Что в севастопольских рассказах толстой называет причиной героизма солдат

ПРОБЛЕМА СТОЙКОСТИ И МУЖЕСТВА РУССКОЙ АРМИИ ВО ВРЕМЯ ВОЕННЫХ ИСПЫТАНИЙ
1. В романе Л.Н. Тостого “Война и мир” Андрей Болконский убеждает своего друга Пьера Безухова в том, что битву выигрывает армия во что бы то ни стало желающая победить противника, а не имеющая лучшую диспозицию. На Бородинском поле каждый русский солдат сражался отчаянно и самоотверженно, зная, что за его спиной находится древняя столица, сердце России, Москва.
2. В повести Б.Л. Васильева “А зори здесь тихие…” пять молодых девушек, которые выступили против немецких диверсантов, погибли, защищая родину. Рита Осянина, Женя Комелькова, Лиза Бричкина, Соня Гурвич и Галя Четвертак могли остаться в живых, но они были уверены в том, что нужно бороться до конца. Зенитчицы проявили отвагу и выдержку, показали себя истинными патриотами.
ПРОБЛЕМА НЕЖНОСТИ
1. примером жертвенной любви служит Джен Эйр, героиня одноименного романа Шарлотты Бронте. Джен с радостью стала глазами и руками самого дорогого для неё человека, когда он ослеп.
2. В романе Л.Н. Толстого “Война и мир” Марья Болконская терпеливо выносит суровость отца. Она с любовью относится к старому князю, несмотря на его непростой характер. Княжна даже не задумывается над тем, что отец зачастую излишне требователен к ней. Любовь Марьи искренняя, чистая, светлая.
ПРОБЛЕМА СОХРАНЕНИЯ ЧЕСТИ
1. В романе А.С. Пушкина “Капитанская дочка” для Петра Гринёва важнейшим жизненным принципом была честь. Даже перед угрозой смертной казни Пётр, присягнувший на верность императрице, отказался признать в Пугачёве государя. Герой понимал, что это решение могло стоить ему жизни, но чувство долга взяло верх над страхом. Алексей Швабрин, напротив, совершил предательство и потерял собственное достоинство, когда перешел в стан самозванца.
2. Проблема сохранения чести поднимается в повести Н.В. Гоголя “Тарас Бульба”. Два сына главного героя совершенно не похожи. Остап – честный и отважный человек. Он никогда не предавал своих товарищей и погиб, как герой. Андрий – романтическая натура. Ради любви к полячке он предаёт родину. Личные интересы у него на первом плане. Андрий умирает от рук отца, который не смог простить предательства. Таким образом, всегда нужно оставаться честным прежде всего с самим собой.
ПРОБЛЕМА ПРЕДАННОЙ ЛЮБВИ
1. В романе А.С. Пушкина “Капитанская дочка” Пётр Гринёв и Маша Миронова любят друг друга. Пётр защищает честь возлюбленной в поединке со Швабриным, который оскорбил девушку. В свою очередь, Маша спасает Гринёва от ссылки, когда “просит милости” у императрицы. Таким образом, в основе отношений Маши и Петра лежит взаимопомощь.
2. Самоотверженная любовь – одна из тем романа М.А. Булгакова “Мастер и Маргарита”. Женщина способна принимать интересы и устремления возлюбленного, как свои, помогает ему во всем. Мастер пишет роман – и это становится содержанием жизни Маргариты. Она переписывает набело готовые главы, старается, чтобы мастер был спокоен и счастлив. В этом женщина видит своё предназначение.
ПРОБЛЕМА РАСКАЯНИЯ
1. В романе Ф.М. Достоевского “Преступление и наказание” показан долгий путь к раскаянию Родиона Раскольникова. Уверенный в справедливости своей теории “разрешения крови по совести”, главный герой презирает себя за собственную слабость и не осознаёт тяжести совершенного преступления. Однако вера в Бога и любовь к Соне Мармеладовой приводят Раскольникова к покаянию.
ПРОБЛЕМА ПОИСКА СМЫСЛА ЖИЗНИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
1. В рассказе И.А. Бунина “Господин из Сан-Франциско” американский миллионер служил “золотому тельцу”. Главный герой считал, что смысл жизни заключается в накоплении богатства. Когда Господин умер, то оказалось, что подлинное счастье прошло мимо него.
2. В романе Льва Николаевича Толстого “Война и мир” Наташа Ростова видит смысл жизни в семье, любви к родным и близким. После свадьбы с Пьером Безуховым главная героиня отказывается от светской жизни, полностью посвящает себя семье. Наташа Ростова нашла своё предназначение в этом мире и стала поистине счастливой.
ПРОБЛЕМА ЛИТЕРАТУРНОЙ БЕЗГРАМОТНОСТИ И НИЗКОГО УРОВНЯ ОБРАЗОВАННОСТИ СРЕДИ МОЛОДЁЖИ
1. В “Письмах о добром и прекрасном” Д.С. Лихачёв утверждает, что книга обучает человека лучше любого произведения. Известный учёный восхищается способностью книги воспитывать личность, формировать её внутренний мир. Академик Д.С. Лихачёв приходит к выводу, что именно книги учат мыслить, делают человека интеллигентным.
2. Рэй Брэдбери в романе “451 градус по Фаренгейту” показывает, что произошло с человечеством после того, как были полностью уничтожены все книги. Может показаться, что в подобном обществе не существует социальных проблем. Разгадка кроется в том, что оно просто бездуховно, так как нет литературы, способной заставить людей анализировать, задумываться, принимать решения.
ПРОБЛЕМА ВОСПИТАНИЯ ДЕТЕЙ
1. В романе И.А. Гончарова “Обломов” Илья Ильич вырос в атмосфере постоянной опеки со стороны родителей и воспитателей. В детстве главный герой был любознательным и активным ребёнком, но чрезмерная забота привела к апатичности и безвольности Обломова во взрослой жизни.
2. В романе Л.Н. Толстого “Война и мир” в семье Ростовых царит дух взаимопонимания, верности, любви. Благодаря этому Наташа, Николай и Петя стали достойными людьми, унаследовали доброту, благородство. Таким образом, условия, созданные Ростовыми, способствовали гармоничному развитию их детей.
ПРОБЛЕМА РОЛИ ПРОФЕССИОНАЛИЗМА
1. В повести Б.Л. Васильева “Летят мои кони…” смоленский доктор Янсон трудится не покладая рук. Главный герой в любую погоду спешит на помощь больным. Благодаря своей отзывчивости и профессионализму, доктор Янсон сумел снискать любовь и уважение всех жителей города.
2. В повести В.Г. Короленко “Слепой музыкант” Пётру Попельскому пришлось преодолеть немало трудностей, чтобы найти своё место в жизни. Несмотря на слепоту, Петрусь стал пианистом, который своей игрой помогал людям стать чище сердцем и добрее душой.
ПРОБЛЕМА СОЛДАТСКОЙ СУДЬБЫ НА ВОЙНЕ
1. Трагически сложилась судьба главных героинь повести Б.Л. Васильева “А зори здесь тихие…”. Пять молодых зенитчиц выступили против немецких диверсантов. Силы были не равны: все девушки погибли. Рита Осянина, Женя Комелькова, Лиза Бричкина, Соня Гурвич и Галя Четвертак могли остаться в живых, но они были уверены в том, что нужно бороться до конца. Девушки стали примером стойкости и отваги.
2. В повести В.Быкова “Сотников” рассказывается о двух партизанах, которые попали в плен к немцам во время Великой Отечественной войны. Дальнейшая судьба солдат сложилась по-разному. Так Рыбак предал родину и согласился служить немцам. Сотников же отказался сдаваться и выбрал смерть.
ПРОБЛЕМА ЭГОИЗМА ВЛЮБЛЕННОГО ЧЕЛОВЕКА
1. В повести Н.В. Гоголя “Тарас Бульба” Андрий из-за любви к полячку перешёл в стан врага, предал брата, отца, родину. Юноша, не поколебавшись, решился выйти с оружием против своих вчерашних товарищей. Для Андрия личные интересы стоят на первом месте. Молодой человек погибает от рук отца, который не смог простить предательства и эгоизма младшего сына.
2. Недопустимо, когда любовь становится одержимостью, как у главного героя П.Зюскинда “Парфюмер. История одного убийцы”. Жан-Батист Гренуй не способен на высокие чувства. Всё, что представляет для него интерес, это запахи, создание аромата, внушающего людям любовь. Гренуй – пример эгоиста, который для осуществления своей меты идёт на самые тяжкие преступления.
ПРОБЛЕМА ПРЕДАТЕЛЬСТВА
1. В романе В.А. Каверина “Два капитана” Ромашов неоднократно предавал людей, окружавших его. В школе Ромашка подслушивал и доносил заведующему всё, что говорили о нем. Позже Ромашов дошёл до того, что стал собирать сведения, доказывающие вину Николая Антоновича в гибели экспедиции капитана Татаринова. Все действия Ромашки низкие, разрушающие не только его жизнь но и судьбы других людей.
2. Ещё более глубокие последствия влечёт за собой поступок героя повести В.Г. Распутина “Живи и помни”. Андрей Гуськов дезертирует и становится предателем. Эта непоправимая ошибка не только обрекает его на одиночество и изгнание из общества, но и является причиной самоубийства жены Настёны.
ПРОБЛЕМА ОБМАНЧИВОСТИ ВНЕШНЕГО ВИДА
1. В романе Льва Николаевича Толстого “Война и мир” Элен Курагина, несмотря на свою блистательную внешность и успех в обществе, не отличается богатым внутренним миром. Её главные приоритеты в жизни – деньги и слава. Таким образом, в романе эта красавица является воплощением зла и духовного падения.
2. В романе Виктора Гюго “Собор Парижской Богоматери” Квазимодо – горбун, преодолевший немало трудностей на протяжении жизни. Внешность главного героя совершенно неприглядна, но за ней скрывается благородная и прекрасная душа, способная искренне любить.
ПРОБЛЕМА ПРЕДАТЕЛЬСТВА НА ВОЙНЕ
1. В повести В.Г. Распутина “Живи и помни” Андрей Гуськов дезертирует и становится предателем. В начале войны главный герой честно и мужественно сражался, ходил в разведку, никогда не прятался за спинами товарищей. Однако через некоторое время Гуськов задумался, почему именно он должен воевать. В тот момент эгоизм взял верх, и Андрей совершил непоправимую ошибку, которая обрекла его на одиночество, изгнание из общества и стала причиной самоубийства жены Настёны. Муки совести терзали героя, но он уже был не в силах что-либо изменить.
2. В повести В. Быкова “Сотников” партизан Рыбак предает родину и соглашается служить “великой Германии”. Его товарищ Сотников, напротив, является примером стойкости. Несмотря на нестерпимую боль, испытываемую им во время пыток, партизан отказывается говорить правду полицаям. Рыбак осознает низость своего поступка, хочет бежать, но понимает, что дороги назад нет.
ПРОБЛЕМА ВЛИЯНИЯ ЛЮБВИ К РОДИНЕ НА ТВОРЧЕСТВО
1. Ю.Я. Яковлев в рассказе “Разбуженный соловьями” пишет о трудном мальчике Селюжёнке, которого окружающие не любили. Однажды ночью главный герой услышал трель соловья. Прекрасные звуки поразили ребёнка, пробудили интерес к творчеству. Селюжёнок записался в художественную школу, и с тех пор отношение взрослых к нему изменилось. Автор убеждает читателя, что природа пробуждает в душе человека лучшие качества, помогает раскрыться творческому потенциалу.
2. Любовь к родному краю – главный мотив творчества живописца А.Г. Венецианова. Его кисти принадлежит ряд картин, посвященных жизни простых крестьян. “Жнецы”, “Захарка”, “Спящий пастушок” – вот мои любимые полотна художника. Быт простых людей, красота природы России побудили А.Г. Венецианова на создание картин, которые уже более двух столетий привлекают внимание зрителей своей свежестью и искренностью.
ПРОБЛЕМА ВЛИЯНИЯ ДЕТСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ НА ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА
1. В романе И.А. Гончарова “Обломов” главный герой считает детство самой счастливой порой. Илья Ильич вырос в атмосфере постоянной опеки со стороны родителей и воспитателей. Чрезмерная забота стала причиной апатичности Обломова во взрослой жизни. Казалось, что любовь к Ольге Ильинской должна была разбудить Илью Ильича. Однако его образ жизни остался неизменным, потому что уклад родной Обломовки навсегда оставил след в судьбе главного героя. Таким образом, детские воспоминания повлияли на жизненный путь Ильи Ильича .
2. В стихотворении “Мой путь” С.А. Есенин признался, что детские годы сыграли важную роль в его творчестве. Когда-то в девять лет вдохновленный природой родного села мальчик написал своё первое произведение. Таким образом, детство предопределило жизненный путь С.А. Есенина.
ПРОБЛЕМА ВЫБОРА ЖИЗЕННОГО ПУТИ
1. Главная тема романа И.А. Гончарова “Обломов” – судьба мужчины, не сумевшего избрать верный жизненный путь. Писатель особо подчёркивает, что апатичность и неспособность к труду превратили Илью Ильича в праздного человека. Отсутствие силы воли и каких-либо интересов не позволили главному герою стать счастливым и реализовать свои возможности.
2. Из книги М. Мирского “Исцеляющий скальпелем. Академик Н.Н. Бурденко” я узнала, что выдающийся врач сначала учился в духовную семинарию, но вскоре понял, что хочет посвятить себя медицине. Поступив в университет, Н.Н. Бурденко увлёкся анатомией, что в скором времени помогло ему стать известным хирургом.
3. Д.С. Лихачёв в “Письмах о добром и прекрасном” утверждает, что “нужно прожить жизнь с достоинством, чтобы не стыдно было вспомнить”. Этими словами академик подчёркивает, что судьба непредсказуема, но важно оставаться великодушным, честным и небезразличным человеком.
ПРОБЛЕМА СОБАЧЬЕЙ ПРЕДАННОСТИ
1. В повести Г.Н. Троепольского “Белый Бим Чёрное ухо” рассказана трагическая судьба шотландского сеттера. Пёс Бим отчаянно пытается найти своего хозяина, у которого случился сердечный приступ. На своём пути собака сталкивается с трудностями. К сожалению, хозяин находит питомца уже после того, как пса убили. Бима с уверенностью можно назвать настоящим другом, преданным хозяину до конца своих дней.
2. В романе Эрика Найта “Лесси” семье Керраклафов приходится отдать свою колли другим людям из-за финансовых трудностей. Лесси тоскует по прежним хозяевам, и это чувство лишь усиливается, когда новый владелец увозит её далеко от родного дома. Колли сбегает и преодолевает множество препятствий. Несмотря на все трудности, собака воссоединяется с прежними хозяевами.
ПРОБЛЕМА МАСТЕРСТВА В ИСКУССТВЕ
1. В повести В.Г. Короленко “Слепой музыкант” Пётру Попельскому пришлось преодолеть немало трудностей, чтобы найти своё место в жизни. Несмотря на слепоту, Петрусь стал пианистом, который своей игрой помогал людям стать чище сердцем и добрее душой.
2. В рассказе А.И. Куприна “Тапёр” мальчик Юрий Агазаров – музыкант-самоучка. Писатель подчёркивает, что юный пианист удивительно талантлив и трудолюбив. Одаренность мальчика не остаётся незамеченной. Его игра поразила знаменитого пианиста Антона Рубинштейна. Так Юрий стал известен всей России как один из талантливейших композиторов.
ПРОБЛЕМА ЗНАЧИМОСТИ ЖИЗНЕННОГО ОПЫТА ДЛЯ ПИСАТЕЛЕЙ
1. В романе Бориса Пастернака “Доктор Живаго” главный герой увлекается поэзией. Юрий Живаго – свидетель революции и гражданской войны. Эти события находят отражение в его стихотворений. Так сама жизнь вдохновляет поэта на создание прекрасных произведений.
2. Тема призвания писателя поднимается в романе Джека Лондона “Мартин Иден”. Главный герой – матрос, который на протяжении многих лет занимался тяжелым физическим трудом. Мартин Иден побывал в разных странах, видел жизнь простых людей. Всё это стало главной темой его творчества. Так жизненный опыт позволил стать простому матросу известным писателем.
ПРОБЛЕМА ВЛИЯНИЯ МУЗЫКИ НА ДУШЕВНОЕ СОСТОЯНИЕ ЧЕЛОВЕКА
1. В повести А.И. Куприна “Гранатовый браслет” Вера Шеина испытывает духовное очищение под звуки сонаты Бетховена. Слушая классическую музыку, героиня успокаивается после пережитых ею испытаний. Волшебные звуки сонаты помогли Вере обрести внутреннее равновесие, найти смысл дальнейшей жизни.
2. В романе И.А. Гончарова “Обломов” Илья Ильич влюбляется в Ольгу Ильинскую, когда слушает её пение. Звуки арии “Casta Diva” пробуждают в его душе чувства, которые он никогда не испытывал. И.А. Гончаров подчёркивает, что давно Обломов не ощущал “такой бодрости, такой силы, которая, казалось, поднялась со дна души, готовая на подвиг”.
ПРОБЛЕМА МАТЕРИНСКОЙ ЛЮБВИ
1. В повести А.С. Пушкина “Капитанская дочка” описана сцена прощания Петра Гринёва с матерью. Авдотья Васильевна была подавлена, когда узнада, что сыну нужно надолго уезжать на службу. Прощаясь с Петром, женщина не смогла сдержать слёз, потому что для неё не могло быть ничего тяжелее расставания с сыном. Любовь Авдотьи Васильевны искренняя и необъятная.
ПРОБЛЕМА ВОЗДЕЙСТВИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ ИСКУССТВА О ВОЙНЕ НА ЧЕЛОВЕКА
1. В повести Льва Кассиля “Великое противостояние” Сима Крупицына каждое утро слушала по радио сводки новостей с фронта. Однажды девушка услышала песню “Священная война”. Сима была так взволнована словами этого гимна защиты Отечества, что решила пойти на фронт. Так произведение искусства вдохновило главную героиню на подвиг.
ПРОБЛЕМА ЛЖЕНАУКИ
1. В романе В.Д. Дудинцева “Белые одежды” профессор Рядно глубоко убежден в правоте биологического учения, одобренного партией. Ради личной выгоды академик разворачивает борьбу против учёных-генетиков. Рядно яро отстаивает лженаучные взгляды и идёт на самые бесчестные поступки, чтобы добиться славы. Фанатизм академика приводит к гибели талантливых учёных, прекращению важных исследований.
2. Г.Н. Троепольский в повести “Кандидат наук” выступает против тех, кто отстаивает ложные взгляды и идеи. Писатель убежден, что такие учёные тормозят развитие науки, а следовательно, общества в целом. В повести Г.Н. Троепольский делает акцент на необходимость борьбы с лжеучёными.
ПРОБЛЕМА ПОЗДНЕГО РАСКАЯНИЯ
1. В повести А.С. Пушкина «Станционный смотритель» Самсон Вырин остался один после того, как его дочь сбежала с ротмистром Минским. Старик не терял надежды найти Дуню, но все попытки оставались безуспешными. От тоски и безысходности смотритель умер. Лишь через несколько лет Дуня приехала на могилу отца. Девушка почувствовала себя виноватой в смерти смотрителя, но раскаяние пришло слишком поздно.
2. В рассказе К.Г. Паустовского «Телеграмма» Настя оставила свою мать и уехала в Петербург, чтобы построить карьеру. Катерина Петровна предчувствовала скорую смерть и не раз просила дочь навестить её. Однако Настя осталась равнодушной к судьбе матери и не успела приехать на её похороны. Девушка раскаялась лишь на могиле Катерины Петровны. Так К.Г. Паустовский утверждает, что нужно быть внимательными к своим близким.
ПРОБЛЕМА ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
1. В.Г. Распутин в очерке «Вечное поле» пишет о своих впечатлениях от поездки на место Куликовской битвы. Писатель отмечает, что прошло более шести сот лет и за это время многое изменилось. Однако память об этом сражении до сих пор живёт благодаря обелискам, воздвигнутым в честь предков, отстоявших Русь.
2. В повести Б.Л. Васильева «А зори здесь тихие…» пять девушек пали, сражаясь за родину. Через много лет их боевой товарищ Федот Васков и сын Риты Осяниной Альберт вернулись на место гибели зенитчиц, чтобы установить могильную плиту и увековечить их подвиг.
ПРОБЛЕМА ЖИЗНЕННОГО ПУТИ ОДАРЕННОГО ЧЕЛОВЕКА
1. В повести Б.Л. Васильева «Летят мои кони…» смоленский доктор Янсон является примером бескорыстия, совмещенного с высоким профессионализмом. Талантливейший врач каждый день в любую погоду спешил на помощь больным, не требуя ничего взамен. За эти качества доктор снискал любовь и уважение всех жителей города.
2. В трагедии А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери» рассказана история жизни двух композиторов. Сальери пишет музыку, для того чтобы прославиться, а Моцарт бескорыстно служит искусству. Из-за зависти Сальери отравил гения. Несмотря на смерть Моцарта, его произведения живут и волнуют сердца людей.
ПРОБЛЕМА РАЗРУШИТЕЛЬНЫХ ПОСЛЕДСТВИЙ ВОЙНЫ
1. В рассказе А. Солженицына «Матренин двор» изображена жизнь русской деревни после войны, которая привела не только к экономическому упадку, но и к утрате нравственности. Жители деревни потеряли часть своего хозяйства, стали чёрствыми и бессердечными. Таким образом, война приводит к непоправимым последствиям.
2. В рассказе М.А. Шолохова «Судьба человека» показан жизненный путь солдата Андрея Соколова. Его дом был разрушен врагом, а семья погибла во время бомбардировки. Так М.А. Шолохов подчёркивает, что война лишает людей самого ценного, что у них есть.
ПРОБЛЕМА ПРОТИВОРЕЧИВОСТИ ВНУТРЕННЕГО МИРА ЧЕЛОВЕКА
1. В романе И.С. Тургенева «Отцы и дети» Евгений Базаров отличается умом, трудолюбием, целеустремленностью, но в то же время студент зачастую бывает резок и груб. Базаров осуждает людей, поддающихся чувствам, но убеждается в неправильности своих взглядов, когда влюбляется в Одинцову. Так И.С. Тургенев показал, что людям свойственна противоречивость.
2. В романе И.А. Гончарова «Обломов» Илья Ильич обладает как отрицательными, так и положительными чертами характера. С одной стороны, главный герой апатичен и несамостоятелен. Обломову не интересна реальная жизнь, она вызывает у него скуку и усталость. С другой стороны, Илья Ильич отличается искренностью, душевностью, умением понять проблемы другого человека. В этом заключается неоднозначность характера Обломова.
ПРОБЛЕМА СПРАВЕДЛИВОГО ОТНОШЕНИЯ К ЛЮДЯМ
1. В романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» Порфирий Петрович расследует дело об убийстве старухи-процентщицы. Следователь – тонкий знаток человеческой психологии. Он понимает мотивы преступления Родиона Раскольникова и отчасти сочувствует ему. Порфирий Петрович даёт молодому человеку шанс явиться с повинной. Это впоследствии послужит смягчающим обстоятельством в деле Раскольникова.
2. А.П. Чехов в рассказе «Хамелеон» знакомит нас с историей о споре, вспыхнувшем из-за укуса собаки. Полицейский надзиратель Очумелов пытается решить, заслуживает ли она наказания. Вердикт Очумелова зависит лишь от того, принадлежит ли собака генералу или нет. Надзиратель не ищет справедливости. Его главная цель – выслужиться перед генералом.

ПРОБЛЕМА ВЗАИМОСВЯЗИ ЧЕЛОВЕКА И ПРИРОДЫ
1. В повести В.П. Астафьева «Царь-рыба» Игнатьич на протяжении многих лет занимался браконьерством. Однажды рыбаку на крючок попался гигантский осётр. Игнатьич понимал, что одному ему не под силу справиться с рыбой, но жадность не позволила позвать брата и механика на помощь. Вскоре за бортом оказался сам рыбак, опутанный своими сетями и крючками. Игнатьич понимал, что может погибнуть. В.П. Астафьев пишет: «Реки царь и всей природы царь — на одной ловушке». Так автор подчёркивает неразрывную связь человека и природы.
2. В повести А.И. Куприна «Олеся» главная героиня живёт в гармонии с природой. Девушка чувствует себя неотъемлемой частью окружающего мира, умеет видеть его красоту. А.И. Куприн особо подчёркивает, что любовь к природе помогала Олесе сохранить душу неиспорченной, искренней и прекрасной.
ПРОБЛЕМА РОЛИ МУЗЫКИ В ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА
1. В романе И.А. Гончарова «Обломов» музыка играет важную роль. Илья Ильич влюбляется в Ольгу Ильинскую, когда слушает её пение. Звуки арии «Casta Diva» пробуждают в его сердце чувства, которые он никогда не испытывал. И.А Гончаров особо подчёркивает, что давно Обломов не ощущал «такой бодрости, такой силы, которая, казалось, вся поднялась со дна души, готовая на подвиг». Таким образом, музыка способна пробудить в человеке искренние и сильные чувства.
2. В романе М.А. Шолохова «Тихий Дон» песни сопровождают казаков на протяжении всей жизни. Они поют в военных походах, в поле, на свадьбах. Казаки вкладывают в пение всю душу. В песнях раскрывается их удаль, любовь к Дону, степям.
ПРОБЛЕМА ВЫТЕСНЕНИЯ КНИГ ТЕЛЕВИДЕНИЕМ
1. В романе Р. Брэдбери «451о по Фаренгейту» изображено общество, которое опирается на массовую культуру. В этом мире люди, умеющие критически мыслить, оказываются вне закона, а книги, заставляющие задумываться о жизни, уничтожаются. Литературу вытеснило телевидение, которое стало главным развлечением для людей. Они бездуховны, их мысли подчинены стандартам. Р. Брэдбери убеждает читателей, что уничтожение книг неминуемо ведёт к деградации общества.
2. В книге «Письма о добром и прекрасном» Д.С Лихачев задумывается над вопросом: почему телевидение вытесняет литературу. Академик считает, что это происходит потому, что телевизор отвлекает от забот, заставляет, не торопясь, посмотреть какую-нибудь передачу. Д.С. Лихачев видит в этом угрозу для человека, потому что телевизор «диктует – как смотреть и что смотреть», делает людей безвольными. По мнению филолога, только книга способна сделать человека духовно богатым и образованным.

ПРОБЛЕМА РУССКОЙ ДЕРЕВНИ
1. В рассказе А. И. Солженицына «Матрёнин двор» изображена жизнь русской деревни после войны. Люди не только обеднели, но и стали чёрствыми, бездуховными. Только Матрёна сохранила чувство жалости к другим и всегда приходила на помощь нуждающимся. Трагическая смерть главной героини – это начало гибели нравственных устоев русской деревни.
2. В повести В.Г. Распутина «Прощание с Матёрой» изображена судьба жителей острова, который должны затопить. Старикам тяжело прощаться с родной землёй, где они провели всю свою жизнь, где похоронены их предки. Финал повести трагичен. Вместе с деревней исчезают её обычаи и традиции, которые на протяжении столетий передавались из поколения в поколение и формировали неповторимый характер жителей Матёры.
ПРОБЛЕМА ОТНОШЕНИЯ К ПОЭТАМ И ИХ ТВОРЧЕСТВУ
1. А.С. Пушкин в стихотворении «Поэт и толпа» называет «чернью тупой» ту часть российского общества, которая не понимала цель и смысла творчества. По мнению толпы, стихотворения отвечать интересам общества. Однако А.С. Пушкин считает, что поэт перестанет быть творцом, если подчинится воле толпы. Таким образом, главной целью поэта является не всенародное признание, а стремление сделать мир прекраснее.
2. В.В. Маяковский в поэме «Во весь голос» видит предназначение поэта в служении народу. Поэзия – это идеологическое оружие, способное вдохновить людей, побудить к великим свершениям. Таким образом, В.В. Маяковский считает, что следует отказаться от личной творческой свободы ради общей великой цели.
ПРОБЛЕМА ВЛИЯНИЯ УЧИТЕЛЯ НА УЧЕНИКОВ
1. В рассказе В.Г. Распутина «Уроки французского» классный руководитель Лидия Михайловна – символ человеческой отзывчивости. Учительница помогла сельскому мальчику, который учился далеко от дома и жил впроголодь. Лидии Михайловне пришлось пойти против общепринятых правил, чтобы выручить ученика. Дополнительно занимаясь с мальчиком, учительница преподала ему не только уроки французского, но и уроки доброты и сочувствия.
2. В сказке-притче Антуана де Сент_Экзюпери «Маленький принц» старый Лис стал для главного героя учителем, рассказывающим о любви, дружбе, ответственности, верности. Он открыл принцу главную тайну мироздания: «главное глазами не увидишь – зорко только сердце». Так Лис преподал мальчику важный жизненный урок.
ПРОБЛЕМА ОТНОШЕНИЯ К ДЕТЯМ-СИРОТАМ
1. В рассказе М.А. Шолохова «Судьба человека» Андрей Соколов потерял семью во время войны, но это не сделало главного героя бессердечным. Всю оставшуюся любовь главный герой отдал беспризорному мальчику Ванюшке, заменив ему отца. Так М.А. Шолохов убеждает читателя, что, несмотря на жизненные трудности, нужно не терять способность сочувствовать сиротам.
2. В повести Г. Белых и Л. Пантелеева «Республика ШКИД» изображена жизнь учащихся школы социально-трудового воспитания для беспризорников и малолетних преступников. Следует отметить, что не все учащиеся смогли стать порядочными людьми, но большинство сумели найти себя и пошло по правильному пути. Авторы повести утверждают, что государство должно с вниманием относиться к детям-сиротам, создавать для них специальные учреждения, чтобы искоренить преступность.
ПРОБЛЕМА РОЛИ ЖЕНЩИНЫ В ВОВ
1. В повести Б.Л. Васильева «А зори здесь тихие…» пять молодых девушек-зенитчиц погибли, сражаясь за Родину. Главные героини не побоялись выступить против немецких диверсантов. Б.Л. Васильев мастерски изображает контраст между женственностью и жестокостью войны. Писатель убеждает читателя, что женщины наравне с мужчинами способны на боевые подвиги и героические поступки.
2. В повести В.А. Закруткина «Матерь человеческая» показана судьба женщины во время войны. Главная героиня Мария потеряла всю семью: мужа и ребёнка. Несмотря на то, что женщина осталась совсем одна, её сердце не очерствело. Мария выходила семь ленинградских сирот, заменила им мать. Повесть В.А. Закруткина стала гимном русской женщине, пережившей множество лишений и бед во время войны, но сохранившей доброту, сочувствие, желание помогать другим людям.
ПРОБЛЕМА ИЗМЕНЕНИЙ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
1. А. Кнышев в статье «О великий и могучий новый русский язык!» с иронией пишет о любителях заимствований. По мнению А. Кнышева, речь политиков и журналистов зачастую становится нелепой, когда она перегружена иностранными словами. Телеведущий уверен, что чрезмерное использование заимствований засоряет русский язык.
2. В. Астафьев в рассказе «Людочка» связывает изменения в языке с падением уровня культуры человека. Речь Артёмки-мыло, Стрекача и их приятелей засорена уголовным жаргоном, что отражает неблагополучие общества, его деградацию.
ПРОБЛЕМА ВЫБОРА ПРОФЕССИИ
1. В.В. Маяковский в стихотворении «Кем быть? поднимает проблему выбора профессии. Лирический герой задумывается, как найти верный жизненный путь и род деятельности. В.В. Маяковский приходит к выводу, что все профессии хороши и одинаково нужны людям.
2. В рассказе Е. Гришковца «Дарвин» главный герой после окончания школы выбирает дело, которым хочет заниматься всю жизнь. Он осознаёт «ненужность происходящего» и отказывается учиться в институт культуры, когда смотрит спектакль, сыгранный студентами. В юноше живёт твёрдая уверенность в том, что профессия должна быть полезной, приносить удовольствие.

Верность и измена на войне всегда очевидны. Например, в повести Пушкина «Капитанская дочка» Швабрин спокойно служит и получает чины, не будучи храбрецом. Когда же разразился бой, он показал свое истинное лицо. Предатель сразу же переметнулся на сторону врага и присягнул Пугачеву, спасая свою жизнь, в то время как его приятель Петр рисковал собой, лишь бы честно выполнить свой долг. Присяга бунтовщику – не единственная измена Алексея. Во время дуэли он воспользовался нечестным приемом, тем самым изменив своей чести. Так же он бесчестно обманывает Гринева и поносит имя Маши без всяких оснований. Потом он окончательно срывается в бездну нравственного падения и силой вынуждает Марию выйти за него замуж. То есть, изменой родине низость человека не ограничивается, и нельзя прощать такого рода предательство хотя бы на том основании, что оно явно не последнее. Если он смог предать родную страну, то от него уже нечего ждать и в отношении к людям.
В повести Гоголя «Тарас Бульба» Андрий предает свою страну из-за страстной любви к полячке. Однако это не совсем так: он изначально был чужим по отношению к традициям и менталитету казаков. Этот контраст личности и среды виден, когда герой возвращается домой из бурсы: пока Остап радостно дерется с отцом, младший сын ласкает мать и мирно держится в стороне. Он не трус и не слабак, просто по натуре другой человек, в нем нет этого воинствующего духа запорожской сечи. Андрий рожден для семьи и мирного созидания, а Тарас и все его друзья, напротив, видят смысл жизни мужчины в вечном бою. Поэтому решение младшего Бульбы выглядит естественно: не найдя понимания в родном краю, он ищет его в лице польской девушки и ее окружения. Наверное, именно в данном примере измену можно оправдать тем, что человек не мог поступить по-другому, то есть изменить себе. Он, по крайней мере, не стал хитрить и обманывать товарищей бою, действуя исподтишка. Его честная позиция хотя бы была всем известна и эмоционально мотивированна, ведь если ты не чувствуешь искреннего желания помочь родине, рано или поздно твоя ложь выйдет наружу и навредит еще больше.
В пьесе Гоголя «Ревизор» нет войны, зато есть незаметная и более подлая измена родине, чем дезертирство на поле брани. Чиновники города «N» разворовывают казну и угнетают родной народ. Из-за них уезд бедствует, а его население забито постоянными поборами и откровенным грабежом. Положение простых людей в мирное время ничуть не лучше, чем в военную смуту. Против них неустанно идет глупая и порочная власть, от которой даже вилами не защититься. Знать совершенно безнаказанно разоряет родной край, как монголо-татарское полчище, и никто не в силах этому помешать, кроме, разве что, ревизора. Автор в финале все же делает намек на то, что настоящий проверяющий приехал, и теперь ворам не скрыться от закона. Но сколько таких уездов годами оказывается в невидимом осадном положении из-за распущенности правящей элиты? На этот вопрос также отвечает писатель, делая свой город с универсальным названием, дабы подчеркнуть, что таково положение во всей России. Это ли не предательство интересов отечества? Да, казнокрадство из тактичности так не называют, но по сути это и есть настоящая измена родине.
В романе Шолохова «Тихий Дон» герой несколько раз меняет стороны баррикад в поисках своей правды и истинной справедливости. Однако ни на той, ни на другой стороне Григорий ничего подобного не находит. Казалось бы, человек имеет право выбирать и ошибаться, особенно в такой неоднозначной ситуации, но некоторые его односельчане воспринимают эти метания, как предательство родины, хотя на самом деле Мелехов всегда идет за правдой и верен интересам народа. Он не виноват, что эти интересы так часто меняются и исчезают под тем или иным стягом. Оказалось, что все партии лишь манипулировали патриотизмом казаков, но никто не собирался поступать нравственно и справедливо по отношению к ним. Их лишь использовали в дележе России, говоря о родине и ее защите. В этом и разочаровался Григорий, а люди уже спешат наклеить на него предательский ярлык. Таким образом, не надо спешить винить человека в измене, может, он и не виноват вовсе, а люди свыше используют народный гнев против него, как оружие.
В рассказе Шаламова «Последний бой майора Пугачева» герой честно и самоотверженно прошел войну. Он защищал страну ценой жизни и никогда не отступал. Однако его, как и многих товарищей с фронта, посадили в трудовой лагерь за выдуманную измену родине. Всех, кто побывал в плену или осаде, приговаривали к 25 годам лишения свободы. В условиях каторжного труда это – гарантированная смерть. Тогда Пугачев и еще несколько солдат решаются на побег, ведь терять им уже нечего. С точки зрения советского руководства, это измена. Но с точки зрения нормальной человеческой логики, это подвиг, ведь безвинные люди, да еще и герои войны, не должны сравниваться с уголовниками. Им хватило сил отстоять свое право на свободу, не стать рабами системы, бессильными и жалкими. Тогда, в 1944 году в немецком лагере провокаторы говорили герою, что его на родине все равно посадят. Он не поверил и не стал служить врагу. Не сломался. Так чего же терять ему теперь, когда самые мрачные прогнозы оправдались? Хоть он и идет против государства, я не считаю его изменником. Предатели – это та власть, что идет против своего народа.

Всегда ли нужно быть верным своим принципам? Глуп тот человек, который никогда не меняет своего мнения. Кто никогда не меняет взглядов, больше любит себя, чем истину. (Ж.Жубер)
Верность себе и своим принципам считается положительным качеством, однако человек, никогда не меняющий своих представлений о жизни и людях, статичен, он ограничивает самого себя. Главный герой романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» Печорин – сильная личность с волевым характером, человек, верный себе. Это качество играет с ним злую шутку. Неспособный изменить своих представлений о жизни, он во всем ищет подвох: не верит в дружбу, считая ее слабостью, а любовь воспринимает только как удовлетворение своего самолюбия. На протяжении всего романа мы видим, как герой пытается понять смысл жизни, найти свою судьбу, но находит только разочарование. Причиной разочарований является невосприимчивость Печорина к чувствам других людей, он не может простить им их слабости и открыть свою душу, боится показаться смешным окружающим и даже себе. В главе «Княжна Мери» мы видим, как тяжело Григорий переживает отъезд любимой женщины, он мчится за ней, но его лошадь в дороге умирает, а он, обессилев, падает на землю и плачет. В эту минуту мы понимаем, как глубоко герой способен чувствовать, но даже в такой ситуации он думает, что выглядит жалко. Уже к утру он приходит в свое обычное состояние и проявление человечности списывает на расстроенные нервы. Анализируя поведение главного героя произведения, можно сделать вывод, что верность своим принципам является положительным качествам только в ситуации, когда эти принципы продиктованы человеколюбием, а не эгоизмом. Человек должен быть открытым к чему-то новому, уметь признавать ошибочность своих суждений. Только это позволит человеку стать лучшей версией самого себя.

Наиболее ярким примером является эпизод из романа Булгакова «Мастер и Маргарита», когда автор рассказывает о предательстве Иуды. Иуда внешне быт светлым и чистым человеком, но душа его наполнена тёмным нравом. Он не просто предал, а продал жизнь Иешуа. Деньги стали главным оружием свободы и решили судьбу Иешуа. Этот момент ещё раз подчёркивает тему предательства, о которой писали в романах прошлых веков. Но их значимость велика и в наше время. Люди со временем стали ещё злее и агрессивнее. Если раньше они были подвержены общественному порицанию, то сейчас к ним относятся чаще нейтрально.
Тема предательства также рассматривается в повести Гоголя «Тарас Бульба». Андрий, уходя из своего стана, взял последний хлеб и унес его врагам. Он не подумал о своих соотечественниках, друзьях, что они остались голодными и им негде найти еду. Он воевал против своих, отрёкся от родственников. Андрий – настоящий предатель, изменник Родины. Он и не чувствовал себя предателем, не просил прощения. Хотя его поступок, не просто предательство, а дезертирство.
Подводя итог, хочется сказать, что предательство – человеческий грех, от которого обществу не получается избавиться. Простить предателя можно человеку с большим и добрым сердцем, но предатели не меняются, а их плохие поступки будут повторяться. Чтобы искоренить такой грех, нужно отказаться от предателей, сделать их изгоями общества. Может тогда, они задумаются над своим мировоззрением и начнут ценить и любить мир вокруг себя, а не поддаваться искушениям.

Проблема предательства всегда волновала человечество. Оно было, есть и будет на земле, пока существуют люди. Такова природа человека. Что движет людьми, когда они предают Отечество, мужей и жен, друзей, интересы фирмы, где работают и т. д.?
Прежде всего личные интересы, именно их ставят во главу угла предатели любого пошиба. Человеку так хочется, свой эгоистический интерес он ставит во главу угла. Каковы истинные причины предательства? Можно пороробовать их классифицировать.
1) Предательство ради сильной любви. В литературе любят муссировать эту тему, потому что она достаточно эффектная, сам автор вопроса приводит примеры на эту тему. Ради любви, а это достаточно сильное чувство, люди предают Родину, своих близких, совершают финансовые нарушения, попросту воруют чужие материальные средства. На мой взгляд – это высшая степень проявления эгоизма.
2) Предательство ради денег и личной выгоды. Тоже нередкий случай в жизни. Яркий пример из далекого прошлого – предательство Иуды. В наше время такое предательство совершают, когда сливают информацию одной фирмы другой, раскрывая корпоративные секреты. Как мне кажется, самый отвратительный тип предательства.
3) Предательство из страха. Не все люди выдерживают давления, откровенного шантажа, а в отдельных случаях и пыток. Человек слаб. Можно ли его осуждать за это? Такое предательство имеет место во время войны, в контразведке, а также когда на человека есть компромат.
4) Предательство дружбы, тоже частое явление в жизни. Предают дружбу как мужчины, так и женщины. Только причины все те же, что указаны выше – ради личной выгоды, ради любви, из зависти.
В заключении могу сказать только одно: любой вид предательство – это не есть хорошо. Как показывает мировой опыт, редко предателю удется ускользнуть от возмездия здесь на земле, а уж не небесах и подавно. Лучше его не совершать.

С этим файлом связано 1 файл(ов). Среди них: кроссворд.docx.
Показать все связанные файлы

Подборка по базе: титул реферат (6).docx, Бусуёк О.А. реферат группа ДО-СРБ-Б-04-З-2020-БН_ИК.docx, Шерстюк реферат Детерминизм оригинальность 97%.pdf, Ответы на практические задания по дисциплине Маркетинг.docx, Агафонов 313С Реферат — Струтурные элементы конфликтной ситуации, Русский язык, Поединок , 2010.doc, иностранный язык.прак.6.odt, Тест по русскому языку.docx, Иностранный язык Крестьянинов ММ19ГУ161 (1).docx, ЛК4 — Основы языка С.doc

ФЕДЕРАЛЬНОЕ Государственное АВТОНОМНОЕ образовательное учреждение ВЫСШЕГО образования

«БЕЛГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ

ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

(НИУ «БелГУ»)
ИНСТИТУТ ФАРМАЦИИ, ХИМИИ И БИОЛОГИИ
Кафедра Фармации

РЕФЕРАТ

по дисциплине «Русский язык и культура речи»
«Русская литература XIX века»
Студентки очной формы обучения

специальности 33.06.01 Фармация

1 курса группы

11001704

Ивановой Анастасии Андреевны

Преподаватель:

ассистент, Титова Анна

Сергеевна

Белгород 2018

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. «ЗОЛОТОЙ ВЕК» РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЛИТЕРАТУРЫ XIX ВЕКА………………………………3

2. ПЕРИОДИЗАЦИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX ВЕКА. ГЛАВНЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ КАЖДОГО ЭТАПА РАЗВИТИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХIX ВЕКА………………………………….…………6

3. ТВОРЧЕСТВО А.С. ПУШКИНА……………………………………10

4. ТВОРЧЕСТВО М.В. ЛЕРМОНТОВА………………………………12

5. ТВОРЧЕСТВО Н.В. ГОГОЛЯ………………………………………14

6. ТВОРЧЕСТВО Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО………………………….16

7. ТВОРЧЕСТВО Л.Н. ТОЛСТОГО………………………………..…18

8. ТВОРЧЕСТВО А.П. ЧЕХОВА……………………………………….21

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ………………………………………………24

1. «ЗОЛОТОЙ ВЕК» РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЛИТЕРАТУРЫ XIX ВЕКА.

19 век называют «Золотым веком» русской поэзии и веком русской литературы в мировом масштабе. Не стоит забывать, что литературный скачок, осуществившийся в 19 веке, был подготовлен всем ходом литературного процесса 17-18 веков. 19 век – это время формирования русского литературного языка, который оформился во многом благодаря А.С. Пушкину.

Но начался 19 век с расцвета сентиментализма и становления романтизма. Указанные литературные направления нашли выражение, прежде всего, в поэзии. На первый план выходят стихотворные произведения поэтов Е.А. Баратынского, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского, А.А. Фета, Д.В. Давыдова, Н.М. Языкова. Творчеством Ф.И. Тютчева «Золотой век» русской поэзии был завершен. Тем не менее, центральной фигурой этого времени был Александр Сергеевич Пушкин. А.С. Пушкин начал свое восхождение на литературный олимп с поэмы «Руслан и Людмила» в 1920 году. А его роман в стихах «Евгений Онегин» был назван энциклопедией русской жизни. Романтические поэмы А.С. Пушкина «Медный всадник» (1833), «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы» открыли эпоху русского романтизма. Многие поэты и писатели считали А. С. Пушкина своим учителем и продолжали заложенные им традиции создания литературных произведений. Одним из таких поэтов был М.Ю. Лермонтов. Известны его романтическая поэма «Мцыри», стихотворная повесть «Демон», множество романтических стихотворений. Интересно, что русская поэзия 19 века была тесно связана с общественно политической жизнью страны. Поэты пытались осмыслить идею своего особого предназначения. Поэт в России считался проводником божественной истины, пророком. Поэты призывали власть прислушаться к их словам. Яркими примерами осмысления роли поэта и влияния на политическую жизнь страны являются стихотворения А.С. Пушкина «Пророк», ода «Вольность», «Поэт и толпа», стихотворение М.Ю. Лермонтова «На смерть поэта» и многие другие.

Наряду с поэзией начала развиваться проза. Прозаики начала века находились под влиянием английских исторических романов В. Скотта, переводы которых пользовались огромной популярностью. Развитие русской прозы 19 века началось с прозаических произведений А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя. Пушкин под влиянием английских исторических романов создает повесть «Капитанская дочка», где действия разворачивается на фоне грандиозных исторических событий: во времена Пугачевского бунта. А.С. Пушкин произвел колоссальную работу, исследуя этот исторический период. Это произведение носило во многом политический характер и было направлено к власть имущим.

А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь обозначили основные художественные типы, которые будут разрабатываться писателями на всем протяжении 19 века. Это художественный тип «лишнего человека», образцом которого является Евгений Онегин в романе А.С. Пушкина, и так называемый тип «маленького человека», который показан Н.В. Гоголем в его повести «Шинель», а также А.С. Пушкиным в повести «Станционный смотритель».

Литература унаследовала от 18 века свою публицистичность и сатирический характер. В прозаической поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» писатель в острой сатирической манере показывает мошенника, который скупает мертвые души, различные типы помещиков, которые являются воплощением различных человеческих пороков (сказывается влияние классицизма). В этом же плане выдержана комедия «Ревизор». Полны сатирических образов и произведения А. С. Пушкина. Литература продолжает сатирически изображать российскую действительность. Тенденция изображения пороков и недостатков российского общества – характерная черта всей русской классической литературы. Она прослеживается в произведениях практически всех писателей 19 века. При этом многие писатели реализуют сатирическую тенденцию в гротескной форме.

С середины XIX века происходит становление русской реалистической литературы, которая создается на фоне напряженной социально-политической обстановки, сложившейся в России во время правления Николая I. Назревает кризис крепостнической системы, сильны противоречия между властью и простым народом. Назрела необходимость создания реалистической литературы, остро реагирующей на общественно-политическую ситуацию в стране. Литературный критик В.Г. Белинский обозначает новое реалистическое направление в литературе. Его позицию развивают Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский. Возникает спор между западниками и славянофилами о путях исторического развития России. Литераторы обращаются к общественно-политическим проблемам российской действительности. Развивается жанр реалистического романа. Свои произведения создают И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, И.А. Гончаров. Преобладает общественно-политическая, философская проблематика. Литературу отличает особый психологизм.

Развитие поэзии несколько затихает. Стоит отметить поэтические произведения Некрасова, который первым внес в поэзию социальную проблематику. Известна его поэма «Кому на Руси жить хорошо? », а также множество стихотворений, где осмысляется тяжелая и беспросветная жизнь народа.

Литературный процесс конца 19 века открыл имена Н. С. Лескова, А.Н. Островского А.П. Чехова. Последний проявил себя мастером малого литературного жанра – рассказа, а также прекрасным драматургом. Конкурентом А.П. Чехова был Максим Горький.

Завершение 19 века проходило под знаком становления предреволюционных настроений. Реалистическая традиция начинала угасать. Ей на смену пришла так называемая декадентская литература, отличительными чертами которой были мистицизм, религиозность, а также предчувствие перемен в общественно-политической жизни страны. Впоследствии декадентство переросло в символизм. С этого открывается новая страница в истории русской литературы.

2. ПЕРИОДИЗАЦИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XIX ВЕКА. ГЛАВНЫЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИ КАЖДОГО ЭТАПА РАЗВИТИЯ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ХIX ВЕКА.

Периодизация русской литературы XIX века представлена ниже (Табл.1)

Табл.1

3. ТВОРЧЕСТВО А.С. ПУШКИНА

Весь творческий путь великого писателя можно разделить на несколько периодов: детские годы (1799-1811), лицейские годы (1811-1817), петербургский период (1817-1820), южная ссылка А. С. Пушкина (1820-1823), ссылка в Михайловское (1824-1826), московский период (1826-1830), болдинский период (1830), творчество 30-х (1831-1837). Каждый период имеет свои отличительные черты, которые так или иначе связаны с жизненным путем.

А. С. Пушкин в своих произведениях писал на разнообразные темы: любви, дружбы, природы, Родины. Рассмотрим данные темы творчества Александра Сергеевича Пушкина подробнее.

Тема любви, с которой сам А. С. Пушкин был знаком не понаслышке, отобразилась как в лирических, так и в прозаических произведениях. Автор демонстрирует самоотверженную любовь, которая готова пройти любые испытания. Способностью к настоящей и искренней любви обладают лучшие герои произведений А. С. Пушкина. Любовь расценивается как способ самовыражения, это, по мнению писателя, одно из лучших человеческих качеств.

В жизни А. С. Пушкина было много верных и преданных друзей, поэтому тема дружбы отобразилась во всем его творчестве. Поэт обращается к своим друзьям в лирических произведениях, демонстрируя ценность дружбы. Как одно из нравственных качеств человека дружба становится способом характеристики персонажей: положительные герои умеют дружить, отрицательные – нет.

А. С. Пушкин был неравнодушен к красотам природы, поэтому тема природы звучит во многих его произведениях. Пейзажные зарисовки в прозаических и лирических произведениях А. С. Пушкина выполняют разнообразные функции: являются фоном повествования, раскрывают характер персонажа или лирического героя, передают настроение и главную мысль произведения.

Писателя и поэта А. С. Пушкина справедливо можно назвать патриотом. Будущее своей страны всегда интересовало писателя. Поэтому тема Родины часто звучит в пушкинских произведениях. Гражданской проблематикой наполнены как прозаические, так и лирические произведения.

Творчество А. С. Пушкина дышит философскими размышлениями. Автор является не простым наблюдателем, а выразителем своих собственных мыслей. В этом заключается особенность художественных произведений А. С. Пушкина.

Кратко самое главное о творчестве Пушкина могут сказать его произведения.

Известны всему русскому народу романы А. С. Пушкина «Дубровский», «Арап Петра Великого», а также роман в стихах «Евгений Онегин».

Приобрели значение и повести А. С. Пушкина: «Капитанская дочка», «Пиковая дама», «Станционный смотритель», «Барышня-крестьянка», «Выстрел».

Среди поэм А. С. Пушкина выделяются «Медный всадник», «Руслан и Людмила», «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы», «Полтава».

Стихотворения А. С. Пушкина известны каждому русскому человеку с детства: «К***»,« Пророк», «К Чаадаеву», «19 октября», «Зимнее утро», «Вольность» и другие.

4. ТВОРЧЕСТВО М.В. ЛЕРМОНТОВА

Творчество Лермонтова кратко описать вряд ли удастся, так как это великий человек, который написал много произведений, пользующихся популярностью и сегодня.

Кроме того он был не только поэтом, это личность, которая умела, казалось бы, делать все: и рисовать, и читать стихи и даже в какое-то время он занимался драматургией. 

М. Ю. Лермонтов — это один из выдающихся поэтов начала девятнадцатого столетия. Не смотря на то, что Лермонтов прожил всего 27 лет, за столь короткий период ему удалось написать множество увлекательных и интересных произведений.

Его творчество было особенным, по сравнению с другими поэтами того времени. Писать Лермонтов начал рано, и толчком послужила его трагическая и несчастная судьба. В своих произведениях он описывал следующее:

• Родную деревеньку, он был патриотом своей страны
• Любовь и одиночество
• Трагичные судьбы людей.

Писал в стиле романтизм. Лермонтов часто в своих произведениях размышлял о справедливости и о человеческой жестокости, с которой приходится сталкиваться повсеместно. Сегодня творчество Лермонтова можно назвать всенародным достоянием.

Многие люди могут в произведениях поэта видеть свои судьбы. Его стихи актуальны не только в России, но и за рубежом.

Самыми удачными стихотворениями, написанными Лермонтовым, можно назвать следующие:

• К гению
• Звезда
• Смерть поэта
• Из Гете
• Родина
• Бородино
• Война
• К глупой красавице
• Мцыри
• Наполеон
• Узник
• Олег.

Он писал и в прозе, и можно сказать, что у него это неплохо получалось. Самыми яркими произведениями можно назвать следующие:

• Герой нашего времени
• Я хочу рассказать вам
• Кавказец
• Панорама Москвы.

Писателю удалось добиться популярности и стать излюбленным поэтом у многих людей. Почти все его произведения грустные и плачевные. Они заставляют многих задуматься о своем предназначении, поведении и отношении к людям и окружающему миру. 

Если он писал о любви, то чаще всего это была неразделенная любовь, если он хотел показать дружбу между людьми, то чаще всего он описывал, как люди могут предавать и подставлять друг друга.

5. ТВОРЧЕСТВО Н.В. ГОГОЛЯ

Гоголевское творчество можно разделить на несколько периодов. Жизнь и творчество Николая Васильевича Гоголя тесно связаны друг с другом.

Первый этап, который длился с 1829 по 1835 годы, связан с юмористическими жанрами и приемами. Этот период принято называть «петербургским». Петербург невесело встретил Н. В. Гоголя, уже тогда ему пришлось столкнуться с жизненными невзгодами и проблемами. Это позволило увидеть писателю реальность со всеми ее отрицательными чертами. Н. В. Гоголь мечтает о другой, счастливой жизни. За петербургский период вышли сборники Н. В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Миргород» и «Арабески». Это связано с тем, что в воображении писателя рисовались картины народной жизни, которые в основном были связаны с Украиной.

Второй период, длящийся с 1836 по 1842 годы, отличался своей реалистичностью, причем Н. В. Гоголь для отображения реальной действительности использовал сатирические приемы. Этот этап связан с написанием и публикацией комедии «Ревизор» и поэмы «Мертвые души».

Здесь Н. В. Гоголь поднимает проблемы, связанные с человеческими пороками: стремление к богатству и чинам, коррупция, пошлость, чинопочинание, низость и тупость. Смех над этими качествами стал орудием борьбы с человеческими пороками.

Третий этап, продлившийся с 1842 по 1852 годы, связан с внутренним миром писателя, его желанием размышлять на философские, религиозные и нравственные темы. Находясь за пределами Родины в полнейшем одиночестве, Н. В. Гоголь обращается к религии, переосмысливая при этом все свое творчество.

Помимо работы над вторым томом «Мертвых душ», в котором писатель хотел показать положительные черты отрицательных персонажей, Н. В. Гоголь работает и над публицистическим произведением: «Выбранные места из переписки с друзьями». В этой книге отобразился весь духовный кризис Н. В. Гоголя. Болезнь, а также творческая слабость давали о себе знать: писатель сжег второй том «Мертвых душ», а через некоторое время Н. В. Гоголь скончался.

Несмотря на разнообразие жанров, в центре произведений Н. В. Гоголя всегда стоял человек. Описание человеческой жизни происходило с помощью обращения к фольклорным традициям. Народные сказания, предания, легенды являлись основами сюжетов произведений Н. В. Гоголя.

Часто в произведениях Н. В. Гоголя реальный мир воедино соединяется с фантастическим миром. Мистические персонажи сочетаются с реальными личностями. Это указание на двоемирие говорит о романтическом направлении, характерном для раннего творчества писателя.

Н. В. Гоголю с мастерством удавалось описывать реальную действительность, для которой свойственны коррупция и чинопочитание, разделение людей на бедных и богатых. Проблемы, поднятые писателем, до сего дня остаются актуальными, что и является причиной бессмертности произведений Н. В. Гоголя.

Творческий путь Гоголя недолог. Однако за сравнительно небольшой промежуток времени писателю удалось оставить большой след в русской литературе.

Поэма « Мертвые души» , повесть «Шинель», сборник «Вечера на хуторе близ Диканьки», повесть «Тарас Бульба», комедия «Ревизор», повести «Нос», «Заколдованное место» и «Портрет» – известные каждому русскому человеку произведения Н. В. Гоголя.

6. ТВОРЧЕСТВО Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО.

Главной темой всех произведений писателя была судьба человека, а именно судьба его души, его пути к Богу, познание Истины.

Уже в первой из опубликованных своих работ – в повести «Бедные люди» писатель рассказывает о трагической судьбе своих героев – немолодого мелкого чиновника и девушки, в которую он влюблен, но не может жениться на ней из-за своей бедности. Эта повесть заставляет читателя задуматься о том, насколько тяжело человеку с живой душой выжить в холодном мире, где царит несправедливость

В других своих романах Достоевский описывает судьбы не менее несчастных людей, однако, в них уже есть место свету Христовой истины, которая дает надежду как самим героям, так и читателям, утешая их. Кроме того, творчество великого писателя содержит в себе еще несколько основных тем.

Кратко перечислим эти темы:

• судьба маленького и несчастного человека; 
• путь человека к познанию Бога; 
• история о богоотступничестве;
• использование темы двойников героев;
• судьба женщины из бедной среды;
• предназначение России в истории человечества.

Творчество Достоевского кратко позволяет нам понять, насколько было велико влияние писателя на мировоззрение его современников. Достоевский из рядового автора, публиковавшегося в толстых журналах, превратился в символ эпохи, выражающий собой поиски определенного числа интеллигентных людей своего пути в мире и понимания места России в мировой истории и культуре.
Писатель заставил многих своих современников отказаться от идей нигилизма и революционного бунтарства. Он во многом предчувствовал то безжалостное пламя всеобщей смуты, которое охватило нашу страну через 40 лет после его смерти. Поэтому роль Достоевского в русской литературы очень велика.

Постараемся кратко подвести итоги его творчества в каждом из его великих повестей и романов.

1. «Бедные люди» — судьба маленького и никому не нужного человека, продолжение размышлений, высказанных в гоголевской «Шинели».

2. «Униженные и оскорбленные» — продолжение темы бедных людей.

3. «Преступление и наказание» — история о духовной смерти и воскресении одной человеческой души, прошедшей через все испытания и обретшей смысл бытия в вере и надежде.

4. «Идиот» — история о прекрасном человеке, который не смог выдержать ударов судьбы.

5. «Бесы» — критика идей нигилизма, которые приводят их носителей к духовной гибели.

6. «Подросток» — история о душевых метаниях и взрослении юноши.

7. «Братья Карамазовы» — центральное произведение творчества Достоевского, в котором он рассказывает об истории одной семьи.

7. ТВОРЧЕСТВО Л.Н. ТОЛСТОГО

Лев Толстой – уникальный писатель в русской литературе. Описать творчество Толстого кратко очень сложно. Масштабная мысль писателя воплотилась в 90 томах произведений. Сочинения Л. Толстого – это романы о жизни русского дворянства, военные повести, рассказы, дневниковые записи, письма, статьи. В каждом из них отражается личность творца. Читая их, мы открываем для себя Толстого – писателя и человека. На протяжении своей 82-летней жизни он размышлял, какова цель жизни человека, стремился к духовному совершенствованию.

С творчеством Л.Толстого кратко мы знакомились в школе, читая его автобиографические повести : «Детство», « Отрочество», «Юность» ( 1852 – 1857). В них писатель обрисовал процесс формирования своего характера, отношения к окружающему миру и себе. Главный герой Николенька Иртеньев — искренний, наблюдательный, любящий правду человек. Взрослея, он учится разбираться не только в людях, но и в себе. Литературный дебют был удачным и принес писателю признание.

Оставив учебу в университете, Толстой занялся преобразованиями в имении. Этот период описан в повести « Утро помещика» (1857).

Толстому в юности было свойственно и совершение ошибок (его светские развлечения во время учебы в университете), и раскаяние, и стремление к искоренению пороков ( программа по самообразованию). Было даже бегство на Кавказ от долгов, светской жизни. Кавказская природа, простота казачьей жизни контрастировали с дворянскими условностями и закрепощенностью образованного человека. Богатейшие впечатления этого периода отразились в повести «Казаки»(1852—1963), рассказах« Набег» (1853), « Рубка леса» (1855). Герой Толстого этого периода– ищущий человек, который пытается найти себя в единении с природой. В основе повести « Казаки» лежит автобиографическая история любви. Разочарованный цивилизованной жизнью герой тянется к простой, страстной казачке. Дмитрий Оленин напоминает романтического героя, он ищет счастье в казачьей среде, но остается чуждым ей.

1854 год – служба в Севастополе, участие в военных действиях, новые впечатления, новые планы. В это время Толстой был увлечен идеей издания литературного журнала для солдат, работал над циклом « Севастопольских рассказов». Эти очерки стали зарисовками нескольких дней, прожитых среди его защитников. Толстой использовал прием контраста в описании прекрасной природы и будней защитников города. Война ужасает своей противоестественной сущностью, в этом ее подлинная правда.

В1855 -1856 годы Толстой имел громкую славу писателя, но не сблизился ни с кем из литературной среды. Жизнь в Ясной Поляне, занятия с крестьянскими ребятишками его увлекали сильнее. Он даже написал «Азбуку» (1872) для занятий в своей школе. Она состояла из лучших сказок, былин, пословиц, поговорок, басен. Позднее были изданы 4 тома « Русских книг для чтения».

С 1856 по 1863 год Толстой работал над романом о декабристах, но анализируя это движение, истоки его увидел в событиях 1812 года. Так писатель перешел к описанию духовного единения дворянства и народа в борьбе с захватчиками. Так возник замысел романа – эпопеи «Война и мир». В основе его – духовная эволюция героев. Каждый из них идет своим путем к постижению сущности жизни. Сцены семейной жизни переплетаются с военными. Автор анализирует смысл и законы истории через призму сознания простого человека. Не полководцы, а народ способен изменить историю, а суть жизни человека – семья.

Семьялежит в основе и другого романа Толстого – «Анна Каренина»

(1873 – 1977) Толстой описал историю трех семей, члены которых по-разному относятся к своим близким. Анна ради страсти губит и семью, и себя, Долли старается сохранить свою семью, Константин Левин и Кити Щербацкая стремятся к чистым и духовным отношениям.

К 80-м годам изменилось мировоззрение самого писателя. Его волнуют вопросы социального неравенства, нищеты бедных, праздности богатых. Это отражено в повестях «Смерть Ивана Ильича» (1884—1886), «Отец Сергий» (1890—1898,) драме «Живой труп» (1900), рассказе «После бала» (1903).

Последний роман писателя – « Воскресение»( 1899). В позднем раскаянии Нехлюдова, соблазнившего воспитанницу своей тетки, – мысль Толстого о необходимости изменения всего русского общества. Но будущее возможно не в революционном, а в нравственном, духовном обновлении жизни.

Всю свою жизнь писатель вел дневник, первая запись в котором была сделана в 18 лет, а последняя за 4 дня до смерти в Астапове. Дневниковые записи сам писатель считал самыми важными из его произведений. Сегодня они открывают нам взгляды писателя на мир, жизнь, веру. Свое восприятие бытия Толстой раскрыл в статьях «О переписи в Москве» (1882), «Так что же нам делать?» (1906) и в «Исповеди» (1906).

Последний роман и богоборческие сочинения писателя привели к окончательному разрыву с церковью.

Писатель, философ, проповедник Толстой был тверд в своей позиции. Одни им восхищались, другие критиковали его учение. Но никто не оставался спокойным: он ставил вопросы, которые волновали всё человечество.

8. ТВОРЧЕСТВО А.П. ЧЕХОВА

Раннее творчество Чехова включает в себя, в основном, юмористические произведения. Это такие рассказы, как «Толстый и тонкий», «Смерть чиновника», «Хамелеон», «Жених» и др.
В этих произведениях автор высмеивает многие человеческие пороки и, в первую очередь, лицемерие, скупость и чинопоклонство. Встретились два гимназических приятеля в рассказе «Толстый и тонкий». Искреннее обрадовались встречи, начали диалог, но в процессе его выяснилось, что толстый занимает чин гораздо выше тонкого, и тонкий, узнав об этом, сразу начинает лебезить перед своим бывшим товарищем. И вся радость их встречи пропадает.

Или другой герой – «Хамелеон», в любой ситуации стремящийся показать себя с лучшей стороны перед начальством и получить от этого выгоду. Сам рассказ «Хамелеон» занимает немногим более одной страницы, вызывает смех, но это смех сквозь слезы, ведь читатели видят в поведении героя отзыв своих недостатков.

Или другой рассказ «Жених».

В нем изображен молодой человек, без ума влюбленный в свою невесту – белокурую красавицу Варю. Жених провожает Варю на поезд, дает ей с собой денег 25 рублей, однако, несмотря на все светлое чувство к своей невесте, не забывает взять у нее расписочку. Что это? Скупость или цинизм. А может быть лицемерие? Но в том-то и дело, что наш жених по-настоящему влюблен, однако все равно подарить эти «несчастные» 25 рублей своей невесте не может.

Особенности творчества Чехова этого периода как раз и заключаются в создании таких произведений, рассказывающих о быте разных людей, высмеивающих их пороки, но заставляющие читателей обращаться к миру собственной души, видя недостатки и своего поведения.

В середине 80-х XIX столетия Чехов (уже ставший к тому времени профессиональным врачом) входит в «большую русскую литературу». Его имя становится известным читателям, а его рассказы начинают пользоваться невероятной популярностью.

Уже став известным русским писателем, чье произведения публиковались в ведущих литературных журналах того времени, Чехов отправляется в путешествие по России. В 1890 году писатель посещает Сибирь и доезжает даже до острова Сахалин, который в те времена был наиболее известным в империи местом каторги и ссылок.

Итогом его поездок становится книга «Остров Сахалин», вышедшая в свет в 1895 году.

Темы творчества Чехова того периода связаны с исследованием человеческой души, глубинных мотивов психики личности. В этот период писатель публикует самые известные свои произведения рассказы «Крыжовник», «Человек в футляре», О любви», «Ионыч», «Дама с собачкой», «Палата № 6».

Писатель много размышляет о судьбе человека, о значении в жизни людей чувства любви. Например, в рассказе «Дама с собачкой» он описывает состояние, в которое погружаются двое людей, случайно встретившихся на курорте. Гуров и Анна Сергеевна не могут справиться с охватившем их любовным чувством. При этом герои глубоко несчастны, не только потому, что внешние обстоятельства не дают им возможности соединить свои судьбы, но еще и потому, что само чувство их любви – глубоко трагично.

Другой рассказ Чехова того периода, вызывавший споры среди современников, называется «Душечка». Он повествует о судьбе женщины, которая всю жизнь жила для других. Когда-то она растворилась в судьбе своего первого мужа, после смерти которого также отдалась всем интересам второго мужа. Когда же умер и второй ее муж, Душечка нашла себе новый объект любви и заботы.

Причем писатель был настолько деликатен, что не давал поведению героини авторских оценок, предоставляя это право читателям. Одни читатели видели в Душечки героиню, которая, забыв себя, была готова возлюбить «ближнего своего», другие – женщину пустую и глупую, не знающую, чем ей заняться и поэтому отдающую себя всем, кто окажется рядом.

Всего в этот период творчества Чехова писателем было написано около 150 произведений, многие из которых вошли в сокровищницу русской литературы.

.П. Чехов вошел в историю русской культуры еще и как талантливый драматург. Его перу принадлежат многочисленные произведения. Это пьесы «Дядя Ваня», «Чайка», «Вишневый сад», «Три сестры» и многие другие. До сих эти произведения находят свое воплощение в репертуаре ведущих театров во всем мире.

Во многом благодаря творчеству Чехова и многие его талантливым современникам, актерам и режиссерам, удалось родить новый жанр особой психолого-ориентированной русской драматургии.

Главное в пьесах Чехова – это обращение к внутреннему миру его героев. Именно перу писателя принадлежит фраза о том, что люди могут пить на сцене чай, а в это же самое время решается их судьба. В его пьесах мало острых ярких конфликтов, драматических коллизий, сцен убийств и откровенных любовных признаний. Все скрыто, обнажено и реалистично. При этом его герои жизненны и человечны. Сам Чехов писал по этому поводу: «Пусть на сцене все будет так же просто и так же вместе с тем сложно, как в жизни».

Раневская – главная героиня пьесы «Вишневый сад» – ищет в жизни счастья, но нигде не находит его, она стремится к добру, но не хочет приложить усилия для какого-нибудь конкретного доброго дела. Три сестры из другой чеховской пьесы также ищут в жизни другой лучшей доли, они мечтают о жизни в Москве, но сами боятся предпринимать какие-либо действия, чтобы осуществить свою мечту. Другой герой писателя из пьесы «Дядя Ваня» создает для себя кумира из своего родственника, а когда понимает всю ложность своей иллюзии, впадает в глубочайшую депрессию.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Лебедев Ю. В. Литература. Учебное пособие для учащихся 10 класса средней школы. В двух частях. – М.: «Просвещение», 1994.

2. Русские писатели. Биобиблиографический словарь: В 2-х т. – М.: «Просвещение», 1990.

3. Тургенев А.И. Литературная критика 1800-1820-х годов. – М., 1980., сер. “Рус. лит. критика”.

4. Фризман Л.Г. Два века русской элегии. // Русская элегия XVIII – начала XX века. – Л.: Сов. писатель, 1991., сер. “Б-ка поэта. БС”

5. В.Э. Вацуро. Лирика пушкинской поры. “Элегическая школа”. – СПб.: Наука, 1994.

6. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. – М., 1984.

7. Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. 2-е изд. – М., 1986

8. Тынянов Ю.Н. Пушкин и его современники. – М.: Наука, 1969.

9. Гиллельсон М.И. От арзамасского братства к пушкинскому кругу писателей. – Л., 1974

10. Гиллельсон М.И. Молодой Пушкин и арзамасское братство. – Л., 1974

11. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 10-ти т. Изд.4-е. – Т.VII. – Л., 1978

Êóðëÿíäñêàÿ Ã.Á.: È. Ñ. Òóðãåíåâ è ðóññêàÿ ëèòåðàòóðà. Ãëàâà òðåòüÿ.
1
 ðóññêîé ëèòåðàòóðå ïðîøëîãî ñòîëåòèÿ, ïîæàëóé, íå áûëî ïèñàòåëåé, íà ïåðâûé âçãëÿä ñòîëü ðàçíûõ, òàê íåïîõîæèõ îäèí íà äðóãîãî, êàê Òóðãåíåâ è Ëåñêîâ. «Ìÿãêîñåðäå÷íûé, óðàâíîâåøåííûé, ãàðìîíè÷íûé Òóðãåíåâ, óì è òàëàíò êîòîðîãî Ëåñêîâ íàçûâàë «áëàãîóñòðîåííûìè»… È ïîëíàÿ ïðîòèâîïîëîæíîñòü åìó — Ëåñêîâ — ðåçêèé, íåòåðïèìûé, ñòðàñòíûé, ÷üå îãðîìíîå, ñòèõèéíîå äàðîâàíèå íàïîìèíàåò ãëûáó, êîòîðîé íå êàñàëàñü ðóêà ÷åëîâå÷åñêàÿ»1. Ë. Í. Àôîíèí â öèòèðóåìîé ñòàòüå, çàìåòèë, îäíàêî, ÷òî ãëóáîêîå ðàçëè÷èå õàðàêòåðîâ è âîççðåíèé Òóðãåíåâà è Ëåñêîâà, ðàçíèöà èõ ýñòåòè÷åñêèõ âçãëÿäîâ è ëèòåðàòóðíûõ âêóñîâ, ïîëèòè÷åñêèõ ïðèñòðàñòèé è àíòèïàòèé íå ïîìåøàëè èì îñíîâàòåëüíî èíòåðåñîâàòüñÿ òâîð÷åñòâîì äðóã äðóãà. Äåéñòâèòåëüíî, Ëåñêîâ è Òóðãåíåâ, ïðè âñåì ðàçëè÷èè èõ ýòèêî-ôèëîñîôñêèõ ïîçèöèé, îáúåäèíÿëèñü ìîðàëüþ æåðòâåííîãî ñëóæåíèÿ äðóãèì, ñòðàñòíûì âîñõèùåíèåì ñïîñîáíîñòüþ ÷åëîâåêà ê ãåðîè÷åñêèì ïîäâèãàì, èíòåðåñîì ê èäåéíî-ðîìàíòè÷åñêîé ñôåðå æèçíè, ê âûñîêèì ïîðûâàì ÷åëîâå÷åñêîãî äóõà.

1 (Àôîíèí Ë. Í. Òóðãåíåâ è Ëåñêîâ. — Â êí.: Òðåòèé ìåæâóçîâñêèé òóðãåíåâñêèé ñáîðíèê. Îðåë, 1971, ñ. 133)

×òî öåíèë è ÷òî îñóæäàë Òóðãåíåâ â ÷åëîâå÷åñêîé ëè÷íîñòè?  ïðåäñòàâèòåëÿõ äâîðÿíñêîé èíòåëëèãåíöèè, â ðóññêèõ ëþäÿõ «êóëüòóðíîãî ñëîÿ», èçîáðàæåííûõ â ðîìàíàõ, Òóðãåíåâ îñóæäàë èíäèâèäóàëèñòè÷åñêóþ íàñòðîåííîñòü, ðàâíîäóøèå ê «îáùåìó áëàãó». Èñêëþ÷èòåëüíûé èíòåðåñ ê ñîáñòâåííîé ëè÷íîñòè, íåçíàíèå îáùåñòâåííî-íðàâñòâåííîãî èäåàëà ëèøàåò èõ «áåñêîðûñòíîãî ýíòóçèàçìà» è äåëàåò îäèíîêèìè è áåñïëîäíûìè. Èìåííî Ãàìëåò, ãåðîé øåêñïèðîâñêîé òðàãåäèè, ñ òî÷êè çðåíèÿ Òóðãåíåâà, ÿâëÿåòñÿ âîïëîùåíèåì òàêîãî ýãîèñòè÷åñêîãî ïîãðóæåíèÿ â ñåáÿ. Ëè÷íîå «ÿ» äîðîãî Ãàìëåòó: «ýòî èñõîäíàÿ òî÷êà, ê êîòîðîé îí âîçâðàùàåòñÿ áåñïðåñòàííî, ïîòîìó ÷òî íå íàõîäèò íè÷åãî â öåëîì ìèðå, ê ÷åìó áû ìîã ïðèëåïèòüñÿ äóøîþ; îí ñêåïòèê — è âå÷íî âîçèòñÿ è íîñèòñÿ ñ ñàìèì ñîáîþ», «îí âåñü æèâåò äëÿ ñåáÿ, îí ýãîèñò; íî âåðèòü â ñåáÿ äàæå ýãîèñò íå ìîæåò; âåðèòü ìîæíî òîëüêî â òî, ÷òî âíå íàñ è íàä íàìè» (VIII, 176). Òóðãåíåâ ïðèâåòñòâîâàë ýíòóçèàñòîâ îáùåñòâåííîãî ñëóæåíèÿ, íîñèòåëåé âûñîêîãî íðàâñòâåííîãî ñîçíàíèÿ, ëþäåé äîíêèõîòñêîãî ñêëàäà, ò. å. ëþäåé, îòëè÷àþùèõñÿ ÷óâñòâîì äîëãà, «êðåïîñòüþ íðàâñòâåííîãî ñîñòàâà», íåïðåêëîííîñòüþ âîëè, à ãëàâíîå, ïðåäàííîñòüþ èäåàëó.  ëè÷íîñòè Äîí-Êèõîòà Òóðãåíåâà ïîêîðÿåò ýòî ñòðåìëåíèå «çàùèùàòü ïðèòåñíåííûõ», «èñïðàâëÿòü çëî», âîäâîðÿòü- «èñòèíó, ñïðàâåäëèâîñòü íà çåìëå». «Æèòü äëÿ ñåáÿ, çàáîòèòüñÿ î ñåáå — Äîí-Êèõîò ïî÷åë áû ïîñòûäíûì. Îí âåñü æèâåò (åñëè òàê ìîæíî âûðàçèòüñÿ) âíå ñåáÿ, äëÿ äðóãîãî, äëÿ ñâîèõ áðàòüåâ, äëÿ èñòðåáëåíèÿ çëà, äëÿ ïðîòèâîäåéñòâèÿ âðàæäåáíûì ÷åëîâå÷åñòâó ñèëàì — âîëøåáíèêàì, âåëèêàíàì, òî åñòü ïðèòåñíèòåëÿì» (VIII, 174). Îí ïðèâåòñòâóåò Äîí-Êèõîòà çà «âåðó â íå÷òî âå÷íîå, íåçûáëåìîå, â èñòèíó, îäíèì ñëîâîì, â èñòèíó, íàõîäÿùóþñÿ âíå îòäåëüíîãî ÷åëîâåêà, íå ëåãêî åìó äàþùóþñÿ, òðåáóþùóþ ñëóæåíèÿ è æåðòâ, íî äîñòóïíóþ ïîñòîÿíñòâó ñëóæåíèÿ è ñèëå æåðòâû» (VIII, 173).

 ñòàòüå «Ãàìëåò è Äîí-Êèõîò» Òóðãåíåâ ñ ïðåäåëüíîé ÷åòêîñòüþ âûðàçèë ñâîþ ýòèêî-ôèëîñîôñêóþ íàïðàâëåííîñòü, è ïîòîìó ñòàòüÿ ÿâèëàñü ñâîåîáðàçíûì êîììåíòàðèåì êî âñåìó åãî òâîð÷åñòâó1.

1 (Ñì.: Ëåâèí Þ. Ä. Ñòàòüÿ È. Ñ. Òóðãåíåâà «Ãàìëåò è Äîí-Êèõîò». (Ê âîïðîñó î ïîëåìèêå Äîáðîëþáîâà è Òóðãåíåâà). — Â êí.: Í. À. Äîáðîëþáîâ. Ãîðüêèé, 1965, ñ. 122 — 163)

 
 ëè÷íîñòè ñâîèõ ïåðåäîâûõ ãåðîåâ-ïåðñîíàæåé Òóðãåíåâ çàîñòðÿë îáùå÷åëîâå÷åñêîå ñîäåðæàíèå, äîíêèõîòñêîå àêòèâíîå, ãåðîè÷åñêîå íà÷àëî, ñïîñîáíîñòü æåðòâîâàòü ñîáîþ ðàäè òîðæåñòâà ñïðàâåäëèâîñòè íà çåìëå.

Óæå â ïåðâîì ñâîåì îïóáëèêîâàííîì ðîìàíå îí ñîçäàë îáðàç ýíòóçèàñòà-ïðîñâåòèòåëÿ — Ðóäèíà, ïðèçûâàþùåãî «íàäëîìèòü óïîðíûé ýãîèçì ñâîåé ëè÷íîñòè», âûéòè íà øèðîêèé ïðîñòîð ñëóæåíèÿ «îáùåìó áëàãó». Âìåñòå ñ ãåðîåì ïèñàòåëü áûë óâåðåí, ÷òî «ñåáÿëþáèâûé ÷åëîâåê çàñûõàåò, ñëîâíî îäèíîêîå, áåñïëîäíîå äåðåâî».  ñëåäóþùåì ñâîåì ðîìàíå «Äâîðÿíñêîå ãíåçäî» Òóðãåíåâ ñîçäàåò â ëèöå Ëàâðåöêîãî îáðàç òàêîãî äâîðÿíñêîãî ïðîñâåòèòåëÿ, êîòîðûé óæå îñâîáîäèëñÿ îò òàê íàçûâàåìîé èäåàëèñòè÷åñêîé ñîçåðöàòåëüíîñòè, âåñü ïðîíèêñÿ ÷óâñòâîì áëèçîñòè ê íàöèîíàëüíûì îñíîâàì íàðîäíîé æèçíè, îáðàòèëñÿ ê âïîëíå êîíêðåòíîé çàäà÷å — íàó÷èòüñÿ «ïàõàòü çåìëþ, è êàê ìîæíî ëó÷øå åå ïàõàòü». Ýòî ïîíèìàíèå ïîòðåáíîñòåé ðåàëüíîé æèçíè, ñîâåðøàþùåéñÿ èñòîðèè ñ åùå áîëüøåé ñèëîé ñêàçàëîñü â ëè÷íîñòè Èíñàðîâà èç ðîìàíà «Íàêàíóíå». Ïîäîáíî Äîí-Êèõîòó, Èíñàðîâ ÷åòêî îïðåäåëèë íðàâñòâåííûé ñìûñë ñâîåãî ñóùåñòâîâàíèÿ, óâèäåâ ñâîþ çàäà÷ó â îñâîáîæäåíèè ðîäíîãî áîëãàðñêîãî íàðîäà îò òóðåöêîãî ïîðàáîùåíèÿ. Âçâîëíîâàííîå âíèìàíèå Åëåíû, ðàçìûøëÿþùåé íàä âîïðîñîì î òîì, êàê äåëàòü äîáðî, îòòåíÿåò çíà÷èòåëüíîñòü òîé èäåè, ðàäè êîòîðîé æèâåò Èíñàðîâ: «Îñâîáîäèòü ñâîþ ðîäèíó! — ïðîìîëâèëà îíà. — Ýòè ñëîâà äàæå âûãîâîðèòü ñòðàøíî — òàê îíè âåëèêè…».

 îäíîì èç ñòèõîòâîðåíèé â ïðîçå ðèñóåòñÿ îáðàç ðóññêîé äåâóøêè-ðåâîëþöèîíåðêè, êîòîðàÿ ãîðèò îäíèì æåëàíèåì ïîæåðòâîâàòü ñîáîþ. Îíà ñòðåìèòñÿ ïåðåøàãíóòü âûñîêèé ïîðîã, çà êîòîðûì åå îæèäàåò «óãðþìàÿ ìãëà»», «õîëîä è ãîëîä, íåíàâèñòü, íàñìåøêè, ïðåçðåíèå, îáèäà, òþðüìà è ñàìàÿ ñìåðòü». Îíà ãîòîâà ïðèíÿòü «îò÷óæäåíèå ïîëíîå, îäèíî÷åñòâî», âñå ñòðàäàíèÿ, âñå óäàðû, ëèøü áû æèòü «âíå ñåáÿ, äëÿ äðóãèõ, äëÿ èñòðåáëåíèÿ çëà», êàê âûðàçèëñÿ ïèñàòåëü î Äîí-Êèõîòå. Ðóññêàÿ äåâóøêà ãîòîâà íà «áåçûìÿííóþ æåðòâó», äàæå íà ïðåñòóïëåíèå ðàäè òîðæåñòâà ïðàâäû.

«Äåâóøêà ïåðåøàãíóëà ïîðîã — è òÿæåëàÿ çàâåñà óïàëà çà íåþ.

— Äóðà! — ïðîñêðåæåòàë êòî-òî ñçàäè.

— Ñâÿòàÿ! — ïðîíåñëîñü îòêóäà-òî â îòâåò».

Ãåðîèíÿ, ñîâåðøèâøàÿ ïîäâèã îòðå÷åíèÿ îò âñåãî ëè÷íîãî, — «äóðà» äëÿ òåõ, êòî æèâåò èíòåðåñàìè ýãîèñòè÷åñêîãî áëàãîïîëó÷èÿ è «ñâÿòàÿ» äëÿ òåõ, êòî îòñòàèâàåò ñëóæåíèå èäåàëó.

Òóðãåíåâ íå âåðèë â èñòîðè÷åñêóþ ïîáåäó Áàçàðîâûõ è Íåæäàíîâûõ, îí ñ÷èòàë, ÷òî îíè ñòîÿò òîëüêî â ïðåääâåðèè áóäóùåãî. Íî âìåñòå ñ òåì îí íèêîãäà íå ñîìíåâàëñÿ â èñòîðè÷åñêè ïëîäîòâîðíîé ðîëè ðåâîëþöèîíåðîâ â ïîñòóïàòåëüíîì ðàçâèòèè ÷åëîâå÷åñêîãî îáùåñòâà, êàê íîñèòåëåé èäåè îòðèöàíèÿ âñåãî êðåïîñòíè÷åñêîãî è ïîëèöåéñêîãî ñòðîÿ æèçíè.

Ñâÿçè Òóðãåíåâà ñ îñâîáîäèòåëüíûì äâèæåíèåì â ñòðàíå áûëè î÷åíü ïðî÷íûìè. Ñ ðåâîëþöèîííûìè äåìîêðàòàìè îí ñîòðóäíè÷àë â æóðíàëå «Ñîâðåìåííèê» è öåíèë èõ íàðîäíóþ ñîñðåäîòî÷åííóþ ìóäðîñòü, íåäîâåð÷èâóþ è ñïîêîéíóþ. Íåäàðîì â êðóãó ñâîèõ ëèáåðàëüíûõ äðóçåé îí òîãäà ïîñòîÿííî çàùèùàë ×åðíûøåâñêîãî çà ïîíèìàíèå ïîòðåáíîñòåé îáùåñòâåííîé æèçíè. Âîçäåéñòâèå ðåâîëþöèîííî-äåìîêðàòè÷åñêîé èäåîëîãèè íà Òóðãåíåâà íå áûëî ñëó÷àéíûì: îíî ñòàëî âîçìîæíûì áëàãîäàðÿ îïïîçèöèîííîé íàñòðîåííîñòè ñàìîãî Òóðãåíåâà. Ñî÷óâñòâåííîå èçîáðàæåíèå íàðîäà è ïðîòåñòà ïðîòèâ åãî óíèçèòåëüíîãî ðàáñòâà åùå â «Çàïèñêàõ îõîòíèêà» ïîçâîëèëî Òóðãåíåâó èìåòü òî÷êè èäåéíîãî ñîïðèêîñíîâåíèÿ íå òîëüêî ñ Áåëèíñêèì, íî è ×åðíûøåâñêèì, à ïîçæå ñ Ñàëòûêîâûì-Ùåäðèíûì. Ýòî îñîçíàíèå ðîëè íàðîäà â æèçíè ñòðàíû ÿâèëîñü ïðè÷èíîé ðàñõîæäåíèÿ Òóðãåíåâà ñ êîíñåðâàòèâíûìè ëèáåðàëàìè, ïðèíÿâøèìè ïîñëå ðåôîðìû ðåàêöèîííóþ ïîëèòèêó ïðàâèòåëüñòâà.

 ðåâîëþöèîííûõ áîðöàõ Òóðãåíåâ îòìå÷àë ñîçíàíèå äîëãà è íåïðåêëîííîñòü âîëè, òàê íàçûâàåìîå äîíêèõîòñêîå ãåðîè÷åñêîå íà÷àëî, ïðåäàííîñòü èäåàëó è ãîòîâíîñòü æåðòâîâàòü æèçíüþ ðàäè íåãî. Ñ âîñõèùåíèåì Òóðãåíåâ ñëåäèë çà íàöèîíàëüíî-îñâîáîäèòåëüíîé áîðüáîé Ãàðèáàëüäè. «…Åñëè áû ÿ áûë ïîìîëîæå, — ïèñàë îí â èþíå 1859 ã. Å. Å. Ëàìáåðò, — ÿ áû áðîñèë âñÿêóþ ðàáîòó è ïîåõàë áû â Èòàëèþ — ïîäûøàòü ýòèì, òåïåðü âäâîéíå áëàãîäàòíûì âîçäóõîì. Ñòàëî áûòü, åñòü íà çåìëå ýíòóçèàçì? Ëþäè óìåþò æåðòâîâàòü ñîáîþ, ìîãóò ðàäîâàòüñÿ, áåçóìñòâîâàòü, íàäåÿòüñÿ? Õîòü ïîñìîòðåòü áû íà ýòî — êàê ýòî äåëàåòñÿ!» (Ï., III, 306).

Âìåñòå ñ òåì àíòèêðåïîñòíè÷åñêèé ïàôîñ è ãëóáîêîå ïîíèìàíèå íåîáõîäèìîñòè ðàäèêàëüíûõ ïðåîáðàçîâàíèé íàðîäíîé æèçíè íå ñíèìàëè ïðîòèâîðå÷èé ìèðîâîççðåíèÿ è òâîð÷åñòâà Òóðãåíåâà. Ê íà÷àëó 60-õ ãîäîâ êîëåáàíèå Òóðãåíåâà ìåæäó ëèáåðàëèçìîì è äåìîêðàòèçìîì çàâåðøèëîñü ïîáåäîé êëàññîâûõ ïðåäðàññóäêîâ. Ëèáåðàë âçÿë âåðõ â Òóðãåíåâå, âñëåäñòâèå ÷åãî ïðîèçîøåë ðàçðûâ ñ öåíòðîì ðåâîëþöèîííî-äåìîêðàòè÷åñêîé ìûñëè, ñ «Ñîâðåìåííèêîì». Èìåííî ê ýïîõå 60-õ ãîäîâ îòíîñèòñÿ ëåíèíñêàÿ õàðàêòåðèñòèêà Òóðãåíåâà êàê òèïè÷íîãî ëèáåðàëà, êîòîðîãî «òÿíóëî ê óìåðåííîé ìîíàðõè÷åñêîé è äâîðÿíñêîé êîíñòèòóöèè», êîòîðîìó «ïðåòèë ìóæèöêèé äåìîêðàòèçì Äîáðîëþáîâà è ×åðíûøåâñêîãî»1.

1 (Ëåíèí Â. È. Ïîëí. ñîáð. ñî÷., ò. 36, ñ. 206)

 «Íîâè» Òóðãåíåâ, èçîáðàæàÿ îáîñòðÿþùèåñÿ ïðîòèâîðå÷èÿ ìåæäó ìíîãîìèëëèîííûìè ìàññàìè êðåñòüÿíñòâà è êëàññîì ïîìåùèêîâ-äâîðÿí, îòêðûòî âñòàë íà çàùèòó êðåñòüÿíñòâà, îãðàáëåííîãî ðåôîðìîé, âûñòóïèë ñ ðåçêîé, óíè÷òîæàþùåé êðèòèêîé ëèáåðàëîâ Ñèïÿãèíûõ, íàõîäÿùèõñÿ â íåðàçðûâíîì ñîþçå ñ ðåàêöèîíåðàìè Êàëëîìåéöåâûìè. Ðåâîëþöèîíåðîâ-íàðîäíèêîâ 70-õ ãîäîâ Òóðãåíåâ ïðèâåòñòâîâàë êàê ïðåäñòàâèòåëåé íðàâñòâåííîé íîâè, ãîòîâûõ æåðòâîâàòü ñîáîþ. Ïèñàòåëü ïðèçíàâàëñÿ, ÷òî îí, «ñòàðèê, øàïêó ñíèìàåò» ïåðåä ãåðîè÷åñêèìè áîðöàìè èç ðóññêîé ìîëîäåæè, òàêèìè, êàê Ãåðìàí Ëîïàòèí, Ïåòð Ëàâðîâ, Âåðà Çàñóëè÷, Ñîôüÿ Ïåðîâñêàÿ è äð.

Íå ñëó÷àéíî íàðîäîâîëüöû ïðèçíàëè Òóðãåíåâà ïåâöîì «íðàâñòâåííîé íîâè»: «Òóðãåíåâ, áûòü ìîæåò, áåññîçíàòåëüíî äëÿ ñàìîãî ñåáÿ ñâîèì ÷óòêèì è ëþáÿùèì ñåðäöåì ñî÷óâñòâîâàë è äàæå ñëóæèë ðóññêîé ðåâîëþöèè. Îí ñîìíåâàëñÿ â åå áëèçîñòè è îñóùåñòâèìîñòè ïóòåì ãåðîéñêèõ ñõâàòîê ñ ïðàâèòåëüñòâîì, — ýòî äëÿ íàñ áåçðàçëè÷íî. Äëÿ íàñ âàæíî, ÷òî îí ñëóæèë ðóññêîé ðåâîëþöèè ñåðäå÷íûì ñìûñëîì ñâîèõ ïðîèçâåäåíèé»1.

1 (È. Ñ. Òóðãåíåâ â âîñïîìèíàíèÿõ ðåâîëþöèîíåðîâ-ñåìèäåñÿòííêîâ. Ì. — Ë., Academia, 1930, ñ. 10)

 ïåðåäîâûõ ïðåäñòàâèòåëÿõ ðóññêîé èíòåëëèãåíöèè, ïåðñîíàæàõ ñâîèõ ðîìàíîâ, Òóðãåíåâ ñòðåìèëñÿ óëîâèòü òåíäåíöèþ óñòðåìëåíèÿ â áóäóùåå.  íðàâñòâåííî-ïñèõîëîãè÷åñêîì îáëèêå ýòèõ ãåðîåâ îí çàîñòðÿë ïîëîæèòåëüíûå ÷åðòû, êîòîðûå èìåþò îáùå÷åëîâå÷åñêîå çíà÷åíèå. Ïèñàòåëü ðàñïîëàãàë óìåíèåì íàõîäèòü çíà÷èòåëüíîå è ïðåêðàñíîå â æèçíè îáûêíîâåííûõ ëþäåé, ïðîñòîå è åñòåñòâåííîå ñëèÿíèå ñóðîâîé ïðàâäû î æèçíè è ïîýòè÷íîñòè.  ãðàæäàíñêèõ áîðöàõ: Èíñàðîâå, Ìàðêåëîâå, â ðóññêîé äåâóøêå, æàæäóùåé ãåðîè÷åñêîãî ïîäâèãà, ñóðîâîãî ïîäâèæíè÷åñòâà: Íàòàëèè Ëàñóíñêîé, Ëèçå Êàëèòèíîé, Åëåíå Ñòàõîâîé, Ìàðèàííå Ñèïÿãèíîé — ñóùíîñòü æèçíè ïðîÿâëÿåòñÿ íàèáîëåå ïîëíî, êàê áû îñâîáîæäàåòñÿ îò âåðõíåãî ñëîÿ, îò ñëó÷àéíûõ íàïëàñòîâàíèé.  íèõ çàîñòðåíî îáùå÷åëîâå÷åñêîå ïîëîæèòåëüíîå ñîäåðæàíèå, êîòîðîå, ðàçóìååòñÿ, íàõîäèòñÿ â åäèíñòâå ñ èõ ñîöèàëüíî-òèïè÷åñêèìè õàðàêòåðàìè.

2
Ýòî ïðèçíàíèå ñâåðõëè÷íîñòíûõ öåííîñòåé áûëî ñâîéñòâåííî è Ëåñêîâó. Ñ íåîáû÷àéíîé ñèëîé îí âûðàæàë âåðó â íðàâñòâåííîå äîñòîèíñòâî ÷åëîâå÷åñêîé ëè÷íîñòè è ñîçäàë öåëóþ ãàëåðåþ «ïðàâåäíèêîâ». Óæå â ïåðâîå äåñÿòèëåòèå ñâîåãî òâîð÷åñòâà Ëåñêîâ îáðàùàåòñÿ ê îáðàçó ïîëîæèòåëüíî ïðåêðàñíîãî ÷åëîâåêà. Ýòî ñåìèíàðèñò Âàñèëèé Ïåòðîâè÷ Áîãîñëîâñêèé, ïî ïðîçâèùó Îâöåáûê, èç îäíîèìåííîãî ðàññêàçà (1863), ëåêàðü Êðûëóøêèí èç «Æèòèÿ îäíîé áàáû», îòøåëüíèêè îòöû Âàâèëà è Èãíàòèé («Îâöåáûê»), Ïàâìà èç ðàññêàçà «Çàïå÷àòëåííûé àíãåë» (1873), Ïàìàäà èç ðîìàíà «Íåêóäà», Êîòèíà Äîèëüöà, Êîíñòàíòèí Ïèçîíñêèé èç ðàññêàçà «Êîòèíà Äîèëüöà è Ïëàòîíèäà».  70-å ãîäû â êà÷åñòâå «ïðàâåäíèêîâ» âûñòóïàþò ïðîòîïîï Ñàâåëèé Òóáåðîçîâ â õðîíèêå «Ñîáîðÿíå» (1872), Ðîãîæèí â õðîíèêå «Çàõóäàëûé ðîä» (1873), Èâàí Ñåâåðüÿíîâè÷ Ôëÿãèí — «Î÷àðîâàííûé ñòðàííèê» (1873), Ïàâëèí èç îäíîèìåííîãî ðàññêàçà (1874), ïðàâåäíèêè èç ðàññêàçà «Íà êðàþ ñâåòà» (1875), Ðûæîâ èç ðàññêàçà «Îäíîäóì» (1879), «Ïèãìåé» (1878), íåñìåðòåëüíûé Ãîëîâàí èç ðàññêàçà î íåì (1879).  80-å ãîäû «ïðàâåäíèêè» èçîáðàæàþòñÿ â ðàññêàçàõ «Êàäåòñêèé ìîíàñòûðü» (1880), «Èíæåíåðû-áåññðåáðåííèêè» (1887) è äð.

Ïî ñëîâàì Ãîðüêîãî, Ëåñêîâ ñîçäàë «Äëÿ Ðîññèè èêîíîñòàñ åå ñâÿòûõ è ïðàâåäíèêîâ. Îí êàê áû ïîñòàâèë öåëüþ ñåáå îáîäðèòü, âîîäóøåâèòü Ðóñü, èçìó÷åííóþ ðàáñòâîì, îïîçäàâøóþ æèòü, âøèâóþ è ãðÿçíóþ, âîðîâàòóþ è ïüÿíóþ, ãëóïóþ è æåñòîêóþ ñòðàíó, ãäå ëþäè âñåõ êëàññîâ è ñîñëîâèé óìåþò áûòü îäèíàêîâî íåñ÷àñòíûìè, — ïðîêëÿòóþ ñòðàíó, êîòîðóþ íàäî ëþáèòü è ïî÷åìó-òî íåîáõîäèìî ëþáèòü òàê, ÷òîáû ñåðäöå êàæäûé äåíü è ÷àñ êðîâüþ ïëàêàëî îò ìó÷åíèé ýòîé ëþáâè, ñòîëü ïîõîæåé íà ïûòêó íåâèííîãî ñëàäîñòðàñòíûì ìó÷èòåëåì». Ëåñêîâ ïîñòàâèë çàäà÷ó, ãîâîðèò Ãîðüêèé, «îïðàâäàòü Ðóñü, íàïèñàòü ìèëûå èêîíû åå ïðàâåäíèêîâ äëÿ ðàäîñòè ãðåøíûõ», «åãî Âàíñêîê, Ðàéíåð è âñå äðóãèå, î÷àðîâàííûå ëþáîâüþ ê æèçíè è ëþäÿì ñòðàííèêè ìèðà ñåãî òàê ïðåëåñòíî æèçíåííû, òàê ôèçè÷åñêè îùóòèìû ñåðäöó íåïðåäóáåæäåííîãî è âäóì÷èâîãî ÷èòàòåëÿ»1. Ñàì Ëåñêîâ òàê ãîâîðèë È. È. Ôàðåñîâó: «Ñèëà ìîåãî òàëàíòà â ïîëîæèòåëüíûõ òèïàõ. ß äàë ÷èòàòåëþ ïîëîæèòåëüíûå òèïû ðóññêèõ ëþäåé»2.  ïðåäèñëîâèè ê êíèãå «Òðè ïðàâåäíèêà è îäèí Øåðàìóð» Ëåñêîâ ãîâîðèò î ïèñàòåëå, êîòîðûé, óâëåêàÿñü îáëè÷åíèåì ñîöèàëüíîé äåéñòâèòåëüíîñòè, íè÷åãî íå âèäèò â ÷åëîâå÷åñêîé äóøå, «êðîìå ìåðçîñòè».  ïîëåìèêå ñ íèì Ëåñêîâ óòâåðæäàåò: «Åñëè áåç òðåõ ïðàâåäíèêîâ, ïî íàðîäíîìó âåðîâàíèþ, íå ñòîèò íè îäèí ãîðîä, òî êàê æå óñòîÿòü öåëîé çåìëå ñ îäíîé äðÿíüþ, êîòîðàÿ æèâåò â ìîåé è â òâîåé äóøå, ìîé ÷èòàòåëü?» Ðàçìûøëÿÿ íàä ñóäüáîé âñåé Ðóññêîé çåìëè, àâòîð, åñòåñòâåííî, îòäàåòñÿ èñêàíèþ ïðàâåäíèêîâ: «…è ïîøåë ÿ èñêàòü ïðàâåäíûõ, ïîøåë ñ îáåòîì íå óñïîêîèòüñÿ, äîêîëå íå íàéäó õîòÿ òî íåáîëüøîå ÷èñëî òðåõ ïðàâåäíûõ, áåç êîòîðûõ «íåñòü ãðàäó ñòîÿíèÿ…».

1 (Ãîðüêèé À. Ì. Ñîáð. ñî÷., â 30-òè ò. Ì., ÃÈÕË, 1953, ò. 24, ñ. 231, 232)

2 (Ôàðåñîâ È. È. Ïðîòèâ òå÷åíèé. —  êí.: È. Ñ. Ëåñêîâ. Åãî æèçíü, ñî÷èíåíèÿ, ïîëåìèêà, âîñïîìèíàíèÿ î íåì. ÑÏá., 1904)

Ýòî ñòðåìëåíèå íàéòè â ðóññêîì íàðîäå òî íðàâñòâåííîå ñîäåðæàíèå, êîòîðîå áû ñâèäåòåëüñòâîâàëî î âîçìîæíîñòÿõ åãî èñòîðè÷åñêîãî è äóõîâíîãî ðàçâèòèÿ, ñòàíîâèòñÿ äëÿ Ëåñêîâà âñåïîãëîùàþùåé ñòðàñòüþ. Ïàòðèîòè÷åñêèé ïàôîñ Ëåñêîâà, ñêàçàâøèéñÿ òàêæå è â èçîáðàæåíèÿõ «ïðàâåäíèêîâ», áûë òîé «ìó÷èòåëüíîé ëþáîâüþ», êîòîðàÿ, ïî ñëîâàì Ãîðüêîãî, «òðåáóåò âñå ñèëû ñåðäöà è íè÷åãî íå äàåò âçàìåí». «Îí ëþáèë Ðóñü, âñþ, êàêîâà îíà åñòü, ñî âñåìè íåëåïîñòÿìè åå äðåâíåãî áûòà, ëþáèë çàòðåïàííûé ÷èíîâíèêàìè, ïîëóãîëîäíûé, ïîëóïüÿíûé íàðîä è âïîëíå èñêðåííå ñ÷èòàë åãî «ñïîñîáíûì êî âñåì äîáðîäåòåëÿì» (24, 233).

À. Ì. Ãîðüêèé çàìåòèë, ÷òî óæå â ðîìàíå «Íåêóäà», ãäå «ïî÷òè âñå ëþäè — çëûå èëè ñìåøíûå óðîäöû», Ëåñêîâ îáðàòèëñÿ ê âîñïðîèçâåäåíèþ ïðåêðàñíîé ÷åëîâå÷íîñòè: «ñðåäè òîëïû ëþäåé, æàëêèõ è íåñ÷àñòíûõ, Ëåñêîâ íàøåë ãåðîÿ ïî äóøå ñåáå, — ýòî Ðàéíåð, èäåàëèñò, ÷óäàêîâàòûé è íåñêîëüêî ïîõîæèé íà Ðàõìåòîâà â çíàìåíèòîì ðîìàíå ×åðíûøåâñêîãî «×òî äåëàòü?». Ýòîò Ðàéíåð èìåíóåò ñåáÿ ñîöèàëèñòîì, îòêðûòî âåäåò ðåâîëþöèîííóþ ïðîïàãàíäó â Ðîññèè è ïîãèáàåò, êàê ãåðîé, â áîþ, âî âðåìÿ ïîëüñêîãî âîññòàíèÿ 1863 ãîäà. Ëåñêîâ îêðóæèë Ðàéíåðà ñèÿíèåì áëàãîðîäñòâà è ïî÷òè ñâÿòîñòè…» (24, 230). Î ðîìàíå «Íà íîæàõ» Ãîðüêèé ïèøåò: «Íî è â ýòó êíèãó çëîãî îò÷àÿíèÿ, êíèãó ëè÷íîé ìåñòè, ãäå âñå ãåðîè — øàíòàæèñòû, âîðû, óáèéöû; àâòîð ââåë ñòðàííîå ëèöî — Àííó Ñêîêîâó, äåâèöó-ðåâîëþöèîíåðêó, ñìåøíóþ âíåøíå; ñóìàòîøíàÿ, îíà ãîâîðèò ñêîðîãîâîðêîé è, çíàêîìÿñü, íàçûâàåò ñåáÿ Âàíñêîê… Ñóùåñòâî íåäàëåêîå, ïî÷òè ãëóïîâàòîå, Âàíñêîê íåóòîìèìà, èñïîëíåíà ñàìîçàáâåíèÿ, ãîòîâà ñäåëàòü âñå, ÷òî åå çàñòàâÿò ëþäè, êîòîðûì îíà — ñàìà ñâÿòàÿ — ñâÿòî âåðèò. Åñëè åå ïîøëþò óáèòü — îíà óáüåò, íî îíà æå, ñèäÿ â òþðüìå, áóäåò ëþáîâíî ÷èíèòü ãðÿçíóþ ðóáàõó çëåéøåãî ïàðòèéíîãî âðàãà; îíà ìîæåò, íå íàñèëóÿ ñåáÿ, ïåðåâÿçàòü ðàíó ÷åëîâåêà, êîòîðûé íàêàíóíå èçáèë åå, ìîæåò ìåñÿöàìè çàäûõàòüñÿ â ïîäâàëå, ðàáîòàÿ â òàéíîé òèïîãðàôèè, ïðÿòàòü íà ãðóäè ó ñåáÿ çàðÿæåííûå áîìáû è êàïñþëè ãðåìó÷åé ðòóòè, ìîæåò óëûáàòüñÿ, êîãäà åå ìó÷àþò, äàæå ñïîñîáíà ïîæàëåòü ìó÷èòåëåé çà áåñïîëåçíîñòü èõ òðóäà íàä òåëîì åå è â ëþáóþ ìèíóòó ãîòîâà óìåðåòü «çà äðóãè ñâîÿ» (24, 230 — 231).

 «Ñîáîðÿíàõ», «âåëèêîëåïíîé êíèãå», ïî îïðåäåëåíèþ Ãîðüêîãî, Ëåñêîâ ñîçäàë îáðàç ïðîòîïîïà Òóáåðîçîâà, ÷åëîâåêà èçóìèòåëüíîé íðàâñòâåííîé ñèëû.  ñâîåì áóíòå ïðîòèâ îöåïåíåëûõ áþðîêðàòè÷åñêèõ ôîðì êàçåííîé öåðêâè è îìåðòâåëîé ãîñóäàðñòâåííîñòè Òóáåðîçîâ âîçâûøàëñÿ äî ãåðîèçìà, äî ïîäâèæíè÷åñòâà.  ÷åì ñòàðûé ïðîòîïîï ÷åðïàåò ñèëó, ÷òîáû îòðèöàòü ñòàíäàðòèçèðîâàííûå ôîðìû ñóùåñòâîâàíèÿ? Ïðîòèâíèê äóõîâíûõ ñòåðåîòèïîâ, ôîðìèðóåìûõ è íàïðàâëÿåìûõ êàçåííîé öåðêîâüþ, Òóáåðîçîâ æèâåò ãëóáî÷àéøåé âíóòðåííåé äóõîâíîé æèçíüþ, êîòîðàÿ ïðèíèìàåò õàðàêòåð áëàãîãîâåéíîé ëþáâè ê ëþäÿì è êîòîðàÿ îñâåæàåò, îìûâàåò è ñîîáùàåò åìó íðàâñòâåííîå çäîðîâüå è ãàðìîíè÷íîñòü. Ñðåäè âñåîáùåãî äóõîâíîãî îñêóäåíèÿ îí âîçâûøàåòñÿ êàê èñïîëèí èìåííî áëàãîäàðÿ ñòðàñòíîé óáåæäåííîñòè â ïðàâäå è ñèëå äîáðûõ äåë1.

1 (Ñì.: Êóðëÿíäñêàÿ Ã. Á. Ïðîáëåìà ÷åëîâåêà â «Ñîáîðÿíàõ». —  êí.: Òâîð÷åñòâî Í. Ñ. Ëåñêîâà. — Íàó÷íûå òðóäû. Êóðñêîãî ãîñ. ïåä. èí-òà, 1977, ò. 76 (169))

Ìíîãî÷èñëåííûå «ïðàâåäíèêè» Ëåñêîâà îáúåäèíÿþòñÿ ÷èñòîòîþ íðàâñòâåííîãî ÷óâñòâà, íåïîñðåäñòâåííûì âëå÷åíèåì ê äîáðó. Îíè, ïî ñëîâàì Ãîðüêîãî, «èçæèëè çâåðÿ â ñåáå». Âåëè÷àéøóþ çàñëóãó Ëåñêîâà Ãîðüêèé âèäèò â òîì, ÷òî «îí ïðåêðàñíî ÷óâñòâîâàë ýòèõ ëþäåé è âåëèêîëåïíî èçîáðàæàë èõ». «Ïðàâåäíèêàì» Ëåñêîâà, ðàçóìååòñÿ, â ðàçíîé ñòåïåíè áûëà ñâîéñòâåííà áîëü çà ÷åëîâåêà è íåðàññóæäàþùàÿ ñòèõèéíàÿ ëþáîâü ê íåìó, êîòîðàÿ è äåëàëà èõ ñïîñîáíûìè ê æåðòâåííîìó ñàìîîòäàíèþ. Äà è ñàì Ëåñêîâ, ïî ñëîâàì Ãîðüêîãî, «â ñîâåðøåíñòâå îáëàäàë ðåäêèì äàðîì âäóì÷èâîé, çîðêîé ëþáâè è ñïîñîáíîñòüþ ãëóáîêî ÷óâñòâîâàòü ìóêè ÷åëîâåêà, ñëèøêîì ðàçíîîáðàçíûå è îáèëüíûå» (24, 233). Ýòà áîëü çà ÷åëîâåêà è òàêàÿ æå èññòóïëåííàÿ ëþáîâü ê íåìó, à òàêæå âíèìàíèå ê ïîëîæèòåëüíûì ïðîÿâëåíèÿì ÷åëîâå÷åñêîãî äóõà è äåëàåò Ëåñêîâà íàöèîíàëüíûì ðóññêèì ïèñàòåëåì.

Òóðãåíåâ è Ëåñêîâ ïðè âñåì ðàçëè÷èè ñâîèõ èäåéíî-ýñòåòè÷åñêèõ è ìîðàëüíî-ïîëèòè÷åñêèõ âîççðåíèé îêàçàëèñü íà îáùèõ ïóòÿõ ïðîñëàâëåíèÿ äîáðûõ ÷óâñòâ â ÷åëîâåêå è ïðèçíàíèÿ çà íèì íðàâñòâåííîãî äîñòîèíñòâà. Ïèñàòåëè îáúåäèíÿëèñü è ìàíåðîé òèïèçàöèè, îáùèì ïîíèìàíèåì ñòðóêòóðû ÷åëîâå÷åñêîé ëè÷íîñòè, ñëîæíîãî âçàèìîäåéñòâèÿ â íåé ñîöèàëüíî-òèïè÷åñêîãî è îáùå÷åëîâå÷åñêîãî. Çàîñòðåíèå ïîëîæèòåëüíîãî, «èäåàëüíîãî» ñîäåðæàíèÿ â ïåðåæèâàíèÿõ è ïîâåäåíèè ãåðîåâ-ïåðñîíàæåé, ò. å. îáðàùåíèå ê òàê íàçûâàåìîé àíòðîïîëîãè÷åñêîé äåòåðìèíàöèè, ñïîñîáñòâîâàëî ïîÿâëåíèþ â ðåàëèñòè÷åñêèõ èçîáðàæåíèÿõ Òóðãåíåâà è Ëåñêîâà ðîìàíòè÷åñêèõ òåíäåíöèé, ðîìàíòè÷åñêîé ñóáúåêòèâíîñòè. È â òåîðåòè÷åñêèõ âûñêàçûâàíèÿõ, è â õóäîæåñòâåííîé ïðàêòèêå îíè íå óäîâëåòâîðÿëèñü èçîáðàæåíèåì ñîöèàëüíîé îáóñëîâëåííîñòè õàðàêòåðîâ ñâîèõ ïîëîæèòåëüíûõ ãåðîåâ, à ÿâíî èíòåðåñîâàëèñü èõ âå÷íîé íåïðåõîäÿùåé ñóùíîñòüþ. Ýòî îáðàùåíèå ê ñëîæíîé ñèñòåìå äåòåðìèíàíò, íåñîìíåííî, ñïîñîáñòâîâàëî óãëóáëåííîìó èçîáðàæåíèþ ïîëîæèòåëüíûõ ãåðîåâ ó Òóðãåíåâà è Ëåñêîâà. Þ. Ã. Íèãìàòóëëèíà âåðíî ïèñàëà î òîì, ÷òî «àíòðîïîëîãè÷åñêàÿ äåòåðìèíàöèÿ âêëþ÷àåò â ñåáÿ òàêæå ïðèíöèïû äåòåðìèíèçìà, êîòîðûå äîïîëíÿþò è ðàñøèðÿþò ñîöèàëüíóþ äåòåðìèíàöèþ.  ïëàíå ñîöèàëüíîé äåòåðìèíàöèè ÷åëîâåê âûñòóïàåò êàê «ñîâîêóïíîñòü îáùåñòâåííûõ îòíîøåíèé» â äàííîé ñîöèàëüíî-èñòîðè÷åñêîé ôîðìàöèè. Àíòðîïîëîãè÷åñêàÿ äåòåðìèíàöèÿ àêöåíòèðóåò, ñ îäíîé ñòîðîíû, «îáùå÷åëîâå÷åñêèå» ñâîéñòâà ïñèõèêè è ïîâåäåíèÿ ÷åëîâåêà, ñ äðóãîé ñòîðîíû, èíäèâèäóàëüíûå, íåïîâòîðèìî-ñâîåîáðàçíûå ÷åðòû äàííîé ëè÷íîñòè, òî åñòü ñâîéñòâà âñåîáùíîñòè è ñâîéñòâà åäèíè÷íîñòè. Ðàçóìååòñÿ, ðåàëüíûé ÷åëîâå÷åñêèé õàðàêòåð ïðåäñòàâëÿåò äèàëåêòè÷åñêîå åäèíñòâî ñîöèàëüíûõ è àíòðîïîëîãè÷åñêèõ îñîáåííîñòåé. Íî â èñêóññòâå, â ïðîöåññå õóäîæåñòâåííîãî ïîçíàíèÿ äåéñòâèòåëüíîñòè, âîçìîæíû ðàçëè÷íûå àêöåíòû, âûäâèæåíèå — â ðàçíûå èñòîðè÷åñêèå ïåðèîäû ðàçâèòèÿ èñêóññòâà — íà ïåðâûé ïëàí òåõ èëè èíûõ ïðèíöèïîâ äåòåðìèíàöèè»1.

1 (Íèãìàòóëëèíà Þ. Ã. Ìåòîäîëîãèÿ êîìïëåêñíîãî èçó÷åíèÿ õóäîæåñòâåííîãî ïðîèçâåäåíèÿ. Èçä-âî Êàçàíñêîãî óí-òà, 1967, ñ. 66 — 67)

Âçàèìîäåéñòâèå ñîöèàëüíî-òèïè÷åñêîãî è îáùå÷åëîâå÷åñêîãî â ëè÷íîñòè ïîëîæèòåëüíûõ ãåðîåâ ñõîäíî îñóùåñòâëÿëîñü â òâîð÷åñòâå Òóðãåíåâà è Ëåñêîâà. Ñïåöèôèêà õóäîæåñòâåííûõ ñèñòåì ïèñàòåëåé ïðåæäå âñåãî ïðîÿâèëàñü â ïîíèìàíèè ñîîòíîøåíèÿ èñòîðè÷åñêè êîíêðåòíîãî è «âå÷íîãî» â ïåðåæèâàíèÿõ è ïîâåäåíèè ëèòåðàòóðíûõ ãåðîåâ. Ó Òóðãåíåâà íå áûëî ïðîòèâîïîñòàâëåíèÿ ýòèõ íà÷àë, îí øåë ïî ïóòè èçîáðàæåíèÿ èõ îðãàíè÷åñêîãî ñöåïëåíèÿ. Ó íåãî îáùå÷åëîâå÷åñêîå âûñòóïàåò â ñîöèàëüíî-èñòîðè÷åñêîé ôîðìå è ÷àùå âñåãî îòîæäåñòâëÿåòñÿ ñ ïîëîæèòåëüíûì ñîäåðæàíèåì. Îí ñòðåìèëñÿ óÿñíèòü ýòó âíóòðåííþþ âçàèìîñâÿçü, «âðåìåííîãî» è «âå÷íîãî» â ñòðóêòóðå ÷åëîâå÷åñêîé ëè÷íîñòè. Òàê, îí ñòàâèë âîïðîñ î òîì, êàê èçìåíÿëèñü îòíîøåíèÿ ìåæäó ìóæ÷èíîé è æåíùèíîé, êàê èçìåíÿëîñü ÷óâñòâî ëþáâè â ðàçëè÷íûå èñòîðè÷åñêèå ïåðèîäû. Îí ïèñàë: «Íî åñòü äâà-òðè âîïðîñà ÷åëîâå÷åñêîé æèçíè, êîòîðûå íèêîãäà íå áóäóò èñ÷åðïàíû; ê íèì ïðèíàäëåæèò è òîò âå÷íûé âîïðîñ ëþáâè è ñòðàñòè, âçàèìíûõ îòíîøåíèé ìåæäó ìóæ÷èíîé è æåíùèíîé, çà êîòîðûé â ñâîþ î÷åðåäü ïðèíÿëñÿ àâòîð «Óòðà÷åííûõ ñèë». Íå ðåøåíèå ýòèõ âîïðîñîâ âîîáùå, íå äîñòèæåíèå ïîëîæèòåëüíûõ ðåçóëüòàòîâ äëÿ íàñ âàæíî, — à íàì õî÷åòñÿ çíàòü, êàê îíè ðàçðåøàëèñü â äàííîì ñëó÷àå è ÷òî ñòàëîñü èìåííî ñ ýòèì ñåðäöåì â ýòó ýïîõó» (XV, 100).

 õóäîæåñòâåííîé ïðàêòèêå, â èçîáðàæåíèè ÷åëîâåêà Òóðãåíåâ òàêæå ñòðåìèëñÿ ê îðãàíè÷åñêîìó ñëèÿíèþ ñîöèàëüíîãî è àíòðîïîëîãè÷åñêîãî. Èäåàëüíûå õàðàêòåðû â ïðîèçâåäåíèÿõ Òóðãåíåâà áûëè îäíîâðåìåííî è òèïè÷åñêèìè, æèçíåííî êîíêðåòíûìè, íàäåëåííûìè ÷åðòàìè èñòîðè÷åñêîãî ñâîåîáðàçèÿ. Ðåâîëþöèîííî-äåìîêðàòè÷åñêàÿ êðèòèêà òðàêòîâàëà îáðàç Åëåíû Ñòàõîâîé êàê èäåàëüíûé è ðåàëüíûé. Í. À. Äîáðîëþáîâ ïèñàë: «Åëåíà — ëèöî èäåàëüíîå, íî ÷åðòû åå íàì çíàêîìû. Ìû åå ïîíèìàåì, ñî÷óâñòâóåì åé. ×òî ýòî çíà÷èò? Òî, ÷òî îñíîâà åå õàðàêòåðà — ëþáîâü ê ñòðàæäóùèì è ïðèòåñíåííûì, æåëàíèå äåÿòåëüíîãî äîáðà, òîìèòåëüíîå èñêàíèå òîãî, êòî áû ïîêàçàë, êàê äåëàòü äîáðî, — âñå ýòî, íàêîíåö, ÷óâñòâóåòñÿ â ëó÷øåé ÷àñòè íàøåãî îáùåñòâà»1.

1 (Äîáðîëþáîâ Í. À. Ïîëí. ñîáð. ñî÷. â 9-òè ò., ò. 6, ñ. 138)

 ïðîèçâåäåíèÿõ Ëåñêîâà, êàê è Òóðãåíåâà, ïîëîæèòåëüíûå ãåðîè-ïåðñîíàæè äàþòñÿ îäíîâðåìåííî â ñîöèàëüíî-èñòîðè÷åñêîì ïëàíå è îáùå÷åëîâå÷åñêîì, â ðåàëèñòè÷åñêîì è ðîìàíòè÷åñêîì.  ïðîèçâåäåíèÿõ Ëåñêîâà îáùå÷åëîâå÷åñêîå âûñòóïàåò êàê ïðîÿâëåíèå ñóáñòàíöèàëüíîé ñóùíîñòè íàðîäíîãî ñîçíàíèÿ è ïîòîìó òðàêòóåòñÿ êàê «âå÷íîå», «âíåâðåìåííîå», «âñåñîöèàëüíîå».

Îäíàêî «íåèìîâåðíûå» ëþäè Ëåñêîâà íå ïðîòèâîïîñòàâëåíû íàðîäó, íàïðîòèâ, êðîâíî ñ íèì ñâÿçàíû, ÿâëÿþòñÿ âûðàçèòåëÿìè åãî ãëóáî÷àéøåé íàöèîíàëüíîé ñóùíîñòè. Áåññòðàøíûå è ñàìîîòâåðæåííûå, ýòè áîãàòûðè äóõà ñâîèìè êîðíÿìè óõîäÿò â íàðîäíûå ïðåäñòàâëåíèÿ î äîáðå è çëå, ÿâëÿþòñÿ âûðàçèòåëÿìè âíåñîöèàëüíûõ ðåëèãèîçíî-íðàâñòâåííûõ èñòèí. Ëåñêîâñêèå ïðàâåäíèêè, îðèãèíàëüíûå ëþäè, «ñòðàííûå», «÷óäàêè» è «âîëøåáíèêè», æèâóò ïî çàêîíàì ëþáâè ê áëèæíåìó è ñàìîîòâåðæåííîãî ñëóæåíèÿ åìó.

Îáùå÷åëîâå÷åñêîå ñîäåðæàíèå, áðàòñêîå åäèíåíèå ñ ÷åëîâåêîì âûðàæàþòñÿ â õàðàêòåðå «ïðàâåäíèêîâ» â íåðàçðûâíîñòè ñ ñîöèàëüíî-òèïè÷åñêèì, êîíêðåòíî-èñòîðè÷åñêèì, èìåííî ñ íàðîäíûìè ïðåäñòàâëåíèÿìè î ñóùíîñòíûõ ñèëàõ æèçíè.

3
Òóðãåíåâ, ïî íàòóðå è ïðèçâàíèþ «ïîýò-ïðîçàèê», èíòåðåñóåòñÿ ïðåæäå âñåãî «ýñòåòè÷åñêèìè ñèòóàöèÿìè», Ëåñêîâ æå «ýòè÷åñêèìè õàðàêòåðàìè». Ëþáèìûå ãåðîè Òóðãåíåâà — ðîìàíòèêè ñ îñòðûì âíèìàíèåì ê ïîýçèè äåéñòâèòåëüíîé æèçíè, âíèìàíèåì, êîòîðîå îïðåäåëÿëîñü èõ íðàâñòâåííîé ÷èñòîòîé. Ëåñêîâ æå ïðåäàí òåì «ïðàâåäíèêàì» èç íàðîäà, «òèòàíàì, áîãàòûðÿì», êîòîðûå æèâóò ïî çàêîíó ñîâåñòè, ñâîèìè åñòåñòâåííûìè âëå÷åíèÿìè ê äîáðó.

Ðàçëè÷èå ñîöèàëüíî-ôèëîñîôñêèõ ïîçèöèé Ëåñêîâà è Òóðãåíåâà ñ îñîáîé ñèëîé ñêàçàëîñü â òðàêòîâêå ýòè÷åñêîåé òåìû, êîòîðàÿ â òâîð÷åñòâå Òóðãåíåâà òîæå áûëà çíà÷èòåëüíîé, õîòÿ è íå äîìèíèðóþùåé. Èìåííî â ðàññêàçå «Íåñìåðòåëüíûé Ãîëîâàí» óæå îòìå÷àëàñü èññëåäîâàòåëÿìè âíóòðåííÿÿ ïîëåìèêà Ëåñêîâà ñ Òóðãåíåâûì êàê àâòîðîì «Äâîðÿíñêîãî ãíåçäà». Òàê, Ë. Í. Àôîíèí ïîëàãàåò, ÷òî ïåðåêëè÷êà Ëåñêîâà ñ Òóðãåíåâûì èíîãäà èìååò ñêðûòíîå òå÷åíèå, íàïðèìåð â ðàññêàçå «Íåñìåðòåëüíûé Ãîëîâàí», êîòîðûé âîçíèê íå áåç âîçäåéñòâèÿ ðîìàíà «Äâîðÿíñêîå ãíåçäî» è ìîæåò ðàññìàòðèâàòüñÿ êàê ïîëåìè÷åñêèé îòâåò Ëåñêîâà íà ïðåäëîæåííîå Òóðãåíåâûì ðåøåíèå ñóäåá åãî ãåðîåâ, è ïðåæäå âñåãî Ëèçû Êàëèòèíîé. Ñïðàâåäëèâî ïîëåìèçèðóÿ ñ àìåðèêàíñêèì ëèòåðàòóðîâåäîì Ëåäíèöêèì, êîòîðûé â ëåñêîâñêèõ ïåðñîíàæàõ âèäèò ïðåæäå âñåãî ëèøü íèçâåäåííóþ äî ëóáêà ìåòàìîðôîçó òóðãåíåâñêèõ ãåðîåâ, Ë. Í. Àôîíèí ïèøåò: «Íå âåðíåå ëè áóäåò ïðåäïîëîæèòü, ÷òî Ëåñêîâ ñîçäàâàë îáðàç ñâîåãî âåëèêîäóøíîãî ïðîñòåöà, ïðàâåäíèêà, êàê ïðîòèâîñòîÿùèé Ëèçå Êàëèòèíîé? Ýòîò îáðàç äîðîã àâòîðó, èáî îí îòâå÷àåò ëåñêîâñêîé ðåëèãèè «äîáðûõ äåë», èäåàëó ëþáâè äåÿòåëüíîé, ñëóæåíèÿ ëþäÿì, êîòîðîå ïðîäèêòîâàíî íå äîãìîé, íå óñòàâîì, íå óêàçîì («Äîáðî ïî óêàçó — íå äîáðî», — ãîâîðèë Ëåñêîâ), à áåññîçíàòåëüíûì âëå÷åíèåì ê ïðàâäå, ê æåðòâå. Òîëüêî íà ýòîì ïóòè ëþáâè è âåðû, êîòîðàÿ áåç äåë ìåðòâà åñòü, âèäèò Ëåñêîâ âîçìîæíîñòü óñòðàíèòü îáùåñòâåííîå íåáëàãîïîëó÷èå è äóõîâíî âîçðîäèòü ðóññêîãî ÷åëîâåêà. Ãîëîâàí — íàðîäíûé ïîäâèæíèê, áåñòðåïåòíî æåðòâóþùèé ñîáîé ðàäè ñâîèõ ñîãðàæäàí â ïîðó òÿæêîãî áåäñòâèÿ — ÷óìíîé ýïèäåìèè. Ëåãåíäàðíûé ëåñêîâñêèé ãåðîé, ÷òîáû èçáàâèòü îðëîâöåâ îò áåäû, ïðèíÿë ìóêó — «øìàò» ñâîåãî òåëà, âåëè÷èíîþ ñ äåðåâåíñêóþ ëåïåøêó, îòðåçàë êîñîþ è øâûðíóë â ðå÷êó, «÷òîáû îí ïðîøåë æåðòâèöåé ïî âñåì ðóññêèì ðåêàì èç ìàëîãî Îðëèêà â Îêó, èç Îêè â Âîëãó, ïî âñåé Ðóñè âåëèêîé äî øèðîêîãî Êàñïèÿ, è òåì Ãîëîâàí çà âñåõ îòñòðàäàë». Ñïàñàÿ ëþäåé îò ïîæàðà, Ãîëîâàí ïîãèáàåò. «Ðàññêàçûâàþò, — ïèøåò Ëåñêîâ, — ÷òî îí óïàë â êàêóþ-òî ÿìó, êîòîðîé íå áûëî âèäíî ïîä ïåïëîì».

Ðÿäîì ñ ýòèìè àêòàìè ëþáâè äåÿòåëüíîé, «ñîâåðøåííîé», îäóøåâëÿþùåé ÷åëîâåêà, ñòàâÿùåé åãî âûøå âñåõ ñòðàõîâ íà ñâåòå, ðåøåíèå Ëèçû Êàëèòèíîé íàâñåãäà çàòî÷èòü ñåáÿ â ìîíàøåñêîé êåëüå íå âîñïðèíèìàåòñÿ êàê ïîäâèã»1.

1 (Àôîíèí Ë. Í. Òóðãåíåâ è Ëåñêîâ. — Â êí.: Òðåòèé ìåæâóçîâñêèé òóðãåíåâñêèé ñáîðíèê, ñ. 139)

Ìûñëü Ë. Í. Àôîíèíà î òîì, ÷òî Ëåñêîâ ñîçäàâàë îáðàç Ãîëîâàíà êàê «ïðîòèâîñòîÿùèé» Ëèçå Êàëèòèíîé, íàì ïðåäñòàâëÿåòñÿ âåðíîé è âïîëíå âîçìîæíîé. Ìîðàëè àñêåòè÷åñêîãî ñàìîîãðàíè÷åíèÿ â ìîíàñòûðñêîé êåëüå, íàñèëüñòâåííîãî îòðå÷åíèÿ îò ìèðñêîé ðàäîñòè Ëåñêîâ ïðîòèâîïîñòàâèë ìîðàëü ëþáîâíîãî, áðàòñêîãî ñîãëàñèÿ ñ ëþäüìè â ìèðó. Íåñîìíåííî, îòëè÷àâøèéñÿ øèðîòîé êðèòè÷åñêîãî ìûøëåíèÿ è ïîëíîé ñâîáîäîé îò ìåðòâûõ öåðêîâíûõ äîãì è ïðåäïèñàíèé, Ëåñêîâ íå ìîã ñ÷èòàòü îòðå÷åíèå åäèíñòâåííî âîçìîæíûì äëÿ öåëîìóäðåííîãî è íðàâñòâåííî ÷èñòîãî ÷åëîâåêà. Ëåñêîâó áëèæå íðàâñòâåííûé îïûò Ãîëîâàíà, îïûò äåÿòåëüíîé è ñàìîîòâåðæåííîé ëþáâè.

Íî ýòî ïðîòèâîïîñòàâëåíèå äâóõ òèïîâ ìîðàëè íóæäàåòñÿ åùå â äîïîëíèòåëüíûõ ôèëîñîôñêèõ ðàçúÿñíåíèÿõ, îòñóòñòâóþùèõ â ñòàòüå Ë. Í. Àôîíèíà. Ðàçóìååòñÿ, Ëåñêîâ ñîëèäàðèçóåòñÿ ñ Òóðãåíåâûì â óòâåðæäåíèè àáñîëþòíîãî íðàâñòâåííîãî çàêîíà, â ïîíèìàíèè, ÷òî íàðóøåíèå íðàâñòâåííîãî çàêîíà ñîïðîâîæäàåòñÿ âîçìåçäèåì è ñòðàäàíèåì. Îäíàêî äëÿ Ëåñêîâà, êàê è Äîñòîåâñêîãî è Òîëñòîãî, íðàâñòâåííîå — ýòî äâèæåíèå íåïîñðåäñòâåííîãî ÷óâñòâà, âëå÷åíèå ê äîáðó, îòâðàùåíèå êî çëó, ýòî ñòèõèéíîå ëþáîâíîå âíèìàíèå ê ëþäÿì; äëÿ Òóðãåíåâà æå íðàâñòâåííîå — ýòî ðàöèîíàëüíîå ñîçíàíèå äîëãà, ôîðìàëüíîå ïî ñâîåìó çíà÷åíèþ è ïðîòèâîñòîÿùåå íàòóðå ÷åëîâåêà, åãî åñòåñòâåííûì âëå÷åíèÿì è ïîáóæäåíèÿì. Ïðîòèâîïîëîæíîñòü ìåæäó íðàâñòâåííûì ñîçíàíèåì è åñòåñòâåííîé ïðèðîäîé ÷åëîâåêà äëÿ Òóðãåíåâà åñòü ïðîòèâîïîëîæíîñòü ìåæäó ñîçíàòåëüíûìè ðåøåíèÿìè, èäóùèìè îò ÷èñòîãî ïðàêòè÷åñêîãî êàíòîâñêîãî ðàçóìà, è ïåðåæèâàíèÿìè, ÷óâñòâàìè. Íðàâñòâåííîñòü ñâÿçàíà ñ ôîðìàìè ðàçóìà, âûðàæàåòñÿ â ñîçíàòåëüíûõ óñòðåìëåíèÿõ. Íàòóðà æå ñòèõèéíà è íàõîäèòñÿ âíå çàêîíà èäåéíîãî âëèÿíèÿ, ïðîòèâîñòîèò ðàöèîíàëüíîìó íà÷àëó â ÷åëîâåêå. Íðàâñòâåííóþ çàäà÷ó Òóðãåíåâ è ïîëàãàåò â óìåíèè ñäåðæàòü íàòóðó «æåëåçíûìè öåïÿìè äîëãà», ïîä÷èíèòü åå çàêîíó îòðå÷åíèÿ.

Ëåñêîâ, ïîäîáíî Òóðãåíåâó, ïîíèìàë ðàçíîðîäíîñòü íðàâñòâåííîãî ñîçíàíèÿ â ÷åëîâåêå è åãî åñòåñòâåííîé, èíñòèíêòèâíîé ïðèðîäû. Âìåñòå ñ òåì äëÿ Ëåñêîâà ýòî ïðîòèâîðå÷èå íå áûëî ñòîëü àíòàãîíèñòè÷åñêèì, ñòîëü íåðàçðåøèìûì, êàêèì îíî áûëî äëÿ Òóðãåíåâà. Ðàññêàçîì «Íåñìåðòåëüíûé Ãîëîâàí» Ëåñêîâ è ïðåäëàãàåò «íåòóðãåíåâñêîå» ðåøåíèå ñòàðîé ïðîáëåìû ñ÷àñòüÿ è äîëãà, ñîîòíåñåííîñòè íðàâñòâåííîãî è åñòåñòâåííîãî êàê äâóõ ïðîòèâîïîëîæíûõ íà÷àë â ÷åëîâåêå.

Ãîëîâàí ïðîòèâîñòîèò Ëèçå è Ëàâðåöêîìó ïî õàðàêòåðó ïåðåæèâàåìîé ëþáâè, ïî âûõîäó èç äðàìàòè÷åñêèõ îáñòîÿòåëüñòâ, îïðåäåëèâøèõ íåâîçìîæíîñòü ñîåäèíåíèÿ ñ âîçëþáëåííîé.

Ëþáîâü «òóðãåíåâñêîé äåâóøêè», êàê èçâåñòíî, ÿâëÿåòñÿ ÷óâñòâîì ãëóáîêî î÷åëîâå÷åííûì. Ëþáîâü Ëèçû Êàëèòèíîé è Ôåäîðà Ëàâðåöêîãî âîçíèêëà íà ïî÷âå èäåéíûõ è âíóòðåííèõ íðàâñòâåííûõ ñîïðèêîñíîâåíèé, èõ ñáëèæàåò îñòðîå ÷óâñòâî ðîäèíû è áëèçîñòü ê íàðîäó. Áóäó÷è åñòåñòâåííûì âëå÷åíèåì, ëþáîâü Ëèçû è Ëàâðåöêîãî íå òîëüêî íå ïðîòèâîðå÷èëà èõ äóõîâíîìó ñîäåðæàíèþ, íî ñëèâàëàñü ñ íèì ãàðìîíè÷åñêè. Ýòî åäèíñòâî åñòåñòâåííîãî âëå÷åíèÿ è íðàâñòâåííîãî ñîçíàíèÿ íàðóøèëîñü â ìîìåíò êàòàñòðîôû, êîãäà âûÿñíèëîñü, ÷òî Âàðâàðà Ïàâëîâíà æèâà è ñòàëà î÷åâèäíà íåîáõîäèìîñòü ðàçðûâà. Ãëóáîêî óáåæäåííàÿ â íåðàçðûâíîñòè áðàêà — «íåëüçÿ ðàçëó÷àòü òî, ÷òî áîã ñîåäèíèë», — Ëèçà ðåøèòåëüíî è ñóðîâî ïîðûâàåò æèçíåííûå ñâÿçè, óõîäèò â ìîíàñòûðü, òàê êàê ëþáîâü ïðåäñòàâèëàñü åé «ïðåñòóïíîé».

 äàííîì ñëó÷àå Òóðãåíåâ èçîáðàæàåò òàêóþ ñèòóàöèþ, êîãäà ïîýòè÷åñêàÿ ëþáîâü âñòóïàåò â ïðîòèâîðå÷èå ñ òðåáîâàíèÿìè íðàâñòâåííîãî äîëãà, êîòîðûå îñòàþòñÿ ôîðìàëüíûìè è íå ñëèâàþòñÿ ñ äâèæåíèÿìè ÷óâñòâà. Èìåííî ïîýòîìó Ëèçà èçîáðàæàåòñÿ íå òîëüêî â îðåîëå òîðæåñòâóþùåãî ñîçíàíèÿ íðàâñòâåííîé íåîáõîäèìîñòè, íî è ñòðàäàþùèì ÷åëîâåêîì ñî âñåé ñìóòîé ïðîòèâîðå÷èâûõ ýìîöèé.

Èäåÿ àáñîëþòíîãî íðàâñòâåííîãî äîëãà ñòàíîâèëàñü â èçîáðàæåíèè Òóðãåíåâà çàêîíîì àñêåòè÷åñêîãî îòðå÷åíèÿ, ïîòîìó ÷òî îíà íåèçáåæíî âñòóïàëà â ïðîòèâîðå÷èå ñ åñòåñòâåííîé ïðèðîäîé ÷åëîâåêà. Ðàñêðûâàÿ àíòàãîíèçì åñòåñòâåííûõ âëå÷åíèé è íðàâñòâåííîãî ñîçíàíèÿ, Òóðãåíåâ ôàêòè÷åñêè ïîëåìèçèðîâàë ñ ýòèêîé ×åðíûøåâñêîãî è Äîáðîëþáîâà, äëÿ êîòîðûõ «ïðèÿòíîå» è «ïîëåçíîå» — ðîäñòâåííûå ïîíÿòèÿ. Íåäàðîì Äîáðîëþáîâ â ñòàòüå «Íèêîëàé Âëàäèìèðîâè÷ Ñòàíêåâè÷» îïðîâåðãàë öåíòðàëüíóþ èäåþ Òóðãåíåâà î ðàçäâîåíèè åñòåñòâåííîãî è íðàâñòâåííîãî ñóùåñòâà ÷åëîâåêà, èäåþ àíòàãîíèçìà íàòóðû è ñîçíàíèÿ, ñ÷àñòüÿ è äîëãà.

Ëåñêîâ, äàëåêèé ïî ñâîèì ýòèêî-ôèëîñîôñêèì âîççðåíèÿì îò ðåâîëþöèîííûõ äåìîêðàòîâ, ðàçîøåëñÿ äî íåêîòîðîé ñòåïåíè è ñ Òóðãåíåâûì, ïðåäëîæèâ òðåòèé ïóòü ðåøåíèÿ ýòè÷åñêîé ïðîáëåìû. Ïðàâäà, îí âîñòîðæåííî îòíîñèëñÿ ê ðîìàíó Òóðãåíåâà «Äâîðÿíñêîå ãíåçäî» è öåíèë íðàâñòâåííûé îïûò Ëèçû Êàëèòèíîé êàê îïûò âûñîêîãî öåëîìóäðèÿ. Îí âïîëíå îáúåäèíÿëñÿ ñ Òóðãåíåâûì â ïðèçíàíèè îáùåîáÿçàòåëüíîãî íðàâñòâåííîãî çàêîíà, â ïðèçíàíèè çà ÷åëîâåêîì íðàâñòâåííîé ñâîáîäû, êîòîðàÿ âûðàæàåòñÿ â ñïîñîáíîñòè æåðòâîâàòü ñîáîþ âî èìÿ èñòèíû, à òàêæå ïîíèìàíèåì íðàâñòâåííîãî è åñòåñòâåííîãî êàê ïðîòèâîïîëîæíûõ íà÷àë â ÷åëîâåêå.

Âìåñòå ñ òåì Ëåñêîâ ñîâñåì èíà÷å îñâåùàåò òó æå ñàìóþ èíòèìíî-ëè÷íóþ ñèòóàöèþ, êîãäà ëþáÿùèå ïî ñâîèì ðåëèãèîçíî-íðàâñòâåííûì âîççðåíèÿì íå ìîãóò ñîåäèíèòüñÿ äðóã ñ äðóãîì, ïîòîìó ÷òî îäèí èç íèõ ñâÿçàí áðà÷íûìè óçàìè, õîòÿ è ÷èñòî ôîðìàëüíûìè. Âàðâàðà Ïàâëîâíà Ëàâðåöêàÿ, êîòîðóþ ñ÷èòàëè óìåðøåé, âîçâðàùàåòñÿ èç Ïàðèæà, è Ëèçà ñâîþ ÷èñòóþ ëþáîâü ê æåíàòîìó ïåðåæèâàåò êàê «ïðåñòóïíóþ» ëþáîâü, óõîäèò â ìîíàñòûðü.  ðàññêàçå Ëåñêîâà áåãëûé ñîëäàò Ôðàïîæêà, ìóæ Ïàâëû, êîòîðóþ ëþáèò Ãîëîâàí, áûë æèâ. «Íî, — ñïðàøèâàåò ðàññêàç÷èê, — âåäü þðèäè÷åñêè, ïî çàêîíó, Ôðàïîæêà íå ñóùåñòâîâàë, è îíè ìîãëè îæåíèòüñÿ? Ìîãëè, — ðàçúÿñíÿåò åìó áàáóøêà, — ïî þðèäè÷åñêîìó çàêîíó ìîãëè, äà ïî çàêîíó ñâîåé ñîâåñòè íå ìîãëè»1. Ïî ðåëèãèîçíûì âîççðåíèÿì Ãîëîâàí íå ìîã ñîåäèíèòüñÿ ñ Ïàâëîé, êîãäà îíà ïðèøëà ê íåìó, ïîêèíóòàÿ ìóæåì è ãîíèìàÿ íóæäîþ. Îí ïðèþòèë åå, ïîìåñòèë åå ñ ñåñòðàìè è ìàòåðüþ. «Îíè æèëè ïî ëþáâè ñîâåðøåííîé», «àíãåëüñêîé». Ïàâëó íàçûâàëè «Ãîëîâàíîâûì ãðåõîì». Áàáóøêà îáúÿñíÿåò ðàññêàç÷èêó: «Âñÿê ïî ñåáå ñóäèò è íàçûâàåò; íå áûëî ó íåãî òàêîãî ãðåõà», «Ãîëîâàí áûë äåâñòâåííèê» (6, 395).

1 (Ëåñêîâ Í. Ñ. Ñîáð. ñî÷. â 11-òè ò. Ì., ÃÈÕË, 1919, ò. 6, ñ. 396)

Äëÿ Òóðãåíåâà ñ÷àñòüå è äîëã â èçâåñòíûõ îáñòîÿòåëüñòâàõ — àíòàãîíèñòè÷åñêèå ñèëû, ïîòîìó ÷òî ñ÷àñòüå ïîíèìàåòñÿ êàê íàñëàæäåíèå ñóãóáî åñòåñòâåííûìè ÷óâñòâàìè, à äîëã êàê ðåàëèçàöèÿ òîãî íðàâñòâåííîãî ñîçíàíèÿ, êîòîðîå âî âñåì ïðîòèâîñòîèò åñòåñòâåííûì èíñòèíêòèâíûì âëå÷åíèÿì. Ëåñêîâ æå ïðèõîäèò ê èíîìó, áîëåå îïòèìèñòè÷åñêîìó ðåøåíèþ ýòè÷åñêîé ïðîáëåìû, âûäâèíóòîé Òóðãåíåâûì â «Äâîðÿíñêîì ãíåçäå». Óñòàìè ñâîåé ãåðîèíè Àëåêñàíäðû Âàñèëüåâíû, áàáóøêè ðàññêàç÷èêà, Ëåñêîâ âûðàæàåò ñâîå óáåæäåíèå â òîì, ÷òî «åñòü ñ÷àñòüå ïðàâåäíîå, åñòü ñ÷àñòüå ãðåøíîå. Ïðàâåäíîå íè ÷åðåç êîãî íå ïåðåñòóïèò, à ãðåøíîå âñå ïåðåøàãíåò». Ïðàâåäíîå ñ÷àñòüå Ãîëîâàíà ñîñòîèò â åãî ñîâåðøåííî áåñêîðûñòíîé, ÷èñòîé, ïðåäàííîé ëþáâè ê Ïàâëå, òîé ëþáâè, êîòîðàÿ âîçìîæíà è âíå ôèçèîëîãè÷åñêèõ îòíîøåíèé. Ëþáîâü Ãîëîâàíà âûñòóïàåò ñòîëü âîçâûøåííîé è ñàìîîòâåðæåííîé, ÷òî îíà ïîáåæäàåò è ñàìóþ ïðèðîäó ÷åëîâåêà, åãî ÷óâñòâåííîñòü. Ðàññêàç÷èê ïîñëå ðàçúÿñíåíèé áàáóøêè ïðèõîäèò ê âûâîäó: «Îäíà îäóøåâëÿâøàÿ èõ ñîâåðøåííàÿ ëþáîâü ïîñòàâëÿëà èõ âûøå âñåõ ñòðàõîâ è äàæå ïîä÷èíèëà èì ïðèðîäó, íå ïîáóæäàÿ èõ íè çàêàïûâàòüñÿ â çåìëþ, íè áîðîòüñÿ ñ âèäåíèÿìè, òåðçàâøèìè ñâ. Àíòîíèÿ» (6, 397).

Òàêèì îáðàçîì, ó Òóðãåíåâà àíòàãîíèçì íðàâñòâåííîãî ñîçíàíèÿ è íàòóðû ÷åëîâåêà, åãî åñòåñòâåííûõ èíñòèíêòèâíûõ âëå÷åíèé îñòàåòñÿ íåñíÿòûì, ó Ëåñêîâà åñòåñòâåííîå ÷óâñòâî ëþáâè ñàìî ñòàíîâèòñÿ ñòîëü âîçâûøåííûì è îäóõîòâîðåííûì, ÷òî òîðæåñòâóåò ïîáåäó íàä ñâîåé ñîáñòâåííîé ïðèðîäîé.

Âî âñòóïëåíèè ê ðàññêàçó «Íåêðåùåíûé ïîï» (1877) Ëåñêîâ ïèñàë: «…ýòî îðèãèíàëüíîå ñîáûòèå óæå òåïåðü, ïðè æèçíè ãëàâíîãî ëèöà, ïîëó÷èëî â íàðîäå õàðàêòåð âïîëíå çàêîí÷åííîé ëåãåíäû; à ìíå êàæåòñÿ, ïðîñëåäèòü, êàê ñêëàäûâàåòñÿ ëåãåíäà, íå ìåíåå èíòåðåñíî, ÷åì ïðîíèêàòü, «êàê äåëàåòñÿ èñòîðèÿ» (6, 159).  êðèòèêå óêàçûâàëîñü, ÷òî Ëåñêîâà èíòåðåñîâàë ñàì ïðîöåññ ðîæäåíèÿ íàðîäíûõ âåðîâàíèé, íàñòðîåíèé. Òàê, È. Âèäóýöêàÿ ïèñàëà: «Ñ îñîáûì âíèìàíèåì ïèñàòåëü ïðîñëåæèâàåò ðîæäåíèå â íàðîäå ëåãåíä è ïîâåðèé, âûçâàííûõ ê æèçíè ñîáûòèÿìè òåêóùåãî äíÿ. Ñ óäèâèòåëüíîé ïîñëåäîâàòåëüíîñòüþ è óïîðñòâîì, âîïðåêè âñÿêîé ëîãèêå, îòâåðãàÿ ðàçóìíûå, åñòåñòâåííûå îáúÿñíåíèÿ, íàðîä ïåðåîñìûñëèâàåò ÿâëåíèÿ äåéñòâèòåëüíîñòè â ñâîåì äóõå è âêóñå»1. Âñå ñ ãîòîâíîñòüþ âåðÿò â ýòó ëåãåíäó, è íèêòî íå õî÷åò åå ðàçðóøèòü, ïîòîìó ÷òî îíà âñåì íóæíà, îíà îêðàøèâàåò è îáëåã÷àåò æèçíü. Ïèñàòåëü ïîêàçûâàåò, ÷òî íàðîäíîìó ìèðîâîñïðèÿòèþ îðãàíè÷åñêè ïðèñóùà ñêàçî÷íàÿ î÷àðîâàííîñòü æèçíüþ, êîòîðóþ íå ìîæåò óáèòü íèêàêàÿ, äàæå ñàìàÿ æåñòîêàÿ ïðîçà. «Â ãîðåñòíûå ìèíóòû îáùåãî áåäñòâèÿ ñðåäà íàðîäíàÿ âûäâèãàåò èç ñåáÿ ãåðîåâ âåëèêîäóøèÿ, ëþäåé áåññòðàøíûõ è ñàìîîòâåðæåííûõ», «íàðîä âûäåëÿåò èç ñåáÿ èçáðàííèêà; è òîò òâîðèò ÷óäåñà, êîòîðûå äåëàþò åãî ëèöîì ìèôè÷åñêèì, áàñíîñëîâíûì, «íåñìåðòåëüíûì» (6, 364).

1 (Ðàçâèòèå ðåàëèçìà â ðóññêîé ëèòåðàòóðå, â 3-õ ò. Ì., Íàóêà, 1973, ò. 2, êí. 1, ñ. 221 — 222)

«Îí ñàì ïî÷òè ìèô, à èñòîðèÿ åãî ëåãåíäà» — òàê íà÷èíàåòñÿ ðàññêàç «Íåñìåðòåëüíûé Ãîëîâàí», â êîòîðîì Ëåñêîâ ïðîñëåæèâàåò ðîæäåíèå ëåãåíäû, íàðîäíûå ïðåäñòàâëåíèÿ î áîãàòûðå äóõà.  íàðîäå ñëîæèëîñü óáåæäåíèå, ÷òî Ãîëîâàí íåñìåðòåëüíûé, «îñîáåííûé», íå áîèòñÿ ñìåðòè. Îí íå áîÿëñÿ õîëîäà, «è ýòî ñîñòàâëÿëî îäíó èç îñîáåííîñòåé ýòîãî ìèôè÷åñêîãî ëèöà, ÷åðåç êîòîðûå îí ïîëó÷èë ñâîþ áàñíîñëîâíóþ ðåïóòàöèþ» (6, 357). Êîãäà ñðåäè íàðîäà ðàñïðîñòðàíèëàñü ñèáèðñêàÿ ÿçâà, óõîä çà áîëüíûìè áûë íå òîëüêî îïàñåí, íî ïî÷òè íåâîçìîæåí, Ãîëîâàí îäèí «áåçáîÿçíåííî âõîäèë â çà÷óìëåííûå ëà÷óãè è ïîèë çàðàæåííûõ íå òîëüêî ñâåæåþ âîäîþ, íî è ñíÿòûì ìîëîêîì…» (6, 366). Áåñïðåäåëüíàÿ ëþáîâü ê ëþäÿì äåëàëà Ãîëîâàíà áåññòðàøíûì. Íåäàðîì ê ðàññêàçó âçÿò ýïèãðàô èç Åâàíãåëèÿ îò Èîàííà — «Ñîâåðøåííàÿ ëþáîâü èçãîíÿåò ñòðàõ».

 íàðîäíîì ñîçíàíèè Ãîëîâàí ñòàíîâèòñÿ ëåãåíäàðíûì ãåðîåì, çàñòóïíèêîì ëþäåé ïåðåä áîãîì: «À ñàìîìó áåññòðàøèþ Ãîëîâàíà íå óìåäëèëè ïîäûñêàòü ñâåðõúåñòåñòâåííîå îáúÿñíåíèå: Ãîëîâàí, î÷åâèäíî, ÷òî-òî çíàë, è â ñèëó òàêîãî çíàõàðñòâà îí áûë «íåñìåðòåëüíûé»…» (6, 366). Íàðîä âåðèë Ãîëîâàíó, ïîòîìó ÷òî îí «ñâîþ ïëîòü çà ëþäåé ñ æèâûõ êîñòåé ðåçàë» (6,392). Íàðîä âåðèë, ÷òî ñâîèì òåëîì è êðîâüþ Ãîëîâàí ÷óìó îñòàíîâèë, è çà ýòî åãî ïðîçâàëè «íåñìåðòåëüíûì». Ðÿäîì ñ ëåãåíäàðíûì Ãîëîâàíîì äàåòñÿ ðåàëüíûé Ãîëîâàí: íà âîïðîñ ðàññêàç÷èêà, çà÷åì îí èêðó ñåáå îòðåçàë — áàáóøêà îòâåòèëà: «À äëÿ òîãî, ÷òî ó íåãî òîæå ïðûù ÷óìíîé ñåë. Îí çíàë, ÷òî îò ýòîãî ñïàñåíüÿ íåò, âçÿë ïîñêîðåå êîñó, äà è âñþ èêðó è îòðåçàë» (6, 395).

Îäíàêî ðåàëüíûé ïëàí íèñêîëüêî íå ñíèæàåò âåëè÷èÿ è íðàâñòâåííîãî äîñòîèíñòâà Ãîëîâàíà è åìó ïîäîáíûõ. Âûðàæàÿ àâòîðñêèé ãîëîñ, ðàññêàç÷èê çàêëþ÷àåò î ïðàâåäíûõ ëþäÿõ: «Îíè íåâåðîÿòíû, ïîêà èõ îêðóæàåò ëåãåíäàðíûé âûìûñåë, è ñòàíîâÿòñÿ åùå áîëåå íåâåðîÿòíûìè, êîãäà óäàåòñÿ ñíÿòü ñ íèõ ýòîò íàëåò è óâèäàòü èõ âî âñåé èõ ñâÿòîé ïðîñòîòå» (6, 397). Ãîëîâàí — áîãàòûðü äóõà, òèòàí íðàâñòâåííîé âîëè — ñòàíîâèòñÿ íåâåðîÿòíûì áëàãîäàðÿ ñâîåìó ñîñòðàäàíèþ ê ëþäÿì, äåÿòåëüíîé è ñàìîîòâåðæåííîé ëþáâè ê íèì. Ñîâåðøåííàÿ ëþáîâü ê ëþäÿì ëèøàåò åãî ñòðàõà è ïîáåæäàåò èíñòèíêò ñàìîñîõðàíåíèÿ. Åãî çâàëè «íåñìåðòåëüíûì» ïîòîìó, ÷òî, ïî ðàçúÿñíåíèþ áàáóøêè, «â ýòîì óæàñå, êîãäà íàä çåìëåé ñìåðòíûå ôèìèàçìû ñòîÿëè è âñå îðîáåëè, îí îäèí áåññòðàøíûé áûë, è åãî ñìåðòü íå áðàëà» (6, 394).

Çà åãî áåñïðåäåëüíóþ ëþáîâü è ñàìîîòâåðæåíèå íàðîä çàïëàòèë åìó òàêîé æå ïðåäàííîñòüþ. «Îêóòàâ âñå ñâîåþ ôàíòàçèåí), ñî÷èíèëè èç åñòåñòâåííîãî ñîáûòèÿ áàñíîñëîâíóþ ëåãåíäó, à èç ïðîñòîãî, âåëèêîäóøíîãî Ãîëîâàíà ñäåëàëè ìèôè÷åñêîå ëèöî…» (6, 371), «äîáðîãî âîëøåáíèêà».

Íàïðàñíî äóìàþò, ÷òî Ëåñêîâ èçîáðàæàë ñâîåãî ïîëîæèòåëüíîãî ãåðîÿ òîëüêî ïîãðóæåííûì â ýïè÷åñêîå ñîçåðöàíèå, ñïîñîáíûì íà äîáðûå äåëà ëèøü ïî íàèòèþ, ïî ñòèõèéíîìó âëå÷åíèþ, ïî ìèðîâîççðåíèþ îãðàíè÷åííûì. Ãîëîâàí, íàïðèìåð, ñîâåðøåííî íå çíàåò ñêëîííîñòè ê ñóåâåðèÿì, â ñâîèõ ïðåäñòàâëåíèÿõ î ìèðå îí ñîâåðøåííî ñâîáîäåí îò òðàäèöèé è äîãìàòè÷åñêèõ óñòàíîâëåíèé. Èìåííî â ñâîèõ íàèáîëåå çàâåòíûõ ðåëèãèîçíîíðàâñòâåííûõ âîççðåíèÿõ îí íàèáîëåå ñâîáîäåí è íåçàâèñèì. Âñÿ ñåäüìàÿ ãëàâà ðàññêàçà ïîñâÿùåíà âûÿâëåíèþ øèðîòû êðóãîçîðà Ãîëîâàíà. Ãîâîðÿ î «ðàçíîâåðöàõ», îòïàâøèõ îò îôèöèàëüíîé öåðêâè, Ëåñêîâ ãîâîðèò, ÷òî «âñå ýòè ëþäè êðåïêî äåðæàëèñü ñâîåãî ñòàäà è òâåðäî ïîðèöàëè âñÿêóþ èíóþ âåðó, — îñîáèëèñü äðóã îò äðóãà â ìîëèòâå è ÿäåíèè, è îäíèõ ñåáÿ ðàçóìåëè íà «ïóòè ïðàâîì». Ãîëîâàí æå âåë ñåáÿ òàê, êàê áóäòî îí äàæå ñîâñåì íå çíàë íè÷åãî íàñòîÿùåãî î íàèëó÷øåì ïóòè, à ëîìàë õëåá îò ñâîåé êðàþõè áåç ðàçáîðó êàæäîìó, êòî ïðîñèë, è ñàì ñàäèëñÿ çà ÷åé óãîäíî ñòîë, ãäå åãî ïðèãëàøàëè» (6, 373). Ëèøåííûé ñåêòàíòñêîé îáîñîáëåííîñòè, îí îòêðûò âñåì ëþäÿì êàê áðàòüÿì, ñâÿçàííûì îáùåé äóõîâíîé ñóùíîñòüþ. Ëþáîâíîå åäèíåíèå ñ êàæäûì ÷åëîâåêîì è ñòàíîâèòñÿ äëÿ Ëåñêîâà çàêîíîì èñòèííî õðèñòèàíñêîãî ïîâåäåíèÿ Ãîëîâàíà.

Ñâîáîäà ìûøëåíèÿ ëåñêîâñêîãî «ïðàâåäíèêà» ñêàçàëàñü â åãî îòâåòàõ íà âîïðîñ î ïðèõîäå: «ß èç ïðèõîäà òâîðöà-âñåäåðæèòåëÿ», — à òàêîãî õðàìà âî âñåì Îðëîå íå áûëî. Æèëüÿò, â îòâåò íà ïðåäëàãàåìûé åìó âîïðîñ, ãäå åãî ïðèõîä, òîëüêî ïîäíèìàë ïàëåö è, óêàçàâ íà íåáî, ãîâîðèë: «Âîí òàì», — íî ñóùíîñòü îáîèõ ýòèõ îòâåòîâ îäèíàêîâà». Íåäàðîì ðàññêàç÷èê ãîâîðèò: «Êîãäà ÿ ñ æàäíîñòüþ ïðîáåãàë ëèñòû ðîìàíà Âèêòîðà Ãþãî «Òðóæåíèêè ìîðÿ» è âñòðåòèë òàì Æèëüÿòà, ñ åãî ãåíèàëüíî î÷åð÷åííîé ñòðîãîñòüþ ê ñåáå è ñíèñõîäèòåëüíîñòüþ ê äðóãèì, äîñòèãøåé âûñîòû ñîâåðøåííîãî ñàìîîòâåðæåíèÿ, ÿ áûë ïîðàæåí íå îäíèì âåëè÷èåì ýòîãî îáëèêà è ñèëîþ åãî èçîáðàæåíèÿ, íî òàêæå è òîæäåñòâîì ãåðíñåéñêîãî ãåðîÿ ñ æèâûì ëèöîì, êîòîðîãî ÿ çíàë ïîä èìåíåì Ãîëîâàíà.  íèõ æèë îäèí äóõ è áèëèñü ñàìîîòâåðæåííûì áîåì ñõîäíûå ñåðäöà. Íåìíîãî ðàçíèëèñü îíè è â ñâîåé ñóäüáå: âî âñþ æèçíü âîêðóã íèõ ãóñòåëà êàêàÿ-òî òàéíà, èìåííî ïîòîìó, ÷òî îíè áûëè ñëèøêîì ÷èñòû è ÿñíû, è êàê îäíîìó, òàê è äðóãîìó íå âûïàëî íà äîëþ íè îäíîé êàïëè ëè÷íîãî ñ÷àñòüÿ» (6, 372).

Èçîáðàæàÿ ñâîèõ ïîëîæèòåëüíûõ ãåðîåâ, Ëåñêîâ ñòðåìèòñÿ óòâåðäèòü èäåàë êàê îïðåäåëåííóþ äóõîâíóþ öåííîñòü. Õîòÿ Ëåñêîâ è ïîä÷åðêèâàåò æèçíåííîñòü ñâîèõ «ïðàâåäíèêîâ», èõ ðåàëüíîå áûòèå, òåì íå ìåíåå «öåííîñòü» êàê áû çàðàíåå îïðåäåëåíà, çàäàíà. Ãåðîé ñòàíîâèòñÿ âûðàçèòåëåì îáùå÷åëîâå÷åñêîãî ñîäåðæàíèÿ, âíåâðåìåííîãî íà÷àëà äîáðà.  ðàññêàçàõ î «ïðàâåäíèêàõ» è ïðîÿâëÿåòñÿ àêñèîëîãè÷åñêàÿ óñòàíîâêà íà èçîáðàæåíèå öåííîñòåé, ñâÿçàííûõ ñ «íàòóðîé» è «äóõîâíîñòüþ» Ðóññêîãî ÷åëîâåêà, âî âñåì ïðîòèâîñòîÿùåãî áåçîáðàçíîé ñîöèàëüíîé äåéñòâèòåëüíîñòè. Öåííîñòíàÿ óñòàíîâêà Ëåñêîâà íà èçîáðàæåíèå äîáðîé íàòóðû ãåðîÿ, ñîöèàëüíî íåäåòåðìèíèðîâàííîé, è ïîðîæäàåò â ðåàëèçìå ïèñàòåëÿ ðîìàíòè÷åñêèå òåíäåíöèè. Íî â ñèëó ñâîåãî ðåàëèñòè÷åñêîãî ìûøëåíèÿ Ëåñêîâ íå îòðûâàåò «ïðàâåäíèêîâ» îò òèïè÷åñêèõ îáñòîÿòåëüñòâ, êîòîðûå âîñïðîèçâîäÿòñÿ êàê îêðóæàþùàÿ èõ îáùåñòâåííàÿ ñðåäà. Íî «ïðàâåäíèêè» íåçàâèñèìû îò ñðåäû è öåëèêîì åé ïðîòèâîïîñòàâëåíû, õîòÿ ÷àñòî âûñòóïàþò åå æåðòâàìè. Ïàâëèí, íàïðèìåð, ïî ñâîåìó íðàâñòâåííî-ïñèõîëîãè÷åñêîìó ñîäåðæàíèþ íå èìååò íè÷åãî îáùåãî ñ ãåíåðàëüøåé Àííîé Ëüâîâíîé, íà ñëóæáå ó êîòîðîé îí íàõîäèòñÿ â êà÷åñòâå øâåéöàðà. Ðóêîâîäñòâóÿñü ñóãóáî êîðûñòíûìè ëè÷íûìè ñîîáðàæåíèÿìè, îíà ñïîñîáñòâîâàëà æåíèòüáå Ïàâëèíà íà åãî âîñïèòàííèöå, ñ òåì ÷òîáû ñûí, ðàçâðàùåííûé Äîäå÷êà, ñìîã èñïîëüçîâàòü åå â êà÷åñòâå ïîëóñâåòñêîé âûåçäíîé äàìû.

 ðàññêàçàõ Ëåñêîâà î «ïðàâåäíèêàõ» íàáëþäàåòñÿ ðîìàíòèêî-ðåàëèñòè÷åñêàÿ äâóïëàíîâîñòü, êîòîðàÿ îïðåäåëÿåòñÿ èìåííî ñî÷åòàíèåì ãíîñåîëîãè÷åñêîãî è àêñèîëîãè÷åñêîãî àñïåêòîâ. Ãåðîé, âûøåäøèé èç íàðîäíîé ñðåäû, êàê áû ðîìàíòèçèðóåòñÿ, âûñòóïàåò áîãàòûðåì è òèòàíîì, âûðàçèòåëåì ïîëîæèòåëüíîãî îáùåíàöèîíàëüíîãî íàðîäíîãî ñîçíàíèÿ. Íàáëþäàåòñÿ ñîñóùåñòâîâàíèå (áåç âçàèìîïðîíèêíîâåíèÿ) ðåàëèñòè÷åñêîé è ìîðàëèñòè÷åñêîé ëèíèè.

(Ìàòåðèàë èç Èíòåðíåò-ñàéòà).

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность выбранной темы обусловлена тем, что такое явление, как нигилизм, постоянно присутствует в обществе, меняется только количество носителей этого мировоззрения и степень категориальности его проявления.

В русском общественном сознании понятие «нигилизм» было очень распространено, особенно со второй половины XIX века. Она предполагала отказ от всех устоявшихся ценностей и традиций, полный отказ от существующих, не только не заменяя их чем-то новым, но даже не провозглашая новых ценностей, нового мирового порядка, предполагающего новый импульс развития. В западной литературе довольно часто все революционные учения и движения, имевшие место в это время в России, называют нигилистическими.

В философской литературе нигилизм часто трактуется как одно из основных направлений западноевропейской культуры и как проявление определенного социокультурного инстинкта смерти, и в то же время как выражение абсолютно необходимого для культуры элемента критичности, доведенного до крайности, когда вера в разум привела к крайне критическому отношению к возможностям самого разума.

Говоря о нигилизме, следует иметь в виду, что это не только мировоззренчески-теоретический феномен, но и определенная форма поведения, определенное отношение, психологическое состояние. Как форма поведения нигилизм часто проявляется в подростковом возрасте, когда самоутверждение молодого человека, вступающего в жизнь, происходит через отрицание принятых норм поведения и ценностей. Нигилизм такого рода существует с незапамятных времен. Но в то же время следует иметь в виду, что отрицание всего без всяких попыток представить себе возможность улучшения мира, в его крайних проявлениях, может привести человека к самоуничтожению, к нарушению связи человека с человеческим сообществом. Сосредоточив все внимание человека на отрицании бытия, его абсурдности, его абсурдности, нигилизм может чрезвычайно усложнить возможность ориентации человека в мире. Опыт 20-го века с его двумя мировыми войнами, тоталитарными режимами, угрозой ядерной войны и экологическими катастрофами привел к тому, что порой люди отказываются понимать и принимать все эти ужасы. К этому можно добавить, что он часто сталкивается с необходимостью радикального отказа от привычных норм и традиций. И тогда возможно влияние нигилизма, он охватывает массы людей и имеет ярко выраженные социальные последствия, он переплетается с политикой.

Как мировоззрение, как форма поведения, нигилизм особенно характерен для кризисных периодов общественной жизни, общественного сознания.

В то же время спектр нигилистического восприятия мира очень широк — от общего сомнения во всем до откровенного цинизма.

Рассматривая нигилизм как неотъемлемую часть общеевропейской культуры, необходимо обратить внимание на то, что в разных странах он проявлял себя по-разному. В Германии — в философии, в России широко используется в общественно-политической сфере и связанной с ней идеологии.

Не останавливаясь на особенностях исторического развития России, которое способствовало столь великому влиянию нигилизма, приходится признать сам факт такого влияния. В России нигилизм был связан с революционно-демократическим, разнородным движением, со всеми формами социализма, так как исходил из отказа от защитной идеологии самодержавия, традиционных основ нравственности и быта.

Русские нигилисты-В. Г. Белинский, Н. А. Добролюбов, н. г. Чернышевский, Д. И. Писарев-были просветителями, выступавшими против идеалистов сороковых годов XIX века. В силу максималистского характера русского народа само русское просвещение часто превращается в нигилизм.

Русский нигилизм-это выражение жизненных потребностей, устремленных в будущее, как они понимаются русской Радикальной мыслью. Разрушение старого неотделимо в русском нигилизме от поиска новой науки и нового искусства, нового человека, нового общества.

Понятие и феномен нигилизма тесно связаны с философией Ницше. Нигилизм для Ницше-не один из многих типов мышления, а скорее характеристика ведущего направления в европейской философской культуре. Сущность нигилизма Ницше состоит в потере веры в сверхчувственную основу бытия. «Бог мертв» — это формула нигилизма. Нигилизм, по Ницше, является своего рода «промежуточным» состоянием, он может быть выражением как силы, так и слабости человека и общества. В своем внешнем проявлении нигилизм заключается в следующем: «Высшие ценности теряют свою ценность.» Нет ни истины, ни морали, ни Бога. Но нигилизм можно истолковать двояко. Нигилизм «слабых» — это упадок и разложение. Радикальный нигилизм, нигилизм «сильного» — это путь абсолютного авторства: создание новой морали, нового человека. Необходимо, говорил Ницше, встать на путь «переоценки ценностей.» По мнению Ницше, переоценка ценностей должна осуществляться на пути к формированию новых ценностных потребностей. Воля к власти должна стать основой новых ценностных ориентаций. Воля к власти-это абсолютная трансцендентность, она не имеет цели. Поэтому деструктивная программа Ницше не предполагала полного уничтожения ценностей; скорее, Ницше предлагал максимальное сближение цели и ценности. Ценности-это условие для стимулирования и поддержания воли к власти, это «полезные ценности».

Философские взгляды Ницше сыграли значительную роль в истории русской мысли на рубеже XIX и XX веков. Его взгляды оказали влияние на таких мыслителей, как Мережковский, Соловьев, шестов и многих других.

В данной статье рассматриваются взгляды Писарева как одного из крупнейших теоретиков революционного нигилизма шестидесятых годов XIX века, обозначившего свои идеи как «реализм». Мы также рассматриваем взгляды некоторых русских мыслителей, оказавших значительное влияние на философский нигилизм Ницше.

Целью данной диссертации является изучение феномена русского нигилизма и его различных аспектов.

Для достижения этой цели мы решили следующие задачи::

 рассмотрим, что понималось под нигилизмом в России в шестидесятые годы XIX века.

 рассмотрим взгляды Д. И. Писарева как одного из важнейших теоретиков революционного нигилизма в России.

 Проанализировать влияние Ф. Ницше на взгляды различных мыслителей России в XIX — начале XX вв.

Объектом работы является концепция нигилизма как философского и социально-политического феномена. Предметом исследования является нигилизм как социальная мысль в России с шестидесятых годов XIX-начала XX веков.

Эта проблема широко разрабатывается в исследованиях российских авторов. За основу мы также взяли следующие работы.

Первичные источники:

Писарев, Д. И. Базаров. — Литературная критика в 3-х томах. Т. 1. Москва, 1965.

Писарев, Д. И. Платоновский идеализм. — Собрание сочинений в 4-х томах, т. 1. Москва, 1955.

Писарев Д. И. Схоластика XIX века. — Собрание сочинений в 4-х томах, т. 1. Москва, 1955.

Мережковский, Д. С. Толстой и Достоевский. — Полное собрание сочинений в 17 томах, т. 8. Москва, 1913.

Ницше, Ф. воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей, М.: РЕФЛ-книга, 1994.

Ницше, Ф. Так говорил Заратустра. — М.: Интербук, 1990.

Соловьев В. С. Оправдание добра. — М.: Мысль, 1988.

Тихомиров, н. д. Ницше и Достоевский. Особенности нравственного мировоззрения обоих. — Спб.: 1995.

Франк, С. Л. Ф. Ницше и этика «любви к дальнему». — труды, Москва, 1990.

Франк С. Л. этика нигилизма. — Труды, Москва, 1990

Хайдеггер, М. Европейский нигилизм, М.: Художественная литература, 1987.

Хомяков А. С. Несколько слов о «философском письме», М.: Мысль, 1968.

Чернышевский, Н. Г. Безденежье. — Полное собрание сочинений в 10 томах, т. 10. Москва, 1951.

Шестов Л. И. Апофеоз беспочвенности. — СПб., 1987.

А также исследования:

Антонова, Г. Н. Герцен и русская критика 50-60-х годов XIX века. — Саратов: издательство Саратовского университета, 1989.

Волынский Л. Л. русские критики. — СПб.: 1961.

Голубев А. Н. К вопросу о формировании материалистических взглядов Д. И. Писарева. — Научные доклады Высшей школы. Философские Науки, Москва, 1964

Демидова н. в. Писарев и нигилизм 60-х годов. — М.: Мысль, 1969.

Демидова, Н. В. Писарев, М.: Мысль, 1969

Кузнецов, Ф. Ф. нигилисты? Д. И. Писарев и журнал «Русское слово», Москва: художественная литература, 1983.

Новиков, А. И. нигилизм и нигилисты. Опыт критической характеристики. СПб.: Лениздат, 1972.

Глава 1. концепция Д. И. Писарева как отражение философии революционного нигилизма 60of the XIX century-х годов XIX века.

1.1. о понятии нигилизма

Нигилизм (от лат. нигиль-ничто? ничто) — учение, центральным постулатом которого является полный отказ от традиций, норм, правил, социальных устоев и авторитетов. Нигилизм-сложное социально-историческое явление, имеющее множество разновидностей. Существует социально-политический нигилизм, связанный с отрицанием общественно-политической системы. Такой нигилизм проявляется в революционном движении, его приверженцы тяготеют к анархизму.

Существует этический нигилизм, отрицающий всеобщую мораль, существование добра вообще. Такой нигилизм становится пессимизмом. Можно говорить и об этическом пессимизме, отрицающем художественные каноны, само понятие красоты.

Нигилизм может быть когнитивным, декларирующим недостижимость истины. Когнитивный скептицизм граничит с агностицизмом.

Наконец, можно говорить о нигилизме как философской позиции, отрицающей существование абсолютных оснований бытия, смысловой ориентации жизни.

Термин «нигилизм» давно вошел в обиход культуры. В средние века существовало еретическое учение нигилизма, которое было предано анафеме Папой Александром III в 1179 году. Это учение, ложно приписываемое Схоласту Петру ломбарду, отрицало человеческую природу Христа.

По мнению Хайдеггера, первое философское употребление слова «нигилизм» происходит, по-видимому, от г. Якоби: в его открытом письме к Фихте слово «ничто»встречается очень часто. «Поверьте, дорогой Фихте, меня нисколько не огорчит, если вы или кто-нибудь другой назовете химеризмом то учение, которое я противопоставляю идеализму, который обвиняю в нигилизме…» [32, с. 134] представитель философии романтизма Жан-Поль назвал романтическую поэзию «нигилизмом». Для датского философа Киргегарда эстетическая точка зрения, точка зрения иронии и игры, была выражением нигилизма.

В русской литературе слово «нигилизм» впервые употребил Н. И. Надеждин в статье «сонм нигилистов» (в журнале «Вестник Европы» за 1829 год). Когда ему приходилось упрекать — не без сарказма — литературных противников, игнорировавших классические традиции, он часто употреблял латинское «nihil«. В 1858 году вышла книга казанского профессора В. В. Бервея «психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни». В нем также упоминается слово «нигилизм», но как синоним скептицизма.

Критик и публицист Н. А. Добролюбов высмеял книгу Бервея, подхватив это слово, — но оно не стало популярным до тех пор, пока И. С. Тургенев в романе «Отцы и дети» (1862) не назвал Базарова нигилистом. Но никто из людей 1860-х годов его официально не принимал. Д. И. Писарев, который в ряде статей признавал Базарова воплощением идеалов и взглядов нового поколения, называл себя «мыслящим реалистом».

С середины XIX века термин «нигилизм» легально вошел в лексику русского литературного языка. Так, в «полном словаре иностранных слов, входящих в русский язык» (СПб., 1861) слово «нигилизм «определяется как»учение скептиков, не допускающее существования чего-либо.» В «Толковом словаре живого великорусского языка» Владимира Даля говорится, что оно означает » безобразное и безнравственное учение, отвергающее все, что не может быть прочувствовано.»

Многие исследователи считают, что термин «нигилизм «занял прочное место в европейской культуре благодаря И. С. Тургеневу и его роману»Отцы и дети».

Нигилизм как русское культурно-историческое явление связан с движением русской радикальной общественной мысли в шестидесятые годы (Н. Г. Чернышевский, Д. И. Писарев). Русский нигилизм включал в себя как критическое и деструктивное отношение к современному обществу, так и программу радикальных реформ. Утилитаризм, как неотъемлемая часть нигилизма, стремился заменить абстрактные понятия добра и зла доктриной полезности как главного критерия нравственности. Другим пунктом радикального мировоззрения было «разрушение эстетики», борьба с «чистым» искусством, превращение искусства в» приговор » действительности. Наконец, нигилизм в области науки и философии выражался в отрицании всего, что выходило за пределы чувственного опыта, в отрицании всякой метафизики. Ф. М. Достоевский, в «пояснительном слове» к речи о Пушкине, вывел нигилиста как «отрицательный тип» с «лишним» человеком, «в родную почву и в родные силы неверующего» и от этого страдал. Писарев, видный представитель русского нигилизма, писал: «Необходимо освободить личность от различных ограничений, налагаемых на нее робостью собственной мысли, авторитетом традиции, стремлением к общему идеалу и всем тем отжившим хламом, который мешает дышать живому человеку.»

Так, во второй половине XIX века нигилистами в Российской империи стали называть молодых людей, которые хотели изменить государственный и общественный строй, существовавший в стране, отрицали религию, проповедовали материализм и атеизм, а также не признавали господствующих норм морали (выступали за свободную любовь и т. д.). В частности, так называли народников-революционеров. Слово имело явную отрицательную коннотацию. Нигилисты изображались косматыми, неопрятными, грязными мужчинами и женщинами, потерявшими всю женственность Девы.

Н. я .Данилевский: «вся разница между нашим нигилизмом и чужим, западным нигилизмом заключается единственно в том, что он оригинален там, и подражателен в нашей стране, а потому имеет некоторое оправдание, будучи одним из неизбежных результатов исторической жизни Европы, в то время как наш висит в воздухе и… это смешное, карикатурное явление» [8, с. 51]

К концу 1860-х-началу 1870-х годов слово «нигилист» почти исчезло из русской полемической литературы, но оно использовалось в западноевропейской литературе как обозначение русского революционного движения; оно также было принято некоторыми русскими эмигрантами, писавшими на иностранных языках о русском революционном движении. В 1884 году вышел роман Софьи Ковалевской «нигилист».

Русский нигилизм не является синонимом простого неверия, «культурной усталости» или ее разложения. Русский нигилизм-это своеобразный синтез позитивизма, индивидуализма и социально-этического или социально-эстетического утопизма. Русский нигилизм-это выражение жизненных потребностей, устремленных в будущее, как они понимаются русской Радикальной мыслью. Разрушение старого неотделимо в русском нигилизме от поиска новой науки и нового искусства, нового человека, нового общества. Можно провести определенные аналогии между разрушительным пафосом русского нигилизма и» переоценкой ценностей » ницшеанской философии. Недаром чешский мыслитель и политический деятель т. Масарик называл Писарева «русским Ницше».

С именем Ницше связана и судьба концепции нигилизма на западе. Нигилизм для Ницше-не один из многих типов мышления, а скорее характеристика ведущего направления в европейской философской культуре. Сущность нигилизма, по Ницше, есть утрата веры в сверхчувственную основу бытия. «Бог умер» — вот формула нигилизма Ницше.

Сегодня социальный нигилизм выражается различными способами: неприятие отдельными слоями общества курса реформ, нового образа жизни и новых («рыночных») ценностей, недовольство изменениями, социальные протесты против «шоковых» методов преобразований; несогласие с определенными политическими решениями и действиями, враждебность или даже враждебность по отношению к государственным институтам и властным структурам, их лидерам; отрицание западных образцов поведения и нравственных ориентиров, не характерных для российского менталитета; противостояние официальным лозунгам и установкам; «левый» и «правый» экстремизм, национализм, взаимный поиск «врагов».

1.2. «Платоновский идеализм» как выражение взглядов Д. И. Писарева

Одним из наиболее значительных деятелей русской мысли в шестидесятые годы XIX века был Дмитрий Писарев, видный представитель радикальных кругов этого периода, типичный шестидесятник прогрессивный. Вся жизнь и творчество Писарева являются очень ярким отражением сложного этапа в революционно-демократической идеологии шестидесятых годов, связанного сначала с огромным подъемом, а затем с упадком революционной волны и усилением реакции после реформы 1861 года.

И личность Писарева, и политическая острота его убеждений, выразившихся в своеобразной форме нигилизма и реализма, и своеобразное решение им многих вопросов истории, философии,морали и искусства вызывали большой интерес в прошлом и продолжают вызывать его до сих пор.

Писарев вполне и глубоко понимал особенности периода после первой революционной ситуации. Именно он наиболее ясно выразил необходимость преодоления всех иллюзий в революционной борьбе — переоценивать активность народа в определенные исторические периоды, слепо верить в акты единичного героизма, упрощать расчеты на силу, взрыв и немедленное уничтожение отживших политических и социальных сил. Писарев подчеркивал, что не следует наивно полагать, что «кровопролитие» само по себе или устранение непосредственного препятствия развитию общества, например «живого препятствия», будет достаточным условием этого развития. Это показывает, что умные и честные люди объединяют единомышленников, организовывают, дисциплинируют и вдохновляют своих будущих товарищей.

Необходимым средством в борьбе против существующего строя, против различных форм ложного сознания, будь то пассивность и безмолвие или произвольные неоправданные акты внешней активности, был трезвый, непредвзятый взгляд на мир, взгляд, лишенный ложного благочестия, слепой, нерассуждающей веры и скованности условными ограничениями. Утверждение такого взгляда, развитие и поддержка подлинной внутренней свободы мысли предполагали формирование критического мышления, бесстрашную оценку всего негативного в жизни и мышлении.

Именно эту идеологическую функцию, чрезвычайно важную в то время, и выполнял революционный нигилизм. Как уже отмечалось, черты резко критического взгляда на мир, решительного и бескомпромиссного неприятия устаревших форм жизни складываются уже несколько лет, начиная с конца шестидесятых годов XIX века. Писарев дал теоретическую основу этим взглядам, и его концепция нигилизма впоследствии стала элементом более общей теории реализма как особого типа мировоззрения.

Нигилизм Писарева встречал порой непонятный протест не только со стороны защитников господствующего строя (что вполне естественно), но и со стороны многих выразителей революционно-демократических идей. Так, на страницах «Современника» после ареста Чернышевского, в середине шестидесятых годов, можно было встретить резкие, часто несправедливые суждения Антоновича, Елисеева и других о нигилизме Писарева. Все это давало возможность противникам революционной демократии злорадствовать над «расколом в нигилистах».»

Статьи Писарева, посвященные защите нигилизма, были действительно чрезвычайно резкими, совершенно бескомпромиссными в своем отрицании. Утилитарный подход Писарева к искусству, его горячее убеждение в необходимости для всех мыслящих людей усвоения прежде всего достижений естественных наук и т. д. привели его к выводам, неприемлемым не только для консерваторов, но и для многих представителей революционной демократии. Поэтому нигилизм Писарева иногда рассматривался как нечто совершенно необычное, более того, как явление, порывающее с прежними традициями освободительной борьбы и прогрессивной мысли.

На самом деле такого разрыва не было. Нигилизм Писарева был последовательно связан с революционной мыслью предшествующих лет и органически формировался в процессе развития философских и социологических воззрений молодого поколения разночинцев своего времени.

Нигилистическая концепция Писарева сложилась в течение его короткой, но насыщенной жизни. Нигилизм Писарева, развившийся в реализм и ставший его составной частью, едва ли можно рассматривать как целостное и законченное, теоретически оформленное образование. Это скорее стиль мышления, более того-мировоззрение, готовность пересмотреть и отвергнуть любые освященные временем и традицией понятия и оценки, а также социальные, нравственные и эстетические явления, если они препятствуют поступательному развитию общества и каждой человеческой личности. Отрицательное отношение Писарева и его готовность решительно отвергать распространялись на те явления, которые хотя и не являлись активным препятствием прогрессу, но также не соответствовали понятию непосредственной полезности, утилитаризма и решению наиболее острых социальных проблем.

Понимание нигилизма не как целостной системы, а как принципа оценки, точки зрения, мировоззрения не означает, что нигилизм не имел своей внутренней логики.

Рассмотрим один из аспектов нигилистических идей — область истории философии.

Писарев вполне обоснованно начинает с утверждения нигилизма в области философии. Он отрицает неприкосновенность любых авторитетов в этой области. В одной из своих ранних работ, «идеализме Платона», Писарев не столько оценивает великих мыслителей Древней Греции — Сократа и Платона, как это обычно утверждается, сколько провозглашает принцип бесстрашного критического, а при необходимости и отрицательного отношения к любым философским авторитетам.

Прежде всего Писарев выражает свое отношение к исторической литературе, в частности к составленному Целлером обзору философской деятельности Сократа и Платона. Критик точно вскрывает принципиальные методологические изъяны этого обзора, реальные противоречия между скрупулезным и подробным освещением эмпирического материала и полной пассивностью самого немецкого историка, выступающего не как критик и объективный судья, а лишь как регистратор. Писарев справедливо замечает, что » ослепленные блеском имени, имеющего для себя двухтысячелетний авторитет, исследователи, особенно немцы, пасуют перед этими личностями. Они обезоруживают своих критиков, скромно опускают глаза и ограничиваются ролью уважительного и точного передатчика по отношению к ним » [23, С.]

Писарев остроумно вскрывает своеобразные клише традиционной историографии философии, ее попытки извлечь непосредственную «воспитательную» выгоду из освещения истории античной философии. Он замечает тенденциозность, вытекающую из этой предпосылки: покровительственное отношение к элеатам, Гераклиту и Демокриту, возмущение, возбуждаемое софистами, нежность к личности Сократа,» поясное поклонение » Платона, отрицание Эпикура, насмешки скептиков. Так принято, иронически комментирует Писарев, так требуют интересы нравственности.… Писарев, напротив, требует, чтобы дух критического анализа, плодотворного сомнения и бесстрашного отрицания был введен и в сферу историко-философской науки. Истина рождается из столкновения мнений, подчеркивает он и объясняет, что изложение философских систем должно быть объективным, что, конечно, не следует сравнивать Платона с современными мракобесами, а тем более обвинять его в своих идеях. Но если мы признаем Платона сыном своего народа и своей эпохи, замечает Писарев, мы не можем относиться к его моральным и политическим теориям с уважением и бесстрастной вежливостью. Писарев характеризует те идеологические явления и образования, которые традиционная историко-философская наука связывает с именем Платона: отрицание экспериментального права и провозглашение права на безраздельное господство чистой идеи, недоверие к природной сущности человека, к личности, превращение человека в орудие государственного механизма.

Решительное выступление Писарева против некритического отношения к философским авторитетам, против подмены научного, объективного анализа почтительными ссылками было открытым вызовом официальной науке. Статья «Платоновский идеализм», опубликованная Писаревым в «русском слове», положила начало четкому теоретическому выражению принципов революционного нигилизма не только в декларативной форме, но и в применении к конкретным областям общественной и духовной жизни. Эта статья была воспринята противниками подлинного прогресса как открытое выражение нигилизма, понимаемого как отрицание философии и всех моральных ценностей вообще.

Что касается содержания статьи, то эта первая из нигилистических статей писателя ясно показывает, что русский революционный нигилизм не был противоестественным явлением, чуждым процессу развития духовной культуры. Кроме того, в статье также говорилось об органической связи нигилистических идей с широким кругом проблем, занимавших отечественную мысль. С самого начала нигилизм в России предстал не как «Европейская чума», занесенная на русскую почву, а как закономерный момент в развитии русской философской и социальной теории.

Критика Писаревым историко-философского труда Целлера свидетельствовала о методологической зрелости молодого русского философа. Не столько против Платона как такового, сколько прежде всего против ложного поклонения древнегреческому мыслителю.

Речь Писарева, таким образом, не означала отказа от философских традиций как таковых. Статья «Платоновский идеализм» явилась одним из первых этапов на пути к решению исторической проблемы нигилизма: преодолению иллюзорных представлений, выработке трезвого и научного взгляда на мир. «Идеализм давит на общество, — писал Писарев, — и, сковывая отдельные силы, препятствует разумному и всестороннему развитию.» [23, С. 43]

Точно так же резкая критика книги Целлера отнюдь не была отрицанием достижений науки. Писарев отрицает не историко-философскую науку, а свойственный многим ее представителям эмпиризм, прикрывавший произвольные построения и выводы внешней наукой. В этом отрицании Писарев следовал традициям русской революционной демократии, продолжая и развивая идеи Чернышевского и Добролюбова.

Отрицание чистого эмпиризма, критика фактографии, лишенной философского смысла, прочно утвердилась в трудах революционных демократов-историков социальной мысли. Чернышевский в своих» Очерках о Гоголевском периоде русской литературы», раскрывая закономерности истории русской философии 1930-1940—х годов , а также Белинский и Герцен подчеркивали, что необходимо вскрывать основы, а не довольствоваться частностями. Но особенно основательно противился эмпиризму Добролюбов; его характеристики работ историков общественной мысли, написанных с позиций «библиографизма», давали правильную методологическую направленность и предостерегали от господства эмпиризма. «Современная критика, — пишет Добролюбов, — занимается фактами, собирает факты , а какое ей дело до выводов? Делайте свои собственные выводы… » [16, С. 24]

Таким образом, русская революционно-демократическая мысль выработала устойчивую линию противостояния эмпиризму и отрицания познания законов.

В русле этой плодотворной традиции русской философии развивалась и нигилистическая позиция Писарева. Его программным выражением стала также работа «Схоластика XIX века». Она была направлена против всякой «спекулятивной философии», которую он считал культурной основой дореформенной эпохи. Очерчивая контуры новой, пореформенной Демократической контркультуры, Писарев указывает на «канон материализма» как на важнейшую ее основу. Этот «канон» «свежего и здорового материализма» основан, с его точки зрения, прежде всего на сенсуализме, ибо «очевидность есть лучшая гарантия реальности.» Нигилистическое отношение Писарева к философии впервые проявилось в схоластике XIX века. Но здесь они не раскрывали собственного понимания философского знания, поскольку оно, по сути, отождествлялось с экспериментальным, научным знанием, с той лишь разницей, что философия признавалась особой социально-критической функцией. Круг проблем, поднятых в статье, несравненно шире, чем в предыдущих статьях мыслителя. Писарев прямо формулирует задачи современной журналистики, которая, как и прежде, была главным выразителем идей русской общественной мысли. По мнению Писарева, она должна быть обращена к мыслящей публике, должна сломить ее предрассудки и помочь ей выработать разумное мировоззрение, показать, что преступно » блуждать мыслями в радужных сферах фантазии «[24, С. 56]. характерно, что здесь задачу отрицания («ломать предрассудки») и задачу позитива («развивать мировоззрение») они выполняют в единстве.

Писарев вполне сознательно противопоставляет материалистическое мировоззрение идеалистическому и поддерживает позицию Чернышевского в его полемике с религиозно-идеалистическими философами, «схоластикой XIX века». Писарев не избегает социальных и политических проблем. Его внимание к вопросам личности и морали не было формой уклонения от политики. Напротив, Писаревская трактовка этих проблем расширила рамки революционно-демократической идеологии.

Писарев, как и Чернышевский, отвергает всякий нейтралитет во времена острых социальных конфликтов, противопоставляя тем самым либерализму с его «политической умеренностью». Он провозглашает необходимость подлинной демократизации культуры. Но Писарев оправдывает это требование с позиции утилитаризма. Он очень логично развивал свои взгляды, выступая против того, что на языке современной социологии называется статусным присвоением культуры. Но в разгар полемики теоретик революционного нигилизма высказал немало весьма спорных, а иногда и совершенно неверных суждений о многих явлениях искусства, в частности о поэзии Пушкина. Его первоначальный принцип был неверен, потому что прямая выгода не может быть критерием оценки произведения искусства. Но, как совершенно справедливо заметил Писарев, «бывают такие блестящие ошибки, которые возбуждающе действуют на умы целых поколений; сначала ими увлекаются, потом их критикуют; эта страсть и эта критика издавна служили школой для человечества, причиной умственной борьбы, причиной развития сил, руководящим и красящим началом в исторических движениях и революциях» [24, С.]

1.3. «мыслящий реалист». Писарев о Базарове

Важной вехой в идейном развитии Писарева стала его статья «Базаров», опубликованная незадолго до ареста и посвященная роману Тургенева «Отцы и дети», вызвавшая такой общественный резонанс, какого, по словам очевидца тех событий Тимирязева, ни одно из произведений того времени не вызвало. Полемика походила на ожесточенный бой, где каждый считал своим долгом отстоять или побить Базарова. Подавляющее большинство охотников были избиты. Утверждалось, что образ главного героя якобы был «нехарактерен» для эпохи шестидесятых годов и был взят Тургеневым не из русского общества, а вывезен контрабандой из-за границы. В России такой типаж мог быть только в «зародыше». Доказывалось также, что образ Базарова-карикатура на молодое поколение и что таким образом Тургенев погрешил против правды жизни. Не только явно реакционные, но и прогрессивные критики ошибочно дали отрицательный отзыв об этом романе, не поняв его. Антонович выступал от имени Современника, который говорил, что смысл романа сводится к тому, что «молодое поколение отошло от истины, блуждает в дебрях заблуждений и лжи, которая убивает в нем всякую поэзию, ведет его к мизантропии, отчаянию и бездействию или к деятельности бессмысленной и разрушительной.» [2, с. 18] большая часть публики была склонна к точке зрения Антоновича.

Среди всего этого шума одиноко, но смело и внушительно прозвучал голос Писарева. Он занял совершенно иную позицию по отношению к образу Тургеневского героя, дав своеобразную трактовку образа Базарова с позиций реализма. По его мнению, Тургенев представил в романе глубоко жизненный тип, дал правдивый и яркий образ представителя молодого поколения, точно уловил тенденцию его развития и выявил живую связь с основным направлением новых устремлений эпохи. Писарев подчеркивал, что Роман воплощает в себе «удивительную верность идеи», которой увлечена передовая молодежь, но Тургеневу не хватило материала для полного описания своего героя-носителя этой идеи, поэтому сторона отрицания оказалась несколько выпяченной.

Писареву было очень важно защищать Базарова, так как вместе с ним он защищал, разъяснял и отстаивал свою идею реализма. Для Писарева «вступить в бой за Базарова, во имя Базарова, под знаменем реалистического радикализма, значило … бороться за святилище своих пылких идеологических побуждений и страстей.» Нигилистический реалист Базаров был для Писарева не только носителем, но и воинствующим проповедником его теории отрицания.

Писарева очень хорошо понимал реалист Базаров, с которым он живет только мыслями и чувствами. Отрицание Писарева, лежащее в основе реализма и основанное, с одной стороны, на широких социальных обобщениях, а с другой стороны, подготовленное всем ходом его личной жизни, сознанием необходимости беспощадно отвергнуть всю систему старых понятий и авторитетов, похоже на нигилизм Базарова.

Писарев видел в базаровых «мыслящих реалистов», представителей нового поколения, у которых еще не хватает сил изменить существующий порядок, но которые не могут ужиться с окружающими условиями и отрицать все, что связано с существующими социальными основами. Несмотря на излишества в негативе, они «неизмеримо выше негатива».» Их нигилизм-не только отличительная черта, но и достоинство. Писарев утверждал, что именно Базаров, этот представитель «разрушительной силы настоящего», владел будущим. Такие люди, как он, не пессимисты, всегда молодые, активные, волевые, твердо верящие в правильность своих убеждений, не боящиеся даже перед смертью и умеющие слить мысль и действие, при соответствующих обстоятельствах могут развить великих исторических деятелей.

И. С. Тургенев подчеркивал, что только Писарев в то время смог тонко проанализировать образ Базарова и дать ему интерпретацию, соответствующую замыслу автора. В одном из своих писем он писал: «Мысль о новом романе мелькнула у меня в голове. Вот оно: есть романтики реализма… Они жаждут реального и стремятся к нему, как бывшие романтики к идеалу. «Они не ищут поэзии в реальном мире — они находят это смешным-но для чего-то великого и значительного.»Эти люди выступают как проповедники и пророки, и их появление в России, по Тургеневу, полезно и необходимо.

Итак, нигилист Базаров есть воплощение идей Писарева. Но его программа, ориентированная на практическую и научную деятельность, отличается от предыдущей программы нигилизма, в которой предписывалось бить направо и налево. Базаров дан Писаревым как человек, пробужденный к деятельности естественными науками, как человек настоящего, приближающий будущее своим общеполезным трудом. Не истощать свои силы в бесплодной борьбе, пока еще нет условий для победы, а работать. Опираясь на естественные науки, и способствуют подходу к перестройке общества на новой основе. Но в то же время базаров — не мирный практик, а потенциальный революционер. Таким образом, базаров — «мыслящий реалист», переносящий идею отрицания в новую историческую обстановку.

Идейные противники Писарева расценивали тот факт, что Писарев все чаще использовал термин «реализм», а не «нигилизм» для описания своего направления как крах, как публичное раскаяние и отступление, сворачивание программы нигилистов, зашедших слишком далеко в своем отрицании. Они обратили внимание на то, что Писарев, как лидер этого направления, правильно заметил признаки быстрого разложения в лагере нигилистов и заменил «умирающий нигилизм» реализмом, что означало, по их мнению, сведение его политической роли к микроскопическим размерам и переход к проблемам исключительно нравственного порядка.

На самом деле все это было далеко не так, хотя изменения в названии Писаревского направления и отчасти в его программе действительно произошли. Что же касается замены названия «нигилизм» на «реализм», то сам Писарев объясняет это так. Нигилизм, начавшийся с очень резко сформулированной программы радикального разрушения старых социальных устоев, дал врагам повод облечь свои идеи в карикатурные формы, что не могло не отрицательно сказаться на их успехе. Пришлось, не отказываясь от самой идеи, несколько изменить название, то есть заменить слишком броское слово «нигилизм»другим, менее провокационным, но отражающим суть течения. Писарев считал, что «реализм» — это слово, сочетающее в себе все необходимое. Этот термин, по Писареву, исчерпывает весь смысл нигилистического течения и в то же время никого не пугает и не раздражает. Это слово тихое, нежное и глубокое. Термин раскрывает обе стороны взглядов нигилистов, основанных только на реальном в природе и обществе.

Причина некоторого изменения программы нигилизма была более глубокой. Дело в том, что в это время в России произошли значительные перемены: произошел спад революционной ситуации и усиление реакции. Хотя недовольные результатом реформы крестьяне продолжали высказываться и в последующие годы, было ясно, что движение в целом идет на убыль: в России еще не созрели ни объективные, ни субъективные условия для победы революции. Надежды Чернышевского на успешную революцию не оправдались. В изменившейся общественно-политической ситуации перед представителями передовой общественности встала проблема поиска новых путей решения социального вопроса. Но видные деятели революционной демократии были выведены из строя различными обстоятельствами. В расцвете сил умер Добролюбов, Чернышевский был арестован и сослан в Сибирь, Герцен в эти годы уже не пользовался прежней популярностью. Уникальность и сложность ситуации повышали ответственность Писарева за решение проблемы путей трансформации российского общества. Писарев обращается к критическому обзору теоретического наследия и приходит к выводу, что различные теории социального переустройства, как прошлого, так и настоящего, представляют собой лишь красиво нарисованный идеал, непригодный в данных исторических условиях России. Он утверждает, что в жизни есть вещи, которые возможны по законам природы, но не выполнимы при данных условиях места и времени. Поэтому можно выдвигать теории невероятного масштаба, утешать себя блестящими перспективами, а реальная жизнь, ограниченная внешними обстоятельствами и материальными трудностями, «будет продолжать тащиться по своей колее.» Необходимо принять реалистичный подход к оценке явлений жизни. И отсюда вывод: поскольку условия для победы революции в России еще не созрели, необходимо изменить прежнюю тактику прямого призыва к революции, которая не увенчалась успехом, и, не отказываясь от революции в принципе, заменить одну тактику другой, что фактически осуществимо в этих исторических условиях. В этом суть изменения политической программы нигилизма. Но это не было принципиальным отходом от революции, а, следовательно, и от нигилизма как революционного отрицания. Реализм, который предлагал программу длительной и тщательной подготовки масс к революционному переустройству общества. Это было также отрицание (только в иной форме) существующего общественно-политического порядка и всего, что с ним связано. Эту мысль о различии и сходстве между нигилизмом и реализмом метко выразил один из авторов того времени, сказав, что нигилизм-это» фронтальная атака» самодержавия, а реализм-его «длительная осада». И не зря Русский вестник назвал Писаревский реализм «красным реализмом», идущим из глубин»чистокровного красного нигилизма». связь между которыми не вызывает никаких сомнений. К 1863 году. Реализм во взглядах Писарева окончательно утвердился. В 1864 году он уже говорил о реализме как основе своих взглядов, провозглашая начало нового и «совершенно самостоятельного» течения мысли. И хотя сам термин «реализм» был еще в ходу вплоть до шестидесятых годов, однако реализм Писарева, как подчеркивали современники, был во многом не похож на те направления, которые ранее носили это название. Поэтому даже противники Писарева признавали оригинальность его учения. «Этот реализм, — говорил Немировский, — пронизывает каждого мыслящего человека, и только ум, сдержанный и опутанный традициями, верованиями и симпатиями, не видит всей глубины и правды этого течения.» [25, с. 127] Писарев, определяя провозглашенный им реализм, говорил: «сущность нашего правительства включает в себя две основные стороны, тесно связанные между собой, но которые, однако, не могут рассматриваться отдельно и обозначаться разными терминами. Первая сторона состоит в наших представлениях о природе: здесь мы учитываем только реально существующие, реальные, видимые и осязаемые явления или свойства объектов. Вторая сторона состоит в наших взглядах на социальную жизнь: здесь мы учитываем только реально существующие, реальные, видимые и осязаемые потребности человеческого организма». [24, с. 115] более подробно объясняя реальное направление, Писарев подчеркивал, что оно исходит из необходимости решения ряда острых проблем нашего времени. она обусловлена окружающей жизнью, заимствуя у нее все то, что «наиболее неразрывно связано с актуальными потребностями» общества, то есть «несомненно важно, необходимо и эффективно.» Реализм, по Писареву, — это связь с жизнью в самом широком смысле этого слова, глубокое понимание человечности и свободы, полезности как разумного наслаждения жизнью и способности приносить пользу себе и людям. И, наконец, трезвый анализ существующего, критика и умственный прогресс-вот основные очертания тенденций Писаревского реализма, ведущих в конечном счете к решению проблемы «голодных и голых». Последовательное применение реалистических принципов в социологии, политике, философии, этике и эстетике в совокупности составляет» теорию реализма», являющуюся основой мировоззрения Писарева.

Спустя столетие нетрудно увидеть ошибки того или иного мыслителя. Общественно — историческая практика, подтвердившая или опровергнувшая его убеждения, помогает нам в этом. Но, руководствуясь той же исторической точкой зрения, мы не можем не признать правильности основной линии борьбы Писарева

Нигилизм Писарева послужил средством пробуждения в людях творчества, активности, остроты мышления, духа критики, столь необходимых в России. Где не только официальная идеология, но и многие оппозиционные движения восхваляли патриархат, терпение и покорность как якобы имманентные добродетели народа.

И в этом отношении нигилизм Писарева был естественным продолжением и своеобразной модификацией ряда направлений, уже пробивавших себе дорогу в русской философской мысли.

Таким образом, нигилизм Писарева точно укладывался в рамки переходной эпохи шестидесятых годов и его главной целью было отрицание мировоззрения предыдущего поколения «идеалистов сороковых». Этот нигилизм не следует путать ни с анархизмом в его индивидуалистической форме, широко распространенной главным образом на Западе, ни с народническим коммунистическим анархизмом, который стал влиятельным в России после смерти Писарева в семидесятых.

Глава 2. влияние идей Ф. Ницше на русских мыслителей конца XIX-начала XX веков

2.1 Общие положения философии Ф. Ницше

Проблемы нигилизма, представленные в трудах Ницше, привлекли пристальное внимание представителей русской общественной мысли конца XIX-начала XX в. Хотя в ницшеанстве был элемент моды, многие его идеи были созвучны идеям и построениям некоторых влиятельных представителей русской философии и социологии того времени. Это относится, прежде всего, к проблеме нигилизма, занимающей одно из центральных мест в философской концепции Ницше. Отношение Ницше к нигилизму было противоречивым. Он одним из первых приветствовал нигилизм как разрушение устаревших идеалов, отказ от устоявшихся ценностей, к которым Ницше относит, прежде всего, традиционные ценности, которые он ненавидит: христианство, революцию, отмену рабства, равенство прав, филантропию, миролюбие, справедливость, истину. Ницше направлял разрушительную силу отрицания против буржуазно-либерального мировоззрения, против иллюзий, порожденных просвещенческим оптимизмом и европейскими буржуазными революциями, против христианства и его нравственности терпения. Эта мораль, по Ницше, навязывается обществу «нищими умом и телом», самой характерной чертой которых является недостаток жизненности. Эти люди превратили свои слабости в добродетель. Требования братства, равенства, прав и обязанностей, по глубокому убеждению Ницше, в корне противоречат сущности жизни, основанной на выживании наиболее приспособленных. Социалистические идеалы, считал Ницше, выросли из той же ненавистной христианской морали и, как и она, должны быть отвергнуты. Нужна решительная переоценка вековых ценностей, иначе человечество погибнет.

Нигилизм как первый этап такой переоценки необходим, но только отрицанием устаревших ценностей дело не ограничится. Следующим шагом является создание принципиально нового мировоззрения и мироощущения, которое перекроет пропасть между «бытием и смыслом», между миром морали и идеализма и реальным миром, между добром и злом как двумя противоположностями. Ницше противопоставляет одностороннее, по его мнению, рационалистическое и аналитическое восприятие мира, связанное только с наукой, принципиально иному его пониманию, основанному на его целостном восприятии мира как жизни, как выражения воли, находящейся в процессе вечного чистого движения. Он пытается преодолеть нигилизм, восстановить утраченную со времен Сократа целостность бытия, единство бытия и сознания, представить человека как естественное органическое существо, а его интеллект-лишь как служебное орудие для удобного рассмотрения мира, лишенного в действительности причинности, закономерности, последовательности.

Нигилистическое отношение Ницше к разуму, науке, морали и традиционной религии своеобразно отражало тенденцию буржуазной философии все больше сомневаться в возможностях науки и ставить вопрос о ее «кризисе». Содержание» кризиса » включало в себя констатацию несоответствия научно-технического прогресса духовному прогрессу, растущую специализацию и фрагментацию знаний, при которой частные приобретают самодостаточное значение, затемняя общий смысл и нравственную ценность знаний.

Хотя труды Ницше получили широкое распространение в России только в последнее десятилетие XIX века, нельзя сказать, что круг высказанных им идей был здесь чем-то совершенно новым и неизвестным. Восприятие этих идей в России было определенным образом подготовлено некоторыми течениями в самой русской философии, некоторыми ее идеалистическими течениями. Усвоение и тем более распространение в той или иной национальной философии идей, перенесенных из других условий, никогда не является механическим процессом чисто внешней искусственной пересадки, а всегда определяется внутренними органическими тенденциями философского развития.

Конечно, в тождественной с ницшеанством форме круг нигилистических идей, развиваемых Ницше, не мог сложиться в России. Без развитых капиталистических отношений не могло бы быть такого интенсивного утилитарного развития науки, как на западе. Следовательно, осознание внутренних противоречий развития науки, «кризиса науки» не могло быть столь острым, как в условиях западноевропейских стран. Если критика науки и проводилась, то она, в отличие от Ницше, сопровождалась утверждением ценности религии.

Что же касается ницшеанского неприятия идеалов Просвещения, идей равенства и демократии, утвердившихся в Европе после буржуазных революций, то в России эти проблемы воспринимались иначе, часто отстраненно. В то же время важнейшие русские писатели и мыслители, чутко и остро ощущавшие настоящее и ближайшее будущее России, осознавали и оценивали, хотя часто и с противоположных позиций, несостоятельность буржуазной морали.

Но эта оценка, как правило, не имела ничего общего с принципиальным моральным релятивизмом, столь характерным для ницшеанства.

Если говорить о крайних выводах ницшеанского нигилизма о «смерти Бога», то они не могли быть выражены в явной форме, потому что такие высказывания не пропустила бы ни Государственная, ни церковная цензура. Они могли быть написаны либо в нецензурной зарубежной русской печати, либо в специфической художественной форме, например, в виде монолога Ивана Карамазова.

Однако даже если учесть все эти обстоятельства, можно констатировать, что многие идеи, Объединенные ницшеанской концепцией нигилизма и его преодоления, были в ходу в русской философии уже начиная с тридцатых годов XIX века, задолго до Ницше.

Таковы, например, многие идеи основоположников славянофильства А. Хомякова и особенно И. Киреевского. Таким образом, Киреевский критикует абстрактный рационализм и аналитичность западноевропейского мышления, которые находят отражение не только в особенностях католицизма, но и в светских формах — в науке. Киреевский противопоставляет рационализм целостному, «живому» знанию, которое не ограничивается сухим анализом, а включает в себя человеческую оценку явлений, прежде всего их морально-эстетических характеристик. Киреевский говорит о глубоком кризисе не только буржуазного сознания (которое он вообще отождествляет с западноевропейским сознанием), но и самого буржуазного общества с его духом меркантилизма.

Неославянофилы серединыXIX века подхватили и развили эти идеи. Так, Аполлон Григорьев, отвергая рационализм, теоретическую критику, утверждает идею бессознательности творчества, органического единства, цельности мысли и жизни. Н. Данилевский, один из ведущих социологов неославянофильства, не только принимает идеи Григорьева и Страхова об органической целостности жизни, но и яростно критикует европейскую цивилизацию, которая, по его мнению, как и по мнению Ницше, находится накануне неизбежного заката. Основными чертами западной цивилизации Данилевский считает материализм, нигилизм и либерализм, считая эти явления глубоко «чуждыми» и даже «вредными» для естественного, органического развития. В качестве высшего типа такого развития он рассматривает славянскую цивилизацию, заменяющую европейскую.

Сподвижником Данилевского был К. Леонтьев, автор книги «Восток, Россия и Славизм». Некоторые его страницы, а также некоторые отрывки из других его сочинений поразительно похожи на высказывания Ницше как по форме, так и по содержанию. Та же парадоксальность и острота формы, то же бесстрашие и даже цинизм выводов. Однако главным проявлением близости Леонтьева и Ницше является совпадение многих идей. Как и позднее Ницше, Леонтьев резко отрицательно относится к современной Европе с ее поверхностным прогрессом, который он называет «либерально-эгалитарным», эгалитарным. Леонтьев считал всякое уравнение, равенство чем-то неестественным, чуждым органическим законам мира. Последним этапом в развитии общества, по Леонтьеву, является так называемое «вторичное смешение». Его сущность подобна стадии дряхлости человеческого тела. Причиной социальной дряхлости общественного организма является утрата естественных принципов физического, социального и политического неравенства, смешение классов, государств и Наций. Идеал Леонтьева, как и идеал Ницше, ушел в прошлое.

Хотя идеи неославянофилов не получили широкого распространения и многие из них вызвали критику в самых разных слоях русской общественной мысли (Н. Михайловский, В. Соловьев), все же эти идеи в какой-то мере подготовили почву для восприятия ницшеанства в России. Не все ее элементы, но многие из них, такие как отождествление западной цивилизации с материализмом, нигилизмом, творческим бесплодием, мечта о возможности преодолеть нигилизм путем восстановления давно утраченных форм общественного устройства и морали, противопоставление искусственности современной цивилизации «органическим принципам жизни».

2.2 В. П. Преображенский и н. Я. Грот о концепции Ф.Ницше

Первым самым серьезным анализом философской концепции Ницше стала статья В. П. Преображенского «Фридрих Ницше: критика морали альтруизма» в 1892 году. Преображенский, будучи решительным противником как буржуазного строя жизни и мышления, в котором творческая воля связана нерушимым укладом жизни, так и социалистических тенденций с их идеалом всеобщего, упорядоченного благополучия, обратился к учению Ницше, видя в нем реальный путь преодоления обывательской инертности и социалистического выравнивания жизни. Вслед за Ницше он критиковал моральные предписания современного общества, в котором, по его мнению, доминировала этика альтруизма, порожденная христианством, которое выдвигает на первый план утилитарный принцип полезности и счастья как отсутствие страдания и, следовательно, ведет к обезличиванию, уничтожению индивидуального начала в человеке. Преображенский, как и его учитель, видел единственный выход из регрессивного движения к культурному коллапсу новой эпохи в переоценке существующих идеалов, провозглашении новых «скрижалей ценностей», возвышении и облагораживании людей. Исследователь видел главную заслугу философа в том, что он впервые в науке о морали поставил саму проблему морали, поднявшись для этого над всеми исторически преходящими моральными оценками и взглядами, выходя за пределы добра и зла. Преображенский подчеркивал, что Ницше по-новому взглянул на мораль, видя в ней относительную ценность. — Мораль имеет только относительную ценность, а не абсолютную. Относительная ценность нравственности измеряется упадком или подъемом жизни » [25, С. 32]

Очерк Преображенского положил начало дискуссии, развернувшейся на страницах ряда авторитетных периодических изданий. Среди наиболее значительных работ этого периода-статья почтенного ученого, главы Московского психологического общества (старейшего философского объединения России), основателя первого русского философского журнала «Вопросы философии и психологии» н.я. грота «нравственные идеалы нашего времени» 1893 года, противопоставившего антихристианский индивидуализм Ницше христианскому альтруизму толстого. Грот решительно отверг ницшеанскую концепцию «защитника чистого язычества», видя в ней «разрушение христианского религиозно-нравственного мировоззрения во имя торжества положительного и прогрессивного научного, языческого» [7, с. 144], и противопоставил ее учению Толстого, утверждающему торжество христианских начал жизни. Отмечая, с одной стороны, близость таких духовно далеких мыслителей, выражавшуюся во взаимном стремлении «создать свободную и самодостаточную личность и на этой основе новое общество и человечество», Грот, однако, указывал на их принципиальную разницу в выборе путей реализации общего идеала. Эти пути он кратко, но емко обозначил формулами:» чем больше зла, тем больше добра » — для Ницше и «чем меньше зла, тем больше добра» — для Толстого. Очерк грота был первым в ряду работ, посвященных сопоставлению философских концепций Толстого и Ницше.

2.3 Взгляды Д. С. Мережковского

С девяностых годов XIX века идеи Ницше и, следовательно, его концепция нигилизма получили широкое распространение в России. Они становятся одной из идейных основ широкого философско-эстетического течения, развивавшегося в этот период, — декаданса (Д. С. Мережковский, Н. Минский), а также разнообразных идеалистических перформансов в философии, эстетике, теории и истории литературы. Характерно, что один из первых теоретиков и практиков русского декаданса, один из первых теоретиков «нового религиозного сознания» Д. Мережковский стремится соединить идеи Ницше с определенными направлениями русской философии, переосмыслить их в соответствии с определенными идеологическими потребностями русского идеализма. Происходит своеобразная историко-философская трансформация: нигилизм Ницше, особенно его отрицание современной цивилизации, роли рационального сознания, критика силы науки и даже утверждение о «смерти Бога» принимаются как откровение. В то же время нигилизм Ницше рассматривается как доказательство того, что человечество зашло в тупик, достигло крайнего предела, выход из которого лежит только в «новом религиозном сознании». Мережковский находит параллели с ницшеанским пониманием мира уже у Пушкина, который якобы предвосхитил противопоставление Аполлона и Диониса и тяготение Ницше к Дионисийско-дисгармоничному, иррациональному началу. Книга Ницше «Рождение трагедии», по словам Мережковского, напомнила нам » видение мальчика Пушкина, вышедшего из школы христианского наставника… убегает… к языческим идолам.» Даже IМережковский обращается к Петру I, чтобы доказать готовность русской общественной мысли принять ницшеанство: Петр рассматривается как единственное реальное воплощение сверхчеловека в истории. При этом Мережковский сопоставляет отрывки из разных источников таким образом, что создается иллюзорное представление об устойчивости нигилистического (в Ницшеанском смысле) мировоззрения в России как ощущения последнего рубежа существования, предчувствия неизбежной гибели культуры, цивилизации, образа жизни. Для этого мы опираемся на апокалиптическую по духу, религиозно консервативную легенду о Петре как «звере, вышедшем из бездны», пушкинские строки о «Медном всаднике», который «поднял Россию над бездной», строки из писем Достоевского о том, что путь петровских реформ исчерпан, » далее … Мережковский обращается к мистическим пророчествам неоплатонизма и особенно раннего христианства, утверждая «не только религиозное, но и философское, научное, культурно-историческое значение» проблемы конца света, неизбежности смерти не только личной, для каждого отдельного человека, но и для всего человечества. Эта апокалиптическая и нигилистическая идея конца света в традиционном религиозном смысле рассматривается Мережковским как глубоко значимая, ставящая человека и человечество на грань бытия и небытия. Ницше тоже по — своему подошел к этой идее «прорыва горного хребта всех исторических культур», и, по мнению Мережковского, к ней также подходили представители различных направлений русской философской мысли- герои Достоевского. Среди них князь Мышкин и особенно нигилист Кириллов из «Бесов», который говорит о разрушении Бога и «изменении земли».» Мережковский сравнивает с рассуждениями Кириллова слова Ницше о том, что » Бога нет. Бог мертв. И мы убили его», [37, с. 119] о будущем вступлении человечества в «историю более высокую, чем вся предыдущая история.» Внешнее совпадение многих высказываний Мережковского абсолютизирует, более того, вполне конкретным формам нигилизма придает некое глобальное, универсальное, внеисторическое значение. Мережковский стремится показать, что выводы Ницше, которые были результатом оценки явлений европейского мира, полностью совпадают с выводами «из глубин» русской жизни. Смысл, результат этих разнородных течений таков: «с двух разных, противоположных сторон они пришли к одной и той же пропасти, дальше идти некуда, исторический путь пройден, потом обрыв и пропасть.» Работа исключительно научной, критической, разлагающей мысли уже завершается, пишет Мережковский. Россия, как и Европа, «достигла какой-то конечной точки и колеблется над пропастью»[18, с. 235]. Он приходит к выводу, что еще есть выход из этого кризиса науки, рационального мышления, философии и морали. Так провозглашается религия:» когда кончается история, начинается религия», только это путь «созидательный», «неисторический». Эти попытки использовать ницшеанский нигилизм для оправдания религии, а тем более, как это ни парадоксально, использовать ницшеанскую критику религии, его вывод о «смерти Бога» для оживления интереса к религии, для привлечения к ней интереса, не были единичными. Они были характерны на рубеже XIX—XX веков не только для светской религиозно-философской мысли, но даже для теоретических выступлений профессиональных богословов. Специфической чертой их сочинений было стремление ослабить влияние нигилистических антихристианских речей Ницше, которые объяснялись сугубо личными моментами его жизни, главным образом его белезным. Критика Ницше ведется религиозной философией, так сказать, справа, но в этой критике иногда присутствуют рациональные моменты познавательного характера, которые могут быть использованы в процессе критического анализа ницшеанства и его нигилизма.

Писарев нигилизм ницшеанский мыслитель

2.3. Взгляды С. Л. Франка

Работа Ницше оказала решающее влияние на С. Л. франка , крупнейшего русского метафизика, представителя религиозной философии всеединства. Уже став известным мыслителем, Франк в своих воспоминаниях описал историю своего обращения к идеям Ницше: «зимой 1901-1902 года я случайно заполучил книгу Ницше «Так говорил Заратустра»… С этого момента я ощутил реальность духа, реальность глубины собственной души — и без каких-либо особых решений определилась моя внутренняя судьба. Я стал «идеалистом» не в кантовском смысле, а метафизическим идеалистом, носителем некоего духовного опыта, открывшего доступ к невидимой внутренней реальности бытия.»

С. Франк является автором нашумевшего труда » Ф. Ницше и этика «любви к дальнему» 1902 года, вошедшего в знаменитый сборник «проблемы идеализма». Это была первая серьезная философская работа двадцатипятилетнего мыслителя. Основную цель своей статьи он определил так:»… характеристика учения Ницше как этического идеализма » [30, с. 97]. Из трудов немецкого философа Франк сделал вывод, который многим его современникам показался парадоксальным, что учение Ницше есть не что иное, как «моральный кодекс жизни героя, первое написанное Евангелие для людей творчества и борьбы», «этика активного героизма» и даже «моральный императив самопожертвования» [30, с. 46].]

Главной заслугой Ницше русский мыслитель считал разработку новой этической системы, основанной на принципе «любви к вещам и духам» — типе нравственного чувства, впервые выявленном немецким философом, который, по мнению Франка, равноудален как от эгоизма, так и от альтруизма и по своему этическому значению претендует на большую ценность, чем любовь к людям. (Франк взял понятие «любовь к духам» из знаменитого изречения Заратустры: «выше любви к ближнему-любовь к далекому и грядущему; даже выше любви к человеку я ценю любовь к вещам и духам.» [30, с. 136] Речь идет о любви к абстрактным ценностям — истине, справедливости, свободе, религиозному или нравственному идеалу, красоте, чести.

Принятие проповеди Заратустры и его провозглашения «любви к дальнему» означало для Франка утверждение» нравственных прав личности», то есть тех «священных и неотчуждаемых прав человека, которые были когда-то социально-нравственным лозунгом времени и которые теперь, с господством позитивистско-утилитарных моральных взглядов, стали»забытыми словами». Для него, как и для Н. Бердяева, пафос Заратустры был пафосом свободного человека. Однако они не воспринимали индивидуализм как принцип, тождественный эгоизму. С. Франк даже критиковал Ницше за уподобление «любви к далекому» эгоизму. «Обладая большей художественной глубиной и проницательностью, чем аналитическая сила ума, — писал Франк, — Ницше в своем протесте против утилитаризма… Я впал в противоположную крайность, соединяя «любовь к призракам» с эгоизмом»[30, с. 78].]

Несмотря на то, что дальнейшая интеллектуальная эволюция философа привела его к тому, что он не принял взгляды немецкого мыслителя так безоговорочно, как это было в первой апологетической статье, Франк продолжал обращаться к идеям Ницше в своей последующей работе.

2.4. Взгляды Н. Д. Тихомирова

Н. д. Тихомиров в статье «Ницше и Достоевский» с озабоченностью отмечал широкое распространение идей Ницше среди русской интеллигенции, своеобразный ореол, окружающий Ницшевские идеи нигилизма. Он неправильно связывает популярность произведений Максима Горького с ницшеанским характером освещения героев в его ранних рассказах. Сближение бунтарства героев этих рассказов с ницшеанским нигилизмом было характерно даже для демократической критики на рубеже веков (Н. Михайловский, Е. Лятский). Это неправильное сближение вызвало критику наиболее дальновидных авторов, например, Соловьева-Андреевича, автора содержательного «опыта философии русской литературы». Не западноевропейские философские влияния, в том числе и ницшеанство, а реальные условия жизни и протест против них-вот источники индивидуалистического отрицания героев горьковских рассказов. Нигилизм Ницше, вполне естественно, Тихомиров оценивал вне каких-либо конкретно-исторических ориентиров, как чистое и бесплодное отрицание (он ничего не решал, ничего не устранял). Но хотя критика ведется с позиций абстрактного христианского гуманизма с отсылками к временным вечным ценностям, она иногда содержит правильные наблюдения, представляющие значительный интерес. Так, например, Тихомиров отмечает, что ницшеанская апология силы «вдохновила на развитие грубого нигилизма», плоды которого проявились в подавлении восстания в Китае, где «немецкие солдаты никому не давали пощады». Однако религиозный философ отнюдь не ограничивается простым отрицанием идей Ницше и нигилизма. Он стремится использовать свою оценку ницшеанства для утверждения идей христианства. Любая попытка ответить на фундаментальные вопросы бытия и смысла человеческой жизни вне религиозных оснований обречена на провал — в этом главный смысл выводов Тихомирова. В качестве антитезы Ницше был выбран Достоевский. Под пером Тихомирова русский писатель, выразивший мучительные идейно-нравственные конфликты современности, предстает как чисто религиозный мыслитель, предвосхитивший Ницше, ответивший на все поставленные им вопросы в духе» смирения против гордыни»,» возродивший человека силами христианской любви», в то время как Ницше»слишком высоко ценит силы человека, пытаясь заменить веру в Бога».

2.5. Взгляды В. С. Соловьева

Отношение самого выдающегося русского философа-идеалиста В. С. Соловьева к ницшеанскому нигилизму было сложным и противоречивым. Во многих его произведениях содержится чрезвычайно жесткая критика ницшеанства, что дало повод современникам говорить о безграничной антипатии Соловьева к Ницше. У этого отказа были свои причины. Учение Соловьева с его стремлением соединить Высшие ценности-истину, добро и красоту-в «единое бытие» на христианской основе, превратить это бытие в объект философии, никак не могло сочетаться с ницшеанским отрицанием традиционной философии и традиционных ценностей религии и морали. Кроме того, с позиций христианского гуманизма и высоких этических требований автор оправдания добра не мог принять апологию власти и отрицание добра. Соловьев, как известно, не принимал раннего русского декаданса, язвительно выступая против культа индивидуализма, «сильной личности», против идеализации зла и «сатанинщины» в человеке. Естественно, что активное неприятие распространялось и на ницшеанские идеалы русского декаданса. Соловьев иронически пишет о » психопатах-декадентах и декадентках, которые трепещут и преклоняют колени перед именем Заратустры. Однако, при всей своей внешней очевидности, отрицание ницшеанского нигилизма В. Соловьева не могло быть вполне последовательным. Реальные различия и даже прямые противоположности в решении многих вопросов философии и морали не могли заслонить объективно существующих особенностей общности исходных установок В. Соловьева и Ницше. Их объединяет общее негативное отношение не только к эмпирическому знанию, которое предстало в позитивистском обличье, но и к практически научным методам познания вообще. С разных позиций немецкие и русские мыслители перешли от во многом справедливой критики односторонности эмпиризма и узости позитивизма к прямому отрицанию науки. И Ницше, и Соловьев приходят к выводу о необходимости создания нового типа философии вместо традиционных умозрительных «школьных» философских систем. Это должна быть «философия жизни», служащая не столько познанию мира, сколько выражению социальной активности человека, всего его мироощущения. Для Ницше основой человеческой жизни является органическое неравенство, «воля к власти»; для Соловьева философия жизни есть воплощение принципов христианства. Но для обоих это философия, противостоящая научно-материалистическому пониманию мира. Наконец, немецких и русских философов сближает и принципиальный социальный утопизм реакционного характера, являвшийся своего рода отрицанием социалистических перспектив развития общества. Ницше ищет социальный идеал в дохристианском варварском и раннеантичном мире, Соловьев-в раннем христианстве. Отвергая буржуазную цивилизацию своего времени, они оба искали ее противоположность вне реального процесса общественного развития, в мифологической тьме, в далеком прошлом. Естественно поэтому, что Соловьевская критика ницшеанства и его нигилизма не могла не быть эффективной. Развитие русской философской, эстетической и этической мысли подтвердило это.

2.6. Взгляды Л. И. Шестова

Наиболее значительным отражением и проявлением в России философского нигилизма в духе идей Ницше и Кьеркегора была философия Л. И. Шестова. Как философ и литературовед Л. И. Шестов (1866-1936) был наиболее активен в начале ХХ века с позиций субъективного идеализма и нигилизма, полного отрицания познавательной и социальной роли искусства. Близкий к русскому символизму, Шестов политически придерживался идей кадетизма, сотрудничал в «речи» и «Русской мысли». Эта комбинация идей не была исключением. Целая плеяда выдающихся русских идеалистов-философов, социологов, эстетиков-перешла от поверхностного либерализма к активному антимарксизму. Среди них-Струве, Бердяев, Булгаков. Шестов тоже занял свое место в этой галактике. Его нелюбовь к Октябрьской революции и его теоретическая деятельность в изгнании во Франции были вполне естественны, где он естественно, как и Бердяев,» вписывался «в общий поток иррационалистической религиозной философии-персонализма и Экзистенциализма. Шестов не только утверждал ницшеанский нигилизм в русской философской общественной мысли, он искал аналогии ему в самой русской философии, своего рода ницшеанстве до Ницше. И «находит» его, субъективно, противоречащим реальному смыслу интерпретации творчества Достоевского. Справедливость такого подхода шестов обосновывает тем, что искусство по самой своей сути не может быть ни выражением, ни объектом логического анализа.

У художника не было «идей», подчеркивает Шестов, иронически заключая слово «идеи» в кавычки. Задача искусства, считает он, состоит в том, чтобы бороться «против регламентации и нормирования, разорвать цепи, тяготеющие над человеческим разумом, стремящимся к свободе», вырвать человека из»железной необходимости».» Отвергая понятие искусства как отражения действительности, вообще как явления, чего-то иного, чем субъективные психологические акты, детерминизм. Шестов открывает пространство для любых произвольных построений. Их цель-представить Достоевского прямым выразителем тенденции, аналогичной ницшеанскому нигилизму. Шестов прямо говорит: «переоценка всех ценностей» Ницше и переоценка его убеждений Достоевским идентичны. Впоследствии шестов не менее решительно отождествляет Достоевского и Киргегарда: «можно, не боясь упрека в преувеличении, назвать Достоевского двойником Киргегарда. Не только их идеи, но и их метод поиска истины совершенно одинаковы…» [35, с. 194] следуя своим оригинальным методологическим установкам, отрицая тесную связь художественных произведений с объективной действительностью, Шестов рассматривает творчество Достоевского исключительно как своего рода самовыражение, как чисто внешнее олицетворение чувств и мыслей художника. «Не смея прямо выражать свои действительные мысли, — пишет Шестов о Достоевском, — он создавал для них разного рода декорации» [35, с. 206].] Шестов полностью отождествляет автора с его персонажами. «Записки из подполья» он характеризует как высшее отражение социального и нравственного нигилизма, тождественного ницшеанскому. Шестов рассматривает это произведение как автобиографическое, как документ, свидетельствующий о полном разрыве Достоевского с идеями молодости, как «публичное отречение от своего прошлого».» Циничное анархическое своеволие «подпольщика»: «должен ли мир потерпеть неудачу, или я не должен пить чай? Я скажу, что мир рухнет», — трактуется как кредо автора. Служение народу объявляется ложью, многие общественные идеалы и цели бессмысленны «пусть освобождают крестьян, открывают суды — на душе не легче.» Шестов слышит не критику поверхностного либерализма и механистического понимания личности только как «продукта среды», а скорее утверждение о полной бессмысленности социального существования вообще, хаотичности жизни, крахе любых целей и надежд. Вся старая философия, основанная на разуме, бессильна перед лицом»ужаса жизни».» Шестов здесь заменяет общее на частное. Ограниченность рационализма указывает лишь на относительность любого метода, но не на фундаментальную иррациональность человеческого существования и тщетность попыток его понять. Безудержное сомнение шестов считает крахом всех идеалов и ценностей: «Сократ, Платон, добро, гуманизм, идеи — все сонмы прежних ангелов и святых, защищавших невинную человеческую душу от скептицизма и пессимизма, бесследно исчезли в пространстве, и человек испытывает страх одиночества» [35, с. 141].» Жизнь определяется как нечто бессмысленное по своей внутренней сути. Этот тезис служит основанием для таких выводов Шестова, в которых наиболее ярко проявляется социальный смысл его нигилизма. Если жизнь бесцельна, жестока и бессмысленна, то любые планы ее переустройства в будущем столь же бессмысленны, иллюзорны. Более того, они злы, ибо надежда на «всеобщее счастье в будущем» есть «оправдание настоящего».» «Подпольный человек», тождественный, по Шестову, самому Достоевскому, приходит к отказу от всех идеалов и надежд: «что он имел взамен прежних убеждений?» — спрашивает Шестов. А он говорит: «Ничего.» В своих трудах шестов не ограничивается точными суждениями о недопустимости фетишизации рациональных подходов к духовной жизни и молитвенно принимает любой освященный наукой тезис. Она выходит за пределы этого плодотворного и требовательного сомнения. И это, как уже отмечалось, прямой путь к нигилизму. В своем стремлении не останавливаться ни на каких границах и нормах, выработанных человечеством, Шестов поднимает отрицание науки, разума и знания на уровень универсального принципа. Вполне естественно, что при этом он пытается ниспровергнуть все философские идолы человечества, переписать и фактически отвергнуть историю философской мысли прошлого. Вслед за Ницше Шестов отвергает Сократическое направление этой мысли. Он считает идеи великого древнегреческого мыслителя недоразумением, его призыв к самопознанию, вера в разум-бессмысленными. Позднее, когда Шестов стал верным и убежденным последователем идей Киргегарда, он часто использовал имя Сократа, чтобы подчеркнуть свою враждебность поборникам разума. Шестов формулирует позицию Киргегарда, с которой он полностью согласен и которой придерживался еще до прочтения сочинений датского философа: «Платон (устами своего несравненного учителя Сократа) возвестил миру: «нет большего несчастья для человека, чем стать misologos, то есть ненавистником разума»… Если бы нужно было в нескольких словах сформулировать самые заветные мысли Киргегарда, то пришлось бы сказать: величайшее несчастье человека-это безусловное доверие разуму и рациональному мышлению. Во всех своих произведениях он тысячу раз повторяет: задача философии-освободиться от власти рационального мышления и обрести мужество… искать истину в том, что все привыкли считать парадоксом и абсурдом.» Шестов провозглашает абсолютную непознаваемость мира, абсолютно субъективный, реляционный подход к философским идеям. По его мнению, в них нет абсолютной или относительной истины. Это чистый философский нигилизм, который разделяет людей, превращает их мысли в совершенное ничто, в полную и бессмысленную пустоту в своей чистоте и однообразии. В конце концов, ни одна из этих мыслей не может быть передана другим людям. И если акт общения, сообщения и имел место, то это все равно ничего не меняет, потому что слова передаются, их звуковая или графическая оболочка, но смысл не может быть передан, его просто не существует. Каждый может наполнить эту оболочку своим собственным содержанием. Отождествляя идеи Ницше и Достоевского и считая их предшественниками своего нигилизма, Шестов стремится быть последовательнее их обоих, полностью изгнать малейшие остатки веры в науку и разум. Шестов избирает науку главным объектом своей беспощадной критики. Он начинает с обесценивания всей общепринятой философской номенклатуры и классификации. Большая или меньшая научность отдельных учений есть, по Шестову, чистая фикция. Самый крайний позитивист (а для Шестова, впрочем, и не только для него, позитивизм есть почти материализм) в основном ничем не отличается от идеалиста.

Спор между идеализмом и позитивизмом, да еще и с материализмом, говорит шестов, — это только спор о словах, по существу они согласуются друг с другом. Основным недостатком всех философских систем является их безотчетное служение разуму. Но разум, считает шестов, ненадежен. Когда-то на него возлагались большие надежды, но они не оправдались.

Шестов отразил в своих суждениях новый этап в развитии философского иррационализма.

В книгах Ницше были замечены ограничения философии современного европейского позитивизма с его претензиями на универсальность оценок. Критика этих зол позитивизма является существенным элементом критики всего сциентизма, то есть абсолютизации роли естественнонаучного знания в противовес морали, искусству и всем другим формам духовной жизни. Но в то время как Ницше отвергал позитивистские утверждения, он не отвергал все формы научного знания, будь то биология или Филология. Шестов, Продолжая идеи Ницше, в то же время отрицал научное знание вообще. «Действительно ли имеет смысл, даже теперь, когда все так ясно осознали бессилие разума, учитывать его потребности?» он просит и провозглашает первенство веры.

Для окончательного сокрушения притязаний науки, роли разума вообще, Шестов считает необходимым дискредитировать не только науку, но и мораль. Именно в этом вопросе он заявляет о своем отличии от своих предшественников. Шестов считает критику науки Достоевским, как и толстым, недостаточной именно потому, что она велась в этическом смысле, была поставлена на нравственную почву. Нападки на моральную санкцию науки ясно показали социальный смысл нигилизма шестовского. Несомненно, наука не может жить только моральными санкциями, не может основываться на требованиях морали. Этическое обоснование науки вносит элемент субъективизма, пытается подчинить идеальным потребностям строгую объективную закономерность.

Для Шестова наука вообще неприемлема, как продукт разума, бессильного познать и изменить мир. Мораль, с другой стороны, неприемлема как форма оправдания науки. Шестов нападает на Канта за «освящение» законов разума моралью. «Нельзя бороться с наукой, — пишет Шестов, — пока не свергнут ее вечный союзник, мораль» [35, С. 60]. Человек может жить без «почвы», то есть без моральных и научных ценностей, без мировоззрения, провозглашает философ. Он связывает свои призывы с кризисом сознания интеллигенции, которая «раньше плакала о страданиях народа, призывала к справедливости, требовала новых порядков», а теперь разочаровалась в собственных идеалах. Это разочарование, по мнению Шестова, должно привести к принципиально новым установкам: к признанию недостаточности науки и разума, ибо они не объясняют сложности жизни, не устраняют ее вечных трагедий. Единственный выход-отказаться от традиционных форм мышления и моральных оценок, которые объявляются догматическими. В мире нет ничего устойчивого, все обесценивается. Человек, считает Шестов, должен испытывать неприязнь к общепринятой форме изложения идей. Необходимо отказаться от употребления научных терминов, понятий и законов, потому что они имеют «нежелательный оттенок отчетливости и определенности»[35, С. 78]. эту «определенность» следует отвергнуть, по мнению Шестова, потому что она создает иллюзию твердого знания. Более того, «философия не должна иметь ничего общего с логикой: философия-это искусство, стремление прорвать логическую цепь умозаключений и вывести человека в безграничное море фантазии»[35, с. 89].]

Притязания науки на объяснение всего лишают человека истинного пространства, ограничивают его горизонт. Итак, наука запрещает людям бояться смерти, требуя трезвого отношения к ней. Отсюда, по мнению Шестова, вырастают утилитаризм и позитивизм. Чтобы преодолеть эти узкие взгляды, необходимо дать людям возможность думать о смерти, не стыдиться своего страха перед адом и дьяволами.

Все земное, по Шестову, ограничено, более того-ничтожно, не имеет цены. Общественная практика не может быть мерой оценки. «Необходимо, — заявляет он, — чтобы сомнение стало постоянной творческой силой, проникло в самую суть нашей жизни» [35, с. 139]. но сомнение, основанное не на позитивных принципах, не на утверждении, а на отрицании других идей и ценностей, отвечающих объективным потребностям общества, не может стать творческой силой. Она превращается в бесплодное сомнение, холодный скептицизм, способный только разрушить живой организм.

В полемической страсти, но в соответствии со своей логикой, Шестов провозглашает панегирик тьме. Он пишет: «Да здравствует солнце, да здравствует тьма!» [35, С. 180] оптимизм, вера в разум и прогресс отождествляются Шестовым с мелкобуржуазными добродетелями, буржуазной целостностью. И наоборот, истинное выражение свободы заключается в алогизме, в искажении всех привычных понятий. С большой откровенностью Шестов формулирует это кредо теоретического нигилизма: «пусть будущие поколения с ужасом отвернутся от нас, пусть история заклеймит нас предателями всеобщего дела — мы все равно будем сочинять гимны уродству, разрушению, уродству, хаосу, тьме. И там, по крайней мере, трава не вырастет» [35, с. 204]. в этой ясной формуле заключена целая программа отрицания. Она как бы освещает целую цепь явлений общественной и духовной жизни России с начала XX века.

Таким образом, наследие немецкого философа Ницше оставило глубокий след в истории русской мысли; правомерно говорить о своеобразном» Ницшеанском » слое русской культуры. Ни один крупный русский мыслитель конца XIX — 1-й четверти XX века не игнорировал философию Ницше. Однако восприятие его идей было далеко не однозначным. В одних кругах его имя считалось синонимом индивидуализма, в других философия Ницше означала коллективное творчество. Для одних он был «разрушителем исторического христианства», ломающим традиционные представления о нравственности, для других — «пророком новой веры», предтечей идеи религиозного синтеза, новой религиозной культуры.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

У термина «нигилизм» удивительная и противоречивая судьба. В зависимости от содержания, которое в него вкладывалось, это слово звучало и как гордый вызов устаревшему обществу, и как обвинение в бессмысленном разрушении культуры и морали, и как символ десоциализации человека.

Все русские радикально-демократические концепции XIX века при всем их многообразии объединены характерной чертой — отрицанием. Отрицание» гнусной», по мнению их приверженцев, российской действительности. А отрицание, как известно, является существенным элементом нигилизма. Поэтому, вероятно, можно согласиться с теми, кто называет феномен русского интеллектуального радикализма просто «нигилизмом», отождествляя «русский нигилизм» с теорией и практикой революционного движения в пореформенной России.

Целью данного тезиса является изучение феномена нигилизма в России XIX века. Исходя из этого, в начале первой главы мы рассмотрели происхождение самого слова «нигилизм» и эволюцию его семантического значения.

Исторические истоки нигилизма как особого мировоззрения стары, а европейская история слова обширна. Нигилистические идеи и настроения встречаются уже в религиозно — философских учениях Средневековья и даже раньше. Например, в одиннадцатом веке, во времена правления Августинианства, неверующих еретиков называли «нигилистами» (в честь еретического учения, впоследствии преданного анафеме Папой Александром III за отрицание человеческой природы Христа и его исторического существования).

Современная форма слова — «нигилизм» — произошла гораздо позже от латинского существительного nihil с греческим окончанием.

В России о нигилизме в XIX веке писали М. Н.Катков, И. С. Тургенев, А. И. Герцен, С. С. Гогоцкий, Н. Н. страхов, Ф. М. Достоевский и другие. в XX веке эта тема в той или иной форме затрагивалась Д. С. Мережковским, В. В. Розановым, л. Шестовым, С. Н.Булгаковым и занимала особое место в работах Н. А. Бердяева и С. Л. Франка. Так, во второй половине XIX века нигилистами в Российской империи стали называть молодых людей, которые хотели изменить государственный и общественный строй, существовавший в стране, отрицали религию, проповедовали материализм и атеизм, а также не признавали господствующих норм морали.

Далее мы рассмотрели взгляды Д. И. Писарева как одного из важнейших идеологов революционного нигилизма. Также, в частности, статья Писарева «Базаров» рассматривается как один из этапов его развития как мыслителя. Он сформулировал юношескую боевую программу действий, «ультиматум нашего лагеря»: «что можно сломать, то должно быть сломано; что выдержит удар, то хорошо, что разлетится вдребезги, то хлам; во всяком случае, бей направо и налево, вреда от этого не будет и быть не может»

Нигилизм Писарева послужил средством пробуждения в людях творчества, активности, остроты мышления, духа критики, столь необходимых в России. Где не только официальная идеология, но и многие оппозиционные движения восхваляли патриархат, терпение и покорность как якобы имманентные добродетели народа.

И в этом отношении нигилизм Писарева был естественным продолжением и своеобразной модификацией ряда направлений, уже пробивавших себе дорогу в русской философской мысли.

Также, в частности, статья Писарева «Базаров» рассматривается как один из этапов его развития как мыслителя.

В 1864 году он уже говорил о реализме как основе своих взглядов, провозглашая начало нового и «совершенно самостоятельного» течения мысли. И хотя сам термин «реализм» был еще в ходу вплоть до шестидесятых годов, однако реализм Писарева, как подчеркивали современники, был во многом не похож на те течения, которые ранее носили это название. Реализм, по Писареву , есть связь с жизнью в самом широком смысле слова, глубокое понимание человечности и свободы, полезности как разумного наслаждения жизнью и способности приносить пользу себе и людям.

Итак, рассмотрев взгляды Д. И. Писарева, мы перешли затем к нигилистической европейской мысли в лице Ф. Ницше. Нам необходим краткий анализ его основных взглядов для того, чтобы изучить его влияние на русских мыслителей конца XIX века.

Ницше выступает как радикальный нигилист и требует радикальной переоценки ценностей культуры, философии и религии. Ницше сводит Европейский нигилизм к некоторым основным постулатам, которые он считает своим долгом провозгласить резко, без страха и лицемерия. Эти тезисы таковы: ничто больше не истинно; Бог мертв; нет морали; все дозволено. Надо точно понять Ницше — он стремится, по его собственным словам, не заниматься жалобами и моралистическими пожеланиями, а описать будущее, которое не может не наступить.

Показательно, что русское ницшеанство не носило характера единодушного принятия идей и сочинений мыслителя. Проникновение творчества Ницше в русскую культурно-национальную традицию шло через внутреннюю полемику, критику, опровержение и неприятие ряда положений его философии. И понимание идей Ницше в России было далеко не единообразным. Вряд ли можно говорить об одном образе Ницше, Так как каждый русский читатель находил в нем что — то свое. В этой диссертации мы рассмотрели взгляды Преображенского, Мережковского, Соловьева и Шестова в контексте их взгляда на философию нигилизма Ницше.

Таким образом, в данной статье мы попытались рассмотреть феномен русского нигилизма, начиная с шестидесятых годов XIX века.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Антонова, Г. Н. Герцен и русская критика 50-60 — х годов XIX века. [Текст] / Г. Н.Антонова. — Издательство Саратовского университета, 1989.

2. Антонович М. А. Асмодей нашего времени. [Текст] / М. А. Антонович. — Литературно-критические статьи. — М., 1961.

. Волынский Л. Л. русские критики. [Текст] / Л. Л. Волынский. — Санкт-Петербург: 1961.

. Герцен, А. И. Писарев. [Текст] / А. И. Герцен. — [Текст] / А. И. Герцен. — Собрание сочинений в 30 томах, т. 20. Москва, 1960.

. Голубев, А. Н. О формировании материалистических взглядов Д. И. Писарева [Текст] / А. Н. Голубев. — Научные доклады Высшей школы. Философские Науки, Москва, 1964.

. Григорьев А. А. парадоксы органической критики. (Письма к Ф. М. Достоевскому). [Текст] / А. А. Григорьев. — Статьи. Москва, 1989.

. Грот н. я. нравственные идеалы нашего времени. [Текст] / Н.Я. Грот. — Изд-во российского христианского Гуманитарного института, 2000.

. Данилевский н. я.происхождение нашего нигилизма. [Текст] / Н.Я. Данилевский. — М.: Мысль, 1970.

. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. [Текст] / Н.Я. Данилевский, М.: 1995.

. Демидова н. в. Писарев и нигилизм 60 — х годов. [Текст] / Н. В.Демидова, М.: Мысль, 1969.

. Демидова, Н. В. Писарев. [Текст] / Н. В.Демидова, М.: Мысль, 1969.

. Добролюбов н. а. Собеседник любителей русского слова. [Текст] / Н. А.Добролюбов. — Собрание сочинений в 3-х томах, т. 1. Москва, 1986.

. Киреевский И. В. В ответ А. С. Хомякову. [Текст] / И. В. Киреевский, М.: Наука, 1989.

. Кузнецов, Ф. Ф. нигилисты? Д. И. Писарев и журнал «Русское слово». [Текст] / Ф. Ф. Кузнецов, М.: Художественная Литература, 1983.

. Леонтьев К. Н. Восток, Россия и славянизм. [Текст] / К. Н. Леонтьев. — М.: Эксмо, 2007.

. Мережковский, Д. С. Толстой и Достоевский. [Текст] / Д. С. Мережковский. — Полное собрание сочинений в 17 томах, т. 8. Москва, 1913.

. Немировский А. С. наши идеалисты и реалисты. [Текст] / А. С. Немировский. — Санкт-Петербург, 1993.

. Ницше, Ф. воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей [текст] / Ф. Ницше.

. Ницше, Ф. Так говорил Заратустра. [Текст] / Ф. Ницше. — М.: Интербук, 1990.

. Новиков А. И. нигилизм и нигилисты. Опыт критической характеристики. [Текст] / А. И. Новиков. — СПб.: Лениздат, 1972.

. Социальные науки и современность. — М.: Наука, 2000. — № 6.

. Писарев, Д. И. Базаров. [Текст] / Д. И. Писарев. — Литературная критика в 3-х томах. Т. 1. Москва, 1965.

. Писарев, Д. И. Платоновский идеализм. [Текст] / Д. И. Писарев. — Собрание сочинений в 4 томах, т. 1. Москва, 1955.

. Писарев, Д. И. Схоластика XIX в. [Текст] / Д. И. Писарев. — Собрание сочинений в 4 томах, т. 1. Москва, 1955.

. Преображенский, В. П. Фридрих Ницше: критика морали альтруизма. [Текст] / В. П. Преображенский, М.: Наука, 2004.

. Соловьев, В. С. обоснование добра. [Текст] / В. С. Соловьев, М.: Мысль, 1988.

. Тихомиров, н. д. Ницше и Достоевский. Особенности нравственного мировоззрения обоих. [Текст] / Н. Д. Тихомиров. — Спб.: 1995.

. Тургенев И. С. Отцы и дети. [Текст] / И. С. Тургенев, М.: Художественная Литература, 1978.

. Философские Науки. / Академия гуманитарных наук, М.: гуманитарии, 1998, № 1.

. Франк, С. Л. Ф. Ницше и этика » любви к далекому»Текст С. Л. Франка . — Труды, Москва, 1990.

. Франк С. Л. этика нигилизма. [Текст] / С. Л. Франк. — Труды, Москва, 1990

. Европейский нигилизм. [Текст] / М. Хайдеггер , М.: Художественная Литература, 1987.

. Хомяков А. С. Несколько слов о «философском письме». [Текст] / А. С. Хомяков. — М.: Мысль, 1968.

. Чернышевский Н.Г. Безденежье. [Текст] / Н. Г.Чернышевский. — Полное собрание сочинений в 10 томах, т. 10. Москва, 1951.

. Шестов Л. И. Апофеоз беспочвенности. [Текст] / Л. И. Шестов. — СПб., 1987.