Что такое етсардз в сказке капризка

«Расскажи мне сказку!» Эту просьбу неоднократно слышал каждый родитель, уделяющий достаточно внимания общению с ребенком. Действительно, сложно придумать более интересный и понятный ребенку формат подачи информации, чем самая обычая сказка. И дети слушают внимательно, и взрослые могут донести мысль легко и ненавязчиво безо всяких нравоучений.

При этом можно быть вполне уверенным, что у ребенка в голове после сказки отложится гораздо больше мыслей и сведений, нежели после занудной лекции взрослых о том, что можно делать, а чего нельзя. Не зря педагоги и методисты твердо уверены, что «Народная сказка – средство воспитания и обучения детей», причем весьма эффективное [Т. Снопова, 2008]. Однако эффект будет еще больше, если задействовать так называемые «ТРИЗ-сказки».

Что это за сказки ТРИЗ в педагогике? Пожалуй, сначала стоит разобраться, что такое ТРИЗ. Мы самым подробным образом рассказываем об этом на нашей программе «ТРИЗ на практике: творческий подход на работе и в жизни», но буквально пару слов скажем прямо сейчас.

Экскурс в историю ТРИЗ

ТРИЗ расшифровывается как «теория решения изобретательских задач». Придумал ее Генрих Саулович Альтшуллер (1926-1998), известный не только как изобретатель, но и как писатель-фантаст. Свои фантастические в прямом и переносном смысле произведения он публиковал под псевдонимом Генрих Альтов. Его «Альфа Эридана» была горячо любима еще нашими мамами и бабушками, а в целом анналы отечественной фантастики пополнены несколькими десятками его сочинений [Г. Альтов, 1960].

Работа над теорией решения изобретательских задач началась после Второй мировой войны. Вскоре к исследовательской деятельности присоединился Рафаэль Борисович Шапиро (1926-1993), который тоже приобрел известность не только как изобретатель, но и как писатель, пишущий под псевдонимом Рафаил Бахтамов. Весьма известна его приключенческая повесть «Властелин Окси-мира» [Р. Бахтамов, 1965].

Такой симбиоз писательства и изобретательства в работе над ТРИЗ привел к интересному результату. В первую очередь, авторы ТРИЗ посчитали нужным изменить психологию изобретательства, а уж после говорить о технологической стороне процесса. Свои взгляды они изложили в работе «О психологии изобретательского творчества» [Г. Альтшуллер, Р. Шапиро, 1956]. И уже позднее появилась книга «Введение в ТРИЗ. Основные понятия и подходы», выдержавшая несколько переизданий [Г. Альтшуллер, 2011].

Много внимания авторы уделяют необходимости правильной формулировки задачи, чтобы сразу исключить не слишком эффективные и перспективные варианты решения. В целом же в основу ТРИЗ положены несколько десятков приемов и типовых шаблонов решений, пригодных для широкого круга задач. Остается лишь выбрать наиболее подходящие из них. Как выбрать? А вот для этого нужно работать над развитием мышления по методике ТРИЗ, причем с самого раннего детства.

Коль скоро речь идет о детях, причем о самых маленьких, тут без сказок никак не обойтись. Как используются в ТРИЗ сказки для детей? В методике ТРИЗ сказки не только слушают и рассказывают. Дети сами становятся авторами, ведь в ТРИЗ сочинение сказок – это такой же естественный процесс, как заучивание стихов, букв и цифр в традиционном обучении, только более интересный. Как же происходит в ТРИЗ составление сказки?

Этот, безусловно, творческий процесс разделен на понятные детям составные элементы, из которых, как стенка из кирпичиков, вырастает самая настоящая волшебная сказка. Конечно же, юным сочинителям не обойтись без помощи взрослых. А самое интересное в этом то, что по технологии ТРИЗ сказки может сочинять абсолютно любой ребенок!

ТРИЗ: сочинение сказок

Чтобы научить детей придумывать сказки, взрослые должны сначала обучиться этому сами и получить в руки методику, как обучать сочинению сказок детей. Как известно, сделать что-то самому и научить это же делать другого – вовсе не одно и то же. Так, не каждый ученый может стать хорошим лектором в вузе, не каждый музыкант может стать хорошим учителем музыки, и не каждый физик, имеющий в своем арсенале десятки публикаций, сможет изложить доступным языком основы физики детям.

Особенность ТРИЗ-сказки для дошкольников в том, что для достижения такой сложной цели как развитие творческого мышления задействуются такие простые и понятные инструменты как план сказки и ответы на вопросы. В принципе, план статьи, тезисы доклада, структуру отчета набрасывает практически каждый человек, который готовится что-то сочинять, писать или говорить. Для этого используются ранее полученные знания и уже знакомые термины.

Таким образом, все новое вырастает на основе того, что нам уже известно. Обычно доклад по известной нам теме приходится дополнить разве что парой-тройкой новых для нас терминов или трендов. Точно так же в методике ТРИЗ занятие по сказке строится на основе понятных детям слов и уже знакомых персонажей: сказочных героев, животных, насекомых. Учитель в школе или воспитатель в детском саду дает план сказки и задает детям наводящие вопросы.

В основу плана составления сказки по методике ТРИЗ положено масштабное исследование российского филолога и фольклориста Владимира Проппа (1895-1970) «Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки», впервые вышедшее в свет почти 100 лет тому назад в 1928 году и актуальное по сегодняшний день [В. Пропп, 2020].

Он выявил основные закономерности, которым подчиняется структура большинства сказок. Таким образом, усвоив типовую структур сказки, каждый может сам варьировать события на свое усмотрение, создавать новых эксклюзивных героев или симбиоз уже знакомых персонажей.

Итак, как же выглядит стандартная структура большинства сказок по Проппу?

Структура сказок по Проппу:

• Завязка – некто отправляется в путешествие (поездку, путь).
• Запрет – этот некто перед убытием запрещает что-то кому-то из остающихся.
• Нарушение запрета – остающийся нарушает запрет и попадает в сложную ситуацию.
• Волшебное средство – то, что поможет разобраться со сложной ситуацией.
• Способ – чтобы исправить ситуацию, нужно отправиться в путь и предпринять некие действия.
• Преследование и препятствия – враги пытаются помешать выбраться из сложной ситуации.
• Победа – герой выпутывается из сложной ситуации, проявив смекалку и прибегнув к помощи друзей.
• Happy End – все живы, здоровы, счастливы, враги повержены, друзья снова вместе.

Стандартное ТРИЗ-занятие по сказке предполагает перечень вопросов на основе этого плана, отвечая на которые, дети постепенно придумывают сказочную сюжетную линию.

Вопросы для составления сказки:

• Кто будет главным героем?
• Где он живет?
• Чем занимается?
• Что любит делать?
• Кто его друзья и родственники?
• Кто и зачем решил уехать?
• Что сказали или запретили герою на прощание?
• Почему герой решил ослушаться запрета?
• Что с ним случилось?
• Как он решил выйти из сложной ситуации?
• Кто ему помог?
• Как ему помогли?
• Кто ему мешал?
• Как ему мешали?
• Что спасло героя?
• Как наказан враг?
• Чем все закончилось?
• Какой смысл у этого события?

Конечно же, вопросы могут варьироваться и видоизменяться. Это зависит как от возраста детей, так и от метода составления сказки. Сегодня существует несколько наиболее распространенных моделей составления сказок:

• «Волшебная  дорожка».
• «Волшебный  треугольник».
• «Волшебный  экран».
• Метод  каталога.
• Метод  типового  фантазирования.

Часть из этих моделей имеет гораздо более широкое применение в ТРИЗ, нежели составление сказок. Расскажем вкратце про каждую модель и поясним где она применяется чаще всего.

«Волшебная  дорожка»

Модель составления сказки «Волшебная дорожка» является одной из самых простых и ее можно применять при работе с детьми от 3,5 лет. Как правило, при таком моделировании используется не очень много персонажей, а главному герою ставится понятная для детского восприятия задача, не обязательно совсем уж сказочная и фантастическая.

Само собой, вопросов для детей будет гораздо меньше, чем описывалось выше, и не обязательно сюжет сказки будет драматически закручен и основан на запретах. Под «Волшебной дорожкой» подразумевается как путь героя от замысла к результату, так и собственно дорожка в физическом плане, по которой идет главный герой. Если персонаж активно преодолевает трудности и делает выводы из общения с окружающими и происходящих событий, он придет к успеху, если нет, сюжет может закончиться поражением главного героя.

В качестве методического примера педагог и психолог с полувековым стажем практической работы предлагает сказку про девочку Леночку, которая красиво пела и мечтала научить красиво петь всех окружающих [В. Миронова, 2009]. Так, для детей можно нарисовать готовую «дорожку», по которой прошла воображаемая девочка Леночка, а детям предложить пофантазировать, кого она могла встретить на своем пути и как именно могла пытаться научить петь всех, кого она встретила.

Детям постарше предлагают составить более сложную сказку про Капризку и Дразнилку, которые на своем пути встречают известных детям сказочных персонажей: Кота в сапогах, Золушку, поросенка Ниф-Нифа и других. Детям предлагается пофантазировать, какие именно капризы и дразнилки подготовили Капризка и Дразнилка для каждого персонажа сказки и как те могли отреагировать в соответствии со своими чертами характера, которые детям хорошо известны по ранее прочитанным сказкам.

Конечно же, сказка должна нести позитивный заряд и учить детей, что капризничать и дразнить других нехорошо. И, конечно, дети постарше могут справиться и с более сложными заданиями.

«Волшебный  треугольник»

Модель «Волшебный  треугольник» используется для составления сказок так называемого конфликтного типа»: борьба добра и зла, установка и нарушение запретов, сложные ситуации, искусственно создаваемые препятствия. Тут уже требуется полный список вопросов для составления сказки, который мы привели ранее. Естественно, возможны различные вариации и уточнения в зависимости от сюжета.

Применяется данный метод в работе с детьми от 5,5 лет. В этом возрасте можно начать знакомить детей с таким понятием как мотивация или мотив поступка. Проще говоря, если 3-летних малышей не стоит нагружать вопросами, зачем девочка Леночка хотела всех научить красиво петь, то детям 5-6 лет уже стоит предлагать подумать, почему кто-то решил поступить тем или иным образом и как можно реализовать ту или иную цель.

Например, если персонаж должен узнать какую-то тайну, ему нужно разобраться, что к чему, найти тайник, установить истину. Если персонаж желает самоутвердиться, то положительный герой делает это за счет своих достижений, а отрицательный за счет нанесения вреда окружающим.

Прежде чем переходить к практическим занятиям ТРИЗ по сказкам в старшей группе детского садика, рекомендуется напомнить детям наиболее известные сказки с так называемым «конфликтным сюжетом». Например, сказку про Золушку, Кота в сапогах, сказку «Удивительный Волшебник из Страны Оз» или «Волшебник Изумрудного города», являющуюся отечественной адаптацией оригинальной сказки Лаймена Фрэнка Баума, и многие другие. Среди них наверняка найдутся знакомые каждому ребенку, потому что багаж прочитанных и услышанных сказок к 5-6 годам уже достаточно большой.

Такой элемент интертекстуальности в составлении сказок вполне вписывается в современные литературные тренды. Уточним, что интертекстуальность – это отсылки к ранее написанным произведениям литературы и искусства других авторов, обращение к персонажам ранее созданных произведений и интерпретация их характеристик в рамках вновь созданного нового произведения.

«Волшебный  экран»

Моделирование сказок при помощи «Волшебного  экрана» является если не высшим пилотажем, то уже достаточно сложной задачей для детей, требующей некоторых навыков сформированного творческого мышления. Что, в свою очередь, и дальше формирует навыки творческого подхода в решении задач.

Метод «Волшебного  экрана» – это своего рода ретроспекции, на которых построена сказка. Другими словами, нужно продумать не только персонажа с его чертами характера, желаниями и устремлениями, но и подумать над тем, каким он был в детстве и как менялся на протяжении жизни под влиянием различных событий и общения с другими персонажами.

Наши ментальные традиции требуют, чтобы отрицательный герой исправился и стал положительным, что, в принципе, отчасти возможно и в реальности, не только в сказке. Поучительный момент данной методики в том, что дети должны продумать развитие сюжета и понять, что все в этой жизни имеет свои закономерности, логику и причинно-следственные связи. Такой подход развивает творческие способности и логическое мышление.

Метод  каталога

Метод каталога применяется в ТРИЗ не только для составления сказок, но и в принципе для составления связного рассказа и развития навыков связной речи. Так, детям даются подсказки в виде картинок из книжки или наводящих вопросов. Для составления сказки ответы на вопросы можно выбирать наугад, просто перевернув страничку книжки.

Например, если воспитатель спрашивает, кто у нас будет главным героем сказки, а на следующей страничке нарисован обычный пень от спиленного дерева, то «главным по сказке» назначается пенек, а потом уже все вместе додумывают, какие ему грозят опасности и кто его будет спасать. «Спасателей» для пенька тоже находят по картинкам и подсказкам на следующих страницах книги.

Метод типовых приемов фантазирования (ТПФ)

Метод типовых приемов фантазирования тоже имеет широкую сферу применения, не только для придумывания сюжетов сказок. Так, с помощью ТПФ можно знакомить детей с различными свойствами предметов. Например, что будет, если Волшебник-Холод заморозит воду.

Для составления сказок данный прием – это просто находка. Можно взять за основу любую из известных сказок и предложить детям пофантазировать, что будет, если в сюжет вмешается, к примеру, Волшебник Уменьшения и уменьшит волка из «Красной шапочки» до размеров щенка. В принципе, дети могут и сами выбрать любую сказку и «запустить» туда любого Волшебника, который сможет влиять на события.

В любом случае, какой бы из методов моделирования сказочных сюжетов ни выбрал педагог, дети уже должны иметь понятие о том, что такое сказка. Таким образом, нет резона применять методику ТРИЗ-сказки для совсем маленьких деток, которые пока не способны воспринимать смысл устной речи и не могут свободно оперировать доступным для их возраста словарным запасом. А вот дети постарше могут сложить сказку даже… просто из двух слов!

Методика Джанни Родари

Как составить сказку, когда в вашем распоряжении всего два слова? Конечно же, просто из двух слов сказку не сложишь. Но если взять их за основу и развивать вокруг них сюжетную линию, может получиться весьма занимательная сказка. Во всяком случае у подопечных итальянского писателя-сказочника Джанни Родари, работавшего некоторое время учителем итальянского языка в школе для детей мигрантов из Германии, получалось очень неплохо. Свои эксперименты с учениками в написании сказок Джанни Родари описал в книге «Грамматика фантазии» [Д. Родари, 2011].

По заданию своего учителя один ученик писал с одной стороны доски одно слово, а второй, не видя того, что написал его товарищ, должен был написать свое слово. Затем вокруг этих двух слов закручивался сюжет. Заметим, что это было в 1937-1938 учебном году, т.е. задолго до появления теории решения изобретательских задач. Однако в том, что эта методика во многом перекликается с ТРИЗ и способствует развитию творческого мышления, нет никаких сомнений.

Дети умудрялись написать сказку, имея в своем распоряжении слова «пес» и «шкаф» и даже «свет» и «ботинки» [Д. Родари, 2011]. Кроме того, ученики Джанни Родари могли сложить сказку из слов, где была пропущена одна буква или допущена другая грамматическая ошибка, из заголовков газетных статей и других подсказок.

Помимо экспериментов со словами, Родари практиковал со своими учениками рисунок в «несколько рук», когда каждый по-своему интерпретирует уже сделанный набросок и дорисовывает нечто свое. В итоге мог получиться цветок на куриных ножках, сюрреалистический пейзаж или даже «музыкальный дом», сложенный из кирпичей, издающих различные звуки. Согласитесь, весьма оригинально, когда «над диваном звучит «до-диез», под окном – «фа», а весь пол настроен на «си-бемоль мажор», очень волнующую тональность» [Д. Родари, 2011].

Подобные эксперименты вполне пересекаются с такими методиками ТРИЗ как метод морфологического анализа и метод фокальных объектов. Дети интуитивно комбинировали разные характеристики предмета при создании нового объекта, переносили свойства одного объекта на другой и тоже получали нечто новое. Можно ли считать, что педагогические эксперименты Джанни Родари предвосхитили появление ТРИЗ и использование ТРИЗ в педагогике? Наверное, да. А вот в чем точно можно не сомневаться, так это в том, что на таких уроках дети скучать не будут и запомнят их надолго.

ТРИЗ: сказки-загадки

Сочинение сказок – это далеко не единственный вариант использования «сказочного» потенциала в ТРИЗ. Не менее интересным направлением в ТРИЗ являются сказки-загадки. Что это за сказки-загадки? Это, фактически, самые обычные короткие сказки, но не имеющие конца. Дети должны сами додуматься, как именно поступил главный герой, что придумал, чтобы выйти из затруднительной ситуации.

Конечно, потом, когда дети озвучат все свои версии, можно прочитать им, как было на самом деле. В основе работы со сказками-загадками лежит метод мозгового штурма, когда детям предлагают выдавать любые идеи, пришедшие им в голову. Как и в методике мозгового штурма для взрослых, на начальном этапе обсуждения запрещено отбраковывать идеи. Можно лишь дополнить своими мыслями ранее озвученные предложения.

Такая работа раскрепощает мышление детей, да и взрослых тоже. В этом плане весьма интересна подборка сказок-загадок из книги «В жаркой Африке. Развиваем творческое мышление дошкольников 4-6 лет» [В. Богат, 2008]. Главные герои – львенок и черепаха, и они вместе думают над насущными проблемами живой природы в Африке. Например, как спасти ярких и заметных издалека бабочек от птиц, которые ими питаются. Или как достать бананы, висящие высоко на пальме.

Эти герои настолько полюбились деткам и их родителям, что вскоре вышло продолжение. Точнее, новая серия коротких сказок-загадок из жизни львенка и черепахи под названием «Большие открытия маленького львенка» [В. Богат, 2015]. Прочитав ее и подумав над поставленными задачками, ребенок получит в свой арсенал неплохой набор лайфхаков для различных жизненных ситуаций.

Сказки-загадки хорошо удаются еще одному автору, ученому-педагогу и методисту ТРИЗ Анатолию Гину. Его «Задачки-сказки от кота Потряскина» давно полюбились и взрослым, и детям [А. Гин, 2002]. Здесь загадки в виде сказок с участием исторических и мифических персонажей задает главный герой кот Потряскин. Он же дает свой вариант ответа. Впрочем, это не отменяет мозгового штурма со стороны читателей, потому что чем больше разных идей, тем проще будет найти самое лучшее решение.

Кот Потряскин так понравился читающей публике, что со временем вышла новая книга «Сказки-изобреталки от кота Потряскина», куда вошли как новые сказки-загадки для детей, так и наиболее яркие загадки из предыдущего издания [А. Гин, 2012].

Впрочем, ТРИЗ-задачки можно найти едва ли не в любой детской сказке. Как искать? Свои примеры приводит в авторском блоге психолог, мама троих детей и создатель онлайн-школы для родителей Ксения Несютина. Статья «Эффективное сказкочтение: придумываем ТРИЗ-задачи для детей» даст вам конкретные идеи и подскажет, как искать новые ТРИЗ-идеи в детских сказках самостоятельно [К. Несютина, 2014].

Например, всем известная сказка про кота, петуха и лису, оказывается, настоящая кладезь для развития творческого мышления и навыков поиска выхода из сложных ситуаций. В частности, оказывается, что кричать «ку-ка-ре-ку» далеко не единственный выход для петуха, попавшего в пасть лисы. Более того, традиционные решения, предлагаемые авторами сказок, зачастую уступают по креативу и эффективности тому, что могут придумать маленькие дети. Впрочем, читайте, и вы все узнаете сами [К. Несютина, 2014].

А вот если дети уже научились читать и писать самостоятельно, вы можете подарить им весьма полезную книжку «ТРИЗ-зарисовки. Игры, стихи и сказки для развития творческого воображения детей» [Е. Нехаева, 2019]. В книге предусмотрены специальные вопросы и задания, ответы на которые можно вносить прямо в книгу. Подскажите детям, чтобы они обязательно воспользовались этой опцией и «увековечили» свои ответы в книжке. Издание предназначено для младших школьников и старших групп детского сада, а со временем им наверняка будет интересно вернуться к уже выполненным заданиям снова и подумать, какие еще решения можно найти с учетом уже накопленного, пусть маленького, но своего жизненного опыта.

В общем, простые и добрые детские сказки могут здорово помочь в таком сложном деле как развитие творческого мышления. Главное, научиться читать их осмысленно и вовремя «подбросить» хорошую идею ребенку, чтобы он получил пищу для размышлений как раз в том возрасте, когда мышление более всего открыто новым впечатлениям и нестандартным решениям.

Это самое главное, что мы хотели рассказать вам про сказки ТРИЗ в педагогике. Напоминаем, что мы по-прежнему ждем вас на нашей программе «ТРИЗ на практике: творческий подход на работе и в жизни», а в конце статьи вас ждет вопрос по обсуждаемой в этот раз теме. Мы надеемся, что помогли вам разнообразить общение с детьми и желаем, чтобы вы продолжали верить в чудо и творить чудеса для своих детей!

Ответы на вопросы учебника «Литература» 5 класс, 1 часть, Коровина, страницы 82-83

Размышляем о прочитанном.

1. Вы прочитали сказку Жуковского «Спящая царевна». Что в ней вам особенно понравилось: пророчество рака, заколдованный сон, пробуждение?

Мне больше всего понравилось посещение царским сыном сонного дворца, описание спящих людей, замерших посредине движения или дела. И то, как царский сын, молитву сотворя, шагнул через царя Матвея.

2. К какому виду сказок вы бы её отнесли, если бы она была народной? Известно, что она появилась после шутливого соревнования Жуковского и Пушкина на лучшую обработку народной сказки. Что в ней напоминает народные русские сказки? Что отличает её от них?

Это волшебная сказка. В ней есть чародейки, колдовство, волшебный предмет, превращения.

Эта сказка напоминает народные своим языком, который Жуковский попытался сделать максимально народным.

Также в ней есть зачин и концовка, характерные для народных сказок: «Жил-был добрый царь Матвей…», «Свадьба, пир, и я там был..»

Использует Жуковский и традиционные приёмы волшебных народных сказок: испытание главного героя, борьба со злом и победа добра, устойчивые эпитеты «ни в сказке сказать, ни пером описать».

Но в отличии от народных сказок, Жуковский не использует такой обязательный элемент, как троекратные повторы. Нет у него и присказки, а герои необычные для народной сказки: рак, царь по имени Матвей.

Необычным авторским приёмом оказывается и ирония, которая наполняет сказку. Жуковский старался развлечь читателя, а не чему-то его научить.

3. Почему не пригласили двенадцатую колдунью? Как она отомстила? Кто спас царевну, усыпив её не навсегда, кто пробудил её от многовекового сна?

Двенадцатую колдунью не пригласили потому, что золотых обеденных блюд было одиннадцать. Двенадцатый набор был кем-то украден.

Злая колдунья обиделась и предсказала царевне смерть на шестнадцатом году от укола веретена.

Но одиннадцатая чародейка сказала, что принцесса не умрёт, а проспит триста лет.

Пробудил царевну царский сын, который пробрался во дворец и поцеловал её.

Литература и изобразительное искусство

Найдите в других книгах и в интернете иллюстрации к сказке Жуковского «Спящая царевна». Какие из них вам понравились и показались наиболее удачными? Почему?

В учебнике мы видим иллюстрацию художника В. Кутлинского.

В интернете я видела множество интересных иллюстраций к этой сказке. Их рисовали художники Курдюмов, Дехтерев, Пименов, Рыжов.

Но мне больше всего понравилась иллюстрация В. Васнецова. Это настоящая картина на сюжет этой сказки. На ней художник изобразил спящую на высоком резном диванчике царевну. Рядом спит девочка с раскрытой книгой, на полу спит медведь, вокруг спят слуги. 

На этой картине нашлось место даже густому бору, который окружил дворец.

Именно за обилие деталей, яркие краски и настоящую сказочность я люблю эту иллюстрацию.

Фонохрестоматия

1. Отличается ли манера сказывания народной сказки от художественного чтения сказки литературной? Чем? Почему?

Само слово Сказывание подразумевает доверительный рассказ, в котором рассказчик выражает своё мнение о героях и событиях сказки. Каждый рассказчик может добавлять в сказку что-то своё.

При художественном чтении чтец выражает мнение автора, он связан границами литературного произведения, не может вставлять свои слова или присказки.

2. Как актёр передаёт характеры злой и доброй чародеек, используя ритм, тембр, эмоциональную окраску звучания?

Злая чародейка должна быть злой. Её злобу актёр показывает низким голосом, быстрым темпом. Такое чтение эмоционально кажется зловещим.

Доброту другой чародейки актёр тоже показывает голосом. Её слова он читает спокойно, доверительно, успокаивающе. Ей хочется верить.

3. Прочитайте описание сонного царства так, чтобы передать одновременно и ощущение сонного покоя, и лёгкую усмешку автора.

Читаем спокойно, неторопливо, выделяя голосом смешные фразы и слова: вкопанный, раскрывши рот, упасть готовый и т.д.

4. Как меняется интонация актёра, когда он переходит к рассказу о царском сыне? Какие черты характера царевича передаёт чтец?

Интонация повышается, актёр передаёт горячность царского сына, его смелость и удаль. Услышав про заколдованный дворец, кровь у молодца вскипела, он бесстрашно бросился в бор.

5. Прослушайте внимательно описание спящей царевны. Были ли такие подробные портретные описания в народных сказках?

Таких подробных портретных описаний в народных сказках нет. Это особенность авторского произведения.

6. Сравните описание сонного царства и проснувшегося, оживившегося царского двора. Прочитайте описания вслух, передавая умиротворённость, неподвижность в первом случае, и движение, оживление во втором.

Передать описание сонного царства можно спокойной интонацией с замедленным темпом. Пробуждение и оживление напротив, нужно читать быстро с воодушевлением.

В нашем
блоге уже были посты о писателях Прикамья Л. Кузьмине, Л. Давыдычеве, Е.Трутневой. 7 марта — 105 лет со дня рождения ещё одного пермского писателя
Владимира Ивановича Воробьёва (1916-1992), чьи книги любят уже несколько
поколений читателей, особенно знаменитую детскую повесть-сказку «Капризка». Владимир
Иванович писал в основном для детей. Он признавался: «Жизнь моя сложилась
так: побывал я в разных концах страны, насмотрелся разных людей, наслушался
разных историй. Но работу по душе долго не мог себе подыскать. То был учителем,
то рабочим. И механиком, и помощником врача работал. Но больше всего мне
понравилось рассказывать об увиденном и об услышанном. Но всё это не просто для
удовольствия, а чтобы от этого была кому-нибудь польза. Нужнее всего было
сочинять и рассказывать для детей, потому что они хотят поскорее всё узнать.
Вот для них я и пишу рассказы и сказки. А есть ли от этого польза ребятам?
Надеюсь, что есть. И прямо, и намёками говорю им о том, как быть счастливыми. А
кто же не хочет счастливым быть? Всякому хочется. Правда?»

Главным
в жизни и в творчестве для него было «подсказать ребятам, как быть
счастливым. Не притворяться счастливым, а быть им! Дело это трудное и
ответственное, ведь дети — это серьёзные люди, и разговаривать с ними надо на
равных. Мой рецепт счастья может, наверное, показаться очень простым: главное в
жизни — это найти своё дело. Только тогда ты будешь счастливым, только тогда
тебе будет очень интересно жить. А жить надо каждый день, не надо откладывать
жизнь на завтра».

Владимир
Иванович родился 7 марта 1916 года в Самаре. Никто лучше самого писателя не расскажет
о своей жизни, детстве, юности… Давайте заглянем в книги автобиографических
рассказов В.И.Воробьева «Такое кино…», «Я не придумал ничего», насколько жизнь
семьи Воробьевых была тесно связана с жизнью страны.

Отец
писателя был служащим, любил читать и сам сочинял стихи. Мама «рассказала,
как жестоко они нуждались с отцом, когда, до революции ещё, жили в Самаре. По её
словам, не на что было иногда купить иголок и ниток. А тут ещё германская война
и новые, невиданные раньше лишения. Чудовищные потери на фронтах, всем
очевидная бездарность царских генералов и министров, измена и распутство в
царском дворце — всё это остро переживал маленький самарский чиновник. И вдруг
— отречение царя, свобода! Мать прекрасно помнила этот день, да и мыслимо ли
забыть такое! Вся Самара на улицах. Обнимаются, целуются незнакомые между собой
люди. Поздравляют друг друга, иные даже плачут от счастья».

Мама Анна
очень любила своего сынишку Володю, старалась его уберечь, ведь двое родившихся
до Володи детей — мальчик и девочка умерли в один день от скарлатины
(«Фиолетовый вечер»). Был ещё брат Костя на 12 лет старше. Володя был очень любознательным,
непоседливым, хотя считал себя, как он написал, «тихоньким и непроказливым». Детство
пришлось на трудные годы первых лет Советской власти. «Впервые в жизни я
увидел кино лет семьдесят тому назад. Мне было тогда года два-три. Мы жили в
селе Никольском. Картину показывали в доме, отобранном у вдовы здешнего
помещика, генерала. Об этом я узнал много лет спустя, как и о том, что в ту
пору мама заведовала, как тогда ещё говорили, детским приютом. Какой была мама
даже по виду, я совершенно не помню, как и облик отца, которого я забыл сразу,
лишь только он куда-то уехал. А вот детский дом, ближайшие его окрестности —
неоглядный, заросший высокой, как деревья, свирепой крапивой пустырь, болото по
краю обширной лужайки, бревенчатый, казалось, страшной высоты мост, за которым
начиналось село, — не забыл за всю жизнь. Не запомнились лица детей, но отчётливо
помню доброту, неизменную доброжелательность, всегдашнюю у крестьянских детей к
маленьким. Как хорошо, что памятливым оказалось мое сердчишко — не озлобилось
оно от неудач и горестей, какие выпадают на долю каждого, живущего в мире
сердитых людей». В селе мама переболела тифом.

Когда
Володе было три года, семья переселилась жить в родную деревню отца: «Гражданская
война еще не закончилась, трудно было жить в разрушенной стране. И многие из
горожан устремились на время в деревни, надеясь, что, обрабатывая землю, можно
хотя бы не умереть с голоду. Однако и в деревнях жить было нелегко, а
крестьянский неимоверно тяжкий труд иным оказался совсем не под силу, и
погибали люди там, где хотели спастись. Мы приехали жить в родную деревню отца.
Я был маленьким и в свои три-четыре года конечно же, ничего не понимал из того,
что творилось вокруг.

…Там, в деревне, я первый раз в жизни, не на картинке, увидел корову.
Стоит жуёт, скучная… И овец увидел. Кудрявые, все в репьях, дурные какие-то,
шарахаются туда-сюда по двору. И впервые я тогда увидел поросят. Большая
страшноватая свинья Хавронья лежит на солнышке и хрюкает. А поросята тыкают ей
круглыми носиками в живот и сладко почмокивают от удовольствия. Но больше всех
на свете мне понравился конь Араб. Он мне так понравился, что ни рассказать, ни
забыть нельзя».

«Мои отец и мать были никудышными крестьянами. Да и как могло быть
иначе: всю жизнь прожили в городе. Отец, по его словам, не одну дюжину штанов
просидел в конторе. А тут вдруг незнакомое дело, неведомые заботы, непосильный,
непривычный труд. Рассказывали потом, как однажды в страду, намаявшись на
жатве, отец с мамой понимающе переглянулись, да с поля, таясь соседей, бегом
домой! Такие они были у меня крестьяне…»

«Двадцатый год. Голодная заснеженная Самара. Я маленький, очень
маленький и очень счастливый. Сегодня мама купила мне коньки, вернее, один конёк.
Он ржавый, но какое это всё-таки чудо — остроносый конёк «Нурмис», самого что
ни на есть маленького размера! Недаром мама отдала за него сколько-то там
миллионов. Бечевкой, крест-накрест, мне привязали конёк к валенку. Потом
закрутили бечёвку круглой струганой палочкой. В долгополой синей шубке,
опоясанной красным кушачком, в тёплом рыжем малахае — таким я выхрамываю из
нашей калитки на тротуар. И вот я поскакал, поскакал!». Когда он катался на одном коньке, потерялся и чуть было не замёрз («На
одном коньке»). Вспоминал, как отмечал праздники («Первое мая», «Пасха»), часто
болел, один раз чудесно выздоровел («Бывают ли на свете чудеса»). Все его
детские воспоминания полны теплой грусти и лиризма, конечно, много страниц
посвящено отцу (например, рассказ «Оловянный солдатик») и матери, любимой
бабушке Оле, глубоко верующей, но не навязывающей свою веру внуку.

Когда
Володе было 6 лет, семья переехала на Кавказ в Пятигорск. «После
освобождения Кавказа от белых туда были направлены из Самары люди, имеющие опыт
работы в советских учреждениях. Целый эшелон с семьями и тогдашним немудрёным
имуществом. Я еду с папой и мамой в одном из красных товарных вагонов, которые
тогда назывались телячьими, с обязательной надписью «Сорок человек восемь лошадей»
… Возле вагонов крикливыми стаями сновали невероятно оборванные, очень голодные
и опасно смелые беспризорники. Они заполняли всё тесное пространство между
составами. Но вот раздавался заливистый свист вожака, и все исчезали. И тогда
обязательно оставались тут трое-четверо тихих, медлительных, с истаявшими
лицами и огромными глазами. Дети привставали на цыпочки, робко заглядывали в вагоны,
просили хлеба и, если им не давали, покорно отходили прочь. Кто они все? Дети
зарубленных, застреленных в германскую, в гражданскую… Дети тех, чьи тела
остывали в тифозных бараках, в забитых живыми и мёртвыми вокзалах, в вагонах
примёрзших к рельсам беспаровозных поездов. Где только и как только не умирали
люди в те лихолетья. И оставались дети…»

«Тысяча девятьсот двадцать второй год. Мне шесть лет, мы живем на
Кавказе. Наш дом двухэтажный, из жёлтого кирпича, с двумя балконами. Прямо
напротив нашего дома, посредине улицы, из конца в конец тянется бульвар с
акациями. И булыжные мостовые по обе его стороны, и каменные плиты тротуара —
всё усыпано сизой семечковой шелухой. Здесь идет бойкая торговля едой,
ирисками, маковками, тянучками, красными леденцами и петушками».

В
Пятигорске Володя пошёл в первый класс. В 1 «а». «Первый день в школе! Его
не забыть. У меня это было так. Новенький коричневый поскрипывающий портфельчик
с жестяной, солнечно сияющей застежкой. Портфельчик пахнет незнакомо — так
пахнут совершенно новые вещи, как я узнал потом, а тогда новых вещей, кажется,
вовсе не было. Мебель чинилась, одежда перешивалась, перелицовывалась. Нищета
после гражданской… А в портфельчике моём две новенькие тетради в синих
обложках. Ученические! …Тетрадные листы белы, неприкасаемо чисты пока. Одна
тетрадь разлинована тончайшими, празднично розовыми линиями в косую клетку. Так
удобно было выводить большие буквы внутри клеток, и непонятно, зачем теперь
отказались от косой клетки в тетрадях для первоклашек. А еще в портфельчике
была чудесная штука — пенал. Эдакий деревянный узенький ящичек с выдвижной
крышкой, некрашеный, зато начищенный до молочной белизны наждачной бумагой. В
пенале — новенький, еще ни разу не точенный карандаш. «Фаберовский», покрытый
оранжевым сверкающим лаком. И новенькая, празднично алая ручка. Ученическая!
Серебряно-светлое пёрышко, ещё ни разу не коснувшееся чернил. Они, тёмно-фиолетовые,
нетерпеливо плескались в чернильнице — коротеньком аптечном пузырьке, вложенном
в маленький мешочек на верёвочке. Вот так и носили с собой в школу и из школы
чернила. И непонятно теперь, глупостью это было или бедностью. Наша школа, куда
мы идём сейчас с мамой, — школа первой ступени имени МОПР, что, как известно,
означает «Международное общество помощи революционерам». Она в двухэтажном
здании жёлтого кирпича, на главной улице — Советском проспекте». В рассказе
«Моя первая Елена Ивановна» и описывается этот первый день в школе: за какую-то
провинность учительница в конце уроков «рассердилась и велела встать у доски». Володя
до ночи просидел в классе, не зная, прощён он или нет, пока за ним не пришли
перепуганная мама, сторожиха и сама учительница. «Нас, ребятишек, тогда
никто не водил за ручку и никто ниоткуда не прогонял. Шумливые, где можно, и
тихие, где надо, внутренне дисциплинированные, мы росли свободными,
справедливыми и воинственными. Словно знали, что главным делом нашего поколения
будет большая справедливая война…»

Тогда
же будущий писатель стал вести дневник в подражание великим путешественникам
(«Дневник»). «Когда я был маленьким и учился ещё в первом классе, я стал
вести дневник. Нет, это совсем не такой дневник, какой есть сейчас у каждого
школьника. Не уроки и отметки записывались туда. Это была толстая тетрадь, в
которой вечером полагалось написать про то, как прожит день: что видел, с кем
играл и во что, куда ходил, какую книгу читал. Написать хотя бы три строчки. А
если хочется, то и целую страницу. … Я вёл дневник почти каждый день. Я
описывал, как прошло классное собрание. Кого выбрали в класском, кого в
санкомиссию. Что мастерил сегодня. Чаще всего я делал модели аэропланов. Так
тогда назывались самолеты. Про разное рассказывал я в дневнике. Про то, что
случилось. Вот как-то поймали нашего Кузьку и увезли в фургоне как бездомную
собаку. Этот пёсик жил у нас во дворе. Славный он был, веселый. Лохматенький, чёрный,
а кончик хвоста — белый. Наш Кузька не был бездомным! Мы все играли с ним и
кормили его. И каждый из нас мог бы сказать: «Он мой». Просто мы не знали, что
его надо зарегистрировать и повесить ему жетон на ошейник. Узнав о несчастье,
мы собрали деньги, уплатили за жетон, побежали далеко за город, куда увезли
пса. Нам вытащили его из глубокой ямы, где держали бродячих собак. Счастливые,
прыгая от радости, мы возвращались домой. Но главное в записи об этом —
последняя строчка: «И нам было весело, а собака была невесёлая». Заметил.
Молодец. А в самом деле, мог ли наш Кузька сразу стать весёлым, если он только
что так жестоко страдал? Вот так и человек. Не может сразу перенастроиться,
ведь он не балалайка и не телевизор. Если где-либо горе, нельзя туда прийти и
веселиться. А там, где люди веселятся, нельзя смотреть на всех букой или сидеть
повесив нос.» Вряд ли думал Володя, что станет писателем, но его склонность
к наблюдению человеческих характеров складывалась уже тогда. Первым своим
рассказом он считал одну из дневниковых записей, сделанную в 1924 году.

«Тогда во всём городе было лишь несколько радиоприёмников. Послушать
радио ходили как на экскурсию. Да не просто послушать передачу, а только чтобы
поверить в это чудо. И вот случилось так, что мне и моему другу Лёне
Фельдшерову довелось своими глазами увидеть и даже потрогать радиоприёмник.
Сделал его студент, сын наших соседей. Только приёмник этот был слабенький.
Радиопередачу слушали, надев на голову телефонные трубки — наушники. Тогда
именно такие делались приёмники. К ним не надо было ни батарей, ни электросети.

Нас с Лёнькой только что приняли в пионеры. Мы рисовали красноармейцев в
будёновках, двукрылые, этажеркой, аэропланы и космические ракеты с алым
пламенем позади. Из круглых иллюминаторов ракет выглядывали человечки. Тогда
очень много говорилось и писалось о межпланетных полётах, звучал живой голос
Циолковского… Нет, это удивительно! Ещё не в каждом городе было электричество,
ещё простой приёмник был чудом, а люди уже всерьёз мечтали о межпланетных
путешествиях. Мы, ребятишки, мечтали вместе со взрослыми, только смелее их.
Может быть, поэтому радиоприёмник студента не показался нам недостижимым чудом.
Особенно после того, как увидели, что там, внутри. В чёрном лакированном ящичке
всё было устроено проще простого. На картонный цилиндр плотными рядами намотана
изолированная проволока. На крышке ящика, снаружи, привёрнут рычажок, похожий
на согнувшегося человечка. Тонкой пружинкой он опирается на кристалл — детектор.
Было тут два винта для антенны и заземления. И еще розетка для включения
наушников — единственной покупной детали. Под присмотром студента мы с Лёнькой
срисовали всё это устройство, наметили чёрточками, что с чем соединено, и
побежали домой. Надо ли говорить, что мы решили, ни много ни мало, сделать
радиоприёмник.

Нам очень не терпелось, и мы не стали мастерить и полировать ящик, а
взяли обрезок неструганной доски и приступили к монтажу. Но, впрочем, сначала
мы сделали кристалл-детектор, как научил студент. Положили в банку свинец и
серу и расплавили на примусе. Кристалл вогнали в мамин напёрсток! Сломанный
ученический циркуль послужил рычажком, пружинку сделали из обрывка балалаечной
струны. Цилиндр склеивать тоже было некогда. Прикинув и так и эдак, взяли мы
круглую картонную коробку из-под какао и намотали на неё провод от звонка. Не
было у нас винтов для присоединения антенны и заземления, обошлись двумя
шурупами. Потом мы стали соединять всё это медными проволочками. Нет, мы не
припаивали, этого делать мы ещё не умели, просто прикручивали, прижимали
плоскогубцами.

Готово! Мы ещё раз проверили, всё ли «присобачено» как следует, потом
посмотрели друг на друга и вроде испугались. Шутка ли, радио сделали. А вдруг и
в самом деле заговорит? Надо пробовать. А это ведь тоже не шутка — пробовать
радио! Для начала расчистили место. Задвинули обеденный стол в угол, стулья
вдоль стен поставили. Приёмник наш водрузили посредине комнаты на полу. «А как
же антенна и заземление?» — спохватились мы. Но и с этим справились быстро.
Принесли с улицы несколько витков толстой ржавой проволоки и подвесили её под
потолком, протянув через всю комнату. А кусок железной трубы, вбитый в землю во
дворе за окном, послужил заземлением. Студента дома не было, но под честное
пионерское, что мы ничего не испортим, нам с Лёнькой дали наушники.

Вбежали мы в комнату, плюхнулись животами на пол, головами друг к другу.
Лежим, от волнения сопим и думаем: «Радио сделали! Сейчас заговорит!» …И вот я
надел наушники, поставил пружинку на кристалл и… Что это? Лёнька как лежал на
животе, так — вжик! — отъехал подальше и смотрит на меня испуганно. Он говорил
потом: «Страшный ты стал, глаза у тебя вытаращились, нос побелел и загнулся
вбок». А еще бы! Ведь в наушниках громко раздалось:

— Говорит Москва. Работает радиостанция имени Коминтерна!

Лёнька — вжик! — подъехал ко мне на животе и стал отнимать наушники.
Один наушник я ему отдал, к другому сам приник. Так мы лежали с ним на
прохладном полу посредине комнаты, слушали радио и радостно взглядывали то друг
на друга, то на наш приёмничек. И были мы такие счастливые, такие… Ведь не
обрезок доски теперь лежал перед нами, не коробка из-под какао «Золотой ярлык»
и не сломанный циркуль с маминым напёрстком, а радиоприемник! Настоящий! Он
работает! Не верите? Нате, пожалуйста! Говорит Москва! Мы с Лёнькой валялись на
полу до самого вечера и слушали, слушали… И вот в комнату вошли папа с мамой.
Раздался крик ужаса. Это кричала мама. Ведь они увидели пустую комнату, всю в
проводах, и на полу два распростёртых тела. Но тут они разглядели наши с Лёнькой
физиономии, на которых было намалёвано счастье. Ещё не веря себе, они разом
повалились на пол рядом с нами, взяли у нас наушники и… вот тут я впервые
увидел, какими бывают лица очень счастливых людей. Ну, тогда-то я думал, отец с
матерью радуются, что слушают радио, но позже я понял: они радовались за нас с
Лёнькой, были счастливы нашим счастьем. «Вот какие теперь растут дети», —
наверное, думали они. Этот день я запомнил на всю свою жизнь. И всю жизнь потом
мне хотелось видеть вокруг лица счастливых людей».

Семья
часто переезжала с одного места на другое, в 1928 году — в Хабаровск. «Дальневосточником
я стал в то самое мгновение, когда вскрыл толстую бандероль, присланную мне
отцом из Хабаровска. А надо сказать, в те времена, о которых идёт речь, слово
«дальневосточник» звучало так же романтично, как «землепроходец»,
«пограничник», «полярник». И волновало оно не только двенадцатилетних
мальчишек, каким был тогда я. В бандероли оказалась книга, с обложки которой на
меня в упор смотрел круглыми от ярости глазами свирепый полосатый тигр со
страшно оскаленными клыками. «В дебрях Уссурийского края» называлась эта книга.
О, папа знал, что делал, когда посылал мне её, а вернее, преотлично знал он
меня, да и весь род людской. В письмах маме жаловался на тоску и одиночество и
всё такое, ну а с меня вполне хватило уссурийского тигра. И скоро мы с мамой,
ни с чем не считаясь, посредине учебного года покатили на Дальний Восток,
поближе к дебрям, к тиграм, в Хабаровск, к папе».

«Школа, куда на следующий день после приезда меня определил отец в пятый
класс, удивила тем, что все парни-одноклассники оказались выше меня ростом,
шире в плечах и несравненно сильнее. А я вовсе не был заморышем. Объяснилось
это скоро и просто. Чуть не все они сидели по два года в каком-нибудь классе, а
то и не в одном. «От этих дядей добра не жди», — маленько испугался я поначалу.
Но сильные люди добрее слабых. Это было одним из первых открытий, сделанных
мной в детстве. Меня и правда никто в этой школе пальцем не тронул. …Я, весьма
посредственный ученик, разиня и лентяй, нечаянно оказался здесь выдающейся
личностью, которая, всем на удивление, каждый день учит уроки и приходит в
школу, не курит, не сквернословит и не лезет поминутно в драку. Ну, последнее,
впрочем, — по весьма понятной причине. Вот только с английским у меня было
плохо. В моей прежней школе проходили немецкий, и отстал я на целых полгода.
Пришлось взять мне репетитора, чему я ужаснулся было. Моим репетитором
оказалась молодая красивая женщина с приятным голосом. У неё были вьющиеся
каштановые волосы, какие-то особенно трепетные ноздри… Право, уже и не помню,
что ещё мне так понравилось в ней. Она поглядывала на меня чуть-чуть
насмешливо, наверное, как и на всех мужчин. В общем, это было не обидно и даже
наоборот, подзадоривало, хотелось удивить и чем-нибудь блеснуть. И я блеснул:
так навалился на английский, такие у меня открылись способности, что я мигом
«овладел языком» за весь пятый, а заодно и шестой класс, чем поразил всех. Да и
сам удивился очень».

«Учитель тогда не был главной фигурой в классе. Дети должны были учиться
сами. Это называлось бригадным методом. Все парты составлялись таким образом,
что половина класса сидела спиной к учительскому столу и к доске. Каждые
четверо оказывались нос к носу и были бригадой. Кто-нибудь один за всю бригаду
сдавал зачёт по предмету. Я сдавал физику, другой — русский язык, третий —
математику… И это в шестом классе! Великих трудов мне стоило уже потом,
взрослым, восполнить пробелы в знаниях».

Подростком
Володя увлекался радиолюбительством, авиамоделизмом, рыбной ловлей, походами в
лес за грибами, путешествиями по рекам. «Страстным до самозабвения, как и
многие тогда, был я радиолюбителем. Случалось, поздней ночью засыпал за своим
столом, заваленным деталями, мотками всевозможной проволоки, уставленным
батареями, аккумуляторами, и среди всего этого беспорядка возвышался и блестел
эбонитом последний из множества собранных ранее приёмник — надежда моя и цель,
и спортивная гордость, результат стольких трудов! Иногда отец на руках относил
меня, спящего, в кровать. А когда я смонтировал коротковолновый приёмник,
сделал к нему анодную батарею из ста двадцати элементов в стограммовых
стаканчиках да собрал еще двухламповый усилитель, стал я принимать весь мир!»

«…всего через два года я стану …чоновцем — бойцом части особого
назначения, буду неплохо стрелять из настоящей винтовки и с завязанными глазами
в считанные секунды разбирать и собирать ружейный затвор. Когда я, мальчишка в
военной форме, радостный влечу в комнату, поскрипывая новенькой портупеей,
коричневыми ботинками с кожаными гетрами, у мамы почему-то опустятся руки и
она, не приняв моей радости, тихо произнесёт: «Как скоро…» В Хабаровске Володя окончил школу-семилетку и поступил на первый
курс техникума связи. В начале 1930-х годов отца перевели на службу в
Александровск на острове Сахалин.

В 1932
после смерти отца они с матерью вернулись в Пятигорск. «Мы снова живём у
подножия Машука, горы, заросшей кудрявым леском, с зелёной голой макушкой. Вокруг
города возвышаются и ещё горы. Их очертания на полотнище голубого неба так
знакомы мне… А вдали в особенно погожие, ясные деньки виднеются островерхие
сахарно-белые вершины Кавказского хребта. В тот же день, как мы приехали, обошёл
я дорогие и памятные мне места. Казалось, я невероятно долго отсутствовал. В
умиление привели меня малюсенькие парты в нашей школе первой ступени имени
МОПРа. Старые каштаны во дворе не стали ни выше ни толще. Сколько поединков
когда-то выдержал я здесь, глупый малыш! Конечно, побывал и на комсомольской
поляне, где всегда в майские праздники было народное гулянье, джигитовка, рубка
лозы… И у места дуэли Лермонтова: здесь наш пионерский отряд ночевал у костров.
И сад возле нашего дома, никому не принадлежавший, но огороженный, казалось
тогда, высоким забором, стал небольшим, а забор и три грушевых дерева возле
него стали ниже, будто в землю вросли. Вот, оказывается, как бывает, если ты
уехал одиннадцатилетним, а вернулся, когда тебе шестнадцать-семнадцатый.
Вечность прошла!»

«Мне было шестнадцать лет, когда не стало отца и мы с мамой зачем-то
вернулись в наш южный городок. Как раз только что произошла новая школьная
реформа, созданы десятилетки. С нашим переездом сел я, что называется, между
двух стульев: в городе ещё не было девятых и десятых классов. И решил я тогда,
никого толком не расспросив, готовиться в институт с помощью репетиторов. …

Оказалось, что в математике я баран, в литературе…

— Неплохо, неплохо, гм-гм, а только что это у вас, милостивый государь,
всё «Пушкин был сын… Гоголь был сын…» Словно анкету в Чека, прости, господи, на
них заводите, — с неудовольствием заметил мой репетитор.

В химии я оказался ослом, упрямо не желающим понять, что соли могут быть
кислыми. В физике хорошо показал себя — что значит радиолюбитель! — но не смог
решить ни одной задачи за незнанием математики. По истории… но тут надо
рассказать отдельно. Просто историю мы в школе не проходили, а изучали историю
классовой борьбы. …Генерал познакомил меня с теоремой Пифагора. Сделано это
было мастерски, я сразу и навсегда запомнил её.

…А вскоре мне вдруг взбрело на ум учиться игре на виолончели. Я стал
ходить к милому старичку чеху, который ещё недавно, в эпоху немого кино, играл
в маленьком оркестрике кинотеатра «Колизей». …Новое устремление овладело мной.
Я решил изучать английский. Подозреваю, что просто это было желание
самоутвердиться, что ли… Была втайне лелеемая надежда вновь испытать то
восхитительное чувство, которое пережил я еще в пятом классе, за короткий срок
догнав и перегнав одноклассников в английском языке… Довольно скоро я усвоил
строй английской речи — это главное, а вызубрить слова можно в любом
количестве. Особенно легко это даётся в детстве и в юности».

Здесь
Владимир окончил девять классов средней школы и курсы подготовки в вуз. Маму
оформили на работу завскладом боржоми. «Но работу выполнял я, а это,
впрочем, уже никого не касалось, тем более что высшее начальство и бухгалтерия
находились далеко в Тбилиси. Жить стало чуточку легче, и мысль о том, что я
получаю зарплату, согревала меня. А времени работа занимала немного и состояла
лишь в том, что один-два раза в месяц я получал один-два вагона ящиков с
боржоми и распределял их по аптекам Кавказских Минеральных вод. Был я в моем
складе и за грузчика, и за счетовода, и за кассира, и за заведующего. Поэтому,
наверное, и дело было поставлено у меня преотлично».

В1935
году Владимир поступил в Пятигорский медицинский институт, вскоре перевёлся в
Иваново, где проучился три года. Учебу совмещал с работой: был электриком и
заведующим радиоузлом в общежитии. «Для начала скажу, что я никогда не был
доктором. Я, правда, хотел им быть, даже в медицинский институт поступил и даже
учился в нем… целый год. В моё время поступить в институт было делом не очень
сложным. Особенно в медицинский или педагогический. В те времена все хотели
быть полярниками, лётчиками, инженерами, мореходами, командирами, а врачами и
учителями желающих стать было немного. А я давно уже хотел стать врачом,
исцелять страждущих радиоволнами и электричеством, жаждал открыть неизвестную
человечеству биоэнергию, заставляющую, как я полагал, биться человеческое
сердце. И еще мне хотелось «уничтожить боль», изобрести этакую какую-нибудь
электроанестезию… Я и о многом другом в этом роде мечтал, еще когда учился в
школе и безоглядно увлекался радиолюбительством.

Лет девяти-десяти я однажды с приятелями залез на крышу невысокого
сарайчика в соседнем дворе, куда какая-то старушка загоняла по вечерам своих
коз. Что нам надо было там, на крыше, кто его знает. Шалили от безделья. И
доигрались. Я провалился сквозь эту крышу, полетел вниз и сидя ударился о
кирпичный пол. Посадка произошла настолько жёсткая, что не быть бы мне живу, да
спас меня широкий кожаный пояс с пряжкой флотского образца. От боли в животе и
спине я пришёл в себя не сразу. Помню, вокруг темно, сверху надо мной большая
голубая дыра, чья-то голова заслонила её… Ребята, слышу, отворяют сарайчик,
вбегают. Помогли мне выбраться на залитый солнцем двор, позвали взрослых,
кто-то из них отнёс меня домой.

По-настоящему я оценил случившееся уже студентом. Вдруг стало невозможно
сидеть подолгу: начинала нестерпимо болеть спина.

В больнице спросили:

— Падали?

— Да, — говорю, — было, давно.

Сделали рентгеновский снимок, посовещались и говорят мне:

— У вас туберкулёзный спондилит, коллега. Однако не падайте духом,
ученье только пока прекратите.

Живу сначала в общежитии на радиоузле, потом ночую в общежитиях
текстильного и сельскохозяйственного институтов, в котельных и, наконец, снял
угол в подвале со множеством жильцов, но с одним условием — только спать. Читальни
были единственным прибежищем на день, если не считать мест, где удавалось найти
случайный заработок. Домой пишу редко — и всё горькое вранье. А когда наступили
каникулы, поехал домой. Кончились каникулы и, так и не решившись сказать маме
правду, я снова еду… Была у моей мамы заветная мечта увидеть меня доктором,
человеком в белом халате, с верным заработком, всеми уважаемым. В её время
счастье таким и виделось и доступно было не всем. Привыкла она к своей мечте, и
разрушить её я не смел…» («Как я был доктором»).

В 1938
г. институт пришлось бросить и вернуться в Пятигорск. Там Воробьёв устроился
работать на туляремийную станцию.

Началась
Великая Отечественная война. «В этот день я сидел в Цветнике — нашем
маленьком, но и в дальних краях известном курортном парке. Белые скамьи ещё не
нагрелись, в тени тутовых деревьев ещё пряталась прохлада. Всегда в это время
здесь играл симфонический оркестр. Я особенно дорожу теми из вещей, какие мне
понятны. Их немного, а сегодня, сейчас исполняется одна из любимейших — «Шёлковая
лестница» Россини. Нас, молодых людей, в парке много с самого утра. Отпускники,
военнослужащие, студенты на каникулах, местные ребята и девушки… Но вот что-то
произошло с оркестром. Он смолк. Встают музыканты, складывают инструменты,
уходят, кто торопясь, кто топчется; падают с пюпитров нотные листы. Только знакомый,
с нашего двора, виолончелист в тюбетейке сидит не шевелясь, опустив руку со
смычком до полу. В публике тоже движение: встают, что-то тихо говорят,
пробираются меж скамей, уходят. Я ничего не понимаю, верчу головой, собираюсь
спросить… Подошёл молодой армянин, ровным голосом сказал:

— Немцы Киев бомбуют.

«Вон оно что! — думаю. — Ну, если бомбуют…»

На скамьях уже никого, по главной аллее негустой молчаливой толпой, не
шаркая, вытекает из Цветника публика. Казалось бы, быть разговору,
восклицаниям, гневу! Ан нет, все молчат. Гнев и горе будут потом. Много гнева и
много горя…»

В 1943
году Владимир ушёл на фронт. «Я стою на плацу возле военкомата, в строю
таких же, как я, одетых в гражданскую одежду, а вернее, кто во что и как
попало. Всё равно скоро оденемся в казённое, военное. К моему удивлению, мама
вдруг согласилась с моим решением пойти добровольцем на фронт. Главным доводом
было слово «неудобно». В самом деле, в такое время мы с братом дома, возле неё…
Ну, старший брат хромой и у него двое ребятишек. А я? Снят с воинского учета?
Ну и что? Здоровье не хуже, не лучше. Я свободно передвигаюсь, работаю. Даже за
перепелами хожу. Так в чём дело? Не надо только ничего здесь говорить
медкомиссии. Примерно так вслух рассудил я».

Стал рядовым
солдатом-артиллеристом. «А вообще-то у меня одна забота — дразнить фашистов,
выводить из себя. Ни спокойно поесть им, ни спокойно поспать. Боеприпасы не
подтащить без страха, пополнению ночью не подойти без опаски. Но, главное,
заставлять их нервничать и стрелять. Для того и поставлена моя пушечка здесь,
на открытом месте, для вящего соблазна… И они нервничают, и стреляют всей
батареей, стремясь смешать её с землей. А наши корректировщики только и ждут:
сидят на деревьях с биноклями, засекут вспышки огня немецких орудий, и…
заговорят тогда наши батареи в ответ — не возрадуешься.

А иногда мы с ней и в больших стрельбах участвовали. Первый раз, помню,
это было, когда я только что явился сюда. Ко мне вдруг подбежало человек пять
сразу и давай распоряжаться. Подтащили поближе мои ящики со снарядами, открыли,
помогли протереть снаряды тряпками с маслом. Мне было приказано подавать. Вокруг
меня сейчас кипит адова работа. Рёвом ревёт пушка, изрыгая пламя. Сплошной
лентой из рук в руки текут снаряды к орудийному затвору. Молниеносно, как
фокусник, мановением ладони заряжающий толкает и толкает их в казённик. Я,
оглушённый, потный, счастливый, весь перепачканный копотью, бесом верчусь,
отгребаю из-под ног солдат горы стреляных гильз, подаю и подаю снаряды.

…Теперь я не принимаю участия в больших стрельбах, только день и ночь,
день и ночь извожу врага методическим огнем. И ведь что-то, наверное, иногда,
пусть нечаянно, удавалось мне и ещё! Ведь недаром фашисты однажды ещё и самолет
прислали, чтобы стереть с лица земли бессмертную пушчонку. «Юнкерс» неслышно, с
выключенными моторами, низко летел, оставляя за собой ветряной шелест с
посвистом, стелил по земле серую тень летящего креста, потом вдруг возник над
орудием, сбросил тяжёлую бомбу, рубанул из всех пулеметов, взрычал и взмыл,
растворясь в синеве.

А как-то прямо средь бела дня приехали и развернулись рядом никогда ещё
мной не виданные «катюши». Вот сняты чехлы, и на платформах грузовиков
оказались… короткие рельсы какие-то, штук по семь в ряду, на них двухметровые стального
цвета «сигары»… Бесшумно, или мне так показалось, «сигары» одна за другой
слетели с рельс и устремились, исчезая из глаз… И вздрогнула земля. Я выбежал
перед своей пушкой, приседая, хлопая ладонями о колени в восторге, неистово
радуясь неслыханной мощи. Если тут, под моими ногами, трясётся земля, что
делается сейчас там, у них! Отстрелялись «катюши», подняли клубы пыли до самого
неба, развернулись и уехали. А я представил себе, что сейчас, сию минуту, будет
твориться здесь. И не ошибся… И опять уцелел».

Из
воспоминаний дочерей писателя: «Он пошёл на фронт добровольцем, в корсете,
скрыв диагноз — компрессионный перелом позвоночника… На фронте применил свои
знания радиолюбителя, придумывал дистанционные автоматические устройства,
позволяющие из укрытия управлять орудиями, вызывающими огонь на себя. Эти
устройства стали очень популярны на передовых, что многим и многим спасло
жизнь.» В 1943 году получил ранение и контузию и был демобилизован. За
мужество, проявленное в боях, был награждён орденами Красной Звезды и
Отечественной войны II степени, а также шестью медалями. Многие военные
воспоминания будут затем отражены в его рассказах: «Произведи себя в майоры»,
«Костёр на рояле», «Мой напарник», «Пароль», «Такое кино…», «Цветы далёкой
печали».

После
демобилизации вернулся в Пятигорск, работал лаборантом на Пятигорской
туляремийной станции («У наганов жёсткие стволы»). «Мы в нашей туляремийной
лаборатории знали: туляремия, как и чума, страшно сказать, на вооружении
иностранных армий… Нескончаемой чередой шли дни, до предела загруженные
работой. Я, человек холостой, всё время в командировках. Всё реже и реже я
закрываю за собой тяжёлую бронированную дверь с изображением черепа и костей,
ведущую в заразное отделение. Там я только-только научился с грехом пополам
работать — приготовлять растворы с включениями, подозрительными на чуму,
желтуху, туляремию. Научился делать инъекции подопытным животным, наблюдать за
ними, извлекать органы для бактериологических исследований. Всё это проделываю,
облачившись в резину, халаты, очки, перчатки, в марлевой повязке и резиновых
сапогах. Теперь моя лаборатория в небольшом чемодане, с ним я и таскаюсь по
нашему обширному степному краю. …У меня пропасть было работы в полях и на
элеваторах. Обычно я приезжал в какой-нибудь городишко или станицу по сигналу
санитарной службы о том, что обнаружено огромное количество полёвок,
невероятное их скопление на складах и элеваторах, или среди местного населения
чуть не все заболели малярией, которой уж давно тут не было и в помине. А надо
сказать, симптомы обеих болезней — малярии и туляремии — схожи, и надо
немедленно для проверки ставить больным внутрикожные пробы.

Но каким подозрительным типом казался я в станицах и степных городках!
Вот иду. Навстречу две школьницы с косичками. Посмотрели на меня, переглянулись
и, как только очутились у меня за спиной, припустили бегом. Я догадываюсь об
этом по козьему удаляющемуся топотку и знаю, что минут через пять за моей
спиной услышу тяжёлое топанье нескольких пар ног. Я привычно воспринимаю окрик:
«Стой!» — и, не оглядываясь, добавляю: «…А то стрелять буду». В ответ слышу
неласковое: «Не шуткуй!» Меня приведут в станичный Совет или милицию — куда
ближе. Проверят документы, содержимое чемоданчика и отпустят. И у крыльца я
непременно увижу знакомые косички, на мордашках — разочарование.

А то случалось так. Найду «объект» — стог соломы в степи, вокруг
которого вся земля изрыта норами, ступить негде, и трупов полёвок
видимо-невидимо. Решаю взять здесь материал. Открываю свой чемодан, достаю
снаряжение — два белых халата, резиновый фартук, маску, очки, перчатки.
Облачаюсь. Достаю склянки, банки, штатив с пробирками, пинцет, ланцет. Извлекаю
из трупика полевки селезёнку. Из одной, из другой, из десятой. Ставлю пробирки
в штатив и тут замечаю: в сторонке женщина с вилами наперевес. Оглядываюсь и
вижу: ко мне приближаются лёгкой иноходью двое крепких мужичков. А из-за стога
выглядывает военный инвалид с костыликом и верёвками. Окружили. Нос и рот у
меня закрыты марлевой повязкой в несколько слоёв, я могу только мычать. На
глазах огромные очки-консервы, и я отлично понимаю, что в своём странном и
страшноватом наряде я кажусь им очень опасным. «Одно моё угрожающее, как им
покажется, движение — и вон тот, решительный, метнёт в меня вилы, — думаю я. —
А вон та тётка со страху ткнёт меня своими». Но всё это уже не первый раз, и я
знаю, как надо поступить. Согласно кивнув, я укладываю чемоданчик, снимаю
фартук и халаты, а когда можно откинуть марлевую повязку, облегчённо вздыхаю,
блаженно улыбаюсь и даю себя отвести «куда следует». В тот же день молва о
пойманном диверсанте разносится по краю и далеко за его пределы. Со всеми
подробностями я слушал эти истории в вагоне, возвращаясь домой. В одном
варианте диверсантов было четверо, а в другом один, но закованный в железную
маску, чтоб сразу не распознали. Парашюты присутствовали во всех вариантах без
исключения.

А работа все усложнялась и её становилось всё больше. Эпидемия туляремии
могла вспыхнуть в любом уголке страны, куда её легко могли завезти с заражённым
зерном из нашего хлебного края. Иногда мы не успевали перехватить и проверить
подозрительное на туляремию зерно на складах и элеваторах — тогда приходилось
задерживать гружёные эшелоны на станциях».

В
1945-1947 годах Воробьёв пытался учиться в Пятигорском педагогическом институте
на факультете иностранных языков, но не окончил (сказались последствия
контузии). «Весь на тормозах, теперь, бывает, долго не могу начать фразу —
мнусь, пожимаю плечами, хмурю лоб для вида, будто думаю. Сначала переволнуюсь,
а уж потом. Вот со второго курса педагогического пришлось уйти. Напишу на
доске, отвернусь — забыл. Вызубрю, вызубрю, глазами похлопаю и… забыл. Забыл.
Забыл. Забыл! «А зачёты как у меня принимали!» — с тоской и стыдом вспоминаю я.
Преподаватели нарочно выходили, будто обеспокоенные каким-то неотложным делом,
чтобы я без помехи пользовался шпаргалками. Милые русские интеллигенты… А
девчонки! Девчонки мои! Шпаргалок во все карманы, и за воротник, и за пазуху
мне напрячут, натолкают, на пальцах моим химическим карандашом напишут, потом
за дверью стоят переживают. А то ещё дверь чуть-чуть приоткроют и сердито
шипят, округлив глазищи: «Шпаргаль, ш-шпаргаль, не тушуйся! Ш-шпаргаль, тебе
говорят!» Ах, да не мог я этого делать. Не мог».

Пришлось
работать в курортном парке ночным сторожем. «Я, сторож в курортном парке,
только что сменился и стою в очереди за хлебом. На мне выданные в артели
инвалидов, видавшие виды, разбуханные солдатские ботинки, ветхая, как саван из
старой могилы, паутинного цвета шинель, довоенная кепчонка и, студенческих довоенных
счастливых лет, хлопчатобумажные, пустоватые брючишки, насквозь продутые ветром.
Нас, сторожей, превеликое множество теперь. Караулим магазины и магазинчики,
ларьки, чаще всего пустые, склады и складики, парки и скверики, с фонтанами и
без. Возле каждого учрежденьица дежурим, храним… Возможно, и не надо бы всё в
городе караулить, может, просто великодушный и мудрый народ наш, не думая,
придумал эту работёнку, предлог законно платить нам зарплату, хоть маленькую…
А главное — занятость. Ведь без неё, без занятости, без своего, как теперь
смешно говорят, коллектива, была бы нам совсем труба».

В эти
годы Владимир Воробьев работал электриком, трафаретчиком на фабрике, внештатным
корреспондентом Пятигорской радиоредакции, и пробовал свои силы в литературе,
создавая очерки для радио и пытаясь писать рассказы. «Я с детства знал, что
буду сочинителем. И… не хотел этого. Мой, незабвенной памяти, добрый и умный
папа писал, как говорится, для себя, а я мальчишкой жестоко страдал, жалея его,
когда он читал стихи нашим знакомым. Слушали снисходительно: «Не Пушкин…»
Однажды, в сорок шестом (я был тогда сторожем в Пятигорском курортном парке), в
какую-то уж очень глухую тоскливую ночь меня осенило: «Работать надо, работать,
а не скамьи караулить. Их и так никто не утащит!» Но что может делать бывший
студент? Доучиваться пробовал. Всё бесполезно. Контузия—штука коварная… Я
вскочил со скамьи, на которой валялся с полуночи, и пьяно зашагал к бювету
источника. Какое-то озорное бесстрашие холодком возникло во мне: «А вот возьму
и…» Знаете, как это бывает? Вошел в бювет, включил тусклый казённый свет. Нежно
и робко, как в детском горлышке, журчала и булькала, источаясь в раковину,
струйка целебной водицы. На шатком белом столике с подносом для стаканов
нашлись газеты, в ящике— канцелярские кнопки, которых тут сроду не было. И
чернильница, полная свежих чернил, и ручка! И амбарная книга с шершавой, как
неструганая доска, бумагой, разграфлённой на «уход-приход», и почему-то —
«цена». Здесь мы, сторожа, расписывались, принимая дежурство. Прежде всего я
закрыл газетами большое окно, всё из стеклянных ромбиков. Опасно быть освещённым
в ночи… На чистой странице вывел название. И стал писать о том, о чём знал
всего менее. А между тем на душе становилось теплее. Ощущение отчаянного риска,
волнение передались моей героине — молоденькой учительнице, впервые пришедшей в
класс. Рассказ «Первый урок» был напечатан в Перми, куда я вскоре переехал».

В 1949
году Воробьёв переехал в город Молотов (Пермь). Устроился рабочим в лабораторию
стройматериалов на строительстве Камской ГЭС. С 1951 года преподает английский
язык в школе. «Вскоре после войны я преподавал в мужской школе английский.
Вызовешь, бывало, ученика к столу и велишь отвечать урок — пересказать
что-нибудь по-английски. Мальчишка старательно двигает челюстями. На плохо
умытой физиономии умом и смелостью светятся мальчишечьи глаза. Ребята очень
любили нас, донашивающих армейскую форму. Однако не щадили и прозвища нам
давали странные какие-то: «Тигра», «Жмот», «Ржавый»… Меня прозвали «Манки» —
обезьяна, по-английски. А я прозвал их всех ирокезами. За воинственность и
коварство.

И вот отвечает ирокез урок, но говорит тихо. Я требую, чтобы говорил
громче. Челюсти у мальчишки двигаются энергичнее, глаза смотрят преданно.
Видно, что ученик урок знает. Но я не слышу и начинаю злиться. Приказываю
повторить всё сначала, произносить фразы громко. А ирокез, как нарочно, жуёт
английские слова совсем уж втихомолку. Я чувствую, что багровею, требую снова
всё повторить, да чтобы громко. Громко! Но тот отвечает ещё тише. Хотя
почему-то жилы у него на тоненькой шее вздулись от натуги. Я вращаю глазами и
собираюсь влепить мальчишке за озорство двойку, но тут замечаю, что у моих
ирокезов отверсты рты. Они будто что-то кричат. До меня, словно издалека,
доносится: — Владимир Ива-анови-ич! Он уже орёт! Куда громче?! — На лицах ребят
весёлое недоумение. И я спохватываюсь: опять навалилась глухота. Контузия… А
между тем надо выкручиваться. Попробуй позволь ученикам мужской школы
догадаться о таком твоём качестве. Представляете, что на уроках будет? Бедлам!
Вот что будет. Ну, я ставлю пятёрку, велю ученику садиться на место. И поясняю:
Англия-де, в конечном итоге, остров. Из-за постоянного грохота морского прибоя
англичанам приходится прямо-таки кричать друг другу. К тому же Англия,
естественно, страна моряков. А на кораблях, известное дело, команды отдаются не
шёпотом, а во всю глотку. Так что в среднем все англичане говорят очень громко».

В это
же время Владимир пробовал поступить на юридический факультет Пермского
университета. Эта была его последняя попытка доучиться. Уволившись из школы, он
нашёл себе новую работу. Окончив в Москве курсы механиков холодильных
установок, проработал по этой специальности с 1952 по 1955 год в магазине № 8
«Гастроном». Работая механиком, проявил изобретательский талант, внеся
несколько рационализаторских предложений: электросигнал на прекращение подачи
воды в конденсатор холодильной машины, весы для автоматической расфасовки
сыпучих товаров и др. Как он сам писал в своей автобиографии, эта работа
позволяла «больше времени уделять литературным занятиям». В 1955-1957 гг.
работал инспектором и методистом в областном управлении культуры и областном
комитете профсоюза работников лесной и бумажной промышленности, инструктором в
Доме народного творчества.

Параллельно
с этим Владимир работал внештатным корреспондентом Пермского областного радио и
газеты «Звезда» и. писал небольшие рассказы о своём детстве и военных годах. И
в этой газете «Звезда» в 1949 году был опубликован первый рассказ Владимира
Ивановича «Первый урок» о нелегкой работе учителя. Через шесть лет, в 1955 был издан
первый сборник его рассказов «Честное пионерское». И с 1957 года он полностью
посвятил себя литературному труду. Сначала писал небольшие рассказы и очерки,
пьесы и сценарии. В 1957-1958 гг. в Пермском книжном издательстве выходят его
сказка «Похождения Деда Мороза» и сборник рассказов «Большой крючок», а на
Свердловской киностудии по его сценарию снимают документальный фильм «Новая
Кама». В 1963 году он был принят в Союз писателей СССР.

Владимир
Иванович в одном из интервью газете «Молодая гвардия» говорил: «В душе я
всегда был немного мальчишкой. Мне очень нравилось быть мальчишкой, у меня было
счастливое пионерское детство, и, может быть, поэтому меня всегда так манит
вернуться туда…» Герои его рассказов — пионеры послевоенных лет, умные, самостоятельные,
умелые. Даже неуспевающий ученик мог электрифицировать географическую карту и
озвучить её, чтобы при хорошем ответе ученика карта говорила: «Правильно!»
(«Как заговорила карта»). В пионерских отрядах и звеньях кипела жизнь. Вот об
этой активной интересной пионерской жизни и писал Владимир Воробьев в своих
рассказах. Мальчишки занимались в политехническом кружке, собирали радиоприёмники,
показывали со сцены фокусы, основанные на знании физики («Мы — факиры»). Для
малышей пионеры строили безопасную ледяную горку («Новая трасса»), чинили
игрушки («Новенькая»). Владимира Ивановича привлекали прямые и честные, деятельные
и активные характеры. Поэтому его рассказы побуждают задуматься о благородстве,
доброте и предательстве («Ссора»), о беде, которую несут эгоизм и
избалованность («Мама»). А ещё вызывают улыбку комическими положениями, в
которых из-за собственных промахов оказываются порой его герои («Честное пионерское»).
Светлые и умные книжки Владимира Ивановича учат честности и справедливости,
трудолюбию и отваге, доброте ума и сердца.

Главный
герой Воробьёва, с которым он по праву занял место в золотом фонде
отечественной детской литературы, впервые шагнул к читателям в 1960 году со
страниц книжки, выпущенной Пермским книжным издательством. Капризка — неопрятно
одетый маленький человечек, явившийся неведомо откуда, начал учить детей не
слушаться родителей, капризничать, плохо себя вести. 

В 1968 году вышло второе,
доработанное издание «Капризка — вождь ничевоков». «Слово «каприз» означает
игру, шалость. У каждого человека есть так называемая вторая натура, этакий «бесёнок»,
который иной раз подзуживает, подговаривает на поступки, которым потом сам не
рад. Капризка — олицетворение этой второй натуры», — так рассказал о своём
герое автор. Раньше в рассказе Воробьёва «Одевайка-Раздевайка и мальчик Павлик»
речь шла о Павлике, который не слушался бабушку, но потом его перевоспитал
маленький человечек с забавным именем. Сложно установить, кто появился раньше:
Капризка или Одевайка-Раздевайка, но почитатели творчества Воробьёва считают,
что Одевайка-Раздевайка и стал прототипом вождя ничевоков. Правда, он в корне
изменил своё поведение, однако это не помешало ему снискать любовь малышей и
перевоспитать не только Павлика, но и несколько поколений читателей.

История
о Павлике и вредном Капризке погружает детей в мир приключений со множеством
необычных событий и персонажей, словно увиденный детскими глазами. В первой
части в городе Простореченске появляется странное лохматое неумытое существо —
Капризка. Во второй Капризка прилетает из Москвы на самолёте. Первая часть более
воздушна; там появляется Кот в сапогах. Вторая более масштабна — тут и потоп, и
спасение людей на лодках, катерах, пароходах и вертолётах. Капризка не просто
обманывает детей, он ещё и колдует. У него есть ужасный знак — буква К вверх
ногами. Когда рядом нарисована эта буква, то даже самые стойкие дети не могут
устоять перед чарами злодея.

Всё
случившееся с героями книги сначала кажется смешным и увлекательным, а потом
по-настоящему тревожит: как страшно в Стране ничевоков, живущих по принципу:
«Хочу, не хочу — делаю, что хочу! Хочу — учусь, не хочу — верчусь! Хочу, не
хочу — пишу, как хочу!». Капризные ребята превращаются в ничевоков — взрослых
бездельников и неучей, которые ничего не умеют и не хотят делать, ничего не
знают и не хотят знать, боятся докторского шприца и целиком находятся во власти
хитрого и жестокого Капризки. Ничевоки — те, кто навсегда остался такими, кто
двадцать лет сидел в третьем классе, кому уже 30 лет, но родители, как и
раньше, потакают им во всём. Жителям города удалось перевоспитать этих существ,
но с большим трудом. Автор рассказывает, как родители дают своим навсегда не
выросшим ничевокам деньги на пиво (как и в наши дни). Актуально? А сколько ничевоков
встречается в наше время?

В книге
затронуты многие темы, тут и сохранение природы (учредили Праздник Всего
Живого), и воспитание, и вежливость, и многое другое. В Простореченске был
чудесный обычай: здесь младенцев сначала учили говорить ПОЖАЛУЙСТА, а потом уже
всем остальным словам. Слово ИЗВИНИТЕ простореченцы приберегали к самому концу
жизни. Умирая, человек говорил ИЗВИНИТЕ, и ему тут же всё прощалось. «Капризка»
до сих пор одна из самых читаемых книг. Причём, не только среди малышей, но и
среди взрослых, которые считают своим долгом прочесть её подрастающему
поколению. Многие в детстве, читая эту сказку, не раз задумывались о том, как
хорошо слушаться родителей и не готовить французский суп Бурдэ с сапожным кремом.
Это не просто сказка, а педагогическое пособие! Владимир Иванович Воробьёв
очень любил своих читателей и мечтал о том, чтобы среди них было как можно
меньше капризок и ничевоков. Он точно знал, откуда они берутся.

Из
воспоминаний об отце Анны Владимировны и Надежды Владимировны: «Капризка —
живой и непосредственный, как все дети, но всё-таки отрицательный герой, его
все гонят прочь. «Хочу, не хочу — делаю, что хочу» — ёмкая формулировка. Так в
чём всё-таки секрет, почему мы так зачитывались Капризкой? Каждый ребенок
проходит этот сложный период самоутверждения и отрицания всего на свете.
Капризка — герой с огромным отрицательным обаянием, что всегда импонирует
детям, ведь это начисто исключает назидательный тон в общении. А они очень
чутки к фальши и к поучениям. А шалости и дерзости Капризки позволяют ребенку,
как в ролевой игре, прожить своё «Я» озорника, свой потенциал самостоятельной
детской личности, — и при этом, (это очень важно!), оставаться любимым. Это
гениальная находка и бессмертный герой, он сродни Винни-Пуху и Карлсону.

…«Капризка» — одно из самых захватывающих детских произведений, по
умению «держать» детское внимание, способности стимулировать к перечитыванию
раз за разом… Вот, как мы выбираем книгу, купить или не купить? Мы открываем её
на первых страницах: «Павлик проснулся и сразу увидел маленького человечка.
Ростом с кошку. Он сидел на спинке Павликовой кровати и болтал ножками. …— Какой
ты смешной! Ты кто?» Интрига… В этом отец был мастером. Читать Капризку ребёнку
на ночь — пустое дело — не уснёт. Конец одной главы обещает завязку новой
истории, а там ещё… Капризка, действительно, персонаж, которого отец
представлял в постоянном движении, и вокруг него всё должно было тоже
двигаться. Он, конечно, из другого измерения, в отличие от Павлика. Но Павлик
готов к встрече с Капризкой — трогательный, послушный домашний ребёнок, в
глазах которого плещется отчаянный интерес к жизни. Он просто не может пройти
мимо. Можно провести параллель: Капризка и Павлик, Малыш и Карлсон, Чебурашка и
Шапокляк.

Но дело ещё и в плотности текста, над которым отец тщательно работал. Ни
одного лишнего слова, не несущего нагрузку, никакой банальности, никаких
расхожих фраз. И, конечно, — в незаурядной личности отца. Когда открываешь
книгу, слышишь отцовские интонации, так живо, темпераментно построены
разговорные фразы. Он и сам был человеком темпераментным, эмоциональным, очень
остро чувствующим.

…Как же сам отец оценивал «Капризку»? Самые главные слова о «Капризке»
отец сказал много лет спустя: «А ты знаешь… Мне кажется, это — настоящее…» Не
каждому писателю, вообще, удается создать ОБРАЗ, а Капризка, как показало
время, не просто литературный персонаж, а художественный образ, который стал
настоящей маркой писателя, да и детской литературы нашего края».

Воробьёв
работал над продолжением полюбившейся сказки. В рукописях писателя сохранились
наброски новой книги «Десять лет спустя». Оказывается, Милиционер стал
генералом Милиции, Павлик и Наташа окончили школу, Павлик поступил учиться в
университет. Старый Артист и Бимбо умерли в один день, и в доме Старого Артиста
поселился Молодой Артист. Бабушка Павлика жива, стала моложе, веселее, только
меньше ростом.

Поучительная
повесть-сказка «Капризка» выдержала не одно издание, была переведена на четыре
иностранных языка, печаталась за рубежом, в ГДР и Чехословакии. Спектакль для
малышей о Капризке вошел в репертуар Пермского театра кукол и стал одним из
лучших спектаклей того времени. Сюжет сказки настолько понравился пермскому режиссёру
Леониду Кощенникову, что он решил создать по мотивам «Капризки» мультфильм. В
1983 году на телеэкраны вышел одноимённый кукольный мультфильм производства
студии «Пермтелефильм». 

О съёмках нового 14-серийного мультипликационного
сериала по «Капризке» в технике пластилиновой анимации объявила студия Павла Лунгина. В
2018 году «Пермкино» и киностудия «Мастерская Павла Лунгина» выпустили пилотную
серию мультфильма «Капризка» (режиссёр С. Меринов, известный российский
аниматор, ученик А. Татарского), премьера нового мультфильма планировалась на
2020 год. 

«Капризка возвращается,
— считает дочь писателя Анна Владимировна. — Возрастает интерес читателей к
нему, повесть печатают в Москве и не только, нам и из Германии звонят. Это
свидетельство, что отец создал нечто настоящее, уловил и отразил одно из
внутренних «Я» ребенка. То есть, образ Капризки, видимо, оказался вечным…»

Кроме
«Капризки», у Воробьёва вышли сборники детских рассказов и сказок «Это уже твёрдо»
(1961), «Что приснилось медведю» (1962), «Звено принимает решение» (1963),
«Свои ноги убежали» (1963), «Как непоседа себе дело искал» (1964), «О том, как
кот Васька в третий класс перешёл» (1965), Сказки» (1966). В 1966 году вышел
мультфильм «Как Лежебока Неохоткин работягой стал». А в 1969 году — «Как кот
Васька в третий класс перешёл». Вошли в мир детства, став нарицательными,
образы «ничевоков», Стёпы-Недотепы, Лежебоки Неохоткина. В каждой, даже
небольшой сказке Владимир Иванович описывал целую историю, которую обязательно
заканчивал наставлением для юных читателей. В основном героями сказок Воробьёва
были дети, попадающие в сказочные ситуации, которые дают им знания о жизни, о взаимоотношениях
между людьми, окружающих предметах, живых существах. Через характерные для фольклорной сказки образы медведя, лисы, зайца в сказках В.И. Воробьева о животных («Самого сильного в траве не видать», «Кто зимы не видывал») раскрываются отрицательные черты человека: хвастовство, трусость, коварство.

Показывая
сатирические образы в сказках, Воробьёв старался отразить не только суть
осуждаемых явлений, но и причины, порождающие их, всё отталкивающее, что
связано с детской ленью, капризами, нежеланием серьёзно трудиться. Ненавязчиво,
в легкой форме, без морализации и назидательности сказки Воробьева воспитывают
у детей понимание того, что хорошо и что плохо, какого человека можно уважать,
а какого нет.

Многое
в сказках Воробьёва идет от детской игры. Поэтому самые немыслимые ситуации, в
сочетании с психологически точно переданными переживаниями, конкретными
деталями, выглядят убедительно. Сатира сочетается с мягким юмором и
лиричностью. Повседневное оборачивается неожиданной стороной, возникает
ощущение волшебного в самом обычном и незаметное смещение реальности и фантастики.
В сказках Воробьёва всегда есть глубокий смысл и неоднозначность. За
занимательностью — серьёзные раздумья писателя о сложности взаимоотношений
людей, о человечности и чуткости. Автор помогает увидеть и понять то главное,
что скрыто от поверхностного взгляда. Спокойный тон много видевшего, любящего
природу рассказчика вызывает доверие, и проникаешься сочувствием к героям,
которым симпатизирует сам писатель…

В
творческой копилке Владимира Воробьёва не только детские рассказы и сказки о
Капризке, Вите Завидкине, Павлике, но и сказки по народным мотивам. В них автор
рассказывает о героях, которые когда-то жили на Урале. Они пришли из сказок, но
полюбились читателям своими стремлениями, поступками, отношением к жизни.
По-новому раскрылись характеры традиционных персонажей. Привлекательны образы
уральских умельцев Ивана Смышлёна и Ивана Лёгкая рука. Это не только
великолепные мастера, но и люди большого сердца, знающие радость творчества. Создавая
сказки по мотивам русского фольклора или сочиняя свои, Воробьёв умело
использовал народно-поэтические образы, органично вплетая их в свои
произведения. В 1970 году вышел сборник сказок «Солнцева сестра», в 1973 —
«Сказки по мотивам русского фольклора». Эти книги нашли широкий отклик у детей,
со всех концов страны в Пермское издательство шли письма от читателей с отзывами
и просьбами выслать книги писателя. 

Книги Воробьёва неоднократно издавались в
Москве, Свердловске, Перми. В 1965 году тираж его книг превысил 1,5 миллиона, в
1976 — 2,5 миллиона. О популярности книг Воробьёва свидетельствуют
многочисленные письма, присланные детьми из разных уголков бывшего СССР,
рисунки, подаренные писателю детьми детских садов и школ Перми и Пермской
области, где писатель часто проводил творческие вечера.

В
последующие годы писатель посвятил своё творчество воспоминаниям о детстве,
войне, послевоенных годах. «Тогда, — говорит автор, имея в виду детство,
— я, конечно, об этом не думал и удивляться всему стал только теперь». Детские
годы, первое знакомство с радио, весёлые прогулки на природе, учёба в
медицинском институте и военные годы – обо всём этом он рассказывает честно и
искренне. В 1977 году издан сборник рассказов «На одном коньке», в 1985 –
сборник рассказов для детей и взрослых «Я не придумал ничего». В 1989 году выходит
сборник автобиографических рассказов «Такое кино», который по мнению пермского писателя
В. Богомолова занимает особое место в творчестве Воробьёва. В нём собраны
небольшие пронзительные рассказы о детстве; написанные зрелым и мудрым
мастером, который не просто вспомнил своё детство, а показал эпизоды
становления души ребёнка.

Последние
прижизненные книжки «Я не придумал ничего», «Такое кино…» считаются детскими и
состоят из коротких рассказов, в которых главный персонаж — ребёнок, но их
философский пафос делает книги значимыми прежде всего не для детей, а для их
родителей. Рассказы эти адресованы скорее взрослым, чтобы знали, как нужно
относиться к человеку в детские годы, как понять ребёнка, как сложна и легко
уязвима личность в любой момент её становления. Написаны непридуманные рассказы
лаконичным языком, с удивительным чувством слова, ёмким и точным его
употреблением. В обращении к читателю, опубликованном в сборнике «Я не придумал
ничего», автор пишет: «Огромна людская память! Она вмещает в себя всё:
знания, образы людей и животных, звуки, цифры, краски… А есть ещё у человека
память сердца. Люди, обладающие ею, не забывают, что они чувствовали когда-то,
может быть, очень давно — обиду, восторг, благодарность, любовь, радость, горе,
стыд… И многое другое, даже малейшие оттенки подчас сложных, смутных, смешанных
чувств. Тот, у кого есть сердце, помнит, всегда способен понять других и, если
надо, вовремя придёт на помощь». Спустя десятилетия это обращение к
читателю не утратило своей актуальности, к нему стоит прислушаться не только
детям, но и взрослым.

Из
воспоминаний дочерей писателя Анны Воробьевой и Надежды Барклянской: «Отец
был неравнодушным человеком. «Человеку можно простить очень многое, пожалуй,
даже всё — жизнь — очень сложная штука. Не могу простить только одного —
равнодушия. Это, когда «в глазах — синё» — такие у него были ничевоки».

«Писал
ли отец только в жанре детской литературы? Да он бы не смог удержаться! Его
интерес к творчеству был таким же разносторонним. Это и сказки, самые разные,
от переложения русских народных сказок, сборник «Солнцева сестра», до почти
киплинговских «Свои ноги убежали», это и забавные рассказы для детей, «Как кот
Васька в третий класс перешёл», и рассказы для взрослых — тонкие и трогательные
зарисовки — сборники «На одном коньке», «Я не придумал ничего».

Особенно дороги нам его рассказы о животных, изданные в разные годы в
детском альманахе «Оляпка», которые с удовольствием читают и взрослые, потому
что они написаны с таким юмором… Если у Бианки — это наблюдения о повадках и
поведении зверей, то здесь животные — личности. «Всё бы хорошо, но был Васька
вором …», — рассказывает отец. И дальше разыгрываются настоящие трагедии,
потеря четвероногого друга и радость его обретения вновь. Ведь по отношению к
животным человек раскрывает свою сущность моментально. Настоящая литература —
это и его цикл рассказов о войне «Такое кино», где война раскрывается с новых
неожиданных ракурсов, в новых невероятных темах: об обреченной любви русской
девушки и немецкого совсем юного солдатика… Рассказы построены на пронзительных
ощущениях, любопытстве к людям, неожиданном сюжете, читаются на одном дыхании…»

Всего
Владимиром Ивановичем Воробьёвым были написаны 135 произведений для детей и
взрослых. При жизни писателя было издано 29 книг издательствами Москвы, Перми и
Екатеринбурга. Это сказки «Капризка» (1960), «Капризка — вождь ничевоков»
(1968), «Лиса и волки» (1961), «Как Дед Мороз парад принимал» (1964), «О том
как кот Васька в третий класс пошёл» (1965), рассказы «Выстрел в лесу» (1962),
«Схватка» (1963), сборники рассказов «Честное пионерское» (1955), «Большой
крючок» (1958), «Это уж твёрдо» (1961), «Звено принимает решение» (1963), «На
одном коньке» (1977), «Я не придумал ничего» (1985), «Такое кино…» (1989),
сборники сказок «Похождения Деда Мороза» (1957), «Что приснилось медведю»
(1960), «Свои ноги убежали» (1963), «Как Непоседа себе дело искал» (1964), «Кто
зимы не видал» (1965), «Солнцева сестра» (1971), «Сказки: По мотивам русского
фольклора» (1973), «Сказки» (1981). Общий тираж их перевалил за два с половиной
миллиона экземпляров.

Помимо
сказок и рассказов он писал очерки, пьесы и сценарии. Его произведения часто
звучали на областном радио. Он любил Пермскую областную детскую библиотеку,
часто приходил сюда на конференции, встречи с читателями, пообщаться с детьми, понаблюдать,
подсмотреть что-то интересное в детских характерах. 

Также в библиотеке он много
работал, просматривал, читал книги и журналы, общался с библиотекарями. Это был
внимательный, эрудированный, увлечённый человек. Портрет В.И.Воробьева работы
заслуженного художника РФ С. Р. Ковалёва украшает фойе Пермской краевой детской
библиотеки им. Л. И. Кузьмина (ранее Пермская областная детская библиотека). Из
воспоминаний дочерей писателя: «Отец был великолепным рассказчиком и
прекрасно выступал в этом жанре. Что самое важное, умел находить подход к
детям, захватывать юную аудиторию, самую сложную, наверное. Отец всегда
провоцировал детей на творчество, старался разбудить в них творческое начало.
Так рассказывал свои истории о людях, о невероятных встречах, о каких-то
котах…, что дети наперебой начинали рассказывать ему свои истории… На своих выступлениях
перед детской аудиторией он рассказывал, как он сам начал писать. А всё
началось с детских дневников, в которых он описывал, как провёл день,
зарисовывал свои впечатления. Это желание и привычка формулировать свои мысли и
ощущения, видеть истории в маленьких сюжетах и сценках, отмечать настроения
людей и состояние природы и привели его к профессии писателя. Услышать
необыкновенную тишину перед восходом солнца на утренней рыбалке, почувствовать
боль и растерянность маленького потерявшегося котёнка или пронзительно, как
фотовспышку, увидеть сюжет будущего рассказа в маленькой уличной зарисовке — всё
это может каждый, «у кого чуткое сердце». Возможно, и не выросли писатели и
художники из тех детей, которые несли отцу свои дневники и рисунки, но равнодушными
они точно уже не могли остаться, а это и была его главная задача.»

Умер
Владимир Иванович Воробьёв 23 января 1992 года в Перми в возрасте 75 лет. Могила
В.И. Воробьёва на Северном кладбище является памятником истории регионального
значения. В одном из своих рассказов Владимир Иванович писал: «Эх, если бы
дана мне была ещё одна жизнь! Я бы всю её положил на то, чтобы вновь отыскать
человеку избавляющее от страдания СЛОВО». Но не одно, а множество слов нашёл
этот замечательный, добрый и мудрый писатель для читателей своих книг. Всю свою
писательскую жизнь хотел он помочь детям не только стать счастливыми, но как
можно дольше сохранить в душе чистоту и святость. Он любил детей, хотел, чтобы
в его книгах дети нашли ответы на многочисленные вопросы, чтобы обязательно
были счастливыми, чтобы каждый нашел «своё дело». «Будь счастливым сегодня, —
говорил Владимир Иванович ребятам, — даже героем можно быть каждый день,
если ты справляешься с собой. Ведь это очень, очень нелегко… Я за активное
отношение к жизни, поэтому мне так противны эгоизм, безволие, леность,
инфантильность. И надо сказать, я страдаю, когда вижу, что дети вдруг перестают
быть самими собой и начинают подражать взрослым. Я борюсь всеми своими книжками
за то, чтобы мальчишки и девчонки были по-настоящему счастливыми, чтобы они
нашли своё главное дело».

Книги
писателя издаются и переиздаются. 1 сентября 2009 года по инициативе
губернатора все первоклассники Прикамья получили в подарок новое издание книги
«Капризка» (проект «Подарок первокласснику»). В 2010 году — «Сказки»: сборник
сказок по мотивам русского фольклора и рассказов о животных. 2011 год в
Литературном Прикамье был назван годом писателя В.И. Воробьева. В 2016 году, к
100-летию писателя, на городской Аллее Доблести и Славы в Перми появилась
памятная плита в честь детского писателя Владимира Воробьева. На гладкой
поверхности чёрного камня внутри силуэта золотой звезды жёлтым металлом вылит
текст: «Пермский писатель, автор повести-сказки «Капризка» Воробьев Владимир
Иванович (1916-1992)». Открыли мемориальную плиту дочери писателя Анна, Надежда
и правнучка Алиса.

Читайте
детям его поучительные сказки, читайте автобиографические рассказы, не
забывайте писателя, большую часть жизни прожившего на Урале.

Источники: 

https://www.permarchive.ru/index.php?page=kak-byt-schastlivym

http://www.astafiev.permkrai.ru/?p=259

Мульфильм
«Капризка» https://www.youtube.com/watch?v=aMl7PpG3gNQ