [1929] 4k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Êîìåäèÿ äåëü Àðòå [1929] 8k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ëèêè òåàòðàëüíîé Ðîññèè: Í. Ï. Ðîùèí-Èíñàðîâ [1929] 9k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ñèíåìà [1929] 9k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Âåëèêèé Íåìîé [1929] 7k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Í. Áðåøêî-Áðåøêîâñêèé [1930] 8k Êðèòèêà
- Ýòþä
- Í. Áðåøêî-Áðåøêîâñêèé [1930] 8k Êðèòèêà
-
- Äþìà-îòåö [1930] 48k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- Ñåìüÿ Êåäðîâûõ [1930] 8k Ïóáëèöèñòèêà
-
- ×åòâåðòûé ìóøêåòåð [1931] 5k Ïóáëèöèñòèêà
- Ê îòêðûòèþ ïàìÿòíèêà ãåðîþ «Òðåõ ìóøêåòåðîâ» Äþìà ä’Àðòàíüÿíó íà åãî ðîäèíå, â ãîðîäå Îø.
- ×åòâåðòûé ìóøêåòåð [1931] 5k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Èëüÿ Ðåïèí [1931] 6k Ïóáëèöèñòèêà
- (Ê ãîäîâùèíå ñî äíÿ ñìåðòè).
- Èëüÿ Ðåïèí [1931] 6k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ì. Îñîðãèí. «Ïîâåñòü î ñåñòðå» [1931] 11k Êðèòèêà
-
- Àëåêñàíäð Ïëåùååâ. «×òî âñïîìíèëîñü: çà 50 ëåò» [1931] 5k Êðèòèêà
-
- Âëàäèìèð Ãîðèéñêèé. «Ïåñíè ñîëíöà» [1932] 5k Êðèòèêà
-
- Â. Í. Ëàäûæåíñêèé [1932] 6k Ìåìóàðû
-
- Ðåâíèâ ëè Îòåëëî? [1932] 5k Êðèòèêà
-
- Ñàøà ×åðíûé [1932] 5k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
Ïåðåïèñêà:
-
- Ïåðåïèñêà À. Ï. ×åõîâà è À. È. Êóïðèíà [1903] 18k Îöåíêà:8.26*5 Ýïèñòîëÿðèé
-
- Ïèñüìî ê Ë. Â. Àðñåíüåâîé [1935] 1k Ýïèñòîëÿðèé
-
- Ïèñüìî ê À. Â. Àìôèòåàòðîâó [1935] 1k Ýïèñòîëÿðèé
-
- «Ìèëûé Áàðáàðèñ!..» [1922] 65k Ýïèñòîëÿðèé
- 3 ïèñüìà È. À. Áóíèíà è 18 ïèñåì À. È. Êóïðèíà â äíåâíèêàõ Á. À. Ëàçàðåâñêîãî.
Ïóáëèêàöèÿ, ïîäãîòîâêà òåêñòà, ïðåäèñëîâèå Ì. Â. Ìèõàéëîâîé, êîììåíòàðèè Ì. Â. Ìèõàéëîâîé ïðè ó÷àñòèè Î. Ð. Äåìèäîâîé - «Ìèëûé Áàðáàðèñ!..» [1922] 65k Ýïèñòîëÿðèé
-
- Ïèñüìî È.À. Áóíèíó î öèðêå [1933] 6k Ýïèñòîëÿðèé
-
- ×åì òàëàíòëèâåå ÷åëîâåê, òåì òðóäíåå åìó áåç Ðîññèè… [1927] 19k Îöåíêà:8.00*3 Ýïèñòîëÿðèé
- Èç ïèñåì À. È. Êóïðèíà Â. Å. Ãóùèêó
- ×åì òàëàíòëèâåå ÷åëîâåê, òåì òðóäíåå åìó áåç Ðîññèè… [1927] 19k Îöåíêà:8.00*3 Ýïèñòîëÿðèé
-
- ×åõîâà Ì.Ï. Ïåðåïèñêà M. Ï. ×åõîâîé ñ äåÿòåëÿìè ëèòåðàòóðû è èñêóññòâà [1956] 171k Ýïèñòîëÿðèé
-  òîì ÷èñëå: Ä. Í. Ìàìèí-Ñèáèðÿê, È. À. Áóíèí, À. È. Êóïðèí è äðóãèå.
- ×åõîâà Ì.Ï. Ïåðåïèñêà M. Ï. ×åõîâîé ñ äåÿòåëÿìè ëèòåðàòóðû è èñêóññòâà [1956] 171k Ýïèñòîëÿðèé
Îá àâòîðå:
-
- Êóïðèí À. È.: áèîáèáëèîãðàôè÷åñêàÿ ñïðàâêà [1990] 20k Îöåíêà:4.77*8 Ñïðàâî÷íàÿ
-
- Âîñïîìèíàíèÿ îá À. È. Êóïðèíå [1951] 57k Îöåíêà:6.72*6 Ìåìóàðû
- Þðèé Ãðèãîðêîâ. À. È. Êóïðèí (Ìîè âîñïîìèíàíèÿ)
Ëþäìèëà Âðàíãåëü. Âîñïîìèíàíèå îá À. È. Êóïðèíå
Ëèäèÿ Àðñåíüåâà. Î Êóïðèíå
Âëàäèìèð Êðûìîâ. Çàêàò áîëüøîãî òàëàíòà. À. È. Êóïðèí - Âîñïîìèíàíèÿ îá À. È. Êóïðèíå [1951] 57k Îöåíêà:6.72*6 Ìåìóàðû
-
- À. È. Êóïðèí [1915] Ѣ 1k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Âîñïîìèíàíèÿ Ì. Ê. Êóïðèíîé-Èîðäàíñêîé â çàïèñè Í. Ê. Âåðæáèöêîãî [1928] 29k Ìåìóàðû
-
- Êîìíàòà-ìóçåé À. È. Êóïðèíà [1959] 3k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Ìåäâåäîâñêàÿ Ý. Ïðèåçä â Ìîñêâó Ê. À. Êóïðèíîé [1958] 2k Ïóáëèöèñòèêà
-
- Àëäàíîâ Ì.À. Ïàìÿòè À.È. Êóïðèíà [1938] 15k Êðèòèêà
-
- Ðîçàíîâ Â.Â. Êóïðèí [1909] 6k Êðèòèêà
Î òâîð÷åñòâå àâòîðà:
-
- Ùåãëîâà Ë. «Çåìëÿ» ñáîðíèê ïÿòíàäöàòûé. À. Êóïðèí «ßìà». Ì. Àðöûáàøåâ «Âîéíà», Í. Êðàøåíèííèêîâ «Ïëà÷ Ðàõèëè» [1915] Ѣ 9k Êðèòèêà
-
- Áàëüìîíò Ê.Ä. Ãîðÿ÷èé öâåòîê [1921] 6k Êðèòèêà
- Ðåöåíçèÿ íà ñáîðíèê À. È. Êóïðèíà «Ñóëàìèôü».
- Áàëüìîíò Ê.Ä. Ãîðÿ÷èé öâåòîê [1921] 6k Êðèòèêà
-
- Áîãäàíîâè÷ À.È. Î ã. Êóïðèíå è äðóãèõ ìîëîäûõ áåëëåòðèñòàõ.- Åùå î ã. Êîðîëåíêå [1904] 35k Êðèòèêà
-
- Áîãäàíîâè÷ À.È. Êðèòè÷åñêèå çàìåòêè [1897] Ѣ 35k Êðèòèêà
- Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé Í. È. Íàóìîâà.- Íàðîäíèêè-áûòîïèñàòåëè.- Ïîñëåäíèå áåëëåòðèñòè÷åñêèå íîâèíêè.- Ðàññêàçû ã. Èâ. Áóíèíà.- «Ìîëîõ» ã. Êóïðèíà.- Äåñÿòèëåòèå ñìåðòè Íàäñîíà.
- Áîãäàíîâè÷ À.È. Êðèòè÷åñêèå çàìåòêè [1897] Ѣ 35k Êðèòèêà
-
- Âîðîâñêèé Â.Â. Êóïðèí [1910] 31k Êðèòèêà
-
- Ïèëüñêèé Ï.Ì. Âî ìðàêå êàñòû [1905] 44k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
- («Ïîåäèíîê» À. Êóïðèíà.)
- Ïèëüñêèé Ï.Ì. Âî ìðàêå êàñòû [1905] 44k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- Ðîçàíîâ Â.Â. Ïîòóõøèå îãíè [1909] 14k Êðèòèêà
-
- Õîäàñåâè÷ Â.Ô. «Þíêåðà» [1932] 9k Êðèòèêà
-
- ×óêîâñêèé Ê.È. Áûò. Áûòèå. Ñîáûòèå. Îáû÷àé [1908] 20k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
- (IV òîì ðàññêàçîâ À. Êóïðèíà).
- ×óêîâñêèé Ê.È. Áûò. Áûòèå. Ñîáûòèå. Îáû÷àé [1908] 20k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- ×óêîâñêèé Ê.È. Î Êóïðèíå [1908] 23k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
-
- ×óêîâñêèé Ê.È. Ëèòåðàòóðíûå ñòðóæêè [1910] 4k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
- «Ðå÷ü» / 8 (21) ÿíâàðÿ 1910 ãîäà.
- ×óêîâñêèé Ê.È. Ëèòåðàòóðíûå ñòðóæêè [1910] 4k Ïóáëèöèñòèêà, Êðèòèêà
Äîïîëíèòåëüíûå ìàòåðèàëû:
-
- Çåìñêîâ Â. Àâòîãðàô Êóïðèíà [1976] 3k Êðèòèêà
-
- Àëüáîì Âèòàëèÿ Ëàçàðåíêî [1934] 13k Ïóáëèöèñòèêà
- Ïàìÿòíûå çàïèñè À. È. Êóïðèíà, Âàäèìà Øåðøåíåâè÷à, Âàñèëèÿ Êàìåíñêîãî è äðóãèõ.
- Àëüáîì Âèòàëèÿ Ëàçàðåíêî [1934] 13k Ïóáëèöèñòèêà
Ñìîòðèòå òàêæå:
-
- À. È. Êóïðèí. Ïîëíîå ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé Ïðèëîæåíèå ê æ. «Íèâà». Ñ-Ïá: Èçäàíèå Ò-âà À. Ô. Ìàðêñ, 1912.
-
- Áèáëèîãðàôèÿ À. È. Êóïðèíà â ïðîåêòå «Ëàáîðàòîðèÿ Ôàíòàñòèêè»
-
- Ê. È. ×óêîâñêèé. Êóïðèí Èç êíèãè âîñïîìèíàíèé «Ñîâðåìåííèêè. Ïîðòðåòû è ýòþäû».